Очищение / The Purge (новелла)

WARPFROG Гильдия Переводчиков Warhammer Очищение / The Purge (новелла)
Автор	Энтони Рейнольдс / Anthony Reynolds
Переводчик	Brenner
Издательство	Black Library
Серия книг	Ересь Гора / Horus Heresy (серия)
Входит в сборник	Безмолвная война / The Silent War
Год издания	2014
Подписаться на обновления	Telegram-канал
Обсудить	Telegram-чат
Скачать	EPUB, FB2, MOBI
Поддержать проект

Сюжетные связи
Входит в цикл	Несущие Слово / Word Bearers
Предыдущая книга	Отпрыски бури / Scions of the Storm
Следующая книга	Темное сердце / Dark Heart

Ересь Гора

Это эпоха легенд.

Могучие герои сражаются за право владычествовать над Галактикой. Огромные армии Императора Земли покорили галактику в ходе Великого крестового похода. Мириады чужих рас были сокрушены лучшими воинами Императора и стерты из книги истории.

Рассвет новой эры превосходства человечества манит к себе.

Сверкающие цитадели из мрамора и золота знаменуют многочисленные победы Императора. Миллионы миров отмечены триумфальными сооружениями, хранящими память о легендарных свершениях могущественных и смертоносных воинов.

Первейшие и главнейшие из них – примархи, сверхлюди, под чьим командованием армии космодесантников Императора одерживали победу за победой. Они неудержимы и возвышенны, они – шедевр генетических экспериментов Императора. Космические десантники — сильнейшие бойцы человечества за всю его историю, каждый из них способен превзойти сотню простых людей в сражении. Организованные в огромные армии численностью в десятки тысяч солдат, именуемые Легионами, космодесантники и их предводители-примархи покоряют галактику во имя Императора.

Первый среди примархов – Гор, прозванный Славным, Ярчайшая Звезда, любимец Императора, подобный для него родному сыну. Он Магистр Войны, верховный командующий всей военной мощью Императора, покоритель тысячи тысяч миров и завоеватель галактики. Он несравненный воин и великий дипломат.

По Империуму распространится пламя войны, и все защитники человечества пройдут свое последнее испытание.

Действующие лица:

XVII Легион «Несущие Слово»

Сор Талгрон – капитан 34-й роты и представитель Лоргара на Терре

Ярулек – капеллан, впоследствии Темный Апостол

Аранет – знаменосец 34-й роты

Дал Ак – магистр связи

Лот – сержант разведки

Телахас – сержант группы прорыва

Урлан – апотекарий

Волхар Реф – проповедник на службе в Воинстве Крестоносцев

XIII Легион «Ультрадесант»

Аэк Децим – магистр ордена, 17-й орден

Коннор – сержант, 170-я рота

Наксор – технодесантник, 170-я рота

Тиллус Викторий – чемпион 171-й роты

Ваул Агрегий – боевой брат-ветеран, 171-я рота

Фрейя Солонтин – адмирал, командир «Праведной ярости»

Ромус – боевой брат-ветеран, 170-я рота [выделен]

Павел – Небесный Охотник, 172-я рота [выделен]

Ксион Октавион – боевой брат, 174-я рота [выделен]

Сио – боевой брат, 175-я рота [выделен]

Королос – бывший капитан, 178-я рота [выделен]

Защитники Терры

Рогал Дорн – примарх Имперских Кулаков, Преторианец Императора.

Архам – магистр хускарлов Дорна

Тибер Аканф – кустодий-страж

Натаниэль Гарро – бывший боевой капитан Гвардии Смерти

«На самом деле жестокость бьет по самому жестокому, а интриган падает в яму, которую роет другому».

Приписывается пророку Дхояллу времен до Единения

Пролог

456008.М31 – Система Перцептона, Ультрамар

Легионер корчился на столе апотекария. Лишенный кожи, ободранный и истекающий кровью, он скорее напоминал одного из Живущих Вовне, чем что-либо, имеющее человеческую природу.

Его плоть расплылась, словно воск, приобретя влажный, глянцевито-скользкий вид. Черты лица расплылись и смазались воедино, как будто на нем была надета гротескная культовая маска. Глазницы превратились в истерзанные красные ямы, от растекшихся глазных яблок остались только обожженные слезные протоки. Остатки рта открывались и закрывались в агонии. Нити расплавленной плоти соединяли между собой губы – или, по крайней мере, те места, где раньше были губы.

Серворезаки, дрели с алмазными наконечниками и мономолекулярные пилы срезали дымящиеся секции уничтоженного доспеха Мк III. Каждый из кусков падал с гулким грохотом, забрызгивая девственно-белый пол кровью и маслом. Плоть легионера сплавилась с доспехом, и он бился и скулил, когда броню срезали – сдирали с него, будто экзоскелет жука, обнажая все новые увечья под ней. Над открытыми изуродованными останками поднимался горячий пар, от которого несло едким химическим огнем и жареным мясом.

Воин был не один. Все столы апотекариона были заняты, и все свободное место было завалено телами легионеров. Стоны и рев умирающих и раненых смешивались с фоновым шумом лихорадочно раздаваемых распоряжений, пил по кости, систем поддержания жизнедеятельности, гипоинъекторов и аппликаторов синтекожи.

В вены и позвоночный столб воина были воткнуты иглы, кабели питания и стимулирующие устройства, в горле торчала трубка дыхательного аппарата. Он забился в конвульсиях, кровяное давление заметно упало, и раздался визг тревожной сигнализации.

В исступленном приливе сил он вырвался из удерживающих его ограничительных приспособлений. Когда медицинский персонал поспешил к нему, он выдернул дыхательную трубку из горла и вцепился в ближайшего апотекария воскоподобной, похожей на клешню рукой, подтащив того поближе. Он подался вперед, истерзанные мышцы шеи вздулись, словно влажные канаты.

Он пробулькал что-то не поддающееся расшифровке, забрызгивая лицевой щиток апотекария кровью.

Служители силились удержать его. Несмотря даже на все раны, против его аугментированной силы они были все равно, что дети. Его хватка казалась железной.

– Урлан, – прорычал он, вперив в апотекария пустые глазницы. – Не… хороните меня.

Вместо ответа апотекарий Урлан вдавил в шею пациента установленный на своем запястье нартециум, впрыснув в кровеносную систему новые порции мощных наркотиков. Хватка легионера обмякла, его пальцы задергались.

Апотекарий Урлан отступил назад, и служителям-медикам, наконец, удалось исполнить свои обязанности при помощи новых ограничителей. Руки и грудь апотекария покрывала кровь, и не вся она принадлежала его пациентам. Белый доспех был изъеден кислотой и давал сбои, из поврежденных сочленений и сервоприводов летели искры, и он перемещался, заметно хромая. Он сам едва выбрался с планеты, и уже находился на борту эвакуационного челнока, когда все пошло не так.

– Он будет жить?

Урлан бросил взгляд назад, на говорившего – Темного Апостола Ярулека. Тот стоял, скрестив руки на груди. Вокруг стола собралось еще несколько прочих офицеров и легионеров. На всех были заметны следы битвы, у многих виднелись раны разной степени тяжести.

– Я удивлен, что он вообще жив сейчас, – произнес Урлан, тщетно пытаясь протереть линзы визора шлема от крови. – Удивлен, что он был жив, когда попал сюда.

– Но ты можешь его спасти?

Урлан посмотрел на пациента, корчащегося на столе перед ним.

– Нет, – сказал он.

– Тогда его судьба в руках богов, – произнес Ярулек.

Урлан снова повернулся к теперь впавшей в кому, подергивающейся массе расплавленной химикатами плоти на столе перед ним. Сложно было поверить, что это – его капитан.

– Выйдите, – сказал он через плечо. – Дайте мне поработать. Я сделаю, что смогу.

1

454008.М31 – Система Перцептона, Ультрамар

Войну выиграли за двадцать семь минут, хотя сражение и продолжало бушевать на протяжении еще ста шестидесяти трех дней.

Двадцать семь минут. Именно столько потребовалось его кораблям, чтобы вывести из строя флот Ультрадесанта над Перцептоном Примус. Враг еще не слышал о Калте, равно как и об Арматуре, Талассаре и любой другой из бесчисленных зон боевых действий, намеченных как часть Теневого крестового похода.

Хронометр щелкнул, и он отдал приказ.

Несущие Слово нанесли удар. Больше половины вражеской флотилии погибло от первых залпов, остальная часть – в последующие часы и дни. Их остовы теперь кружили на орбите столичной планеты, сердца системы.

Итак, война за Перцептон оказалась выиграна за двадцать семь минут. За следующие месяцы оставалось лишь завершить отстрел.

Спустя сто шестьдесят четыре дня после первого удара планета Перцептон Примус перестала существовать.

132006.М31 – Терра

С орбиты можно было разглядеть береговые линии, которые когда-то обозначали контуры континентов старой Терры. Громадные океанические пространства, покрывавшие мир, исчезли, испарившись в ходе долгих междоусобных ядерных войн, которые практически уничтожили человечество в былые эпохи, однако изначальные очертания еще возможно было смутно распознать, будто призраков прошлого – хотя особенно ясно это можно было сделать во мраке.

Их выдавали огни. Вся планета сияла, словно маяк в пустоте, озаренная светом ульев, мегагородов и магистралей, но эти огни были ярче всего на старых континентах, а сравнительно темные участки суши указывали, где когда-то располагались моря, или же тянулись вдоль прямых, неестественно угловатых берегов более новых, искусственных океанов.

На южном горизонте переливалось призрачно-зеленое полярное сияние, а изъеденные радиацией земли к северу заволакивали огромные химические бури, мерцающие от почти непрерывной пульсации молний. Впрочем, челнок направлялся не в эти стороны. Когда его золоченые крылья развернулись, а на термальных щитах угасло свечение от входа в атмосферу, он изменил угол спуска в направлении самой крыши мира.

Сор Талгрон в одиночестве сидел в закрытом салоне, глядя в иллюминатор. Одна из огромных рук в серой перчатке прикрывала ему обзор от внутреннего освещения челнока.

– Напитки, капитан?

Сор Талгрон мельком повернулся от окна. Внутреннее убранство челнока целиком состояло из плавно скругленных поверхностей, мягкого освещения и нейтральных тонов. Кресло из синтетической кожи обладало достаточными размерами, чтобы весьма удобно разместить громаду его тела. Одиннадцать оставшихся пассажирских мест оставались свободны, хотя на борту присутствовали и другие. Сейчас он не видел их, однако чувствовал в рециркулированном воздухе привкус запаха генетически сформированных тел – одновременно знакомый, но при этом странный – а также улавливал слабое гудение их доспехов.

Говорившая служительница была неестественно высокой и гибкой, а ее большие овальные глаза представляли собой молочные сферы, лишенные зрачков. Этот облик ей придали генные манипуляции, хотя он и не мог понять их цели. Возможно, ее внешность представлялась людям приятной. Возможно, они повлияли на ее гены просто потому, что могли это сделать.

- Сладкий нектар? Амасек? – произнесла она, томно указывая на парившую перед ней охлаждаемую тележку. – Что-нибудь еще?

Сор Талгрон покачал головой и снова отвернулся к иллюминатору. Он увидел там собственное отражение, хмурящееся в ответ. Он не был уверен, что именно люди сочли бы привлекательным в мягком и бледном лице служительницы челнока, однако знал, что бы они нашли непривлекательным в его собственном.

Его лицо было квадратным и жестким. Жестоким. Это не было лицо ученого или дипломата. Проведенная в битвах жизнь сделала его черты сплющенными, а лицо и скальп крест-накрест пересекали уродливые шрамы. Невозможно было ошибиться относительно его роли во вселенной – он был воином, солдатом, убийцей. Именно для этого его создавали, для этой роли его генетически преобразили, и в ней он был хорош. Таково было его предназначение.

Сервомоторы в сочленениях доспеха издали визг, когда он снова подался поближе к стеклу, заслонившись от света и собственного мрачного отражения.

Пока спуск челнока выравнивался, глаза Сор Талгрона изучали планету внизу. Он увидел пылающие сопла золотых перехватчиков эскорта, вылетевших из-за края крыла и сопровождающих их внутрь.

Сор Талгрон пристально глядел, не мигая и впитывая все, что видел. До прибытия к месту назначения ему еще предстояло какое-то время лететь над крупнейшим рукотворным сооружением, какое когда-либо видела вселенная. И все же даже на самых окраинах этой колоссальной, раскинувшейся на целый континент мегапостройки Сор Талгрону было очевидно, что она коренным образом менялась.

Когда он покидал Терру, сооружение под ним было дворцом. Вернувшись, он обнаружил, что оно полным ходом движется по пути превращения в крепость.

Сор Талгрон шел сквозь пламя в сопровождении своего знаменосца Аранета и магистра связи Дал Ака. На всех троих были надеты багряные доспехи оттенка разлитой крови. Тяжелая боевая броня приобрела новые цвета Легиона по пути к Ультрамару, однако Сор Талгрона они не устраивали. Это казалось предательством прошлого Легиона.

Вокруг них, заполняя опаленный воздух пеплом и трепещущими страницами горящих книг, гибли многие века науки и мудрости. Базы данных библиариума предавали огню, и тысячи текстов и кодексов оказывались утрачены навсегда. Проводка и память на кремниевой основе плавились и трещали в пламени.

Сор Талгрон не скорбел об их потере.

Огромный зал был заполнен пылью. Его явно забросили после того, как вступил в силу Никейский эдикт. С большой вероятностью с тех пор тут не ступала ничья нога.

До сегодняшнего дня, когда помещение стало полем боя.

Он шагал среди последствий сражения, его наплечники лизало пламя, а под ногами хрустело цветное стекло. Должно быть, огромные витражные окна, выходившие в просторный атриум библиариума, стали одной из первых потерь в битве за город Массилею.

На полу и возле стен лежали забрызганные тела, превращенные огнем болтеров в изодранное мясо. Четверо Несущих Слово были мертвы, их уложили выстрелами наповал. Несколько других оказались повержены, и ими занимались апотекарии Легиона. У двоих были смертельные раны, и им подарили избавление, молитвы умерли у них на губах. У мертвых извлекали геносемя, редукторы жужжали, выплевывая кости и кровь.

Несколько павших Ультрадесантников еще не умерли, однако к ним на помощь не могли прийти апотекарии XIII Легиона, и в живых не осталось никого из боевых братьев, кто мог бы вытащить их в безопасное место. Возможно, в другом батальоне их жизни бы окончились мучительно, после бессчетных часов муки и ритуального унижения, однако Сор Талгрон не собирался делать ничего подобного, и их приканчивали без церемоний.

Они были врагами, и он бы сделал все, что в его силах, чтобы победить их полностью и до конца. Однако он не мог питать к ним ненависти и не намеревался подвергать их ненужным истязаниям.

В XIII Легионе можно было многим восхищаться. Они обладали завидной слаженностью и боевой дисциплиной, а качество их работы было несравненным. Вне всякого сомнения, они являлись самой эффективной боевой силой, с которой доводилось сталкиваться Сор Талгрону, и он относился к ним с огромным уважением.

– Эреб желает, чтобы каждый враг, захваченный живым, был принесен в жертву для подпитки Гибельного Шторма, – заявил Ярулек перед началом войны в системе. – Так надлежит поступать на всех Пятистах Мирах.

– Будь проклят Эреб, – ответил ему Сор Талгрон. – Эта змея мной не командует. Мне приказано уничтожить этот мир. Я сделаю это по-своему.

Он вышел из атриума, минуя возносящиеся вверх колонны из белого мрамора, выщербленные и покрытые воронками от огня болтеров. Снаружи располагалась широкая полукруглая терраса, обрамленная природным камнем и безукоризненно ухоженной зеленью, которая теперь была перемолота и погублена. Водопад стекал в скальный бассейн, где лицом вниз плавали тела. Загибающиеся мраморные ступени спускались на нижние уровни вестибюля.

Сор Талгрон прошел мимо огромной белой статуи, изображавшей фигуру в рясе, сидящую в позе мыслителя.

На земле лежал легионер Ультрадесанта. Его рассекло надвое выстрелами, нижняя часть торса и ноги были неподалеку. Под ним собралась лужа крови, внутренности вывалились на террасу, однако он был жив. Легионеры умирали нелегко.

Аранет направил на него свой болт-пистолет.

– Нет, – произнес Сор Талгрон, и знаменосец опустил оружие.

Ультрадесантник был в звании центуриона – младший капитан, судя по знакам различия на наплечниках. Одной рукой он сжимал собственные внутренности, тщетно пытаясь удержать их на месте, а при помощи другой полз по земле. Рядом лежал волкитный пистолет-серпента. Воин нащупывал его. Даже умирая, он искал оружие против врагов.

Сор Талгрон с хрустом опустил сапог ему на запястье и нагнулся, чтобы самому подобрать серпенту. Он повертел ее в руках.

– Хорошее оружие, – сказал он.

Ультрадесантник поднял на него взгляд. На воине был шлем. Тип Mk IV, какая-то местная ультрамарская разновидность. Некогда чистая кобальтово-синяя поверхность и окантованные золотом кромки теперь были забрызганы яркой и сочной кровью. На висках был изображен золотой венок – какое-то боевое отличие, которого Сор Талгрон не узнавал.

– Почему? – спросил легионер. Его голос потрескивал и был насыщен помехами.

Сор Талгрон приставил ствол волкитного пистолета к линзе визора Ультрадесантника, целясь точно в левый глаз.

– Что почему?

– Почему вы это делаете?

Сор Талгрон нажал на спуск. Затылок шлема Ультрадесантника взорвался, а пол под ним занялся пламенем.

– Потому что мне так приказали, - произнес он.

2

Магистр ордена Аэк Децим из 17-го ордена Легиона Ультрадесанта упер тяжелый сапог в грудь предателю и выдернул клинок. Короткий меч выскользнул из решетки вокса павшего врага с влажным скрипом, и легионер в красной броне рухнул, присоединившись к ковру из прочих на перемешанной с кровью земле.

Удушливый дым застилал обзор, содержащиеся в нем химикаты и слепящие микрочастицы вызывали жжение в глазах и горле. Видимость сократилась до считанных метров. Пелена тумана сделала сканеры авгуров бесполезными. Децим понятия не имел, где проходит линия фронта, но это едва ли имело значение. Сражение полностью утратило конфигурацию. Время стратегии прошло.

На него бросился очередной враг. Он отбил визжащий цепной меч легионера в сторону и вдавил в грудь Несущему Слово ствол своего болт-пистолета. Сила взрыва отшвырнула предателя назад, и он оказался на земле на расстоянии четырех метров, в разорванном горжете зияла глубокая воронка. Второй выстрел Децима прикончил его, попав между шлемом и нагрудником. Детонация практически оторвала голову от тела.

Шейное уплотнение было одним из немногих мест в новых типах доспехов, попав в которые из болтерного оружия, точно можно было убить с дальнего расстояния. До этой кампании ему ни разу не доводилось видеть эффект воздействия болтового оружия на силовую броню легионеров – насколько он знал, никто в XIII Легионе вообще никогда не рассматривал подобную возможность. Сама мысль об этом представлялась ужасной. Теперь же, когда бой легионера против легионера перешел в разряд практики, им пришлось пересмотреть тактику.

Технодесантник Наксор предсказывал, что следующие типы силовых доспехов, скорее всего, будут сконструированы с учетом этих недостатков. В линейную броню, вероятно, интегрируют высокие горжеты, как у катафрактиев, говорил он всего за несколько секунд до того, как его расчленил Несущий Слово, облаченный в человеческую плоть. Децима подташнивало от того, что этих вероломных дикарей когда-то называли их сородичами.

Битва скатилась в дикую свалку. Повсюду вокруг него гибли легионеры, носящие багряные цвета переродившихся Несущих Слово и благородно-синие Ультрадесанта. Масштабы резни были унизительны. Никакого отступления, только не из этого боя. Они до последнего будут сражаться и умирать. Сейчас было важно только задержать врага здесь на достаточно долгое время. То, что начиналось как танковое сражение на дальней дистанции и молниеносные штурмы, дошло до продирания в грязи и рубки с врагом при помощи затупившихся мечей и лишенных зубьев цепных клинков. Он увидел, как один из его ветеранов – Ваул Агрегий, Победитель Стаксуса – расстрелял Несущего Слово, изрыгавшего омерзительные проклятия, заставив предателя умолкнуть посредством заключительного болта в голову. Другой ветеран впечатал легионера XVII-го в дымящийся остов оскверненного «Лендрейдера», размазав того своим окутанным энергией силовым кулаком.

Находившегося неподалеку Ультрадесантника свалили в грязь, нападавший раз за разом всаживал нож с зазубренным клинком ему в горло, пока воин не затих. Несущего Слово, в свою очередь, разорвало на части огнем болтеров, но постоянно появлялись новые, которые шагали из тумана, декламируя свои печальные песнопения.

В душе XVII Легиона пустило корни зло. Только так Децим мог объяснить то, во что они превратились.

Безмолвный чемпион роты Тиллус Викторий сражался так же, как делал это в дуэльных клетках, предпочитая в качестве пары своему силовому мечу маленький боевой щит и гладий. Он казался виртуозом. Он принял удар на щит и крутанулся, подсекая Несущего Слово под колени, а затем прикончил того обезглавливающим ударом крест-накрест обоими клинками.

Чемпиона никогда не побеждали клинок к клинку, однако когда он обернулся в поисках нового противника, ему в глаз угодил вылетевший из дыма шальной болт. Он пробил левую линзу визора и разорвался внутри черепной коробки. Тиллус упал, не издав ни звука, мечи выскользнули в грязь из безжизненных пальцев. Воин был практически одержим тренировками. И в конечном итоге, это ни на что не повлияло. Это была недостойная смерть.

Децим уставился на труп чемпиона, и его захлестнула ненависть. Он ни разу не испытывал настолько глубокого чувства, никогда не питал ненависти ни к кому-либо из ксеносов, с которыми сражался в ходе Великого крестового похода, ни даже к непокорным людям с тех планет, что отвергли владычество Императора. По отношению к некоторым из этих сбившихся с пути цивилизаций он чувствовал жалость, к другим отвращение или безразличие, но ненависть – никогда.

Обширно модифицированный доспех едва функционировал. Он работал на вспомогательных мощностях, а броня была настолько обожжена, измята и покрыта воронками, что мало где на ее поверхности еще оставался горделивый кобальтово-синий цвет Легиона. Левое плечо представляло собой искореженное месиво, обильно изрыгающее искры, внутренние сервоприводы постоянно скрежетали. Децим чувствовал, как внутри сустава кость скребет по кости. На нем не было шлема – он сорвал его после того, как в начале боя тот принял на себя основную тяжесть взмаха силовой булавы – и левую половину лица покрывала корка спекшейся крови.

Магистр ордена устал до изнеможения. Он уже больше недели вообще не отдыхал. Какую-то секунду на него не набегал ни один враг, и ему ничего так не хотелось, как усесться на землю и прислониться к уничтоженному «Лендрейдеру» Несущих Слово… но нет. Даже сейчас, когда конец приближался с неизбежностью заката светил, необходимо было, чтобы он до последнего оставался на виду, стойкий и воинственный.

Он проверил боекомплект. Четыре болта. Он загнал магазин обратно в пистолет. Предстояло считать каждый выстрел.

Почва содрогалась от взрывов, скрежета тяжелых траков и того, что казалось землетрясением, однако Децим знал, что это громовая поступь титанов. Он слышал, как они зовут друг друга, издавая из боевых горнов оглушительный рев, в котором тонули тяжелые удары артиллерии, перестук выстрелов, вопли умирающих и лязг клинков. Периодически раздавался раздирающий барабанные перепонки грохот их орудий, и когда это происходило, Магистр ордена ощущал тошноту при мысли, что благородные сыны Ультрамара гибнут целыми рядами, словно пшеница перед жнецом.

Связь отказала, даже закрытые каналы Ультрадесантников оказались загрязнены коварным шепотом, криками и дьявольскими звуками варпа. Однако он знал, что его капитаны дадут ему повод для гордости, карая Несущих Слово в этом последнем натиске XIII-го.

Внимание Децима привлек раздавшийся сзади крик. Щурясь в дыму, он увидел, как из тумана у них за спиной возникают фигуры врагов. Их обошли с фланга. Его капитаны отрывисто раздавали приказы, но уже мало что можно было сделать, и оказавшиеся под беспощадным перекрестным огнем Ультрадесантники погибали.

Уменьшившееся в размерах отделение тяжелой поддержки повернулось навстречу новой угрозе, разворачивая свои автопушки и широко расставляя ноги. Двое из них упало, но они все равно обрушили свою ярость на противника, потрепав его ряды и выиграв для остальных отделений время на укрытие. Стволы пушек вскоре засветились красным от нагрева. И все же они продолжали молотить по врагам, вынуждая тех падать в грязь.

Из дыма над головой рухнула закованная в броню фигура, из перегруженного прыжкового ранца бил поток яркого пламени. Несущий Слово приземлился позади отделения тяжелой поддержки, присев и упершись в землю одним коленом и одной рукой для устойчивости. Вокруг первого с шумом упали и другие. Один из стрелков почувствовал у себя за спиной врага и попытался обернуться, но он был слишком медленным. Несущий Слово поднимался, его цепной топор издавал вой.

Магистр ордена Аэк Децим уже вскочил и бежал, командирское отделение следовало в шаге позади него. Его выстрел попал вражескому легионеру в висок. Заряд скользнул вбок и сдетонировал, заставив воина потерять равновесие. Пока он приходил в себя, Децим уже бросился на него и опрокинул в грязь. Цепной топор Несущего Слово отлетел в сторону.

Они покатились, скользя и съезжая вниз по грязевому откосу. Децим потерял свой пистолет, но продолжал сжимать силовой клинок. Когда их спуск прекратился у подножия склона, в канаве, заполненной трупами в доспехах, Децим оказался наверху. Он попытался нанести смертельный удар, однако враг стиснул его наруч, удерживая клинок на расстоянии. Несущий Слово впечатал бронированный кулак в челюсть Децима, выбив ее и раздробив кость.

Его на мгновение ошеломило, и Несущий Слово развил преимущество. Он перекатился поверх Децима, вжав того лицом в грязь и удерживая за затылок. Магистр ордена силился высвободиться, выпустив при этом клинок, однако не мог сбросить предателя. Лицо раз за разом билось о землю. Глаза заливало грязью и кровью.

– А теперь ты умрешь, – прорычал Несущий Слово. Его голос был настолько искажен, что казался скорее звериным, чем принадлежащим тому, кто хоть когда-то был человеком.

А затем раздался гром выстрела из автопушки с близкого расстояния, и его голова исчезла в красной дымке.

Децим поднялся, протирая глаза от грязи и крови, и взобрался по склону к своему отчаянному командирскому отделению под прикрытием огня последних оставшихся легионеров с тяжелым вооружением.

Он глянул на небо. Там ничего не было видно, но он знал, что должно было приближаться назначенное время. Адъютант заметил его взгляд.

– Вы уверены в этом, мой господин? – спросил он.

– Уверен, – произнес Децим. – Да простит меня Император.

При выходе из челнока его сопровождали, словно узника: двое спереди, двое позади. Они совершили посадку в верхних предгорьях самых высоких пиков Терры, хотя сейчас те были не видны. В шарнирных посадочных захватах, присоединенных к корпусу челнока, не было окон.

При нем не было оружия, согласно приказу. Это было озвучено как просьба, но тем не менее являлось приказом. Он вышел из челнока, безбоязненно глядя перед собой. Гибкие сегментированные стены сменились бронированным коридором, и он вошел внутрь дворца.

На его шиферно-серой броне не было никаких украшений. Один лишь темно-красный гребень на зажатом подмышкой шлеме указывал на его высокое положение в Легионе. Доспех был старым и сильно изношенным, а пластины брони – толстыми и массивными. Это был солдатский доспех, практичный и утилитарный, на поверхности были видны следы частого ремонта. Он носил эти отметины, словно боевые шрамы. Каждая царапина и вмятина обладала собственной историей.

Четверо членов Легио Кустодес, сопровождавших его во дворец, напротив, носили чрезвычайно изукрашенную броню цвета полированного золота, обильно отделанную декоративными молниями и орлами. С золоченых плеч ниспадали длинные меховые плащи, лица скрывались под высокими коническими шлемами. Их доспехи были куда более изящно сработаны, чем скромная броня Сор Талгрона, однако это не было парадное облачение. Это была самая совершенная боевая броня, какую смогли разработать искуснейшие техножрецы Марса – легкая, прочная, практически неуязвимая для традиционного огнестрельного оружия и позволяющая большую свободу движений, нежели доспехи Легионов.

Каждый из них держал копье стража – характерное орудие их ордена. Золоченые алебарды со встроенным огнестрельным оружием были необычным и экзотическим вооружением. В необученных руках они были бы непригодны к использованию, однако Сор Талгрон видел, что даже в состоянии покоя они являлись практически продолжением тел кустодиев. Ими бы пользовались с непревзойденным мастерством, и, хотя Сор Талгрон наблюдал их применение только на тренировках, он полагал, что ключевой задачей для сражающегося с Легио Кустодес противника будет оказаться ближе зоны эффективной досягаемости.

Он не чувствовал особых уз родства с Легио Кустодес. Они отличались от него настолько же сильно, как неусовершенствованные люди, несмотря на общее сходство в генетическом наследии. Две ветви трансчеловечества радикально различались между собой, пусть даже посторонний мог этого и не видеть – в основном разница носила не физический характер, хотя кустодии, возможно, и казались выше. Они просто представляли собой отдельные виды.

Подлинная сила Легионес Астартес заключалась в единстве целей и братских узах между ними. Быть может, именно поэтому и настояли, чтобы Сор Талгрон отправился на поверхность в одиночестве, а остальная его рота не покидала корабля на высокой стоянке. Кустодии могли быть лучшими в своем роде воинами по отдельности, однако по мышлению они коренным образом отличались от тех, кто генетически перерождался, попадая в Легионы. Их создавали для иной задачи, к которой они были идеально приспособлены и которая требовала определенной степени индивидуализма и автономности, что противоречило генетически внедренной коллективной ментальности космических десантников.

Было бы интересно выставить Легио Кустодес на арене против Легионес Астартес. Он подозревал, что один на один у кустодиев в золотых доспехах было бы преимущество, однако чем масштабнее был бы бой, тем сильнее было у него ощущение, что победят товарищи-легионеры.

Легио Кустодес не являлись солдатами, однако Сор Талгрон был солдатом до мозга костей.

Они остановились перед третьими усиленными противовзрывными дверями, по бокам от которых располагались синхронизированные сторожевые пушки. Охрана была плотнее, чем во время прошлого визита Сор Талгрона в дворцовые залы, когда его присутствие казалось куда более желанным.

Запертая дверь распахнулась. По ту сторону стоял офицер кустодиев, великолепный в своей золотой броне. Взгляд Сор Талгрона метнулся влево и вправо. Если бы на нем был надет шлем, перед глазами мигали бы символы угрозы. Офицера сопровождало отделение космических десантников в желтых доспехах, державших поперек груди болтеры.

Это было неожиданно, однако он не позволил проступить на лице даже намеку на удивление.

Визор офицера сдвинулся назад серией плавно нахлестывающихся друг на друга пластин, открыв лицо, знакомое Сор Талгрону. Оно было ястребиным и полным силы, на нем отсутствовали шрамы, однако Сор Талгрон знал, что это ничего не значит, только не среди Легио Кустодес. Будь он из Легионов, Сор Талгрон понял бы, что воин либо неопытен, либо невообразимо хорош, но кустодиев создавали не для жизни, состоящей из непрерывной войны на передовой. Это не значило, что им недоставало боевой закалки. Далеко не так. Только глупец стал бы их недооценивать.

По центру выбритой головы офицера тянулась полоса коротко стриженых волос – такой же гребень, как на шлеме Сор Талгрона. Сор Талгрон не знал, являлось ли это обозначением звания, или же просто эстетическим предпочтением. Их род обладал врожденной сильно выраженной чертой индивидуализма, поэтому второй вариант был весьма вероятен. Впрочем, казалось несколько ироничным, что этот выбор подражал наружности капитана-генерала, Константина Вальдора. Вот вам и индивидуализм.

– Я приношу извинения за то, как вас приняли, – произнес офицер. Его аристократический акцент все еще казался странным для слуха Сор Талгрона, привыкшего к более гортанной колхидской речи. – С момента вашего прошлого пребывания на Терре вселенная переменилась.

Его звали Тибер Аканф, и Сор Талгрон бывал в его обществе во время предыдущих визитов на Терру. Страж никогда не сообщал остальные сто тридцать семь своих имен, а у Сор Талгрона не было никакого желания их узнавать.

Они поприветствовали друг друга по-воински, запястье к запястью, пожимая предплечья. Несущему Слово нечасто доводилось глядеть на кого-либо снизу вверх, однако кустодий был выше Сор Талгрона на полголовы.

– Что произошло? – спросил он, когда они разомкнули пожатие. – Кажется, будто Терра готовится к осаде.

– Грядет война, – ответил Аканф.

Сор Талгрон нахмурился.

– В войне нет ничего нового, – сказал он. – Мы воевали с начала Великого крестового похода. Именно для этого нас создали.

– Эта война будет иной.

– Почему? Какого бы нового врага ни обнаружил Поход, наверняка нет никакой угрозы для самой Терры, – произнес Сор Талгрон.

Тибер Аканф не ответил, и выражение лица Сор Талгрона стало еще более сумрачным.

– Рассказывай, – хмуро сказал он.

– Это не моя обязанность, – произнес кустодий. – Но я отведу вас к тому, кто это сделает. Идемте. Лорд Дорн ожидает вас.

Пятеро воинов наблюдали, как на равнинах внизу сражаются и гибнут их братья. С их наблюдательного пункта битва не отличалась от одной из симуляционных досок в коллегии, хотя здесь смерть была чрезвычайно реальной. Они стояли молча, каждый из Ультрадесантников погрузился в личную темницу злости, сожаления, упрямства и скорби.

Эти пятеро не были тесно связанным подразделением. Они не ковали стальных уз в горниле войны. Никто из них не говорил друг с другом, пока их не собрали вместе для этого последнего задания – миссии, которая могла реабилитировать их и стереть список их былых проступков.

У них были разные роты, разные отделения, разные истории. Один был Небесным Охотником, другого взяли из рядов штурмовиков. Двоих привлекли из тактических подразделений, хотя один из них владел иными силами, пока тот путь не оказался для него закрыт, и теперь он ничем не отличался от любого другого легионера в строю. Последний был униженным героем минувших времен.

Их умения и специализация различались столь же сильно, как послужные списки. Единственным, что их объединяло, являлся позор.

На каждом был шлем, выкрашенный в красный цвет. Каждый нес на себе знак взыскания.

Когда для них проводили инструктаж по этому заданию, все они предстали перед магистром своего ордена. Никто из них этого не хотел, однако ни один не отказался. Как тот сказал, это был способ очистить свои имена. Честь.

Октавиону это не казалось честью. Ему это казалось жесточайшим из наказаний. И все же, он не жаловался и не питал вражды к магистру ордена Аэку Дециму за то, что тот дал ему это поручение. Оно должно было кому-то достаться, и с тем же успехом это могли оказаться те, кто опозорил себя в глазах своих командиров.

Он чувствовал противоречивые эмоции окружавших его легионеров, наблюдавших за тем, как силы врага окружают Ультрадесантников на равнинах далеко внизу. Каждому из них хотелось быть там, вносить свой вклад, сражаясь – и умирая – рядом с братьями, вместе с которыми они так долго тренировались и бились.

– Вон там, – произнес один из них, Небесный Охотник Павел. Ему не было нужды утруждаться. Они все видели. Возможно, ему было необходимо сказать это вслух, подумалось Октавиону. Быть может, так оно становилось более реальным, более практическим.

К северу облако пыли предвещало приближение очередного подразделения Несущих Слово. Они шли от Массилеи, некогда гордого города, который был сердцем и душой этого мира.

Октавион слышал сообщения, что она пала раньше в этот же день. Насколько он знал, все его боевые братья были мертвы. 174-я рота Октавиона удерживала город дольше, чем ожидалось, взяв с предателей высокую плату, однако теперь ее больше не было.

Массилея являлась для него домом в большей мере, нежели какое-либо другое место в Галактике. Именно там он прошел основную часть обучения. Казалось, это было целую вечность назад.

– И еще, – сказал Павел, указывая на юг.

На горизонте двигались темные очертания. «Громовые ястребы», «Грозовые птицы» и штурмовики. Еще одна боевая группировка, вступающая в дело. Октавион видел, что Несущие Слово хотят закончить войну быстро. Им не хотелось задерживаться здесь дольше необходимого.

– Пора, – произнес он, озвучивая правду, о которой, как он знал, думал каждый из них, и которая висела над ними, словно нож гильотины.

– Еще могут приближаться подкрепления из Ультрамара, – сказал младший из них, Сио, которого только недавно повысили из рядов скаутов. – Разве мы не можем подождать еще немного?

Октавион не знал, за какой проступок Сио был вынужден носить красное. Никто из них не рвался добровольно объяснять свое взыскание, и никто из них не просил об этом остальных. Это была не та тема, которую было бы удобно обсуждать кому-либо из них.

– То, что никаких подкреплений не прибыло, указывает нам на то, что это не одиночный инцидент. Война охватила все Пять Сотен Ультрамара, – произнес задумчивый ветеран Ромус. – У нас есть приказы.

Его голос был пустым. Опустошенным. Октавион понял, что он уже примирился со смертью.

– А если эти приказы неверны? – спросил Сио.

– Это не имеет значения, – прорычал Ромус. – Наши имена уже запятнаны. Я не стану даже думать о том, чтобы усугубить свой позор неповиновением последним распоряжениям магистра нашего ордена.

Остальные издали согласное бормотание, но Октавион чувствовал страдание младшего из боевых братьев. Оно волнами исходила от него. Разумеется, оно присутствовало в каждом из них – никто не желал этого ненавистного, неблагодарного поручения. Остальные просто лучше это подавляли.

– Никто не придет, – произнес Октавион голосом чуть громче шепота.

– Как ты можешь быть в этом уверен? – спросил Сио.

Что он мог ответить, чтобы смягчить отчаяние юного воина? Ничего. Кроме того, ему нужно было преодолеть собственные сомнения. Собственных демонов.

– Никто не придет, – прогремел пятый из их группы, массивный Королос, бывший чемпион. На этом вопрос оказался закрыт.

– Идемте, – произнес Октавион, отворачиваясь от поля боя и своего гибнущего ордена к ждущему челноку. Там ждало множество ветеранов Имперской Армии, стоявших навытяжку. Осознавали ли они, что обречены точно так же, как и остальные?

Не только Сио надеялся, если не верил, что им не потребуется исполнить долг, который на них возложили.

И теперь они все оказались перед фактом, что этой исчезающей надежды больше не было. Она перестала существовать.

Теперь они и впрямь столкнулись со смертью самой надежды.

3

Сор Талгрон находил забавную иронию в том, что указ Императора лишил Империум самого мощного оружия против варпа именно тогда, когда оно требовалось более всего. Он не любил псайкеров и полагал, что интересам человечества лучше всего соответствует их полное истребление, однако был глубоко прагматичен по натуре, а библиарии являлись тем оружием, в котором крайне нуждался XVII-й. Если Император в скором времени не откажется от своей блажи, увидев силы, выпущенные против его армий и миров союзниками Магистра Войны, то, несомненно, окажется глупым гордецом.

Раскинувшийся перед ним город напоминал карту, выполненную в трех измерениях. Целые его сектора были скрыты густым черным дымом. Либрариум был построен на скальном выходе в северной части Массилеи, самой высокой точке широкой долины дельты. Он являлся объектом паломничества задолго до того, как Ультрадесантники сделали его центром обучения тех из своего числа, кто проявлял психические таланты.

Массилея была богатым и многонаселенным районом, построенным из мрамора, золота и стекла, пока бомбардировка не превратила ее в руины. Разбитые колоннады и фрагменты статуй тянулись вдоль широких улиц, которые превратились в поле боя, усыпанное щебнем, выгоревшими остовами техники и бесчисленными мертвыми. Осталось только несколько триумфальных арок, на которых реяли изорванные и опаленные флаги. Они высились над парадными площадями и скверами, ставшими кладбищами. Дизайн города включал в себя деревья и зеленые зоны, но теперь там были почерневшие участки выжженной земли. Два моста, которые пересекали протекавшую через город реку, остались нетронутыми, вода под ними была завалена трупами.

Над головой выли «Громовые ястребы» и «Грозовые птицы», несущие на себе новые цвета Легиона. Они закручивали вихрями повисшие над городом дым и пепел.

Со своего наблюдательного пункта Сор Талгрон видел, как подразделения бронетехники приданных ему батальонов двигаются по занятым секторам города. «Носороги», «Лендрейдеры» и «Поборники» пересекали засыпанные щебнем улицы, покидая город впереди более тяжелых машин, которые со скрежетом следовали за ними, – «Разящих клинков» и «Тайфунов», ставших столь важными в предшествовавшем сражении.

Периодически все еще разносилось эхо треска выстрелов и более низких глухих ударов снарядов и минометов. Несколько восточных квадратов города еще не были полностью умиротворены. Бой был жестоким и трудным, каждое здание требовалось зачищать этаж за этажом.

Когда шум артиллерийских районов и выстрелы стихали, можно было расслышать докатывающийся с запада гул, похожий на гром. На равнинах за долиной, в пятидесяти километрах отсюда, все еще шел бой. Сор Талгрон уже отдал половине своих войск распоряжение направляться туда, чтобы зайти к атакующему противнику с фланга. В этом сражении предстояло разбить последние реальные силы Ультрадесанта на этой планете. Бой должен был стать последним. По его завершении начнется процесс эвакуации. Остатки сопротивления внутри системы исчерпают свои силы, и будет произведена финальная выбраковка непокорной популяции людей.

Если еще и прибудет какая-либо поддержка от XIII Легиона, она обнаружит, что вся система превратилась в могильник.

Из вокс-нунция Дал Ака с треском раздавались донесения его офицеров. Все шло, как и ожидалось.

На периферии зрения Сор Талгрона блеснула вспышка. Он мгновенно среагировал, издав предупреждающий крик и упав за укрытие. Слишком медленно.

На его лицевой щиток брызнула горячая кровь. По визору потекли ее сгустки. Аранет упал, его мозги вышибло наружу через зияющую дыру размером с кулак на левой стороне шлема. Знамя роты оказалось на земле.

Сор Талгрон кипел от злобы, присев и вжавшись спиной в мраморную балюстраду. Он неотрывно глядел на мертвого знаменосца и на кровь, пропитывающую знамя. Рядом с ним укрылся Дал Ак, который передавал приказы и координаты местоположения снайпера. В его голосе слышалась злость.

Этот район объявляли зачищенным. Сор Талгрон ничего не говорил, предоставив разбираться своим офицерам. Он слышал отрывистые приказы, легионеры сходились к месту дислокации снайпера. Сержант отделения брал ответственность за ошибку на себя. Предстояли последствия.

Они сидели, слушая вокс-сообщения различных подразделений ордена, рассредоточивающихся по городу, и ждали подтверждения, что снайпер нейтрализован. Лужа крови, вытекшей из головы Аранета, подбиралась все ближе.

Сор Талгрон поймал себя на том, что думает о своем старом наставнике Волхаре Рефе. Мысль была не из приятных.

– Он был хорошим воином, – произнес Дал Ак.

– Что? – переспросил Сор Талгрон.

– Аранет, – сказал магистр связи, кивнув в направлении распростертого перед ними трупа. – Он был хорошим воином. Я видел, как он однажды начисто оторвал зеленокожему голову, а на Галланаксе записал на свой счет семнадцать эльдар. Его будет не хватать. Теперь его дух в эмпиреях.

Сор Талгрон издал ворчание.

– Ты говоришь, будто жрец.

– Учения о… – начал было Дал Ак, но его прервало красноречивое пощелкивание входящего вокс-сообщения.

– Что там? – требовательно спросил Сор Талгрон.

– Третий эшелон, – доложил Дал Ак. – Они установили местонахождение… погодите… повторите. Это подтверждено?

Вдалеке позади себя они услышали резкий треск взрывов гранат, за которым последовало рявканье нескольких контролируемых очередей из болтера. Двести тридцать метров, прикинул по звуку Сор Талгрон. Снайпера больше не было.

– Капитан, третий эшелон заметил высадку Ультрадесанта в тайном месте, предположительно – коммуникационном аванпосте.

– Где?

– Триста километров к западу. Мне указать это место в качестве цели для удара с орбиты?

– Нет, – ответил Сор Талгрон. – Пошли за моим десантным кораблем.

– Капитан?

– Враг оборонял этот мир с большим умом и упорством. Я не допущу, чтобы последних из них уничтожили с орбиты. Они умрут так же, как жили – с честью.

– Если бы ситуация развернулась наоборот, проявили ли бы они к нам такое же уважение, капитан? – спросил Дал Ак. – Какая разница, как они умрут?

Он вновь подумал о своем прежнем учителе и выпавшей на его долю участи.

– Это важно для меня, – произнес он.

Гигант опирался на стол закованными в бронзу кулаками.

Он был огромен. Такими были все примархи, но Сор Талгрону доводилось стоять рядом только с одним из них – Лоргаром Аврелианом, генетическим отцом Несущих Слово.

Рогал Дорн был гораздо крупнее.

Не будь нынешняя эпоха секулярной, примарху Имперских Кулаков, несомненно, поклонялись бы как полубогу. Ни один смертный не смог бы находиться возле него и не испытывать страха.

Его лицо было неумолимо, словно камень. Коротко стриженые волосы обладали белизной снега. Глаза были жесткими и ледяными, как бриллианты, и излучали холодный острый ум.

И злость. Глубокую беспощадную злость, которая физически чувствовалась в каждом его движении и выражении лица.

Стол перед ним был громадным, вырезанным из темного дерева, давно исчезнувшего на Терре. Его покрывали планы, сводки, орбитальные сканы и инфопланшеты. Обилие информации подавляло, однако она была упорядочена – ничего неуместного или же ненужного.

Само помещение было просторным, аскетичным и практически лишенным мебели. Кресла отсутствовали. С одной стороны пространство от пола до потолка занимали сводчатые окна. По виду за ними становилось ясно, что комната расположена высоко над отрогами Гималазии, выше линии облаков. Небо снаружи было темным и испещренным булавочными остриями звезд, но снизу сквозь толстые усиленные панели лилось резкое промышленное освещение.

Когда Тибер Аканф сообщил о его прибытии, шло собрание. Бюрократы, политики, гильдийцы, Администратум – Дорн распустил их одним словом. Уходя, мало кто осмелился хотя бы взглянуть на Сор Талгрона. Это были архитекторы нового Империума, обладавшие настоящей властью, и Сор Талгрон испытывал к ним отвращение. Они понятия не имели о крови, смерти и ужасах, познанных теми, кто придал Империуму форму. Скорее всего, никто из них вообще никогда не покидал планету. Один, длинный и худой, как скелет, с чертежами и инфопланшетами в руках глянул на него сверху вниз, с пренебрежительным выражением на узком лице. Пока он удалялся, Сор Талгрон вперил в него взгляд, ненавидя его и весь его слабосильный род. Вот за этих они сражались? Его тошнило от этого.

Тибер Аканф удалился, закрыв за собой огромные деревянные двери. С Дорном остались двое. Никого из них не представили.

Одного Сор Талгрон знал по временам своего пребывания на Терре – Архам, магистр свиты хускарлов Дорна. Суровый, гордый человек, генетическое наследие которого было очевидно – его черты сильно напоминали примарха.

Другой был не из Имперских Кулаков. Его доспех имел однотонную окраску с потертой оливково-зеленой отделкой. Офицер Гвардии Смерти.

Этот капитан был совершенно лысым, его кирасу и горжет украшал стилизованный взлетающий орел. Его взгляд был суров и непоколебим. Сор Талгрону он показался цельным. Надежным. Стоическим. Сор Талгрон не знал, кто это, однако почувствовал инстинктивную симпатию. Это был солдат, которого он мог уважать.

Загадка личности воина оказалась забыта, стоило только Дорну заговорить. Когда он закончил, повисла тяжелая тишина.

Сор Талгрон долгий миг глядел на капитана Гвардии Смерти, наморщив лоб. Затем его взгляд вновь переместился на Дорна.

– Это… – наконец, произнес он. – Это трудно представить.

– Поверь в это, – сказал Рогал Дорн. Его голос напоминал раскаты грома.

– Исстван-Три будет навеки проклят в анналах истории, – добавил Архам. Сор Талгрон посмотрел на него, прищурившись. Хускарл держался чересчур горделиво.

– Четыре Легиона обратились против своих же. Обратились против Императора, – произнес Сор Талгрон, качая головой. – Это безумие.

– Верно, безумие, – сказал Дорн. – Безумие наихудшего толка.

Примарх оттолкнулся от стола и сжал кулаки. Казалось, ему хочется по чему-нибудь ударить. Сор Талгрон сомневался, что какое-либо живое существо пережило бы подобный удар, вложи примарх в него всю мощь своей ярости.

Колосс пересек комнату. Его движение было неотвратимо, каждый шаг тяжело отдавался и сопровождался механическим гулом и скрежетом доспеха. Он остановился перед окнами, глядя вниз по склону хребта. Горный откос купался в лучах множества прожекторов, которые придавали громадной стройке внизу острую рельефность. Резкий белый свет озарял черты Дорна, подчеркивая глубокие морщины и контуры лица. Он стоял настолько сурово и неподвижно, что казался вырезанным из гранита.

Какое-то время примарх оставался на месте, неотрывно глядя вдаль. Тишина подавляла. Архам и неизвестный капитан Гвардии Смерти, не моргая, смотрели на Сор Талгрона.

– Как вы узнали об этой резне? – наконец, спросил Сор Талгрон, нарушив молчание. – Мои авгуры и астропаты уже несколько месяцев ничего не слышали из-за границ сегментума, их слепят варп-штормы.

Примарх повернулся и с мрачным выражением на лице зашагал обратно к массивному столу из темного дерева. Сор Талгрону потребовалось заметное усилие воли, чтобы не отступить на шаг при его приближении. В бою это было бы устрашающее зрелище: закованный в золото гигант, который надвигается на тебя с намерением убить. Ни одно смертное существо не продержалось бы дольше одного удара сердца.

– Хор астропатов молчал, – прорычал Дорн. – Мы ничего не слышали из системы Исствана с тех пор, как это началось.

Сор Талгрон нахмурился, но промолчал.

– Вместо этого я получил известия от того, кто там был, – произнес Дорн, отвечая на незаданный вопрос.

Дорн наклонил голову, и взгляд Сор Талгрона переместился на капитана Гвардии Смерти, безмолвно стоявшего навытяжку.

– Это боевой капитан Натаниэль Гарро, ранее принадлежавший к Четырнадцатому Легиону, – сказал примарх.

Гарро отсалютовал, по старой терранской традиции ударив себя кулаком в грудь. Сор Талгрон ответил тем же жестом.

– Удивительно видеть здесь Гвардейца Смерти, только что выслушав историю о предательстве вашего Легиона, – произнес он.

– Это не история, – огрызнулся Архам. – Это правда.

Сор Талгрон бросил на него взгляд.

– Просто фигура речи, – ответил он, и снова сконцентрировал внимание на Гарро.

– Мне удивительно и горько стоять здесь и говорить о подобных событиях, – сказал капитан Гвардии Смерти. – Моя связь с Легионом умерла вместе с моими подлинными братьями, с которыми расправились на Исстване Три за прегрешение, состоявшее в их верности.

– Стало быть, ты легионер без Легиона.

– Похоже на то.

– Гарро был свидетелем предательства Магистра Войны. Он видел, как мой… брат, – Дорн практически выплюнул слово, – обратился против Империума. Гор атаковал Исстван-Три вирусными бомбами, убив несчетные тысячи верных Императору легионеров и миллионы граждан. При виде этого зверства Гарро взял свой корабль «Эйзенштейн» и прорвался, чтобы донести вести до Терры.

– Похоже, что Империум должен тебя отблагодарить, – произнес Сор Талгрон, склонив голову в направлении Гарро.

– Я всего лишь сделал то, что счел своим долгом, – слегка натянуто отозвался Гарро.

– Если бы «Эйзенштейн» не пробился через блокаду и не принес известие о предательстве, мы бы не узнали об этой бойне, пока не стало бы слишком поздно, – сказал Архам.

– Трон, – произнес Сор Талгрон. – Магистр Войны мог захватить Терру, практически не встретив сопротивления.

– Мог, – ответил Дорн. – Но его уловка провалилась.

– Легионы убивают своих, гражданская война, заговор с целью свержения Императора, – проговорил Сор Талгрон, качая головой. – Как до такого дошло?

– Из-за поступков одного человека – Гора Луперкаля, – произнес Дорн. – Гор был лучшим из нас. Если пал он, то пасть мог кто угодно. Что и заставляет меня задуматься о тебе и твоих боевых братьях, капитан.

4

Сор Талгрон относился к фанатизму с ненавистью. Он ненавидел метафизическую потребность, которая, казалось, содержалась в генокоде его боевых братьев – у Легиона появилась новая, отчаянная жажда веры в нечто большее, нежели борьба, боль и страдание, составлявшие бытие смертных. Однако именно такова была его жизнь: одно кровавое поручение за другим, пока, в конце концов, за тобой не придет смерть. С чего бы должно существовать что-то, помимо этого?

Зачем эта неутолимая потребность в смысле? В вере?

Он считал подобное слабостью. Недостатком. Тем, что Легион унаследовал от Лоргара Аврелиана, и Сор Талгрон почти ненавидел примарха за это. Разумеется, он благоговел перед ним и без колебаний пожертвовал бы за него жизнью, однако все же почти ненавидел. Он не знал, почему не обладает таким врожденным влечением, как братья. Возможно, недостаток был в нем?

Если бы он заговорил об этом с кем-либо, даже с подчиненными, они бы не поняли. Отнеслись бы к нему с презрением. Вне всякого сомнения, вскоре за ним бы явились с атамом. Просто очередная чистка.

Он чувствовал нечто похожее на родственные узы с кустодием-стражем Тибером Аканфом. Возможно, в большей мере, чем с ближайшими из боевых братьев, и эти взаимоотношения были построены на лжи. Кем он стал?

Снизу поднялась и зависла перед ним «Грозовая птица». Мощные подъемные двигатели с воем взметали пыль. Машина развернулась, опуская аппарель. Держа доставшееся ему знамя Легиона, пропитанная кровью ткань которого билась в выхлопе ускорителей штурмового корабля, словно парус, он ступил на мраморную балюстраду террасы, а с нее – внутрь штурмовика, не обращая внимания на сорокаметровый провал, куда угодил бы, не сумей пилоты удержать машину ровно. Дал Ак и два отделения легионеров перешагнули просвет вслед за ним, примагнитив подошвы к аппарели посредством едва осознаваемых мысленных импульсов.

Некоторые из легионеров ненавидели эти моменты погрузки в «Грозовую птицу», десантную капсулу, или таран «Цест»: заброски в гущу схватки, передачи своей судьбы в руки пилотов, водителя или просто удачи. Сор Талгрон не входил в их число. Если их собьют или уничтожат прежде, чем они доберутся до цели, значит так тому и быть. Это его успокаивало. Если что-то и случится, у него нет над этим власти. Будь что будет.

Впрочем, сегодня ему было неуютно внутри «Грозовой птицы». Казалось, что стены смыкаются вокруг него, словно каменный мешок.

Он прошел по кораблю, миновал стойки со штурмовыми обвязками и оружием и вошел в кабину. Двое офицеров-летчиков, сидевших спиной к спине, приветствовали его сдержанными кивками. С синих губ двух пилотов-сервиторов, размещенных спереди, свисала похожая на белую кашу слюна. Их бледная плоть подергивалась.

Освещение и светофильтры выпуклого фонаря из бронестекла окрашивали находившийся снаружи кабины город Массилею в серо-зеленые цвета. Перед ведущим пилотом проецировались голограмматические экраны, которые поставляли офицерам-летчикам обилие данных, а в воздухе перед вторым пилотом парили трехмерные топографические карты. С места, где находился Сор Талгрон, зеленые линии экранов казались искаженными и странными. Он знал, что там также присутствует множество вспомогательной информации, видимой лишь летным офицерам. Капитан приготовился, взявшись за верхние поручни.

Кормовая аппарель закрылась, и «Грозовая птица» пошла вверх, закладывая резкий вираж к западу. Пока она поворачивала, кончики крыльев смотрели в землю и небо. Сор Талгрон прочно стоял на месте, магнитные захваты сцепляли его подошвы с полом. Они перемахнули через выступающий над скалой внизу библиариум, где остался только огонь, дым и грязный белый мрамор. А затем помчались над городом, руины которого проносились внизу.

Покинув город, они сбросили высоту и снизились над бирюзовой рекой, взметая за собой две стены брызг. Они пожирали километры, следуя вдоль змеящихся утесов, которые тянулись по берегам реки.

Машина пересекла глубокие лазурные воды на месте впадения реки в озеро, которое можно было перепутать с морем. Там они сменили курс и пошли над сушей, с воем пролетая над останками недавно выигранного сражения. Легион уже ушел, выдвинувшись с фронта к ближайшим зонам высадки. Близилось время покинуть этот мир, и Сор Талгрон уже отдал подразделениям 34-й роты, не занятым в бою, приказ направляться к точкам сбора и готовиться к эвакуации.

За Легионом оставались пылающие погребальные костры, в которых были свалены высокие кучи мертвецов, однако внимание Сор Талгрона приковали к себе громадные бронированные панцири, разбросанные по почерневшей земле. Это поле стало кладбищем титанов лоялистов. Большинство из них было повержено с малыми потерями среди сил XVII Легиона – после победы в битве в пустоте наверху титаны стали легкой добычей для орбитальных орудий флота. Лишенные поддержки машины представляли собой немногим более чем ходячие ловушки, и удары лэнсов раз за разом рвали пустотные щиты соблазнительных мишеней, пока не свалили их наземь. Только «Псам войны» хватило скорости, чтобы уйти от губительных залпов, и, судя по поступавшим донесениям, они взяли с наступающих наземных сил кровавую плату, пока, наконец, и сами не оказались повержены.

Упавшие тела полудюжины механических колоссов кишели адептами и сервиторами Механикума. Это были секты марсианского жречества, которые примкнули к Легиону и делу Гора. Они разбирали «Налетчики», «Псы войны» и «Немезиды», словно черви, кормящиеся на гниющих трупах.

«Грозовая птица» прошла над участком странно нетронутой дикой природы, островом зеленых елей посреди океана почерневшей от огня земли, разогнав внизу стадо многорогих четвероногих животных. Похоже, что вдали от основных сражений все еще процветала жизнь.

Они приблизились к одной из зон сбора Легиона. Низко над землей висели грузовые челноки, а над головой ожидали другие, готовые подобрать более тяжелые наземные подразделения. «Носороги» и «Лендрейдеры» Несущих Слово уже ползли по скалистым каньонам на эвакуацию. «Грозовая птица» приветственно качнула крыльями воинам внизу, и Сор Талгрон увидел, как командир танка, одиноко стоящий в открытой башенке «Протея», вскинул руку в ответ.

Они продолжили движение на восток, проносясь над взорванными холмами, дымящимися удаленными особняками и древним лесом, превратившимся в головешки и тлеющие угли. Машина миновала трех «Смертоносных» «Ночных Призраков», которые шагали вдоль гряды битого щебня к точке сбора и ожидающим массоподъемникам. Титаны были увешаны флажками и отмечающими убийства знаменами. После возвращения в безопасное место на борту уродливых кораблей Механикума на орбите, им предстояло украситься символами новых убийств. Легио Мордаксис вновь проявил себя на поле боя. Каждая из быстро вышагивающих богомашин, несмотря на сгорбленность и сходство сзади с жуком, несла на себе артиллерию, способную уничтожать целые роты.

Ведущий титан, черный панцирь которого был окаймлен желтым, качнул массивной головой в направлении «Грозовой птицы», пролетавшей в сотне метров сбоку, и испустил из боевого горна сотрясший мироздание вопль. Приветствие? Вызов? Сор Талгрон не знал. Две другие боевые машины тоже издали воющие гулкие крики, а затем они прошли мимо, отклоняясь к ледяным шапкам горного хребта, который приближался на горизонте, напоминая о громадных пиках Имперского Дворца Терры. Сор Талгрон с усилием изгнал сравнение из своего разума.

Первоначальные наблюдения за этим регионом не выявили присутствия врага, однако это явно было неверно. Возможно, аванпост все еще укрывала некая разновидность защиты, поскольку Дал Ак сообщал, что визуализация флота и сканеры дронов ничего не дали. Они шли вслепую.

Они летели среди льдистых пиков, нацелившись на маяк, установленный отделениями разведчиков.

– Вижу ее, – произнес старший офицер летного состава. Сор Талгрон подался вперед, скосив глаза в сторону от парящего в воздухе и мигающего красным маркера цели.

Сооружение было настолько хорошо замаскировано с воздуха, что он не мог ничего разглядеть, пока они не оказались прямо перед ним.

– Во имя крови Уризена, – произнес Сор Талгрон. – Как Лот ее нашел?

– Не знаю, капитан, – отозвался офицер. – Челноки и десантные корабли прочесали эту область, но ничего не добились. Возможно, ему повезло.

– Тогда ему сильно везет, – сказал Сор Талгрон, зная, что удача тут ни при чем. Лот был лучшим оперативником разведки в роте, а возможно, что и во всем Легионе. Он раз за разом проявлял себя в дюжине разных кампаний и систем.

Посадочная площадка была встроена в горный склон, приткнувшись под длинным свесом. «Грозовая птица» зашла под каменный выступ. Там уже находился посадочный модуль XVII Легиона и стояли ожидающие их прибытия воины. В глубине спрятался челнок в синей окраске XIII-го.

Вокс Сор Талгрона издал щелчок. Закрытый канал. Дал Ак.

– Капитан, зачем врагу сюда забираться? – спросил Дал Ак. – Битва еще продолжается на нескольких фронтах. Ультрадесантники на этой планете еще живы и дышат. Они проиграли войну, и у них нет надежды на эвакуацию. Даже если это узел коммуникации, зачем сюда идти? В системе нет флота, с которым можно было бы связаться.

– Враги совершенно рациональны. Явно есть причина, которой мы не видим, – ответил Сор Талгрон. – Я хочу узнать, в чем она состоит.

Тишина, затем щелчок, и вокс-связь с Дал Аком отключилась.

Сор Талгрон знал, что его решение тревожит магистра связи. Тот об этом не говорил, однако это было очевидно. Сор Талгрон понимал его. Не требовалось являться сюда лично. Более того, это было не в его духе.

Крылья «Грозовой птицы» выровнялись, и двигатели приземлили ее на посадочную площадку. Когтистые опоры с лязгом опустились.

К бедру Сор Талгрона был пристегнут его стандартный, лишенный украшений болтер типа «Умбра», а на левом боку висел привычный груз ребристой булавы. Справа располагалась кобура с новоприобретенным волкитным пистолетом.

Штурмовая рампа снова открылась, и внутрь «Грозовой птицы» хлынул холодный горный воздух. Не произнося ни слова, Сор Талгрон повернулся, прошагал по внутреннему пространству десантно-штурмового корабля и вышел на солнце.

При этих словах Дорна лицо Сор Талгрона окаменело.

– Верность Семнадцатого никогда не ставилась под вопрос, – произнес он, даже не пытаясь сдержать злость в голосе. – Нас обвиняли в чрезмерном фанатизме в нашем… в нашей любви к Императору в былые времена, однако никто и никогда не сомневался в нашей верности или преданности Империуму.

Архам поднял планшет, движением руки перемотав перечень данных.

– С момента твоего назначения сюда ты был чрезвычайно активен, – сказал он. – Патрулирование Солнечной системы из конца в конец, регулярные инспекционные визиты на Марс, а также верфи Юпитера и Луны, поддержание присутствия внутри Имперского Дво…

– Это моя обязанность! – прервал Сор Талгрон. Выражение его лица предвещало бурю. – Если ты хочешь меня в чем-то обвинить, так давай, скажи это. Хватит отклоняться от дела.

Архам положил инфопланшет обратно на стол.

– Где ты был последние два месяца? – спросил он.

– Так теперь это допрос, мой повелитель? – поинтересовался Сор Талгрон, демонстративно не глядя на Архама и обращаясь в Рогалу Дорну.

Лицо примарха было непроницаемо, он промолчал.

– Нет, если ты ничего не хочешь скрыть, – произнес Архам.

Опасная неподвижность окутывала Рогала Дорна подобно мантии. Сор Талгрон чувствовал, как его сверлит твердый, словно алмаз, взгляд.

– Боевой капитан Гарро, – наконец, заговорил примарх. – Я знаю, что у вас есть важные дела. Благодарю за уделенное время. Вы можете нас покинуть.

Гарро еще раз ударил себя кулаком в грудь и поклонился лорду Дорну. Бросив на Сор Талгрона долгий взгляд, он вышел из комнаты. Дверь со щелчком закрылась за ним. Рогал Дорн продолжал неотрывно смотреть на Сор Талгрона.

– Где ты был? – спросил он.

– Я путешествовал в Святилище Единства, как, уверен, вам уже известно, – рыкнул Сор Талгрон и вскинул глаза на Архама. – Удовлетворен?

– Комета, – произнес магистр хускарлов. – С какой целью.

Сор Талгрон посмотрел ему прямо в глаза.

– Я был там, чтобы навести порядок, – сказал он.

– Поясни, – произнес Дорн.

Сор Талгрону явно не хотелось этого делать. Святилище являлось убедительным символом имперской мощи и единой цели. Оно было вырезано внутри громадной кометы, которая регулярно возвращалась в Солнечную систему несколько раз в тысячу лет, огибая светило по неправильному эллипсу. В былые эпохи, когда ее траектория была более стабильной и точнее предсказуемой, она носила иное название, однако то затерялось во мгле времен. Комету видели в небесах, когда Император выиграл Объединительные войны на Терре, и святилище было сооружено именно в честь той победы.

Сор Талгрон не желал говорить об этом перед посторонними, однако выражение лица Дорна было неумолимо и требовало ответа.

– В прошлом Семнадцатый Легион проявлял черты, сочтенные некоторыми… противоречащими секулярной сути Империума.

Он опустил глаза, вспомнив выговор, полученный его Легионом на Монархии. Эта боль до сих пор терзала его изнутри, хотя он никогда и ни в каких отношениях не был набожен. Было очевидно, что ему не хочется произносить это вслух, так же, как была очевидна и его злость от необходимости вновь рассказывать о позоре своего Легиона.

– Впоследствии Легион осознал ошибочность своих поступков, – произнес он.

– А комета?

– В силу своей орбиты комета вернется в Солнечную систему через несколько лет. Мне было приказано ликвидировать определенные сооружения, возведенные на комете, до того, как это произойдет.

Примарх фыркнул.

– Мой младший брат может вести себя так глупо, – сказал он.

– Лоргар построил в Святилище Единения храм, обожествляющий Императора, так? – произнес Архам, до которого дошло на мгновение позже. – До Монархии. Ты был там, чтобы разрушить его, пока никто не узнал.

От небрежного упоминания имени примарха и пренебрежения в голосе Имперского Кулака на Сор Талгрона нахлынула злоба, и ему потребовалась вся его воля, чтобы сдержать ее. Рогал Дорн продолжал смотреть на него немигающим взглядом.

– Как я уже говорил, – произнес Сор Талгрон, встретившись с Дорном глазами, – за прошедшее время Семнадцатый осознал ошибочность своих представлений. Нас уже посрамили перед всеми Легионами. Уризен не желал дальнейшего позора.

Сор Талгрон перевел взгляд на Архама.

– Удовлетворен? Мы не предатели. Я не предатель.

– Никто из нас не верил, что Магистр Войны способен не предательство, – сказал Архам.

Сор Талгрон стиснул кулаки и уже собирался заговорить, но Дорн вскинул руку, призывая его к молчанию.

– Довольно, – произнес он, и в его голосе слышалась железная бесповоротность. – И ты неправ, Архам, Гор всегда был способен на подобное. Я никогда не встречал более способного человека, просто не ожидал, что он выберет этот путь, – выражение его лица было бескомпромиссным. Сразу за внешним фасадом бурлила злоба. – Я нечасто ошибаюсь.

Архам яростно глядел на Сор Талгрона, как будто тот был виноват в полученном им замечании.

– Лоргар проницателен, – произнес Дорн. – Назначив тебя сюда, он сделал хороший выбор.

– Мой повелитель? – переспросил Сор Талгрон.

– Чтобы убедить Императора, что его самый публичный выговор поняли, он отправил на Терру тебя, – сказал Дорн. – Он сделал хороший выбор.

– Меня послали сюда усилить присутствие Легиона…

– Но почему из всех его превозносимых капитанов именно ты?

– Не знаю, мой повелитель, – ответил Сор Талгрон. – Возможно, я вызвал неудовольствие лорда Аврелиана.

– Тебя уязвляет, что ты не на передовой, не сражаешься вместе с братьями. Я понимаю это лучше большинства прочих, – с оттенком горечи произнес Дорн. – Однако Лоргар отправил тебя сюда не поэтому. Это не наказание.

– Порой так кажется, мой повелитель, – сказал Сор Талгрон.

– Ты из иной породы, нежели остальной Семнадцатый Легион. Ты практичен и прагматичен, в то время как твои братья чрезмерно рьяны. Ты солдат и не претендуешь на что-либо другое. Большинство из вашего рода изъясняются, словно жрецы. Это неприятно. Именно поэтому Лоргар направил сюда тебя.

– Мой повелитель, Семнадцатый получил выговор за излишне глубокое почтение к Императору, – произнес Сор Талгрон. – Легион изменился.

– А ты когда-нибудь чтил Императора, капитан? – спросил Дорн.

– Мой повелитель, я… Простите. Мне некомфортно говорить о подобных вещах.

– Я не верю, что ты это делал, – продолжил Дорн. – Ты веришь в стратегию и тактику, сапоги на земле и броню на спине. Веришь в болтеры и кровь, логистику и команды на поле боя. Скажи, что я неправ.

Сор Талгрон промолчал.

– На самом деле, я завидую, что Семнадцатый добрался до тебя первым, – произнес Дорн. – Из тебя получился бы хороший Имперский Кулак.

Сор Талгрон хранил безмолвие, не зная, что ответить.

– Благодарю вас, мой повелитель, – наконец, пробормотал он.

– Несомненно, ты – идеальный капитан, которого Лоргар мог послать на Терру, чтобы заверить Императора, что в Семнадцатом все хорошо.

– В Семнадцатом все хорошо, – сказал Сор Талгрон.

– Капитан, я вызвал тебя сюда не по вопросу вашей верности, – произнес Дорн. – Позволь прояснить мою позицию. У меня нет причин рассматривать Семнадцатый иначе как верный Императору Легион. Как ты и говорил – если уж на то пошло, в прошлом ваш Легион показал себя, возможно, даже слишком верным. Я не верю, что ты или твой Легион – предатели. Я не поэтому запер ваш флот на лунных верфях. Не поэтому позволил переступить порог дворца лишь тебе одному. Не поэтому воины вашего гарнизона здесь были помещены под стражу.

– Почему же тогда?

– Должна присутствовать видимость того, что я одинаково обращаюсь со всеми Легионами. Поступить иначе значит рисковать навлечь на себя обвинения в фаворитизме и вызвать новый раскол среди моих братьев. Твои воины – не единственные в Имперском Дворце, кого я заточил в тюрьму.

Сор Талгрон нахмурился.

– Кто остальные?

– Воинство Крестоносцев, – отозвался Дорн, поочередно похрустывая костяшками.

– Вы заточили их? Всех?

– Всех, – подтвердил Дорн.

– Даже тех, верность чьих Легионов вам известна?

– Кто может сказать, насколько глубоко проникла гниль?

– Легионам это не понравится, – произнес Сор Талгрон, скрестив руки на груди. – Некоторым – сильнее, чем прочим.

– Меня это не заботит, – ответил Дорн. – Я пытаюсь позаботиться о том, чтобы Империум вокруг нас не рухнул. Чтобы этого добиться, я сделаю что угодно. Что угодно.

– Стало быть, вы заключили в тюрьму и Имперских Кулаков, которые являются частью Воинства Крестоносцев? – спросил Сор Талгрон.

– Нет. Имперские Кулаки более не Легион, ведущий крестовый поход, и потому наши представители в Прецептории отозваны. Нас нарекли преторианцами Императора. Сложно охранять дворец, находясь под замком.

– Не стану возражать, хотя прочие могут рассматривать это с иной точки зрения, – сказал Сор Талгрон. – Звучит так, словно существует один закон для ваших Кулаков, и другой – для всех остальных.

– Именно так и обстоит дело, – произнес Дорн.

– А что с размещенной при вас караульной стаей Шестого Легиона? – поинтересовался Сор Талгрон. – Что с сынами Русса? Вы ведь заточили и их?

Лицо Дорна было неподвижно, словно камень.

– Нет. Они подчиняются приказам Сигиллита. Они – исключение.

– Мой повелитель, простите мне прямоту, но не разит ли от этого лицемерием?

– Так должно быть.

Сор Талгрон отвел глаза, собираясь с мыслями.

– Все это – просто политика, не так ли? – спросил он.

– В такое время, когда оказалось, что любой Легион может обратиться против Империума, хотя бы теоретически, необходимо, чтобы все видели, что я заранее обеспечиваю безопасность Терры и при этом иду по тонкой грани, удерживая верные Легионы вместе, – произнес Дорн. – Да, это политическое решение.

Примарх дал ему секунду, чтобы усвоить все это.

– Ты зол, – наконец, сказал он. – Понимаю. Ты возвращаешься на Терру и обнаруживаешь, что твои легионеры в тюрьме. Любой командир разозлился бы.

– Как скажете, – отозвался Сор Талгрон.

– В идеальной вселенной мне не было бы нужды запирать верных легионеров, которые могли бы пригодиться в роли гарнизона дворца на случай худшего из вариантов развития событий, – произнес Дорн. – Но эта вселенная не идеальна.

– Так что будет дальше? – спросил Сор Талгрон.

– Твой гарнизон будет отпущен и перевезен обратно на ваш флот. С ваших кораблей будут сняты стопоры. Ты присоединишься к ним на орбите, а затем вы уйдете. К завтрашнему рассвету в Солнечной системе не останется ни одного члена Легиона Несущих Слово. Время вашего пребывания здесь подошло к концу.

– Мой повелитель?

– Семь других Легионов присоединятся к моему карающему флоту, который собирается в системе Исствана, – сказал Дорн. – Вы тоже будете там, и дадите Магистру Войны бой.

Прародитель Имперских Кулаков не пользовался репутацией непредсказуемого, как некоторые из его братьев, однако, без сомнения, являлся одним из самых могучих существ в мироздании, а Сор Талгрон не был знаком с его настроением и характером. Он тщательно подбирал слова.

– При всем уважении, мой повелитель, мне было приказано поддерживать присутствие Семнадцатого Легиона в Солнечной системе, – произнес Сор Талгрон, взвешивая каждое слово. – Приказы исходили от самого лорда Аврелиана. Я не могу не подчиниться его распоряжению.

– Считай, что приказы Лоргара отменены высшей инстанцией, – ответил Дорн. – Это честь, капитан. Ты примешь участие в битве, которая наведет порядок.

– Нет, просто с политической точки зрения меня удобно отослать, – парировал Сор Талгрон. – Если я заберу Тридцать Четвертую на сборы, не станет ли от этого Терра более уязвима?

– Имперских Кулаков нарекли преторианцами Императора, – сказал Архам. – Защищать Терру – наш долг.

– Флот вторжения может уже направляться сюда, – произнес Сор Талгрон. Если это так, вам понадобятся мои легионеры.

– Наш долг, не ваш, – повторил Архам. Сор Талгрон ответил на яростный взгляд Имперского Кулака своим собственным.

– Ты позволишь своей гордыне подвергнуть Терру опасности? – спросил он.

Клинок Архама уже наполовину покинул ножны, когда Дорн ударил кулаком по центру стола. Он сдерживал силу, в противном случае от стола остались бы только обломки, разбросанные по всему помещению.

– Довольно, – произнес примарх. Он не повышал голоса, в этом не было нужды. Архам убрал меч, но на его лицо сохранялась жажда убийства.

– Это закончится там же, где началось, – сказал Дорн. – На Исстване.

– Будь я предателем, вы бы посылали меня в руки ваших врагов целым и невредимым, – произнес Сор Талгрон.

– У меня и без того хватает здесь заключенных легионеров.

– Мой повелитель, при всем уважении, я считаю это ошибкой.

– Твой протест отмечен, капитан, – ответил Рогал Дорн. – Отмечен и проигнорирован. Ты покидаешь Терру. Однако у нас остается еще один последний вопрос для обсуждения – представитель Семнадцатого в Воинстве Крестоносцев.

– Волхар Реф, – сказал Сор Талгрон. – Несомненно, вы не можете сомневаться насчет того, кому он верен?

– Нет, он, возможно, единственный член Воинства Крестоносцев, в ком я не сомневаюсь. Это одна из причин, по которым я освобождаю его на твое попечение. На одного верного легионера больше для сбора.

– И на одного меньше для несения стражи в стенах дворца, – продолжил Сор Талгрон. – Меньше на одного потенциального врага внутри.

– И это тоже, – отозвался Дорн, сцепив пальцы перед собой.

– Он будет благодарен, мой повелитель, – сказал Сор Талгрон, склоняя голову. – Легионеру следует встречать свою судьбу на поле боя, а не томиться в тюремной камере.

Примарх кивнул.

– Его изолируют от прочих. Они не должны знать, что его освобождают. Я устрою ему перевод в другое место содержания. Меньше охраны. Тебе дадут допуск. Хотел бы я так же легко избавиться от всех.

5

– Шахта уходит глубоко внутрь горы, – произнес сержант разведки Лот, сплюнув на поверхность посадочной площадки. Едкая трансчеловеческая слюна зашипела, въедаясь в металл. – Триста метров, перпендикулярно вниз.

Чтобы сделать доклад Сор Талгрону, Лот снял свой шлем, улучшенный нестандартными сенсорными системами и целеуказателями. Один из его глаз был заменен бионикой, и линза тихо стрекотала, меняя фокусировку. Сохранившийся органический глаз был холодным и совершенно бездушным. Капитан отметил клеймо на лбу в виде шестерни с двенадцатью зубцами, которое выделяло его как прошедшего обучение на Марсе.

Подобная метка была крайне необычна за пределами братства технодесантников. Лота готовили для этого пути, однако он не имел того характера и предрасположенности, которые были необходимы для успеха. Его вновь назначили в ряды разведчиков, где его яростная самостоятельность, изобретательность и своенравность были более уместны.

Те же самые черты, которые делали его плохим линейным солдатом, оказались ценным качеством, а обучение на Марсе сделало его бесценным при работе во вражеском тылу в качестве диверсанта.

В сущности, этот талант хорошо использовали на Терре.

На сгибе руки он баюкал длинную винтовку, обернутую камуфляжной сеткой. Поверх облегченной брони висел изодранный плащ-хамелеон, тяжелый материал которого преломлял вокруг себя свет. Под пылью и грязью доспех сохранял первоначальную шиферно-серую расцветку Легиона.

Когда капеллан Ярулек спросил Лота, почему он решил не освящать броню цветами перерожденного Легиона, тот выругался на трущобном наречии низших каст Колхиды.

– Сам попробуй остаться незамеченным, вырядившись в красное, жрец, – ощерился он. Ярулек разыскал Сор Талгрона и потребовал, чтобы капитан надавил на своенравного сержанта разведчиков. Однако тот не стал возражать против объяснений Лота, и оставил его протест в силе.

Именно Лот и его неполное отделение засекли прикрытую маскирующим полем вражескую машину, низко летевшую по горным долинам. Они возвращались с разведывательно-ликвидационного задания и, хотя вражеский корабль не отображался на сигнуме отделения, они зафиксировали тепловую метку и отследили ее при посадке. Именно локационный маяк Лота привел корабль Сор Талгрона сюда.

Легионеры XVII-го трудились, чтобы проникнуть в шахту через запертые, сильно укрепленные противовзрывные двери, которые казались единственным входом. Работающие лазерные резаки издавали шипение и визг.

– Там транспортер, сейчас он на дне шахты, – сказал Лот. – Его деактивировали, и заминируют, если у них есть здравый смысл. Я бы так сделал.

– Можешь снова его запустить? – спросил Сор Талгрон.

– Это не должно составить труда.

– Хорошо, – произнес Сор Талгрон. – Когда эту дверь откроют, я хочу, чтобы ты и твое отделение спустились в шахту. Поднимите транспортер наверх. Постарайтесь не подорваться.

Лот едва заметно кивнул и направился проинструктировать свое отделение, снова сплюнув на ходу.

– Низкорожденный пес, – произнес Дал Ак, наблюдая, как Лот присел на корточки и начал раздавать распоряжения усевшейся вокруг него группе.

– Не забывай, я тоже принадлежал к низшей касте, – рыкнул Сор Талгрон.

– Прошу прощения, мой повелитель. Я сказал, не подумав.

– Избавься от предубеждений. Не будь он хорош, он был бы уже мертв.

– Они будут ждать нас внизу. Мы выйдем прямо на их стволы.

– Я в курсе, – отозвался Сор Талгрон.

– Капитан, я не понимаю. Зачем мы ими утруждаемся? Война выиграна. Мир захвачен.

– Я не намерен покидать этот сектор, пока в нем дышит хоть один Ультрадесантник, – произнес Сор Талгрон. – Мы могли бы неделями молотить по этой горе с орбиты, а они все равно оставались бы внизу. Они бы вообще едва это заметили. Мы идем в засаду? Да. Есть ли альтернатива? Нет.

– Зачем сюда отступать?

– А вот это уже более верный вопрос.

– И каков ответ?

Сор Талгрон обернулся и посмотрел на своего магистра связи.

– Понятия не имею, – произнес он.

– Пистолеты и клинки, – сообщил Лот, поднимаясь на ноги. Его легионеры избавились от лишней нагрузки: боеприпасов, энергоячеек, коммуникационного оборудования и более тяжелого вооружения. Они сняли рефракционные теневые плащи. В заключение Лот прислонил посреди груды снаряжения свою длинную винтовку, неохотно расставаясь с ней.

– Никому ее не трогать, – прорычал он перед тем, как надеть свой модифицированный шлем. Линзы не засветились – они были матовыми и приглушенными, такими же невыразительными и мертвыми, как его единственный органический глаз.

Двери взломали, и защищенные створки рывком открылись. Лот лениво отсалютовал Сор Талгрону и Дал Аку, развернулся и повел свое отделение на спуск. Один за другим, они беззвучно, словно тени, скользнули за край шахты транспортера.

– Непослушный ублюдок, – произнес Дал Ак, когда тот скрылся. Он прошелся среди сложенной экипировки и целенаправленно опрокинул ногой винтовку Лота. Сор Талгрон покачал головой.

Пока они ждали, по приказу Сор Талгрона прибыл еще один челнок. Топая по посадочной площадке, выгрузилось осадное отделение в тяжелых доспехах. Они были закованы в броню Мк III «Железо», обширно модифицированную для лобовых атак, каждый нес громоздкий осадный щит. Это были одни из самых закаленных в бою легионеров ордена, они часто формировали авангард против бронированных укреплений и вражеских кораблей. Коэффициент потерь в их рядах был чрезвычайно большим, однако находиться среди них означало также и честь. Эти несгибаемые ветераны являлись для Сор Талгрона одним из главных средств прорыва.

– В вашем распоряжении, – произнес Телахас, сержант отделения. У него за спиной был массивный громовой молот, пристегнутый магнитными замками.

С отделением прорыва прибыл также и Апостол Ярулек. Пока он шагал среди рядов, легионеры склоняли головы, оказывая ему такое почтение, которое Сор Талгрон находил отвратительным.

Тем не менее, он не мог оспорить воздействия, которое проповедник оказывал на его людей. Где бы на линии фронта он ни сражался, их решимость заметно крепла, и не раз в битве успех 34-й зависел от его способности пробудить в легионерах фанатичное рвение. Сор Талгрон с недоверием относился к способу, которым тот манипулировал эмоциями своих последователей, однако он не был настолько глуп, чтобы не видеть, что жрец служит делу и служит хорошо.

Возможно, сильнее всего уязвляло то обстоятельство, что, хотя Ярулек никогда не приобрел бы стратегической проницательности Сор Талгрона, он инстинктивно понимал, как добиться наилучшего результата от людей на месте – лучше, чем сам Сор Талгрон. Жрецу была известна сила хорошо подобранных слов, и он знал, когда подкрепить свою пылкую риторику делом. Он вдохновлял их. Сор Талгрон пользовался всеобщим глубоким уважением, однако речи и красивые слова были не для него. Он был создан для прямого действия и, хотя и испытывал глубоко укоренившееся отвращение к силе чего-то столь эфемерного, как простые слова, но знал, что это в большей степени не отражение их неполноценности, а его собственная слабость.

Не то чтобы Ярулек был плохим солдатом – в сущности, совсем наоборот. Если бы его не забрали в начале испытательного срока, не вывели из рядов неофитов и не избрали для службы капелланом, Сор Талгрон уже доверил бы ему командование собственным батальоном. Он обладал хорошими инстинктами, и еще лучше отточил их за время, которое провел прикомандированным к Кор Фаэрону в роли одного из его военных советников.

Ярулек знал о его предубеждении.

– Вам не нужна риторика веры, чтобы сражаться наилучшим образом, – сказал ему Ярулек на полях Наласы. В тот день Темный Апостол возглавил жестокую контратаку против зеленокожих, поведя клин в самый центр вражеских порядков, чтобы убить военачальника. Благодаря этому поступку они выиграли войну. Обоих покрывала липкая, омерзительно пахнущая кровь зеленокожих. – Это не ваш путь, мой повелитель, и при всем уважении – это одновременно и сила, и слабость. Однако у этих воинов, – продолжил он, указывая на победоносных легионеров вокруг них, – нет вашей… особой концентрации. Вашей решимости. Вашего прагматизма. Им нужно нечто большее. Нужна вера и наставление. С этим они лучше сражаются, а без него пропадут.

Сор Талгрона раздражало то, что он знал: проповедник прав.

Теперь он качнул головой в сторону Ярулека, пока проповедник совершал обход, останавливаясь, чтобы тихо переговорить с некоторыми из воинов и кладя другим руку на плечо. Ярулек поклонился в ответ, почтительно опустив взгляд. Сор Талгрон отвернулся.

Он реквизировал из арсенала новоприбывших абордажный щит. Тот был тяжелым, со встроенным рефракционным полем, и прикрывал легионера с головы до колен. Поверхность была черной, на ней виднелись следы борозд от лазеров и плазменных ожогов. Он мог бы выбрать из других, более новых щитов, однако питал неприязнь к оружию, которое еще не прошло закалку боем.

Дал Ак как-то заметил, что это просто суеверие. А ему было известно, что капитан ненавидит все столь бессмысленное, как суеверия.

Сор Талгрон даже не удосужился ответить.

– Знаете, вы и впрямь мрачный ублюдок, – сказал Дал Ак. Вот это уже вызвало у него улыбку.

Сейчас в магистре связи не было ни малейшего намека на легкомысленность. Сор Талгрон буквально видел его насупившееся лицо, несмотря на надетый боевой шлем.

– Так вы пойдете туда лично? – спросил Дал Ак. Аугмиттеры шлема не позволяли различить в его голосе воинственность или неодобрение. Шлемы Легиона превращали все в злобное рычание, и все тонкости тембра и интонации терялись. Возможно, это была одна из причин, по которым космические десантники так плохо умели распознавать иронию и сарказм неусовершенствованных людей, подумалось ему.

– Пойду, – ответил Сор Талгрон. – А ты – нет.

Магистр связи ничего не сказал. В этом не было нужды.

– Ты нужен мне здесь, наверху. Держи каналы связи открытыми.

Дал Ак отсалютовал и двинулся прочь, не произнеся ни слова. Он излучал неодобрение, словно жаркое марево.

Сор Талгрон закрепил абордажный щит на левой руке. Поле рефрактора включилось, и он ощутил гудящую вибрацию.

Он подошел к краю посадочной площадки. Вдалеке, будто огромные раздувшиеся насекомые, висели грузовые челноки. Он стоял в одиночестве.

Ты из иной породы, нежели остальной Семнадцатый Легион. Ты практичен и прагматичен, в то время как твои братья чрезмерно рьяны.

Слова Дорна уязвляли его. Возможно, его действительно правильно выбрали на роль врага внутри, однако каждый миг этого был ему отвратителен. Он ненавидел обман, скрытность и фальшь, которые от него требовались, и ненавидел самого себя за то, что так хорошо исполнил эту роль. Он презирал ее, однако солдат исполняет приказы. Возможно, Лоргар действительно сделал верный выбор.

В Легионе были и другие, кто жаждал власти и насладился бы предательством – к примеру, Эреб. Мало кто видел в нем коварного манипулятора, каковым он являлся. И все же, Дорн бы его не принял, в этом капитан был уверен.

Сор Талгрона всегда удивляло, что другие не видят отвратительного Первого капеллана насквозь. Он обладал чересчур большим влиянием на Легион, и его порча была заразна. Сор Талгрон молился, чтобы змея не пережила Калт.

Молился. Плохой выбор слова с его стороны. Он не молился ни единого дня в своей жизни, даже когда был ребенком на Колхиде. И не планировал начинать теперь.

Он видел то же зло, что гноилось внутри Эреба, в некоторых из членов своего ордена. Это проявлялось не в такой мере, как в прочих орденах Легиона, однако присутствовало, к вящей его досаде. С новыми рекрутами дело обстояло хуже – казалось, что те, кто недавно введен в XVII-й, легче поддаются порче и более склонны погружаться в новую веру и жажду силы. В будущем это не сулило ничего хорошего, и Сор Талгрон питал насчет Легиона мрачные опасения. Возможно ли вообще будет его узнать спустя десять лет или через век?

Он делал, что мог, чтобы сохранять ряды 34-й максимально чистыми – те, кого он счел наиболее предрасположенными попасть под губительное влияние Эреба, отправились на Калт. Если бы никто из них не вернулся назад, он не ощутил бы неудовольствия. В каком-то смысле это стало бы очередной чисткой рядов Легиона. Не таких масштабов, как бывали раньше, однако от того не менее важной. Его не заботило появление мучеников. Если вырезать опухоль, целое может уменьшиться, но в долгосрочной перспективе Легион станет сильнее.

Обычно он не был склонен предаваться самосозерцанию – по крайней мере, до Сорок семь – Шестнадцать – и у него была насущная задача. Прошло меньше пятнадцати минут, и от разведчиков поступили вести.

– Четыре взрывных устройства обезврежены, маяк установлен, – раздался в ухе Сор Талгрона холодный шепот Лота, нарушив его добровольное вокс-молчание. – Питание транспортера восстановлено. Направляемся вверх.

Спустя считанные секунды скрежет механизмов возвестил, что платформа начала подниматься.

– Внизу есть враги, – добавил Лот. – Легионеры и Имперская Армия.

– Численность?

– Сложно сказать, наши сканеры блокируют. Немного, но они окопались и ждут.

– Магистр связи, – произнес Сор Талгрон, отключая вокс-канал. – Флот засек маяк?

– Засекли, капитан, – ответил Дал Ак. – Сейчас проводят калибровку.

– Как долго?

– Будут готовы продолжать через семь минут.

– Каковы ваши приказы, мой повелитель? – спросил Ярулек, присоединяясь к ним. – Как вы собираетесь это исполнить?

– Мы спустимся вниз. Уничтожим все, что найдем, – сказал он.

– Хороший план, – улыбаясь, произнес Ярулек. Сор Талгрон отметил, что улыбка так и не затронула его глаз. В глазах таилась одна только тьма.

6

Королос знал, что по шахте транспортера спускается подлинная смерть, и был ей рад, будто давно бросившему его другу.

В смерти не было ничего страшного, надлежало бояться только неудачи при жизни. Это он усвоил на горьком опыте.

Когда-то у него на шлеме был поперечный офицерский гребень центуриона, но это время уже прошло. Его выделили за силу, и он сперва нес службу как чемпион 178-й роты, а затем сделал карьеру офицера. Причиной его падения стала гордыня. Теперь его шлем был красным в знак взыскания, знак его позора. Пробудившись после Сенозии IV, он обнаружил, что шлем сняли, а на его месте закрепили кобальтово-синий, однако настоял на своем.

– Время твоего наказания закончилось, старый друг, – сказал Магистр ордена Левиан – это было до того, как на эту должность был повышен молодой Аэк Децим. – Ты нес это бремя достаточно долго. Слишком долго. Это моя вина, и я жалею об этом. С тебя хватит страданий.

Он не хотел ничего слушать. Сказал, что его честь навеки запятнана, и он не может этого так оставить. Красный шлем гарантировал, что его бесчестье вынесено наружу и ясно видно всем, и он не желал даже слышать о том, чтобы отказаться от этого, пока не пройдет ощущение гложущего его жгучего стыда. А такого можно было добиться, лишь умерев.

В конце концов, они отступились.

Он жаждал этой свободы более столетия. Он никогда бы не смог исправить сделанные ошибки – не смог бы вернуть жизни боевых братьев, утраченные из-за его высокомерия и гордыни – однако возможно, что, погибнув, смог бы отчасти продвинуться в деле искупления этих ошибок.

Все его друзья и товарищи были мертвы. Все те горделивые Ультрадесантники, вместе с которыми он обучался в академиях Арматуры. Все те, кто был рядом с ним, пока Великий крестовый поход углублялся за пределы карты, расширяя владения Империума. Все его ближайшие братья, с которыми он смеялся, проливал кровь и убивал, все они стали будто прах – сгинули, но не были забыты. По крайней мере, не им. Даже несгибаемый бойцовый пес магистр Левиан ушел навеки, и его пепел был захоронен в залах Макрагга, помещенный в бронзовую урну у ног сидящей статуи, которая изображала умершего.

Остался лишь он один.

Он не был в одиночестве, не в буквальном смысле слова. Окружавшая его горстка легионеров, которые ждали, направив оружие на двери платформы подъемника, носила такие же орденские символы, как те, что украшали его бронированное тело, однако он практически не чувствовал подлинного родства с ними. Когда их ввели в XIII Легион, он был уже стар. Реликт терранского прошлого. Они оказывали ему заметное почтение – им было известно о его битвах и триумфах, хотя он об этом никогда не говорил – и склоняли головы, когда он шагал по палубам боевых кораблей Легиона. Однако это только подчеркивало существовавший между ними разрыв. Они чтили его, но этим лишь возвышали за рамки своих рядов.

Между ними не существовало настоящих братских уз. Откуда им было взяться? Они не могли стать ему роднее, чем он был по отношению к ним.

Кабина дошла до дна шахты, и он стиснул свои огромные энергетические кулаки, издав рычание сервоприводов и механизмов. На гигантских бронированных костяшках замерцала переливающаяся энергия, между заостренных пальцев заплясали разряды. Он пригнулся, готовясь атаковать.

Застонали поршни. Шестерни провернулись. Запорные устройства поднялись.

Настало время убивать. А потом наконец-то настанет время умереть.

Двери транспортера открылись.

Кабина подъемника заполнилась дымом, который скрыл Несущих Слово из виду. Сор Талгрон услышал металлический лязг гранат, брошенных в замкнутое пространство, как он и ожидал.

– Сомкнуться! – взревел он, и осадное отделение мгновенно среагировало. Двигаясь в безупречно вышколенном согласии, они одновременно опустились на одно колено и выставили щиты перед собой. Они расположились тесным строем и сомкнули щиты, образовав сплошной барьер. Те, кто стоял во втором ряду, подняли щиты, прикрываясь сверху, а фланговые развернули щиты наружу. Они уперлись в заднюю часть кабины подъемника, используя укрепленную пласталевую стену для защиты тыла, и создавая практически непробиваемую оболочку. На древней Терре подобное построение использовалось воинами, которые были вооружены лишь копьем и клинком, однако здесь оно оказалось столь же эффективно.

Гранаты взорвались, заполнив помещение огнем и осколками, однако бронированный панцирь выстоял, защитив легионеров внутри.

– Завесу! – скомандовал Сор Талгрон, и каждый второй щит в передней линии приподнялся на достаточное время, чтобы под ним прокатились ослепляющие гранаты, которые запрыгали и понеслись вглубь помещения снаружи. Затем щиты с громким эхом вновь обрушились вниз.

Дым рассекли первые очереди, которые попали внутрь кабины и ударили по усиленной стене щитов. По большей части это был огонь лазеров. Несколько болтеров.

Бегло выпущенные сплошные высокоскоростные заряды ударили в щит самого Сор Талгрона, стуча по нему, будто отбойный молоток, и, хотя капитан уперся в пол, ему пришлось отступить на шаг, ноги скользили назад. Щит выдержал, и он вновь вдвинулся в линию, сохраняя целостность стены.

– Вперед! – рявкнул он, и строй начал наступать.

Они двигались медленно, с хрустом делая по шагу за раз, и начали отвечать огнем, положив болтеры на край стрелковых прорезей в верхних кромках. Они целились туда, где трассеры выдавали позиции врага. Удушливый дым закрывал им обзор в той же мере, что и врагам, и они палили вслепую, ставя задачей не столько убить, сколько подавить.

Несущий Слово справа от Сор Талгрона упал, получив удачное попадание в голову, но разрыв мгновенно заполнился. Другой легионер шагнул вперед и занял его место. Капитан почувствовал, как над головой с визгом пронесся высокоточный снаряд, и один из вражеских воинов рухнул замертво – в бой вступил Лот со своим отделением разведчиков. Они спустились на крыше подъемника и соскользнули вниз через верхний люк только тогда, когда осадное отделение продвинулось в наружное помещение.

Дым начинал рассеиваться. Спереди и с обоих боков можно было смутно различить неусовершенствованных людей – около десятка – облаченных в черную форму и респираторы на все лицо, припавших на колени за наспех укрепленными баррикадами.

Авточувства Сор Талгрона зафиксировались на трех вражеских легионерах среди них. На этих троих были не обычные кобальтово-синие шлемы, а красные. Скорее всего, знак почета, отмечающий ветеранов или, возможно, подразделение телохранителей.

Больше следовало тревожиться о паре управляемых сервиторами турелей, которые крутились позади. Силовые соединения гудели и содрогались от энергии, включаясь.

– Лот, – произнес Сор Талгрон.

– Вижу их, – отозвался сержант разведки, и череп одного из встроенных сервиторов-наводчиков исчез, разлетевшись влажными осколками.

Тем не менее, второе орудие нацелилось на приближающихся легионеров. Вокруг сервитора, будто лепестки цветка, раскрылись бронепластины. Стволы турели засветились и выстрелили как один.

Последовала слепящая вспышка, рев перегретого воздуха, и рассеивающийся дым разорвали четыре раскаленных луча. Троих Несущих Слово разрезало надвое. Рефракционные поля их щитов были бесполезны против такой энергии. Упал и один из отделения Лота, прошедшие прямо сквозь стену щитов лучи ровно отсекли ему ногу ниже бедра.

Прежде чем бреши в линии щитов закрылись, объединенный огонь болтеров и лазеров уложил еще двоих Несущих Слово. Они преодолели только половину пути по затянутому дымкой огневому мешку, а сторожевая лазерная система громко гудела, накапливая энергию для нового выстрела. Сор Талгрон уже собирался скомандовать строю наступать вдвое быстрее, чтобы оказаться в зоне действия клинков, когда в дыму проступила громадная фигура, которая бегом приближалась к ним.

– За Ультрамар! – прогремела она. От звука ее тяжелых шагов сотрясался весь металлический зал.

– Рассыпаться! – взревел Сор Талгрон. – Рассыпаться!

7

Королос отчетливо помнил первые дни Великого крестового похода. Те рассветные годы были великолепны, полны надежды и уверенности. Сомнения пришли позднее.

Он так ясно это помнил. Видел прямо перед собой мечника эльдар, который дразнил его, подманивал к себе. Очертания командира ксеносов расплывались в движении, он рубил пехоту Харкон Гено, будто мякину. Они и были мякиной – простые, неусовершенствованные солдаты Имперской Армии. Он настолько был намерен убить дьявола-чужака, присвоить себе эту честь, что отделился от основных сил авангарда. С ним было две сотни Ультрадесантников, отрезанных от остальной роты – в точности как планировал враг.

Заунывные вопли ксеносов преследовали его даже сейчас. Эльдар обрушились на них со всех сторон, убивая их своим экзотическим смертоносным оружием, прорываясь сквозь порядки косящими налетами реактивных мотоциклов. Визжащие ведьмы вертелись посреди целых отделений, оставляя за собой отсеченные конечности и разрушенные мечты.

В тот день он потерял не просто сто семьдесят четыре верных сына Ультрамара и еще триста восемнадцать, которые погибли, придя ему на помощь. Он утратил не только капитанский чин.

Он лишился уважения своего Легиона. Собственного уважения. Хуже всего – он увидел разочарование в глазах примарха. Неодобрение пронзило его до глубины души, и этой ране уже не суждено было зажить.

Семнадцать лет он открыто нес свой позор, сражаясь как простой легионер, нося шлем, выкрашенный в красный цвет, и ища почетной смерти в бою. Наконец, она пришла к нему. На Сенозии IV он рухнул посреди круга из убитых врагов, и с его губ лилась кровь. Наконец-то ему предстояло обрести покой.

Но даже тогда его испытание еще не окончилось. Ему не было уготовано небытие, которого он жаждал.

Он пал боевым братом Авентином Кориолом, однако пробудился вновь в бронированной оболочке, позволяющей ему продолжить жить. На нагруднике было выгравировано его новое имя – Королос – но новое воплощение не уменьшило позора. Его боль была столь же сильна, как и всегда. Он еще не совершил достаточно, чтобы искупить свои проступки и получить дозволение на покой небытия. Как мог он вообще искупить их?

Он видел находившихся перед ним Несущих Слово как серые, пиксельные кляксы. Мигающие целеуказатели идентифицировали их, и он обрабатывал обилие информации, которая за наносекунду поступал напрямую в кору мозга – уровень энергии доспехов, темп сердцебиения, отрывистые команды, проносившиеся туда-сюда по их вокс-сети, тип и место производства брони, модель и степень опасности вооружения.

В зловонной амниотической жидкости внутри тесного саркофага его атрофировавшиеся, похожие на клешни руки дернулись, и огромные силовые лапы нового механического тела сжались в кулаки. С грохотом приближаясь к ним, он дал выход своей злобе, стыду и отчаянию.

Из иссохшей органической гортани вышло лишь несколько блуждающих пузырьков, но вокс-динамики на панцире исторгли рев железного разъяренного зверя.

Сор Талгрон шел под горой, и его шаги эхом разносились в безмолвной пустоте. Коридоры были узкими, но при этом высокими, и их верх озарял яркий стерильно-белый свет. В тюремном комплексе, известном как Склеп, не существовало теней. Спрятаться было негде.

Путь описывал круги и петлял, но капитан не колебался. Он руководствовался загруженными данными о плане комплекса. Двери, подъемники и коридоры, которые он проходил, были сильно укреплены, заперты замками и закодированы, однако с готовностью открывались перед ним, пропуская вглубь чрева горы. Все было организовано. Ему расчистили дорогу. Его не ждало ни сопротивление, ни трудности.

Он не увидел ни единой живой души с самого момента высадки из черного орнитоптера, который доставил его сюда – в Кхангба Марву, глубоко под льдистый пик Ракапоши. Когда он ступил на посадочную площадку, утопленную на сотни метров ниже поверхности горы, не было ни встречающей группы, ни вооруженных охранников, ни караульного отряда. Сторожевые пушки бездействовали, пассивно отведя стволы в сторону. Перед ним лежал вход в громадный тюремный комплекс. Зияющий портал из усиленного адамантия манил внутрь.

Комплекс являлся одним из наиболее защищенных мест Терры, и все же Сор Талгрон вошел прямо внутрь, не встретив никаких препятствий. На его губах появилась тень улыбки, хотя даже если бы поблизости кто-то оказался, то не смог бы ее разглядеть под варварски скалящимся боевым шлемом.

При его приближении установленные на потолке пикт-рекордеры отворачивались в сторону. В архивах данных не будет записей о том, как он проходил.

Зеленый значок, мигавший в углу обзора, указывал, что он приближался к своей цели. Капитан ввел длинный цифровой код на клавиатуре, которая резко втянулась в консоль, и панель стены скользнула в сторону, открыв черный экран. Сор Талгрон снял шлем и уставился вглубь, пока шло сканирование сетчатки. Основную часть протоколов безопасности Склепа отменила вышестоящая инстанция, однако несколько последних мер предосторожности было не так легко обойти. Впрочем, его биометрические данные ввели систему и присвоили им наивысший допуск – как минимум, в этой небольшой подсекции тюрьмы.

Решетка пересекающихся пальцев внутри двери расцепилась, и две половины разъехались в стороны. Сор Талгрон шагнул внутрь маленькой зоны ожидания, похожей на шлюз пустотного корабля. Он увидел в зеркальных окошках с обеих сторон камеры собственное отражение: огромный серый воин в функциональном, грубом доспехе «Железо». Линзы шлема светились, будто тлеющие угли. Поношенная боевая броня казалась неуместной в этой обстановке клиники, залитой резким светом. Здесь он представлял собой аномалию.

Внутренние системы доспеха сообщали, что его сканируют, сверяя с данными, которые были загружены в систему по приказу Дорна. Он боролся с желанием сжать кулаки.

Спустя секунду протоколы безопасности, какими бы они ни были, оказались удовлетворены, и последняя дверь перед Сор Талгроном отодвинулась, пустив его к находившемуся за ней узнику.

Помещение было круглым и просторным, на дисплее визора тут же вспыхнули значки целеуказателей, которые зафиксировались на турелях управляемых сервиторами автопушек, свисавших с потолка. Те были хирургически срощены с сегментированными башенками в нескольких точках по периметру комнаты и жестко запрограммированы на единственную функцию. Сор Талгрон настороженно наблюдал за ними, однако они поворачивались, минуя его и, похоже, не регистрировали его присутствия. Он моргнул, убирая значки, и переступил порог.

Посреди комнаты помещалась полностью замкнутая круглая камера. Сквозь выпуклые стены из толстого бронестекла было видно, что обитатель – фигура с комплекцией Легионес Астартес – стоит на коленях, как будто медитирует или, возможно, даже молится. Сор Талгрон подошел ближе, изучая его.

Тот был одет в желтый тюремный комбинезон, который никоим образом не скрывал его колоссального телосложения, и неподвижно сидел, положив руки на бедра, подогнув под себя ноги и закрыв глаза. Веки – равно как и вся левая половина лица – были татуированы колхидской клинописью. Поседевшие черные волосы доставали до плеч, человек заплетал их на висках на манер колхидского обычая послушников. На мочках ушей висели серьги из кости и железа, еще одна уступка традициям родного мира Уризена. Кожа имела насыщенный оттенок красного дерева и была покрыта глубокими морщинами.

Сор Талгрон ввел простой код отпирания двери и шагнул внутрь. Изнутри стены были покрыты инеем и непроницаемы – стекло с односторонней пропускной способностью. Сор Талгрон снял шлем, и второй Несущий Слово медленно открыл глаза, словно пробуждаясь от долгого сна.

– Я знал, что ты идешь, – произнес заключенный. – Я это провидел.

Он встал, поднимаясь на ноги. Он был крупным, ростом почти как Сор Талгрон в доспехе. Его глаза были темными и суровыми, в глубине плавали золотистые искорки.

– Проповедник Волхар Реф, – произнес Сор Талгрон, почтительно кланяясь. – Прошло много времени.

Узник улыбнулся, продемонстрировав зубы из темного металла.

– Уже много лет не слыхал этого обращения, – отозвался он. – Рад тебя видеть, парень.

– Наденьте это, – сказал Сор Талгрон, бросив ему простую робу. – Вам пришла пора покинуть это место.

По пути наружу они никого не встретили. Все шло по плану. Не возникло никаких непредвиденных осложнений.

Сор Талгрон и Волхар Реф сели в орнитоптер, который был прикрыт и замаскирован, чтобы скрыть характерные черты от тех, кто мог бы случайно его узнать.

Двери легкой машины, выполненные по принципу «крыло чайки», закрылись, приглушив нарастающий визг двигателей на крыльях и изолировав их от внешнего ледяного воздуха с низким содержанием кислорода. Орнитоптер начал подниматься по вулканической вертикальной шахте, и наверху, чтобы пропустить их, раскрылись противовзрывные заслонки, способные выдержать орбитальную бомбардировку.

– Стало быть, слухи правдивы, – произнес Волхар Реф.

– Правдивы, – отозвался Сор Талгрон. Он снова надел шлем, и голос вновь стал обычным механическим рычанием.

– Рассказывай все, – сказал Реф.

Это был «Контемптор», огромная машина из адамантия и керамита, и он врезался в Несущих Слово с силой штурмового тарана.

Втрое превосходя легионера по росту, он покрыл расстояние быстрыми, грохочущими шагами и снес четверых в сторону первым же взмахом руки. Щиты смялись, кости раздробились, и легионеры отлетели прочь, врезавшись в стену, до которой было пять метров. Еще одного с хрустом раздавило тяжелой поступью. Следующий удар швырнул прочь еще троих, их конечности болтались на лету

Стена щитов развалилась.

Несущие Слово попятились, паля по бронированному корпусу, однако болты и сгустки плазмы совершенно не замедляли чудовище. Оно обхватило одного поперек туловища, сомкнув на теле массивные пальцы, и дало выход ярости мелта-орудия, встроенного в ладонь. В легионере прожгло пылающую дыру, и дредноут отбросил мертвого воина прочь.

Ультрадесантники и солдаты Имперской Армии по периметру поднялись из-за укрытия, и болтеры с лазганами в их руках начали рявкать и трещать, паля по разрозненным Несущим Слово. Один из легионеров XIII-го перескочил через баррикаду и погрузил в голову Несущего Слово искрящийся силовой топор. В ответ Сор Талгрон сделал шаг вперед и впечатал в Ультрадесантника свой абордажный щит, заставив противника пошатнуться, а затем прицелился из болтера, чтобы прикончить. Прежде чем он успел вдавить спуск, по наплечнику скользнул перегруженный лазерный заряд, из-за чего он потерял равновесие, и смертельный выстрел ушел мимо цели. Капитан шагнул назад, чтобы объединиться со своими легионерами. В его руке гремел болтер.

Еще один Ультрадесантник, вооруженный модифицированным длинноствольным болтером, сделал пару быстрых выстрелов, выведя из строя еще двоих воинов Сор Талгрона. Заряды прошли сквозь броню шлемов, будто иглы сквозь яичную скорлупу. Сор Талгрон опознал специализированные боеприпасы скорее по звуку снарядов, чем по эффекту.

Болты «Кракен».

Краем глаза он заметил, как Ярулек подкатился под рукой замахнувшегося на него «Контемптора». Апостол плавным движением поднялся на ноги и размозжил голову вражескому солдату в черной броне. Его крозиус шипел и плевался энергией.

Управляемое сервитором лазерное орудие завизжало, снова набрав полную мощность, и Сор Талгрон увидел, что на краю дисплея погасли идентификационные руны еще двоих его легионеров, убитых выстрелом лазерного разрушителя.

Сор Талгрон отдалился от смертоносного джаггернаута, каковым являлся «Контемптор». Его выверенные выстрелы уложили одного из Ультрадесантников – легионера в простой броне, которому еще предстояло заслужить украшения или почетные отметки. Он исчерпал боезапас, примагнитил болтер к бедру и плавно извлек новоприобретенный волкитный пистолет. Первый выстрел разнес грудь солдату. Из спины умирающего человека вырвалось пламя, которое испепелило еще одного.

– Рассредоточиться! – приказал Сор Талгрон. – Дал Ак, – продолжил он, активируя вокс-канал. – Сколько еще?

– Входят, – пришел ответ от Дал Ака. – Тридцать секунд.

«Контемптор» повернул свой массивный красный шлем. Кровожадный взгляд остановился на Сор Талгроне. Тот понял, что машина слышала его распоряжения. Она опознала в нем старшего офицера. Дредноут развернулся и наклонился в его сторону, издав скрежет шестерней и сервоприводов. Он вскинул одну из своих огромных обезьяньих рук и атаковал. Из ладони когтистой лапы хлестнуло пламя.

Сор Талгрон поднял абордажный щит, чтобы тот принял на себя основной удар горящего прометия. Рука со щитом загорелась, он попятился и открыл огонь из пистолета, целясь «Контемптору» в голову. От выстрелов на визоре остались опаленные воронки, однако это не замедлило дредноута. Сор Талгрон метнулся в сторону, когда машина замахнулась на него. Она зацепила его по касательной, смяв щит и заставив отшатнуться к пласталевой колонне. «Контемптор» зашагал к нему, в глазных линзах сияло злобное свечение.

Тяжелый удар по механическому колену нарушил равновесие дредноута, и тот пошатнулся, припал на колено и уперся рукой в землю. Сержант Телахас вновь занес свой громовой молот для еще одного удара, целясь в то же сочленение – оружие с легкостью могло нанести повреждения даже машине вроде «Контемптора». Если бы удар попал в цель, то обездвижил бы тяжеловесное чудовище.

Удар не попал в цель.

«Контемптор» перехватил замах свободной рукой. Массивные пальцы сомкнулись на предплечьях сержанта осадного отделения, смяв наручи, словно фольгу, и переломив оба запястья. Беспомощного сопротивляющегося легионера приподняло над полом. «Контемптор» поднял второй кулак и развел пальцы, открывая встроенный в ладонь огнемет, дежурный огонек которого светился синим. Телахас взревел, когда его окатило горящим прометием. Броня почернела и треснула, плоть начала зажариваться, и рев перешел в вопль. Дредноут прервал крики агонии, ухватившись за бьющиеся ноги и разорвав воина на части одним жестоким движением. Он отбросил останки в разные стороны и снова развернулся к Сор Талгрону.

Однако своей гибелью Телахас выиграл чрезвычайно необходимое им время. Счетчик в углу дисплея визора Сор Талгрона мигнул и дошел до нуля.

Полыхнула ослепительная вспышка, и раздался резкий грохот вытесняемого воздуха. Там, где раньше никого не было, возникло пять фигур, образовавших вокруг капитана защитный барьер. Мерцающий свет стекался воедино на массивных выпуклых пластинах доспехов катафрактиев.

– Свалите его, – распорядился Сор Талгрон.

8

Октавион наблюдал на маленьком потрескивающем монохромном пикт-трансляторе, встроенном в коммуникационный блок, как ход боя склоняется в пользу Несущих Слово.

На другом экране мигали числа. Минута и тридцать пять секунд. Тридцать четыре. Тридцать три. Слишком долго, – подумалось ему.

С самого начала конфликта XVII Легион контролировал ход коммуникации. Против защитников применили какой-то вирусный распространяющийся мусорный код, который делал большую часть вокс-передач неразборчивыми и исковерканными. Хуже того, порой казалось, что коммуникаторы работают отчетливо, однако передававшиеся приказы являлись ложью. Изначальное сообщение искажалось и перерабатывалось, что успело привести к нескольким тяжелым потерям, пока Магистр ордена Децим не приказал полностью их отключить и полагаться только на закрытые передачи малого радиуса.

Невосприимчивыми к вирусу мусорного кода осталось лишь две системы связи на планете. Первая была в городе Массилея, расположенном в центре единственного континента планеты. Вторая представляла собой узел передачи дальнего действия, где он сейчас и стоял. Командный пункт находился глубоко под горами. Теперь это осталось единственным способом связаться с чем-либо на орбите, или за ее пределами.

Тридцатью шестью часами ранее Децим решился на последний отчаянный бросок костей.

Враги полагали, что уничтожили весь флот. Они ошибались.

Оставался один корабль – громадная «Праведная ярость», гордость сектора. В опустошительном пустотном сражении ее обездвижили, однако не прикончили. Безжизненная, не имея энергии на двигателях, она вращалась вокруг планеты вместе с обломками и останками флота. Несущие Слово действовали тщательно, но недостаточно тщательно, чтобы проверить, нет ли пульса у какого-нибудь из трупов.

Она медленно кружилась и делала оборот вокруг планеты за восемь с половиной часов, так что требовалась лишь простая арифметика, чтобы определить точный момент, когда корабль окажется в правильном месте.

Звук отчаянной схватки, которая шла за запертыми пневматическими дверями, был приглушен, но Октавиону каждая смерть казалась пронзающим его душу копьем. Пол содрогался при каждом шаге «Контемптора». До его падения оставалось недолго. Королос заслужил покой, но Октавион больше всего надеялся, что тот сможет продержаться еще немного дольше.

Сорок пять секунд. Сорок четыре. Сорок три.

Узнав, что их выследили, они испытали шок. Опозоренных Ультрадесантников охватило отчаяние, когда они поняли, что Несущие Слово нашли их, и они могут потерпеть неудачу на этом последнем, искупительном задании. Этого нельзя было допускать. Им полегчало, когда Октавион добровольно вызвался стать тем, кто останется здесь, в командном центре, и отдаст фатальный приказ, в то время как прочие пойдут задерживать врага так долго, как смогут. Эта роль не доставляла ему удовольствия, однако была необходима.

Двадцать секунд.

Он бросил взгляд на экранчик. Там виднелись разбросанные по полу Несущие Слово, однако этого было недостаточно. Все ветераны Имперской Армии, одетые в черную броню, были убиты, равно как и подвергнутые взысканию его братья по Легиону. Королос остался один.

«Контемптор» убил нескольких из новоприбывших катафрактиев, однако теперь они окружили его, словно гончие медведя. Одна из рук дредноута повисла, став бесполезной, и он заметно прихрамывал. Пластины брони свисали изодранными пучками со всех сторон в тех местах, где терминаторы рубили ее силовыми клинками и цепными топорами. Долго это не продлится.

Четыре секунды. Три. Две.

Октавион ввел на клавиатуре старинной панели управления последовательность символов, создавая прямой канал связи с «Праведной яростью».

Основной экран оставался пуст.

– Давай же, – выдохнул он. – Давай!

Он нажал еще несколько групп клавиш, и экран ожил. Возникло зернистое изображение лица женщины. Ее взгляд был пустым, на лбу виднелась наспех зашитая рана. Лицо было перемазано пеплом, или, возможно, кровью. Судя по эполетам, она являлась адмиралом. Мостик некогда прославленного корабля позади нее был погружен во мрак. Октавион знал ее, хотя никогда не общался с ней лично.

– … тут? – донесся насыщенный помехами голос.

– Повторите, адмирал Солонтин, – сказал Октавион. – Вы меня слышите?

– Есть искажения, но да, – произнесла женщина на экране. Звук не совпадал с изображением, что придавало ему причудливую несвязность. – Кто вы? Я ожидала Децима.

– Я – брат Ксион Октавион. Магистр ордена Децим доверил мне ответственность отдать приказ.

– У вас есть код высших полномочий?

– Есть.

– Введите его сейчас же.

Каждый из легионеров, назначенных на это задание, заучил код авторизации. Октавион ввел семнадцатизначное число.

– Высшие полномочия приняты, – произнесла адмирал Солонтин. Она провела рукой по лицу. – Стало быть, это конец. Я молилась, чтобы до этого не дошло.

Точно так же, как и он, она знала, что, отдав приказ, обрекает себя и свой корабль на смерть. Октавион бросил взгляд на пикт-трансляцию из-за запертых дверей позади него.

– Загружаю координаты цели, – сказал он.

– Данные получены и обрабатываются. Все боевые палубы готовы вести огонь.

– Это нужно сделать, сейчас же.

– Легионер Октавион, мы еще не на позиции.

– Что?

– Небольшое осложнение, – произнесла Солонтин. – Столкновение. Космический мусор. Нас толкнула часть «Кулака Ультрамара». Ничего особенно скверного, однако это снизило инерцию нашего вращения.

– Но вы еще сможете завершить эту миссию?

– Да, – ответила она. – Мы будем на позиции менее чем через семь минут.

– Семь минут, – повторил Октавион. Он выругался. – У нас нет семи минут.

– Есть проблема, легионер?

– Да, есть проблема. Вы не можете подвести корабль быстрее?

– Мы потеряли ход, – произнесла адмирал. – У нас нет энергии на двигателях, а даже если бы и была, вражеский флот обнаружил бы нас сразу же при включении тяги. Семь минут. Поддерживайте загрузку данных.

– Если я уничтожу эти консоли…

– Тогда уничтожите всякую надежду, – бросила Солонтин. – У меня нет никакого наведения на цель. Все мои системы вышли из строя. Мне нужно, чтобы канал оставался открыт. Имея такую точку отсчета, я смогу навести орудия вручную. Не дайте врагу попасть в эту комнату.

Октавион уставился на консоли в беспомощном отчаянии. Вот так вот все кончится? Неудачей?

– Я задержу их, – произнес он. – Вы получите необходимое время.

Зал был пуст. Возле стен стояли леса, однако их построили лишь наполовину и не использовали, как будто рабочие бросили свой труд, не завершив его. Пол покрывали пыль, каменная кладка и пятна засохшей краски. Было несложно представить, что эти залы стояли пустыми на протяжении месяцев, а возможно и лет.

Вогнутый потолок украшала выцветшая фреска, штукатурка под которой осыпалась и отваливалась хлопьями. Первоначально картина должна была быть великолепна: в центре помещалось героизированное изображение Императора, окутанного золотым светом и пламенем, а вокруг него собрались стилизованные фигуры, олицетворявшие Легионес Астартес. Там присутствовали цвета всех Легионов. Вокруг Императора вращались планеты Солнечной системы, а позади них располагались созвездия. Пустоту заполняли имперские корабли, тянувшиеся ко всем уголкам на краях фрески. Работы, которые велись, состояли в ее реставрации – а также перекрашивании нескольких воинов в новые цвета Легионов. Должно быть, для повторения оригинального шедевра и возвращения ему былой славы пригласили самых искусных мастеров, прежде чем их старания оказались брошены.

Кладку здесь тоже чинили. По полу были разбросаны инструменты, стояли незавершенные, наполовину вырезанные изваяния. Огромные блоки необработанного камня были перевязаны брезентом и канатами, аппаратуру скрывали парусина, обломки и пыль.

Возможно, реставрацию сочли излишней при прочих требованиях, и бригады перенаправили куда-то в другое место, когда Дорн начал процесс укрепления дворца, или же, быть может, ее забросили десятками лет ранее и позабыли среди бюрократии Совета. В любом случае, важным являлось то, что это была неиспользуемая, старая секция дворца, брошенное и не осматриваемое нижнее крыло. Оно подходило для цели Сор Талгрона, а все остальное не имело значения.

– Сор Талгрон, это не путь к палубам челноков, – произнес Волхар Реф.

– Перед тем, как мы покинем Терру, необходимо выполнить еще одно задание, почтенный проповедник, – отозвался Сор Талгрон. – То, о чем меня попросил лично лорд Аврелиан.

– Он попросил тебя сам? Должно быть, твоя звезда в Легионе на подъеме, – заметил Реф.

– Как вы и предсказывали, когда я был кандидатом, – сказал Сор Талгрон. – Теперь я капитан Тридцать четвертой.

– Ты хорошо проявил себя, – произнес проповедник Реф.

– Вы хорошо меня обучили.

Сор Талгрон пробирался среди обломков, под его бронированными сапогами хрустели фрагменты штукатурки. Реф призраком следовал за ним, ступая более легко. Капитан отвел в сторону тяжелый брезентовый полог, взметнув облако пыли. С другой стороны находилась лестница, скрытая очередными обрушившимися лесами и прочим мусором. Ступени истерлись от времени – должно быть, когда-то ими часто пользовались. Сор Талгрон спустился во мрак, и его собрат по Легиону последовал за ним.

Темное пространство с низким потолком приглушало звуки. Гудение доспеха Сор Талгрона напоминало рой разозленных насекомых. В разные стороны уходили сводчатые проходы, однако Сор Талгрон шагал прямо. Его влек к себе мерцающий вдалеке оранжевый огонек.

Они шли мимо вырезанных ниш и пустот, каждую из которых перекрывали запертые цепью железные ворота и феррокрит. Волхар Реф остановился возле одной из них, проведя кончиками пальцев по печати – голове орла над скрещенными молниями.

– До Единения, – выдохнул он.

– Вся эта секция Имперского Дворца стара, – произнес Сор Талгрон, оглянувшись на него. В темноте линзы блестели, словно отражающие свет глаза хищника.

– Очень стара.

– И заброшена, – согласился Сор Талгрон, отворачиваясь.

– В Воинстве Крестоносцев были такие, кто чувствовал себя брошенным, – произнес Реф. – Застрявшими здесь, на Терре, пока их Легионы находятся среди звезд, делая то, ради чего были созданы.

– А вы? Вы себя так чувствовали? – спросил Сор Талгрон через плечо.

– Никогда, – ответил Реф. – Меня поддерживала вера в Бога-Императора. Как я и говорил, я знал, что ты придешь.

– Я никогда особо не полагался на видения и пророчества, – сказал Сор Талгрон.

– Это не означает, что они не реальны.

Сор Талгрон не ответил. Он просто двинулся дальше, к мерцающему огню впереди. Теперь уже было ясно, что это свеча.

В конце коридора одна из запечатанных арок была открыта. На каменном полу лежали куски цепи. Внутри горел одинокий фитилек, который стоял в луже расплавленного красного воска на вершине каменного блока, покрытого вырезанными сложными фигурами и убористыми надписями. Блок был прислонен к дальней стене, и виделась зияющая квадратная дыра, где вынули еще несколько. Десятки камней всех размеров были уложены вдоль стен низкими штабелями. По периметру стены тянулись восемь вырезанных погребальных ниш.

На полу валялись останки нескольких давно умерших людей, которые явно выволокли из погребальных ниш. Некоторых свалили лицом на пол, других просто грубо оттащили в сторону, в процессе переломав кости, будто хворост. Тела, которые еще поддавались опознанию, были костлявыми и древними. Их кожа пожелтела и высохла, словно бумага, а к иссохшей плоти пристали клочья волос. Они были облачены в древнюю броню, которая, тем не менее, в какой-то степени походила на доспехи Легионес Астартес.

Всего тел было восемь: по одному на каждую из арочных ниш. На их месте были поставлены восемь выпуклых гробов.

– Добро пожаловать, братья, – раздался голос из тьмы.

9

Все сопротивление внутри комнаты было нейтрализовано. Единственным живым из врагов оставался «Контемптор», если его можно было назвать живым. Сор Талгрон так не считал. Запертый в темноте, заточенный в ящике. Это не жизнь.

Прежде чем упасть, дредноут убил трех катафрактиев. Даже их превозносимые доспехи не защищали от его кулаков.

Он опрокинулся побитой грудой металла и керамита, однако все еще пытался сражаться и убивать. Одной из рук больше не было, нижняя половина работала со сбоями. Машина лежала на полу, силясь подняться в вертикальное положение. Ее грудь была пробита, и изнутри сочилась тошнотворная, омерзительно пахнущая жидкость.

Уцелевшие Несущие Слово окружили поверженное чудовище, с вниманием относясь к его силе даже при смерти. Сор Талгрон держал громовой молот погибшего сержанта. Без соединения с источником энергии оружие уже не обладало той мощью, однако должно было справиться с задачей.

Он обрушил молот на огромный красный шлем «Контемптора».

Дредноут потянулся к нему, но это была неуклюжая попытка, от которой оказалось легко уклониться – у монстра не осталось сил. Еще три удара сбили шлем, ослепив дредноут.

– Отрежьте ему руку, – приказал Сор Талгрон.

Двое катафрактиев шагнули вперед. Один из них прижал конечность гиганта к полу – свидетельство того, насколько ослаб «Контемптор» – несколькими минутами ранее он бы раздавил терминатора одним кулаком, осмелься тот приблизиться.

Завизжал цепной кулак. Брызнуло масло, воздух заполнился искрами. Затем все кончилось.

Обе руки машины были ампутированы, ноги конвульсивно дергались, и она стала беспомощна. Она лежала на спине, содрогаясь.

– Убейте… меня… – протянула она.

Сор Талгром кивнул катафрактиям. Они раздвинули разорванный нагрудник дредноута, расширяя пробоину. Наружу хлынула тошнотворная жижа.

Внутри, вися в паутине кабелей, трубок и шлангов, находился мерзкий иссохший труп – какой-то герой XIII Легиона из минувших времен. Сор Талгрон задумался, являлось ли это его наградой за годы службы. Если так, это была жестокая участь.

Тело дернулось, с прогнивших губ сорвался хрип. Оно было жалким. Оно вызывало у него отвращение.

Молот прервал страдания. Сор Талгрон с омерзением отбросил оружие и повернулся к запертой двери. Он уже собирался приказать разбить ее, однако она открылась сама.

Им навстречу вышел одинокий Ультрадесантник. При нем не было оружия, и возможно именно это удержало руку Сор Талгрона, не дав тому немедленно пристрелить глупца.

Как и дредноут, Ультрадесантник носил красный шлем, хотя у него тот висел на поясе, и голова оставалась непокрыта. Он глядел вниз, волосы свисали на лицо.

Сор Талгрон почувствовал внутри черепа неуютное гудение. Казалось, будто нечто пытается процарапать себе дорогу наружу. Он потряс головой, чтобы отделаться от ощущения.

Ультрадесантник поднял взгляд.

Из его глаз хлынуло белое пламя.

Сор Талгрон шагнул в темное помещение, отметив внезапное понижение температуры воздуха.

– Хватит представлений, Ярулек, – произнес он. Решетчатый вокализатор шлема превратил слова в нечеловеческое трескучее рычание. – У нас мало времени.

– Все готово, – ответил Апостол, поднимаясь из тени. Он был с головы до пят облачен в тяжелую темную рясу, и его лицо оставалось скрытым от невооруженных глаз. Сор Талгрон заметил его сразу же, шлем убирал тень от капюшона, а тепловой отпечаток ярко светился на фоне камня. Однако для Волхара Рефа он, должно быть, возник, словно восстающий из мертвых призрак. Глаза проповедника были широко раскрыты.

– Проблемы? – спросил Сор Талгрон, бросив взгляд в том направлении, откуда они пришли. Он опустился на колени и подобрал с пола кусок цепи.

– Здесь внизу никого не было, – сказал Ярулек, откидывая капюшон. Его голова была выбрита до голого скальпа, как у аскета, кожа туго обтягивала череп. Глазницы были впалыми и темными.

– Что это? – прошипел Реф. – Почему мы здесь задерживаемся?

– Проповедник Волхар Реф, – произнес Ярулек, склоняя голову. – Это честь.

Реф едва заметно кивнул в ответ. Он прошел мимо Апостола, пробираясь среди древних покойников, и остановился у ближайшего саркофага. На боковой панели мигали зеленые огоньки. Он провел рукой по выпуклой поверхности крышки, смахивая налет инея. По другую сторону хрусталя проступило лицо.

– Жизненные показатели? – спросил Сор Талгрон, обматывая цепь вокруг руки.

– Все стабильны, капитан, – отозвался Ярулек.

– Ты уверен, что это сработает?

– Это сработает.

– Что это? – снова произнес Реф. На фигуре внутри саркофага был надет плотно прилегающий металлический колпак, утыканный кристаллами, диодами и проводами. На обнаженном теле виднелись метки, и Реф наклонился, чтобы разглядеть их более отчетливо. Его дыхание собиралось дымкой в воздухе перед ним. – Кто они такие?

– Батарея, – сказал Ярулек. – Чрезвычайно мощная батарея.

– Для питания чего?

– Это псайкеры, взятые из Пустой Горы, – произнес Сор Талгрон. – Все в той отвратительной крепости – те, кого Империум считает слишком неуправляемыми, слишком слабыми, или же слишком слабыми, чтобы приносить пользу. Они были обречены на смерть.

– Во благо Империума, – полным яда голосом добавил Ярулек.

– Эти все равно умрут, – продолжил Сор Талгрон. – Только теперь умрут ради более благородной цели.

– Их… изуродовали, – произнес Реф, приблизив лицо к крышке саркофага. На плоти спящего внутри псайкера были вырезаны руны и символы. Раны окружала красная кромка, они гноились.

– На тебе колхидские тексты, однако ты рожден на Терре, не так ли? – спросил Ярулек, подходя ближе.

– Что с того? Во мне кровь примарха, как и в тебе, – огрызнулся Реф.

– За последнее время… в Легионе стало заметно меньше терранцев, – произнес Сор Талгрон. Волхар Реф посмотрел на него, наморщив лоб и не понимая смысла прозвучавших слов.

– Скажи, проповедник, – заговорил Ярулек. – Что ты был бы готов отдать, попроси об этом сам Лоргар?

– Что угодно, – немедленно ответил Реф.

– Ты отдал бы свою жизнь?

– Разумеется.

– Превосходно.

Услышав в голосе Ярулека смертоносное намерение, проповедник Реф резко обернулся, повернувшись спиной к Сор Талгрону. Прежде чем он успел среагировать, Сор Талгрон, словно удавку, набросил проповеднику на шею кусок цепи. Он с силой дернул за нее, перекрывая доступ воздуха и нарушая равновесие. Реф тут же потянулся рукой к душащей его цепи, силясь сделать вдох. Используя свою колоссальную, увеличенную доспехом силу, Сор Талгрон развернул Волхара Рефа лицом к Ярулеку.

Апостол сбросил с себя рясу. Под ней он оказался без доспеха и раздет до пояса, так что был виден татуированный торс. Свет свечи колыхался на коже, заставляя нанесенные символы и тонкую колхидскую клинопись плясать.

– Я тоже ношу на своем теле слово нашего повелителя, – произнес он. – Впрочем, его смысл недавно несколько изменился.

У него в руке был нож, и он шагнул вперед, чтобы погрузить оружие в тело проповедника.

– Такова воля Лоргара, – ощерился он.

Держась за цепь двумя руками, Волхар Реф подтянулся и ударил обеими ногами точно в грудь Ярулека. Сила удара отбросила Апостола назад и оттолкнула Сор Талгрона на один из стазисных саркофагов, от чего тот с визгом металла скользнул на полметра в сторону. Шлем капитана с хрустом врезался в низкую арку над головой, и хватка на цепи ослабла.

Реф вырвался на свободу и поднялся на ноги, когда Ярулек бросился на него. Когда нож Апостола сверкнул во мраке, проповедник перехватил запястье Ярулека, направляя оружие мимо себя, и резко повернул, выкручивая сустав. Другой рукой он вцепился Ярулеку в плечо и, используя инерцию Апостола против него же самого, впечатал его лицом в край каменного плинта.

Он вырвал нож из руки Ярулека и крутанулся, оборачиваясь к Сор Талгрону. Капитан Несущих Слово преграждал ему путь наружу.

– Во имя Императора, что происходит? – прошипел он.

– Уризен изменил свои чувства к Императору, – произнес Ярулек, пытаясь встать. С его лица капала кровь.

– Это безумие, – сказал Реф. – Семнадцатый никогда не изменит.

– Были те, кто сопротивлялся, – ответил Сор Талгрон.

– Этот нож, который ты держишь в руке, пролил много крови Легиона, – добавил Ярулек.

– Ты последний в своем роде, старый друг, – произнес Сор Талгрон. – Последний рожденный на Терре Несущий Слово, кто не принял новый путь. Чистка почти завершена.

– Новый путь? – переспросил Реф. – Что это за сумасшествие?

– В Монархии Император осудил нас за поклонение ему как богу, – сказал Ярулек. Он пожал плечами. – Мы нашли себе новых. Ну, то есть старых.

– Тебя слишком долго не было в Легионе, – произнес Сор Талгрон.

– В тебе нет ни грана веры, парень, – выплюнул Реф. – Все это не какое-то священное действо. Вы стали предателями, не более того.

– Нет, – отозвался Ярулек. – Мы обрели просветление.

– Зачем вы меня освободили? Почему бы просто не оставить меня гнить вместе с остальными из Воинства Крестоносцев?

– В свое время тебя бы просто казнили, – ответил Сор Талгрон. – Правда выплывет наружу. Правда всегда выплывает наружу. Думаешь, Дорн позволит тебе жить, узнав, что Семнадцатый присягнул Гору? А так ты еще можешь послужить Легиону. Так в твоей смерти есть смысл. Цель.

– Во что ты превратился, Сор Талгрон? – спросил Реф. – Ты больше не тот воин, которого я знал. Тот бы никогда не предал Империум. Даже через тысячу лет. С тобой что-то случилось, какая-то порча изъела твою душу.

– Я именно тот человек, которого ты знал, – прорычал Сор Талгрон. – Легион – моя жизнь. Так было всегда. Лучше было бы предать Семнадцатый? Так бы поступил человек, которого ты знал? Он бы предал лорда Аврелиана?

– Тот, кого я знал, понимал разницу между правильным и неправильным.

– Что правильно, а что нет – определяет победитель, – ответил Сор Талгрон. – Я солдат, каковым был всегда. Я делаю то, что мне приказали. Ничего не изменилось.

– Тогда будь ты проклят, и будь проклят Легион, – произнес Волхар Реф и шагнул к нему, сжимая нож Ярулека.

– Убить его! – запоздало закричал Сор Талгрон.

Ультрадесантник взмахнул перед собой рукой слева направо, как сметают все со стола в приступе ярости. Всех Несущих Слово швырнуло назад чудовищным ударом незримой силы.

Их впечатало в стену, которая прогнулась и смялась за ними. Однако невидимая сила не пропадала. Она продолжала давить на Несущих Слово, пригвождая их к месту. Казалось, будто реальность в комнате внезапно изменила свою ось, и задняя стена стала низом, а гравитация десятикратно увеличилась.

Ультрадесантник приподнялся на полом, его ноги повисли в воздухе. Его руки были распростерты ладонями вверх. Белое пламя вздымалось над кистями и изливалось из глаз. Зубы обнажились в злобном оскале.

Сила давила на Сор Талгрона так, что казалось, будто на груди стоит боевой танк, было трудно дышать. Руки и ноги прижимало к стене, и, невзирая на всю свою мощь, преумноженную волоконными пучками и сервоприводами доспеха, он не мог ни вырваться на свободу, ни даже поднять оружие на врага.

И все же, несмотря на многотонное давление, с его губ сорвался лающий смех.

Ультрадесантник обратил на Сор Талгрона свой пылающий взгляд.

– Ты находишь это забавным, предатель? – спросил он. Его речь звучала так, словно дюжина голосов сливалась воедино.

– Ты такой же предатель, как и я, – произнес Сор Талгрон. – Ты идешь против указа Императора.

– У тебя нет морального права осуждать меня, – сказал Ультрадесантник. Множество голосов накладывались друг на друга.

Сор Талгрон с заметным трудом рассмеялся снова.

– Мне нет нужды осуждать тебя. За меня это делают твои собственные поступки.

– Твои слова – яд, предатель, – произнес Ультрадесантник. – Мой проступок – ничто в сравнении с масштабами вашего вероломства.

– Так и зарождается предательство: небольшими шагами, – сказал Сор Талгрон. Он вновь попытался поднять оружие, но не смог. С тем же успехом он мог бы пытаться поднять гору, настолько мощную силу против него применяли. – Но тут нет полутонов. Либо повинуешься, либо нет. Ты пошел против слова Императора. В его глазах ты ничем не отличаешься от любого из нас. За такое он приказал убить одного из собственных сыновей, так с чего ты взял, что он простит тебя?

Ультрадесантник повел руками вперед, словно толкал тяжелый груз. Сила, удерживавшая Несущих Слово, стала еще интенсивнее. Доспех Сор Талгрона застонал. Он не смог бы выдержать еще большую нагрузку.

– Ты… так… же… проклят… как… мы… – прорычал капитан.

– Довольно! – выкрикнул Ультрадесантник, выбросив руку в направлении Сор Талгрона и напрягая пальцы, будто хватал что-то. Сор Талгрону внезапно сдавило горло, перекрыв трахею. – Этот мир сгорит, и весь твой вероломный Легион сгорит вместе с ним.

Вытянув руку и продолжая удерживать Несущих Слово на месте, проклятый библиарий вытащил плазменный пистолет. Он неторопливо прицелился и выстрелил. Последовала обжигающая вспышка жара и света, и один из легионеров Сор Талгрона погиб, ему пробило живот. Воздух заполнился смрадом растекающейся плоти и едким запахом плазменного разряда.

Несущие Слово боролись с психическим давлением, которое пригвождало их к месту, но толку не было. Никто из них не мог пошевелиться.

Пистолет библиария сбрасывал перегретый пар из силовых катушек. Воин опустил ствол на следующую цель – Сор Талгрона. Лицо капитана было лиловым, его горло продолжала стискивать невидимая железная хватка.

И тогда заговорил Ярулек. От его слов царапанье в сознании Сор Талгрона резко усилилось. Если бы он мог дышать, то, возможно, вскрикнул бы. Казалось, будто какая-то когтистая тварь внутри черепа отчаянно силится выбраться наружу. Он почувствовал, как из носа побежал ручеек крови.

Слова Апостола звучали гортанно и резко, они ни в каком отношении не были человеческими. Эти звуки были ненормальны, их не имело права произносить ни одно существо, рожденное в материальном мире. Они являлись зовом, призывом для созданий с другой стороны пелены реальности.

И, вопреки всей рациональной логике, на зов ответили.

Гудение в голове Сор Талгрона могло бы сойти за звуки сбоящего вокса, который принимает лишь помехи, или же за непрестанный гул миллиона насекомых. За трескучим шумом он слышал чириканье нечеловеческих голосов и пронзительный плач новорожденных. Это был тревожный, дезориентирующий звук, и он неуклонно нарастал.

Все осветительные полосы внутри помещения взорвались, разбрызгивая во все стороны осколки битого стекла. Словно занавес, опустился мрак, и чирикающие голоса внезапно оказались в одной комнате с ними. Единственным источником освещения оставался тусклый электронный свет инфодисплея из помещения снаружи. Электрическое жужжание в воздухе достигло болезненного резонанса.

Со звуком рвущейся бумаги от окружающей тьмы отделилась пара теней. Они полетели к библиарию, приближаясь к нему, словно мотыльки к свече, словно пиявки к крови. У каждой из бестелесных фигур была пара длинных тощих рук, созданных из одной лишь сплошной темноты. Конечности исходили из скелетоподобных тел, слабо напоминавших человеческие, которые истончались и исчезали ниже уровня пояса.

Они сцепились с Ультрадесантником, впившись в его руку с оружием своими бесплотными когтями, и выстрел ушел мимо цели, прожигая металл в полуметре над головой Сор Талгрона. Капитан почувствовал, что давление на него уменьшилось, и сделал вдох, судорожно хватая воздух. Сопротивляясь давящей психической силе, он сумел чуть-чуть сдвинуть руку. Кончики пальцев коснулись волкитного пистолета в нагрудной кобуре.

Тени окружили библиария, оплетая его, будто змеи. Одна продолжала удерживать его руку с оружием, борясь с ним, а другая исступленно нащупывала его горло. Ультрадесантник отбивался от них, силясь стряхнуть, однако это было все равно, что хватать дым.

Материализовалась третья тень, которая возникла из тьмы и вздыбилась позади. Она обхватила голову Ультрадесантника своими теневыми когтями, и библиарий взревел, когда холодные пальцы погрузились в его разум. Бесплотное существо содрогнулось, его руки запульсировали темным не-светом, уходящим в тело, и его фигура стала более материальной. Сор Талгрон осознал, что оно кормится. На не имеющем никаких прочих черт лице распахнулся рот, обнажая ряды крошечных колючих зубов, и создание выдохнуло облако гудящих мух, которых сопровождал смрад, похожий на запах гниющей плоти.

Два других духа возобновили свои усилия. Было совершенно очевидно, что библиария вот-вот одолеют.

Издав рев, тот вскинул руку в направлении остова «Контемптора», безжизненно лежавшего на полу. Тот приподнялся в воздух и – вместе с резким движением руки Ультрадесантника – врезался в Ярулека.

Голос Апостола умолк, и призраки начали угасать. Они силились остаться в материальном мире, лихорадочно цепляясь за плацдарм в реальном пространстве, однако их медленно утягивало обратно в тень. Они вопили и корчились, но затем исчезли. Библиарий стоял в одиночестве, тяжело дыша.

Раздался одиночный выстрел, разошедшийся громким эхом, и в груди Ультрадесантника появилась пробитая дырка. Он рухнул назад, по направлению траектории высокоскоростного снайперского снаряда.

Тяжесть, прижимавшая Сор Талгрона к стене, пропала, и капитан поднялся на ноги. Он бросил взгляд назад, в сторону транспортера. Лот стоял на одном колене, из ствола его длинной винтовки тянулся дымок.

– Хороший выстрел, – проворчал он. Сержант разведчиков пожал плечами.

Сор Талгрон подошел к библиарию. Ультрадесантник распростерся на полу, под ним собралась лужа крови. Сор Талгрону не требовалось быть апотекарием, чтобы понять, что легионер не выживет.

– Отчаяние делает всех нас глупцами, – произнес он. – Тебе не было нужды нарушать Никейский эдикт. Теперь ты умираешь изменником.

– Возможно, – выдохнул Ультрадесантник. – Но вы… умрете… вместе…

Его голос стих, жизнь покинула тело.

Сор Талгрон нахмурился и отвернулся. Гул в его сознании наконец-то исчез, хотя в висках продолжало болезненно стучать. Неожиданно, но выдохнутые тенью-демоном мухи все еще оставались здесь. Они лежали замертво на спине, поджав лапки, и хрустели под сапогами.

Демоны. Таковы были новые союзники XVII Легиона. Если бы на нем не было шлема, он бы сплюнул с отвращением.

Он увидел, как двое его легионеров оттаскивают останки «Контемптора» и помогают Апостолу Ярулеку подняться на ноги.

– Стало быть, ты жив, – заметил Сор Талгрон, не испытывая по этому поводу никаких эмоций.

– Капитан, вам нужно на это взглянуть, – произнес Лот.

Сор Талгрон двинулся на голос сержанта разведки и вошел в маленький командный центр связи. Большую часть места занимали сенсорные системы и инфодисплеи, заполненные данными.

– Что я вижу? – поинтересовался он, ткнув пальцем в один из экранов. – Это то, что я думаю?

– Да, – сказал Лот. – Там на орбите есть активный корабль Ультрадесанта.

– Дайте мне звук на том экране, – велел Сор Талгрон, указывая туда, где виднелось изображение что-то говорящей женщины.

– … на третью бомбардировочную палубу, – говорила женщина, когда к визуальной трансляции подключилась звуковая. – Огневой расчет зафиксирован. По моему сигналу.

– Они готовятся стрелять, – произнес Лот. – Они используют этот канал, чтобы управлять системами наведения.

– Отключи связь! – рявкнул Сор Талгрон.

– Пытаюсь, – отозвался Лот, нажимая на клавиши управляющей консоли. – Меня заблокировали.

Женщина на экране повернулась и посмотрела на Несущих Слово. По штифтам на лацкане Сор Талгрон увидел, что она – адмирал флота. Тонкие губы тронула неприятная улыбка.

– Я так понимаю, что легионер Ксион Октавион мертв, – произнесла она. – Он умер как герой. Как бы то ни было, он выиграл необходимое мне время. Предатели, вы все сгорите.

Сор Талгрон выругался и вытащил свой волкитный пистолет, прицелившись точно в центр управляющего модуля. Лот встал и попятился, второпях сбив стул.

Капитан выстрелил, разрядив оружие в консоль. Весь блок взорвался искрами и огнем, инфодисплеи разлетелись.

Ярулек стоял в дверях, опираясь на поддерживающую его руку легионера.

– Что может сделать один поврежденный корабль?

– На этом континента еще есть силы Ультрадесанта, – произнес Сор Талгрон. – Они не станут метить по зонам боевых действий из опасения убить своих же легионеров. Они не дадут на такое разрешения. Это не в их природе. Они будут целиться по одной из наших точек сбора.

Посреди последовавшей тишины в воксе затрещал голос Дал Ака.

– Капитан! Приближаются вражеские противопланетные заряды! – произнес он. – Множественные сигналы!

10

Децим сжимал цепной топор руками, скользкими от крови, которая текла из дюжины ран. Он лишился собственного оружия – а также нескольких единиц, добытых у павших друзей и врагов – ранее в ходе боя. Мускулы пылали, броня висела изодранными лоскутами. Одно из легких утратило целостность, вторичное сердце тяжело стучало, принимая эстафету у ослабшего основного, пронзенного осколками. Он знал, что у него больше дюжины внутренних травм, требующих немедленного внимания медиков.

Магистр ордена раздробил череп предателя обухом топора, скривившись от боли при ударе. Он отбросил цепной топор в сторону – у оружия не хватало такого количества зубьев, что оно представляло собой немногим более, нежели дубину. Он подобрал грубо сработанный нож, который сжимал вражеский легионер. Тот был горячим на ощупь, и руку начало странным образом пощипывать. К горлу подступила желчь. Децим швырнул проклятый клинок прочь.

– Вот, мой повелитель, – произнес раненый сержант Ультрадесанта, протягивая свой силовой меч. Воин был до такой степени залит кровью, что его можно было бы спутать с Несущим Слово.

– Благодарю, сержант Конор, – сказал Децим, принимая клинок. Он вдавил активационную руну, и по всей длине меча разлилась энергия. – Макраггский?

Сержант устало кивнул.

– С самих гор Венца.

Визг приближающегося артиллерийского снаряда заставил Ультрадесантников забраться в укрытие. Децим не стал утруждаться. Он определил по звуку, что это мимо цели, влево от него. Над усыпанной трупами равниной забушевал горячий ветер, и удушливые облака на мгновение разошлись от завихрения воздуха, вызванного невидимым взрывом.

Враг вновь шел на них. Ряды легионеров и дредноутов наступали вместе с «Поборниками» и «Носорогами». Их все еще были тысячи.

– Мой повелитель! – раздался крик. Он слишком устал, чтобы определить, кто говорит. – Мой повелитель, смотрите!

Подняв взгляд к небу, Аэк Децим увидел, как сквозь верхние слои атмосферы падают десятки пылающих предметов. За каждым оставался огненный след. Он встал среди грязи и крови, тяжело дыша. Дело было сделано.

– Подкрепления? – спросил один из его легионеров, и Децим почувствовал укол стыда. Он не рассказал о своем последнем приказе никому, за исключением самых высокопоставленных офицеров и группы подвергнутых взысканию легионеров. Он решил, что так будет лучше.

Несколько из его людей издали хриплый ликующий крик, подумав, что Магистр ордена подтвердил прибытие подкреплений. Впрочем, другие были умнее.

– Это не десантные капсулы, – произнес сержант Конор, понизив голос, чтобы его слышал только Децим. – Подкрепление не придет, так ведь.

Это был не вопрос.

– Нет, – ответил он. – Планета погибла, как и мы. Однако мы заберем вместе с собой всех этих языческих вероломных ублюдков.

С помощью сержанта он устало взобрался на крышу разбитого остова «Носорога» и высоко поднял силовой меч, чтобы всем было видно. Их осталась жалкая горстка, однако он видел горящую в глазах гордость. Гордость и злость.

Первый из орбитальных ударов пришелся к северу. Полыхнула слепящая вспышка, и за горизонтом в воздух поднялся гриб зеленого пламени. Магистр ордена прикинул, что звук будет идти до них почти минуту. Другие падали над головой, ближе, чем первый.

История не станет сурово судить его за это, однако лишь потому, что после завершения здесь не останется ни одного выжившего из XIII Легиона, кто рассказал бы о том, что он привел в действие. Ни у кого никогда даже не возникнет вопросов, чья сторона обрушила этот кошмар на верный мир Пяти Сотен. Время сомнений прошло.

– Последняя атака, сыны Ультрамара! – взревел Децим. – Последняя атака во имя Жиллимана и Императора!

Он спрыгнул с «Носорога», уйдя в липкую трясину до середины голени.

– Идемте, братья. Честь и слава!

– Честь и слава! – отозвались они как один.

Схватка длилась недолго. Легионер без доспеха не мог поспорить с легионером в доспехе.

Когда Волхар Реф нанес колющий удар, Сор Талгрон поймал его за руку. Хрустнули кости, нож с лязгом упал на пол. Проповедник ударил кулаком в боковую часть шлема Сор Талгрона, расколов линзу и смяв керамит.

– Большего ты не добьешься, – произнес Сор Талгрон. Свет треснувшей линзы мерцал.

Он схватил Рефа за шею и впечатал его телом в стену. Один раз, другой – используя всю свою силу, увеличенную сервоприводами. Кирпичи вокруг Рефа осыпались, и он осел на колени. Подойдя ближе, Сор Талгрон тяжело ударил его тыльной стороной руки в висок, мгновенно уложив.

Сор Талгрон присел над проповедником, уперев одно колено посередине спины и прижимая его к полу, а одной рукой надавил ему на затылок. Второй рукой он подобрал клинок Ярулека. Даже через перчатку рукоять атама казалась теплой.

– Это мой наставник, а также воин, который в свое время заслуживал уважения самого примарха, – прорычал Сор Талгрон. Он прижимал клинок атама к задней стороне шеи Волхара Рефа. – Я не допущу, чтобы он страдал без необходимости.

– Это сработает, капитан, – заверил его Ярулек.

– Если нет, я перережу тебе глотку. Обещаю.

А затем он вдавил нож между позвонков Рефа, погружая его в хребет.

Они еще не прибыли на поверхность, а двери уже начало разъедать. Температура внутри транспортера заметно упала, из вентиляции сочилась резкая алхимическая вонь. Над головой скрипел трос подъемника. Сор Талгрон не был уверен, что они вообще доберутся доверху.

То, что враг запустит планетоубийцы, стало ошеломляющим поворотом. Он даже не рассматривал подобное как стратегическую возможность для XIII-го.

– Этот мир погибнет вместе с бессчетными тысячами воинов Семнадцатого, однако похоже, что вы впечатлены, – произнес Ярулек.

– Это так, – ответил Сор Талгрон. – Я не думал, что в них такое есть.

Он отдал приказ об эвакуации, но было маловероятно, что до удара бомб планету покинул кто-либо, кроме малой доли его легионеров. Теперь вокс затопило помехами.

– Нам следовало остаться внизу, – сказал Ярулек.

– Молчи, жрец, – огрызнулся Сор Талгрон. – Остаться там означало смертный приговор. Нам нужно выбираться с планеты.

– Посмотрите, что они выпустили на свободу! – ощерился Ярулек. Внутрь подъемника сквозь вентиляцию и трещины в двери сочился химический туман. Там, где дымка соприкасалась с голым металлом, трепетали языки бледного пламени. Они потянулись к Ярулеку, привлеченные его жестом. – Вы думали, они на такое неспособны? Этот мир сгорит.

Сор Талгрон развернулся и оттолкнул Ярулека к задней стене, сомкнув руки у него на горле.

– Твои боги тоже этого не предвидели, жрец, – произнес он. – Похоже, что все мы недооценили, насколько Тринадцатый нас ненавидит. Насколько далеко они зайдут, чтобы пустить нам кровь.

Он еще раз толкнул Ярулека и с отвращением отвернулся. Отвращение вызывал не только Темный Апостол, а вообще все: то, во что превратился Легион, наследственная слабость в его генах, собственные поступки на Терре – и это было лишь немногое.

– Выйти наружу значит умереть, – сказал Ярулек. – Есть иные способы, иные пути, которыми можно пройти. Если знать, как именно.

Внутри Сор Талгрона поднялась холодная ярость.

– Я не побегу, будто червь в нору, оставив своих легионеров на смерть, – произнес он, на мгновение бросив на Ярулека уничтожающий взгляд, а затем вновь отвернувшись.

– Да будет так, – выдохнул Ярулек.

Температура внутри подъемника резко упала, по стенам пополз иней. Вокруг Несущих Слово закружилось множество теней и нашептываний.

Когда Сор Талгрон обернулся, Ярулека не было.

Транспортер со стоном остановился. Пожираемый едким химическим туманом металл уже начинал прогибаться и разваливаться.

Двери открылись. Мир снаружи пылал.

11

Фосфекс, как впоследствии напишет Робаут Жиллиман, представлял собой «несомненно, самое позорное оружие из созданных людьми, которое человечество когда-либо к своему стыду применяло против живого мира».

Чрезвычайно летучая зажигательная смесь обладала способностью гореть без кислорода и практически без подпитки топливом. Она могла гореть под водой – в сущности, она воспламеняла саму воду – и прожигала сплошной камень, самый огнеупорный керамит и адамантий, совершенно уничтожая всю жизнь на углеродной основе, с которой соприкасалась.

Известная под различными названиями, как то: «живой огонь», «ползучая смерть» и «ледяной огонь» за тягу к движению и отрицательной температуре горения, после высвобождения они распространялась по экспоненте, сжигая все на своем пути. Ее создавали для одной-единственной цели – абсолютного истребления жизни на планете. Загрязнение остатками ее сгорания было гораздо более стойким, чем даже самая смертоносная радиация от ядерных осадков или выброса из плазменного ядра, что делало любую соприкоснувшуюся с ней местность непригодной для обитания.

Даже Гвардия Смерти не любила ей пользоваться, кроме как в самых крайних обстоятельствах, и даже тогда применяла ее исключительно по приказу самых высших эшелонов командования Легиона. Примарх XIII Легиона санкционировал использование фосфекса лишь дважды, и это было сугубо в изолированных областях, однако эти боеприпасы все еще хранились на небольшом количестве наиболее мощных боевых кораблей для применения в крайнем случае.

Согласно решению Магистра ордена Децима, Перцептон Примус представлял собой именно такой случай.

Одна ручная фосфекс-бомба могла заразить воздух и почву в месте взрыва на тысячу лет. За всю историю Легиона за одну бомбардировку никогда не выпускали полный залп боеголовок с фосфексом. В теоретических симуляциях пострадавшему от подобной атаки миру уже не суждено было восстановиться.

В общей сложности с «Праведной ярости» по поверхности Перцептона Примус было запущено двадцать четыре атмосферных ракеты типа «Морталис». Все они попали по единственному сверхконтиненту планеты, накрыв зону рассеивания шириной в десять тысяч километров. Каждая метила в ключевую стратегическую позицию, координаты которых были загружены с подземной коммуникационной базы в горах – точки эвакуации Несущих Слово, город Массилея, поле боя, куда благодаря Магистру ордена стянулись большие силы вражеских легионеров.

«Праведная ярость» была уничтожена вместе со всем экипажем через три минуты и двадцать семь секунд с момента запуска первого залпа. Убийство совершил крейсер XVII легиона «Освященный».

К тому моменту поверхность Перцептона Примус уже пылала.

Извлечь у легионера основное сердце оказалось сложнее, чем можно было бы ожидать, пусть даже на нем не было доспеха.

Сперва шел черный панцирь, твердая подкожная оболочка, обладавшая прочностью выдаваемой гвардейцам противоосколочной брони и достаточно жесткая, чтобы остановить твердую пулю. После его преодоления резать слишком высоко означало наткнуться на сросшуюся грудную клетку.

Пытаться разрубить ее, не будучи хорошо экипированным, было бесполезно. Кости космодесантника имели прочность железа, а грудина представляла собой один сплошной массив.

Решение проблемы, как было известно Сор Талгрону, состояло в том, чтобы заходить ниже грудной клетки. Глубокий вертикальный разрез прямо под грудиной.

– Жаль, что Дорн отсылает нас прочь, – произнес Ярулек, разрезая плоть и сухожилия. – Все пушки нашего флота, стоящего на верфях вокруг Луны, готовы выстрелить в наиболее подходящий момент. Это было бы… восхитительно.

– Дорн не дурак, – сказал Сор Талгрон. – Мы знали, что это возможно, потому у нас и есть свои аварийные варианты: комета, верфи, наши союзники на Марсе и тому подобное. Заряды остаются на взводе, так?

– Да, – ответил Ярулек. – Лот хорошо поработал. Когда бомбы взорвутся, они решат, что психические муфты просто перегрузились. Будет суматоха. Паника. Что более важно, они окажутся слепы. Могут пройти месяцы, прежде чем они смогут послать или принять какое-либо астропатическое послание за пределами Солнечной системы.

– Хорошо, – произнес Сор Талгрон.

– Лорд Аврелиан будет недоволен, что нас отводят от Терры. Будь здесь наш гарнизон во время финального натиска…

– Это всегда было вероятно, – ответил Сор Талгрон. – Наш примарх знал об этом. Мы подготовили, что могли, с пользой проведя здесь время. А теперь что касается нашего последнего сюрприза…

Парализованный и близкий к смерти Волхар Реф лежал на полу на спине, поверх тяжелого листа брезента, покрытого темными пятнами крови. Они сняли с него одеяние и срезали желтый комбинезон, обнажив мускулистое тело. Его кожа лоснилась от крови. Он испустил приглушенный стон, страдальчески подергивая головой, когда Ярулек запустил руку в разрез на животе, углубляясь в полость тела и наощупь продвигаясь вверх.

У него не было языка, который вырвали изо рта у самого корня. Выброшенный орган лежал на полу. Между зубов был пропущен кусок цепи, завернутый за шею, словно кляп. На мягких тканях груди, бедер, плеч и шеи были вырезаны кровоточащие губительные символы. Ярулек превратил его плоть в кровавый пергамент для собственного труда. Восьмиконечный Октет был вырезан на лбу так глубоко, что пробороздил череп.

– Разумно ли было говорить Дорну, что вы посещали комету? – спросил Ярулек.

– Лучший обман – тот, в котором присутствует доля правды, – ответил Сор Талгрон. – Солги я, он бы это понял.

– Задача была выполнена?

– Нет, – с оттенком горечи произнес Сор Талгрон. – Дорн вернулся, и мне пришлось бросить ее незаконченной. Чтобы завершить задание, я оставил там группу с Ибариксом.

Ярулек прервал свою кровавую работу и бросил взгляд на капитана.

– Это смертный приговор, – сказал он.

– Ибарикс вызвался добровольно. Когда наступит время, Легион будет гордиться им. А теперь пошевеливайся. Мы и так уже задержались.

Ярулек понимающе кивнул и снова сконцентрировался на насущном деле.

– Это осквернение не доставляет мне удовольствия, – обратился Сор Талгрон к Волхару Рефу. Он стоял поодаль, в стороне от кровавой работы, скрестив руки на груди. – Это просто средство для достижения цели. Ты – всего лишь очередной инструмент в моем арсенале, оружие, которое можно использовать в бою. Война придет на Терру, и дворец падет. Ты станешь частью этого.

Апостол вытащил из торса Рефа окровавленную руку. Он держал основное сердце истерзанного Несущего Слово. Оно продолжало пульсировать, с каждым натужным содроганием из рассеченных артерий и вен лилась кровь. Проповедник уставился на собственное еще бьющееся сердце широко раскрытыми глазами. Он дышал короткими, резкими глотками. К этому моменту уже заработало второстепенное сердце – так легионер мог прожить какое-то время.

– Склянку, – произнес Ярулек.

Перед началом работы Ярулек поставил рядом два стеклянных сосуда. В одном находилось нечто маслянистое и корчащееся. В другом не было ничего, кроме некоторого количества чернильно-черной жидкости. Сор Талгрон откупорил крышку второй склянки и протянул ее Ярулеку, который засунул внутрь сердце Рефа и закрыл сосуд.

– Вторую, – сказал Ярулек, указывая на нее. – Дайте ее мне. Быстрее.

– Я не притронусь к этому, – произнес Сор Талгрон, держа перед собой сосуд с сердцем Рефа. Оно перестало биться.

Зашипев, Ярулек встал и сам взял склянку, а затем снова опустился на колени рядом с Волхаром Рефом. Лицо легионера было бледным, а взгляд расфокусированным. Дыхание стало менее глубоким. Тело отключалось, погружая его в спячку.

Ярулек пробормотал серию не-слов, от которых у него изо рта потекла кровь, а огонек свечи замерцал. Он ударил склянкой, которую держал в руке, об каменный пол, и стеклянная поверхность покрылась паутиной трещин. Из трещин начала сочиться темная маслянистая и испаряющаяся жидкость, воздух заполнился смрадом гнилого мяса. Корчащаяся тварь внутри впала в неистовство, она билась и колыхалась, напирая на свою расколотую темницу. Ярулек продолжал держать склянку в руке, а кусочки стекла начали отваливаться, и наружу высунулись напоминающие червей придатки цвета кровоподтека.

Волхар Реф уже потерял сознание, его дыхание все замедлялось, пока не стало едва различимым. Ярулек склонился над ним, продолжая говорить на языке демонов, с губ капала кровь. С разбитой склянки сыпалось грязное стекло, удерживаемая внутри тварь пыталась освободиться. Сор Талгрон чувствовал ее присутствие, она скребла по краям его разума, будто по доске для письма, силясь втянуть себя в реальность. Извивающаяся тварь в склянке представляла собой лишь крошечную долю существа – остальная часть обитала в бурлящем хаосе варпа.

– Если я это чувствую, то и другие могут, – прорычал он. – Контролируй его.

– Эта комната защищена, – отозвался Ярулек. – Никто ничего не уловит.

– Просто давай быстрее.

Ярулек погрузил разбитую склянку в проделанный им разрез на теле Волхара Рефа и втолкнул ее в пустоту на месте сердца. Он вытащил руку и вытер маслянистые остатки.

Волхар Реф дернулся, его тело забилось в конвульсиях. Глаза распахнулись, во взгляде был невыразимый ужас. Он застонал, качая головой из стороны в сторону. Умоляюще поднял глаза на Сор Талгрона. Ему удавалось судорожно хватать воздух, но при этом мышцы шеи вздувались, а вены на виске напрягались так, что едва не лопались. Он пытался кричать, просить, проклинать их, но не мог.

Сор Талгрон почувствовал, как склянка у него в руке содрогнулась. Он поднял ее, в нем боролись изумление и отвращение. Сердце проповедника внутри вновь начало биться.

– Работает, – произнес Сор Талгрон.

– Оно срастается с ним, – сказал Ярулек. Он зашивал живот Рефа, плотно стягивая кожу и соединяя ее при помощи толстой нитки и зазубренного крючка. Это была грубая работа, производимая наспех, однако ее должно было хватить.

Закончив, он вытер кровь со рта тыльной стороной кисти.

– Эти обереги сдержат его, – произнес он, сделав едва заметный жест в направлении символов, вырезанных на плоти Рефа. – Пока не придет нужное время.

– А тогда разумы этих замороженных псайкеров дадут энергию для его освобождения, – произнес Сор Талгрон.

– Верно, – ответил Ярулек.

– Как я уже сказал – если не сработает, я перережу тебе глотку.

– Скорее всего, пройдут годы, прежде чем мы узнаем.

– Я могу подождать, – сказал Сор Талгрон. Он положил руку на окровавленный лоб Волхара Рефа. – Прости, старый друг.

Двери разъехались, и пылающий бело-зеленый туман почти охотно опустился на одного из легионеров осадного отделения. Тот пошатнулся, от его доспеха пошел пар, и броня мгновенно зашипела. Фосфекс начал действовать, и ее поверхность растворялась.

Сор Талгрон и еще один из Несущих Слово втащили пораженного легионера обратно, но дело уже было сделано. Тяжелая броня пошла пузырями и трещинами, и они уронили его на пол. Первыми подались обрезиненные уплотнения доспеха, и воин взревел, когда его плоть начала с шипением гореть внутри брони. Пол под ним зашипел, когда в него вгрызся едкий химический туман.

Жгучая дымка расползалась по посадочной площадке. Горы находились на самом краю одного из взрывов, но даже несмотря на это, творилась ужасающая бойня. Все задетое жадно пожиралось. Металл распадался, как будто его погрузили в кислоту, а голый камень полыхал зеленым пламенем. Удушливые металлические облака поглощали сам воздух.

– Боги, – выругался Лот. – Корабли.

Транспортов Несущих Слово не было. Оставалась более легкая машина XIII Легиона, но, бросив на нее взгляд, Сор Талгрон убедился, что на ней они никуда не улетят – фонарь кабины прогнулся внутрь, размягчившись под действием едкой алхимической отравы, а металлический фюзеляж растворялся на глазах.

С платформы было не выбраться.

Павший легионер погружался в пол, который расплывался и таял под ним. Его крики были практически жалкими, так что Сор Талгрон быстро прикончил его своим боевым клинком. Настил подался, и тело Несущего Слово провалилось в шахту подъемника. Коррозия распространялась по полу.

– Наружу, – скомандовал он.

Платформа горела, однако едкий туман еще не поглотил ее. Оставались безопасные островки. Вдали алхимическое пламя обволакивало горы, стекая по ним, словно лавина. Он осознал, что им повезло с местом. Должно быть, другие горы выступили в роли буфера, защитив их от большей части осадков фосфекса, однако вздымающийся туман быстро приближался. У них оставалось в лучшем случае несколько минут.

– Дал Ак, – прорычал Сор Талгрон, вглядываясь в небо.

– Вокс все еще не работает, – сказал Лот.

– Запускай сигнальную ракету, – приказал Сор Талгрон.

Однако прежде чем сержант разведки смог выполнить распоряжение капитана, они заметили последнюю ракету, которая с воем неслась вниз сквозь верхние слои атмосферы.

Она скрылась за горами, однако было несложно рассчитать, что она упадет ближе к ним, чем все остальные.

Они не почувствовали удара под ногами – не сразу. Чтобы дойти до них, ударной волне требовалось время, однако она должна была оказаться разрушительной. Поначалу они также ничего не услышали.

Однако произошла обжигающая сетчатку вспышка. Она затмила небо. Оптические глушители шлема Сор Талгрона отсекли жгучий взрыв, сохраняя ему глаза и затемняя все в процессе компенсации.

Следом за детонацией в воздух поднялось гигантское облако бурлящей пыли, дыма и бледного пламени, скорость которого нарастала даже во время подъема в стратосферу. Осадки от взрыва с ревом прошли над вершинами гор палящей и обжигающей ударной волной, которая понеслась к ним стеной высотой в дюжину километров. Эта стена скрывала пики из виду один за другим, приближаясь с колоссальной быстротой.

Не существовало никакого способа избежать ее. Оставалось лишь стоять и смотреть, как она с воем движется к ним, пожирая все за собой. Это была смерть, и она шла за ними.

Никто и ни за что бы не поверил, будто кто-то из сыновей Жиллимана санкционирует применение фосфекса в таких масштабах, особенно против одного из своих же миров. Сор Талгрон знал, что за подобное зверство осудили бы даже его собственный Легион.

– Возможно, именно этого мы и заслуживаем, – пробормотал он.

12

Стена бурлящего бледно-зеленого алхимического огня ударила по ним, оторвала от земли и швырнула назад.

Сор Талгрон вскрикнул, когда крушащая кости сила впечатала его в скалу. Его вопль затерялся в оглушительном реве губительного инферно. Он мало что мог разглядеть сквозь окружавшую его белую дымку и бледное пламя, но мельком видел, как легионеров бросает из стороны в сторону, будто игрушки жестоких богов. Это было похоже на пребывание во власти огненного циклона, только ветры состояли из самых едких химикатов, когда-либо изобретенных человеком.

Первыми погибли Лот и его отделение, их облегченные доспехи были в наименьшей степени способны противостоять токсичным ветрам. Броня растворилась на телах, пожираемая яростным жгучим холодом. Кожа и мышечная ткань расплавились, а кости вспыхнули, когда с них соскользнуло мясо. Линзы шлемов разлетелись, глаза и мозги превратились в жидкость, в мгновение ока выгорев внутри черепов.

Уплотнения доспеха подались, и Сор Талгрон почувствовал кислотный ожог. Боль была мучительна, хуже всего, что ему когда-либо доводилось испытывать. У него на лице уже присутствовали следы рубцов от радиации и ядерных ожогов, однако боль от тех ран не шла ни в какое сравнение с кошмарным ощущением от вплавляющегося в плоть фосфекса.

Ударная волна прошла. Сор Талгрон и его воины, шатаясь и спотыкаясь, оказались на плавящейся платформе. Их тела заливало удушливое едкое пламя. Никто не избежал его ярости. Половина легионеров уже погибла, их трупы буйно пылали на земле. Плоть Сор Талгрона горела, и он рухнул на колени. Жилы, связки и мускулы лодыжек и коленей оказались съедены, герметизирующие уплотнения, наконец, окончательно сдались.

Все его тело захлестывала жгучая боль – как внутри, так и снаружи. Мускулы превратились в пламя. Оба сердца запылали.

Растворившаяся решетка шлема провалилась внутрь, и он вдохнул горящий едкий туман, втянув его в легкие. Линзы визора разъело, глаза расплавились и стекли вниз по опаленным щекам.

Он упал, корчась, каждое нервное окончание горело в агонии. Плоть разрушалась, мерцая бледным огнем, который обгладывал ее с костей. Броня полыхала, ее разлагало на базовые составляющие и пожирало. Сам воздух, который он вдыхал, представлял собой ядовитое пламя.

Он силился выпрямиться, однако не мог победить в этом бою. Одной лишь силы воли было недостаточно. Он вновь упал и на сей раз не поднялся.

В свои последние секунды он подумал о Волхаре Рефе. Лучше умереть, чем претерпеть такую судьбу.

Сор Талгрон и его спутник, закутанный в темно-багряную рясу с низко опущенным на лицо капюшоном, шагали по стыковочному коридору к ожидающему десантному челноку. Их окликнул властный голос, измененный высокотехнологичным вокабулятором.

– Стойте!

Двое Несущих Слово замедлили движение и повернулись на голос.

– Проблема? – выдохнул Ярулек из маскирующей тени своего капюшона. Сор Талгрон знал, что под рясой он сжимает свой атам, готовясь нанести удар. Это бы мало помогло против тех, кто приближался.

– Возможно, – произнес он.

К ним шло трое кустодиев, за которыми трепетали красные плащи и плюмажи оттенка артериальной крови. Они остановились перед двумя легионерами, с резким звоном ударив основаниями своих алебард о пол.

– Да? – спросил Сор Талгрон. У него зудела рука от желания потянуться к оружию.

Лицевой щиток стоявшего впереди кустодия скользнул назад, открывая суровые черты Тибера Аканфа.

– Итак, вы нас покидаете, – сказал он.

– Покидаем, – отозвался Сор Талгрон. – Дорн приказал всем легионерам Семнадцатого в Солнечной системе выдвигаться к Исствану. Мы направляемся на сбор.

Тибер Аканф кивнул.

– Вы задержались по дороге сюда? Неполадки у сервитора-пилота?

– Да, в орнитоптере. Небольшая задержка. Неудобство, но не более того.

Взгляд кустодия задержался на закутанной в плащ и скрытой капюшоном фигуре Ярулека.

– Ты хотел еще чего-то, страж? – спросил Сор Талгрон, и внимание Тибера Аканфа вновь обратилось на него. Какое-то мгновение лицо воина было сурово, однако затем приобрело иное, лишь чуть более теплое выражение.

– Просто пожелать вам всего хорошего, – сказал он. – Было честью иметь с вами знакомство в те годы, что вы провели на службе в Солнечной системе.

Сор Талгрон снял шлем и посмотрел кустодию в глаза. Его уважение к стражу было неподдельным. Он протянул руку, и они обменялись пожатием по старинному воинскому обычаю.

– Успехов в бою, – произнес Аканф. – Возможно, мы еще встретимся.

– Я уверен, что встретимся, – ответил Сор Талгрон.

«Грозовая птица» опускалась под ударами бурлящих вихрей, оставшихся после циклопического взрыва. Она приближалась с трудом, корчащийся липкий туман, цеплявшийся к горам, поднимался ей навстречу, вытягивая огненные отростки.

Турбины двигателей развернулись вниз, и десантно-штурмовой корабль с ревом зашел под длинный выступ посадочной площадки. Когтистые посадочные приспособления не были выдвинуты – платформа более не обладала твердостью – однако штурмовая аппарель опустилась, открываясь в кипящий снаружи хаос. Машина нетвердо зависла в воздухе, содрогаясь и покачиваясь. Белое пламя лизнуло корпус, и она начала гореть.

Ее ждали двое, облаченные в пылающие доспехи катафрактиев и поддерживающие между собой обугленную фигуру. Наполовину ковыляя, наполовину ползком они неуверенно двинулись к зеву аппарели, волоча безжизненного воина. Для первого из них это оказалось чересчур – даже огромные, укрепленные для пребывания в пустоте доспехи «Катафракт» не могли сохранять целостность под разрушительным воздействием фосфекса. Он рухнул, и последний стоящий на ногах легионер на Перцептоне Примус самостоятельно забросил обгорелое тело на рампу, протолкнул дальше, а затем забрался сам и упал внутрь.

Направленные двигатели «Грозовой птицы» взревели. Ее корпус разъело в тех местах, где его лизнуло ледяное живое пламя. Машина отодвинулась, разворачивая сопла к покрову бело-зеленой смерти, пожиравшей местность внизу от края до края горизонта, и рванулась в небо, с воем возвращаясь сквозь верхние слои атмосферы.

Корабль избавился от фосфекса, только достигнув пустоты. Если это пламя прицеплялось, единственным способом потушить его оставался контакт с холодным вакуумом.

В десантном отсеке «Грозовой птицы» легионер в доспехе терминатора держал обгоревшие останки своего командира, пока весь находившийся внутри воздух уходил в пустоту. Затем он рухнул, наконец сдавшись.

– «Инфидус Диаболус», говорит «Грозовая птица» АТ-394, прибываем на кормовую пусковую палубу номер четырнадцать, – произнес Дал Ак из кабины десантно-штурмового корабля. – Мне нужна подготовленная и ожидающая аварийная медицинская бригада. Готовьте апотекарион для работы с критическими повреждениями от фосфекса и пребывания в пустоте. Приоритет номер один.

– «Грозовая птица» АТ-394, свободных медицинских групп нет, – пришел насыщенный помехами ответ. – Апотекарион уже переполнен поступающими пострадавшими.

– Я везу капитана Сор Талгрона. – просто сказал Дал Ак. На мгновение последовала пауза, затем связь со щелчком переключилась на другой канал. Раздался новый голос.

– Принято, «Грозовая птица» АТ-394. Медицинская бригада подготовится и будет вас ждать.

13

– Он будет жить?

Урлан бросил взгляд назад, на говорившего – Темного Апостола Ярулека. Тот стоял, скрестив руки на груди. Вокруг стола собралось еще несколько прочих офицеров и легионеров. На всех были заметны следы битвы, у многих виднелись раны разной степени тяжести.

– Я удивлен, что он вообще жив сейчас, – произнес Урлан, тщетно пытаясь протереть линзы визора шлема от крови. – Удивлен, что он был жив, когда попал сюда.

– Но ты можешь его спасти?

Урлан посмотрел на пациента, корчащегося на столе перед ним.

– Нет, – сказал он.

– Тогда его судьба в руках богов, – произнес Ярулек.

Урлан снова повернулся к теперь впавшей в кому, подергивающейся массе расплавленной химикатами плоти на столе перед ним. Сложно было поверить, что это – его капитан.

– Выйдите, – сказал он через плечо. – Дайте мне поработать. Я сделаю, что смогу.

Он был в яме с Волхаром Рефом.

Грудь проповедника сомкнулась, запечатав внутри разбитую варп-склянку. Они сбросили его в подготовленный Ярулеком каменный мешок, и он тяжело ударился о дно шахты. Бесполезные парализованные ноги подогнулись под ним. Тесная темница давила на него со всех сторон, удерживая в частично вертикальном положении, но он являл собой жалкое зрелище, свернувшись в неуклюжую позу эмбриона на дне ямы. Перед тем, как они скинули его внутрь, Ярулек нитками зафиксировал ему глаза в открытом состоянии. Это был злой поступок, и Сор Талгрон жалел, что не пресек его.

Затем они забили люк над ним при помощи плит и камней, аккуратно опустив первые куски и наспех набросав остальные. Многие фрагменты были крупными, и между ними оставались заметные зазоры. По крайней мере, какое-то время он не остался бы без воздуха. Наконец, они снова подтащили поверх отверстия тяжелый алтарный камень и закрыли гробницу, запечатав ее цепями и грудами щебня.

Реф был в сознании, когда они сбросили его вниз, и оставался жив до сих пор. Существа, занявшие место его сердца, удерживали его бодрствующим и в здравом уме, подавив анабиозную мембрану. Сколько лет мог разум продолжать пребывать погруженным во мрак, будучи в сознании, но не имея возможности пошевелиться, прежде чем впасть в безумие?

Теперь Сор Талгрону предстояло это выяснить.

Он был в яме с Волхаром Рефом.

Их прижимало друг к другу. Темнота была абсолютной, однако Сор Талгрон мог видеть. Он не стал задаваться вопросом, почему так происходит. Реф дышал короткими, судорожно-резкими глотками, которые участились, когда он увидел, что Сор Талгрон находится так близко от него.

Его кожа имела нездорово-серый оттенок, на теле пульсировали толстые лилово-черные вены. Внутри его плоти двигались существа: существа, которые извивались и сокращались. Он представлял собой инкубатор, носителя, и то, что содержалось внутри него, желало выйти наружу. Сор Талгрон слышал в своем сознании его шепчущие, сводящие с ума голоса. Оно хотело вырваться из материального тела Рефа, выйти в эту область бытия, используя его плоть как врата.

Впрочем, время еще не пришло. Пока не пришло.

То, что обитало внутри Волкара Рефа, представляло собой лишь крошечную часть целого – остальное находилось в бурлящих глубинах варпа: ждущее, нетерпеливое, полное ненависти. То, что ему было об этом известно, не казалось чем-то странным.

– Мне жаль, – произнес Сор Талгрон. – Я надеялся, что будет иначе. Однако это необходимо. Когда придет время, нужно будет пробить проход во дворец. Мы должны делать все, что послужит этой цели.

Он видел расширенные, налитые кровью глаза Рефа. Тот неотрывно глядел на него в ответ, веки были грубо пришиты в открытом положении. По щекам бежали слезы из крови и шипящего ихора. Во взгляде читался ужас – он знал, что внутри его плоти что-то зарождается. Что собственная плоть больше ему не принадлежит.

– Я мертв, – сказал Сор Талгрон. – Вот почему я здесь. Это мое наказание.

Он вытянул руку, заметив мимоходом, что плоть на ней покрыта волдырями и дымится, и прижал пальцы к грубо заштопанной ране на животе проповедника Рефа. Кожа не зажила, и он протолкнул кисть внутрь.

Существа начали корчиться во тьме. Он почувствовал, как они тычутся в кисть и предплечье. А затем они начали зарываться в его плоть. В этом ощущении не было ничего неприятного. Червеобразные отростки, извиваясь, продвигались от предплечья внутрь бицепса. От этого ужасающе обгоревшая плоть пошла рябью и стала выгибаться.

Они извивались и зарывались все дальше, сквозь плечо и вглубь тела, закапываясь в органы. Один проталкивался вверх по шее, от чего горло вздулось. Он продавил себе дорогу через основание черепа и погрузился в мозг. Сор Талгрон почувствовал давление на свой разум. От странного ощущения он улыбнулся, и с его губ сорвался смешок. Он увидел в немигающих глазах Рефа страх и отвращение.

Потом отростки начали втягиваться обратно, и улыбка Сор Талгрона сменилась внезапной паникой. Демонические протуберанцы пустили корни внутри его плоти, вцепились в него и не собирались выпускать из своей власти.

Он сопротивлялся, но не мог выбраться из их хватки. Они соединились с ним, став теперь такой же его частью, как кости и мускулы. Они втягивались назад, внутрь своего носителя – время вырваться наружу пока не настало, еще нет – и волокли Сор Талгрона с собой. Он ревел, вопил и кричал, непрерывно отбиваясь, однако его неотвратимо тянуло вглубь.

Кисть его руки все еще находилась внутри тела Волхара Рефа. Было невозможно вытащить ее наружу. Один вдох – и его затянуло по плечо. Он ничего не мог сделать, чтобы помешать этому. С точки зрения логики, в происходящем не было никакого смысла, однако тот факт, что смертная оболочка проповедника являлась вместилищем для демона, большая часть которого обитала по другую сторону пелены, также был нелогичен.

Да, он чувствовал, как в его истерзанную плоть врезаются ножи и пилы по кости, но это было где-то далеко, словно происходило с кем-то другим. Он видел, как остатки рук и ног отсекают от тела. Конечности получили слишком сильные повреждения от пламени фосфекса. Нечего было спасать.

Оплавленные бесполезные сердца заменили на стрекочущие и пощелкивающие синтетические модули. Легких больше не было. За него дышала гудящая машина.

– Мозговая активность скачет, – донесся до него голос. Звук был приглушен, словно он находился под водой. – Мы опять его теряем!

Сор Талгрон боролся с силой, которая тащила его внутрь тела Волхара Рефа, однако та была слишком мощной. Его тело полностью втянуло в зараженный торс, и мир исчез. Его поволокли вглубь. Вниз, вниз и вниз, в глубокую тьму, таившуюся под ним.

Его потащило еще ниже, и тьма уступила жидкой, похожей на молоко красноте. Он покинул материальный уровень бытия и вышел в бурлящий кошмар варпа, почувствовав, как на него обращаются чудовищные глаза. Он ощутил там давящий интеллект недостижимого разума, ощутил присутствие богов и демонов, существование которых всегда отрицал. Тех, кто был стар еще задолго до того, как человек спустился с деревьев, и кто изменился, измельчав. Его душили в глубинах ада, обвивали щупальца существ, которых не мог по-настоящему постичь разум смертного. Он почувствовал на себе сокрушительный гнет их внимания и закричал. Легкие заполнял жидкий огонь.

Он силился освободиться, выплыть из этой тошнотворной, сводящей с ума трясины ненависти, неистовства и ярости, но не мог. Это была его тюрьма, его проклятие и хуже того – то, чего он по собственным ощущениям заслуживал.

Вокруг смыкалась тьма. Она стала практически абсолютной, когда перед Сор Талгроном появилось золотое сияние. Он поднял взгляд на лицо парящего перед ним полубога и почувствовал, как душащие его щупальца слабеют.

Сын мой.

Видение простерло к нему кисть, из каждой поры изливался свет. Он потянулся вверх и принял золотую руку могучего создания. Пальцы полубога сомкнулись на его собственных, и золотистый свет заполонил все.

– Вот и все, – произнес голос. – Кончено. Его больше нет.

Окровавленное, лишенное конечностей тело на столе, когда-то являвшееся Сор Талгроном, было мертво. На самом деле, он умирал на столе уже в восьмой раз, но сейчас они не смогли вернуть его к жизни.

Апотекарий Урлан отступил в сторону, отключая машины, которые силились поддерживать жизнь в капитане. Их писк и стрекотание превратились в общий непрерывный визг. Апотекарий был покрыт кровью. Она стекала с его рук и груди густыми ручейками.

– С самого начала было маловероятно, что он выживет, – произнес Урлан. Он бросил взгляд в сторону, где лежал без сознания другой легионер, плоть которого была проткнута десятками кабелей и трубок. – Впрочем, у этого дела лучше. У того, кто его принес. Кто это?

– Сержант-катафрактий Кол Бадар, – пустым голосом сказал Дал Ак.

Он неотрывно смотрел безжизненным взглядом на останки тела, которое когда-то было Сор Талгроном.

– Я думал, что спас его.

Магистр связи развернулся и пошел прочь, опустив голову.

Один за другим легионеры медленно уходили, пока Ярулек не остался в одиночестве. Темный Апостол подошел ближе, глядя на расплавленное лицо Сор Талгрона. Он увидел, как что-то дернулось.

Он моргнул, решив, что ему померещилось, но затем увидел это вновь. На правой половине лица Сор Талгрона подрагивала обнажившаяся жилка. Когда он взглянул с близкого расстояния, ему показалось, что он заметил, как внутри истерзанной плоти капитана что-то шевельнулось, всего лишь на долю секунды…

А затем он ощутил прикосновение варпа. Тот сочился от трупа Сор Талгрона, словно аромат, и глаза Апостола изумленно расширились. Сор Талгрон повернулся на столе, и его челюсти разошлись, беззвучно двигаясь. Лишенный губ рот рассекла божественная улыбка.

– Апотекарий! – закричал Ярулек. – Он жив!

Сор Талгрон повернул изуродованное лицо к Ярулеку. Пустые окровавленные глазницы остановились точно на нем.

– Уризен, – прохрипел Сор Талгрон.

Ярулек упал на колени.

– Лоргар Аврелиан? Что с ним, брат?

– Он… Он поднял меня из тьмы.

– Апотекарий! – снова крикнул Ярулек через плечо.

– Ярулек, я их видел, – прошептал Сор Талгрон.

– Кого видели, мой повелитель?

– Богов… – выдохнул он.

Эпилог

Угловатый нос корабля рассекал живую антиматерию преисподней, видимой за порталом оккулуса. Существа, состоящие из грубых эмоций и воплощенные в обличьях из кошмаров и порожденных ужасом психозов смертных, скреблись по полю Геллера корабля, силясь пробить его.

Сор Талгрон стоял на мостике своего громадного флагмана, пристально глядя в вихрящееся безумие варпа.

После ужасных ранений, полученных им на Перцептоне Примус, его не погребли в саркофаге дредноута. Нет, вместо этого ему создали новое тело – состоящее из бионики, поршней, шестерней и синтетических органов. От него прежнего практически ничего не осталось.

Его лицо представляло собой кошмарную картину растерзанной, изувеченной плоти и уродливой рубцовой ткани. Ему хотели дать новое. Выращенная в баках синтетическая плоть, культивированная мышечная ткань и донорские живые кости. Предложение вызвало у него смех.

Впрочем, глаза ему заменили, и он всматривался в эмпиреи парой черных сфер – глаз, изготовленных адептами Механикума и улучшенных им самим посредством молитв, увещаний и темных благословений. Настроенные на варп и его вариации, они давали ему уникальную картину, которую он находил приятной.

Он стал выше, чем был в первом своем жизненном воплощении – том пустом существовании, которое вел до прихода к вере. Было невозможно разделить броню и плоть, ставшие единым целым.

К его нагруднику была прикреплена «Книга Лоргара», раскрытая, чтобы демонстрировать литании и катехизисы осквернения. На бедре висел шлем, недавно созданный в подражание зловеще ухмыляющемуся черепу.

На палубе апотекариона «Инфидус Диаболус» он родился заново. Им двигала новая цель, новая убежденность. Перед ним открылась новая дорога. Новый путь.

У него за спиной висел символ его новообретенной власти. Помимо символа власти это в равной мере было могучее оружие: гигантский крозиус, закаленный в крови мучеников.

Он потерял две трети 34-й роты на Перцептоне Примус, когда Ультрадесантники зачистили планету. Это был ошеломляющий финальный поступок побежденного врага. Перцептон Примус стал навеки заражен, однако это, как полагал Сор Талгрон, было небольшой платой за те потери, которые нанес Ультрадесант.

Он многого лишился на Перцептоне Примус. Однако многое также и приобрел.

Ясность. Цель. Убеждения. Веру.

На его бедре пульсировала варп-склянка. Внутри билось сердце – сердце Волхара Рефа.

– Уже скоро, мой старый друг, – произнес он.