Отделённые / Severed (новелла)

Отделённые / Severed (новелла)
Автор	Нейт Кроули / Nate Crowley
Переводчик	Desperado
Издательство	Black Library
Год издания	2019
Подписаться на обновления	Telegram-канал
Обсудить	Telegram-чат
Экспортировать	EPUB, FB2, MOBI
Поддержать проект

Давайте я расскажу вам о бедах солдата и о том, сколько у него начальников: генерал, глава подразделения, ведущий офицер, знаменосец, лейтенант, писец, командир полусотни и капитан гарнизона. Его будят в любое время. Он трудится, пока диск солнца не закатится в ночную тьму. Он вечно голоден, у него крутит живот. Он мёртв, хотя ещё жив.

Отрывок из архива Logos Historica Verita, приписываемый Венемдиамуну, писцу Древнего Гиптуса на Терре

Глава 1

— Помнишь ли ты Яму, старый друг? — с тоскливым вздохом спросил немесор. — Эти треклятые болота... как поедали жуков... как месили грязь... но мы сделали всё, что могли, да? Как бы тяжело там ни было, порой мне кажется, что именно тогда мы находились на пике собственных возможностей.

Варгард Обирон избрал самый простой ответ в данной ситуации и лишь неопределённо хмыкнул, что походило на скрежет камня. Звёзды жили и умирали с тех пор, как он потрудился в последний раз устно отреагировать на воспоминания своего хозяина.

— Очень многие думают, будто война — это вопрос воли, — продолжил Зандрех, указывая на расчерченное огненными полосами небо за капитальной баржей, словно обращаясь к толпе, которую мог видеть только он. Вполне возможно, так оно и было, насколько мог судить Обирон. — А ведь битва на Яме и впрямь свелась к противостоянию силы воли, разве нет? Нашей и сепаратистов... Грандиозное состязание с целью определить, кто продержится дольше.

Немесор снова тяжело вздохнул, хотя в действительности воздух из него не вышел.

— Но не одна только воля имеет значение для воина, Обирон! Мы могли бы захватить Яму за несколько дней, если бы сражались подло, равно как и враг мог бы удерживать её годами, если бы не уступил, как того требовала честь. Но тогда, кем бы стали потом, а? Боюсь, воля без чести — ничто. И я начинаю полагать, что нынешний враг, бессмысленно не желающий признавать поражение, забыл этот благородный дух.

Монолог длился бесконечно, и хотя Обирон, конечно, не мог сомкнуть веки, он на мгновение притупил зрение и слуховые датчики, давая себе небольшую передышку. Когда образ немесора расплылся, а его голос превратился в приглушённый гул, Обирон как будто и вправду вернулся на Яму, где те же нескончаемые проповеди звучали свежо и бодро. В этот короткий миг он испытал проблеск чего-то вроде воодушевления, хотя, скорее всего, это была обыкновенная грусть. Неважно. Ощущать что-либо в эти дни уже считалось блаженством.

Но затем вспышка огня на среднем удалении вернула ему прежнюю концентрацию, и мимолётное чувство унеслось прочь. В конце концов, сейчас они находились далеко от Ямы.

Вражеский тяжеловоз, грузно продвигавшийся по воздуху к линии фронта, умирал на ходу. Под обстрелом пушек Саутехов его примитивные силовые экраны отключились вдоль одного борта, на считанные секунды обнажив хрупкий корпус. Впрочем, это всё, что требовалось. Развернувшись на скорости, от которой внутренности смертного пилота буквально сплющились бы, три «Ночные косы» прекратили заход для атаки на вражескую артиллерию, образовали новый строй и с визгом устремились к беззащитному кораблю. Едва их орудия зарядились, серповидные истребители бросились в крутой штопор, оставляя за собой тройную спираль перегретых выхлопов, а затем выплюнули дуги молний практически в упор. Бок гигантского судна противника разорвала цепочка взрывов, и оно с громогласным стоном накренилось.

— Ха! — воскликнул Зандрех, поднимаясь с командирского трона. — Прекрасный удар! Ура нашим пилотам!

Размещённая на царской ладье свита из лич-стражей встретила его реплику гробовым молчанием, безучастно глядя перед собой. Пока немесор что-то бессвязно тараторил, их лицевые пластины лишь мерцали, отражая свет пламени. На равнине под ними тем временем растекалась река из миллиона скелетообразных солдат, покрытых тусклым серебром и сверкающих блеклым зелёным огнём в глазницах. Эти воины даже не подняли головы, когда левиафана подбили.

Вот что, как полагал Обирон, ныне считалось славой. После трёхлетней кампании они вплотную подошли к тому, чтобы отнять эту систему у её узурпаторов и добавить ко владениям Повелителя Бурь. Враг — анормальный культ поклонения человеческим машинам, называющий себя Адептус Механикус, — яростно оборонялся, но в итоге его повергли на колени. Легионы немесора располагались всего в пятнадцати лигах от главной кузницы противника, и хотя продвижение на этом участке застопорилось на несколько дней, победа была неизбежна. Впрочем, как и всегда, когда распоряжения отдавал Зандрех. И не имело значения, насколько глубоко укоренилось его безумие.

Обирон оглядел раскинувшуюся внизу картину и мысленно составил список того, что им осталось уничтожить. Таких целей было немного. Возможно, он не умел различать тонкости битвы так хорошо, как его господин, но всё же видел, когда неприятель стоит на грани поражения.

Бо́льшая часть заслуживающих остерегаться войск культа машин уже сгинула. На горизонте позади лежала вереница обломков — всё, что осталось, от троицы сверхтяжёлых шагоходов, которых люди называли Рыцарями. Те гордо вышагнули из ворот кузницы навстречу захватчикам, однако дальнобойные пушки некронов расправились с ними, так и не дав подойти на расстояние их собственного выстрела. Теперь сгоревшие остовы Рыцарей смотрелись посреди наступающих саутехских подкреплений, будто островки в море расплавленного свинца.

Уцелевшие боевые машины противник сгруппировал на дальнем гребне. Это была жалкая горстка древних орудий, выкашливающих последние снаряды вместе со столбами дыма. Под непрерывным натиском «Ночных кос» их потрескивающие энергетические поля уменьшались с каждой минутой и схлопывались один за другим, как только генераторы отказывали. Это был лишь вопрос времени, когда они полностью выйдут из строя и грохочущие пушки окажутся совсем беспомощными.

Тем не менее Механикус не сдавались. Более того, они не прекращали выпуск техники и вооружений. За лабиринтом траншей, где сидела вражеская пехота, до самых ферробетонных стен города-кузницы тянулся стальной поток четвероногих шагателей, только-только сошедших с конвейера и потому ещё окутанных паром. Из сборочного цеха они маршировали прямиком на бойню, что в какой-то степени поражало, ибо это представлялось лишь грубой имитацией способности некронов отзывать свои силы для ремонта. Однако все эти попытки по умолчанию были обречены на провал, так как людям всё равно ни за что бы не удалось полностью возместить собственные потери.

И поскольку на поле брани осталось совсем мало войск, неприятель перебрасывал на фронт остатки бронетехники — сплошь диковинные реликвии — с помощью авиасудов, подобных тому, что в настоящий момент терпело медленное крушение. Так, например, огромная гусеничная машина, почти такая же большая, как и транспорт, который её доставил, прибыла по воздуху ещё накануне, но сразу же сломалась и превратилась в бесполезный шлак в результате бомбардировки, пока её экипаж роился на бортах, зачем-то размахивая кадилами.

С тех пор ни один челнок не сумел подойти к линии фронта ближе чем на лигу, не будучи сбитым, так как у противника не осталось ни одного боевого самолёта, способного оспорить превосходство Саутехов в воздушном пространстве. А падавший сейчас корабль — вероятно, последний и самый крупный, — забрался так далеко лишь благодаря своим внушительным размерам.

Как следствие, несмотря на все свои ничтожные игрушки и одержимость машинами, люди оказались вынуждены полагаться на плоть. Поэтому единственным препятствием, отделявшим некронов от столицы, фактически были с трудом передвигавшиеся легионы скитариев. Их красные одежды потемнели до цвета синяков под яростным синим солнцем, оружие искрило и обжигало владельцев, а тела получили страшную дозу радиации либо от этого несчастного мира, либо от их собственной капризной технологии. Обирон задавался вопросом, почему они мечтают о единении с техникой, раз она сотворяет с ними такое? Уловив иронию в своих рассуждениях, Обирон издал нечто похожее на мрачный смешок. Да, людям следовало быть осторожнее в своих желаниях.

Но несмотря на возможные отдалённые сходства между культистами и их завоевателями, человеческая армия демонстрировала себя хуже воинств Зандреха абсолютно во всём, кроме способов отправиться на тот свет. По крайней мере, это получалось у неё неплохо. Тут всегда следовало ожидать какой-нибудь подвох.

Явная перемена в рычании двигателей умирающего аэрогрузовоза запустила протоколы осмотрительности варгарда, и его рука сама потянулась к боевой косе, едва он догадался, что задумали люди. Зандрех, однако, опередил его.

— Кровь и звёздный огонь! — взревел немесор, тыча посохом в сторону корабля. — Эти шавки несутся на нас!

Так оно и было. Вместо того чтобы попытаться совершить управляемую посадку, громадный транспортник набирал скорость, ныряя к земле со всей мощью своих примитивных двигателей. Учитывая его нынешний курс, он должен был врезаться в самое сердце порядков Саутехов, точно под баржей немесора. Весьма свойственная людям... уловка.

Обирон провёл быстрое вычисление вероятных траекторий разброса обломков, но не обнаружил угрозы, с которой не справились бы щиты баржи. Тем не менее удар, скорее всего, уничтожит большую часть тринадцатой декурии, и несколько часов уйдёт на ближний бой с теми войсками, которые переживут катастрофу.

Как только нос корабля опустился к плетущейся внизу орде некронов, так и не удосужившихся поднять головы, Обирон приготовил свой клинок.

В течение долгих минут после крушения всё вокруг было затянуто пылью и дымом, стоял непрекращающийся грохот. Рядом неясно вырисовывался Зандрех, бушевавший из-за недостойного поведения врага в промежутках между приступами кашля и брызгания слюной. Любопытство Обирона к притворным дыхательным движениям его повелителя давно угасло, но он по-прежнему находил их чрезвычайно раздражающими.

Сейчас, однако, его мысли занимало совсем другое. В чёрных клубах, что окутывали каркас рухнувшего судна, по обезображенной земле перемещались неизвестные фигуры. Гигантские округлые конструкции выбирались наружу из рваной дыры в боку челнока, блея причудливые, резкие кодовые песни своих хозяев. Несмотря на применение грубых твердотельных боеприпасов, они быстро разобрались с первыми фалангами, выдвинувшимися в зону крушения.

— Старина Обирон, у тебя зрение острее моего, скажи на милость, что за чертовщина там происходит? Что ты видишь? — с досадой выпалил Зандрех, выдувая пыль из глаз, хотя те могли переключаться между тысячью разных спектров.

— Машины, которые они называют роботами, мой немесор, — ответил Обирон. -Мы сталкивались с ними раньше, на пятой планете системы.

— Роботы? Тьфу! — с отвращением выплюнул Зандрех. — До чего непорядочно выставлять бездушные машины против некронтир!

В действительности же и сам Зандрех, а также Обирон и каждый солдат внизу были точно такими же бездушным машинами. Причём так давно, что на их веку горы рассыпа́лись в пыль. Но немесор либо не мог, либо не хотел этого замечать. Варгард в очередной раз взвесил на чаше весов острое желание поправить своего хозяина и уверенность в том, что тот опять проигнорирует его, и потому решил промолчать. Тогда он снова принялся искать возможность выразить своё разочарование через клинок.

— Может, мне спуститься и взглянуть на них поближе, господин? — поинтересовался Обирон тоном, который приберегал для тех моментов, когда хотел мягко добиться указаний от генерала. Зандрех издал сухой, скрипучий смешок и протянул ладонь, останавливая его.

— Не торопись. Моему благородному варгарду нет нужды затуплять свой клинок об этих недостойных верзил. Твоё место не всегда в гуще боя, о мой ретивый слуга! И кроме того, — добавил он, обводя кучку безмолвных лич-стражей взмахом посоха, — без тебя мне придётся лицезреть происходящее в компании этих молчаливых тупиц. Нет, Обирон, останься со мной.

Вынужденный подчиниться Обирон вернулся к наблюдению за ходом битвы, пока его повелитель рассуждал о дурных манерах тех, кто использовал машины вместо живых войск. Эта болтовня сводила с ума — и становилось только хуже.

Когда ударные отряды неприятеля ринулись к остову корабля, закрепляя успех роботов, Зандрех заговорил о том, какая сегодня хорошая погода. На самом же деле на фоне беспощадного излучения разбухшего голубого солнца этой системы даже условия на древней родной планете казались вполне сносными. Не имея средств защиты, живое существо могло тут зажариться за считанные часы, однако Зандрех воспринимал испепеляющую жару как ласковый солнечный свет.

Признаться, Обирон умирал от скуки, и к тому времени, когда его хозяин наконец озаботился тем, как бы отогнать противника, варгард уже принялся осматривать капитальную баржу посредством обслуживающих её скарабеев, надеясь обнаружить какой-нибудь незначительный дефект и исправить его. Он поочерёдно мысленно переносился в жукообразные конструкции и через их окуляры вглядывался в поисках какой-нибудь ошибки в калибровке, но ничего не находил. Каждый солдат пребывал в идеальном состоянии, всякая поверхность выглядела безупречной. По всей длине ладьи царило спокойствие, как в саду мёртвых скульптур.

А затем что-то шевельнулось.

Всего на несколько тысячных долей секунды, но с учётом специфики инстинктов варгарда для него это было всё равно что яркая вспышка на солнце. На корме баржи, возле массивной каменной кладки с вырезанными на ней глифами, притаилась фигура. Гуманоидная фигура. Убийца.

Хотя Обирон ещё не встречал простого человека, способного сравниться с ним в схватке, экземпляры, вроде этого, как минимум обещали интересный вызов. Будь у него сердце, оно непременно забилось бы чаше. Похоже, этот день мог оказаться не таким уж утомительным. Но хотя его рефлексы кричали ему развернуться и активировать клинок, он сохранял неподвижность и продолжал следить за гостем с помощью оптических систем скарабеев. Возбуждение — вовсе не оправдание, чтобы быть в плохой форме, поэтому лучше было подпустить смертного ближе, в пределы досягаемости для быстрого убийства.

Пока Обирон выжидал, ему открылась волнующая правда о сложившейся ситуации. Теперь после внезапного появления ассасина отчаянный жест с грузовым транспортом прояснился. Его смысл заключался вовсе не в том, чтобы проделать брешь в строе некронов. Это был обманный манёвр, рассчитанный на то, чтобы отвлечь Обирона от Зандреха и втянуть в драку, в результате чего его повелитель остался бы уязвимым. И Обирон, несомненно, влез бы в схватку, если бы господин не запретил ему покидать его. «И вновь причуда немесора по чистой случайности привела к благоприятному исходу», — подумал варгард, хотя в действительности подозревал иное.

Подсоединившись к системам одного из воинов, подключённых к барже, варгард стал наблюдать его глазами, как убийца крадётся по палубе, думая, что его никто не видит. Впрочем, другие бойцы свиты, присутствующие на судне, действительно ничего не замечали из-за притуплённого сознания. Но Обирон, глядя через их окуляры, видел всё достаточно хорошо. Худощавый человек перемещался странной, плавной походкой. «Ага, каллидус». Безошибочно узнав блеск фазового меча К'тан, закреплённого на руке, Обирон извлёк имя из отдела низкоуровневых энграмм, который отвёл для чужеродных концепций. «Веселье будет поистине славным». Существа-каллидус выделялись повышенной скоростью реакции даже по его меркам и единственные среди людей обладали самонадеянностью достаточной, чтобы использовать клинки, сотворённые древними хозяевами некронтир.

В прежние времена такое богохульное вторжение на царскую территорию непременно рассердило бы Обирона, но за минувшие годы он повидал слишком много подобных посягательств, чтобы они хоть сколь-либо его задевали. По правде, если память не подводила, это был уже шестой встретившийся ему каллидус.

— Так что же нам делать с этими проклятыми роботами? — спросил Зандрех, постукивая металлическими пальцами по носовому ограждению судна, пока наблюдал за битвой внизу. Вопрос адресовался Обирону, но он знал, что от него не ждут ответа — он всегда оставался молчаливым участником обсуждений.

Зандрех продолжил:

— Погляди, их войска сосредоточены в тени затонувшего корабля. Можем отступить и позволить им растянуть силы. Или, наверное, лучше прижать их спиной к стали и посмотреть, как много ресурсов они выделят для сохранения плацдарма. Как думаешь, старый друг? — Пока Зандрех говорил, убийца двинулся вперёд, напряженный, как пружина на взводе. Всего несколько шагов, и он выйдет на дистанцию для прыжка.

На кратчайший, но дикий миг Обирона охватило безумие. Что, если он позволит человеку выполнить задание? В таком случае ему никогда больше не придётся снова выслушивать забавные истории об Утту-Прайме или сидеть на очередном безрадостном пиру, притворяясь, будто наслаждается вином из чаши, которая, в сущности, была сухой половину вечности. Он мог даже узреть наконец проблеск осознания происходящего в глазах немесора, когда клинок убийцы погрузится в него. Стоило ли это всё того, чтобы увидеть, как старый генерал очнётся от грёз?

Пока он размышлял, боевая коса в его руке горела изумрудным огнём. Без Зандреха он не был бы Обироном. И на этот раз он ответил своему хозяину.

— Пусть они потратят силы, милорд, — сказал он унылым хриплым голосом. — Пусть они почувствуют, что победа у них в руках... а потом отнимите у них всё.

Голова убийцы резко повернулась при звуке голоса Обирона, и он ринулся вперёд, описывая клинком широкую дугу. Человек поднырнул под удар и отвёл оружие варгарда собственным. Столкновение фазовых лезвий вызвало трещины между измерениями.

Когда варгард крутанулся, ассасин пнул его в предплечье с такой силой, что керамит разлетелся бы вдребезги, но Обирон едва ли шелохнулся. Ещё удивительнее, однако, что нога смертного осталась целой и невредимой. Тем не менее даже незначительной перемены в равновесии некрона хватило, чтобы выиграть время для новой атаки. Ассасин пустил в ход фазовый клинок.

Снова повернувшись лицом к неприятелю, Обирон позволил тому достать его и срезать полосу с груди. Затем он отступил назад, как бы приглашая убийцу совершить очередной выпад, и даже отвёл назад косу, занеся её над головой в древней позе, известной как замах гарпунщика. И действительно, человек накинулся на него и принялся наносить удары, кружа в тени его громадного клинка. Каждый раз на некродермисе появлялась свежая серебряная рана, но это мало что значило. Его оболочка восстановится за секунды, а тело убийцы — нет. Требовалось попасть только раз.

Зандрех, как обычно в своей манере, даже не оглянулся, настолько его поглотили думы о старинной тактике. Судя по издаваемым им звукам, он пытался вспомнить некий занятный случай из своей юности.

— Как же там... Ах да! — воскликнул немесор с довольным вздохом. — Вроде так. Хватай дубинку, наступают пускай... выжди момент... и шанс не упускай! И я верю, пора действовать, дорогой варгард. Дай сигнал батареям Судного дня открыть огонь по обломкам корабля и покончим с этим.

— Как пожелаете, — ответил Обирон и пожалел, что не в состоянии скрипеть зубами, когда убийца сделал ложный выпад и нырнул вбок, рассчитывая оказаться между телохранителем и его подопечным. Обирону очень хотелось тут же выразить своё негодование посредством шквала ударов, но он не смог бы так долго уберегать господина, если бы вёл себя опрометчиво. Поэтому он передал межузельную команду батареям, как было приказано, и быстро развернулся, чтобы снова встретиться лицом к лицу с незваным гостем.

Пока соперник совершал наскоки в его зону досягаемости, срезая осколки с его тела, Обирон, к своему глубочайшему раздражению, обнаружил, что у него в голове засела дурацкая рифма немесора. «Хватай дубинку... — пронеслось в мыслях, едва он почувствовал отдалённый грохот заряжающихся пушек. — Наступают пускай... выжди момент…»

И вот он настал.

Лодыжка человека подкосилась на расшатанном камне. Совсем чуть-чуть. Глаза смертного не заметили бы такое, но состояние живой смерти имело свои преимущества. Стремительно, как нападающая змея, коса Обирона опустилась и, пронзив ногу убийцы, пригвоздила его к полу. В то же мгновение заговорили орудия Судного дня и залили небо актиничным светом, уничтожая остов подбитого корабля.

Выпустив из хватки косу, Обирон настроил свой зрительный аппарат на длину волн ниже видимого спектра и сразу бросился на ассасина. Тот, ослеплённый яростью артиллерийского залпа, не имел возможности уклониться от удара наотмашь и упал на палубу с наполовину вмятой грудью. Обирон замедлил собственное чувство времени и позволил себе на одну секунду насладиться победой, прежде чем обрушить пятку на голову соперника. На вторую секунду он в подробностях увидел, как череп треснул, а на третьей раскрошил его в потоках крови. Именно такой смерти и заслуживал убийца.

— Как всегда, блестящая военная хитрость, мой повелитель, — прогремел Обирон, когда эхо взрыва начало затихать.

— Вполне, — довольный собой, согласился немесор, перегнувшись через носовой поручень, чтобы взглянуть на разворачивающийся внизу ад. — А теперь подойди, посмотрим на сражение вместе.

С редким вздохом Обирон поднял труп незваного гостя — в конце концов, он не мог позволить ему пятнать царскую ладью дольше необходимого, — и поплёлся к своему хозяину. Когда он перекинул бездыханное тело за перила прямо в пасть голодному огню далеко внизу, Зандрех бросил на своего охранника странный косой взгляд и усмехнулся про себя.

— Рад, что остался?

Отвечать Обирону не требовалось.

Глава 2

Пусть флагман немесора Зандреха, корабль-гробница типа «Каирн» под названием «Яма», был далеко не самым крупным и хорошо вооружённым звездолётом в армаде Саутехов, он мог похвастаться роскошнейшими банкетными залами. Престарелый генерал очень гордился тем, что он упорно называл «знаменитым гостеприимством Ямы», и неприлично большая часть внутреннего пространства корабля отводилась под угрюмые кухни и судомойни, где со времён Войны на небесах не появлялось ни кусочка пищи. Эти помещения патрулировались легионами поваров, слуг и дегустаторов — хмурыми созданиями, которые обладали даже меньшим умом, чем воины, и не имели никакой работы уже целую вечность.

На вершине этого бесполезного участка корабля располагался громадный пиршественный зал, представлявший собой вздымающийся склеп из изумруда и серебра. Из его уникальных хрустальных окон открывался панорамный вид на завоёванную планету внизу, а главный кольцеобразный стол украшали мозаичные картины самых громких побед Зандреха; на каждом изображении окуляры некронских войск сверкали драгоценными камнями, захваченными в покорённом мире. Существо, способное оценить такие вещи, сочло бы комнату неописуемо прекрасной, однако, вглядываясь в мрачные лица сидевших за столом, Обирон позволил себе развлечения ради поразмыслить о том, кто из присутствующих меньше всего хотел тут находиться.

Уж точно не Зандрех. Он пребывал в приподнятом расположении духа, держа в руке кубок и рассказывая о своих успехах в кампании. Вскоре после триумфа на равнине главная кузница была разрушена, а затем и имперская столица. Уловка с тяжеловозом и ассасином оказалась последним проявлением человеческой изобретательности, и Зандрех даже разочаровался, не встретив более никаких сюрпризов. Теперь, когда все основные планеты системы принадлежали Саутехам, оставалось только выжечь остатки сопротивления на лунах и астероидах. Зандрех называл эту фазу войны эпилогом и обычно проводил её за пышными обедами и сочинением бездарных стихов, в то время как солдаты зачищали территории. Так что немесор как минимум выглядел довольным.

Тогда может лорд Батрег, сидевший на восемьдесят третьем градусе стола? От его посмертной маски исходила осязаемая ярость, словно жар от звёздной пыли. Очнувшись от сна, широкий и пепельно-чёрный Батрег возмущался тем, что потерял свои привлекательность и обаяние, и очень жалел себя. Однако насколько помнил Обирон, Батрег никогда не выделялся ни тем, ни другим. А вот чувства собственного достоинства он не растерял нисколько: Батрег происходил из более знатного дома, чем даже Зандрех, и ждал того дня, когда немесор покажет себя некомпетентным. Он мечтал о том, чтобы поскорее случилась битва, в которой старый генерал совершит роковую ошибку, что позволит Батрегу занять законное место на троне Гидрима. И всякий раз, когда этого не происходило, он всё больше и больше становился озлобленным. Вдобавок, Батрег командовал тринадцатой декурией — той самой, что так и не смогла отозвать на базу шесть процентов личного состава после крушения на неё вражеского транспорта. Его самого наполовину разорвало во время боя — а повторная сборка редко кому поднимала настроение.

Далее Обирон обратил внимание на лорда Ахеника, сидевшего прямо напротив Зандреха и сжимавшего свой пустой кубок так крепко, что на металле появились вмятины. Тощий дворянин также считал себя истинным властелином Гидрима, но, в отличие от Батрега, не дожидался, пока ему подвернётся возможность сесть на престол, а создавал её сам. Может просто совпало, а может и нет, но в начале кампании, во время битвы за Тобос III, странным образом появились его снайперы-смертоуказатели. В любом случае Обирон, к сожалению, не смог предотвратить случайную перегрузку двигателей их транспорта, прежде чем кто-либо из них нечаянно подстрелил бы Зандреха. Сейчас Ахеник, наверное, был разгневан даже пуще Батрега, поскольку именно его декурию послали сдерживать наступление Механикус прямо перед тем, как батарея Судного дня открыла огонь, в результате чего он понёс ещё более серьёзные потери.

Следующий, кого заприметил варгард, — лорд Кефист, который слыл заядлым дуэлянтом. Он специально вырезал на некродермисе полученные при жизни шрамы и носил их с воинственной гордостью. С недавних пор Кефист даже не пытался скрывать свои замыслы. Обирон заметил, что тот пронёс на пир два плохо спрятанных клинка, но лорд бросил на него взгляд, который показывал, что ему всё равно, знает об этом варгард или нет.

Ещё одним, кто явно не испытывал энтузиазма касательно присутствия здесь, был лорд Арбакет, недавно потерявший целый легион Бессмертных с расколотыми глифами так же таинственно, как и обзавёлся им. Лорд Пентен с его странным пристрастием к бомбам тоже входил в число претендентов. Список можно было продолжать и продолжать.

По правде, все лорды за столом кипели от негодования, ведь очередной пир означал, что Зандрех снова добился почёта и славы, а они так и не смогли убрать его. Немесор, само собой, пребывал в блаженном неведении, искренне считая присутствующих друзьями и приятелями и полагая, будто на пыльном блюде перед ним лежит свежее мясо. Но в реальности симпатии к нему отсутствовали, равно как и яства на тарелках. На этом странном торжестве присутствовали только призраки.

Обирон уже собирался сделать вывод, что самый несчастный в комнате это он, поскольку долг не позволял ему ускорить собственное восприятие времени и пропустить опостылевшие речи, как вдруг тихий, сдавленный звук привлёк его внимание к креслу, за которым он стоял.

«Ах, да, — сказал про себя Обирон. — Всегда есть кто-то, кому хуже». В данном случае этим кто-то был имперский губернатор. Зандрех взял его в плен, когда пал капитолийский шпиль, и, думая, что это некронтир, настоял на том, чтобы с ним обращались как с почётным гостем, пока неприятель не выплатит за него выкуп.

Человек был вне себя от страха. Он никак не мог взять в толк, почему его не убили и зачем его пригласили на голодный пир с громадными железными упырями, говорившими на языке, который он не надеялся понять. И вот теперь, когда один из сновавших в округе скарабеев проявил к нему интерес, щёлкнув жвалами на пустой тарелке, несчастный смертный окончательно свихнулся. Обирон мог бы пожалеть эту тварь, не будь она жалким вредителем.

— С вами всё в порядке, добрый муж? — поинтересовался Зандрех, сделав паузу и повернувшись к губернатору. — Жуки немного переусердствовали, убирая за вами объедки, да? Ха! Не обращайте на них внимания, старый Зандрех не откажет вам в хорошей пище... пусть вы и плохо показали себя на поле брани.

Будучи не в состоянии разобрать слова Зандреха и видя перед собой только сердитый железный труп с горящими глазами, губернатор смертельно побледнел, и обонятельные датчики Обирона сообщили ему, что человек опорожнил кишечник. С такой частотой билось его сердце, что варгард задумался, не умрёт ли это существо прямо тут без всякого стороннего вмешательства. Зандрех между тем продолжал, слишком поглощённый своей речью, чтобы долго размышлять о странном поведении гостя.

Когда риторика Зандреха грозила растянуться уже на третий час, пришло спасение, откуда Обирон не ожидал: в орбукулюме зала возникла проекция. Просмотрев список межузельных получателей, Обирон удивился значимости сообщения — на нём стояли печати Мандрагоры, коронного мира. Послание могло исходить только из одного источника: от самого повелителя бурь Имотеха.

Большинству немесоров и в голову бы не пришло смотреть столь важные обращения на публике, ведь это давало соперникам колоссальное политическое преимущество. «Но большинство немесоров — это не Зандрех», — напомнил себе Обирон. Вдобавок, у него имелся преданный варгард, бравший на себя все заботы. Поэтому генерал приказал активировать орбикулюм в центре стола, и комната погрузилась в кромешную темноту.

В первую очередь проступили глаза Повелителя Бурь: холодные зелёные угольки засверкали в вышине помещения, когда из межузельного шороха сложилась передача. Сигнал усилился, и очертания фаэрона приобрели чёткость. Дрожащий хризопраз нарисовал огромную и страшную фигуру, и некоторое время колосс взирал перед собой в зловещем молчании, пока звук не настроился. Сквозь треск межузельной статики пробивался растущий низкий вой ветра, время от времени сопровождаемый далёкими выстрелами из гаусс-свежевателей. Звуки войны. Если лорд Имотех выходил с ними на связь посреди боя в ходе собственной кампании, значит, дело не терпело отлагательств.

На мгновение взгляд фаэрона метнулся к человеческому губернатору, но не задержался на нём. Имотех прекрасно знал о ментальной болезни Зандреха и часто закрывал глаза на столь несущественные нелепые выходки. Впрочем, терпение монарха испытывать не стоило. Увидев, как немесор поприветствовал своего повелителя, Обирон поморщился. Надо полагать, старый генерал считал себя пьяным от воображаемого вина.

— А, мой царь! — поднявшись, воскликнул Зандрех и взмахнул кубком так, что напиток, будь он там, непременно выплеснулся бы на пол. — Редкое удовольствие. Видишь ли ты, Повелитель Бурь, что я подарил тебе очередной мир?

Даже в седые времена подобная чрезмерная фамильярность несла опасность, и никто, особенно фаэрон, нисколько не стал мягче за целую вечность пребывания в состоянии живой смерти. Но если их фаэрон и прогневался, то ничем этого не показывал. Будучи настоящим прагматиком, он давно смирился с тем, что недуг престарелого генерала не вылечить, и не придавал этому большого значения, пока тот продолжал выигрывать войны.

— Вижу, — промолвил Повелитель Бурь голосом, похожим на гул мёртвого солнца, разрываемого на орбите чёрной дыры. Его слова, казалось, заглушили все прочие звуки, и к Зандреху быстро вернулось самообладание. Он хоть и повредился рассудком, но инстинкты придворного слуги укоренились в нём куда глубже, нежели сбой в энграммах, благодаря чему он знал, что сейчас лучше не валять дурака.

— Мой царь, приношу вам глубочайшие извинения за легкомыслие в моём поведении, — произнёс Зандрех, потупив взгляд и сев на одно колено. — Кампания весьма затянулась, и я, наверное, слишком вольно отпраздновал её завершение. Я лишь хочу...

— Достаточно, — прервал его Повелитель Бурь и слегка повёл когтистой рукой, давая понять, что эта тема закрыта. — Ты хорошо потрудился. Но времени на отдых нет, немесор, тебя ждёт дальнейшая работа. Я требую вернуть... проблемную династию, и для выполнения этого задания твой опыт подойдёт как нельзя лучше.

Нечто в словах фаэрона встревожило Обирона. Зная о проблемах Зандреха, Повелитель Бурь часто описывал проводимые им завоевания как подавления восстаний против собратьев-некронтир, поскольку именно так немесор и воспринимал их. Но слово «проблемная» и то, как фаэрон многозначительно взглянул на него, когда произносил это, заставило Обирона задуматься. Что-то здесь было не так.

— Отправляйся туда, куда я укажу твоему варгарду, и приведи с собой проворное воинство, не только способное немедленно развернуться на поле битвы, но также подготовленное для самого настойчивого сопротивления. Из подчинённых лордов не бери никого. В точке сбора ты встретишься со старым союзником, и вместе вы пойдёте в наступление и принесёте мне победу. Не позволяй иллюзиям затуманить твоё зрение, немесор, и не подведи меня.

Изображение Повелителя Бурь исчезло, и в помещение вернулся свет. Последовала долгая пауза, пока дворяне за столом обменивались взглядами, пытаясь вычислить, чем это обернётся для них. После отъезда Зандреха им предстоит вместе завершать кампанию, что обязательно повлечёт к склокам и жарким спорам.

Первым нарушил тишину немесор.

— Великолепно! — провозгласил он, хлопнув в ладоши с лязгом и дождём искр. — Надеюсь, вы простите меня за то, что я прервал празднество, но, как выяснилось, мне предстоит ещё одна кампания. Однако, прежде чем я уйду, мы должны выпить за великодушие нашего великого царя. Господа?

В гробовом молчании взволнованные аристократы встали на ноги и подняли пустые кубки с выражением нескрываемой ненависти.

— Во славу повелителя бурь Имотеха, — сказал тост Зандрех, — фаэрона из династии Саутехов, обладателя триллиона трофейных рук и повелителя трёхсот тысяч солнц. И за удачную охоту вашего любимого немесора. Пусть наши враги трепещут!

Из всех собравшихся только Зандрех делал вид, будто пьёт, и при этом он издавал низкий гул наслаждения. Испив до дна, он швырнул кубок скарабеям и покинул зал.

После того как немесор ушёл, Обирон некоторое время изучал лордов, а те взирали на него в ответ. Хотя они хорошо знали, что варгард способен подсмотреть и подслушать их разговоры в любой точке на флагмане, они ни за что не хотели доставлять ему такое удовольствие, пока он находился в комнате. Как свора побитых гончих, они могли презирать друг друга, но ещё больше они презирали его. «Неважно, — подумал Обирон, — главное, чтобы они знали, кто держит их на цепи».

Наконец, прежде чем развернуться и проследовать за хозяином, Обирон вспомнил о губернаторе. Нужно было убедиться, что это существо по несчастному стечению обстоятельств подавится едой. Но когда он положил руку на тщедушное тело смертного, голова гостя откинулась назад, посиневшая и безжизненная. Похоже, у этой твари отказало сердце. Замечательно. Труп будет ещё одним поводом для взаимных оскорблений и пререканий дворян.

Пока Обирон шёл по длинному коридору, ведущему к покоям немесора, Зандрех решил пробежаться по беспорядочному списку доступных ему сил, словно молодой дворянин, выбирающий, каких зверей взять на весёлую охоту.

— Манёвренный, но тяжёлый... А ты как считаешь, приятель? В первую очередь я подумываю о лёгких крейсерах и, может, об одной-двух «Косах» для пущей верности. «Каирны», на мой взгляд, чересчур громоздкие для наших нужд, так что взять этого старого грубияна не сможем. — Зандрех любовно похлопал по одной из переборок «Ямы». — А вот «Хорактис» и «Тефнит» отлично подойдут в качестве флагманов, верно?

Обирон не предлагал господину ничего, кроме своей компании, поскольку был слишком занят изучением координат, посланных ему с Мандрагоры после конференции с Повелителем Бурь. Ближайшей планетой к месту встречи являлась голая скала под названием Доахт, одиноко вращающаяся вокруг тусклой красной звезды. Когда-то здесь располагалась некронская гробница, но все записи об основавшей её династии затерялись, и кто знал, что обитает там теперь. Ничего хорошего, подозревал варгард, так как Доахт скрывался в глубинах м'ват — области слабого, умирающего света на дальней восточной окраине, которую люди называли регионом Вурдалачьих звёзд.

Его народ был слишком стар для суеверий — да и вообще, какой смысл мёртвым бояться привидений? Тем не менее м'ват — совсем не то место, куда можно было легко войти. Целые миры тут были опустошены вирусом свежевателя и кое чем похуже: тут происходили вещи настолько странные, что приводили в замешательство даже самых мудрых криптеков. А Зандреха отправили сюда лишь со скудными инструкциями и обещанием найти «старого союзника» для поддержки. Что подразумевал Повелитель Бурь? Обирон знал, что у немесора осталось очень мало настоящих друзей, и уж точно никто из них не обосновался в этом глухом космосе. Единственная династия в районе м'ват, о которой ему было известно, обитала в Костяном Царстве Дразак, вотчине омерзительного лорда Валгуля. И вряд ли там стоило ожидать благожелательного отношения к себе.

Обирон поделился сведениями о пункте назначения с господином, но тот явно не разделил его беспокойства. Зандрех увлечённо рассматривал голограммы своих войск, словно выбирал одеяние для торжества.

— Манёвренные... хм. «Могильные клинки» надо взять обязательно... и «Гибельные косы», естественно, тоже. И, наверное, крыло «Ночных саванов», а то и два? Жаль только, что если в приоритете проворность, то о наших давних спутниках, ковчегах Судного дня, можно забыть, и я уж точно не смогу снова опробовать мегалит. Сплошные разочарования. Хотя ведь есть аннигиляционные барки... они достаточно резвые. А одна-три когорты сераптеков с лихвой восполнят недостаток огневой мощи без необходимости жертвовать скоростью...

Чувствуя, что пришло время внести хотя бы символический вклад в разработку плана Зандреха, Обирон хмыкнул в знак согласия, продолжая анализировать указания Повелителя Бурь. «Проблемная» — это слово постоянно всплывало в памяти. Кого из многочисленных врагов имел в виду Имотех? За долгие годы Обирон разгадал многие значения, используемые фаэроном при общении с Зандрехом. Например, «безрассудная» династия, мятеж которой надлежало подавить, означала зеленокожих варваров, известных как орки, в то время как под «упрямой» понимались элитные солдаты человечества, паралюди, называвшие себя Адептус Астартес. Но никогда прежде Имотех не употреблял слово «проблемная».

На ум приходила лишь одна ассоциация, и Обирон искренне надеялся, что ошибается. Потому как при одной только мысле об этом он испытал чувство настолько незнакомое, что лишь сейчас начал понимать — это не что иное, как страх.

Глава 3

Обозначенный Имотехом плацдарм для вторжения выглядел предельно гнетущим. Этот огромный скалистый полумесяц возник при разрушении планеты на безумной финальной стадии Войны в небесах и осиротел после уничтожения местного светила. Сущее надгробие для звёздной системы. Обирон задумался, есть ли некий поэтический параллелизм в том, что представители его народа сейчас собрались на войну именно здесь, будучи сами такими же мрачным отголосками того катаклизма. Впрочем, варгард не особо умел рассуждать на такие темы, даже когда обладал душой.

Позади него в ледяной пустоте неподвижно висели зелёные созвездия военного флота немесора, в то время как вдали простирался м'ват — рваное покрывало из умирающих небесных тел, за которым начиналось одеяло межгалактической ночи. Лишь с усилием зрительного аппарата варгард смог разглядеть блеклое мерцание звезды Доахта, но даже так оно напоминало колышущуюся в кромешной тьме красную свечу.

— Холодновато, — заметил плетущийся за ним Зандрех, пока они брели по пыльному осколку мира. Хотя здесь отсутствовала атмосфера, способная передавать звуковые волны, немесор всё равно разговаривал с использованием аудиоустройств, и Обирон вообще не услышал бы его, если бы не догадался открыть канал несущей частоты.

— Да, милорд, — согласился Обирон, жалея, что не забыл про этот способ общения. — Действительно, холодно. Но взгляните, мы почти на месте. — Впереди лежало поле валунов — обветшалых остатков древних стоячих камней, — озаряемое единственным лучом зелёного могильного света. Здесь предполагалось встретиться со стародавним союзником. Обирону не терпелось узнать, какие друзья у них остались, и поскольку он редко проявлял оптимизм, то держал боевую косу наготове.

Когда они прибыли, круг из мегалитов оказался пуст, если не считать безмятежного света маяка. Пока они ждали, Зандрех коротал время, сидя на коленях и разглядывая потёртые глифы, всё ещё различимые на старых камнях. Он воображал себя кем-то вроде историка, каковым, по сути, и был, учитывая его постоянные рассказы о прошлом. Обирон между тем не спускал глаз с теней. Конечно, Имотех не приказал бы им проделать весь этот путь только затем, чтобы уничтожить их, когда на флагмане насчитывалось так много желающих избавиться от них навсегда. И всё же древний охранник был настороже. В дополнение к сканированию окружения с помощью собственной оптической системы он проводил маловысотный обзор посредством датчиков флота, готовых увеличить изображение любого участка, если они заметят сдвиг хотя бы песчинки на поверхности мира. Никто не смог бы подкрасться незаметно.

Потому-то варгард весьма удивился, когда увидел, как что-то проскользнуло между внешними камнями круга. Всего на долю секунды, но что-то в этом извилистом движении показалось до противного знакомым. Оно обращалось к воспоминаниям, выжженным на такой глубине его энграммных плат, что потребовалось лишь мгновение, чтобы вызвать их на свет. Тем не менее это оказалось слишком долго, как посчитал Обирон, когда позади закричал Зандрех.

Крутанувшись со сверкающей косой, он увидел картину, которая наполнила бы его ужасом, не будь он целиком сосредоточен на предстоящей битве. С вершины камня, который осматривал Зандрех, на него взирало мерзкое змеевидное создание, около двадцати кубитов в длину: бледное, как кость, с пучком льдисто-голубых глаз и острыми мельтешащими конечностями. Как только пришелец встал на дыбы, выгнувшись дугой, и его жвала раздвинулись, Обирон взревел, призывая немесора вернуться, и ринулся к нему, намереваясь заслонить хозяина от причудливой твари. Но Зандрех даже не пошевелился.

— Сепа! — закричал он, когда зверь бросился вперёд, и с некоторым энтузиазмом начал гладить его по голове. Обирон затормозил на песке. Его протоколы осмотрительности выдали каскад ошибок, когда существо начало тыкаться носом в Зандреха. Как будто этого было мало, чтобы сбить варгарда с толку, по стоячим камням запрыгало второе такое же существо, волнообразно перемещаясь на двух дюжинах когтистых лапок, и повалило генерала на землю.

— Сата! Моя дорогая Сата! — Зандрех залился громким смехом, играясь с извивающимся чудищем, тогда как другой зверь слез вниз и принялся тереться усиками о лицо немесора. По мере того как разыгрывалась эта абсурдная сцена, в сознании Обирона начало кое-что проясняться. Это были не какие-то жуткие призраки м'ват, а предвестники кое-чего похуже.

Смирившись с тем, что он там увидит, некрон-телохранитель медленно повернулся к центру круга. И действительно, там высилась фигура, небрежно разглядывавшая при свете маяка безупречную кремовую пластину своей руки.

— Ну привет, варгард, — бросил Сетех.

Из всех сородичей — по крайней мере, тех, что пережили Великий сон — только Сетех знал Зандреха дольше, чем Обирон. Они появились на свет за полгалактики друг от друга, но происходили из аристократической прослойки и встретились в одной из самых знаменитых военных академий, куда их обоих отправили учиться.

Даже сейчас Зандрех частенько потчевал Обирона рассказами о том периоде, ибо во многих отношениях считал его лучшим в своей жизни. Обирон же считал подобное заведение душной барокамерой, где честолюбие, предательства и невероятно жестокие выходки маскировались под веселье и товарищество с помощью изысканных вин и дерзкого смеха. Но, с другой стороны, Обирон родился солдатом, а не дворянином, и поэтому склонялся к мысли, что ему просто недостаёт воспитания, чтобы понимать такие прелести.

Так или иначе, Сетех одновременно оказался и злейшим соперником Зандреха, и его закадычным другом, став даже ближе, чем родной брат, как утверждал немесор. Тогда как Зандрех являлся непревзойдённым полководцем, Сетех преуспел в методах психологической войны: в пропаганде, шпионаже и манипулировании.

После того как оба аристократа получили назначения, им вверили по армии и отправили сражаться в болота Ямы во время кровопролитных междоусобных войн Сецессии. Именно в той кампании Обирона, на тот момент уже ветерана, приставили к Зандреху в качестве варгарда, вследствие чего он присутствовал в роли стража на многих попойках, устраиваемых двумя молодыми офицерами. Обирон видел, как они вместе сражались, охотились и смеялись, празднуя победу за победой. Видел, как они препирались и спорили из-за карт местности, и воочию наблюдал, как, испив из чаш до дна, они поклялись друг другу в вечной верности.

Но также он видел, в каких тонах Сетех говорил о Зандрехе перед другими лордами, когда того не было рядом, и помнил его взгляд, когда хозяин рассказывал приятелю свои секреты. Не раз Обирон был свидетелем того, как Сетех использовал информацию, сообщённую ему в доверительной беседе в пиршественном шатре, чтобы на следующий день вырвать победу. И наконец, накануне решающей битвы за Яму, он был там, когда Сетех наконец-то осуществил свой заговор по убийству Зандреха. В тот раз Обирон уже не просто смотрел со стороны.

Сетех натравил пару охотничьих сколопендр — тех самых, что сейчас в шутку боролись с Зандрехом, своим чириканьем заполняя межузельную линию связи. В прошлом они были живыми существами, а не каноптековыми конструкциями, что теперь вмещали их разумы, но и тогда они представляли не меньшую опасность. Обирон засёк, как они ползли по болоту к заднему выходу из царского шатра, и только его умение владеть клинком заставило их отступить. До сих пор металлическое тело Обирона помнило раны, нанесённые их жвалами его телесной оболочке.

Конечно, Сетех замёл следы достаточно хорошо, чтобы Обирон ничего не смог доказать, а на утро раны охранника высмеяли и списали на несчастный случай, приключившийся с ним ночью. Затем последовали битва и долгожданный триумф, и варгард ни словом не обмолвился о покушении на своего господина.

Многие годы спустя он твердил себе, что это всего лишь вопрос протокола, ведь для солдата его касты обвинить дворянина в измене было равносильно самоубийству. Когда это оправдание истёрлось о точильный камень его совести, он убедил себя, что Зандрех всё равно никогда бы не поверил его словам, если бы Сетех выступил с опровержением. Но в итоге Обирон принял правду: он ничего не сказал Зандреху, потому как знал, что это подкосит его.

Со временем хранить молчание стало легче. После Ямы Зандреху пожаловали планету Гидрим, и их пути с Сетехом разделились. Последнее, что варгард слышал в ходе Войны в небесах: якобы некий офицер убил отца Сетеха и таким образом захватил в его династии престол. Затем явились ужасы биопереноса, потом разразилось последовавшее за ним апокалиптическое безумие, а после случился Великий сон.

Обирон пробудился в Гидриме одним из первых, раньше Зандреха на много лет, и долго провёл в одиночестве, насколько мог изучая всё, что произошло за годы сна, чтобы наилучшим образом подготовить своего господина к реалиям Галактики, в которой тот проснётся. Пользуясь сенсорами пробуждающегося гробничного комплекса, он погружался в растущий поток информации, и, естественно, искал новости о судьбе Сетеха. С некоторым облегчением он обнаружил, что коронный мир аристократа раскололся при взрыве сверхновой около тридцати миллионов лет назад, и поэтому Обирон оставил дело минувших дней в прошлом, где ему и полагалось быть.

Но вот, на самом краю Галактики, появился Сетех в сопровождении своих ужасных питомцев, и давним приятелям снова предстояло сражаться бок о бок.

— Зандрех, старый ты хрыч! — произнёс Сетех голосом столь же ровным, как его некродермис цвета кости. — Кончай возиться с гончими, лучше подойди и обними меня. Давненько мы не виделись.

— Сетех! — отозвался немесор, вставая и отряхиваясь от пыли. — Я слышал, ты помер, чёрт лукавый. Неужели нет такой передряги, из которой бы ты не выбрался? Вот так встреча!

Два товарища с лязгом заключили друг друга в объятия, и Обирон специально отвернулся, чтобы не видеть ухмылку, которую Сетех мог бросить ему через плечо господина.

— Ты как будто ни на день не постарел, — с притворным недовольством заявил Зандрех и указал на посох Сетеха. — Вижу, ты всё ещё пользуешься той же старой палкой.

Посох немесора являлся важным символом ранга, и выгравированные на нём узоры из символов и иероглифические письмена указывали на общественное положение владельца. В культуре некронтир считалось тяжким оскорблением изготавливать посох, в точности как у другого представителя знати, но, получив звания, два молодых офицера решили заказать идентичное оружие в знак братских уз. И действительно, посохи Зандреха и Сетеха ничем не отличались, если не считать, что из энергетического ядра у первого струился зелёный свет, а у второго — синий.

— А, ты об этой клюке? Да, полагаю, я просто так и не смог заменить её чем-то получше, — отмахнулся Сетех, а после кивнул на Обирона. — Кстати, смотрю, ты по-прежнему таскаешь за собой этот старый шкаф.

— Ха! И впрямь! — загоготал Зандрех. — Ну, надо же при себе иметь что-то, чем можно заградиться от вражеских копий.

По протоколу Обирон не мог даже выразить неодобрение, поскольку офицеры всегда в таком ключе обсуждали некронтир из низших каст. Несмотря на все его достижения — его семь раз награждали орденом Могильной мухи и подарили усыпальницу, большую, чем у младших лордов, — он навсегда останется простым солдатом, ведь он не родился в тех же благородных кругах, что Зандрех и Сетех. И всё же, учитывая ироничность насмешки Зандреха, сказанное им задело Обирона.

— Похоже, возраст не притупил остроты твоих шуточек, брат. Будем надеяться, твой клинок остался таким же острым, нам ведь предстоит выиграть войну.

— Так я слышал, — заговорщически произнёс Зандрех. — Похоже, опять эти проклятые сепаратисты. Когда же они наберутся ума? И их должно быть особенно много, раз они выступают против нас двоих! Всё будет так же, как на Яме, да?

— Совершенно верно, мой друг, совершенно верно. Всё будет именно так.

— Ну что ж, приступим? — подвёл итог Зандрех, по обыкновению хлопнув в ладоши. — Если, конечно, ты привёл с собой целую армию. Не хочу ставить тебя в неловкое положение, но, если к нам присоединитесь только ты да Сепа с Сатой — хотя они великолепные звери, — я бы сказал, что свою долю работы тебе не выполнить.

Сетех ничего не ответил, а просто поднял руку, щёлкнул пальцами, и на небосводе зажглись звёзды. Внезапно там, где не было ничего, кроме мрака галактической окраины, возникла целая армада как минимум размером с немесорскую и сверкающая огнями, такими же холодными и синими, как глаза Сетеха.

По крайней мере, это объясняло, как Сетех и его зверушки приблизились к маяку незамеченными — очевидно, они прибегли к неким маскировочным чарам. Хотя подобные трюки могли обмануть более примитивных созданий, Обирон ни разу не сталкивался с техномагией, способной скрыть вещи от глаз некронтир. Это весьма встревожило его, и лукавый взгляд Сетеха, который он метнул в него, пока Зандрех завороженно смотрел в небо, словно ребёнок, увидевший фокус, подсказал Обирону, что друг его господина хорошо об этом знает.

— Чудесно, Сетех, просто чудесно, — выдохнул Зандрех. — Ты никогда не перестаёшь удивлять. Я зря сомневался в тебе. А сейчас мне нужно уйти и подготовить свои войска к проверке, чтобы удостовериться, что нас не затмят на поле битвы. Может, встретимся завтра, чтобы обсудить наши первые шаги?

— Конечно, брат, я буду ждать этого с нетерпением.

Последовала длинная череда нежных прощаний, которые Обирон терпеливо выслушал, прежде чем наконец заговорить, когда Зандрех собрался уходить.

— Я догоню вас, мой немесор, как только поделюсь нашими межузельными протоколами с Сетехом. Уверен, ему понадобится правильная часто...

— Зандрех! — позвал Сетех, прерывая его. — Твой заслон от копий, кажется, говорит — и более того, он предполагает, будто ему ведомы мои потребности. Уверен, он не задумывал ничего дурного, но он, похоже, забыл свои манеры. Давай, варгард, беги отсюда.

Зандрех сделал паузу, испытывая неловкость, но если он и собирался возразить Сетеху, то явно передумал.

— Да, Обирон, — пробормотал он, — пойдём. Нам ещё многое предстоит сделать.

Бросив последний взгляд на Сетеха, Обирон последовал за хозяином. Придётся подождать, чтобы получить желаемые ответы. Но ничего, он умел ждать.

ОБ АВТОРЕ

Нейт Кроули — писатель в жанрах научной фантастики и фэнтези и игровой журналист. Проживает в Уолсолле вместе с женой, дочерью и котом, которого настоятельно требует называть Турком. Любит посещать зоопарк, проходить излишне сложные стратегии и готовить изумительное рагу. «Отделённые» — его третье произведение для Black Library после 'Empra' и 'The Enemy of My Enemy'.

АННОТАЦИЯ

Познакомьтесь ближе с некоторыми ключевыми персонажами некронов и узнайте, какова (не)жизнь древних созданий, проснувшихся в Галактике, что больше им не принадлежит.

Мало кого из немесоров превозносят за военный гений так же, как Зандреха, который одержал несчётные победы во славу дома Саутехов благодаря несравненному пониманию стратегии и тактической прозорливости. За ним всюду следует тенью варгард Обирон, его неутомимый телохранитель и извечный спутник. Однако когда призраки смутного прошлого настигают старого генерала и его вместе с верным охранником отправляют подавить мятеж в Вурдалачьих звёздах, тесные узы, связывающие хозяина и слугу, подвергаются тяжелейшей проверке, равно как и хрупкий рассудок Зандреха. Неразлучным компаньонам не остаётся ничего другого, кроме как заключить союз с давним знакомым, немесором по имени Сетех. Так, объединившись, их войска отправляются на Доахт — планету, в одинаковой мере вселяющую ужас и надежду. И кто знает, что скрывается во тьме её подземелий и что на уме у Сетеха, прикрывающегося мнимой заботой об интересах династии Саутехов?'