Бюрократы, masseditregex, Администраторы
3094
правки
Изменения
Перейти к навигации
Перейти к поиску
Нет описания правки
{{В процессе
|Сейчас =2728
|Всего =43
}}
– Просто Вирэ, – отозвалась она, протягивая фляжку назад. Сорроу покачал головой и с учтивым поклоном удалился. Она отвернулась от него, и ее взгляд снова вернулся к рабочей бригаде с горнилом. Кандальщик махнул рукой на раненого невольника, который лежал совершенно неподвижно, хотя было сложно определить, без сознания он, или же мертв. Остальные бросили его и вернулись к работе, волоча горнило по костяной гальке и разбрасывая град обломков. На глазах у Вирэ тело медленно погрузилось в окостеневшие останки древнего Перикулуса.
=== '''18''' ===
К появлению Сола арена уже колыхалась. У входа, словно нарывы на больном, повылезали лотки, где предлагали хрустящую крысу на палочке, или кольца сточной медузы, обжаренные в охладителе. Он понадеялся, что собравшимся нравятся яства. Как он понял по тому немногому, что ему сообщил Сорроу, Перикулус постоянно отделяло от голода лишь несколько дней.
Он скользнул в толпу, остерегаясь парада масок. Впереди располагался вход, увешанный костями и почерневшими черепами. Там дежурили двое блюстителей – крупные мужчины в противоосколочной броне и с опущенными забралами. Помимо пистолета, каждый из них имел при себе шокерную дубинку: палицу с электрическим зарядом, способным усмирить даже самого крепкого жителя подулья. Однако оружие было пристегнуто, и никто, похоже, особо не фильтровал и не рассматривал вливающийся на арену народ.
Сол пересек порог и обвел взглядом места. Приходилось признать, что Пьюрберн проделал впечатляющую работу, собирая сооружение. С тех пор, как он сидел в толпе, прошли считанные дни, однако за это время сохранившиеся городские блоки ободрали и выровняли, пока не образовался грубый амфитеатр. По центру, отделенная от толпы забором из цепей, располагалась арена. Она представляла собой широкий круг, где-то тридцать футов в диаметре, а традиционный промышленный песок заменили пеплом, оставшимся от тех, кто противостоял Пьюрберну. Это было дерзкое заявление, хотя Сол и задавался вопросом, как на это смотрят гладиаторы. Он предполагал, что у тех, как и у всех, есть свои суеверия.
Венцом всего была сцена, где должны были сидеть Пьюрберн и высокие гости. На ней раскорячилось огромное горнило высотой по меньшей мере в два его роста. Пока что это было просто холодное железо, но в ходе финальной церемонии ему предстояло зажечься от руки самого Пьюрберна. Мало какие символы обладали большей силой; свет Бога-Императора станет частью Перикулуса, явившись сюда милостью Пьюрберна, и всякого, кто не согласится с властью того, выставят нечестивцем, еретиком, что противится Его воле.
Вот только Сол знал правду. Пламя было сотворено омерзительной волшбой. Скоро все это увидят.
Он услышал вскрик и оглянулся. Между вытянутых пальцев заплясали искры. Двое детей, по возрасту еще не годившихся даже в малолетки, вели потешный поединок. Оружием им служили простые однокомпонентные штуковины, купленные на одном из лотков. Тот ребенок, что покрупнее, со смехом прижимал маленького к земле и водил своим оружием туда-сюда над его шеей, изображая, будто отрезает голову.
От этого Сол ощутил дискомфорт, который не вполне смог бы выразить словами. Он выкинул все из головы, высматривая Ангвис. Он был уверен, что та нашла себе хорошее место, и не собирался пропускать открывающую церемонию. Хотелось напоследок еще раз увидеть Пьюрберна во всем его великолепии перед тем, как всему этому придет конец.
Вирэ наблюдала за тем, как заполняются места, сквозь зарешеченные ворота помещения для бойцов. Позади нее гладиаторы готовились к схваткам. Бойцы помоложе передавали по кругу бутылку, обмениваясь историями и сравнивая шрамы. Блок разогревался, медленно проводя свою массивную цепную глефу с красной кистью на хвосте по ключевым позициям. Это была в равной мере и физическая нагрузка, и медитация. Жителю улья он, вероятно, показался бы превосходным воином. Однако Вирэ своим опытным глазом видела, что он бережет левую ногу, а рука едва заметно подрагивает – возможно, после укуса, полученного им от безглазых тварей. Она бы сказала, что он стареет, но гладиаторы не становились старыми. Об этом заботилась арена.
Она снова глянула на толпу, изучая лица и пытаясь прочувствовать настроение. Разумеется, те улыбались и смеялись, но за этим присутствовала очень хорошо знакомая ей грань: сладкое предвкушение насилия. Лорд Пьюрберн был прав. Они хотели крови.
Вирэ развернулась и трижды ударила древком своей цепной глефы об пол. В комнате стало тихо; молодые бойцы опустили бутылку, Блок опустил оружие.
– Я не буду говорить много – все мы уже это делали, – произнесла она. – Вот-вот вы выйдете на арену отсалютовать лорду Пьюрберну. Потом начнется насилие. Напоминаю вам, что здесь нет места показухе. Я не хочу, чтобы вы играли на публику или затягивали бой, потому что хочется нанести особенно запоминающийся смертельный удар. Единственное, что имеет значение – победить и вернуться живым. Помните, что случилось с Порезом.
Она поочередно встретилась с ними взглядом.
– Толпа хочет увидеть, как прольется кровь. Давайте сделаем так, чтобы она принадлежала кому-то другому.
Двери распахнулись, и лорд Пьюрберн улыбнулся. Его платформа висела на жгучих ярко-синих струях огня. Перед ним двигалась охрана из блюстителей, броня которых сверкала в свете его Вечного Пламени. Бросалось в глаза отсутствие Канндиса, однако даже это не смогло вывести Пьюрберна из себя. С Канндисом можно было разобраться по завершении. Позади в ногу вышагивали стражи-Огарки и Пиромагир, и даже тяжеловесный киборг двигался неожиданно величественно. При его появлении толпа взревела; гортанный звук напоминал звериные крики. Но это в точности подходило им – жалким созданиям, не знавшим ничего лучше.
Он посмотрел на арену, где его ждали гладиаторы для приветствия. С ними была и Лорд Цепей, облаченная в свой доспех для схваток. В отличие от брони блюстителей, внешний вид того портили боевые повреждения, и если на нем когда и были какие-либо декоративные украшения, то они давно исчезли. Однако ее шлем до сих пор напоминал корону. Пьюрберн улыбнулся, когда ему в голову пришла мысль: не считает ли она себя королевой трупного пепла? Он надеялся, что она примет участие в бою и ее кровь прольется в качестве затравки к церемонии. Конечно, он мог бы устроить вызов, подтолкнуть ее. Но нет, он не настолько мелочен. Пусть себе беспомощно барахтается, лишившись денег и союзников. Позднее сможет вместе с Канндисом выпрашивать объедки с его стола. Возможно, он даже что-нибудь даст, если они проявят подобающее смирение.
– Добро пожаловать в этот исторический день, – произнес он, и вокс-усилитель, установленный в троне, разнес его слова по всей арене. – Знайте, что Бог-Император смотрит на нас, пока мы готовимся освятить Перикулус во имя Него. Сперва кровью, а затем огнем. Ибо на этой арене все сражаются во имя Него, будь то раб или Лорд Цепей. Любой может бросить вызов и тем самым возвыситься.
Говоря, он бросил взгляд на Вирэ, но к своему разочарованию не заметил никакой очевидной реакции. Тем не менее, он продолжил:
– Рука Бога-Императора избирает победителей, павших же отдаем Ему и на Его милость. В борьбе мы обретаем силу, а силой чтим Его свет!
Он снова уселся на трон, наслаждаясь преклонением толпы и заревом жаровен, окружавших арену. Его заботы казались чем-то далеким, опасность дома Каталл ничего не значила, даже безуспешные попытки отыскать былые владения своей семьи являлись всего лишь заминкой. Ведь он победил; Перикулус был в его полном распоряжении.
Лорд Креденс Сорроу изо всех сил старался расслабиться.
Это было нелегко, даже при его обширных талантах. Он сидел на наименее неудобном из своих стульев, а стоявший рядом вокс-динамик, захлебываясь, сносно пытался издавать музыку. Что-то в куполе коверкало сигнал, и звук постоянно резко обрывался. Эффект весьма выводил из равновесия. Сорроу выключил динамик и снова вздохнул, отхлебнув своего кракийского чая. Тот уже начал остывать, но его не хотелось приканчивать, поскольку это была последняя чашка. Может, совершить кулинарный грех и заново его подогреть? Особенно с учетом падающей температуры.
Поежившись, он встал со своего места и взял у дверей накидку. Прежде в ней было мало нужды, так как после его прибытия в Перикулусе стало неизменно влажно. Однако теперь он обнаружил, что мерзнет. Возможно, дело было в арене: схватки вытягивали энергию из остальной части купола. Он смутно слышал грохот оружия и рев толпы. Несомненно, Сол и Ангвис находились там, равно как и его агенты. У Калеба с крысокожей не было особого выбора, кроме как согласиться с его планом.
Или, скорее, планами. Сол настаивал на том, чтобы доказать преступления Пьюрберна, Ангвис же хотела смерти того.
Кому-то предстояло разочарование.
Сорроу вздохнул, глянул в окно и всмотрелся сквозь забитое досками стекло. Перикулус с той стороны не изменился. Костры продолжали гореть, жаровни шипели. Это и впрямь будут его владения? Он часто думал насчет собственного купола, но всегда представлял себе нечто более изысканное и расположенное гораздо ближе к шпилям. Тем не менее, надо было с чего-то начинать, а ценность купола могла только вырасти.
Он снова поежился. Какого черта не так с обогревателями? Сорроу потянулся к колокольчику на столике сбоку от стула, намереваясь звонком вызвать одного из своих Размольщиков, чтобы тот обновил ему кружку и выяснил, почему холодно.
Секунды тикали. Он побарабанил пальцами по подлокотнику.
Позвонил еще раз.
Ничего.
Где же они? Подчиненным было приказано никогда не оставлять его без сопровождения. Это были верные люди – если не лично ему, то учреждению – и более чем умелые в бою. Невероятно, чтобы их смогли одолеть и при этом хотя бы не привлечь его внимания.
Его взгляд метнулся по комнате. Не считая холода, все выглядело нормальным, ничего не сдвинуто с места. Дверь в коридор была крепко заперта, равно как и…
Дверь в приемную была отперта, замок открыт.
Невозможно. Единственный ключ находился у него, а он бы ни за что не оставил ее открытой, пусть даже пленники уже отбыли на церемонию.
С пересохшим ртом он крадучись двинулся туда, поглаживая печатку на правой руке. В аметистовом камне было скрыто перстневое оружие – плазменный бластер достаточной мощности, чтобы превратить блюстителя в броне в отвратительно пахнущее пятно. Однако это было оружие последнего шанса, которому между выстрелами требовалось самое меньшее семь минут на перезарядку. Одного убийцу можно было ликвидировать за счет эффекта неожиданности. Но что, если их больше?
Он передернулся и осознал, что напуган. Это было для него редкостью. Сорроу знал, что не смельчак, но обладал дальновидностью. Он редко боялся, поскольку его редко заставали врасплох или ставили в невыгодное положение. Однако сейчас он ощущал и то, и другое, и от этого его бросало в холод.
Нет. Не только его. На латунной дверной ручке образовались кристаллы льда, а металл так промерз, что почти обжигал кожу. Холод исходил из-за двери – из приемной, где тела готовились к переработке. Сорроу заглянул в нее, но там было темно, люмены погасли. Однако даже во мраке он заметил одну деталь, которая почему-то казалась чернее остальных. Тень, облеченную в человеческую форму.
– Добрый вечер, лорд Сорроу.
Он застыл. Не от холода, а из-за того, что конечности больше не признавали его власти. Он узнал голос. Пребывай он в поэтическом расположении духа, тот можно было бы описать как пронзительный, словно сломанная кость, или же, возможно, как мягкий и влажный, словно сгнившая плоть. Однако на самом деле ни то, ни другое не являлось правдой. Сам по себе голос практически ничем не выделялся: ни жестокости, ни настойчивости. Ужас никак не был связан непосредственно со звуком. Нет, он исходил от той примитивной, животной части Сорроу, которая инстинктивно понимала – то, что говорило настолько рассудительно, не должно существовать.
Он собрался с духом и почти удержался от дрожи в голосе.
– Добрый вечер, леди Антропофа.
<br />
