Падение Кадии / The Fall of Cadia (роман)

Материал из Warpopedia
Перейти к навигации Перейти к поиску
Pepe coffee 128 bkg.gifПеревод в процессе: 4/38
Перевод произведения не окончен. В данный момент переведены 4 части из 38.


Падение Кадии / The Fall of Cadia (роман)
Fall of cadia.jpg
Автор Роберт Раф / Robert Rath
Переводчик Летающий Свин
Издательство Black Library
Предыдущая книга Кровоточащие звёзды / The Bleeding Stars
Год издания 2023
Подписаться на обновления Telegram-канал
Обсудить Telegram-чат
Экспортировать EPUB, FB2, MOBI
Поддержать проект


Кадия зализывает раны после Тринадцатого Чёрного крестового похода. Еретики отступают по всем фронтам. Победа за Империумом. Однако лорда-кастеляна Крида одолевает тревога. Чутьё подсказывает ему, что атака была лишь прологом к чему-то гораздо большему, чему-то окончательному и бесповоротному. И он прав. Из Ока Ужаса приходит Абаддон Разоритель, ведя за собой воинство, невиданное с дней ужасающей Ереси Гора.

Перед лицом надвигающегося апокалипсиса Крид должен превратить защитников Кадии в оплот, способный выдержать ярость Абаддона. А тем временем на орбите сам Разоритель обнаруживает, что его альянс трещит по швам…

Это история грандиозного противостояния, что идёт в кабинетах военачальников и среди рушащихся полей пилонов, и которую повествуют как самоназванные полубоги, так и рядовые солдаты Империума.

Это сказание о величайшем завоевании Абаддона. Это — последний бой Кадии.


Карта касра Краф и окружающей местности


ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

+++СИЛЫ ИМПЕРИУМА+++


СИЛЫ ОБОРОНЫ КАДИИ


Военный кабинет лорда-кастеляна и верховного командования

Урсаркар И. Крид — лорд-кастелян, лорд-генерал Астра Милитарум

Джарран Келл — флаг-сержант, личный атташе Крида

Конскаван Райк — логистар-генерал

Авдария Забин — главный комиссар

Марус Порелска — бывший губернатор, убитый на Тайрокских полях


24-й полк кадийской внутренней гвардии

Игнитио Баратус — полковник

Марда Хеллскер — майор, квалифицированный инженер

Равура — старшина роты

Лек — капрал

Дакай — старший медике

Сувейн — помощник хирурга


27-й полк касркинов, огневая группа «Гамма»

Сервантус Глейв — залповщик

Оккун — проводник

«Штопальщик» Кристан — медике

Вескай — адовщик, сержант

Лузаль — адовщик, оператор вокса


Крафский преступный синдикат

Салвар Гент — криминальный авторитет

Карле Петзен — помощник босса


89-й пиктсъёмочно-боевой, авиационное командование Крафа

Ханна Кезтраль — капитан, пилот «Мстителя», «Меткий глаз»

Лахон Дарвус — лейтенант, оператор боевых средств, «Меткий глаз»


НАИСВЯТЕЙШИЕ АДЕПТА СОРОРИТАС


Орден Пресвятой Девы-Мученицы

Элеанор — канонисса, стражница храма святой Моррикан

Женевьева — канонисса, хранительница Экклезиархиевых земель

Целестина — Живая святая


СВЯТЫЕ ОРДЕНА ИМПЕРАТОРСКОЙ ИНКВИЗИЦИИ


Талия Даверна — инквизитор, Ордо Еретикус

Катаринья Грейфакс — инквизитор, Ордо Еретикус


АДЕПТУС МЕХАНИКУС И СОЮЗНИКИ


Адептус Механикус, служители Машинного бога

Магос Кларн — представитель Механикус при верховном командовании Кадии

Велизарий Коул — архимагос-доминус

Кво-87 — клон-слуга Коула


Дом Рейвенов, принёсшие обет защитники Омниссии

Нив Вардус — баронесса, пилот рыцаря типа «Паладин», «Холодное железо»


НАИПОЧТЕННЕЙШИЕ АДЕПТУС АСТАРТЕС


Чёрные Храмовники, Сыны Дорна, Решающий крестовый поход

Марий Амальрих — маршал Решающего крестового похода

Мордлид — кастелян, знаменосец


Космические Волки, Сыны Русса

Орвен Хайфелл — волчий лорд, великая рота Железных Волков

Свен Кровавый Рёв — волчий лорд, великая рота Ревущих Огнём


Тёмные Ангелы, Сыны Льва

Корахаил — магистр четвёртой роты и ударного крейсера «Меч непокорности»


Гвардия Ворона, Сыны Коракса

Одрик А’шар — церемониальный лейтенант, командир Роты братьев


+++ЛЕГИОНЫ ХАОСА+++


ЧЁРНЫЙ ЛЕГИОН, БИЧ ИМПЕРИУМА


Командование Чёрного Легиона

Эзекиль Абаддон — магистр войны Хаоса, «Разоритель»

Дравура Моркат — Дитя Крепости, чашница Абаддона

Какадиус Сирон — глава разведки, бывший Альфа-Легионер


Избранные Абаддона

Уркантос — лорд-губитель (Кхорн), Гончие Абаддона

Скайрак Рождённый-в-бойне — лорд-развратитель (Нургл), Несущие Разложение

Зарафистон — лорд-обманщик (Тзинч), провидец Чёрного Легиона

Деврам Корда — лорд-очиститель (Слаанеш), Дети Мучений

Кром Гат — лорд-объединитель (Хаос Неделимый), Железные Воины


Местные союзники-кадийцы

Янн Ровецке — агент Хаоса


Демоны

Артезия Кровавый Рот — демон-тень Кхорна


+++ВЕРОЛОМНЫЕ КСЕНОСЫ+++


ЛЕГИОНЫ НЕКРОНОВ СОЛЕМНЕЙСА, ДИНАСТИЯ НИГИЛАХОВ


Тразин Неисчислимый — владыка, археовед Призматических галерей

Саннет — архикриптек Солемнейса, спутник Тразина

Мастер охоты — егерь, телохранитель Тразина


АРЛЕКИНЫ, ЛИЦЕДЕИ СМЕЮЩЕГОСЯ БОГА


Силандри Ходящая-по-покрову — теневидица, труппа Скрытого Пути


ЭТАП ПЕРВЫЙ

ОТЗВУКИ

Глава первая

Кровь и железо.

Железо и кровь.

Одно поверх другого, и внутри друг друга. Плёночный блеск насыщенной железом крови — ещё тёплой — на холодной поверхности колокола. Два родственных элемента, соединённых в случайном символизме.

Если верить историям, колокол выковали из крови.

Говорят, когда святой Гершталь — благословлённый солдат, защитник всех кадийцев, — пал во время обороны Врат спустя столетия после Великой Ереси, служители собрали его жизненную влагу в хрустальную раку. В ней она хранилась долгие века как почитаемая и прибыльная реликвия мира-храма, поименованного в его честь.

Так было до тех пор, пока однажды ночью блаженный Гершталь не явился кардиналу с посланием: он должен извлечь железо из загустевших скомковавшихся останков и отковать из него колокол.

Колокол, который грянет в момент смертельной опасности для Кадии.

Кардинал, послушавшись наставления, создал новую реликвию, после чего отправился с колоколом в паломничество к Вратам Кадии, очищая его святым благовестом один мир за другим. И весьма своевременно, поскольку тем самым он избежал уничтожения, когда Разоритель испепелил храмовый мир — а также нетленные мощи самого Гершталя — в ходе Третьего Чёрного крестового похода.

На Соляр-Мариатусе колокол встречала двухмиллионная толпа. Плачущие навзрыд люди расступались, давая дорогу пятидесяти Сёстрам Битвы из ордена Пресвятой Девы-Мученицы, что шли в авангарде процессии. Ходит молва, в субсекторе Дерадес его перезвон исцелял глухих и распрямлял скрученные члены. А на Лаврентиксе, что в системе Белис-Корона, местные жители пришли в исступлённый восторг, когда он ударил дюжину раз без единого прикосновения к нему человеческих рук.

Тогда-то за ним и пришёл Чёрный Легион, проводивший первые вылазки накануне Двенадцатого крестового похода Разорителя.

Авангард поклялся скорее умереть, чем отдать реликвию. И свою клятву воительницы сдержали. Их тела теперь лежали под хладным металлом колокола, некоторые — навеки упокоившись в его тени. Грудные клетки дев были разворочены, конечности — оторваны от тел взрывами болт-снарядов изменников, а жизненная влага — орошала выкованное из крови железо. Она потёками замёрзла на его гравированной поверхности, заполнив бороздки орнаментов и убористых текстов псалмов.

В определённом смысле они его спасли.

Их стойкая оборона дала Тразину время запереть колокол и всё, что было вокруг, в стазис, после чего перенести в архивные хранилища на Солемнейсе.

Теперь он висел, неподвижный и застывший в моменте времени, среди прочих реликвий былых дней Кадии. Где на него незрячими глазами смотрели офицеры, выхваченные прямо с полей битв, в окружении заполненных ударниками ломаных траншей и ряда «Химер» самых разных моделей, разрезанных напополам для показа внутреннего пространства.

Ещё выше, провожаемое стеклянными взглядами людей, к своду взмывало отделение рапторов Повелителей Ночи.

Все они были артефактами Врат Кадии. Сборным образом двенадцати Чёрных крестовых походов Абаддона Разорителя.

Затемнённые выставки занимали площадь в двадцать пять квадратных миль — частная галерея человеческих существ, скрупулёзно расставленных так, дабы соответствовать историческому духу и удовлетворять эстетические вкусы пленившего их куратора-пришельца.

Ничто, за исключением служебных скарабеев, не двигалось в галерее на протяжении тысячелетий.

Вот почему тихое «кап-кап-кап» влаги эхом разнеслось так далеко.

Она сорвалась с железной поверхности колокола подобно пёрвым капелькам воды с тающих на карнизах сосулек. Хлюп. Хлюп-хлюп.

Цветастые слезинки упали на обращённый к потолку лоб погибшей Сестры Битвы, раскрасив её бледную кожу брызгами багрянца.

Кап. Кап-кап.

Больше капель. Собирающихся на бровях, затекающих в глазницы.

Кровь пришла в движение по всему колоколу, соединяясь в тонкие ручейки, словно бисеринки дождя на стекле, и падая вниз вопреки стазисному полю.

И колокол, без толчка и какого-либо приложения усилия, начал раскачиваться.

Поначалу на ширину руки. Едва заметное колебание. Язычок шатнулся туда-сюда, слишком, однако, слабо, так что он лишь скрежетнул по стенке.

Затем радиус дуги увеличился, и брызги крови полетели с набирающего скорость колокола во все стороны, окропив лица запертых в стазисе ударников. Зашипев на защитных полях представленных на выставке лазвинтовок. Колокол раскачивался сильней и сильней, пока не принял параллельное земле положение, а тогда язычок внутри упал, и боёк ударил по железной стенке.


Бум.


Раз.


Чёрнокаменный пол вздрогнул. Звякнула планка с медалями, когда её стазисное поле закоротило и отключилось. Помещение наполнилось живым стуком, клацаньем десяти тысяч челюстей, — которым не давали открыться голограммы твёрдого света, — такой силы, что в них цокнули зубы.

Повелители Ночи сорвались из-под свода и кубарём свалились внутрь окопа-выставки, раздробив солдатам кости и переломав стволы лазвинтовок. Ни космодесантники-предатели, ни гвардейцы никак не отреагировали на произошедшее.


Бум.


Два.


Тразин, владыка Солемнейса, археовед Призматических галерей и Тот-кого-называют-неисчислимым, закричал от ярости.

— Саннет! Что происходит?

— Неясно, — отозвался его главный криптек, чьи многосуставные пальцы без устали плясали по фосглифным панелям. — Неизвестный резонанс. Макросейсмический. Он ломает хранилища, случился прорыв хладагента. Мы потеряли оолиакские песочные скульптуры.

— Вызови восстановительных скарабеев.

— Не отвечают, — произнёс Саннет, по окуляру которого носились цепочки данных. — Узловая программа ошибочно приняла вибрацию за команду перепогребения. Легион ушёл в жёсткий отказ. Я не могу никого вызвать.

Тразин чертыхнулся самим колесом мироздания. Удары разделяли считанные секунды, и хотя ментальное общение между ним и Саннетом происходило практически мгновенно, до следующего тектонического сдвига оставалось всего ничего.

— Причина не в тектонике, лорд, — сказал криптек. — Вибрация исходит из галереи.

— Откуда?

— Крыло Чёрных крестовых походов.

— Это всего двумя этажами ни…


Бум.


Три.


Ударная волна встряхнула археоведа до самого реактора, своей мощью скрутив и выворотив сервоприводы суставов.

Тразин сбежал из умирающего тела и швырнул дух-алгоритм в паутину инфоканалов внутри стен. Нашёл ждущего лич-стража, которого мог использовать в качестве суррогата. Расплавил и преобразил одолжённое тело в привычную оболочку, после чего ринулся к вратам Кадийской галереи. Махнул громадным дверям впереди, веля тем отвориться.


Бум.


Четыре.


Двери, высотою вдвое превосходившие монолит, сорвались с петель и рухнули прямо на него. Тразин почувствовал, как створки сминают некродермис черепа будто бумагу и дробят центральный реактор, прежде чем перенестись в другое тело, укрытое в тени «Гибельного клинка».

Он сорвался на бег. Вскидывая руки перед пьедесталами с экспонатами, посылая из встроенных в ладони эмиттеров кодовые сигналы. Пытаясь перезапустить экраны и репульсоры, защитить свои хрупкие сокровища.

— Нет, нет, нет, нет, нет, нет…

Тразин увидел колокол.

Тразин увидел кровь.

Он замедлил хроновосприятие, чтобы внимательно разглядеть раскачивающуюся реликвию и летящие рубиновые брызги. Человеческой жизненной влаги было гораздо больше, чем ранее покрывало её поверхность.

Казалось, реликвия истекала кровью из выбоин и царапин, где её задели болтерные снаряды.

— Саннет, — позвал Тразин, направив визуальную картинку в инфопоток Солемнейса, чтобы криптек смог провести анализ. — Сбой стазисного поля. Жёсткая перезагрузка.

— Поле активно, — отозвался помощник. — Движение должно быть невозможно.

— Это варповство.

Тразин в исполненном восхищения ужасе наблюдал за тем, как колокол описал полную дугу, и когда выкованный из крови металл завис в наивысшей точке, боёк внутри упал подобно громадной булаве магистра войны.


Бум.


Пять.


На другом краю Галактики, за горящими звёздами, многолюдными мирами и холодными заливами безбрежной пустоты, находился опустошённый мир Эриад VI. На орбите планеты висел ковчег Механикус «Железный неумерший», отбрасывая на её поверхность крестообразную тень.

Ниже, под заражённой радиацией атмосферой и кишащей орками-грабителями твердью, и ещё ниже, в чёрных закручивающихся туннелях чужеродных размеров, стоял архимагос-доминус Велизарий Коул.

— Почти, — сказал он, растягивая слово. Его глаза были плотно закрыты, оптические нервы — перенаправлены на визуальные линзы черепа-зонда, которого он вёл по пробуренному каналу. Мерцающая в стробоскопическом режиме ультрафиолетовая лампа — предназначенная для картографирования вьющихся сквозь чернокамень проходов, — служила единственным источником света. Связь с устройством он поддерживал через инфопоток. — Осторожно, кроха. Подъём на два черепа. Разворот на тридцать пять градусов вправо. Вперёд на четыре черепа — пошёл, пошёл, пошёл! Полный вперёд, связь не обрывать! Отк…

В него хлынули данные, залепив картинку незнакомыми глифами, при виде которых разум архимагоса наполнился стылым холодом космического вакуума.

Зрение сервочерепа взорвалось статическими помехами, а слуховые порты разразились в аугментированном мозгу Коула резким воем.

— Проклятье! — ругнулся он, выдернув из виска штепсель-череп. — Кво, новый зонд!

Ответа не последовало. Его программируемый слуга — клонированная версия давно покойного спутника, — либо не расслышал, либо ушёл в перезагрузку из-за притока данных.

— Кво? — Он обернулся. — Кво, ты меня слы…

Коул замер.

Находившаяся у него за плечом альдари не потревожила ни одну оповестительную систему в его сенсориумной сети.

Она восседала на модуле когитатора, сложив вместе носки ступней и широко расставив колени — поза «перевёрнутый треугольник», совершенно нечеловеческая в своём отрицающем законы тяготения изяществе.

— Нити судьбы подводят к двери, — промолвила Ходящая-по-покрову, на чьей напоминавшей яйцо маске не отражалось ничего, кроме завитков дыма. Во мраке каверны её пёстрый наряд, казалось, горел цветом. — Вновь спрашиваю я — что зрят твои глаза?

— Эти твои вирши — непонятная чушь, — прорычал Коул. — Это некронский мир, разбомбленный Разорителем во время Чётвертого Чёрного крестового похода. Но зачем ему обстреливать пустую планету? Понятия не имею, почему ты настояла, чтобы я сюда прибыл.

— Дальнейшее изучение, — склонив голову, ответила ксенос, — развеет неведение.

— К чёрту твои детские стишки. Просто скажи, что я должен знать!

Она покачала головой, и её маска замерцала синим цветом извинения.

— Играй отведённую роль — гремит колокола бой.

— Святой реактор, ну а это что ещё значит?


Бум.


Шесть.


— Это началось час назад, канонисса, — сказала сестра Наваретт. Несмотря на ежедневные тренировки, Женевьева слышала, как натужно дышала старшая серафимка, поднимаясь на вершину звонницы.

Следовало воспользоваться прыжковыми ранцами.

Храм святой Моррикан — защищавший перешеек между Кадией Примус и Кадией Секундус, — представлял собой огромное сооружение, а колокольня была одним из высочайших строений в секторе Краф.

На протяжении почти ста дней он служил ключевым звеном обороны, не позволяя силам Тринадцатого крестового похода Архиврага — которые уже захватили каср Мирак на севере, — выплеснуться на Крафскую равнину.

— Он звенит? — переспросила Женевьева. — Ты уверена?

— Без единого прикосновения.

Женевьева стремительно преодолела последний пролёт и вышла на открытый ярус звонницы. Где увидела собственное лицо, которое, поджав губы, смотрело прямо на неё.

— Канонисса Женевьева, — кивнув для проформы, сказала её сестра-близнец Элеанор.

Она словно глядела на своё отражение. Весьма иронично, учитывая, как сильно они отличались характерами. Канониссы-близнецы в парных комплектах брони. И столь непохожие во всех прочих аспектах — и ещё тем, что аугментическим окуляром Женевьеве недавно заменили левый глаз, а не правый.

Но благодаря этому, когда сёстры-канониссы становились лицом к лицу, ощущение, будто они смотрятся в зеркало, только усугублялось.

— Похоже, вы опоздали, — осклабился архидьякон Мендазус. — По своему обычаю.

— Если я была вам так нужна, вам обоим следовало известить меня о происходящем чуде.

Элеанор открыла рот, собираясь ответить.

Затем колокол святой Моррикан подал голос.

Элеанор нырнула под звон, заглядывая в его тёмное нутро, а затем протянула руку, чтобы помочь забраться туда же тщедушному Мендазусу.

Сам колокол не шевелился, его язычок неподвижно висел ровно по центру. И, тем не менее, жерло его ходило ходуном от грянувшего где-то далеко удара.

Женевьева присоединилась к ним, и две канониссы вместе со жрецом-надзирателем встали внутри массивного корпуса, содрогаясь до самого нутра от неимоверно мощного грохота.

Женевьева коснулась вогнутой внутренней стенки.

— Он резонирует. Дрожит.

— Знамения и чудеса, — прошептала Элеанор, опускаясь на колени. — Он звенит без касания людской руки, как его брат, колокол святого Гершталя. Тот, что предупредил о наступлении Двенадцатого Чёрного крестового похода, а после вознёсся, дабы избежать захвата.

— Поздновато для предупреждения, не находишь? Мы отражаем Тринадцатый крестовый поход Разорителя уже третий месяц как.

— Он звенит, чествуя, — сказал архидьякон.

— Чествуя что? — не поняла Женевьева.

Мендазус смерил её суровым взглядом.

— Победу, что же ещё.


Бум.


Семь.


— Решающий! Убить их всех! Не дайте трусам удрать!

На горе трупов стоял Амальрих, маршал Чёрных Храмовников, вызывающе указывая мечом на десантный корабль предателей. Силовое поле на клинке потрескивало, сжигая еретическую кровь.

К маршалу наверх взобрался кастелян Мордлид, поднимая знамя Решающего крестового похода. Транспортник предателей перед ними запустил двигатели, окатив доспех воителя волной мгновенно раскалившегося воздуха. Выброс из турбины испепелил двести гвардейцев-изменников, которые считанные мгновения назад отчаянно рвались в самолёту в надежде спастись с Кадии. Они обратились клубящимися облаками пепла, которые с рёвом покатились к линии астартес в чёрных латах, что приближались к кораблю.

Сердца Мордлида раздулись вместе с подхваченным искусственным ветром стягом, чьи раздвоенные концы затрепетали в воздухе подобно драконьему хвосту. Подняв флаг обеими руками, он с силой водрузил древко в крышу развороченного скалобетонного бункера и достал цепной меч.

Гвардеец-предатель, на лице которого была вырезана кощунственная руна, ринулся на него с мелтаружьём наперевес. Мордлид запустил цепной меч и обрушил клинок ему на плечо, располовинив еретика как ломоть мяса.

— Сбейте его! — прокричал Амальрих, указав на поднимающийся десантный корабль. Он сражался без шлема, чтобы жалкие еретики могли видеть его обритую голову с выжженным на лбу крестом Храмовника. От защищавшего маршала конверсионного поля со вспышкой срикошетил лазерный разряд. — Сбежать не должен никто!

К челноку устремился рой ракет, которые попали в бронеплиты и начисто сбрили посадочные опоры. Багровые лучи лазпушки прошили днище взлетающего корабля, выбросив оранжевые плюмажи перегретого металла и взорвав навесной бак с топливом.

Мгновение он продолжал плыть к небу, будто всходящее солнце, грузно покачиваясь на выбросах из сопел.

Затем двигатели затарахтели, и корабль — шириной с два жилых блока — рухнул обратно на поверхность Кадии.

Взрыв омыл Мордлида подобно благодати Императора.

Он взял трепыхающийся стяг в бронированный кулак, поднёс ткань к губам и поцеловал её.


Бум.


Восемь.


Видимость: шесть миль, малая облачность.

Высота: 3500 футов.

Скорость: 1100 миль в час.

И ещё пикирование.

1613 футов в секунду.

Капитан Ханна Кезтраль тяжело сглотнула. Сжала зубы, перебарывая головокружение. Кинула взгляд на бешено крутящуюся стрелку высотометра. Сбросила обороты.

— Одна секунда, — предупредил её оператор, Дарвус.

Кезтраль постаралась не смотреть на бурые кадийские топи, заполоняющие собой фонарь «Мстителя». Серый небосвод исчез за ободом шлема. Она перевела тягу маршевого двигателя вверх, приготовившись.

— Две секунды, — отозвался Дарвус, чья тревога росла быстрее, чем земля перед ними. — Кез, слишком…

Ханна потянула штурвал на себя, одновременно вжимая педаль газа. Почувствовала, как ракетный двигатель рванул нос почти до горизонта, и погнавший по аэродинамическим поверхностям воздух наполнил её упоительным ощущением подъёма.

Танковая колонна предателей устремилась к ним подобно росчерку лазера. Словно ржавая полоса на смазанной зелени проносящегося внизу пейзажа.

— Огонь! Огонь! Огонь! — скомандовала она, хотя сделала это не по необходимости, а в мимолётном помутнении от резкого притока крови после выхода из пике.

Ханна ощутила, как под ногами раскручивается установка, и зияющие чернотой очи цилиндра застрекотали одно за другим.

— Хороший заход! — проорал у неё за спиной Дарвус, прильнув к телескопическому прицелу. — Держи ровно.

По ним забил ответный огонь. Скручивающиеся янтарные хвосты трассеров. Красные лазерные лучи. Что-то мощное — снаряд тяжёлого болтера — безвредно отскочило от брони хвостового руля.

Ударные «Мстители» были быстрыми машинами, и в птичку вроде её «Меткого глаза» — дополнительно разобранного для облегчения веса, — было весьма сложно попасть без заблаговременного предупреждения.

Предупреждения, которого Кезтраль, сорвавшаяся в пике с пятнадцати тысяч футов, врагам не предоставила.

— Катушки закончились! — крикнул Дарвус.

Кезтраль вдавила правую педаль и потянула штурвал на себя, направляя самолёт вверх, к солнцу. Оставляя неприятельскую колонну позади — совершенно нетронутую огнём.

— Какие пикты! — ликовал оператор. — Аналитики в авиакомандовании Крафа будут вне себя от такого кино. Особенно кадров с поворотного пиктера. Ты зашла просто идеально, Кез!

— Можешь сказать, куда они направлялись?

— А вот это самая лучшая часть, — сказал Дарвус, и его голос отдался в воксе шлема металлическим эхом. — Они отступают.


Бум.


Девять.


Майор Марда Хеллскер сглотнула и крепче сжала рукоять лазпистолета.

Ей следовало подавать пример бойцам. Показывать невозмутимость перед лицом врага. А не выставлять свои чувства напоказ.

Бросив попытки взять себя в руки, она широко улыбнулась.

Её ротный, Равура, заметил лицо майора и тоже ухмыльнулся. Подался вперёд, так, чтобы она смогла услышать его сквозь рёв двигателя «Химеры».

— Мы едем, сэр! — крикнул он. — На фронт, наконец-то!

Она окинула взглядом людей внутри десантного отделения, от каждой встряски раскачивавшихся в откидных креслах. С зажатыми между колен лазвинтовками. С ранцами, болтающимися в сетках над головами.

Несмотря на то, что края касок скрывали их лица в тенях, она видела блестящие зубы каждого бойца в отсеке.

— Я не слышу ваш рёв, Двадцать четвёртый! — крикнула она.

— Двадцать четвёртый — на войну! — как один рявкнули они, после чего отделение утонуло в свисте, вое и криках.

— Наконец-то, фрекк его подери! — добавил капрал Лек.

— А это отставить! — с нажимом крикнул ему Равура. — Кто-то должен был охранять Краф. И поручили это нам — поскольку знали, что Разоритель не посмеет напасть на каср, пока его сторожит Двадцать четвёртый.

Новые крики, теперь ещё более громкие. Заглушившие сообщение, с треском зазвучавшее в микробусине Хеллскер. Равура мастерски перевёл стрелки на другую тему, не дав Леку развить своё подрывающее дух дерьмо.

Провести всю войну в Крафе далось нелегко. Не сделав ни единого выстрела в гневе. Чаще погибая от рук комиссаров, чем от вражеских пуль. Постепенно теряя дисциплину из-за неспособности проявить себя.

А 24-й полк внутренней гвардии хотел, и хотел очень сильно, проявить себя. Иметь возможность смотреть другим кадийцам — раскиданным по многочисленным фронтам Галактики, — в глаза. Доказать, что хоть им и не повезло остаться гарнизоном на родной планете, они по-прежнему были солдатами Кадии.

Жужжание в ухе не утихало, становясь настойчивей. Марда нахмурилась и пальцем затолкала бусину глубже, замахав остальным, чтобы те умолкли.

— В чём дело? — спросил Равура.

— Мы остановились, — ответила Хеллскер. — Мотор заглушили.

Она застучала по лючку, пока мехвод не отодвинул его в сторону. Сказал ей по воксу, что происходит.

Хеллскер закусила губу. На секунду замерла, возвращая лицу подобающее выражение, прежде чем обернуться и сообщить новости. Говори покороче, сказала она себе. Будь невозмутимой.

Когда она повернулась обратно, все выжидающе смотрели на неё. Под их шлемами до сих пор сверкали улыбки.

— Сообщение с передовой. Враг отступает по всем фронтам. Отходит к зонам высадки. Тринадцатый Чёрный крестовый поход закончен. Мы победили. Нам приказано вернуться в Краф. Всем извлечь батареи, оружие на предохранители.

Бойцы откинулись на спинки кресел, вынули батареи и убрали в подсумки. Надвинули каски на самые глаза и сложили руки над стволами лазвинтовок. Плечи рядового Кески затряслись, и Хеллскер поняла, что тот рыдает. Капрал Лек прижался головой к переборке и зло расхохотался. Удза, её вокс-оператор, перестала притворяться сильной, и, подавшись вперёд, закрыла лицо ладонями.

Даже Равура не нашёлся со словами.

Марда Хеллскер сосредоточилась на дыхании, сохраняя на лице нейтральное выражение. Села, застегнула ремни, и уставилась на задний люк «Химеры».

На секунду, всего на миг, она подумала, что станет настоящим ударником.

Сквозь обшивку докатилась какая-то вибрация.

Она поняла, что это радостные крики, и врезала кулаком по бронированной переборке.


Бум.


Десять.


Тразин слышал отголоски колокола даже внутри гиперпространственного ублиета.

Подобное было попросту невозможно, но, похоже, за последнее время невозможное перешло в разряд обыденности.

— Я в долгу перед тобой за спасение, Мастер охоты. Но было ли так необходимо волочить своего планетарного владыку?

— Прошу прощения, лорд. — Мастер охоты отпустил ключицу Тразина. Окуляр смертоуказателя сверкнул. — Рёв зверя становился ближе. Здесь он нас не найдёт.

— Да, ну что ж. — Тразин смахнул с некродермиса пыль. Когда-то Мастер охоты слыл величайшим егерем всех династий, но, как и большинство некронов, теперь был немного не в себе. — Вижу, ты захватил и Саннета. Статус галереи?

— Обширные повреждения, лорд, каскадные сбои.

— Когда звон прекратится, избавься от реликвии — брось её в портал паутины, пусть она досаждает альдари. Но перед этим подготовь «Властителя старины» к плаванью.

— Вы, — запинаясь, произнёс Саннет, — вы покидаете Солемнейс, лорд-археовед? В такой час?

— Если бой колокола предвещает то, что я думаю, нас ждёт катаклизм исторических масштабов — и будет крайне занимательно понаблюдать за ним вблизи. — Он помолчал, считывая глифы повреждений. — Я так понимаю, легионы деактивированы. Что насчёт галерей?

— Нетронутой осталась только закрытая коллекция, — ответил Саннет. — Похоже, её свернутое измерение пострадало меньше. Выставка Ереси Гора, терранские артефакты, и, конечно, спецхран.

— Сойдёт. Дай мне набор мыслеуправляющих скарабеев. Идём, Мастер охоты. Осмелюсь сказать, нас ждёт игра, достойная даже тебя.


Бум.


Одиннадцать.


— Цена, — сказал капитан, — грабительская.

— Цена, — отозвался Салвар Гент, выдержав такую же паузу, — окончательная.

Капитан был мордианцем. Иномирянином. Твёрдое каменное лицо с небольшими острыми усиками. Генту он не нравился, хотя Генту не нравились люди в целом.

— Мы защищали этот мир. Мог бы проявить немного благодарности.

— Да, мог бы. — Гент откинулся в кресле, разглядывая оборудование разбомбленного мануфакторума. У здания не осталось крыши, отчего на стол, который он велел сюда перетащить, лился неясный солнечный свет. Над головой пронеслось звено «Молний», и положенный на столешницу автопистолет мелко задрожал. — Давай так — я проявлю свою благодарность, продав тебе последние десять ящиков леолака в касре Краф, чтобы твои бойцы отметили победу?

— Но цена…

— Если не заплатишь ты, заплатят кадийцы. Леолак — местный фаворит. Премиальный алкоголь. А премиальный алкоголь отпускается по премиальной цене.

Стоявшая позади капитана помощница осклабилась.

— Не играйся с нами, отребье. Перед тобой солдаты, а не вонючие бандиты.

— Сержант Джоллан, давайте вести себя цивильно.

Раньше, когда он занимал в преступном мире достаточно низкое положение, чтобы иметь кличку, Гента иногда называли Косым за то, что его взгляд блуждал подобно лучу прожектора, никогда не задерживаясь на том, с кем он говорил. Сейчас, однако, его пурпурные глаза остановились на младшем офицере.

— А как же хвалёная мордианская дисциплина?

— Поболтай ещё, и я тебе покажу мордианскую дисциплину. — Джоллан опустила обтянутую белой перчаткой руку на блестящую кожаную кобуру.

— Девочка, пусть комиссары и говорят, что твоя жизнь ничего не стоит, но не нужно лишаться её в споре за сервисные услуги.

— Приношу извинения, сэр, — встрял капитан. — Сержант Джоллан — гордая дочь Мордиана. Но она права — вы пытаетесь нас надуть. И мне непонятна скрытая угроза, исходящая от пистолета перед вами.

— Ясно, — сказал Гент, поднимая два пальца.

Из-за ржавого оборудования выступило четверо бандитов, держа перед собой автоматы с барабанными магазинами.

— Тогда давайте переведём угрозу в явные. Так, чтобы вам стало понятно.

— Не надо, — предупредил капитан, заметив, как ладонь Джоллан сомкнулась на рукояти лазпистолета.

— Слушайся капитана, девуля, тут ты не победишь, — произнёс Гент. — Пусть на нас нет черепа с крыльями, мы всё равно кадийцы. Пока сержант-инструктор плюёт вам в морды и учит держаться прямо, мы стреляем боевыми с девяти лет.

Гент потянулся под стол, достал оттуда синюю керамическую бутылку леолака и вынул пробку.

— А теперь, — продолжил он. — Давайте отметим вашу победу и вернёмся к делу?


Бум.


Двенадцать.


Пробки с хлопком отскочили от потолка и приземлились на длинный стол. Группки офицеров-артиллеристов пытались попасть в люстру. Они радостно закричали, когда один «снаряд» влетел точно в болтающиеся цепочки кристаллов, и запустивший его лейтенант отметил успех, отхлебнув прямо из бутылки.

Флаг-сержанту Джаррану Келлу звук напоминал гулкое уханье миномётов.

Он двигался вдоль стола, по пути миновав группку востроянцев, ритмично стучавших кулаками по деревянной столешнице. Лейтенант в самом их центре одну за другой опрокидывала выстроенные в ряд ярко-синие стопки. Востроянцы взорвались криками, когда та справилась с последним и победно раздавила стакан в бионической руке.

К Келлу приблизился капитан Восьмого, распевающий «Цветок Кадии», и вручил ему бокал с шампанским. Джарран поднял стакан в тосте, после чего незаметно отставил напиток на сервант. Подобрал со стола фуражку и водрузил её на голову младшему офицеру-разведчику — чьёму-то помощнику, — который лежал, уткнувшись лицом в стол и обняв бутылку леолака. Приятели шутки ради увешали его мундир столовыми приборами.

Келл свернул направо и опустил ладонь на ручку двойной двери, однако замер, услышав возглас: «Крид! Где Крид?»

Он обернулся и замахал рукой.

— Хотим лорда-кастеляна! — крикнул ещё кто-то. — Речь!

Остальные подхватили следом: «Речь! Речь! Речь!»

— Скоро, — крикнул Келл в ответ, зная, что через час большинство надерётся в стельку и забудет попросить снова. — Кто-то ведь должен довести ночную работу до конца.

Возгласы стали громче, и он скрылся за противовзрывными дверями, прежде чем те успели стихнуть достаточно, чтобы кто-нибудь снова не потребовал Крида.

— Вижу, болваны всё не могут напраздноваться, — сказал Урсаркар Крид.

Командир Восьмого кадийского, спаситель Тайрокских полей и лорд-кастелян Кадии склонился над столом, заваленным документами и картами. Пустые бокалы из-под сакры служили в качестве листожимов, а в пепельнице, изготовленной из гильзы «Сотрясателя», тлело с полдесятка недокуренных сигар. Комната — девственно чистая до появления здесь Крида, — теперь насквозь провоняла табаком.

— Архивраг отступает по всем фронтам и покидает мир, — ответил ему Келл. — Вы сами сказали им веселиться.

— Я сказал им веселиться пока можно, а это другое. — Лорд-кастелян перевёл воспалённые глаза обратно на карты. — Я знаю, что ударники не приемлют полумер, но на боеготовности это сказываться не должно. Ничего ещё не закончилось.

— Значит, возможность спустить этой ночью пар хорошо скажется на боевом духе, особенно если ничего ещё не закончилось.

Крид недовольно заворчал.

— Тогда утром скомандуй побудку на час раньше. Пусть сегодня веселятся, но завтра они должны об этом пожалеть.

Джарран хмыкнул, что в его случае служило ближайшим подобием смеха, и передал зажатый подмышкой инфопланшет.

— Доклад с Южного-Примус. Волсканцы держатся. Похоже, они не бегут вместе с мутантами и ополченцами-сектантами.

— Под всеми шипами и кровавыми рунами они по-прежнему гвардейцы, — задумчиво пробормотал Крид. — И это делает их опасными. Есть новости от адмирала Кваррена и сторожевого флота?

— Нет, сэр. Но к этому моменту он уже должен был установить блокаду Ока Ужаса.

— Будем надеяться, что у меня разыгралась паранойя. — Урсаркар заложил руки за пояс и хорошенько потянулся.

— Военный совет говорит дело. Атаковавшие нас силы соразмерны с прошлыми Чёрными походами. Даже крупнее.

— И ты туда же, Джарран? — покачал головой Крид.

— Вполне возможно, что он был убит в Оке, сражаясь с другим военачальником. — Келл заметил взгляд лорда-кастеляна и добавил: — Такое уже случалось прежде.

— Сам-то в это веришь?

— Мы поймали сигналы, в которых так говорится. Перехваты хорошего качества. Полная расшифровка, выглядят определённо аутентичными.

— Скажи мне вот что — раз это была основная атака Архиврага, то где терминаторы? Где волны Чёрных Легионеров, варп-машин? Против нас сражались культисты и мутанты, предатели-астартес в тактических ролях, но ты мне толкуешь, что командиры Архвирага потратили века, накапливая такие силы, и не высадились лично?

Из-за закрытой двери хор пьяных голосов снова затянул «Цветок Кадии», и Криду пришлось кричать, чтобы Келл услышал его сквозь гам.

— Никто не может мне это объяснить. Ни один человек. Ни во флоте, ни в Аэронавтике, ни в разведке Милитарума и Схоластике Псайкана, и даже полубоги Адептус Астартес. Никто не может дать мне ответ на один проклятый Троном вопрос.

Крид раздражённо бросил окурок на стол, измазав просыпавшимся пеплом карту Россварских гор. Затем упёрся кулаками в столешницу и проорал три последних слова:

— Куда делся Абаддон?


Бум.


Тринадцать.


Корабль вышел из имматериума подобно дитю, покидающему материнское лоно. Мгновение крови, первородного опыта существа, впервые ощутившего холодный воздух и силу притяжения — и, втянув в лёгкие кислород, издавшего полный боли и смятения крик.

Только в этом случае закричал не корабль, а материальная вселенная вокруг него. Сами атомы мироздания распались на составные элементы, истекая не поддающимися описанию цветами.

Дравура Моркат наблюдала сквозь кристаллические окна за тем, как укрощённый ею для повелителя корабль проходит в настоящее пространство.

Поднятая выходом ударная волна прокатилась по мостику, накрыв членов экипажа, и без того переутомлённых тяжёлой службой на древнем корабле. Зверолюдов вырвало. Один распахнул пасть и впился в собственную руку с такой силой, что раздробил себе кости.

У адепта Механикума за пультом управления артогнём случился многокомпонентный сбой в работе синтетического мозга. Его логические схемы — перестроенные самым радикальным образом, чтобы воспринимать творящийся в Оке пандемониум, — заклинило при столкновении с безмолвным порядком реальности.

Он рухнул на палубу, и из слёзных протоков потянулись струйки дыма от перегоревших нервных цепей.

Моркат увидела предсмертные мысли адепта, поток сознания окружал его аугментированный череп подобно нимбу на фреске имперского святого.

Все существа думали по-разному. Некоторые зверолюды на мостике проецировали вокруг голов импрессионистские, исполненные отчаяния, чернильные завихрения. Сознание прочих обретало острые, резкие формы, выражая панику.

Мысли же этого служителя, корчившегося в предсмертных судорогах, напоминали наборный текст на экране электронно-лучевой трубки, мерцая в такт с постепенно отключающимся мозгом.

К пульту. Я могу вернуться к пульту, лорд. Я могу…

Боль, такая сильная…

Я живой?

Я могу…

… ещё…

… служить…

— Дети Ока, — прорычал голос у неё за спиной. — Не созданы для реальности.

Моркат обернулась к своему магистру войны, убедившись, что её разум не обшаривает облако мыслей, взвивавшихся вокруг него подобно пламенной ауре. Повелитель не всегда хотел, чтобы она видела их содержимое, как, впрочем, и она сама.

Дравура склонилась перед своим властелином.

Абаддон. Магистр войны Хаоса, правая рука Гора, владыка Чёрного Легиона и тот, кому завещалось убить Лжеимператора. Человек, вытащивший маленькую Моркат из тьмы и сделавший из неё ту, кем она была — хотя кем именно, оставалось предметом пересудов.

Магистр войны восседал на эбеновом троне, слишком большом даже для его и без того огромного тела. Какое существо нуждалось в подобном кресле — достаточно гигантском, чтобы уместить магистра, причём в полном боевом облачении, — было, как и многое другое на борту Чёрнокаменной Крепости «Воля вечности», выше понимания Моркат.

Тем не менее, пространство вокруг Абаддона не пустовало. Там порхали, метались и выли демонические порождения. Складывались в геометрические узоры либо, вспыхивая от шальной эмоции, взрывались пламенем, что пожирало само их естество.

Моркат зажмурилась и усилием воли заставила себя игнорировать носящихся повсюду эфирных созданий. Оградиться от них, дабы видеть лишь почитаемое лицо существа, которого ей посчастливилось называть отцом.

— На этот раз звёзды другие, — заметил он.

— Другие, милорд? — переспросила Моркат, когда, вновь открыв глаза, увидела магистра войны уже без пелены из паразитических духов.

— Нежели я их помню. — Голова Абаддона, вдвое крупнее чем у простого смертного, не повернулась к Дравуре, однако низкий рокочущий голос всё равно отдался внутри неё дрожью. — Я припоминаю, как выглядели звёзды, когда мы вышли из Ока в прошлый раз.

— Во время Готической войны, — догадалась она.

— Да, ещё до твоего появления, найдёныш. Я помню, где в ту пору находилось каждое светило. Все были на своих местах. Те же самые созвездия, неизменные с первого раза, как мы покинули Око, и до последнего. Двенадцать раз, и то же самое звёздное полотно.

— Но теперь они изменились?

— Новые звёзды, — прорычал Абаддон. — Другие звёзды. Движется… флот.

— Контакты! Контакты! — через секунду заблеяла сенсорный офицер Механикума. Она стояла в яме, опутанная паутиной проводов, склизкие органические кабели — сжимавшиеся и расслаблявшиеся будто щупальца осьминога, — соединяли её череп с восемью псайкерами внутри мешочков с жидкостью. — Имперский флот! Курс — восемь-два-шесть. Расстояние — две с половиной тысячи миль. Тип «Император»! Тип «Марс»! Тип «Мщение»!

— Определяю корабельные профили, — произнёс Какадиус Сирон — бывший Альфа-Легионер, а ныне глава разведки Абаддона. Перед ним заплясали проекционные лазеры, тонкими как проволока линиями вычерчивая в воздухе силуэты имперских космолётов. — Предварительный результат: «Мощь праведников», тип «Император». «Финальный удар», тип «Марс». «Герцог Люрстофан», тип «Неустрашимый». «Слава Абридаля», тип «Готический». Они из разных боевых флотов — Скарус, Агриппина, Корона.

— Сборная армада, — отметил Абаддон. — Объединённая через потери.

— Должно быть, мы потрепали их даже сильнее, чем рассчитывали, — сказала Моркат.

— Больше того, остатки флота разделены, гоня «Мстительный дух» прочь от Кадии, — добавил Сирон. Он собирался сказать что-то ещё, но магистр войны оборвал его на полуслове.

— Значит, Врата открыты.

— К Кадии! — взревел зверолюд, вскидывая над головой кулаки. Палуба утонула в вое, гиканье, воплях, бульканье и улюлюканье. Из глоток тысяч мутантов вырвался крик, полный восторга от близости момента, к которому они шли тысячелетиями. По настилу забили ноги и копыта. — К Кадии! К Кадии!

В воцарившемся гвалте лишь Моркат расслышала рык магистра войны.

— Шаг, — негромко сказал он. — Это лишь шаг. Багровый Путь ждёт.


ЭТАП ВТОРОЙ

КАДИЙСКАЯ ПОБЕДА


Глава первая

— Святой Трон, — прошептал адмирал Кваррен. — Сколько их?

Командная палуба «Мощи праведников», линкора типа «Император», имела наблюдательные иллюминаторы шириной в восемьсот футов, но почти весь вид в них закрывали пенящиеся буруны, поднятые варп-переходом.

Самым крупным выходом из эмпиреев, который ему доселе доводилось лицезреть.

Впрочем, кровь в жилах у него застыла вовсе не от призматических не-цветов имматериума, а от осколков черноты среди противоестественных тонов.

Корабли. Так много кораблей. Больше, чем выставил весь Чёрный крестовый поход — а ту битву его флот едва пережил.

— Определить их! — крикнул Кваррен, вызывая данные сенсоров через нейронную связь с командным троном. — Нужно понять, о чём сообщать на Кадию.

— Доклад от разведзвена «Децимус», — отозвалась диспетчер, прижимая к ушам динамики наушников. — Дальняя передача. Слабая слышимость… «Терминус Эст». Подтверждён «Терминус Эст».

— Трон, — ахнула заместитель Кворрена, Рабелла. — Я думала, это миф.

Адмирал жестом велел ей умолкнуть, и с по-прежнему поднятой рукой перевёл взгляд на связиста. — Говори.

— Фрегат «Стальной дротик» сообщает о выявлении тяжёлого крейсера, — быстро заговорила офицер. — Постойте. Ещё один. Эсминец «Стремительный» заметил космолёт, вероятно тип «Убийство». Сложно сказать наверняка из-за варп-искажений надстройки. Ещё… вольный торговец Адольфус Зант на капере «Разбойник» докладывает… Он не знает… Корабль размером с линкор, но весь покрыт опухолями. Рогами. Глазами.

— Выходят новые корабли, — сказала Рабелла, на аугментических линзах которой уже складывались зелёные чёрточки-сигилы. — Основываясь на профилях…

— Стоп. Больше не нужно. — Кваррен заметил, как на подлокотнике трона мелко дребезжит стило, и понял, что трясётся, а вместе с ним по симпатической связи дрожит и весь линкор.

Он глубоко вдохнул, напряг мышцы. Через удалённый доступ впрыснул в организм дозу успокаивающего дофамина из рядов пузырьков в кресле.

С таким флотом он прежде не сталкивался. Не сталкивался никто из ныне живущих. Наибольшая армада Архиврага со времён Великой Ереси.

Им не выжить. Впрочем, такую задачу им и не ставили.

Кваррен и его сторожевой флот служили глазами для осаждённой Кадии. В случае подхода к изменникам подкреплений им следовало отправить на планету-крепость зашифрованное сообщение. Диспозиция вражеского флота, численность, курс, и определённые слова-коды, указывающие размер приближающегося воинства.

«Разбитый синий» означало флот уровня оперативного соединения.

«Разбитый зеленый» — полноценный флот.

«Разбитый красный» — армада крестового похода.

Им предписывалось вручить послание быстроходным фрегатам, а тем — развернуться и на всех парах умчаться обратно к Кадии, чтобы передать его оставшимся кораблям флота адмирала Достова, которые ждали в засаде среди поля обломков Железного Кладбища.

Расчёт строился на том, что если Кваррен погибнет в бою, а Достов ударит по предательскому флоту в момент его прохождения через пояс разрушенных остовов, то они смогут задержать Архиврага на достаточное время, чтобы Кадия успела подготовиться.

Здесь был даже не «Разбитый красный».

Кваррен оценил свои шансы на выживание в десять процентов. Когда Крид предложил ему это задание, он их знал.

Адмирал испытал едва ли не облегчение.

Потому что существовало ещё одно кодовое обозначение. Фраза, которую он надеялся никогда не произнести вслух. Что на самом деле он считал невозможным. Как-никак, никто не видел подобных кораблей с самой Готической войны.

Тем не менее, среди текущего перед глазами потока информации Кваррен различил данные, не соответствовавшие ни одному имперскому либо вражескому космолёту.

— Увеличить квадрат четыре-семь-гамма, — распорядился он.

Когда специалист-имаджист выполнил приказ, все девятьсот мужчин, женщин и техноадептов на мостике ахнули как один.

Кваррен снял с рычага трубку и переключился на общий канал, чтобы обратиться ко всем кораблям флота со словами, которые он надеялся никогда не произносить.

— «Разбитый чёрный». Повторяю, «Разбитый чёрный». Эскортникам развернуться и плазменные двигатели на полную. Уйдите минимум на три тысячи миль, прежде чем начать варп-переход. Локализованные разломы нам ни к чему. Да пребудет с вами Император. — Затем он отключился и заорал экипажу рубки. — Не стойте столбами! Передние щиты на максимум! Загрузить торпеды! Экипажи истребителей и бомбардировщиков на палубы. Зарядить нова-пушку.

— Это же… — пролепетала Рабелла.

— Я знаю, что это, — рявкнул Кваррен. — Полный вперёд! Встанем между врагом и посыльной эскадрой. Орудия, статус торпед?

— Ждём приказа, адмирал.

— Это же Чернокаменная Крепость, — договорила Рабелла.

— Нужен разброс, — сказал Кваррен, подавшись вперёд, чтобы имплантированным в палец стилом накидать на координатной сетке планшета-дисплея грубую схему. — И побольше. Они попытаются взять нас в клещи и добраться до посыльных кораблей. Я хочу задать им основательную трёпку, прежде чем они…

— Атака! — закричал офицер сканера. — Приближаются торпеды! Секторы бета-шесть-девятнадцать. Бета-шесть-двадцать. Бета-шесть…

— Запускаю оборонительные турели, — ответила энсин средств противодействия, так спеша приготовить авгур наведения, что у неё съехала набекрень фуражка. — Приближается больше трехсот целей. Составляю курсы перехвата.

— Огонь по готовности сервиторов заряжания, — произнёс адмирал. — Торпеды? Пуск!

Три офицера-артиллериста, чьи металлические черепа соединялись паутиной провисающих кабелей, с жуткой синхронностью затараторили приказы.

— Труба один — пуск. Труба два — пуск. Труба четыре — пуск. Труба шесть — пуск. Труба три — пуск. Труба пять… Пять докладывает отказ пуска. Разрядить и обезвредить. Все трубы, кроме пятой, — перезарядка.

Заговорили турели, выпустив потоки разрывных боеприпасов, что засверкали во тьме подобно искоркам, разлетающимся от горящего в костре полена. Янтарные огни заполонили собой передние иллюминаторы, одну за другой подрывая несущиеся к ним торпеды.

Бах.

Кваррена тряхнуло в командном троне. Рабелла, отошедшая к старшине, что пытался отслеживать статус торпедной защиты, поймала мичмана, потерявшего равновесие и едва не свалившегося в яму сенсорной команды.

— Попадание в двадцать четвёртый истребительный отсек правого борта, — доложил старший техник. — Похоже…

Сирены. Вращающиеся синие мигалки.

— Трон Терры, — прорычал Кваррен. — Какого чёрта…

— Это посыльные! — завопил энсин навигации. — Они подняли поля Геллера и готовятся к переходу в варп.

— Кто «они»? — взъярился адмирал.

— Фрегаты «Истинный» и «Ловец звёзд». Эсминцы «Лавертин», «Свет Оптериона», «Пиракс Оркад»… Они получили приказ и теперь бегут.

— Связаться с ними! — крикнул Кваррен, и в следующий мир корабль содрогнулся ещё раз. — Скажите им, что они слишком близко! Они разве не понимают…

В пятидесяти ярдах от него раздался вопль, похожий на звук, с которым под напором вакуума проламывается переборка. Санкционированный псайкер для межкорабельной связи в яме-клетке выгнулся дугой, и из его широко распахнутого рта ударил фонтан искрящегося масляного света.

— Прорывники! — заорала Рабелла и бросилась бежать по содрогающемуся мостику, попутно доставая лазпистолет.

Зубы псионика вылетели наружу и рассыпались по палубе, где со стуком покатились и запрыгали от очередного попадания торпеды. Теперь он скорее задыхался, нежели кричал, ибо в бьющем сиянии показался широкий жёлтый клюв, смещая и ломая псайкеру челюсть своим невозможным рождением на свет.

Рабелла и флотские прорывники достигли места происшествия, когда начали появляться первые влажные крылья и голова. Она выстрелила первой, прошив грудь страдающего псайкера, а следом за ней бойцы разорвали и вместилище, и монстра залпами из массивных дробовиков, чьи серебряные дробинки были созданы и благословлены как раз для такой цели.

— Адмирал! — прожужжал техножрец. — Вторжения из варпа на палубах четырнадцать и восемь. Астрохор и лорд-навигатор Карсуллус…

— К чёрту их. — Кваррен открыл аудиоканал, чтобы услышать всё самому. Отключил сразу, как только услышал вопли из чердака астропатов. Он же говорил, чтобы эскортники не начинали варп-переход так близко. И вот итог — массовая одержимость.

Похоже, битва окажется даже короче, чем он рассчитывал.

— «Лавертин» ушёл! — сообщил энсин навигации, перекрикивая грохот дробовиков, решетящих ещё одного псайкера связи. — «Ловец звёзд» ушёл. «Пиракс Оркад» ушёл…

— Запустить всё что есть, — скомандовал Кваррен. — Все истребительные и бомбардировочные крылья. Главная цель — Чернокаменная Крепость. Взять курс на неё. Протаранить, если придётся.

Среди калейдоскопического безумия варп-разлома он различил яркую точку, сворачивающуюся на фоне крепости. Яркая звезда внутри чёрной.

Нет, не звезда — луч. Прореха в космосе, наполненная перьями, и пастями, и скрученными конечностями адского измерения, пропитанного нечестивым движущимся светом, который Кваррен мог слышать, и осязать, и чувствовать.

Мгновение он купался в сиянии имматериума, а в следующий миг «Мощь праведников» — корабль в две с половиной мили длиной и водоизмещением в шестнадцать миллиардов тонн, — испарился на атомном уровне.

Оставшиеся космолёты обезглавленного флота ринулись в бой, который станет самым жестоким и тяжёлым за всё время их службы. Отчаянная попытка задержать врага. Два миллиона пустотоходов пожертвовали жизнями, а равно кораблями, что служили им домом и храмами, чтобы дать Кадии шанс уцелеть.

Сражение продлилось семьдесят семь минут.


Глава вторая

— Переворот решили устроить? — спросил Крид, расхаживая по комнате.

Келл прежде не видел, чтобы Крид присаживался во время военного совета. Он был слишком оживлённым, слишком энергичным. Он то мерил шагами помещение, то склонялся над картами, то затягивался либо прикуривал сигару. Прямо сейчас лорд-кастелян подошёл к усиленному бронестеклу и постучал по нему кулаком. — Я-то думал, предатели-волсканцы вон там, а не вот здесь.

— Не драматизируйте, Урсаркар, — отозвался логистар-генерал Конскаван Райк. В отличие от лорда-кастеляна он сидел, отставив форменную муниторумную фуражку на пустующее кресло, и листал экран инфопланшета, что кабелем подключался к разъёму у него в виске. — На самом деле это административный вопрос. Ваше назначение лордом-кастеляном было экстренной мерой, и военное собрание его не утверждало.

— Так пусть утвердят!

— Вы ведь сами знаете, что это так не работает, — отрезала главный комиссар Забин. В отличие от благодушного, расслабленного Райка она сидела с прямой, как шпала, спиной. — Согласно положению шестьдесят семь гамма Командирского Кодекса любой человек, получивший звание лорда-кастеляна во время чрезвычайного положения, должен сложить полномочия сразу, как только опасность пройдёт.

Урсаркар затянулся сигарой, что-то обдумывая, после чего выдохнул дым в сторону Забин.

— И тут у нас проблемка, Авдария. Опасность не прошла, ведь так?

— Для зачистки лорд-кастелян не нужен. Враг разбит.

— Со всех фронтов сообщают об отступлении врага. — Даже говоря, Райк не переставал работать с инфопланшетом. — Запросы боеприпасов и топлива упали на двадцать процентов. Бои сходят на нет. Мы ожидаем внутренних беспорядков из-за урезания пайков. Если поднимем норму для гражданских до пятидесяти процентов, а военнослужащих до девяноста, то сможем избежать…

— Это ложное отступление. Они увлекают нас в погоню. Рассеивают наши силы, чтобы когда прибыла вторая волна, мы не смогли собраться обратно. Тогда Разоритель окружит нас и уничтожит по частям.

Райк и Забин на мгновение встретились взглядами.

— В чём дело? Выкладывайте уже.

— Лорд-кастелян… Нет, давайте вы, Забин.

— Флотская разведка через спутниковые пикты подтвердила, что «Мстительный дух» вместе с флотом предателей отступил к Оку Ужаса. Предположительно, Разоритель на его борту. Адмирал Минзет начал преследование.

— Я же отозвал Минзета, — произнёс Крид. — Или, вернее, запросил у гранд-адмирала Козчокана отозвать все части боевого флота Кадии и занять позиции вокруг мира-крепости. Разорителя на корабле нет — это, как и отступление, попытка ослабить нашу защиту. Оттянуть наш флот подальше.

— Вы победили его, Урсаркар, — вставил Райк. — Вот и вся правда. Тринадцатый чёрный крестовый поход закончен. Нам сильно досталось. Губернатор Порелска — да хранит Трон его душу — был убит, вы приняли на себя командование, и мы обратили ход битвы вспять. Гордитесь собой. Победа далась нам тяжело, но теперь всё завершено.

— Скажите это тем ублюдкам, что копошатся на руинах касра Мирак, или Халига, или в сотне других мест.

— Впервые, что ли? — спросила Забин, отмахиваясь бионической рукой. — Мы будем выковыривать их из нор и зачищать культы годами, если не десятилетиями. Однако масштабные бунты не несут опасность, только не на Кадии.

— И вот мы вернулись к мятежу.

— Это не мятеж, — заявил Райк. — А мера сдерживания вашей власти. Вы не можете занимать такую должность вечно — особенно теперь, когда кризис миновал. Более того, мы тревожимся, что это вы планируете переворот.

— Глупость какая, — осклабился Крид.

— Разве? — переспросил Конскаван. — Есть неучтённые подразделения. Целые полки, которые попросту исчезли, а потом вернулись будто из ниоткуда.

— Это большая война.

— Двести восемьдесят второй штурмовой, Сто первый бронетанковый, Одиннадцатое воздушно-десантное звено касркинов — я могу продолжить. Согласно нашим записям, эти подразделения по вашему приказу получили шестимесячный запас провизии, после чего испарились без следа.

Крид поджал губы. Наклонил голову, обдумывая ответ.

— Это очень большая война.

Джарран подошёл ближе, решая, стоит ли вмешаться. Крид начал их подзуживать, а, нравилось ему это или нет, в военном кабинете лорда-кастеляна сидели весьма могущественные люди.

— Вопрос в том, что вы держали их в резерве, — указала Забин.

— И что с того? У всех командиров есть резервы.

— Личном резерве, — уточнил логистар-генерал. — Для обеспечения вашего дальнейшего пребывания лордом-кастеляном. У нас потрёпанные, недоукомплектованные подразделения, у вас — свежая, отдохнувшая армия. А этот план стянуть всех к касру Краф позволит вам создать свой центр власти.

— Ещё у меня есть вопросы касательно тех вокс-передач, — продолжила Забин. — Тех, где вы крутите «Цветок Кадии» и обращаетесь к войскам напрямую. Пропаганда и передача извещений находится в компетенции Комиссариата. Всё это попахивает попыткой создать…

— Создать что? Боевой дух? Чувство того, будто командованию на них не наплевать?

— Культ личности, — договорила Авдария. — Сделать так, чтобы войска были верны вам, а не Кадии.

— Главный комиссар, — сказал Келл, шагнув к ним. За десятилетия службы под началом Крида он научился дальновидно прерывать разговоры, прежде чем Урсаркар успевал превратить их в состязания по крику. — Если хотите получать копии наших будущих передач, я всё организую. И, логистар-генерал, могу передать вам полный перечень всех подразделений, которые вы сочли…

Крид жестом велел ему умолкнуть.

— Зачем мне заморачиваться с какими-то переворотами? Я же победил Архипредателя и отразил Чёрный крестовый поход, и вы всерьёз считаете, что мне нужны секретная армия и культ личности, чтобы остаться лордом-кастеляном? Чёрт, стоит мне махнуть рукой, и бойцы заставят собрание утвердить меня губернатором мирного времени.

Тишина.

Забин вперилась в него тяжёлым взглядом. Райк поджал губы и вскинул брови, не отрывая глаз от планшета.

Крид хохотнул.

— Нечего ответить, да?

— У вас три недели, — сказала Забин. — После этого военное собрание проголосует за отмену чрезвычайного положения и назначит вас главнокомандующим Кадии.

Келл тихо цокнул. Титул звучал внушительно, но в действительности был большим шагом назад. Главнокомандующий являлся руководителем вооружённых сил Кадии, однако не имел власти принимать решения, в отличие от лорда-кастеляна. Военное собрание — состоявшее из представителей верховного командования, Администратума, Экклезиархии и боевого флота Кадии, — перестанет быть ему подотчётным. Крид станет лишь ещё одной фигурой среди многих.

Урсаркар погасил сигару в пепельницу и склонился над столом, опустив на него локти и сложив перед собой руки. Посмотрел прямо в глаза Забин.

— Я надеюсь, что это случится, Авдария, — произнёс он. — Правда. Я буду самым счастливым человеком, носящим бронежилет, если всё закончится за три недели. Но не закончится. Я нутром чую.

— Данные противоречат вашему чутью, — вставил Райк. — Всё указывает на то, что угроза миновала, и дальнейшее…

Взрыв. Раскатистое баханье, раздавшееся достаточно близко, чтобы его услышали даже сквозь бронестекло. Затем ещё один, и ещё.

Райк нырнул вниз, укрывшись под столом. Рука Забин метнулась к болт-пистолету.

— Глянь-ка, что там творится, Келл, — скучающе бросил Крид.

— Миномёты? — спросил из-под стола логистар-генерал. — Ракеты?

Флаг-сержант оттянул тяжёлый противовзрывной занавес в сторону, увидел, как от следующего взрыва снаряда по небу рассыпались яркие огоньки. Ещё две детонации, окрасившие укреплённые блокгаузы и площади-мешки касра Краф в жёлтые и синие цвета.

— Фейерверки, — отозвался он.

— Фрекковы кретины, — ругнулся Урсаркар.

— Это незаконно, — прошипела комиссар. Фейерверки были на Кадии под запретом — бунтовщикам не составило бы труда переделать их во взрывчатку. — Я пошлю в город людей с приказом казнить виновных.

— Забудьте, — отмахнулся Крид. — В следующей передаче попросим их прекратить. А пока… Город строился из расчёта выдержать орбитальную бомбардировку. Пару хлопушек ему не навредят. Мы закончили?

Келл выглянул из окна командного шпиля на улицы касра Краф, озаряемые огнями несанкционированного празднества.

— Нужно решить, как избавиться от тел врагов, — произнёс Райк. — Пути снабжения полностью непроходимы из-за покойников. А ещё вопрос санитарии.

— Сожгите их, — сказал Крид.

— Но стоимость прометия…

— Тела еретиков сжечь. Я не отдам им ни клочка кадийской земли. Даже чтобы их зарыть.

Ёмкая фраза. Келл поставил мысленную пометку вписать её в следующее вокс-обращение.

Над районом коммерции расцвёл взрыв, где на мгновение завис, уподобившись бутону красного хрисанфуса, которые его мать выращивала в продовольственном саду. И на секунду флаг-сержант вспомнил запах весны, когда окрепшие цветки раскрывали лепестки и ветер уносил их пушистые семянки.

Алый хрисанфус.

Цветок Кадии.


Внизу, в коммерции, Янн Ровецке поднял голову на звук взрыва.

Он увидел, как воздушный снаряд расколол небеса, разметав по чёрной ночи красные искры. Те озарили уличное празднество ярким багрянцем, заставив казаться и узкую улочку — и гуляк на ней, — залитыми кровью.

И, если у Янна Ровецке всё выйдет, так и случится.

Он скользил сквозь толпу. Не толкаясь, не пихаясь. Ничем не привлекая внимания. Мимо пробежала белощитница, пытаясь догнать замеченного товарища. Ровецке ничего не сказал, когда девушка по пути врезалась ему в плечо.

Он не ждал извинений, и, впрочем, их не получил.

Ровецке носил форму туннельного работника Администратума. Каждый на Кадии имел униформу, точно так же, как каждый на Кадии имел звание. У него на воротнике красовались нашивки сержанта санитарной службы.

Однако Янн был лицом гражданским, поэтому даже самому захудалому белощитнику не требовалось перед ним извиняться, когда он с ним сталкивался.

Кадийцы любили говаривать, что они народ практичный. Что в солдатском обществе продвигались только самые достойные и способные. Что на Кадии не существовало кастовой системы.

Нет, вместо неё у них было понимание.

Понимание, что офицеров ударных войск выдвигали на основе обучения — тем, кто заканчивал лучшие кадетские академии с наивысшими баллами, доставались самые видные должности. Тот факт, что подобные академии, как уж повелось, находились в районах, где проживали старые военные семейства, естественно, не играл никакой роли.

Понимание, что вербовочные лотереи, — в которых одному из десяти солдат выпадало остаться на Кадии в составе гарнизонных сил внутренней гвардии, — зачастую проводились для того, чтобы отобрать представителей древних родов. А если не получалось, они обычно служили два года, прежде чем отбыть с планеты в качестве офицера либо советника при новом подразделении.

Понимание, что вспомогательный персонал должен уступать места в столовых настоящим бойцам. Понимание, что военнослужащим по праву и справедливости полагался полный паёк, а простым рабочим — только половина оного.

Семья Ровецке была из богатых. Торговый консорциум, отвечавший за завоз высококачественных взрывчатых веществ в обмен на каустобиолит. У них водились деньги, достаточно денег, чтобы добавлять к своему шестидесятипроцентному пайку всё, что им пожелается.

Впрочем, деньги на Кадии не играли особой роли. Здесь котировались боевой опыт и происхождение. И ты ни за какие деньги мира не смог бы купить уважение либо пропуск в кадетскую академию для будущих офицеров.

Так что когда в двенадцать лет к Янну явился Пустой Человек и предложил пройти подготовку бойца военизированных формирований, тот охотно согласился.

Как-никак, какой кадиец откажется от возможности драться?

Взорвался ещё один фейерверк, залив снующих людей холодной синевой.

Ровецке шёл вместе с ящиком для инструментов мимо солдат, мимо автомобиля, где с багажника торговали самогоном-раёнкой. Мимо группы мордианцев, отплясывавших в кругу какой-то танец. Свернув в сторону, чтобы не попасться на глаза священнику с поднятым над головой черепом, призывавшему солдат покаяться и вернуться в свои расположения.

Когда толпа поредела, он скользнул в тихий проулок — прикрыв глаза ладонью, чтобы не нарушать уединения парочки целующихся капралов, — и отыскал синюю дверь, отмеченную тремя печатями чистоты.

Дом номер 14, улица Анфиладная-бета.

Он постучал пять раз. Выдержал паузу. Стукнул ещё трижды.

Дверь приоткрылась.

— Я пришёл насчёт труб, — сказал Ровецке. — Сказали, у вас протечка.

Дверь распахнулась настежь. Стоявшая на пороге женщина, перекошенная от таскания тяжёлых бронежилетов и ранцев, подняла керосолиновый фонарь.

Тусклого света едва хватило, чтобы озарить её покрытую печёночными пятнами кожу. Сияние отразилось от затуманенных катарактами глаз.

— Они сказали, что вы придёте, — просипела он. — Они…

Ровецке приложил палец к её губам, после чего уверенно переступил порог и закрыл за собой дверь.

— Отведи меня к нему, — велел он.

— Простите насчёт светосфер, кажется, они сломались.

Внутри — типичное кадийское жилище. Скалобетонные стены, толщиной с его руку. Прямоугольные окна-бойницы. Лестница, ведущая к люку, который, если разрезать его дуговой горелкой, выведёт на плоскую крышу. Скорее бункер, нежели обитель.

В случае городского боя в этом помещении смогут разместиться касркины, которые убьют любого, кто попытается воспользоваться проулком для обхода защитников на главном проспекте. Когда Ровецке нырнул на Анфиладную, от него не укрылось, что здания по обе стороны узкого прохода имели на третьих этажах выступающие огневые точки — установи в каждом по тяжёлому стабберу, и проулок превратится в смертельную ловушку.

Впрочем, он заметил, что одна стена комнаты покрылась плесенью, а из заклёпок в металлической мебели текла ржавчина. Для кадийца подобное считалось неряшливостью. Заявись сюда инспекторы по готовности, её бы непременно оштрафовали.

— Где ты его держишь? — спросил Янн.

— В подвале. — Женщина провела сухим языком по истончившимся губам. — Люди собрались. Мы ждали. Как было велено. Даже когда остальные поднялись. Сны Донавы Глаза-что-Зрит сказали ему, что ещё не время…

— Так и было.

Они миновали ящик для боеприпасов, привинченный к полу и готовый для загрузки в него снарядов. Женщина использовала его в качестве столика, заставив выцветшими пикт-портретами солдата с чёрной лентой в углу. Муж? Сын? Кто знает.

Плохая вентиляция. Место пропахло подвалом, где она хранила продукты. Спёртым ароматом проросших клубней и лежалого мяса.

Они прошли мимо двух убирающихся реечных коек. Спустились по винтовой лестнице ниже уровня земли. Наверное, в арсенал. Ровецке решил, что крыша здания должна была служить в качестве миномётной позиции.

— Когда ты получила благословение?

— Прошлой ночью. От Гекуты Руки-что-Разит. Он сказал, за ним придёт мужчина. Кто-то важный, я не думала...

Он увидел, как сморщился её старческий рот, когда она кинула взгляд на его униформу.

— Ты же понимаешь, что это маскировка?

— Конечно, — отозвалась женщина, и её плечи видимо расслабились. — Да, конечно. Вы не похожи на полупайщика. Слишком мускулистый. Я сама семидесятница. Отставная. Или должно было быть семьдесят процентов. Чёртов Крид.

— Скоро мы отправим его к чертям, — пообещал Ровецке. Цифра его весьма удивила. Слишком уж высокая. Талоны на семьдесят процентов пайка редко выдавались людям не среднего возраста. Обычно такой рацион полагался резервистам, тем, кого могли призвать на службу снова.

То, что старуха получала целых семьдесят процентов пайка, означало, что Крид был даже в большем отчаянии, чем…

Внезапно Янн поймал женщину за хрупкую руку и шикнул, веля умолкнуть. Затем прижался ухом к скалобетону.

Сквозь камень он различил звук, нечто похожее на крошение или шорох. Треск, как у стального корабля в ненастье. Лопнувшая труба, пропускающая течь в пористый скалобетон?

Запах мяса и пряностей усилился, став почти удушающим. Возможно, что-то с трубой в уборной или…

— Почтенная леди, — сказал Ровецке. — Вы не открывали благословление, ведь так?

— Почтенная леди! Это мне нравится! Я не…

Он схватил её за плечи, попутно ощутив под тонкой как пергамент кожей выпирающие кости.

Вы открывали его?

— Я, нет… Пока он не велел нам сделать это.

— Фрекк, — выругался Ровецке, и, отпустив её, уставился на свои руки. Торопливо натянул на них тяжёлые руббариновые краги, висевшие на поясе.

— Он хотел, чтобы мы ему пели. Вот что он сказал Глазу-что-Зрит. Он ведь бог, как-никак. Или так…

Сколько вам лет? — оборвал он её.

— Что…?

— Сколько?

— Ну, мне… мне сорок два, если вам это интересно.

— Фрекк, твой же фрекк. Фрекк! — Он достал ребризер, который каждый кадиец носил в подсумке. Натянул его на голову, бормоча песнь почтения, которой его научил Пустой Человек. Проверил герметичность, между тем запустив руку в нагрудный карман на липучке.

— Мы его оскорбили? — просипела женщина. Она в ужасе скривилась, показав осевшие дёсна. — Мы делали лишь то, что от нас просили…

Ровецке выстрелил в упор, стабберная пуля вошла женщине точно над бровью и забрызгала стену всем накопившимся за жизнь негодованием. Прежде чем он успел сделать шаг, мозговое вещество уже свернулось и потемнело.

Янн кинулся вниз по ступеням, молясь властителям разрухи, чтобы он не подцепил заразу. Костеря себя за то, что не понял знаков: ржавеющую мебель, плесень и густой запах гнили.

Он сошёл с лестницы, сжимая пистолет обеими руками.

Подвал на самом деле являлся оружейной. Ровецке понял это по валявшемуся на полу разбитому снарядному подъёмнику, который раньше находился в стене, прежде чем покрывшая его изморозью ржавчина разъела опоры. Стальные полки почернели и скрутились. Открытые светосферы в потолке давали тусклое, болезненно-оранжевое свечение. Они начали лопаться одна за другой, рассыпая снопы искр.

Но стоило ему увидеть людей, и он уже не смог отвести от них глаз.

Они стояли, выстроившись в круг, издавая один атональный звук. На их лицах застыло выражение исступлённой радости, из посеревших дёсен на пол с тихим тик-так-тик-так сыпались зубы.

Человек, что возглавлял ковен, носил высокий головной убор из битой бронзы — по всей видимости, некогда бывший музыкальным инструментом военного оркестра. Сквозь скапывавшую с него тягучую зелёную окись Ровецке различил гигантский глаз, полностью скрывший лицо культиста.

Янн прицелился в око, и головы всех присутствующих разом повернулись к нему — и некоторые с такой силой, что он услышал хруст ломающихся позвонков.

Фиолетовые глаза кадийцев, с рождения осквернённых Оком Ужаса, горели огнём.

А затем с громким баханьем погасли оставшиеся светосферы.

В резких сполохах дульных вспышек он увидел, как сектанты скопом кинулись к нему. Мимолётные образы, словно выхваченные из пикт-записи отдельные кадры. И каждый сопровождался оглушительным звуком выстрела в замкнутом помещении.

Бам.

Мужчина в истлевшей униформе конвейерного рабочего Муниторума, тянущий к нему руки с отпавшими пальцами.

Бам.

Капрал. Хромающий из-за глубокой, напоминавшей улыбку, раны в бедре. Из неё наружу вывалилась пуля, когда-то давно засевшая в трубчатой кости. С рук мужчины сыпались кусочки стальных осколков.

Бам.

Руки на запястьях Ровецке. Женский рот, полный червей.

Иоава воккх! — выкрикнул он защитное заклятье.

Бам.

Мужчина в зелёном уборе справа, челюсть уже отстрелена, посох в руке продолжает вращаться.

Он разрядил магазин, пятясь обратно к лестнице. Натужно втягивая воздух через фильтры респиратора.

Затем всё кончилось.

Ровецке неуклюже нащупал крагами фонарик на каске. Тот включился, озарив комнату слабым тусклым светом. Позже, когда он снимет и сожжёт одежду, Янн обнаружит, что батарейка в нём окислилась до такой степени, что залила кислотой кромку каски.

Он старался не смотреть на тела. Это было сложно, потому что те лежали повсюду. Некоторые вздулись и лопнули, а их лица почернели. Другие начали съёживаться, ссыхаясь.

Но они продолжали петь.

Ровецке уже видел Чуму Неверия прежде. Даже участвовал, пусть и косвенно, в отравлении систем водоснабжения касра Хольн, что в сочетании с варповым ритуалом-катализатором позволит тамошним мертвецам восстать снова.

Здесь же было нечто иное. Хворь разложила живых людей. Состарила их. Открыла старые, давно зажившие увечья. Штыковые раны. Кровавые пулевые отверстия. Отделила пальцы, пришитые обратно после инцидента в мануфакторуме.

Нет, не гниль Нургла, что-то другое. Опустошительное воздействие времени, но только сконцентрированное в моменте.

Ровецке уберегли лишь вшитые под кожу рунические кулоны. Он чувствовал, как те горят в его теле жаром.

Янн действовал быстро. С хрустом топчась по костям и заглядывая под рассыпавшиеся металлические полки в поисках предмета, вокруг которого люди водили хоровод.

Штатив с закупоренными стеклянными пробирками в три дюйма высотой. Всего восемь штук. Изначально они стояли прямо в проволочной каркасной стойке, подобно образцам из биолаборатории, но сталь штатива побурела и скрутилась подобно увядшему стеблю, так что те покосились вкривь и вкось. Один так и вовсе упал набок.

Внутри пробирок весело побулькивала жёлтая, напоминавшая гной, жидкость.

Ровецке открыл длинный ящик для инструментов, который оказался пустым, если не считать блока защитной пены с восемью глубокими выемками, и клещей.

С помощью последних он осторожно вставил флаконы в пазы, радуясь тому, что Пустой Человек послал ему сон, надоумив начертать внутри ящика защитные руны. Внутри ребризера скопилась испарина. Маска натирала ему лицо, резиновые элементы уже начали рассыхаться и трескаться.

— Я твой слуга. Твой слуга. Не вреди мне. Это место не твоя цель. Я должен перенести тебя. Это место тебя недостойно. Прошу, не вреди мне.

Голос у него в заднем мозгу молил его присоединиться к хору, петь.

Вместо этого он захлопнул ящик и защёлкнул клипсы.

Когда Янн стал выбираться из подвала, пол уже начинал вспучиваться и разбухать. Со стен горстями сыпался скалобетон, обнажая искорёженные, поржавевшие пруты арматуры и разваливающиеся двутавровые балки.

Он взбежал по проседающим ступеням, стремительно пересёк разлагающееся помещение и выскочил в дверь.

Двое бойцов всё так же стояли снаружи. Та парочка.

— В чём дело? — беспокойно нахмурившись, спросил один.

— Провал грунта, — сказал Янн, стягивая с себя ребризер. — В подвале. Размыв. Там внизу люди!

Он посторонился.

Ровецке не был псайкером. По крайней мере, не таким, как представляли себе другие. Он не умел выдыхать варпов огонь и уничтожать разумы взглядом. Но когда он врал, люди ему верили.

Двое бойцов кинулись внутрь. Ни дать ни взять, бравые кадийцы-герои.

Янн захлопнул за ними дверь, петли которой уже стали обрастать ржавчиной. Затем он растворился в празднующей толпе, прежде чем дом номер 14 по улице Анфиладной-бета просел, а затем исчез под землёй.

В небе продолжали взрываться фейерверки.

Снующие вокруг кретины думали, что это конец.

Так оно и было.

Длинный ящик у него в руке слегка покачивался — так, словно внутри шевелилось нечто живое.

Нечто, жаждущее свободы.


Под улицами касра Краф сквозь тьму шёл Сервантус Глейв, уверенный, что самым смертоносным существом здесь был именно он.

Как-никак, он был касркином.

Его дыхание спокойно и размеренно вырывалось через плотно прилегающий к лицу респиратор. Глаза неотступно следили за туннелем впереди, линзы шлема, работавшие в режиме низкого освещения, окрашивали всё вокруг в дымные красные тона.

Ствол залпового ружья поблёскивал в самом низу обсидиановой чернотой. Оружие оставалось направленным прямо вперёд, крепясь к панцирному нагруднику многосуставным манипулятором для предотвращения уставания и увеличения точности.

— Стоп.

Оккун, через микробусину на канале группы.

Глейв замер. Проводник виднелся на периферии зрения, две их локационные точки почти сливались на позиционной карте с внутренней стороны наруча Глейва. Несмотря на напряжение и стекавший по спине пот, Сервантус сохранял дисциплину. Не двигаться. Не поддаваться соблазну взглянуть самому. Он знал, что Оккун сейчас стоит на колене, сканируя район ауспиком.

— Впереди усиление шумов. Возможно, звуки с улицы.

Они продолжали ждать в тёплой, влажной тьме.

Дренажная галерея шириной была с двухполосную дорогу, и в высоту примерно такой же. Паводок прошлым летом принёс сюда много мусора сверху. Когда вода спала, отходы остались гнить здесь.

Туннели испещряли всю Кадию. Естественный итог многочисленных осад, которые довелось пережить миру-крепости. Новые города возводились на разрушенных укреплениях прошлого. Те, в свою очередь, становились водоотводящими каналами и дренажными стоками, чтобы не дать касрам — построенным из стали и скалобетона — утонуть в сезонные разливы.

А ниже, под ними — настоящие туннели. Чёрные туннели. Из которых когда-то давно, в Тёмную эру технологий, древние люди извлекли жуткие пилоны, что ныне покрывали поверхность мира.

Так, по крайней мере, учили Глейва в кадетской академии. Хотя за время подземных операций, проведенных в составе 27-го полка касркинов, Сервантус понял, что гладкие стены и странные столпы ничем не напоминали ни одно имперское сооружение, которые ему доводилось видеть.

Наверное, рассуждал он, тогда всё было иначе.

— Может подтянуть поддержку?

— Терпение, Глейв, — усмехнулся проводник. — За углом глухой звук. Не чёткий контакт, скорее… дрожь. Механическая. Может, диверсионный отряд культистов. Будь готов к перестрелке.

Глейв сжал зубы и отпустил пистолетную рукоять залпового ружья, чтобы размять ладонь. Она всегда ныла, когда он её перетруждал, но Сервантус не жаловался. Каждый касркин был привычен к боли, как внутри, так и извне. И Глейв умел выдерживать и ту, и другую.

При рождении он не мог держать лазвинтовку. У него были сращены пальцы правой руки — мизинец с безымянным, и указательный со средним, вследствие чего он имел большой и два сдвоенных пальца. Полностью пригодный для повседневной работы, но не чтобы служить Императору.

Для этого было нужно, чтобы указательный палец проходил под предохранительную скобу лазвинтовки.

Все кадийцы по достижении восьми лет должны были быть готовы к поступлению в кадетскую академию. Тогда проходила первая проверка на пригодность — та, на которой решалось, стать тебе ударником или полупайщиком в мануфакторуме. С такой же рукой фронт он смог бы увидеть, разве что грузя поддоны с боеприпасами на борт транспортного корабля.

Дети редко когда получали бионику — они росли слишком быстро, и замена имплантатов обходилась бы неприлично дорого. Конечно, можно было сделать операцию, но тогда он рисковал полностью утратить чувствительность, а ещё из-за времени на восстановление он бы пропустил проверку.

Удача отворачивалась от многих перспективных рекрутов. Впрочем, Сервантус не относился к числу «многих».

Его отец, генерал Хезкетт Глейв, командовал 117-м полком мобильной артиллерии во время осады Сантаана, и умело воспользовался этой победой, чтобы занять место главы школы повышенной артиллерийской подготовки. И Хезкетт Глейв не стал мириться с тем, что его сыну судилось грузить снаряды, а не стрелять ими во врагов.

Он подёргал пару-тройку ниточек, и Сервантуса на временной основе приняли в средней руки кадетскую академию, позволив пользоваться лазвинтовкой со снятой скобой.

Инструкторам такое не понравилось. Кадетам тоже. Вся имперская машина строилась на том, что человек должен соответствовать системе — и то, что эта самая система подстроилась под Глейва, казалось им совершенно ненормальным.

Поначалу его сочли слабаком, а кадийцы как никто умели чуять слабость и пользоваться ею самым безжалостным образом.

На нападки он ответил тем, что стал самым лучшим. Награды выдающегося стрелка. Доклады об образцовой физической подготовке и безупречных персональных осмотрах.

А затем он открыл для себя бокс. Глейву бокс нравился. Перчатки скрывали его руки, и он наконец-то смог задавать трёпку своим мучителям, да ещё и получать за это похвалы. Он побеждал в региональных соревнованиях, и доходил даже до финалов полушария.

Когда Сервантусу исполнилось пятнадцать, и он явился на комиссию, которой предстояло решить, годен ли он для прохождения дальнейшей службы, один из инструкторов, который всё время шпынял его, высказался в поддержку Глейва.

Комиссия допрашивала его битый час. Ему велели разбирать лазвинтовки, а также показать, что он может приспособить любую из них под свой палец менее чем за тридцать секунд. Заставили поднимать веса и бегать на время, превышавшие стандартную зачётную норму.

Когда они закончили, а затем вернулись из совещательной комнаты, возглавлявший комиссию генерал-лейтенант сообщил, что Глейв получит документы на зачисление в армию.

— Кадет, твой отец многое сделал, чтобы это случилось, — добавил он, глядя на него из-за высокого стола. — Так что лучше тебе вогнать штык в самого Разорителя.

Глейв отсалютовал — и мысленно поклялся, что так и сделает.

Теперь он был касркином. И никто не называл его слабаком.

— Это контакт, — провоксировал Оккун, закрепив ауспик на плечевой разгрузке и взяв наизготовку адовое ружьё — модель с укороченным стволом, предназначенную для зачисток туннелей. — Голоса. Справа Т-образки.

— Есть контакты, — сообщил Глейв идущим следом. — Выдвигаемся для подтверждения.

Они пошли вперёд, крадясь среди нанесённого мусора подобно помойным псам.

Глейв замер в десяти футах от поворота вправо и опустился на колено, одновременно поднимая залповое ружьё. Из-за угла он различил механическое цок-цок-цок. Барабан револьвера? Генератор?

— Готов, — сказал он.

Оккун снова снял ауспик. Протокол. Проводник сканирует маршрут, залповщик накрывает район лазерным огнём при первом же намёке на неприятности. Если проблемы серьёзные, они вызывают поддержку.

— Вижу… — начал Оккун.

В этот момент из-за угла прямо на Глейва вышёл человек.

Он был с расстёгнутым поясом, и как раз закрывал на пуговицу штаны. Сервантус мог бы убрать его ножом, не появись он так внезапно.

Он вжал широкий модифицированный крючок залпового ружья, и то с пронзительным воплем исторгло шквал лазерных лучей, на мгновение озаривших испуганное лицо человека.

Залп попал врагу точно в центр массы, разнёс его грудную клетку и разбился о потолок позади него. В воздухе повисла дымка перегретой крови, от раскалённой мощи выстрела изжарившейся до пепельной парши, которая затем волной накатила на Глейва. Обычные лазерные лучи прожигали в жертвах дырки. Импульсы залпового ружья отличались такой мощью, что создавали взрывы на молекулярном уровне и преобразовывали энергию в кинетическую силу.

Оккун выпустил ауспик, так что тот разбился о землю, и перехватил адовое ружьё.

Сервантус уже поднялся на ноги, боком обходя упавшего врага, и, высунув короткое оружие из-за угла, выпустил поток огня, который опалил пролегавшую сбоку трубу.

За ослепительным сиянием залпа — ярко-белого в режиме теплового сенсора — он различил в глубине туннеля силуэты. Нечёткие. Движущиеся, бросающиеся врассыпную. «Перегретые» лазлучи прошили одно согбенное красное пятно и оторвали от него кусок, который, кружась, отлетел в сторону. Из раны брызнула струя оранжевой крови.

— Есть контакт! — проорал он в микробусину. — Огневая поддержка! Огневая…

Кинетический удар в панцирь. Жёлтые блики во тьме. Твердотельные снаряды, ответный огонь.

Глейв кинулся навзничь, чтобы уменьшить профиль. Дал ещё один залп, срезавший противнику ноги. Туннель огласился рёвом пальбы. Над головой затрещали пули, выбив камнебетонное крошево из стены справа от него, где укрылся Оккун. Один снаряд попал Глейву в наплечник и откинул его назад.

— Трон! — крикнул проводник. Он перехватил адовое ружьё в левую руку и послал вглубь коридора шквал лазерного огня. — Сколько их там?

— Маловато, — прорычал Глейв.

Он взял на прицел движущееся пятно и нажал спусковой крючок. Ничего не случилось. Мигающий перед глазами индикатор указал на перебой питания. Он взглянул под руку и увидел искры, сыплющиеся из двойного кабеля, который соединял оружие с силовым ранцем на спине. В него попали. И теперь вспышки выдавали его позицию среди тьмы.

Макушку Сервантуса что-то зацепило, и красноватое тепловое зрение с мерцанием угасло. Выстрел в голову. Ему попали в голову.

Касркин пополз прочь, заставляя тело работать, несмотря на ужасную боль. Не видя обычным зрением ничего, кроме резких сполохов выстрелов.

Оккун выскочил из укрытия, с одной руки паля в коридор, а другой — схватив Глейва за разгрузку. Поволочив его из-под огня.

Проводник что-то кричал, но в ушах Сервантуса стоял только рёв. Казалось, пол ходит ходуном. Похоже, дезориентация…

Нет, не дезориентация. К ним прибыла подмога.

Из тьмы вынырнул «Леман Русс» типа «Экстерминатор», уже развернув башню на девяносто градусов. Он пронёсся мимо них, пройдя в каких-то шести футах от ботинок Глейва и раздавив гусеницами то, что осталось от застреленного часового. Танк остановился прямо посреди Т-образного перекрёстка.

О его броню застучали пули.

В ответ он включил прожектор и захлестнул туннель неистовой бурей снарядов. Тяжёлый болтер в спонсоне задвигался справа налево и обратно, спаренные автопушки на башне огласили коридор дробным металлическим грохотом, который — усиленный за счёт замкнутости помещения, — походил на удары молота. Дульные вспышки перед стволами вытянулись на десять футов вперёд.

Даже несмотря на защиту головного убора, Глейв не слышал ничего, кроме звона, до тех пор пока всё не закончилось, а его самого уже полным ходом осматривал Штопальщик, Кристан.

— … лобый, Глейв, — сказал он.

— Что?

Медике нахмурился, пальцами покрутив голову Глейва, уже без шлема, туда-сюда.

— Ты меня слышишь?

— Да, — отозвался Сервантус. Он не любил, когда с ним нянчились. Ему хотелось скорее вернуться в строй. — Драться смогу.

— Серьёзно, я не хочу отпускать тебя с контузией. Это риск для отряда. Если сомневаешься, советую передать залповое ружьё другому и перейти в середину строя…

— Нет. — Касркин попытался встать.

Штопальщик резко толкнул его назад, что вкупе с весом силового ранца лишило здоровяка равновесия.

— Давай полегче. Ты пока считаешься раненым. Трон!

— Я осознаю, что ты пытаешься помощь, Штоп. Но ты не понимаешь. Ты не солдат. Не настоящий.

— Я тоже защищаю Кадию с адовым пистолетом.

— Ты поддержка, — указал Глейв. — Убивать еретиков не твоя работа, а моя.

— Ну, сегодня ты выполнил норму по убийствам.

— Но не еретиков, — сказал Оккун, выйдя из-за угла. В руке он держал кипу жёлтых бумаг. — Хотя всё равно предателей. Большинство в гражданском. Плохенькие ночные линзы. Автоматы и стабберы. Автопушки разнесли машину, которая здесь работала, но, похоже, они печатали вот это.

Он бросил Глейву несколько бумажек. Хрупкие, как осенние листья, те рассыпались по его поножам.

Глейв взял один дрожащими пальцами.

— Фальшивомонетчики. И хорошие.

— Саботажники, — прошипел Штопальщик. — Они выбивали почву у нас из-под ног.

Это был рационный талон. Рационный талон, позволяющий предъявителю оного получать семидесятипроцентную норму пищевого довольствия.

И ещё один, и ещё, и ещё.

На эти карточки Глейв смог бы устроить настоящий пир.

Но еды на Кадии едва хватало. И пир для одних означал голод для многих других.

Не все их враги были порочными еретиками — некоторые шли на злодеяния из алчности.