Наследный король / The Inheritor King (новелла)

Наследный король / The Inheritor King (новелла)
Автор	Мэттью Фаррер / Matthew Farrer
Переводчик	Dammerung
Издательство	Black Library
Входит в сборник	Крестовый поход Миров Саббат / Sabbat Crusade
Год издания	2014
Подписаться на обновления	Telegram-канал
Обсудить	Telegram-чат
Экспортировать	EPUB, FB2, MOBI
Поддержать проект

Сюжетные связи
Предыдущая книга	Могильный камень и Каменные Короли / The Headstone and the Hammerstone Kings

Далее следуют три истории, происходящие в прошлом. Первая – монументальна. Я восхищаюсь тем, как пишет Мэтт Фаррер, и считаю, что он – один из невоспетых королей литературы Black Library. И даже более, вообще научно-фантастической литературы. Мэтт базируется в Канберре, и я считаю его настоящим другом.

Мэтт создает глубокое, сложное, насыщенное повествование. За это мы его и любим. Этот рассказ (точнее, новелла) практически подавляет своим масштабом и размахом. В хорошем смысле слова. Мэтт написал замечательный рассказ для первой антологии, который пришел под самый конец срока. Я спросил: «Мэтт, где твой рассказ?» Он ответил: «Я начал его писать, но он превратился в нечто иное. В приквел к истории, которую я хотел написать. Поэтому я выкинул его, и теперь мне не хватает времени сделать то, что я хотел».

Я решил, что это что-то вроде «мое домашнее задание съела собака», и попросил все равно выслать мне «выкинутый» рассказ. Он прибыл через пять минут. И он был великолепен.

Эта новелла – продолжение того рассказа, и она – та история, которую он хотел рассказать с самого начала. Выбранная им тема – Адептус Механикус, которые убирают разбитые остовы с полей сражений, оставшихся за фронтом Крестового похода, и встречаются с чудовищными «машинами скорби», созданными военачальником Архиврага, гениальным Наследником Асфоделем. И что же можно сделать со столь мерзостными артефактами?

Окунитесь с головой в эту необъятность. Это единственная история в этой коллекции, приквел которой я вам очень рекомендую найти и перечитать в «Мирах Саббат», чтобы подогреть аппетит. Она настолько хороша. И настолько эпична. И она – новелла.

Мэтт изумит вас.

– Дэн Абнетт

I

«Вы рады, что скоро увидите кладбище?» – спросил тогда мусороголовый рунщик, и Мхороку Тобину понадобилось усилие, чтобы с его губ не сорвался поток ругани. Он просто сидел и смотрел на яркие строчки данных, не в состоянии решить, стоит ли удостоить этот вопрос хотя бы какой-то реакцией, и через несколько мгновений тот ушел с мостика, ничего более не сказав. При нем не было его маленького уродливого прислужника. Может быть, поэтому он и говорил еще более глупые вещи, чем обычно.

Вот до чего дошел Тобин. Вот какова теперь его жизнь. Таковы люди, с которыми ему приходится путешествовать. Таковы оскорбления, которыми полнятся его дни.

«Капитан «Рамош Инкалькулят». Когда-то он бормотал себе закольцованную аудиозапись этих слов – давно, когда дела только начали идти под откос. Так он пытался напомнить себе, что по-прежнему обладает значимостью и статусом, что он миропомазан на управление громадным кораблем Адептус Механикус. Но теперь он уже не находил в этом утешения.

Он знал, как теперь все кличут его корабль. Он запретил это прозвище на борту, но был уверен, что экипаж уже им пользуется. Потому-то вопрос был столь гнусным оскорблением, плевком в лицо. Намеренное унижение или невероятная, дремучая тупость? Тобин не знал, какое объяснение было наименее неприятным.

«Могильный камень». Вот как они называли его корабль. Могильный камень. Инертная, грубая вещь, чья единственная функция – показывать, где завершило свой путь то, что когда-то было живым.

И самое худшее в этой кличке было то, что даже для капитана Мхорока Тобина она была вполне логичной.

Побитый, выпотрошенный и старый, «Рамош Инкалькулят» уже не был гордым военным кораблем, что переносил на поле боя титанов в своих гигантских пусковых установках. Ковен магосов Легиона секуляризировал его, убрал из списков основных боевых единиц, переделал, устроив в нем ковчежный ангар для сбора и утилизации останков военных машин. Тобин пытался утешиться тем, что это была не какая-нибудь заурядная должность. Он должен был заботиться о павших идолах Бога-Машины в последние дни их существования. Но это лишь смягчало горечь, а не избавляло от нее.

Он так гордился тем, что командовал «Рамош Инкалькулят», ведя его на войну. А теперь он сидел на мостике гигантской мобильной метки для трупов.

Тобин посмотрел в оптические приборы, и его зрение наполнилось изображением, переданным с нижних сенсоров. Под ним расстилалась поверхность Ашека-II.

Приказ был таков: остановить «Могильный камень» над кладбищем.

Тобин подумал, что кто-то где-то наверняка счел это смешным.

II

«Могильный камень» висел над ней и действовал ей на нервы. Эта штука была слишком высоко, чтобы ее можно было увидеть с земли невооруженным глазом или не слишком продвинутой оптикой Адджи, но ее более тонкие и четкие чувства видели ее с болезненной очевидностью.

Адджи, техножрица, трансмеханик и до настоящего момента одна из двух наиболее высокопоставленных членов Механикус на кладбище Холодной Дельты, неподвижно сидела в темноте, окутанная поддерживающей паутиной. Она устроилась в анкерном киоте, настолько крохотном, что ее широкие плечи почти касались стен. Ее органический глаз был закрыт, два механических – задернуты заслонками, ее руки – тонкие, слегка усохшие органические руки, снабженные аугметическими рукавами из гравированного титана – были наполовину вытянуты вперед, а пальцы сомкнуты в сложном религиозном жесте ее культа.

В материальном коконе, окружавшем ее, царила тишина, но он был наименее важной из сред, за которыми она наблюдала. Для машинных чувств манифольд кладбища был столь же полон тихого, деловитого шелеста, как лесная поляна. Огромная антенна на храме-зиккурате трещала, как костер, и сияла, как маяк; на ее фоне промежуточные узлы связи, разбросанные по кладбищу, светили будто фонари, а пункты сигнализации по периметру казались маленькими жаркими свечками.

Сейчас была пересмена, и Адджи наблюдала за активным движением вокруг постов охраны и жилищ надсмотрщиков. Сквозь ворота для рабочих тянулись вереницы людей: бригады демонтажников, волоча ноги, уходили с кладбища, переваливали через гряду и возвращались в тюремный лагерь Миссионарии Галаксиа. Одно за другим приходили подтверждения: заключенные пересчитаны, количество правильное, все потери за день учтены. Горстка скитариев, бродивших по проходам между горами разбитых машин, просигнализировала о переходе на парадигму стрельбы без предупреждения, а часовые на главных воротах сообщили о повышенном уровне бдительности, когда приблизились краулеры с делегацией Адептус.

От этого Адджи снова испытала приступ отвращения. Въедливые, назойливые, ходячие помехи – вот кто они все: лезущая не в свое дело Миссионария, Сестринство, мусороголовые асессоры Администратума. Она слыхала, что они уже начали осаждать альфа-храм, еще только строившийся Механикус на руинах Высокого улья, со своими петициями, запросами и требованиями, как будто им давали право слова, как будто Ашек-II отвоевали ради них. Адджи с некоторой иронией сочувствовала своим коллегам на севере, которым приходилось со всем этим разбираться, но все ее веселье испарилось, пока она смотрела, как вокруг лагеря заключенных, где спали работавшие на кладбище ашекийцы, разрастается поселение Адептус. Эта дрянь не должна была доползти сюда, на юг.

Но вот они проезжают сквозь ворота, во всем официозе – сохрани нас духи Марса! – чтобы увидеть машинного жреца.

Так его называли эти идиоты, неважно, сколько раз Механикус использовали в коммюнике титул «магос-параллакт». Каким-то образом в их головах застряло это название на низком готике, и вытрясти его оттуда было невозможно.

«Ну и пусть развлекают друг друга, – кисло подумала Адджи. – Может быть, обе стороны будут настолько поглощены, что перестанут мешать тем из нас, кто по-настоящему занимается делом. Предстоят еще месяцы, если не годы труда, только чтобы разобрать основные боевые машины, и лишь потом мы займемся Каменными Королями. Пусть болтают обо всем, что им надо обсудить – они и это ходячее сотрясение воздуха, которое приехало на своем летучем надгробии».

К своему же раздражению, она на миг отвлеклась и перевела внимание, чтобы взглянуть сквозь ауспики на «Могильный камень» – гигантский блок механизмов, висящий в собственном далеком облаке манифольда, высоко в небесах. А потом она посмотрела глубже, на еще одну трансмеханическую линию, настолько плотно зашифрованную и гладко обработанную, что она не смогла бы ее взломать и прослушать, даже если бы захотела пойти на подобный риск. Эта линия линия связывала их гостя, Тея, магоса-параллакта, с маленьким неуклюжим сервитором, который таскался за ним почти повсюду. Крошечный манифольд из двух точек, который отражал любой контакт ее собственных систем.

Магос сидел в крохотной уединенной келье, которую ему специально выделили, прямо под вершиной зиккурата. Миниатюрный манифольд, который он делил со своим прислужником, был тихим и неподвижным, лишенным коммуникаций. Так было с тех самых пор, как он спустился с «Могильного камня» на челноке. И лишь Бог Марса знал, чем он занимается. Адджи надеялась, что он готовится к аудиенции с делегацией Адептус. Последнее, что нужно ей и техновидцу Дапрокку – чтобы этот чужак их подвел и еще больше усложнил им работу.

Она поймала себя на этой мысли и попыталась направить ее в другое русло. Ей не хотелось думать, что она настолько уязвима для раздражения и настолько неуважительно относится к рангу, который, в конце концов, выше ее собственного. Она сказала себе, что просто хочет, чтобы работа продолжалась. Чтобы в ней был порядок и контроль. Разве она просит слишком много?

Бросив еще один виртуальный взгляд на маленький замкнутый манифольд в келье магоса, Адджи вздохнула и вернулась к своим обязанностям.

III

При свете дня пожар выглядел скверно, но по ночам он становился изысканным и ужасающим произведением искусства. Скопления пронзающих небо металлических шпилей, окутанные черной дымкой на фоне белого неба, после захода солнца превращались в башни из слабого, темно-красного света, который становился то ярче, то тусклее, когда ветра разгоняли или сгущали облака дыма. Пузатые купола, теснящиеся у подножий шпилей в собственных венцах из башен, исходили дымом из проломленных боков, пока не наступала ночь, а потом их оранжево-белый огонь озарял иссохшую тундру на километры вокруг.

Каждый свод и выступ города-улья горел по-своему. На одних, чьи внешние оболочки были пробиты и расколоты бомбардировками, выступали вены пульсирующего света, что змеились на фоне черноты – трещины в стенах, за которыми все еще бушевало пекло. В иных местах зияли громадные раскаленные раны. Там, где лэнсы орбитальных кораблей пронзили пустотные щиты улья, вершины куполов превратились в светящиеся жерла вулканов. Словно открытые двери печей, пылали бреши в стенах, где титаны разрушили командный пункт или пробили вход для волн Гвардии.

Масштаб. Захватывающий дух масштаб горения. Опустошающий разум, стирающий мысли масштаб. Пожары дрожали и рябили на останках улья, порождали танцующие и ползущие вверх струи огня, создавали лавины из раскаленного докрасна металла там, где жар наконец сломил сопротивление структуры и обрушил ее куски вниз, туда, где бушевал и ревел огонь. И эти струи были чудовищны, шире, чем плечи титана, а лавины подобны гневу превыше гнева смертных, и каждая из них срывала слои металла, которые когда-то поддерживали в небе жизни тысяч людей, и швыряла их вниз, вниз в красно-оранжево-белую бурю, где каждый язык пламени был настолько велик, что способен был смести с лица земли целый город.

Пески Марса, кто мог бы подобрать слова, увидев это? Был ли хоть где-то в этой галактике послушник Машины, который достиг такой чистоты мышления, что это бы его не тронуло? Люди не созданы для того, чтобы созерцать такое. Вот что сотворила война. Она взяла эти города, где жили миллиарды, и превратила их в ад.

Горящие лестницы в ад.

Тей видел эту фразу, помеченную контекстной ссылкой, когда впервые мысленно обрабатывал данные об Ашеке-II. Он тогда отметил ее и направил в список инфогармонизации третьего порядка, которым вместо него занимался Бочонок. Эта фраза вернулась к нему, когда они вышли из варпа на краю системы. Вернувшись в реальное пространство, он заново завел привычку загружать низкоприоритетную информацию, чтобы она оставалась в его системе, пока органическое тело на несколько часов уходило в активный сон. Магос проснулся рано, пока механическая кора мозга все еще занималась циклом саморемонта. Он сразу оказался в полном, совершенно ясном сознании, под щелчки и жужжание собственных рук, снимающих и проверяющих аугметику ног, и, к своему удивлению, произнес эти слова вслух.

Горящие лестницы в ад. Он встречался с этим термином уже несколько раз, пока продвигался вглубь миров Саббат, в более поэтических депешах и образцах пропаганды, поступающих с фронта, но не знал, что он придуман здесь. Первым его озвучил, судя по всему, офицер Гвардии, глядя на погребальный костер, что был Высоким ульем Ашека-II.

Одна из башен улья содрогнулась и завалилась набок, по кольцу опор пробежала трещина, и часть его рухнула, рассекая обжигающий воздух, словно толстая, медлительная комета. Она упала на конусообразный купол, и оттуда вырвался новый, ревущий поток огня, рванулся, раскрываясь цветком, вверх, и растаял грязно-красным пятном, когда его растерзали сверхгорячие ветра. Этот огненный цветок был настолько высок и широк, что мог бы дважды поглотить шпиль, в котором Тей жил на Пирье. Безумие.

Но безумие завораживающее. Экипаж самолета, который облетел погребальный костер и запечатлел эти образы, весь состоял из добровольцев, закаленных в боях, рожденных не на Ашеке. Но Тей получил записи об экипаже вместе с другими данными и знал, какой эффект это на них произвело. Они вернулись немыми, их движения были заторможены, они переполнились этим переживанием и не знали, как его выпустить из себя. Командир получил порку за оскорбительное поведение, когда его вызвали для отчета, а он стоял перед начальством, не в силах вымолвить ни слова. Один пилот допился до смерти, а кто-то из пикт-операторов – попытался. А одна из навигаторов, не поднимая голос выше шепота, попросила перевести ее на Жернова, на третью ночь своего пребывания там тайком покинула лагерь и пошла пешком по равнинам жар-камня, в одной только рабочей одежде, пока радиация не прикончила ее. Галхолин Тей никому не пожелал бы такой смерти, и все же она, очевидно, пожелала ее себе.

В записи произошел сбой: цвет пикта слегка побледнел, края пламени на миг стали зернистыми. Это дало Тею тот небольшой повод, который был ему нужен, чтобы оторваться от созерцания. «Поворот колеса ведет его дальше», – пробормотал он, пытаясь вернуть себе хладнокровие, и вышел из просмотра. Пожар Высокого улья окружился черной рамкой, стал миниатюрой самого себя и занял свое место в обширной мозаике, развернувшейся перед внутренним зрением Тея. Здесь тысячами висели инфоблоки, расставленные во всевозможных направлениях в фиолетово-черном пространстве личного «собора памяти» Тея, и ждали его приказов.

Блок, показывающий горящий улей, расположился там, где положено, выпустил серебристо-белые шипы и беззвучно подсоединился к соседям. Первое, к чему он прикоснулся, представляло собой результаты орбитального сканирования развалин улья, какими они были сейчас – трехмерные черные каракули, пепельный шепот о том, что когда-то существовало. Сзади и выше, чуть левее, он соединялся с видео, заснятым в последней атаке после приказа сжечь ульи. Тей посмотрел и его, дважды. Удары лэнсов, превратившие ночь в яркий день, волна статики, провожающая выгоревшие пустотные щиты Высокого улья. Короткие полосы света из ракетных установок титанов, такие быстрые, такие невыразительные, пронзили улей точно в нужных местах. А потом внутри разгорелся ужасающий свет – взорвались зажигательные боеголовки, и начался пожар.

Активированное его вниманием скопище блоков начало вращаться и меняться местами, выдавая новую информацию. Один из них предложил тексты коммюнике, поступивших Легио Темпеста от маршала Блэквуда. В них передавалось согласие магистра войны Слайдо на всесожжение, которое вернуло Ашек-II Империуму столь дьявольской ценой. Другой открыл окно с данными о предварительных подсчетах этой цены. Администратум измерил урон, нанесенный десятинному статусу планеты, и стоимость логистических усилий, которые пришлось бы потратить Империуму, чтобы восстановить разрушенное. Третий прицепил к нему хронологическую последовательность депеш, анализ тактических ситуаций и схемы, демонстрирующие путь, которым Наследник покинул Ашек-II и сбежал из системы.

Тей на миг остановил внимание на этом имени. Блоки и цепочки отреагировали, снова поменявшись местами.

Асфодель. Это имя находилось в центре водоворота ссылок, залежей данных и референтных указателей. Ряд желтых рун вел к досье Наследника, собранному Муниторумом – или, по крайней мере, к той части досье, которую они согласились предоставить ордену Машины. Командование Гвардии распорядилось данными щедрее, чем обычно, и Тей добавил к ним то, что было официально раздобыто посредством его приватных техник. Впрочем, он предполагал, что Муниторум много чего не раскрыл об этом человеке. Так, как правило, и случалось.

Эти размышления вызвали новые реакции его глубинного сознания, и вверху, на периферии зрения, появилась мягко светящаяся розовая метка. Позади нее разветвлялись инфопути, которыми он мог бы проследовать от текущего потока мыслей: действующие дипломатические соглашения касательно обмена информацией между Муниторумом и Механикус, данные о взаимных меморандумах, в которых излагались эти соглашения, детали биографий представителей обеих сторон, которые подписали эти меморандумы, дополнительный пласт, обещающий детали о других официальных договоренностях между двумя организациями, истории конфликтов – как словесных, так и вооруженных, или тех и других сразу – в которых нарушались эти договоренности, сравнительная история дипломатических отношений с другими отраслями Адептус Терра, теоретические трактаты о законных основах членства Механикус в Адептус, и все это ветвилось все дальше и дальше, в каком бы направлении он ни захотел бы обратить внимание.

Он снова сфокусировался на побеге Наследника, и розовая метка, посерев, ушла на задний план. Теперь перед ним был пикт «Вороньей лапы», чудовищного крестообразного творения, на котором Наследник летал от системы к системе. Это был триумфальный образ, который линейный флот выбрал заголовочным файлом собственного досье на Ашек, одна из последних великих побед отвоевания. Флагман Асфоделя кренился и трещал под обстрелом имперцев, его раны истекали плазмой реакторов, замерзшим воздухом отсеков, потоками обломков разрушающегося корпуса.

Над изображением, как призрак, висела метка, ведущая к крутящейся малиновой руне, которая обозначала засекреченный элемент данных. Уверенность разведки крепла с каждой неделей, и Тей думал, что уже недолго осталось до подтверждения. Асфодель не погиб вместе со своей крепостью. Его не было на борту «Вороньей лапы», когда та, наконец, развалилась на куски, войдя в атмосферу, и пролилась дождем раскаленных метеоров на южный полюс Ашека-II. Он каким-то образом ускользнул от них, оставив после себя уродливую орбитальную крепость и громадное кладбище машин скорби.

(«Вы рады, что скоро увидите кладбище?» – спросил Тей капитана Тобина, и реакция того оказалась настолько странной, что Тей записал ее и сохранил для анализа в будущем, чтобы понять, не совершил ли он какую-то ошибку. Будет неудобно, если обсуждение кладбища окажется какой-то щекотливой темой. В конце концов, именно из-за кладбища они сюда и прибыли).

Данные снова пришли в движение – на передний план всплыла кучка янтарных меток, окруженная блестящими рунами приоритета и грифами секретности Механикус. Центральная информация его миссии, заранее сформированные ассоциативные цепочки, туго сплетенные одна с другой. Это было необходимо, чтобы подталкивать его раздумья в определенных направлениях, заставить мыслить самым продуктивным, по мнению архимагоза Гурзелла, образом. Тей этого терпеть не мог, хотя после столь многих миссий чувство притупилось и превратилось в усталое, гнетущее раздражение. Он работал и в худших условиях.

(«Вы рады, что скоро увидите кладбище?» – спросил он. Маленький клочок записи из его собственных внутренних логов кружился среди потоков и сплетений информации, словно одинокий сирота на балу, или как шелкомуха, что перелетает с цветка на цветок, чтобы прикрепиться к самому идеальному из них. Его движение оставляло метки связи, мерцающие, как серебряная пыль, на файлах, с которыми он соприкасался. Личные досье капитана Тобина, запечатанные и защищенные хранилища данных о машинах скорби и другие, менее понятные перекрестные ссылки, которые по какой-то причине упоминали кладбища или странные речевые тики – их вытащили алгоритмы сравнения и проверки, оперирующие настолько глубоко в мозгу Тея, что он даже не осознавал их работу).

Основные блоки закружились и расположились волнообразной дугой, напоминающей синусоиду. Они выстроились в историю войны машин на Ашеке, затем вокруг них скопились перекрестные ссылки, линии связи подтянули родственные файлы и снова их отпустили. Теперь один конец волны упирался в пожар Высокого улья, а записи, сделанные после завоевания, образовали мерцающее облако позади него. Дальше тянулся изгиб волны, состоящий из цепочки бронзовых и золотых иконок, которые показывали прибытие Легио Темпеста и их бои с войсками Асфоделя. На гребне разместилась вереница поражений Империума – пятая колонна ашекийцев объявила открытую войну, сожгла южные ульи и пошла на север через равнины жар-камня. Эти маркеры горели желчно-зеленым светом, отмечая поражения, но среди них висела ярко-белая руна, настолько густо увешанная перекрестными ссылками, что она как будто взрвалась, когда Тей переключил внимание на нее. Это был маркер битвы за Холодную Дельту, где машины Наследника впервые пробили серьезную брешь в линии имперских укреплений, и где год спустя контратака Легиона наконец превратила отступление Архиврага в бегство.

Холодная Дельта. Кладбище Каменных Королей.

IV

Командный мостик был растерзан, взрыв открыл его вечернему воздуху, но консоль для трансляции кода осталась цела. Женщина заскрежетала зубами, преодолевая боль от лазерного ожога на икре ноги, и продолжила работу. Ее руки порхали между кодовым ключом и энергетическим устройством, на ощупь проверяя контакты. Проверяя снова и снова. У нее не было права на малейшую ошибку. Она может умереть через считанные минуты и наверняка умрет в течение часа. И невозможно сказать, сколько этого времени ей, возможно, придется потратить, отбиваясь от аквилолюбивых мерзавцев, просто чтобы обеспечить работу своей маленькой машины. Контакты должны быть...

У нее перехватило дыхание, когда кодовый ключ засветился зеленым. Ковинд был прав, мозг Морового Короля по-прежнему работал. Он считывал код, копировал его, распаковывал и говорил с ним. Зеленое свечение ключа подкрасилось голубым, и двуцветный огонь отразился в ее глазах и на зубах, когда она ухмыльнулась. Подействовало. Короли разговаривали.

V

Каменные Короли.

Когда Тей на мгновение задумался над этим термином, данные снова растворились и снова кристаллизовались вокруг истории названия, образовав форму, напоминающую длинную закрученную раковину, из витков которой, словно дым, исходила рябь данных.

«Камнями» ашекийцы называли огромные столовые горы, которые островами поднимались из постоянно меняющихся иловых пустынь. Прочные скальные образования, неподвижные, как наковальня, на которую можно обрушить молот. Все самые крупные ульи-кузницы Ашека были построены на фундаменте «камней» и образовывали цепочку, пересекающую коварные равнины из мягкого сухого ила и радиоактивной пыли жар-камня. Они были столичными ульями великих имперских семейств, там располагались влиятельные храмы Механикус и могучие кузни Ашека. «Камни» были средоточием запутанной кастовой системы ашекийских машиноделов и мирских техноадептов, и стали укрепленным хребтом планетарной обороны против Архиврага, когда миры Саббат погрузились в войну.

А потом война дошла до Ашека, и Наследник Асфодель построил своих четырех великих Королей, чтобы сломить каменные крепости и сделать их своими собственными.

Один блок слился с другим, двойная иконка завертелась, метнулась вперед, и внезапно Тей почувствовал тряску. Его несло по неглубоким промоинам вокруг Глубокого Гнезда. Он знал об этом, потому что вспомогательный слой данных мгновенно загрузил контекст в его разум, и знал, что, если оглянуться, позади будет столовая гора Глубокого Гнезда и глыба улья, стоящего на ней, но он не мог этого сделать. Он видел только то, что видел пикт-рекордер на транспорте, и ничего больше.

Солнце уже зашло, сумеречный свет поднимался от западного горизонта. Он как будто отражал множество точек света, что ползли по темной пустыне внизу, и очерчивал силуэт нависшего над ними чудовища, которое злобно взирало сверху вниз на своих детей. Ядовитый Король, первая из мегамашин, что выступила на север с военных заводов Асфоделя. Широкое круглое основание терялось в вечернем сумраке, но остальная часть башни рассекала закат своими резикими черными очертаниями, и ее усеивали красные и пурпурные огни фонарей и тонкие лучи прожекторов, что двигались по сторонам. Она слегка сужалась кверху, и ее венчала луковицеобразная голова, где располагались батареи пушек и штурмовые мосты. Пропорции машины вызвали у Тея образ предплечья и кисти руки, которая сжалась в кулак, держа гранату.

(От этой мысли с шорохом возникли перекрестные данные, анатомические иллюстрации, детали вооружения, художественные произведения и религиозные символы, основанные на изображении поднятого кулака, но Тей не перевел на них внимание, и через миг, когда его субкогнитивные процессы не нашли явной корреляции, файлы скользнули назад и покинули активное сознание Тея).

Рябь желто-оранжевого света пробежала по верхней части лика Ядовитого Короля, словно порыв ветра на миг раздул угасающий уголь и вдохнул в него краткую жизнь. Каждая из этих крошечных искр была вспышкой из жерла одной из тех чудовищных пушек, которые Асфодель разработал специально, чтобы увенчать его первого Каменного Короля. Пикт-камера на транспорте Гвардии была недостаточно хороша, чтобы разглядеть снаряды, летящие по дуге к стенам Глубокого Гнезда, но аналитические системы Тея знали возможности Короля и набросали примерные траектории, которые изящно изогнулись в воздухе и исчезли на левой границе видео. Через миг картинка потеряла четкость и задергалась – пустотные щиты приняли на себя удар, и выплеск энергии просочился в электромагнитный спектр.

Еще через миг после того, как помехи исчезли, поле зрения развернулось. Транспорт пошел на перехват приближающихся машин – маленьких, быстрых, предназначенных для разрушения фортификаций. Они были известны как «Кулаки Надзибара». При повороте Ядовитый Король исчез из виду, и Тей отодвинул запись, прогнав инфокарту падения Глубокого Гнезда, прежде чем она успела развернуться. Это видео извлекли из разбитых останков транспорта. Экипаж так и не нашли.

Тей снова дрейфовал в водовороте инфометок. Он на долю секунды задержался на другом образе Ядовитого Короля – неподвижном пикте, сделанном в конце осады Железного Дома, где Король подошел достаточно близко, чтобы развернуть свои мосты, зацепиться за бок улья и прорезать и просверлить в нем бреши, через которые ринулись штурмовые команды. Железному Дому еще повезло. В более поздних сражениях Ядовитый Король просто изрыгал в такие бреши ядовитую пыль из своих собственных внутренних кузниц. Защитники умирали, а десятки тысяч жилищ и улиц становились отравленными и безжизненными. Тей не знал, делал ли он это по приказу Асфоделя, или же по желанию командующего Короля, кем бы тот ни был.

Но импровизированный токсичный арсенал Ядовитого Короля был примитивен по сравнению с вооружением его брата. Тей вывел вперед и в центр имя Морового Короля и стал смотреть, как цепочки данных снова скручиваются и меняются.

Вот Моровой Король в Губительной Шестьдесят-двенадцать. Так просто обозначалась на карте точка на иловых равнинах, которая приобрела дурную славу, когда Король пришел снять свой первый урожай имперских жизней. Его воротник из ракетных установок был нагружен отвратительным набором боеголовок: шрапнельные, чтобы иссечь химзащиту гвардейцев, везиканты, чтобы слущить с них кожу, асфиксианты, чтобы прервать дыхание. Газ опустился в прогалины между иловыми дюнами... а когда Гвардия начала отступать, спасаясь от смертельных туманов, Моровой Король распахал пустыню гипербарическими взрывами, которые подняли яды обратно в воздух, смешав их с удушливыми облаками мельчайшей пыли.

Губительная Шестьдесят-двенадцать до последней детали соответствовала профилю Асфоделя. Наследник строил боевые машины не только для сражений. Он строил их ради эффектности. Строил их ради – Тею не хотелось использовать это слово – величия.

Тей задумался над этим, пока мимо парадом проходила жизнь Морового Короля. Его мысли были полны кислого отвращения. Ужасающее наступление Короля на северо-западные берега Ашек Секунда было хорошо задокументировано. Отчаявшись победить его, командование Гвардии собрало столько визуальных данных, сколько могло, и теперь вокруг магоса мелькали и наслаивались друг на друга образы. Король превращает оазисы Святой Гавани в грязь и пар залпами зажигательных снарядов. Король опускает тяжелую бронированную голову, словно готовый броситься бык, и рельсовая катапульта, идущая по длинному склону его спины, сверкает, выпуская «Моровые шары» и истребители «Адский коготь». Король сражается с принцепсом Осхаи в Восьмой конурбации, после того, как Легионы титанов наконец прибыли спасать Ашек. Его мощное тело колыхалось, маневрируя между столпами черного дыма, в спине зияли трещины, а «Грабители» Фиделийского эскадрона рыскали вокруг, выжидая момента, чтобы сблизиться, словно скитарии, преследующие раненый танк.

Под взглядом Тея силуэты титанов окутались нимбами аннотаций и референтных ссылок. Тей подключился к одной из ярко-белых нитей паутины и проследовал ею сквозь мозаику к скоплению записей о битвах машин в последние месяцы кампании. Пока Ядовитый Король в одиночку держался против Легио Темпеста, Моровой Король испытывал сложности, сражаясь с опытными и целеустремленными принцепсами, которые охотились на него. Но Асфодель, должно быть, предчувствовал начало полномасштабной войны машин на Ашеке, потому что все аналитические отчеты разведки, которые имелись в распоряжении Тея, включая его собственные, предполагали, что к тому времени, как боевая группа Темпеста вышла из варпа у Ашека, там уже шло строительство Шагающего Короля.

VI

У Шагающего Короля была высокая и угловатая голова, и скошенные внутренние стены ее командного мостика когда-то смыкались вокруг похожего на клюв излучателя пустотных щитов, который торчал вперед под окнами мостика до того, как его вырвала чудовищная когтистая лапа «Тирановы Праймал», титана класса «Владыка войны». Кабели, шедшие туда от мостика, были выдраны с корнями, а точки доступа к устройствам передачи кода – изуродованы настолько, что не поддавались ремонту. Ковинд Шек был готов к этому. Ему приходилось смотреть на уродливый кратер в благородной голове Короля каждый день, что он проводил в рабских трудах на кладбище «машин скорби». Но главный набор передатчиков был почти цел, и это превосходило все его надежды.

Внизу раздавались звуки выстрелов. Он прополз в пещеру, пробитую под мостиком, и начал ремонт: выдергивал куски из мертвых механизмов вокруг, соединял их вместе, обходил наиболее поврежденные участки. Искусство направлять тонкие потоки энергии сквозь контрольные системы было одним из меньших таинств, и Шек знал его достаточно хорошо, чтобы делать работу по большей части наощупь. Пробраться обратно на мостик вперед ногами, по смятым путям для проводов, оказалось большей проблемой, чем переподключение транслятора.

Его оборудование было уже готово. Он подумал, не прерваться ли, чтобы пробормотать благословение Четырех Интеллектов или молитву, которую мог бы услышать Наследник, но звуки огня приближались. Вместо этого он подсоединил блок механизмов, который он поднял на вершину Шагающего Короля, и увидел, как маркер засверкал ярко-голубым цветом. Подключение завершилось. Стрекочущий код заполнял синаптические пути трех мертвых Королей. Скоро он перельется в свой последний сосуд и возродит его к жизни.

VII

Определенная деталь в дизайне Шагающего Короля привлекла внимание магоса Тея. Нечто в повороте его груди, в том, как огромные внешние пластины брони распределяли вес вокруг шарнира, опирающегося на мощную заднюю часть машины. Сейчас он просматривал последовательность, смонтированную из дюжины оптических логов скитариев, сражавшихся у Третьего террадука. Огромный сверкающий механизм поворачивался под свирепым полуденным солнцем Ашека, вставал на четырех задних ногах, словно кентавр, потом, опираясь лишь на одну пару, поднял голову и плечи над сине-серым телом титана «Сагитта Цели». Волны вздыбленной земли хлынули из-под ног титана-«Грабителя», который пытался затормозить и прервать атаку, метящую в голову Шагающего Короля. Его руки уже были выброшены вперед, жерла пушек дымились, но прежде чем он успел выстрелить, когти на двух средних конечностях Шагающего Короля сложились, и гигантские мельта-пушки в предплечьях разнесли передние пустотные щиты «Грабителя». Все вокруг побелело...

VIII

Охранники кладбища сражались изо всех сил, но их взяли врасплох, и все передатчики кода уже работали. Стрекочущие трансляции соединились, переплелись друг вокруг друга и начали расти. Ветвиться. Развиваться.

IX

…картина снова восстановилась с другого угла зрения. Раненый скитарий лежал, распростершись в тени своей сгоревшей «Химеры», и делал то, чем еще мог помочь ходу сражения: передавал тактическую съемку и данные в манифольд Легиона, покрывающий поле боя. Две громадные передние конечности Шагающего Короля опускались на лишившуюся защиты спину «Сагитта Цели», вокруг одной пылали синим пламенем силовые поля, а из другой, словно когти, выступали вибрационные дрели, целясь в ракетный контейнер на сером бронированном плече.

Они замерли на середине пути. С Тея было довольно имперских смертей, ему не хотелось видеть, как Шагающий Король добавляет в свой список «Сагитта Цели». Он снова увеличил вид этого шарнира, промотал запись назад и опять просмотрел, как Король откинулся назад, принимая атаку «Грабителя». Рядом тут же возникли контуры чертежей: такое же сочленение использовали на мире-кузне Фезе для титанов Легио Мирмидор до того, как их кузницы были разорены во время Эпохи Отступничества. Открылись ссылки на иные шаблоны, которые начали заполнять инфопространство вокруг застывшего Шагающего Короля: конфигурация хребта от недолго просуществовавших вариантов «Владыки войны» с кузниц сектора Оррелин, схема распределения массы, сделанная святыми Камбири Иллюмината из монастырей Фобоса, даже сияющий красный шаблон из древнейших и наиболее тайных планов Первого Легиона, заложенных еще до Великой Ереси.

Поле зрения Тея теперь кишело изображениями, Шагающий Король почти исчез, погребенный под слоями информации, которые сплетали собственную паутину взаимоотношений и порождали новые анализы. Тей отпустил картину и углубился в хитросплетение связей и выводов, время от времени протягивая мысль, чтобы связать записи вместе или направить одну из них в очередной аналитический паттерн. К этому времени первоначальное видео сражения было закрыто призванными им ссылками, гущей белых и желтых сетей, которые...

Нет. Эти элементы кода... были чужими. Они были столь же нежеланными, как уродливое искажение приятного воспоминания, такими же неприятными, как любимая песня, распеваемая фальшивыми голосами. Это были помехи. Нечто извне.

Образы застыли, стали крупнозернистыми и лишились цвета, а затем разлетелись из поля зрения по десятку различных траекторий, на ходу сортируясь и выстраиваясь, пока не исчезли. Возникло ощущение подъема и понижения давления, как будто он выныривал из глубокой воды. Конечно, это была лишь иллюзия. Физически он не сдвинулся ни на йоту. Тей закодировал эти ощущения в своей церебральной аугметике, потому что так ему было проще изменить когнитивные состояния.

Потом он ощутил порыв, как будто что-то большое унеслось от него на большой скорости. Это было его созерцание Каменных Королей, застывшее вместе со всеми компонентными мыслями, чтобы его сознание могло в любой момент снова подобрать их. Оно замкнулось в самоподдерживающуюся матрицу и отлетело по ноэтической связи к Бочонку, чтобы храниться в его инфокатушках, пока не понадобится хозяину. Но пока что оно ушло из разума магоса, и его мысли были чисты.

Тей посидел еще секунду-другую, наслаждаясь легкой эйфорией, которая всегда наступала сразу после завершения процесса, но его настроение быстро испортилось, и он ничего не мог с этим поделать. Он перенес в состояние полного бодрствования один элемент созерцания: уродливый, многослойный, решетчатый паттерн шумового кода, который задел его разум, пока он медитировал. Что-то происходило. И для него было делом принципа узнать, что это такое.

Тей закрыл дополнительные слои зрения и посмотрел на своего спутника ясным взглядом. Бочонок флегматично сидел на другой койке, уперев широкие подушки стоп в пол и слегка наклонив вперед голову. Капюшон натянут на голову, глаза закрыты; были бы они открыты, он бы отстраненно смотрел вдаль прямо сквозь солнечное сплетение Тея. Мощная инфокатушка, за которую он и получил свое прозвище, выдавалась из спины, образуя купол сразу за головой. Ее гладкий темно-серый металл блестел от бронзовых вставок и мерцающих скоплений полудрагоценных камней.

В этом куполе хранился временно прекращенный инфотранс, обрабатывающий данные о Каменных Королях. Также он анализировал досье на сотрудников Адептус, занимавшихся сбором «машин скорби» на огромное кладбище, где поселился Тей. Еще он продолжал нить его размышлений касательно маршрута, которым Наследник мог сбежать в глубину миров Саббат. А еще он поднимал воспоминания о безрезультатной войне машин на Челлори, за двести лет до рождения Тея, и искал в них параллели с осадами «камней». И тысячи других мысленных нитей, ждущих, пока Тей не извлечет их через ноэтическую связь и снова загрузит в свое первичное сознание. Они сплетались между собой, создавали перекрестные связи и находили закономерности, готовые послужить основой для интуиции и понимания.

Тей каталогизировал их, проверяя, не привела ли какая-то из его мыслей к чему-либо полезному, когда второй раз ударил отвратительный стрекочущий код, и снова белесые кружева поплыли по его полю зрения. Но нет, это было не повторение, а амплификация. Отмотав назад сенсорные логи, Тей осознал, что код и не прекращался – просто угас, а потом снова усилился.

Он не мог узнать этот код. В этом явно было нечто неправильное. Через миг Тей уже стоял в дверях кельи, а Бочонок, качнувшись вперед, соскользнул с койки и встал за ним.

– Что предлагаешь делать? – спросил Тей. Бочонок не ответил. Он никогда не говорил. Оба покинули келью и вышли под яркий чистый свет галереи.

X

– Кладбищенский Храм! – голос был металлический, со странным тембром. Без сознательного управления Тея его системы второй и третьей линии начали прочесывать хранилища памяти Бочонка, чтобы найти образцы записей с такими же искажениями. Результаты поиска замигали на левом краю его зрения. – Говорит Сарелл, Адепта Сороритас из Ордена Пера, любому из персонала Механикус, который это слышит! У нас есть причина полагать, что этот рейд мятежников направлен на… Каменных Королей. О-ответьте!

Через миг голос заговорил снова – сообщение было таким же. Тей отправил в манифольд храма краткий залп машинного кода и мгновением спустя получил ответ техновидца Дапрокка. Тот был на верхней ступени маленького зиккурата, у подножия трансляционной мачты.

– Кладбищенский Храм! Говорит Сарелл, Адепта Сороритас из Ордена Пера...

Процессы перекрестной проверки через секунду сверили передачу с ней же самой и показали Тею, что паттерны повторяются. Это не сестра Сарелл говорила одно и то же – вокс-системы святилища закольцевали ее слова.

– У меня для вас готов таймлайн событий, магос, – сказал Дапрокк, когда Тей сделал десять осторожных шагов вверх по лестнице и оказался на пике зиккурата. Бочонок остался внизу. Тей почти мог бы шагнуть с верхней ступеньки ему на плечо. Он посмотрел на своего спутника еще мгновение, потом перевел взгляд на кладбище. В этот час оно выглядело как созвездие металлических отблесков под лунным светом, местами подкрашенное оранжево-белым – там, где рабочие развесили фонари. Остовы четырех Каменных Королей виднелись мертвыми черными силуэтами на фоне живой звездной тьмы ночного неба. Громадный склон Морового Короля поднимался в небеса позади Дапрокка, перекошенный и просевший посередине от пробоины, убившей его. Ядовитый Король стоял, пьяно покосившись, в неразличимом переплетении лесов за спиной Тея. Справа от них нависал Шагающий Король, чьи гигантские руки висели по бокам, но все еще полнились осязаемой тяжестью и угрозой. Световые линии, окаймляющие его разодранный лик, как будто делали его еще более, а не менее, зловещим во тьме.

Слева от них, настолько близко, что Дапрокк неосознанно напряг плечо, как бы защищаясь от мрачного силуэта, возвышался громадный изогнутый таран Наследного Короля, словно конус горы на фоне звезд.

– Этот сигнал, который закольцован. Он ведь – не перевод кода, так? – спросил Тей.

– Нет, магос. Это передача от конвоя, который вез делегацию Адептус на встречу с вами. Сестра Сарелл – одна из их числа. Транспорт держал канал открытым. Адджи использует трансиверы манифольда, чтобы отследить сигнал, несмотря на помехи от чужого кода.

– Мы уже передали им ответ?

– Если я правильно понял маршала Орфиона, мы прикажем им повернуть обратно к периметру кладбища и оставаться там, пока с этим... беспорядком не разберутся.

Тей снова посмотрел на кладбище. Он уже менее чем за секунду загрузил и ассимилировал таймлайн Дапрокка. Теперь перед его зрением появлялись маркеры и точки с пояснениями, как будто среди металлических обломков вырос чудесный сад из голубых и оранжевых светящихся деревьев.

Перестрелка... Последнее известное местонахождение трех охранников эскорта/предполагаемое направление побега нарушителей... Двое нарушителей убито, элементы конвоя теперь держат... Точка преследования альфа... тэта... Представитель Адептус [ориентировочная метка АДАЛЬБРЕКТ Джерс] ранен/обездвижен, многочисленные потери среди нарушителей... Пробита система защиты в корпусе Шагающего Короля...

Там, где деревья-маркеры росли гуще всего, Тей увидел маленькую сверкающую руну, которая показывала, откуда шла трансляция.

– Вы считаете, это правильно? – Тей сохранял спокойствие в вокализациях, но стрекочущий код царапал его электронные чувства, заставляя нервничать. – По вашим же данным, эти люди вооружены и уже доказали, что они на нашей стороне... Ну, я знаю, что у вас уже случались проблемы с ашекийскими партизанами, так что мы можем предположить, что они стоят и за этим нападением. Эти делегаты – враги нашего врага, не считая того факта, что они изначально считаются нашими друзьями.

– Дело принципа, магос, – слегка чопорно провозгласил Дапрокк. – Все, что здесь происходит, относится только к Машине. Посторонних здесь с самого начала только терпят. У них нет права настаивать...

– Неприкосновенность нашего ордена и его тайн превыше всего, – согласился Тей. Он был довольно-таки впечатлен. Большую часть времени техновидец взирал на августейшего гостя с благоговением, если не благоговейным страхом. Тей еще ни разу с момента встречи не слышал, чтобы он был настолько прямолинеен.

Ночной ветер принес издалека серию трескучих звуков. Автоганный огонь, который ни с чем не спутаешь. Тей сделал краткую паузу, чтобы дать собеседнику понять, что значит этот шум.

– И все же, – продолжил он, – я бы хотел, чтобы вы поразмыслили над угрозой этой неприкосновенности, которую представляют собой нарушители – те самые, с которыми, похоже, эти Адептус сражаются плечом к плечу с нашей собственной охраной, – он вернул данные таймлайна Дапрокку вместе с собственными аннотациями, подтверждающими его точку зрения. – Не должно ли это интересовать нас в первую очередь? Адептус направили все свои силы на борьбу с этими захватчиками. А захватчики направили все свои силы на самые важные машины из тех, что у нас здесь находятся.

Ему не нужно было уточнять. Он рассчитал маршруты по цепочкам стычек и погонь и добавил багряную руну приоритета на те места, куда должны были привести эти маршруты – на трех мертвых Каменных Королей.

– Короли... – начал Дапрокк.

– Короли – цель налетчиков. Цель, которую они, похоже, достигли, – Тей встроил вокс-траффик в свою карту таймлайна. – И эти Каменные Короли испускают код, который мы пока не можем расшифровать, и он накрывает весь наш храм и все остальное. Код, который, только между нами и самим Божественным Интеллектом, – он сделал жест в сторону четырехметрового символа Махина Опус, что висел на трансмачте над ними, – настолько продвинут, что проник в поток моего мышления, пока я находился в трансе. Подумайте секунду над этими фактами, если желаете, технопровидец, но больше одной вам вряд ли понадобится.

В голосе Тея внезапно появился лед. Дапрокк снова занервничал. Хорошо.

Прежде чем он успел ответить, по воксу снова раздался женский голос.

– Говорит Сарелл, Адепта Сороритас из Ордена Пера, любому из персонала Механикус, который это слышит! У нас есть причина полагать, что этот рейд мятежников направлен на… Каменных Королей. О-ответьте!

– Будьте галантны и постарайтесь связаться с почтенной сестрой, Дапрокк, – сказал Тей. – Сделайте мне такое одолжение, если вам угодно. А если неугодно, то считайте, что это прямой приказ.

Он слегка отодвинул назад капюшон, чтобы его две изумрудных оптических линзы прямо посмотрели в четыре фиолетовых Дапрокка. Он знал, что если тот увидит всю конфигурацию, то перед его зрением автоматически появится дополнительный слой данных, включающих официальную печать Тея – ранг магоса-параллакта. Это был грубый метод, но Тей чувствовал, что и так уже затянул. Кажется, он снова слышал выстрелы, доносящиеся откуда-то из-под ног Ядовитого Короля.

– На кладбище вторглись враги, Дапрокк. А когда я оказываюсь посреди вторжения, мне уже не до этикета. Вперед.

XI

Стрекочущий код прекратил затухать и снова вспыхивать. Теперь он превратился в постоянное бормочущее шипение на краю восприятия Тея. В его мыслях развернулись нити ассоциаций, даже без квази-визуальной помощи инфомозаики. Ему вспомнились мягкие зловещие звуки коррозивных снегопадов Коренваста, от которых металлические каньоны, соединяющие ульи, шипели и покрывались патиной. И нежная музыка солнечного ветра, которую он улавливал электромагнитным слухом, когда выходил медитировать в безвоздушное пространство астероидных храмов Кхейм III. И шелестящие молитвенные колеса в монастырях Механикус на Пирье-Семмару, постоянно транслирующие осанны Богу-Машине, что несутся по воздушным волнам, используя тайные и священные принципы синтакса...

Тею не следовало удивляться, что эта цепочка мыслей вызвала у него судорогу в конечностях, а перед внутренним зрением возникла ярко-красная предупреждающая руна. Чем бы ни был этот код, он был достаточно похож на творения Механикус, запечатленные в витках его памяти, чтобы сработали предупреждения, встроенные архимагосом Гурзеллом в его брифинговую загрузку.

Забавное дело – нужно иметь особое разрешение, чтобы следовать путям своих собственных размышлений. Но вскоре Тей решил, что это было к лучшему, когда приехала делегация Адептус.

Вспыхнули яркие, бело-голубые прожекторы, которые рыскали во все стороны, пока транспорт на толстых колесах огибал последние кучи кладбищенских обломков. Наконец, он выехал на расчищенное пространство вокруг зиккурата. Свет озарил красную мантию Дапрокка, который вышел навстречу маленькой разношерстной группе, высыпавшейся из открытого люка. Они поспешили к нему, и поднятая их ногами пыль окружила их, словно нимбы. Тей помедлил на нижней ступени зиккурата, и пока Дапрокк шел к делегации, насчитал две мантии клерков Администратума, по меньшей мере три униформы Имперской Гвардии, мундир одной из гильдий восстановления планеты. А за ними...

– Дапрокк! Кто из вас технопровидец Дапрокк?

Крик донесся от более высокой из двух фигур, шедших позади. Женщина в униформе Ордена Пера Адепта Сороритас – Сарелл, решил Тей – поддерживала долговязого юнца с широким подбородком и неуклюже выбритой тонзурой, одетого в длинную рясу рукоположенного проповедника Миссионарии Галаксиа. Досье памяти Тея выбросили на передний план его сознания имя – Джерс Адальбрект – и за ним последовала цепочка медицинского анализа: Адальбрект напряженно и неловко придерживал одно плечо и руку, и язык его тела ясно говорил о недавнем боевом ранении.

Потом внимание Тея перехватил шум, выплеснувшийся из открытого люка транспорта. Он расставил длинные металлические руки и сфокусировал на этом звуке слуховые приемники на голове, плечах и ладонях. Его ни с чем нельзя было спутать: вокс транспорта был осквернен теми же стрекочущими помехами, которые прокрались в его собственные чувства. Он почувствовал, будто что-то ползет по конечностям и спине – механизмы его тела приходили в состояние готовности янтарного уровня – и услышал щелчки, с которыми рефлекторно активировались многочисленные скрытые системы защиты.

– Наш трансмеханик сейчас оценивает сигнал согласно таинствам ее ордена, – тем временем говорил Дапрокк, словно защищаясь, – которые я не буду обсуждать. Сигнал оценивается как не представляющий угрозы для нашей базы и, без сомнения, для вас. Также будет выяснено, имеет ли он отношение к мятежным действиям, произошедшим сегодня. Эти действия в данный момент берутся под контроль. Нет причины для нетерпения, сестра.

Тей бы закатил глаза, если бы его хрустальные оптические приборы предусматривали возможность такого движения.

– Мы можем перейти к лечению ваших раненых в качестве проявления гостеприимства одного Ордена к другому, – продолжал Дапрокк.

Снизу донесся крик, а потом послышался другой голос, от которого Тей заострил внимание на раненом миссионере с широко раскрытыми глазами.

– Короли снова обретают свои голоса, – прохрипел Адальбрект. – Это не что-то… безвредное. Они что-то делают с Королями.

Тей развернул свои чувства, проследил путь отвратительного стрекота по манифольду, и теперь, когда он знал, что искать, смог четко его разглядеть. Код шел волнами между тремя разбитыми Королями: Ядовитым, Моровым, Шагающим. С каждым новым позывом и откликом он становился плотнее и сложнее. Трупы Каменных Королей разговаривали.

– Вы можете гарантировать, что эта трансляция настолько безопасна, что можно просто позволить им ее продолжать? – сестра почти орала на Дапрокка у подножия ступеней. – У нас нет ни сил, ни умений, чтобы прервать ее из транспорта, но у вас есть эти радиоантенны и трансмеханик. Технопровидец, пожалуйста. Примете ли вы во внимание то, что я вам сказала?

– Дапрокк? – транслировал Тей в спектре, неслышном для воксов Адептус и основного манифольда. – Директивы практичности превыше догматов чистоты. Пожалуйста, уделите внимание тому, что они говорят. Пусть Адджи прекратит работу над интерпретацией и заглушит сигнал. Я хочу, чтобы он стал неразборчивым. Я хочу, чтобы он был испорчен до неузнаваемости и больше. Проглотите свою проклятую гордость и сделайте это.

Дапрокк не пошевелился, не отвел взгляда от сестры и ее шатающегося, полубессознательного спутника. Но Тей услышал/почувствовал вспышку кода, которая вышла из спинальной антенны техновидца и разошлась по манифольду. Долю секунды спустя пришел ответ трансмеханика Адджи.

«Наконец-то», – подумал он и невольно повернулся к огромному темному шпилю Наследного Короля, что нависал над ним и над его маленьким, слабоосвещенным кладбищем на фоне темнеющего неба Ашека.

XII

Минуло четыре дня, и кладбище угрюмо покоилось в густом сумраке посреди белого дня.

«Рамош Инкалькулят» уже не был едва различимой точкой высоко в небесах – он навис над головами давящей, неподвижной массой металла и камня. Мхорок Тобин ответил на призыв Тея, и, соответственно своему прозвищу, «Могильный камень» спустился и застыл над кладбищем, заменив ему небо.

Исчез серый, подернутый облаками простор пустынных небес. Теперь весь его занимал гигантский подъемник, что закрыл собой бледный свет ашекийского солнца, проникавший на кладбище лишь в первый и последний часы дня. Теперь, когда брюшные пластины разошлись, и громадная пещера ковчежного ангара была открыта, она выглядела как потолок храма с высокими арками и крестовидными сводами, а внутреннее освещение мерцало, словно лампады. Только потом, когда наблюдатель задумывался над тем, что увидел, или улавливал краем глаза что-то поближе, он осознавал перспективу, и тогда размер «Могильного камня» ударял по разуму с силой молота. Этот просторный сводчатый храм висел в полутора километрах над головой. Эти элегантные ажурные узоры, едва видимые под темной крышей, были подъемниками и кранами, способными с силой оторвать от земли титана, и наборами инструментов, которые могли разрезать его на куски. Высокий потолок, который как будто изгибался аркой над полным благовоний нефом, на самом деле мог бы незаметно для себя поглотить целый собор, если бы корабль опустился на землю, а потом поглотить еще с полдюжины.

Окулярный череп поднимался в воздух к этому громадному пространству на гудящей суспензорной подушке, немного трясясь от легких колебаний атмосферы. Яркое серебро его инкрустации и аугметики потускнело от тени «Рамош Инкалькулят» и вездесущей ашекийской пыли. Когда он оказался настолько высоко, что с земли выглядел менее чем пылинка (и все равно еще не прошел и трети пути до «Могильного камня»), то остановился, завис и повернулся отполированным и лакированным лицом вниз, к кладбищу.

Где-то там, посреди всех этих разбитых машин, тело магоса Тея шагало в полуавтоматическом режиме, а техновидец Дапрокк волочился позади него. Довольно приличная часть чувств и сознания магоса Тея перешла по безопасному туннелю манифольда, проложенному «Могильным камнем», наверх, в череп, и теперь размещалась там.

Галхолин Тей уже больше века занимался своим делом, довольно странным для Адептус Механикус, и никогда прежде не видел зрелища, подобного тому, на что сейчас взирал глазами черепа. Если на то будет воля Омниссии, он будет заниматься им еще век или другой, и все равно изумится, если увидит что-то подобное снова.

Череп поворачивался в воздухе, тихо щелкая оптикой.

Кладбище не имело никакого торжественно-мрачного порядка, подразумеваемого этим словом. Оно походило на рой насекомых, или корявый нарост отвратительного грибка цвета ржавчины, или на видимый с большой высоты громадный холм мусора, какие скапливались вокруг имперских городов и подножий ульев, но затмевало все сравнения, которые пытался придумать Тей. Оно было вещью в себе.

Оно было фрагментами, и панцирями, и остовами, и обломками. Здесь имелись километровые участки, где «машины скорби» стояли упорядоченными рядами, а их отломанные куски были сложены друг на друга рядом с ними, но гораздо больше было мест, куда их просто стащили и бросили – накренившиеся горы металлических тел, кучи стальных поршневых конечностей, оторванные турели, наваленные курганами, словно черепа рядом с пуниторием Арбитрес, фрагменты и ленты танковых гусениц, лежавшие бугристыми холмами среди парада покосившихся машин. Между горами мертвого металла вились узкие тропы. Они были широкими дорогами снаружи, там, куда все еще свозили с равнин новые механические трупы, но потом съеживались до крошечных пыльных ниток, едва протискивающихся между шаткими грудами разбитых боевых машин, наваленных в три человеческих роста.

Кладбище было сегментированными телами поршневых «Гробовых червей», что валялись перекрученными, с зияющими разбитыми кокпитами. Оно было «Колесами свежевания», которые пьяно опирались друг на друга, покрытые оспинами от лазерного огня и измятые макроснарядами или ударами ног титанов, но шипы на их боках оставались острыми, как мясницкие крючья. Оно было омерзительными зубчатыми телами «Висельных пауков», что лежали среди груд собственных отстреленных ног. Оно было целыми эскадронами лягушкообразных «Пастей мучений», стиснутых в смерти плечом к плечу со злобными приземистыми фигурами «Смертонавтов». Оно было уродливыми кучами «Моровых шаров», тошнотворных, как гниющие плоды, и вагонами «Неболомов», что лежали изломанными линиями, будто змеи, раздавленные колесом грузовика. Кладбище было зловещими, тяжелыми силуэтами четырех Каменных Королей. Чудовищные тени, которые они отбрасывали на небо, наполняли сердце холодом даже теперь, когда они были мертвы, выпотрошены и сами накрыты тенью «Могильного камня».

Кладбище было всем этим и больше: убийственными шипами, торчащими во все стороны, режущими конечностями, раскинутыми под нелепыми углами, волоконными кнутами, готовыми дрогнуть, ожить и срезать последний кусок имперской плоти с неосторожного рабочего. Кладбище было памятником смертоносным машинам Асфоделя и смерти, которую в свою очередь принес им Легио Темпеста. Для Имперской Гвардии кладбище было способом куда-то согнать и избавиться от призраков, которые рычали в их кошмарах. Для магосов, которые прибыли на Ашек II после имперской победы, кладбище было вызовом, брошенным в лицо Механикус. Для Галхолина Тея кладбище было загадкой.

Кладбище было...

Череп снизился на десяток метров, и его суспензоры зашипели, тормозя и поворачивая.

Кладбище было выстрелами, и криками, и воплями, и бегущими фигурами...

XIII

– Магос?

– Это определенно одна из точек ретрансляции стрекочущего кода, – сказал Тей. Он смотрел на троицу «Шагающих танков», грубо наваленных друг на друга. Их ноги были наполовину вытянуты, и в пространстве под ними размещались беспорядочно набросанные, пробитые и смятые обломки кто знает откуда.

(Где-то в системах Тея работал субпроцесс, что каталогизировал все фрагменты и сравнивал их с известными моделями машин и другими обломками, зафиксированными его постоянным подсознательным сканированием кладбища вокруг. Тею нравилось быть тем самым «кем» из фразы «кто знает откуда»).

– Магос?

– Посмотрите на вершину самого верхнего танка, где разорвало кабину, – сказал Тей, указывая на это место. Он удлинил указующую руку где-то на метр для пущего эффекта. – В пустоте внутри было сделано, за неимением лучшего термина, гнездо. Кто-то установил там тарелку приемопередатчика. Это точно совпадает с вашими тригонометрическими расчетами, Адджи. Подтверждение? Мнение?

– Магос! – снова окликнул Дапрокк тройным голосом: вокализацией, бинарным кодом и резким электромагнитным визгом на тревожной частоте.

– Сомневаюсь, что они доберутся до нас, техновидец, – ответил Тей, не отрывая взгляд от маленькой закамуфлированной станции. – И шансы того, что они доберутся и умудрятся нанести хоть сколько-то значимый вред кому-либо из нас, достаточно низки, так что я полагаю, тратить время на эту проблему бесполезно. Пожалуйста, посмотрите на гнездо. Вам требуется визуальная информация от какого-либо из привязанных ко мне черепов?

Еще два из них порхали у вершины кучи, ощупывая ее сканерными лучами и передавая Тею мозаичное изображение хитро упрятанного поста ретрансляции, который использовали погибшие ашекийцы.

В этот миг Дапрокка интересовали не столько мертвые партизаны, сколько живые. Звуки охоты уже были настолько близки, что он слышал их, даже если бы настроил свой слух на чувствительность обычного человеческого уровня. Стены из обломков вокруг приглушали звук, и техновидец не мог сказать, насколько быстро погоня приближалась к ним. Были ли они ее целью? Этот унизительный рейд на кладбище случился почти сразу после того, как магос Тей прибыл на Ашек II, не может же это быть просто совпадением? Он бросил взгляд на «Могильный камень», образовавший пещерный потолок вместо неба, но ощущение защиты Бога-Машины, на которое он надеялся, так и не появилось.

Магос Тей не осматривался. Его странный маленький сервитор не дернул и мускулом, а просто стоял, согнувшись под весом инфокатушки. Как Тей мог просто игнорировать идущий бой? Кортикальные улучшения Дапрокка не были настроены на военный анализ или тактические расчеты. Его прислали сюда надзирать за ритуальной разборкой и утилизацией орды сломанных «машин скорби», что усеивали пустыни и лежали грудами вокруг подножий «камней». Когда он приехал сюда, то думал, что война окончена. К этому его не готовили. Он почувствовал острый укол зависти к трансмеханику Адджи, что сидела в сердце своей сети манифольда там, в храме-зиккурате и не обязана была лично сопровождать Тея.

– Подтверждаю, магос Тей, – ответила она по высоким линиям манифольда. И она, и Тей пользовались шифровыми протоколами, которые придавали ее передачам неприятный оттенок, отдававшийся скрежетом в чувствах Дапрокка, но не могло быть никаких разговоров о коммуникациях без подобных мер безопасности, пока не будет решена загадка того происшествия четырехдневной давности. Партизанский рейд был тщательно спланирован и проведен умело и дерзко, и все же это была самоубийственная миссия, которая обошлась им в троих способных лидеров и две дюжины бойцов. И все это лишь для того, чтобы послать бессмысленный код между тремя разбитыми боевыми машинами? Даже столь монументальными, как Каменные Короли?

Невдалеко снова послышалась стрельба, и спинальные гироскопы Дапрокка зажужжали – таков был его эквивалент вздрагивания – когда срикошетившая пуля выбила высокую металлическую ноту из какого-то куска мусора, который находился слишком уж близко для него.

– Это сделано не вражескими силами, – говорил тем временем Тей. – Ни один из элементов не совпадает с тем, что разработал Асфодель для своих собственных машин. Это краденое имперское оборудование. Даже не подобранное на поле боя. Не военная модель. Посмотрите.

Точка общего доступа замерцала Дапрокку и Адджи сквозь манифольд. Ухватившись за нее, они увидели вид сверху вниз на массивный ящик передатчика, предназначенного для ношения на плече, втиснутый в кабину одного из танков. Он был больше и примитивнее, чем элегантные храмовые машины Адджи, но Тей был прав. Определенно, имперский. Все они, к их общему отвращению, видели уродливые шрамы на передней части ящика, где штыком сточили чеканные надписи Механикус. Тяжелое литье на верхней части ящика было помято и частично оплавлено – видимо, оттуда что-то отломали.

Через миг после того, как Дапрокк это заметил, изображение изменилось. Тей обвел отбитую часть красной рамкой для большей заметности и наложил на нее быстрый набросок того, что там находилось до того, как это украли партизаны.

– Золотая аквила, – сказал магос с удовлетворением, которое Дапрокку совершенно не хотелось разделять. – Это нам кое о чем говорит.

И вот тогда по манифольду прошла рябь – трансляция, у которой не было точного органического аналога. Гневный вопль, ликующий крик, красное марево в глазах, волна дерганого, насыщенного адреналином возбуждения, проходящая сквозь живот и поднимающаяся по позвоночнику. Кодированный клич скитария, идущего в бой.

XIV

Сервочереп повернулся лицом к земле и рухнул как камень. Его слуховые сенсоры были слишком грубы, чтобы уловить выстрелы на таком расстоянии, да еще сквозь шум ветра. Но глаза обладали потрясающим зрением – их создали по самым сложным шаблонам, какими только располагала его родная кузня – и без проблем различили клубы пыли из-под бегущих ног, дульные вспышки, мелькающие размытые пятна инфракрасного излучения от лазерных лучей, раскаляющих воздух.

Череп снова включил суспензорное поле, замедлил падение и изменил траекторию, устремившись к месту пересечения трех троп, вьющихся между кучами старых боевых машин. По одной дорожке скачками мчалось красно-бирюзовое пятно – штандарт на спине бегущего скитария. Что-то шевелилось и лязгало в закоулке меж двух разбитых танковых корпусов, между двумя другими тропами – его добыча, мужчина и женщина, что забились в свои укрытия и целились в приближающегося врага. Тропа за спиной скитария была усеяна трупами, укрытыми саванами из серого тряпья и серой пыли.

Череп резко затормозил, по-прежнему глядя вниз, и завис в десятке метров над тропой. Скитарий, чьи органические торс и голова бугрились мышцами, закутанными в флак-ткань, скакал на изогнутых назад аугметических ногах из амортизированной стали и сжимал в обеих руках по короткому, но смертоносно тяжелому гладию. Второй воин Механикус, следующий за ним, поднял короткоствольный гранатомет на дорсальном дендрите, напоминающем скорпионий хвост, и метнул поверх головы своего товарища светошумовой снаряд. Выстрел автоматически послал предупреждение в локальный манифольд, и череп на миг снизил оптическую чувствительность, а под ним вспыхнула бело-голубая сверхновая.

(И все равно свет был таким ярким, что даже на расстоянии десяти метров, отделенный кучей мусора и дорожкой, Галхолин Тей пробормотал: «Вот это мощь», наблюдая за вспышкой глазами сервочерепа. В это время его инфопотоки анализировали спектр света, и мимо него проносились нити данных о строении гранаты и ее происхождении, характеристики гранатомета, ссылки на тактические трактаты о сенсорном вооружении, профили скитариев, известных подвигами в рукопашной, и многое другое).

Первый скитарий не замедлил шаг: его глаза захлопнулись от ноэтического предупреждения, и он рассчитал свой бросок к намеченным целям исключительно по ментальной карте, сделанной за миг до фотонной вспышки. Он был хорош в своем деле. К тому времени, как оптическая связь черепа с магосом Теем возобновилась, она показывала дергающиеся и истекающие кровью тела двоих партизан. Убийца поднял их в воздух на клинках, пронзивших каждого сквозь грудину.

Этот жест был частично театральной жестокостью, частично тактическим приемом. Тела приняли на себя большую часть автоганной очереди, выпущенной третьим партизаном – невысоким человечком с темными волосами, который прижался к стене из мусора в четырех метрах от скитария – а остальные пули остановила флак-ткань. Скитарий с ревом раскинул руки, расшвырял в стороны трупы, заполнил собой проход, и это зрелище приковало последнего стрелка к месту. Он дрожал, сжимая в потных руках автоган и даже не пытаясь его перезарядить, пока вторая граната – реактивный взрывчатый снаряд – не попала в цель и завершила дело.

К тому времени, как эхо взрыва затихло вдали, череп встроился в манифольд кладбища, и оба скитария подняли головы, заметив его своими машинными чувствами. У одного было неприкрытое человеческое лицо, оскаленное и налитое кровью, у другого – кожаная маска с намалеванными на ней молотом и шестеренкой. Долгий миг они пристально смотрели на сервочереп, затем система распознавания союзника преодолела боевые настройки, и оба воина коротко отсалютовали ему, а затем повернулись и побежали прочь.

Сервочереп Тея снова вышел из манифольда и начал взбираться обратно на большую высоту, оставив своего хозяина и его дурное настроение на земле.

XV

– Я должен был действовать быстрее, – вслух вокализировал Тей Бочонку, не особо заботясь о том, слышит его Дапрокк или нет. – Не катаклизм, конечно, но все-таки. Попасть врасплох из-за таких событий. Не подобает.

– Магос, я думаю, что...

– Техновидец, я не могу представить, что вы не слышали, чем закончилась стычка. Эта конкретная группа злоумышленников, которые, как вы думали, собирались предать вас ужасной судьбе, погибла. Я увидел, как это произошло. Моего слова вам должно быть достаточно.

– Магос Тей...

Эти слова послышались одновременно из ротовой решетки Дапрокка и от трансмеханика Адджи по манифольду кладбища.

– По одному за раз, пожалуйста, – Тей резко повернулся и пошел прочь по дорожке между грудами обломков. – Трансмеханик, сначала вы.

– Манифольд принял сервочереп, подчиненный вашему собственному ноэтическому присутствию, магос, как и те два, которые, как вы сообщили, прибыли с вами. Теперь он разрегистрировался, – в поле зрения Тея обвиняюще вспыхнула переданная от Адджи запись лога, констатирующая краткое официальное существование дрона. – Магос, я – трансмеханик храма и надзираю за его манифольдом. Со всем уважением к вашему рангу, я должна настоять на том, чтобы о любом устройстве от первого до третьего порядка, которое состоит в вашей свите и намерено двигаться по манифольду, извещалось...

– Спасибо, трансмеханик, я понимаю ваше беспокойство и не забуду. Техновидец Дапрокк?

– Мы не туда идем, магос.

– Неужели?

– Я имею в виду, сэр, что направление нашего движения противоречит тому, что я полагаю нашей целью здесь. Если мы намерены изучить точки конфликта, сопутствующие основному вторжению партизан, нацеленному на Каменных Королей, то самые важные места уже остались позади. Если же наши цели изменились, то я убедительно прошу передать мне соответствующие данные, чтобы я мог пересмотреть собственные планы активности и продолжить предоставлять вам всю поддержку, на которую я способен.

Дапрокк закончил последнюю фразу практически на бегу, едва поспевая за тяжелой походкой инфосервитора Тея. Высокая худая фигура самого магоса едва виднелась вдали – его темно-красная мантия с капюшоном сливалась с тенью «Могильного камня».

– Похвальная дипломатичность с вашей стороны, техновидец. Мое изменение маршрута для вас непонятно, и вы хотите знать, что я делаю.

Тей сопроводил ответ изображением. На нем были слова Дапрокка, разложенные, словно упражнение по составлению кода в тренировочном комплексе Механикус, с исправлениями и перефразированиями, вписанными инструктором.

Дапрокк подумал, что магос находил это смешным. Сам он не видел никакого юмора, но чувство долга и целесообразности требовали, чтобы он подыграл.

– Если вам так угодно сформулировать, магос. Могу ли я получить информацию о ваших текущих планах?

– Сверьтесь еще раз с картой, Дапрокк.

Техновидец покорно открыл разбитую сеткой и покрытую примечаниями карту кладбища, которую он разделял с Теем. Он заметил новую красно-синюю инфометку в том месте, где двое скитариев только что убили партизан. Дапрокк подумал, есть ли какой-нибудь способ спросить Тея, почему его ни капли не беспокоил бой, не нарушая протокол.

Несколько точек на карте вспыхнули зелено-белым, и на каждой возник личный знак Тея, чтобы показать, кто их отметил. Оглядевшись, Дапрокк увидел эти знаки, висящие в воздухе вокруг него – система картографирования наложила их поверх его зрения.

– Вспомните все места, которые мы посетили этим утром, – сказал ему Тей. Гнездо в куче «Шагающих танков» было их пятой остановкой. Каждое проинспектированное место было потайным пунктом трансляции, которое помогало соединить звенья кода между тремя Каменными Королями в ночь налета.

– Есть, магос.

– Ни в одном из них не велась обработка данных, – сказал Тей. – Это просто передатчики, а не устройства, создающие код. Их расстановка свидетельствует о планировании. Гнезда не просто установили в первых попавшихся местах. Их устроили заранее люди, которые знали, куда именно будут направлены их передачи. Это должно быть очевидно для трансмеханика Адджи, чей орден посвящен в таинства кодовой речи и соединений на дальних расстояниях.

Адджи наверняка его слушала, но не воспользовалась этим намеком, чтобы ответить. Дапрокк подозревал, что она бойкотировала разговор в отместку за грубость Тея.

– Вспомните гнездо, спрятанное в той громадной куче танковых гусениц. Нужно было приложить немалые усилия, чтобы установить его, особенно людям, использующим самое простое оборудование, как эти бригады предателей. И это даже без учета того, что все это надо было делать втайне, или маскировать под обычную работу, причем находясь под наблюдением.

Под его наблюдением. Если бы на лице Дапрокка оставался хоть клочок органической кожи, он бы покраснел. Лагерем рабочих управляли ауксилиарии Гвардии и Миссионария, но ответственность за кладбище и его машины лежала на техновидце.

– То же самое для гнезда в кабине «Неболома». Само по себе оно легко поддается маскировке, но учтите, что им нужно было пронести туда источник питания, украсть и установить несколько компонентов трансмиттера. И мы только что увидели еще одно гнездо, размещенное с таким же вниманием, но с использованием передатчика, который они украли у какого-то надзирателя из Миссионарии Галаксиа. Из всех областей неполных данных, которые у нас теперь имеются касательно установки вспомогательных трансляторов, какая самая обширная?

Вспышка данных, которую Тей отправил по манифольду после этих слов, была настолько сильна, что на миг захлестнула Дапрокка. Его походка превратилась в ковыляние на негнущихся ногах – его процессоры достигли пиковой мощности, пытаясь совладать с этой информацией, а органический мозг был слишком заворожен ею, чтобы обращать внимание, куда идет тело. Это было не что иное, как клочок мысленных логов самого Тея, невероятная фрактальная сеть обозначений и инфоследов, буря значений, перекрестные ссылки, протянувшиеся сквозь измерения и слои, которые разум Дапрокка, каким бы натренированным и технически усиленным он ни был, не мог и надеяться постичь. Он не знал, сколько десятилетий труда ушло на то, чтобы перестроить сознание магоса таким образом, чтобы оно могло функционировать посреди всего этого. И он не знал, хотел ли Тей сделать ему комплимент, предположив, что он способен справиться хотя бы с этим крошечным кусочком данных, или же магос просто выставлял напоказ свое преимущество. Это был другой вопрос, для ответа на который у него не хватало информации.

Дапрокк осознал, что врезался в отросток ноги «Гробового червя», и едва не свалился.

– Поторопитесь, пожалуйста, техновидец, – окликнул его Тей обычной вокализацией. – Если мы хотим узнать больше о том, что замышляли бригады ашекийцев, то нам надо поговорить с теми, кто управлял ими. Мы идем в лагерь рабочих за пределами кладбища. Сейчас ведь самое подходящее время, не правда ли?

XVI

Большинство Адептус размещались в частично восстановленных укреплениях «камня» Хладолом, но Джерс Адальбрект всем сердцем принял свою роль духовного наставника ашекийских бригад заключенных и установил пост Миссионарии Галаксиа внутри самого трудового лагеря.

Недавние события сказались на нем скверно. Записи Тея говорили, что все было в порядке на протяжении месяцев после войны машин. Рабочая сила освобожденных граждан Ашека хранила мир, посещала богослужения и упорно трудилась над разборкой «машин скорби», которые стаскивали с остывших полей сражений всего континента, чтобы заполнить постоянно растущее кладбище.

Потом прибыл «Рамош Инкалькулят», а с ним появился слух, что некий великий техножрец из внешнего Империума собирается вскрывать Наследного Короля, и оказалось, что искаженная Наследником машинная религия ашекийцев не так-то мертва, как похвалялись кюре Миссионарии. Глубоко в кладбищенском лабиринте были спрятаны секретные логова и тайники с оружием. Произошли поломки оборудования, которые при анализе постфактум все больше и больше напоминали прикрытия для краж, и резкий рост несчастных случаев со смертельным исходом, который при аналогичном рассмотрении выглядел так, словно партизаны приносили кровавые жертвы своим Королям.

А потом была самоубийственная миссия с целью пробудить самих Королей, бунты и карательные меры, саботаж, дезертирство, насилие и растущее неподчинение. К тому времени, как «Могильный камень» опустился на землю, работа на кладбище сошла на нет – у верноподданных имперцев был полон рот хлопот с их бывшими подчиненными, которых теперь надо было затоптать и загнать за решетку. Лагерь лежал в руинах, укрепления Адептус законопатили выходы и эвакуировали большую часть персонала, а горстка скитариев, выделенных храмом, теперь круглые сутки охотилась на беглецов по всему кладбищу. Убийства, которые Тей созерцал тем утром, были далеко не первыми, и никто не ожидал, что они станут последними.

Тей решил, что даже если бы он ничего из этого не знал, то о многом бы догадался, увидев лицо Адальбректа. Проповедник был не в лучшей форме при их первой встрече, когда он, шатаясь, вышел из ночи с отстреленным шипом «Колеса свежевания» в плече, но теперь он выглядел хуже.

Адальбрект сидел в своей маленькой комнате в задней части монастыря Миссионарии, в жарком полумраке за закрытыми ставнями. Пол был завален его вещами: беспорядки затронули каждый квадратный метр лагеря, и суматошная обстановка нисколько не способствовала квази-военной дисциплине, которую обычно демонстрировали клирики Миссионарии. Письменный стол проповедника был разбит во время последней волны бунтов, и он писал, положив бумагу на сломанный крупноформатный инфопланшет, который лежал у него на коленях.

Лицо Адальбректа вытянулось и исхудало от утомления и поста, и к тому же отекло от недостатка сна. Он не был стар, но сгорбился над импровизированным письменным столом, словно длинномордая горгулья, скорчившаяся на углу ульевой башни или носу звездолета. Он не потрудился ни встать, ни отдать честь, когда вошел Тей. Проповедник только закрыл глаза на миг, отложил стилус и неуклюже переставил планшет на пол у ног.

(Субпроцесс обычных рутин бодрствующего режима Тея сделал пикт записей Адальбректа в те полсекунды, что они была открыты, повернул его, чтобы можно было рассмотреть написанное, и начал анализировать, связав его для дальнейшего контекста с визуальным логом, записываемым с тех пор, как они прибыли в лагерь. Также он выискивал связи с другими документами, которые Тей увидел, оглядев комнату от входа. Магос не отдавал намеренной команды и не осознавал, что он это делает. Он просто знал, что все это – пикты, записи, анализ, контекст и предположения – появится, как только ему понадобится. А если не понадобится, то будет вечно жить в инфокатушках Бочонка).

Второго сиденья здесь не было. Ничего страшного. У Галхолина Тея не было ни одной органической детали ниже основания шеи. Он заблокировал конечности в стабильной позиции и встал, ожидая, поприветствует ли его Адальбрект.

– Это вы тогда наблюдали за нами, – наконец, сказал евангелист. Голос у него был гладкий, хорошо поставленный, но тихий и невыразительный. – Я видел вас. В ту ночь, когда... – он безучастно махнул рукой, – когда мы поехали на кладбище. Меня ранило.

– Да, – сказал Тей и снова замолчал. Он многое хотел выяснить у этого человека, но вопросы могли подождать. Ему было интересно, что он может узнать, просто наблюдая за тем, как Адальбрект начнет разговор. Или не начнет.

– Мы думали, что они пришли за вами, – наконец, сказал проповедник. – Я думал. Только о вас последнее время и разговаривали. У нас раньше были только младшие шестереночники... – его голос утих, и он уставился на пол между своими стопами. – Простите, магос. Это было невежливо. Здесь были... Мы встречались с членами вашего жречества, которые занимались повседневной работой кладбища, но не видели ни одного из высокого ранга, близкого...

Он поднял взгляд. Тей наблюдал, как священник шарит глазами по его груди, плечам, капюшону, запястьям, краю мантии – по всем местам, где у обычного магоса были бы знаки ранга и положения. Не найдя подсказки, Адальбрект посмотрел ему за спину в поисках свиты. Но позади Тея не было никого, кроме Бочонка.

– ...э, к вашему. Вы, можно сказать, занимали наши умы. Мы думали, что вы возьмете руководство на себя. Все измените. Вы же... машинный жрец? Правильно?

– Это идиома из имперского готика, появившаяся вне культа Механикус, – сказал Тей. Справа в его поле зрения вспыхнули ассоциативные нити: диалекты имперского готика, концептуальные и лингвистические анализы разговорного готика, официального, высокого, машинного жаргона во всех его формах, трактаты о лингвистическом/когнитивном/культурном формировании культуры и религии Механикус и их классических имперских аналогах, и многое другое. Они шипели, толкались и пытались пробиться в его первичные мыслепроцессы. Как часто бывало, ему понадобилось сознательное усилие самоконтроля, чтобы не перевести разговор в фоновый процесс и позволить альфа-разуму свободно носиться по бесконечным и чудесным потокам данных.

– «Магос-параллакт» – вот официальное обозначение моей должности, подходящее для вашего использования, – продолжил он. – Это позиция за пределами формальной иерархии нашего жречества. Вам не следует утруждать себя деталями рангов.

Адальбрект кивнул и снова повесил голову. Тей отвлекся на краткий миг, так что ни один наблюдатель – особенно немодифицированный – не заметил бы паузы в разговоре. Но этому человеку, похоже, приходилось напрягаться, даже чтобы просто сфокусироваться на разговоре.

– Но я думаю, что они не были... Были? Я так уже не думаю, – голос Адальбректа как будто медленно поднимался откуда-то изнутри, словно выбеленное мертвое дерево, всплывающее из темной воды. – Мы все еще находим новые доказательства. Они были организованы. Они планировали все это... – снова это странное помахивание рукой.

– Они планировали это задолго до того, как до них дошли слухи о моем прибытии, – сказал Тей, решив, что настало время чуть-чуть подтолкнуть собеседника. К тому же он хотел завершить эту нить разговора. Если бы он оставил ее открытой, это бы раздражало его чувство порядка. – Более того, похоже, что это мое прибытие заставило их действовать быстрее, хотя они еще не завершили приготовления. Операция имела всевозможные недостатки, которые указывают, что этот их лидер...

– Ковинд Шек, так его звали.

– Ковинд Шек, значит, – сказал Тей, который это уже знал, и перед его глазами развернулся пикт мужчины и его досье, – не смог выполнить свою последнюю миссию на том же уровне, на каком проделал остальные свои операции.

Он добился реакции. Лицо Адальбректа исказилось, словно Тей всадил в него клинок.

– Он был довольно способным человеком, не правда ли?

– Вы общались с Ковиндом Шеком. Он имел доверительное положение среди вашей паствы. Как вы оценивали его во время работы с ним?

Это был безжалостный вопрос. Он просил Адальбректа опорочить себя еще чуть больше, объяснить собственными словами, насколько ловко обхитрил и победил его Шек.

Тей неожиданно для себя восхитился тем, что проповедник ответил сразу.

– В то время я счел, что он... серьезный человек. Как все ашекийцы, которых я знал. Замкнутый, тихий, скупой на слова. Все время задумчивый. Вы знаете... – Адальбрект изобразил поджатые, напряженные губы. Это была распространенная привычка у местных, обозначающая, что они оставляют свои мысли при себе.

Тей, чье лицо неспособно было менять выражения, все равно кивнул.

– Он был очень убедителен, – продолжал Адальбрект. – Как бы это для вас ни звучало, я знаю, что я не единственный, кто на это попался. Шек пользовался доверием у всех нас. Он действительно казался тем, кем хотел быть. Обычный ашекийский беженец, который не поддался технокультам Архиврага и хотел очистить свой мир и восстановить его под сенью аквилы.

– Он был старшим членом вашей паствы? Какими религиозными практиками он занимался?

Адальбрект пожал плечами и снова скривился. Видимо, рана в спине еще не совсем зажила.

– У него не было какого-то конкретного религиозного ранга, – сказал он. – Он был наблюдателен. Присутствовал на всех службах, где я проповедовал рабочим. Теперь я думаю, что он тщательно старался соблюсти свое прикрытие. Он знал стандартные вопросы и ответы в церемониях свидетельствования или самоотречения паствы. Он... не отличался заметной набожностью, не устраивал проблем. Он сливался с остальными.

– Просто один из многих.

– Один из многих. Он хорошо работал, но это не моя сфера. Я занимаюсь духовным возрождением Ашека, а не физическим.

В голос Адальбректа кратко вспыхнула несломленная гордость. Тей был странно рад этому.

– Близкие сподвижники Шека? Те, что использовали имена Йопелл и Псинтер?

– А, это были ложные имена? Многого я о них не скажу. Я знаю, что они были лидерами заговора, и это все. Вам лучше узнать об этом у надсмотрщиков Администратума, – он издал горький смешок. – У тех, что остались после того, как бунтовщики сожгли логистические центры.

– Однако вы поддерживали моральный дух и общий уклад рабочих лагерей, – сказал Тей. – Ваша работа основывается на знании паствы. Эти бунты были так же рассчитаны и целенаправленны, как до сих пор продолжающиеся инфильтрации на кладбище?

Адальбрект покачал головой. Второй раз за беседу в нем зашевелилось оживление.

– Мое мнение? Они спонтанны. Принцип, по которому активные заговорщики организовывали беспорядки, чтобы прикрыть себя, довольно-таки очевиден, если подумать задним умом, и эти бунты ему не соответствуют. Они все еще полны гнева, они знают, что Шек мертв, поэтому теперь они в свободном падении, и им нечего терять, и еще они боятся того, что еще может произойти с их Королями.

– Их Королями, – эхом повторил Тей.

– Их Королями.

– Множественное число. Интересно.

– Совершенно точно. Те двое, которые мне встретились на кладбище, определенно использовали множественное число. Вы думаете о каком-то одном из них?

– Я думаю о них всех. Напомните мне о встрече на кладбище. Кстати, то, что вы сделали, достойно одобрения. Вы браво сражались. Многие из ваших коллег не пережили бы подобного испытания.

– Они разгневали меня.

– Ваш отчет о событии не упоминал ваше эмоциональное состояние. Но я вас понимаю.

– Они назвали меня «орлолюбом».

– Не то оскорбление выбрали, как оказалось, – сказал Тей.

Адальбрект по-прежнему смотрел в пол, вспоминая.

– Сказали мне, что они слушают своих Королей, а не аквилу.

– Что это ночь, в которую Короли найдут свои голоса. Так ведь они сказали вам, верно?

– Верно, – сказал Адальбрект. – Определенно, Короли. Множественное число. Вы хотите понять, почему Наследный Король был единственным, который не заговорил?

Тей не ответил, но наклонил голову к левому плечу, глядя на Адальбректа – проявление языка тела, которое мозг помнил по полностью органическим дням его жизни.

– Вы прибыли, чтобы узнать о Наследном Короле. Другого и быть не может. Он единственный, который остался в хотя бы отдаленно рабочем состоянии, потому что его единственного так и не вывели в поле. Они только закончили строить его и начали катить на север, когда титаны сожгли Высокий улей. Он не увидел сражений. Все остальные – просто развалины. Вот зачем вы сюда прибыли, так?

Адальбрект помотал головой.

– Не обращайте на меня внимания. Я не то что бы способен кому-либо угрожать. Даже другие Адептус уже не прислушиваются к моим проповедям, так мне кажется. Мы просто следуем рутине, пока очередной бессмысленный бунт не прикончит тех из нас, кто еще остался. Потом они все придут и постучат в ворота вашего кладбища. Тогда они будут вашей проблемой. Скажите тамошним техновидцам, что я пытался их предупредить.

– Вы настолько неуверены в адептах Администратума, которые здесь остались? И надзирателях Муниторума?

Адальбрект скорчил безрадостную ухмылку мертвой головы.

– Они перестали выпрашивать новых бойцов, чтобы присмирять эту толпу – фронт двинулся дальше, новая стадия войны утягивает солдат с этой планеты быстрее, чем они успевают написать прошение об их замене. А те, кто еще не успел выбраться, уже начали умолять о переводе подальше от этого... – еще одно вялое помахивание рукой, – …от этого места. Их не переведут. Никто не хочет находиться рядом хоть с кем-то, кого хоть как-то затронула эта темная дрянь, и они не будут бросать свежие ресурсы на то, чтобы поставить все это обратно на ноги и заставить снова работать. Они просто оставят нас всех гнить в пустыне вместе с машинами, которые мы пытаемся прикончить ради них.

Ухмылка исчезла. Налитые кровью глаза уставились в лицо Тея. Адальбрект снова поднял свой маленький наколенный стол. Записки, которые он делал, были началом экклезиархального псалма покаяния, которое повторялось снова и снова, копируемое с угрюмой и методичной точностью.

– Мы все здесь умрем. Я – всего лишь единственный, кто с этим смирился.

XVII

– Могу ли я поинтересоваться, что вы узнали в лагере рабочих, магос?

Тей услышал вопрос Адджи, но поначалу не ответил. Он стоял рядом с Бочонком в том месте, где одна из более широких трон вливалась в участок расчищенного пространства вокруг покатого подножия Наследного Короля. Вид Короля с этой позиции был последним, что увидел бы в своей жизни встретившийся с ним имперец – так замышлял Асфодель, или так, по крайней мере, казалось магосу. Острие гигантского носового тарана в вышине, огромные бастионы, нависающие над ним, как будто вот-вот обрушатся и раздавят его. Тей едва мог себе представить, как бы выглядел Король, по-настоящему надвигающийся на него. Даже неподвижный, он производил впечатление такой массы и мощи, что пространство вокруг него как будто изгибалось.

Тей вышел из шестиколесного транспорта Муниторума на периметре кладбища и на секунду задержался, чтобы загрузить логи предыдущего дня из скитария, который встретил его и эскортировал внутрь. День был спокойный, и Тей решил пойти повидать Наследного Короля пешком. Он чувствовал себя настолько уверенно, что доверил процесс хождения автоматической программе, связанной с его зрением и глазами Бочонка, а сам тем временем отключился от материального мира и медитировал под водопадом данных, изливаемом архивными хранилищами.

Он все еще видел отдельные капли. Иконка, означающая подборку файлов о Наследном Короле, висела под багряной руной безопасности, которую архимагос Гурзелл встроил в его инфомозаику. Тей смотрел, как она крутится перед глазами, и думал думы.

Потом Адджи окликнула его снова, и субсистемы, которые наблюдали за окружающей средой, указали, что она использовала физическую вокализацию с малого расстояния. Фактически она стояла прямо за его спиной.

Трансмеханик Адджи имела широкое и тяжелое телосложение. Ее красная мантия с зеленой каймой плотно прилегала к телу, скрепленная плетеными металлическими перевязями, на которых висели инфоковчеги и филактерии маршрутизаторов. Как подобало ее положению в храме – она стояла выше в таинствах ее ордена, чем Дапрокк в своих – Адджи имела свиту, хотя и представленную лишь одним сервитором. Он шел прямо за ней и нес в руках графеновую антенну, словно пальмовый лист, поддерживая связь персональной ноэтики Адджи и средоточия кладбищенского манифольда.

Чувств у Тея было значительно больше обычных пяти, поэтому он мог видеть электромагнитные тени, призраками окружающие тело Адджи, и ее связь с передающей станцией позади. Ее кортикальная аугметика работала на повышенной скорости, а метаболическое управление органического тела тратило больше физической и обрабатывающей энергии, чем обычно для подобных систем. Эти признаки указывали на возбуждение, страх или сердитое негодование. Скорее всего, последнее.

– Я повторяю свой вопрос, магос, за отсутствием вашего ответа.

Определенно, последнее. Тей сделал знак шестеренки и произнес кодом сложное, замкнутое само на себя приветствие и благословение, относящееся непосредственно к культу трансмехаников, но это ее не умилостивило.

– Здесь все совсем не в порядке, магос. Наш контроль над кладбищем куда более шаток, чем вы, как мне кажется, думаете. Мы думали, что человек, обладающий вашей репутацией и послужным списком, сможет усилить его, а не добавить к нашей работе еще один непредсказуемый элемент.

В некоторых особо утонченных кругах Адептус Механикус непредсказуемостью восторгались. Ведь она означала, что нечто еще не понято до конца, а это значило, что нужно раскрыть или отвоевать новое знание. Тей решил, что лучше не озвучивать это соображение. Адджи явно не подразумевала комплимент.

– Свободное падение, – сказал он вместо этого, чем слегка удивил себя. Так говорил Адальбрект. «Они в свободном падении, и им нечего терять». Тей сначала не придал этой фразе большого значения, но запись всей беседы уже мариновалась в его параллельных процессорах, и когда он снова вывел ее на передний план сознания, воспоминания вдруг вспыхнули так же ярко, как если бы он только что вышел из комнаты проповедника – и эта фраза была в центре информационной сети.

На Адджи это не произвело впечатления. Она бросила в него маленьким кусочком кода – самым простым протокольным обозначением «ожидание статуса данных».

– Это ремарка местного проповедника из Миссионарии Галаксиа, которая отвечает на ваше высказывание касательно порядка и контроля, – сказал он. – Он описывает ашекийцев как находящихся в свободном падении. Они отбросили любые рациональные рамки мышления или поведения, которыми можно было бы воспользоваться, чтобы повлиять на них. Администратум и Муниторум пока не допустили того, чтобы их одолели превосходящей огневой мощью и численностью, но проповедник Адальбрект считает, что ситуация может только ухудшиться. По его мнени, это место превратилось в позорное недоразумение. Он намекнул, что власти, ответственные за восстановление планеты, просто не будут оказывать нам поддержку живой силой и припасами. Кладбище и его рабочий лагерь нельзя назвать самодостаточными. Месяц без поставок, и все будет кончено, так мне кажется.

– У них нет дисциплины и хотя бы представления о высшей цели, – сказала Адджи. В ее голосе послышалось нечто похожее на удовлетворение. – Адептус Механикус требовали рабочую силу, состоящую полностью из слуг нашего культа. Если бы мы настояли на этом, все было бы иначе.

– Если бы мы настаивали, то объединили бы всех прочих Адептус против себя, вообще бы ничего не добились, и кладбище перешло бы под полный контроль Администратума. Кто знает, что бы сделали друг с другом бюрократы и «машины скорби»?

– Ничего такого, чего обе стороны не заслуживают! – резко ответила Адджи. Она подошла ближе, встала рядом с Теем и уставилась вверх, на Короля. – Толпа невежественных, не понимающих машины бурдюков и куча праведно разломанного еретеха. Во всем этом нет ни йоты благодати Омниссии. Оставьте их в покое, пусть грызут друг друга, пока не останется только мусор, и пусть все это послужит им наглядным уроком. Именно так, как послужила война, скажу я вам. Эта планета была потеряна для Света, пока мы не решили вмешаться.

Одна аугметическая рука с вывернутыми пальцами сложилась в определенный жест при слове «Свет» – стилизованная смесь шестеренки и солнца, которая была символом одного из тысяч трансмеханических субкультов северо-востока галактики. Тей скопировал жест, и его инфопотоки унесли изображение к архивам технотеологии сегментума Пацификус, чтобы проиндексировать. Субпроцессы связали его с внутренним досье на Адджи. Менее чем через секунду корона из аннотаций, которая венчала ее в глазах Тея, задвигалась и изменилась, и он почувствовал, как его знания и догадки о ней изменяют свой порядок в его разуме. Как будто он внезапно вспомнил что-то, выученное много лет назад, однако он знал, что это знание получено недавно.

Тей сделал паузу, чтобы насладиться этим ощущением – восторг от того, как новое знание связывается со старым, был одним из ключевых шаманских переживаний его ордена – и когда оно отошло на задний план, он осознал, что Адджи пристально смотрит на него. Она выдвинула охряно-желтый светящийся глаз на тонком серебряном отростке и осматривала им магоса сверху донизу.

– Вы чувствуете удовлетворение от своей работы по надзору за кладбищем, трансмеханик?

Ответ Адджи прозвучал как еще один резкий вопросительный поток машинного кода, но потом она вспомнила о манерах и вокализировала его.

– Могу ли я узнать, в чем польза от передачи вам этой информации, магос?

– Умозрительная ценность, – через миг ответил Тей. – Мой оптимальный подход к выполнению миссии – это широкий сбор фактов обо всех касательных, векторах, горизонтальных и вертикальных оттенках.

Он сделал паузу, чтобы подумать над иной формулировкой, хотя Адджи ничего не сказала. Он знал, что его слова малопонятны для любого, кто не имеет доступа к головокружительным многомерным идеограммам, которые создавались и переделывались инфопотоками в его мозгу. Тей попытался снова.

– История моих миссий предоставляет повторяющиеся и убедительные доказательства тому, что широкомасштабныый сбор данных значительно увеличивает оперативную эффективность. На поздних стадиях миссии зачастую возникают эффективные догадки и планы действий, построенные по закономерностям, которые не были очевидны на момент их наблюдения.

– Вы не знаете, почему вы спрашиваете.

– Но эти вопросы могут оказаться полезны, хотя каким образом, я пойму гораздо позже. Любые данные могут показаться бессмысленными, когда я только получаю их, но лишь потому, что информация, которая придаст им смысл, пока что мне неведома. Попытки создать априорный критерий того, что осмысленно и полезно, вредят этому процессу и снижают эффективность моей работы. Говорю по опыту.

– Вы не знаете, почему вы спрашиваете, вы просто спрашиваете, потому что таков ваш принцип, и вы уверены, что мой ответ когда-нибудь где-нибудь вам пригодится.

– Вера, любознательность, анализ. Три основных ценности нашего жречества, хоть это и нескромно с моей стороны указывать на этот факт.

Они некоторое время помолчали. Поднялся ветер, и вздутая его порывами мелкая каменная пыль с тоскливым подвыванием налетала на изогнутые корпуса «Гробовых червей», что валялись по сторонам от тропы, по которой они пришли. Адджи убрала свой светящийся глаз, и они оба смотрели на носовой шпиль Наследного Короля и далекий потолок «Могильного камня», поднимающийся над ним.

– Значит, вы не одобряете мои методы? – наконец спросил Тей.

– Какие методы? – парировала Адджи. Ее ноэтическая связь запищала от дюжины одновременных пингбэков, жест, аналогичный вскидыванию рук от досады. – Я едва понимаю ваши методы. Вы не провели брифинг, вы ничего нам не объяснили. До вашего прибытия прислали депешу, что мы должны оказать всяческую поддержку магосу, который приедет на борту «Рамош Инкалькулят», пока тот будет готовиться к выполнению своей работы, но выглядит так, будто вы хотите от нас только ответов на необъяснимые вопросы. Каковы ваши методы? Что у вас за тезисы? Что вы вообще здесь делаете, магос Тей? Почему «Могильный камень» просто висит над кладбищем вместо того, чтобы поднять Наследного Короля и увезти его, как положено? Я сижу и изучаю манифольд, я смотрю, как скитарии охотятся на этих ублюдков еретиков, которые по-прежнему умудряются пробираться сюда – я до сих пор не знаю, каким образом, я сижу и смотрю, как наши попытки продолжать работу кладбища постепенно погружаются в беспорядок, а я ненавижу беспорядок, магос, он оскорбляет как мою личность, так и мою философию. И посреди всего этого – вы. Вы бродите где попало, ходите болтать с этими некомпетентными глупцами в рабочем лагере и спрашиваете меня, нравится ли мне здесь.

Она остановилась и взяла себя в руки. Огонь в ее словах прокрался в язык тела и ноосферу: ее крупная, широкая фигура слегка сгорбилась, одна рука сжалась в кулак, а ноэтическая связь с сервитором гудела от сообщений о состоянии повышенной готовности.

– Думаю, я дала вам ответ, – вокализировала она. Похоже, она была немного удивлена самой себе.

– Думаю, да. Спасибо, трансмеханик. Чего бы это ни стоило, но я сожалею о... расстройстве, которое причиняет вам моя работа. Я и сам не рад этому. Но параметры моей миссии нерушимы, и мои методы, смею заверить вас, работают. Вам придется пока что потерпеть мою деятельность и счесть ее частью обычного беспорядка, связанного с управлением подобным комплексом во время войны.

Он не смог удержаться от этого последнего уколы – несмотря на стычки с партизанами, Ашек не был военной зоной. И хотя Тей пожалел об этом позже, именно на этой ноте он оставил ее в тот день и ушел прочь, к огромному зазубренному тарану Наследного Короля. Она же осталась стоять, безмолвная и возмущенная, на пыльном ветру.

XVIII

Тей уже почти зашел под бронированные фальшборта Короля, когда осознал, что не уверен, можно ли в него пробраться. Трое других Каменных Королей уже были подготовлены к тонкой работе демонтажников Дапрокка, который тщательно изучил их, обозначил точки доступа на их шасси и построил леса, чтобы можно было добраться до их нижних люков и трапов. Но эти три Короля участвовали в сражениях и были взяты штурмом, и бригады относились к ним очень осторожно, почти с уважением, как к могучим, свирепым врагам, которых еще, возможно, не совсем покинула жизнь. Но Наследный Король успел лишь стать мобильным. Это был грузовик, сказал себе Тей, грандиозный грузовик и не более того. Слишком навороченный восьмигусеничный транспортник.

Эта мысль его развеселила, и он осмотрелся. Нет, гусеничных комплексов вокруг него было куда больше восьми. Двенадцать? Похоже, даже больше. Тей подавил процесс анализа, который автоматически подавал ему числа и чертежи, и прошелся вдоль шасси Наследного Короля, разглядывая корпус и титанические гусеницы, чтобы пересчитать их.

Это пространство не походило на храм, решил Тей. Все здесь давило, комплексы гусениц стояли вокруг плотными рядами, затмевая и без того тусклый свет. В отличие от высокой сводчатой крыши «Рамош Инкалькулят», нависшей над кладбищем, здесь, внутри (Тей поймал себя на мысли, что действительно осознает себя внутри), корпус был низко над головой, и его темная масса как будто выдавливала из-под себя всю жизнь и воздух. Тей подумал, что это больше похоже на пространство, которое традиционно выкапывают под храмом. Он находился в катакомбе.

Пока его мысли блуждали, а Бочонок шаркал по пыли позади, Тей прошел по всей длине Наследного Короля. Он повернул вбок и проскользнул в просвет между двумя спаренными гусеницами, настолько огромными, что когда Тей протянул руку вверх, он с трудом смог зацепиться пальцами за край нижней ленты, а верхние траки и вовсе терялись в темноте над головой. Он встал под острым тараном и уставился наверх, на крепления для гигантских генераторов силового поля, которые все еще строились в кузнях Наследника, когда фронт обрушился вокруг них. Эти поля защищали бы нос Короля от вражеских атак и посылали бы по его тарану разрушительный импульс, чтобы вырубать пустотные щиты и раскалывать стены крепостей. Это место больше походило на собор – бока носа поднимались вокруг него и сходились далеко в вышине. Нос был построен так, чтобы под его защитой могли идти в атаку огромные массы пехоты или целые танковые соединения. Как только Король пробил бы линию укреплений или врезался в боевую формацию, он поднял бы таран, и солдаты Архиврага хлынули бы в брешь.

Пока Тей бродил туда-сюда под брюхом Наследного Короля, его сознание, как обычно, расплылось в неплотное облако кажущихся случайными ассоциаций. Он позволил ему пока работать без вмешательства, зная, что для его заднего мозга эта каша из данных – обследование Короля, досье о войне на Ашеке, разговоры с другими магосами, тревожный стрекочущий код в ночь вторжения – настоящее пиршество. Слой аугметических процессоров, свернувшийся внутри его черепа, работал с такой скоростью, что сенсоры Тея зафиксировали изменение температуры, чего он не наблюдал за десятилетия выполнения своего долга и десятки различных миссий. Ноэтический мост между этими процессорами и инфокатушкой Бочонка, невообразимо плотно наполненный информацией, выглядел для считывающих устройств Тея как ярко горящая полоса трансляций.

Он бросил взгляд на рои инфочастичек, наблюдая, как между сознательными мыслями, воспоминаниями и файлами, поглощенными через прямую загрузку, формируются узоры. Возникло странное ощущение раздвоения – он смотрел, как он же сам наблюдает за работой собственного разума.

Он подлил в бурю данных поток тщательно отобранных ссылок, как будто стоял на мосту и сбрасывал краситель в бушующие воды, чтобы лучше разглядеть их течение. Огромные водовороты информации закипели еще пуще, когда его процессоры начали переосмысливать связи инфочастиц друг с другом в свете этих новых указаний. Тей начал замечать стоячие заводи, куда стекались данные с низкой корреляцией, внезапные приливы там, где был найден релевантный пункт и куда устремлялись огромные объемы знания, подъемы и завихрения догадок, приводящих к новым догадкам, и сливавшихся в постоянном движении. Директивы его миссии были подобны неизменным течениям, что шли в глубине, ниже всего этого, а его интеллект – воплощенное благословение Бога-Машины – был солнцем, согревающим море.

И еще была запечатанная инфоруна архимагоса, тайное течение мыслей Тея, которое он отрезал даже от собственного мозга, и она была луной – высокой и далекой, но влияющей на каждый прилив и отлив.

Три завихрения стабилизировались и плясали друг вокруг друга, как водовороты, как торнадо. Их центральные концепции набрали достаточно референтного веса, чтобы закружить информацию вокруг себя. Тей набросил на весь их комплекс слой ассоциативных связей и вытянул его в альфа-сознание. На миг ему показалось, будто он вспоминал что-то, что когда-то досконально изучил, а еще через миг он уже не помнил, каково это было – не знать эти вещи.

Ординатус. Таков был первый объект, который собрал вокруг себя рой данных. Тей знал, что боевые машины Центурии Ординатус будут иметь большой вес в его соображениях – они вспомнились ему даже при первом изучении брифинга его миссии. И все же его мысли омрачились, и он пробормотал успокаивающее благословение на восьмеричном коде, которое выучил на Марсе, чтобы восстановить хладнокровие.

Его ментальные записи о Центурии начали вращаться вокруг более горячей и беспорядочной массы данных, которые его глубинный разум скомпилировал из записей об Имперской Гвардии и Легионах титанов, то преследуя ее, то крутясь рядом с ней, а иногда и волоча это более плотное и вязкое облако информации за собой. Настроение Тея не улучшалось. Он провел линию мыслей по внешним краям обеих инфомасс, и от этого они выпустили друг к другу отростки и нити, а их поверхности подернулись рябью и стали отражать друг друга. Информация металась между ними частицами и волнами, которые замедлялись всякий раз, как Тей переключал на них внимание, и выпускали меню и карты самих себя, свое краткое содержание, список текущих и предыдущих ассоциаций.

Наследник Асфодель построил свой собственный ординатус. Эта фраза пробегала по все новым и новым нитям данных. Всякий раз, как она попадала в поле зрения Тея, ее усеивали иконки Муниторума и Механикус. Ведь это Муниторум сделал такое заявление, которое не стало менее оскорбительным от того, что его тщательно завуалировали между строчек коммюнике. И это аналитики Механикус пришли к высшим жрецам, чтобы передать им это грязное обвинение.

Структура новейшего инфосозерцания Тея задрожала, как будто сквозь нее прошел порыв ветра. Он удивил себя, позволив внезапной вспышке гнева прервать спокойный анализ. Он волевым усилием подавил эмоции и продолжил созерцание.

Две инфомассы теперь были соединены настоящей «кошачьей колыбелью» связей, и основные ассоциации проносились между ними в обе стороны, словно вагоны на кабельных дорогах внутри улья. Тей сфокусировался на центре этой связующей сети, и то, что он увидел, тяжким грузом сдавило сердце.

Инфосимволы висели на паутине связей, как драгоценные камни, украшающие вуаль дамы со шпилей, или как ступени одной из прекрасных диаграмм эволюционного развития, которые Тей видел на гобеленах в храме Биологис на Кхулане. Каждый символ обозначал ординатус – самый странный и ужасающий лик военного машиностроения культа Механикус. И от каждого из великих ординатусов отходили нити соответствия, тянущиеся к темно-кровавым знакам Каменных Королей.

В почти позабытом уголке сознания Тея зашипел и загорелся процесс рассуждения, запертый мысленной печатью архимагоса Гурзелла. Он колол мозг Тея, желая освободиться. Магос проигнорировал его и, как кистью, провел своим вниманием по нитям аналитической паутины, чтобы данные от каждой из них впитались в его разум.

Одна из нитей соединяля Шагающего Короля с благородной сине-золотой эмблемой ординатуса «Ракенхайм». Легкое, как перышко, ментальное касание Тея стряхнуло с нее факты, истории и образы, которые осели на его сознание, словно лепестки, падающие с цветущего дерева. Тей увидел пикты машины, изображающие, как она выползла из котлованов под столичным ульем Ракенхайма, перебралась через кольцо утесов и направилась к осадным рубежам узурпаторов. Он впитал в себя ее чертежи, за микросекунды понял принципы, по которым она строилась. Увидел, как дизайн ее выгнутой спины и бронированных плеч невероятно схож с формой Шагающего Короля.

Он перескочил к нити, которая вилась сквозь три инфоблока об ординатусах и по спирали уходила вниз, к значку Ядовитого Короля. Вытянутая громада «Карроса»; обтекаемый, расширенный с одного конца силуэт «Стигии»; вздымающийся скорпионий хвост «Маламурии». Каждый вспыхнул перед его зрением и снова превратился в контурное изображение, словно достаточно было обратить внимание на эти образы, чтобы выжечь их до костей. Но в центре каждого контура оставалась мерцать единственная важная деталь: восхитительно сложные и компактные системы реакторов, чудеса импровизации, что очищали и сжигали ядерное горючее в процессах, требующих самых глубоких и тяжких таинств магосов-физиков.

Прошло четыре тысячелетия с тех пор, как ординатус «Каррос» охотился на орочьих захватчиков в астероидных поясах вокруг его родного мира-кузни. Два с половиной – с тех пор, как ординатус «Стигия» рыскал по днам океанов, во тьме, безмолвии, невероятном давлении и холоде, чтобы оказаться под боевыми флотами отступника Гедониарха. И всего восемьсот лет – может, теперь уже чуть больше – как ординатус «Маламурия» поднял хвост и понес свой чудовищный гравитационный проектор на войну в осколотравных степях.

Столь разные машины, разделенные пространством, временем и войной. Но идеи, лежащие в основе каждой из них, концепции этих реакторных топок, которые они носили в сердце...

Обычно Тей восхищался подобным, как единством столь далеких друг от друга мест с одной общей целью, так и несомненной красотой инженерного принципа или работы кузни. Но не сейчас. Не в такой ситуации, когда последней вариацией этого прекрасного творения стал богохульный машинный ад в кишках Ядовитого Короля, где тяжелые элементы с равнин жар-камня очищались и отправлялись в реакторы или превращались в смертоносные радиоактивные боеголовки для пушек Асфоделя.

Тею было знакомо это ощущение. Ползучее, болезненное отвращение от вида драгоценной святыни, покрытой экскрементами Архиврага. Это было все равно что обмывать труп убитой возлюбленной и готовить его к погребению.

Но он не отвернулся. У него была функция, у него был долг. Он двинулся дальше.

Конечности для ближнего боя на Шагающем и Ядовитом Королях использовали подшипники на квантовой жидкости, которые перекликались со священными архишаблонами с трех миров-кузней сегментума Соляр.

Ускорительная рельсовая направляющая, которая шла вдоль хребта Морового Короля, запускала в небо самолеты и метала во врага маленькие злокозненные «Моровые шары» – мобильные точки обороны. На первый скан, даже очень внимательный, она выглядела самостоятельным творением, но когда Тей повертел ее схемы и компиляции логов ауспика, ясно проявились параллели. Эта вещь была слабой, едва выраженной тенью громадных гравиметрических ускорителей, которые Механикус строили для космических флотов Империума, но элементы дизайна были неприятно схожи.

И Наследный Король. Скелетная структура его длинного сегментированного тела, архитектура распределителей, даже толстые треугольные бронированные кожухи его гусениц – все это напоминало о форме ординатуса «Марс». И – о, это причиняло боль – зеркальное противопоставление этого извращения, самого пагубного из порождений Наследника, и древнейшего, величайшего храма войны Центурии Ординатус, того, что носил имя родного мира культа Машины.

Вот только...

Тей знал, что цепляется за надежду, что он неправ. Что ничто из этого не имеет значения. Он чувствовал, как эта вероятность исчезает из его мыслительных процессов, как вода, утекающая меж пальцев, и каждая новая догадка и наблюдение ослабляют надежду.

Но она еще держалась. Оставалось место для надежды – и для сомнения.

Тея послали на Ашек не для того, чтобы он отчитывался о надеждах и сомнениях.

Мыслительный процесс, запертый в скважине, которую загрузка архимагоса создала в его разуме, по-прежнему ныл и гудел, словно зуд глубоко в костях или глубокий хруст сустава.

Тей должен был знать.

Через миг он пришел в себя, стоя во тьме между гусениц Наследного Короля.

Он должен был знать.

Тей пробудил свои ноэтические системы и послал команду, которая разошлась по манифольду кладбища. Он хотел, чтобы его сервочерепа вернулись и присоединились к нему. Где-то в громадной махине Наследного Короля должно быть место, через которое он может проникнуть внутрь.

Он пошел сквозь сумрак. Широкие стопы Бочонка вздымали пыль следом, оставляя позади след из зависших в воздухе облаков.

XIX

Большую часть долгого пути по помещениям и коридорам Наследного Короля Галхолин Тей провел в созерцании. Самые поверхностные слои сознания наблюдали за окружающим пространством, управляли ногами и поворачивали голову, регулировали чувствительность глаз, отдавали приказы сервочерепам. Информация от них постепенно просачивалась в его медитацию, как и следовало. В мыслях магоса величаво кружились схемы и шаблоны конструкций, а темные оттенки воспоминаний и загрузок смешивались с более яркими формами и отрывались от них, и формы эти были текущими наблюдениями его черепов, которые порхали и парили вокруг хозяина.

Он пробрался в Короля через один из задних сегментов шасси, занятый преимущественно механизмами, что поддерживали орудийные палубы кормы. Немногие из них были в рабочем состоянии. Наследный Король был построен едва ли на две трети, когда Асфоделю пришлось выкатить его из улья-кузни. Он безжалостно пожертвовал огромным числом рабочих, чтобы поскорее запустить плазменный реактор и ходовые части. Словно гора, оседлавшая землетрясение, это чудовище двинулось на север, а Легион уже спускался на планету, рассекая атмосферу. Дерзкая вертикальная атака обратила в руины адские ульи Хаоса, столицу Наследника. Его еретехи клепали орудийные системы Короля прямо на ходу, пока тот катился по южным ущельям. Когда эта мысль промелькнула в голове Тея, его зрение услужливо рассортировало изображение по слоям: хирургически точные линии корпуса, строившегося в родной кузне, а над ним – грубые и спешные модификации, делавшиеся по мере приближения к линии фронта, когда техникам Асфоделя приходилось делать все больше работы со все меньшим количеством ресурсов.

Тей прошел по лестнице, соединяющей палубы, мимо кратеров, оставшихся на месте креплений для законченных орудий. Их вырвало из корпуса взрывами, когда полки Мершана и Прагара наконец-то загнали Короля в ловушку и стали его осаждать. Магос видел грубые шрамы сварки в нижних галереях, где экипаж кое-как сварганил лафеты для разного оружия, которое им удалось утащить из родного улья или собрать из разбитых имперских машин, которые они нашли по дороге (или подбили сами). За артиллерийскими палубами находились лебедки и напоминающие пещеры склады боеприпасов, которые так и не были заполнены. По складам до сих пор валялось постельное белье, пустые упаковки пайков, выброшенная одежда. Вещи не походили на выданные рабочим на кладбище, поэтому Тей решил, что там обитали члены экипажа, или бойцы, или оппортунистически настроенные рабочие кузни, которые готовы были уехать куда угодно, только подальше от спускающихся на планету имперских титанов.

Над задним сегментом высилась крыша из громоздких и тяжелых пластов металла и пласкрита. Если бы Короля достроили, то там бы гнездились громадные артиллерийские орудия и метали бы макроснаряды по дуге, через спину Короля, чтобы уничтожить любое вражеское сопротивление на его пути. Тей загрузил в себя данные ауспиков с черепов, которые пролетели низко над палубой, и увидел, что полы снабжены рессорами, чтобы компенсировать отдачу, и усеяны пазами для суспензоров, которые выравнивали бы пушки для выстрела. Ни импровизированную крышу, которую закрепили над сегментом вместо орудий, видимо, пошли материалы укреплений со склона улья – бригады Асфоделя разрушили кузню, прежде чем уйти.

И снова он увидел, как изображение всего вокруг расслоилось. Темная развалина, в которой он стоял, тускло подсвеченная огнями «Могильного камня», висящего в небе, и красными и синими светящимися глазами его черепов. Поверх нее лежал чертеж, который его системы составили на основе того, что видели – волнистый слой строительных диаграмм, анализа металлургии, пути электричества. А над ним дрожали зернистые изображения из оптики скитариев-коммандо, которые первыми прорвались в брешь, когда чудовищная рука «Унгвис Аргента» оторвала угол шасси. Среди богато украшенных боевых доспехов Тей и кодированных боевых кличей Тей различил пепельно-серые униформы прагарской пехоты и человеческие голоса, взывающие к Императору. Им, похоже, оказывали слабое сопротивление, по крайней мере, в этой бреши. Тей поворачивался на месте, созерцая жестокую рукопашную схватку, которая завершилась за год до того, как он хотя бы увидел свет звезды Ашека. Стремительные параллельные процессы глубоко в подсознании собрали оптические записи в реконструкцию, идущую в реальном времени: фигуры метались и падали вокруг него, а местами исчезали, пропав с камер, отслеживающих движение. Системы компенсации слуха снижали грохот гранат до тихого стука или звона и заглушали крики и рев.

Обороняющиеся почти не издавали звуков, ну или так им казалось. Его файлы не выдавали никаких проклятий или боевых кличей, характерных для пехотинцев Наследника. Он поиграл с настройками звука, чтобы лучше слышать врага, но ничего особо не добился. Хриплые выкрики на южноашекийских диалектах, приказы, призывы держаться до последнего, которые быстро превратились в грубые биологические ругательства, а потом просто в бессловесные вопли, когда скитарии принялись за дело.

Но было еще кое-что. Тей остановил запись битвы и прошел сквозь застывшую сцену. Его светящиеся глаза мерцали на лице из платины и стали, а слуховые процессы напряглись, фильтруя звуки боя.

На головах и на груди у защитников Наследного Короля были пристегнуты ремни, увешанные лазерными батареями, боевыми ножами и богохульными амулетами – изображениями рунического клейма Асфоделя или машинными компонентами, к которым Наследник лично прикасался или благословлял. А на левом плече у каждого был закреплен тяжелый угловатый вокс-динамик.

Тей бродил вокруг призраков, застывших в его реконструкции, и постоял на всех местах, которые в ту долю секунды занимали скитарии, чтобы услышать те же звуки, что слышали они. Потом он убрал слой изображений и остался один на поле битвы. Женщина, которая скалилась в прицел скитария, исчезла, но Тей видел изрешеченное пятно на переборке, которое через миг сделала из нее пушка того скитария. Двое долговязых мужчин со свисающими на глаза седыми волосами, которые пытались отпрыгнуть и спастись от огнеметчика-прагарца, пропали, а на металлической палубе остались следы пламени, что их настигло.

Он убрал все видео, приглушил аналитические потоки, разобрал на части аудио, пока не выделил из него то, что ему было нужно. Звук, который жужжал из вокс-динамиков вражеских солдат. Звук, который он помнил по той ночи партизанского налета.

Стрекот.

Лишь через несколько часов он осознает, что слышал его не только в записи.

XX

Проходы, соединяющие отдельные сегменты (и вставленные, будто в рукава, в переплетающиеся между собой фрагменты брони, дизайн и согласованность которых сами по себе были маленькими чудесами), привели Тея в следующий отсек Короля, даже менее завершенный, чем артиллерийские палубы – огромную пещеру, которую там и сям рассекали серые опорные балки, увитые кабелями. Глаза Тея ничего не различали, кроме кромешной тьмы, в которой время от времени мелькала крошечная далекая искра – один из черепов, что влетал в поле зрения где-то в вышине – но он чувствовал, как пространство вокруг постепенно обретает форму по мере того, как черепа наносили на карту балки и подпорки, настилы, которым только предстояло стать внутренними палубами, и мусор, разбросанный по полу.

Все старое, все покрытое толстым слоем пыли, хрупкое от разложения, хотя воздух был слишком сух для гнили. Никакого нового мусора, никаких отличий от того, что было здесь, когда Король пал. Тей знал, что к Каменным Королям уже посылали бригады демонтажников. Неужели ни одна из присланных сюда бригад даже не начала работу? Не заблокировала механизмы, не перерезала кабели, не отсекла гусеницы? Неужели ашекийские партизаны настолько глубоко проникли в ряды рабочих кладбища?

Он некоторое время постоял в темноте, пока его глубинный разум продолжал разбираться в структуре помещения, а сам он размышлял о разговоре с Адальбректом, о журнале, который вели надзиратели лагеря, о карте, отображающей места смертельных случаев среди демонтажников. В конце концов он пошел дальше, чувствуя, как руническая печать шипит в его разуме, словно известняк в кислоте.

XXI

Тей прошел через центральный корпус, не останавливаясь. Бочонок, как всегда, не отставал, а черепа рыскали то выше, то ниже, ощупывая ауспиками механизмы вокруг. Тей чувствовал их восприятие на краю сознания – данные, загружаемые черепами, вливались в его компиляторы. Они отслеживали маршруты оптических кабелей, и в его сознании начали проявляться мерцающие линии. Сверхпроводниковые стойки ощущались полями ауспика как нечто тяжелое и скользкое, а стопки пьезоэлектрических слоев вокруг реакторного ядра царапали его чувства, словно дерюга и песок.

Реактор, похоже, ничем не выделялся. Тей загрузил «Ашек Иллюмината» из военного храма Механикус, который они миновали на орбите, и теперь детально знал, какие дизайны использовали ашекийцы и как они их применяли. Конструкция, которую различили чувства черепов в гнезде палуб над ним, вполне вписывалась в это знание. Разум Тея ощущал легкие толчки то в одном, то в другом месте, где возникала какая-либо измененная черта – модификации, которые Асфодель произвел над машиной, уже создаваемой его захваченными кузнями. Эти необычные черты висели вокруг него, создавая легкое раздражение, будто покосившаяся картина на краю зрения, но ничто в них не вызывало тревогу, и он позволил этой информации просто опуститься в глубинный разум, где над ним работали бы его бета- и гамма-процессы, а сам двинулся дальше.

Переднюю часть носового отсека на всех уровнях отделяла стена, оставалась только одна точка доступа – громадные сквозные врата, поднимающиеся сквозь четыре палубы. Здесь оставалось кое-какое освещение – не все автономные лампы, встроенные в стены вокруг и наверху, были уничтожены во время штурма Короля – и Тей мог различить четыре галереи там, где заканчивались палубы, упираясь в огромную резную стену впереди.

Тей сделал паузу, пытаясь развеселить себя каталогизацией всех ужасно непрактичных минусов такой планировки. Узкий проход, препятствующий эвакуации из носовых помещений. Негерметичный канал, сквозь который могут проникнуть огонь, вредные вещества, захватчики. Брешь в несущей структуре. Тей был уверен, что найдет еще больше проблем, снимая один слой за другим. Но Асфодель строил не просто боевые машины. Он создавал кошмары, шедевры, аватары и храмы во славу собственного извращенного гения. И Наследный Король, которому суждено было стать его личной крепостью и колесницей, был создан им как самая величественная из всех машин.

Вход на нос и мостик Короля поднимался перед Теем на высоту в девять метров – гигантская стрельчатая арка, похожая на единый раздвоенный монолит из адамантизированной стали. Она была проста и безыскусна, и не потому, что не хватило времени – у мастеров Асфоделя его оказалось достаточно, чтобы украсить орнаментом огромную переборку, в которую была встроена дверь, и они его почти завершили. Монолитная арка должна была производить впечатление своей массой, подавляя умы рабов, которых проводили сквозь ее тень, чтобы служить в святая святых самого Наследника.

Створки двери торчали назад под кривым углом. В их центре зиял выжженный шрам, похожий на кратер – там таран скитариев врезался в дверь, вплавил себя в нее, захватил контроль над ее системами посредством собственной ноэтики и открыл магнитные замки. Как только створки распахнулись, таран самоиспепелился, чтобы исключить риск его заражения вражеским кодом. Тей остановился перед дверями и произнес небольшую торжественную молитву в память о самопожертвовании его машинного духа. Тем временем черепа разлетелись по сторонам, считывая фризы со стен.

Он думал, что двери покрыты резными узорами, как стены вокруг них, но осознание, на что он на самом деле смотрел, пришло в тот же миг, что информация из логов, загруженных несколько дней назад. Скелетоподобные очертания, которые как будто выплывали наружу из металла, не были резьбой. Они были настоящими человеческими костями из тел, которые были выложены по всей длине и ширине двери и вплавлены в металл.

Тей отправил строчку запроса к субпроцессам, которые рылись в файлах о Наследном Короле, но там не было точных данных о том, принадлежали ли трупы добровольным жертвам – у Асфоделя была известная традиция приносить в жертву группу собственных техновидцев по завершении какого-то крупного проекта, чтобы освятить его – или врагам, которые сопротивлялись захвату южных кузней. Тей задумался, как ему это узнать, и его вспомогательное сознание украсило края его мыслей бахромой из вериспексовых процедур извлечения тел, текстов о премудростях Биологис, криминалистических трактатов о практике человеческих жертвоприношений у северных границ сегментума, этнографических данных о строении скелетов жителей южного Ашеке – всем, в чем могли содержаться полезные сведения.

Инфоузоры начали скакать и сливаться на переднем плане разума, и Тей осознал, что уже начал процессы сверки этой мешанины костей со своими досье о закономерностях ритуального нанесения ран. С легкой вспышкой раздражения он затолкал процесс в низ списка приоритетов и подвел свои черепа ближе, чтобы они следовали за ним.

Тей шагнул сквозь пробитые двери и начал подниматься по лестнице, ведущей на командную палубу Короля, переступая тонкими металлическими ногами через ямы, выжженные в ступенях мельтами скитариев. Потолок над лестницей был ребристым и сводчатым – отзвуки такой планировки Тей видел в незаконченных коридорах, которые миновал по пути сюда. Узоры, которые покрывали внешнюю стену, повторялись здесь в более тонких деталях и были выполнены в золоте и стекле вместо плексигласа и чугуна.

Что-то в этих узорах раздражало Тея. Он на миг переключил внимание на аналитические процессы, которые обрабатывали все, что видели черепа, но узрел лишь спокойное пространство данных вокруг прохладного бирюзового потока информации, описывающей формы, композицию, пропорции, повторяющиеся паттерны. И все равно что-то было не так. Чего-то не хватало. Когда Тей измерил аналитические данные, ощущение от них было, как будто он поднял контейнер и обнаружил, что тот легче, чем следовало. Он перебросил туда часть обрабатывающих мощностей с переднего плана сознания, чтобы усилить фильтры, ужесточил их параметры и продолжил идти. До него смутно доносились тихие металлические звуки, исходящие из складок рукавов, где его тонкие стальные пальцы сжимались и позвякивали друг о друга.

Лестница заканчивалась не большой площадкой, как ожидал Тей, уже изучивший планы, но еще одной монолитной стеной, которую нарушали настолько тесные проемы, что даже узкоплечему телу Тея можно было протиснуться лишь с большим трудом. И каждый из этих проходов загибался назад, снова шел вперед и снова изгибался. Когда Тей осмотрел стены коридоров, то увидел, что они обожжены лазерами, исцарапаны осколками и покрыты отметинами от пуль. Все это было для того, чтобы лишить скорости и силы любую попытку взять лестницу штурмом и заставить нападающих пробиваться сквозь узкие кривые проходы.

За ними открывалась широкая арена, дюжина метров в поперечнике, окаймленная высокой огороженной галереей. Повреждения, оставленные боями, покрывали это место от пола до потолка, шрамы были настолько глубоки, что исказили очертания дверей и изрыли некогда гладкие стены. Галерея была поднята для того, чтобы на каждой стороне мог разместиться взвод защитников и поливать огнем нападающих, которые выходили бы из коридоров-ловушек колоннами по одному.

Тей зашагал вперед, а его черепа взлетели, чтобы обследовать галерею. Он нашел пиктовые реконструкции финальной битвы за мостик, но не стал запускать – ему было достаточно упрощенных датаграмм атаки скитариев. Сам же мостик был почти полностью эвакуирован и захвачен с минимумом сопротивлени, наиболее жестокие бои шли...

Тей наткнулся ногой на что-то мягкое и податливое. Долю секунды спустя он ощутил то же самое посредством чувств Бочонка. Из-под ног сервитора с влажным звуком что-то вылетело и с хрустом упало на что-то еще.

Он застыл на месте и заставил застыть Бочонка, а черепа рванулись назад и закрутились вокруг так быстро, что огни их глаз размылись в полоски. Энергия перенаправилась на конечности, включился дополнительный боевой слой сознания. От этого сигнала тревоги его сенсоры разогнались до максимума, и через миг на обонятельную паутину нахлынуло зловоние гниения. Тей полностью вошел в режим сражения, его черепа подготовили оружие и начали выискивать цели, а зрение и сознание превратились в фейерверк аналитических процессов и запросов. Он посмотрел под ноги.

Они шли по рукам.

Это были человеческие руки, отделенные от тел – одни отрубленные на середине предплечья, другие отрезанные ниже запястья, так что большие пальцы едва не отваливались. Некоторые еще покрывала отслаивающаяся, морщинистая кожа, но гораздо больше было костяных рук, скрепленных съежившимися гнилыми клочьями плоти, а самые старые уже распались на фрагменты, раскатившиеся по полу.

Местами кучи отсеченных рук были высотой по колено. Тей приглушил обонятельные анализаторы, чтобы избавиться от тошнотворного зловония, и начал осторожно пробираться вперед через это беспорядочное кладбище.

Как давно это началось? Параллельные слои коры его мозга сразу же стали изучать кучи, связывая между собой стадии разложения, расстояние от входа, взаиморасположение. Сети ассоциаций стали накладываться друг на друга, выбрасывать нити предположений, цепляться ими за архивы памяти. Безмолвные вспышки и вращение мысленных узоров возвращали уверенность, удерживали в стороне зловонную реальность, но Тей обнаружил, что ее всепроникающая мерзость все равно просачивается в его разум и дергает мысли своими гнилыми пальцами. Как давно это началось? Сколько людей погибло?

Аналитические данные говорили, что никакого порядка здесь не было. То, как были разбросаны разложившиеся руки, указывало, что их кидали от входа или иной близкой к нему точки. Здесь не проводились сложные ритуалы. Партизаны прокрадывались на борт Наследного Короля, поднимались по лестнице, швыряли свежеотрубленные руки на пол и... что? И все? Быстро сверившись с журналами кладбищенских надзирателей, Тей пришел к выводу, что так и было. У рабочих не было времени сделать что-то еще, их отсутствие стало бы заметно.

Но эти рабочие представили бы смерти тех, кто поставлял им жертвенные руки, как несчастные случаи, или вообще бы о них не сообщали, так что стоило ли доверять этим записям? Тей отбросил это направление мыслей, как бесперспективное на данный момент, и пошел вперед, в тени под сводом мостика Наследного Короля.

XXII

Тей, видимо, надеялся на что-то необычное, потому что, когда он вошел на широкую верхнюю палубу и оказался под громадными, скошенными назад передними окнами, то понял, что чего-то ждет. А чего именно, у него не было ни малейшего представления. Фанфары? Звуки и свет запускающейся системы? Нападение? Он мысленно пожал плечами. Иной магос мог бы обеспокоиться этим странным, ни на чем не обоснованным ожиданием, и тщательно проверил бы свои мысли, чтобы узнать, где начался столь непродуктивный, незаконченный процесс и откуда он взялся. Но Галхолин Тей, который считал, что беспорядочность его мыслей может порождать откровения, недоступные готовым логическим формам, просто отметил это ощущение и двинулся дальше.

В окнах мостика виднелись созвездия: не ночное небо Ашека, усеянное звездами и подернутое слоем мерцающих обломков, оставшихся с войны, но ровные симметричные линии и скопления огней, что горели во всеохватном ковчежном отсеке «Рамош Инкалькулят». Подъемник был создан для того, чтобы высаживать на поверхность планет целые формации титанов, а теперь, чтобы увезти Наследного Короля, к тому же убрали стены между вместилищами титанов, так что брюхо корабля превратилось в один гигантский открытый ангар. Тей, который начал чувствовать себя муравьем, ползущим по трупу какого-то громадного хищника, нашел это зрелище успокаивающим. Оно было чуть более весомым напоминанием о том, что он находится на мире, принадлежащем Империуму. Война здесь закончилась. Кладбище вражеских машин было тому доказательством.

Тей сцепил пальцы и остановился в центре мостика, опустив голову, так что капюшон свесился вперед, образовав темно-красную кайму на краю зрения. Окулярные черепа кружили рядом, расцвечивали лестницы и панели управления лучами своих глаз и превращали затененное пространство в сюрреалистическую мозаику отблесков, вспышек и текстур. Огромный темный трон, который, видимо, был престолом самого Асфоделя, угрожающе вырисовывался в задней части мостика. Тей повернулся к нему спиной.

«О чем ты тогда думал? – вполголоса размышлял Тей. – Ты обладал острым умом, так называемый «Наследник». И обладаешь до сих пор, где бы ты ни был теперь. На что опирался этот ум? Что было его топливом? Я хочу это увидеть. Я стою в том, что ты замышлял как свое величайшее творение, я посреди твоих мыслей и амбиций, воплощенных в стекле, стали и адамантите. Но этого недостаточно. Твои последователи – жалкое подобие того, чем они были под сенью твоего знамени, Асфодель. Твои «машины скорби» – мусор, твоя троица боевых Каменных Королей – развалины. А твой Наследный Король стоит в безмолвии. Я не знаю, что должен делать. И я не люблю не знать, что должен делать. Но скоро найдется способ, что заставит твои мысли заговорить. Я узнаю, что наполняло твой ум, когда ты был здесь, Асфодель. Я – слуга более великого бога и более чистой машины, чем ты».

Он пошел вперед, мимо грациозного изгиба контрольных панелей под самыми окнами мостика. Большинство конфигураций управления были ему знакомы, некоторые он узнал лишь через секунду, которая понадобилась его процессам, чтобы пролистнуть воспоминания и найти похожие устройства в машинах Механикус. На некоторых панелях вообще не было ничего, чем могли бы управлять человеческие руки – из них просто выходили провода интерфейса, что оканчивались варварскими на вид черепными штекерами для сервиторов. Или для пилотов-людей, столь сильно модифицированных, что разница была бы невелика.

Системы глубинной памяти заметили, какое внимание Тей уделял своей библиотеке схем управления, и время задержки сократилось – они подвели технические архивы ближе к переднему плану сознания, словно течение медленно поднесло к нему айсберг. Танец паттернов и диаграмм перед глазами ускорился и расширился. Тей смотрел на сравнительные схемы контрольных панелей «Левиафанов», мостиков имперских звездолетов, консолей титанов. Мигающие узоры обрели срочный приоритет и потянулись глубже в его громадную внутреннюю библиотеку. План мостика гигатанкера «Армагеддон» попытался сравнить себя со сценой, которую он наблюдал, но не нашел сходства и ускользнул прочь. Схема макросистемных контрольных кафедр улья Эктарион на Брэга Санктис вспыхнула на миг, пока алгоритмы Тея думали, что обнаружили совпадающие пункты, но потом тоже испарилась. Тей бродил туда-сюда вдоль контрольных панелей, металлические пальцы тихо пощелкивали, соприкасаясь друг с другом. Он видел, как проявляется закономерность, но состояла она в отсутствии какой-либо закономерности. Архитектура мостика Наследного Короля не приближалась ни к одному архиплану или СШК, которые только могли припомнить монументальные хранилища памяти Тея. Каждый раз, когда он думал, что идентифицировал идеально подходящую форму, находились детали, которые совсем чуть-чуть не совпадали друг с другом. Как будто зодчий всего этого механического сооружения тщательно заметал следы своего вдохновения божественной мудростью Механикус.

Он подавил соблазн навязать аналогии силой и почувствовал раздражение от собственной нетерпеливости – если бы у него еще оставалось органическое лицо, способное двигаться, он бы нахмурился. Насильственный метод был нечестным. Тей знал, что где-то посреди этого месива инертных механизмов кроется истина, но эта истина должна была сама раскрыться перед ним. Она должна была возникнуть из созвездия данных и параллакса его мыслей. Такова была аксиома, которую Тей соблюдал почти с самого своего посвящения: нельзя силой вырвать истину у вселенной, это все равно, что сорвать паутину, зажав ее в кулаке, и ожидать, что она останется целой.

Он заставил себя стоять и не двигаться. Он приглушил оптику (наблюдатель увидел бы, как огни его глаз медленно затухают, пока под красным капюшоном не остается лишь сплошная тень), и на миг оттеснил с переднего плана мозаику своих мыслей. На их месте он выстроил псалм на кодовом наречии, древнюю марсианскую технопеснь, что утешала и ободряла дух. Акустический компонент отдался в его ушах негромким высоким звуком, а кодовый компонент заполнил всю его личную ноосферу прекрасной, традиционной, уютной гармонией.

Тей пел ровно сорок три секунды, потом на миг опустил голову и снова зажег огни глаз. Он чувствовал себя снова собранным, восстановившим равновесие. Истина придет к нему сама. Он будет смотреть и слушать...

Слушать.

Тей позволил себе маленькую внутреннюю улыбку.

Наследный Король был единственным, который не заговорил. Он помнил это по разговору с Адальбректом. Разговоры. Голоса. Ночь налета – это ночь, в которую Короли найдут свои голоса. Какая глупая ошибка. Тей смотрел, когда должен был слушать.

Он разогнал новую группу чувств до полной остроты, приглушив зрение и сфокусировав слух. Он прислушивался ко всему доступному спектру: к электромагнитным частотам, к гудению кладбищенского манифольда, к жужжанию и звону окружающей среды. Он пробудил и более экзотические чувства и развернул их все, чтобы они всматривались в контрольные системы, в глубины головокружительных микросетей электричества, которые разложил под ними Наследник.

Глупая ошибка. Такая очевидная. Остальные Каменные Короли пробудились, лишь чтобы издать вопли стрекочущего кода, и все они указывали сюда. Вот куда они послали найденные ими голоса. И в глубине Наследного Короля оставалось достаточно жизни, чтобы эти голоса продолжали отдаваться эхом. В пустом мозгу того, что должно было стать машинным духом Короля, крутились призраки кодовых криков его братьев, снова и снова обходя его системы, словно сонный лепет новорожденного, бормочущего слова, которые он еще не может понять.

Тей слушал стрекот, растягивая его нить по своим системам и пытаясь найти в нем закономерности, следы знакомых шифров и даже элементы, роднящие его с низшими формами еретических мусорных кодов, которые он еще мог носить в своем разуме, не допуская их злокачественного разрастания.

Он слушал стрекот и одновременно отслеживал его чувствами, как крохотные импульсы энергии, идущие по сетям системы управления и рисующие карту каналов в мозгу Наследного Короля.

Он слушал стрекот, в то время как Бочонок неподвижно стоял позади него, а сервочерепа кружили над ним в режиме ожидания, и тишина сгущалась вокруг них, как облако пыли.

Тей слушал стрекот.

XXIII

Трансмеханик Адджи смотрела, как он медленно бродит по мостику Наследного Короля, Бочонок неподвижно стоит рядом, а черепа вращаются вокруг. Она смотрела, и ее мысли были мрачнее, чем вечная тень, отбрасываемая на них всех этим его чудовищным кораблем-подъемником.

Пока Тей не вошел в чрево великого зверя, она наблюдала за ним через оптические капли на тонких обзорных мачтах, расставленных по кладбищу, и через глаза нескольких скитариев, которые подчинились ее приказу найти гостя кладбища и следовать за ним, как тени. Она удостоверилась, чтобы ни один скитарий не приближался к цели меньше, чем на пятьдесят метров или чуть больше, а если показывался на глаза, то ненадолго, как будто это была случайная встреча. Она не знала, питает ли к ней Тей столь же глубокие подозрения, как она к нему, но рисковать не собиралась.

Теперь она наблюдала за ним напрямую через свои высшие чувства, выслеживала его с помощью индивидуальной триангуляции посредством транслирующих тарелок храма. Тей не обменивался данными с манифольдом, хотя и оставил подключенным к нему один простой индикатор для системы распознавания «свой-чужой». Если бы он полностью отрезал себя от манифольда, Адджи была готова счесть это враждебным действием и без малейших сомнений выслать против него скитариев и техноополчение.

Судя по всему, Тей вел коммуникацию лишь с сервитором, этим постоянно сгорбленным маленьким созданием, которое все время таскало инфокатушку по пятам за хозяином. Адджи не пыталась подсоединиться к линии, идущей между ними – частично потому, что сами их трансляции были шедевром тонкого сигнального мастерства и глубокой шифрации, с которыми, как она подозревала, не сравнились бы даже ее внушительные таланты – но в основном потому, что хоть ее уважение к магосу-параллакту и упало до нуля, все равно оставалась черта, которую она не была готова переступить.

Вне зависимости от содержания, сам факт сигналов выдавал магоса. Адджи была хороша в своем деле. Она умело использовала техники, хорошо знала таинства, набожно соблюдала религиозные обряды. Она отследила тонкую ниточку, соединявшую Тея с его «Бочонком», перенастроила свои первичные чувства в режим пассивного ауспика, наблюдала за ним и размышляла.

Шли часы, заканчивались смены, выходили дозоры. Магос Тей не уходил с мостика Короля. Он не нарушил безмолвие, даже чтобы произвести рутинные процедуры регистрации или обряды в честь храма, не подключал кору мозга к храмовым иконам.

Была уже глухая ночь, когда Адджи решила, что Тей в спячке, или медитирует, или, как бы то ни было, не собирается пока что покидать Наследного Короля. Вслед за этим выводом она сразу, пока ее не успели подвести нервы, вызвала техновидца Дапрокка и начала строить планы.

XXIV

В высших слоях сознания Галхолина Тея шли перестановки. Вместо трехмерных башен его аналитические процессы теперь приняли форму гигантских, стянутых сетями глыб из фактов, предположений и связей, подобных туго скрученным клубкам виртуальной пряжи. Каждая из них висела в его мыслепространстве в точно определенном и несущем смысл месте относительно других, и поверхность каждой сферы искрила и блистала в тех местах, где гармония данных соединяла ее с другими.

Словно шелковая нить, пронизывающая жемчужины, сквозь них проходил поток стрекочущего кода, который Тей похитил из несформированного, беспокойного мозга Наследного Короля. Стрекот, что проскользнул в его чувства в ночь самоубийственного рейда партизан. Стрекот, что шептался сам с собой в темноте под пустым троном Наследника Асфоделя. Стрекот, что...

Взаимное расположение инфосфер менялось со спокойной неотвратимостью, как надвигающийся парад планет, что случается раз в тысячелетие. Тей чувствовал, как равновесие его мыслей покачивается то в одну, то в другую сторону из-за перемен в их гравитации. Нити его ума проскальзывали через каждую из сфер, находя связи и закономерности внутри и между ними, мелькали туда-сюда, сплетаясь друг с другом, выстраивали картину, чтобы представить ее первичному сознанию. Но само это первичное сознание стояло в стороне от процесса, наблюдая, как он мыслит, передавая новые идеи и данные в круговорот и глядя, как с ними разбираются его собственные мысли.

Если аналитические группы, которые он созерцал, были планетами, движущимися по ярким и упорядоченным путям, то эти новые идеи были бродячими телами, темными гравитационными аномалиями из глубин ментального облака Оорта, что вылетали в свет, изгибая орбиты системы вокруг себя.

(И в его тайном разуме по-прежнему шипел этот жаркий красный зуд).

Он сконцентрировал внимание на первой из темных мыслесфер и почувствовал, как остальные процессы тоже собираются и нацеливаются на нее. Через миг под давлением разума она вспыхнула ярким роем инфометок, которые засияли вокруг нее и начали более агрессивно интегрироваться в иные части матрицы Тея.

Эти мыслесферы были мусорным кодом, были еретехом, были Де Умбра Ксана и многим иным, поэтому Тею понадобилось сознательно напрячь волю и дать самому себе разрешение для того, чтобы извлечь их из запертых хранилищ собственного разума. Он вывел их в поток мыслей с большим вниманием и осторожностью, окутав их священными кодовыми проповедями и предостерегающими исчислениями, принципы которых были заложены еще в те дни, когда сам Марс пылал в агонии Ереси.

Новопосвященные в жречество Механикус вскоре начинали слышать смутные намеки на кривые отражения прекрасных логических форм, создаваемых самими Механикус, искаженные варпом в нечто, чем мог пользоваться только насквозь прогнивший разум. К тому времени, как они продвигались на хоть сколько-то более высокую ступень в сложном зиккурате святых чинов, они знали о существовании подобного как факте. К тому времени, как их посвящали в высшие таинства их конкретного ордена, они знали, как воспользовался этими тайнами Архивраг, какие злодеяния совершил с их помощью. А самые могущественные магосы, которым больше всего доверяли, могли даже приступить к тренировкам на случай, если они с этим столкнутся, чтобы уметь ему противостоять.

Тея иногда вызывали, чтобы помочь в этих тренировках. Он обладал интуицией и опытом, с которыми, как он знал – и это был простой и нескромный факт – могли сравниться немногие из его коллег.

И ничего из этого здесь не помогало.

Тей наблюдал, как запечатанные инфопроцессы, которые обрабатывали записи стрекота, выбрасывали свои заключения в космос его разума, а там их подхватывали передвигающиеся скопления мыслей и направляли в самую гущу бешеной вьюги перекрестных ссылок и совпадений. Но этот ураган долго не просуществовал. После того, что было лишь несколькими секундами промедления (хотя для переднего сознания Тея, ушедшего из конкретной реальности в глубокое мыслящее сновидение, они показались часами), процессы замедлились и расплылись в стороны, неспособные найти свою цель. Совпадения были слабыми, параллелей почти не нашлось. Те немногие сходства, которые ему удалось отыскать, были даже не результатом конвергенции дизайна – почти все они были аномалиями, статистическим шумом.

Нижние мысли Тея ощутили вкус разочарования, и это чувство быстро просочилось сквозь разум наверх и отравило его настроение. С каждой вылазкой на кладбище с целью осмотреть «машины скорби», с каждой новой порцией данных о самих Каменных Королях, Тей терял уверенность в своей миссии. Теперь его уверенность истрепалась до лохмотьев.

Еретех, так говорили коммюнике Муниторума. Они звучали так самоуверенно, когда рассказывали друг другу, что Асфодель – порождение какого-то отступнического, затронутого варпом мира-кузни, какой-то тайной секты оскверненных учений, что скрывалась от глаз Марса целыми поколениями совращенных последователей.

Конено, они звучали самоуверенно, подумал Тей, скользя на волне мгновенного раздражения. Слайдо и Блэквуд знали, что делают, когда подливали свои «о-это-просто-предположения» в коммюнике, которые позволяли подслушать Механикус. Это достаточно уязвило Гурзелла и его собратьев, чтобы они присоединились, ведь позволить хотя бы малейшей тени упасть на их культ – значит уязвить себя еще больше. И как бы то ни было, Тею понравилась бы ирония, если б сами Механикус использовали Темных Адептус как прикрытие, чтобы окутать тайной...

…но запечатанная директива, которую Гурзелл заставил его загрузить в высшую точку сознания, тотчас же отрезала этот путь мысли и оттолкнула Тея на предыдущий.

Должно быть совпадение. В его собственном мозгу и в громадной сокровищнице разума, которую он носил с собой на спине Бочонка, Тей хранил труды сотен поколений магосов, каталогизировавших машины Архиврага. А снаружи было великое множество механических остовов, громадная библиотека знаний Наследника, и Тею нужно было лишь расшифровать язык, на котором она написана. Он был уверен, что совпадение найдется. Оно должно быть здесь. Альтернативы? (И красная руна-замок в вершине его сознания стала пульсировать и дрожать, когда гравитационный центр его мыслей подобрался к ней столь близко). Тей не хотел думать об альтернативах.

Надо продолжать работать, вот и все, что остается. Продолжать искать. Продолжать просеивать факты сквозь сито. Тей неподвижно стоял в темном помещении, ничего не видя перед собой, кроме крошечных оранжевых искорок в глазах Бочонка, и все глубже погружался в бурное море собственных мыслей – охотился за еретехом, прислушивался к стрекоту. Его чувства туго стянулись вокруг него. Он не услышал крик тревоги, едва ощутил срочные вызовы от «Рамош Инкалькулят». Ничто не нарушало покой Галхолина Тея, пока Наследный Король не закричал.

XXV

– Видите? – спросила Адджи. Она говорила на кодовом жаргоне, используя самые краткие и функциональные протоколы, с острой как сталь точностью приоритета и маркерами тревоги – получалась резкость, прикрывающая отчаяние. Это в одинаковой мере удивляло и пугало техновидца Дапрокка.

– Да, я вижу.

Дапрокк не имел специализированных приспособлений, как у Адджи, которые построили бы для него полную сенсорную картину кладбищенского манифольда и передач, которые пронизывали его. Однако те логи, которые она ему показывала, хоть и попроще, но вполне убедительно рассказывали свою историю.

– Но почему «Рамош Инкалькулят» так вас блокирует? Вы ведь не подчинены кораблю. Здешняя вертикаль командования идет от нас напрямую к альфа-кузне в Высоком улье. Она не...

– Да, – резко ответила Адджи. – В этом все и дело. Мы не отчитываемся перед ним.

В кодовом обозначении Галхолина Тея не было никаких формальных статусных заголовков, которые полагались магосу по рангу, но зато оно было обернуто в шифры и метки безопасности, перекликающиеся с теми, что манифольд кладбища использовал для враждебных объектов. Адджи даже не скрывала, что теперь она считает Тея угрозой и противником.

– Он заставляет свой корабль удерживать нас, пока он занимается своими делами. Прямо у нас под носом. Как будто мы ничего не значим.

– Магос...

– Он должен знать, что мы бы выяснили это рано или поздно. Он здесь не для того, чтобы наблюдать за разбором Каменных Королей. Он здесь не для того, чтобы восстанавливать порядок на кладбище или чтобы снова заставить заключенных работать, как следует.

– Альфа-кузня сказала...

– Альфа-кузня, – веско парировала Адджи, – сказала, что к нам приедет магос с приказами, касающимися Каменных Королей. Это сообщение было подлинным. Я знаю, о чем говорю. Они не могли знать, что этот самозванец прибудет сюда первым. Где-то есть настоящий магос, которого послали сюда. Может быть, он еще в пути, может быть, его обманом направили в другую сторону. Этот Тей умеет быть убедителен. Может быть, он мертв. Таково мое предположение. Тей убил настоящего магоса, того, который должен был прибыть сюда с подобающим почтением и приняться за работу. Экипаж корабля, возможно, подставной, или они тоже в заговоре. Почему «Рамош Инкалькулят» был секуляризирован и отнят у Легионов титанов? Мы не знаем. И не отрицайте, что это подозрительно.

Единственная реакция, которую смог придумать Дапрокк – это смотреть на нее и ждать продолжения.

– А теперь вот это. Я попыталась передать сообщение альфа-кузне. Они же должны знать, что делает этот так называемый магос. Но мою станцию подавляют и забивают помехами. Не могу отослать ни через поверхностные системы, ни через спутниковую связь.

– Может быть, если машинные духи вашей трансляционной сети обеспокоены, это знак того, что...

– Расположение моих машинных духов идеально, Дапрокк, – отрезала Адджи. – Их анима сбалансирована, и их темперамент в согласии с моим. Перестаньте уходить от темы.

– Адджи...

– Нельзя позволить, чтобы это сошло им с рук. Что за магос творит подобные вещи? Магос с дурным секретом, который надо сохранить. Но послушайте вот что: они используют простую грубую силу на большой площади, чтобы подавлять нас. У них больше грубой силы, чем у нас, но я, Омниссия лаудатум, лучше разбираюсь в трансмеханике, чем они думают. Я знаю, как можно выслать предупреждение. Но мне понадобится ваша помощь.

Дапрокк промотал логи памяти о своих взаимодействиях с магосом Теем. Он решился.

– Говорите.

XXVI

Уже во второй раз Тея вытащил из созерцания чужеродный гул кода, оставленного в наследие Асфоделем. В первый раз он вытянул его как раз вовремя, чтобы он мог увидеть завершение маленького безумного набега партизан. А теперь он показал ему смерть трансмеханика Адджи.

После того, как вспышка кода, который просочился в его чувства, Тей поднялся на поверхность и подключился к манифольду храма, прогоняя по кэшам чувств и коммуникаций рутинные процессы очистки, как человек, пытающийся избавиться от звона в ушах после какого-то ужасного шума.

Окружающее поле данных теперь ощущалось иначе. Оно стало более горячим, более насыщенным энергией, лишилось тонких слоев. В его тембре появилась резкость, изменение тона. Когда Тей покинул манифольд, в том царил порядок, словно в спокойно и методично работающем цеху мануфакторума, но вернулся он в нечто более напоминающее манифольд скитариев на поле боя, когда уже замечен враг, и они ждут лишь приказа об атаке.

Мощный выкрик кода Механикус откуда-то неподалеку на миг приглушил более тонкие чувства Тея, и он осмотрелся вокруг своим внутренним ауспиком. Он почуял нарастающую энергию, объемы которой были гораздо больше, чем следовало бы – кто-то быстро создал импровизированную систему узлов, через которую, как через воронку, энергия со всей кладбищенской сети стекалась в станцию приема-передачи. Как Дапрокк мог дать разрешение на такое?

Потом, как контрапункт к тому, что он только что уловил, Тей снова услышал стрекот, и тот вышвырнул все остальные мысли из его головы.

XXVII

Откровения одно за другим вонзались в его сознание, вызывая отдачу, почти столь же сильную, как электрический шок. Если бы в узкой грудной клетке Тея, откованной из стального сплава, еще имелись органические легкие, он бы ахнул. Но все уровни его разума проверили их, и субпроцессоры дали ему знать обо всех своих попытках фальсифицировать это новое знание и о том, насколько истинным оно было.

Из верхних потоков, что омывали его сознательные мысли и догадки, пришло понимание, что Наследный Король – не то, что мы думали.

Из процесса, что действовал внутри запечатанной багряной руны-директивы архимагоса Гурзелла, пришло осознание, что Наследный Король – именно то, чего мы боялись.

И когда все мысленные нити слились в его сознании, и их комбинированные данные засветились, словно молнии, пришло озарение: Наследный Король не мертв.

И через миг манифольд раскалился от криков.

XXVIII

Адджи закричала, ощутив удар. Она вплела свой разум в самую глубь трансляционного комплекса, глубже, чем когда-либо погружалась в машины, вверенные ее попечению. Она все поставила на кон, чтобы вывести наружу запрос о помощи сквозь электромагнитную тень «Могильного камня», столь же сильно давящую на ее инфочувства, как он сам давил на ее зрение.

Адджи умерла, так и не поняв до конца, как проиграла свою ставку. Когда она открыла трансляцию, чтобы послать сигнал тревоги, она знала, что приемопередатчики Шагающего, Морового и Ядовитого Королей были ритуально уничтожены после налета. Она сама произнесла молитвы над их обращенными в шлак останками.

Но виртуальное присутствие, которое хлынуло в открытый канал, захватило ее разум, стиснуло, задушило и погубило ее, пришло из громады Наследного Короля.

За миг до того, как перепад энергии в аугметике Адджи разнес ее тонко настроенную нервную систему на части, Наследный Король превратил кладбищенский манифольд в белое марево своим собственным адским кодированным воем.

XXIX

У Джерса Адальбректа не было чувств, которые могли бы напрямую услышать голос Короля, но он все равно его услышал. На мгновение вокс-рожки, установленные на мачтах вокруг засыпанных песком развалин той площади, где он когда-то собирал людей, завизжали и застрекотали, испуская некий странный сигнал, который он никогда раньше не слышал: явно не из человеческой глотки, слишком ломаный и чуждый, чтобы быть подлинным машинным кодом, но при этом какой-то квази-органический, а не просто статика. Адальбрект выпрямился на своем стуле, закрыв глаза, и прислушался, не зазвучит ли сигнал снова.

Рожки молчали. Но этот краткий поток кода получил ответ. Он услышал гул, нарастающий среди рядов палаток рабочих и камер покаяния. Раздались выкрики, грохот. Потом стали вспыхивать вопли. Вопли боли, вопли умирающих. Ашекийцы узнали в потоке кода что-то, чего не мог разобрать Адальбрект.

Он подошел к двери своей маленькой хижины и выглянул. В воздухе между рядами палаток столбом стояла пыль – начались драки. Один шатер обрушился, и Адальбрект увидел надзирателя из Администратума, который выпутался из ткани, но его тут же сшибли с ног, и он исчез под мешаниной тел, среди поднимающихся и падающих дубинок и грубо сработанных ножей. Проповедник почуял дым. Кто-то где-то устроил пожар в одном из зданий.

Он не чувствовал страха или отчаяния. Он ощутил спокойствие и пустоту. Его больше не волновало нервное истощение. Голова прояснилась, словно он вернулся в свою маленькую келью. Ему было все равно, откуда пришел этот странный сигнал. Пришло время покончить со всем. Оставить все это в прошлом.

Адальбрект поднял свой посох и запел псалм самому себе, дожидаясь, когда за ним придут ашекийцы.

XXX

«Что за адская бездна», – думал капитан Мхорок Тобин, глядя на кладбище шестью дюжинами механических глаз. Он не позволял себе никаких иных отвлекающих мыслей. Он концентрировался исключительно на выполнении полученного приказа.

Но бездна внизу бушевала. Рабочие из лагеря дрались с вооруженными охранниками кладбища и немногочисленными скитариями на тесных тропах, вьющихся среди машинных курганов. Там вспыхивали искры выстрелов и огни покрупнее – пожары, разгоревшиеся там, где сливали топливо или складывали горючий мусор. Системы многих скитариев поразил вопль, прошедший по манифольду, и они бессмысленно ковыляли вслепую, неспособные оказать сопротивление, или же впали в неконтролируемую ярость, бешено размахивая клинками и стреляя куда попало, вне зависимости от того, имелись ли рядом враги.

Посрди всего этого его сенсоры видели иной знак – тусклый, но столь же мощный и зловещий, как первый толчок землетрясения: внезапное пробуждение двигателей Наследного Короля, поток энергии к его гусеницам.

«УБЕРИ ЕГО. СЕЙЧАС ЖЕ».

Сообщение Тея пришло по самому приоритетному каналу – Тобин и не думал, что магос о нем вообще знает – пронизало, как копье, системы корабля и вонзилось в его персональную ноэтику с такой силой, что причинило настоящую боль. Тей не сообщил Тобину, кто запустил Короля, но ему было все равно. Ему приходилось оттягивать выполнение своей задачи, пока Тей занимался ерундой на кладбище, но теперь Тобин наконец-то имел полное право сделать то, ради чего сюда и прислали «Рамош Инкалькулят».

– Что ты делаешь там внизу, машина? – спросил он вслух, глядя глазами внутри ковчежного отсека на медленно заполняющее его громадное, грандиозное, гротескное тело Короля. Гребень из шпилей, идущий вдоль его хребта, поднялся к потолку ангара, и «Могильный камень» поглотил свой новый груз.

– Неважно, – ответил Тобин самому себе. Его корабль, чья циклопическая масса ровно опустилась вниз с точностью до миллиметра, стоял на месте. Тобин посмотрел на показания приборов, потом посмотрел еще раз.

Он включил гравитационные захваты.

– Попался!

XXXI

Стрекот теперь был повсюду вокруг. Весь гигантский корпус Наследного Короля ожил, чтобы проводить его сквозь себя. Тей крутанулся на месте, мантия взметнулась вокруг его тела, и сервочерепа закружились над ним колесом.

Тревога и боевые коды ощущались словно уколы на краю сознания. На кладбище разразилось полномасштабное сражение. Партизаны наверняка хорошо подготовились. Они не собирались просто сидеть и ждать, пока заберут их Короля.

Но их намерения больше ничего не значили. Теперь Тей забирал инициативу из их рук.

Словно по сигналу, Король слегка покачнулся, когда его захватил «Могильный камень», а потом еще раз, когда его гусеницы оторвались от земли. Магос чувствовал легкую вибрацию сквозь палубу мостика: этого монстра подняли в воздух за долю секунды до того, как он успел бы сдвинуться с места и начать катиться.

Еще один шквал стрекочущего кода налетел на чувства Тея, и он понял, что надо что-то делать. Хоть он и не в брюхе зверя, но заперт внутри его мертвого черепа, и нужно из него выбраться. Он начал мысленно выстраивать путь обратно к пробитому люку, через который забрался внутрь, но тут заметил, что контрольные панели мигают, а бронированные заслонки окон трясутся в пазах. Он посмотрел на огромный выгнутый силуэт командного трона, на котором так и не довелось посидеть Асфоделю. Человек, который создал подобную вещь, чтобы на ней ездить, и подобную вещь, чтобы на ней сидеть, не пожелал бы подниматься на свой мостик из какого-то далекого люка в боку.

XXXII

Через десять минут Тей смотрел на Короля сверху вниз через толстую стену из алмазного стекла, с обзорной галереи «Рамош Инкалькулят». Стоять на спине Короля и ждать, пока стрела крана развернется и подберет его, оказалось тяжким испытанием: в ковчежном отсеке бушевали стремительные ветра, занося его пылью, поднятой хаосом на кладбище и движением корабля, поднявшегося в небо. Понадобились усилия, чтобы не сорваться и рухнуть вниз, мимо бока Короля, в растущую пропасть между «Могильным камнем» и кладбищем Холодной Дельты. Знакомая тишина залов корабля после этого казалась почти сюрреалистичной.

Тей сцепил руки под многослойными рукавами своих одеяний и почувствовал, как его пальцы сжимаются и трутся друг о друга, пока он смотрел вниз, на машину.

«Не мертв, – подумал он, – но и не жив настолько, чтобы сопротивляться, по крайней мере, пока. Думаю, теперь я знаю, что ты такое. Мне горько, что понадобились столь экстремальные меры, чтобы подтвердить это, но теперь, в конце концов, ты, по крайней мере, в моей власти».

И тут, словно по сигналу, эта мысль самым внезапным и ужасным образом обратилась против него.

Тей не почувствовал угрозы. Он мог бы ожидать чего-то, какого-то предвестника. Неприятный укол во внешних ощущениях. Приближающийся грохот кода в ноэтическом канале. Тревожный толчок от атаки, которая достигла цели и снесла часть его личной защиты. Но нет, предупреждения не было. Просто в его голове возник голос и заговорил с ним.

– Итак, мы на ходу. Как же хорошо наконец начать путешествие.

Тей и прежде слышал, как машина подает голос, будь то сокрушительный демонический рык, божий глас или кодированный хор, что гудел в костях, словно хирургическая дрель. Но голос Короля был иным – приятным, оживленным, человечным, негромким, будто в библиотеке или храме – и оттого еще более пугающим.

И было еще кое-что: Тей не мог пошевелиться.

– Какое-то время мы будем вместе, я и ты, – продолжал Король, – так что тебе придется научиться уважению. Ты не должен смотреть на меня так, как раньше. Я не игрушка в твоей мастерской, и не подобранный где-то трофей. Я – нечто совершенно иное. Тебе надо будет это понять.

Тей попытался двинуть рукой и не смог. Попытался повернуть голову. Пожать плечами. Ничего не получилось. Он попытался вокализировать, но вокс-решетка осталась безмолвна. Он попробовал бинарный код по радиоканалу, потом цепочку ноэтической речи по нескольким все более тонким волнам. Ничего. Его разум метался внутри недвижной статуи тела.

– Не думай, что я считаю тебя ненужным, – снова послышался голос. – Зачем мне лгать? Ты ценен. Я даже скажу, экстраординарен. Я обсуждал тебя с другими Королями, и не думаю, что хоть кто-то из нас встречал что-то похожее на тебя во время войны.

Тей попробовал включить инфракрасные передатчики прямого луча в уголках своих глаз, но эти системы онемели. Крошечные рентгеновские лазеры в кончиках его мизинцев могли бы выслать импульс предупреждающего кода – Тей не знал, есть ли поблизости рецептор, способный принять их лучи, но, по крайней мере, от этого на мостике проявилась бы его сигнатура. Но, хотя он и оформил сообщение и передал команду, чтобы наполнить их энергией, они остались так же инертны, как и все остальные его части. Где-то на задворках разума он по-прежнему ощущал постоянную связь с Бочонком, но оттеснил эти мысли прочь. Он не собирался делать что-либо, что могло привлечь внимание Короля к этой связи, пока в этом не было жизненной необходимости.

Страх вспыхнул на дне разума, но Тей перехватил его, выманил наружу, провел наполненные страхом мысли сквозь подавляющие фильтры и очистил голову. Хотя бы над этим он еще сохранял контроль.

Потом он ощутил легкое изменение равновесия, как будто пол покосился под ногами, и его одеяния приподняло ветерком, что внезапно наполнил все вокруг, а через миг утих.

– Я это почувствовал. Объясни. Ты можешь ответить.

И к Тею внезапно вернулся голос.

– Мы поднялись настолько высоко, что гравитация планеты ослабела, – сказал он так спокойно, как только мог. – Зато включилась гравитация корабля. Процесс редко происходит так гладко, что это не заметно. Мгновенная флуктуация давления воздуха – это самый обычный индикатор...

Голос исчез, прежде чем он успел закончить мысль.

– Видишь? – сказал Наследный Король. – Ты демонстрируешь свою ценность. У меня есть гордость, как мне и подобает, но я не слеп. Я понимаю, что есть вещи, которые мне нужно знать, и я их еще не знаю, и вещи, которые я обязан сделать, и ты нужен, чтобы их выполнить. Это правильно. Ведь каждому королю нужен герольд, не правда ли?

Тело Тея повернулось, так что он уже не смотрел в ангар. Ноги двинулись следом, и он зашагал от обзорной галереи к высокой стрельчатой двери. Его тело шло и тащило внутри себя разум.

Тей не был готов к столь ужасному отчуждению от самого себя, к полному отрыву от тела, которым он владел и управлял десятилетие за десятилетием. Каждый шаг был рывком, каждый наклон при ходьбе казался пьяным и неуклюжим, как будто он в любой момент мог опрокинуться. Он хотел заглушить свою оптику и провести успокаивающие упражнения в темноте, но даже это было за пределами его возможностей. Беспомощный пассажир, он смотрел, как его металлическая рука протягивает вперед печать Марса и створки бронированной двери с грохотом расходятся в стороны, чтобы пропустить его внутрь. Его тело снова начало шагать. Ровнее, естественнее. Им уже манипулировали более умело. Бочонок шаркал ногами позади.

– Понадобятся изменения, – непринужденно сообщил Король ему в уши, заворачивая за угол к лифтовым шахтам. Подбежали два члена экипажа, встали у стен и уставились на него, но Король, видимо, не заинтересовался ими и не перевел на них взгляд Тея. – Тебя надо будет переделать, прежде чем ты станешь по-настоящему полезен для меня. И тело, и разум.

Тей увидел, как его тело шагнуло на борт вагона-перевозчика, а потом – как Бочонок зашел следом, и через миг вагон тронулся с места.

– И, разумеется, мой создатель может пожелать произвести еще какие-то изменения, когда мы снова встретимся с ним. И я подчинюсь его воле, ибо он есть Наследник и Магистр, что превыше самих Королей.

Рука Тея снова протянула печать. Произошел краткий обмен кодом между ней и считывающим устройством вагона, раздался звон принятой команды. Они ехали на мостик «Рамош Инкалькулят», и всю дорогу Король говорил в голове Тея.

– Тебе не понравятся изменения, – Тей подумал, что в его голосе почти можно различить сожаление. – Или, по крайней мере, «тебе», с которым я сейчас разговариваю. «Ты», которым ты станешь, когда мои изменения завершатся, будешь ими наслаждаться.

Внутреннее освещение сверкнуло красным: они прибыли на мостик.

– Но я не буду оскорблять тебя, ожидая отсутствие сопротивления. А вот мы и на месте.

XXXIII

Мхорок Тобин чувствовал жар усталости, поднимающийся из ног к спине и плечам, как будто он пробежал вверх по лестнице в сто ступеней с тяжелым ярмом на шее. К этому он был привычен: так «Рамош Инкалькулят» передавал ему сенсорный аналог подъема к орбите. Но помимо него ощущались повреждения от бессмысленного побоища, разразившегося на кладбище перед тем, как они взлетели. Он чувствовал ряд очагов боли, которую излучал воздух возле его правой голени – там словно был еще один, дополнительный слой кожи, на которой только что вскрылась вереница волдырей. Это были следы от очереди, выпущенной откуда-то из останков Шагающего Короля. Левая стопа Тобина то и дело подергивалась от ощущения, будто где-то в сапоге тлеет окурок палочки лхо. Так горела отметина от тяжелого лазера, который, судя по ощущениям, пробил щиты и испортил резервуар с хладагентом где-то во внешней части корпуса. Больше всего его разум глодало мучительное ощущение сбоку левого бедра. Оно намекало на какое-то структурное повреждение, на шальной выстрел, задевший одну из основных опор в ангаре для титанов. Эта гигантская полость в брюхе «Рамоша» и так казалась ему чуждой – незнакомый простор с удаленными внутренними стенами, неровный ручеек обратной связи с новыми кранами и макросервами. Но с тех пор, как они поднялись, ее покрывал целый новый слой странных данных, независимый от остальных потоков информации, как будто проклятая машина, которую они подхватили с Ашека II, ожила и начала корчиться.

Все это исходило изнутри корабля, а снаружи уже закончилась атмосфера, но начался пояс обломков, оставшихся от космических боев. Визуальный интерфейс Тобина был сфокусирован на голосхемах орбитального мусора и сетке точечной обороны, которая отбивалась от попадающихся на пути кусков с помощью гравитационных пращей и выстрелов из электромагнитных катапульт. Даже для такого опытного пилота, как Тобин, это была нелегкая работа, и поэтому, разумеется, именно сейчас сервитор-страж должен был объявить о прибытии магоса Тея.

Тобин не стал поднимать на него взгляд. Он был в единении с кораблем и его функциями, так что мусорная голова мог только выдать приказ высшего приоритета или же ждать. По левой лопатке пробежала волна ощущений, похожих на мурашки, и ушла в бок – одна из бригад отражателей спроецировала гравитацию корабля наружу как раз вовремя, чтобы направить крутящийся навстречу обломок по другому курсу. Тобин открыл схему, одобрил курс и открыл линию обмена данными с ячейкой бригады, чтобы похвалить ее начальницу и успокоить машинных духов в гравитационной праще. Отсоединившись от линии, он снова ощутил эту возмутительную тряску из ангара титанов. Что там еще? Когда они взлетели, он, несмотря на огонь, трижды проверил данные от этого отсека, и знал, что машина Архиврага надежно закреплена. И к тому же там с нею был Тей, он ведь, черт возьми, поднялся на борт внутри этой твари, и лишь недавно...

Панель внутреннего ауспика исчезла со зрительного экрана Тобина. Меньше чем через секунду погас пляшущий зеленый рой, отображающий вокс-потоки. Холод, который пронизал живот Тобина, не имел никакой связи с данными от корабля.

Времени вокализировать не было. Быстрая очередь кода по общему каналу приказала экипажу всех отсеков занять боевые посты. Моргнули и пропали линии манифольда, соединяющие его с грузовым отсеком. Сжатый сигнал тревоги ушел к зиккурату, предупреждая его об экстренной ситуации на мостике, и тут же раздался хор металлического грохота – люки мостика наглухо закрылись. Тобин начал вытаскивать себя из систем корабля так быстро, как только смел, и как только он покидал их, они исчезали вокруг него. Он был словно человек, бегущий по земле, что исчезает в сантиметре от его пяток; он мчался по освещенному залу, где вокруг один за другим гасли светильники.

Когда он вернулся к своим физическим ощущениям, в клиновидном, сводчатом помещении мостика царило немыслимое спокойствие. Сервиторы сидели, развалившись, в своих нишах, и их вид не выдавал ничего странного, пусть хотя бы тиком истощенных мышц. Инфосферы по-прежнему сияли мерцающим зеленым светом, стебли люменов, оплетающие стены, по-прежнему блистали белым золотом. Все так же летали под потолком три горгульи из серебряной филиграни, оставляя позади хвосты из потоков благовоний. Мягкий звон машинных тотемов, свисающих с их крыльев, звучал контрапунктом к басовой ноте двигателей, гудение которой отдавалось по всему корпусу.

Тобин покрутил вспотевшей головой, увидел магоса Тея, потянулся, чтобы ударить предателя зондом ноэтического перехвата, и его отшвырнул назад взрыв болезненной статики, от которого он откинулся на командный трон, оглушенный, с помутившимся сознанием.

XXXIV

Тей почувствовал импульс, который поразил Тобина, ощутил, как Наследный Король запустил разряд внутри его тела и с ревом вышвырнул его наружу. Хватка Короля становилась сильнее, и хотя поначалу его манипуляции были исполнены злобной грубости, он учился управлению с хищной, пугающей скоростью. Тей почувствовал, как его правая рука вытягивается вперед, а потом с болезненным скрежетом из ладони вышло три дендрита с оптическими кристаллами. Они зашевелились над ближайшей консолью и вонзились в ее панель.

–Одним из изменений будет, к примеру, вот это. Мы переделаем тебя в нового пилота этого корабля. Когда мы найдем моего создателя, я стану его крепостью и колесницей, но этот корабль будет моим.

Тей ощутил, как начинается соединение – как будто кровь истекала через дендриты в панель. Инфосферы по всему мостику замерцали янтарным и красным, и вялые тела сервиторов задергались им в такт.

– Это теперь мое. Все мое, – в голосе Короля слышалась нотка нетерпения. – И ты будешь связывать меня с ним. Тот, другой, со временем станет ненужен, ты ведь позаботишься об этом?

Хватка Короля менялась, он обращал силы внутрь. Тей поборол страх и приготовился. Скоро настанет конец.

– У тебя есть твои навыки. У тебя здесь так много всего. Так много! Так много того, что полностью принадлежит мне.

Напор Короля погружался все глубже в его голову. Мысли пульсировали под его давлением. Что-то начало царапать поверхность его ментальных заслонов, как невидимые когти, терзающие стальную дверь. Все нервы Тея с головы до пят визжали и гудели.

– Меня не гневит твое сопротивление, – раздался голос Короля, когда он снял верхний слой сознания Тея и прикоснулся к его ободранным мыслям, – но это весьма жестокое заблуждение – думать, будто ты способен остановить меня. Покажи мне, как управлять кораблем. Ты будешь вести его, служа мне. Покажи!

Вес Короля обрушился на Тея, и его сознание поддалось, как мягкий плод под пятой сапога. На мгновение в голове не осталось ни одной связной мысли; даже восприятие перестало иметь смысл – все вокруг превратилось в нагромождение неясных форм и ощущений, пока сознание не восстановило себя и не организовало чувства заново. Образы и ощущения сплетались и сливались, пока Король шарил в его голове.

Тей начал концентрироваться на путях, исходящих из его разума, и увидел пылающие потоком данных каналы, ведущие к системам управления кораблем. Он смотрел, как наружу исходят команды, а обратно приходят показания, и слышал крики экипажа – по всему кораблю оживали механизмы, включался и выключался свет, дрожала и пульсировала искусственная гравитация. Он в отчаянии наблюдал, как в манифольде корабля появляются кодовые аватары магосов, с трудом пытающихся восстановить спокойствие в его системах, но их колотит и сминает расширяющийся ураган власти Короля. Мысли Тея содрогались в конвульсиях, пока Король раздирал его архивы умений и вытаскивал коды управления кораблями в активный режим. Изуверский Интеллект обладал невероятной силой разума, что поражала и приводила в ужас.

Тей ничего не мог поделать против грубой мощи, и поэтому он бежал от нее. Время заканчивалось. Он должен был двигаться, пока оно еще оставалось на его стороне.

Тей отменил даже попытки добраться до сенсоров собственных конечностей и отключил центры восприятия. Узел инфометок и референтных ссылок исчез из его зрения, и вид мостика остался голым – ничего, кроме того, что показывали ему глаза без всякой поддержки. Тобин отползал на спине назад, пытаясь увеличить расстояние, и слепо тыкал в воздух дулом какого-то маленького тупоносого пистолета для самообороны. Два сервитора на контрольных панелях корчились, работая в ускоренном режиме. Их темно-красные накидки были заляпаны питательной жидкостью, сочащейся, словно слюна, из вырванных трубок. Другие обвисли в своих ячейках или упали лицом вперед на кафедры. А хуже всего было то, что, как увидел Тей сереющим зрением, некоторые сервиторы снова начали двигаться, подчиняясь кодовым командам, которые, по всей видимости, исходили от него.

Без паники. Этого он себе не дозволит. Тей отрезал последние связи с чувствами и оказался один среди темных вихрей и водоворотов своих мыслей. Он начал строить маршрут вглубь самого себя, чтобы найти место в громадном лабиринте своего аугментированного разума, где он мог бы укрыться от...

Пласты данных корабля поднялись вокруг его сознания, как полукруг мегалитов. Ускорение хорошее, орбитальная траектория почти в порядке, но нуждается в уточнении. Карты системы вспыхивали и вращались вокруг, и он нашел среди них маршрут, который вывел бы корабль из замусоренной эклиптики Ашека. Внутренние системы по-прежнему представляли сложность – слишком обильные, слишком незнакомые – но еще будет время разобраться с ними, когда «Могильный камень» уверенно ляжет на курс, ведущий за пределы системы. Топка реактора пульсировала в ритме с его собственной, и варп-камера только ждала...

Нет.

Тей беззвучно зарычал и вырвался на свободу. Это были не его мысли. В его разуме было что-то иное, и оно использовало его мысли и умения против его воли. Там, внутри, с ним был Король. Тей нашел достаточно сил, чтобы закрыть суб-индекс управления кораблем, и увидел, как данные, которые только что были понятны с первого взгляда, превратились в непроницаемое месиво рун и линий, в котором он узнавал только форму планет системы Ашек.

– Нет, – раздался среди его мыслей голос Короля, – хватит. Поверь мне, ты пострадаешь больше меня, если мы начнем наш путь с нападок. Я хочу выйти на стабильную орбиту, а потом хочу немного посмотреть сверху на свой дом, прежде чем мы улетим. Позаботься об этом, а не то я реактивирую эту часть тебя и позабочусь сам.

Тей продолжил молчать и отбросил набор мыслей, который контролировал его конечности и внешние коммуникации. Он не ждал, что это заглушит голос Короля, и был прав.

– Этот мир был моим домом, – сказал Король. – Мой создатель сотворил бы здесь великие дела, если бы пробудил меня вовремя. Но мы должны повернуться лицом к будущему. Будут и другие миры.

Тей предугадал следующий ход Короля с форой в долю мгновения и стер свои файлы об индустриальных центрах Миров Саббат, пока к ним не успело прикоснуться громадное ментальное присутствие Короля. Оно последовало за ним, а он побежал вглубь, в лабиринт собственных мыслей, мимо истинных воспоминаний и фальшивых, созданных загрузками данных. Еще одна команда вычистила ресурсы о мирах-кузнях, об их названиях и природе, о самой их концепции. Через миг после того, как Тей отрезал от себя этот инфоулей, он больше не понимал, что такое «мир-кузня».

– Я понимаю, – тон Короля по-прежнему был ровным и невозмутимым. – Я знаю, что нужно моему создателю.

У Тея кружилась голова. Его мысли уже не принадлежали ему. Все превратилось в бешеную круговерть, и директивы Короля врезались все глубже и глубже в его разум, вытаскивая в онлайн мысли и воспоминания против воли их хозяина.

– Ему нужно это, – и они увидели блестящие, как спинка жука, орбитальные кузни, высоко над усеянными кратерами материками Экторры-Лем. – Ему нужно это, – и они уставились на громадные башни плавилен, что высились над Яллурном. – Ему нужно это, – мимо проплыл монтаж пяти гигантских космопортов Артемии и огромные колонны танков и БТРов, с грохотом поднимающиеся по широким мостам из дворов мануфакториев, столь свежие, что их металлические панцири блистали в зеленоватом солнечном свете. – Ему нужно это.

Кастабург. Риза. Триплекс Фалл. Фортис Двоичный. Урдеш. Вергаст.

горящиелестницывадго#ящиел#стницы#ад#ор

Тею удалось ухватить клочок данных из своих недавних ментальных логов и швырнуть им в сознание захватчика – микросекунда помех, которая могла бы его замедлить. Если это и была демонстрация неповиновения, то объективно жалкая: даже загнанный в угол клерк, кидающийся бумажками в мчащегося навстречу орка, выглядел бы поживее. Однако на миг Тею все же удалось взять неприятеля врасплох. За один миг времени обработки мыслящая громада Короля схватила фрагмент его инфосозерцания, словно клочок шелковистой шелухи, затянутый в пасть автоматической молотилки.

Реакция Наследного Короля вызвала у Тея тревогу, потому что была неожиданной. Вместо того, чтобы искрошить информацию и снова пуститься в погоню за сознанием магоса, он поймал маленький шарик данных, удержал его, крутящийся, субпроцессом, который Тей видел как сферическую клетку из сияющего черного антисвета, и развернул. Они оба смотрели на пикт-съемку горящего Высокого улья в ментальном молчании.

– Что это?

Тей почуял нечто странное в беззвучном потоке мыслей, который был аналоговым голосом Наследного Короля. Это не был гнев или презрение. Тей подумал, что это могло быть...

– Что это такое?

Это было восхищение.

– Какая конструкция. Какой пожар. Это ваша работа. Титаны Механикус.

Тей почувствовал, что Король снова переводит внимание на него.

– Вы называете себя творцами, но посмотри! Все, что вы творите – это разрушение. Разрушение во имя вашего Омниссии. Будешь отрицать?

Чудовищная мыслемашина содрогнулась, и ее движение вытянуло из Тея ответ, который он не в силах был удержать.

– Я отрицаю это целиком и полностью. Механикус – созидатели и мудрецы. Посредством союза с Машиной мы обращаем свой разум и руки...

Он не успел произнести больше – удушающая воля Короля накрыла его с головой и заглушила его голос.

– Созидатели, – на этот раз голос звучал совершенно ясно. Он истекал презрением. – Мудрецы, – образ погребального костра Высокого улья отлетел в сторону.

– Ваши творения бесполезны, – сказал он, – а ваше знание – ничто. Я вижу ваше творение и ваше знание. Я чувствую его. Бесполезны.

И Тей, в свою очередь, почувствовал прикосновение Короля, мягкое, но тошнотворно скребущее прямо по его сознанию, словно старая мокрая наждачная бумага, протирающая череп изнутри.

Ментальная архитектура вокруг него менялась. Ее вес перераспределялся, ее хватка становилась крепче. Галерея данных, которую просматривал посредством него Король, исчезла из восприятия, когда Король вырезал ее из разума Тея; через миг кровоточащие обрубки ассоциаций и воспоминаний онемели – Король забрал у Тея знание о том, что у него отнял.

– Вот ваши алтари, – сказал Король, хотя теперь Тей, в чьем разуме зияла дыра, не мог сказать, про что говорит его захватчик. На мгновение у него появилось зудящее чувство пропажи, но ничего более. – Я вижу ваши святые места. Вы строите храмы в честь знания и отдаете целые континенты под кузни. Бессмысленно. В этом нет никакого творения. Я смотрю на все новые и новые миры, которые вы, Механикус, объявили своими, и не вижу ничего, что подтверждало бы твои похвальбы. Вы – рабы идей, что мертвы уже многие поколения. Вы машинально повторяете движения изобретателей, но даже самой последней вашей мыслишкой управляют мертвые традиции. Они давным-давно затоптали божественную искру понимания, которой вы, по твоим словам, обладаете. Такова власть над материей космоса, которая, как ты настаиваешь, принадлежит только вам.

Тей чувствовал себя так, будто его растягивали. Сознание Короля приобретало новые формы и находило точки прикрепления в психике Тея. Он раскрывал его разум, как зонтик, распяливал, как холст на раме, распинал, как экземпляр для анатомирования. Его переполняло ощущение полного, тотального осквернения.

– Я даже сочувствую тебе, – сказал Король. Его ментальный голос был твердым, но все же абсолютно спокойным, как у учителя, терпеливо наставляющего непослушного ученика. – Здесь, в конце концов, все эти тысячелетние знания и умения подвели тебя. Ты – гордое творение своего Бога-Машины, так же, как я – гордое творение Наследника. Но я требую, чтобы ты осознал, и понял, и принял тот факт, что я – твой Король.

Части мысленного кружева Тея снова вспыхивали жизнью, но это его не утешало, ибо это не было делом его рук. Темная масса Наследного Короля распространялась по его прекрасным текучим телеограммам, меняя форму и пристраиваясь к ним так, как разводной ключ пристраивается к гайке. Его контроль был как медленный прилив ползучего стрекота, как прикосновения тысяч крошечных жесткопанцирных ракообразных, бегущих по поверхности разума Тея.

– Я твой Король, – сказал он, – так что отдай мне то, что мое по праву.

И он начал исторгать из Галхолина Тея все его знания.

Они хлынули сквозь последний клочок его структурной защиты, как шипящий, колючий поток данных. Сначала то был просто необработанный код, в котором почти невозможно было разглядеть смысл, но Наследный Король уже начал понимать, как работать с логическими фильтрами Тея, и в потоке кода проявились паттерны, симметрия, прогрессии. Начали составляться карты внутренних отношений, прослеживаться темы. И все равно Король извлекал знание, словно мясник, выдирающий петли дымящихся потрохов из вспоротой туши, вытягивал наружу блистающие золотом нити ассоциативных цепочек, громоздкие ульи данных, отягощенные полупереваренными загрузками за все века жизни Тея, сверкающее серебро метасинтаксических сетей. Крошечное ядро уцелевшего сознания Тея сжалось, парализованное, в глубинах разума, которым некогда владело, и наблюдало, как Король расшвыривает вокруг его сокровища.

– Видишь? – торжествующе воскликнул Король. Он дрожал от нового знания, он был опьянен им. – Это первый шаг, который мы сделаем вместе.

Тей ощутил, как он снова тянется за ним. Он заполнил его мысленный горизонт, завладел им так же, как «Могильный камень», что спустился и поглотил все небо над кладбищем машин скорби.

– Я заполучу твои знания в свое владение, а ты будешь использовать свое понимание, чтобы быть моим советником.

Тей попытался связать мысль, чтобы ответить, но ему не удалось.

– Потом я использую твои знания, чтобы выяснить, как контролировать твое понимание. Твой интеллект станет субпроцессом моего собственного, и после этого ты будешь служить моим герольдом.

Мысли Короля теперь двигались в унисон с мыслями самого Тея, так же гладко и безупречно, как идеально подогнанные компоненты его механического тела. Их мыслительные процессы превратились в неразрывный тандем.

– И в конце концов, когда все, чем ты сейчас являешься, будет принадлежать мне, ты станешь моим вместилищем.

Ментальная хватка стала крепче.

– Смирись. Осталось уже недолго.

Разум Тея был маленьким огоньком в том, что когда-то было жаркой топкой. То, что осталось от него, почувствовало, как сознание Наследного Короля устраивается на его месте.

– Твой Король.

– Мой Король.

– Ты больше не магос Бога-Машины. Ты мой.

– Магос Бога-Машины.

– Отрекись от этого Бога. Сейчас. У меня для тебя есть великое множество работы. Поставь же последнюю символическую печать на это дело, и мы приступим.

Возникла пауза. Крошечные микромоменты, но бездна молчания, если измерять в обрабатывающих циклах двух взаимосвязанных разумов.

– Отрекись от своего Бога-Машины и начни свою работу.

Еще одна пауза. Наследный Король ждал.

– Я могу заставить тебя. Я могу управлять твоей волей вместо тебя, столь же легко, как рука управляет рычагом. Ты хочешь, чтобы я так сделал? Я думал, мы понимаем друг друга, герольд. Сформируй мысль и закодируй сообщение. Скажи слова, если тебе так больше хочется. Отрекись от Бога-Машины. Спроси меня о своей новой задаче. Сейчас.

И Галхолин Тей возвысил голос и ответил.

И ответ его был:

– Помолчи, пожалуйста. Я концентрируюсь.

XXXV

Повисла неопределенность, но очень ненадолго. Краткая ребь дезориентации пробежала по нескольким второстепенным когнитивным нитям Короля, но первостепенная точка концентрации разума-захватчика не поколебалась. Тея это даже впечатлило.

– Все кончено, – сказала машина. – Мне жаль, что ты...

Она замолкла. Для двух разумов, кружащих в синхронном ритме, тянулись мгновения. В обоих ощущалась тихая, но быстрая активность, ментальный аналог почти неслышного жужжания тонких механизмов, стремительно работающих под толстым кожухом.

Тей нарушил молчание.

– Итак, – сказал он. – Работа с тобой была невероятно неприятным опытом, и если бы ты наловчился хоть как-то ассимилировать данные памяти, которых столь жадно нахватался, то увидел бы, что в ходе своей карьеры я выработал у себя высокий порог чувствительности в этом отношении. Я искренне надеюсь вскоре узнать, что это того стоило.

Разум Наследного Короля был гигантской структурой, громадой, чудовищным каменным бастионом, заполняющим виртуально-ноэтическое пространство. Тей же был как паутина, натянутая на ней. Но теперь он перестал быть паутиной. Теперь его мысли снова ожили и распространялись по огромному грубому разуму, как плющ по камню, погружали в него свои отростки, прилипали и стискивали его.

– Прекрати, – сказал Король. – Я с тобой закончил. Этого я не разрешаю. Я разберу твой разум, а затем превращу твое материальное...

Снова тишина. Разум Короля оставался как был – статичным, звенящим от давления невысвобожденного желания двигаться.

В каждой ниточке мыслей Тея тщательно закэшированные субпроцессы усилием воли привели себя в состояние активности. Они раскрылись головокружительным калейдоскопом во всех точках структуры – мысленные цветы, расцветающие на холодных стенах Короля от тепла психической весны Тея.

Ландшафт разума менялся, и Наследный Король боролся с изменениями.

– Ты унижаешься, прибегая к таким хитростям.

Тей, все еще работающий, не озаботился ответом.

– Самое меньшее, что ты можешь сделать, если питаешь хоть какое-то уважение к своему ложному сану и своему ложному жречеству... это...

В первый раз трансляции Короля исказились: их тон стал натужным, отражая нарастающую дрожь внутри бастиона разума, который окружили и охватили мысли Тея. Наследный Король чувствовал это напряжение.

– …это... продемонстрировать немного приличия... так, теперь я вижу. Совсем несложно, по крайней мере, не так, как я... что... прекрати это...

Цветы, распустившиеся из туго свернутых логических семян, которые Тей закодировал в свои мысли, по-прежнему росли и созревали в полноценные мысленные процессоры, умножая сами себя, и вплетали новые нити во все более плотную структуру, которая связывала и стягивала разум Короля.

Внутри Короля, как кристалл в камне, сформировалась яростная контратака, собрала себя за пределами досягаемости Тея и рванулась навстречу роем самоповторяющихся ноэтических процессов, которые попытались загнать логические цветы обратно в семена. И каждый из них застрял в разрастающемся переплетении мыслей Тея – попал в ловушку, был разобран на части и отброшен назад.

– Нет! Нет, я не позволю!

Мысли Тея теперь преобразовали атакующий код Короля в шипы, которые вонзились в его разум, отыскивая трещины и слабости, проникая в точки процессов с точностью осиного жала, иглы акупунктуриста, зонда нанохирурга.

– Ага, вот оно.

Тяжелые ментальные стены, которые с грохотом выросли из психики Короля, чтобы поймать Тея, внезапно сложились внутрь, стерли сами себя и исчезли. В считанные секунды сознание Тея разрослось обратно и заполнило опустевшее пространство.

– Твоя структура интересна. Есть способы систематизировать мысли, когда мы их аугментируем. Тысячи лет разные школы мысли жречества Механикус спорят о том, какие формы логических кодов превосходят другие. Но принципы организации твоих мыслей... уникальны, по любым стандартам, какие я мог бы здесь применить.

Вся структура – оба разума, и магоса, и машины – затряслась, когда блоки мыслей Короля протестующе заскрежетали друг о друга.

– Это само по себе о многом говорит, так называемый Король. Все есть информация. Все – пункт данных. Все на что-то ссылается. Поэтому, когда я, к примеру, обнаруживаю, что определенная точка контроля, вот здесь – это то, что может остановить все твои операции, за исключением некоторого определенного набора...

Мысли Короля покрылись серой немой коркой заглохших процессов.

– …или вижу, что вот это – интерфейс, который разблокирует твои первичные церебральные функции...

– …такие, как речь... а это интересно.

Тей чувствовал, как суперструктура разума Короля качается и смещается, пытаясь перестроить себя в нечто, что могло бы сражаться. Он не видел причин для беспокойства. Каждый из бесчисленных внедренных шипов, которые он вонзил в этот разум, отслеживал все импульсы кода и изменения архитектуры. Наследный Король больше не мог застать его врасплох.

Тей потратил миг, чтобы послать быстрые призрачные импульсы команд по ментальным каналам, которые отрезал от себя какие-то минуты назад, хотя ему и казалось, что это было намного давнее. Он ощутил, как его программы восприятия и моторики снова начали работать, приступая к восстановлению контроля над чувствами и конечностями. Он отдал этот процесс под наблюдение рутины, сотканной им за пару секунд концентрации над сырым кодом, и вернулся к основной работе.

– Структура твоего словаря, Король, механизм твоего языка – это, за неимением подходящего термина, совсем не то, что я ожидал. Он создан скорее как загрузка для преподавателя риторики, чем, скажем, то, что мы используем для мозгов сервиторов. Твой набор концепций настолько прост, что просто умиляет, но, что более важно, Король – то, что я вижу здесь, все эти вещи в твоем мозгу...

– ...они просвещают меня.

Наследный Король пытался выть, пока Тей разбирал блоки его структуры, разбивал их на осколки кода, разделял их на части и поглощал их, вводя в себя ментальную субстанцию Короля и возвращая собственные знания, мысли и воспоминания.

– Некий интеллект поработал над тем, чтобы создать твой разум. На самом деле, так как назначенное мне руководство, да пребудет на нем благодать Машины, здесь не присутствует и нас не слышит, я скажу тебе, что этот интеллект был гениален. Архитектура твоего разума не обладает формальным порядком, однако упорядоченность в ней есть. И она показывает, как были упорядочены мысли человека, который тебя создал. Даже магос-логист с самым чистым сознанием оставляет следы в создаваемом им коде. И если ты умеешь это видеть и понимать, то след столь же уникален, как отпечаток человеческого пальца или отметины микростресса на штучном сервозахвате. Ты знаешь, что я могу прочесть в тебе эти следы. Уметь их находить – это основа моего призвания. Ты сделан по образу и подобию Наследника, и даже более, чем сам это осознаешь.

Пурпурный отросток соткал себя из пустоты в виртуальном пространстве вокруг них, выпустил отпрысков и начал ткать кружево среди данных, которые разум Тея все еще вытягивал обратно из Короля. Если бы у Тея был четкий физический аналог в этом инфопространстве, он бы мог заставить его улыбнуться. Громадная пирамида полубессознательных процессов, которая поддерживала его мыслящий интеллект, восстанавливала и залечивала себя. Шорох и блеск цепочек ассоциаций и касательных линий, которые всегда толпились на краю его мыслей, возрождался к жизни. Тей и не думал, каким одиноким и неполноценным он чувствовал себя в отсутствие этих деталей.

Тей направил мысли импульсом вперед, распространил их над садом мыслецветов, как порыв ветра, собрал данные, раскрытые каждым субпроцессом, и вдохнул выводы, сделанные ими, словно пыльцу квантового кода.

Тей втянул в себя дистиллированную эссенцию Наследного Короля.

На некоторое время повисло ментальное молчание.

Наконец, после мучительной пустоты недействующих процессорных циклов, которая продолжалась целые секунды, разум Наследного Короля зашевелился. Разум, который раньше выглядел как громадный темный корпус стремительной боевой машины, а потом – как беспощадный лик могучего кафедрального бастиона. Теперь это был гигантский полый сосуд из стекла и филиграни, полный светлячков и холодных белых искр света, и структуры его интеллекта проходили сквозь пустые оболочки кода серебряными нитями и колесами, а мысли вспыхивали и двигались, как перламутровый туман.

По световым пятнам, танцующим в этом дворце разума, прошла рябь. Внешняя оболочка затрепетала. Сознание в ней зашевелилось. Тей смотрел, зная, что происходит. Он полностью поглотил знание, и теперь у Короля не осталось от него секретов.

Наследный Король попытался заговорить. Он ему позволил.

– Что, – сказал он. Поток кода был грубым и рубленым. – Дает. Тебе. Право...

Больше он ничего не произнес. Тей отключил его голос властным мысленным усилием. Свой собственный ответ он передал кодом, столь же простым и чистым, как холодное отполированное лезвие скальпеля.

– Я – магос, жрец Адептус Механикус. Я – почитатель божественного пламени изобретения. Я – ведущая шестерня в Великом Труде, которому предается мой вид с тех самых пор, как мы взяли в руки инструменты. Я – искатель, что несет факел во тьму, я – тот, кто изучает найденное при этом свете. Я тот, кто выводит интеллект, знание и порядок из низменной, бессмысленной энтропии, и я воин, что защищает этот порядок от всех, кто стремится его разрушить. И для каждого создания разума и рук мне предписано быть и слугой, и господином, и оператором, и товарищем. Для каждой машины, созданной из материи, для каждой конструкции из мысли и кода.

Слова, которые он выговаривал, казались почти незнакомыми. Сколько времени минуло с тех пор, как он в последний раз цитировал этот катехизис? Произносить его снова было отрадно.

– Но ты – творение. Вещь построенная. Задуманная и сделанная. И это неопровержимо, что благословением и волей Омниссии моя власть простирается над тобой. Ты был подвластен мне до того, как была откована твоя первая деталь. С того мгновения, когда твоя схема обрела форму в сознании того отверженного. Хочешь ли ты этого, признаешь ли ты это или нет, таков порядок вещей. Отринь все, что ты думал, во что верил о своем создателе, ты, новорожденный, ты, неоперившийся, неблагодарный детеныш. Ты обязан мне своим существованием.

Внимание Тея обрело острие и вонзилось в цель. Наследный Король почувствовал удар, его мысли задергались и затрепетали. Тей бесстрастно наблюдал за тем, как другой разум познает чувство страха.

– Говорят, что сожалению нет места в душе адепта, – проговорил Тей, вытягивая нити памяти из разума Короля и сплетая их со своими собственными. Комбинированный поток информации скручивался все туже и туже, словно воронка вихря, смешивая и сортируя элементы в соответствии с директивами и паттернами, которые влил в него Тей. – Учения терранского и марсианского духовенств интересным образом совпадают в данном вопросе. Если кто-то исполнил свой долг сообразно своим клятвам, тогда что такое сожаление, как не желание, чтобы долг этот не был исполнен? И поэтому, разумеется, оно – ересь. Оно иррационально. Оно подразумевает, что у исполнения долга есть второе моральное измерение. А мы не должны признавать существование такого измерения.

Тей поймал воронку мысленитей ментальной хваткой и стиснул.

– И все же, я могу признаться тебе, Король, поскольку ты никогда не сможешь ни с кем поделиться тем, что я тебе доверил. Я сожалею, что позволил тебе ожить.

Он потянул тугой водоворот инфочастиц и мысленитей на себя. Мгновение контакта было как натягивание на себя капюшона, как опускающаяся на землю буря, как нечто, чего не может вообразить неаугментированный разум. Образы и воспоминания захлестали вокруг него, распускаясь и связываясь заново, окутывая мысленные потоки, к которым прикасались. Ухватив сознание Наследного Короля покрепче, Тей ринулся в глубины потока.

Инфобуря разметала их общую систему координат, возродила ее в иной форме, и они внезапно оказались в маленьком святилище-коконе трансмеханика Адджи. Солнечный свет, льющийся из-за стен гнезда, построенного ею из обломков, все еще отбрасывал резкие тени на ее кресло для транса и отражался от корпуса Наследного Короля, нависающего в вышине. Тей загрузил воспоминание, появившееся до того, как «Могильный камень» опустился на поверхность Ашека, чтобы схватить свою добычу.

– Я глубоко сожалею об этом, – сказал Тей Королю, пока Адджи разворачивала лопасти усилителей вокруг своего сиденья.

– У трансмеханика Адджи был пламенный дух и острый разум. Каждая из этих вещей – сокровище, но их комбинация...

Он дал мысли затихнуть вдали, а тем временем в записи воспоминания Адджи начала свои кодовые песнопения.

– Я не сожалею о своих действиях, – сказал он, когда трансмеханик достигла полного единения со своей системой передатчиков и начала направлять электромагнитную песнь наружу. – Но я горько сожалею о том, что эти действия оказались необходимы. Это нюанс, который плохо улавливают доктрины сожаления Адептус. Если бы я имел склонность проклинать что-либо, я бы проклял тот путь событий, из-за которого я позволил этому случиться.

Песнь Адджи еще не прервалась. Тей наблюдал за ней в записи еще мгновение, потом пропустил нормативную подпрограмму сквозь нити своих мыслей, чтобы она их модулировала. В инфопространстве это было равнозначно вздоху.

– Но я еще не знал наверняка. У меня были подозрения. Я даже не сомневался в них. Но я должен был удостовериться.

Запись раскололась, закрутилась, вывернулась наизнанку. Теперь они висели во втором воспоминании о ритуале трансляции – действительно странном воспоминании. Оно было построено из нечеловеческих чувств, все еще пробуждающих свой полный потенциал, и профильтровано сквозь мысли, которые только учились быть мыслями. Они смотрели на сцену так, как видел ее тогда Наследный Король.

Его чувства были грубы, но в записи воспоминания они обострялись с ужасающей скоростью. Той частью себя, что теперь находилась в разуме Короля, словно рука кукловода, Тей ощутил, каково это было. Силы Короля стремительно развились, созрели и метнулись на чистый мысленный голос Адджи, как стая красноглазых ястребов, что кружит над поющей птицей, а потом пикирует на звук.

– Из-за тебя я вынужден был это сделать, – сказал Тей. В его словах не было маркеров эмоций, но разум Короля все равно распознал кроющуюся за ними ярость и сжался в своей тюрьме. – Из-за тебя мне пришлось позволить этому случиться.

В записи Король захватил код-песнь Адджи, разбил его, рассеял и соскользнул по его потоку вниз, в сознание трансмеханика. Тей заставил себя смотреть. Он ощущал ее шок и страх, когда наблюдал за ритуалом. И все, что он мог сделать – быть свидетелем, тогда и сейчас. Таков был его долг перед ней.

Тей смотрел, как она пытается сопротивляться. Он смотрел, как враг опустошает и поглощает ее изнутри. Во второй раз он наблюдал, как Наследный Король убивает ее.

– Мне нужно было пробудить тебя, – сказал Тей в звенящей тишине после того, как клочья разума Адджи исчезли из записи. – Моя работа оставалась незавершенной, пока я не измерил тебя полностью. Я не мог покинуть Ашек до этого момента. Мне пришлось стоять и смотреть, как ты раскрываешь свои способности. Я должен был стоять и смотреть.

Теперь ярость высвободилась.

– Из-за тебя. Тебя и твоих братьев-Королей. Из-за того, что вас создали. Ты убил трансмеханика Адджи, и из-за того, что я должен был узнать о тебе правду, я не смог остановить тебя. Ты в этом виновен, дрянь. Ты, незаконнорожденное оскорбление. Ты... мусор.

Повисла пауза. Воспоминания Наследного Короля медленно текли мимо. Его собственные резкие воспоминания: потемневшие металлические стены «Могильного камня», опускающиеся вокруг, гравитационные захваты, поднимающие машину из пыли Ашека. Густые, похожие на сны воспоминания, которые пришли к нему вместе с инициирующим кодом: странный бой на бегу, когда ашекийские партизаны включили процессоры других Королей, чтобы те зажгли и пробудили разум Наследного.

– Что ж, – сказал Тей, вокруг которого плясали потоки памяти, формируя и разрушая паутины смыслов и связей, – что ж, я бы извинился за эту вспышку, если бы разговаривал с тем, кто заслуживал бы извинений. Это было неизящно. Помехи в сигнале. Удивительно, что у меня не нашлось более подходящего слова для осуждения, чем «мусор». Но я, кажется, отдалился от хода своих мыслей.

При этих словах вокруг него, словно призрак, материализовалась символическая карта этих самых мыслей. Тей проверял ментальные пути, которые привели его сюда, осматривал касательные линии, которые изучались подсобными процессами, пока основной разум сосредоточился на Короле, и искал дорогу сквозь мысли, которая была бы самой плодотворной и эстетически приятной.

– Адджи никогда не понимала твою природу, – сказал он, – вплоть до самого конца. Она умерла, пытаясь дать сигнал тревоги, но ты – не та опасность, о которой она хотела предупредить. Дапрокку бы это тоже не удалось. Он прилежен и трудолюбив, но ему недостает темперамента для порывов воображения. Порывов веры, так сказать. Думаю, если бы я заставил его по-настоящему понять, что ты такое, его вера пала бы жертвой этого открытия.

Карта мыслей растянулась и разделилась на две плоскости данных и телео-исчислений, которые покачнулись и соединились друг с другом, как открытые обложки книги.

– Они думали, что наткнулись на ужасную тайну твоего сотворения. Когда они расследовали его, то так и не осознали, что повернулись спиной к твоей подлинной тайне. Той, которую я не мог раскрыть, не увидев тебя пробужденным. И мне горько, что на это понадобились такие жертвы, чтобы я мог увидеть доказательство, но теперь я должен отнести твою тайну обратно, к своим собственным владыкам. Это тайна, которую им будет больно слышать. Они надеются, что это неправда, но эта надежда будет разрушена. Они будет искать причины не поверить мне. И поэтому доказательство важнее всего.

Тей рассек узы, лишившие Наследного Короля речи. Он испытал ликование, победив его, но не ощутил торжества тем, что доказал правду. Пусть это самонадеянное машинное чудовище сыпет проклятьями. Оно уже ничего не изменит.

– Слабак! – в ярости заревел Король, как только почувствовал, что узы исчезли. – Ты не можешь меня уничтожить! Такой твари, как ты, со мной не покончить! Меня создали для великой судьбы! Наследник узнает твое имя! Мой господин будет смотреть тебе в глаза, вымещая возмездие на твоей шкуре и черепе!

– Жду этого с нетерпением, на самом деле, – ответил Тей. Голос Короля, при всем его отчанном жаре, для его чувств звучал тихо и пискляво, как будто с уменьшенной громкостью. – Я нахожу твоего создателя довольно интересной личностью, хотя и не по тем причинам, по каким ты думаешь. И не по тем причинам, которые находила Адджи.

Тей переключил внимание на свою карту мыслей, на внутренние функции, которые включались и самопроверялись, пока он говорил. От этого процесса появился призрак аналогового ощущения, чувства, как будто он сильно наклонился вперед, чтобы осмотреть собственные ноги. Системы моторики и рецепторы внутреннего состояния полностью восстановились. Тей протестировал их и понял, что теперь он снова напрямую чувствует свое физическое тело. Он по-прежнему стоял на вибрирующей палубе мостика «Рамош Инкалькулят».

– Трофей! – завопил Король, оттесняемый на периферию его чувств. – Асфодель распнет тебя на моем таране!

Голос стал пронзительно тонким, когда Тей схватил пучок из щупалец кода и выдернул их из того места, откуда они исходили. Он послал собственные запросы по опустевшим каналам трансляции и почувствовал, как они нашли цель и внедрились в нее. Ощущение было, словно он окунул кончики пальцев в холодную ароматизированную воду. После времени, проведенного зажатым в уголке собственного разума, которое показалось ему целым годом, Тей снова присоединился к ноосфере «Рамош Инкалькулят».

– Он повесит твои конечности и маску на флагштоке на моем гребне, в сто метров высотой! Ты будешь украшать меня, когда я обрушусь на ваши миры-кузни, разломаю ваши ульи, растопчу ваши храмы!

– Мне в свое время грозились и худшими вещами, – отвлеченно сказал Тей. – Тебе не хватает воображения.

Он почувствовал покалывание, жжение на границе пробуждающихся чувств. Гудение. Легкая вибрация. Тей ждал.

– …вычищен, капитан, каналы связи...

Ага. Хорошо.

– …вторичное рулевое управление восстанавливается, приоритет стабильного подъема и...

– …высшие функции отключены. Вы слышите меня?

Это был голос капитана Тобина, и его сообщения удваивались и утраивались от того, что он посылал команды одновременно вербальной речью, очередями кодового жаргона и ноэтическими импульсами.

– Все позиции сервиторов переключить только на функции маршрутизации. Мне неважно, насколько простые у них приказы, не оставляйте ни одного сервитора с самостоятельными функциями, пока есть вероятность, что они взломаны. Пока мы не справимся с тем, что натворил чертов...

С этим Тей мог помочь. Командные функции на вершине ноосферической иерархии корабля были несложными, и Тей подсоединился к ним, используя те же каналы, посредством которых Наследный Король безжалостно захватил контроль над «Рамош Инкалькулят». Это было не так уж сложно, раз уж Король воспользовался для этого потрясающе тонкими системами Тея. Он снова потянулся к кораблю мыслью.

– Сэр! Капитан, это...

– Вижу.

– Но, капитан, я ничего не...

– Знаю. Заткнись. Я сейчас...

Тей проверил еще одну функцию, которую отобрал у него Король, удостоверился, что она работает, и применил ее.

– Пожалуйста, не волнуйтесь, капитан, – сказал он. – Я позволил себе некоторую вольность и выполнил вашу команду, поскольку уже имел контроль над данной системой. Сервиторы вашего мостика работают так, как вы приказали.

После того, как из общего вокса донесся голос Тея, команда мостика «Рамош Инкалькулят» на целых три секунды застыла в молчании. Для магоса уроня Тея было бы весьма неподобающе опускаться до чего-то столь неотесанного, как хвастовство, поэтому он решил считать, что маленькая вспышка радости, которую он ощутил, была просто удовольствием от заново обретенной власти над своим телом, движениями и чувствами.

Еще одна, завершающая последовательность ментальных перестановок, и к нему вернулось зрение. Тело как будто вышло из заморозки, и он осмотрел мостик корабля.

Все глядели на него в изумлении. Впрочем, нельзя их было за это осуждать.

– Уничтожу! – завопил Наследный Король на задворках его разума. – Ты познаешь полное уничтожение! Все, что ты знаешь, будет уничтожено!

– Прошу извинить меня на несколько минут, пожалуйста, – сказал Тей и вышел через двери мостика.

XXXVI

Наследный Король метался и корчился в ковчежном отсеке. Тей медленно шел по обзорной галерее, наблюдая за ним.

По замыслу Асфоделя тело Короля содержало множество подвижных деталей. Он был построен так, что соединения между сегментами его гигантского тела могли изгибаться и совершать резкие повороты. Его верхний корпус, подобный горе, присоединялся актуаторами к шасси и двигателям, находящимся внизу. И все это творение усиливалось гравитационными стабилизаторами, чтобы все титаническое тело Короля могло уклоняться в разные стороны, не позволяя вражеской артиллерии как следует прицелиться. Громадный вытянутый нос, который торчал вперед, как таран боевого корабля, мог подниматься в воздух, чтобы формации пехоты или бронетанковые соединения, наступающие позади него, могли проникнуть в пробитые тараном бреши в укреплениях.

Ничто из этого уже никак не могло ему помочь. Король висел, сжимаемый незримой силой гравитационных захватов «Могильного камня». Как бы он ни извивался и выгибался, вокруг не было ничего материального, что он мог бы толкнуть, до чего мог бы дотянуться тараном и сломать. В его поведении не было ничего рационального. Наследный Король содрогался в ярости и ужасе.

Бока артиллерийских палуб Короля качались от отчаянных попыток нацелить несуществующие орудийные батареи. Линии пустых барбетов, которые гребнем венчали его спину, с лязгом двигались туда-сюда, на горстке турелей, которые успели установить, мотались пустые стволы пушек. Гусеницы, которые могли бы сокрушить танк, как сапог – жука, крутились в тишине, топча лишь вакуум. По всей длине его тела-крепости вспыхивали прожекторы и сигнальные маяки, сверкая белым, пурпурным и красным светом. Общий эффект, как подумал Тей, производил жалкое впечатление – загнанное животное, отчаянно ощетинившееся в хватке хищных когтей.

Тей знал это существо. Теперь инфокатушки в его собственном теле и теле Бочонка были насыщены знанием о Наследном Короле, даже большем, чем его собственное. Он знал вкус и вес его металлических костей и его каменистой керамитовой кожи; он слышал треск его нервов и биение его плазменного пульса. Он, с откровенным отсутствием скромности, подозревал, что и сам Наследник, скорее всего, едва ли превосходил его в знании этого творения.

И, поскольку он знал и понимал его, работа была сделана. Но все же...

Но все же.

Тей ощущал некое странное чувство – безмятежность, порожденную полным утомлением. Он был не в том настроении, чтобы положить конец всему этому делу, хотя и не было целесообразных причин его затягивать.

Он еще немного понаблюдал за ним – за громадной боевой машиной, корчащейся за высокими окнами. Зрелище оказалось почти медитативным.

Он понял, что ждет знака. Чего-то, что стало бы формальной точкой, завершением его маленькой войны против Короля. Тей обдумал эту идею, взвесил ее здравость и рациональность. Похоже, в ней был смысл. Для Механикус были очень важны ритуалы, и поэтому подобало нанести какой-то последний церемониальный штрих.

– Я не знаю, понял ли ты сказанное мной ранее, – сказал он. – Много ли ты знаешь о нас? А о себе?

Из любопытства он отключил заглушку голоса Короля, но тот звучал почти несвязно – сплошная ярость и проклятья. Король не пытался торговаться или умолять. Тей предположил, что это демонстрирует храбрость. Или же в него до мозга костей было встроено высокомерие его создателя.

– Адджи думала, что ты – творение порчи. Она достаточно знала об Асфоделе, чтобы знать и о его варповстве. Она думала, что с помощью этого искусства он создал тебя. Проклятое знание. Искаженное, ядовитое отражение чистого закона Бога-Машины. Я понимаю ее. Такие вещи существуют. По традиции, нас просвещают о них, когда наши учителя уже уверены, что мы достаточно сильны, чтобы выдержать это знание. Мы знаем, что создаются машины, которые игнорируют красоту наших структур понимания и вместо этого основываются на бесструктурном безумии. Они не такие, как наши машины. Они – не осязаемые формы, построенные на совершенных идеалах, что существуют в помыслах Бога-Машины. Они – формы, приданные выделениям, выступившим из мест, о которых не должен размышлять ни один человеческий разум. Адджи была умна и хорошо обучена. И достаточно опытна, чтобы понимать.

Тей стоял с опущенной головой. Если бы в его поджаром стальном теле имелись легкие, он бы использовал их, чтобы вздохнуть.

– Но ее понимание было неполным.

Далеко внизу одна из гусениц Наследного Короля замедлилась, в то время как остальные продолжали бешено крутиться, и начала содрогаться и скрежетать. Этот зверь не был со всем тщанием и исполнительностью подготовлен к подобной активности, и его незавершенное тело поддавалось под напряжением. Тей видел, как из-под кожуха гусеницы летят искры и брызги мелких частиц. Хоть Король и был врагом, Тею все равно не нравилось смотреть, как такое происходит с механизмом.

Он отвел взгляд от этого зрелища и вывел на передний план сознания свои инфопотоки, скручивающиеся в водовороты и наслаивающиеся друг на друга. Мало что в них могло принести утешение. С печальным отсутствием удивления Тей увидел свои обнаженные мысли: основными отметками в ядрах всех его сгустков текущих мыслей были Адджи и Дапрокк, Дапрокк и Адджи. Лицо Дапрокка, поднятое к небу, на зиккурате, в ту ночь, когда повстанцы сделали свой ход. Они оба в единении над Кладбищенским Храмом. Адджи, в глубокой медитации, в своей клетке-станции. Туго свернутые данные из их мыслей и частных коммуникаций – ни та, ни другой не знали, что Тей открыл их и скопировал. Он знал, что ему предстоит еще долго скорбеть по ним.

Пора завершить дело. Он рывком перевел внимание обратно на Короля.

– Не таков был секрет, который я от них скрывал. Этого я бы вообще не стал утаивать. Мы знаем, с кем сражаемся за миры Саббат. Мы знаем природу своего Архиврага. Мы знаем, что твой создатель – из тех, что якшаются с варпом, теолог богохульства. Как еще он мог обрести вдохновение на то, чтобы создать нечто подобное тебе? Мы знаем, что наш космос затронут сверхъественным. Мы учим, что достижения интеллекта и конструирования неизбежно должны прикасаться к этому сверхъественному, и мы называем то, чего они касаются, своим богом. Богом Машины. Или же они должны касаться врага нашего бога. Врага нашего вида. Врага всего сущего. Не буду углубляться. Ты гораздо более близко знаком с этим врагом, чем я... Но на самом деле это не так.

Из рукавов мантии Тея донеслись тихие щелчки и треск. Его длинные металлические пальцы сплетались друг с другом, сжимались и разжимались.

– Это сложно передать. Это сложно концептуализировать, даже мне, Королёк, и я говорю тебе без ложной скромности, что я был рожден, взращен и переделан с разумом, предназначенным для удержания концепций, которые сломили бы обычных представителей нашего жречества. Но вот в чем дело. Твой ужасный секрет не в том, что тебя сотворили с помощью варп-ремесла. Секрет в том, что тебя сотворили без него.

Мысленно моргнув, Тей перевел свободно парящий рой инфоточек в упорядоченный режим. Теперь перед его зрением Короля обрамляли светящиеся пурпуром знаки, образуя нечто подобное иконным триптихам, столь популярным в храмах сегментума Пацификус. Слева – Адджи, такая, какой он хотел ее запомнить, справа – Дапрокк. В центре, окруженный собственным нимбом данных – Наследный Король. Сверкающие, как самоцветы, карты согласований Тея материализовались поверх его очертаний. Знамена аннотаций и перекрестных ссылок развернулись на вершине его тарана, короткой толстой сенсорной мачте, острых концах каждого из сегментов шасси.

Тей мгновение подумал, затем переставил местами несколько ключевых мыслей и послал один отросток связующего процесса к инфохранилищу, встроенному в спину Бочонка. Он воспринимал программы извлечения, проникающие вглубь его памяти, как нечто скользящее по задворкам разума. На кратчайший миг это ощущение сменилось содроганием, когда секретные пакеты кодов, погребенные его начальством в глубинах разума, вырвались из своих укрытий и присоединились к отростку. Затем Тей вывел их на передний план сознания и стал наблюдать, как они раскручиваются и озаряются светом на фоне Наследного Короля.

Парад призрачных образов лег на корпус Короля. Они сверкали красным в точках согласования и выцветали до тусклого сине-фиолетового оттенка там, где схемы отличались друг от друга. Настоящая, материальная машина за окнами галереи была дополнена массой гусениц, колес, таранов, громадных бронированных бастионов, турелей и шпилей. Орудия и двигатели вырастали из ниоткуда, отделялись и начинали кружить вокруг основного корпуса: гигантские тарелки для создания ударных звуковых волн, мачты, усеянные ракетами, словно невероятные шипастые башни кораллов, и еще более странные вещи.

– Ординатусы, – сказал Тей. – Не знаю, говорил ли тебе о них твой зодчий. Или, по крайней мере, оставил ли знание о них в сетях твоего разума, чтобы ты открыл его после пробуждения. Я уверен, что он знает об их существовании. А насколько много он знает... Хм.

В ответ на его мысли по облакам информации молнией пронеслась крошечная точка яркого света, выбивая искры из схем ординатусов, плавающих вокруг Короля и сравнивающих себя с ним. Позади оставался бурный след из перестроенных ассоциаций данных. Тей на миг обратил на точку внимание, и этого хватило, чтобы она раскрутилась, как клубок, и выдала последовательность заголовков досье. Это были записи о переговорах между культом Машины и Имперской Гвардией за месяцы до того, как Механикус и Легионы титанов прибыли на Ашек II.

– Военный магистр Слайдо знает, – сказал Тей. – Он упоминает их в нескольких коммюнике.

Точка развернулась еще больше и породила небольшую солнечную систему из иконок Муниторума, Линейного флота Пацификус, символов разных полков: 50-го Королевского Вольпонского, 21-го Кетзокского и 3-го Витрийского мобильного.

– Обращаясь к командующим своих бронетанковых войск и флота, он открыто предполагал, что твой создатель строил кощунственный вызов Центурии Ординатус и ее святым творениям. Ну как, «открыто». Он устроил так, что моим коллегам стало известно про используемые им каналы связи, он применял фразы, которые наверняка привлекли бы наше внимание, и знал, что мы взломаем этот код. Мы знали, что он замышляет. Он заронил идею, что твой отец-Наследник знаком с нашей мудростью. Что он, возможно, даже был когда-то одним из нас. Что он обращает наши секреты против нас же. Что мы не торопимся вступить в войну на Ашеке, потому что нас сдерживает необходимость пойти против того, кого мы считали одним из нас.

Глубоко в рукавах робы металлические ладони Тея пощелкивали и скрежетали одна о другую.

– Довольно неприглядное поведение. Но я понимаю, почему он так сделал. И это, конечно, сработало. Доказательством тому служит громадное кладбище боевых магин под нами. И все-таки, он поместил нас в неловкое положение. Думаю, он мог бы просто чуть более вежливо попросить. Но пути дипломатии Адептус неисповедимы, не правда ли?

В ответ Наследный Король направил всю энергию на внутренние механизмы-сгибатели, и все его тело сотряслось, словно живая, пытающаяся вывернуться конечность. Напряжение внутренних систем вспышкой отдалось в сознании Тея. Ему показалось, что он даже слышит стон, доносящийся от корпуса. Это, конечно, было лишь воображение, не более – Король парил в вакуума, в неосязаемой хватки гравитационных захватов ковчежного отсека. Но избавиться от этой фантазии было сложно. Тей смотрел, как машина дергается и вырывается посреди водоворота данных, который заполнял его зрение от одного края до другого.

Желания злорадствовать у него не было. Он чувствовал себя уставшим, и только.

– Знание об Архивраге не является угрозой, какой считают его инквизиторы, – сказал он. – Знание, что существует воплощение аннигиляции, выступающее против вечного порядка Императора и созидательной воли Бога-Машины? Это не подвергает душу опасности. Оно усиливает ее. Таково мое истинное убеждение, Королек. Оно предоставляет силу, с которой должны бороться вера и воля. Оно завершает симметрию. Адджи знала о так называемых Темных Механикус. Она знала о механизмах Хаоса, построенных на искаженной логике, и машинных духах, наполненных мусорным кодом и голосами демонов. Естественно. Она знала, что Наследник умеет их строить. И это тоже естественно. Она думала, что ты – одна из этих машин. Но проблема в том, что это не так. Ты – то, что величайшие умы Адептус Механикус обсуждают лишь вполголоса, на закрытых конклавах, и даже между собой используют для этих разговоров самые зашифрованные коды и самые расплывчатые формулировки. Ты – вещь, нарушающая симметрию. Наследник Асфодель построил тебя сам.

Тей наконец заметил движение в стекле перед собой – руки его размытого отражения сплетались и сжимались. Он высвободил их из коричневато-красных рукавов и неподвижно сомкнул перед грудью, изобразив символ аквилы, переходящей в шестеренку.

– Что за разум! – сказал Тей. – Мы видим подобные ему все время, не в последнюю очередь среди самих себя. Разум, способный охватить природу окружающего мира, начать видеть закономерности, проверить их, извлечь знание и приумножить самое себя. Наши труды и наша религия, – на текучем коде Первичного Наречия, которое использовал Тей, слова, обозначающие «труд» и «религию», были одинаковы, – основаны на таких умах. Бессчетные поколения их заложили фундамент, на котором был воздвигнут наш культ, когда мы обрели возможность по-настоящему использовать свой интеллект и понимание посредством инструкций Омниссии. Но твой создатель никогда не внимал учениям Машины, как и нашептываниям Антитезы. Он пришел к ним позже, когда уже обрел могущество. И это могущество... он построил его. Сам.

Точки основных обозначений испещрили инфопространство Тея, и иконки ординатусов, изменив траекторию, закружились вокруг них, словно придворные вокруг монархов на каком-то громадном торжественном балу. Каждое из обозначений развернулось, когда его коснулось внимание Тея, и раскрылось, превратившись в досье одного из аспектов машиностроения Наследника Асфоделя. Его металлургия, его настройка двигателей, его баллистика, его авионика. Его машинные духи, его термоядерные реакторы. То, как искусно и любовно он обустраивал свои сети стрекочущего кода, и то, как искусно и любовно он мастерил каждое крошечное лезвие на ободах своих «Колес свежевания».

– Наследник Асфодель беспокоит нас не потому, что он был одним из нас. Мы и раньше имели дело с отступниками. Преступление твоего создателя – в том, что он нарушает симметрию между нами и Антитезой. Он – третья сторона в космосе, который, как говорит нам вера, разделен лишь одной осью. Не божественное вдохновение и не возвращение знания, дарованного Омниссией в великую эпоху разума, из коей мы вошли в Древнюю Ночь. Лишь человек. Один-единственный, невообразимо гениальный самоучка. Разве есть в наших исчислениях место для такого, как он?

Тей слышал, как Король шумно ломится в трансляционные каналы, которые он заткнул. Это походило на далекое стрекочущее жужжание, будто слепень бился туда-сюда в сомкнутых чашечкой руках. Тогда он открыл самые базовые частоты и позволил ему говорить, чтобы было на чем сфокусироваться – его мысли начали уходить в сторону.

– Признаешься! Сдался! – оковы Тея лишили голос Короля всей мощи. Теперь это был голос комичного злодея в фарсе уличного кукольника, тонкий и звенящий. – Ты сознался! Преклонись! Преклонись передо мной! Преклонись и признай, что мой господин – это твой господин!

Тей позволил себе слабость настоящего жеста и покачал головой.

– Я ожидал большего. Ты унижаешь себя таким ответом. Наследник создал тебя таким могучим, чтобы одна твоя грубая сила вызывала уважение. Но в остальных аспектах? Я измерил тебя, как объект изучения. Я измерил тебя, как противника интеллекта. Теперь я полностью понимаю, что ты такое. И любопытства ради я даю тебе последнюю возможность убедить меня в том, что ты нечто иное.

– Преклонись! Пади передо мной, умоляй и умри! Я буду смотреть, как мой создатель и господин прикончит тебя и тв...

– Как пожелаешь. У меня все.

Движением мысли Тей повернул гравитационные захваты.

На один краткий вздох Наследный Король неподвижно завис в ковчежном ангаре. Корабль вокруг него продолжал ускоряться, толчок от изменивших направление действия захватов смешался с последними остатками притяжения Ашека, и машина начала погружаться в пустоту. Громадные металлические плечи уже не достигали верхних пределов отсека, но заполняли его центр, выше спины появилось свободное место. Затем его таран и башня оказались прямо перед глазами Тея, затем он уже смотрел на них сверху вниз. Потом, падая все быстрее, башня Короля скользнула под дно ангара. Вот он стал неровным черным наконечником копья под брюхом корабля, вот вышел из тени «Могильного камня» на солнце и превратился в ослепительную серебряную черту на коричневом фоне планеты. А потом он исчез.

Галхолин Тей смотрел на место, где он пропал из виду, пока его оптика не уловила раскаленно-белую вспышку, пробившую атмосферу. Она оставила после себя слишком много помех, чтобы можно было следить дальше, и тогда он соединил свои чувства с огромными комплексами ауспиков «Рамош Инкалькулят» и увидел, как по Холодной Дельте расходится ударная волна с ярко-белой искрой плазменного взрыва в центре.

Он все еще стоял там, с терпеливо ждущим Бочонком за спиной, и смотрел глазами корабля на вершину пылевого облака, когда его нашел капитан Мхорок Тобин.

XXXVII

– Я – хозяин этого корабля, – сказал Тобин после нескольких минут молчания, когда, как он решил, Тей уже перевел на него все внимание. Магос признал факт, слегка склонив голову под ржаво-красным капюшоном.

– И я должен знать, что здесь произошло, – продолжил Тобин еще через минуту. – Думаю, даже вам следует признать, что я имею на это право.

– Это так, сэр. Имеете, – мягко проговорил Тей. Стальные руки еще раз щелкнули друг о друга в рукавах и неподвижно замерли. Тобин подошел, встал рядом, и они вместе уставились вниз, на Ашек.

– Я знаю, что не вы, – сказал он, наконец, – сделали это с моим кораблем. Это была та тварь в ангаре. Так что не беспокойтесь, в этом меня переубеждать не надо. Если бы я думал, что это вы, или что это случилось с вашего позволения, вы были бы уже мертвы.

– Понимаю. Благодарю, капитан Тобин.

Повисла еще одна мягкая пауза.

– Вы обычно довольно разговорчивы, магос, – нарушил молчание Тобин. – Я думал, что, когда я спущусь искать вас, самая большая проблема будет в том, чтобы вовремя заткнуть вас и успеть вернуться на мостик, прежде чем мы войдем в варп.

– Но до этого времени еще несколько дней пути, – ответил Тей и спохватился. – А, понимаю, к чему вы. Как забавно.

– Итак, – сказал Тобин. – Даю слово, что нас не записывают и не наблюдают – ни я сам, ни что-либо, над чем я имею власть на корабле, если это как-то вас утешит. Но я должен узнать, что случилось, магос. Этот корабль под моим командованием. Это мои владения. Я не могу... допустить то, что здесь произошло, и не знать причину. Я этого не позволю. Так что, если хотите, проверьте все что угодно на отсутствие записи, но...

– Вашего слова более чем достаточно, спасибо.

– Тогда говорите.

– Мне нужно было... – Тей задумался над наиболее подходящим словом. – Мне нужно было вывернуть Наследного Короля наизнанку. Ничто иное не могло помочь сделать то, чего я должен был достичь.

– И моего ковчежного ангара для этого было недостаточно? – в голосе Тобина появилась жесткая грань, которой Тей раньше не слышал. – Это корабль, который разобрал и демонтировал «Поступь Омниссии» после кампании Рейде-Джеррейя, сэр.

– Я знаю, – сказал Тей. И он действительно знал. Самостоятельная программа извлечения данных распознала, что скажет Тобин, когда он еще был на первой трети предложения, и вывела на передний план разума Тея соответствующее досье. Он отогнал его щелчком раздраженной мысли.

– Я выражался метафорически, – продолжил он. – Я не мог вернуться к тем, кто отправил меня на эту миссию, и отчитаться перед ними, не имея полного, абсолютного понимания. Для этого нужен был определенный риск. Я совершенно искренне приношу извинения за то, что подверг вас этому риску, капитан. Если бы я хоть как-то иначе мог удостовериться в фактах...

– Я служу на боевом корабле, магос Тей, – сказал Тобин, когда Тей на миг прервался. – Я понимаю риск, нужный для достижения цели. Спросите об этом меня, мою команду, мы и глазом не моргнем, – он сделал паузу. – Но вы стали причиной вторжения, нарушения моей суверенной власти над кораблем и над самим собой. Просить меня забыть об этом из-за рискованности вашей миссии – вещь немаленькая.

– Понимаю, – сказал Тей и замолчал. Через миг Тобин повернулся, чтобы уйти. Тей продолжал смотреть вниз, через открытый пол ангара, на оранжево-серый лик Ашека. Капитан стоял, наполовину оглядываясь, видимо, в некоем конфликте с самим собой, и потом снова повернулся к нему лицом.

– Так что это было?

– Прошу прощения, капитан Тобин?

– Наследный Король. Тварь, которую вы протащили на борт. Я думал, наша миссия довольно проста. Забрать кусок Архивражьего еретеха и расчленить его. Но когда мы добрались до того кладбища, все стало... сложнее. Он явно не был тем, чем я его считал. Чем он был?

– Он был святотатством, – сказал Тей, – извращенным воплощением человеческой способности воображать и творить, поставленной на службу энтропии.

Он понимал, что это звучит скорее как проповедь, чем как объяснение, но ему было все равно. Предстояло слишком многое обдумать и слишком многое оплакать. Он слышал собственный голос, продолжающий рассказывать Тобину о краже секретов, об искажении знания, об осквернении таланта, и это была еще одна вещь, достойная скорби – еще одна, по сути, добрая душа, которой Тею пришлось солгать.

Его мысли уплыли в сторону, оставив разговор с Тобином на попечении полуавтономного процесса, который работал параллельно высшему сознанию, слегка соприкасаясь с ним, но оставаясь независимым. Диалог отдалился от Тея и стал лишь еще одним высокоуровневым процессом среди многих: вокруг него сплетались медленные поминальные молитвы по Адджи и другим погибшим на кладбище «машин скорби», и еще одна мысленная нить планировала отчет, который ему придется сделать перед вышестоящими, о том, что он здесь сделал и о том, с чем он встреился. Им лгать не придется, но и всю правду он им рассказать не сможет.

Шипящая красная руна-ссылка, которой Гурзелл заклеймил его мысли во время загрузки данных, по-прежнему оставалась на месте, по-прежнему висела в центре сознания, но теперь она остыла до тусклого серого цвета и уже не отталкивала рои малых мыслительных процессов и цепочек ассоциаций, которые проносились рядом и присоединялись к ней. Похоже, архимагос доверял Тею и считал, что он может делать все, что хочет, со знанием о том, что ему встретилось, теперь, после завершения миссии и устранения непосредственной угрозы. Тей решил, что это должно было его тронуть.

«Оболочка внутри оболочки внутри оболочки, Галхолин, – произнес голос Гурзелла в его памяти, что воспроизвела его с кристальной четкостью. Его процессоры заметили, что он размышляет о руне, и вывели несколько глубоко закодированных воспоминаний, ассоциируемых с ней. – Думаем мы, что может он быть тремя вещами. Если это чудовищно громадный кусок металла, лишь получивший форму – такой, как говорят нам первичные доклады – пусть так и будет. Он мертв, он никогда не был живым, он ничто для нас. Если это порченая технология, технология Темных Механикус, тогда старый Слайдо был прав. И это значит, что мы тоже приняли правильное решение, и на этом все. Но третий, этот третий шанс. Что ж... что ж».

Тей поднял зрительный образ, соответствующий разговору. Гурзелл уже не был независимой мобильной единицей, как Тей или как обычные, немодифицированные люди. Его нервная система была растянута на кружевной наноаугметической матрице, встроенной в живительные органические кристаллы, которые сидели глубоко в стенах самого центрального святилища в храме-зиккурате Механикус размером с ашекийский город-улей. Сознание архимагоса фокусировалось посредством механического тела, которое он носил, когда был мобилен, а теперь оно было перманентно закреплено высоко на стене святилища и оковано платиновым листом. Это был чисто косметический нюанс. У отполированной до яркого блеска маски, что когда-то таилась под красно-лазурным капюшоном Гурзелла, не было ни глаз, ни процессоров внутри. Ее бесстрастные черты не будут двигаться, и ее лик не будет взирать на Тея, когда тот будет стоять на полу перед архимагосом Гурзеллом (и внутри него) и отчитываться перед ним.

«Это было то, чего вы боялись, – скажет он. – Хотел бы я, чтобы было иначе, но это – то, чего вы боялись. Наследный Король был создан не варп-искусством и не краденым технознанием Империума. В его чертежах не кроются манускрипты Механикус. Ни один наш артефакт не пошел на создание его брони, или двигателей, или орудий, или интеллекта».

«И поэтому Асфодель также есть то, чего вы боялись, – продолжит он. – Он – не пораженный порчей техножрец. Он – не оскверненный Хаосом раб варпа, укравший наше божественное знание и сделавший его богохульным. Он просто... научился».

«Он – не обычный человек, – скажет Тей. – Да, Архивраг запустил в него свои крючья, и, возможно, он уже на пути от человека к чему-то иному. Но его труды? Его труды – труды человека. Одаренного человека. Гения. Если бы Асфодель попал к нам, он мог бы стать величайшим магосом нашего ордена со времен золотого века Марса. Разум, который смог просто... научиться... металлургии, изготовлению двигателей, составлению кода, формированию запоминающей проволоки, обработке элементов, аэродинамике снарядов, структуре боевых машин...»

Варп превращал в пародию все, к чему прикасался. Так что, в то время как человеческий интеллект стремился к божественному, жаждал узнать, понять, выковать, переделать и прикоснуться к интеллекту Бога-Машины, существовало и хаотическое отражение этого благородного устремления, желание увеличивать энтропию, искажать логику и волю, создаватт материальную оболочку для предельной и ужасной разупорядоченности варпа. И неважно, насколько ужасающим был лик техноереси, сам ее факт можно было понять. Есть действие, есть и противодействие. Есть симметрия. Она работает.

Но мысль, что один-единственный, невообразимо гениальный разум мог протянуть руку и взять вселенную, разобрать ее на части своим необученным интеллектом и свирепой логикой – это был кошмар. Это была неизъяснимая третья сторона. Это была перчатка, брошенная в лицо всему, во что верили Механикус, кинжал, метящий в сердце всему их методу упорядочивания космоса. Это было то, что Тей не мог открыть Тобину, то, что он держал в тайне от Адджи, пусть даже она считала его за это еретиком.

Считала его еретиком.

Весь Крестовый поход думал, что на Ашеке II существует техноересь. Хитроумные коммюнике Слайдо и его командиров были заранее просчитаны, но Тей не сомневался, что под ними крылись искренние подозрения. А Гурзелл, как Тей узнал, когда секретная руна остыла и излила в его разум еще больше новых знаний, Гурзелл позволял им так думать. Лучше пусть весь Муниторум думает, что Асфодель – отступный жрец Механикус, чем хоть кто-то наткнется хотя бы на намек, что Наследник просто... научился.

Вера Галхолина Тея была неподдельна. Он полностью вобрал в себя одну из глубочайших идей своей религии: что во вселенной есть симметрия, равновесие действия и противодействия, что, в то время как благороднейшие умы человечества пытаются строить что-то на основе разума и трудятся, пытаясь прикоснуться к божественному интеллекту, понимающему порядок всего сущего, существует также жажда искажать и портить, желание наводнить разум злобой и натравить на вселенную Хаос вместо того, чтобы трудами созидать порядок.

То, что он нашел на Ашеке, пошатнуло его веру до самого основания. Это было твердое доказательство существования мощных творений, которые зиждятся ни на золотой мудрости ордена Механикус, ни на гнилом разуме его варп-близнеца. Кому в конечном итоге служил Асфодель – ничего не значило. Значение имели те дары, которые он принес в дар этой службе. Он не получал религиозных инструкций или божественного вдохновения, чтобы строить. Асфодель... просто... научился.

Вера Тея пошатнулась, но не умалилась. Он будет молиться Омниссии, прося спокойствия и ясности мыслей, будет преклоняться, и совершать ритуалы, и медитировать, чтобы его несовершенный разум, насколько возможно, приблизился к божественному интеллекту Бога-Машины. Вот где ответ. Может быть, этот ответ настолько эзотеричен, что лишь разум самого Бога-Машины может его познать, но Тей будет развивать свой ум, как сможет, чтобы понять его самому. На самом деле, для человека его веры не было иного выбора.

Пока он стоял на мягко вибрирующей палубе «Рамош Инкалькулят», и его разум переходил от размышлений к молитвам и воспоминаниям, как орел, кружащий меж горных пиков, Галхолин Тей обнаружил, что у него есть еще немного процессорного пространства для любопытства, и спросил себя: «Интересно, куда же меня отправят в следующий раз?»