Первый Еретик / The First Heretic (роман)

Первый Еретик / The First Heretic (роман)
Автор	Аарон Дембски-Боуден / Aaron Dembski-Bowden
Переводчик	Brenner, Йорик
Издательство	Black Library
Серия книг	Ересь Гора / Horus Heresy (серия)
Предыдущая книга	Немезида / Nemesis
Следующая книга	Сожжение Просперо / Prospero Burns
Год издания	2010
Подписаться на обновления	Telegram-канал
Обсудить	Telegram-чат
Экспортировать	PDF, EPUB, FB2, MOBI
Поддержать проект

Это эпоха легенд.

Могучие герои сражаются за право править галактикой. Огромные армии Императора Земли покорили галактику в ходе Великого крестового похода. Мириады чужих рас были сокрушены лучшими воинами Императора и стерты из книги истории.

Рассвет новой эры превосходства человечества манит к себе.

Сверкающие цитадели из мрамора и золота знаменуют многочисленные победы Императора. Миллионы миров отмечены триумфальными сооружениями, хранящими память о легендарных свершениях могущественных и смертоносных воинов.

Первейшие и главнейшие из них – примархи, сверхлюди, под чьим командованием армии космодесантников Императора одерживали победу за победой. Они неудержимы и возвышенны, они шедевр генетических экспериментов Императора. Космические десантники — сильнейшие бойцы человечества за всю его историю, каждый из них способен превзойти сотню простых людей в сражении.

Организованные в огромные армии числом в десятки тысяч солдат, именуемые Легионами, космодесантники и примархи покоряют галактику во имя Императора.

Первый среди примархов – Гор, прозванный Славным, Ярчайшая Звезда, любимец Императора, подобный родному сыну для него. Он Магистр Войны, верховный командующий всей военной мощью Императора, покоритель тысячи тысяч миров и завоеватель галактики. Он несравненный воин и великий дипломат.

Когда по Империуму распространится пламя войны, все защитники человечества пройдут свое последнее испытание.

Персонажи:

Примархи:

Лоргар — примарх Несущих Слово

Робаут Жиллиман — примарх Ультрадесанта

Магнус Красный — примарх Тысячи Сынов

Коракс — примарх Гвардии Ворона

Конрад Керз — примарх Повелителей Ночи

Феррус Манус — примарх Железных Рук

Пертурабо — примарх Железных Воинов

Легион Несущих Слово:

Кор Фаэрон — Первый капитан

Эреб — Первый Капеллан

Деймос — Магистр Ордена Зазубренного Солнца

Аргел Тал — капитан 7-й штурмовой роты

Ксафен — капеллан 7-й штурмовой роты

Торгал — сержант, штурмовое отделение Торгала

Малнор — сержант, штурмовое отделение Малнора

Даготал — сержант, отделение мотосопровождения

Алый Владыка — командир Гал Ворбак

Легион Повелителей Ночи:

Севатар — Первый капитан

Легио Кустодес:

Аквилон – «Оккули Император», "Глаза Императора", кустодий

Вендата — кустодий

Калхин — кустодий

Ниралл — кустодий

Ситран — кустодий

1301-й Экспедиционный флот:

Балок Торв — Магистр флота

Аррик Джесметин — майор, Эвхарский 54-й пехотный

Граждане Империума:

Кирена Валантион — Исповедник Слова

Исхак Кадин — официальный летописец, имаджист

Абсолом Картик — личный астропат "Оккули Император"

Легио Кибернетика:

Инкарнадин — Первый Завоеватель, 9-я Манипула, Карфагенская когорта

Кси-Ню 73 — техноадепт 9-й Манипулы, Карфагенская когорта

Не-имперские персонажи:

Ингефель — Посланник Изначальной Истины

Часть первая: Серые

За 43 года до событий на Истваане V.

”Убей же меня в таком случае, «Император». Лучше умереть в сумерках свободы, чем жить на рассвете тирании. Пусть боги услышат мое последнее желание: пусть мой дух задержится достаточно долго, чтоб посмеяться, когда твое безбожное царство наконец рухнет»

Дайвал Шан, командующий терранских сепаратистов, перед казнью.

«Если человек держит в своих руках десять тысяч солнц... Если человек населяет сто тысяч миров своими сыновьями и дочерьми, отдавая им на попечение саму галактику... Если человек направляет мириад кораблей среди бесконечных звезд лишь силой своей мысли...Скажите же мне, если можете, как может такой человек быть чем-то меньшим, чем бог?»

Лоргар Аврелиан, Примарх Несущих Слово

«Нет более очевидного признака упадка в государстве, чем пренебрежение религиозными обрядами»

Никколо Макиавелли, древний евразийский философ

Пролог

Серый Воин

Его сестры плакали, когда Легион пришел за ним. В тот момент он не понимал, почему. Не было большей чести, чем быть избранным, так что их горе было бессмысленным.

Голос серого воина был машинным скрежетом, глубоким и искаженным статикой, он доносился из-под маски смерти. Он желал узнать имя мальчика.

Перед тем как ответить, мать задала ему вопрос. Ей было свойственно стоять прямо и твердо, не склоняясь перед тем, что она видела. Эту силу она передала своему сыну, и эта сила осталась в его крови, несмотря на все произошедшие перемены.

Она задала вопрос с улыбкой: «Я скажу тебе его имя, воин. Но прежде не назовешь ли ты мне свое?»

Серый воин взглянул сверху вниз на семейство. Он встретился глазами с родителями лишь раз перед тем, как забрать их дитя.

– Эреб, – промолвил он, — мое имя Эреб.

– Благодарю тебя, господин Эреб, – она указала на своего мальчика, — его зовут Аргел Тал.

I Ложные Ангелы

1

Совершенный город

Ложные ангелы

Судный День

Первая падающая звезда снизошла в самый центр совершенного города. На ночных рынках площади всегда было многолюдно и шумно, однако все молчали, когда небо прочертили огненные следы и звезды опустились на землю с величественной медлительностью.

Толпа расступилась, образуя кольцо вокруг места пришествия. Люди увидели истину, лишь подойдя ближе. Это была вовсе не звезда. Она не была создана из огня — он вырывался из ее воющих двигателей.

Дымное облако поползло от опустившегося судна, распространяя смрад горелого масла и неземных химикатов. Корпус корабля был подобен хищной птице с телом из синего кобальта и матового золота. Его подбрюшье светилось оранжевым, шипя от жара после спуска с орбиты.

Кирена Валантион, всего лишь три недели назад отметившая свое восемнадцатилетие, была в собравшейся толпе. Вокруг нее поднимался шепот, шепот перерастал в песнопения, песнопения перерастали в молитву.

Неровный гул доносился с окрестных улиц и площадей — грохот огромных машин и свистящий хрип ускорителей. Все больше звезд, которые не были звездами, опускалось с неба. Сам воздух дрожал от шума такого количества двигателей. С каждым вдохом ощущалась разреженность.

Темный корпус посланника неба был украшен знаком Святого Орла, почерневшим от огня за время спуска в атмосфере. Зрение Кирены смазалось, раздвоившись между тем, что она видела сейчас, и тем, что она видела на картинах детства. Она была далека от истинной веры, но ей был знаком этот корабль, тщательно выписанный тушью на пергаментных свитках. Такие изображения были рассеяны по всем священным текстам.

Она также знала, отчего старейшие в толпе плачут и поют. Они тоже узнали его, но не только по священным книгам. Десятилетия назад они лицезрели своими глазами, как такие же корабли спускались с неба.

Кирена смотрела, как люди падали на колени, воздевали руки к небесам и молились сквозь слезы.

– Они вернулись, – шептала одна из старых женщин. Она на секунду прервала свой поклон, чтобы дернуть за край плаща шул Кирены. – На колени, невежественная потаскуха!

К этому времени пела уже вся толпа. Когда женщина снова потянулась к ее ноге, Кирена вырвалась из хватки морщинистых пальцев старухи.

– Пожалуйста, не трогайте меня, – сказала Кирена. Существовал обычай никогда не прикасаться к тем, кто носит красный плащ шул, не спросив перед тем у девы разрешения. В своем рвении старуха пренебрегла древним правилом. Ее ногти впились в ногу девушки сквозь тонкий шелк уличного платья.

– На колени! Они вернулись!

Кирена выхватила нож кваттари, пристегнутый к ее обнаженному бедру. Узкое лезвие из украшенной стали отливало янтарем в свете пламени корабля.

– Не. Трогай. Меня.

Прошипев проклятие, старуха вернулась к своей молитве.

Кирена глубоко вдохнула, стараясь унять бешеное сердцебиение. Воздух обжег ее гортань, уколов язык угольной копотью из сопл двигателей. Итак, они вернулись. Ангелы Бога-Императора вернулись в совершенный город.

Она не ощущала подъема веры. Она не пала на колени, благодаря Бога-Императора за второе пришествие его ангелов. Кирен Валантион смотрела на хищное тело железного корабля, а перед ее глазами пылал один вопрос.

– Они вернулись, — вновь прошептала старая женщина, — они вернулись к нам...

– Да, – ответила Кирена, — но для чего?

Движение со стороны корабля началось без предупреждения. Толстые двери с лязгом распахнулись и визжащая пневматика вытолкнула наружу трап. Прерываясь вздохами и рыданиями, песнопения верующих стали громче. Люди декламировали молитвы из Слова, и последние стоявшие рухнули на колени. На ногах осталась лишь Кирена.

Из рассеивающегося дымного облака выступили первые ангелы. Кирена уставилась на фигуру, сузив глаза, невзирая на всю возвышенность момента. Серебристый лед проник в ее кровь.

И, словно тихий протест одной девушки мог что-то изменить, она выдохнула лишь одно слово:

– Подождите.

Тяжелая броня ангела разительно отличалась от рисунков священных текстов. На ней не было свитков, описывающих святость. Она не была серого, холодного как сама зима, цвета, как у истинных ангелов Бога-Императора. Как и корабль, из которого вышел воин, эта броня была прекрасного глубокого кобальтового цвета с отделкой из бронзы, столь гладкой, что она светилась почти как золото. Его глаза были скошенными красными щелями в бесстрастной маске.

– Подождите, – вновь произнесла Кирена, уже громче. — Это не Носители Слова.

Старуха зашипела от ее богохульства и плюнула ей на ногу. Кирена не обратила на нее внимания. Ее взгляд не отрывался от воина, облаченного в кобальт, столь незаметно и в то же время разительно отличавшегося от писаний, которые ее заставляли учить в детстве.

Братья ангела вышли из темного нутра своего корабля и спустились на площадь. Все они носили такую же синюю броню. Все они были вооружены могучим оружием, которое смертный человек даже не смог бы поднять.

– Они не Носители Слова! – возвысила она свой голос над песнопениями. Несколько коленопреклоненных людей вокруг нее ответили резким шиканием и проклятиями. Кирена набрала воздуха, чтобы в третий раз произнести свое обвинение, когда ангелы, двигаясь с нечеловеческой синхронностью, подняли оружие и нацелили его на толпу верующих. От этого зрелища дыхание замерло у нее в горле.

Первый ангел заговорил глубоким и грубым голосом, проходившим сквозь скрытые динамики его лицевого щитка.

– Люди Монархии, столицы Сорок Семь — Десять, слушайте эти слова. Мы, воины XIII Легиона, дали обет и поклялись честью, что исполним свой долг. Мы принесли волю Императора на десятый мир, приведенный к согласию Сорок седьмой экспедицией Великого крестового похода человечества.

Все это время дюжина ангелов продолжала целиться в стоявших на коленях горожан. Кирене было видно, что дула у них такие же закопченные, как корпус судна, потемневшие от стрельбы боеприпасами чудовищного размера.

– Ваше согласие с Империумом людей длилось шестьдесят один год. С глубокой скорбью Император повелевает всем живущим покинуть город Монархию немедленно. Недавно правители планеты получили такое же предупреждение. Город должен быть эвакуирован в течение шести дней. В последний день правители планеты получат право послать один сигнал бедствия.

Толпа продолжала безмолвствовать, но теперь в их взглядах преклонение сменилось непониманием и недоверием. Как будто почувствовав перемену в их настроении, ангел вскинул оружие и сделал один выстрел в воздух. Словно раскат грома прокатился по долине, оглушительный в тишине.

-Никто не останется в Монархии к рассвету седьмого дня. Ступайте в свои дома. Собирайте имущество. Эвакуируйте город. Сопротивление карается смертью.

– Куда нам идти? – донесся женский голос из замершей толпы. — Это наш дом!.

Первый ангел повернулся, направив свое оружие прямо на Кирену. Спустя несколько мгновений девушка осознала, что слова принадлежали ей. Еще меньше времени понадобилось окружавшим ее, чтобы разбежаться, оставив вокруг нее все расширяющееся кольцо пустоты.

Ангел повторил свои слова, все с той же бесчувственной интонацией, что и до этого.

– Никто не останется в Монархии к рассвету седьмого дня. Ступайте в свои дома. Собирайте имущество. Эвакуируйте город. Сопротивление карается смертью.

Кирена сглотнула и не сказала более ни слова. Крики и насмешки начали доноситься из толпы. Бутылка разбилась о шлем одного из ангелов, рассыпавшись стеклянным дождем. Несколько человек начало выкрикивать требования объяснений. Кирена развернулась и побежала. Там, где толпа не бежала вместе с ней, она проталкивалась через собравшихся людей.

Хриплый перестук оружия ангелов начался через несколько секунд, когда вестники Бога-Императора открыли огонь по бунтующей толпе.

Три дня спустя Кирена все еще была в городе.

Как и у многих людей, называвших Монархию своим домом, смуглая кожа Кирены была унаследована ею от предков, живших в экваториальных пустынях. Ее красивые глаза были светло-коричневого цвета, словно обожженные каштаны. Посветлевшие от солнца ореховые волосы ниспадали на ее плечи тяжелыми локонами.

Ну, по крайней мере так ее описывали наиболее ослепленные страстью влюбленные.

Такую картину рисовал ей ее разум, несмотря на то, что зеркало не показывало ничего подобного. Под глазами появились круги от двух бессонных ночей, а во рту было кисло от обезвоживания.

Как именно дошло до такого, оставалось загадкой. По всему городу сопротивление вторгшимся было яростным в течение часа или около того. Самая крупная бойня произошла у Врат Тофета, когда протесты перешли в бунт, а бунт в битву. Кирена наблюдала, найдя убежище в близлежащей церкви, хотя смотреть было мало на что. Горожан вырезали и казнили лишь за то, что они осмелились защищать свои дома.

Боевой танк цвета кобальта и бронзы открыл огонь по самим Вратам Тофета. Само побоище было трагедией, но это было чудовищным осквернением. Давя мертвецов своими гусеницами, танк дал залп по возвышающейся постройке. Глазам Кирены было больно видеть это, но она не могла отвернуться.

Врата Тофета рухнули, их мраморная громада рассыпалась на части, упав на площадь. Сокровище из белого камня и листов золота, памятник истинным ангелам Бога-Императора, было разрушено захватчиками, заявлявшими о своей верности Империуму.

Кирена могла разобрать недвижные тела павших статуй, опрокинутых с рухнувших ворот. Она хорошо их знала, так как часто бывала на ночных рынках Площади Тофет. Каждый раз ангелы взирали на нее со своих мест на поверхности врат. Раскосые, невыразительные глаза смотрели, не моргая. Бескрылые бронекостюмы были вырезаны в гладком камне с исключительным мастерством. Это были не ложные, пернатые ангелы из легенд древней Терры, но воплощение святости — ангелы смерти, созданные внушать страх перед Богом-Императором. Его тени, его сыновья, Носители Слова.

В пыли силуэты еретиков приблизились к танку. «Воины-короли Ультрамара, – прошептала Кирена в этот момент, – XIII Легион».

Богохульники, все до единого. Их отношение к Носителям Слова лишь усугубило их скверну.

Планетарная вокс-сеть не работала. Она слышала от уличного торговца, что захватчики уничтожили все спутники Хура прежде, чем спуститься сквозь облака. Правда это была или нет, но любое сообщение с другими городами, да и внутри самой Монархии, было ограничено силой человеческого голоса.

– Поднялся мятеж в районе Квами, – настаивал торговец. – Не только в Тофете. Еще и в Гульше. Сотни мертвы. Может статься, и тысячи. – Он пожал плечами, как будто это было лишь слегка необычно. – Я ухожу сегодня. Безнадежно сражаться с дьяволами, шул-аша.

Кирена ничего не ответила, лишь улыбнувшись вежливости использованного им древнего обращения к ее профессии. Да и что было ответить? Захватчики блокировали город. Ростки восстания никогда не взойдут на столь неблагодатной почве.

После первых чисток начался исход из Монархии — район за районом. С момента открытия ворот из города изливался нескончаемый поток людей.

К наступлению ночи массовая эвакуация шла полным ходом. Богатейшие граждане Монархии, в большинстве своем торговцы или жрецы выского ранга, носившие сан Говорящих Слово, переезжали в особняки в других городах. Утром воздух над Монархией был полон летучего транспорта, уносившего богатых, необходимых, экономически важных и духовно просвященных в убежища где-то в других местах.

Кирена все еще не уходила. На самом деле, она не была уверена в том, что вообще уйдет. Она стояла на втором этаже на балконе своего жилого отсека, чего-то среднего между комнатой и ячейкой, в жилом блоке Джиро, одном из дешевых районов города.

Окрестные башни-громкоговорители снова и снова передавали свое сообщение.

– Вес личного имущества, допустимый на борту эвакуационных кораблей, строго ограничен. Всем жители района Инага предписывается немедленно проследовать в воздушный порт Яэль-Шах или к Двенадцатым торговым воротам. Вес личного имущества...

Кирена не обращала внимания на предупреждения, наблюдая за скоплением людей на улице. Они образовывали заторы, двигаясь медленными процессиями. В конце улицы один из воинов XIII Легиона направлял потоки людей, словно скот. В руках ложного ангела было такое же оружие, как у его братьев: тяжелая винтовка, стрелявшая взрывающимися боеприпасами.

Кирена облокотилась на огражение балкона, следя за вечной драмой угнетателей и угнетенных, завоевателей и завоеванных. Ее район должны были эвакуировать к завтрашнему утру. Процесс шел туго, в сторону безмолвных ложных ангелов летели обильные жалобы и проклятия.

-Вес личного имущества строго ограничен, – вновь ожили динамики. Раньше с этих башен трижды в день читались молитвы, доносившие слова терпимости и просветления до всех обитателей города. Теперь же их святость была извращена, они стали устами захватчиков.

Слишком поздно Кирена поняла, что ее заметили.

Воздух сгустился и нагрелся от огня двигателей, когда небольшой воздушный транспорт пронесся над улицей вровень с ее балконом. Двухместное судно, покрытое синей броней, парило на воющих турбинах, скользя по воздуху. В нем сидели ложные ангелы, сканировавшие окна вторых этажей домов, мимо которых они пролетали.

Трепет Кирены угрожал перейти в дрожь, однако она осталась на своем месте.

Машина приблизилась. Крутящиеся винты гнали от ее антигравитационных двигателей горячий воздух. Ложный ангел на месте стрелка подался вперед, настраивая что-то невидимое на воротнике доспеха.

– Гражданка, – резкое рычание вокс-голоса воина перекрыло шум спидера, – Этот сектор эвакуируется. Немедленно проследуйте на уличный уровень.

Кирена вдохнула и не пошевелилась.

Воин оглянулся на своего напарника в кресле пилота, а затем вновь повернулся к Кирене, замершей в тихом неповиновении.

– Гражданка, этот сектор эвак...

– Я слышала вас, – откликнулась Кирена, достаточно громко, чтобы перекричать адский гул мотора.

– Немедленно проследуйте на уличный уровень, – сказал воин

– Почему вы делаете это? – спросила она, еще повысив голос

Стрелок покачал головой и взялся за рукоятки тяжелой крупнокалиберной турели, направляя ее прямо на Кирену. Девушка сглотнула — дуло пушки было размером с ее голову. Каждая косточка в ее теле заныла от ужаса, умоляя ее бежать.

-Почему вы делаете это?! – настаивала она, стараясь заглушить страх злостью, – Какими грехами мы запятнали себя, что теперь должны покинуть свои дома? Мы верны Империуму! Мы верны Богу-Императору!

– Гражданка.

Она открыла глаза. Воин опустил ствол своей пушки.

– Император, возлюбленный всеми, повелел XIII Легиону прибыть сюда и поступить так. Взгляни на нас. Взгляни на наше оружие и броню. Мы его воины и мы исполняем его волю. Следуй на уличный уровень и покинь сектор.

– Бог-Император пожелал разрушить наши жизни?

Воин рыкнул. Это был трескучий механический рык, от человека в нем была лишь внутренняя ярость. Это было первое проявление эмоций, что Кирена видела у захватчиков.

– Следуй на уличный уровень, – воин вновь поднял оружие, – я убью тебя на месте, если ты еще раз с подобным диким язычеством отзовешься об Императоре, возлюбленном всеми.

Кирена плюнула с балкона.

– Я пойду, но пойду лишь потому, что ищу просвещения. Я найду истину и я молюсь, чтобы пришла расплата.

– Истина откроется, – ответил воин из готовой лететь дальше машины. – На рассвете седьмого дня оглянись и взгляни на свой город. Ты узришь просвещение, которого жаждешь.

И занялся седьмой день.

Кирен Валантион стояла на вершине предгорья Галахе под светлеющим небом. Ее традиционное платье было прикрыто длинной курткой, наглухо застегнутой для защиты от усиливающегося осеннего ветра. Ее грива волос свободно развевалась, а она смотрела на тихий, абсолютно безмолвный город на востоке. В последние часы вверх взвились огненные полосы — корабли XIII Легиона возвращались на небеса, его воины завершили свое дело.

С ужасающей неизбежностью солнце достигло горизонта. Бледное золото, холодное, несмотря на всю свою яркость, разлилось по минаретам и куполам Монархии. Рассвет озарил золотом шпили на вершинах десяти тысяч башен города, несравненного в своем великолепии.

– Святая Кровь, – прошептала девушка, не в силах совладать с голосом. Она ощущала, как по ее щекам бегут влажные теплые слезы. Подумать только, что люди смогли создать подобное чудо. – Святая Кровь Бога-Императора.

Небо продолжало светлеть — слишком быстро и слишком ярко. Только что был рассвет, а оно уже становилось ярким, как в полдень.

Кирена подняла голову и увидела сквозь слезы, как облака озаряются вторым восходом.

Она увидела падающий с небес огонь, лучи света невозможной яркости, вонзающиеся в совершенный город из-за облаков. Но она смотрела недолго. Через несколько мгновений несравнимая ни с чем яркость солнечных копий лишила ее зрения, оставив ее во тьме слушать, как умирает город. Мир содрогнулся под ногами Кирены, швырнув ее наземь. Хуже всего, что ее отказавшие глаза нестерпимо зудели, и последнее, что она ясно увидела, была разрушенная Монархия, чьи башни падали в огне.

Ослепленная и обманутая судьбой, Кирена Валантион рыдала в небеса и молила о расплате, пока горел ее родной город.

II Последняя молитва

«Носители Слова, услышьте нашу мольбу.

Ложные ангелы ступают среди нас, подобные вам видом, но лишенные

вашего милосердия. Они зовут себя XIII Легионом, Воинами-королями

Ультрамара. Небо потемнело от них неделю назад, и с тех пор они несут

лишь угрозы кровопролития и горя. Эти воины прошли по улицам Монархии,

заставив жителей покинуть дома. Тех, кто сопротивлялся, забили словно скот.

Волею судьбы, мы запомним их мученичество.

Монархия не одна. Шестнадцать городов на планете пусты, жизнь покинула их.

Многие дни нас лишали голоса, не давая воззвать к вам. XIII Легион дал

разрешение лишь сейчас, перед последним рассветом. Они пообещали

похоронить совершенный город в огне, лишь только солнце взойдет сегодня.

Возвратитесь к нам, мы умоляем вас. Возвратитесь и заставьте их ответить за

несправедливость. Отомстите за падших и восстановите то, что будет утрачено,

когда горизонт осветится.

Носители Слова, услышьте нашу мольбу.

Возвратитесь к нам, сыны Бога-Императора, да будет благословенно Его имя.

Возвр...»

Первый и последний сигнал бедствия, отправленный из Монархии, столицы Хура

2

Зазубренное солнце

Опустошение

Аврелиан

Расплата Кирены прибыла через два месяца. Почти девять недель они летели, словно брошенное копье, сквозь не-пространство, прорываясь через Имматериум без мыслей о безопасности или контроле. Они теряли корабли. Они теряли жизни. Но они не теряли времени. Реальность содрогалась на их пути.

Первый корабль, вырвавшийся из Имматериума, врезался обратно в реальность на перегруженных двигателях. Набирая ускорение после выхода, он казался вылетевшим из варпа серым дротиком, оставлявшим за собой плазменный след сводящего с ума цвета.

Раскаленные двигатели издавали мощный рев в безмолвном космосе.

По всей длине его неровного хребта в звездную пустоту смотрели статуи из мрамора и золота. Бронированные храмы возвышались, словно наросты на коже корабля. Стены этих соборов увенчивали зубцы с бойницами, а высокие башни десятков меньших храмов были украшены блоками турелей. Корабль ужасающих размеров и мрачного вида был в большей степени оплотом молитвы и войны, чем космолетом.

От опасной инерции его металлические кости содрогались, но он не замедлял хода. Бело-голубые струи, окутанные тут же исчезающим дымным следом, извергались из огромных сопл, которые строились десятилетиями и на которые тысячи рабочих потратили миллионы часов. Нос судна венчал колоссальный таран — фигура орла, выкованная из тяжелого металла и отполированная до серебристого блеска. В когтях орел сжимал выкованную из стали книгу. Клюв птицы замер открытым в безмолвном крике. В его холодных глазах отражались звезды.

Прибывали прочие корабли, разрывая ткань реальности, вырываясь из варпа размытыми серыми очертаниями — град стрел, затмевающий звезды вокруг. Сперва всего несколько, затем дюжина, вскоре целый флот и, наконец, армада. Сто и шестнадцать кораблей, одна из величайших армий, когда либо собиравшихся людьми. И они все прибывали, терзая грань между измерениями, выпадая из Имматериума в попытке угнаться за прославленным флагманом.

Серая армада двигалась разрозненно, медленные корабли отставали, в то время как более сотни оставшихся приблизились к одинокой сине-зеленой планете.

Планете, уже окруженной другим боевым флотом.

Одним из кораблей армады, мощным самим по себе, но выглядевшим карликом рядом с двигавшимся в авангарде флагманом, была боевая баржа «Де Профундис». На низком готике его название в грубом переводе звучало как «Из глубин». В колхидском диалекте родной планеты корабля, эти протоготические корни означали «Из отчаяния».

Остаточная дрожь каркаса судна уменьшалась по мере того, как реальное пространство восстанавливало свои права, а маневровые двигатели приходили на смену перегретым варп-ускорителям. Капитан «Де Профундис» поднялся со своего изукрашенного командного кресла, когда корабль перестали удерживать оковы Эмпиреев. Кресло, сделанное из слоновой кости и вороненой стали и убранное священными свитками, стояло в центре возвышения. На ступенях, ведущих к нему, стояли еще три фигуры в боевой броне цвета серого гранита. Все они, не отрываясь, смотрели на обзорный экран, занимавший собой всю переднюю стену.

На экране разворачивалось торжество хаоса. Порядок нарушался еще до контакта с противником, как будто злость каждого из капитанов влияла на курс его корабля, порождая нерациональность там, где требовалась концентрация.

Доспех магистра ордена гудел от энергии, внешние кабели соединяли его с силовой установкой за спиной. Украшенная куда более, чем у большинства Астартес, личная броня магистра ордена Деймоса была отделана без какой-либо скромности, демонстрируя его достижения.

Его наплечники покрывали выгравированные колхидские клинописные письмена, перечислявшие в стихах его победы и убийства. На левом наплечнике поверх надписей красовалась выполненная из бронзы открытая книга с пылающими страницами. Каждый язык пламени был вручную вырезан из красного железа и искусно приварен к самой книге. При удачном освещении казалось, что металлические страницы трепещут в металлическом огне. И наконец, одну из раскосых красных линз его грозного шлема окружала стилизованная шипастая звезда из бронзы. Этот же символ повторялся на корпусе корабля и внешних надстройках «Де Профундис», обозначая принадлежность боевой баржи к ордену Зазубренного Солнца. Каждый корабль флота имел свои уникальные символы — Костяной Трон, Полумесяц, Скрученная Плеть... знак за знаком, поток символов. Здесь, в пустоте, они были разбросаны словно иероглифы на рунических камнях шаманов. Глаза каждого воина, офицера, сервитора и раба были прикованы к планете Хур и ее столице, некогда видимой из космоса. В сущности, ее было видно и сейчас — выжженое пятно, окрасившее четверть континента в черный цвет. Черты лица Деймоса запросто могли быть высечены из скалы древнего Гималайского хребта на Терре, неподалеку от места, где он родился двести лет тому назад. Некоторые смеялись и смеялись часто. Деймос был не из таких. Его юмор был куда более холодным и безрадостным.

Один из его подчиненных, Седьмой капитан по званию, однажды сказал ему, что его покрытое шрамами лицо — летопись войн, в которых никто не захотел бы участвовать. Деймос улыбнулся при этом воспоминании. Ему нравились попытки Аргел Тала быть остроумным.

Встрепенувшись после момента задумчивости, Деймос уставился на экран, все еще не уверенный, что же он видит. Остаток их кораблей свободно рассыпался в атакующем строю, некоторые все еще набирали ход. Корабли сопровождения и разведчики заметно замедлялись, их скорость падала по мере утихания ярости двигателей.

– На что я смотрю? – поинтересовался Деймос. Шлем воспроизвел его слова трескучим рычанием. – Ауспик, доложить.

– Первоначальные данные ауспика обрабатываются, – все офицеры за треугольной консолью сканера были людьми в униформе такого же строгого серого цвета, как броня Магистра ордена. Старший специалист среди них, ауспик-мастер, побледнел. – Я... я...

Магистр перевел взгляд на людей.

– Говори и говори быстрее, – произнес он.

– Вражеский флот на геостационарной орбите над Монархией опознан как имперский, сэр.

– Итак, это правда, – Деймос тяжело взглянул на ауспик-мастера, пожилого офицера с громким голосом, который лихорадочно подкручивал диски настройки на трехметровом экране. – Говори.

– Они имперцы, это подтверждено. Это не враг. Сенсоры забиты потоком кодов передачи. Они объявляют о себе всему флоту.

Напряжение все еще не покидало Деймоса. Напротив, оно угнездилось еще глубже в его мыслях, вытаскивая на поверхность воспоминание о том сводящем с ума сообщении. «Возвратитесь к нам, – взывало оно, – они называют себя XIII Легионом. Возвратитесь к нам, мы умоляем вас».

Деймос загнал тревогу обратно на дно сознания. Ему было необходимо сконцентрироваться.

Он наблюдал на экране, как серые корабли замедляют ход, широкие пасти их двигателей испускали все меньше огня. Несколько кораблей отвернули в сторону, нарушая изящество атакующего строя. Сомнение, почти наверняка. Ни один капитан не мог знать, что нужно делать.

Совершенная в своей упорядоченности ярость атакующего натиска распадалась, ее невозможно было восстановить, пока многие корабли замедлялись или сворачивали вбок.

Повсюду вокруг колоссальный флот, стоявший на грани начала боя, отключал орудия. Словно в звездном балете, он совершал этот переход к обыденности с явной неохотой. Снова появилось ощущение, что эмоции капитанов передаются их кораблям.

Сама планета была совсем близко, так что вражеский флот был в пределах зрения. Он висел на низкой орбите и с такого расстояния казался всего лишь темными пятнышками среди густых облаков. Деймос обернулся к своим братьям, его подчиненным, стоявшим на ступенях перед его возвышением.

– Теперь нам откроется истина обо всем этом.

– Сегодняшний день окончится тьмой, – донеслось от Седьмого капитана, чей левый глаз тоже окружало зазубренное солнце. – Мы знаем истину, мы знаем, что совершили наши братья. Никакие объяснения не смягчат горе примарха. Никакие доводы не успокоят его ярость. Тебе это известно так же, как и мне, магистр.

Деймос кивнул. На мгновение он позволил себе представить, что «Лекс» не замедлит хода, что он войдет в сердце противостоящего флота, словно серый клинок, а его орудийные батареи окутаются пламенем, извергая свою смертоносную песнь. Брат против брата, Астартес против Астартес.

Когда-то он бы усмехнулся утонченному богохульству невозможной мысли. Но не сейчас.

– Нас приветствуют, – сообщил один из офицеров от консоли.

Наконец-то. Послание всему флоту, переданное единственным голосом, который имел сейчас значение. Послание разнеслось над мостиком, исковерканное помехами, но все же разборчивое.

– Сыны мои. – Никакие помехи не могли скрыть боль и страсть в голосе. – Сыны мои, мы достигли Хура. Время ответить на последнюю молитву Монархии. Сегодня мы взглянем своими глазами на развалины, в которые наши братья превратили совершенный город.

Четверо Астартес вокруг командирского кресла обменялись взглядами, хотя выражение их лиц и скрывалось под шлемами Мк III. Каждый из них ясно расслышал дрожь в голосе их отца.

– Сыны мои, – продолжилось сообщение, – Кровь взывает к крови. Мы получим ответы, которые ищем, еще до конца дня. Это, клянусь...

Сообщение оборвалось. Более мощный сигнал заполнил вокс-сеть, его силы хватило на то, чтобы заглушить даже слова самого примарха Легиона.

Голос был глубже, холоднее, но столь же искренен.

– Воины Несущих Слово. Я Жиллиман из XIII Легиона, Повелитель Макрагга. Вам предписывается незамедлительно спуститься на поверхность и собраться на развалинах, ранее известных как Монархия. Координаты передаются. Не будет никакого неподчинения этому распоряжению. Ваш Легион соберется полностью, как и предписано. Это все.

Голос умолк, и воцарилась тишина.

На мостике «Де Профундис» собралась почти сотня душ — люди, сервиторы и Астартес. Никто из них не проронил ни слова почти минуту.

Почти не узнавая окружающих, Седьмой капитан развернулся и пошел через зал. Его бронированные сапоги тяжело стучали по пласталевому покрытию пола.

– Аргел Тал? – произнес Деймос в вокс своего шлема. Экран визора проследовал за его подчиненным капитаном, прокручивая на дисплее белые строчки биоритмических данных. Он моргнул в сторону периферической руны, очищая тактический экран.

Седьмой капитан обернулся, сотворяя знамение святой аквилы на груди, перчатки сложились в знак Бога-Императора поверх бронированного нагрудника.

– Я иду готовить Седьмую к высадке, – сказал он. – Ответы, что мы ищем, находятся на поверхности Хура, среди руин совершенного города. Я хочу получить эти ответы, Деймос.

В воздухе носился песок, смешанный с пылью и дымом. Земля представляла собой черную пустыню из пепла с вкраплениями обожженного жаром стекла и оплавленного мрамора, которые отражали свет солнца, пока не крошились под ногами.

Аргел Тал вдохнул, ощущая рециркуляцию очищенного воздуха внутри брони: запах пота с химическим привкусом его генетически усовершенствованной крови. Однако он не мог заставить себя полностью загерметизировать костюм. Каждый вдох нес с собой примесь серы и выжженного камня, которые источало окружающее опустошение.

Ничто не уцелело. Несущие Слово стояли в центре Монархии. Каменная пыль в воздухе, остатки миллионов уничтоженных мраморных зданий, уже покрыла их броню. Свитки с клятвами и молитвами на их нагрудниках стали серовато-белыми от осевшего налета.

Аргел Тал наблюдал за своими воинами, стоявшими посреди развалин. Некоторые бесцельно копались в обломках, прочие оставались недвижными. Он искал слова, которых требовал момент.

Каковы бы ни были эти слова, они ускользали от него.

Вокс затрещал, и на краю красноватого ретинального дисплея Аргел Тала замигала идентификационная руна Ксафена.

– Мы стояли здесь шесть десятилетий назад. – Ксафен приблизился к капитану, его редкая броня с золотой отделкой тоже посерела от падающей пыли. В этот раз Седьмому капитану все его братья казались одинаковыми, равными среди руин Монархии.

– Теперь город утопает в пыльных облаках, но это то же место. Помнишь его? – спросил Ксафен.

Аргел Тал взглянул на выжженную землю, видя в дымке миражи — шпили и купола строений, которых более не существовало.

– Я помню, – ответил он, – это общественная площадь сектора Инага,– капитан указал на юг, хотя в любом направлении была одна и та же панорама опустошения. – Там стояли Врата Тофета, возле них собирались торговцы и проповедники.

Ксафен кивнул. На его левом глазу виднелся такой же символ, что и у Аргел Тала — зазубренное солнце, знак братства. Оружие, удерживаемое магнитами на его спине — священный крозиус арканум, боевая булава капелланов Несущих Слово, было выполнено в той же манере. Его навершие было шипастой сферой из темного железа, отделанного серебром.

Беседа умолкла до тех пор, пока другая рота не зашла на посадку, нарушив недружелюбное спокойствие места. С воем двигателей десантно-штурмовые корабли совершали последние маневры, когти посадочных опор впивались в оплавленную землю. В другое время вонь от огня и масла ранила бы обоняние. Но среди развалин она уже не ощущалась.

Люки и аппарели с лязгом открылись. Еще сотня воинов в гравированной броне XVII Легиона ступила в мертвый город. И без того небольшой порядок мгновенно нарушился, Астартес рассыпались, силясь смириться с увиденным. Аргел Тал, моргнув, активировал вокс-руну на дисплее, вновь переходя на общий канал. Зазвучали голоса новоприбывших, носивших знаки Пятнадцатой роты, в слышались неверие и бессильная злоба. На их нагрудниках были изображены сваленные в груду человеческие черепа, знак ордена Костяного Трона.

Аргел Тал безмолвно приветствовал их. Ближайшие воины отсалютовали, выражая свое уважение к его званию, невзирая на принадлежность к иному Ордену. Плотью и кровью каждый из них был Носителем Слова и это перевешивало все остальное.

Все больше «Громовых ястребов» проносилось над головами, десантно-штурмовые корабли выискивали свободное место для посадки. Становилось все сложнее разместить оставшуюся часть Легиона между уже высадившимися воинами и их кораблями. С востока на запад и с севера на юг небо колыхалось от тряски кораблей и жаркого огня двигателей, удерживавших «Громовые ястребы» на лету.

Каждые несколько минут небо темнело, возвещая о прибытии «Грозовой птицы». Эти огромные корабли перевозили целые роты, с оглушительным шумом затмевая солнце при посадке.

Аргел Тал бесцельно прохаживался, давя ногами обломки камней. Он загерметизировал вентиляцию доспеха, устав вдыхать серный смрад, исходящий от могилы Монархии. Оплавленный камень и спекшаяся земля никогда не отличались приятным запахом, его насыщенность причиняла боль усовершенствованному обонянию капитана. Вдыхая переработанный фильтрами брони воздух, он все шагал и шагал.

Почва была неровной, ее испещрили кратеры от орбитальной бомбардировки Ультрадесанта. Аргел Тал ощущал, как стабилизаторы и гироскопы брони вибрируют, чтобы сгладить это неудобство. Изредка раздавалось гудение энергии, пока механизмы в суставах доспеха подстраивались под очередную неровность рельефа. Он знал, даже не глядя на цифры датчика расстояния на ретинальном дисплее, что Ксафен следует за ним. Поэтому он нисколько не удивился, когда капеллан вновь заговорил.

– У меня чувство, будто мы проиграли войну без единого выстрела, – донесся из вокса голос капеллана, – но взгляни на небо, брат. Отец приближается.

Небо вновь потемнело, и Аргел Тал поднял голову, наблюдая, как последняя «Грозовая птица» пролетает над ними. Ее корпус был золотистым и отражал полуденное солнце лучезарным сиянием. Визор капитана потускнел, приглушая яркость.

Еще отчетливее стало ощущение унижения. Вокруг могучей золотистой «Грозовой птицы» двигался строй меньших кораблей, «Громовых ястребов», окрашенных синим. Эскортное отделение, надзиратели, а вовсе не почетный караул. Ультрадесант сопровождал примарха Несущих Слово до поверхности с унизительной проформой, словно узника на казнь.

Аргел Тал прищурился и визор отреагировал, увеличив изображение. На полсекунды изображение подернулось помехами, а затем прояснилось, как только завершилась перефокусировка.

Каждое орудие на кораблях Ультрадесанта было нацелено на золотистый корпус «Грозовой птицы».

– Ты видишь это? – спросил он Ксафена.

– Подобное оскорбление сложно не заметить, – отозвался капеллан. – Я никогда бы не поверил в это, если бы не видел собственными глазами.

Аргел Тал увидел, как челнок заложил дугу, направляясь вглубь города. Без дополнительных указаний все Несущие Слово развернулись и двинулись в направлении, указанном громадным кораблем.

– Я чувствую, как творится история, – пробормотал Ксафен. – Соберись, брат. Пригляди за своим юмором.

Капитан никогда раньше не слышал такой тяжести в голосе Ксафена. От этого ему стало еще труднее сохранять свое и без того шаткое спокойствие.

– Ответы, – отозвался Аргел Тал, морганием вызывая на дисплей данные о количестве зарядов в болтере и температуре силовой установки. – Ответы, Ксафен. Вот все, что мне нужно.

Вслед за Аргел Талом и Ксафеном Седьмая рота двинулась в центр города, туда, где собирался весь Легион.

Сто тысяч воинов стояли молча под лучами заходящего солнца.

Сто тысяч воинов в идеальном порядке, серые кулаки сжимали болтеры, головы в шлемах были гордо подняты.

Сотня тысяч пар красных линз смотрела вперед. Отделение за отделением, возглавляемые сержантами. Орден за Орденом, ведомые магистрами.

Перед каждой ротой стояли знаменосцы, высоко подняв стяги, пусть они и потускнели от пыли. Удерживаемое сержантом Малнором, знамя Зазубренного Солнца вздымалось над знаменами трех входивших в него рот, затмевая их размерами и значимостью. Шипастый круг из полированной бронзы повторял символ, окружавший левый глаз каждого из воинов, его украшали шестьдесят восемь черепов, висевших на цепях из черного железа. Черепа принадлежали как людям, так и чужим, каждый из них был могучим воином, победа над которым заслуживала памяти. Левая глазница каждого из черепов была обведена знаком зазубренного солнца, нарисованным кровью Астартес и благословленным капелланами Ордена.

Подобные изображения виднелись над всем построившимся Легионом. Они потрескивали на ветру, перезвон украшений звучал грустной мелодией, под которую развевались боевые знамена рот.

Аргел Тал двинулся вперед вместе с остальными командирами Зазубренного Солнца, оставляя позади выстроившиеся колонны своих воинов. Хотя их Орден и не входил в число любимцев примарха – эта честь принадлежала крупнейшим и славнейшим Орденам, состоявшим из двадцати и более рот – их звания позволяли им стоять перед строем Легиона.

Проходя через ряды застывших, словно статуи, Несущих Слово, Аргел Тал переключил вокс на частоту, занятую Седьмой ротой перед высадкой.

– Стойте с гордостью, братья. Просвещение вскоре низойдет к нам.

Серия щелчков вокса подтвердила, что все сержанты под его командой услышали его.

Капитаны обменялись тихими приветствиями по воксу, выстраиваясь в линию. На их шлемах и наплечниках были видны знаки принадлежности к разным Орденам.

Перед ними стояла приземлившаяся золотистая «Грозовая птица», окруженная шестью «Громовыми ястребами» Ультрадесанта. Выступы на их керамитовых корпусах были обожжены во время спуска через атмосферу.

Один из капитанов нарушил строй. Он сделал шаг вперед, и Аргел Тал ощутил, как земля слегка содрогнулась от этого шага.

Облаченный в громоздкую терминаторскую броню, чей отделанный серебром нагрудник будто вчера вышел из кузниц Марса, Первый капитан Кор Фаэрон стоял отдельно от своих братьев, пользуясь своей привилегией. Благодаря доспеху лучших воинов Легиона, он возвышался на метр над прочими капитанами, закованный в тщательно подогнанные керамитовые пластины толщиной с танковую броню. Он был вооружен лишь тем, что несла на себе броня. Огромные перчатки заканчивались когтями, продолжавшими каждый палец. Клинки были изогнутыми и длинными, словно лезвия кос, которыми собирали урожай на захолустных мирах Империума. Их покрывали изящные электроцепи — те вены, по которым по воле Первого капитана в когти вливалась разрушительная мощь.

В отличие от прочих капитанов, Кор Фаэрон не надел шлем. Можно было искренне сказать, что ни один художник или поэт не смог бы изобразить Первого капитана красавцем, не покривив душой. Аргел Тал видел, как по когтям Кор Фаэрона пробегают разряды, явно демонстрируя его нетерпение. На лице огромного воина застыла усмешка человека, который видит лишь горечь и пепел. Аргел Тал никогда не видел у него иного выражения лица. В противоположность впечатляющей броне, лицо Кор Фаэрона было костлявым и бледным, словно принадлежало мертвецу. Таким оно выглядело всякий раз, когда пути двух капитанов пересекались.

– Я ненавижу его, – прошептал Ксафен по воксу. – Он носит эту броню словно щит против тысячи своих слабостей. Я ненавижу его, брат.

Аргел Тал не шелохнулся, удерживая болтер возле груди. Он слышал это от капеллана множество раз до того и не знал ответа, способного усмирить гнев брата.

– Я знаю, – ответил он, надеясь, что Ксафен умолкнет. Сейчас было совсем не время для подобных разговоров.

– Он не один из нас. Ложный Астартес, – Ксафен принялся за знакомые обличения, стискивая зубы от волнения. – Он нечист.

– Сейчас не время для старых обид.

– Именно из-за подобной слабости ты никогда не сможешь носить крозиус, – произнес капеллан.

Протекция при возвышении Кор Фаэрона до Первого капитана не была тайной. Будучи духовным наставником и приемным отцом молодого примарха, оторванного от Империума, Кор Фаэрон помог сформироваться личности растущего полубога, чего не сделал его истинный отец. Вместе они прошли через годы жертвоприношений и переворотов, через священные войны, угрожавшие разорвать Колхиду на части, прежде чем она объединилась под милосердной властью Лоргара. Когда Бог-Император прибыл на Колхиду сто лет назад, чтобы передать Лоргару командование XVII Легионом, Кор Фаэрон был уже слишком стар, чтобы пройти имплантации органов и генные модификации, необходимые, чтобы стать Астартес. Вместо этого он был возвышен над прочими людьми с помощью омолаживающей хирургии, внедрению бионики и частичных генных улучшений. Это был знак отличия, пожалованный ему примархом.

Пусть и отбросив свою человечность, он так и не достиг высот истинных Астартес. Аргел Тал взирал на него, на результат генетического компромисса. Уважение, пусть и не почтение, сковывало его язык.

Кор Фаэрон сплюнул на измученную землю. Едкая кислота слюны зашипела, впиваясь в камни. Только тогда Аргел Тал возобновил вокс-связь с Ксафеном, активировав именную руну брата.

– Тебя уязвляет только нечистота Первого капитана? Или он пренебрегает порядками Легиона? Или, быть может, дело в том, что его победы затмевают твои и мои, вместе взятые?

Ксафен мрачно и приглушенно усмехнулся. Он держал свой молот-крозиус в руках, уперев навершие в землю.

– Он бьется возле примарха в каждом сражении. Он командует Первой ротой, лучшими в Легионе. На нем броня терминатора. Только глупец потерпел бы неудачу в таких условиях.

– Я слышал его проповеди, брат. Как и ты. Я не люблю его, но уважаю. Он проповедует Слово с мудростью, которой лишены другие. Его слова разжигают огонь в моей крови. Он одержал победу в гражданской войне, охватившей всю планету, будучи простым человеком-жрецом. Не стоит недооценивать его сейчас.

Голос Ксафена стал жестче.

– Нечистоте нет прощения.

– Примарх избрал его, – в голосе капитана появилась ответная жесткость, – это тебе безразлично?

– Я не оспариваю решение отца, – пришел неохотный ответ.

Аргел Тал ожидал продолжения, но Ксафен умолк, вероятно выискивая скрытые мотивы в неодобрении брата.

– Готовьтесь, – скрежещущий голос Кор Фаэрона контрастировал с его мертвенным лицом. – Примарх идет.

Под эти слова начал медленно и плавно опускаться трап под кабиной золотистой «Грозовой Птицы». Аргел Тал медленно и глубоко выдохнул, ощущая, как забилось быстрее основное сердце. Хотя он не был в бою, второе сердце откликнулось на биение первого медленным стуком.

По трапу сошла одинокая фигура, и Седьмой капитан ощутил подступающие слезы экстаза, даже глядя на уничтоженную землю. Он не видел примарха уже почти три года. Быть лишенным его присутствия, пусть и во имя священного долга, было словно блуждать в тени, лишенным вдохновения.

Вокс ожил тысячей приглушенных голосов Несущих Слово, выдохнувших имя отца. Многие благодарили судьбу за возможность лицезреть его вновь. Почтительные песнопения разносились по каналам связи, не возвышаясь громче шепота. Аргел Тал был одним из немногих, кто остался безмолвным в первые мгновения, славя судьбу в беззвучном благоговении.

Три года. Три долгих года сражений во тьме, три года молитв о том, чтобы этот миг настал. Все сомнения, все тревоги, все подозрения насчет Ультрадесанта растворились в биении его двух сердец.

Фигура остановилась. Аргел Тал понял это, когда звуки шагов по почерневшей земле смолкли.

Лишь тогда он заговорил. Всего одно слово: имя, которым мало кто пользовался, кроме воинов-сыновей, несших в своих жилах кровь Лоргара и покорявших галактику крозиусом и болтером.

– Аврелиан, – произнес капитан, и слово утонуло в море голосов, шепчущих то же.

Наконец Аргел Тал поднял глаза, чтобы взглянуть на сына живого бога, стоявшего в сердце мертвого города.

3

Кровь взывает к крови

Сигиллит

Повелитель Человечества

Семнадцатый Примарх был известен зарождающемуся Империуму под многими именами. Обитатели миров, через которые пролёг триумфальный путь его Легиона, звали Примарха Помазанником, Семнадцатым Сыном или, более элегантно, Носителем Слова.

Для братьев-Примархов он был просто Лоргаром – это имя дали ему на родной Колхиде, в годы смут ещё до прибытия Императора.

Кроме того, как и многие другие Примархи, Лоргар имел прозвище, чтимое во всех восемнадцати Легионах. Фулгрима из III Легиона почтительно называли Фениксоподобным, Ферруса Мануса из X Легиона – Горгоном, а повелителя XVII Легиона – Уризеном, именем из полузабытых писаний и мифов древней Терры.

Но никто из собравшихся ста тысяч воинов не произносил сейчас эти имена. Весь Легион Несущих Слово выстроился идеальными рядами, во всей своей ошеломляющей мощи, и каждый из сынов Лоргара пел приглушённым голосом его истинное имя, словно некий призыв.

– Аврелиан, – тихо пели они в унисон. – Лоргар Аврелиан.

Лоргар Золотой. Так возлюбленные дети называли своего отца.

Семнадцатый Примарх обратил свой взор на океан закованных в серые доспехи воителей, рождённых, чтобы выполнять его повеления.

Величие увиденного на мгновение заворожило его. Находившиеся ближе всего к Лоргару увидели, как в его глазах разгорается пламя мыслей.

– Сыны мои, – сказал Уризен, окрасив слова улыбкой, запятнанной печалью, – при виде всех вас ликует сердце моё.

Взирать на одного из Сынов Бога-Императора значило лицезреть воплощение совершенства. Человеческим чувствам, даже при улучшенном в лабораториях восприятии Астартес, тяжело осознать то, что происходит.

Аргел Тал целый месяц страдал от кошмаров в смятении и боли после того, как впервые предстал перед Лоргаром, будучи застенчивым мальчиком, едва достигшим одиннадцати лет.

Наблюдавшие за юными рекрутами аптекарии Легиона были готовы к этому. Турион, аптекарий, который надзирал за имплантационными операциями Аргел Тала во время его созревания, объяснил мальчику этот феномен в одной из крошечных келий, которые во время обучения предоставляли всем послушникам Легиона.

– Кошмары естественны и со временем утихнут. Твоему разуму нужно время, чтобы свыкнуться с увиденным.

– Я не уверен в том, что видели глаза мои, – согласился Аргел Тал.

– Ты видел Сына Божьего. Глаза и разум смертных не предназначены для созерцания подобного. Чтобы приспособиться, нужно время.

– Мне больно, когда я закрываю глаза. Больно помнить его.

– Боль не будет вечной.

– Я хочу служить ему, – сказал одиннадцатилетний мальчик, который всё ещё дрожал от ночных видений. – Клянусь, я буду служить ему.

Турион кивнул и начал говорить о многих смертельных испытаниях, которые предстоит преодолеть Аргел Талу, чтобы заслужить мантию Астартес. Но мальчик не слушал, во всяком случае, не в то утро, когда первые лучи слабого солнца Колхиды падали через единственное окно кельи.

Он и по сей день думал о Турионе. Аптекарий умер сорок лет назад, но он до сих пор хранил напоминание о той битве. Даже сейчас он не мог держать изогнутый сломанный нож чужака и не вспоминать перерезанное горло Туриона.

На самом деле, поэтому он его и хранил. Как память. Возможно, эта привычка выглядела зловеще, и капелланы часто укоряли за неё Аргел Тала. Собирать оружие, которое убивало твоих братьев – признак нездорового ума.

Аргел Тал поднял глаза.

– Кровь взывает к крови, – Лоргар обратился к воителям, собравшимся на развороченной могиле Монархии. – Кровь взывает к крови.

Аргел Тал, как и всегда в присутствии своего отца, старался концентрировать свой взгляд на отдельных деталях, нежели взирать на всё его величие.

Глаза Лоргара цвета снежно-серых зимних небес Колхиды были подведены сурьмой, отчего ещё ярче выделялись на фоне кожи Примарха – кожи, которая невооружённому глазу казалась золотой.

Линзы шлема Аргел Тала полностью отфильтровывали окружающий мир до набора тёмно-серых тактических сводок, но не упускали ни единой детали. Капитан мог разглядеть тысячи отдельных колхидских глифов, которые были нанесены золотом на белоснежную плоть Примарха. Некоторые говорили, что татуировки в виде клинописных текстов покрывают большую часть тела Лоргара.

Они стекали по лицу Лоргара плотными идеальными линиями от бритой макушки до подбородка, и каждое предложение было пылкой молитвой, пророческой надеждой на будущее или призванием помощи высшей силы.

Там, где регалии Лоргара скрывали его плоть, на позолоченных пластинах доспеха продолжались писания, которые вытравили на сверкающей поверхности кислотой. Но при всём своём величии Семнадцатый Примарх не выделял своего великолепия церемониальной экипировкой. При всей позолоте его доспех был украшен не больше комплектов Мк-III, которые носили его капитаны. Приколотые к нагруднику и наплечникам свитки писаний и клятвы не прославляли деяния самого Примарха, но говорили о его обетах отцу и готовности служить народу Империума.

– Вот чем всё обернулось, – заговорил Примарх, чей голос никогда не был громче шёпота, потому что этого было достаточно Лоргару. Он достигал ушей ближайших сынов и ясно раздавался в воксе для задних рядов.

– Вот чем всё обернулось, и мы ещё вынуждены ждать от них объяснений, которых мы заслуживаем.

Невозможно описать пылкую уверенность, которую излучал Лоргар. Его тонкие губы скривились, Примарх почти улыбался словно охваченный страстью поэт, хотя стоял у могилы своего величайшего достижения. Как будто не желавшие держать оружие золотые кулаки, закованные в латные перчатки, сжимали крозиус размером с воителя Астартес.

Единственным, в чём Примарх отдал дань великолепию, был Иллюминарум. Древко цвета изысканной слоновой кости было укреплено рукоятью из чёрного железа. Навершие представляло собой сферу из адамантия, чернёного руками владыки кузницы и украшенного рунами из тончайших листов серебра. Равномерно распределённые шипы длиной с предплечье человека выступали наружу, что придавало булаве ауру жестокости, почти неуместную для философствующего искателя, который нёс Иллюминариум среди звёзд.

Несмотря на показное великолепие и колоссальное мастерство, с которым он был создан, крозиус Лоргара был полнейшей безвкусицей.

Его носитель предал пламени целые миры, и каждый капеллан Легиона Несущих Слово нёс уменьшенную копию Иллюминариума.

Никто из сынов Лоргара, даже тех, кто провёл годы вдали от Примарха, не был слепым к беспокойству отца.

Примарх косился на севшие ”Громовые ястребы” Ультрадесанта, ожидая любых признаков начала высадки. Вокруг задумчивой улыбки были слабые намёки на чёрную щетину – нечто, чего Аргел Тал никогда не замечал за дотошным Примархом.

Лоргар отвернулся от своих сыновей и взглянул прямо на приземлившиеся неподвижные ударно-штурмовые корабли. Его шёпот донёсся до всего Легиона.

– Жиллиман, брат мой по крови, если не по духу. Приди и ответь за своё безумие.

С театральной синхронностью начали опускаться рампы ”Громовых ястребов”. Когда Ультрадесантники наконец-то показали себя, Легион в последний раз услышал шёпот своего отца.

– Несущие Слово, – он прошептал предупреждение голосом, голосом, мягким как шуршание змеиной кожи по шёлку, – будьте начеку и следите за любыми признаками предательства.

Всего лишь сотня воинов стояла напротив сотни тысяч. Навстречу океану серых доспехов на планету высадилась всего лишь одна рота Ультрадесанта вместе со своим Примархом. Даже в настолько тяжёлой ситуации Аргел Тал не был уверен в том, что чувствует из-за этого – недоумение или гнев. Он решил, что и то и другое, и раздражение капитана всё росло.

– 19-я Рота... – раздался в воксе голос Ксафена, который наблюдал за развевавшимся на тихом ветру знаменем Ультрадесантников. На нём была изображена вставшая на дыбы белая лошадь с огненной гривой над последовательностью чисел.

– Интригующе.

Аргел Тал смотрел, как белая лошадь струится на ветру и пытался понять, в чём значение присутствия 19-ой. Казалось, что существо движется, а грива лошади состоит из настоящего пламени. Рота Эфона, 19-я в Ультрадесанте, была широко известна за пределами Легиона Жиллимана. Вдали от своего Примарха капитан командовал целой Имперской Экспедицией и по слухам был суровым посланником и проницательным дипломатом. В любом случае, Эфону доверили гораздо больше ответственности и независимости, чем когда-либо могло получить большинство Астартес.

– Они были названы, – произнёс Ксафен, – в честь огнедышащей лошади из древней мифологии Макрагга. Эфон – имя коня, который вёз по небу колесницу бога солнца.

Аргел Тал поборол желание покачать головой, – Брат, при всём моём глубочайшем уважении, сейчас это заботит меня меньше всего.

– Знание – сила, – возразил капеллан.

– Сосредоточься, – рявкнул в ответ капитан. – Ты слышал Примарха.

Ксафен послал по воксу подтверждение – короткий шум помех.

Рампа последнего ударно-штурмового корабля опустилась на выпускающих пар поршнях. Аргел Тал стоял неподвижно, а все мускулы его тела были напряжены, пока Тринадцатый Примарх спускался вместе со своим почётным караулом в сопровождении...

– Нет, – от изумления у капитана перехватило дыхание.

– Кровь Бога-Императора, – прошептал Ксафен.

А впереди Лоргар наблюдал со змеиной улыбкой.

– Малкадор Сигиллит.

Рядом с Примархом, облачённым в доспехи цвета жемчуга и лазури шагал стройный человек, одетый в непритязательную мантию. Воистину хрупкий в широкой тени Жиллимана Первый Лорд Терры сжимал увенчанный двуглавым орлом, гремящий цепями посох из тёмного металла.

В отличие от субтильного Сигиллита Жиллиман был громаден. Его доспехи были синими словно давно испарившиеся океаны Терры,подобными отголоскам эпохи легенд, обрамлённым золотом и прекраснейшим жемчугом, в котором сияла восходящая луна.

– Что это за безумие? – зарычал Кор Фаэрон, чей голос наполняли чувства – слишком горькие, чтобы их можно было сдержать.

– Спокойно, друг мой, – прошептал Лоргар, не отрывая взора от строя воителей напротив, – скоро мы получим все ответы. Капитаны, шаг вперёд.

По команде сто капитанов выступили вперёд, спокойно держа в серых латных перчатках болтеры и клинки. Сто капелланов, которые выделялись золотым обрамлением доспехов и булавами-крозиусами, остались в шаге позади. За воинами-жрецами наготове стояли сто тысяч Несущих Слово, которые держали строй, несмотря на неровную поверхность истерзанной земли.

Аргел Тал оторвал взгляд от Жиллимана, потому что на благородные черты Повелителя Макрагга было так же тяжело смотреть, как и на лицо собственного отца. Тяжелее всего было видеть его глаза.

В них не было ни сомнений, ни раздумий, ни любопытства – ни следа смертных эмоций за глубоко посаженными глазами. Такое лицо можно было бы вылепить из обожжённого солнцем камня. Воплощённое чувство собственного достоинства.

Седьмой капитан подавил дрожь и обратил внимание на Сигиллита. Слишком человечный, чтобы внушать страх, но слишком влиятельный, чтобы его игнорировали.

Правая рука и ближайший советник Императора.

Здесь.

Здесь, и, несомненно, поддерживающий уничтожение совершенного города Ультрадесантом. Аргел Тал плотнее сжал рукоять болтера.

– Брат, – заговорил Лоргар, чей голос на первый взгляд казался спокойным и почти полностью скрывал волнение и скорбь, которые, как знали его сыны, должны были переполнять Примарха, – и Малкадор. Добро пожаловать в Монархию.

С этими словами Лоргар показал на пустошь, и его прекрасные черты лица исказил неприятный оскал.

– Лоргар, – голос Жиллимана прогремел подобно далёкому грому, но он не сказал ничего, кроме имени брата.

Аргел Тал прищурился от абсолютной бесстрастности тона. Ни следа эмоций. Несущий Слово видел автоматонов из Легио Кибернетика, в которых было куда больше человечности, чем в Примархе Ультрадесанта.

– Примарх Лоргар, – Малкадор поклонился в знак приветствия, – нас всех печалит, что мы встретились в таких обстоятельствах.

Золотой воитель сделал шаг вперёд, держа крозиус на плече:

– Действительно? Печалит всех? Брат мой, ты не выглядишь печальным.

Жиллиман не сказал ничего. Несколько мгновений спустя Лоргар отвёл взор и посмотрел на Сигиллита.

– Малкадор, ответы, – Примарх вновь шагнул вперёд и остановился на полпути между своим Легионом и сотней Ультрадесантников, – я хочу ответов. Что здесь происходит? Что за безумие позволило этому произойти и остаться безнаказанным?

Сигиллит откинул капюшон. Бледность открывшегося лица граничила с нездоровой серостью.

– Лоргар, ты не догадываешься? – человек покачал головой, словно скорбя. – Это действительно стало для тебя неожиданностью?

– Отвечай мне! – закричал Примарх.

Ультрадесантники отшатнулись, и несколько подняли оружие дрожащими от шока руками.

Лоргар вновь обвёл руками окружающую пустошь и взревел, брызжа слюной:

– Ответь мне, ради чего вы это сделали! Я требую ответа!

– Что нам делать? – произнёс по воксу Ксафен. – Что... что происходит?

Аргел Тал не ответил. Внезапно болтер и меч стали очень тяжёлыми в руках капитана, который пристально смотрел на Ультрадесантников, так открыто продемонстрировавших своё потрясение.

Они держали строй, но было ясно видно, что космодесантники нервничают.

И не зря.

– Что ты сделал с моим городом? – сквозь фальшивую улыбку прошипел Лоргар.

– Он не соответствовал, – медленно и терпеливо произнёс Малкадор. – Эта культура, этот мир не соответство...

– Лжец! Богохульник! Это был образец соответствия!

Теперь несколько Ультрадесантников немного подались назад, и Аргел Тал видел, как они недоуменно переглядываются. В вокс-сети раздались взволнованные голоса, когда Несущие Слово перехватили сигналы переговаривающихся Астартес. Лишь Жиллиман остался неподвижен. Даже Малкадор содрогнулся, его глаза расширились, а руки плотнее сжали посох, когда смертный встретился с гневом Примарха.

– Лоргар...

– На каждой улице воспевали они Отца моего!

– Лоргар, они...

– С каждым восходом солнца славили они Его! – Лоргар приблизился, его исступлённые глаза сфокусировались на советнике отца, словно стрелки целеуказателя. – Ответь мне, человек. Оправдай содеянное, когда каждую площадь украшали статуи Императора!

– Они поклонялись ему, – Малкадор поднял голову, потому что был наполовину ниже обоих Примархов. – Они почитали его.

Первый Лорд Терры посмотрел на Лоргара, ища на золотом лице великана следы понимания. Не увидев ничего, Сигиллит вновь вдохнул и вытер со щеки пятно слюны Примарха.

– Они поклонялись ему как богу.

– Ты приводишь себе в оправдание мой долг?

Лоргар выронил крозиус, который с глухим грохотом упал на изувеченную землю. Он посмотрел на свои руки, на пальцы, согнувшиеся в когти, словно он желал вырвать себе глаза.

– Ты... ты стоишь на развалинах совершенства и говоришь, что этот город был уничтожен просто так? Ты пересёк всю галактику, чтобы сказать мне, что потерял свой хрупкий смертный разум?

– Лоргар, – начал было Сигиллит, но фраза осталась незавершённой. Малкадор безмолвно упал, когда на него обрушился удар ладони Примарха. Каждый воин поблизости услышал мерзкий хруст ломающихся костей, когда Сигиллит, пролетев двадцать метров, рухнул на скалистую землю и покатился в пыли.

Лоргар оказался лицом к лицу с братом и оскалился при виде бесстрастного Жиллимана.

– Почему. Ты. Это. Сделал.

– Мне приказали.

– Этот червь? – расхохотался Лоргар, указывая рукой на поверженного Малкадора, – это ничтожество?

Примарх Несущих Слово покачал головой и гордо зашагал к рядам своих воинов.

– Я отправлюсь со своим Легионом на Терру и лично сообщу отцу об этом... этом безумии.

– Он знает.

Это был голос Малкадора. Шатаясь, он поднялся и процедил эти слова, из разбитого рта текла кровь. Жиллиман склонил голову, и этого едва заметного движения было достаточно, чтобы послать на помощь советнику Императора двух воинов. Малкадор всё ещё горбился от боли, но отослал приближающихся Ультрадесантников прочь. Затем Сигиллит протянул руку, и его посох пролетел десять метров и плавно опустился в ладонь.

– Что? – Лоргару показалось, что он ослышался, – что ты сказал?

Раненый Первый Лорд Терры закрыл глаза и опёрся на посох, как на костыль.

– Я сказал, что он знает. Твой отец знает.

– Ты лжёшь, – Лоргар вновь сжал зубы и задышал, быстро и неглубоко, – лжёшь, и тебе повезло, что я не убью тебя за это богохульство.

Малкадор не стал спорить. Он закрыл глаза, посмотрел на небо и беззвучно заговорил. Такова была его мощь, что каждый Несущий Слово, каждый Ультрадесантник, каждое живое существо в радиусе десяти километров услышало в своей голове пульс психического голоса.

+Он не желает слушать, мой повелитель. Только не меня. +

Рука Лоргара замерла в миллиметре от лежавшего на земле крозиуса. Жиллиман совершил самое большое движение с момента прибытия – отвернулся от своего брата, не из-за отвращении, как сначала подумал Аргел Тал, а вообще без выражения, прикрыв глаза.

Глаза Малкадора оставались закрыты, а его лицо было обращено к небесам. К кораблям на орбите.

Лоргар попятился, беззвучно шепча:

– Нет, нет, нет...

Словно слова могли что-то изменить.

Мир вокруг взорвался светом.

Вытеснение воздуха вызвало хлопок, близкий к звуку удара грома, но не из-за этого всё завертелось перед глазами Аргела Тала.

Он уже видел, как используется телепортационная технология, и даже сам перемещался, но восприимчивые системы шлема отфильтровывали шум до приемлемого уровня.

И капитана заставила отвести глаза не вспышка телепорта. Это тоже компенсировали внутренние системы доспеха, которые немедленно затемнили глазные линзы.

Но всё же Аргел Тал ослеп. Ослеп от золота, которое пылало подобно раскалённому металлу.

В воксе звучали пронзительные крики братьев, которые говорили о таком же недуге, но доклады были приглушёнными и едва слышными в шквале звуков, которые не должны были существовать. И это были не простые помехи в воксе, они раздавались в его голове – удары волн, достаточно громкие для того, чтобы капитан потерял равновесие.

Слепой и почти оглохший Аргел Тал ощутил, как болтер выскользнул из его рук. Капитану потребовались все силы, чтобы устоять на ногах.

Ничего такого не замечал Лоргар Аврелиан.

Ни ослепительного золотого света. Ни оглушительного психического рёва.

Он видел шестерых человек, стоявших вместе, из которых пятеро были незнакомцы, но одного Примарх узнал. Позади них Ультрадесантники, не пострадавшие, в отличие от его воинов, преклонили колени, демонстрируя порядок. Лишь Жиллиман и Сигиллит продолжали стоять.

Лоргар повернулся обратно к шестёрке. Пятеро окружали знакомую фигуру, и хотя Примарх не знал их имён, он знал, чем они занимаются. Немыслимо сложные доспехи из тёмного золота. Плащи алого царского цвета свисают с плеч. Длинные алебарды с тяжёлыми серебристыми лезвиями держат никогда не дрожавшие руки.

Кустодии. Стража Императора.

Лоргар посмотрел на шестого, который был обычным человеком. Несмотря на задор юности, старческие морщины отмечали следы времени на лице, которые было одновременно суровым и нежным, всем разом. Внешность человека полностью зависела от того, на какой грани лица концентрировался наблюдатель. Он был усталым стареющим человеком и статуей, в которой обессмертили образ героя в расцвете сил. Он был молодым гримасничающим полководцем с холодным глазами и и смущённым старцем, готовым вот-вот заплакать.

Затем Лоргар посмотрел ему в глаза, видя тепло любви за благосклонностью доверия. Мужчина медленно моргнул, и когда его глаза открылись вновь, то оказались холодными от арктического холода неодобрения вместе со льдом отвращения.

– Лоргар, – произнёс человек. Его тихий, но сильный голос терялся в неведомых просторах между ненавистью и добротой.

– Отче, – ответил Лоргар Императору Человечества.

4

Легион на коленях

Если Ультрамар запылает

Серый

Зрение вернулось, прогоняя гротескное ощущение беспомощности. Подобная эмоция всегда была под запретом, и теперь она колола кожу Аргел Тала, словно тысяча ножек насекомых.

Он смог взглянуть сквозь свой затемненный визор и увидел возвышающуюся в ореоле пульсирующего белого света фигуру. Вокруг фигуры стояли воины в золотой броне, закутанные в плащи, державшие уникальные алебарды с легкостью, выдававшей опыт.

Каждый из них был ростом с Астартес, и ни один из Астартес не смог бы не узнать их.

– Кустодес... – выдавил он сквозь сжатые под напором света зубы.

– Это... – пробормотал Ксафен, – это же...

– Я знаю, кто это, – Аргел Тал проталкивал слова сквозь стиснутые зубы. И в это время голос обрушился на него, обрушился на них всех волной силы.

– НА КОЛЕНИ, – шепот как будто ударил молотом по темени. Сопротивляться было невозможно. Мышцы действовали сами, сколько бы сердец не пытались выказать неповиновение. Одно из них принадлежало Аргел Талу. Это была не верность, не поклонение, не служба. Это было рабство, и все его инстинкты бунтовали против принудительного почитания, даже когда он повиновался.

Сто тысяч Несущих Слово опустились на колени в пыли совершенного города, поверженного имперским указом.

Легион стоял на коленях.

Лоргар оглянулся через плечо на колышущееся море своих коленопреклоненных воинов. Когда он вновь перевел взгляд на Императора, в его глазах мерцал огонь.

– Отец, – начал Лоргар, но человек покачал головой

– На колени, – сказал он. Его лишенное возраста лицо обрамляли темные волосы того же цвета, что и щетина на лице Лоргара. Как и бывает у отца и сына.

– Что? – переспросил примарх. Он перевел взгляд за спину Императора, на Жиллимана, стоявшего прямо и гордо. Вновь поворачиваясь к своему отцу, он провел по глазам кончиками пальцев, будто стряхивая никак не отпускавшее его наваждение. – Отец?

– На колени, Лоргар.

Аргел Тал смотрел, стискивая зубы, как Лоргар опустился на одно колено.

Его первый порыв уже угасал, усмиренный здравым смыслом и верой. Было правильным преклонить колени перед Богом-Императором. Он заставил свои сердца успокоиться, невзирая на нанесенное его божеству оскорбление, призывая себя к смирению.

Бешеная злоба взметнулась вновь с приливом адреналина уже через мгновение, когда он увидел, что Ультрадесантники поднимаются на ноги по приказу Жиллимана. Он видел, что они наблюдают, чувствовал, как их глаза со скукой смотрят на него, стоящего перед ними на коленях. Воины одного Легиона стояли в присутствии Императора с соизволения своего примарха в то время, как другие стояли на коленях на останках мертвого города.

Момент породил дюжину воспоминаний, Несущие Слово исполняли подобное множество раз до того, под чужими небесами. Легионы, менее требовательные к дисциплине и приличиям, могли бить себя в грудь и выть на луну, достигнув цели, но среди Сынов Лоргара было принято праздновать победу с изяществом и достоинством. Торжествующее воинство преклоняло колени в центре поверженного города и внимало словам капелланов.

Обряд Памяти. Время вспоминать жертву павших братьев и нести Слово в это место.

Аргел Тал ощущал, как пот бежит холодными ручейками по вискам и щекам. Дрожь угрожала взять над ним верх, предательские мышцы болезненно сжимались. Сочленения доспеха гудели от нерастраченной энергии, заставляя его терпеть это извращение самого священного из ритуалов Легиона.

Голос вернулся. И теперь он давал ответы, которых так искал XVII Легион.

Лоргар смотрел на непознаваемое лицо отца, пока Император говорил.

– Сын мой, ты командующий, а не первосвященник. Ты был создан для войны, для покорения, чтобы объединить человеческий род под сенью истины.

– Я...

– Нет. – Император прикрыл глаза, и разум Лоргара заполнило видение Монархии, яркой и прославленной. – Это поклонение, – произнес Император, – это убивает истину. Ты говоришь обо мне, словно о боге, и создаешь миры, страдающие от той же лжи, что раз за разом ставила человечество на грань вымирания.

– Люди счастливы...

– Люди обмануты. Люди сгорят дотла, когда окажется, что их вера ложна.

– Мои миры верны, – Лоргар уже не стоял на коленях. Он поднялся на ноги и вместе с ним поднимался его голос. – Мой Легион создает самые фанатично преданные миры в твоем Империуме.

– ЭТО НЕ МОЙ ИМПЕРИУМ.

Слова врезались в сознание Аргел Тала, словно очередь из болтера. На короткий ненавистный миг он взглянул на ретинальный дисплей, чтобы проверить свои жизненные показатели. Он был уверен, что умирает, и не будь он уже на коленях, он бы упал на них.

– ЭТО ИМПЕРИУМ ЛЮДЕЙ. ИМПЕРИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА, ОЗАРЕННАЯ И СПАСЕННАЯ ИСТИНОЙ.

В этот раз он услышал ответ Лоргара.

– Я не лгу. Ты — бог.

– ЛОРГАР.

Теперь голос давил, как стена, насыщенный настолько, что был почти осязаем. Он обрушивался на Аргел Тала, как струя пламени из двигателя, раскаляя доспех и повергая на землю. Он видел своих братьев, распластавшихся вокруг, их доспехи терлись о пыль.

Сопротивляясь шквалу психической энергии, срывавшему свитки с его брони, Лоргар поднял руку и указал на отца.

– Ты — бог. Скажи это и покончим с ложью.

Император покачал головой, не сокрушая, но мягко возражая.

– Ты слеп, сын мой. Ты держишься за древние представления и этим подвергаешь опасности всех нас. Пора положить этому конец, Лоргар. Пусть все это закончится, когда ты внемлешь моим словам.

Лоргар стоял как вкопанный, дрожа от чего-то, чего не видели его воины. Кровь текла из его уха, медленно струясь по татуированной шее.

– Я слушаю, отец, – произнес он.

Седьмой капитан заставил себя подняться на ноги и выпрямиться раньше, чем понадобилась компенсация системами доспеха. Он был одним из первых поднявшихся Несущих Слово. Остальные еще боролись с дрожью в руках и ногах или бились в конвульсиях, бороздя пыль конечностями.

Аргел Тал помог Ксафену подняться, услышав благодарный стон.

– НЕСУЩИЕ СЛОВО, ВНЕМЛИТЕ МНЕ. ВЫ ПОТЕРПЕЛИ НЕУДАЧУ, ЕДИНСТВЕННЫЕ ИЗ ВСЕХ МОИХ ЛЕГИОНОВ. У ВАС БОЛЬШЕ ВОИНОВ, ЧЕМ У КОГО ЛИБО, ИСКЛЮЧАЯ XIII ЛЕГИОН. ПРИ ЭТОМ ВАШИ ЗАВОЕВАНИЯ САМЫЕ МЕДЛЕННЫЕ, А ВАШИ ПОБЕДЫ ПУСТЫ.

Было слишком мучительно взирать прямо на фигуру, сотканную из бело-золотого света, окутанную сиянием психического огня и говорившую им громовым голосом, что их жизни были прожиты зря.

– ВЫ ПРОДОЛЖАЕТЕ РЕЧИ О СОГЛАСИИ ГОДАМИ ПОСЛЕ ОКОНЧАТЕЛЬНОЙ ПОБЕДЫ. ВЫ ВВЕРГАЕТЕ ЛЮДЕЙ В ЛОЖНУЮ ВЕРУ, НАСАЖДАЯ КУЛЬТЫ ДОВЕРЧИВЫХ И ОБМАНУТЫХ, ВОЗДВИГАЯ ПАМЯТНИКИ ЛЖИ. ВСЕ СОДЕЯННОЕ ВАМИ ДЛЯ ВЕЛИКОГО КРЕСТОВОГО ПОХОДА БЕСПОЛЕЗНО. ПРОЧИЕ ОДЕРЖИВАЮТ ПОБЕДЫ И ПРЕУМНОЖАЮТ БЛАГОПОЛУЧИЕ ИМПЕРИУМА, ЛИШЬ ВЫ ПОДВЕЛИ МЕНЯ.

Лоргар попятился от фигуры, только теперь поднимая руки, чтоб прикрыться от сияния.

– ВЕДИТЕ ВОЙНУ, ДЛЯ КОТОРОЙ ВЫ БЫЛИ СОЗДАНЫ. СЛУЖИТЕ ИМПЕРИУМУ, ДЛЯ ЧЕГО ВЫ И БЫЛИ РОЖДЕНЫ. УСВОЙТЕ УРОК, ПОЛУЧЕННЫЙ ВАМИ СЕГОДНЯ. ВЫ СТОИТЕ НА КОЛЕНЯХ СРЕДИ РУИН В КОНЦЕ ЛОЖНОГО ПУТИ. ПУСТЬ ЗДЕСЬ ВАШ ЛЕГИОН ОБРЕТЕТ ВТОРОЕ РОЖДЕНИЕ.

Примарх выдавил слабое «Отец...», но слова канули в пустоту. Очередной гул пришедшего в движение воздуха возвестил об отбытии Императора обратно на орбиту.

Ультрадесантники остались, в абсолютном молчании наблюдая за коленопреклоненными содрогающимися Несущими Слово. Кустодии стояли возле Жиллимана, который беседовал с их безошибочно опознаваемым командиром, чей шлем был украшен плюмажем под цвет плаща.

Аргел Тал заметил, как Кор Фаэрон поднимается с болезненной медлительностью, хотя его терминаторская броня и облегчала ему эту задачу, гудя сервоприводами в суставах. Ни Аргел Тал, ни Ксафен не предложили ему помощи. Они оба устремились к примарху.

Пока Несущие Слово старались подняться на ноги, Лоргар, в конце концов, рухнул на колени.

Золотой сын Императора смотрел на разрушенный город, словно не узнавая его и недоумевая, как же он оказался здесь. Мертвые глаза, слишком холодные для слез, взирали на его опозоренный Легион и глыбу того урока, который они все должны были усвоить.

Аргел Тал оказался возле него первым. Инстинкт понудил его снять шлем и он расстегнул фиксаторы на латном воротнике, открывая свое лицо примарху.

– Аврелиан, – промолвил он.

Впервые Аргел Тал вдохнул воздух Монархии, не пользуясь спасительными фильтрами. Он смердел маслом, горевшим на заводах тысячу лет. Прошлое замечание Ксафена было безжалостно в своей правоте: пахло проигранной войной.

Он не осмеливался коснуться Лоргара. Вытянув руку, немного не дотягиваясь до плеча своего примарха, он прошептал имя отца.

Лоргар повернулся и уставился на него. В его глазах не было ни тени узнавания.

– Аврелиан, – повторил Аргел Тал. Он бросил взгляд на следившие за ними фигуры Жиллимана и Кустодес. – Пойдемте, мой примарх, мы должны вернуться на корабли.

В первый раз его рука легла на бронированный наплечник Лоргара, где раньше висел священный свиток. Не обращая внимания на прикосновение, Лоргар запрокинул голову и зарычал. Капитан сжал золотой наплечник примарха, стараясь успокоить полубога всеми своими силами.

Лоргар кричал громко и долго, куда дольше, чем позволили бы легкие смертного.

Когда его крик муки наконец смолк, он пробороздил своими голыми пальцами почву. Трясущейся рукой примарх вымазал пеплом свое лицо, пятная свои черты измельченными костями совершенного города.

Голос Ксафена был приглушенным и озабоченным.

– Ультрадесант смотрит на все это. Нужно отвести его в безопасное место.

По пепельной маске Лоргара струились слезы, чертя дорожки в пыли. Двое воинов возобновили свои попытки поставить золотого гиганта на ноги. К их удивлению, в его конечностях не было слабости. Лоргар сплюнул на землю и поднялся с их помощью. Оба они ощутили, как по его рукам пробегает дрожь. Никто не проронил ни слова об этом.

– Жиллиман, – голос примарха сочился ядом. Движением плеч он раскидал в стороны немедленно забытых Аргел Тала и Ксафена.

Эмоции вновь проявились в глазах Лоргара. Он встретился взглядом Жиллиманом – бесстрастным, в отличие от взволнованного брата.

– Тебе приятно, – усмехнулся повелитель Несущих Слово, – видеть мой позор?

Жиллиман не ответил, но Лоргар не отступился.

– Тебе это приятно? – настойчиво повторил он, – тебе приятно видеть, как мои труды обращены в прах, в то время как отец восхваляет тебя!?

Невозмутимый Жиллиман медленно вздохнул. Он заговорил так, словно вопрос не был задан.

– Наш отец поручил мне передать тебе ещё одно сообщение.

– Тогда говори и убирайся.

Лоргар потянулся за крозиусом и вырвал его из пепла. Прах дождем ссыпался с шипастого навершия.

– Эти пять воинов Легио Кустодес, – примарх Ультрадесанта указал на них кивком, – не одни. Ещё пятнадцать остались на моём флагмане. Брат мой, отец поручил им сопровождать тебя.

От последнего оскорбления Аргел Тал зажмурился. После того, как они преклонили колени среди праха неудачи и услышали от Императора, что все их подвиги были бессмысленны... Это.

Лоргар издевательски захохотал. Его лицо все ещё было вымазано в прахе.

– Я отказываюсь. Это не нужно.

– У нашего отца другое мнение, – произнес Жиллиман, – эти воины станут его глазами, когда твой легион вернётся к Великому крестовому походу.

– А послал ли отец своих гончих присмотреть за тобой? Пребывают ли они в твоей драгоценной империи, Ультрамаре, и шепчут о каждом твоём шаге? Я вижу тень улыбки на твоих губах. Брат, другие не знают тебя так, как знаю я. Возможно, наши сыны не видят удовлетворения в твоих глазах, но я не слеп к таким тонкостям.

– Лоргар, ты всегда обладал богатым воображением. И сегодня ты это доказал.

– В моей набожности сила, – Лоргар стиснул безупречные зубы. – А у тебя нет ни сердца, ни души, – ангельские черты лица омрачились, скривившись, – Я молюсь, чтобы однажды ты ощутил то же, что и я. Ты улыбнёшься, когда один из миров Ультрамара сгинет в огне? Тарент? Эспандор? Калт?

– Брат, возвращайся к своему флоту, – Жиллиман развёл скрещенные на груди руки, открыв украшавшую нагрудник золотую аквилу. Распростёртые крылья орла заблестели под солнечным светом. – Тебе многое предстоит сделать.

Удар пришел из ниоткуда. На его пути воздух звенел от эха удара металла о металл, подобного гулкому звону огромного кафедрального колокола. Это было почти прекрасно.

Примарх лежал в пыли, окруженный своими воинами. Никто из присутствующих никогда такого не видел. Аргел Тал вскинул болтер и прицелился в ряды Ультрадесантников, которые сделали то же самое. Сто стволов целились в сто тысяч. Седьмой капитан смог заговорить лишь с третей попытки.

– Не стрелять, – прошептал он по общему вокс-каналу. – Не стрелять, пока они не откроют огонь.

Лоргар закинул огромную палицу крозиуса на своё золотое плечо. В серых глазах сверкали неясные чувства, когда он оскалился поверженному Властелину Макрагга. – Не насмехайся надо мной более, брат. Понятно?

Жиллиман медленно, почти нерешительно поднимался. Золотой орёл на нагруднике был расколот, по его телу змеилась глубокая трещина.

– Ты зашёл слишком далеко, – раздался тихий голос. Малкадор, Первый лорд Терры, все ещё сжимал посох. Лишь это удерживало его на ногах. – Ты зашёл слишком далеко.

– Умолкни, червь. В следующий раз, когда ты истощишь моё терпение, я не ограничусь пощечиной.

Жиллиман уже стоял на ногах. Он повернул своё бесстрастное лицо к брату.

– Лоргар, ты выплеснул всё своё раздражение? Мне пора возвращаться к Походу.

– Иди, сын мой, – мертвенная усмешка Кор Фаэрона была обращена к Жиллиману, хотя слова были адресованы примарху. – Иди. Нам многое предстоит обсудить.

Лоргар выдохнул и кивнул. Гнев угасал и больше мог спасти от позора. – Да. Назад на корабли.

– Всем ротам, – бросил в вокс Кор Фаэрон, – Возвращаемся на орбиту.

– Да, Первый капитан, – ответил вместе с остальными Аргел Тал. – Как прикажете.

«Громовой ястреб» Аргел Тала стоял в тени полуразрушенной стены. Этот обожженный остаток строения был почти единственным в пепельной пустыне, последний уцелевший фрагмент здания, которому никогда уже не суждено вновь возвыситься. Капитан прохаживался в обществе Ксафена и своих младших командиров, братьев-сержантов Малнора и Торгала. Отделения погрузились на борт своих десантно-штурмовых кораблей в подавленном молчании.

– Не будет никакого перезаселения, – сказал Торгал. – Этот город — гробница. Здесь нечего отстраивать заново.

– Во многих исторических хрониках упоминается, – произнес Ксафен, – что даже самые просвещенные цивилизации Терры в доимперские времена посыпали землю солью, разрушив город. Ничто не могло там вырасти на протяжении жизни нескольких поколений. Жители побежденного города были вынуждены искать себе новый дом, а не восстанавливать старый.

– Как захватывающе, – начал Малнор.

– Помолчи, – проворчал Торгал, – пожалуйста, продолжай, капеллан.

– Я уверен, что каждый из нас слышит здесь отголоски этих древних событий. Сколько орбитальных бомбардировок мы провели сами? Сколько раз мы бились на развалинах уничтоженных с неба городов? Это было больше, чем просто разрушение. Это было искоренение. Ультрадесантники сделали то, что и намеревались, они стерли с лица планеты любое сколько либо значительное достижение цивилизации Хура. Урок и для нас, и для людей.

Аргел Тал повел группу в открытый грузовой трюм «Громового ястреба». Их подошвы простучали по аппарели.

– Я целился из своего болтера в одного из XIII Легиона, – наконец вымолвил он, – целился в горло. Он постучал по пучку кабелей на гибком многослойном вороте собственного доспеха. – Нажми я на спуск, он был бы мертв.

– Ты не нажал, – ответил Торгал. – И никто из нас. Вот что важно.

Аргел Тал кивнул отделению Седьмой роты, поравнявшись с ними, и надавил на пластину герметизации, активируя поршни аппарели. Гидравлика сжалась, втягивая трап обратно с медленным механическим скрежетом.

– Я не сделал этого, – продолжил Аргел Тал, – но я хотел. После всего, что они сделали с нашим городом. После того, как они стали свидетелями того, как мы преклонили колени в ложном стыде. Я хотел, и я почти сделал это. Я приказал не стрелять, но желал в глубине души, чтобы кто-то нарушил приказ.

Малнор не пошевелился, Ксафен промолчал. Спустя несколько секунд Торгал выдавил неуверенное «Сэр?..»

Аргел Тал вглядывался в слабый проблеск дневного света в щели еще поднимавшейся аппарели. Не говоря ни слова, он ударил кулаком по клавише управления, останавливая закрытие. Капитан двинулся к аппарели, вновь начавшей медленно ползти вниз.

– Сэр? – вновь предпринял попытку Торгал.

– Я что-то видел. Движение вдалеке, на краю северных кратеров.

Его визор менял масштаб и резкость, показывая панораму неровного горизонта. Ничего. Менее, чем ничего.

– Только прах и мертвые камни, – сказал Малнор.

– Я скоро вернусь, – Аргел Тал уже спускался по трапу. Он не прикасался ни к болтеру на бедре, ни к двум клинкам за спиной.

– Капитан, – произнес Ксафен, – мы получили приказ возвращаться на орбиту. Это так важно?

– Да. Там есть кто-то живой.

Женщина брела, пошатываясь, по изуродованной земле. Когда ей под ногу попал выступающий край камня, она беззвучно завалилась вперед, с силой ударившись о землю.

Она так и осталась лежать среди пепла, с хриплыми и неровными вздохами пытаясь найти в себе силы вновь подняться.

Судя по кровточащим ссадинам на ее коленях и ладонях, она проделывала подобное множество раз на протяжении многих дней.

Ее малиновое платье было испачкано и изорвано, хотя оно явно не стоило больших денег и в лучшие времена, когда к нему относились не столь пренебрежительно. Аргел Тал наблюдал издалека, как шатающаяся фигура совершает свое мучительное путешествие через выжженное пространство. Похоже было, что она не придерживается определенного направления, часто разворачиваясь в другую сторону и делая паузы, чтобы отдышаться после очередного падения.

Астартес приблизился. Голова незнакомки немедленно повернулась к нему.

– Кто здесь? – окликнула она.

Системы шлема Аргел Тала превратили его ответ в механический рык с примесью острого сарказма.

– Кто именно?

Капитан развел свои закованные в перчатки руки вбок, повернув вперед открытые ладони в принятом на Хуре жесте приветствия, лишенного враждебности. Молодая девушка смотрела в его сторону, но не поддерживала визуального контакта. С непонятным выражением она глядела куда-то мимо Аргел Тала.

– Ты один из них, – женщина отшатнулась, но ноги подвели ее, и она снова упала в пыль. Она была моложе, чем поначалу решил Аргел Тал, но воин никогда не умел угадывать возраст смертных. Восемнадцать. Может, меньше. Но никак не старше.

– Я капитан Аргел Тал, Седьмая штурмовая рота, орден Зазубренного Солнца, Семнадцатый легион Астартес.

– Семнадцатый?.. Ты... ты не ложный ангел?!

– Я был в этом мире шесть десятилетий назад , – ответил капитан, – тогда я не был ложным, не являюсь им и сейчас.

– Ты не ложный ангел, – снова произнесла девушка. Она явно была в замешательстве, все так же не взглянув на Астартес, пока вставала на ноги. Аргел Тал подошел на шаг ближе, протягивая руку. Женщина не притронулась к ней. Она даже не заметила ее.

На дисплее за линзами воина моргали приблизительные биометрические данные анализов, но Аргел Талу не было нужды смотреть на них. Состояние женщины было очевидным по ее выступавшим скулам, пятнам огрубевшей бесцветной кожи на теле и конечностям, дрожавшим не от страха.

– У тебя крайняя стадия истощения, – сказал капитан, – а раны на твоих руках и ногах сильно заражены.

Последняя фраза была преуменьшением. Учитывая, насколько была повреждена плоть ниже колен, было чудом, что девушка вообще могла идти. Последствия вполне могли привести к ампутации.

– Какого цвета твой доспех, ангел? – спросила она, – ответь мне, прошу тебя.

Несущий Слово убрал протянутую руку.

– И ты слепа, – добавил воин, – прости, что не заметил этого раньше.

– Я видела, как умирал город, – сказала она, – я видела как он горел в огне, лившемся со звезд. Небесный огонь забрал мои глаза в Судный День.

– Это называется ослеплением от вспышки. Твоя сетчатка, должно быть, повреждена слишком ярким светом. Зрение может вернуться со временем.

Молодая женщина отшатнулась с криком ужаса, когда Аргел Тал положил руку на ее исхудавшее до скелета плечо. Она рванулась назад, но Астартес удержал ее на ногах, не давая упасть.

– Пожалуйста, не убивай меня.

– Я не убью тебя. Я отведу тебя в безопасное место. Мы спасли этот мир шестьдесят лет назад, хурианка. Мы никогда бы не навлекли на вас ничего подобного. Как твое имя?

– Кирена... Но какого же цвета твой доспех, ангел? Ты так и не дал мне ответа.

Аргел Тал заглянул в ее ослепшие глаза.

-Скажи мне, – повторила она.

-Он серый.

Девушка разразилась рыданиями и позволила отнести ее в безопасное пристанище десантно-штурмового корабля Несущих Слово.

5

Старые пути

Топливо души

Новые глаза

Ее назвали Последней войной, назвали с тем ожесточенным высокомерием, что встречается лишь в сердцах истинно невежественных.

Последняя война — конфликт, который прекратит все конфликты.

– Я помню ее, – прошептал Кор Фаэрон. – Я помню каждые день и ночь, что мы сражались, пока Колхида пылала вокруг нас.

– Шесть лет, – улыбка Лоргара печальна, его глаза обращены к мраморному полу его покоев для медитации. – Шесть долгих, долгих лет гражданской войны. Весь мир раскололся на части во имя веры.

Кор Фаэрон облизнул свои заостренные резцы. Зал освещало лишь пламя свечей, и в воздухе витал уже утомивший насыщенный запах гари.

– Но мы одержали верх, – сказал он. Сидя напротив примарха, Кор Фаэрон был облачен в серое одеяние правящей касты жрецов Колхиды. Без своей терминаторской брони он выглядел таким, каким его всегда помнил Лоргар: стареющий, несмотря на все медицинские улучшения, человек с костлявым телом и горящими глазами.

На Лоргаре не было ничего, кроме набедренной повязки из грубой ткани, его огромный, но в то же время адрогинно стройный торс был обнажен. Следы ритуальных ожогов в форме колхидских рун спускались по его спине, самые старые из них превратились в неровные шрамы. Свежие рубцы от плети исполосовали его плечи — перекрещивающиеся раны складывались в паутину самобичевания.

Эреб сидел на полу вместе со своим командиром и примархом, одетый в черную накидку капелланов Легиона. Было трудно дышать воздухом, пропитанным кровью Лоргара. От сильного солоноватого запаха почти кружилась голова. Примархи не получали ран в бою. Проливать кровь было для них генетическим кощунством.

– Да, – произнес Лоргар, почесывая щетину на подбородке, – мы одержали верх. Мы победили и посеяли нашу веру по всей нашей родной планете.

Он облизнул губы искусанным языком

– И посмотри, где мы оказались после этого триумфа. Столетие спустя мы стали повелителями ничтожества, королями единственного Легиона, который подвел моего отца.

– Вы всегда учили нас, сир...

– Говори, Эреб

– Вы всегда учили нас говорить правду, даже когда голос дрожит.

Лоргар поднял голову, улыбка тронула уголки его потрескавшихся губ, когда он встретился взглядом с серьезными глазами капеллана.

– И поступали ли мы так?

Ответ пришел без задержки на размышления.

– Император — бог, – сказал Эреб, – мы подняли истину к звездам и рассеяли ее по Империуму. Нам незачем стыдиться того, что мы делали. Вы не должны стыдиться, сир.

Примарх провел тыльной стороной ладони по лбу, стирая полосу пепла и обнажая золото под ней. С момента вылета с Хура почти неделю назад Лоргар ежедневно покрывал свое лицо пеплом Монархии. Его подведенные сурьмой глаза потемнели от усталости и сузились от гнета позора, но этот единственный жест в наибольшей степени из всего, что видели воины после унижения, принятого от Императора, походил на попытку примарха очиститься.

– Все это началось на Колхиде, – промолвил он, – с того самого момента мы заблуждались. Мои видения о прибытии Императора. Сражения Последней Войны. Все началось с убеждения, что божественность заслуживает поклонения лишь потому, что она божественна. – Он невесело рассмеялся. – Даже сейчас мне больно думать о той вере, которую мы уничтожили, чтобы расчистить место для своих убеждений.

– Сир, – Эреб придвинулся ближе, его глаза были прикованы к глазам примарха, – мы стоим на грани разрушения. Легион... его вера подорвана. Капелланы сохраняют спокойствие, но их осаждают воины, приходящие поделиться своими сомнениями. И после того, как вы удалились от нас, лишив путеводного света, несущие крозиус не могут дать ответ закованным в серое.

Лоргар моргнул, сорвавшиеся с его ресниц крупицы пепла упали ему на колени.

– У меня нет ответов для капелланов, – произнес он.

– Может, и так, – согласился Эреб, – но вы все равно слишком погружены в скорбь. «Ищите вдохновение в прошлом. Используйте его, чтоб создать будущее. Не позволяйте стыду душить вас».

Лоргар фыркнул, но в этом звуке не было злости.

– Ты цитируешь мне мои же строки, Эреб?

– В них истина, – ответил капеллан.

– Ты погружен в раздумья о Колхиде, – глаза Кор Фаэрона мерцали, отражая свет свечей.

Чем-то скрытым и неуловимым он казался Эребу пугающим. Словно ненасытный и неутоленный голод озарял глаза старика, сжирая его изнутри. Нечто абсолютно лишенное чести. – Если ты желаешь поговорить о чем-то, сын мой, – тонкая рука Кор Фаэрона опустилась на золотистое исхлестанное плечо Лоргара, – говори же.

Примарх взглянул на своего старейшего союзника, на мертвенное выражение, навсегда застывшее в его глазах. Но Лоргар видел в глубине, куда бы не смогли заглянуть другие, доброту и заботу.

Отеческую любовь к опечаленному сыну.

Лоргар улыбнулся с явной теплотой впервые за три дня и накрыл своей татуированной рукой слабые, слишком человеческие, пальцы своего приемного отца.

– Помнишь прибытие Императора? Наши сердца ликовали, что мы оказались правы. Помнишь суровое воздаяние после шести лет священной войны?

Старик кивнул.

– Я помню.

Юноша с золотой кожей опускается на одно колено, серебристые слезы блестят на его безупречном лице, как капли елея.

– Я знал, что ты придешь, – шепчет он, – я знал, что ты придешь.

Бог-в-Золоте протягивает закованную в доспех руку коленопреклоненному юноше.

– Я – Император, – говорит он с улыбкой, само воплощение милосердия, в сиянии славы, разливающейся вокруг него осязаемой аурой и ослепляющей каждого смотрящего. Тысячи людей столпились на улицах. Сотни жрецов в серых одеяниях экклезиархов Завета стоят на коленях рядом с Лоргаром перед Богом-Императором.

-Я знаю, кто ты, – говорит золотой примарх сквозь величественные слезы. – Я мечтал о тебе годами, предвидя этот миг. Отец, Император, мой повелитель... Мы – Завет Колхиды и мы покорили этот мир, поклоняясь тебе, во имя тебя.

Лоргар повернулся, ловя взгляд Кор Фаэрона.

– В то утро. Когда я преклонил колени перед Императором, а все священники моего мира пели. Когда краснокаменные купола Варадеша озарились янтарем рассвета. Видел ли ты то же, что и я?

Кор Фаэрон смотрел в сторону.

– Тебе не понравится ответ, Лоргар.

– Последнее время мне ничего не нравится, но я желаю получить этот ответ. – Внезапно он мягко рассмеялся. – Говорите правду, даже если ваш голос дрожит.

– Я видел бога в золотых доспехах, – сказал Кор Фаэрон, – такого же, как ты, но старше в том отношении, которое я не смог постичь. Мне он никогда не казался благожелательным. Его психическое присутствие ранило мои глаза, от него исходил запах кровопролития, покорения и множества миров, обращенных в прах на его пути. Даже тогда я опасался, что мы шесть лет сражались в заблуждении, искореняя истинную веру во имя ложной. В его глазах, столь похожих на твои, я видел алчность, голод жадности. Все остальные видели лишь надежду. Даже ты... И я подумал, что, возможно, мои глаза подводят меня. Я поверил твоему сердцу, Лоргар. Не своему.

Лоргар кивнул, вновь отводя в сторону свои задумчивые глаза. Эреб молча слушал, редко когда Несущему Слово удавалось услышать о жизни примарха до Легиона.

– Из всех сыновей Императора, – продолжил Кор Фаэрон, – ты более всех похож на отца лицом и телом. Но ты никогда не мог творить жестокость и разрушение с улыбкой. Другие, твои братья, могут. Они похожи на Императора в этом отношении, но ты — нет.

Лоргар опустил глаза.

– Даже Магнус? – спросил он.

Гигант стоит возле Императора. Его фигура облачена в цвета иномировых океанов. Один глаз взирает на коленопреклоненную фигуру. Второго глаза нет, на его месте покрытая шрамами впадина.

– Здравствуй, Лоргар, – говорит мускулистый колосс. Он даже выше, чем Бог-в-Золоте, его длинные волосы — рыжая грива, словно у горделивого льва. – Я – Магнус. Твой брат.

– Даже Магнус, – казалось, Кор Фаэрон с неохотой признает это. Напряжение не покидало его лица. – Хоть я и безмерно уважаю его, глубоко в его сути гнездится жестокость, порожденная нетерпеливостью. Я видел ее в его лице в тот день и каждый раз, что мы встречались позднее.

Лоргар смотрел на свои руки, покрытые пеплом, с полумесяцами запекшейся крови под ногтями.

– Мы все дети нашего отца, – проговорил он.

– Вы все — грани Императора, – поправил Кор Фаэрон. – Вы — аспекты личности вашего генетического прародителя. Лев — рациональность твоего отца, способность к анализу, не отягощенная совестью. Магнус — его психическая мощь и острый ум, не сдерживаемый терпением. Русс — его ярость, не укрощенная здравым смыслом. Даже Гор...

– Продолжай, – взгляд Лоргара вновь был прям, – что такое Гор?

– Амбициозность Императора, не ограниченная скромностью. Подумай о всех мирах, где наши воины сражались рядом с Лунными Волками. Ты видел это так же, как и я. Гор скрывает свое высокомерие, но оно таится под его кожей, омрачает его душу. Гордость струится по его телу, словно кровь.

– А Жиллиман? – Лоргар снова положил руки на колени. На его лице медленно проступала улыбка.

– Жиллиман... – в противоположность примарху, тонкие губы Кор Фаэрона скривились в гримасе. – Жилиман повторяет вашего отца сердцем и душой. Если бы что-то пошло не так, он бы унаследовал империю. Гор — ярчайшая из звезд, а ты подобен отцу внешне, но именно у Жиллимана душа и сердце Императора.

Лоргар кивнул, продолжая улыбаться горечности своего советника.

– Мой макраггский братец понятен, словно открытая книга. Но что ты скажешь обо мне, Кор Фаэрон? Наверняка я унаследовал от отца не одну лишь внешность. Какой аспект Императора я воплощаю?

– Сир, – вмешался Эреб, – разрешите мне.

Лоргар одобрительно наклонил голову. Всегда оставаясь дипломатом, Эреб не нуждался во времени на формулирование ответа.

– Вы олицетворяете надежду Императора. Вы — его вера в лучшую жизнь и желание возвысить человечество до вершин. Вы посвящаете себя этим целям, самозабвенно и фанатично сражаясь за всеобщее благо.

В глазах примарха, столь похожих на глаза самого Императора, замерцал огонек веселья.

– Поэтично, но излишне одобрительно, Эреб. Как насчет моих недостатков? Если я не столь горделив, как Гор Луперкаль, и не столь нетерпелив, как Магнус Красный... что останется в истории о Лоргаре Аврелиане?

Маска невозмутимости Эреба дала трещину. Сомнение мелькнуло на его лице, и он бросил взгляд на Кор Фаэрона. Это движение вызвало тихий смешок у примарха.

– Да вы оба в сговоре, – он продолжал мягко посмеиваться, – не бойся моего гнева. Эта игра доставляет мне удовольствие. Она просвещает меня. Давай же, просвети меня наконец.

– Сир, – начал Кор Фаэрон, но Лоргар прервал его, прикоснувшись к лежавшей на своем плече руке приемного отца.

– Нет. Ты отлично знаешь, Кор, что я не «сир». И никогда им для тебя не был.

-В истории будет сказано , что у семнадцатого примарха была одна слабость. Его вера в других. Его самоотдача и нерушимая преданность приносили ему печаль, которую неспособно вместить сердце смертного. Он верил слишком легко и слишком сильно.

Несколько секунд Лоргар молчал, не соглашаясь и не возражая. Его плечи вздымались и опускались в такт его тихому дыханию, следы от плети обжигал пот, тонкой пленкой покрывавший его тело. Свежие ожоги на спине тоже зачесались.

Наконец он заговорил, и его глаза превратились в узкие щелки.

– Мой отец заблуждался относительно меня. Я не командующий, как мои братья. И я противлюсь этой судьбе. Я не собираюсь слепо идти по протоптанной ими дороге. Я никогда не постигну тактику и логистику столь же легко и естественно, как Жиллиман и Лев. Я никогда не овладею клинком столь же искусно, как Фулгрим и Хан. Стал ли я хуже, осознав свои недостатки? Я так не думаю.

Он вновь взглянул на свои руки. Изящные пальцы, почти лишенные мозолей — это были руки художника или поэта. Его булава — крозиус арканум из вороненого железа — была скипетром власти столь же, сколь и оружием.

– Неужели это так неправильно? – спросил он своих ближайших советников. – Неправильно идти путем провидца и искателя вместо того, чтоб стать солдатом? Откуда в моем отце такая жажда крови? Почему на все вопросы он отвечает лишь разрушением?

Кор Фаэрон сжал плечо Лоргара сильнее.

– Потому, сын мой, что он серьезно запятнан. Он несовершенный бог.

Во мраке покоев примарх впился в глаза приемного отца острым и холодным взглядом.

– Не произноси того, что собираешься сказать.

– Лоргар... – попытался начать Кор Фаэрон, но осекся под сверканием глаз примарха. В их остроте читалась просьба, а не ярость.

– Не говори этого, – прошептал Лоргар, – не говори, что мы разорвали родной мир на части столько лет назад во имя ложного поклонения. Я не смогу жить с этим. Да, Император плюнул на все, чего мы достигли как Легион, но это совсем другое дело. Ты сможешь помочиться на Завет и на ту мирную Колхиду, которую мы создали ценой шести лет гражданской войны? Ты назовешь моего отца ложным богом?

– Говорите истину, – вступил Эреб, – даже когда ваш голос дрожит.

Лоргар уронил свое вымазанное в пепле лицо на грязные руки. В этот миг Эреб и Кор Фаэрон встретились глазами. Младший кивнул старшему, и Первый капитан вновь заговорил.

– Это правда, Лоргар. Я бы ни за что не солгал тебе. Есть то, что мы все должны признать. Мы должны искупить этот грех.

– Капелланы с вами, сир, – голос Эреба добавился к голосу Кор Фаэрона, – сердце каждого жреца-воина в Легионе бьется в унисон с вашим. Мы готовы действовать по вашему слову.

Лоргар отмахнулся от их слов, сбрасывая с плеча ободряющую руку приемного отца. От этого движения заживающие рубцы на его лопатках разошлись, и по золотой спине побежали ручейки темной крови.

– Вы называете всю мою жизнь ложью.

– Я говорю, что ты заблуждался, сын мой. Только и всего. – Кор Фаэрон погрузил свою узловатую руку в кучу пепла возле Лоргара. Прах Монархии потек между его скрюченных пальцев, источая запах обожженного камня и поражения. – Мы молились ложному богу из благих побуждений, и Монархия поплатилась за нашу ошибку. Но никогда не поздно искупить свою вину. Мы очистили наш родной мир от Старой Веры, и теперь ты напуган, как и все мы: что, если Колхида процветала, следуя старыми путями и их легендами, пока мы не разорили их во имя лжи?

– Это ересь, – Лоргар дрожал, едва сдерживая эмоции.

– Это искупление, сын мой, – покачал головой Кор Фаэрон, – мы ошибались столь долго. Мы должны очистить самые корни наших заблуждений. Средство находится на Колхиде.

– Довольно, – слезы пробивали себе дорогу сквозь пепел на лице Лоргара. – Вы оба... оставьте меня...

Эреб поднялся, повинуясь, но Кор Фаэрон снова положил руку на плечо примарха.

– Я разочарован, мальчик мой. Так гордиться своей неспособностью признать ошибку и исправить ее.

Лоргар стиснул безупречные зубы, на его губах заблестела слюна.

– Ты хочешь вернуться на Колхиду, колыбель нашего Легиона, и извиниться за два миллиона смертей, за шесть лет войны и за обращение целого мира в поклонение ложному богу почти на столетие?!

– Да, – ответил Кор Фаэрон, – ибо искупить свои ошибки способен лишь великий. Мы перестроим Колхиду, как и все миры, которые мы покорили с начала Великого крестового похода.

– И каждый мир, который мы покорим в будущем, – добавил Эреб, – должен следовать новой вере, а не поклоняться Императору.

– Нет никакой новой веры! Вы оба обезумели. Вы думаете, что стоявший на коленях Легион покрыл меня позором? Монархия ничто по сравнению с осквернением ложью моего родного мира?

– Правде нет дела до наших желаний, сир, — сказал Эреб. – Правда просто есть.

– Ты изучал Старую Веру, – произнес Кор Фаэрон, – ты следовал ей, когда был юношей, до того, как тебя посетили видения о приходе Императора. Ты знаешь способ выяснить, была ли та вера ложной, или нет.

Лоргар вытер с лица высыхающие серебристые слезы.

– Ты хочешь, чтобы мы гонялись за мифом среди звезд, – его глаза метались между ними обоими, яркие и сосредоточенные. – Давай говорить прямо, искреннее, чем когда-либо раньше. Ты хочешь, чтобы мы отправились в дурацкую одиссею по галактике в поисках тех самых богов, которых отрицали десятилетиями.

Лоргар расхохотался, и смех был наполнен отвращением.

– Я прав, не так ли? Ты хочешь, чтобы мы предприняли Паломничество.

– Мы – ничто без веры, сир — ответил Эреб.

– Человечество, – ладони Кор Фаэрона сложились в молитвенном жесте, – должно иметь веру. Ничто так не объединяет людей, как единство веры. Ни один конфликт не сравнится по ярости с религиозной войной. Ни один воин не убивает с убежденностью крестоносца. Ничто в жизни не порождает обязательств и амбиций больших, чем узы и мечты, выкованные верой.

Религия несет с собой надежду, единство, закон и цель. Сами основы цивилизации. Вера не менее, чем столп для разумных существ, возвышающий их над зверями, машинами и чужими.

Эреб плавным движением обнажил свой гладий, развернув его рукоятью вперед и протягивая меч Лоргару.

– Сир, если вы и впрямь похоронили свои убеждения, возьмите этот меч и прервите мою жизнь сейчас же. Если вы верите, что в старых путях не было истины, если верите, что человечество расцветет без веры, вырежьте оба сердца из моей груди. Я не желаю жить, если каждый из принципов, направлявших наш Легион, лежит разрушенным под вашими ногами.

Лоргар взял меч дрожащей рукой. Крутя его туда-сюда, он вглядывался в свое озаренное свечами отражение: золотое видение в блестящей стали.

– Эреб, – промолвил он, – мудрейший и благороднейший из моих сынов. Моя вера уязвлена, но мои убеждения неизменны. Поднимись с коленей. Все в порядке.

Капеллан повиновался, невозмутимый, как всегда, и вновь занял свое место напротив Лоргара.

– Человечество нуждается в вере, – произнес примарх, – но вера должна быть истинной, иначе она ведет к опустошению, как уже продемонстрировали столь омерзительным образом наши братья из Тринадцатого легиона. И так же, как мы познали себя за шесть лет ненужной войны до того, как Император прибыл на Колхиду... Время учиться на наших ошибках. В этот раз я учусь на ошибках.

– Есть еще один, к кому ты можешь обратиться. – добавил Кор Фаэрон, поддерживая растущую решимость своего примарха, – брат, с которым ты обсуждал природу вселенной. Вы часто разговаривали по ночам во дворце Императора, обсуждая веру и философию. Ты знаешь, о ком я.

Эреб кивнул, соглашаясь со словами Первого капитана:

– Он может обладать ключом к истине, сир. Если Старые Пути истинны в своей сути, он может знать, откуда начать странствие.

– Магнус, – Лоргар произнес имя с задумчивой мягкостью. В этом был смысл. Его брат, чьи психическая сила и неудержимый ум могли посрамить любого. Они часто беседовали в Зале Ленга — холодных и величественных покоях на далекой Терре — споря о природе вселенной со свитками в руках и улыбками на лицах.

– Да будет так. Я встречусь с Магнусом.

Кор Фаэрон наконец улыбнулся. Эреб склонил голову, в то время как Лоргар продолжил:

– И если наши подозрения подтвердятся, мы предпримем Паломничество. Мы должны узнать, были ли правы наши колхидские предки, когда закладывали фундамент своей веры. Но в то же время мы должны быть осторожны. Гончие Императора кружат вокруг нас. А мой отец, при всей своей мудрости, показал себя слепым к потаенным тайнам мироздания.

Теперь и Кор Фаэрон склонил голову, повторяя жест Эреба.

– Лоргар, сын мой. Это станет нашим искуплением. Мы можем озарить человечество нашей истиной и смыть позор прошлого. Честно говоря... я опасался, что этот миг когда-нибудь наступит.

Лоргар облизнул потрескавшиеся губы. Он ощутил вкус пепла.

– Но если так, зачем ты ждал столь долго прежде, чем поделиться своими опасениями? Непредусмотрительность дорого нам обошлась, друг мой, но никто из нас не мог предвидеть подобного. Ни ты, ни я.

Глаза Кор Фаэрона вспыхнули. Старик подался вперед, словно его влек аромат славной охоты.

– Мне нужно кое в чем признаться, владыка, – сказал он, – правда заслуживает достичь ваших ушей теперь, когда время настало.

Лоргар повернулся к приемному отцу с угрожающей медлительностью.

– Мне не нравится твой тон, – проговорил он.

– Сир, мой примарх, я не лгал, когда сказал, что опасался прихода этого дня. Я предпринял крохотные, самые скромные меры, готовясь к нему, и...

Слова умерли у него в горле под хваткой его господина. Лоргар сжал тонкую и слабую шею старика, оборвав способность говорить и дышать одним лишь слабым усилием. Эреб напрягся, его глаза метались между двумя фигурами.

Лоргар подтянул Кор Фаэрона ближе, словно насмехаясь своим глубоким дыханием над судорожными попытками вдохнуть.

– Довольно признаний, Кор Фаэрон. Разве не достаточно мы исповедовались в своих прегрешениях за эту ночь?

Хватка ослабла достаточно, чтобы позволить Кор Фаэрону прохрипеть слова.

– Давин, семнадцать лет назад... – шептал старик, – Коросса, двадцать девять лет назад... Увандер, восемь лет назад...

– Приведенные к согласию миры, – прошипел Лоргар в лицо приемному отцу. – Миры, где ты лично задержался, чтобы укрепить их в Имперской Истине.

– Согласные... с Имперской Истиной. Но оставлены тлеть... угли культур...

– Что?! Угли? – взревел Лоргар.

– Верования... похожие на... Старые Пути... нашего дома. Я не мог... дать умереть... возможной правде...

– Я что, не могу доверять собственным воинам? – Лоргар судорожно вздохнул, и что-то тихо хрустнуло в шее Кор Фаэрона. – Я что — мой брат Керз, который пытается контролировать легион лжецов и мошенников?

– Повелитель, я... Я... – глаза Кор Фаэрона закатывались. Его язык, высунувшийся между тонких губ, почернел.

– Сир, – заговорил Эреб, – сир, вы убьете его.

Лоргар смотрел на Эреба несколько мгновений, и капеллан не был уверен, узнает ли его сюзерен.

-Да, я мог бы, – наконец вымолвил Лоргар. Он разжал пальцы, дав Кор Фаэрону рухнуть на пол комнаты грудой прикрытых тканью костей. – Но я не убью.

– Повелитель... – старик втягивал воздух посиневшими губами, – у этих культур... можно многому научиться... Они все... отголоски веры предков... Как и ты... я не мясник... я хотел сохранить... знания...

– Время для многих откровений, – вздохнул примарх, – и я вижу, почему ты так поступил, Кор Фаэрон. О, если бы я проявил такие же провидение и милосердие.

Ответ пришел от Эреба.

– Вы сами задали этот вопрос, сир. Что, если есть истина в культурах, которые мы уничтожаем? Кор Фаэрон спас горстку, но Великий крестовый поход губит тысячи. Что, если мы вновь и вновь повторяем грех Колхиды?

– И почему, – Кор Фаэрон сумел улыбнуться, потирая побелевшее горло, – в столь многих культурах те же верования, что и на нашей родине? Очевидно, за всем этим кроется некая истина...

Семнадцатый примарх медленно и искренне кивнул. Еще до последнего признания его разум устремился в будущее, перебирая бесконечные возможности. Это был его генетический дар — быть мыслителем и мечтателем там, где его братья были воинами и убийцами.

– Более сотни лет мы молились ложному алтарю, – голос Кор Фаэрона возвращался к нему.

Лоргар зачерпнул горсть пепла из кучи и растер ее по своему лицу.

– Да, – сказал он, – и в голосе его вновь зазвучала сила, – так и было. Эреб?

– В вашем распоряжении, сир.

– Передавай мои слова капелланам, рассказывай им обо всем, что происходит, пока я пребываю здесь. Они заслуживают знать, что творится в сердце примарха. А когда придешь продолжить беседу завтра, принеси мне пергамент и перо. Мне нужно многое записать. Это займет дни. Недели. Но это должно быть записано, и я не прерву свое уединение, пока не завершу это. Вы оба поможете мне составить великий труд.

– Какой труд, сир?

Лоргар улыбнулся. Никогда еще он не был столь похож на своего отца.

– Новое Слово.

6

Сервитор Кейл

Несобранный

Воин-жрец

Девушке было трудно спать, не имея возможности различать, где кончается день и начинается ночь. Звук не прекращался, комната все время гудела, пусть и совсем слабо, от работы далеких двигателей. В постоянных тьме и шуме она коротала часы на кровати, ничего не делая, ни на что не глядя, ничего не слыша, кроме случайных голосов из-за двери.

Слепота принесла с собой сотни трудностей, но наихудшей была скука. Кирена много читала, а ее профессия предполагала частые путешествия и посещения всех общественных мест города. С утратой зрения оба этих занятия оказались полностью недоступны для нее.

В особенно мрачные моменты она поражалась жестокости юмора судьбы. Быть избранной Астартес, пребывать среди ангелов Императора... бродить по коридорам их огромного железного боевого корабля, чувствуя запах пота и машинного масла... но не видеть ничего.

О да. Чрезвычайно забавно.

Первые часы на борту были самыми трудными, но хотя бы насыщенными событиями. Пока длился медосмотр в обжигающе холодной комнате, пока иглы вонзались в измученные мышцы ее рук и ног, Кирена слышала, как один из ангелов рассказывал про обесцвеченный пигмент сетчатки и про то, как истощение повлияло на мускулы и внутренние органы. Она пыталась сконцентрироваться на словах ангела, но ее разум блуждал, силясь осмыслить, что случилось и где она оказалась.

Последние два месяца на планете были для нее суровыми. Бродячие бандитские шайки в предгорьях вокруг города не питали ни малейшего почтения к священному одеянию шул.

– Нашему миру пришел конец, – смеялся один из них, – старые обычаи не имеют никакого значения.

Кирена не разглядела его, но во сне ей представлялись лица, которые могли бы принадлежать ему. Грубые, насмехающиеся лица.

Во время медосмотра она не могла сдержать дрожь, сколько ни напрягала мышцы. На плывущем между солнцами корабле ангелов было так холодно, что ее зубы стучали, когда она пыталась говорить. Ей было любопытно, выдыхает ли она облачка пара.

– Ты понимаешь? – спросил ангел.

– Да, я понимаю – солгала она. А затем: – Благодарю тебя, ангел.

Вскоре помочь ей пришли другие люди. От них пахло благовониями, а говорили они заботливыми и серьезными голосами.

Какое-то время они шли. Могло пройти пять минут, а могло и тридцать — без глаз все ощущалось медленным и растянутым. Судя по звукам, в коридоре было оживленно. Один раз она услышала механический скрежет сочленений доспехов ангела, когда воин прошел мимо. Гораздо чаще она слышала шелест одежды.

– Кто вы? – спросила она по дороге.

– Слуги, – ответил один из них.

– Мы служим Носителям Слова, – добавил другой.

Они продолжали идти. Секунды измерялись шагами, минуты — голосами проходивших мимо.

– Вот твоя комната, – сказал один из проводников и провел ее по всему помещению, кладя ее дрожащие пальцы на кровать, на стены, на кнопки управления дверью. Терпеливая экскурсия по ее новому дому. Ее новой камере.

– Спасибо, – ответила она. Комната была небольшой и почти лишенной мебели. В ней не хватало комфортности, но Кирену не беспокоила перспектива остаться здесь в одиночестве. Это было своего рода благословение.

– Выздоравливай, – сказали оба человека хором.

– Как вас зовут? – спросила она.

В ответ она услышала только приглушенное шипение закрывающейся автоматической двери.

Кирена села на кровать, жесткую почти как тюремная койка, и приступила к долгому, бесчувственному процессу абсолютного бездействия.

Ежедневную скуку прерывали только появления сервитора, приносившего ей трижды в день синтетическую жидковатую питательную пасту, который отличался заметной неохотой, или же неспособностью, вдаваться в подробности.

– Это омерзительно, – заявила она однажды со слабой улыбкой, – я видимо должна думать, что в ней множество питательных и полезных веществ.

– Да, – пришел ответ мертвенно-сухим голосом.

– Ты сам это ешь?

– Да.

– Сочувствую.

Тишина.

– Ты не слишком-то разговорчив.

– Нет.

– Как тебя зовут? – Кирена предприняла последнюю попытку.

Тишина.

– Кем ты был? – Сервиторы не были для Кирены чем-то новым. Империум оставил секреты их создания шестьдесят лет назад, и в Монархии они были обычным делом. Искупление — так называли эту участь преступников и еретиков. Но в любом случае, смысл оставался тем же. Разум грешника очищался от всех признаков жизни, а тело бионически модифицировалось, чтобы достичь большей силы или функциональности.

В ответ последовала тишина.

– Прежде, чем ты стал этим, – она постаралась улыбнуться более дружелюбно, – кем ты был?

– Нет.

– Нет, ты не помнишь, или же нет, ты не скажешь?

– Нет.

Кирена вздохнула

– Хорошо, тогда ступай. Увидимся завтра.

– Да, – ответило существо. Ноги прошаркали по полу, и дверь снова с шипением закрылась.

– Я буду звать тебя Кейл, – произнесла она в пустоту комнаты.

Ксафен навестил ее дважды с момента прибытия, а Аргел Тал — трижды. Каждая встреча с капитаном проходила одинаково: в неуклюжей беседе, прерываемой периодами неловкого молчания. Как поняла Кирена, флот Легиона двигался к планете, которую они должны были покорить, но не получали приказа начинать штурм.

– Почему? – спросила она, радуясь даже такой неуютной компании.

– Аврелиан продолжает пребывать в уединении, – ответил Аргел Тал.

– Аврелиан?

– Имя нашего примарха, редко используемое за пределами Легиона. Оно из колхидского, языка нашего родного мира.

– Странно слышать, – призналась Кирена, – что у бога есть прозвище.

Аргел Тал умолк на некоторое время

– Примарх — не бог. Иногда сыновья богов остаются полубогами, несмотря на всю унаследованную силу. И это не «прозвище». Это родственное обращение, ходящее лишь внутри семьи. Оно примерно переводится как «золотой».

– Ты сказал, что он продолжает пребывать в уединении.

– Да, в своих покоях на нашем флагмане «Фиделитас Лекс»

– Он скрывается от вас?

Она услышала, как Астартес сглотнул

– Мне не слишком легко говорить об этом, Кирена. Скажем лишь, что ему нужно многое обдумать. Приговор Бога-Императора гнетет многие души. Примарх страдает так же, как и мы.

Кирена долго и тяжело размышляла, прежде чем заговорить вновь.

– Аргел Тал?

– Да, Кирена.

– В твоих словах не слышно печали. Ты не похож на страдающего.

– В самом деле?

– Нет. Я слышу злость.

– Ясно.

– Ты злишься на Бога-Императора за то, как он поступил с вами?

– Я должен идти, – сказал Аргел Тал, – меня вызывают.

Астартес поднялся на ноги.

– Я не слышала никаких вызовов, – произнесла девушка, – прости, если обидела тебя.

Аргел Тал вышел из комнаты, не сказав больше ни слова. В следующий раз ее навестили только через четыре дня.

Аргел Тал взглянул на обезглавленное тело, на мгновение испугавшись. Он не собирался этого делать.

Лишившись головы, сервитор завалился набок и лежал на полу железной клетки, подергиваясь в конвульсиях. Капитан проигнорировал его трепыхание, сконцентрировав внимание на голове с приоткрытым ртом, проскочившей между прутьев клетки и укатившейся к стене тренировочного зала. Она смотрела на него, мертвые глаза подрагивали, аугментированная пасть с бронзовой челюстью, лишенная языка, раскрылась.

– Это было так необходимо? – спросил Торгал. Сержант был обнажен по пояс, его мускулистый торс представлял собой атлас вздувающихся пластин мышц, порожденных биологической тектоникой благодаря его генокоду. Сросшиеся ребра лишали его значительной доли человечности, так же, как и грубость мускулатуры. Если в лабораторно выведенной анатомии Астартес и было что-то, что можно было счесть привлекательным, оно отсутствовало у Торгала. Шрамы покрывали большую часть его темной кожи: ритуальные ожоги, вытатуированные колхидские надписи и узкие порезы от клинков, полученные за многие годы.

Аргел Тал опустил тренировочный гладий. Краснота, размазанная по всему клинку, отражала верхнее освещение влажным блеском.

– Я несобран, – сказал он.

– Я заметил, сэр. Да и тренировочный сервитор тоже.

– Уже две недели. Две недели сидим на орбите, ничего не делая. Аврелиан две недели в уединении. Я не создан для всего этого, брат.

Аргел Тал нажал на кнопку, раздвинув полусферы тренировочной клетки и выйдя наружу. С ворчанием он бросил окровавленный меч на пол. Он со скрежетом покатился по полу к останкам мертвого слуги.

– Моя очередь была следующей, – пробормотал Торгал, глядя на мертвого сервитора с шестью бионическими руками. Каждая из них оканчивалась клинком. Ни один из них не был запятнан кровью.

Аргел Тал обтер пот с загривка и швырнул полотенце на ближайшую скамью. Он вполглаза наблюдал за тем, как обслуживающие сервиторы поволокли убитого прочь, чтобы сжечь.

– Я говорил с Киреной, – произнес он, – несколько дней назад.

– Я слышал об этом. Думал и сам зайти к ней. Ты не заметил в ней успокаивающего влияния?

– Она видит слишком много, – сказал Аргел Тал.

– Как иронично.

– Я серьезно, – ответил капитан. – Она спросила, злюсь ли я на Императора. Что мне нужно было на это ответить?

Торгал бросил взгляд на тренировочный зал Седьмой роты. Боевые братья, упражнявшиеся вокруг, знали своего командира достаточно хорошо, чтобы освободить почтительное пространство вокруг него, когда его шутливое равновесие покидало его. Деревянные шесты стучали друг о друга, вокруг кулачных поединков разносились сочные звуки ударов, силовые клетки приглушали звон сшибавшихся клинков внутри. Он снова повернулся к капитану.

– Ты мог сказать правду

Аргел Тал покачал головой:

– Правда противна на вкус. Я не произнесу ее.

– Другие произнесут, брат.

– Другие? Такие, как ты?

Торгал пожал голыми плечами:

– Я не стыжусь своей злости, Аргел Тал. Мы ошибались, мы шли неверным путем.

Аргел Тал потянулся, разминая затекшие мускулы. Он воспользовался этой паузой, чтоб продумать ответ. Торгал отличался болтливостью, так что он знал, что все, сказанное им, станет известно всей роте, а может быть и всему Зазубренному Солнцу.

– Дело здесь не только в том, несправедлив ли к нам Император. Наш Легион основан на вере, а теперь мы лишились этой веры. Злость естественна, но это не ответ. Я дождусь возвращения примарха и внемлю его мудрости прежде, чем приму решение.

Торгал не смог сдержать улыбку.

– Послушай сам себя. Ты уверен, что не хочешь взяться за крозиус? Я уверен, что Эреб не откажется вновь обучать тебя. Я не раз слыхал, как он делится своим сожалением с Ксафеном.

– Ты коварен, брат, – от хмурого выражения черты капитана омрачились, хотя до того были довольно привлекательны. Его глаза были синими, как летнее небо Колхиды, а на лишенном шрамов, как и у многих братьев, лице все еще угадывался тот человек, которым он когда-то был.

– Этот корабль уже давно странствует, – проговорил капитан, – я сделал свой выбор, а Первый капеллан сделал свой.

– Но...

– Довольно, Торгал. Старые раны еще могут болеть. Слышно ли что-нибудь о возвращении нашего примарха?

Торгал взглянул на Аргел Тала в упор, словно выискивая что-то невидимое в его глазах.

– Ничего особенного я не слышал. А почему ты спрашиваешь?

– Ты знаешь, почему. Ты ничего не слышал о собраниях капелланов?

Торгал покачал головой.

– Их связывают клятвы молчания, которые не нарушатся от нескольких невинных вопросов. Ты говорил с Ксафеном?

– Много раз, и он кое-что рассказывает. Эреб внимает примарху и доносит слова Аврелиана до жрецов-воинов на их собраниях. Ксафен обещает, что скоро нас просветят. Заточение примарха продлится недели, но не месяцы.

– Ты веришь в это? – поинтересовался Торгал.

Аргел Тал коротко и горько усмехнулся:

– Знать, во что верить — наибольшая угроза для нас.

Кирена спала, когда к ней зашел примечательный гость. Звук скользящей вверх двери разбудил ее, но она продолжала пребывать в полудреме, едва осознавая происходящее.

– Уходи, Кейл. Я не голодна, – она отвернулась и накрыла голову неудобной подушкой. По-монашески скромный быт воинов Легиона распространялся и на слуг.

– Кейл? – переспросил глубокий вибрирующий голос

Кирена убрала подушку. Слюна защипала на ее языке, а сердце забилось быстрее.

– Кто это? – спросила она.

– Кто такой Кейл? – повторил голос.

Кирена села на постели. Ее слепые глаза бегали, повинуясь бесполезной привычке.

– Кейл — это сервитор, который приносит мне пищу.

– Ты дала имя своему сервитору?

– Так звали торговца мясом с площади Тофет. Его судили за то, что он торговал собачатиной под видом баранины, и приговорили к искуплению.

– Понятно. В таком случае, вполне подходит.

Гость прошелся по комнате, слегка шелестя одеянием. Кирена ощущала перемену в воздухе — вошедший был огромен и производил впечатление, даже невзирая на слепоту.

– Кто ты? – спросила она

– Я думал, ты узнаешь мой голос. Я — Ксафен.

– О. Я не различаю ангелов на слух. Вы все говорите таким низкими голосами. Здравствуйте, капеллан.

– Здравствуй вновь, шул-аша.

Она удержалась от гримасы. Даже уважительное обращение к ее профессии смущало ее, особенно, когда оно звучало из уст ангелов.

– Где Аргел Тал?

Ксафен рыкнул, как загнанный в угол пустынный шакал. Только через несколько секунд Кирена поняла, что это был смешок.

– Капитан на сборе командиров Легиона.

– Почему же ты не с ним?

– Потому, что я не командир, и должен посещать другие мероприятия. Собрания братства капелланов на борту «Неоскверненной Святости».

– Аргел Тал рассказывал мне о них.

Улыбка Ксафена слышалась в его речи, придавая ей почти что добродушность.

– В самом деле? И что же он рассказывал тебе?

– Что примарх беседует с кем-то по имени Эреб, а Эреб доносит слова повелителя до воинов-жрецов.

– Именно так, шул-аша. Мне говорили, что твое зрение не восстанавливается. Адепты рассматривают вариант аугметической замены.

– Заменить мои глаза? – она ощутила, как по коже поползли мурашки, – Я... я хочу подождать, возможно, они исцелятся.

– Решать тебе. Аугметика тонких органов редка и специализирована. Если ты решишься, придется ждать несколько недель, прежде, чем все будет готово к имплантации.

Странно, но медицинский тон ангела нервировал. Он произносил свои прямые дружелюбные фразы с тактом молотка, бьющего по голове.

– Почему они рассматривают этот вариант? – спросила она

– Потому, что Аргел Тал просил их. Апотекарион на борту «Де Профундис» располагает средствами для человеческого аугментирования, если речь идет о важных членах экипажа смертных.

– Но я не представляю никакой ценности, – она не имела привычки жаловаться на судьбу, слова вырвались сами от смущения, – я даже не знаю, каким образом могу служить вашему Легиону.

– Не знаешь? – Ксафен замолк на некоторое время. Возможно, он осматривал безликое убранство камеры. Когда он вновь заговорил, его голос был учтивее. – Прости, что редко посещаю тебя, шул-аша. Последние дни были не из легких. Позволь мне прояснить ситуацию.

– Я рабыня?

– Что? Нет.

– Я служанка?

Ангел усмехнулся.

– Позволь мне закончить.

– Простите, капеллан.

– Несколько других орденов подобрали выживших на руинах Монархии. Ты не единственная с Хура, кто присоединился к Легиону, когда мы улетали. Но ты единственная попала в орден Зазубренного Солнца. Ты спрашиваешь, какая нам польза от тебя. Я же скажу, что ты уже принесла ее. Аргел Тал брат мне, и я знаю, куда направлены его мысли. Он взял тебя как напоминание, как символ прошлого. Ты — живое свидетельство величайшей неудачи нашего Легиона.

– Совершенный город не был пристанищем греха, – она постаралась, чтобы ее слова не прозвучали оскорбительно. – Почему вы всегда говорите о нем так?

Последовала пауза, в которой прозвучал медленный и глубокий выдох.

– В самом городе не было греха. Он был в том, что город олицетворял. Я рассказывал тебе, что повелел Бог-Император в тот день. У тебя острый ум, женщина. Не проси ответов, к которым можешь придти сама. Что же касается твоего желания служить Легиону — скажи мне, почему тебя это волнует?

– Я обязана Легиону жизнью, – ответила она, – и желаю служить ему, потому что считаю это правильным выбором. Это будет справедливо.

– Это все?

Она покачала головой, не зная, смотрит ли вообще на нее Ксафен.

– Нет. Признаюсь, мне очень скучно и одиноко.

Ксафен вновь усмехнулся.

– Тогда мы решим эту проблему. Была ли ты верующей на Хуре?

Кирена задумалась и облизнула пересохшие от волнения губы.

– Я внимала проповедям Говоривших Слово на площадях и разносившимся над городом ежедневным молитвам. Ничто не возбуждало мое сердце. Я верила и знала писание, но меня это не...

– Волновало.

Кирена кивнула.

– Да, – признала она.

Она хрипловато вздохнула и не сдержала дрожь, когда тяжелая рука Ксафена легла ей на плечо.

– Мне жаль, – проговорила девушка, – что во мне мало веры.

– Не стоит. Ты была права, Кирена.

– Я... что?

– Ты оказалась достаточно прозорливой и сильной, чтобы усомниться в общепринятых представлениях. За бесчисленные века человечество достигло великих высот во имя веры. Этому учит нас история. Вера — это топливо, необходимое душе для странствий. Без веры в великие идеалы мы — ничто, лишь единство духа с плотью возвышает нас среди зверей и нелюдей. Но ложное почитание? Склониться перед недостойным идолом? В этом кроется грех величайшего невежества. И этим грехом ты не запятнала себя. Гордись этим.

Тепло заструилось по ее телу от подобного уважения со стороны ангела. Впервые с момента гибели города ее голос наполнился пылом.

– Как можно склониться перед недостойным идолом?

Еще одна пауза. Раздумье перед тем, как со вздохом ответить.

– Возможно, они были обмануты. Возможно, они узрели божественность и сочли ее достойной поклонения лишь потому, что она божественна.

– Я не понимаю, – ее брови в замешательстве сдвинулись над слепыми глазами, – нечему поклоняться, кроме божественного. Нет богов, кроме Императора.

Она услышала, как Ксафен вдохнул. Когда капеллан снова заговорил, его голос был все так же мягок.

– Ты так уверена в этом, Кирена?

7

Согласие

Мечи из красного железа

Карфаген

У этого мира было два имени, но лишь одно из них имело значение. Первое дали аборигены, и скоро ему предстояло затеряться на страницах истории. Второе принесли завоеватели, и оно должно было сохраняться веками, словно клеймо, означающее принадлежность мертвой планеты к Империуму.

Шар вращался по своей орбите в пустоте с неторопливой грацией, напоминавшей о далекой Терре. Его сине-зеленая поверхность тоже словно принадлежала младшему брату почтеннейшего из миров. Но океаны Терры испарились после столетий войн и тектонических сдвигов, в то время как океаны Сорок Семь-Шестнадцать кишели жизнью, приспособившейся к соленой воде, а их глубину не смогло бы объять даже воображение поэта. Возможно, в будущем этот мир стал бы чем-то вроде метрополии-бастиона, сродни Терре, где остатки бесплодной земли стиснуты дворцами, замками и плотно расположенными башнями ульев. Но сейчас он был окрашен в коричнево-зеленый цвет нетронутых лесов и бело-серый горных хребтов. Города из хрусталя и серебра были точками разбросаны по континентам, их шпили пронзали небо, опираясь на хрупкие, почти смехотворные основания. Города соединялись старыми дорогами — торговыми венами, по которым струились караваны.

Это была Сорок Семь-Шестнадцать, шестнадцатый мир, который предстояло привести к согласию Сорок седьмой экспедиции.

Спустя четыре недели после вылета с Хура, флот Несущих Слово вошел в систему, рыская вокруг Сорок Семь-Шестнадцать с хищной неторопливостью древних пиратов.

Серые боевые корабли висели на орбите восемь часов с выключенными двигателями, не предпринимая никаких действий.

На девятый час по каждому из кораблей пронеслось оживление . На командном мостике «Фиделитас Лекс» появился примарх в сопровождении Эреба и Кор Фаэрона. Оба Астартес были в боевом облачении: первый в серой броне Легиона, а второй в устрашающем доспехе элитных терминаторов.

Изображение вживую транслировалось на мостики всех кораблей Легиона, и все новые тысячи воинов наблюдали за возвращением своего примарха.

Лоргар был одет в глянцево-серый доспех, простота которого только придавала ему величественности. Его кривая улыбка выдавала некое скрытое веселье, которым ему хотелось поделиться с сыновьями.

– Надеюсь, вы простите мне отсутствие, – слова перешли в смешок. – Я уверен, что вы насладились размышлениями и отдыхом за это время.

Астартес вокруг него разразились смехом. Кор Фаэрон опустил пустые глаза, бледно усмехнувшись. Даже Эреб улыбнулся.

– Сыны мои, прошлое осталось позади, и теперь мы смотрим в будущее, – в серой перчатке Лоргара был сжат его крозиус. Он закинул булаву на плечо с непринужденной легкостью.

– Те из вас, кто приписан к другим экспедиционным флотам, вскоре получат возможность к ним вернуться. Но прежде мы обновим наши братские узы как единый Легион.

Новый всплеск оживления прокатился по палубам сотни кораблей.

– Это Сорок Семь-Шестнадцать, — улыбка Лоргара вновь стала задумчивой, хотя меланхолия и лишала ее некоторой доли уверенности. – Мир столь прекрасный.

Свободной рукой он пригладил свою короткую каштановую бородку, чуть длиннее и аккуратнее обычной щетины на подбородке.

– Я не верю, что жители этого мира безнадежно испорчены, но, как мы уже видели, мои решения критикуются.

Смех усилился. Кор Фаэрон и Эреб встретились взглядами, и их смешки присоединились к Легиону. Вся эта легкомысленная веселость служила изгнанию отвратительного воспоминания об унижении, и оба воина понимали это.

– Вы все видели подробности операции, – произнес примарх, – Первый капеллан и Первый капитан сообщили мне, что главы орденов встречались сегодняшним утром, чтобы обсудить задачи и зоны высадки, так что не стану тратить ваше драгоценное время. – в его улыбке поубавилось веселья, но она не покидала его лица. – Император желает, чтобы Семнадцатый Легион вел завоевания быстрее. Если мир нельзя быстро привести к согласию, его следует очистить до основания. Таким образом мы приходим вот к чему.

Эреб вскинул крозиус, и в то же время зубчатая молния проскочила по когтям Кор Фаэрона.

– Сыны мои, – улыбка повелителя исчезла так быстро, что многие усомнились, была ли она вообще, – простите мне слова, которые долг вынуждает меня произнести.

Лоргар поднял булаву из черного железа и указал ей на планету, медленно вращавшуюся на обзорном экране. Бури кружились над ней, словно исполняя метеорологический балет на глазах Легиона: низкая орбита флота проходила по краю атмосферы планеты.

Несущие Слово, – сказал примарх. – Убейте всех мужчин, женщин и детей на этом погрязшем в ереси мире.

Кирена ждала, пока не стало ясно, что Аргел Тал не собирается продолжать. Лишь тогда она заговорила.

– И вы? – спросила она, – вы сделали это?

– А ты не почувствовала, как задрожал корабль, открывая огонь? – капитан прошелся по комнате Кирена задумалась, мерит ли он помещение шагами, или же разглядывает то немногое личное имущество, что у нее было. – Мне слабо верится, что ты спала все двенадцать часов, что длилась орбитальная бомбардировка.

Кирена не спала совсем. Когда два дня назад взвыли сирены, а комната содрогнулась, она знала, что происходит. Боевые корабли Несущих Слово начали атаку с обстрела, длившегося целый день. Как только мириады механических процессов приходили в нужную фазу, основные орудия общим залпом выплевывали зажигательные заряды на планету внизу. От грохота у нее закладывало уши на полминуты и это наихудшее время она оказывалась ослепленной и оглушенной одновременно, лишенной всех чувств. Кто угодно мог войти в комнату, а она бы и не заметила. Кирена лежала на неудобной кровати в плену собственного воображения и молилась о том, чтобы не ощутить незнакомые пальцы на своем лице.

– Я имела в виду не это, – сказала она, – вы спустились на поверхность, когда прекратился огонь с небес?

– Да, мы приземлились в виду единственного уцелевшего города. Его было необходимо уничтожить с земли, орбитальные орудия не смогли пробить защитный щит.

– Вы... вы уничтожили целый мир за один день?

– Мы — Легион Астартес, Кирена. Мы выполнили свой долг.

– Сколько людей погибло?

Аргел Тал видел подсчеты авгуров. Они оценили масштабы жертвоприношения того дня примерно в двести миллионов человек.

– Все, – ответил капитан. – Все люди на планете.

– Я не понимаю, – она прикрыла бесполезные глаза, – все те люди... Чем они заслужили смерть?

– Некоторые культуры нельзя перевоспитать, Кирена. Нельзя рассчитывать на раскаяние цивилизации, которая построена на порочных принципах. Пусть лучше они сгорят, чем живут в нечестивости.

– Но почему они должны были умереть? Какими грехами они запятнали себя?

– Потому, что так пожелал Император. Остальное не имеет значения. Эти люди плюнули на предложенный нами мир, рассмеялись над нашим желанием привести их в лоно Империума и открыто показали свой тяжкий грех невежества, создавая множество разумных машин. Порождение ложной жизни, повторяющей человеческую, омерзительно для нашего рода, подобное нельзя оставлять безнаказанным.

– Но почему? – вновь спросила она. За последние дни эта фраза стала для нее практически мантрой.

Аргел Тал вздохнул.

– Ты знаешь старую пословицу: «Суди о человеке по его вопросам, а не по ответам»?

– Знаю. Нечто похожее было в ходу у нас на Хуре.

– В разных формах она существует по всей галактике. Изначально это терранское выражение. Но на Колхиде есть аналог: «Благословенен разум, в котором не остается места сомнениям».

– Но почему? – еще раз повторила девушка.

Аргел Тал проронил второй вздох. Это оказалось нелегко — девушка была безгранично наивна, а Аргел Тал, как он сам знал, не являлся хорошим учителем. Но кто-то должен был ее просветить. Нет ничего хорошего в утаивании правды.

– Ответ лежит в самих звездах, Кирена. Мы — молодой вид, разбросанный по тысячам миров. В межзвездном пространстве множество угроз: бессчетные виды ксеносов, настроенных враждебно. Те, кто не нападает сразу, чтобы пожрать или уничтожить, опасны по иным причинам. Эти древние цивилизации идут к упадку потому, что не могут поддерживать собственное стабильное развитие, или же потому, что в гордыне создали технологии, которые обрекли их. У этих рас нечему учиться. Вскоре история вычеркнет их со своих страниц. Так оставим ли мы колонии человечества на растерзание чужим или же присоединим их бесценные планеты к мощи молодого Империума? Позволим ли мы этим людям и впредь пребывать в невежестве и навредить себе – а может быть, и нам – или же сокрушим их до того, как они станут еретической угрозой?

– Но...

– Нет, – голос Аргел Тала был холоден, словно камень, – в этот раз никаких «но». Империум прав и потому могуч. Так говорят наши итераторы, так написано в Слове и так будет. Мы преуспели там, где потерпели поражение другие человеческие культуры. Мы возвысились там, где пали чужие расы. Мы повергаем ниц любую солнечную империю или одиночный мир, которые отвергают наш благожелательный союз. Какие еще нужны доказательства того, что мы, и только мы, идем правильным путем?

Кирена умолкла, закусив нижнюю губу.

– В этом... есть смысл.

– Разумеется, есть. Это — истина.

– Итак, они все мертвы. Весь их мир. Расскажи мне, как выглядел их последний город.

– Как пожелаешь. – Аргел Тал пристально взглянул на женщину. За последние четыре недели ее здоровье заметно улучшилось, и теперь она была одета в бесформенное серое облачение слуг Легиона. Когда он впервые встретил ее в одеянии слуги, она спросила у него, какого цвета ее новая одежда.

– Серая, – ответил он.

– Хорошо, – улыбнулась она в ответ, но не стала развивать тему.

Сейчас Аргел Тал смотрел на ее молодое лицо, не омраченное сомнениями или смущением.

– Почему тебе так интересен этот город? – спросил он.

– Я помню о Монархии, – сказала она, – кто-то должен запомнить и этот город.

– Вряд ли я его забуду, Кирена. Шпили из стекла и воины из движущегося хрусталя. Сражение не было долгим, но не было и легким.

– Ксафен был с тобой? Он добр ко мне. Он мне нравится.

– Да, – произнес Аргел Тал, – Ксафен был рядом. Он первым из всей Седьмой роты узрел нечестивость врага, когда щит города исчез.

– Ты расскажешь мне, как это случилось?

– Капитан, – донесся по воксу голос Ксафена, – вы не поверите, что я вижу.

Аргел Тал продвигался через руины окраин в сопровождении штурмового отделения Торгала. Закованные в серое братья шли по улице, с хрустом давя подошвами обломки местных стеклянных построек. В руках каждого из воинов урчали работающие на холостом ходу цепные мечи. На каждом зубчатом клинке виднелись пятна крови.

– Говорит Аргел Тал, – отозвался капитан в вокс, – мы на западе, никакого сопротивления. Доложите состояние.

– Разумные машины, – голос Ксафена искажала статика, но в нем все равно было ясно слышно отвращение. – Они создают разумные машины.

Аргел Тал повернулся на восток, где город из стекла и черного камня с прожилками уже начинал рушиться, раскалываясь на части. Огонь беспрепятственно гулял по улицам, приближаясь к сердцу города — явный признак наступления Легиона.

– Штурмовое отделение Торгала, – произнес он в вокс. – Несущие Слово, за мной.

Громоздкие двигатели у него за спиной ожили, поднимая его в небо с хриплым ревом.

Данные альтиметра мерцали поверх синеватого изображения с линз, обновляясь, на его ретинальном дисплее. Внизу проплывали невысокие башенки из переливающегося стекла и змеящиеся улицы. Местная культура создавала архитектуру, танцующую по их желанию. Капитан не был уверен, произведение ли это искусства или же некий рациональный процесс, который он не мог понять. И все же город из усиленного чужеродного стекла... чернокаменные улицы...

В чем-то он был красив. В безумии часто встречается свое очарование.

– Вижу вас, – передал он Ксафену. Под ним отделения Несущих Слово двигались сквозь руины разрушенного городского квартала, отряды в серой броне сражались с серебристой мерзостью, искрившейся нездоровой энергией. Рецепторы брони откликнулись на его недоумение и увеличили изображение вражеских воинов.

Аргел Тал все еще не был уверен, на что же он смотрит.

– Вниз, – скомандовал он отделению Торгала. По воксу прошла серия подтверждающих импульсов. Аргел Тал отключил двигатели мысленным усилием, и колхидская руна на его визоре сменила цвет с красного на белый. Задрожав, основные ускорители выключились. Широкие сопла оставляли дымный след, в то время как активировались вспомогательные двигатели, гася скорость его пикирующего спуска до той, которая была бы чуть ниже смертельной.

Посадка была жесткой. Бронированные сапоги врезались под его весом в мостовую, и по камню разбежалась паутина трещин. С ревом двигателей и хрустом ударов о землю остальные его воины опустились вокруг него.

– Звезды небесные, – произнес Торгал, указывая на разрушения своим ворчащим цепным мечом, – я понимаю, что имел в виду капеллан.

Через полуразлушенные остатки стеклянных строений приближалась на трех паучьих ногах одна из разумных машин противника. На них было множество суставов, и каждая заканчивалась клинком, вонзавшимся в землю при каждом шаге. Торс машины мог бы сойти за человекоподобный, если бы не был полностью сделан из движущегося стекла.

Под прозрачной кожей виднелся металлический скелет и вены электроцепей.

– Это наверняка украшение, – проговорил Торгал по воксу, пока конструкция приближалась на своих режущих конечностях, – я хочу сказать... просто взгляните на это.

– Ты тратишь время впустую, черт побери, – ответил Ксафен, – прячься в укрытие, пока оно не выстрелило снова.

Аргел Тал подбежал к ближайшей стеклянной стене, за которой лежало несколько бойцов Ксафена. Остальные воины штурмового отделения рассредоточились.

– Оно стреляет? – переспросил Аргел Тал. – Ты уверен, что это не автоматизированная статуя, и что ты не устроил тут героическое сражение с произведением местного искусства?

– Оно стреляет, – проворчал Ксафен, – и оно не умирает. Сам погляди. Отделение Малнора, атаковать.

Из расположенного чуть впереди кратера с наработанной синхронностью поднялись несколько Несущих Слово и открыли огонь из болт-пистолетов. Заряды врезались в стеклянное тело существа, нарушая его равновесие, но не причиняя видимого вреда. Электрические разряды вспыхивали там, где болты достигали цели, взрывая заряды так, что те наносили лишь мизерный кинетический урон.

– Прекратить огонь и отсутпить, – скомандовал Ксафен.

– Я начинаю уставать от этого приказа сэр, – проскрипел голос Малнора, но огонь болтеров смолк.

Создание немедленно выровнялось и развернулось в направлении скрывшихся в укрытии воинов Малнора. Схемы, заполнявшие его нутро, полыхнули фосфорицирующей злобой, а из открывшегося рта вырвался ослепительный разряд, лизнувший край воронки и оплавивший черный камень.

– Оно сделано из несокрушимого стекла, – проговорил по воксу Торгал, – и оно изрыгает электричество. Примарх был прав, когда приказал убить этих людей. Они больше, чем просто еретики — они придают безумию материальную форму.

Аргел Тал тихо выругался, слушая доклады отделений Легиона, столкнувшихся с подобным по всему городу. Он ожидал, что все станет легко, как только отключится оборонительный щит города. Проклятье, правители планеты должны быть мертвы. Почему не прекращается сопротивление?

– Отделение Торгала, занять позицию наверху.

– Есть, капитан, – раздался хор голосов подчиненных. Воздух вокруг каждого из воинов задрожал от жары, когда снова ожили их громоздкие прыжковые ранцы. Сильно запахло сажей от двигателей.

Аргел Тал рванулся вверх, выпрямившись, словно копье, и приземлился на балкон, откуда открывался вид на разрушенную улицу. Воины из отделения Торгала последовали за ним, рассевшись по краям близлежащих крыш. Серые горгульи смотрели на бой внизу.

– Сколько таких вы уже уничтожили? – спросил Аргел Тал.

– Три, но две из них на счету «Поборника» из Огненного Шторма, – Ксафен имел в виду танковый батальон Зазубренного Солнца.

– Только не говори мне, что танк уничтожен.

В этот раз ответил Малнор.

– Хорошо, не скажу, капитан. Но тем не менее его тут больше нет.

Аргел Тал наблюдал, как конструкция приближается, с нечеловеческой ловкостью балансируя на многосуставчатых лапах невзирая на искореженный рельеф. Его визор увеличил изображение, на мгновение заполнившись искажениями. Серебристые вены пронизывали тело создания, пульсируя энергией. Кожа двигалась, словно жидкое стекло, болты отскакивали от нее, безвредные, как дождь.

– Ты сказал, что вы уничтожили три, но танк справился только с двумя.

– Третьего я убил крозиусом, – ответил Ксафен, – конструкции, похоже, уязвимы для силового оружия.

– Ясно. Предоставьте этого нам. – Аргел Тал вернул масштаб визора в прежнее положение. – Отделение Торгала, готовность. Победим огонь огнем.

– Так точно, – снова прозвучал хор голосов.

Аргел Тал обнажил оба меча. Каждый клинок из красного железа был оснащен генератором, спрятанным в эфесе из слоновой кости. Пальцы нажали клавиши на обтянутых кожей рукоятках, и клинки с ровным гудением ожили, покрывшись пробегающими по ним зубчатыми разрядами

– За примарха! – вопль прокатился по улице, привлекая внимание машины. Она повернула лишенное черт лицо. Там, где у человека располагался бы рот, стекло засветилось от нарастающего жара.

Аргел Тал пробежал два шага. От первого балкон затрясся, вторым капитан оттолкнулся от перил, обрушив их, и нырнул в воздух. Ускорители ревели, изрыгая огонь и дым, пока он несся вниз с небес. Парные клинки оставляли смазанный след молний.

– Аврелиан! – закричали воины отделения Торгала, с визгом двигателей срываясь со своих насестов и рассекая воздух вслед за капитаном. – Аврелиан!

Аргел Тал пикировал первым, уворачиваясь от вырывавшихся из машины разрядов. Мгновение спустя он уже оказался верхом на существе, разворачиваясь и нанося тяжелым сапогом сокрушительный удар по стеклянному лицу. Бриллантовые осколки разлетелись в стороны, а голова мотнулась назад. Оба силовых меча обрушились следом, клинки врезались в лицо робота. Еще больше осколоков разлетелось градом.

Сержант Торгал приземлился на плечи создания сзади, его цепной меч скользил и скрежетал по стеклу. Болтер выстрелил всего раз, заряд бесполезно срикошетил и разорвался в воздухе.

С напряженным рычанием, которое динамики шлемов превращали в птичьи крики, остаток отделения Торгала приземлился и добавил мощь своих клинков к атаке. Они набрасывались волнами, взмывая в небо, пока били шедшие позади, а затем вновь обрушиваясь, когда отскакивали их братья. Машина шаталась, теснимая ударами воинства, неспособная отразить одиночные атаки.

Аргел Тал спикировал в третий раз, соединив мечи вместе так, что силовые поля клинков зашипели и заискрились, соприкоснувшись друг с другом. В этот раз мечи нанесли колющий удар, врезавшись глубоко в алмазное горло. По лицевой пластине шлема Аргел Тала забарабанили осколки.

Робот умер мгновенно. Его серебристые вены почернели, ноги подогнулись и тело рухнуло наземь.

С неторопливым изяществом пятеро воинов Торгала опустились на землю вокруг капитана. Пиломечи затихали по мере того, как пальцы отпускали кнопки на рукоятях. Сопла остывали, окутываясь паром.

Ксафен и Малнор вывели своих воинов из развалин, вскинув болтеры на уровень груди.

– Отличная работа, – произнес капеллан, – продвигайся вперед, если желаешь, брат. Мы расчистим дорогу до самого сердца города. Не жди нас.

Аргел Тал кивнул, так и не привыкнув к новому цвету доспеха Ксафена. Броня капеллана была черной в память о пепле, запятнавшем каждого воина в Монархии. Аргел Тал промолчал, когда впервые столкнулся с этим обычаем, но он все еще смущал его. Некоторые неудачи стоило бы забыть.

Из расстроенного вокса внезапно прорвался новый искаженный голос.

– Капитан, это Даготал.

Аргел Тал взглянул на шпили, составлявшие центр города. Что-то в них — какое-то скрытое устройство — нарушало связь.

– Слушаю, Даготал.

– Прошу разрешения на вызов Карфагена.

Ксафен и Малнор обменялись взглядами, хотя шлемы и скрыли выражения их лиц. Торгал сжал цепной меч, и лезвия несколько секунд вгрызались в воздух.

– Основание, Даготал? – спросил Аргел Тал.

– Разумные машины, сэр. У них есть король.

Отделение Даготала продолжало двигаться по улицам, не останавливаясь и не переставая вести наблюдение. Для мотоотделения Седьмой роты, прорывавшегося вглубь вражеского города впереди основных сил капитана, в этом не было ничего нового.

Враг, впрочем, припас для них несколько неприятных сюрпризов. Армия разумных машин, двигавшихся по улицам обреченного города, оказывала ожесточенное сопротивление — еще до того, как авангард Несущих Слово столкнулся с Обсидианами.

Даготал одним из первых заметил такого. Он подался вперед в седле, увеличивая изображение визора, чтобы разглядеть черную конструкцию, тяжело вышагивавшую впереди по улице.

– Кровь Уризена! – выругался он. Тварь была высотой с двухэтажный дом — шестиногая машина с торсом не из прозрачного стекла, а из непроницаемо-черного.

Он немедленно связался с капитаном по воксу, в то время как отделение открыло огонь. Болтеры, установленные на каждом мотоцикле, застучали и загрохотали. Машина из черного стекла даже не соизволила обратить на это внимания. Несмотря на ее очевидно большой вес, клинки на ногах не вонзались в дорогу.

– Отступаем, – приказал братьям Даготал. И они начали отступать на полном ходу.

Серые мотоциклы рычали, огибая углы, шины отчаянно цеплялись за гладкий черный камень мостовой. Мчавшийся впереди Корус вильнул, колеса его мотоцикла завизжали при торможении.

– Осторожно, – предостерег Даготал.

– Вам легко говорить, сержант, – огрызнулся Корус.

Даготал петлял между машинами братьев, без усилий опережая их. Его реактивный мотоцикл парил в двух метрах над дорогой, делая рывки вперед под вой двигателя от малейшего нажатия на рычаг. Реактивный мотоцикл работал куда чище, чем колесные мотоциклы остального отделения Даготала, его двигатель выбрасывал заметно меньше выхлопных газов.

Несущий Слово качнулся вправо, скользнув в очередной безумный спиральный поворот стеклянного города. Он слегка замедлился, позволяя братьям сохранить дистанцию. Между двух шпилей впереди показалась еще одна огромная шестиногая машина, молнии опоясывали ее безликий черный череп сияющим ореолом.

– Еще один Обсидиан, – доложил Даготал, использовав название, уже звучавшее в возгласах командиров отделений Несущих Слово по воксу.

– Нас окружают, – сказал Корус, поравнявшись с сержантом. – Атакуем?

– Зачем? Потратить заряды? – Даготал ускорился, ощущая руками усилие взвывшего громче двигателя мотоцикла. – За мной.

Он качнулся влево, сворачивая за угол в переулок.

– Мы не можем постоянно убегать, – прорычал Корус, – если будем продолжать в том же духе, у нас кончится горючее.

Даготал услышал жажду в вое двигателей, когда его люди свернули вслед за ним. Корус был прав — топливо подходило к концу после многочасовых игр в кошки-мышки, которыми отделение занималось на улицах, проводя разведку для сил Зазубренного Солнца.

– Мы не убегаем, – откликнулся он.

На улицу упала тень, затмившая солнце. Воздух наполнился гулом мощных дюз. На крыльях парившего над головами обтекаемого корабля виднелся бионический череп — символ жрецов Марса.

Даготал улыбнулся за щитком шлема.

– Мы ищем, где сможет приземлиться Карфаген.

Из-под красного капюшона на пылающий город взирали три зеленых глаза-линзы. Три визуальных рецептора постоянно двигались, перенастраиваясь, каждая линза давала четкость и остроту, недостижимые для человеческого зрения.

– Обрабатываю, – произнес обладатель трех глаз. А затем, спустя несколько секунд, на протяжении которых линзы не переставали двигаться, он добавил тем же тоном: «Принято»

Наездники Даготала пользовались возможностью дозаправиться, заполняя баки мотоциклов из канистр с прометием, извлеченных из трюма корабля Механикум.

Даготал оставался в седле своего реактивного мотоцикла, гудящие гравитационные суспензоры пульсировали слабее, не испытывая нагрузки.

– Два Обсидиана, – сообщил он трехглазому человеку, – приближаются.

Вокс разрывался от запросов отступавших отделений, вызывавших на помощь Карфагенскую когорту и танковые батальоны.

– Разумные машины опасны, Кси-Ню.

– Мне известны детали, сержант Даготал.

Кси-Ню 73 был худым, словно жердь, существом, лишь отдаленно напоминающим человека. Его красное одеяние развевалось на ветру, открывая аугметическое тело из матового железа, опутанного силовыми кабелями. Руки, которые он поднял, чтобы откинуть с головы капюшон, были конечностями скелета, сделанными из формованных металлических пластин, и заканчивались бронзовыми кистями со слишком большим для человека числом пальцев. Лицо, появившееся из-под откинутого капюшона, представляло собой мешанину тонких проводов вокруг дыхательной маски и не имело сколько-либо примечательных черт, кроме трех зеленых линз, образовывавших равносторонний треугольник.

Когда-то Кси-Ню 73 был человеком. Это было больше века назад, на протяжении двух десятилетий хрупкого и скудного существования после его рождения. Как и все механикумы Марса, он был вынужден претерпеть молодость в облике из теплого мяса и влажной крови, пока не обрел достаточно мастерства, чтобы очиститься.

Что ж, с тех пор он значительно усовершенствовал себя.

Техножрец стоял возле грузовой аппарели челнока Механикум, наблюдая за неуклюжим выходом нескольких огромных фигур. Каждая из них была покрыта толстой броней, грубо окрашенной в алый цвет. Они были высотой почти пять метров, механические суставы даже не пытались имитировать человеческие движения. Первыми по лязгающей аппарели сошли два долговязых «Крестоносца», чьи рубящие конечности покачивались от неуклюжих колебаний плеч. Толстая и грубая проводка тянулась вдоль наручных клинков, соединяя их с генераторами в телах роботов.

– Сангвин готов, – произнес первый металлическим машинным голосом

– Ализарин готов, – сообщил второй.

Третья фигура, топавшая по трапу, была вдвое шире первых и гораздо объемнее. Огромные кулаки из клепаного металла служили осадными молотами. От нее пахло смазкой и металлом даже сильнее, чем от предыдущих. Робот класса «Катафракт» был сгорблен, массивен, благодаря покатой броне, и двигался с еще меньшим изяществом.

– Вермильон готов, – прогудел он, вставая рядом с «Крестоносцами».

Кси-Ню 73 повернул свои линзы, обозревая последнюю появившуюся из трюма машину. Закованная в толстую броню и держащая оружие в руках, она выглядела компромиссом между своими сородичами и почти походила на человека осанкой и походкой. Третья пушка поднималась над ее плечом, ленты с патронами спадали на спину бронзовыми косами, звеня при каждом шаге. Даготал знал всех подопечных Кси-Ню, сражавшись рядом с ними на полях сражений уже двенадцать лет. Этот последний относился к классу «Завоеватель» и был первой единицей группы. На плече он нес штандарт Легиона, а на броне были выгравированы колхидские руны. Некоторые Несущие Слово приветствовали механического воина салютом. Он не реагировал на них.

– Инкарнадин готов, – отрапортовал «Завоеватель» безликим голосом.

Кси-Ню 73 повернулся к собравшимся Несущим Слово, снова перенастраивая свои линзы.

– Приветствую, сержант. Девятая манипула Карфагенской когорты ожидает указаний.

Аргел Тал приземлился, переходя на бег, ускорители за его спиной останавливались. Оба клинка были убраны, в руках подпрыгивал при каждом выстреле богато украшенный болтер. С несколькими воинами капитан укрылся на нижнем этаже стеклянной башни, отстреливаясь через разноцветные окна. Что бы ни было изображено на цветном стекле, оно было разбито Несущими Слово, нуждавшимися в свободных огневых линиях.

Обсидиан, стоявший на улице снаружи, подавлял их, обильно поливая землю потоками электричества из лишенного черт лица. Аргел Тал перезарядил оружие и, пока вгонял на место свежий магазин, бросил мгновенный взгляд на осколок стекла возле своего ботинка — в куске витража отражалась фигура в золотой броне.

Отделение Даготала создавало помехи, крутясь между лап разумной машины, виляя зигзагами, чтобы увернуться от смертоносных разрядов. В ее сочленения врезались болтерные заряды , летевшие оттуда, где нашли хоть какое-то укрытие люди Торгала, но все эти потуги лишь раздражали ее.

– Кси-Ню, – передал Аргел Тал, – мы на позиции. Обездвижь это.

– Принято, Седьмой капитан.

Они появились из переулка за спиной конструкции. Сангвин и Ализарин бросились вперед пошатывающейся походкой попрошаек, которая резко контрастировала с текучей грацией вражеской машины. Лазерный огонь обрушился из плечевых установок «Крестоносцев», выжигая шрамы на коже Обсидиана, расплавленное стекло засветилось на черном фоне. Лязгающие механизированные суставы привели в движение наручные клинки, рубанувшие по ногам конструкции.

Обнаружив новую угрозу, Обсидиан развернулся к боевым машинам Механикум. Повернувшись, он оказался под шквальным огнем, тяжелые наплечные болтеры вышибали осколки из головы и торса конструкции потоком разрывных зарядов. Инкарнадин, величественный по сравнению с собратьями, отслеживал каждое движение вражеского робота. Он не переставал стрелять ни на секунду. Ни один заряд не пропадал зря.

Штормовой разряд Обсидана впустую ушел в небо, роботы механикумов лишили его равновесия.

«Катафракт» Вермильон, огромный, словно дредноут Астартес, был еще более тяжеловесен. Приземистый и неуклюжий, он сократил дистанцию, пока Обсидиан пытался выровняться на четырех оставшихся ногах. Осадные молоты нанесли удар по чужеродному стеклу с повторившимися громовыми раскатами. Из четырех лап осталось три, стеклянная машина рухнула на уцелевшие колени.

– Прикончить его, – скомандовал Аргел Тал. Его прыжковый ранец снова изверг пламя из ухнувших двигателей.

– Так точно, – донеслись ответы по воксу.

Мечи плавным движением вырвались на свободу, Аргел Тал взмыл в небо коротким рывком ускорения. Даже поверженный, Обсидиан не уступал. Опустившись ему на спину, большинство Несущих Слово предпочло скорее зависнуть, напрягая двигатели, чем встать на торс создания. Мечи били и резали, но только силовые клинки Аргел Тала наносили заметный урон, отсекая каждым ударом обломки темного стекла.

Даже умирая, Обсидиан полз по улице, протягивая хватательную конечность к ближайшей угрозе. Инкарнадин отступил, его автопушки обрушились на вытянутую руку, отделяя пальцы от кисти.. Позади имперской боевой машины Кси-Ню наблюдал со спокойным вниманием, иногда подкручивая диски на своем нагруднике. Зачем он это делал, не знал никто из Несущих Слово, хоть они и сражались вместе с ним десять лет.

Когда Обсидиан наконец затих, Аргел Тал и Даготал подошли к техножрецу. Поверженная вражеская конструкция бесформенностью походила на тающую ледяную статую, ее тело испещряли тысячи отметин от пуль, клинков и лазерных лучей. Оба Несущих Слово приблизились, с хрустом давя обломки стекла на земле.

– Приветствую, капитан, – сказал Кси-Ню 73. – Девятая манипула Карфагенской когорты ожидает указаний.

Кирена прервала рассказ Аргел Тала, положив ему руку на предплечье.

– Вы использовали разумные машины сами?

Он ожидал этого вопроса.

– Легио Кибернетика — бесценное подразделение Механикус. Великий крестовый поход опирается на боевые машины Легио Титаникус в самых тяжелых ситуациях, а Кибернетика используется великими Легионами Астартес. Их техника — это роботизированные оболочки, вмещающие духов машин. Тежножрецы Кибернетики создают органическо-синтетические разумы из биологических компонентов.

Кирена потянулась за стаканом с водой, стоявшим на столике у кровати. Ее пальцы скользнули по металлической поверхности, слегка толкнув стакан, прежде чем она взяла его. Она пила маленькими глотками, не торопясь продолжить разговор.

– Ты не видишь разницы, – Аргел Тал произнес это, не задавая вопроса.

Она опустила стакан, глядя, но не видя его.

– А есть разница?

– Не задавай этого вопроса Кси-Ню, если встретишься с ним. Это оскорбит его настолько, что он убьет тебя, а мне не хотелось бы убивать его в ответ. Достаточно сказать, что разница в разуме. Органическое сознание, даже являясь синтетическим, связано с совершенством человечества. Искусственное же — нет. Этот урок многие культуры усваивают лишь тогда, когда их слуги-машины восстают против них, как когда-нибудь поступили бы и Обсидианы с жителями Сорок Семь-Шестнадцать.

– Ты постоянно говоришь, что мы совершенны. Люди, я имею в виду.

– Так сказано в Слове.

– Но Слово меняется со временем. Ксафен говорит, что оно меняется даже сейчас. Действительно ли люди совершенны?

– Мы покоряем галактику, не так ли? Наши чистота и предназначение очевидны.

– Другие расы покоряли ее до нас, – она вновь глотнула тепловатой воды, – возможно, другие станут покорять ее, если мы ошибемся. – Она улыбнулась, откинув с лица прядь волос. – Ты столь уверен во всем, что делаешь. Я завидую тебе.

– Ты была неуверена в своем пути, живя в Монархии?

Она наклонила голову, и он уловил небольшое напряжение в ее движениях — пальцы ног слабо шевелились, руки перебирали серое одеяние.

– Я не хочу говорить об этом. Мне всего лишь показалось забавным, что у тебя нет сожалений и сомнений.

Астартес не знал точно, как ответить.

– Это не уверенность. Это... долг. Я живу согласно Слову. Что написано, должно свершиться, иначе все обратится в ничто.

– Мне это кажется великой жертвой. Судьба избрала вас своим орудием, – улыбка Кирены была окрашена чем-то средним между весельем и меланхолией. – Проповедники совершенного города сказали бы в своих ежедневных молитвах: «Идите единственной верной дорогой, ибо все прочие ведут к разрушению».

– Это из Слова, – сказал Аргел Тал, – часть мудрости примарха, оставленная указывать путь вашим людям.

Она взмахнула рукой, отмахиваясь от его привычки к деталям.

– Я знаю, знаю. Ты расскажешь мне конец истории? Мне хочется услышать больше о городе. Примарх бился вместе с вами?

– Нет. Но мы увидели его на рассвете. Прежде, чем достичь его, мы встретились с Аквилоном.

– Расскажи, что произошло, – проговорила Кирена. Она лежала на кровати, подложив руки под голову. Глаза ее зачем-то оставались открытыми. – Я не сплю. Продолжай, прошу тебя. Кто такой Аквилон?

– Его титул – «Оккули Император», – ответил Аргел Тал, – «Глаза Императора». Мы наткнулись на него на закате, когда большая часть города была охвачена огнем.

8

Как дома

Золотые, не серые

В сердце павшего города

На руины города опускался закат. Аргел Тал стоял в побитом доспехе, наблюдая, как янтарный диск тонет за горизонтом. Закат был прекрасен, он напоминал о Колхиде, о доме, где он не был почти семь десятилетий. В практически эйдетической памяти Аргел Тала были воспоминания о закатах на двадцати девяти мирах. Этот был тридцатым и столь же прекрасным, как первый.

Небо окрашивалось темно-синим и фиолетовым, возвещая приход ночи.

– Капеллан, – произнес он, – ко мне.

Ксафен отошел от перегруппировавшихся Несущих Слово и двинулся в конец улицы к капитану.

– Брат, – поприветствовал Ксафен. Он был без шлема и смотрел на садившееся солнце собственными глазами. – Что тебе нужно?

Аргел Тал кивнул в сторону темнеющего неба.

– Напоминает мне о доме.

Он услышал слабое гудение сочленений доспеха, когда Ксафен шевельнулся. Вероятно, он пожал плечами.

– Где Торгал со своим штурмовым отделением?

– Ведут разведку вершин шпилей, – ответил капитан, – я буду счастлив, когда мы наконец приведем этот мир к согласию, Ксафен. Хотя я и нуждаюсь в сражении, эта война бесполезна.

– Как скажешь, брат. Что ты хотел? – повторил капеллан.

Аргел Тал отвел глаза.

– Ответов, – проговорил он, – до того, как мы вернемся на орбиту. Примарх удаляется от нас почти на месяц, а воины-жрецы хранят молчание. Что творится на собраниях тех, кто носит черное?

Ксафен фыркнул, уже начиная отворачиваться.

– Сейчас не время. Нам нужно привести этот мир к согласию.

– Не уходи, капеллан.

Их взгляды встретились — раскосые линзы капитана вперились в сузившиеся глаза капеллана.

– В чем дело, – спросил Ксафен, – отчего ты так несобран?

Его тон стал мягким и умиротворяющим, несмотря на всю строгость. Аргел Тал хорошо знал этот голос. Так Ксафен разговаривал с воинами, приходящими к нему поделиться сомнениями. Аргел Тал ощутил, что от этого тона у него, непонятно почему, начинает портиться настроение.

Капитан указал мечом вниз по улице, где два отделения занимались своими ранеными. Большую часть мостовой занимали останки второго Обсидиана и мотоциклы отделения Даготала, которым делал полевой ремонт Кси-Ню 73.

– Мы все слепы, – сказал капитан, – все, кроме тебя. Мы сражаемся, выполняя приказ, уничтожаем еретическую культуру. Аврелиан был прав — так мы стираем прошлое и освежаем кровь. Легиону было необходимо одержать победу после памятной неудачи. Но с момента похорон совершенного города прошел уже месяц молчания, а мы все еще в неведении.

– Каких слов ты от меня хочешь? – Ксафен вновь подошел ближе, поднимая перчатку с выражением оценивающей нерешительности на лице. Он убрал руку, решив, что прикосновение к плечу Аргел Тала рассердит капитана еще сильнее вместо того, чтобы напомнить о родстве.

– Я хочу, чтобы ты ответил на вопрос и просветил братьев, как велит твой долг.

Ксафен выдохнул, и вместе с воздухом его покинуло терпение.

– Собрания облаченных в черное неизменно священны. Ни один из нас не может говорить о том, что происходит. Тебе это известно, но ты все равно спрашиваешь. Как насчет уважения к обычаю, брат?

Аргел Тал опустил меч.

– Какому еще обычаю? – рассмеялся он. – Как насчет Легиона, преклонившего колени в пыли, и того, что примарх отмалчивается уже месяц? Остальным нужны ответы. Ксафен, мне нужны ответы.

– Слушаюсь, капитан. Но я могу лишь повторить то, что уже говорил раньше. Мы внимаем Слову и ищем новый путь. Легион запутался, и мы ищем ответы, чтоб вновь направлять его. Ты осуждаешь нас за это? Следует ли нам и дальше бродить в пустоте, лишенным света Императора?

Аргел Тал ощутил, как едкая слюна пощипывает язык.

– И тем не менее Легион ожидает и ведет войну, оставаясь слепым в обоих отношениях. Нашли ли капелланы ответы, которые искали?

– Да, брат. Мы верим, что нашли.

– И когда вы собирались поделиться этой истиной с нами?

Ксафен вытащил свой крозиус и сжал его обеими руками, оборачиваясь к собравшимся отделениям.

– А для чего мы, по-твоему, прибыли сюда? Только лишь для того, чтоб покончить с этим несчастными нечестивцами? Стереть эту ничтожную империю из одного-единственного мира со страниц истории?

– Если, по-твоему, мне недостает интуиции, – проговорил капитан сквозь стиснутые зубы, – тогда просвети же меня.

– Успокойся, брат. Лоргар ценит символизм и чистоту цели. Мы шли по ложному пути, который привел нас в сожженный город. В другом сожженном городе мы сделаем первые шаги по верному пути. Он укажет нам направление, и мы проведем Обряд Памяти как полагается, искренне и с достоинством. Император не будет держать нас за ошейник и оскорблять, словно предавших псов.

Это одновременно было и не было неожиданностью для Аргел Тала. Не нужно было быть пророком, чтоб предсказать, о чем будет говорить примарх после этой победы, но слышать о ней, как о первом шаге в новом странствии, было захватывающе и при этом тревожно.

– Мне жаль, что братство капелланов скрывало это от нас, но я благодарю тебя за ответ.

– До того, как примарх вернулся сегодня, говорить было особо не о чем. В истине нет тайны, – улыбка вернула теплоту на грубоватое лицо Ксафена. – Я думаю, что слухи ползут по Легиону уже сейчас. Аврелиан встретит нас в сердце города, как только мы истребим последние остатки нечестивой жизни в этом мире. И на этот раз Легион преклонит колени в прахе города, погибшего в очищающем пламени.

В этот момент вокс снова ожил с треском.

– Сэр? Сэр?

– Аргел Тал на связи. Говори, Торгал.

– Капитан, простите за очередной неприятный сюрприз, но вы не поверите, что я вижу.

Аргел Тал выругался шепотом, чтобы отрывистые колхидские слова не разнеслись по воксу. Его начинали утомлять эти слова, произносимые в этом мире.

Пятеро воинов убивали молча, их алебарды крутились со скоростью и мощью лопастей турбины, проносясь сквозь тела и конечности, как ножи через туман. Наконец, продвинувшись далеко вглубь города, Легион столкнулся с сопротивлением людей. Армия разумных машин, похоже, потерпела поражение и уменьшилась до нескольких разрозненных групп. Настал черед ополчения и мирных жителей умереть на улицах, сражаясь бесполезным оружием, предпочтя смерть капитуляции.

Пули малокалиберного оружия отлетали от выкованной из золота брони воинов, прорубавшихся сквозь забитую людьми улицу. Отряды ополчения, противостоявшие им, были вооружены ружьями, стрелявшими пулями, которые не сильно отличались от зарядов болтера самого малого калибра. Связь предков цивилизации с доимперской эрой безоговорочно подтверждалась, но, сбившись с пути, они уже обрекли себя.

Невзирая на бесполезность своего вооружения, они упорно удерживали укрытия и боевой порядок, пока их не уничтожали. Их планете настал конец, их последний город пылал. Бежать было некуда, и большинство даже не пыталось. Они гибли в своей униформе, такой же серой, как здания города. Забрала из прозрачного стекла разлетались на куски под ударами клинков, когда копьеносцы врубались в очередной ряд ополченцев.

Командира Кустодес было невозможно не узнать, он шел на острие атаки, его конический шлем был увенчан красной гривой плюмажа. В его руках описывал размазывающиеся полукружия огромный двуручный меч, который поднимался и опускался, рубил и колол. Люди разлетались от него, некоторые кричали, но все они неизменно распадались на части на его пути. Он убивал снова и снова, не упуская шанса нанести смертельный удар и не замедляя продвижения. Под его ногами дорога окрасилась в красный — начало кровавой реки.

– Аквилон, – промолвил Аргел Тал, наблюдавший за побоищем с удобной позиции наверху. Он покачал головой, произнося имя. В его голосе прозвучало неподдельное благоговение. – Никогда не видел, как сражаются кустодии.

Группа Несущих Слово лежала на краю крыши, обозревая улицу. Аргел Тал, Торгал и штурмовое отделение сержанта. Золотые воины двигались вперед с идеальным изяществом, танец их клинков затмевал все, на что способны смертные.

– Никогда не видел ничего подобного, – сказал Торгал, – следует ли нам присоединиться к ним?

Снизу над бойней поднимались крики. «За Императора!» – боевой клич, не срывавшийся с губ Несущих Слово после Монархии. Было странно, насколько чуждым он прозвучал для Аргел Тала.

– Нет, – откликнулся капитан, – пока нет.

Торгал вглядывался еще несколько секунд, его палец лениво поглаживал активатор цепного меча.

– Что-то не так с их стилем боя, – сказал он, – там какой-то изъян, который я не могу уловить.

Аргел Тал посмотрел на Аквилона, чей клинок пожинал бессчетные жизни, и не увидел ничего особенного. Что он и сказал вслух.

Торгал покачал головой, все еще не отводя глаз.

– Я не могу сформулировать. Им чего-то... не хватает. Они бьются... неправильно.

И на этот раз, когда Аргел Тал перевел взгляд на всю улицу, он мгновенно увидел это. Кустодес сражались почти так же, как Астартес, только опытный наблюдатель увидел бы мелкие различия. Капитан упустил их в первый момент, сконцентрировавшись на одиночном воине. Но стоило взглянуть на картину целиком...

– Вот оно, – произнес Аргел Тал, – я тоже вижу это.

Был ли это изъян? Возможно, по стандартам Астартес, живших и сражавшихся в братстве, въевшемся в их генокод. Но Кустодес были созданы более долгим и редким процессом: биологической манипуляцией, которая породила стражей Императора – воинов, не связанных преданностью кому-либо, кроме своего владыки.

– Они не братья, – сказал Аргел Тал, – посмотри, как они двигаются. Каждый ведет свой собственный бой без поддержки других. Они не такие, как мы. Они воины, а не солдаты.

От этой мысли по его коже поползли мурашки. Похоже, с Торгалом происходило то же самое, поскольку он произнес вслух то, о чем думал капитан.

– Львы, – произнес сержант, – они — львы, а не волки, они охотятся в одиночку, а не стаей. Золотые, – добавил он, постучав по нагруднику, – не серые.

– Ты наблюдателен, брат, – Аргел Тал продолжал напряженно всматриваться. Зная о разобщенности, он мог теперь сконцентрироваться на ней одной. Это была слабость, причем значительная, ее скрывали лишь героические умения каждого из воинов и ничтожность противостоящих им противников.

По его телу прошла волна тревоги, пока он наблюдал. В его памяти всплыли старые слова Императора, первый прицип легионов Астартес: «И да не будет им ведом страх».

Аргел Тал был одним из тех, кто понимал этот принцип в самом буквальном смысле, полагая, что чувство страха вычеркнуто из его генокода. Но он все равно похолодел, глядя на бой, который вели его лишенные братьев кузены. Они имели такой изъян, при всем их индивидуальном совершенстве.

Оставаясь свободными от братства, – сказал он, – они теряют и его силу. Тактику стаи. Веру в тех, кто бьется рядом. Я подозреваю, что то, из чего сотканы их плоть и кровь, генетически обуславливает их высочайшую преданность: возможно, Император — их единственный брат.

Наблюдательность не покинула Торгала.

– Ты их больше не уважаешь, – произнес он. – Я слышу это в твоем голосе.

Аргел Тал улыбнулся, решив промолчать в ответ. Под ними кустодии продолжали сражаться.

– Похоже, проблема, – сообщил один из штурмовиков, указывая рукой вниз по улице. Они увидели, как стеклянная конструкция вышла на улицу из переулка и начала продвигаться в сторону золотых воинов.

Теперь Аргел Тал поднялся на ноги.

– Вперед, братья. Посмотрим, как волки охотятся вместе со львами.

– Так точно, – откликнулись они в совершенном единстве, и десять ускорителей взревели, как один.

Приветствие Аквилона было тактичным. Он сотворил руками знак аквилы на своем нагруднике, где уже был вычеканен символ имперского двуглавого орла.

– Приветствую, капитан.

Аргел Тал ответил салютом, ударив кулаком по доспеху над сердцем — имперский символ верности времен Объединительных войн Терры.

– Кустодий, рад помочь, – Аргел Тал указал одним из своих клинков на поверженного робота. Он лежал на дороге, весь изрубленный и помятый, окруженный трупами ополченцев.

– Довольно забавно, капитан, что вы используете салют, вышедший из употребления еще до начала Великого крестового похода.

Несущие Слово собрались вокруг Аргел Тала, кустодии точно так же приблизились к Аквилону. Это не было противостояние в полном смысле слова, однако все ощущали напряженность в воздухе между ними.

Аргел Тал не ответил на провокацию.

– Мне показалось, что вам нужна была помощь. Я всего лишь рад, что мы оказались рядом.

Аквилон усмехнулся и пошел прочь, не сказав более ничего. Кустодес построились в несимметричном порядке и двинулись вперед. Их командир явно тоже не поддавался ни на какие провокации.

– Сэр? – спросил Торгал. – Следует ли нам идти с ними?

Аргел Тал улыбался, сам того не замечая.

– Да. Хоть здесь и осталось мало работы, мы будем сражаться рядом с ними.

К рассвету агония стеклянного города закончилась.

Место, выбранное для сбора Легиона было чрезвычайно обширно, но терялось в глубине раскинувшегося города. Хрустальные башни, зачищенные элитой терминаторов, но оставшиеся нетронутыми, окружали огромный парк. Земля вскоре превратилась в грязь под гусеницами танков и сапогами сотни тысяч Астартес. Парк простирался на километры во все стороны вокруг. В лучшие времена жители города отдыхали и отмечали в нем праздники, теперь же он стал местом празднования их уничтожения. Ирония происходящего доставляла Аргел Талу некоторое удовольствие.

Седьмая рота влилась в общую массу — не первой, но и далеко не последней — и заняла положенное место. Кси-Ню 73 и четверо его боевых роботов знали свои места и не пытались приближаться к выстраивающимся порядкам Несущих Слово. Капитан и командиры отделений простились с техножрецом на краю построения Легиона, в последний раз Аргел Тал видел его вместе с Инкарнадином, Первым Завоевателем. Робот, слегка ссутулившись, стоял возле своего хозяина, возвышаясь над аугментированным человеком, безжизненные линзы глаз двигались влево-вправо с терпением камеры. Кси-Ню 73 рассеянно поглаживал его броню, словно шерсть домашнего питомца.

Они стояли отдельно от Астартес далеко не в одиночестве. Карфагенская когорта состояла из десятков манипул, а четверо подопечных Кси-Ню составляли всего одну из них. Судя по тому, что там гордо стояло более ста роботов, закованных в черное и красное, многие штурмовые отделения запросили помощь от приписанных к Семнадцатому легиону сил Легио Кибернетика.

К броне нескольких редких машин были прикреплены свитки с клятвами и священными писаниями, отмечавшие их особое мастерство в бою. Все эти роботы, различные внешне и принадлежавшие к самым разным классам, были занесены в архивы «Фиделитас Лекс» как почетные члены легиона Несущих Слово.

Инкарнадин был одним из них, на его лбу золотом был изображен знак зазубренного солнца.

Аквилон и кустодии отошли в сторону, когда Аргел Тал с братьями начали строиться.

– Удачи, капитан, – сказал командир и вновь отсалютовал.

Аргел Тал ответил кивком.

– И тебе того же, Оккули Император.

После этого Кустодес прошли сквозь собравшийся Легион и встали в стороне небольшой группой. Сотни серых шлемов повернулись вслед за движением воинов, наблюдая, оценивая и ненавидя.

Аргел Тал и Ксафен прошли в передние ряды к Магистру ордена Деймосу и прочим командирам Зазубренного Солнца. С учетом победы, их приветствовали странно сдержанным образом. Через мгновение Аргел Тал понял, почему.

– Как долго ты был с ними? – спросил Деймос почти требовательно.

Аргел Тал взглянул на счетчик хронометра на краю дисплея визора.

– Восемь часов, сорок одна минута.

Деймос был без шлема, его потрепанное временем лицо хмурилось в ожидании.

– И?

– Что «и»? – спросил Аргел Тал, – я что, в чем-то ошибся?

– Разумеется, нет. У тебя есть, что доложить?

– Да, сэр, – Аргел Тал смотрел перед собой, – но это может подождать.

– Взгляни на них, брат, – Деймос был достаточно осторожен, чтоб обойтись без жестов, но смысл его слов был и так ясен. – Смотри, как они стоят поодаль от нас, но тоже ожидают слов примарха.

Кустодес стояли прямо, как копья, двумя шеренгами по десять, гривы-плюмажи развевались на ветру. Алебарды были взяты навытяжку, словно в присутствии Императора. Они были результатом более тонкого процесса, чем массовое производство Астартес, было легко представить этих золотых рыцарей лучшими из человечества, уступающими великолепием лишь самим примархам. Предположить это было бы естественным порывом для неопытного и несведущего. У тех же, кто видел их изъяны, оснований было куда меньше.

Аргел Тал все еще не мог решить, как именно он к ним относится. Они были потрясающи в бою, хоть и имели серьезный недостаток. Аквилон был приставлен надзирать за Легионом и докладывать о происходящем Императору, но при этом вызывал раздражающую симпатию все те часы, что они сражались вместе, и был бесспорно целеустремленным воином.

Несущие Слово стояли под плотно покрытым священными текстами штандартом Седьмой роты и иконой зазубренного солнца, ожидая, пока их братья занимают свои места.

– Карфаген стоит отдельно от нас, однако также будет внимать примарху, – указал Аргел Тал.

– Это другое дело, – проворчал Деймос. – Первосвященство Карфагена принесло свои клятвы и обязательства сто лет назад. Почти дюжина их боевых машин включена в число почетных легионеров с тех пор. Аврелиан прикажет им удалиться, помяни мое слово, но по крайне мере они заслужили право стоять вместе с нами.

– Со временем Аквилон мог бы заработать такое же право.

Деймос засмеялся, и от этого внезапного звука головы окружающих повернулись к нему.

– Ты и впрямь веришь в это, капитан?

Аргел Тал оторвал взгляд от группы кустодиев.

– Нет, господин. Ни на секунду.

Даже в обжигающей вспышке телепортации каждый воин заметил одну и ту же деталь. Лоргар появился не в доспехе военачальника Несущих Слово, а в облачении первосвященника с их родного мира.

Кор Фаэрон и Эреб стояли возле примарха, как все и ожидали и как того требовала традиция. Они тоже были в плащах с капюшонами колхидского жречества, генетически усовершенствованные тела драпированы пепельной тканью.

Свитки с клятвами на броне капитана хлопали и трепетали от движения воздуха. Ряд за рядом, от первого до последнего, сто тысяч воинов опустились на одно колено. Каждый опускающийся ряд в унисон ударял керамитом о почву, преклоняя колени. Лишь знамена остались стоять над гранитно-серым океаном.

Лоргар держал крозиус на плече, копируя позу каждого из капелланов Легиона, стоявших перед ним. Несмотря на всю внешнюю жестокость, ритуальное оружие не контрастировало с мирным обликом примарха.

Без доспеха он не мог общаться по воксу. Вместо этого рабы Легиона принесли сервочерепа — лишенные кожи, отбеленные и аугментированные черепа бывших слуг Легиона, избранных служить Несущим Слово даже после смерти. Черепа парили на гудящих антигравитационных суспензорах, в их глазницах были встроены пиктографы, челюсти были заменены на динамики вокса.

Один из них неторопливо пролетел мимо Аргел Тала, и от этого у капитана появилась тревожащая мысль. Однажды это может стать участью Кирены. Если она пожелала служить Легиону в будущие десятилетия... Аргел Тал повернулся, чтоб взглянуть на сервочереп, сам удивляясь неуютному ощущению. Большинство смертных слуг радовалось обещанной возможности бессмертия, пусть и в такой убогой форме. Но Кирена...

– Что ты делаешь? – прошипел Ксафен. – Соберись.

Аргел Тал снова сконцентрировался, повернувшись к примарху. Лоргар тщательно выбрал место прибытия, он стоял на естественной возвышенности перед стройными рядами воинов, присягнувших ему.

Перед началом речи капюшон откинулся с неторопливой величественностью, демонстрируя сильные и красивые черты — лицо его отца, но расписанное золотом, с подведенными сурьмой глазами. Он выглядел в точности как проповедующий первосвященник Древнего Гипта – жрец фараона, обращающийся к верующим.

– Мои верные сыновья. В прошлом вы преклоняли колени на каждом Обряде Памяти, как преклонили и сейчас. Но этого более не будет. Несущие Слово... встаньте.

Дисциплина была отброшена, Астартес начали переглядываться, застигнутые врасплох словами повелителя. Такого никогда не было, а ведь все только начиналось. От удивления и смущения многие Астартес не исполнили распоряжение примарха.

– Встаньте, – повторил Лоргар, слегка рассмеявшись в конце. – Встаньте все. Сейчас не время проявлять пиетет.

Ксафен поднялся сразу же, как и все капелланы. Аргел Тал встал медленнее, глядя на друга.

– Что происходит? – спросил он.

– Увидишь, – ответил Ксафен.

Следующие слова Лоргар адресовал не своим сыновьям. Он сделал жест рукой в сторону небольшой группы воинов на краю собравшегося построения, кожа блеснула золотом в рассветных лучах.

– А тут у нас что? – поинтересовался он. Сервочерепа донесли его слова до тысяч собравшихся, передавая вежливость голоса даже через скрипучий вокс. – Наши приставленные надзиратели. Я благодарю вас от имени Семнадцатого легиона за помощь в приведении к согласию этого еретического мира.

Двадцать Кустодес поклонились, слегка вразнобой.

Аргел Тал стоял слишком далеко, чтобы расслышать слова Аквилона, но командир кустодиев поклонился ниже остальных и указал на собравшийся Легион.

Ответ Лоргара донесся с той же вежливой дипломатичностью, что и его слова благодарности.

– Ты прав, кустодий Аквилон. Начало твоего пребывания с Семнадцатым легионом омрачено тучами. Но я должен принести свои извинения. То, чем я хочу поделиться со своими сынами, не предназначено для ушей посторонних.

У Аргел Тала не было шансов расслышать, что ответил Аквилон. Лоргар улыбнулся в ответ и сотворил знамение аквилы. Когда примарх сложил знак поверх серого одеяния, золотые руки образовали такую же аквилу, как на на доспехах личной стражи Императора. Аргел Тал усомнился, что хоть кто-то из присутствующих не поймет символизма жеста.

– Мои сыны были опозорены, а их вера пошатнулась. Я привел их в этот мир не только для того, чтобы перековать в битве, но и для разговора о будущем. И я буду вести этот разговор только со своими детьми. Взгляни на юг, даже наши союзники-механикумы удаляются из уважения.

Аргел Тал оглянулся через наплечник и увидел, как слова примарха воплощаются и Механикум уходят. Только несколько роботов, с почетом включенных в Легион, остались на месте. Инкарнадин стоял неподвижно, знамя Несущих Слово ниспадало ему на плечи, словно королевская мантия.

Лоргар улыбнулся, как его отец, обрывая ответ Аквилона.

– У каждого Легиона есть свои обряды и обычаи, Аквилон. Обряд Памяти — из их числа. Ты станешь навязываться Волкам Русса, когда они воют вокруг каменных гробниц своих павших? Придешь без приглашения к Сынам Просперо, когда они медитируют, размышляя о человеческих возможностях?

Аквилон шагнул вперед. Парящий сервочереп уловил его ответ и донес его до собравшегося Легиона.

– Если Император, возлюбленный всеми, повелит мне надзирать за этими Легионами...

Лоргар сцепил руки, извиняющееся выражение на его лице было столь искренним, что выглядело почти издевательским.

– Я был рядом, когда мой брат Жиллиман отдавал тебе распоряжения, Аквилон. Тебе предписано убедиться, что Несущие Слово полностью отдают себя делу Великого крестового похода. И я — да и все мы — благодарим тебя за твое присутствие. Но сейчас ты нарушаешь приличия. Ты выказываешь нам неуважение и посягаешь на наши традиции.

– Я не желаю никого обидеть, – отозвался Аквилон, – но мой долг четко обозначен.

Лоргар кивнул, изображая симпатию к их намерениям. Это было злое представление, и Аргел Тал не знал, смеяться или стесняться происходящего.

– Давайте не будем преступать границы ваших полномочий, – сказал примарх. – Вам не давали права постоянно сопровождать меня, словно тюремные надсмотрщики. Я — сын Императора, сотворенный его мастерством, чтобы нести его волю. Вы же — стадо генетических игрушек, собранных в лаборатории из биологического мусора. Вы настолько ниже меня, что я не стал бы мочиться на вас, даже если бы вы были объяты пламенем. Так что... я буду говорить прозрачно, во избежание будущих непониманий.

Аквилон шагнул вперед, но Лоргар остановил его, произнеся одно лишь имя.

– Кор Фаэрон.

Как только имя прозвучало, в воксе раздался скрежещущий голос Первого капитана.

– Все Несущие Слово, взять Кустодес на прицел.

В отличие от приказа встать, этот не вызвал ни малейшего замешательства. Ряды Несущих Слово вскинули болтеры и активировали цепные мечи.

– Прощайте, – произнес Лоргар, все еще с улыбкой отца, – скоро встретимся на орбите.

Два сервитора подтащили громоздкий телепортационный маяк, повторяющий формой и размерами металлическую бочку. Бионические рабы выкатились из передних рядов Астартес и бесцеремонно бросили на землю инженерный шедевр из бронзы и черного железа. Пока Аквилон стоял неподвижно, глядя на Лоргара, маяк с лязгом опрокинулся.

– Можете воспользоваться им для возвращения на «Фиделитас Лекс», – сказал примарх, – ступайте с миром.

– Очень хорошо, – Аквилон помешкал, а затем нагнулся и поставил маяк в нужное положение, – да будет так.

– Он просто ушел? – спросила Кирена, наморщив нос не то от удивления, не то от отвращения. Аргел Тал не был уверен, почему именно.

– У него не было выбора, – ответил капитан.

– И что случилось потом?

– А потом... примарх оглядел Легион. Казалось, он смотрит на нас целую вечность. А потом он улыбнулся перед тем, как заговорил.

– О чем он говорил?

– О двух вещах, – Аргел Тал смотрел мимо нее. – Сначала, о древней вере в Паломничество, чтобы найти место, где боги встречаются со смертными. А потом о Колхиде.

– Вашем родном мире? – в ее голосе слышалось восхищение. – Колхида. Колыбель ангелов.

– Да, – ответил Аргел Тал, рассматривая благоговение на ее лице, – мы отправляемся домой.

9

Алый Король

Город Серых Цветов

Благословенная Леди

Колхида — мир, страдающий от жажды.

В зависимости от говорящего, эти слова сопровождались улыбкой или проклятием. Но они неизменно оставались истинными: континенты были измучены жаждой, а сам мир был отмечен воспоминаниями.

Она была втрое больше Терры, население было расколото на касты, планете требовалось пять стандартных лет на один оборот вокруг беспощадного солнца. И она вращалась очень неторопливо: день длился одну терранскую неделю, неделя длилась один терранский месяц.

С орбиты ее поверхность выглядела панорамой суровых горных хребтов и буро-золотистых пустынь, пронизанных змеящимися реками. В схожих засушливых регионах, что потом станут известны как колыбель цивилизации, зародились предки человечества – первые мужчины и женщины с планеты, которую ныне уже не зовут Землей.

Так же была заселена Колхида. Человечество зародилось в землях подобным этим, из-за чего Колхида напоминала Землю, какой она могла стать, а не ту, какой стала. Менялись поколения, и цивилизация распространялась по безводным континентам, большинство городов тянулось по побережьям. Каждый город-государство поддерживал сообщение с другими воздушной торговлей и морскими путями, в этом мире дороги через пустынные равнины были бы более чем нелепы.

В отличие от большей части Империума, Колхиду не защищали огромные орбитальные боевые платформы. Более того, у нее было немного и промышленных космических станций, отвечающих за снабжение и дозаправку паразитических экспедиционных флотов в ходе их крестовых походов по галактике.

Колхида все еще хранила следы давно забытого величия — эпохи чудес, окончившейся в пламени. В этом отношении она была эхом будущего, недавно наставшего для Хура. Поверхность мира пятнали останки мертвых городов, павших в незапамятные времена и так и не восстановленных. Новые города возводились в других местах более простой и спокойной культурой. Судя по древним руинам, Колхидой когда-то правила технократическая империя, но мало что проливало свет на обстоятельства ее разрушения. Наследие исчезнувшего королевства было заметно даже на орбите, где блуждали мертвые обломки межзвездных верфей. Они были прикованы к орбите, и ушли бы тысячелетия на их окончательное разрушение.

Немногие имперские флоты осмеливались появляться возле Колхиды, и дело тут было не только в недостатке снабжения. Циркулировали слухи, поминавшие ненадежные маршруты, а исчезновение в близлежащем пространстве 2188-го экспедиционного флота только подливало масла в огонь. Колхида казалась миром, смотревшим вглубь себя, а может быть, и в прошлое, поскольку отказывалась убрать с орбиты останки Темной Эры Технологий и сопротивлялась любым имперским эдиктам о постройке новых орбитальных баз. Единственная уступка, на которую пошла планета — разрешение механикумам Марса посетить эти тихие скитальцы и забрать оттуда все, что они пожелают.

И они сделали это с огромным энтузиазмом и не меньшей пользой.

Регион не был проклят. Ни один имперский командующий никогда не позволил бы себе подобные смехотворные суеверия, пережитки худших времен. Но все же корабли редко курсировали поблизости от Колхиды, а ее нежелание поддерживать Великий крестовый поход оставалось неизменным.

Поговаривали, что подобная вольность могла исходить только от Лоргара, семнадцатого сына Императора. Никто более не смог бы позволить планете оставаться примечательно провинциальной. В столице, Варадеше, к огромным вратам Островерхого Храма Завета была прикреплена бронзовая табличка. На ней были записаны якобы слова примарха в беседе с отцом, которые он никогда не признавал, но и не опровергал.

Забери меня из моего дома, и я буду странствовать меж звезд твоей империи. Но позволь Колхиде остаться такой, какой я ее создал — планетой мира и процветания.

Также немногочисленные очевидцы говорили, что примарх улыбался всякий раз, когда проходил мимо надписи, и протягивал руку, чтобы коснуться золотыми пальцами выбитых букв.

Колхиду нельзя было назвать лишенной технологий. Она пользовалась благами пребывания в Империуме и его культурой, невзирая на то, что ее повелитель колебался, поставлять ли материал для войны Императора. Ауспики в диспетчерских башнях Варадеша следили за движением на орбите, консоли сканеров внезапно замерцали множеством сигналов.

Прошло столько лет прежде, чем Уризен вернулся домой.

И в этот раз кое-кто ждал его.

Корабль носил гордое имя, его назвали в честь легендарного города из мутных глубин мифологии Просперо. «Секхемра» была единственным исправным кораблем на орбите Колхиды, она покоилась на геоцентрической орбите с выключенными щитами и орудиями. Скромный ударный крейсер, казалось, спокойно ожидает, купая свой красный корпус в яростных лучах солнца системы.

Реальность разорвалась неровной прорехой, и флот Несущих Слово прорвался сквозь пустоту. Их огромные двигатели тоже разливали свет во тьме, пока они двигались к своему родному миру.

В стратегиуме «Фиделитас Лекс» повелитель Легиона смотрел на изображение красного корабля на дисплее оккулуса. Он улыбнулся и прикрыл глаза, сдерживая переполнявшие эмоции.

– Нас приветствуют, – сообщил офицер мостика.

– Открыть канал, – ответил Лоргар. Улыбка не покинула его лицо, когда он открыл глаза, а на оккулусе появилось зернистое изображение с командной палубы встречного корабля.

На экране возник гигант в непритязательном черном кольчужном доспехе, окруженный своим экипажем. Его кожа была темно-медного цвета, словно он провел множество долгих дней под чужими солнцами, а шлем увенчивала красная грива плюмажа. Одного глаза не было, на его месте – сморщенная отметина от старой раны. Другой сверкал цветом, который не позволяло определить плохое качество изображения.

– Слегка мелодраматично, братец, – произнес гигант веселым баритоном. – Так много кораблей, хотя у меня всего один.

– Ты пришел, – проговорил Лоргар, улыбаясь.

– Разумеется, пришел. Но ты задолжал мне кое-какие ответы после того, как протащил меня вот так вот через пол-Империума.

– Ты их получишь, обещаю. Твой вид радует мое сердце.

– А твой — мое. Прошло столько времени. Но... брат, – гигант замешкался, – ходили разговоры о Монархии. Это правда?

Улыбка погасла.

– Не здесь, – сказал Лоргар. – И не сейчас.

– Хорошо, – ответил Магнус Красный, – увидимся в Городе Серых Цветов.

Жизнь в пустыне всегда борется за существование.

Население Колхиды, как и любого другого из засушливых миров Империума, сражалось с климатом, как могло. Люди возводили города на побережьях, строили огромные водоочистные сооружения, ирригационные фермы, а также пользовались сезонными разливами стремительных рек, этих кровеносных артерий безводных равнин.

Варадеш, Святой Город, был средоточием промышленных усилий такого рода. Полосы орошаемых ферм тянулись от стен города, знаменуя триумф мастерства над природой. Колхида была миром, страдающим от жажды, но человеческое совершенство проявлялось повсюду.

У других форм жизни, неспособных повлиять на свою среду обитания, адаптация и эволюция шли рука об руку. Многие растения в измученных засухой лесах имели листву с миниатюрными волосками, чтобы улавливать и удерживать больше влаги из редких дождей и защищаться от иссушающих ветров. Колхида была требовательна к формам жизни.

Эти виды флоры за прошедшие годы были каталогизированы имперскими учеными и немедленно забыты. Все, кроме единственного дикого цветка, произраставшего в аллювиальных пустынях, который слишком много значил для жителей Колхиды, чтобы его проигнорировать.

Лунная лилия имела серебристые бело-серые листья, чтобы отражать жестокий свет солнца. Она упрощала собственный фотосинтез во имя выживания. Хрупкая и прекрасная, лунная лилия была подарком для влюбленных, украшением свадеб и праздников. Те, кто владел искусством выращивать ее, почитались в народе наравне с учителями и жрецами.

На балконах города, особенно на шпилях Завета, огромные висячие сады белых и серебристых цветов контрастировали со стенами из бежевого камня. Столица по-имперски называлась Варадешем, в проповедях правящей касты ее с пылом и гордостью именовали Святым Городом.

Но для жителей Колхиды она всегда оставалась Городом Серых Цветов.

Ликующие толпы наполнили ее улицы, когда Легион вернулся домой. И когда первая «Грозовая птица» – золотой гриф – взревела, заходя на посадку у Островерхого Храма, люди сгрудились, чтобы узреть возвращение мессии и паломников, которых он привел с собой.

Аргел Тал аккуратно заходил издалека. Он не знал, как она отреагирует.

– Тебе придется быть осторожной на поверхности.

Перелет с руин Сорок Семь-Шестнадцать до Колхиды занял четыре месяца. Четыре месяца полета сквозь спокойный варп, четыре месяца молитв и тренировок, четыре месяца бесед с Ксафеном о Старой Вере и истине, возможно, скрытой за легендой о Паломничестве. Аргел Тал не был уверен, во что именно он верит, и присутствие чуждого сомнения оставляло его равнодушным. Он проводил много времени с Киреной, а также поддерживал Седьмую роту в состоянии боеготовности и спарринговал с Аквилоном в тренировочной клетке. Кустодий был ужасающе сильным противником, и оба воина получали удовольствие от сражения с оппонентом. Между ними не было и намека на дружбу, но неохотное уважение было достаточным поводом встречаться на арене.

С учетом этих четырех месяцев путешествия на Колхиду, Аргел Тал и орден Зазубренного Солнца покинули свой экспедиционный флот уже больше полугода назад. Судя по доходившим до него обрывочным известиям, 1301-я экспедиция продолжала слать Зазубренному Солнцу просьбы вернуться, поскольку она оказалась втянута в жестокий конфликт, где требовалась помощь Астартес, чтобы сломить врага. И без того малый флот таял без поддержки Легиона.

Одно из сообщений было адресовано лично ему, как младшему командиру Ордена. Оно исходило от самого командующего флотом Балока Торва, ветерана сражений в пустоте, но старадающего, по его собственному признанию, недостатком интуиции при планетарных штурмах.

Мы бросаем людей на штурм одной из горных крепостей, но они удерживают каждую возвышенность, и наши танковые части измотаны их засадами в предгорьях. Жаль, что вас здесь нет, младший командир. Клинки Седьмой быстро и жестко бы сделали здесь всю работу.

Аргел Тал сохранил это сообщение на кристалле памяти в архиве из соображений покаяния. Иногда он перечитывал его, упиваясь собственным дискомфортом.

Уже скоро. Они вернутся к Великому крестовому походу, покинув орбиту Колхиды. У примарха были дела здесь, да, по правде говоря, было благословлением вернуться на родной мир. Аргел Тал не бывал тут тридцать лет.

– Как я сказал, тебе придется быть осторожной на поверхности, – повторил он.

Кирена изменилась. Измученная тень, рыдавшая, покидая выжженные развалины совершенного города, исчезла.

– Не понимаю, – сказала она. Незрячие глаза были закрыты — эту привычку она неосознанно приобрела за последние месяцы. Разговаривая, она расчесывала волосы в излишне сложную по мнению Аргел Тала прическу. Руки двигались медленно и осторожно, прикосновением узнавая то, чего не могли увидеть глаза. Ему нравилось наблюдать за ней, это было чем-то вроде тайного удовольствия. Между ними не было ни малейшего притяжения, но он часто обнаруживал, что его захватывает зрелище ее движений, слабых и мягких, как будто она постоянно опасалась повредить окружающий мир. Казалось, что она не хочет оставлять никаких следов и отпечатков на том, к чему прикасается. В ее грации не было страха или нерешительности. Только уважение. Забота.

Капитан был облачен в доспех полностью, кроме шлема. Голова оставалась непокрытой, так что до нее доносился его собственный голос, не искаженный шлемом. Кирена понемногу училась отличать его голос от Ксафена, главным образом по акценту. В гортанной интонации Аргел Тала проскальзывала резкость, почти грубость. Ксафен, будучи уроженцем Урала на Терре, тяготел к превращению «С» в «З». Капеллан говорил, словно иностранный дипломат. Капитан же как бандит или уличный мальчишка.

– Чего ты не понимаешь? – спросил он.

Она поигрывала прядью волос на щеке.

– Не понимаю, почему должна быть осторожной.

Это был сложный вопрос. Известия с флота Легиона регулярно поступали на Колхиду, жители родного мира проявляли большие интерес и гордость в отношении завоеваний своих избранных защитников. Отцы и матери вслушивались в надежде, что хроника прославит их сына, забранного из дома в детстве и переродившегося в одного из Астартес. Жрецы Завета искали в них вдохновения для проповедей о праведности примарха.

Сообщение поддерживалось астропатами, отправлявшими короткие информационные мыслеимпульсы партнерам на родине. Несколько раз в неделю толпы слушателей стекались к башням-громкоговорителям по всему Святому Городу, сообщавшим о продвижении Легиона. Завет провозглашал общегородские праздники всякий раз, когда Легион приводил мир к согласию.

Все — абсолютно все — слушали сообщения о Монархии. Об унижении Легиона. Несущие Слово на коленях. Император навеки похоронил Имперскую Веру.

По этой причине возвращение флота было окружено неуютной важностью. При всей радости народа, от всего этого веяло чем-то большим, чем простое возвращение домой.

А еще дело касалось выживших в Монархии. Легион мало кого встретил в разрушенном городе, и Кирена была одной из семерых, кого забрали с пустоши. Молва об этих святых беженцах пронеслась по всему колхидскому обществу. Это были живые мученики, спасенные из праха позора Легиона. Завет слал флоту Легиона пылкие запросы, моля примарха позволить беженцам ступить на землю Колхиды, возможно, даже затем, чтобы примкнуть к святому ордену.

Семь имен уже произносились в дневных молитвах со всем тем почтением, что обычно оказывают святым. Это было трудно объяснить, поскольку сам Аргел Тал узнал о масштабах славы беженцев всего час назад. Орден Костяного Трона совершил высадку вскоре после примарха, и четверо беженцев, высадившиеся с ними, были окружены восторженной толпой.

Каждое их слово записывалось, их имена распевали на улицах, люди стремились коснуться их кожи, чтобы приобрести толику их божественной удачи.

На орбиту немедленно поступили доклады по воксу, предупреждавшие прочие Ордена, давшие приют беженцам, что Город Серых Цветов столь же жаждал увидеть монархийцев, сколь приветствовал возвращение примарха.

-Тебе нужно быть осторожной, поскольку там, на поверхности, могут быть люди, ищущие твоего благословения, которые приблизятся без предупреждения. Это может сбить с толку.

Ее одежда слуги была простой, но Кирена все же аккуратно разгладила ее по начинавшей возвращаться фигуре.

– Я все равно не понимаю. Почему они так хотят нас увидеть?

– Ты — икона, – ответил он, – живой, а не мертвый мученик. Ты заплатила за невежество Колхиды и этим заслужила огромное уважение всех нас. Мне сказали, что они утверждают, будто вы семеро связаны судьбой с Легионом. Отражение неудачи, надежда на будущее. Твоя жизнь — это урок, который мы все должны усвоить.

Она повернулась, не видя его.

– Очень поэтично для вас, капитан.

– Лучше я не мог описать.

– Я — икона для них?

Он надел шлем, его зрение окрасилось синим, а поверх наложился слой данных о цели. Голос вырвался наружу рычанием вокса.

– Не только для них.

Спуск на Колхиду занял двадцать минут.

В кабине «Громового ястреба» Аргел Тал стоял за спиной управлявшего кораблем Малнора. Они летели низко над спекшейся землей, приближаясь к городским стенам из глинобитного кирпича, пустыня под ними уносилась назад. Город на горизонте представал захватывающей дух панорамой бежевых зданий и кирпичных шпилей, простиравшихся повсюду, докуда дотягивалось зрение. На юге текла великая река Франес — широкая сапфировая полоса, искрившаяся на солнце. Речные баржи и громоздкие торговые корабли бороздили ее широкие воды.

– Десантно-штурмовой корабль Легиона «Восходящее солнце», говорит контрольный пост западного района. Пожалуйста, ответьте.

Под своим лицевым щитком Аргел Тал нахмурился. Это не предвещало ничего хорошего.

– А они внимательны, – прокомментировал Малнор и потянулся к переключателю вокса на консоли. – «Восходящее солнце» на связи.

– «Восходящее солнце», пожалуйста, подтвердите наличие Благословенной Леди на борту.

– Наличие чего? – он отключил канал и обернулся через плечо. – Капитан?

Аргел Тал от напряжения выругался на колхидском.

– Думаю, они имеют в виду...

– Это, должно быть, шутка, – пробормотал Малнор.

– У меня кровь холодеет, – ответил Аргел Тал. – Это не шутка.

– Говорит «Восходящее солнце», – снова включил вокс Малнор, – повторите, пожалуйста.

– «Восходящее солнце», говорит контрольный пост западного района. Пожалуйста, подтвердите наличие Благословенной Леди на борту.

– Не знаю, – буркнул сержант, – зависит от того, что вы имеет в виду.

Голос на другом конце вокса разъяснил и передал необходимые посадочные координаты.

– Это все выходит из-под контроля, – сказал Малнор Аргел Талу.

Капитан кивнул.

– Будь начеку. Ты только что вызвался в наряд по сопровождению.

– Так точно.

«Громовой ястреб» вздрогнул, коснувшись посадочной платформы.

– Я что-то слышу, – сказала Кирена. Она стояла в грузовом трюме корабля между Ксафеном и Торгалом.

– Это сбавляют обороты двигатели, – отозвался Торгал, отлично зная, что это не так. Пока они приближались, он успел увидеть через окна кабины, что происходит снаружи, а улучшенный слух, как и у других Астартес, отчетливо разделял затихающий визг двигателей и звуки за стенами корпуса.

– Нет, – ответила она. – Это голоса. Я слышу голоса.

Аргел Тал встал впереди, готовясь открыть дверь и опустить аппарель. Малнор выбрался из кабины и спустился по лестнице. Он отсалютовал Аргел Талу, занимая позицию позади жительницы Монархии.

– Ты можешь потерять ориентацию, Кирена. – звук вокса Аргел Тала превращал слова почти в угрозу. – Не бойся, мы четверо будем постоянно вокруг тебя. Малнор сзади, Торгал слева, Ксафен справа. Я пойду впереди. Нам предстоит короткий путь до монастырского шпиля, где ты и будешь пребывать.

– Что случилось? – спросила она. Все четыре воина слышали, как ее сердце забилось чаще, влажно барабаня в грудной клетке. – Что происходит?

– Не о чем беспокоиться, – произнес Ксафен. Это было последнее, что он сказал прежде чем надеть свой шлем. – Мы будем рядом с тобой.

– Но...

– Все будет хорошо, – сказал Аргел Тал и ударил по панели открывания дверей.

В грузовой трюм ворвался солнечный свет. Его сопровождали тысячи ликующих голосов.

– День обещает быть долгим, – заметил Торгал.

Прогноз Торгала оказался верным.

Кирена, несомненно, была потрясена событиями дня, но по мнению Астартес, она держалась хорошо. Колхида была мирным и законопослушным миром, и Город Серых Цветов превыше всего чтил своих духовных лидеров. На более диких мирах восторженная толпа осаждала бы беженцев из Монархии с пылом, граничащим с беспорядками, однако здесь их приветствовали с обочин дороги, бросая на землю перед ними лепестки лунных лилий.

Лишь только выйдя из десантно-штурмового корабля, Кирена поднесла руку ко рту, почти сбитая с ног стеной звука, взметнувшегося навстречу ей. Ксафен легонько коснулся ее плеча своей латной перчаткой, ободряя. Она слышала, как в нескольких шагах впереди Аргел Тал ругается на непонятном языке.

А потом они пошли.

Среди напора ликования она на секунду утратила чувства. Шум толпы смыл все, и это было оказалось пугающей потерей после того, как она привыкла воспринимать окружающий мир на слух. Несколько раз она протягивала руку, касаясь кончиками пальцев холодного металла силовой установки за спиной Аргел Тала.

– Они близко? – спросила она. Шум толпы был рядом, совсем рядом.

– Они к вам не прикоснутся, – ей показалось, что голос принадлежал Торгалу, но из-за фильтров шлема она не была в этом уверена. – Мы между вами и толпой, маленькая госпожа.

Точно Торгал. Только он ее так называл.

– Они не станут прикасаться к вашей броне? На счастье?

-Нет. Это против обычая, — она была уверена, что это сказал Ксафен, но он не сказал более ничего.

Толпа продолжала петь. Иногда ее имя. Иногда ее титул.

– Сколько их? – спросила Кирена тихим голосом.

– Тысячи, – откликнулся один из Несущих Слово. В круговерти шума было сложно сказать, с какой стороны доносились голоса.

– Мы почти на месте, – это наверняка был Аргел Тал. Она узнавала его акцент даже через динамики шлема.

Капитан никак не мог загнать вглубь себя чувство неуютности. Она продолжала ощущаться нежелательным медным привкусом на языке. Рамки целеуказателя перескакивали с одного крестьянина на другого, пока он изучал толпу. Празднующие заполняли улицу ряд за рядом. Слишком много для возвращения домой ради размышлений.

– Сэр, – произнес Малнор по воксу, – как насчет бумаг с клятвами?

– Разрешаю.

– Благодарю, сэр.

Малнор покинул строй и двинулся к толпе. Ближайшие граждане упали на колени и отвели глаза при его приближении. Без церемоний, но с явной аккуратностью сержант отсоединил пергамент со своего правого наплечника. Он свернул его в свиток и протянул одному из коленопреклоненных крестьян. Старик принял его дрожащими руками. Было неясно, от эмоций ли это, или от старости, но серебристая влага на глазах свидетельствовала о его благоговении.

– Благодарю вас, владыка, – проговорил старик и прижал дар ко лбу в знак благодарности.

На голени доспеха Малнора был еще один свиток. Он снял его также и протянул тихо плакавшей женщине.

– Да пребудет с тобой благословение, – прошептала она и так же, как и старик, прижала его ко лбу.

– Из праведного огня, – продекламировал Малнор, – к крови чистоты. Мы несем Слово Лоргара.

-Истинно так, – хором отозвались крестьяне поблизости.

Малнор склонил увенчанную шлемом голову в жесте согласия и двинулся обратно к своим братьям.

– Что случилось? – спросила Кирена. – Почему мы остановились?

– Считается благословением получить свиток с наших доспехов, – ответил Аргел Тал. Минуту спустя он снова остановил движение, чтобы вручить пергамент матери с ребенком. Она прижала свиток сперва ко лбу ребенка, затем к своему.

– Как твое имя, воин? – вопросила она, вытягивая шею, чтобы взглянуть на него.

– Аргел Тал.

– Аргел Тал, – повторила она, – с этого дня такое имя будет носить мой сын.

Капитан выглядел скромным, насколько это вообще было возможно для боевого доспеха.

– Это честь для меня, – ответил он и, прежде чем продолжить движеник, добавил. – Удачи тебе.

Торгал взглянул сверху вниз на хрупкую фигуру Кирены.

– Не желаете ли мой свиток с клятвами, маленькая госпожа? – предложил он.

– Я не слишком много теперь читаю, – ответила она со светлой и открытой улыбкой, – но спасибо тебе, Торгал.

После короткого похода по улицам, которых она не видела, Кирена провела остаток дня в одном из храмов Завета. Аргел Тал и его офицеры оставались с ней, пока ее расспрашивали встревоженные жрецы. Вместо кресла ей предложили лечь на длинную кушетку, которую обилие подушек делало почти царской. Она оказывала эффект, обратный желаемому, поскольку приходилось постоянно ворочаться в поисках удобного положения. В конце концов, она просто села прямо, словно на стуле.

– Что последнее ты видела? – спросил один из жрецов.

– Опиши огненный дождь, сошедший с неба, – наседал другой.

– Расскажи, как падали башни города

По мере того, как вопросы продолжали сыпаться, ее охватывало любопытство, сколько же вопрошающих сидело перед ней. В комнате было холодно, а слабое эхо голосов людей указывало на ее большие размеры. Повсюду разносилось фоновое гудение, от которого сводило зубы – одно дело было слышать жужжание доспехов Астартес и совсем другое – полностью к нему привыкнуть.

– Ты ненавидишь Императора? – спросил еще один жрец.

– Что происходило в месяцы после падения города? – влез второй.

– Ты убила кого-нибудь из своих обидчиков?

– Как ты спаслась?

– Станешь ли ты первосвященницей Завета?

– Почему ты отвергла предложение Легиона дать тебе новые глаза?

Ответ на этот последний вопрос чрезвычайно занимал ее собеседников. Кирена прикоснулась к закрытым глазам, отвечая.

– На моей планете верили, что глаза – это окна души.

В ответ донеслось неразборчивое бормотание.

– Как необычно, – произнес один из них. – Ты боишься, что душа покинет твое тело через пустые глазницы? Так?

– Нет, – ответила Кирена, – не так.

– Пожалуйста, просвети нас, Благословенная Леди.

Она все еще ерзала от неудобства и заливалась краской каждый раз, когда они использовали этот титул.

– Говорили, что тем, чьи глаза фальшивы, никогда не перейти из этой жизни в рай. Наши жрецы смерти всегда провозглашали, что могут видеть пойманные души потерянных и проклятых за искусственными глазами сервиторов.

На некоторое время воцарилось молчание.

– И ты веришь, – наконец заговорил один из жрецов, – что твой дух навеки останется заключен в мертвом теле, если ты отвергнешь свои настоящие глаза?

Она вздрогнула от такой формулировки.

– Не знаю, во что я верю. Но я буду ждать, пока они исцелятся сами. На это все еще есть шанс.

– Довольно, – грянул скрежещущий голос из вокса. – Вы доставляете ей неудобство, а кроме того, я дал слово Уризену, что она прибудет в Островерхий Храм к полуночи.

– Но еще есть время для…

– Имей уважение и умолкни, жрец, – Аргел Тал подошел ближе, и она ощутила зуд в челюстях от гудения его доспеха. – Пойдем, Кирена. Примарх ждет.

– Вернется ли Благословенная Леди завтра? – спросил один из жрецов, когда они уходили.

Никто из Астартес не ответил.

На улице ее ожидала другая толпа. Она улыбнулась в сторону, откуда исходил шум, и помахала рукой, как приличествовало случаю, ощутив при этом, что мучительно краснеет от смущения и неуверенности. Первое и главное место в ее мыслях занимало стремление не проявлять свой дискомфорт. К этому невозможно было привыкнуть. Она знала, что будет ненавидеть это, пока оно не окончится само, либо же пока они не покинут Колхиду.

– Нам не обязательно было уходить, – сказала она, – я могла ответить на большее число вопросов. Следовало ли мне так поступить?

Сквозь гул толпы она расслышала ответ Аргел Тала.

– Мои извинения, что воспользовался тобой как поводом уйти, – произнес он, – но было бессмысленно терпеть дальше. Вопросы были бесцельны, или же на них уже отвечали в сообщениях Легиона. Нудная бюрократия, разводимая самодовольными людьми.

– Это не кощунство? Противиться воле Завета?

– Нет, – отозвался капитан, – это было тактическое отступление перед лицом превосходящей скуки.

Она улыбнулась этим словам, и Несущие Слово повели ее.

Менее, чем три минуты спустя, когда Кирена переводила дыхание, чтобы прокомментировать теплый ночной пустынный ветер,сверху раздался оглушительный звук, словно сотня окон разбилась одновременно. Она не могла видеть, что четверо сопровождавших ее воинов застыли, глядя на Островерхий Храм, спиралевидную башню из коричневого камня, выше всех остальных зданий в городе. Вокруг ликующие возгласы толпы сменились плачем и перешептываниями. Двое из Астартес, непонятно, кто именно, начали молиться через вокс монотонными голосами, славя примарха.

– Что случилось? – спросила она.

– Пошли, – скомандовал Ксафен. Один из них схватил ее под локоть и вынудил бежать. Сочленения доспехов взрыкивали от смены темпа.

– Что происходит? – снова попыталась она. – Что это был за шум? Взрыв?

– Обсерватория примарха наверху центрального шпиля, – сказал он, – что-то не так.

10

Право командовать Легионом

Эмпиреи

Несчастье

Часом ранее Лоргар стоял, опираясь на ограждение балкона, и смотрел на город. С Островерхого Храма Завета открывался ни с чем не сравнимый вид на Варадеш, и примарх вдыхал запахи пряностей, цветов и песка, наблюдая, как солнце опускается за горизонт.

Магнус стоял рядом с ним, все в той же вороненой кольчуге, по медной коже змеились струйки пота. Магнус был выше и даже до потери глаза мало напоминал их царственного отца. Лоргар был копией Императора в неведомой молодости – вечно тридцатилетний.

– Ты совершил здесь великие дела, – сказал Магнус, тоже обозревая панораму Варадеша. Спиралевидные башни, украшенные покатыми спусками, словно закрученные рога… Море красных стен домов… Огромные парки, где лунные лилии произрастали на суровой почве, ожидая своего череда быть рассыпанными по дорогам и балконам города.

– Я видел Тизку, – улыбка Лоргара была искренней, – и мне всегда приятно, что ты можешь выбраться из своего Города Света, да еще и похвалить труд моих людей здесь.

Магнус издал гулкий, словно лавина, смешок.

– Подумать только, что такая красота могла получиться из речного песка и кирпичей из прессованной грязи. Город Серых Цветов – тихая гавань для меня, Лоргар. Ты мастерски соединил технологию и древность. Он наводит меня на мысли о первых городах, когда-то построенных человечеством в пустынях, которые они были вынуждены звать домом.

Лоргар рассмеялся, качая головой.

– Я не видел в свитках таких изображений, брат.

– Да и я тоже, – улыбнулся одноглазый король, – но видел во сне. Во время медитации. Бороздя волны и пучины Великого Океана.

Улыбка Лоргара стала шире. Из всех братьев Магнус был наиболее симпатичен Лоргару, не из-за того, что он был первым из семьи, кого Лоргар встретил, а потому что принадлежал к тем немногим, на кого повелитель Несущих Слово мог положиться. Остальные в той или иной степени были простодушными дикарями, хладнокровными солдатами или тщеславными полководцами.

Кроме Гора, разумеется. Было невозможно ненавидеть Гора.

Он любил Магнуса, как одного из тех, с кем можно было побеседовать, но никогда не считал себя равным брату. Психический талант Магнуса был несравненным, они часто говорили о вещах, которые он видел, странствуя духом в бесконечности. Прошлое. Будущее. Сердца и мысли людей.

– Кейрус, – произнес Магнус, смягчив голос, – Аликсандрон. Бабалун в первую очередь, ибо в нем были огромные висячие сады, точно такие же, как те, что увенчивают твой город короной из серебряных цветов.

Лоргар ощутил, как образ согревает его. Красоты прошлого, вновь возносящиеся по воле человеческого вдохновения.

– Я тебе уже говорил, – отозвался он, – это не мой город. Я приложил к нему руку, но не мне одному принадлежат чудеса, которыми мы любуемся.

– Эта вечная скромность, – в голосе Магнуса сквозило легкое неодобрение, возможно, предвещавшее скорую нотацию. – Ты живешь ради других, Лоргар. Есть черта, за которой самоотверженность становится вредна. Если ты все время просвещаешь других, когда ты будешь учиться сам? Если все, что тебе нужно – великий смысл жизни, что радостного в твоей жизни? Смотри в будущее, но люби и настоящее.

Он кивнул в ответ словам брата, наблюдая за закатом. Уже скрываясь за горизонтом, оно все еще было достаточно ярким, чтобы причинить боль глазам смертных. Лоргара не тревожили подобные людские проблемы.

– Еще одно шествие, – сказал он, глядя на забитую людьми дальнюю улицу.

– Твой голос звучит печально, – заметил Магнус. – Люди радуются твоему возвращению домой, брат. Это не поднимает тебе настроение?

– Поднимает, честно говоря. Но это шествие не в мою честь. Оно посвящено беженцам из Монархии. Я распорядился привести сюда семерых из них после заката. Судя по размерам толпы, полагаю, что это шествие в честь Благословенной Леди.

Магнус оперся огромными руками на перила балкона, словно наклон вперед позволил бы ему лучше разглядеть далекую улицу.

– Почему одна из беженцев почитается сильнее прочих?

– Так сложились обстоятельства, – Лоргар наклонил голову в направлении шествия. – Она единственная женщина и, как мне говорили, очень красива. Добавь сюда еще и то, что она одна на самом деле видела разрушение Монархии. Орбитальная бомбардировка ослепила ее. Подобная жертва нравится народу.

Благородные черты Магнуса стали жестче.

– Я слышу мысли Кор Фаэрона в твоих речах, брат. Я уже предупреждал тебя раньше, что ты прислушиваешься к его словам слишком внимательно и часто. Его сжигает горькая злость.

Лоргар покачал головой.

– Его тревожит, что он недостоин, не более. Однако ты ошибаешься – эти беженцы не имеют никакого отношения к Кор Фаэрону, хотя мне и кажется, что Завет жаждет нажиться на их популярности. Я приказал привести их сюда сегодня, так как хотел встретиться с ними. Не более и не менее.

Магнус успокоился. Тишина повисла в воздухе между ними. Как и у всех близких братьев, эта тишина была уютной и столь же значимой, как и слова, которыми они обменивались. Лишь один вопрос оставался неприятным.

– Как дошло до такого? – наконец спросил Магнус. – Я знаю о религиознызх войнах Колхиды. Я помню день, когда прибыл сюда с отцом, и ты вручил ему мир, посвященный поклонению. Но мы разошлись так далеко и так быстро. Как же дошло до такого?

Лоргар не встречался взглядом с глазом брата. Он продолжал смотреть на город внизу.

– Целый мир пылал в огне крестового похода, который я вел почти два столетия назад. Мне снилось прибытие бога. Меня мучили галлюцинации, видения и кошмары. Ночь за ночью, каждую ночь. Иногда я просыпался на рассвете и обнаруживал, что из ушей и глаз течет кровь, а в моем разуме выжжен лик отца. Разумеется, я был слишком молод и наивен, чтобы понять, кто я. Откуда мне было знать, что во мне бурлит в поисках выхода психическая энергия? Я не был таким, как ты, знающим с рождения, как контролировать свое шестое чувство. Я не Русс и не умею выть так, чтобы каждый волк в мире завыл со мной. Мои силы всегда проявлялись вспышками припадков как на пирах, так и во время поста. Мне было восемь лет, когда я узнал, что некоторые люди видят приятные сны, а не бесконечные кошмары. Ничто не потрясало меня настолько же.

Магнус продолжал хранить молчание. При всей их близости и всех проведенных беседах, он никогда раньше не слышал от брата этой истории.

Лоргар прикрыл глаза и продолжил.

– Я вел священную войну во имя отца, который в конце концов спустился с небес, увидел океаны крови и слез, пролитых в его славу, и это его не волновало. Я потратил молодость, склоняясь над писаниями и религиозными кодексами, планируя приход мессии, веря, что он даст смысл жизни для всех людей – смысл, который вечно ищут тысячи человеческих цивилизаций. И я ошибался.

– Император принес смысл, – сказал Магнус. – Но не тот смысл, на который ты надеялся.

– Он принес столько же вопросов, сколько и ответов. У отца внутри скрыто множество тайн. Я ненавижу эту его черту. Он – создание, которому невозможно доверять.

Последовала еще одна пауза. Наконец, Лоргар бледно и невесело улыбнулся.

– Может, он и принес смысл. Но не тот, в котором нуждается человечество. Вот в чем дело.

– Продолжай, – произнес Магнус, – закончи мысль.

– С тех пор я совершал походы по его империи больше века, воздвигая посвященные ему памятники и религии, а он противится этому только сейчас? Лишь по прошествии столетия мне говорят, что я все делал не так?

Магнус молчал. Сомнение сквозило в его прищуренном глазу.

– Магнус, – Лоргар улыбнулся, заметив выражение лица брата. – Только настоящие боги отрицают свою божественность. Так считали бесчисленные людские культуры. Он не отрицал, что он бог, когда впервые прибыл на Колхиду, чтобы забрать меня к звездам. Ты был там. Он наблюдал недели празднований в его честь, ни разу не упрекнув меня за то, что я прославляю его, словно бога. А что потом? Он видел, как я веду крестовый поход для него, ни разу не сказав ни слова о том, что я делал. Лишь теперь, в Монархии, он обрушил свой гнев. Прошло больше века, и он решил разрушить мою веру.

– Вера – плохое слово, – проговорил Магнус, рассеянно поглаживая корешок большого тома, который всегда был пристегнут цепью к его бедру.

– Почему мы были рождены воинами? – спросил Лоргар невпопад.

– Наконец-то, – рассмеялся Магнус. – мы добрались до причины, по которой ты вызвал меня на Колхиду. Почему мы воины? Хороший вопрос с простым ответом. Мы воины, поскольку именно это нужно для покорения галактики Императору, возлюбленному всеми.

– Конечно. Но это величайшая эпоха в истории человечества, а вместо философов и провидцев… впереди идут воины. В этом есть что-то противное, Магнус. Нечто недостойное. Это неправильно.

Магнус пожал плечами, превосходная кольчуга зашелестела.

– Отец – провидец. Ему были нужны генералы.

Лоргар стиснул зубы.

– Во имя Трона, меня уже тошнит от этих слов. Я не солдат. Я не желаю им быть. Я не разрушитель, Магнус. Не такой, как другие. Как по-твоему, почему я трачу так много времени на приведение к согласию и создание совершенных миров? Я хорош в созидании. Что же до разрушения, то я…

– Не солдат?

– Не солдат, – кивнул Лоргар. Он выглядел измученным. – В жизни есть вещи куда более ценные, чем пролить как можно больше крови.

– Если ты не солдат, значит у тебя нет права командовать Легионом, – сказал Магнус. – Астартес – это оружие, брат. Не ремесленники и не архитекторы. Они – пламя, испепеляющее города, а не руки, созидающие их.

– А, так сегодня мы лицемерим? – выдавил улыбку Лоргар. – Твои Тысяча Сынов создали большую часть красот Тизки, даже если отвлечься от просвещения Просперо.

– Верно, – Магнус тоже улыбнулся, но более искренне, – но они также привели множество миров к согласию, не зная неудач. А вот Несущие Слово – нет.

Лоргар умолк.

– Это из-за Монархии? – спросил Магнус.

– Все из-за Монархии, – ответил Лоргар. – Все изменилось в тот миг. Мой взгляд на миры, которые мы покоряем. Мои надежды на будущее. Все.

– Представляю.

– Не надо соболезнований, – огрызнулся Лоргар. – При всем моем огромном уважении, Магнус, тебе этого не представить. Спускался ли к тебе владыка человечества, сжигал ли дотла твои величайшие достижения, говорил ли тебе, что ты – ты один – подвел его? Бросал ли он твоих драгоценных Сынов на землю, говорил ли всему Легиону, что каждый, надевший его доспех, прожил жизнь зря?

– Лоргар…

– Что? Что?! Десятилетиями на Колхиде я мечтал, что однажды бог придет и лично поведет человечестве в эмпиреи. Я посвятил ему религию. Больше ста лет я распространял веру в него, веря, что он соответствует всем мечтам, всем поэмам и пророчествам о восхождении человеческой расы. А теперь я слышу, что вся моя жизнь – ложь, что я уничтожил бесчисленные цивилизации ложной верой, что каждый из братьев, кто насмехался над моими поисками высшей цели в жизни, справедливо смеялся над единственным глупцом в нашем роду.

– Брат, успокойся…

– Нет! – Лоргар инстинктивно потянулся за отсутствующим крозиусом. Пальцы искривились от невыпущенной ярости. – Нет… Не надо звать меня «брат» со снисхождением в глазах. Ты мудрейший из нас, но и ты не видишь правды.

– Ну, так объясни. И умерь свои порывы. Не хочу слушать нытье. Или ударишь меня, как Жиллимана?

Лоргар задумался. Мгновение спустя он смахнул золотой ладонью белый лепесток с перил. Злость стихала, пусть и не совсем, пока лепесток кружил в воздухе. Он встретился взглядом с Магнусом.

– Прости меня. Я разгневан и теряю самообладание. Ты прав.

– Как всегда, – улыбнулся Магнус, – это привычка.

Лоргар снова повернулся к городу.

– А что касается Жиллимана… Ты не представляешь, как замечательно было его ударить. Он невероятно заносчив.

– Мы одарены множеством братьев, которых бы не помешало разок поставить на место, – Магнус продолжал улыбаться, – но об этом в другой раз. Говори о том, что нужно обсудить. Ты напуган.

– Да, – признался Лоргар. – Я боюсь, что Император сокрушит Несущих Слово и меня. Мы примкнем к братьям, о которых более не упоминаем.

Тишину уже едва ли можно было назвать уютной.

– Ну? – спросил Лоргар.

– Он мог, – сказал одноглазый гигант. – Об этом шла речь до Монархии.

– Он спрашивал твоего мнения?

– Да, – ответил Магнус.

– А мнения наших братьев?

– Думаю, да. Не спрашивай, кто занял чью сторону, я сам не знаю ничего про большинство из них. Русс был за тебя, как и Гор. На самом деле, впервые мы с Волчьим Королем согласились по поводу чего-то важного.

– Леман Русс высказался за меня? – усмехнулся Лоргар. – Воистину, мы живем в эпоху чудес.

Магнус не разделил веселья. Единственный глаз, устремленный на Лоргара, был глубокого ледяного синего цвета.

– Так было. Космические Волки – верующий Легион, пусть даже их вера примитивна и слепа. Фенрис – безжалостная колыбель, это он взращивает подобное в них. Русс знает об этом, хотя ему и не хватает разумности, чтобы произнести это вслух. Он заявил, что уже потерял двух братьев и не желает потерять третьего.

– Двух уже нет, – Лоргар смотрел на город. – Я все еще помню, как они…

– Довольно, – предостерег Магнус. – Соблюдай клятву, которую дал в тот день.

– Вам всем так легко забыть прошлое. Никто из вас никогда не желал говорить об утраченном. Но сможешь ли ты сделать это еще раз? – Лоргар взглянул в глаза брату. – Сможешь вместе с Гором и Фулгримом никогда более не произносить моего имени из-за обещания?

Магнус не поддержал тему.

– Несущие Слово не пойдут тем же путем, что забытые и стертые. Я верю тебе, Лоргар. Кроме того, говорят, что Сорок Семь-Шестнадцать была покорена с похвальной быстротой. Корабли колонистов уже в пути, не так ли?

Лоргар оставил риторический вопрос без внимания.

– Я нуждаюсь в указаниях, Магнус. Мне нужно увидеть то, что видишь ты, – золотокожий примарх наблюдал, как шествие движется по улицам, приближаясь с каждой минутой. – Ты знаешь о колхидских легендах и о Паломничестве туда, где встречаются боги и смертные. Ты знаешь, насколько это похоже на верования многих других миров. Эмпиреи. Изначальная Истина. Небеса. Десять тысяч названий в десяти тысячах культур. Если шаманы и колдуны столь многих миров разделяют одни и те же представления, это не может быть простым суеверием. Возможно, отец ошибается. Возможно, есть тайны, скрытые звездами. Возможно, за ними прячутся сами боги.

– Лоргар… – вновь предостерег Магнус. Он отвернулся от балкона и отошел вглубь обширного помещения наверху Островерхого Храма. Куполообразный потолок был сделан из стекла. Через него открывался завораживающий вид неба, на котором сгущалась ночь. Начинали проступать звезды, словно уколы булавок на сапфировом небосводе.

– Не гонись за объектом поклонения, – произнес Магнус, – лишь потому, что твоя вера оказалась ложной.

Лоргар последовал за братом, изящные пальцы поигрывали каймой рукава его серого облачения. Примарх Несущих Слово провел много времени на Колхиде в этой обсерватории на вершине шпиля, взирая на звезды. Здесь он наблюдал и ожидал прихода Императора много десятилетий тому назад, пребывая в заблуждении, что тот окажется божеством, достойным поклонения.

– Так вот, каким ты меня видишь? – спросил он Магнуса более мягким голосом. Глаза светились болью со следами скрытой злости. – Так ты расцениваешь мои поступки? Что я блуждаю в невежестве, страстно желая, чтобы кто-то или что-то услышало мои молитвы?

Магнус наблюдал, как проявляются ночные звезды. Он уже заметил несколько созвездий – их формы были заимствованы и дарованы орденам Несущих Слово. Вон тусклое изображение крозиуса, увенчанного черепом, вон высокое кресло, знак Костяного Трона, а там светящийся круг зазубренного солнца.

– Таким тебя запомнит история, – сказал Магнус. – если ты продолжишь идти этим путем. Никто не заметит твоего желания возвысить человечество или принести ему неведомое просвещение. Они увидят лишь, что ты был слаб и унижен и отчаянно искал, во что верить.

– Человечество – ничто без веры, – прошептал Лоргар.

– Нам не нужна религия, чтобы объяснить вселенную. Свет Императора освещает все.

– Ты никогда не мог этого понять, – Лоргар двинулся к столику, где стояло несколько хрустальных бокалов с вином. – Ты думаешь, что вера – это страх. Необходимость объяснить положение дел невежественным умам. Вера – это величайший объединяющий элемент в истории человечества. Лишь вера поддерживала пламя надежды тысячелетиями на тех мирах, которые мы отвоевываем обратно в ходе этого крестового похода.

– Это твои слова, брат – пожал плечами Магнус, – за эти убеждения тебя не одобрят.

Лоргар взял бокал темного вина, чей запах усиливали специи, добавленные при брожении. Климат Колхиды не подходил для виноградников, так что вино всегда делали из фиников. Горький напиток окрасил его губы красным.

– Мы же бессмертны, – сказал он. – Зачем нам тревожиться о будущем, если мы будем сами творить его?

Магнус не рискнул ответить.

– Ты что-то видел, – настаивал Лоргар. – Нечто в Великом Океане. Что-то в варпе, куда ты так часто смотришь. Какие-то… подсказки, что может случиться. Будущее, которое наступит?

– Это все не так, брат.

– Ты лжешь. Лжешь мне.

Магнус оторвал взгляд от темнеющего неба.

– Иногда ты видишь и слышишь лишь то, что хочешь. Ты ошибаешься, Лоргар. Отец не бог. Нет никаких богов.

Лоргар улыбнулся, словно часами ждал этих слов.

– Он что – волшебный небесный дух, живущий в зачарованном раю? Нет. Я не дурак. Он не бог в том смысле, как понимали это слово примитивные культуры. Но Император – бог во всем, кроме названия. Он – психическая мощь, обретшая физическую оболочку. Когда он говорит, его губы не двигаются, а гортань не издает звуков. Его лицо имеет одновременно тысячу разных обликов. Единственное, что есть в нем человеческого – это то тело, которое он использует для общения со смертными.

– Очень драматичный образ.

– Это так. Разница лишь в том, что ты зовешь его отцом, а я – богом.

Магнус вздохнул, его дыхание загудело от сдерживаемого ворчания.

– Я вижу, к чему ты ведешь. И теперь понимаю, зачем ты позвал меня. Лоргар… я ухожу.

Лоргар протянул к брату золотую руку.

– Прошу тебя, Магнус. Если Император таков, то должны быть существа, наделенные таким же могуществом. Как могут легенды о богах из множества разрозненных культур сходиться касательно иных сил, существующих за гранью? Во вселенной должны быть боги. Врожденные инстинкты нашего вида не могут лгать.

– От всего этого веет отчаянием, – вздохнул Магнус. – Ты не задумывался, что у отца могли быть причины предостерегать тебя?

– Нет ничего постыдного в поисках правды. Уж ты-то должен знать об этом. Разве ты не встречал ничего, странствуя по Великому Океану? Никаких существ, которых бы человечество могло счесть богами или демонами?

Магнус не ответил. Его взгляд сверлил брата.

– Мой разум полон вопросов, – признался повелитель Несущих Слово. – Где в галактике могут встретиться боги и смертные?

Губы гиганта скривились.

– В глубинах Великого Океана прячется многое. Мы оба были в мирах, где варп просачивается в нашу реальность, лишь чтобы им управляли еретические заклинатели и ошибочно называли его «магией». Ты хочешь впасть в такое же заблуждение?

– Подожди, – взмолился Лоргар. – Помоги мне.

Магнус покачал головой.

– Помочь тебе заглянуть в бездну? Ты хочешь, чтоб я провел тебя дорогами, по которым ходят дикари и варвары?

Лоргар судорожно вздохнул прежде, чем ответил.

– Помоги мне найти истину, скрытую за звездами.Что, если мы ведем ложный крестовый поход? Это будет нечестивая война. Мир за миром очищаются или приводятся к согласию. Мы можем душить истину – истину, так или иначе известную бесчестным культурам. Мы… Мы… Я слышу, как нечто взывает ко мне. Что-то в пустоте. Это судьба? Так мы узнаем будущее? Слыша, как рок шепчет наши имена?

Лоргар умолк, когда Магнус приблизился к нему, руки большого брата сжали плечи другого. Губы золотого примарха дрожали. Пальцы подергивались.

– Брат мой, тебя колотит, – произнес Магнус. – Посмотри на меня. Успокойся, Лоргар. Успокойся. Посмотри на меня.

Лоргар повиновался. Магнус Красный, Алый Король, уставился в глаза брату единственным оком.

– Твой глаз изменил цвет, – пробормотал Лоргар. – Я слышу их зов, Магнус. Судьба. Рок. Я слышу тысячу голосов рока...

– Сконцентрируйся на мне, – проговорил Магнус медленно и мягко. – Слушай меня как следует. В тебе говорит страх. Страх снова упасть. Страх обречь еще один мир на разрушение. Страх, что отец прикажет стереть со страниц истории третий Легион и третьего сына.

– Страх ушел. Я больше не боюсь. Я вдохновлен.

– Ты не скроешь это от меня словами, брат. И ты правильно боишься того, что может произойти. Ты стоишь на грани разрушения и все еще смотришь на путь, который переведет тебя через эту грань. Я понимаю твою боль. Все, чего ты достиг на Колхиде, было во имя ложной веры. Твой Легион должен посетить вновь и переделать каждый из приведенных к согласию миров. Но ты не можешь жить в страхе совершить очередную ошибку.

Лоргар молчал несколько секунд. Наконец, его плечи ссутулились.

– Ты мог бы помочь мне, Магнус, – примарх Несущих Слово отвел руки брата и двинулся к столику с вином. – Мы могли бы предпринять Паломничество вместе и найти место, где звезды отмечены присутствием богов. Ты ориентируешься в Великом Океане лучше, чем кто бы то ни было. Ты мог бы стать моим проводником.

Магнус прищурил здоровый глаз. Сморщенный шрам на месте утерянного глаза тоже сжался.

– Что ты намереваешься делать, Лоргар? Ты понятия не имеешь, что ищешь.

– Я продолжу Великий крестовый поход, – Лоргар улыбнулся и отхлебнул еще темного вина. – Я разошлю свой флот по галактике и приведу каждый найденный мир к согласию. Странствуя по небу, мы уподобимся паломникам, ищущим святую землю. Если за легендами столь многих культур кроется истина, я найду ее. И озарю ей человечество.

Магнус не ответил. Он лишился дара речи, не в силах поверить в услышанное.

Лоргар допил вино. Оно вновь оставило след на золотых губах.

– Я обращу всю силу моего Легиона на дело Великого крестового похода и никогда более не возведу памятника в честь Императора. Я буду делать все это под зорким присмотром его бойцовых псов Кустодес. Никому же не повредят записи древних сказок цивилизаций, которые мы встретим. Ты же сам убеждал меня, что они ошибочны. И отец сказал то же самое.

– Я ухожу, – повторил Магнус и пошел в центр комнаты. Положив перчатку на большую книгу в кожаном переплете, пристегнутую к ремню, примарх оглянулся на брата.

Им не суждено было увидеться еще почти сорок лет, и к моменту встречи галактике предстояло сильно измениться.

Они оба ощущали это. Оно пронеслось между ними в продолжительном взгляде: наполовину вызывающем, наполовину просящем.

– Что бороздит Великий Океан, что ты скрывал от нас? – вопросил Лоргар, стискивая зубы. – Какие тайны скрывает варп? Почему ты проводишь свою жизнь в его созерцании, если там ничего нет? Что, если я спрошу у отца о твоих тайных путешествиях в эфире?

– Прощай, Лоргар.

Владыка Несущих Слово откинул капюшон. Его изящные черты окрасились золотом в свете свечей.

– Есть ли место, где сходятся реальное и нереальное? Эмпиреи, небеса, которые люди никогда не осознавали? Место, где встречаются боги и смертные? Ответь мне, Магнус.

Магнус покачал головой, вокруг него начал собираться туманный свет. Захват телепортации с его корабля на орбите. Из ниоткуда задул ветер.

– Что это за голоса? – Лоргар перекрикивал усиливающийся ветер. – Кто зовет меня?

– Если ты не свернешь со своего пути, то среди звезд тебя ожидает лишь одно, – сказал Магнус.

Лоргар уставился на него в восхищенном молчании. Но Магнус произнес лишь одно слово прежде, чем исчезнуть во всплеске яркого света и белого шума.

– Несчастье.

11

На службе у бога

Исповедь

Паломничество

На несколько километров вокруг Островерхого Храма люди на улицах в ужасе уставились вверх, когда верхушка башни взорвалась в ослепительной вспышке. С обсерватории вниз разлетелась мелкая пыль — мерцающие крохотные обломки, в которые превратился стеклянный купол.

Гулкий шум телепортации смолк, а потревоженный воздух успокоился.

Среди последствий громоподобного ухода Магнуса стоял нетронутым Лоргар. Его одеяние трепетало на вечернем ветру, и его не волновало, что священные свитки и записи на пергаменте уносит в сторону города. Хрустальные бокалы были уничтожены точно так же, как и прочный стеклянный купол, и на письменном столе разливалась лужа горького вина.

Он не знал, как долго смотрел на Варадеш прежде, чем обратил внимание на стук в железную дверь в единственной уцелевшей стене. От волнения он едва услышал звук.

– Войдите, – сказал он.

Восхождение на храмовый шпиль было тренировкой выдержки, поскольку жрецы Завета были охвачены паникой из-за присутствия Благословенной Леди и взрыва в обсерватории повелителя десять минут тому назад. Несколько раз Несущие Слово угрожали напуганным священникам, принуждая тех отойти и расчистить путь.

– Он не откроет! – завопил один из них с отчаянием самобичевания в голосе.

– Мы поговорим с примархом, – заверил Ксафен жрецов Завета. – Он посылал за Благословенной Леди, и наш владыка откроет нам дверь.

– Что, если он ранен? – захныкал другой, тучный, с трясущимися толстыми щеками, облаченный в многослойную бело-серую рясу дьякона. – Мы должны посетить Уризена!

– Держи себя в руках и отойди, – прорычал Аргел Тал, – или я убью тебя.

– Повелитель, вы же не имеете в виду..?

Быстрее, чем могли уловить глаза, мечи из красного железа со свистящим скрежетом вырвались наружу. Острия обоих клинков уперлись под тройной подбородок толстого жреца прежде, чем тот успел хотя бы моргнуть. Повелитель имел в виду именно это.

– Да, – дьякон начал заикаться, – да, я...

– Просто отойди, – посоветовал Аргел Тал. Жрец последовал рекомендации, стараясь не разрыдаться. Когда он сдвинулся с места, в воздухе разнеслось зловоние, заглушившее даже запах выступившего от страха пота и кислое дыхание священников вокруг.

– Сэр, – Торгал перешел с громкой связи на вокс, – жрец обмочился.

Аргел Тал хрюкнул и перенес Кирену через теплую лужу на деревянной лестнице.

Последние священнослужители разбежались, и воины поднялись по широкой винтовой лестнице, окружив и охраняя свою подопечную.

– Войдите, – позвал голос.

Аргел Тал не убрал мечи в ножны. Он вошел впереди группы в обсерваторию примарха, от которой теперь осталось немногим более каменной платформы, обдуваемой ночным бризом.

Свитки и книги были разбросаны по полу, ветер слегка перекатывал первые и переворачивал страницы вторых.

Примарх стоял на краю платформы, глядя на город внизу. На непокрытой выбритой голове, украшенной татуировками, не было ран, бело-серое одеяние первосвященника Завета не было запятнано кровью.

– Сир, – спросил Аргел Тал. – Что здесь произошло?

Лоргар обернулся. На его лице проступило легкое смущение, словно он ожидал увидеть кого-то еще.

– Аргел Тал, – произнес он гулким голосом. – Капитан Седьмой штурмовой роты, младший командир ордена Зазубренного Солнца.

– Да, повелитель. Это я.

– Приветствую, сын мой.

Капитан боролся с беспокойством в голосе.

– Сир, вокс-сеть разрывается. Могу ли я сообщить Легиону, что все в порядке?

– А почему оно может быть не в порядке? – поинтересовался примарх, выражение взволнованного смущения никак не покидало его лица.

– Взрыв, сир, – сказал Аргел Тал. – Девять минут назад. Купол, – нескладно добавил он, обводя жестом вокруг себя.

– А-а, – улыбнулся Лоргар. Улыбка была щедрой и веселой, но слегка кривоватой, словно с долей шутки. – Мне надо бы обсудить в будущем с моим возлюбленным братом вопрос телепортации внутри хрупких сооружений. Капитан, ты собираешься меня убить?

Аргел Тал опустил клинки, только теперь осознав, что держит их наизготовку.

– Простите, сир.

Лоргар рассмеялся, его странное поведение окончательно прошло.

– Пожалуйста, сообщи Легиону, что со мной все хорошо и что я приношу извинения за то, что не выходил на связь. Я довольно-таки сильно задумался.

С визгом ускорителей из темноты вырвались два десантно-штурмовых корабля, приближаясь к верхушке башни. От шума двигателей оставшиеся свитки скатились с края, свет прожекторов ударил вниз, освещая примарха и группу Аргел Тала.

Аргел Тал моргнул в сторону мерцающего значка на ретинальном дисплее.

– Говорит Седьмой капитан. Отбой, отбой. Ложная тревога.

Прожектора погасли, и вершина башни погрузилась во мрак.

– Принято, – ответил один из пилотов, – задание отменено.

Лоргар наблюдал, как корабли улетают прочь, возвращаясь в посадочную зону на окраинах города. Все воздушные суда, особенно воздушные патрули Легиона, базировались в пустыне за городскими стенами. Варадеш более не будет осквернен войной. Никогда. Только не после гражданской войны, сокрушившей Старую Веру и поставившей планету под власть Лоргара так много лет тому назад.

– Мой повелитель, – отважился Аргел Тал, – вы распорядились доставить Кирену, жительницу Монархии.

Казалось, Лоргар только сейчас заметил окружавших. Его лицо озарилось теплой улыбкой, и он подошел ближе.

– Я просто размышлял, капитан, благодарил ли я тебя уже.

Аргел Тал убрал клинки в ножны и снял шлем. Теплый воздух был приятен лицу и взмокшей шее.

– Благодарили меня, повелитель?

– Да, – кивнул примарх. – Разве не вы с капелланом подняли меня из праха совершенного города и поставили на ноги?

– Да, повелитель. Это были мы. Но, при всем уважении, я не ожидал, что вы вспомните.

– Кор Фаэрон прикинулся, что не помнит ваших имен. У старика черное чувство юмора. Но я все хорошо помню и благодарен вам. Вскоре я постараюсь выразить свою признательность более существенно.

– Нет, сир... – начал Ксафен.

– В этом нет необходимости, повелитель, – сказал Аргел Тал.

Лоргар поднял руку, пресекая их протесты.

– Ах, хватит этой глупой скромности. Ну, а это, должно быть, Благословенная Леди. Подойди, дитя.

Торгал с Малнором, стоявшие на коленях перед своим господином, поднялись на ноги и подвели Кирену поближе.

В присутствии примарха большинство смертных не могли оторваться от безграничности того, что видели. Перед ними стояло воплощенное величие. Биологические манипуляции, обработка плоти и генетическое программирование, породившие одного из сыновей Императора, были уникальными и неповторимыми процедурами. Их природа скрывалась под многочисленными завесами тайн, так что, доведись даже какому-либо разумному существу взглянуть на инкубационные лаборатории Императора, оно бы никогда не смогло понять, что в них творится. Каждая пылинка материи в их телах была скрупулезно выверена и соответствовала общему целому на квантовом уровне. Это было за пределами науки, алхимии и психического колдовства, но при этом опиралось на них, как и на многое иное.

Людей поражали паралич и сердечные приступы вблизи примархов. Почти всех охватывало благоговейное преклонение. Многие беспричинно плакали, сами не желая того.

Кирена стояла там, куда ее подвели, и улыбалась Лоргару. Ее улыбка была обращена прямо к нему, точно к его лицу.

– Здравствуй, Благословенная Леди, – усмехнулся сын бога. Она доставала ему ростом до только до пояса.

– Я... я вижу тебя, – она почти смеялась. – Я вижу твою улыбку.

Лоргар заметил, как его воины начали приближаться, чтобы удостовериться, что ее зрение возвращается. Он отослал их обратно взмахом руки и покачал головой.

– Аргел Тал, – в сознании капитана голос примарха звучал свистяще. Несмотря на генетическую связь между ними, вторжение ощущалось неприятно — холодная игла, вонзающаяся прямо в мозг. Капитан ощутил, как мускулы сжались, а оба сердца забились быстрее.

Несущий Слово кивнул, надеясь, что сюзерен не обнаружит его дискомфорта, но при этом зная, что тот почти наверняка уже все заметил.

– Говорят, с ней скверно обошлись на Хуре, – прозвучал голос примарха.

Несущий Слово кивнул еще раз.

– Что за создание человек, – казалось, что Лоргар беззвучно вздохнул. – Тратить столько времени на стремление главенствовать над всем вокруг.

Ободренный доверительностью, которую отец проявлял в этот день, Аргел Тал приложил кончики двух пальцев чуть ниже глаз, сперва с одной стороны, затем с другой.

– Нет, – безмолвный голос Лоргара потяжелел от эмоций. – Она не видит меня. Она ощущает меня, мою ауру, и ее разум ошибочно принимает это за зрение. Но ее глаза все еще мертвы. Они навсегда останутся такими. Огненная ярость Жиллимана ослепила ее навеки.

Все это произошло за три удара сердец Аргел Тала. Лоргар даже не взглянул в его сторону.

– Да, – сказал примарх Кирене и опустился на одно колено. Теперь его лицо оказалось почти на одном уровне с ее. Незрячий взгляд следил за его движениями, и он улыбнулся, наблюдая за производимым впечатлением.

– Да, – повторил он. – Ты видишь меня.

– Яркий, словно солнце, – прошептала Кирена, заплакав. – Я вижу золото, сплошное золото.

Рука размером с ее голову прикоснулась к ней мягко, словно призрак, кончики крупных пальцев погладили щеки, стирая слезы. Она непроизвольно вздохнула, не то рыдая, не то смеясь.

– Кирена, – голос Лоргара звучал в ее ушах низко и гулко. – Мне говорили, что ты нечто вроде талисмана для моих воинов. Амулет на счастье, если угодно.

– Я не знаю, владыка.

– Я не твой владыка, – Лоргар нежно погладил ее лицо, пройдя пальцами вдоль носа, скул и подбородка. – Твоя жизнь принадлежит лишь тебе, ни я, ни кто бы то ни было не может присвоить ее.

Она кивнула, не в силах говорить сквозь блестевшие на лице слезы.

– Знаешь, зачем я хотел тебя увидеть, Кирена?

– Нет, – ее голос был слабым и задыхающимся. Она еле выговорила слово.

– Попросить тебя кое о чем. О даре, которым можешь наградить лишь ты.

– Все, что угодно, – выдавила она, – Все.

– Даруешь ли ты мне прощение? – спросил примарх. Он обхватил ее маленькие ладони своими, золотые пальцы полностью скрыли их. – Простишь ли ты меня за то, что я сделал с вашим миром, с вашим совершенным городом, с твоими драгоценными глазами?

Она кивнула, глядя в сторону от золотого света, видимого ей только мысленно.

Лоргар поцеловал ее пальцы, губы слабо прикоснулись к коже.

– Благодарю тебя, Благословенная Леди. Твои слова облегчили мою душу.

Он выпустил ее руки и поднялся на ноги, чтобы отойти.

– Подожди, – воззвала она. – Позволь служить тебе. Позволь служить твоему Легиону. Прошу тебя.

Аргел Тал подавил трепет. Слова Кирены до боли походили на то, как он сам молил примарха при первой встрече. Странно, с какой отчетливостью прошлое проступало в настоящем.

– Знаешь ли ты, кто такой исповедник? Были ли они на Хуре?

– Были, господин, – ответила Кирена. Голос еще не вполне вернулся к ней. – Они называли себя Слушающими. Они внимали нашим грехам и прощали их.

– Именно, – усмехнулся Лоргар. – Твоя жизнь принадлежит тебе, Кирена Валантион из Монархии. Но если желаешь путешествовать меж звезд с моими воинами, это место идеально подойдет тебе. Ты выслушала рассказ о моих прегрешениях и простила их. Окажешь ли ты такую же услугу моим сынам?

В ответ Кирена опустилась на колени с благодарной молитвой. Вместо слов она шептала формулы почтения, в точности как в писаниях, которые изучала в детстве.

Примарх бросил на нее последний ласковый взгляд и повернулся к Аргел Талу.

– Капитан.

– Повелитель, – Аргел Тал приложил кулак к груди, салютуя.

– Эреб много говорил о тебе в тот месяц, пока я пребывал в уединении. Когда я спросил, кто поднял меня с колен в присутствии моего брата Жиллимана, Эреб указал на тебя.

– Я... я удивлен услышать об этом, господин.

От Лоргара не укрылось колебание в голосе Аргел Тала.

– Я полагал, что твои трения с Эребом улеглись со временем. Я был неправ?

Аргел Тал покачал головой.

– Нет, повелитель. Простите мне рассеянность. Наши противоречия в прошлом. Все это было давно.

– Приятно слышать, – хмыкнул Лоргар. – Учиться у самого Эреба и все же предпочесть клинок крозиусу. То, что ты пошел иным путем, ударило по его гордости и разочаровало до глубины души. Но он простил тебя. Меня волновал вопрос — касается ли это и тебя? Простил ли ты его?

Пойти иным путем. По мнению Аргел Тала, это было очень мягко сказано.

– Здесь нечего прощать, – ответил он. – Его злость из-за моего решения вполне понятна.

Лоргар внимательно вглядывался в него, серые глаза примарха не переставали смотреть оценивающе, несмотря на всю симпатию в них.

– Я всегда высоко ценил твое милосердие, Аргел Тал.

– Я горжусь тем, что вы так полагаете, сир.

– Ну, а теперь мы подходим к основному вопросу, по которому я вызвал тебя.

– Я готов.

Когда вы вернетесь к Великому крестовому походу, Зазубренное Солнце ждут некоторые перемены. Я выбрал четыре ордена на роль содержателей наших часовых-Кустодес. Каждому из орденов достанутся пятеро из двадцати. С сожалением сообщаю, что Зазубренное Солнце — один из них. Как я понимаю, ты встречал Аквилона в стеклянном городе? Я удовлетворил его просьбу приписать одну из групп Кустодес к Зазубренному Солнцу. Я не увидел ничего страшного в том, чтобы кинуть такую кость сторожевым псам Императора.

– Так точно, – отозвался Аргел Тал.

– И, боюсь, еще одно. – Лоргар вновь улыбнулся, как тот обаятельный золотой иерарх, который возглавлял переворот на этом самом мире. – Я доверяю тебе более, чем велит служебный долг. Ты поднял меня из унижения, из праха, и я благодарю тебя за это. Так что я смиренно прошу оказать мне услугу, Седьмой капитан Аргел Тал.

От слов и тона, которым они были произнесены, Аргел Тал молитвенно опустился на колено.

Какой другой примарх — другое богоподобное создание — столь скромно попросит одного из своих сыновей об услуге? Возможность пребывать в его роду наполнила Аргел Тала горделивой скромностью.

Лоргар рассмеялся, и смех прозвучал музыкой среди слабого ночного ветерка. Кирена услышала его, находясь в отдалении на дюжину метров, и снова ощутила подступающие слезы.

– Встань, – проговорил Лоргар свозь смех. – Ты еще не настоялся на коленях, Аргел Тал?

Тот встал, но продолжал смотреть под ноги примарху.

– Просите, что угодно, сир. Все, что пожелаете, будет исполнено.

– Я путешествовал со многими тысячами моих воинов, десятилетие за десятилетием, изображая командующего и играя адмирала. Все эти игры мне надоели. Когда Легион рассеется среди звезд, я не имею ни малейшего желания встречаться со своими братьями.

Их праведное негодование убьет остаток моих нервов. Можно было бы сказать, что я хочу скрыться, но это не так. Я просто не хочу, чтобы меня нашли. Тут есть очаровательно незаметная разница.

– Понимаю, повелитель.

– Скажи мне, какой ваш экспедиционный флот?

– 1301-й, сир. Возглавляется Магистром флота Балоком Торвом, сейчас находится в субсекторе Атлас. И ожидает подкреплений, – это он уже не произнес вслух.

– Да, – кивнул Лоргар. – 1301-й. С момента начала Великого крестового похода я странствовал с восемнадцатью орденами. Теперь, когда наше будущее неопределенно, я прошу твоего разрешения примкнуть к тремстам воинам Зазубренного Солнца.

Прежде, чем снова взглянуть на Лоргара, Аргел Тал обернулся через плечо к Ксафену и Кирене. Капеллан кивнул. Исповедница прижала руки к губам, по лицу заструились слезы.

– Простите, сир, – переспросил Аргел Тал. – Не уверен, что правильно вас понял.

– Я прошу тебя об этой услуге, сын мой. Кор Фаэрон возглавит 47-ю экспедицию в мое отсутствие. Я не смогу убежать от Оккули Император — он последует за мной повсюду — но я могу исследовать эмпиреи вдали от глаз братьев. Сейчас этого достаточно.

– Вы... будете путешествовать с нами?

– Это было бы честью для меня, – сказал примарх. – Я знаю, что могу попросить об этом любой флот. Но ты поднял меня на ноги, когда мое невежество погубило целый мир. Поэтому я обращаюсь к тебе.

– Я... Сир... Я...

Лоргар снова рассмеялся, протянув золотые руки, чтоб не дать Аргел Талу опять упасть на колени.

– Это «да»?

– Так точно, Аврелиан.

– Благодарю тебя. Наступает новая эпоха, Аргел Тал. Эпоха прозрений и открытий. Каждый флот Несущих Слово отправится туда, куда направят его ветры судьбы. Мы удалимся от Терры сильнее, чем всякий другой Легион, расширяя границы Империума с каждым захваченным нами миром.

Аргел Тал знал, к чему идет дело. Оно могло идти лишь к одному. Он ощутил, как сзади приближается Ксафен, хотя капеллан не произнес ни слова.

– Мы — искатели, – Лоргар улыбнулся, смакуя слово. – Мы ищем место, где боги встречаются со смертными, ищем божественное в галактике, которую мой отец считает лишенной богов.

Лоргар соединил руки и опустил голову, готовясь к молитве.

– Легион совершит Паломничество.

III Безликое Таро

Карты безлики, лишены изображений. Так и задумано – именно это делает их столь ценными, потому-то они и столь ценны, что отвечают на прикосновение незримого чувства, не полагаясь на ограничивающие человеческое сознание образы, созданные простым художником.

Хрустальные пластины наполняет психореактивная жидкость, образы проступают в смоле цвета морской волны, когда толкователь Таро берёт каждую карту в руки.

В своё время он надеялся, что каждая психически одарённая душа в Империуме его отца изучит Таро. Но его творением пренебрегали – даже Магнус (который не нуждался в подобных фокусах для своих сил) и Леман Русс (который высмеивал Таро, хотя сам он бросал рунные камни и косточки, пытаясь увидеть будущее).

Скоро придёт время покинуть Колхиду.

Он переворачивает первую карту. И видит на молочно-белой поверхности пылающий факел в сильной руке. Истина.

Нечто зовёт меня. Лишь теперь я смирился с этой истиной. Нечто зовёт меня извне.

Я не Магнус, чтобы взирать в глубины космоса и легко чувствовать пульс бытия. Мои силы не такие, как у любимого брата или возвышенного отца. Но нечто всегда звало меня. В юности оно тянулось к моему разуму через видения, галлюцинации, кошмары. И теперь...

Эреб и Кор Фаэрон – благодаря своему терпению и наставлениям – помогли мне настроиться на этот зов.

В Завете они были моими учителями, а сейчас стали родственными душами. Мы медитировали, изучали тексты Завета и решили судьбу Легиона.

Нечто зовёт меня тихо, но постоянно, покалывая моё шестое чувство словно эхо среди звёзд.

Он переворачивает вторую карту и видит себя – в рясе и капюшоне, отвернувшегося, словно чтобы не смотреть в свои глаза. Это привычная карта. Вера.

Человечество – ничто без веры.

Вера возвышает нас над бездушными и проклятыми. Она топливо души, движущая сила выживания человечества тысячелетиями. Без веры мы пусты. В безбожной галактике бытие холодно и произвольно – вера придаёт нам форму, возвышает над любой другой жизнью и делает нас совершенными духовно.

В эпохи, когда веру душили, слабость и упадок охватывали нащ род, иссушали его изнутри. Это то, что возлюбленный всеми Император всегда знал, но никогда не признавал.

Но он знает и в соответствии с этим строит свою империю. Богу не нужно называться богом, чтобы повелевать. Имена не имеют значения. Важно лишь превосходство – а мой отец вознёсся надо всем, живущим в галактике: бог в силе, бог во гневе, бог в провидении.

Бог во всём, кроме имени.

Старая Вера Колхиды делит корни с тысячами человеческих культур на тысячах миров. Одно это свидетельствует, что среди запутанных притч и явных переплетений мифов и истории кроется ядро абсолютной истины.

Самая чудесная легенда – об эмпиреях, Первородной Истине.

Конечно, она известна под бессчётными именами. Эмпиреи – имя, которое мы говорим на Колхиде. Другие называют это небесами – существование вечно после кончины смертной оболочки. Царство бесконечных возможностей: рай вероятностей, где вьются друг вокруг друга души всех когда-либо живших смертных.

Даже я знаю, что это лишь мифы, истории, которые бессчётными поколениями рассказывали и неточно передавали.

Но... попытайтесь представить это. Представьте реальность, скрытую за мифами. Представьте во Вселенной место, где встречаются боги и смертные. Представьте чудеса, которые могут произойти.

Представьте состояние полного хаоса, полной чистоты, где возможно всё. Жизнь оканчивается смертью, но не бытие.

Если в Старой Вере есть истина, то я её найду.

Он переворачивает третью карту. Небо дрожит в жаркой дымке над очертаниями башен и куполов. Колхида. Город Серых Цветов. Дом.

Народ Колхиды всегда обращался за ответами к звёздам. Рождённый на этом мире легион, Несущие Слово, не стал исключением. Многие ордены Легиона названы в честь созвездий, что освещают ночное имя. Даже дарованное мне имя, то, которое никогда не произносят за пределами легиона, коренится в древности. ‘Аврелиан’, восклицают они, когда идут в бой. ‘Золотой’.

Но лингвистические корни тянутся дальше, к истинному значению, наследию предков, которые всегда обращались за вдохновением к небесам.

Аврелиан. Солнце.

Для нас естественно искать ответы среди звёзд. От них пришла жизнь. С них сошёл Император. К ним вознёсся Легион.

За ними нас ждёт судьба.

Колхидские легенды говорят о примитивных космических кораблях, которые покинули мир в поисках богов, так же, как искали своих божеств африкааранские и грецианские народы Древней Земли. Я изучал отрывки, что остались от их культур, и шагал по тропам прошлого со своим братом Магнусом. Путешествия Осирия и Одиссейона из терранских мифов – это странствия Кхаана, Тизина, Сланата и Нарага, пророков, что родились на Колхиде, великих искателей, ныне затерявшихся во времени.

Их скитания в поисках дома богов известны нам как Паломничество.

Он переворачивает четвёртую карту. Под кончиками пальцев психореактивная жидкость образует архитектурные чудеса: парящий мост, причудливый путь из камня через великий сад... Путешествие. Паломничество.

Паломничество – самая старая легенда Завета Колхиды, и её чаще всего можно найти в разбросанных по галактике культурах людей. У человечества есть фундаментальная потребность верить в это. Первородная Истина: небеса, рай. Она существует где-то в неком обличье – дом богов, преисподняя демонов. Пласт за природной реальностью. Всё возможно в её границах.

Паломничество – ни больше, ни меньше, чем путешествие для того, чтобы увидеть это своими глазами. Понять, где заканчивается мифология и начинается вера.

Небеса. Ад. Боги. Демоны.

Я найду ответы, которые ищу.

Он переворачивает пятую и последнюю карту. Император, облачённый в пышные одеяния, все детали показаны мучительно ясно, кроме одной, самой важной: лица. Золотой властитель.

Я отворачиваюсь от старых свитков – тех самых, которые мы отвергли ради поклонения Императору. И теперь невольно оглядываюсь на уроки юности и думаю об этих легендах и их зёрнах истины.

Грубыми образами в старых трудах показано пятно среди звёзд – шрам в реальности, где Первородная Истина тянется во плоть Вселенной, в её кости, кровь и дыхание. В каждой из них предсказано пришествие золотого властителя, сущности с силой божества, которая поведёт человечество к божественному совершенству. Им должен был быть мой отец. Им должен был быть Император. Так я верил, пока не оказалось, что это не так.

Он не золотой властитель. Император ведёт нас к звёздам, но никогда не направит дальше. И все мои мечты станут ложью, если не восстанет золотой властитель.

Теперь я гляжу на звёзды, а руны из старых свитков пылают в моих воспоминаниях. И вижу свои руки, когда пишу эти слова.

Эреб и Кор Фаэрон говорят правду.

Мои руки.

Они тоже золотые.

Часть 2: Паломничество

Три года после отбытия Легиона с Колхиды.

IV

Детские мечты

Я могу лишь догадываться, как разбилось сердце примарха, когда Паломничество завершилось.

Три года Семнадцатый легион был разбросан среди звезд. Три года Несущие Слово двигались дальше и быстрее, чем кто-либо из их братьев-воинов, достигая границ пространства и расширяя пределы Империума.

Столь много власти человечества над звездами завоевано сынами Лоргара — горькая правда после многих лет их медленного, скрупулезного продвижения, заслужившего лишь насмешки.

Но я знаю нрав этого Легиона. На каждое мирное приведение к согласию, на каждую культуру, возвращенную в лоно Империума и спокойно обращенную к новому Слову, приходится мир, ныне вращающийся в космосе мертвой оболочкой, павший жертвой Несущих Слово, давших волю своему гневу.

Паломничество открыло многие истины: изъяны в драгоценном геносемени Легиона; таинственное созревание самого Лоргара Аврелиана; существование нерожденных, известных среди миллиона невежественных поколений человечества, как демоны, духи и ангелы. Но величайшую из открывшихся истин оказалось сложнее всего принять, и именно она разбила сердце примарха.

И, разумеется, она изменила его сыновей. Несущие Слово никогда не смогли бы вернуться ко временам, предшествовавшим истине.

Аргел Тал и Ксафен были ближайшими посредниками между мной и миром, который я более не могла видеть, и Паломничество изменило их на уровне, лежащем куда глубже, чем простые физические отличия. Их бременем стало знание: они и их братья по легиону Несущих Слово должны вернуться в Империум с этой ужасной правдой.

Я не могу постичь, как они выдержали то, что стали провозвестниками таких вещей. Быть избранными, чтобы просветить весь свой род, что человечество будет сражаться с настоящего момента до конца времен. Не будет никакого Золотого Века, эпохи мира и процветания. Во тьме будущего будет лишь война.

Возможно, все мы играем роли, отведенные богами. Люди, кому предначертано величие, часто видят сны о великом в детстве. Судьба формирует их с годами, показывая юным сознаниям соблазнительные картины того, что произойдет.

Благословенный Лоргар, Провозвестник Изначальной Истины, тоже видел подобные сны. В детстве его мучили видения прихода отца — золотого бога, спускающегося с небес — так же, как и кошмары, где нечто неведомое и незримое вечно звало его.

И это, вероятно, и есть величайшая трагедия Несущих Слово. Их отец знал, что станет одним из просветителей человечества, но никогда не мог предвидеть, как это произойдет.

Примарх говорил о своих братьях и являвшихся им похожих снах. Керзу, рожденному в мире вечной ночи, снилась собственная смерть. Магнус, ближайший сородич Лоргара, видел во сне ответы на загадки вселенной. Один был проклят даром предвидения, другой же благословлен им. Обоим были уготованы великие дела в зрелости. Их деяния меняли вид галактики так же, как и деяния Лоргара Аврелиана.

Что же касается меня, то я помню лишь один кошмар из своего детства.

Во сне я сидела в черной комнате, слепая во тьме, в точности как сейчас. И в этой тьме я молчала, слушая дыхание чудовища.

Где грань между предвидением и фантазией? Между пророчеством и детским воображением?

Ответ прост. Пророчество сбывается.

Нам нужно лишь ждать.

— Фрагмент из «Паломничества» Кирены Валантион

12

Смерть

Последний полет «Песни Орфея»

Две души

Ксафен лежал мертвым у ног существа.

Изломанная спина, разбитый доспех – в этой смерти не было мирного упокоения. В метре от вытянутых пальцев на палубе лежал его черный стальной крозиус, деактивированный и безмолвный. Шлем остался на трупе, скрывая застывшее на лице выражение, но эхо вопля капеллана все еще гуляло по вокс-сети.

Звук был неестественно-влажным, полузаглушенным кровью, заполнявшей разорванные легкие Ксафена.

Существо повернуло голову с хищной грацией, зловонная слюна стекала липкими сталактитами между многочисленных зубов.На наблюдательной палубе не осталось ни одного искусственного источника света, но звезды, мигающие далекие солнца, отбрасывали серебристые отблески в разных глазах существа.Один из них был янтарным, опухшим и лишенным века. Второй — черным, словно обсидиановая линза, глубоко посаженная во впадине.

– Теперь ты, – сказало оно, не двигая пастью. Эти челюсти никогда бы не смогли воспроизвести человеческую речь. – Ты следующий.

Первая попытка Аргел Тала заговорить сорвалась с его губ горячей струйкой крови. Она обожгла подбородок, скатываясь по лицу. Химический запах жидкости, крови Лоргара, струящейся в венах каждого из его сыновей, был достаточно силен, чтобы перебить смрад, исходивший от подрагивающей мускулистой серой плоти существа. На мгновение он ощутил запах собственной смерти сильнее, чем скверну твари.

Это была странная отсрочка.

Капитан поднял болтер, рука тряслась, но не от страха. Это неповиновение было единственной формой, в которой он мог выразить свой отказ.

– Да, – существо придвинулось ближе. Низ его тела был омерзительной смесью змеи и червя, покрытый толстыми венами, оставлявший за собой, словно слизень, клейкий след, смердевший разрытой могилой. – Да.

– Нет, – Аргел Тал наконец протолкнул слова через стиснутые зубы. – Не так.

– Так. Так же, как твои братья. Так и должно быть.

Болтер застучал хриплым лаем, очередь зарядов врезалась в стену, взорвавшись при ударе и нарушив тишину в помещении. Каждый рывок оружия в трясущейся руке уводил заряды все дальше от цели.

Мышцы руки пылали, оружие упало с глухим лязгом. Тварь не смеялась, не издевалась над его неудачей. Она потянулась к нему четырьмя руками, аккуратно поднимая. Черные когти проскрежетали по серому керамиту доспеха, когда она вздернула его кверху.

– Приготовься. Это не будет безболезненно.

Аргел Тал безвольно висел, сжатый хваткой существа. На короткий миг он потянулся к мечам из красного железа на бедрах, забыв, что они сломаны, что обломки клинков рассыпаны по мостику под ногами.

– Я слышу, – скрежет зубов почти заглушал слова, – еще один голос.

– Да. Один из моих сородичей. Он идет за тобой.

– Это... не то... чего желал мой примарх...

– Это? – существо подтянуло беспомощного Астартес поближе и молниеносно нанесло удар во второе сердце Аргел Тала. Капитан забился в конвульсиях, ощущая месиво под ребрами, но демон удерживал его на весу с омерзительной заботой.

– Это именно то, чего хотел Лоргар. Это — истина.

Аргел Тал силился сделать вдох, которому не суждено было произойти, и напрягал умирающие мышцы, чтобы дотянуться до отсутствующего оружия.

Последним, что он ощутил перед смертью, было нечто, вторгающееся в его мысли, сырое и холодное, словно масло текло по ту сторону глазниц.

Последним, что он услышал, было неровное дыхание одного из его мертвых братьев в воксе.

И последним, что он увидел, был Ксафен, рывками поднимающийся с палубы на непослушных конечностях.

Он открыл глаза и обнаружил, что очнулся последним.

Ксафен стоял увереннее прочих, сжимая булаву крозиуса в руках. Пока замутненное сознание Аргел Тала возвращалось к нему, он слышал, как капеллан распоряжается, ободряет и требует от братьев встать на ноги и собраться.

Даготал все еще стоял на коленях, его тошнило сквозь решетку ротового отверстия шлема. Что бы ни извергалось из его желудка, оно было слишком черным. Малнор прислонился к стене, прижав лоб к холодному металлу. Прочие пребывали в похожем состоянии потрясения, кое-как поднимаясь на ноги, выплевывая зловонный ихор и шепча литании из Слова.

Аргел Тал не видел демона. Он огляделся по сторонам, но сетка целеуказателя ничего не захватывала.

– Где Ингефель? – попытался спросить он, но наружу вырвалось только продолжительное хриплое, болезненное и бессловесное рычание

Ксафен приблизился к нему и протянул руку, помогая встать. Капеллан снял шлем, и во мраке помещения лицо воина-жреца выглядело неестественно бледным, но в остальном не изменившимся.

– Где Ингефель? – повторил Аргел Тал. На этот раз слова удались ему. Голос был почти что его обычным, но не совсем.

– Ушел, – ответил Ксафен. – Вокс снова работает, энергоснабжение корабля восстановлено. Отделения со всех палуб выходят на связь. Но демон ушел.

Демон. Все еще было странно слышать, как это слово говорят вслух. Слово из мифологии, произносимое, как сухой факт.

Аргел Тал перевел взгляд на стеклянный купол, вглядываясь в пустоту за ним. Там не было пространства. Настоящего пространства, как минимум. Пустота была безумным круговоротом сырой энергии и сталкивающихся волн. Тысячи оттенков фиолетового, тысячи оттенков красного. Цвета, которым человечество никогда не давало названий, и которых ни одно живое существо раньше не видело. Звезды, окрашенные буйством сшибающихся сил, моргали сквозь бурю, словно налитые кровью глаза.

Наконец он увидел в окне собственное отражение. По лицу потекли капли. Даже от пота пахло демоном: звериный, сырой и зловонный запах органов, пораженных раком.

– Нам нужно выбираться отсюда, – сказал Аргел Тал. Что-то двигалось у него в желудке, разматываясь внутри, и он сглотнул едкую желчь, подступившую к горлу.

– Как это случилось? – простонал Малнор. Никто из присутствующих никогда раньше не видел невозмутимого воина в таком жалком виде.

Торгал, пошатываясь, подошел к ним, потирая покрасневшие глаза в желтых глазницах. На его нагруднике виднелась неопрятная полоса обожженного керамита — черный кислотный ожог от рвоты.

– Мы должны вернуться к флоту, – проговорил он. – Обратно к примарху.

Аргел Талу на глаза попались расколотые клинки, разбросанные зубчатыми обломками по палубе. Подавляя сожаление о потере, он потянулся за отброшенным болтером. Как только пальцы перчатки коснулись рукояти, на счетчике боекомплекта его дисплея замерцал ноль.

– Для начала нужно попасть на мостик.

Все люди на борту были мертвы.

Чего-то в этом роде Аргел Тал и опасался, пока двигался, шатаясь, по коридорам. Страх становился реальностью по мере того, как все новые отделения Седьмой роты докладывали по воксу одно и то же.

Они были одни. Все сервиторы, слуги, рабы, проповедники, ремесленники — все были мертвы.

Палуба за палубой, помещение за помещением — Несущие Слово выискивали любые признаки жизни, кроме них самих.

Уступая размерам «Де Профундис», эсминец «Песнь Орфея» был ударным кораблем, обтекаемым и узким охотником, а не штурмовым кораблем, как большинство крейсеров Астартес. Его экипаж составлял менее тысячи людей и аугментированных сервиторов, плюс сотня Астартес — полная рота.

В живых осталось девяносто семь Несущих Слово. И ни одного смертного.

Трое Астартес просто не проснулись, в отличие от остальных. Аргел Тал распорядился сжечь их тела, а останки выбросить через шлюз, как только корабль сможет выйти из варп-шторма.

Как только, если это вообще случится.

Гибель смертного экипажа была видна повсюду. Аргел Тал, рожденный без возможности ощущать страх, не был защищен своими генами ни от отвращения, ни от сожаления. Каждый труп, мимо которого он проходил, смотрел на него безжизненным взглядом, распахнув рот. Они беззвучно кричали. Высохшие пожелтевшие глаза смотрели на каждый его шаг с осуждением.

– Мы должны были защитить их от этого, – пробормотал он вслух, сам того не замечая.

– Нет, – тон Ксафена исключал споры. – Они были не более, чем расходным материалом для Легиона. Мы исполняем поручение Легиона, и они стали ценой, которую мы заплатили.

«И не единственной ценой», – подумал Аргел Тал.

– Разложение, – проговорил он. – Я не понимаю. Капитан двигался быстрее с каждым шагом и, приближаясь к мостику, уже почти бежал. Сила наполняла его, приятно контрастируя со слабостью прошлых минут.

Коридор был крупной магистралью, проходившей вдоль всей длины неровной спины корабля, словно позвоночный столб. В любое время дня и ночи его наполняли члены экипажа, спешившие по своим делам.

Но не сейчас. В тишине раздавались только шаги Аргел Тала и сопровождавших его братьев.

Повсюду на полу лежали истощенные вытянувшиеся тела, разлагаясь в сухом и затхлом воздухе из кислородных очистителей корабля.

– Они мертвы несколько недель, – сказал Ксафен.

– Это невозможно, – произнес Малнор. – Мы были без сознания не более пяти минут.

Ксафен поднял голову, стоя на коленях у высохших останков сервитора. Бионика свободно отпала от сморщенных конечностей и лежала нетронутой на полу.

– Без сознания? – он покачал головой. – Мы не были без сознания. Я почувствовал, как мои сердца лопнули в когтях этой твари. Я умер, Малнор. Все мы умерли, как и обещал демон.

– Сейчас мои сердца бьются, – отозвался сержант. – Твои тоже.

Аргел Тал тоже это видел. Ретинальные дисплеи не лгали.

– Сейчас не время, – произнес он. – Надо идти на мостик.

Воины двинулись дальше, переступая через высохшие трупы, которых становилось все больше по мере приближения к командной палубе.

На мостике их ожидало восемьдесят одно мертвое тело.

Они лежали, разбросав конечности, или сидели, сгорбившись. Несколько свернулись в позе зародыша на полу, прочие съежились на своих местах.

– Они знали, что происходит, – проговорил Ксафен. – Это произошло не быстро. Они что-то чувстовали, умирая.

Аргел Тал задержался у изломанной фигуры капитана Янус Силамор. Она свернулась в своем кресле, словно в свои последние мгновения пыталась спрятаться от чего-то, что рыскало вокруг. Иссушенные, почти мумифицированные черты, сообщили ему все, что он хотел знать.

– Боль, – сказал он, – они чувствовали боль.

Даготал был уже возле одной из консолей управления, оттаскивая в сторону тело офицера. Тело рухнуло на пол, но его покой был снова нарушен Ксафеном, который начал обследовать его — вскрывать его — своим боевым клинком.

Даготал грязно выругался по-колхидски.

– Я вожу реактивный мотоцикл, сэр. Я не смогу управлять имперским боевым кораблем, даже будь у нас рабы, необходимые для обслуживания двигателей.

Аргел Тал отвернулся от останков капитана корабля.

– Просто дай мне общую картину.

Его голос все еще не звучал, не ощущался, как следовало. Будто нечто поблизости говорило в унисон с ним насмешливым хором

– Мы — труп в космосе, – Даготал без какого-либо эффекта покрутил переключатели. – Питание возобновлено не у всех систем. Далеко не у всех. Поле Геллера функционирует, но у нас нет пустотных щитов, плазменных двигателей, энергетического оружия, пушек и систем жизнеобеспечения на половине палуб.

– Маневровые двигатели?

– Сэр, – Даготал замешкался. – До полной остановки мы значительно продвинулись вглубь шторма. Принимая это во внимание и не имея возможности лететь в варпе... На маневровых двигателях у нас уйдет самое меньшее три месяца на выход из... туманности.

– Это не туманность, – проворчал Ксафен. – Ты сам видел, что снаружи. Это не туманность.

– Что бы за ад это ни был, – огрызнулся Даготал.

– Ад — вполне подходящее название, – пробормотал Ксафен, все еще поглощенный своим занятием.

Аргел Тал снял тело капитана Силамор со слишком большого для нее, предназначенного для Астартес, командирского кресла и перенес ее к остальным на край командной палубы. Вернувшись, он сел на ее место, броня лязгнула о металл сиденья.

– Включить двигатели, – распорядился он. – Чем скорее мы начнем, тем быстрее вернемся к флоту.

– Крови нет, – сообщил Ксафен. Он поднялся с колен с клинком в руке, завершив ужасающее расчленение на полу. Вскрытие вокс-офицера Амал Врея никогда бы не попало в официальные записи, но оно бесспорно было проведено досконально.

– В телах нет крови, – сказал Ксафен. – Что-то высосало кровь из их вен и убило всех.

– Ингефель?

– Нет. Ингефель был с нами. Это сделал его сородич.

Сородич. Слова демона болезненно всплыли в сознании Аргел Тала. «Да. Один из моих сородичей. Он идет за тобой»

Он ощутил, как что-то скользит внутри. Нечто двигалось, обвиваясь вдоль костей рук и ног, скручиваясь в тугую спираль вокруг позвоночника.

– Вызвать всех воинов на мостик, – приказал он, услышав в сознании эхо собственного голоса, беззвучный хор, повторявший его слова.

– И, Даготал, – добавил Аргел Тал, – выводи нас отсюда.

Корабль, медленно вышедший из варп-шторма, значительно отличался от гордого имперского судна, врезавшегося туда. За тонкой пленкой поля Геллера тянулся туман психической энергии, эсминец медленно вращался, что указывало на неисправность систем навигации и повреждение стабилизаторов.

С искореженных башен связи срывались импульсы, повторяя сообщение. Колхидские слова искажали помехи расстроенного вокса.

«Говорит «Песнь Орфея». Мы понесли критические потери. Серьезный ущерб. Запрашиваем эвакуацию. Говорит «Песнь Орфея»...»

– Восстановлен контакт с «Песнью Орфея», – воскликнул один из экипажа мостика.

На командной палубе «Де Профундис» кипела деятельность. Муравейник из офицеров, сервиторов, аналитиков и членов экипажа самых разных званий трудился вокруг центральной платформы, возвышавшейся над консолями. С платформы на экран оккулуса смотрел золотой гигант в облачении из серого шелка. Лицо, столь похожее на его отца, было тронуто эмоциями, несвойственными Императору: Лоргар был одновременно заинтересован и встревожен.

– Уже? – произнес он, глядя на офицеров у консоли вокса.

– Сир, – позвал ауспик-мастер из-за стойки мерцающих мониторов, – корабль... ужасающе поврежден.

Суматоха на мостике начала стихать, все больше членов экипажа смотрели на оккулус, наблюдая за бессильным дрейфом «Песни Орфея».

– Как это возможно? – Лоргар оперся о поручень, окружавший возвышение, золотые пальцы вцепились в сталь. – Этого не может быть.

– Принимаем сигнал бедствия, – сообщил один из вокс-офицеров. – Сир... Мой примарх... «Песнь Орфея» понесла критические потери. Мы получили автоматическое сообщение.

Лоргар прикрыл приоткрывшийся рот рукой, не в силах скрыть беспокойство там, где кто-либо другой из примархов, наверное, стоял бы невозмутимо. Озабоченность проступила на его правильных чертах, придя на смену замешательству, овладевшему им несколькими мгновениями раньше.

-Воспроизведите сообщение, пожалуйста, – мягко попросил он.

Вокс заскрежетал, и из динамиков мостика раздалось послание.

– ... «Песнь Орфея». Мы понесли критические потери. Серьезный ущерб. Запрашиваем эвакуацию. Говорит «Песнь Орфея»...

– Как это может быть? – снова вопросил он. – Вокс-мастер, дайте мне связь с этим кораблем.

– Будет исполнено, сир.

– Аргел Тал, – выдохнул Лоргар имя своего сына. – Я узнал этот голос. Это был Аргел Тал.

Стоявший рядом Магистр Флота Балок Торв кивнул, строгое лицо осталось незатронутым болью, омрачившей черты примарха.

– Да, сир. Это был он.

На установление контакта ушло три с половиной минуты. За это время оставшаяся часть 1301-го флота активировала щиты и приготовила все орудия. Буксиры стартовали с причальных палуб флагмана, готовясь подтянуть плетущуюся «Песнь» к однотипным судам.

Наконец на экране оккулуса появилось изображение с мостика другого корабля. Спустя несколько секунд со всплеском статики появился и аудиоконтакт.

– Кровь Императора, – прошептал Лоргар, вглядевшись.

На Аргел Тале не было шлема. Лицо было истощенной тенью его прежнего здоровья, глаза окружали темные следы многочисленных бессонных ночей. Пятна засохшей крови покрывали левую сторону лица, броня — вернее, то, что от нее осталось — была покрыта выбоинами и трещинами, на ней не осталось ни одного священного текста.

Он поднялся с командирского кресла на нетвердых ногах и отсалютовал. Кулак коснулся нагрудника со слабым стуком.

– Вы... все еще здесь, – проскрежетал он. Голос был совершенно обессилен.

Лоргар нарушил молчание.

– Сын мой. Что случилось с тобой? Что это за безумие?

За Аргел Талом в поле зрения входили другие фигуры. Все из Несущих Слово. Такие же слабые и опустошенные, как их командир. Один упал на колени под взглядом Лоргара, начав молитву из бессмысленного потока противоречащих друг другу слов. Примарху потребовалось несколько секунд, чтобы узнать Ксафена, которого выдавал только черный цвет остатков доспеха.

Аргел Тал закрыл глаза, выдохнув.

– Сир, мы вернулись, как и было приказано.

Лоргар бросил взгляд на Торва прежде, чем снова повернуться к Аргел Талу.

– Капитан, вас не было не более шестидесяти секунд. Мы только что заметили, как «Песнь» входит в край шторма. Между вашим уходом и возвращением прошло меньше минуты.

Аргел Тал вцепился пальцами в свое измученное лицо.

– Нет. Нет, этого не может быть.

– Может, – Лоргар пристально смотрел на него, – и так оно и есть. Сын мой, что с вами случилось?

– Семь месяцев, – капитан пошатнулся и оперся на поручень кресла, чтобы устоять на ногах. – Семь. Месяцев. Нас осталось меньше сорока. Мы ели экипаж... ненавистная пища из кожистой плоти и сухих костей. Не было воды. Резервуары пробило во время шторма. Мы пили прометиевое топливо... оружейное масло... охладитель из двигателей... Сир, мы убивали друг друга. Мы пили кровь друг друга, чтобы остаться в живых.

Лоргар отвлекся только, чтобы обратиться к одному из вокс-офицеров.

– Привести их, – сказал он, понизив голос. – Заберите моих сыновей с этого корабля.

– Сир? Сир?

– Я здесь, Аргел Тал.

– Это был последний полет «Песни». Мы идем только на маневровых двигателях.

– «Громовые ястребы» уже вылетают, – заверил примарх. – Мы вернемся в безопасный космос вместе.

– Благодарю, сир.

– Аргел Тал, – Лоргар замешкался. – Вы убили экипаж «Песни Орфея»?

– Нет. Нет, сир, не мы. Мы ели их трупы. Падальщики. Как пустынные шакалы Колхиды. Что угодно, лишь бы выжить. Мы должны были принести ответы, которые вы искали. Сир, прошу... Вам нужно кое-что узнать. У нас есть ответы на ваши вопросы, но один из них превыше всего.

– Скажи мне, – прошептал золотой гигант. Он не стеснялся выступивших слез, увидев, до чего дошли его сыновья. – Скажи мне, Аргел Тал.

– Это место. Эта область. Грядущие поколения назовут ее Великим Оком, Оком Ужаса, Оккуларис Террибус. Понижая голос, они дадут тысячу дурацких названий тому, чего не смогут понять. Но вы были правы, мой повелитель.

– Здесь, – Аргел Тал указал слабой рукой на бурлящий за иллюминаторами мостика варп-шторм. – Здесь встречаются боги и смертные.

Вскоре он оказался в изоляции. Отдельно от братьев.

Это не стало полной неожиданностью, но они вдобавок еще и забрали у него оружие — «для необходимого ремонта, брат» – и этого он не мог предвидеть. Возле него они теперь были очень осторожны. Сопровождавшие его в комнату для медитаций были напряжены, говорили неохотно и мешкали с ответами даже на простейшие вопросы.

Никогда еще он не ощущал подобного грубого недоверия между братьями. Разумеется, он знал его причину. Правду было не скрыть, да он и не хотел скрывать ее. Да, выжившие ели мертвечину. Да, они убивали собственных братьев. Но не ради развлечения. Не ради славы. Ради выживания.

Утолить смертельную жажду медно-красным вином, льющимся из разрезанных вен.

Какой был выбор? Умереть? Погибнуть вдали от флота, похоронив на мертвых губах ответы на все вопросы, когда-либо заданные примархом?

Но ты умер. Предательская мысль пришла за гранью внимания. Ты же умер.

Да. Он умер. До того, как грыз сухую кожу обескровленных тел. До того, как перерезал горло братьям своим кинжалом и пил их жизнь, чтобы поддержать собственную.

Некоторым из них пришлось умереть дважды. Окончательная смерть, чтобы подпитать жизни тех, кому предстояло выжить.

Палубу «Песни Орфея» покинули тридцать восемь Несущих Слово. Тридцать восемь из ста. Гораздо меньше половины. Седьмая рота была истреблена.

Аргел Тал судорожно вдохнул. Каждый раз, закрывая глаза, он видел шторм снаружи. В накатывающихся волнах варпа десять миллионов лиц беззвучно выкрикивали его имя. Он видел, как их губы двигаются, а зубы скалятся. Лица образовывались из столкновений психической энергии, разливающейся по защищающему корабль полю Геллера. Плоть и кровь не обретших форму демонов. Грубая духовная материя.

Он выдохнул и открыл глаза.

Стены его личной комнаты, пристанища на борту «Де Профундис»» все многочисленные годы Великого крестового похода, теперь выглядели чуждыми. Странно, насколько семь месяцев могут изменить душу. Семь месяцев и наполнявшие голову необузданные откровения.

Хронометр над дверью насмехался над ним, показывая дату больше полугода назад. Слова примарха были нежеланной правдой: на краю аномалии варпа прошли секунды. Внутри же — месяцы.

Лишенный брони, капитан осмотрел свое измученное тело, отражавшееся в поверхности кинжала, единственного оставшегося оружия. В ответ глядел выходец с того света — костлявое существо с ввалившимися глазами, оказавшееся не с той стороны могилы.

Он опустил клинок и стал ждать сигнала, который должен был скоро прозвучать.

Лоргар никогда не выглядел величественнее, чем в своей скромной ипостаси.

Он пришел к Аргел Талу, облаченный в многослойное, украшенное символами одеяние жреца Завета, с опущенным капюшоном, скрывавшим лицо. В руках он держал маленькую деревянную шкатулку. Крышка была откинута, демонстрируя набор перьев грифа и чернильницу. Под мышкой примарх нес пергаментные свитки, чтобы записывать слова сына. Когда Лоргар вошел, Аргел Тал успел заметить громоздкие фигуры двоих Несущих Слово — братьев по Зазубренному Солнцу, но не из Седьмой роты — стоявших за дверью.

Стоявших на карауле за дверью.

-Я в заключении, отец? – спросил он примарха.

Лоргар откинул капюшон, открыв вечно молодое лицо с игравшей на нем неопределенной улыбкой. В серых глазах виднелся груз эмоций, и в них было мало приятного. Он сожалел о своих сыновьях. Сожалел о том, на что взирал.

– Нет, Аргел Тал. Разумеется, ты не в заключении.

В этот момент их взгляды встретились, и улыбка Лоргара застыла на совершенных губах.

– Стража у моей двери, похоже, полагает иначе, – сказал Аргел Тал.

Лоргар не ответил. Украшенная тонкой резьбой деревянная шкатулка упала на металлический пол. Шум не остался без внимания, дверь в переборке открылась. Двое воинов 37-й роты вошли внутрь, нацелив болтеры в голову Аргел Талу.

– Сир? – спросили они хором.

Примарх не ответил. Он стоял и завороженно молчал, протягивая руку и почти касаясь изможденного лица капитана. В последнее мгновение он отдернул руку, не дав пальцам притронуться к впалой плоти Аргел Тала.

Их взгляды все еще были прикованы друг другу: примарха и капитана, отца и сына.

– У тебя две души, – прошептал Лоргар.

Аргел Тал прикрыл глаза, чтобы разорвать контакт. Нечто — сотня неведомых сущностей — скользило в его крови, ползло по венам, проталкиваемое биением сердца.

Наконец он встал на ноги.

– Я знаю, отец.

– Расскажи мне все, – произнес примарх. – О демоне, о мире откровений. Расскажи, почему мой сын стоит передо мной с рассеченной надвое душой.

13

Инкарнадин

Затерянные в шторме

Голоса в пустоте

– 1301-12, – произнося код, Аргел Тал ощущал, как едкая слюна покалывает низ языка.

1301-12, двенадцатый мир, приведенный к согласию 1301-м экспедиционным флотом.

– Из семи миров, покоренных за три года, этот принес больше всего боли.

Лоргар не возразил.

– Но при том, – сказал примарх, – крови не было. Ни одного выстрела в ярости, ни разу не обнажены клинки. Откровение принесло боль.

– Три года, сир, – произнес Аргел Тал, не встречаясь взглядом с отцом. – Три года и семь миров. История укажет на эти миры, на оставшиеся после нас руины, и расскажет, как XVII Легион дал волю гневу, потерпев неудачу. Мир за миром горели, а население вырезалось, чтобы приглушить нашу злость.

Улыбка Лоргара была обманчивой, словно фальшивое золото.

– Ты видишь наше Паломничество так?

– Нет. Ни в коем случае. Но семь миров умерло в огне, а мы почти погибли, покинув восьмой.

Серые глаза Лоргара не дрогнули ни на миг. Он смотрел шестым чувством, вглядываясь в сердце своего сына и чувствуя созревающую там вторую душу.

– Довольно сентиментальных воспоминаний, – голос Лоргара выдавал нетерпение. – Говори о мире, который мы нашли.

– Помните, как мы первый раз вышли на его орбиту? – спросил Аргел Тал.

Пол дрожал по-особенному.

Кси-Ню 73 ощутил это. Под его металлическими подошвами палубу корабля потряхивало вполне определенным образом — не аритмичное протекание перелета в варпе, не сердцебиение работающих маневровых двигателей. По искусственным костям пробегал шорох, слабый, но благословенно размеренный.

Орбита.

Наконец-то орбита.

Последнее путешествие выдалось долгим. Кси-Ню 73 был не из тех, кто позволяет себе строить догадки, выходящие за пределы настоящего, но высчитанные им прогнозы были мрачными. Налетающие на флот варп-штормы наверняка заберут корабли помимо трех, уже потерянных, если 1301-й углубится далее этого мира.

Кси-Ню довелось услышать, как один из слуг сказал другому, что «шторм снаружи бросается на щиты корабля», и он выбранил рабочего за наделение человеческими свойствами неподходящего объекта. Подобный антропоморфизм уменьшит шансы слуги в дальнейшем продвинуться вверх в иерархии Механикум.

Шторм был суровым, несомненно. Но в волнах варпа не было страсти, злости или целеустремленности.

На всех палубах «Де Профундис» кипела работа: Астартес и смертные готовились к высадке.

В мозге Кси-Ню 73 по большей части отсутствовала биохимия, необходимая для ощущения волнения: он перестроил себя, выйдя за подобные рамки. Вместо этого он полностью сосредоточился на работе, стимулировавшей центры удовольствия в мозгу — выполнение каждой крохотной подпрограммы с абсолютной точностью и эффективностью.

Пятнадцать его пальцев, расположенных на трех механических руках, трудились в бронированной чаше черепа Ализарина. В голове робота шел процесс перестройки сфер из биопластика, сочившихся питательными веществами. Каждый участок сферических реле следовало отладить и установить на место, затем подключить к нему зависимые системы и предохранители на случай повреждений в бою. Так работал разум робота — мимикрирующий под живой интеллект, выращенный в генетической лаборатории для использования в механическом теле.

Из наполненной искусственной спинномозговой жидкостью чаши поднимался отталкивающий острый запах, напоминавший вонь гниющего лука. Кси-Ню превзошел уровень подобной реакции. Он знал о запахе лишь потому, что сенсоры восприятия выдавали данные на его сетчатку, описывая смрад сухим потоком двоичного кода.

Несмотря на всю сложность работы, Кси-Ню 73 оставил в среднем пять процентов внимания на контроль за окружающим пространством. Внутренние сенсорные блоки, сканировавшие мир путем эхолокации, сперва зафиксировали открытие двери, а затем входящую в помещение фигуру. Она обладала однозначным признаком силы : доспех, Мк-III, Астартес.

За первым сигналом последовало еще несколько. Всего пять Астартес.

Все эти подробности высветились рунами на дисплее визора Кси-Ню 73. Он практически не обратил на них внимания, углубившись пальцами в органическую слизь, внедряя в сегментированные сферы из биопластика крошечные устройства управления. Каждая сфера была частью программы коры мозга. Каждая оптоволоконная цепь имитировала синапсы.

У Астартес хватило такта не прерывать его. Они ожидали три точка тридцать две минуты, пока Кси-Ню 73 не закончил текущую фазу обслуживания. Импульс удовольствия скользнул по каналу данных Кси-Ню. Сработали увлажнившиеся рецепторы удовольствия. Работа завершена.

Наконец адепт Механикум отвернулся от рабочего стола. Слизь капала с пятнадцати механических пальцев.

– Младший комадир, – произнес он, не обращая внимания на старших сержантов возле Аргел Тала и не кланяясь в уважении, как обычно делали смертные члены экипажа. – Вы пришли начать подготовку Инкарнадина.

Аргел Тал облачился в доспех, готовясь к высадке, так же как и сопровождавшие его офицеры. Ксафен был закован в черное, Даготал,Малнор и Торгал — в гранитно-серую броню Легиона.

– Время пришло, – сказал Аргел Тал.

Три линзы глаз Кси-Ню несколько секунд перенастраивались.

– Сюда, – ответил адепт.

Воины последовали за жрецом машин в освещенную красным соседнюю камеру.

Не то, чтобы Кси-Ню 73 как-то стеснялся того, что Инкарнадин был принят в легион Несущих Слово. Подобная честь означала высшую похвалу в Легио Кибернетика и свидетельствовала о мастерстве управляющего адепта — такая машина бесспорно обладала могучим и неукротимым духом и заслуживала признания.

Дело было в том, что с момента приема в Зазубренное Солнце, с тех пор, как знак Ордена выгравировали на лбу робота, Первый Завоеватель 9-й манипулы стал немного... странным.

Дух машины обрел ошибочную склонность действовать непредсказуемо, а это было неприемлемо.

Даже для опытного адепта вроде Кси-Ню 73 в этом не было смысла, если не считать скрытых мрачных подозрений. Он провел диагностику несколько сотен раз со всей дотошностью, но противоречия (изъяны? втклонения?) в коре мозга Инкарнадина проявлялись вновь после каждого обслуживания.

Однажды Кси-Ню 73 пошел на величайший риск, который никогда не должен был повториться, и полностью очистил биопластический мозг Инкарнадина. Удалив из черепа робота все следы материи, он за четыре месяца заново создал кору из запасных частей, ритуально очищенных после извлечения из ремкомплектов.

У робота теперь был новый мозг, во имя Шестерни. Но он все еще...

Так. В этом была еще одна трудность. В языке-коде Марса отсутствовало адекватное описание для формулировки проблемы. Кси-Ню 73 осмелился прибегнуть к ближайшему по смыслу человеческому термину, описав ситуацию как сбой у Первого Завоевателя.

Он связывал проявлении симптома с прикреплением к экспедиции, и не просто к 1301-му флоту, а именно к легиону Несущих Слово.

Боевые машины и техноэксперты Карфагенской когорты были распределены между многочисленными флотилиями Несущих Слово вместо того, чтобы базироваться на собственных кораблях Механикум, как легионы Титанов. Это произошло по настоянию самого Лоргара. Десятилетия назад, когда Легио Кибернетика впервые встретилась с повелителем Несущих Слово, Лоргар великодушно предложил усовершенствовать свои корабли для нужд специалистов его новоприобретенных союзников Механикум.

– Все мы братья перед глазами одного бога, – сказал он Генералу-Фабрикатору в ходе своего первого визита на поверхность Марса. И вскоре было достигнуто соглашение. Карфагенская когорта, одно из самых славных подразделений Легио Кибернетика, отправится с XVII Легионом и будет обитать в недрах их кораблей.

Кси-Ню 73 не присутствовал во времена той древней клятвы — он еще даже не родился тогда во плоти — и это усугубляло его сомнения в истинности легенды. Причина, по которой Кси-Ню никогда не принимал ее за чистую правду, была проста: при всей полезности Карфагенской когорты для легиона Несущих Слово, Астартес не нравилось присутствие Механикум среди них. Отношения были холодны и далеки от сердечных, даже учитывая уход Механикум от человечности.

Говорили, что другие Легионы более гармонично уживались с марсианским культом Кибернетика, особенно благословенные Железные Руки и несокрушимые Железные Воины — оба они заработали огромное (и потому ценное) уважение Механикум с первых же дней, когда присоединились к ним в крестовом походе Императора Терры.

Однако со временем Кси-Ню 73, занимавший скромную должность надзирателя за манипулой из четырех роботов, пришел к выводу, что Несущие Слово отличаются от своих братьев-Астартес. Этого же мнения придерживались равные ему по званию во все более редкие моменты выхода на связь.

По мере того, как флоты забирались все дальше и дальше с момента последнего большого сбора на Колхиде три года тому назад, ослабевал контакт между манипулами Карфагена. Вокс-связь не работала на таких расстояниях. Говорили, что даже астропатия становится ненадежной, хотя сам Кси-Ню 73 никогда не обладал подобным даром.

Основная проблема Кси-Ню 73, касавшаяся Несущих Слово, заключалась в их приниципиально органической природе. Говоря короче, они были слишком человечны. Они придавали значение несовершенным вопросам веры, концентрируясь на плоти и душе вместо совершенствования через единение с Богом-Машиной. Их питали эмоции, а не логика, именно они влияли на их тактические решения и на сами цели в Великом крестовом походе.

Более того, многие воины Зазубренного Солнца, казалось, ощущали себя неуютно рядом с адептами Механикум, словно постоянно сдерживаясь, чтобы не произнести вслух какие-то обвинения или жалобы.

Слишком человечные. Вот в чем была проблема. Слишком эмоциональные, ведомые инстинктивной верой и красноречивым словом. Слишком человечные, и из-за этого между фракциями образовался разрыв.

Исключение из этого разрыва беспокоило Кси-Ню 73, поскольку исключением был его собственный Первый Завоеватель.

Инкарнадин, да будет благословлен его отважный дух, пользовался искренним уважением Несущих Слово. В самом деле, они называли его «братом».

Он ввел Астартес в камеру подготовки, где над его подопечными проводились последние обряды перед пробуждением. Три бронированные машины стояли в безучастном молчании, в окружении слуг Механикум, подчиненных Кси-Ню 73. Двое закутанных в балахоны помощников поднимали заднюю пушку Вермильона, двигая ее смазанный гусеничный привод и проверяя гладкость хода установленного на плече «Катафракта» орудия. Сангвин, долговязый близнец Ализарина, был почти готов. Автозагрузчики заряжали в его наплечное орудие свежую порцию боеприпасов, наполняя помещение размеренным лязгом. Сервиторы, допускаемые к машине лишь после завершения жизненно-важных процедур, смазывали ее сочленения маслом.

Инкарнадин ждал их.

Это обстоятельство привносило в мыслительные процессы Кси-Ню 73 неприятно человечный дискомфорт. Вскоре в робота должна была быть загружена боевая программа, и тогда Инкарнадин будет готов к выполнению задачи. Но вот оно: аномальный сигнал в мыслительных шаблонах. Пик внимания на ровной линии восприятия. Такие вспышки узнавания и легкая подстройка зрительных рецепторов происходили только в присутствии Несущих Слово.

Словно животное, инстинктивно чующее своих сородичей, Инкарнадин знал, когда рядом оказывались воины XVII Легиона.

Именно это уязвляло гордость Кси-Ню 73. Без установки боевой программы в коре мозга робота не должно было быть подобного уровня распознавания. Он не должен был различать цели и не-цели, никакой разницы между Астартес, смертными солдатами, чужими и всеми остальными.

На самом деле, он вообще не должен был воспринимать чье-либо присутствие, только пол и стены с простой функцией понимания, чтобы не врезаться куда-нибудь. Но при этом робот ждал этого момента. Кси-Ню 73 фиксировал сбой в сенсорах Инкарнадина всякий раз, когда Первый Завоеватель распознавал перед собой Несущих Слово.

– Инкарнадин, – произнес Аргел Тал, нарушив своим голосом закодированный поток размышлений адепта. На младшем командире не было шлема, и Кси-Ню 73 видел, как Астартес смотрит вверх на возвышающуюся над ним машину. Не выказывая ни малейшего благоговения, воин развернул пергаментный свиток и начал чтение.

– Будучи воином Семнадцатого Легиона Астартес, Носителей Слова, братства рожденных на Колхиде и Терре, клянешься ли ты сражаться во имя Лоргара — душой и сердцем, плотью и кровью — пока мир, обозначенный как Один-Три-Ноль-Один-Девять не будет приведен к законному Согласию с Империумом Людей?.

Инкарнадин стоял молча. Аргел Тал улыбался и не отводил глаз.

– Инкарнадин, – сказал Кси-Ню 73, стоявший в стороне, – дает обет в точности, как записано.

Астартес продолжил, словно адепта здесь не было вовсе.

– Инкарнадин, твою клятву засвидетельствовали братья...

– Даготал.

– Торгал.

– Малнор.

– Ксафен.

– ... и подтвердил лично я, Аргел Тал, младший командир Зазубренного Солнца.

Капитан прикрепил свиток к броне Инкарнадина, зацепив его за один из специально предназначенных для этого крюков. К наплечникам каждого из пятерых Астартес были прикреплены точно такие же свитки.

Гордость Кси-Ню 73 боролась с неугасающим беспокойством. Слава Омнисии, что благословил его Первого Завоевателя быть принятым в ряды легиона Астартес. Но будь проклято воздействие, которое эта верность оказывала на его мозг.

Завершив ритуал, Астартес отсалютовали, приложив кулаки к основным сердцам, и удалились из помещения. Было время, когда воины сотворяли знак аквилы, но Кси-Ню 73 не видел имперского приветствия в их исполнении с момента унижения Легиона три года назад.

В красноватом полумраке комнаты адепт сфокусировал взгляд трех линз на громоздкой фигуре своего любимого подопечного.

– Кому же ты верен, хотел бы я знать?

Инкарнадин не ответил. Он стоял так уже часами, молча ожидая следующего сражения.

Корабль снова встряхнуло — даже на орбите пустота вокруг этого мира была насыщена энергиями варпа, и кожу корабля периодически поглаживали случайные всплески силы. Кси-Ню 73 очистил свой мозг и от чрезмерности человеческого воображения, но шторм все равно скрежетал о корпус, словно... когти.

Он записал звук в архивы своих мозговых долей и отправился по делам, лишь изредка отвлекаясь на звук скребущих по металлу обшивки когтей.

Благословенной Леди в самом деле было нужно одеться.

Она вслепую потянулась через край постели, похлопывая рукой по полу, пока не нащупала свою одежду. Кирена просовывала голову в воротник, когда почувствовала, как руки Аррика обняли ее сзади.

– Еще же рано, – выдохнул он ей в шею.

– На самом деле, кажется, ты уже опаздываешь. Это был не утренний, а дневной сигнал .

– Не шути так, – сказал он, притягивая ее к себе.

– Я не шучу, – Кирена провела рукой по волосам, не обращая внимания на его пальцы, гулявшие по ее телу.

– Аррик. Я правда не шучу.

Он скатился с кровати с восклицанием «Вот дерьмо...», а потом несколько раз повторил ругательство на разных языках.

Иногда было довольно поучительно иметь роман с офицером, особенно таким, который мог ругаться на восемнадцати диалектах готика.

-Дерьмо, – вернулся он к тому же, с чего начал тираду. – Мне нужно идти. Где, черт побери, моя сабля?

Она повернулась к нему, не видя его.

– Думаю, она закатилась под кровать. Я слышала, как она скрипнула по полу ночью.

– Ну что бы я без тебя делал? – Аррик вытащил саблю из-под кровати и застегнул кожаный ремень поверх смятой растрепанной униформы. – Вернусь попозже.

– Я знаю.

– Сегодня высадка, – сказал он, словно для нее было новостью. Корабль содрогнулся, и она оперлась о стену, чтобы удержать равновесие.

– Знаю, – ответила она.

– Хотя с этим штормом...

– Знаю, – еще раз повторила она.

– Как я выгляжу? – поинтересовался он с улыбкой, получая удовольствие от самой старой их игры. Обычно она улыбалась в ответ. Но не сейчас.

– Как тот, кто опаздывает на собрание командования флота. Ступай.

Аргел Тал кивнул майору Джесметину, когда смертный офицер, чуть не падая, влетел в закрывающуюся дверь.

– Я здесь, – воскликнул он. – Я успел.

Чтобы его красно-желтую форму, обозначавшую звание старшего офицера 54-го Эвхарского пехотного не забраковали на парадном смотре , ее следовало бы сперва привести в порядок. Черные волосы были в таком же состоянии, вдобавок он не побрился с утра.

Он обозрел прочих собравшихся в комнате на инструктаж, стоявших вокруг большого центрального стола. Сорок мужчин, женщин и Астартес (которых он любил с ухмылкой именовать «пост-людьми») повернулись и посмотрели на него в ответ.

Светящиеся сферы над головой моргнули, когда корабль снова тряхнуло.

– Простите, -сказал майор. – Я прибыл.

Некоторые покачали головами, раздалось раздраженное перешептывание. Офицер занял одно из немногих оставшихся мест за столом, возле капитана Несущих Слово. Напряженное гудение сочленений доспеха воина вблизи было болезненно громким для ушей. Слушать, что говорят другие, оказалось трудной задачей.

– Хорошо, что присоединились к нам, Аррик, – произнес Магистр флота Балок Торв, сердито глядя через стол на запыхавшегося майора. – Как я уже говорил...

– Извините меня, – снова прервал майор. – Сервиторы на палубе D корпеют над... гиро-шестернями подъемника. Просто кошмар. Пришлось долго бежать.

На другом краю помещения закованный в доспех Магистр ордена Деймос грохнул кулаком об стол.

– Тихо, болван, – заворчал он.

– Простите, сэр. – Аррик отсалютовал, предпочтя знаку аквилы древнее прикладывание кулака к груди.

Кси-Ню 73 повернул покрытую капюшоном голову со стрекотом трущихся шестеренок.

– В конструкции корабля нет компонентов, подходящих под термин «гиро-шестерня», – сообщил он.

Аррик прищурился, глядя на техноадепта. Большое спасибо.

– Я так понимаю, – прорычал командир Несущих Слово, – что майор Джесметин крайне неумело соврал. Торв, переходи к деталям. У нас есть мир, который надлежит привести к Согласию.

Торв начал доклад, описывая континентальные массивы, оценочную численность населения и расстановку сил. Люди, населявшие 1301-12 были примитивны, но весь экспедиционный флот готовился к бою. Армейский гарнизон, роты Астартес, силы Механикум — все.

Все зависело от первого контакта.

Аррик слушал то, о чем уже читал в официальных сообщениях. Он поймал устремленный на него сверху вниз взгляд капитана Несущих Слово.

– Ты расчесывал волосы рукой? – поинтересовался Аргел Тал.

Прежде, чем Аррик успел ответить, открылась дверь, но ответ должен был быть грубым. Закованный в церемониальную кольчужную броню и нагрудник из резной слоновой кости, в оперативный центр вошел примарх.

– Друзья мои, примите искренние извинения за несвоевременное появление, – Лоргар одарил всех божественной улыбкой, занимая свое место во главе стола. – Я полагаю, все готово к высадке?

Собравшиеся командиры заверили его, что так и есть. Великолепный в броне военачальника Завета, Лоргар поочередно выслушивал их.

– Сир, – сказал один в завершение.

– Говори, Аргел Тал.

– Один вопрос продолжает меня беспокоить. Прошло уже три недели, – капитан говорил, не обращая внимания на поднявшийся шепот. – Где «Бесконечное Почтение»?

Лоргар положил золотые руки на стол и подался вперед. Все присутствовавшие видели, как тяжело давались ему слова.

– Потеряно в шторме. Мы почтим память экипажа и наших братьев, бывших на борту. Но глупо продолжать надеяться.

– Сир, – Аргел Тал не успокаивался. – Мы даже не предпримем поисков? Даже один пропавший корабль — это трагедия, но три... Аврелиан, прошу, экспедиция под угрозой. Мы должны поискать их.

– В варпе? Каким образом?

Корабль снова затрясло, на этот раз дрожь длилась несколько секунд. Лоргар слегка улыбнулся, явно довольный временем возобновления тряски.

– Даже отголоски этого шторма свирепы. Ты хочешь нырнуть обратно в варп, выискивая три пылинки в вихре?

– Я снова обращусь к астропатам с распоряжением попытаться еще раз, – сказал Аргел Тал. – Если они смогут обнаружить своих собратьев на «Почтении»...

– Сын мой, – Лоргар покачал головой. – Твое сострадание делает тебе большую честь, но мы не можем остановить Паломничество из-за потери одного боевого корабля. Варп — негостеприимное место. Сколько кораблей Империум потерял в его волнах за время Великого крестового похода? Сотни? Может быть, даже более тысячи.

Майор Аррик нажал несколько кнопок на своем устройстве хранения данных.

– Мы на передовой и знаем это. К нам не придут подкрепления, как бы громко мы ни звали на помощь. Как часто мы получаем сообщения от других флотов?

– Время между контактами увеличивается по экспоненте, – сказал Фи-44. – Последняя астропатическая передача от лорда Кор Фаэрона была четыре месяца назад.

Заговорил Ксафен.

– В последнем послании от Первого капитана были обновленные звездные карты, показывающие продвижение Легиона к краю галактики, а также список миров, приведенных к Согласию. Кроме того, в нем выражалась искренняя благодарность за добавленные к имеющимся у их флота копиям «Книги Лоргара» восьми тысяч слов и трех пикт-иллюстраций.

Примарх усмехнулся, но ничего не сказал. Ксафен продолжил.

– Ближайшая к нам имперская экспедиция — 3855-я. До нее почти год перелета через варп.

– Какие Ордена сопровождают 3855-ю?

– Окровавленное Видение и Полумесяц, – уточнил Фи-44. – И капеллан Ксафен ошибся. До 3855-го экспедиционного флота от тринадцати до пятнадцати месяцев перелета в зависимости от капризов варпа.

Воцарилось молчание.

– Год, – произнес Лоргар. – Вот как далеко мы зашли, став глазами человечества во тьме. Никто из имперцев не расходился настолько, никто не удалялся так сильно от Терры и завоеванных ею территорий.

Год. Аргел Тала потрясло такое выражение расстояния. Мы более чем в годе перелета от ближайших братьев и еще дальше от реальной границы Империума.

– Так что мы в самом деле одни, – повторил Аррик мысли капитана, и корабль подчеркнул его слова очередным жестоким содроганием.

– Сир, – снова начал Аргел Тал.

– Успокойся, сын мой, – примарх прервал его легким движением руки. – Магистр Делвир? Вы можете дать капитану Аргел Талу облегчение, которого он жаждет?

Магистр астропатов был худым человеком с водянистыми глазами, волнистый бархат бесцветно-серого облачения свисал с его плеч. Он обвел комнату взглядом побитой собаки, осознав, что к нему поворачиваются все больше лиц.

– Наши предсказания...Так сказать...Наши чувства... Я слышу мир, к которому мы движемся. Это трудно описать словами.

Лоргар прокашлялся, привлекая внимание человека.

– Магистр Делвир?

– Повелитель? – отозвался тот шепотом.

– Вы здесь среди равных. Среди друзей. Мы сочувствуем вашим переживаниям из-за шторма. Не смущайтесь и не волнуйтесь, излагая детали.

Шоса Делвир, Магистр астропатов поклонился без особого изящества. Но это было искренне. Лоргар поклонился в ответ, не столь глубоко, но с улыбкой.

– Иногда, – медленно начал астропат, – хватает ничтожного шанса, чтобы привести имперский флот к одному из затерянных миров человечества. Эти шансы благословенны. Чаще мы полагаемся на древние звездные карты, пережившие хаос Долгой Ночи и Объединительных войн, терзавших Терру. Но когда вы полагаетесь на нас — когда обращаетесь к хору астропатов — я... я объясню, как могу.

– Тогда, – Аргел Тал взглянул на записывающего его слова отца, – моя кровь впервые похолодела. Когда мы висели над планетой, когда астропат рассказал нам, как его собратья смотрели в шторм.

Лоргар кивнул.

– В тот миг я впервые осознал, что Паломничество близится к завершению.

– Это правда, – вздохнул капитан.

Как только Аргел Тал заговорил, их глаза больше не встречались. Лишь легкое поскрипывание пера по пергаменту вторило голосу Аргел Тала.

Магистр астропатов замешкался на мгновение.

– Мы слышим голоса в пустоте, – сказал он. – Мир, словно улей, издает жужжание саранчи или мух, но очень далекое. Всегда нелегко вычленить один мир в бесконечности космоса. Империум — безмолвный океан, и лишь напрягая внимание, мы слышим гудение человеческого сознания. Представьте себя в глубине огромного моря. Все звуки приглушены, тишина подавляет. Попробуйте услышать голоса из ниоткуда, когда слышите лишь биение своего сердца.

– Сир, – вмешался Деймос. – Нам обязательно слушать этого зануду?

В ответ Лоргар прижал золотой палец к улыбающимся губам.

– Пусть Магистр Делвир говорит. Его слова просвещают меня.

Астропат поспешно продолжил, избегая чужих взглядов.

– Если вы излишне сосредоточитесь на голосах, вы забудете, как плавать. Вы утонете. Если же вы бросите все силы, чтобы всплыть на поверхность и вдохнуть... вы не услышите звуков океана.

– Вы ищете равновесия, – сказал Аргел Тал. – Звучит, как нелегкая задача.

– Так и есть, но никто в этой комнате не может похвастать легкой жизнью, – астропат уважительно поклонился собравшимся воинам. Некоторые ответили салютом. Аргел Тал был одним из них. Ему нравился маленький тощий человечек.

– Что изменилось? – спросил капитан. Он ощущал на себе взгляд примарха.

– Эта область космоса не похожа ни на что, виденное нами в путешествиях. Варп бушует, и наши корабли в плену у яростных волн эфирных сил.

– Мы все видели варп-штормы раньше, – произнес Лоргар. Огонек в его серых глазах был красноречив: он все это знал и подталкивал астропата, чтобы духовно чувствительный объяснил это командующим флота.

– Этот иной, сир. У шторма есть голос. Миллион голосов.

Мягко говоря, он привлек внимание собрания. Аргел Тал сглотнул, ощутив яд на языке. Повинуясь порыву, он ввел на столе код активации гололитического проектора.

Над центром стола засветилось мерцающее изображение области космоса, охватывающее сотни солнц и их системы. Было невозможно не заметить, что не так.

– Вот это место, – указал астропат. – Если хор закроет глаза и прибегнет к тайным чувствам... мы услышим только крики.

Область была обширна. Более, чем обширна. Она захватывала сотни солнечных систем, выглядя уродливой даже в виде проекции. Аномалия варпа покрывала звезды газообразной дымкой, сворачиваясь к бушующему кипящей энергией центру.

– Глядя на это, – проговорил Аррик Джесметин, – кто-нибудь видит глаз? Глаз в космосе?

Многие согласились. Но не Лоргар.

– Нет, – промолвил примарх. – Я вижу бытие. Так выглядят зарождающиеся галактики. Брат Магнус показывал мне подобное в зале Лэнга на благородной Терре. Разница в том, что это... рождение... не физическое. Это призрак галактики. Вы все видите глаз, спираль. И то, и другое верно и неверно. Это психический отпечаток какого-то невероятного события, случившегося среди звезд. Оно было достаточно мощным, чтобы разорвать пустоту, позволив варпу просачиваться в материальную вселенную.

Астропат кивнул, в его глазах читалась благодарность примарху, произнесшему слова, которых не нашел он сам.

– Так мы полагаем, сир. Это не просто варп-шторм. Он свирепствует так долго, что пронизывает уже и физическую реальность. Вся эта область одновременно пространство и не-пространство. Варп и реальность, слитые вместе.

– Нечто... – Лоргар смотрел на избитые небеса отстраненным взглядом. – Это выкидыш. Что-то почти родилось здесь.

Аргел Тал прочистил горло.

– Сир?

– Ничего, сын мой. Мимолетная мысль. Прошу вас, продолжайте, Магистр Делвир.

Астропат мало что мог добавить.

– Штормы, нарушавшие наши странствия за последние недели, исходили из этой области. Вокруг 1301-12 пространство относительно стабильно. Но подумайте о том, что нам пришлось выдержать, чтобы добраться до этой точки стабильности. Шторм закрывает тысячи звездных систем вокруг нас. Если мы покинем этот узкий коридор, энергии могут...

Он сбился. Лоргар пристально взглянул на него.

– Говорите, – приказал примарх.

– Старое терранское выражение, сир. Я сказал бы, что шторм апокалиптичен.

– Что это значит? – спросил Аргел Тал.

Ответил Ксафен.

– Проклятие. Конец всего. Очень, очень древняя легенда, – похоже эта идея забавляла его.

– Если шторм кричит, – повернулся Аргел Тал к Делвиру, – как мы тогда нашли этот мир? Как вы расслышали присутствие жизни на нем?

Астропат судорожно вздохнул.

– Потому, что нечто на планете под нами кричит громче.

– Нечто, – заметил капитан. – Вы не сказали «некто».

Закутанный человек кивнул.

– Не просите меня объяснить, я все равно не смогу. Оно звучит, как человек, но не является им. Так же, как вы услышите акцент другого воина и поймете, что он из иной части вашего родного мира, так и хор астропатов слышит, как что-то нечеловеческое кричит на языке людей.

Лоргар прервал беседу взмахом руки.

– Этот регион еще не нанесен на карты и не имеет названия. Какие корабли утрачены при прохождении шторма?

Фи-44 опередил Магистра флота с ответом.

– «Бесконечное Почтение», «Грегорианец» и «Щит Скаруса».

Присутствовавшие Несущие Слово склонили головы в почтении. «Щит» был ударным крейсером капитана Скаруса и его 52-й роты. Его утрата была жестоким ударом по Зазубренному Солнцу, от мощи которого из-за непостоянства ветров варпа осталось две трети.

– Хорошо, – сказал Лоргар. – Обновите все звездные карты и отправьте записи на Терру. Эта область отныне известна как сектор Скарус.

– Мы предпримем высадку, сир? – это спросил Деймос.

С безграничной аккуратностью примарх извлек из деревянного тубуса на поясе скрученный лист. Он развернул свиток с осторожной медлительностью и, наконец, повернул его, демонстрируя всем. На папирусе было выведено углем спиралевидное пятно. Все немедленно узнали его. Они уже видели его — пятно среди звезд.

Пока командиры смотрели, по кораблю пронеслась сильнейшая дрожь. На несколько секунд все залилось красным аварийным освещением, а гололитический проектор моргнул и отключился. Когда светильники зажглись, Аргел Тал снова ввел активационный код.

Изображение вновь замерцало неровным и ненадежным светом.

– Сучий шторм, – пробормотал майор Джесметин. В ответ донеслось только несколько тихих выражений согласия.

– Это стерлось из памяти, – произнес Лоргар, смотря всем поочередно в глаза. – Но мои Несущие Слово узнают его.

– Эмпиреи, – одновременно отозвались офицеры Легиона.

– Небесные Врата, – уточнил Ксафен, – из старых книг.

– Нас призвали сюда, – сказал Лоргар низким и лишенным сомнения голосом. – Что-то взывало к нашему астропатическому хору через шторм. Нечто хотело, чтобы мы попали сюда, и оно ждет нас на планете внизу.

Астропат нарушил внешнюю благопристойность, возможно, впервые за свою тихую уединенную жизнь.

– Как... Откуда вы знаете? – проговорил он, заикаясь, бледными губами.

Лоргар уронил свиток на стол. Нечто, похожее на злость, пылало в глубине его глаз.

– Я тоже слышу крик. И он не бессловесный. Что-то под нами выкрикивает мое имя в психический шторм.

14

Фиолетовые глаза

Два голоса

Ответы

Аргел Тал смотрел на собственное отражение в чашке воды. Исхудавшие пальцы поглаживали костистый профиль лица. На ощупь оно напоминало череп.

Лоргар не поднимал взгляда от записей.

– Высадка, – сказал капитан.

Фиолетовые глаза.

Это было единственное заметное отличие от чистокровного человечества. Люди смотрели на посланников звезд фиолетовыми глазами. Напротив Лоргара и его сыновей стояли варвары, одетые в лохмотья и вооруженные копьями с кремневыми наконечниками.

При этом дикари не выказывали страха. Они приблизились к месту приземления Несущих Слово разрозненное ордой, разделенной на племена. Каждый отряд нес знамена из содранной кожи и тотемы из костей животных, указывавшие на их веру в духов и деvонов этого мира.

Для первого контакта с людьми 1301-12 Лоргар взял с собой небольшой отряд. Большая часть флота оставалась наготове на орбите, но сам Лоргар предпочел обставить первую встречу скромным образом.

Возле него стоял Деймос, магистр Зазубренного Солнца, и капитаны Аргел Тал и Цар Кворел из Седьмой и Тридцать Девятой рот соответственно. Оба капитана прихватили своих капелланов, державших крозиусы наизготовку. За ними стояла в одиночестве стройная скелетоподобная фигура, закутанная в плащ с капюшоном. Из-под него выглядывали три механических глаза Кси-Ню 73, наблюдавшего за происходящим. Возле него неподвижно возвышался Инкарнадин, излучавший угрозу, хотя в нем не двигалась ни одна шестеренка.

Лишь один стоял отдельно от группы, закованный в золото, держащий великолепно выполненную алебарду. Кустодий Вендата. Аквилона не удалось отговорить от намерения послать одного из его братьев с ними. Оккули Император выдвинул требование, чтобы во всех случаях первого контакта примарха сопровождал хотя бы один из его воинов.

Красный плюмаж шлема кустодия трепетал на ветру, как и свитки, прикрепленные к броне Несущих Слово. Ближе всего к нему стоял Аргел Тал. За все время, которое Вендата провел с флотом, больше никто из присутствовавших Астартес не вызвал у него — как и у прочих Кустодес – даже тени уважения, не говоря уже о дружбе.

За их спинами покоился «Громовой ястреб» Легиона, традиционного гранитно-серого цвета: золотистая «Грозовая птица» Лоргара осталась с 47-й экспедицией. Примарх не скучал по ней, несмотря на то, что последний раз видел три года назад. Показная красота десантно-штурмового корабля всегда казалась скорее безвкусной, чем величественной. Пускай самодовольный Фулгрим делает из своих боевых машин произведения искусства. Предпочтения Лоргара были менее инфантильны.

– Их глаза, – произнес Ксафен. – У каждого из них фиолетовая радужка.

– Взгляни наверх, – мягко посоветовал примарх.

Ксафен повиновался. Все сделали так же. Терзающий регион варп-шторм заполнял большую часть ночного неба. Огромное красно-фиолетовое спиралевидное пятно смотрело вниз, словно немигающее око.

– Это шторм? – спросил Вендата. – Их глаза фиолетовые из-за шторма?

Лоргар кивнул.

– Он изменил их.

Ксафен положил крозиус на плечо, все еще глядя в небо.

– Я знаю, что варп может изменить плоть псайкеров, если их разум недостаточно силен. Но простых людей?

– Они нечисты, – прервал его Вендата. – Эти варвары — мутанты, – он указал алебардой на приближающиеся племена, -...и должны быть уничтожены.

Аргел Тал бросил взгляд налево, на кустодия, стоявшего с опущенной алебардой.

– Это тебя не завораживает, Вен? Мы находимся в мире на краю величайшего варп-шторма, когда-либо виденного, а его население смотрит на нас глазами, которые того же цвета, что и измученная пустота. Как ты можешь порицать это, не спросив даже о причинах?

– Нечистота говорит сама за себя, – произнес золотой воин. Он не желал ввязываться в спор. – Примарх Лоргар, мы должны зачистить этот мир.

Лоргар не взглянул на кустодия. Он лишь вздохнул прежде, чем ответить.

– Я встречусь с этим людьми и самостоятельно распоряжусь их жизнями. Чистые, нечистые, правые и неправые. Мне нужны только ответы.

– Они нечисты.

– Я не собираюсь вырезать все население мира только потому, что бойцовая собака моего отца облаяла цвет их глаз.

– Оккули Император узнает об этом, – посулил Вендата. – Так же, как и Император, возлюбленный всеми.

Примарх в последний раз взглянул на сияющее небо.

– Ни Император, ни Империум никогда не забудут то, что мы узнаем на этой планете. Это я тебе обещаю, кустодий Вендата.

Первая из варваров приблизилась.

Вокруг ее плеч был обернут выцветший плащ персиково-бурого цвета, тяжеловесный, словно сделанный из грубой кожи, сшитой неровными стежками черных ниток. Глаза прекрасного и тревожного фиолетового окраса были окружены мазками белой краски, складывающимися на ее лице в руны. Символы не имели никакого смысла для Вендаты.

Но вот плащ…

– Выродки… – прошипел кустодий по закрытому вокс-каналу. – Это человеческая кожа. Высушенная, сшитая и носимая, будто почетная накидка.

– Я знаю, – ответил Аргел Тал. – Опусти оружие, Вен.

– Как может Лоргар иметь дело с этими созданиями? Живодеры. Дикари. Мутанты. Они покрывают свою кожу бессмысленными иерголифами.

– Они не бессмысленные, – отозвался капитан.

– Ты можешь прочесть эти руны?

– Ну, конечно, – голос Аргел Тала звучал рассеянно. – Это по-колхидски.

– Что? Что там написано?

Несущий Слово не ответил.

Лоргар склонил голову в уважительном приветствии.

Предводительница варваров, стоявшая впереди сотни людей, одетых в одинаковые лохмотья и броню из внушавшей тревогу «кожи», не выказывала ни малейшего беспокойства. С равнин стягивались все новые племена, но они держались позади, вероятно из почтения перед девушкой с волосами цвета воронова крыла.

Привязанные к ее поясу черепа пощелкивали при движении. Доставая примарху всего лишь до пояса, она, тем не менее, вела себя совершенно непринужденно, подняв измененные глаза, чтобы встретиться взглядом с гигантом.

Когда она заговорила, сильный акцент и проглатываемые слоги не могли полностью исказить язык. Он далеко ушел от своих протоготических корней, но имперцы поняли его – кто легко, кто с трудом.

– Здравствуй, – сказала дикарка. – Мы ждали тебя, Лоргар Аврелиан.

Примарх никак не выдал удивления.

– Тебе известно мое имя, и ты говоришь по-колхидски.

Девушка кивнула, скорее размышляя над глубокой интонацией примарха, чем соглашаясь с ним.

– Мы ждали тебя долгие годы. И вот ты, наконец, ступил на нашу землю. Эта ночь была предсказана. Посмотри на запад, на восток, на юг и на север. Племена идут. Так потребовали говорящие с богами, и вожди повиновались. Вождям всегда нужны шаманы. Их устами говорят боги.

Примарх взглянул на толпу в поисках символов столь уважаемых старейшин племен.

– Как так получилось, что ты говоришь на языке моей родины? – спросил он предводительницу.

– Я говорю на языке моего родного мира, – ответила женщина. – Как и ты.

Несмотря на пылающее небо и сюрпризы, преподносимые девушкой, Лоргар улыбнулся парадоксу.

– Я Лоргар, как ты и сказала, хотя Аврелианом меня зовут только мои сыновья.

– Лоргар. Благословенное имя. Любимый сын Истинного Пантеона.

Огромным усилием примарх сохранил легкость в голосе. Никакая подобная мелочь не могла помешать первому контакту. Единственное, что имело значение – сохранить самообладание.

– У меня нет четырех отцов, друг мой, и я не был рожден женщиной. Я – сын Императора людей и ничей более.

Она рассмеялась, звук был унесен порывом ветра.

– Сыновья бывают приемными, а не только рожденными. Сыновей можно вырастить, а не просто зачать. Ты – любимый сын Четырех. Твой первый отец пренебрег тобой, но четверо твоих отцов гордятся тобой. Так сказали нам говорящие с богами, а они не лгут.

Напускная непринужденность Лоргара была близка к тому, чтобы рухнуть. Несущие Слово чувствовали это, даже если люди – нет.

– Кто ты? – спросил он.

– Я – Ингефель Избранная, – улыбнулась она, словно сама невинность и доброта. – А скоро – Ингефель Вознесшаяся. Я твой проводник, помазанный богами.

Дикарка указала на равнину, словно та заключала в себе весь мир. Более того, она указала на изуродованную варпом пустоту над ними.

– А этот мир, – развела она раскрашенные руки щедрым жестом, – Кадия.

Такой первый контакт можно было назвать уникальным.

Никогда раньше имперцев не ожидали подобным образом. Никогда раньше их не встречала примитивная культура, которая не просто приветствовала их, но еще и не выказывала страха перед огромными закованными в доспехи воинами, ходившими среди них. «Громовой ястреб» вызвал некоторое любопытство, хотя примарх и предупредил Ингефель, что орудия машины активированы и управляются сервиторами Легиона, которые откроют огонь, если кадианцы подойдут слишком близко.

Ингефель отогнала любопытных от десантно-штурмового корабля Несущих Слово. Она изъяснялась быстро и вычурно, щедро пронизывая каждое предложение ненужными словами. Только обращаясь к Лоргару и его свите, она, казалось, оставляет от языка одну сердцевину для краткости и ясности, явно говоря скорее по-колхидски, чем по-кадиански.

Лоргар прервал рассказ сына обеспокоенным взглядом.

– Ты взрыкиваешь, когда говоришь.

– Я не нарочно, сир.

– Я знаю. Твой голос разделен подобно твоей душе. Я вижу это своим психическим чувством – на меня смотрят два лица, четыре глаза и две улыбки. Никто не узнает об этом, кроме, разве что, моего брата Магнуса. Но чтобы понять истину, достаточно просто вслушаться. Уши смертных узнают о твоем несчастье, Аргел Тал. Тебе следует научиться скрывать его тщательнее.

Капитан замешкался.

– Я был уверен, что буду уничтожен, как только расскажу вам все это.

– Это возможно, сын мой. Но мне не доставит ни малейшего удовольствия зрелище твоей смерти.

– Будет ли Зазубренное Солнце вычеркнуто из архивов Легиона?

Перед ответом Лоргар рассыпал по пергаменту чистый мелкий песок, подсушивая чернила, которыми он записал последние слова.

– Почему ты спрашиваешь?

– Потому, что некогда триста воинов были верны, а теперь в живых осталась едва ли сотня. Из трех рот сохранилась одна целая. Деймос мертв, убит на Кадии. Сотня наших братьев пропала в шторме, их забрал варп вместе со «Щитом Скаруса». И вот теперь моя рота возвращается разбитой и… изменившейся.

– Зазубренное Солнце всегда будет уроком для Легиона, – произнес Лоргар, – вне зависимости от того, чем кончится Паломничество. Есть вещи, о которых никогда нельзя забывать.

Аргел Тал вздохнул. В звуке вдоха сквозил шепчущий звук. Нечто смеялось.

– Я не хочу говорить о Кадии, сир. Вы и так знаете все, что мне известно о произошедшем на поверхности. Ночи, проведенные в беседах с Ингефель и старейшинами племен. Сравнение наших звездных карт с их примитивными изображениями небес. Их рисунки Ока Ужаса и то, насколько кадианские изображения шторма совпадали со свитками нашей Старой Веры, – Аргел Тал усмехнулся, в звуке не было ни малейшего веселья. – Как будто нам были нужны еще доказательства.

Лоргар внимательно рассматривал его.

– Что такое, сир?

– Шторм, опустошающий этот субсектор. Ты назвал его «Оком Ужаса».

Аргел Тал замер.

– Что… Да. Придет время, когда его будут называть так. Когда оно шире распахнется в пустоте, когда дрожащий Империум будет видеть в нем ад этой галактики. Драматичное имя, данное плывущими в пустоте величайшей загадке глубин. Его внесут в карты и оцифруют для картографических баз данных. Человечество наделит его этим именем так же, как дети дают имена своим примитивным страхам.

– Аргел Тал.

Сир?

– Кто говорит со мной? Это не твой голос.

Капитан открыл глаза. Он не мог припомнить, чтобы закрывал их.

– У него нет имени.

Лоргар помедлил с ответом.

– Я думаю, что есть. У него есть личность, такая же сильная, как твоя. Но оно дремлет. Я чувствую, как оно рассеяно внутри тебя. Твое тело приняло его в свои клетки, будто… – тут он снова замолчал. Аргел Тал часто задумывался, каково это – видеть жизнь на всех возможных уровнях, даже на генетическом – жизнь и смерть миллиардов едва различимых клеток. Обладали ли этой способностью все примархи? Или только его? Он не знал ответа.

– Простите, сир, – обратился он к Лоргару. – Я буду держать глаза открытыми.

Дыхание Лоргара участилось. Ни один человек без аугметики не смог бы заметить перемену в сердцебиении примарха, но чувства Аргел Тала превосходили человеческие во много раз. На самом деле, теперь они превосходили даже возможности Астартес. Он мог расслышать, как едва слышно поскрипывают от напряжения металлические стены камеры. Дыхание стражи по ту сторону закрытой двери. Стремительный шепот лапок насекомого в вентиляционной шахте.

Он замечал за собой эту чуткость и раньше, на борту «Песни Орфея» за время семимесячного дрейфа в попытках покинуть Око. Ощущение приходило много раз, но сильнее всего в моменты, когда он утолял жажду кровью братьев.

– Я вижу, как в тебе борются две души, и жестокость в твоих глазах. Хотел бы я знать, – признался примарх, – благословлен ли ты или проклят.

Аргел Тал рыкнул, обнажив многочисленные зубы. Улыбка принадлежала не ему.

– Разница между богами и демонами главным образом зависит от стороны, на которой вы находитесь.

Лоргар записал его слова.

– Расскажи мне о последней ночи на Кадии, – сказал он. – После религиозных споров и собраний племен. Меня не интересуют недели изучения и обрядов в нашу честь. База данных флота забита свидетельствами того, что этот мир, подобно множеству других, имеет общее со Старой Верой.

Аргел Тал облизнул зубы. Это все еще была не его улыбка.

– Нет никого ближе.

– Да. Никого ближе, чем Кадия.

– Что ты хочешь знать, Лоргар?

Примарх остановился, услышав собственное имя, произнесенное сыном столь обыденно и неуважительно.

-Кто ты? – спросил он, не испытывая страха или тревоги, но ощущая себя не вполне уютно.

– Мы. Мы – Аргел Тал. Я. Я – Аргел Тал.

– Ты говоришь двумя голосами.

– Я – Аргел Тал, – проговорил капитан, стиснув зубы. Спрашивайте, о чем хотите, сир. Мне нечего скрывать.

– Последняя ночь на Кадии, – сказал Лоргар. – Ночь, когда Ингефель обрела святость.

– Это языческое колдовство, – сказал Вендата.

– Я не верю в колдовство, – ответил Аргел Тал. – И тебе не советую.

Их голоса гулко отдавались в храмовом помещении, представлявшим собой не более, чем грубо вытесанную комнату в лабиринте подземных пещер. Лишенный построек на поверхности Кадии, Храм Ока был куда менее величественен, чем можно было бы подумать по названию. Под северными равнинами, где совершил высадку Легион, пещеры и подземные реки образовали естественную часовню.

– Этот мир просто рай, – заметил Вендата. – Трудно поверить, что так много племен поселилось в этих мертвых пустошах.

Аргел Тал уже слышал эти слова. Вендата, наделенный простой и непоколебимой мудростью, видел снимки с орбиты так же часто, как и сам капитан. Кадия была планетой умеренных лесов, обширных лугов, обильных жизнью океанов и пахотных земель. И при всем этом здесь, в унылом уголке северного полушария, массово влачили существование среди безводных равнин кочевые племена.

Ксафен шел вместе с Аргел Талом и кустодием по вырубленному в камне коридору. Устройство храма было таким, как и следовало ожидать от дикарской цивилизации – на наклонных стенах были видны отметины от кирок и прочего инструмента землекопов – но помещения не были полностью лишены украшений. Пиктограммы и иероглифы покрывали все стены, смешиваясь с символами, угольными рисунками и высеченными знаками, мало что значившими для Вендаты.

По правде говоря, смотреть на их обилие ему было неприятно. Неровные зубчатые звезды были нарисованы повсюду, так же, как и длинные мантры на языке, лишенном смысла, хотя построение предложений явно указывало на стихи. Изображения Великого Ока, как называли кадианцы шторм наверху, также попадались регулярно.

В креплениях на стенах через неровные промежутки горели факелы из связанных палок, заволакивая каменные коридоры дымкой. Вендате случалось бывать в гораздо более приятных местах. Чума на Аквилона, назначившего его спуститься на поверхность.

-Нетрудно понять, почему они пришли сюда, если понимать их веру, – сказал капеллан.

– Вера– это выдумка, – фыркнул Вендата.

За свою жизнь Аргел Тал никогда не делал ставок – это противоречило монашеским порядкам Легиона и показывало тягу к мирским богатствам, бесполезным для любого воина с чистым сердцем. Но он бы с уверенностью побился об заклад, что наиболее часто Вендата произносил именно слова: «Вера – это выдумка».

– Для разных созданий вера означает разное, – произнес Аргел Тал. Это был слабая попытка разрушить противостояние, намечавшееся между двумя его спутниками, и она провалилась, как он и предполагал.

– Вера – это выдумка, – повторил Вендата, но Ксафен продолжил, распаляя невольных слушателей.

– Из-за веры эти люди пришли сюда. Из-за нее их храм расположен тут. Звезды находятся на нужных местах относительно этого места, и они верят, что это помогает в ритуалах. Созвездия отмечают в небе жилища богов.

– Языческое колдовство, – еще раз сказал Вендата, начиная раздражаться.

– Знаешь, доимперская Колхида была такой же, – не отставал Ксафен. – Эти обряды мало отличаются от тех, которые проводили поколения до прибытия Лоргара. Колхидцы всегда придавали звездам большое значение.

Вендата покачал головой.

– Не добавляй бессмысленные суеверия к прочим моим поводам для недовольства тобой, капеллан.

– Не сейчас, Вен, – Аргел Тал был не расположен выслушивать очередной спор этих двоих о природе человеческой души и вреде религии. – Прошу тебя, не сейчас.

За последние три года Аргел Тал понемногу сближался с Кустодес, часто упражняясь с ними в бое на мечах в тренировочных клетках. Ксафену же, казалось, доставляет злое удовольствие дразнить их при любом удобном случае. Философские споры всегда заканчивались тем, что Вендата или Аквилон уходили из комнаты, чтобы не ударить капеллана. Ксафен считал такие моменты собственными достижениями и хихикал, словно старик, над происходящим.

– Если звезды столь ценны для них, – проскрипел голос Вендаты из динамиков шлема, – почему же они тогда прячутся под землей?

– Почему бы тебе сегодня не спросить прямо у них? – улыбнулся Ксафен.

Трое продолжали идти, и на несколько благословенных мгновений воцарилась тишина.

– Я слышу песнопения, – вздохнул кустодий. – Во имя Императора, это безумие.

Аргел Тал тоже слышал. Уровни под ними уходили глубоко в недра земли, но плотный камень проводил звук с невероятной легкостью. Идущий по храмовым пещерам в любое время дня и ночи слышал смех, шаги, молитвы и рыдания.

На одном из нижних уровней проводился обряд.

– Я видел, как вы неделями не выпускали из рук пергамент и общались с кадианцами на их лопочущем языке.

– Это колхидский, – рассеянно отозвался Аргел Тал, проводя пальцами перчатки по угольному изображению, напоминавшему примарха. Рисунок был грубым, но видна была фигура в рясе, стоящая возле другой фигуры, одетой в кольчугу и лишенной одного глаза. Они стояли на вершине башни посреди поля тенистых цветов.

Это было не первое подобное изображение, попадавшееся Аргел Талу, но они все еще неизменно привлекали его внимание. Многочисленные высадившиеся слуги с флота получили указания исследовать пещеры Кадии и сохранить пикты всех встреченных рисунков.

– Так ваш Легион раскаивается в том, что подвел Императора? – спросил Вендата. – После стольких завоеваний я, уж было, начал воспринимать вас в новом свете. Монархия была грехом прошлого. Даже Аквилон считал так. А теперь мы приходим сюда, и все вскрывается, когда вы начинаете тараторить с этими тварями на их дикарском наречии.

– Это колхидский, – сказал Аргел Тал, отказываясь ввязываться в перепалку.

– Может, я и не силен в вашем монотонном языке, – продолжал Вендата, – но я знаю достаточно. То, что срывается с губ кадианцев – это не колхидский. Как и эти надписи. Они ничего не значат. В них даже нет протоготических корней.

– Это колхидский, – еще раз повторил Аргел Тал. – Древний, но колхидский.

Вендата перестал спорить. Аквилон уже получил сообщение и спустился на поверхность, чтобы лично все увидеть. Командир Кустодес знал колхидский, но запутался в надписях так же, как Вендата. Когнитивные сервиторы, спущенные с орбиты, столкнулись с теми же проблемами – ни один лингвистический декодер не мог вычленить смысл рунической письменности.

– Возможно, – предположил Ксафен, – наш Легион избран. Только те, в ком течет кровь Лоргара Аврелиана, могут читать и говорить на этом святейшем языке.

– Тебе бы этого хотелось, не так ли? – огрызнулся Вендата.

В ответ Ксафен лишь улыбнулся.

Настроение кустодия было испорчено неспособностью разобрать мазню на стенах этих пещер.

– Что тут написано? – указал он наугад на один из стихов, написанных на неровной поверхности камня.

Аргел Тал взглянул на надпись, обнаружив в ней больше поэзии, чем можно было бы ожидать: простой, больше похожей на неуклюжую лирику, чем на возвышенный псалм. Судя по кадианским «говорящим с богами», это была работа шамана, одурманенного галлюциногенами, выплеснувшего поток своего сознания на стену святилища.

…мы прославляем тех, кто внемлет.

Пусть обратят они на нас свой взор,

Одарят нас благословенной болью,

Чтобы галактику окрасить красной кровью

И чтобы утолить голод богов.

– Просто еще одни плохие стихи, – сказал он Вендате.

– Я не понимаю ни слова.

– Чрезвычайно бездарно, – добавил с улыбкой Ксафен. – Ты не пропустил никаких откровений продвинутой культуры.

– Тебя не волнует, что я не могу это прочесть? – настаивал кустодий.

– Мне нечего тебе ответить, – огрызнулся Аргел Тал. – Это бредовые надписи давно умершего шамана. Они связаны с верой кадианцев в других богов, но смысл ускользает от меня так же, как и от тебя. Мне неизвестно ничего более.

– Аргел Тал, разве было недостаточно недель, проведенных с дикарями в их палаточном городе? Теперь мы еще должны посетить ложное богослужение невежественных варваров?

– У меня от тебя голова разболелась, Вен, – произнес Аргел Тал, едва слушая его. На ретинальном дисплее отображался счетчик времени с момента последнего сна. Уже больше четырех дней. Встречи с кадианцами занимали массу времени, Несущие Слово сосредоточенно изучали людские писания и обсуждали связь их верований со Старыми Путями Колхиды. Лоргар и капелланы приняли на себя большую часть посольских и исследовательских обязанностей, но Аргел Тал обнаружил, что множество вождей племен желают его внимания и занимают его время.

– Признаться, – проговорил Вендата, – я надеялся, что Легион избежит сегодняшней… глупости.

– Примарх распорядился, чтобы мы присутствовали, – ответил Ксафен. – Поэтому мы будем там.

Чем дальше трое воинов спускались по грубо вырубленным в камне ступеням, тем четче становился звук далеких барабанов.

– Ты согласился смотреть, как эти выродки проводят обряд, даже не зная, что у них на уме.

– Я знаю, что, – Ксафен указал на стены. – Оно написано повсюду, доступно каждому.

Прежде, чем Вендата успел ответить, капеллан добавил то, чего Аргел Тал еще не слыхал.

– Кадианцы пообещали дать нам ответ этой ночью.

– Какой ответ? – разом спросили кустодий и капитан.

– Что же выкрикивало имя примарха в шторм.

Аргел Тал сжал кулак, но в жесте было мало злости. Казалось, его успокаивает созерцание игры и естественного, биологического единства работы мышц и костей пальцев.

– Деймос, – сказал он. – Было нелегко видеть его смерть.

Перо примарха перестало шуршать по пергаменту.

– Ты скорбишь по нему?

– Скорбел когда-то, сир. Но для меня он мертв уже более полугода. То, что я увидел, сделало все предшествующие впечатления мелкими и незначительными.

– Ты снова рычишь.

Аргел Тал утвердительно фыркнул, но не проявил желания говорить об этом.

– Посвящение, – произнес он вместо этого.

Капитан был застигнут врасплох, когда вошел в главную пещеру. Застигнут врасплох, а вовсе не впечатлен.

Пещера была обширных размеров и, принимая во внимание, что кадианские технологии находились примерно на уровне давно забытого каменного века Терры, вероятно, ушли годы на то, чтобы вырубить подземную камеру и покрыть ее стены и пол рисунками, символами и стихами.

Подземная река стремительно неслась под десятками выгнутых каменных мостиков. Закругленные стены освещались дымящими факелами, отбрасывавшими мириады теней, с безумной энергией танцевавших под бой барабанов.

Мостики сходились к центральному островку. На нем находилась Ингефель, обнаженная и залитая светом пламени. На ее бледной коже извивались руны. На краткий миг вытатуированные на ее теле символы приковали к себе взгляд Аргел Тала. Он мгновенно узнал их, каждый знак был стилизованным изображением созвездия с ночного неба Колхиды. Нарисованное синей тушью Зазубренное Солнце окружало пупок девушки.

Вокруг нее кольцом располагались барабанщики, бившие по коже костями животных. Их было тридцать, и их дробь звучала, словно биение сердца мира. Сотни кадианцев стояли рядами у стен и проходов, наблюдая за проведением обряда. Многие пели, славя своих языческих богов.

Едкие запахи чистой воды, человеческого пота и древнего камня практически заглушали все, но Аргел Тал уловил аромат крови еще до того, как увидел его источник. Ощутив его нетерпение, визор отследил и увеличил задник сцены. На затемненном краю центрального кольца из земли торчало десять пик.

Основания девяти деревянных кольев были покрыты кровью и испражнениями, образовавшими на камне тошнотворные лужицы. Сами пики несли на себе человеческий груз: на каждой висело по дикарю – насаженному на кол и мертвому. Острия торчали из открытых ртов людей.

– Этому нельзя позволить продолжаться, – произнес Вендата. От ошеломления его голос утратил суровость.

И на этот раз Аргел Тал согласился с ним.

Ингефель продолжала танцевать, гибкая фигурка выглядела черным силуэтом на фоне яркого пламени позади нее. В центре всего, недалеко от двигавшейся волнообразно девушки, над всеми смертными возвышался Лоргар. Он молча смотрел, скрестив руки на груди и скрыв лицо под капюшоном.

Возле примарха стоял Деймос, обливавшийся потом в боевом доспехе. Чуть позади стояли капитан Цар Кворел и его капеллан Рикус. Оба были в шлемах. Они смотрели на колья, а не на танцующую женщину.

– Брат, – обратился Аргел Тал к капитану по воксу, – что это за богохульство?

Голос Цар Кворела выдавал его дискомфорт.

– Когда мы пришли, женщина танцевала так же, как сейчас, а примарх стоял и смотрел. Этот кошмар с кольями уже тоже произошел. Мы видели столько же, сколько и ты.

Аргел Тал повел Ксафена и Вендату по каменной дорожке к примарху. Кадианцы рассыпались, как крысы от собак, кланяясь, шаркая и протягивая руки, чтобы прикоснуться к выбитым на броне колхидским рунам.

– Сир? – спросил Аргел Тал. – Что это такое?

Лоргар не отрывал взгляда от Ингефель. Непосвященному глазу Аргел Тала ее танец казался плотским, словно девушка совокуплялась с каким-то невидимым созданием.

– Сир? – повторил Аргел Тал, и примарх наконец взглянул на него. В его глазах отражалось пламя, в котором танцевала тень Ингефель.

-Кадианцы верят, что этот обряд позволит их богам появиться среди нас, – голос был таким же низким, как бой барабанов.

-Вы позволили им совершить это? – он сделал шаг вперед, проявляя больше неуважения к генетичекому сюзерену, чем когда бы то ни было в жизни, положив руки на убранные в ножны мечи. – Вы смотрели, как они приносят человеческие жертвы?

Примарх не оскорбился дерзостью сына. На самом деле, казалось, что он вовсе не заметил ее.

– Кровавые подношения были сделаны до того, как меня пригласили в священный зал.

– Но вы принимаете в этом участие. Вы терпите это. Ваше молчание одобряет это варварство.

Лоргар отвернулся и снова стал смотреть на танец девушки, становившийся все более исступленным. Возможно, на его совершенном лице мелькнуло сомнение. А может быть, это была просто тень женщины.

-Эти ритуалы не отличаются от тех, которые мы проводили на Колхиде всего за несколько десятилетий до твоего рождения, капитан. Это Старая Вера во всем своем театрализованном великолепии.

– Это отвратительно, – Аргел Тал придвинулся еще на шаг.

– Все, что мне нужно, – Лоргар произносил каждое слово с терпеливой заботливостью, – это ответ.

Перед ними Ингефель замедлила свой кружащийся танец. Татуированная кожа была живым посвящением орденам Несущих слово и ночному небу Колхиды, давшему им названия.

-Время пришло, – сказала она Лоргару хриплым задыхающимся голосом. – Время десятой жертвы.

Примарх наклонил голову к девушке, еще не соглашаясь с ней.

– А в чем состоит десятая жертва?

– Десятую жертву приносит ищущий. Он выбирает, кто будет убит. Это – последнее посвящение.

Лоргар вдохнул, чтобы ответить, но не успел заговорить.

Раздалось мрачное жужжащее потрескивание – все узнали злое гудение активируемого силового оружия. Вендата опустил алебарду, направив клинок и болтер в сердце Лоргару.

– Именем Императора, – произнес кустодий, – прекратите это.

15

Жертвоприношение

Крещение кровью

Недостойная истина

– Властью, данной мне Императором Человечества, я нарекаю тебя изменником Империума.

Лоргар посмотрел на Вендату все с тем же неизменно мягким выражением лица.

– Вот, стало быть, как? – спросил примарх.

– Не делай этого, – сказал Аргел Тал. – Вен, прошу, не нужно.

Вендата не сводил глаз с Лоргара. Конический золотой шлем смотрел прямо, в красных линзах глаз отражалось пламя. Вокруг них бой барабанов начал замедляться и стихать.

– Если кто-либо из вас потянется к оружию, это станет не арестом, а казнью.

Несущие Слово оставались неподвижны. Некоторыми вещами не стоило рисковать.

– Лоргар, – зашептала Ингефель. – обряд нельзя прерывать. Гнев богов будет...

– Умолкни, ведьма, – произнес Вендата. – Ты уже сказала достаточно. Лоргар, Семнадцатый сын Императора, предаешься ли ты в руки праведной власти и клянешься ли разрушить этот оплот языческой скверны? Обещаешь ли вернуться на Терру и предстать перед судом Императора?

– Нет, – мягко отоветил примарх.

– В таком случае ты не оставляешь мне выбора.

– Выбор есть всегда, – вмешался Аргел Тал.

Вендата не обратил внимания на слова капитана. Он потянулся к завитку, вырезанному на изукрашенном наруче, и надавил на одну из перламутровых кнопок, встроенных в украшение.

Ничего не произошло.

Он нажал еще раз.

Ничего не изменилось.

Кустодий сделал шаг назад, когда Несущие Слово медленно, очень медленно достали оружие. Капелланы извлекли булавы крозиусов. Цар Кворел и Деймос подняли болтеры, а Аргел Тал вынул из ножен мечи из красного железа.

– Я думаю, ты обнаружишь, – улыбнулся примарх, – что твой телепортационный передатчик заблокирован с момента входа в это помещение. Всего лишь мера предосторожности, понимаешь? Аквилон и твои братья не придут к тебе на помощь. Они даже не узнают, что ты в ней нуждался.

– Признаюсь, что не предвидел этого, – сказал Вендата. – Неплохо, Лоргар.

– Еще не поздно, Вен, – Аргел Тал взял мечи наизготовку. – Опусти оружие и покончим с этим, пока не перешли черту.

– Великий...– взвизгнула Ингефель. – Обряд...

– Я велел тебе молчать, ведьма! – рявкнул Вендата.

Лоргар вздохнул, словно ему на плечи давил груз разочарования.

– Решай, как лучше послужить Империуму моего отца, кустодий Вендата. Сбежать ли из этого зала и сообщить своим братьям на орбите правду, которую ты даже не в состоянии понять? Или застрелить меня прямо сейчас и лишить галактику единственной надежды на просвещение?

– Ты предлагаешь выбор, в котором нет выбора, – ответил Вендата.

Аргел Тал пришел в движение первым, рванувшись вперед под раскатившийся по пещере звук болтерной стрельбы.

Вендата не был глупцом. Он знал, что шансы пережить следующие несколько секунд были весьма малы, и что рефлексы примарха были вершиной биологических возможностей, превосходя даже его собственные, почти сверхъестественные.

Но Лоргар был спокоен, мускулы были расслаблены. Он и в самом деле ожидал, что предложение перемирия возымеет силу, и это заблуждение дало Вендате шанс. Он вдавил активатор на древке, и прикрепленный к алебарде болтер выплюнул очередь зарядов.

Аргел Тал уловил это движение. Мечи из красного железа сшибли первые три болта, энергии силовых полей хватило, чтобы заряды сдетонировали на полдороги к сердцу примарха. Взрывы швырнули капитана на землю, потревоженный керамит серой брони заскрежетал о камень.

Вендата уже двигался. Золотой воитель бросился к примарху – с вращающейся алебардой в руках и клятвой Императору на губах.Четверо Несущих Слово встали на его пути, и этим четверым было суждено умереть.

Рикус пал первым. Клинок кустодия вгрызся в мягкие сочленения доспеха на горле капеллана и высунулся с другой стороны шеи. Следующим умер Цар Кворел, обезглавленный гудящим взмахом энергетического клинка прежде, чем успел нажать на спуск.

Деймос смог выпустить очередь зарядов, ни один из которых не достиг цели. Вендата качнулся влево, ударил концом древка по болтеру Магистра ордена, отбросив его вбок, и продолжил рубящим ударом, отсекшим руки Несущего Слово от тела в предплечьях. На краткий миг взгляд Деймоса стал ошеломленным, но затем алебарда обрушилась еще раз, рассекла ключицу и хребет и снесла ему голову.

Вендата крутанул оружие, остановив его, когда острие и ствол снова нацелились в сердце Лоргару. За спиной кустодия медленно осели на землю тела. Прошло всего три секунды.

Аргел Тал поднимался с пола. Между нападавшим и примархом оставался стоять один Ксафен, но капеллан успел воспользоваться несколькими бесценными мгновениями, чтобы вскинуть болтер и прицелиться точно в голову Вендате.

– Стой, – предупредил он.

– Лоргар, Семнадцатый сын Императора, сдавайся на мое попечение.

– Ты убил моих сыновей, – Лоргар прикрыл рот рукой. – Они не сделали тебе ничего плохого. Никогда. Это тебе позволил делать мой отец? Убивать моих детей, если я не стану плясать под дудку его невежества?

– Сдавайся, – повторил кустодий.

Вендата много раз сражался возле Императора. Лицо Владыки Людей всегда было непоколебимо, все эмоции скрывались за маской невозмутимого совершенства. Лоргар не обладал талантом отца прятать свои чувства. Его черты побелели от ненависти, белоснежные зубы оскалились в мертвенной улыбке.

– Ты смеешь угрожать мне? Ты убил моих сыновей, бездушный и никчемный ошметок генетических отходов.

Вендата снова нажал на активатор, но было уже поздно. Ксафен выстрелил первым.

Заряды болтера врезались в золотой доспех кустодия, сминая лицевой щиток и нагрудник, отрывая взрывами осколки брони. Каждый комплект боевых лат индивидуально подгонялся под кустодия, удостоенного чести носить их. При всей своей пышности, броня Кустодес опережала на шаг массово производимое снаряжение Легионов Астартес.

Но даже при этом очереди из болтера в голову и грудь было почти достаточно, чтобы уложить воина наповал.

Вендата отшатнулся назад, ослабевшие пальцы выронили алебарду, упавшую на камень.

Лицо превратилось в обожженные и окровавленные останки, шлем разбился, и его металл вонзился в пробитый череп. Но он продолжал смотреть одним уцелевшим глазом.

Ксафен перезарядил оружие. Примарх ничего не делал. Обнаженная девушка дергала за рукав одеяния Лоргара, умоляя продолжить языческий обряд и предупреждая, что боги рассердятся в случае отказа.

Вендата потянулся к упавшей алебарде.

Стоп. Где Аргел Т...

Меч из красного железа просвистел в воздухе, как копье и врезался в закрытый рот Вендаты, круша оставшиеся зубы в фарфоровые осколки. Двухметровый подрагивающий клинок высунулся из затылка кустодия, торчащие между разжатых челюстей гарда и рукоять заслонили собой большую часть изуродованного лица воина.

Вендата рухнул на землю, сраженный имперским оружием, так же, как Рикус, Цар Кворел и Деймос всего несколько мгновений тому назад.

Ксафен выдохнул.

– Отличная работа, брат.

Аргел Тал ударил без предупреждения. Кулак капитана врезался в челюсть Ксафена и опрокинул того наземь.

– Брат? – лежа на каменному полу, капеллан смотрел на ярость Аргел Тала.

– Мы только что убили одного из личных стражей Императора, а ты говоришь по этому поводу: «Отличная работа, брат»?Ты с ума сошел? Мы стоим на грани ереси против Империума. Сир, нам нужно покинуть это место. Мы должны поговорить с Аквилоном и...

– Вынь свой меч, – приказал примарх. Лоргар стоял чуть поодаль, мало обеспокоенный развернувшимися перед его глазами событиями. Голос был чуть громче шепота.

Аргел Тал медленно приблизился и взял свой второй меч без какой-либо осторожности, просто выдернув его изо рта трупа. Он оцепенел, когда уцелевший глаз Вендаты уперся в него, а пальцы лежащего скрючились.

– Кровь... Сир, он все еще жив, – воскликнул Аргел Тал.

– В жестокости нет добродетели, – пробормотал Лоргар. – Когда-то я написал подобное. Я помню это. Помню, как скребло перо по пергаменту и как выглядели слова на странице...

– Сир?

Лоргар шевельнулся, сосредотачиваясь.

– Окончи его страдания, Аргел Тал.

Все головы повернулись к Ингефель, которая завопила в бессловесном протесте.

– Это предопределено богами, – она указала татуированной рукой на изуродованное тело Вендаты. – Лоргар — ищущий, возлюбленный сын Великих Сил, и он принес десятую жертву. Можно начинать посвящение.

Группа кадианцев бросилась вперед, вцепляясь грязными руками в золотую броню Вендаты, срывая ее с умирающего тела. Аргел Тал пинком отшвырнул одного из них от лежащего кустодия и направил клинки на остальных. Они разбежались, словно падальщики, которых в последний момент оторвали от добычи.

– Это — не жертвоприношение для твоей кровавой магии, – произнес капитан. – Он направил оружие на сына Императора и умрет за этот проступок. Не более.

Аргел Тал глянул через плечо.

– Сир, мы должны уйти. Никакие ответы не стоят этого.

Лоргар откинул капюшон, не глядя ни на Аргел Тала, ни на Ингефель.Взгляд был устремлен на дальнюю стену, губы мрачно скривились.

– Что это за звук? – спросил примарх.

– Я ничего не слышу, кроме барабанов, сир. Прошу вас, нужно уходить.

– Вы этого не слышите? – Лоргар повернулся к двум оставшимся сыновьям. – Никто из вас?

Они ответили молчанием, и Лоргар поднес руку ко лбу.

– Это... смех?

Ингефель уже стояла на коленях, вцепившись в его облачение и благоговейно всхлипывая.

– Обряд... боги идут... он не завершен...

Лоргар, наконец, обратил на нее внимание, хотя глаза по-прежнему оставлись отстраненными.

– Я слышу их. Слышу их всех. Словно отголосок смеха. Забытые лица дальней родни, которые кто-то силится вспомнить.

Аргел Тал ударил мечами из красного железа друг о друга, скрежет металла о металл был достаточно громким, чтобы привлечь внимание примарха.

– Сир, – прорычал он, – мы должны уйти.

Лоргар покачал головой, бесконечно терпеливый и спокойный.

– Мы уже не можем выбирать. События начали происходить. Отойди от кустодия, сын мой.

– Но сир...

– Ингефель говорит правду. Все это было предначертано. Шторм, выбросивший нас сюда. Крики, взывавшие к нам. Страх, толкнувший Вендату на предательство. Все это части... плана. Я вижу это столь ясно. Сны. Шепот. Десятилетие за десятилетием....

– Сир, прошу.

Застывшие черты Лоргара внезапно исказились в приступе ярости.

– Отойди от этого неверного пса, пока не присоединился к нему на одиннадцатом колу! Понятно? Этот момент — тот горн, в котором куется все остальное. Повинуйся, или я убью тебя на месте.

Перед глазами Аргел Тала пронеслась тень — нечто ужасное, крылатое и разгневанное, недоступное воображению смертных.

Прошел миг. Тьма отступила. Аргел Тал сделал то, что приказал Лоргар — отошел от тела и убрал в ножны мечи.

– Этого не стоит ни один ответ.

Ни Лоргар, ни Ксафен не ответили на его взгляд. Они оба пристально наблюдали за продолжившимся обрядом.

На этом месте Лоргар перестал писать. В его улыбке сквозила грусть.

– Ты считаешь, что я согрешил тогда?

Аргел Тал мрачно и горько рассмеялся.

– Грехом считается, когда мораль смертных встречается с этическими нормами. Согрешили ли вы против веры? Нет. Запятнали ли свою душу? Возможно.

– Но ты ненавидишь меня, сын мой. Я слышу это в твоем голосе.

– Я думаю, что тебя ослепило отчаяние, отец. Быть может, тебе и чуждо садистское наслаждение, но жажда истины довела тебя до порочности.

– И из-за нее-то ты и ненавидишь меня, – Лоргар уже не улыбался. Голос звучал низко и язвительно, в глазах было столько же тепла, сколько в трупе на поле боя.

– Я ненавижу то, что ты вынудил меня увидеть. Ненавижу истину, которую мы должны принести Империуму Людей. И более всего я ненавижу то, чем я стал, служа твоему замыслу.

Аргел Тал усмехнулся не своей улыбкой.

– Но мы никогда не могли ненавидеть тебя, Лоргар.

Вендата был все еще жив, когда его насаживали на кол рядом с девятью другими.

Но, к счастью, недолго.

Он так и не увидел купленную его кровью святость. Не увидел, что прорвалось через границу между плотским миром и царством духов.

Ингефель перестала корчиться в танце. Кожу девушки покрывал пот, волосы свалялись в жирные завитки, а тело светилось в свете огня, словно украшенное жемчугом.В руках она продолжала сжимать деревянный посох с навершием в виде изогнутого полумесяца.

Перед каждым из кольев стоял татуированный шаман, сжимая в руках грубый глиняный горшок, в который он собирал кровь убитых жертв. Ингефель подходила к каждому из них поочередно, и шаманы наносили на ее кожу спиральный символ, размазывая кровь кончиками пальцев.

Было невозможно не уловить смысл. Они рисовали на ней Око.

– Невероятно, – произнес Лоргар. Казалось, ему больно — вены на висках вздулись и пульсировали.

– Я знаю этот обряд, – сказал Ксафен. – Из старых книг.

– Да, – примарх натянуто улыбнулся. – Это отголоски древней колхидской церемонии. Короли-жрецы, правители прошлого, утверждались в должности таким образом. Танец девушки, кровавые жертвоприношения, нарисованные на коже созведия... Все это. Кор Фаэрон узнал бы их, как и Эреб. Они оба видели это раньше собственными глазами, в исполнении Завета, до моего прибытия на Колхиду.

Аргел Тал доселе полагал, что их культура далеко ушла от подобного упадка. Видимо, Лоргар уловил его полные отвращения мысли, поскольку примарх повернул к нему свой острый взгляд.

– Я не нахожу в этом красоты, Аргел Тал. Только необходимость. Ты думаешь, что мы переросли подобные суеверия? Напомню тебе, что не все перемены происходят к лучшему. Здания размываются. Плоть слабеет. Воспоминания тускнеют. Все это происходит с течением времени, и мы бы обратили это вспять, если бы нашли способ.

– Мы прибыли сюда в поисках свидетельств существования богов, сир. Никакие заслуживающие поклонения боги не потребуют такого от верующих в них.

Лоргар повернулся обратно к церемонии, потирая виски.

– Это, сын мой, самые мудрые слова, которые прозвучали с момента открытия нами этого мира. Ответы, которые я нахожу, тревожат меня. Мучения? Человеческие жертвы? – примарх поморщился. – Прости меня, я говорю бессвязно. Мой разум охвачен болью. Как же я хочу, чтобы они перестали смеяться.

По пещере гуляло эхо грома барабанов, воздух дрожал от монотонного пения сотен людей.

– Никто не смеется, сир, – сказал Аргел Тал.

Лоргар одарил сына сожалеющей улыбкой.

– Смеются. Ты увидишь. Уже недолго.

Ингефель подошла к последнему из говорящих с богами. Шаман помазал ее кровью Вендаты, подчеркнув изображение Зазубренного Солнца на голом животе. Закончив с этим, девушка вернулась обратно в центр платформы. Она встала, раскинув руки и запрокинув голову, словно распятая на воздухе.

Бой барабанов ускорился, биение сердца дракона стало громче и быстрее, сбиваясь с ритма. Пение переросло в стенающие крики, руки и лица обратились к каменному потолку. Босые стопы Ингефель медленно оторвались от земли. Кровь стекала по ногам красными струйками и капала с пальцев на камни. Кадианцы завопили. Каждый из них, без исключения, кричал.

Шлем капитана приглушил аудиорецепторы для компенсирования, но это ничего не изменило.

Лоргар закрыл глаза, все еще прижимая кончики пальцев к вискам.

– Началось.

Первым о его прибытии возвестил смрад крови. Неимоверно сильный, насыщенный и кислый, словно от испорченного вина, он захлестнул чувства Аргел Тала так жестоко, что тот поперхнулся. Ксафен отвернулся, а Лоргар продолжал стоять с закрытыми глазами, так что Аргел Тал был единственным, кто видел, что произошло дальше.

Ингефель, поднятая над землей в невесомом распятии, за несколько мгновений умерла дюжиной смертей. Незримые силы содрали с нее кожу и разбросали ее рваными полосами, упавшими на камни с влажными шлепками. Кровь хлынула у нее изо рта, глаз, ушей и носа, из каждого отверстия на теле. Она переживала это несколько секунд, пока то, что еще оставалось от нее, попросту не разорвало. Мышцы взорвались, окатив примарха и его сыновей кусками человеческого мяса и свежей кровью.

Скелет, все еще двигающийся, еще мгновение продолжал висеть перед ними, но лишь затем, чтобы расколоться и разлететься со звуком бьющейся посуды. Осколки костей ударились о доспех Аргел Тала, треща, словно градины.

Посох со стуком упал на землю.

– Лоргар, – сказало существо, обретавшее форму среди останков мертвой девушки

Лоргар положил перо на лист и прикрыл глаза — отражение событий в пещере, прошедших месяцы назад для Аргел Тала и лишь несколько ночей для самого примарха.

– Будь проклята истина, которую мы нашли, – признался он. – Будь проклят тот факт, что мы достигли грани реальности лишь для того, чтобы из бездны на нас взглянули ненависть и проклятие.

– Правда всегда отвратительна. Поэтому люди верят лжи. Обман предлагает им что-то прекрасное.

Создание, бывшее и не бывшее Аргел Талом, продолжило свой рассказ.

Примарх открыл глаза и посмотрел в лицо будущему.

Оно возвышалось над ними, превосходя ростом даже Лоргара, и разглядывало их разными глазами, приоткрыв пасть. Кадианские молящиеся были столь неподвижны и безмолвны, что Несущие Слово уже не были уверены, есть ли в пещере еще живые существа.

Тактические данные проносились под линзами Аргел Тала, пока сенсоры целеуказателя бешено и безуспешно пытались захватить тварь. Каждая попытка заканчивалась сообщением о неудаче. В том месте ретинального дисплея, где всегда отображались данные о броне и строении противника, сейчас перед глазами моргала колхидская руна. Неизвестно. Неизвестно. Неизвестно.

Ксафен сообщил о такой же проблеме.

– Я не могу нацелиться на него. Оно... не здесь.

О нет, я здесь.

– Ты слышал? – спросил капеллан. Аргел Тал кивнул, хотя его аудиорецепторы не засвидетельствовали никаких изменений.

Он отключил магнитный зажим, удерживавший болтер на бедре, и направил оружие на существо. Он вздрогнул, когда золотая рука легла на болтер, опуская его к полу.

– Нет, – прошептал Лоргар. Глаза примарха сияли. От подступающих слез? Аргел Тал не был уверен.

– Лоргар, – вновь произнесло существо. Примарх встретился глазами с несимметричным взглядом твари.

Из тонкого торса выступали четыре руки, каждая из них заканчивалась когтистой лапой. Низ тела был смесью змеи и червя, на серой плоти набухали толстые вены. Почти все лицо занимали раскрытые челюсти с акульими зубами, расположенными неровными рядами.

Биологический абсурд. Эволюционный обман.

Оно не останавливалось ни на мгновение, всегда двигалось. Вены пульсировали на бесцветной коже, выдавая биение сердца, когти постоянно сжимались и разжимались. Лишь одна из рук оставалась сжатой — та, чья когтистая лапа держала ритуальный посох Ингефель.

Один глаз был темным и терялся на лице, поросшим грязной шерстью. Второй раздулся так, что грозил лопнуть, и был тошнотоворного цвета умирающего солнца.

От девушки ничего не осталось. То, что вырастало из свернувшейся нижней части тела, было полностью лишено признаков пола.

– Я — Ингефель Вознесшийся, – сказало оно, безмолвный голос звучал хором сотни бормочущих голосов. Аргел Тал обнаружил, что его глаза прикованы к кривым хребтам из почерневшей кости, растущим из лопаток твари.

Крылья, – подумал он. – Крылья из черной кости.

Да. Крылья. Человечество постоянно лжет само себе про ангелов. Правда уродлива. Ложь прекрасна. Поэтому люди делают вестников богов красивыми. Тогда не страшно. Очаровательный обман. Белые крылья.

– Ты — не ангел, – вслух произнес Аргел Тал.

А вы — не первые колхидцы, достигшие этого мира. Кхаан. Тизин. Сланат. Нараг. Все они пришли сюда, тысячелетия назад, ведомые видениями ангелов.

– Ты — не ангел, – повторил Аргел Тал, крепче сжав болтер.

Ангелов не существует. Их никогда не было. Но я принес слова богов, как и должны делать ангелы. Найди истину в сердцевине человеческой лжи. Ты увидишь меня. Мой род. Ангелов.

Существо моргнуло. Вздувшийся глаз не мог этого сделать, но черная линза на секунду закрылась влажной сморщенной плотью.

Ангелы. Демоны. Слова. Всего лишь слова.

Лоргар, наконец, шагнул вперед. Аргел Талу он казался обнаженным без крозиуса в руках.

– Откуда ты меня знаешь?

Ты — Избранный. Ты — возлюбленный сын Сил. Твое имя раздавалось в нашем царстве с незапамятных времен, его выкрикивали нерожденные и разносили ветры.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь.

Ты поймешь. Нужно преподать урок. Показать некотороые вещи. Я поведу тебя. Вот первый урок.

Существо, Ингефель, указало двумя когтями на Ксафена и Аргел Тала.

Твои сыновья, Лоргар. Отдай мне их жизни.

– Ты требуешь от меня большой жертвы , – сказал Лоргар. – Ты просишь доверять тебе и отдать души моих сыновей, хотя я тебе ничем не обязан. Ты — дух, демон, суеверие из кошмаров, обретшее плоть.

Все это время Лоргар прохаживался вокруг существа. Он не выказывал страха или беспокойства. Аргел Тал узнал слабое подрагивание пальцев примарха. Уризену мучительно не хватало отсутствующего здесь крозиуса.

Тебе известно об Изначальной Истине. Ты знаешь, что среди звезд скрыта тайна. Ты знаешь, что галактика не лишена богов. Боги, которых ты ищешь, и есть Силы, пославшие меня к тебе.

Ангельское самообладание Лоргара сменилось терпеливой улыбкой.

– Или же я могу отдать сыновьям один приказ, и их оружие окончит этот колдовской фокус.

Челюсть Ингефеля вздрогнула, клыки лязгнули друг о друга в гротескной асимметрии. Аргел Тал уже видел такое выражение лица, застывшее в расширенных глазах пойманного хищника.

Твои дети не смогут прикончить меня.

– Они расправлялись со всем, что галактика бросала против них, – примарх не пытался скрыть гордость. Аргел Тал и Ксафен с идеальной синхронностью вскинули болтеры, глядя вдоль стволов в глаза существа.

Я принес ответы, которые ты искал всю жизнь. Если ты желаешь пробудить человечество для просвещения, если хочешь стать архитектором веры, которая спасет людей, я...

– Хватит рисоваться. Скажи, зачем ты хочешь забрать у меня моих сыновей.

Оно размазалось в движении, змееподобный хвост оставил вязкий жирный след на камне. Только что существо стояло в центре платформы, а миг спустя уже скользило возле Лоргара, глядя на примарха сверху вниз.

Лоргар не отпрянул. Он просто поднял голову.

Великое Око. Я поведу их в шторм, в царство Сил. Это первый шаг, предначертанный самой судьбой. Они вернутся с ответами. Они станут оружием, в котором ты нуждаешься.Твое время придет, Лоргар. Но Силы призывают твоих сыновей, и я провожу их туда, куда они должны идти.

– Я не стану жертвовать ими ради ответов.

Челюсть Ингефеля щелкнула, задрожав. Его смех почти не отличался от чирикания паразитов.

Ты в это веришь? Ничто не значит для тебя больше, чем истина. Силы знают, что творится в душе их сына.Они знают, как ты поступишь, еще до того, как это произойдет. Если ты хочешь просвещения, то совершишь этот первый шаг.

– Если я соглашусь... причинишь ли ты им вред?

Ингефель повернул звериную морду, взглянув нечеловеческими глазами на двух воинов.

Да.

Решение было нелегким.

По своему обыкновению, примарх удалился в уединение, устранившись от управления флотом, от черной солдатской работы, и остался в подземных пещерах Кадии.

Аргел Тал и Ксафен возвращались к скромному месту посадки своего «Громового ястреба» , ощущая, что у них есть немало, что сказать друг другу, но мало желания говорить об этом. Пока капеллан передавал скудный и туманный отчет кораблям на орбите, Аргел Тал взял на себя задачу донести ситуацию до Аквилона по закрытому вокс-каналу.

Почти час спустя капитан спустился по аппарели и встал на безлюдной равнине, глядя на небо, подернутое фиолетовой рябью.

Инкарнадин, как всегда безмолвный, стоял неподалеку, как внушительный часовой. Аргел Тал отсалютовал, но робот никак не ответил. Находившийся возле машины Кси-Ню 73 издал раздраженное трещание машинного кода. Что-то в анализе данных явно расстроило его. Но сейчас это меньше всего волновало Несущего Слово.

Когда Ксафен, наконец, присоединился к нему, Аргел Талу было нелегко встретиться глазами с братом. Он наступил бронированной подошвой на одного из раздувшихся двенадцатиногих жуков, перебегавших по пустоши, убив его с влажным хрустящим треском.

– Какую ложь ты преподнес Очам Императора? – поинтересовался капеллан.

– Длинную подробную историю, которую было противно даже произносить. Кадианская секта напала на нас в злобе, и Вен погиб вместе с Деймосом, Цар Кворелом и Рикусом.

– Они пали, как герои?

– О, несомненно. Об их благородной кончине будут слагаться песни и пересказываться легенды, – он сплюнул кислоту на землю.

Ксафен безрадостно фыркнул, и оба они умолкли.

Двое Астартес смотрели на запятнанное небо, никому не хотелось первому перейти к следующей теме. В конце концов, на это решился Аргел Тал.

– Мы раздробили Легион и отправились к краям галактики только, чтобы обнаружить... это. Старые Пути Колхиды были верны. Демоны. Кровавые жертвоприношения. Духи обретают плоть. Все это правда. А теперь Аврелиан сидит в темноте, беседует с этим существом и решает, купить ли еще более отвратительные ответы ценой наших душ. Если это просвещение, брат... возможно, счастье в невежестве.

Ксафен оторвал взгляд от пылающего неба.

– Мы пошли против воли Императора, чтобы найти эту истину, отвергли дух его решения, пусть даже повиновавшись букве закона. Теперь кустодий мертв, а имперские клинки пролили имперскую кровь. Пути назад больше нет. Ты знаешь, какое решение примет примарх.

Аргел Тал вспомнил слова Вендаты: «Ты предлагаешь выбор, в котором нет выбора»

– Это разобьет ему сердце, – сказал капитан, – но он отправит нас в Око.

16

Песнь Орфея

Шторм за стеклом

Хаос

Был выбран корабль «Песнь Орфея». Гладкий и хищный легкий крейсер под умелым командованием известной своим упорством Янус Силамор. Когда приказ примарха достиг 1301-го, Силамор предложила «Песнь» еще до того, как искаженный воксом голос Лоргара закончил традиционно завершающее его послания к флоту благословение.

Первый помощник отнесся к ее рвению куда мрачнее, указывая, что перед ними был самый обширный и опустошительный варп-шторм, когда-либо описанный в истории человечества. Аномалия обладала силой легендарных бурь, разделивших населенные людьми миры на столетия до начала Великого крестового похода.

Силамор прищелкнула языком — по привычке она так выражала свое нетерпение — и велела ему заткнуться. Улыбка, которой она его наградила, показалась бы сладкой только тем, кто не знал ее, как следует.

Отлет был назначен на закате, что почти не оставляло времени на приготовления сверх необходимых. Серые десантно-штуромовые корабли прилетали на скромную посадочную палубу «Песни», доставляя все новые отделения Астартес в темной броне. Трюмы были очищены, чтобы разместить Несущих Слово, их боеприпасы, служебных сервиторов и сопровождавший Седьмую роту контингент Легио Кибернетика, руководимый раздражительным техноадептом, называвшим себя Кси-Ню 73.

Знакомство вышло кратким. Пятеро Астартес вошли на мостик, и Силамор поднялась с кресла, приветствуя их. Каждый назвал свое имя и звание — капитан, капеллан и трое сержантов — и поочередно отсалютовал. Она отвечала соответствующе, представляя собственный экипаж. Это было вежливо, но холодно, и заняло считанные минуты.

Силамор ощутила нарушение приличий, лишь когда Астартес остались на мостике.

Капитан невозмутимо продолжала последние проверки, указывая своим жезлом с серебряным набалдашником на каждую консоль по очереди.

– Тяга.

– Двигатели, – откликнулся первый помощник, – есть.

– Ауспик.

– Есть, мэм.

– Пустотные щиты.

– Щиты готовы.

– Орудия.

– Орудия есть.

– Поле Геллера.

– Поле Геллера есть.

– Рулевой.

– Рулевой готов, мэм.

– Все посты докладывают о полной готовности , – обратилась она к капитану Несущих Слово.

В этом была некоторая ложь, и Силамор надеялась, что голос не выдаст ее. Все посты действительно доложили о полной готовности, но за последний час она получила известия о случившемся на нижних палубах мятеже, подавленном огнем на поражение, и одном самоубийстве. Астропат корабля подал рапорт с просьбой о переводе на другое судно. («Запрос отклонен», – нахмурилась Силамор. «Во имя Императора, кем он себя возомнил, чтобы просить о таком?») и навигатор был занят тем, что он называл «интенсивной ментальной защитой, чтобы сохранить собственную первичную сущность». Силамор была искренне убеждена, что не желает пытаться понять смысл этого.

Так что, вместо того, чтобы сообщить все это огромному командиру, стоявшему рядом с ее креслом, она просто кратко кивнула и сказала: «Все посты докладывают о готовности».

Астартес направил на нее свои раскосые синие линзы и тоже кивнул.

– Скоро прибудет еще один транспорт. Убедитесь, что перед его прилетом весь ваш экипаж покинет палубу.

В ее поднятой брови читалось то, что она думает об этом нестандартном распоряжении. А если и нет, то она добавила еще от себя.

– Отлично. А теперь скажите, зачем.

– Нет, – произнес другой Астартес. Он представился Малнором, сержантом. – Просто исполняй приказ.

Капитан, Аргел Тал, жестом велел брату помалкивать.

– Последний десантно-штурмовой корабль доставит на борт некое существо. Чем меньше ваших людей его увидит, тем лучше для всех нас.

Первый помощник многозначительно прокашлялся. Члены экипажа повернулись со своих мест. Силамор дважды моргнула.

– Я не потерплю никаких ксеносов на борту «Песни», – заявила она.

– Я не сказал, что это чужой, – сказал Аргел Тал. – Я сказал, что это существо. Мои воины сопроводят его на мостик. Не смотрите на него, когда мы придем. Вы все, сосредоточьтесь на своих обязанностях. Мои люди находятся на посадочной палубе правого борта, так что я уведомлю вас, когда прибудет корабль.

– Вызов с «Де Профундис», – сообщил офицер у вокс-консоли.

Несущие Слово опустились на колени и склонили головы.

– Принять вызов, – сказала Силамор. Сама того не сознавая, она подняла руку, чтобы проверить прическу, и разгладила форму. Офицеры вокруг последовали ее примеру, протирая эполеты и вытягиваясь.

На экране оккулуса появилась командная палуба «Де Профундис», на которой занимали почетные места примарх и Магистр флота Балок Торв.

– Говорит флагман, – произнес Торв. – Удачной охоты, «Песнь».

– Благодарю, сэр, – отозвалась Силамор.

На обоих мостиках повисло неловкое молчание, нарушенное Аргел Талом.

– Сир?

– Да, сын мой? – Лоргар искренне улыбался, хотя треск вокса и убивал мягкость его голоса.

– Мы вернемся с необходимыми Легиону ответами. Я обещаю, – он указал на прикрепленный к наплечнику свиток, – и даю клятву.

Улыбка не покинула разрисованных губ примарха.

– Я знаю, Аргел Тал. Прошу тебя, встань. Мне невыносимо смотреть, как ты стоишь передо мной на коленях в этот важнейший момент.

Повинуясь приказу, Несущие Слово поднялись. Аргел Тал кивнул капитану Силамор.

– Последний транспорт прибыл, мои воины ведут существо на мостик. Принимайте нас, капитан.

Корабль вздрогнул, когда двигатели ожили, и «Песнь Орфея» рванулась от планеты, словно брошенное копье, пронзая пустоту на пути к далекому краю шторма.

– Мы достигнем границы шторма через три часа, – сообщил один из рулевых.

Аргел Тал держал болтер в руках, ожидая, когда откроются ведущие на мостик двери.

– Когда существо войдет, не смотрите на него, – казалось, он обращается ко всем одновременно, хотя не смотрел ни на кого. – Это не вопрос вежливости или приличий. Не смотрите. Не встречайтесь с ним взглядом. Старайтесь не дышать его испарениями слишком много.

– Существо ядовито? – спросила Силамор.

– Оно опасно, – ответил Несущий Слово. – Когда я сказал, что эти инструкции для ваших же безопасности и здоровья, я именно это и имел в виду. Не смотрите на него. Даже на его отражение в любом экране или мониторе. Если оно заговорит, сконцентрируйтесь на чем угодно, только не на словах. Если рядом с ним ощутите тошноту или боль, немедленно покиньте свой пост.

Смешок Силамор был явно неискренним.

– Вы пугаете мою команду, капитан.

– Просто делайте, как я говорю, прошу вас.

Она ощетинилась, не имея привычки выслушивать распоряжения на собственной палубе.

– Так точно, сэр.

– Не обижайся так, Янус, – Несущий Слово усилием добавил в свой голос теплоты, но динамики вокса тут же исказили и стерли ее. – Просто верь мне.

Когда двери открылись, в первую очередь мостик наполнился вонью, от которой несколько смертных членов экипажа прикрыли рты руками.

К их чести, только один повернулся к тому, что вошло в сопровождении полного отделения Несущих Слово — и этим одним была капитан Янус Силамор.

Случайно нарушив данное несколько минут назад обещание, она обернулась к открывающимся дверям и увидела создание, обрамленное светом светильников из коридора за ним. Первая волна горькой рвоты обрушилась на ее зубы и губы так быстро, что она даже не успела открыть рот. Остаток выплеснулся на пол, когда она упала на четвереньки, извергая из желудка утреннюю дозу кофеина и сухого пайка, окрашивая палубу желчью..

– Я тебя предупреждал , – сказал Аргел Тал, не отрывая глаз от существа.

В ответ ее снова стошнило, нитка слюны повисла на губах.

Ингефель прополз на мостик, оставляя за собой след бесцветной слизи. Постукивание посоха о металлический пол вторило звуку, с которым скользкая плоть скользила по палубе.

Офицеры покинули свои места возле капитанского кресла и отступили с нескрываемым отвращением на лицах, зажимая рты и носы. Многих вырвало прямо в ладони при приближении Ингефеля, хотя тот, казалось, ничего этого не замечал. Деформированные глаза смотрели прямо вперед, на закрывавший экран оккулуса шторм.

Силамор поднялась на ноги, опираясь на протянутую руку Аргел Тала.

– Что вы притащили на мой мостик, капитан?

– Это проводник. А теперь, при всем уважении, Янус, вытри рот и займись своим делом. В следующий раз ты, может быть, послушаешься моего совета.

Она была достаточно хорошо знакома с Аргел Талом по собраниям командования флота, чтобы понять, что эта холодная краткость была совершенно на него не похожа. Из всех командиров Несущих Слово он всегда был наиболее общительным и расположенным выслушивать мнение смертных офицеров.

Вместо слов она кивнула, дыша через рот, чтобы приглушить отвратительную вонь, вызывавшую у нее тошноту. Самым худшим в запахе была не его омерзительность, а знакомость.

Еще будучи маленькой колхидской девочкой, она пережила вспышку гнилой лихорадки в ее деревне и была одной из немногих, кто видел прибытие ковена погребальных жрецов из Города Серых Цветов. Всего за один день они соорудили огромный костер, чтобы очистить мертвецов прежде, чем развеять их прах над пустыней. Память о запахе того костра так и не стерлась, и теперь, когда запах вернулся, лишь она помогала не задохнуться от смрада твари.

Непонятное "кап-кап-кап" привлекло ее внимание к палубе возле неповоротливого тела существа. Вязкая темная протоплазма капала из мышечных складок его змееподобного низа, там, куда она попадала, палуба обесцвечивалась.

– Полный вперед, – распорядилась Силамор и сглотнула, подавляя очередной приступ тошноты.

«Песнь Орфея» – как всегда, упорный охотник и исследователь – вздрогнула и ускорилась. Шторм разрастался на оккулусе перед ними по мере приближения к его краю.

– Авгуры флагмана смогли оценить размеры затронутой части космоса? – спросила она.

Многие тысячи солнечных систем лежат в пределах Великого Ока.

Она замерла, щеки побледнели.

– Я... я слышала голос.

– Не обращай на него внимания, – приказал Аргел Тал.

Вы можете странствовать в его глубинах на своем человеческом корабле сотню поколений, но увидите не более, чем тень его великолепия.

– Я все еще слышу его...

Аргел Тал низко и глубоко зарычал, повернув голову к существу.

– Не играй их жизнями. Тебя предупредили.

Никто из них не переживет этого путешествия. Ты глупец, если думаешь иначе.

– Оно... оно сказало...

– Оно ничего не сказало, – прервал ее бормотание Аргел Тал. – Игнорируй голос. Соберись, Янус. Сосредоточься на своих обязанностях и предоставь остальное нам. Я не позволю твари навредить тебе или кому-либо из экипажа.

Она тебе не верит.

– Умолкни, ложный ангел.

Она знает, что ты лжешь. Ты слышишь так же, как и я, как бьется ее сердце. Она напугана и знает, что ты лжешь ей.

На другом конце мостика двоих слуг вырвало прямо на консоли. Еще один обмяк на своем посту, из его ушей медленно сочились струйки крови.

– Это будет продолжаться? – спросила Силамор у Аргел Тала, стараясь не смотреть через плечо воина на существо и надеясь, что голос не дрожит.

Несущий Слово помедлил с ответом.

– Думаю, да, – наконец, произнес он.

Один из рулевых дернулся в кресле, ударившись головой о спинку. Он слабо простонал сквозь стиснутые зубы, а затем его охватил припадок, который сдерживали только ремни безопасности.

– Медицинскую команду на рулевой пост, – распорядилась капитан.

Терпение Силамор приблизилось к концу, когда один из ее подручных сервиторов сорвался с поста и начал усердно ползать по полу. У этого сервитора ниже бедра не было ног: их хирургически удалили, чтобы постоянно удерживать его на посту. Когда он выбрался из своей бронзовой подставки и начал скрести ногтями по палубе, Силмаор несколько секунд в ошеломлении смотрела на это небывалое поведение. Из обрубков ног и позвоночника аугментированного слуги тянулись провода и кабели, густое масло текло из носа.

– Кровь Императора, – выругалась себе под нос Силамор. – Все назад. Не подходить.

Она собственноручно прикончила сервитора, всадив одну пистолетную пулю в затылок несчастного создания, и приказала двум палубным матросам убрать его.

Вокс-офицер Арвас повернулся к капитану, которая вернулась в свое кресло.

– Вы слышите? – спросил он.

– Контакт? Другой корабль?

– Нет, – он держался за наушник, лицо омрачилось от сосредоточения. – Я слышу его, капитан.

Нарастающее раздражение побороло ее тревогу.

– Кого слышишь?

Янус была знакома с Арвасом больше десяти лет, а в одну ночь четыре года тому назад она узнала его — и четыре бутылки серебряного индонезийского вина — прискорбно близко. Но за вычетом этой разовой неосторожности он был одним из наиболее опытных и верных членов ее экипажа.

-Скажи, кого ты слышишь, лейтенант.

Он попытался перенастроить консоль, покрутив ряд дисков.

– Я слышу, как Ваник умирает. Он кричит, но недолго. Дальше только белый шум. Послушай, – он протянул ей наушник. – Ты услышишь, как Ваник умирает. Услышишь, как он кричит, но недолго.

Она в замешательстве потянулась за наушником. Стоявший возле Арваса вокс-офицер Ваник попытался улыбнуться. На его пухлом лице читалась неуверенность.

Арвас извлек из кобуры оружие и выпустил ему в живот четыре заряда. Обжигающе-горячая кровь брызнула на лицо Силамор, Ваник с криком свалился на палубу.

– Теперь ты слышишь, – проговорил Арвас.

Капитан не успела среагировать — ее оттолкнуло в сторону размытое темно-серое пятно. Прежде, чем она хотя бы моргнула, Арвас уже брыкался, болтаясь над землей, удерживаемый за горло рукой Аргел Тала. Корабль вокруг них подрагивал, словно разделяя тревогу экипажа.

Когда хватка воина сжала ему шею, Арвас заскреб пальцами по лицевому щитку Аргел Тала со свирепостью загнанного в угол зверя, пытающегося выцарапать убийце глаза. На линзах оставались потные следы.

Медицинская бригада добралась до Ваника как раз к тому моменту, как он умер у их ног. Арвас оказался прав — Ваник кричал недолго.

Несущий Слово обернулся к своим воинам, не обращая внимания на царапающие по несокрушимому керамиту пальцы.

– Даготал, отведи это ничтожество в камеру, – он передал Арваса другим Несущим Слово, толкнув его так, что тот распластался на полу.

Другой Астартес выступил вперед, схватил сопротивляющегося офицера за воротник и поднял с палубы. Очередь кричать перешла от Ваника к Арвасу.

– И заставь его умолкнуть, – добавил Аргел Тал.

– Есть, брат, – Даготал схватил офицера за шею, сильно, но аккуратно прижав тому горло.Голос человека стих до задыхающегося писка, и Несущий Слово вытащил его с мостика.

Капитан Силамор свирепо уставилась на огромную фигуру Аргел Тала.

– Это существо не может оставаться на моем мостике. Оно... что-то с нами делает, так?

– Я не знаю.

– Так спросите у него.

– Мы отведем его на наблюдательную палубу, капитан. Убедитесь, что ваш экипаж покинет эту зону и коридоры, ведущие к ней. Двигайтесь к краю шторма полным ходом. Я свяжусь с вами, если возникнет необходимость изменить эти распоряжения.

– Благодарю, – сказала она ему.

В ответ Аргел Тал кратко кивнул и вернулся к своим братьям.

– Тебе следовало прикончить убийцу, – укорил его Ксафен.

– За свое преступление он предстанет перед судом. Может статься, что он действовал не сам по себе, – Аргел Тал повернулся и посмотрел на Ингефеля, который начал, скользя, выползать с командной палубы. Они пошли за ним, стараясь не наступать в оставляемый им маслянистый след.

– Мы движемся в неизвестность, а мои глаза видят лишь тьму, – сказал Аргел Тал капеллану.

– И это тревожит тебя.

– Разумеется, тревожит. Если мы на грани просвещения, почему же я никогда еще не чувствовал себя настолько слепым?

– Темнее всего перед рассветом, – задумчиво произнес Ксафен.

– Это, брат мой, аксиома, которая звучит неимоверно глубокомысленно, пока не обнаружишь, что она лжива.

Наблюдательные палубы на большинстве имперских судов были чрезвычайно светлыми местами. Хотя «Песнь Орфея» была достаточно скромным кораблем по сравнению с «Де Профундис», не говоря уж о великолепном «Фиделитас Лекс», входя, Аргел Тал все равно ощутил, как у него захватывает дух.

Посередине покрытого бойницами хребта корабля возвышался бронированный купол. Его прозрачная поверхность открывала несравненный вид на окружающую пустоту. В обычном пространстве зрелище миллиарда звезд в бесконечной ночи никогда не переставало поражать его воображение и, как он признавал в моменты гордыни, самолюбие. То были звезды людей. Никакие иные виды не имели права претендовать на них, их времена пришли и ушли. Будущее было ясно и принадлежало человечеству.

Здесь и сейчас звезды были запятнаны фиолетовым. Аргел Тал смотрел, как далекие солнца тонут в кружащихся и сталкивающихся облаках лилового и красного.

Ты видишь?

Ингефель распрямился во весь свой неестественный рост, четыре тонких, словно жерди, руки раскинулись, щедрым жестом охватывая пылающие небеса. Из неспособных закрыться челюстей вырывалось шипение гремучей змеи.

Ты. Видишь.

Аргел Тал оторвал взгляд от ночного неба. Наблюдательная палуба была обширна и обставлена по-спартански скромной мебелью, которой не воспользовался никто из Несущих Слово. Все они продолжали стоять, сжимая в руках болтеры.

– Я вижу шторм, – сказал капитан. – Ничего больше.

– Как и я, сэр, – это сказал Даготал. Сержант мотоотделения прибыл на несколько минут позже остальных, вернувшись из тюремного блока, где он сдал лейтенанта Арваса под далекую от заботливой опеку офицеров-надзирателей. – Но я что-то чувствую. Корабль трясется, разрываясь на части.

– Всегда думал, что погибну в бою, – проворчал Малнор.

Аргел Тал покачал головой.

– Ты притащил нас в это средоточие сил, Ингефель. Пора рассказать нам, зачем. Что мы должны увидеть?

Истину. Истину по ту сторону звезд. Скрытый пласт вселенной.

– Я вижу окрашенный в тысячу цветов шторм, который угрожает погубить всех нас.

Нет. Ты видишь рамки целеуказателя и потоки биологических данных. Ты смотришь на мир сквозь фильтры линз. Ты стоишь на границе небес, Несущий Слово. Сними шлем. Взгляни на дом богов своими настоящими глазами.

Ему потребовалась секунда, чтобы уступить, он колебался при мысли о том, что вонь от существа обрушится на обоняние без предварительной очистки воздухозаборником шлема. Она вдохнул напоследок спертого рециркулированного воздуха из доспеха и расстегнул застежки ворота.

Это оказалось хуже, чем он предполагал, и тот факт, что из членов экипажа стошнило лишь немногих, делал им честь. Помещение уже смердело склепом: едкий запах испорченной крови и мясная вонь оказавшейся на воздухе требухи.

– Я все еще ничего не вижу, – проворчал Аргел Тал. – Только шторм.

Ты не обманешь меня, как смертных. Вглядись в сшибающиеся волны вокруг нас. Видишь, что смотрит в ответ?

Капитан подошел ближе к краю купола, вперив взгляд в кружащуюся пустоту, где смешивались и вращались играющие силы. Могучие волны вновь сотрясли корабль. И на мгновение, когда корабль задрожал...

Ты видел. Твое сердце забилось чаще. Твои глаза расширились. Ты видел.

Аргел Тал провел рукой по толстой стеклянной стене, глядя на сумятицу за ней. Как можно разглядеть смысл в этом безумии? Корабль снова содрогнулся под ударом волн эфира, и бушующая энергия еще раз на краткий миг обрела форму.

По ту сторону стекла из пылающей материи сложилось человеческое лицо, обезображенное испуганными глазами и раскрытым в крике ртом. Оно взорвалось напротив купола, рассыпавшись обратно в рваные волны, породившие его.

Тебе известно, что такое этот шторм?

Аргел Тал не отводил взгляда от волн.

– Это энергия варпа. Эфирный поток, прорывающийся в материальную вселенную. В имперских записях есть упоминания о присутствии в варпе чужих существ, но они относятся к малым ксеноугрозам.

Шипение Ингефеля раскатилось в его сознании. Смех создания звучал неимоверно отвратительно.

Ты знаешь смысл этих слов? Или просто повторяешь сведения, вбитые тебе в голову во время сформировавшего тебя обучения? Что ты видишь, когда смотришь в шторм?

Несущий Слово повернулся к Ингефелю. Лицо, которое могло бы быть привлекательным, не поработай над ним хирургия Астартес, обратилось к существу.

– Это кровь галактики. Реальность истекает кровью.

Близко. Демоническая тварь по-крысиному зачирикала от удовольствия. Человечество прекрасно в своем невежестве, но этому нельзя позволить продолжаться, если вы хотите, чтобы ваш род выжил. Варп — более, чем область, в которую безнаказанно вторгаются ваши корабли, чтобы с помощью его волн путешествовать быстрее света. Ты видишь тень бытия, где все эмоции и стремления смертных обретают бессмертие. Вы странствуете по морям психической энергии и жидкого горя. Ты брошен на произвол судьбы в раю и аду миллиона мифологий, Аргел Тал.

Здесь каждое мгновение ненависти, отвращения, гнева, радости, печали, ревности, праздности и упадка воплощается в грубой энергии.

Сюда приходят души мертвых, чтобы вечно гореть.

По «Песни Орфея» прошла ужасающая дрожь, из-под палубы донесся звук рвущегося металла. Торгал и Ксафен опустились на колени. Первый — с грязным проклятием, второй — с негодующим ворчанием.

В шторме проступали новые изображения. К стеклу прижимались руки, оставляя бесцветные отпечатки. Искаженные криками болезненно знакомые лица. За всем этим угадывалась тень чего-то огромного, темного и холодного, оно следовало за кораблем, словно кит, плывущий в глубинах океана.

На мгновение дыхание Аргел Тала проступило в воздухе облачком. Кожа покрылась инеем. Тень поравнялась с ним и продолжала двигаться мимо, тревожа сталкивающиеся силы своей огромной полусформировавшейся массой.

Пустотный левиафан. Страх привлечет его, и этот корабль развалится на части в его челюстях. Но он движется мимо, преследуя другую добычу. Во многих вариантах будущего я видел, как он нападал на нас и наши жизни обрывались здесь. В трех из них ты смеялся, Аргел Тал, пока умирал, растворяясь в энергии за бортом корабля.

Он не смеялся.

– Это ад, – Аргел Талу уже не приходилось напрягаться, чтобы увидеть кричащие ему лица или скребущие по стеклу руки. Он не видел ничего, кроме них. – Это преисподняя человеческого воображения.

Не позволяй догмам ослепить тебя. Это Изначальная Истина. Тень бытия. Пласт по ту сторону звезд.

Несущий Слово выдохнул единственное слово, глядя на море вопящих душ снаружи.

– Хаос.

Пасть демона искривилась в ухмылке.

Ты начинаешь понимать.

Аргел Тал глотнул воды. Она была солоноватой и неприятно теплой. Уже пятая кружка, которую он брал в руки, оказывалась такой. У него было тревожное мнение, что воду портит его собственное тело.

– Вскоре мы достигли первого из миров, – сказал он. – Мелисант. У этой планеты нет данного людьми названия, но в древности ксеносы из рода эльдар... они называли ее Мелисантом.

Лоргар записывал каждое слово гладким почерком.

– Эльдар? Какова их роль во всем этом?

– Сейчас? Они не играют никакой роли. Они — воспоминания галактики, угасающие с каждой ночью. Но некогда эта область космоса была самой драгоценным из их владений — сердцем их империи. Их упадок привлек нас из нашего царства сюда. Мы наблюдали, как их миры пылали в призрачном огне, и рвали их души на части когтями из плоти и духа.

– Аргел Тал.

– Каждое ощущение было внове для нас. Мы были новорожденными в материальном мире. Кровь и боль питали нас. Ты не знаешь, каково это — становиться сильнее, когда рядом кто-то страдает. Наливаться силой, когда родители видят, как их дети горят. Расти и умнеть с каждым грехом, совершенным по отношению к плоти смертных. Узнавать все больше тайн вселенной с каждой поглощенной душой.

– Сын мой... прошу.

– Но я был там, Лоргар. Я видел это. Я делал это.

– Ты — Аргел Тал. Ты родился на Колхиде, в деревне Сингх-Рух, в семье плотника и швеи. Твое имя означает «последний ангел» на наречии племен южных степей. Ты самый молодой воин, удостоенный мантии капитана роты, за всю историю Легиона. Ты сражался мечами из красного железа — клинками твоего предшественника — и утратил их, служа своему примарху. Ты — Аргел Тал, Носитель Слова. Ты — мой сын.

Несущий Слово взглянул на свои исхудавшие руки.

– Сир, – слабо проговорил он. – Простите меня.

Аргел Тал смог встретиться взглядом с примархом и был бесконечно благодарен, что в серых глубинах его глаз не увидел осуждения.

– Не за что прощать.

– Вы знали больше о моей жизни, чем я мог представить.

Лоргар улыбнулся.

– Все мои сыновья бесценны для меня.

Аргел Тал потер воспаленные глаза.

– Ингефель сказал нам, что перемены начнутся в назначенный час, когда галактику охватит огонь. Но я теряю самого себя уже сейчас. Пришел ли назначенный миг? Галактика пылает? У меня нет ни одного собственного воспоминания, отец. Я ощущаю на языке привкус меди, словно память о крови. Возможно, это страх. Возможно, этот привкус — тот самый страх, о котором писали столь многие поэты и архивисты.

Капитан глухо и безрадостно рассмеялся.

– А теперь я скажу свои прощальные слова.

– Нет нужды в прощальных словах, Аргел Тал. Решение не будет принято, пока история не подойдет к концу.

17

Мертвая империя

Откровения

Происхождение

Ингефель указал на планету изогнутым когтем.

Ее называли Мелисантом. Она была одной из последних, кто ощутил распространяющееся влияние Ока.

– Ауспик не фиксирует признаков жизни, даже на бактериальном уровне, – проскрипел по воксу голос капитана Силамор.

– Ей что, правда нужен был сканер, чтобы увидеть это? – поинтересовался Торгал.

Под ними раскинулся призрак мира — шар, покрытый серым ландшафтами и черными океанами, слегка прикрытыми тонкой дымкой облаков. Даже на орбите Мелисанта корабль боролся с ветрами варпа снаружи, а на наблюдательный купол накатывались текучие волны человеческих лиц и фигур, разбивавшихся о бронированное стекло. Все они растекались по нагревшейся защите, как масло по воде, и, распадаясь, возвращались обратно в вихрь.

Через какое-то время Аргел Тал начал замечать, что лица повторяются. Казалось, они заново формируются в буре и снова раз за разом бросаются на корабль.

– Это души? – спросил он вслух.

Это изначальная материя. В царстве плоти и крови она принимает вид психической энергии. Твои мысли придают ей форму. Ты видишь человеческие души, но это далеко не все. Души эльдар. Плоть нерожденных, которых люди когда-то нарекли демонами. Грубые психические потоки. Воплощенная вероятность, где разум творит реальность.

– Я хочу спуститься на поверхность этого мира.

Ты умрешь.

Аргел Тал повернулся к существу, лишенное шрамов лицо исказилось от злости.

– Тогда зачем было тащить нас сюда? Какова цель этого путешествия, если мы не можем покинуть корабль? Смотреть на мертвые миры по ту сторону поля Геллера? Слушать вопли потерянных душ?

Ингефель подполз ближе к группе Несущих Слово. Посох из черного дерева, когда-то принадлежавший девушке, принесшей себя в жертву, чтобы призвать демона, постукивал по полу, словно трость старика.

У меня есть, что показать вам.

Он указал двумя узловатыми когтями на мир внизу.

Мелисант в его нынешнем виде — это не урок. Вы должны увидеть, каким Мелисант был.

Закройте глаза. Вслушайтесь в шторм снаружи. Слушайте, как волны бьются о кожу вашего корабля. Мелисант — всего лишь один мир, плавающий в Море Душ. Один из миллионов. Позвольте показать его вам.

А затем, спустя лишь один удар сердца — Открой глаза, Аргел Тал.

Он всегда ценил восходы.

Этот был достоин остаться в памяти — охристый шар окрашивал яростным светом шпили и минареты города. Несмотря на заложенные в генокоде устойчивость к боли и яркому освещению, от яркости восходящего слонца болели глаза. И это тоже было прекрасно, поскольку никогда не случалось раньше.

Ингефеля нигде не было видно. Они стояли на краю утеса, над городом чужих, заливаемым рассветным золотом. Аргел Тал повернулся и оглядел братьев: Ксафен смотрел на поселение ксеносов, Малнор и Торгал последовали его примеру, Даготал уставился в синее небо наверху.

Таким был Мелисант, – раздался в его сознании бормочущий голос существа. Посмотрите на город, построенный из кости и драгоценных камней. Взгляните на шпили, которые стояли лишь благодаря колдовству эльдар, будучи слишком хрупкими, чтобы устоять по законам человеческой физики.

А теперь узрите Падение.

В небе облака закружились в танце — день и ночь мелькали, сливаясь в серое мерцание. Фиолетовые завитки расползались по небосводу, становясь толще, разветвляясь, скручиваясь и пятная воздух красным туманом. От страшной жары на лице и шее Аргел Тала выступил пот. Нагрелась даже жидкость, увлажнявшая его глаза.

Пока он смотрел, город внизу начал рушиться, шпили и дорожки падали и разбивались о землю, сокрушая толпы худощавых фигур чужих и здания меньшего размера.

Их чары угасают. Это край Великого Ока. Полное разрушение малых поселений заняло несколько дней. В сердце их империи конец всей жизни наступил за считанные мгновения.

Аргел Тал слышал звук гибели города — ветер доносил до него грохот, горестные стенания и плач.

– Чужие, – Ксафен улыбнулся, глядя на падающие башни. – Пусть они все горят, лишенные душ и забытые.

Никто не возразил.

– Почему это произошло? – спросил Аргел Тал.

Эльдар были близки к тому, чтобы увидеть правду о вселенной. Их цивилизация распространилась по галактике, развиваясь тысячелетиями под руководством богов, которых они чтили. А затем, на последнем шаге... они оступились.

– Как?

Взгляни на небо.

Грозовые тучи собрались в угрожающую спираль, накрыв землю до самого горизонта тьмой. С первых же капель дождя — обжигавших кожу и сильно пахнувших металлом — стало ясно, что уготовано городу внизу. С единственным ударом грома, от которого содрогнулся воздух, черные облака столкнулись, и по этому сигналу небеса разверзлись.

Алые частицы падали с неба, орошая разрушенный город кровью, столь густой, что она пятнала те костяные здания, которые еще продолжали стоять. Ксафен закрыл глаза, подняв голову навстречу ливню.

– Это не человеческая кровь. Она слишком сладкая.

Аргел Тал стер с лица льющийся ихор. В городе внизу из теней упавших памятников сгущались существа, они поднимались из кровавых озер, образовавшихся на улицах. Они пошатывались и дергались, все разные и неестественные в своей полусформированности. Некоторые ползли на множестве лишенных костей конечностей. Другие с воплями неслись на тонких ногах, вытягивая кривые когти.

Мои сородичи принимают материальную форму. Они охотятся за душами, плотью, кровью и костями.

– Почему это происходит?

Бесформенные твари бежали стаями, убивая всех попадавшихся им стройных плачущих выживших. От этого зрелища он похолодел. Геноцид должен быть очищением, а в этом безумном выбросе неведомых сил не было ничего чистого.

– Отвечай мне, – медленно произнес Аргел Тал. В ответ не прозвучало ничего, только кровь струилась по его щекам и губам. Он не обонял и не ощущал на вкус ничего, кроме кроваво-красного дождя.

Из развалин города вознеслись новые башни — тонкие шпили с пульсирующими стенами из еще живой плоти, украшенные безмолвными лицами и торчащими наружу освежеванными руками. Поднимающиеся башни тянулись к охваченным паникой эльдар на улицах, используя их жизни в качестве строительного материала, а плоть чужих — как скрепляющий раствор.

Смотри, как они умирают. Вы умрете так же.

– Я велел тебе ответить мне, – сказал капитан.

Смотри и учись, Несущий Слово.

– У нас есть данные об эльдар и их истории, – он сплюнул отвратительную кровь, капавшую на язык. – Там сказано о Падении, когда их культуру осквернили упадок и порок. Сверхъестественная катастрофа уничтожила их столетия назад. То опустошение — вот это? Это... гнев богов?

Это — их возмездие. В своем невежестве они видят лишь смерть империи, когда бесчисленные миры тонут в крови и огне. В этот возвышенный момент они предпочли страх силе и тем обрекли свое царство превратиться в прах, ибо Изначальная Истина страшит каждого из них.

Они породили бога. Бога удовольствий и обещаний. Но они не чувствуют счастья.

– Довольно! – Аргел Тал откинул голову и вдохнул всеми тремя легкими. Буря усиливалась, измученные небеса проливали кровь на мир под ними.

– Отвечай! – закричал он в небо.

Это — Падение, о котором говорят шепотом. Эльдар были слепы. Они могли жить в гармоничном единстве с Силами, чему вскоре должно научиться человечество. Вместо этого они гибнут. Не в силах принять Изначальную Истину, они уничтожаются ею.

Ты спрашиваешь, почему? Разве ты не видишь? Так не умирают империи, Несущий Слово. Так рождаются боги. Вера эльдар дала галактике новое божество. Та, Что Жаждет. Слаа Неф. У него тысяча имен.

Это первые мгновения его жизни, и оно пробуждается и обнаруживает, что его собственные верующие проклинают его от страха и невежества.

Этот бесконечный шторм, Око Ужаса — эхо его крика при рождении.

– Я увидел достаточно, – Аргел Тал смотрел на город под ними, теперь тихий, затопленный и полностью очищенный от жизни. – Кровь богов, я увидел достаточно.

Тогда открой глаза.

Ингефель смотрел на них, немигающие разные глаза отражали тошнотворное свечение снаружи купола. Запах крови все еще наполнял ноздри Аргел Тала, хотя броня и кожа оставались нетронутыми и чистыми.

– Это было неприятно, – сказал Торгал.

– Сэр, – Даготал коснулся наплечника Аргел Тала. – Я думаю, нам следует покинуть это место.

Возразил не демон, а Ксафен.

– Ты превышаешь свои полномочия, сержант. Мы не станем убегать от истины, ради которой так далеко забрались.

Аргел Тал не обратил внимания на их спор. Его вокс-сеть была заполнена рапортами отделений, на ретинальном дисплее моргали руны, когда очередной сержант выходил на связь.

– Сэр, мы только что видели...

– Капитан, там был голос... и видение...

– Докладывает отделение Вадокса...

Несущий Слово повернулся к демону.

-Каждый из моих воинов на корабле видел то же, что и мы.

Они слышат мой голос, как и ты. Для этого они здесь: быть свидетелями. Учиться. Эльдар потерпели неудачу и заплатили за свое прегрешение медленным вымиранием. Человечество не должно повторить их путь. Люди должны принять Изначальную Истину.

– Мы не можем донести до Империума такую весть, – произнес Аргел Тал.

– Разумеется, можем, – глаза Ксафена сузились. – Можем и донесем, потому что должны. Это просветит человечество.

Вы пришли сюда, чтобы узнать, были ли верны Старые Пути вашей родины. Теперь вы знаете, что да.

– Это истина, слишком отвратительная, чтобы Империум принял ее, – капитан смотрел на мертвый мир внизу. – Ты не знаешь, о чем говоришь, тварь. Брат, ты что — ожидаешь, что мы отправимся прямо на орбиту Терры в гостеприимные объятия Императора? Правда, которую мы принесем домой, сделает Имперскую Истину ложью. Все людские эмоции принимают вид психической энергии? Мало того, что лишенное богов кредо Императора оказалось ложно, так мы еще и должны отбросить его ради союза с духами и демонами? – Аргел Тал покачал головой. – Начнется гражданская война, Ксафен. Империум разорвется на части.

Капеллан угрожающе зарычал.

– Мы пришли за этим. Лишь истина имеет значение. Ты говоришь так, словно ожидал, что примарх окажется неправ, а теперь напуган тем, что его правота была доказана.

– Но капитан говорит разумно, – сказал Даготал. – Нас не осыплют орденами, если мы принесем домой весть, что ад реален.

Все они обернулись, когда в их сознаниях зазвучал смех демона.

Вы еще ничего не видели, а уже решаете, что лучше для вашего рода?

– На что еще тут смотреть? – спросил Аргел Тал.

Ингефель сделал знак крючковатыми пальцами. Закройте глаза.

– Нет, – капитан вдохнул, успокаиваясь. – С меня хватит слепого послушания. Скажи мне, что ты хочешь нам показать.

Я покажу вам, как родился ваш примарх. Покажу, почему кадианцы звали его Любимым Сыном Четырех. Император — не единственный его отец.

Аргел Тал взглянул на остальных и увидел, что их глаза уже закрыты — упоминания об отце хватило, чтобы они повиновались. Он заговорил в вокс, предупреждая другие отделения.

– Все вы, готовьтесь, что увиденное может оказаться обманом.

В тебе так мало веры, Аргел Тал.

Несущий Слово снова закрыл глаза.

Прикосновение воздуха к коже было ледяным, и первое, что зафиксировало возвращающееся зрение Аргел Тала, было облако собственного дыхания. Здесь пахло не обилием крови, как на мире чужих, и не мускусом кислорода, прошедшего рециркуляцию в очистных системах корабля. Тем не менее, в воздухе улавливался определенный запах: химический привкус работающей техники и горящего стекла.

Аргел Тал оглядел лабораторию, со всех сторон его окружали генераторы, заваленные столы и работающие люди в костюмах, устойчивых к высокому давлению — белых или ярко-желтых с символами радиации. На их лицевых щитках выступал иней, который люди смахивали перчатками, словно пыль.

Несущему Слово доводилось бывать в немногих лабораториях за десятилетия своей жизни, так что он мог мало с чем сравнивать. Однако можно было справедливо предположить, что аппаратура таких размеров могла потребоваться лишь для самой необходимой и прогрессивной работы. Стен было не видно за толстыми кабелями и лязгающими генераторами, число техников за работой измерялось сотнями, все они были рассеяны вокруг столов, платформ и стоек.

Один из них прошел мимо Аргел Тала, защитный костюм фигуры зашелестел, соприкоснувшись с боевым доспехом Несущего Слово. Забрало костюма не оставляло возможности увидеть лицо его носителя, но, кем бы он ни был, техник полностью игнорировал Астартес.

Аргел Тал потянулся к фигуре.

Нет.

Он остановился, серые пальцы сжались. Крошечные сервоприводы в суставах руки доспеха застрекотали, когда она отдернулась от плеча техника.

Осторожнее, Аргел Тал. Их души останутся слепы к твоему присутствию, пока ты не вмешаешься в их работу.

– А если вмешаюсь? – тихо спросил он.

Одна из самых могущественных психических сил в истории живых узнает о тебе и убьет тебя на месте. Ты внутри самого сокровенного святилища Анафемы. Здесь он создает свой род.

– Анафема, – повторил Аргел Тал, оглядывая гигантское помещение. Остальные Несущие Слово подошли к нему, ни один не тянулся к оружию.

Анафема. Создание, которое вы знаете под именем Бога-Императора.

Ксафен выдохнул туманные завитки пара.

– Это... это Терра. Генетические лаборатории Императора.

Да. За много лет до того, как Анафема начал крестовый поход, чтобы вернуть себе звезды. Здесь, со всей ясностью своей лишенной чувств бесчеловечности, он завершил создание двадцати своих детей.

Капеллан перешел к столу, на котором в центрифуге вращались пробирки с кровью. Содержимое каждой пробирки разделялось на слои.

– Если это видение прошлого, то как может Император уничтожить нас здесь?

Сейчас ты в безопасности, Ксафен. Это единственное, что имеет значение. Все это происходит на Терре, пока империя эльдар пылает в огне духовной энергии. Анафема чувствует, что скоро придет время начинать Великий крестовый поход.

Несущие Слово двинулись вдоль рядов столов, путь вел их к центральной платформе, возвышавшейся над лабораторией. На полу стояла колонна из черной и серебристой аппаратуры, опоясанная широкой дорожкой. Аргел Тал первым поднялся по лестнице, подошвы гулко стучали по металлу, оставаясь неслышимыми для десятков ближайших техников. Несколько из них прошло мимо него, игнорируя все, кроме потоков данных на заиндевелых информационных носителях и синусоидальных показаний наручных ауспиков.

Аргел Тал пересек платформу, обошел амниотические капсулы, примыкающие к основной колонне — их соединяло густое переплетение проводов, цепей, кабелей и хомутов. Встроенные в металлическую колонну генераторы производили такое же злое гудение, как наспинные силовые установки Астартес, и от этой мелочи капитан улыбнулся.

Утроба для примархов. Здесь сыны Анафемы созревают в холодных колыбелях.

Аргел Тал подошел к ближайшей капсуле. Ее поверхность была из неокрашенного серого железа, гладкого в тех немногих местах, где не было разъемов и соединительных портов аппаратуры. На передней серебряной пластине было отчетливо выбито готическое число XIII. Ниже серебряной плиты на металле была выцарапана мелким педантичным почерком надпись.

Точный смысл слов ускользнул от Аргел Тала — кажется, это была длинная запутанная молитва, просившая внешние силы даровать благословение и силу — но сам факт, что он мог хоть что-то прочесть, был загадочен сам по себе.

– Это по-колхидски, – произнес он вслух.

И да, и нет.

– Я могу прочесть это.

Наречие, которое ты называешь колхидским — часть изначального языка. Колхидский... кадианский... эти языки были рассеяны по вашим мирам, готовя их к грядущим временам. Золотые питомцы Императора не смогли прочесть надписей, ибо в их жилах не течет кровь Лоргара. Все это было спланировано эоны назад.

– А кадианцы?

Их мир ощутил прикосновение так же, как и Колхида. Семена посеяны в изобилии, чтобы расцвести в этот миг.

Аргел Тал приблизился к капсуле с отметкой XIII. Через стеклянное окно на уровне глаз не было видно ничего, кроме молочной жидкости внутри.

А затем — движение.

Не подходи ближе.

Мимолетная тень чего-то мелькнула в искусственной утробе.

Стой на месте. Голос демона стал более резким, в нем сквозило беспокойство.

Аргел Тал сделал шаг вперед.

В инкубационной капсуле дремал ребенок, свернувшийся беспомощный зародыш с закрытыми глазами. Он медленно поворачивался в амниотическом молоке, полусформированные конечности двигались во сне.

Стой на месте, Несущий Слово. Я чувствую, как растет твой гнев. Не думай, что я единственный, кто может ощутить это. Сильные эмоции также потревожат Анафему.

Аргел Тал склонился над капсулой. Кончики пальцев смахнули иней с ее поверхности.

– Жиллиман, – прошептал он.

Ребенок продолжал спать.

Ксафен отошел от остальных и двинулся к капсуле с числом XI. Не вглядываясь в ее содержимое, он оглянулся через плечо на Аргел Тала.

– Здесь спит одиннадцатый примарх — все еще чистый и невинный. Мне мучительно хочется покончить с этим сейчас, – признался он.

Стоявший позади капеллана Малнор усмехнулся.

– Это сэкономит нам массу сил, а?

– И не даст разбиться сердцу Аврелиана, – Ксафен провел пальцами по порядковому номеру. – Я помню, каким опустошенным он был, потеряв второго и одиннадцатого братьев.

Аргел Тал все еще не отошел от капсулы Жиллимана.

– Мы не знаем наверняка, изменят ли будущее наши действия здесь.

– Разве иногда не стоит попробовать? – спросил капеллан.

– Иногда стоит. Но не сейчас.

– Но Одиннадцатый легион...

– Вычеркнут из имперских архивов по веской причине. Как и Второй. Я не говорю, что не ощущаю соблазна, брат. Пробив мечом эту капсулу, мы сотрем позорное будущее.

Даготал прокашлялся.

– И лишим Ультрадесант значительного притока рекрутов.

Ксафен взглянул на него безучастными глазами, казалось, взвешивая ценность такой идеи.

– Что? – спросил Даготал остальных. – Вы тоже об этом думали. Это не секрет.

– Это всего лишь слухи, – проворчал Торгал. В голосе сержанта штурмовиков не было слышно уверенности.

– Может, и так. А может, и нет. Тринадцатый разросся и затмил все остальные Легионы примерно в то же время, когда Второй и Одиннадцатый были «забыты» имперской историей.

Хватит строить бесполезные догадки, – снова раздался бесплотный голос.

Аргел Тал глянул с платформы вниз, где ученые трудились на своих постах. Большинство работали с кровью, или проводили биопсию бледной плоти. Он сразу же узнал извлеченные органы.

– Зачем все эти мужчины и женщины экспериментируют над геносеменем Астартес? – спросил он. Остальные Несущие Слово проследили его взгляд.

Они не экспериментируют. Они создают его.

Аргел Тал наблюдал за их работой, пока звучал шипящий голос Ингефеля. Он заметил, что несколько работников неподалеку режут бледные органы серебряными скальпелями. На спине защитного костюма каждого из них была цифра I.

Ваш Император покорил собственный мир с помощью прото-Астартес, созданных в куда худших условиях. Теперь он выводит примархов и, как их тень — воинов, необходимых ему, чтобы вести Великий крестовый поход.

Он смотрел, и от зрелища собственного генетического происхождения по коже ползли мурашки.

Это — органы-прототипы, которые вскоре станут геносеменем первых истинных Астартес. Вы знаете их как...

– Темные Ангелы, – сказал Аргел Тал. – Первый Легион.

Под ним биоинженеры вскрывали бесформенные органы, обнажали вены, анализировали под микроскопом и забирали образцы тканей для дальнейших испытаний. Прогеноидные железы, имплантированные в его собственные горло и грудь, отозвались пульсирующей болью. Он поднял руку, чтобы потереть больное место сбоку шеи, где спрятанный под кожей орган тихо делал свое дело — хранил генокод до момента его смерти, затем его извлекут и вживят другому ребенку. Ребенок, в свою очередь, вырастет и станет Несущим Слово. Уже не человеком. Не Homo Sapiens, а Homo Astartes.

Пройдет много терранских лет прежде, чем эти органы будут готовы к имплантации человеческим детям. Работа только начата. Большинство дефектов в структуре геносемени будут исправлены в будущие десятилетия.

Капитану не понравился тон существа.

– Большинство?

Большинство. Не все.

– Тысяча Сынов, – проговорил Ксафен. – Их генокод оказался разбалансирован. Легион поразили мутации и психическая нестабильность.

Их изъян не единственный. По мере течения лет биологические изъяны станут очевидны. Вырождение геносемени приведет к отказу органов, лишив возможности вырабатывать ядовитую слюну; непереносимость определенного вида радиации изменит кожу и кости воинов.

– Имперские кулаки, – сказал Малнор. – И Саламандры.

– А мы? – спросил Даготал.

Последовала пауза, на протяжении которой у них в ушах раздавался смех Ингефеля.

Вы?

– Затронет ли нас подобная... порча?

– Ответь ему, – велел Аргел Тал. – Он задает вопрос, на который мы все хотим знать ответ.

Код ваших тел чище, чем у большинства. Вас не постигнет вырождение или же уникальные изъяны.

– Но есть еще что-то, – произнес он. – Я слышу это в твоем голосе.

Никто из Астартес так не верен своему примарху, как Семнадцатый легион Лоргару. Ни один имперский воин не верит в праведность своего отца с такими убежденностью и пылом.

Аргел Тал сглотнул, ощутив холод и кислоту.

– Верность записана в нашей крови?

Нет. Вы разумные создания со свободной волей. Это не более, чем небольшое отклонение в безупречном генокоде. Ваше геносемя усиливает химию мозговой ткани. Это придает вам концентрацию. Нерушимую верность своему делу и Лоргару Аврелиану.

– Мне не нравится оборот, который принимает это откровение, – признался капитан.

Твое удивление обманчиво, Аргел Тал. Ты же видел это раньше, в глазах братьев из других Легионов. Подумай о покорении Кассиуса, когда бледнокожие сыны Коракса смотрели на вас с неприязнью, протестуя против суровой зачистки языческого населения. Тысяча Сынов на Антиолохе... Лунные Волки на Давине... Ультрадесант на Сионе...

Все ваши братья наблюдали за вами и ненавидели вас за нерассуждающий целеустремленный гнев.

Он вернулся к капсуле Жиллимана, разглядывая ее, а не техников внизу.

– Я не стану более об этом говорить.

Верить — это не порок, Несущий Слово. Нет ничего чище.

Аргел Тал не отреагировал на слова демона. Нечто иное приковало его внимание и не отпускало.

– Кровь... Смотрите. Посмотрите на это, – капитан присел возле нижней части хранилища-утробы Жиллимана. Под инкубационной камерой из-под основной аппаратуры виднелась часть громоздкой коробки генератора. Системы охлаждения пульсировали, проталкивая жидкость. Насколько можно было различить через проемы в бронированном корпусе, внутренние детали генератора были покрыты пузырящейся красной жидкостью.

Даготал заглянул через плечо Аргел Тала.

-Это кровь?

Капитан наградил его уничтожающим взглядом.

– Что? – спросил сержант.

– Это гемолубрикант для духа машины. Эти запасные генераторы прикреплены к каждой капсуле. Видишь, они вдобавок тянутся вдоль опорных колонн вон тех сооружений сверху башни.

Даготал и прочие огляделись.

– И?

– Где ты видел точно такие генераторы раньше? Какой механизм требует для работы столь сложного духа машины?

– Оо, – произнес сержант. – Оо.

Несущие Слово уставились на центральную колонну. Составлявшие ее агрегаты и силовые установки гудели и вибрировали.

Наконец-то... Да...

– Это не просто инкубационная башня, – сказал Ксафен.

Вы так близки...

Аргел Тал поочередно осмотрел капсулы и безумно сложный комплект аппаратуры, соединявшей их с центральной колонной.

Да... Да... Узрите истину...

– Это, – его голос ослабел от изумления, – генератор поля Геллера.

Ксафен прошелся по дорожке, лязг его шагов оставался неслышимым для толпы занятых работой техников. Аргел Тал наблюдал, как капеллан движется вдоль капсул, и по затылку ползли мурашки подозрения. Оба воина были без шлемов, на лицах блестел ледяной пот.

– Самое мощное поле Геллера в истории, – указал Аргел Тал на аппаратуру. – Генераторы на наших кораблях, связанные с навигаторами — лишь тень того, что мы видим здесь.

Ты не до конца понимаешь, как работает то, что ты называешь полем Геллера. Это больше, чем просто кинетический щит, защищающий от энергии варпа. Сам варп — это Море Душ. Ваши поля отталкивают грубую психическую силу. Они — защита от когтей нерожденных.

– Мы должны задаться вопросом, – заговорил Ксафен, поглаживая поверхность капсулы под номером XVII, – почему эти инкубаторы защищены от...

Скажи это.

Ксафен улыбнулся.

– ...от демонов

Торгал присоединился к капеллану возле капсулы Лоргара. Какое-то время он смотрел внутрь, на дремлющего ребенка.

– Кажется, я знаю. Для этих детей почти настало время родиться. Демон? Дух?

Я здесь.

Было видно, что Торгалу чрезвычайно неуютно общаться с бесплотным голосом.

– В Легионах ходит легенда, что двадцать сыновей Императора были разбросаны по небу в результате великой трагедии, некоего сбоя в процессе их создания.

Вы выросли на историях о примархах, которые ведут ваши Легионы, но сотни лет вас обманывали. Через какие-то мгновения вы узрите истину. Анафема заключил сделку с Силами варпа задолго до того, как покинул Землю, отправившись в Великий крестовый поход.

Анафема желал могущества для своих сыновей, и боги даровали ему знание, позволившее сплавить в них божественную генетику и психическое колдовство. Он пришел к моим хозяевам, ища ответов и прося о силе. С помощью данных ему знаний он создал двадцать сыновей.

Но случилось предательство. Клятвы, написанные кровью и скрепленные душами, были нарушены. Анафема отказывается явить человечеству Изначальную Истину, и гнев богов варпа растет.

Анафема хранит своих детей и не возвращает долг Силам, одарившим его способностью создать их.

Ксафен схватился за поручень, чтобы не упасть на колени.

– Наш отец — все наши отцы — порождения древних кровавых обрядов и запретной науки.

Аргел Тал не удержался от смеха.

– Император, который отрицает божественность во всех ее проявлениях, создал собственных сыновей с благословения забытых богов. На их инкубационных капсулах написаны молитвы и заклинания. Какое великолепное безумие.

Приготовьтесь. Грядет расплата. Силы ворвутся в материальную вселенную, чтобы вернуть себе детей, которых они помогли зачать.

Аргел Тал взглянул на капсулы, не переставая улыбаться.

– Это поле Геллера. Оно исчезнет, не так ли?

Ровно через тридцать семь ударов твоего сердца, Аргел Тал.

– И примархи исчезнут, забранные твоими хозяевами из варпа. Это и будет катстрофа, разбросавшая их по галактике.

Боги варпа — по праву отцы примархов. Это не из-за злобы по отношению к Императору. Всего лишь божественное правосудие. А пока эти совершенные дети совершат путешествие среди звезд, они вырастут. Это первый шаг плана богов по спасению человечества.

– И Аврелиан...

Важнее всех других. Капсула Лоргара попадет на Колхиду, чтобы пройти первые шаги к просвещению людей Изначальной Истиной и вестью о богах по ту сторону звезд. Без богов человечество умрет, часть за частью, под напором хищных чужих, которые все еще претендуют на большую часть галактики. Оставшиеся умрут, как умерли эльдар: в агонии, неспособные узреть Изначальную Истину под собственным носом.

Это– Судьба. Так записано среди звезд. Лоргар знает, что людям нужны боги — это определило его жизнь и Легион. Поэтому он был избран любимым сыном.

Ксафен закрыл глаза, бормоча литанию из Слова.

– Вера возвышает нас над бездушными и проклятыми. Она — топливо души и движущая сила тысячелетней борьбы человечества за выживание. Без нее мы пусты.

Аргел Тал обнажил оружие. Мечи из красного железа покинули ножны с шипящим свистом.

Да. Да...

Оба клинка вспыхнули электричеством, оживая, когда капитан нажал на активаторы в рукоятках. Ксафен глянул на него прикрытыми глазами.

– Сделай это, – произнес капеллан. – Пусть начнется.

Аргел Тал медленно крутанул мечи, описывая петлю. Трещащие силовые поля стали более насыщенными, от рассекающих морозный воздух светящихся клинков со скрежетом исходил озоновый туман.

– Аврелиан, – прошептал Малнор. – За Лоргара.

– Во имя истины, – сказал Торгал. – Сделай это, и мы принесем ответы обратно в Империум.

Аргел Тал взглянул на Даготала. Он был младшим из сержантов, получив звание совсем незадолго до унижения Легиона. Взгляд командира мотоотделения был отстраненным.

– Мне надоело, что Император лжет мне, брат. Я устал стыдиться того, что мы верим в правду, – Даготал кивнул, наконец встретившись глазами с капитаном. – Сделай это.

Три.

Он шагнул вперед, глядя на скопление похожих на вены кабелей, подергивающихся, проводя искусственную кровь вокруг полуорганической машины-башни.

Два.

Аргел Тал взмахнул мечами, оставлявшими за собой смазанный след из молний.

Один.

Клинки обрушились вниз, прорубаясь через сталь, железо, медь, бронзу и синтетическую кровь.

Оба меча взорвались у него в руках, клинки разлетелись, словно разбитое стекло, оставляя на неприкрытом лице кровоточащие порезы.

И один единственный ужасающе-знакомый миг Аргел Тал видел лишь пылающее психическое золото.

18

Сотня истин

Воскрешение

Возвращение

– Я слышал вашего брата, – признался Аргел Тал.

Примарх уже не записывал. Несколько минут Лоргар только вслушивался в нарастающиеэмоции, с которыми капитан пересказывал события в показанном Ингефелем видении. На этих словах он выдохнул, перестав задерживать дыхание.

– Магнуса?

Аргел Тал никогда не слышал такой мягкости в голосе сюзерена.

– Нет. Магистра Войны.

Золотокожий гигант потер руками лицо, его явно одолела внезапная усталость.

– Я не знаю такого титула, – сказал он. – Магистр Войны. Отвратительное название.

Аргел Тал усмехнулся двумя голосами.

– Ну, разумеется,прости нас, Лоргар. Его не будут называть так еще какое-то время. Сейчас он все еще просто Гор. Когда видение оборвалось в золотом свете, мы не видели ничего, кроме вспышки. Но мы слышали твоего брата Гора. Аппаратура рушилась с треском и грохотом. Была слышна стрельба. Дул самый сильный ветер, который мы когда-либо ощущали. И мы слышали голос Гора — кричащий, протестующий, яростный. Словно он был там, рядом с нами, и видел то же, что и мы.

– Перестань говорить «мы». Ты — Аргел Тал.

– Да, мы — Аргел Тал. Через сорок три года Гор произнесет четыре слова, которые либо спасут человечество, либо приведут к его вымиранию. Мы знаем, что это за слова, Лоргар. А ты?

Лоргар уронил голову на руки, ухоженные пальцы прижались к написанным на коже изящным рунам.

– Это слишком. Слишком много... Мне нужен Эреб. Нужен мой от... Кор Фаэрон.

– Они далеко отсюда. И мы скажем тебе еще кое-что: ни Эреб, ни Кор Фаэрон не воспротивятся истине, которую мы сообщаем. Кор Фаэрон всегда хранил верность Старым Путям, пряча ее за лживыми улыбками, а Эреб глупеет от возбуждения в присутствии силы. Ни один из этих испорченных чернокнижников не станет хвататься за голову и паниковать, как же Империум...

Голоса Аргел Тала умолкли, задушенные схватившей его за исхудавшую шею золотой рукой.

Лоргар поднялся на ноги плавным движением, без усилия поднимая за собой Астартес. Ноги капитана оторвались от пола.

– Ты будешь следить за своим языком, когда упоминаешь имена моих учителей, и будешь обращаться к повелителю своего Легиона с уважением. Понятно, тварь?

Аргел Тал не ответил. Его руки отчаянно, но тщетно царапали предплечье примарха.

Лоргар отшвырнул костлявое создание к стене. Капитан врезался в металл и рухнул на пол.

– Убери с губ эту омерзтельную ухмылку, – потребовал Лоргар.

Когда Астартес поднял голову, чтобы взглянуть на примарха, из его глаз снова смотрел Аргел Тал.

– Контролируй себя, капитан, – предостерег Лоргар. – Заканчивай свой рассказ.

– Я видел разное, – Аргел Тал пытался подняться, конечности дрожали. – Когда золото потускнело, мы увидели еще. Видения. Я не могу объяснить иначе, сир.

Чувствуя, что его сын вернул себе главенство, Лоргар помог Аргел Талу сесть.

– Говори, – произнес он.

Одна за другой, капсулы опускались.

Оставшись в одиночестве, Аргел Тал стоял на поверхности каждого из миров и наблюдал, как они достигают дома. Не все, и это само по себе было загадочно. Была ли закономерность в том, какие из посадок ему позволили увидеть? Почему именно эти, а не другие?

Первая была пылающим метеоритом, пропахавшим мягкую почву умеренного мира. Капсула зарылась неглубоко, она оставила на земле борозду и перестала скользить посередине вечнозеленого леса, столь густого, что нависавшие деревья не пропускали лунный свет сверху.

Дитя, выбравшееся из разбитой капсулы, имело бледную кожу и свирепый взгляд. Его волосы были так же черны, как броня воинов, которых он поведет, когда вырастет.

Сумерки опустились без предупреждения...

...иссушая деревья в прах, внезапно поднявшийся ветер разносил пепел. На месте пышного леса от края до края горизонта тянулась унылая тундра, по которой были разбросаны черные скалы и примитивные бесцветные растения.

Охваченная огнем капсула упала с серого неба, врезавшись в неровные утесы и обрушив лавину падающих камней. Когда пыль улеглась, Аргел Тал увидел, как из обломков металла и камня поднимается стройный ребенок, приглаживающий пыльными руками свои волосы, белоснежные, словно превосходный мрамор.

Мальчик огляделся вокруг, в то время как....

… Аргел Тал стоял в одиночестве на вершине горы, падающий снег прилипал к его доспеху. На дальнем пике на фоне чистого неба виднелся силуэт крепости, через просвет в облаках солнце освещало изящные стены с бойницами и башни.

Несущий Слово взглянул вверх, глядя на падение капсулы с неба и ощущая, как легкий снегопад остужает разгоряченную кожу. Достигнув земли, капсула ударилась о нее с достаточной силой, чтобы зарыться в склон горы, сотрясая землю со злобой артобстрела.

Аргел Тал ждал, глядя на рану на склоне. Наконец оттуда появился ребенок, с легкостью карабкающийся по скалам, кожа отливала бронзой в лучах высокого солнца. На мгновение ему показалось, что дитя заметило его, но...

...ни один мир не мог быть настолько темным.

Глазам Аргел Тала потребовалось несколько секунд, чтобы привыкнуть к ночной тьме. То, что открылось его взгляду, было не лучше предшествующей темноты. На лишенном света небе главенствовала величественная луна, скорее затмевающая звездный свет, чем отражающая солнце. Раскинувшийся на горизонте город был едва освещен, хотя глаза его обитателей скорее всего не вынесли бы никакого обычного света.

Огонь возвестил о прибытии капсулы — заливая светом пламени воздух над пустошью, она рвалась к земле. Вонзившись в пахнущую металлом почву, словно копье, инкубатор ушел глубоко вниз с достаточной силой, чтобы земля пошла трещинами.

Несущий Слово удержал равновесие, вдыхая железный аромат воздуха и ожидая признаков движения в расщелине, только что пробитой в бесплодной земле.

Мальчик, распрямившийся под ночным небом, был бледным как смерть и уникальным среди прародителей, которых успел увидеть Аргел Тал. В кулаке он крепко сжимал осколок своей инкубационной камеры — примитивный нож, инстинктивно сделанный из перекрученного металла капсулы.

Над головой раскатился удар грома. Мальчик поднял лицо к небу, внезапная вспышка зубчатой молнии осветила костлявые, болезненные черты ребенка.

Аргел Тал...

...стоял на вершине другого утеса, нависавшего над долиной, разделявшей суровый горный хребет. Капсула рухнула вниз — размытое пятно серого металла — и разбилась о скалы, не пробив камень. Аргел Тал наблюдал, как капсула продолжала катиться, разрушаясь при падении с горного склона. Темный металл, оторванный от бронированного корпуса, разлетался, словно ошметки шелухи. Она остановилась в перевернутом состоянии в глубине долины, и визор Аргел Тала увеличил изображение, компенсируя расстояние. Он видел, как капсула вздрогнула раз, другой, затем опрокинулась от удара находившегося внутри ребенка. Освободившись, мальчик поднес трясущиеся руки к залитому кровью лицу.

Крик боли, разнесшийся над долиной, не мог сорваться с губ столь маленького ребенка. Когда...

...все снова изменилось, Аргел Тал наблюдал закат в туманной дымке. Туман был слабым, нездорового цвета зеленоватого нефрита, свидетельствуя о холодном и загрязненном воздухе. Скудный дневной свет, пробивавшийся сквозь марево, исходил от опускавшегося за плоский горизонт крохотного солнца, которому не хватало ни размера, ни щедрости.

Во все стороны тянулась такая же бесплодная и невыразительная равнина, как все те игнорируемые безжизненные миры, которые Аргел Тал пролетал за время Великого крестового похода.

За падающей капсулой тянулся шлейф из дыма и пламени, болезнетворный туман вспыхивал зеленым огнем. В конце падения она ударилась о каменистый грунт и раскололась, скользнув по сланцу.

Несущий Слово приблизился к приземлившейся капсуле, глядя, как завитки тумана ползут через разорванный металл, заволакивая пространство за прозрачным обзорным окном. Внутри двигалось нечто бледное, но...

...он стоял в сердце города из белого камня и сияющего хрусталя, окруженный шпилями, пирамидами, обелисками и огромными статуями.

Капсула упала с летнего неба, словно метеор, пробив изящную башню с разнесшимся по всему городу звуком бьющегося стекла. Секунду спустя инкубатор расколол мозаичную мостовую, он крутился и пылал на белом камне, пока его огненный путь не окончился у подножия гигантской пирамиды.

Под лучами дневного солнца собралась толпа загорелых людей, следивших за тем, как заклепки и болты металлического саркофага выворачивались и отлетали сами по себе, словно отделенные незримыми руками. Пластина за пластиной, броня капсулы отсоединялась, паря в воздухе над местом крушения. Наконец, последние составляющие разошлись, и в центре внимания оказалось рыжеволосое дитя с блестящей кожей цвета красной меди. Его глаза были закрыты.

Ноги ребенка не касались земли. Он завис в метре над обожженной мозаикой и, наконец, открыл глаза. Аргел Тал...

...шел по поверхности истощенного мира. В воздухе чувствовались ядовитые выхлопные газы, а безжизненный ландшафт был серой копией Луны, единственного спутника Терры.

Капсула упала с полного звезд ночного неба — каждое созвездие несло в себе обещание глубокого смысла. Земля протестующе содрогнулась, когда капсула достигла ее. Несущий Слово вскарабкался на небольшое возвышение на краю кратера, чтобы наблюдать, как инкубатор оставляет борозду на серебристой почве. Когда капсула остановилась, ее дверца распахнулась, громко лязгнув в ночной тишине. Поднявшийся из нее мальчик был нечеловечески прекрасен, красивые черты были бледны и задумчивы, серые глаза изучали землю мира, на который он приземлился.

Не было...

...возможности подойти ближе.

Он был дома. Не на стерильных палубах экспедиционного флота, даже не в спартанском убежище своей медитационной комнаты на борту «Де Профундис». Он был дома.

Безоблачное небо простиралось над пыльной пустыней, город серых цветов и обоженных красных кирпичей располагался на берегу широкой реки. Аргел Тал обозревал Святой Город, находясь ниже по течению. Удовольствие от странного возвращения домой было так велико, что он не смотрел вверх до самого последнего момента.

Капсула — лоно из черного железа для его отца — упала в стремительную реку с мощным всплеском, наполнив воздух каплями и влажным туманом. Аргел Тал уже бежал, сочленения доспеха потрескивали при беге по сухой почве. Его не волновало, был ли он там на самом деле, или же это видение; он должен был добраться до капсулы отца.

Боевой доспех Астартес не предназначался для такого. Из-за его огромной массы подошвы вязли в липкой речной грязи, ртутные стабилизаторы, встроенные в коленные суставы и лодыжки, отчаянно протестовали.

Несущий Слово продрался через доходившую ему до пояса грязь, пробираясь к берегу, чтобы достичь упавшей капсулы. Когда он приблизился к инкубатору, одна деталь сразу бросилась в глаза: капсула Лоргара получила куда больше повреждений, чем прочие.

Он потянулся к ней, защищавший пальцы керамит успел только скрипнуть о борт капсулы, и перед его глазами вспыхнуло изображение, наложившееся на реальный мир.

Капсула трещала, вертясь в пустоте, одиноко прыгая на волнах варпа. Трещины и следы огня появлялись по мере продолжения извилистого пути, через трещины в броне внутрь заползал туман безумного цвета. Ребенок продолжал спать, его лицо искажалось от боли, утратив покой.

Взгляни, как боги этой галактики возвысили вашего примарха над прочими, удержав его в Море Душ на десятилетия, готовя его к роли, которую ему предстоит сыграть в возвышении человечества к божественности.

Лоргар ощутил их благословенное прикосновение сильнее, чем кто-либо из его братьев.

Аргел Тал...

...оступился и зашатался, удерживая равновесие.

Капсула перед ним была такой же, как и у его отца, но начинала тускнеть и расплываться перед глазами. Земля была темной, на ночном небе не было звезд, и на секунду Аргел Тал заколебался, стоял ли он на поверхности планеты или же на палубе обесточенного корабля.

Его чувства угасали, он бросил краткий взгляд через обзорное окно на громоздкой передней части капсулы. Что бы ни двигалось в инкубаторе, для одного человеческого ребенка у него было слишком много конечностей.

Аргел Тал подошел ближе, но его внимание привлекло багровое пятно, отражавшееся в стекле. Это были его шлем и его нагрудник, но измененные выступами цвета слоновой кости — искривленная готическая биоархитектура из керамита и кости. Глядевшее в ответ лицо было клыкастым изображением его боевого шлема, раскрашенного алым и черным, с золотой звездой вокруг правой зрительной линзы.

Он...

...открыл глаза.

Наблюдательная палуба на борту «Песни Орфея». По ту сторону купола небо заполнял беснующийся хаос.

Демон остался точно там же, где и был, мускулистое тело ни на секунду не замирало, постоянно покачиваясь из стороны в сторону, когти подрагивали в воздухе. Ксафен, Торгал, Малнор, Даготал — все они были там же, где и раньше.

Сержант мотоотделения проверил хронометр на ретинальном дисплее. Прошло три секунды. Четыре. Пять.

Их отсутствие не заняло никакого времени.

– Было ли что-то из этого реально? – спросил он.

Ингефель Вознесшийся сделал жест двумя тонкими руками, когти указали на пол перед Несущими Слово. На палубе лежали мечи из красного железа: необратимо разбитые, обломки потемнели от жара взрыва, уничтожившего их.

– По-моему, это реально, – усмехнулся Ксафен.

Вы многое увидели и многому научились. Осталось лишь одно. Демон скользнул вокруг Астартес, кружа с неторопливым удовольствием. Что-то сродни веселью светилось в уродливых глазах, наблюдавших за Аргел Талом.

– Что осталось?

Акт веры.

Ксафен встретился взглядом с Аргел Талом.

– Мы зашли так далеко. Мы вместе.

Капитан кивнул.

Нужно сделать выбор. Вы узрели правду о богах. Вам воочию предстала ложь Императора, и вы знаете, что человечество ждет медленное вымирание, если ваш род останется слеп к Изначальной Истине.

Выбирайте.

– Что выбирать? – глаза Аргел Тала сузились. Не желая больше терпеть вонь от существа, он надел шлем, вздохнув с облегчением, как только фиксаторы ворота с шипением защелкнулись.

Отключить поле Геллера этого корабля. Ингефель провел когтем по стенке купола. По ту сторону толстого стекла к руке демона прижались кричащие лица и неистовые когти.

Отключите поле Геллера. Станьте творцами судьбы человечества и оружием, которое нужно Лоргару, чтобы противостоять Империи Лжи.

Несущие Слово отреагировали по-разному. Ксафен прикрыл глаза и улыбнулся, словно услышал то, чего и ожидал. Торгал положил руки на убранный в кобуру пистолет и меч в ножнах, а Малнор взялся серыми перчатками за рукояти двух болт-пистолетов, пристегнутых к бедрам магнитными замками. Даготал отступил на шаг, в его позе видна была тревога, хотя линзы и не пропускали наружу эмоций.

Аргел Тал не стал тянуться к оружию. Вместо этого он засмеялся.

– Это безумие, тварь.

Это и есть уважение, которое ты проявляешь к вестнику богов?

– А чего ты ждал? Что Несущие Слово упадут на колени и сочтут все, что ты сказал, божественным распоряжением? Мы покончили со стоянием на коленях, Ингефель.

Пасть демона дрогнула, издав крысиное шипение.

Отключите поле Геллера и вкусите последнее обещанное доказательство.

– Нам следует прислушаться к словам вестника, – сказал капеллан.

– Хватит, Ксафен.

– Этого требовал от нас Аврелиан! Нам приказано следовать за проводником, куда бы он ни вел нас. Как ты можешь упираться в последний момент истины?

– Хватит. Мы не станем рисковать кораблем посреди этого шторма. Мы уже потеряли «Щит Скаруса». В этой области космоса пропала сотня братьев, а ты лишь улыбаешься, когда речь идет о потере еще ста.

Они не были избраны, Аргел Тал. А вы — да. Для них настало время разрушения. Им не хватило силы воли выдержать то, что предлагают вам.

Капитан повернулся к демону.

– Что произойдет, если мы отключим поле? Мы окажемся в распоряжении шторма? Нас разорвет на части так же, как все имперские корабли, у которых нарушилась стабильность поля Геллера при перелете в варпе?

Нет. Уберите проклятый покров, и мои сородичи присоединятся к нам. Чтобы поделиться последним откровением с воинами, которых избрали боги.

– Демоны... на корабле, – Аргел Тал смотрел на лица кричащих душ, бьющихся о купол. – Мы не можем выбрать это. Боги галактики не могут быть такими.

Голос Ксафена стал мягче. Аргел Талу он никогда еще не казался столь похожим на Эреба, его бывшего учителя.

– Брат мой... Нам никто не обещал, что истину окажется легко принять. Но были избраны – а наш отец возлюблен – истинно божественной силой.

Аргел Тал развернулся и посмотрел на Ксафена через сетку целеуказателя.

– Ты, похоже, чрезвычайно уверен в этом пути, брат.

– Разве тебе не льстит быть избранным? Я хочу быть одним из первых, кого одарят благословением боги. Это акт веры, как и сказал Ингефель.

– Силамор не отключит поле Геллера даже если мы прикажем. Это будет самоубийством.

Не будет бесполезной смерти. Это момент вашего возвышения, Несущие Слово. Пусть будет так, как предначертано судьбой. Подумайте о вашем примархе, стоявшем на коленях в пыли перед Жиллиманом и Богом-Императором. Этот миг станет началом его оправдания. Ложь Императора приговорит ваш род. Изначальная Истина освободит его.

– Мы можем вернуться в Империум с этим знанием, но человечество никогда не поддастся этому... хаосу.

У человечества нет выбора. Оно погибнет в когтях чужих, а немногие выжившие будут поглощены растущим влиянием богов варпа. Они становятся только сильнее, Аргел Тал. Если кто-то отказывается склониться перед ними, то этому виду не место в галактике.

Несущий Слово не произнес слов, вертевшихся на языке, но демон ощутил их.

Что ты будешь делать, человек? Сражаться с нами? Вести войну с самими богами? Подумать только — маленькая империя смертных осаждает небеса и преисподнюю.

В точности, как эльдар. Вы узрите Изначальную Истину, или же она уничтожит вас.

– Последний вопрос, – сказал он.

Спрашивай.

– Ты называешь Императора Анафемой. Почему?

Из-за будущего. Император обречет ваш род, лишая человечество данного ему при рождении права быть избранными детьми богов. Он воюет с божественностью, окутывая вас невежеством. Это обречет вас всех. Императора ненавидят не только за то, что он предал богов, он — проклятие всех живых людей.

Лоргар знает об этом. Поэтому он послал вас в Око. Ваше просвещение — первый шаг в восхождении человеческой расы.

Аргел Тал смотрел в глаза демону неимоверно долгое мгновение. В их несимметричных глубинах он еще раз увидел, как Лоргар унижается в пыли. Ощутил, как психический шквал лживого Императора сбивает его с ног и обрушивает в грязь перед Ультрадесантом.

Он ощутил спокойствие, с которым стоял в Городе Серых Цветов, зная без сомнений, что его дело священно, а крестовый поход праведен. Как давно он последний раз испытывал такую же чистоту намерений?

– Отделение Кван Шила, – произнес Аргел Тал в вокс. – Отправляйтесь в секцию Геллера на третьей палубе. Отделение Велаша, поддержите Кван Шила.

Раздались подтверждающие щелчки.

– Какие распоряжения, сэр? – спросил сержант Кван Шил. – Я... мы все слышали то же, что и вы.

Капитан сглотнул.

– Уничтожить генератор поля Геллера. Это приказ. Всем Несущим Слово быть начеку.

Девяносто одну секунду спустя корабль слегка вздрогнул у них под ногами.

Девяносто четыре секунды спустя он наклонился на правый борт, сорвавшись с орбиты от ярости шторма, и его захлестнули удары волн.

Девяносто семь секунд спустя на всех палубах отключился свет, члены экипажа и защищавшие их Астартес остались в красном полумраке аварийного освещения.

Девяносто девять секунд спустя каждый канал вокса взорвался криками.

Ингефель распрямился и бросился вперед, выбрав первой целью Малнора.

Ксафен лежал мертвым у ног существа.

Его спина была изломана, броня разбита, это была смерть, в которой не было мирного упокоения. В метре от вытянутых пальцев на палубе лежал его черный стальной крозиус, деактивированный и безмолвный. Шлем остался на трупе, скрывая застывшее на лице выражение, но эхо вопля капеллана все еще гуляло по вокс-сети.

Звук был неестественно-влажным, полузаглушенным кровью, заполнявшей разорванные легкие Ксафена.

Существо повернуло голову с хищной грацией, зловонная слюна стекала липкими сталактитами между многочисленных зубов.На наблюдательной палубе не осталось ни одного искусственного источника света, но звезды, мигающие далекие солнца, отбрасывали серебристые отблески в разных глазах существа.Один из них был янтарным, опухшим и лишенным века. Второй — черным, словно обсидиановая линза, глубоко посаженная во впадине.

Теперь ты, – сказало оно, не двигая пастью. Эти челюсти никогда бы не смогли воспроизвести человеческую речь. – Ты следующий.

Первая попытка Аргел Тала заговорить сорвалась с его губ горячей струйкой крови. Она обожгла подбородок, скатываясь по лицу. Химический запах жидкости, крови Лоргара, струящейся в венах каждого из его сыновей, был достаточно силен, чтобы перебить смрад, исходивший от подрагивающей мускулистой серой плоти существа. На мгновение он ощутил запах собственной смерти сильнее, чем скверну твари.

Это была странная отсрочка.

Капитан поднял болтер, рука тряслась, но не от страха. Это неповиновение было единственной формой, в которой он мог выразить свой отказ.

Да, – существо придвинулось ближе. Низ его тела был омерзительной смесью змеи и червя, покрытый толстыми венами, оставлявший за собой, словно слизень, клейкий след, смердевший разрытой могилой. – Да.

– Нет, – Аргел Тал наконец протолкнул слова через стиснутые зубы. – Не так.

Так. Так же, как твои братья. Так и должно быть.

Болтер застучал хриплым лаем, очередь зарядов врезалась в стену, взорвавшись при ударе и нарушив тишину в помещении. Каждый рывок оружия в трясущейся руке уводил заряды все дальше от цели.

Мышцы руки пылали, оружие упало с глухим лязгом. Тварь не смеялась, не издевалась над его неудачей. Она потянулась к нему четырьмя руками, аккуратно поднимая. Черные когти проскрежетали по серому керамиту доспеха, когда она вздернула его кверху.

Приготовься. Это не будет безболезненно.

Аргел Тал безвольно висел, сжатый хваткой существа. На короткий миг он потянулся к мечам из красного железа на бедрах, забыв, что они сломаны, что обломки клинков рассыпаны по мостику под ногами.

– Я слышу, – скрежет зубов почти заглушал слова, – еще один голос.

Да. Один из моих сородичей. Он идет за тобой.

– Это... не то... чего желал мой примарх...

Это? – существо подтянуло беспомощного Астартес поближе и молниеносно нанесло удар во второе сердце Аргел Тала. Капитан забился в конвульсиях, ощущая месиво под ребрами, но демон удерживал его на весу с омерзительной заботой.

Это именно то, чего хотел Лоргар. Это — истина.

Аргел Тал силился сделать вдох, которому не суждено было произойти, и напрягал умирающие мышцы, чтобы дотянуться до отсутствующего оружия.

Последним, что он ощутил перед смертью, было нечто, вторгающееся в его мысли, сырое и холодное, словно масло текло по ту сторону глазниц.

Последним, что он услышал, было неровное дыхание одного из его мертвых братьев в воксе.

И последним, что он увидел, был Ксафен, рывками поднимающийся с палубы на непослушных конечностях.

Лоргар снова опустил перо. В его глазах горела неизвестная эмоция — чем бы она ни была, Аргел Тал ее раньше не видел.

– Итак, круг замкнулся, – сказал примарх. – Вы умерли и воскресли. Вы нашли тела экипажа. Вы вышли из Ока, затратив на это семь месяцев.

– Вы хотели ответов, сир. Мы принесли их вам.

– Я не мог бы сильнее гордиться тобой, Аргел Тал. Вы спасли человечество от невежества и вымирания. Доказали, что Император ошибается.

Капитан пристально взглянул на своего отца.

– Какую часть из этого вы уже знали?

– Почему ты спрашиваешь?

– Вы пробыли с Ингефелем в кадианских пещерах три ночи. Что из этой истории существо уже поведало вам до того, как вы отправили нас в

Око?

Лоргар выдохнул, не то смеясь, не то вздыхая.

– Я не знал, что произойдет с вами, сын мой. Прошу тебя, поверь мне.

Аргел Тал кивнул. Этого было достаточно.

Он хотел ответить, но слова замерли в горле. Была ли это генетическая верность всех Астартес своим примархам, особенно сильная в XVII Легионе? Смог бы ли он разглядеть обман в глазах отца, даже если бы Уризен лгал ему в лицо?

Целые миры преклонялись перед ораторским искусством Лоргара без единого гневного выстрела. В глазах своего сына он воплощал убедительное, проникновенное обаяние, столь ослепительное в Императоре — он всегда казался выше таких подлых и примитивных вещей, как обман.

Но несмотря на это, слова Ингефеля заронили зерно сомнения.

– Я верю тебе, отец, – произнес он, скорее надеясь на искренность слов, чем зная о ней.

– Мы должны замести следы, – Лоргар медленно покачал головой. – Жизнь кадианцев — та улика, которую никогда не должен увидеть Император. От своих сторожевых псов, окружающих нас, мой отец узнает, что мы наблюдали за кадианскими ритуалами и отважились отправиться в Око. Мы должны остаться чистыми в глазах Императора. В шторме мы не сделали никаких открытий. Кадианцы... что ж, их уничтожили за отклонения.

Аргел Тал сглотнул кислоту.

– Вы уничтожите племена?

– Нужно замести следы, – вздохнул Лоргар. – Геноцид никогда не доставлял мне удовольствия, сын мой. По флоту будут распространены слухи о беспорядках, так что мы используем тектоническое оружие в месте высадки, уничтожив населяющие пустошь племена.

Аргел Тал промолчал. Ему нечего было сказать.

– Ты переродился, – Лоргар сцепил ладони. – Боги преобразили тебя, одарив великим благословением.

Можно и так посмотреть, подумал Аргел Тал.

– Я одержим, – отозвался он. Слова не передавали ощущения совершенного над ним насилия, но любое другое объяснение было бы слишком примитивным. – Мы одержимы, чтобы показать вам, что Ингефель говорил правду о богах.

– Меня более не нужно убеждать. Все наконец встало на свои места. Я знаю свою роль в галактике, потратив два столетия на борьбу в поисках верного пути. И мы будем рассматривать ваш... союз... как некое воплощение, нечто, возвышающее вас в глазах богов. Это не жертва. Ты был избран, Аргел Тал. Как и я, – но все же в его голосе не было той уверенности, которую излучали слова. Интонация была омрачена сомнением.

Аргел Тал казался погруженным в раздумья, он наблюдал за игрой костей разжимающейся и сжимающейся кисти руки.

– Ингефель предупредил всех нас: это только начало. Мы изменимся, когда наша одержимость возьмет верх, но не раньше предначертанного времени. Эти боги закричат из своего жилища внутри шторма, и когда мы услышим их зов, начнется наша... «эволюция».

– В чем проявятся эти изменения? – Лоргар снова записывал каждое слово быстрым изящным почерком. Он ни разу не вернулся назад, чтобы исправить описку, поскольку никогда не допускал ошибок.

– Демон не упомянул об этом, – признался Аргел Тал. – Он лишь сказал, что эта эпоха подойдет к концу до наступления следующего века. Когда это случится, галактику охватит пламя, а боги закричат. До тех пор мы будем нести в себе вторую душу, позволяя ей созревать внутри.

Какое-то время Лоргар молчал. Наконец, он отложил перо в сторону и улыбнулся своему сыну — улыбка была ободряющей и доброжелательной.

– Ты должен научиться скрывать это от Кустодес. От всех за пределами Легиона, пока не услышишь зов богов.

19

Исповедь

Восстановление

Гал Ворбак

Благословенная Леди знала, кто это, еще до того, как дверь открылась.

Она поудобнее уселась на краю кровати, сложив руки на коленях, одетая в многослойное кремово-серое облачение жрицы. Незрячие глаза повернулись к нему, как только он вошел, ориентируясь по шагам босых ног. Она слышала шелест одежды вместо гудения включенного доспеха, и от этой новости на ее губах заиграла улыбка.

– Здравствуй, капитан, – сказала она.

– Исповедник, – отозвался он.

Ей потребовалось немалое самообладание, чтобы скрыть потрясение. Его голос изменился за месяцы лишений, он звучал более сухо, покидая гортань. И было что-то еще... Что-то большее: новоприобретенная раскатистость, несмотря на слабость.

Разумеется, до нее доходили слухи. Если люди говорили правду, им пришлось убивать друг друга и пить кровь своих братьев.

– Я думала, что ты зайдешь раньше.

– Прости за задержку. Я был с примархом с момента возвращения.

– У тебя усталый голос.

– Слабость пройдет, – Аргел Тал сел на пол возле ее кровати, принимая привычную позу. Последний раз он сидел так три ночи назад, хотя для Несущего Слово прошел почти год.

– Мне тебя не хватало, – сказал он. – Но я рад, что тебя с нами не было.

Кирена не была уверена, с чего следует начать.

– Я слышала... разное... – произнесла она.

Аргел Тал улыбнулся.

– Скорее всего, все это правда.

– Смертный экипаж?

– Мертвы, все до единого. Потому-то я и счастлив, что тебя не было с нами на борту.

– И вы страдали так, как рассказывают?

Несущий Слово усмехнулся.

– Смотря что рассказывают.

Его обыденная стойкость восхитила ее, как обычно. Намек на еще одну улыбку щекотал ей уголки губ.

– Подойди. Встань на колени и дай мне посмотреть на тебя.

Он повиновался, встав лицом к ней, и аккуратно взял ее за запястья, направляя руки. Она погладила его кожу кончиками пальцев, обводя увядшие черты.

– Мне всегда было любопытно, красив ли ты. Так трудно сказать, когда полагаешься лишь на осязание.

Эта мысль никогда не приходила ему в голову до сих пор. Он с рождения был выше таких вещей. Он сказал ей об этом и весело добавил: «Как бы то ни было, я выглядел лучше, чем сейчас».

Кирена опустила руки.

– Ты так исхудал, – заметила она. И твоя кожа слишком горячая.

– Питания не хватало. Как я и говорил, слухи не врали.

Воцарившаяся тишина показалась ей неловкойм и тревожной. Им никогда раньше не приходилось подбирать слова для беседы. Кирена поигрывала прядью волос, тщательно уложенных служанкой всего полчаса тому назад.

– Я пришел исповедаться, – произнес он, наконец, нарушив молчание. Но это не успокоило ее, а напротив — заставило сердце забиться чаще. Она была не уверена, что хочет слышать о бесчинствах, творившихся на «Песни Орфея».

Но Кирена оставалась верна Легиону. Ее роль была желанной, и она была горда тем, что занимает это место.

– Говори, воин, – в ее голосе появилась дружелюбная формальность. – Поведай о своих прегрешениях.

Она ожидала, что он станет рассказывать, как убивал своих братьев и пил их кровь, чтобы выжить. Ждала ужасных историй о варп-шторме, который не видела своими глазами и потому могла полагаться лишь на немногословные описания других членов экипажа.

Капитан заговорил медленно и отчетливо.

– Я потратил десятилетия жизни, сражаясь во имя лжи. Я приводил миры к согласию с ложным обществом. Мне нужно прощение. Моему Легиону нужно прощение.

– Я не понимаю.

Он начал описывать Кирене последний год своей жизни, как уже описывал отцу. Она прерывала его намного реже и, когда рассказ завершился, сконцентрировала внимание не на важных эпизодах, а на том, где голос Аргел Тала дрожал сильнее всего.

– Ты убил Вендату, – сказала она, сохраняя голос мягким, чтобы в нем не было обвинения. – Ты убил своего друга.

Аргел Тал взглянул в ее слепые глаза. После возвращения из глубин шторма в наблюдении за живыми существами появилась странно приятная черта. Он всегда мог услышать текучий ритм ее сердца, но теперь к нему добавилось дразнящее ощущение бегущей по венам крови.

Теплой, вкусной, живой, едва прикрытой уязвимой кожей. Смотреть на нее, зная, как легко можно убить ее, было тайным увлечением, ранее неведомым ему.

Это было так легко представить. Ее сердцебиение замедлится. Глаза потускнеют. Дыхание будет трепетать на дрожащих губах.

А потом...

Потом ее душа упадет в варп, крича в этой буйной бездне. И будет вопить в сталкивающихся волнах, пока нерожденные не поглотят ее.

Аргел Тал отвернулся.

– Простите мне минутную рассеянность, исповедник. Что вы сказали?

– Я сказала, что ты убил своего друга, – Кирена прикоснулась к простой серебряной сережке. Аргел Тал подозревал, что это был подарок ее любовника — майора Аррика Джесметина.

Несущий Слово ответил не сразу.

– Я пришел не за прощением этого.

– Я не уверена, есть ли тебе прощение.

Капитан снова поднялся на ноги.

– Было ошибкой придти сюда так скоро. Я боялся этого сомнения между нами.

– Боялся? – Кирена улыбнулась ему. – Никогда не слышала, чтобы ты раньше использовал это слово, Аргел Тал. Я думала, что страх неведом Астартес.

– Хорошо. Это не страх, – у любого другого эти слова звучали бы раздраженными и защищающимися, но в голосе Аргел Тала не было таких эмоций. – Я видел больше, чем большинство имперских жителей когда-либо увидит. Возможно, я стал лучше понимать смертность — в конце концов, я видел, куда попадают наши души после смерти.

– Ты все еще отдашь жизнь за Империум?

На этот раз ответ последовал без колебаний.

– Я отдам жизнь за человечество. Но никогда не пожертвую собой во имя сохранения Империума. День за днем мы отдалялись от империи лжи моего деда. Наступит воздаяние за обман, которым он закрыл глаза всему нашему роду.

– Приятно слышать, как ты говоришь это, – произнесла она.

– Почему? Тебе доставляет удовольствие слушать мою хулу на власть Императора?

– Нет. Далеко не так. Но в твоем голосе снова слышна уверенность во всем. Я рада, что ты вернулся из этого... места.

Кирена протянула руку так же, как жрица Завета подставила бы печатку для поцелуя. Это был давний их ритуал; печатки для поцелуя не было, так что потрескавшиеся теплые губы Аргел Тала на краткий миг коснулись кожи на ее костяшках.

– Это приведет к войне, – сказала она. – Не так ли?

– Примарх надеется, что нет. У человечества есть лишь один выбор, и его должны сделать те, кто нашел ответы.

– Такие, как ты?

Он снова усмехнулся.

– Нет. Мой отец и братья, которым он может доверять. Некоторых он привлечет на свою сторону обманом, если они окажутся слишком бестолковыми, чтобы обрести совершенство веры. Но мы — многочисленный Легион, наши завоевания обширны, а предстоит еще больше. Многие пограничные миры Империума в первую очередь откликнутся на зов воинов Аврелиана, а уж затем — Императора.

– Вы... вы уже все это планируете?

– Войны может и не быть, – сказал он. – Примарх отправляется в Великое Око, чтобы получить собственные откровения. Выходит, что жизни Зазубренного Солнца были растрачены и исковерканы всего лишь во имя прелюдии к истине.

Кирена слышала дискомфорт в его голосе. Он и не пытался скрывать его.

– Ты думаешь, что примарх послал вас первыми из чувства... страха?

Аргел Тал не ответил.

– Прежде, чем уйдешь, скажи мне еще одно, капитан.

– Спрашивай.

– Почему вы поверили во все это? Миры-преисподние. Души. Медленное вымирание человечества и эти... чудовища, которые называют себя демонами. Почему вы решили, что все это не просто какой-то фокус чужих?

– Эти существа не отличаются от богов бессчетных религий, появлявшихся и исчезавших за тысячелетия. В любой культуре мало какие боги — доброжелательные творцы.

– Но что, если нам лгут?

Было бы легко сказать, что вера поддерживает саму себя, и что люди всегда тяготели к религии; что почти каждая открытая человеческая культура придерживалась своих верований в бесконечное и божественное; и что там было царство пророчеств — место, где существа, наделенные силой богов, доказали, не оставляя места сомнениям, что призвали владыку Семнадцатого легиона, творя судьбу произойти этим событиям.

Было неважно, являлись ли они добрыми богами-творцами или же простыми воплощениями эмоций смертных. В галактике потерянных душ была божественная сила. На краю материальной вселенной боги, наконец, встретились с людьми, и без своих хозяев человечество падет.

Но Аргел Тал не сказал ничего из этого. Он устал объяснять.

– Я помню твои слова после того, как Монархия погибла в огне Императора. Ты сказала мне, что в тот день по-настоящему начала верить, что боги реальны, когда на твоих глазах вырвалась такая мощь. Я испытал то же самое, увидев силу внутри этого шторма. Понимаешь, Кирена?

– Понимаю.

– Я так и думал.

И с этими словами он вышел из ее комнаты.

Аквилон обнаружил его в тренировочной клетке.

Оба воина знали о присутствии друг друга задолго до того, как заговорили. Аквилон тихо наблюдал, тактично ожидая, пока Аргел Тал закончит цикл упражнений, а Несущий Слово одарил кустодия небрежным кивком, молча отрабатывая работу с мечом. Держать равновесие в его ослабленном состоянии было мучительно сложно. Отключенные тренировочные клинки рассекали воздух невыразительными ударами — бледная тень пропавших мечей из красного железа — а сам он едва дышал от напряжения, сердца колотились, стараясь поспеть за требованиями, которые он предъявлял к собственному истощенному телу.

Наконец, Аргел Тал опустил клинки. Мышцы болели после всего лишь двух часов тренировки. До путешествия в Око он искупал бы такую скверную работу девяносто девятью ночами обрядов.

– Аквилон, – поприветствовал он друга.

– Ты выглядишь так, словно умер и забыл упасть.

Несущий Слово фыркнул.

– Я и чувствую себя так же.

– Прискорбно. Последний раз, когда мы вместе были в этой клетке, ты продержался против меня почти четыре минуты.

– Вижу, ты не в милосердном расположении духа, – в лучшие времена Аргел Тал воспринял бы шутку спокойно. – Ты пришел поговорить про Вена?

Аквилон открыл силовую клетку и взял такой же тренировочный клинок, как тот, что Аргел Тал все еще держал в руке. Полусферы тренировочной клетки сомкнулись вокруг них. Оба воина были в рясах: один в белом облачении дворцовых слуг Терры, другой — в серой одежде XVII Легиона.

– Я хотел услышать это от тебя, – он поднял клинок обеими руками, словно свое любимое оружие. Его воины носили традиционные алебарды, но старинный широкий биденхандер Аквилона стоял особняком. Он держал клинок, как собственный меч: уверенным легким хватом.

Аргел Тал поднял свои мечи, скрестив их для защиты, чувствуя, как молочная кислота жжет мускулы. Оба воина в прошлом стремились использовать свои сильные стороны: Аквилон свирепо атаковал, Аргел Тал был непревзойден в обороне.

– Ну так как — расскажешь мне, что случилось?

Аквилон явно был не расположен к снисхождению. Прежде, чем Несущий Слово хотя бы успел ответить, клинки вышибло у него из рук, и капитан оказался на полу, дыша в острие меча кустодия. Оно царапнуло грязную кожу на горле, и Аквилон покачал головой.

– Жалкое зрелище, – он протянул руку, предлагая Аргел Талу помощь. – Попробуй еще раз.

Несущий Слово поднялся, не опираясь на руку, и подобрал свои мечи.

– Мне не нравится сожаление в твоем голосе.

– В таком случае сделай что-нибудь, чтобы убрать его. Но для начала ответь на вопрос.

Следующая схватка длилась несколько секунд, но окончилась так же. Несущий Слово отвел от своей шеи меч Аквилона.

– Ты читал рапорты? – спросил он кустодия, опять отказываясь от руки друга и вставая самостоятельно.

– Да. Они расплывчаты, и это еще мягко сказано.

Аргел Тал тоже их читал. Поверхность Кадии... Путешествие в Око... Сообщения о каждом событии были уклончивой и туманной выдумкой, почти что вызывавшей у него смех.

– Они расплывчаты, – согласился он, снова поднимая клинки. – Но точны. Я проясню тебе то, что смогу.

На этот раз атаковал Аргел Тал. Аквилон обезоружил его двумя ударами меча и пинком в солнечное сплетение отправил Несущего Слово обратно на пол.

– Начни с Вендаты. Он сказал мне, что Лоргар собирался посетить языческий обряд в сопровождении нескольких офицеров.

– Это вполне верно.

– К слову, ты все еще блокируешь ложный удар.

– Я знаю.

– Хорошо. Говори.

Что-то пылало в его крови. Нечто реактивное, не желающее подчиняться. Аргел Тал подавил внезапное желание проклясть кустодия на языке, который был и не был колхидским.

– Это... не было обрядом в том смысле, которого мы опасались, – он поднялся на ноги, продолжив. – Скучное чтение древних текстов. Молитвы духам предков. Танцы, барабаны и растительные наркотики.

Взяв мечи в руки, Аргел Тал снова атаковал. Очередное «кланг-кланг-кланг» – и его опять отбросило на пол, голова оказалась в опасной близости от гудящих прутьев силовой клетки.

– И из-за этого Лоргар послал вас в шторм? Из-за... театрализованной постановки древних выдумок? – на этот раз Аквилон не предложил Аргел Талу помощи. Его лицо нахмурилось в сомнении.

– Не будь дураком, – Несущий Слово покрутил плечами, морщась от хруста измученных мышц и позвонков. – Он не посылал нас в шторм. Я вызвался сам. У нас не было стандартных исследовательских кораблей Механикум, так что мы воспользовались самым маленьким боевым кораблем флота.

Два воина кружили вокруг друг друга, клинки разделяло полметра.

– Ты вызвался?

– Это была последняя попытка извлечь пользу из путешествия. Последняя вылазка за пределы Империума прежде, чем развернуться и отправиться в новую область космоса. Аквилон... здесь ничего нет. Ты думаешь, мы хотим продолжить покрывать себя позором, признав это? У множества экспедиционных флотов уходят месяцы, даже годы, чтобы найти достойный покорения мир — но это флот нашего примарха, пусть и временно. Отчаяние толкнуло нас на одну последнюю попытку. Не нужно ненавидеть нас за исполнение данных клятв.

Кустодий атаковал, его клинок выбил один из мечей Аргел Тала из руки капитана, в то время, как удар ноги отбросил второй.

Несущий Слово улыбнулся, хотя его лицо было залито потом, и потянулся, чтобы снова подобрать свои клинки.

– А Вендата? – спросил Аквилон.

Улыбка Аргел Тала угасла и пропала с лица.

– Вен погиб вместе с моими братьями. Первым пал Деймос, за ним Рикус и Цар Кворел. Вен был последним, – Несущий Слово посмотрел в глаза кустодию, демонстрируя свою искренность. – Он был мне другом, Аквилон. Я скорблю по нему так же, как ты.

– А что это за... мятеж... на планете, который стоил жизни троим Астартес и Кустодес?

– Когда примарх отверг варваров и отказался ввести их в Империум, они злобно запротестовали. Что мы могли поделать? Их обряды слишком далеки от Имперской Истины. Они никогда не примут власть Императора.

– Вторжение?

– Планета населена не густо, большая ее часть — рай, несмотря на всю близость к адскому шторму. Циклонные торпеды уничтожат племена и очистят планету для будущей колонизации — если на то будет воля Императора.

Аквилон выдохнул, перестав сдерживаться. Несмотря на лишенное возраста восстанавливающееся бессмертие, в воине бесспорно было что-то молодое.

– Я одобряю действия Лоргара, отвергшего дикарей с мира внизу. Три года я наблюдал согласие за согласием, достигнутые идеальным образом, и не считаю его действия неправильными. Просто трудно поверить, что Вен мертв. Он заслужил двадцать семь имен, безупречно служа Императору более ста лет. Нас с ним учил обращаться с мечом один и тот же наставник. Амона опечалит известие о его судьбе.

– Он погиб, служа Императору, защищая примарха от восставших язычников. Ты можешь не уважать моего сюзерена, но он все еще сын Императора. Если бы я мог выбрать час, когда умру, это была бы битва рядом с Лоргаром.

Аквилон поднял меч наизготовку, заговорив с забавным формализмом.

– Благодарю за откровенность, Аргел Тал. Наше присутствие ненавистно вашему Легиону, но Кустодес всегда ценили дружбу с тобой.

Несущий Слово не ответил. Его следующая атака была отведена в сторону и отбита за считанные мгновения.

Аквилон снова протянул руку, и на этот раз Аргел Тал оперся на нее, чтобы встать.

– Что будет с Зазубренным Солнцем? – спросил кустодий.

– Нам больше нечего делать здесь. Зачистив Кадию, мы продолжим трудиться как часть 1301-го, вернувшись в более перспективную область. Я думаю, что примарх вернется к основному флоту крестового похода, к Эребу и Кор Фаэрону. Он покончит с этими периферийными завоеваниями. Я подозреваю, что он также хочет поговорить с некоторыми из братьев.

Аквилон кивнул и положил свой тренировочный меч обратно на стойку. Его белое облачение осталось нетронутым, в то время как на одежде Аргел Тала на спине и возле шеи проступили пятна пота. Кустодий отсалютовал, сотворив знак аквилы на груди. Аргел Тал повторил жест, как делал всегда в присутствии друга.

– И еще одно, – заметил кустодий.

Несущий Слово поднял бровь.

– Говори.

– Мои поздравления, Магистр ордена.

Аргел Тал не удержался от улыбки.

– Я и не знал, что это общеизвестно. Ты будешь на церемонии?

– Несомненно.

В момент редкого товарищества Аквилон положил руку на плечо Аргел Тала.

– Желаю тебе успешного выздоровления. Я рад, что в конце Вендата был рядом с другом.

В сознании Аргел Тала вспыхнула картина последних секунд Вена: раздетый кустодий подергивается и давится, его тащат и насаживают на деревянную пику.

Не в силах солгать еще раз, Несущий Слово просто кивнул.

На церемонии присутствовали все старшие офицеры, а также оставшиеся Несущие Слово из Зазубренного Солнца, включая ряды облаченной в рясы ауксилии аколитов — многим из которых предстояло возвыситься и войти в три роты, ослабленные потерями Легиона за последние месяцы. Для подобного собрания потребовалась основная ангарная палуба «Де Профундис», что в свою очередь означало оглушительный и тревожный фоновый гул силового поля, мерцавшего за открытыми дверями помещения. Сквозь тонкую дымку энергии шторм снаружи выглядел беспорядочным круговоротом психической кислоты. Корабль поскрипывал и стонал вокруг, в то время как они стояли стройными рядами, глядя на Лоргара.

Возле примарха Благословенная Леди держала на простой белой подушке свернутый свиток. Она незряче глядела на ряды Несущих Слово, иногда бросая взгляд на возвышавшегося примарха, словно каким-то образом видела его. Слева от Лоргара прямо и гордо стоял Магистр флота Балок Торв в парадной бело-серой форме. Меховая накидка — когда-то шкура одного из огромных арктических зверей, которых офицер никогда не видел, не говоря уж о том, чтобы убить лично— прикрывала один его бок. Никто из присутствующих не мог вспомнить, когда Торв последний раз высаживался на планету; человек явно дорожил своим местом среди звезд.

По меньшей мере треть воинов Легиона составляли изможденные призраки в полуотремонтированной броне. Это были выжившие в Оке, они построились впереди сотни своих оставшихся братьев.

Контингент Механикум также явился во всей своей мощи, хотя присутствовал лишь один из его роботов. Никого не удивляло, что Инкарнадин стоял в рядах Несущих Слово, багровая боевая машина была украшена почетными свитками и возвышалась над живыми родичами.

Несмотря на багряную броню Карфагена, его приветствовали среди серого цвета Легиона.

В стороне от других, с помоста наверху наблюдали четыре золотые фигуры. Аквилон и его кустодии были ослепительны в своей пышной броне — золотая поверхность отбрасывала мерцающие отражения шторма снаружи.

Примарх, облаченный в тонкую серебристую кольчугу, поднял руки, призывая к тишине. Все перешептывания моментально смолкли.

– Я завел этот экспедиционный флот далеко от сердца царства моего отца. Каждый флот, где присутствуют Несущие Слово, поступил так же, удалившись от возлюбленной Терры в холод, прочь от колыбели нашего рода. Мы далеко от наших братьев и в свое время выслушаем рассказы об их странствиях и завоеваниях, но скажу с уверенностью: никто в моем Легионе не вынес столько же, сколько вы. Никто не заглядывал в безумие на краю вселенной, как вы. И вы выжили. Вы вернулись.

Прежде чем продолжить, Лоргар наклонил голову к своим воинам.

– Этот Легион претерпел больше всего перемен и преображений с момента своего основания. Но каждый шаг возвышает нас, улучшает и делает ближе к исполнению своего предназначения. Император создал этот Легион в генетических блоках на далекой Терре, и долгие годы его ряды пополнялись только терранцами. То была невинная эпоха, когда Легион носил другое имя, и сегодня мы оставляем позади последние ее пережитки. Имперские Вестники стали Несущими Слово, а Несущие Слово узрели свое заблуждение в поклонении Императору. Перемена за переменой вели нас к этому моменту.

Примарх указал рукой в перчатке на дверь в ближайшей стене и произнес единственное слово.

– Войдите.

Дверь раскрылась, явив две фигуры — обе закованные в алый керамит — идущие к примарху. На первой был черный шлем с хрустально-синими линзами. Вокруг одного глаза было изображено золотое Зазубренное Солнце, силовая броня была отделана полированным серебром. Вторая несла знакомый крозиус из черного железа, отделка брони была выполнена из бронзы и кости. Массивные узорчатые цепи гремели у них на поясах и запястьях, когда воины двигались. К наплечникам и голеням были прикреплены свитки с молитвами, на пергаменте был виден собственный гладкий почерк примарха.

– Воины Зазубренного Солнца, – улыбнулся Лоргар. – Преклоните колено перед своими новыми командующими.

Каждый Несущий Слово опустился на колени. Инкарнадину потребовалось на несколько секунд больше, чтобы опуститься в почтении на скрежещущей гидравлике.

Первый алый воитель снял шлем. Аргел Тал оглядел собравшийся Легион, и его голос разнесся над палубой.

– Выжившие с «Песни Орфея», встаньте и сделайте шаг вперед.

Они исполнили распоряжение. За спиной Аргел Тала Ксафен снял свой шлем в виде черепа, оставшись возле примарха.

Новый Магистр ордена был все еще изможден, как и воины, которых он озирал спокойным взглядом.

– Наш господин приказал нам восстановить Зазубренное Солнце, многократно преумножив его мощь. Мы повинуемся его словам, как повиновались всегда. Но он предложил большее. Вы, те, кто выжил на «Песни Орфея», удостоены чести за вашу жертву.

Аргел Тал кивнул Ксафену, который взял свиток с подушки Кирены и поднес его Магистру ордена.

– Этот свиток почти чист, на нем лишь два имени. Мое и капеллана Ксафена. Если вы примете честь присоединиться к нам и стать избранной элитой примарха, преклоните колени перед Благословенной Леди в этом самом ангаре и назовите ей свое имя. Оно будет записано на этом свитке и сохранено в архивах «Де Профундис».

Аргел Тал смотрел в глаза выжившим, одному за другим.

– Мы станем Гал Ворбак, закованными в черное и алое, элитой Зазубренного Солнца и избранными Лоргара Аврелиана.

Лоргар легко и весело усмехнулся, шагнув вперед и положив руку на наплечник Аргел Тала.

На помосте наверху Калхин подмигнул Аквилону. Он понизил голос, хотя был в шлеме, и никто бы не смог услышать их переговоры по вокс-каналу отделения.

– Гал Ворбак. Я не знаком с их культурой так, как ты. Это по-колхидски?

Аквилон кивнул.

– Это означает «Благословенные Сыны».

– Я рад за Аргел Тала. Он идет на поправку, и будет хорошо вернуться в более приличные места после провала этого безумия. Деймос всегда был неприятен, так что я не стану оплакивать окончание его командования.

Фраза вызвала одобрительное ворчание остальных.

– Когда Лоргар вернется к 47-й экспедиции, следует ли нам сопровождать его?

Аквилон как раз размышлял об этом.

– Нам приказано надзирать за Легионом. Четыре отряда кустодиев прикомандированы к четырем флотам. 47-й уже занят Яком, и я верю ему, как любому из вас. Пусть немного побудет сторожевым псом при этом слабаке-примархе. Мы останемся нести службу при 1301-м в грядущих приведениях к согласию.

Калхин медленно вздохнул.

– Дорого бы я дал, чтобы снова увидеть небо Терры.

– Увидишь, – сказал Аквилон.

– Через сорок семь лет, – усмехнулся другой кустодий. – Вспомни условия нашего обета. Пять десятилетий среди звезд. Пятьдесят долгих скучных лет вдали от Терры.

– Это лучше, чем бесконечные кровавые игры, – пожал плечами Ниралл.

– Ты так говоришь, – заметил Калхин, – потому, что так слаб в них.

Аквилон слышал напряжение в голосах братьев.

– Несущие Слово не будут вечно под подозрением. За три года вы видели, чтобы они продолжали поклоняться Императору? Взгляните на них: их ритуалы уже ближе к традициям других Легионов. Это похоже на то, как Сигизмунд посвящает одного из своих храмовников в рыцари на сборе Имперских Кулаков.

Калхин пожал плечами.

– Может, они и отдалились от тех фанатиков, к которым мы когда-то присоединились, но в их боевых кличах продолжает слышаться отчаяние. Я все еще не доверяю им.

Оккули Император не отрывал взгляда от облаченной в красное фигуры, беседовавшей со своими новыми воинами, которые преклоняли колени перед слепой девушкой с мертвой планеты.

– Нет, – произнес он. – Я тоже не доверяю.

– Даже Аргел Талу?

– Одному воину во всем Легионе, – Аквилон отошел от ограждения, отвернувшись от кустодиев. – Он единственный, кому я доверяю. В этом-то и проблема.

V Пыль в глаза

Разумеется, это была ложь.

Благословенный Лоргар не сразу вернулся в пространство Империума. Один из разведывательных кораблей флота был избран, чтобы перенести примарха обратно к основной флотилии крестового похода, и на каждой палубе «Де Профундис» произошло великое чествование Уризена перед его отбытием.

И это была ложь.

Я была там, когда примарх прощался со своими сыновьями Аргел Талом и Ксафеном, и я отправилась обратно в безопасный космос с новыми повелителями Гал Ворбак.

Лоргар же в это время пошел тем же путем, который демон Ингефель избрал для его детей. Оставив кустодиев в неведении относительно своей истинной цели, Лоргар отправился в Око.

Последние слова, сказанные им Аргел Талу, никогда не покидают меня — не только из-за событий, которым они положили начало, но и от того, что они сделали с моим другом и как изменили его.

– Донеси истину до Эреба и Кор Фаэрона. Пока меня не будет, они станут во главе Легиона и организуют распространение истинной веры в тени империи моего отца. Вскоре я вернусь к ним.

Ксафен поклялся, что не подведет своего примарха.

Аргел Тал же — нет. Он заговорил голосом столь мягким, что от него разрывалось сердце.

– Мы — еретики, отец.

Лоргар мелодично рассмеялся.

– Нет, мы — спасители. Все ли готово?

– Да.

– Путешествуйте без меня повсюду, но держите кустодиев подальше от имперских ушей. Когда вы вернетесь в стабильный космос, они восстановят свою астропатическую связь с Террой. Мой отец заподозрит правду, если узнает, что мы так близко подобрались к краю галактики, и одного лишь подозрения хватит, чтобы приговорить нас. Я не могу остаться тут, чтобы блокировать голос их ручного астропата. Найдите способ. Ксафен, обратись к полученным на Кадии текстам. Описанные там обряды дадут ответ.

– Будет исполнено, сир.

– Сохраняйте жизнь его сторожевым псам, Аргел Тал. Еще могут быть способы выиграть войну без кровопролития. Но пусть молчат.

Отдав последними словами приказ о совершении первого из тысячи предательств, примарх взошел на борт своего корабля и покинул нас.

Можно бесконечно спорить, что же он увидел в Оке. Многие из Несущих Слово приходили ко мне в последующие недели, измученные снами, которые почти не тускнели, когда страдальцы просыпались. Кровная связь между Аврелианом и его сынами бесспорно была сильна, если дети видели ужасающие отголоски того, что Лоргар наблюдал собственными глазами.

Ксафен рассказывал большую часть своих снов, в то время как Аргел Тал практически безмолвствовал. Капеллан говорил лихорадочным голосом, словно грубый шепот мог пройти сквозь стены моей скромной комнаты и достичь примарха через пол-галактики.

Он рассказывал, что Лоргар идет по поверхности миров, где океаны наполнены кипящей кровью, а небеса темны под сенью божественных городов из лязгающей черной стали. Говорил о целом Легионе, окрашенном в алый цвет Гал Ворбак, сражающемся у врат золотого дворца. И больше всего он описывал мир за миром, гибнущие от грязного прикосновения когтей чужаков. Он клялся, что это гибель Империума — безбожная империя дочиста опустошается нечеловеческими набегами. Лишь вера спасет человечество от обещанной судьбы. Лишь поклонение Великим Силам, гнездящимся в варпе.

Возможно, это и были уроки, которые Лоргар наблюдал лично, пока его сыновья возвращались, чтобы разнести слово по другим флотам.

Кадия пылала, как все мы знали заранее. Племена были уничтожены по личному приказу Аргел Тала, и мир остался в тишине, готовый к будущему заселению колонистами. Он ни разу не просил у меня прощения за это, как никогда не искал утешения после убийства Вендаты.

Я люблю его превыше всех остальных, не только за то, что он спас мне жизнь, но и за то, что он запятнал душу такой чернотой, но скрывает вину и стыд столь тщательно. Он не сломался, невзирая на то, что хранил тайны и грехи, которые обрекут или спасут весь наш род.

Я думаю, что единственной ошибкой, которую он совершил, было сближение с командиром Кустодес, Аквилоном.

Но с другой стороны, такое покаяние было как раз в духе Аргел Тала. Он стал братом тому, кого, как он знал, ему в конечном итоге придется предать.

Фрагмент из «Паломничества» Кирены Валантион

Часть третья: Алые

Сорок лет спустя

20

Три таланта

Новый крестовый поход

Алый Владыка

Исхак Кадин чрезвычайно гордился собой, поскольку умел три вещи так хорошо, что с ним мало кто мог сравниться. Эти три таланта, несомненно, принесли ему достаточно денег, но помимо этого они вытащили его из бездн нищеты, поглотивших его родителей — а выбраться из трущоб было невозможно для большинства попрошаек и уличного народа в его родном городе.

Три таланта. Их оказалось достаточно.

Причем они были не слишком сложными. Если бы ему пришлось практиковаться, это могла бы быть совсем другая история. Исхак Кадин был одним из тех природных счастливчиков, которые живут настоящим моментом. Он никогда не задумывался о старости, не старался скопить денег и никогда особо не тревожился, что скажет патруль силовиков на углу следующей улицы о его занятиях.

Три таланта вели его по жизни, втягивая в неприятности и вытаскивая из них.

Первым было умение бегать, которое он довел до совершенства, часто используя в бандитских нижних районах основного города-улья Судазии.

Вторым — способность улыбаться с порочной смесью обаяния, лести и близости. Она принесла ему несколько подработок, спасла от абсолютно законной смертной казни, которую он полностью заслужил, а однажды привела к роскошному черному кружевному белью младшей кузины графини — в ночь празднования ее совершеннолетия.

Третьим талантом, который поставил его на первое место в этот раз, было обстоятельство, что он мог сделать классный пикт, когда хотел.

Дня не проходило, чтобы Исхак не вспоминал беседу, обрекшую его оказаться здесь, на окраине космоса. Он сидел в скромном офисе, рассеянно выковыривая грязь из-под ногтей, пока одетый в рясу иерарх Ордена Летописцев все продолжал жужжать про «благородные цели» и «насущнейшую необходимость» записать настоящее, чтобы будущие поколения могли скрупулезно изучать каждую мелочь.

– Это величайшая честь, -настаивал строгий джентльмен.

– О, я знаю, – ногти были вычищены, и Исхак принялся грызть их. – Величайшая.

Пожилой человек выглядел сомневающимся. Исхаку подумалось, что он похож на грифа, осуждающего возможную пищу главным образом за то, что та еще жива.

– Отправлены тысячи архивистов, скульпторов, художников, пиктографов, поэтов, драматургов. Десятки тысяч не прошли отбор из-за недостатка основательности и вкуса, необходимых для запоминающих Великий крестовый поход.

Исхак неопределенно промычал, призывая иерарха продолжать, пока сам он втайне размышлял о количестве родов искусства на букву «П». Портретисты, пиктографы, поэты...

– Так что, сами видите, быть избранным... Поймите, как вам повезло.

– А как насчет пупенмейстеров? – спросил Исхак.

– Я... что?

– Ничего. Забудьте.

– Мда, хорошо. Я уверен, что вы понимаете серьезность ситуации, – иерарх снова ухмыльнулся, как гриф. Исхак улыбнулся в ответ — глаза засияли, слабое движение бровей предполагало очаровательную иронию, на короткий миг хищно и самоуверенно показалось точно рассчитанное количество зубов — но иерарх не был женщиной и не предпочитал мужчин, и это безразличие обезвредило лучшее оружие Исхака.

– Мистер Кадин, – произнес человек. – Вы серьезно к этому относитесь? Вы хотите, чтобы вас отправили на Марс окончить свои дни в виде сервитора?

Он и вправду не хотел. Если выбор стоял между традиционной формой наказания за преступления и полете на транспортном корабле через пол-галактики, чтобы служить летописцем... Что ж, выбор был невелик. Он не собирался провести жизнь, отбывая тюремное заключение лоботомированным.

Так что он заверил иерарха, что действительно серьезно относится к этому. В течение последовавших двух часов он рисовал захватывающую картину межзвездных амбиций и исследовательского духа, боровшихся за выживание в его родных удушливых трущобах. Теперь-то он, наконец, может свободно странствовать меж звезд, вести хронику продвижения человечества...

Лгать сквозь зубы.

В свои тридцать пять Исхак не имел образования и справедливо полагал, что временами изобретает новые слова или неправильно произносит только что прочитанные, но фокус сработал. Три дня спустя его нерегулярная работа на более-менее состоятельные семейства улья и пиктографирование мест преступлений остались позади — как и сама Терра и тот дерьмовый улей, где он родился.

Была ли это честь? Все зависело от того, куда отправляют.

Во время брифингов Исхак надеялся на чудесное назначение, в котором будет какой-то смысл. Большие экспедиционные флоты уже ломились от прихлебателей-летописцев, но оставалась возможность попасть на флот поменьше.

Пусть он никогда не взглянет на Магистра Войны или не запечатлеет на своих пиктах великолепие примарха вроде Фулгрима, но он еще не утратил паническую, отчаянную надежду оказаться приписанным к одному из так называемых «славных Легионов» Императора. Ультрадесантники, основатели совершенной империи... Темные Ангелы, руководимые непревзойденным генералом... Несущие Слово, прославившиеся обрушиванием гнева самого Императора на вражеские миры...

Наконец, он получил назначение. Результатом стал забег на полной скорости через помещение ордена, летописцы отталкивали друг друга, пробираясь к распределяющим спискам в вестибюле. Достоинство было полностью отброшено в спешке — художники, поэты, драматурги боролись между собой, чтобы увидеть, в какое место галактики их посылают. Кого-то даже закололи в стычке — видимо, из зависти, поскольку тот имаджист получил назначение на флот под командованием Детей Императора, а такое направление, пусть флот и был скромным, было на вес золота.

Вот оно:

КАДИН, ИСХАК — ИМАДЖИСТ

1301-Й ЭКСПЕДИЦИОННЫЙ ФЛОТ

Ну, и что это значило? На этом флоте вообще были силы Легиона? Он отпихнул плечом девушку, чтобы воспользоваться одним из информационных терминалов здания, и трясущимися пальцами вбил свой номер-код.

Да. Да. От каждой строчки его сердце колотилось все быстрее.

1301-й Экспедиционный флот.

Под командованием Магистра флота Балока Торва

3 роты XVII Легиона Астартес: Несущих Слово

Под командованием Алого Владыки, Магистра Гал Ворбак.

Важные примечания: удостоен присутствия гвардейцев-кустодиев Императора, командир – Аквилон Алфас Неро Кхай Маритамус... имя продолжало тянуться, но это уже не имело значения.

Его прикрепили к одному из самых агрессивных, известных и крупных Легионов, который за последние полвека достиг большего числа Согласий, чем какой-либо другой — а флот, неважно, маленький или нет, был удостоен сопровождения личных золотых воинов Императора — Кустодес. Это может принести такие изображения... слава... внимание...

Да. Да. ДА.

– К кому тебя определили? – спросил он стоявшую за ним девушку.

– 277-й.

– Кровавые Ангелы?

– Гвардия Ворона.

Он одарил ее сочувственной улыбкой и направился обратно в свою комнату, стараясь сообщить всем, кого встречал по дороге, куда его направили. Это вышло ему боком всего один раз, когда напыщенный тупица-скульптор с ухмылкой откликнулся: «Несущие Слово? Ну, да, они немало завоевали за последние годы, чтобы искупить прошлые проступки... но это же не Сыны Гора, не правда ли?»

Перелет к 1301-му экспедиционному флоту длился девятнадцать долгих, очень долгих месяцев, за которые Исхак переспал с двадцатью восьмью незамужними членами экипажа, получил пощечины от трех из них, сделал почти одиннадцать тысяч пиктов унылых событий на борту корабля, а также вырубался от корабельного самогона больше раз, чем мог отчетливо припомнить.

Еще он потерял зуб в драке с рассерженным мужем, хотя продолжал настаивать на собственной моральной победе в тот раз. Учитывая все это, да и предшествующий образ жизни, можно было справедливо — хотя и не вполне точно — предположить, что Исхака Кадина совершенно не волновала его работа.

Он не считал себя ленивым. Просто трудно было найти вызывающие вдохновение вещи, только и всего. Первый пикт, который его озаботил, обошел весь 1301-го флот и был, по его собственному бесценному мнению, абсолютно прекрасен. В архивах флота он был расценен как шедевр, и курьер даже принес ему сообщение от самого Алого Владыки, благодарившего за изображение.

Когда они прибыли, вынырнув из полуторалетней крутящейся скуки варпа, и приближаясь к боевому флоту, Исхак не смог устоять перед соблазном запечатлеть момент. Зажав в руке стержень пиктера, по весу и размерам напоминавшего дубинку, он навел линзу на вид за иллюминатором, наблюдая и записывая проплывавшие мимо огромные боевые корабли.

А затем, вот оно. Серая крепость-флагман лорда Аргел Тала, безмолвная и спокойная, невзирая на множество орудий, сокрушавших миры.

«Де Профундис». Новый дом Исхака.

Его рот приоткрылся от благоговения, и он начал отщелкивать пикт за пиктом. Один из них — самый первый — изображал корабль на траверзе, под острым углом: бастион имперской мощи из камня и стали. Звездный свет отбрасывал грубые отблески на толстой броне, на хребте корабля возвышалась статуя примарха — Лоргар вскидывал руки к пустоте, окруженный ореолом далекого солнца этой системы.

"Щелк", сработал пиктер, и Исхак Кадин влюбился в свою работу.

Это было три недели назад. Три недели, проведенные в ожидании повторного приступа вдохновения. Три недели в ожидании сегодняшнего дня.

Ангарная палуба правого борта представляла собой беспорядочный лабиринт из приземлившихся десантно-штурмовых кораблей, грузоподъемных судов и грузовых контейнеров, по которому сновала армия сервиторов, техноадептов и смертных членов экипажа. «Громовые ястребы» проходили зарядку, на их хищные крылья навешивали блоки ракет, в то время как в защитные турели заправляли коробки с лентами болтерных зарядов. Вокруг все было наполнено треском и лязгом тяжелой техники, в которых не было ничего хорошего для страдающего похмельем Исхака.

В центре организованного хаоса была область спокойствия, расчищенная для ожидаемого прибытия. Исхак стоял на краю свободного пространства — один из многочисленных очевидцев утренних событий. Бросив взгляд налево, он обнаружил группу других летописцев. Там был художник Марсин, царапавший в своем блокноте. Луянна, худенькая и бледная штучка, строившая целые концерты на разных аранжировках флейты. Хеллик, почти наверняка задолжавший Исхаку денег с прошлой игры в карты.

Чем Хеллик занимался? Тоже был композитором? Исхак не знал точно. В какой бы форме его товарищ-летописец ни выражал себя, играл он отвратительно.

Здесь же, разумеется, была и Благословенная Леди — выделявшаяся среди своих служанок и компаньонов кроваво-красным платьем, более уместным на терранском балу, чем на скользкой, почерневшей от масла палубе боевого корабля. На вид ей было не больше тридцати, хотя, принимая во внимания срок ее пребывания на флоте, в недалеком прошлом должна была иметь место серьезная омолаживающая хирургия.

Исхак потратил несколько минут, наблюдая за ней. У нее была смугловатая кожа, не такая темная, как у самого Исхака, но явно от жителей пустыни. Было легко понять, почему ее считали благословленной. Ему никогда не приходилось видеть никого, обладающего такой неторопливой и непринужденной грациозностью и столь утонченной и проницательной улыбкой. Каждый раз, когда она обращалась к кому-либо из свиты, казалось, что она улыбается какой-то их тайной шутке с очаровательным смущением.

Исхак тут же решил, что желает ее.

Какой-то миг он был уверен, что она повернулась, чтобы взглянуть на него. Разве не говорили, что она слепа? Или это просто ширма? Слух для увеличения таинственности?

Почетный караул имперской армии тоже соизволил появиться. Одетые в белое офицеры 54-го Эвхарского стояли стройными рядами, их униформа впечатляла своими пышными украшениями. Каждый из офицеров держал руку в перчатке на эфесе сабли, висевшей в ножнах на боку, свободные руки располагались на уровне пояса, пока они стояли навытяжку. В середине переднего ряда Исхак различил седеющую полубионическую фигуру генерала Аррика Джесметина.

У генерала была на корабле пугающая репутация: все доходившие до летописцев слухи называли Старого Аррика тираном и надсмотрщиком. Они встречались прежде всего один раз, в коридоре на верхней палубе, когда новоприбывший летописец выискивал источник для вдохновения. Джесметин пробыл на флоте шестьдесят лет, и каждый месяц из них был заметен. Он ходил с серебряной тростью, большая часть правой стороны тела гудела и жужжала от работы бионики под формой старика. Борода была коротко подстрижена на худом лице, бледная кожа которого окружала оскал, похожий на прорезь в старой шкуре.

– Эй ты, – произнес генерал. – Ты заблудился?

Ну, на самом деле, он не заблудился. Но и делать здесь, на оперативной палубе, ему было нечего.

– Да. Заблудился.

– Ты не умеешь врать, сынок.

Это чрезвычайно обидело Исхака, но он не подал вида.

– Именно так.

– Ты слишком много улыбаешься. Будь у меня дочери, я бы тебя прикончил только за то, что ошиваешься возле них.

– При всем уважении, сэр, я не в настроении для клеветы. И я действительно немного заблудился.

– Видишь? Продолжая улыбаться, ты меня не проведешь. Кто ты такой?

– Исхак Кадин, официальный летописец, – ему нравилось, как это звучит, так что он произносил фразу как можно чаще.

– О, – старик прокашлялся со звуком промываемой гальки. – Ты, случаем, не поэт?

– Нет, сэр. Я имаджист.

– Жаль. Благословенная Леди любит поэзию. Хотя, гм, оно и к лучшему, что ты никогда не переступишь ее порога, я полагаю.

Это было до того, как он узнал, кто такая Благословенная Леди, но одного такого ворчания хватило, чтобы заставить его желать переступить ее порог как можно скорее, кем бы она ни была.

– Стало быть, охотишься за пиктами?

– Виновен по всем пунктам, – Исхак сдержал улыбку, не дав ей появиться на губах.

Старик почесал свою аккуратную бородку, пальцы заскребли по волосам, которые были чуть длинее щетины.

– Это боевой корабль, знаешь ли. Шляясь вот так, ты можешь вляпаться в кучу неприятностей. Ступай обратно на нижние палубы и жди с остальными прибытия капеллана. Там и сделаешь все свои пикты.

Исхак счел это справедливым, но прежде чем развернуться и уйти, решил еще раз попытать счастья.

– Сэр?

-Что? – старик уже уходил, постукивая тростью по полу.

– Вы не выглядите как тот неумолимый ужас, которого велено опасаться всем летописцам.

Генерал Аррик улыбнулся, отчего трещина на его лице стала еще менее симпатичной.

– Это только потому, что ты не один из моих подчиненных, летописец Кадин. А теперь уходи с оперативной палубы и возвращайся в подпольный бар, который, я уверен, вы, мелкие крысы, уже устроили в темном уголке этого благословенного корабля.

– Он называется «Погребок».

– Как подходяще, – фыркнул старик и ушел.

Так что он ждал одиннадцать дней и, в полном соответствии с прогнозом генерала, провел их в баре.

И вот он был здесь, дотащив свое измученное похмельем тело до главного ангара правого борта, и ожидал вместе с разными отбросами и военным начальством прибытия капеллана.

– Я думал, что Алый Владыка будет тут, – прошептал он Марсину. Летописец просто пожал плечами, продолжая делать записи и набрасывать непонятные фигуры.

По крайней мере, здесь были Астартес, хотя Исхаку их присутствие доставило куда меньше удовольствия, чем он ожидал. Их было всего двадцать: серые изваяния, стоявшие двумя рядами по десять, не шевелясь. Огромные болт-пистолеты были прижаты к нагрудникам Несущих Слово, отключенные цепные мечи висели сбоку. Свитки и изображения выдавали в них воинов 37-й штурмовой роты.

Исхак был в курсе разговоров о развертывании: большая часть 37-й роты была на мире внизу, ведя умиротворительную войну вместе с эвхарскими полками генерала Аррика.

Он сделал несколько изображений безмолвно возвышающихся Астартес, но угол обзора был далек от идеала, а край кадра испортили ковылявшие на заднем плане сервиторы. Он ожидал, что воины будут более великолепными и вдохновляющими, но обнаружил, что ему трудно сглотнуть, если долго смотреть в их сторону. Они вообще не были вдохновляющими. Просто... внушительными. Отстраненными. Холодными.

– Внимание! – рявкнул генерал.

Исхак в ответ встал слегка ровнее. Эвхарские офицеры вытянулись, словно шомпола. Астартес не пошевелились.

Десантно-штурмовой корабль медленно и спокойно вплыл в ангар, маневровые двигатели извергали воздух под давлением, пока он опускался. Алая броня покрывала «Громовой ястреб» однообразными пластинами, слева и справа находились тяжелые болтерные турели — сервиторы, прикованные к орудийным системам, постоянно готовые к угрозе.

Посадочные захваты прикоснулись к палубе. Наконец, с визгом гидравлики опустилась пассажирская аппарель.

Исхак сделал пикт зевающей пасти корабля.

От края ангара вышли еще Астартес — пятеро воинов в более новой и обтекаемой, чем у их братьев, броне, раскрашенной в багряный и серебряный цвета, черные шлемы глядели прямо вперед. Летописцы разом повернулись, бормоча и перешептываясь, делая пикты, записывая и зарисовывая увиденное.

– Гал Ворбак, – донесся шепот многочисленных ртов.

Впереди них шел воин, с чьих плеч ниспадал черный плащ, эмблема Легиона терялась за пожелтевшими пергаментными свитками, описывавшими его подвиги. Он прошел мимо собравшихся летописцев, сочленения боевого доспеха МкIV издавали мягкое певучее гудение. Свисавшие на железных цепях черепа чужих военачальников постукивали по темному керамиту.

– Вот он, – снова раздался шепот. – Алый Владыка.

Воин подошел к Благословенной Леди, приветствовал ее легким наклоном головы и произнес имя «Кирена», признательно рыкнув.

– Здравствуй, Аргел Тал, – улыбнулась она, не глядя на него. Свита служанок и советников со степенной неторопливостью попятилась, когда Гал Ворбак заняли места вокруг своего господина. Исхак сделал еще один пикт: огромный воитель в ощерившемся черном шлеме и крохотная фигурка возле него, оба окружены закованными в красное Астартес.

Фигура, спускавшаяся в ангар с «Громового ястреба», была облачена в такой же доспех, как ее братья из Гал Ворбак, хотя отделка была выполнена из бронзы и кости, а на шлеме золотыми пластинками были изображены колхидские руны.

Капеллан Ксафен сошел по аппарели и у подножия кратко приобнял Аргел Тала.

– Кирена, – произнес капеллан затем.

– Здравствуй, Ксафен.

– Выглядишь помолодевшей.

Она залилась краской и промолчала.

Аргел Тал указал на «Громовой ястреб».

– Как там наши братья из IV Легиона?

Громыхающий голос Ксафена был так же искажен воксом, как и у Аргел Тала.

– Железные Воины в порядке, однако приятно вернуться обратно.

– Я полагаю, многое нужно обсудить.

– Разумеется, – откликнулся капеллан.

– Тогда пойдем. Мы поговорим, пока идут приготовления к высадке.

Воины прошли мимо, и организованное собрание начало растворяться на группы, возвращавшиеся к своим занятиям. Вот так все и закончилось.

– Ты идешь? – спросил Исхака Марсин.

Исхак смотрел на свой пиктер, увеличивая картинку на маленьком экранчике. Она изображала двух командиров Гал Ворбак бок о бок, рядом с Благословенной Леди, склонившей голову, словно глядя на них обоих незрячим взглядом — на очаровательном лице написана восторженная доброта. У одного из Астартес черная булава крозиуса, украшенное оружие закинуто на плечо. Другой – закутанный в плащ Алый Владыка, щеголяет выключенными когтями из красного железа, каждая гигантская силовая перчатка заканчивается четырьмя клинками длиною с лезвие косы.

Оба доспеха вспыхивают осколками желтого нефрита, отражая оранжевое освещение сверху. У обоих шлемов раскосые сапфировые линзы, которые словно смотрят прямо в объектив Исхака.

Это, подумал он про себя, будет еще одним шедевром.

– Ты идешь? – повторил Марсин.

– Что? Ах да, конечно.

21

Махинации

Любопытный обман

Потакание

– Эти летописцы повсюду, – произнес Ксафен с недовольным видом.

– Наши прибыли в этом месяце. Было невозможно продолжать отказывать им в доступе на флот.

– Мелкие крысы ползают по палубам флагмана Гора уже два года. Представляешь?

Аргел Тал пожал плечами, не проявляя беспокойства.

– Трое поэтов читали стихи Благословенной Леди, за что Кирена чрезвычайно благодарна. У меня есть прекрасный пикт «Де Профундис», сделанный одним из них в первый же день. У меня почти замерло сердце от зрелища столь величественного корабля.

Ксафен усмехнулся.

– Становишься добрее, брат.

Двое воинов удалились в молитвенную комнату Ксафена, довольно нескромно убранную по меркам Аргел Тала. Магистр ордена предпочитал спартанскую обстановку с минимумом сторонних предметов, но личное помещение для размышлений Ксафена было украшено обилием знамен и старых свитков с молитвами, разбросанными на столе и на полу. Многие знамена относились к победам, одержанным совместно с другими Легионами — пока они беседовали, капеллан добавил к священным рядам еще одно. На нем красовался металлический череп Железных Воинов, украшенный окружающими центральный символ рунами. Некоторые из них изображали колхидские созвездия. Аргел Тал оглядел их.

– Что это?

– Символы кругов Железных Воинов. Они не называют их «ложами», в отличие от Сынов Гора.

Аргел Тал снял шлем со щелчком и свистом сжатого воздуха. Как обычно, в комнате капеллана витал запах высушенных трав и старых курений.

– Тебя не было гораздо дольше, чем ожидалось, – сказал он. – Проблемы?

– Ничто стоящее не бывает легким.

Аргел Тал размял руки, сжимая и разжимая кулаки. Они болели. Уже который день.

– Ты не ответил на мой вопрос.

– Проблем не было, – отозвался Ксафен. – Я задержался, поскольку счел это разумным. Их круги многочисленны и составляют подавляющее большинство в Легионе, но это была решающая фаза. Я был не единственным капелланом там.

Аргел Тал поднял бровь, не сознавая, что копирует озадаченную улыбку Кирены.

– О?

– Малок Карто занимался другим воинским кругом, и я посетил несколько его проповедей. Когда он говорил, в воздухе явственно пахло серой. Там же был и Вар Валас. Оба прибыли к Железным Воинам после долгого пребывания у Пожирателей Миров, – Ксафен вздохнул с удовлетворением, подходившим к сиянию глаз. – Сеть раскинута широко, брат. Заговор Лоргара охватывает сами звезды. По последним подсчетам, больше двух сотен наших капелланов направлены на другие флоты. Эреб находится подле Магистра Войны. Можешь оценить это? Сам Гор внимает словам Эреба.

Ксафен умолк и рассмеялся.

– Начинается, брат.

Аргел Тал не разделял удовольствия брата. Покрывшееся за последние пол-века шрамами лицо потемнело, нахмурившись.

– Мне не нравится это слово, – произнес он медленно и низко.

– Какое?

– То, которое ты использовал. Заговор. Оно принижает образ примарха. Унижает всех нас.

Ксафен разгладил черное боевое знамя на стене прежде, чем отойти и полюбоваться им.

– Ты излишне чувствителен, – пробормотал он.

– Нет. Это неправильное слово, подразумевающее запутанные схемы и недостойную секретность.

– Говори, как хочешь, – сказал капеллан. – Мы архитекторы возвышения человечества, и сеть необходимых хитростей раскинута широко.

– Я предпочитаю более благородные выражения. А теперь заканчивай с тем, что хотел сказать. Я отпущу Гал Ворбак и совершу последние приготовления.

Капеллан ощутил упрямство Аргел Тала. Было трудно его не заметить.

– Ты злишься на меня.

– Естественно, злюсь. У меня пять сотен воинов, не видевших капеллана из собственного Легиона почти год. Ты задержался на много месяцев, сражаясь вместе с Железными Воинами. Орос, Дамейн и Малаки тоже на малых флотах Пертурабо, развивают заговор, – он язвительно произнес это слово.

– А что Сар Фарет?

– Мертв.

– Что?

– Убит десять месяцев назад, вскоре после твоего отбытия. Убит человеком. Неудачный удар деревянным копьем, – Аргел Тал указал кончиками двух пальцев на шею. – Ему разорвало большую часть горла, до кости. Я никогда такого не видел. Кровь богов, я бы посмеялся, не будь это так трагично. Он истек кровью прежде, чем апотекарии добрались до него, но продолжал пытаться кричать все это время.

– Что случилось с убийцей?

Аргел Тал видел это своими глазами. Сар Фарет схватил человека за плечо и ногу и потянул. Тот распался на три окровавленных куска прежде, чем капеллан умер.

– Свершилось правосудие.

Ксафен выдохнул. Сар Фарет был одним из тех, кого он лично обучал носить крозиус во имя Лоргара.

Аргел Тал скрестил руки на бронированном нагруднике.

– Железные Воины примкнут к нам?

Улыбка снова вернулась на лицо капеллана.

– Примкнут ли они? Легион Пертурабо уже бросил Великий крестовый поход. Я был с ними на Олимпии.

Этого не могло быть.

– Олимпия? – выговорил Аргел Тал. – Так скоро?

– Все планы примарха достигают цели. Поэтому-то, честно говоря, я и вернулся. Олимпия открыто восстала против Империума, и Железные Воины объявили войну собственному народу, отчаявшись умиротворить свой родной мир. Брат, ты себе не представляешь это зрелище. Небо было черным от десантно-штурмовых и транспортных кораблей Пертурабо, а земля от рассвета до заката содрогалась от ярости полумиллиона боевых машин.

Аргел Тал медленно вздохнул, заставляя непослушное воображение нарисовать описанную Ксафеном картину.

– Примарх потерял контроль над собственным родным миром.

– Ты так говоришь, словно не верил, что этот день наступит.

Аргел Тал не ответил, сделав капеллану жест продолжать.

– Все было спланировано до мельчайших деталей. Гнев Железных Воинов стоило видеть. Они устроили геноцид против своего народа. Какой у них теперь выбор? Скоро раздастся зов. Гор уже собирает войска, очищая их от ненадежных элементов. Дети Императора, Гвардия Смерти и Пожиратели Миров примкнули к нему. Мощь каждого Легиона собирается в системе Истваана, а Пертурабо тем временем предал Империум во имя мести. Он будет с нами, когда Лоргар отбросит оковы Ложного Императора.

Пыл в его голосе не был внове для Аргел Тала, но за время почти годового отсутствия капеллана энергичная страстность Ксафена поблекла у него в памяти. Он обнаружил, что энтузиазм брата тревожит его сильнее всего.

– Когда мы отправимся к примарху?

– Скоро, – капеллан встретился глазами с братом. – Я же сказал, что вернулся потому, что настало время. Скоро с Терры придет вызов.

Ксафен включил настенный экран, прокручивая изображения звездных карт. Он добавлял поверх них все новые маркеры флотилий. Аргел Тал смотрел, как изображение обретает форму, становясь прекрасно сложным к концу.

– Скажи, что ты видишь, – произнес Ксафен с улыбкой.

Аргел Тал бросил на него взгляд.

– Я вижу, как кончается мое терпение. Вижу, как во мне растет гнев из-за того, что ты держишь все ответы при себе только потому, что состоишь в братстве капелланов. Я вижу, как ухожу из этой комнаты, если немедленно не получу прямого ответа.

– Какая настойчивость, – усмехнулся капеллан. – Хорошо. Вот система Истваана. Здесь, далеко за западным спиральным рукавом, Терра. Обрати внимание на приведения к Согласию, проводимые в ближайших к Истваану субсекторах. А теперь повесели меня. Что ты видишь?

Аргел Тал узнал руны-символы четырех Легионов — и только их. Они складывались в странный участок, примечательный малым количеством подразделений Имперской Армии и боевых флотов Механикум, а также полным отсутствием многих значимых Легионов.

– Я вижу работу Магистра Войны, – сказал Аргел Тал. – Он расположил определенные флоты поближе к себе у Истваана. Они смогут достичь системы за считанные дни. Этим на внешней дуге потребуется больше, но... Это огромное скопление сил, – Аргел Тал посмотрел на Ксафена, неохотно отрывая взгляд от мерцающего балета звезд. – А теперь расскажи, зачем.

– Прости меня, брат. Я недооценил тяготы изоляции, которые ты перенес на флоте, обремененном присутствием Кустодес. Твоей обязанностью было поддержание обмана, и ты справился с этим идеально. Ты должен быть просвещен.

Ксафен отключил карты и продолжил.

– Гор и Лоргар уже выступают против Императора. Магистр Войны поклялся в верности Скрытым Богам и теперь озарен их светом. Сейчас варп неспокоен и оставляет большую часть Империума слепой. Многие проложенные в варпе пути разделены между собой эфирными штормами. Суматоха будет усиливаться, дав нам достаточно времени, чтобы исполнить волю примарха, не опасаясь имперского возмездия. Это воздействие истинных богов. Для них сам варп — это холст, и они расписывают его для нашего блага.

Магистр Зазубренного Солнца нахмурился вместо ответа. Его оскорбляло то, как Ксафен заявлял, что они больше не имперцы только потому, что планировали цареубийство. Мы сбрасываем застоявшийся и невежественный правящий режим. Мы несем людям просвещение, а не уничтожаем империю.

– Продолжай, – произнес он.

– Скоро мы получим вызов — паническую мольбу, которую одновременно услышит каждый астропат флота. Вызов с Терры. Вскоре Император узнает о восстании Гора, и что ему останется делать? Он должен будет отдать ближайшим Легионам приказ уничтожить силы изменников Магистра Войны.

Аргел Тал представил маркеры Легионов, мерцающие ближе всего к солнцу Истваана.

– Гора уничтожат.

Капеллан рассмеялся, наслаждаясь моментом.

– Он закрепится на неприступном мире, руководя четырьмя Легионами. Что сможет его уничтожить?

– Семь Легионов, получивших такой приказ. Даже если на нашей стороне будут Железные Воины, другие пять Легионов остаются под эгидой Императора. Шесть против пяти. Мы понесем катастрофические потери. Как мы сможем просветить Терру, если Легионы, поклявшиеся в верности Лоргару и Гору, будут залиты кровью и разбиты?

Ксафен ответил не сразу. Его брат узнал выражение на его лице — подступающее беспокойство, близкое к острой грани недоверия.

– Ты столь мало доверяешь капелланам своего Легиона, раз думаешь, что наши труды по обращению Повелителей Ночи или Альфа-Легиона потерпели крах? Лоргар полвека работал над тем, чтобы донести истину до ушей тех, кто достоин ее. Каждый нужный нам Легион будет с нами. Лоялистов не ждет на поверхности Истваана-5 ничего, кроме гибели. Они не покинут место высадки живыми, Аргел Тал, это я тебе обещаю.

– Этот заговор, – произнес Аргел Тал, – вызывает у меня отвращение.

– Это план примарха, который воплощает сам Гор.

Аргел Тал покачал головой.

– Нет. Это не дело рук Аврелиана. Это творение Эреба и Кор Фаэрона. От всего этого накатывают волны их предательского зловония. Лоргар — золотая душа, светлое создание. Эти тайные игры порождены мечтами куда более мелких и темных людей. Примарх, да будет он благословлен, любит этого отвратительного подлеца. Он пригрел на груди гадюку и зовет ее отцом.

– Тебе не следует так отзываться о Магистре Веры.

– Магистр... – рассмеялся Аргел Тал. – Кор Фаэрон? «Магистр Веры»? Он покрывается титулами, словно кинжал убийцы ядом. Я и вправду был слишком долго вдали от Легиона, если Кор Фаэрона теперь любят массы. Ты сам, Ксафен — ты ненавидел его. Нечистая душа. Ложный Астартес. Это твои собственные слова, брат.

Ксафен, наконец, отвернулся, не желая или не в силах более выдерживать взгляд. Ничто так не нарушало контакт, как позор.

– Времена меняются, – сказал капеллан.

– Похоже на то, – Аргел Тал сжал кулаки, чтобы облегчить боль в костях. Это не помогло. Суставы продолжали пульсировать. – Заканчивай. Мне нужно привести мир к Согласию.

– Если позволишь, у меня тоже есть вопросы.

– Спрашивай, и я отвечу.

– Кирена, – начал Ксафен. – Она снова прошла омоложение.

– Не смотри на меня и не обвиняй ее в тщеславии. Некоторое время назад пришло астропатическое распоряжение лично от примарха. Он все еще высоко ценит ее и изъявил желание, чтобы она прошла очередной цикл процедур.

Ксафен кивнул.

– А что Аквилон?

Выражение лица Аргел Тала было непроницаемым.

– Как и раньше. Он ничего не знает, а подозревает даже меньше. Его сообщения Императору не выходят за пределы флота.

– Моя защита?

– Продолжает действовать.

– Ты сам проверял? – капеллан знал, что брат считает некоторые методы неприятными. – Важно, чтобы ты удостоверился лично.

– Я и проверял, – сказал Аргел Тал. – Ничего не изменилось, выбрось это из головы.

-Тогда я уверен в успехе. Но, тем не менее, сегодня ночью я обновлю чары, – он подошел к письменному столу и отстегнул огромную книгу, висевшую на цепи у него на поясе. Он медленно и почтительно перелистывал громадный переплетенный в кожу том — множество страниц, испещренных изящным почерком, математическими вычислениями, астрологическими схемами, напевными заклинаниями и ритуальными формулами. Аргел Талу мучительно хотелось подойти ближе и прочесть тайны, взятые из разума примарха. Воистину, Лоргар щедро делился знанием с братством капелланов Легиона.

– Ты многое добавил в книгу, – заметил он.

– Это так. Каждый месяц мы получаем новые главы и строфы из священного труда. Разум примарха охвачен пламенем идей и устремлений, а мы удостоены чести узнавать о них первыми. Эти страницы украшены уже тысячью посланий.

Цифровые копии писаний примарха никогда не могли попасть в архивы 1301-го, поскольку там к подобной информации могли получить доступ не те люди. Вместо этого у всех капелланов Зазубренного Солнца к доспехам были прикованы личные копии — постоянно дополняемые по мере того, как Слово разрасталось – которыми они пользовались при проведении тайных проповедей. Аргел Тал забрал экземпляр «Книги Лоргара» Сар Фарета с трупа капеллана и сжег его на поле боя, этим вынужденным кощунством не позволив ему попасть в не предназначенные для него руки.

Капеллан медленно вдохнул.

– Меня долго не было, Аргел Тал. Ты прав. Я погрузился в манипулирование тугодумными ремесленниками из IV Легиона, хотя на самом деле сильнее всего желал быть здесь со своими братьями и проповедовать развивающееся Слово Лоргара.

– Извинения приняты, – произнес Алый Владыка. – У тебя есть тридцать восемь минут до высадки. Увидимся на палубе возле «Восходящего Солнца».

Ксафен читал списки данных, прокручивающиеся поверх изображения с линз.

– Тут предписание о предстоящем сражении, разрешающее присутствие летописцев при проведении боевых действий. Это, должно быть, ошибка, ты бы никогда не позволил подобного.

Аргел Тал проворчал что-то невразумительное вместо ответа и направился к двери.

– Подожди.

Аргел Тал замер почти в дверях комнаты.

– Что?

– Подумай обо всем, что произошло, брат. Прочувствуй, как события развиваются все быстрее на пути к неизбежному восстанию. Ты что-нибудь ощущаешь внутри? Какие-нибудь... перемены?

Руки Магистра ордена внезапно дико заболели. Словно в суставы запястий и костяшек насыпали битого стекла.

Сам не зная, почему, Аргел Тал солгал.

– Нет, брат. Ничего. А ты?

Ксафен улыбнулся.

Воевать с другой людской культурой всегда было явно порочным занятием, и Аргел Тал испытывал отвращение всякий раз, когда это становилось необходимым.

Это были нечистые войны, их вели против той горечи, которая гнездилась в душах людей, обрекших себя выступлением против Империума. Алого Владыку расстраивало не то, что противник осмеливался оказывать сопротивление, и не расход боеприпасов или тот факт, что защитников этих планет он уважал за стойкость. Все это печалило его, но растрата жизней и упущенные из-за неповиновения возможности — вот что оставляло настоящие шрамы.

В прошлом он пытался обсудить этот вопрос с Ксафеном. С присущей ему прямолинейностью капеллан прочел лекцию о праведности их дела и трагической необходимости сокрушать эти культуры. Из этого спора Аргел Тал не узнал ничего нового. Аналогичные беседы с Даготалом и Малнором кончались так же, как один разговор с Торгалом. Гал Ворбак обходились без званий, исключая Аргел Тала, все воины считались равными под командованием магистра ордена, и бывший сержант штурмовиков изо всех сил старался понять, что пытался объяснить ему Аргел Тал.

– Но они неправы, – сказал Торгал.

– Я знаю, что они неправы. Это трагедия. Мы несем просвещение через объединение с родным миром предков человечества. Мы несем надежду, прогресс, силу и мир с помощью непобедимой мощи. Но они сопротивляются. Меня печалит, что гибель становится ответом столь часто. Я сожалею, что они невежественны, но уважаю их за то, что они готовы умереть за свой образ жизни.

– Это не заслуживает уважения. Это идиотизм. Они скорее умрут неправыми, чем научатся принимать перемены.

-Я не говорил, что это разумно. Я сказал, что мне грустно уничтожать все живое на планете из-за невежества.

Торгал задумался над этим, но ненадолго.

– Но они же неправы, – сказал он.

– Мы когда-то тоже были неправы, – Магистр ордена поднял кулак в перчатке, поясняя смысл: он был алым, а когда-то серым. – Мы тоже заблуждались, поклоняясь Императору.

Торгал покачал головой.

– Мы ошибались и предпочли приспособиться, а не погибнуть. Я не понимаю, что тебя печалит, брат.

– Что, если мы бы смогли убедить их? Что, если проблема в нас, что нам не хватает слов, чтобы привлечь их на нашу сторону? Мы вырезаем своих собственных сородичей.

– Мы выбраковываем животных из стада.

– Забудь, что я упоминал об этом, – произнес Магистр ордена. – Разумеется, ты прав.

Торгал не уступал.

– Не оплакивай идиотизм, брат. Им предложили истину, и они отказались. Если бы мы сопротивлялись правде до самого конца, то заслужили бы свою участь, так же, как эти глупцы заслуживают свою.

Аргел Тал больше не предпринимал попыток. В наиболее тяжелые моменты его терзала предательская и недостойная мысль — какая доля непоколебимой веры братьев исходит от их сердца, а какая взращена в них геносеменем? Сколько душ он сам приговорил к уничтожению, безмолвно побужденный к кровопролитию колдовской генетикой?

На некоторые вопросы не было ответов.

Не желая обременять своими проблемами Кирену, и без того служившую исповедницей для сотен Астартес и эвхарских солдат, он говорил о своей неуверенности лишь с тем единственным, кого должен был остерегаться.

Аквилон понимал.

Понимал, поскольку ощущал то же самое, разделяя едва заметную скорбь Аргел Тала из-за необходимости уничтожать целые империи только потому, что их правители оказались слепы к реальности галактики.

Последний мир, заслуживший гибель, его обитатели называли Калисом, а 1301-й экспедиционный флот — 1301-20. Полноценная высадка на планету продолжала готовиться, даже когда примитивные орбитальные системы защиты Калиса рухнули в атмосферу, охваченные огнем.

Население было приговорено в уничтожению за связи с племенами ксеносов. Чистый биологический код граждан Калиса был необратимо испорчен примесями генетики чужаков. Жители мира внизу не раскрыли Империуму всех деталей, но из образцов крови было ясно, что когда-то калисианцы культивировали в собственных клетках чужую дезоксирибонуклеиновую кислоту.

– Скорее всего, чтобы вылечить наследственную или вырожденческую болезнь, – предположил Торв. Но причина не имела значения. Подобные отклонения нельзя было терпеть.

Эвхарские полки генерала Джесметина, каждый из которых поддерживало несколько отделений Астартес, получили приказ занять двенадцать крупных городов на скудной суше Калиса.

Столица — скопление пришедшей в упадок промышленности под названием Крахия — была также резиденцией правительницы планеты, носившей явно наследственный титул «психопомп».

Именно эта женщина, психопомп Шал Весс Налия IX наотрез отказала посланцам Несущих Слово. И именно эта женщина, распухшая от ожирения, подписала смертный приговор своей цивилизации.

– Оставьте столицу нетронутой, – сказал Аргел Тал Балоку Торву на прошлом военном совете. – Я выпущу Гал Ворбак на Крахию и лично добуду голову их королевы.

Магистр флота кивнул.

– А что с нашими летописцами? Они у нас всего две недели, а от их представителей ко мне уже каждый час поступают просьбы разрешить им наблюдать за штурмом.

Алый Владыка покачал головой.

– Игнорируйте их. Мы завоевываем мир, Балок, а не нянчимся с туристами.

С возрастом Балок Торв стал чрезвычайно терпелив, и это была одна из добродетелей Магистра флота, которую уважали его подчиненные и на которую полагались другие командиры. Аргел Тал заметил трещины в железном фасаде, проявлявшиеся в морщинах вокруг глаз пожилого человека и том, как он поправил белый плащ, чтобы успокоиться перед ответом.

– При всем уважении, повелитель...

Аргел Тал предупреждающе поднял руку.

– Не впадай в формальность только потому, что не согласен со мной.

– При всем уважении, Аргел Тал, я игнорировал их для твоего же блага с момента их прибытия, а до того еще год. Я говорил банальности и составлял послания, не давая им доступа на флот, приводил больше сотни причин, по которым неподходяще, невозможно и непрактично иметь с ними дело. А теперь они здесь, с имперскими печатями лично от Сигиллита, и требуют позволить им фиксировать продвижение Великого крестового похода. Кроме как пристрелить их – и не думай, что я не вижу эту улыбку — как мне дальше от них отделываться?

Аргел Тал усмехнулся, это было первый просвет в его плохом настроении, который Магистр флота видел за сегодня. Какие бы вести ни принес вернувшийся капеллан, они не нравились Магистру ордена.

– Понимаю. Сколько их присоединилось к флоту?

Торв сверился с планшетом.

– Сто двенадцать.

– Очень хорошо. Пусть выберут десятерых. Мы возьмем их с собой в первой волне и дадим минимальное сопровождение из эвхарцев. Остальные могут последовать за ними, когда зоны высадки станут безопасными.

– А если они столкнутся со значительными силами противника?

– Тогда они умрут, – Алый Владыка направился к выходу. – Меня это не волнует.

Торву потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что Аргел Тал не шутит.

– Будет исполнено.

22

Идея

Братья

Предначертанный час

Исхака слегка беспокоила возможность погибнуть внизу, но она не могла помешать ему получать удовольствие.

Остальные летописцы все ныли, изводя своих эвхарских сиделок вопросами, откуда будет лучше всего наблюдать за сражением, не приближаясь к нему. Они явно забыли о том, насколько почетно оказаться внизу, как только ступили на твердую землю. Многие из них, похоже, полностью упускали смысл нахождения в первой волне высадки, но Исхаку от этого было только лучше. Он был тут не для того, чтобы нянчиться с их карьерами.

Полет вниз, к поверхности, был скучным путешествием в дневном небе — разочаровывающим после напряженного выбора и достаточно скучным, чтобы Исхак задумался, будет ли вообще война. Через грязное окно открывался ограниченный вид на далекий город внизу, явно построенный людьми.

Странно было думать о войне со столь знакомым пейзажем.

Их челнок был армейским десантным транспортом, трясущийся и гремящий представитель древнего класса «Серокрылый», который, как он полагал, уже вышел из употребления, замененный более компактными и обтекаемыми «Валькириями».

Исхак оглядел квадратное подвесное отделение, где и должны были путешествовать тридцать пассажиров. Взглянул на покатые крылья, провел рукой в перчатке по листам брони, несущей следы сражений и расписанной потускневшими молниями со времен Объединительных войн Императора, шедших на Терре два века назад.

И влюбился.

Он нащелкал несколько пиктов почтенной старой девы, оставшись довольным каждым из них.

– Как ее зовут? – спросил он у пилота, стоявшего неподалеку с двумя дюжинами солдат Армии на ангарной палубе и выглядел раздраженным.

– Им не давали названий, когда делали. Их было слишком много, производили слишком быстро, а заводов было слишком мало.

– Ясно. Тогда как вы ее зовете? – он указал на потускневшую трафаретную надпись на корпусе: E1L-IXII-8E22.

Человек оттаял от интереса Кадина.

– Элизабет. Мы зовем ее Элизабет.

– Сэр, – улыбнулся Исхак. – Разрешите подняться на борт вашей прекрасной леди.

Так что все началось хорошо. Когда они погрузились, дела пошли хуже. Формально командующий их экспедицией офицер оказался вообще не офицером — он был эвхарским сержантом, вытянувшим короткую соломинку и вынужденным возиться с претенциозным и беспокойным гоготанием, которое производили десять взвинченных деятелей искусства в зоне боевых действий.

Исхак краем уха слушал, как сержант спорит с группой других летописцев, где им лучше всего войти в город. Еще не взлетев, за три километра от черты города, он уже скучал. Это место по виду не отличалось от промышленного района на Терре, даже не было видно явных признаков боя.

Суть штурма Астартес представляла проблему для людей, пытающихся вести хронику событий. Прямая атака с десантных капсул на дворец означала, что летописцам придется в одиночку пересечь весь вражеский город, или же остаться за его пределами и не увидеть вообще ничего. Первое бы никогда не произошло. Второе почти наверняка уже случилось.

Исхак был по натуре подозрителен и чувствовал за всем этим злое чувство юмора. Кто-то, возможно даже сам Алый Владыка, смеялся над ними. Их пригласили вниз, но держали в унылой безопасности, убрав с дороги.

Он подошел к своим телохранителям: двоим в хорошо сидящей охряной форме Эвхарского 81-го. Каждого из летописцев охраняли точно так же. Сторожа Исхака выглядели одновременно утомленными и радраженными, что было немалым достижением для человеческой мимики.

– А что, если мы просто полетим к дворцу? – предложил он.

– И нас собьют? – эвхарец практически сплевывал слова. – Этот кусок дерьма вспыхнет и грохнется с неба, как только мы попадем в зону поражения зениток.

Исхак с усилием продолжил мило улыбаться.

– Тогда лететь высоко, действительно высоко, и опуститься точно на крышу дворца. А там найти, где приземлиться, – он демонстрировал эти чудеса воздухоплавания с помощью рук. Солдат это, похоже, не убедило.

– Не пойдет, – сказал один из них.

Исхак развернулся, не говоря ни слова, и отправился обратно в темное нутро пассажирского отсека «Серокрылого». Когда он снова вылез, у него под мышкой был пластиковый ранец персонального гравишюта, явно взятый из шкафчика на верхнем складе.

– А как насчет этого? Мы полетим чертовски высоко, и любой, кто действительно хочет заниматься своей работой, сможет выпрыгнуть и сделать ее.

Двое солдат переглянулись и подозвали сержанта.

– В чем дело? – спросил сержант. Его лицо было красноречиво — еще один ноющий летописец был нужен ему, как дырка в голове.

– Вот этот, – солдат указал на Исхака. – У него есть идея.

Потребовалось двадцать минут, чтобы идея воплотилась в жизнь, и Исхак пожалел о ней в тот же миг, как только выпрыгнул из десантно-штурмового корабля и начал падать.

Под ним расстилался дворец из белого камня, похожий на что-то древнеэлладское из былых времен упадка Терры. Он приближался удивительно быстро, а ветер изо всех сил старался вырубить его.

"Это, наверное, какая-то ошибка", – подумалось ему.

Он надавил на кнопки на нагрудной пряжке, чтобы активировать гравишют. Сперва одну, потом другую. Сперва одну, потом другую.

– Подождите двадцать секунд прежде, чем включать, – сказал сержант тем немногим из них, кто совершал высадку. – Двадцать секунд. Ясно?

Подожди двадцать секунд.

Вокруг ревел ветер, а земля внизу увеличивалась в размерах. Его стошнит? Он надеялся, что нет. Содержимое желудка перекатывалось и булькало. Уфф.

Подожди двадцать секунд.

Ну, по крайней мере, никакого зенитного огня. Он заметил точку в одном из внутренних двориков — темное пятно, где приземлилась красная десантная капсула. Хорошее место для начала.

Подожди двадцать секунд.

Сколько... Сколько он уже падал?

Вот дерьмо.

Исхак глянул вверх через запотевшие очки, выше виднелись его два охранника. Оба они были далеко, гораздо выше, чем он, и продолжали уменьшаться. Над ними, еще выше, были остальные, кто понял суть его плана и достаточно поверил в него, чтобы пойти следом.

Он нажал переключатели, сперва синий, затем красный. Несколько секунд ничего не происходило. Исхак продолжал стремительно нестись навстречу смерти, слишком изумленный, даже чтобы ругаться. Он начал щелкать переключателями с паническом беспорядке, не понимая, что таким образом он не давал гравишюту времени прогреться и активироваться.

Наконец, тот включился, достаточно жестко дернув мышцы его шеи, и загудели оживающие гравитационные суспензоры. Запоздалая активация спасла Исхака от превращения в красное размазанное пятно на стене дворцовой башни, но рассеянность дорого ему обошлась. Смеясь от страха, он свалился с каменного парапета, подпрыгивая, хихикая и стараясь не обделаться, пока летел по воздуху.

Спустя сорок восемь секунд, первый из охранников приземлился во дворе. Он обнаружил Исхака Кадина в крови, баюкающим разбитыми руками свой пиктер. Он сидел на траве и покачивался вперед-назад.

– Видали? – с улыбкой спросил он у солдата.

Трое летописцев, шесть эвхарских солдат — ударный отряд из девяти человек двигался по коридорам дворца. Это было скудно украшенное место, бедное на произведения искусства или орнаменты. Вся архитектура состояла из колонн и арочных крыш. По непокрытому коврами каменному полу они углублялись в здание, обладавшее обаянием и теплотой горного монастыря. Когда они только вошли во дворец, оставив позади почерневшую от огня десантную капсулу Астартес, Исхак задавался вопросом, как же они узнают, куда идти. Оказалось, что тревожиться было не о чем. Они просто шли по трупам.

Следы продвижения Астартес были повсюду. Это крыло дворца было полностью зачищено, разорванные тела заменяли традиционные украшения. Одна из прочих летописцев, маленькая и худая имаджистка по имени Калиха, останавливалась каждые несколько минут и делала пикт мертвых тел. По углу наклона ее пиктера было ясно, что она старалась избегать прямого фокуса на мертвецах, оставляя их размытыми фигурами на переднем плане.

Исхаку было неинтересно вести хронику этой резни — искусно, сочно или как-то еще. Амбициозная и жадная до денег часть его мозга знала, что в этом нет смысла — подобные работы никогда не попадут в самые ценные архивы. Действительно отвратительным экземплярам редко это удавалось. Люди Терры хотели видеть, что способно создать человечество, а не остатки того, что оно разрушило. Им хотелось лицезреть своих защитников в моменты славы или в праведной борьбе, а не вырезающими беззащитных людей, которые напоминали терранцев куда больше, чем сами Астартес.

Дело было в презентации, в том, чтобы дать людям то, что они хотят видеть, знают они о том или нет. Так что он не стал снимать тела.

Он старался не смотреть на трупы, которые они проходили. Их настолько изуродовали, что было сложно представить, что эти куски мяса когда-то были людьми. Их не просто убили, их уничтожили.

Один из солдат, Замиков, заметил взгляд Исхака.

– Цепные клинки, – сказал он.

– Что?

– Выражение твоего лица. Тебе интересно, чем можно сделать с телом такое. Так вот, это цепные мечи.

– Меня это не интересовало, – солгал Исхак.

– В честном испуге нет ничего позорного, – пожал плечами Замиков. – Я с Зазубренным Солнцем уже двенадцать лет, и первые два года я блевал. Люди Алого Владыки работают грязно.

Они повернули налево, пролезая через очередную разрушенную баррикаду, не справившуюся со своей задачей. Услышав стрельбу вдалеке, они ускорили шаги.

– Я слышал, что Несущие Слово всегда сжигали врагов.

– Так и есть, – Замиков ткнул большим пальцем через плечо, указывая на трупы, разбросанные вокруг баррикады из мебели множеством кусков. – Они придут потом. Сперва они убивают, а потом очищают.

– Они возвращаются после боя, чтобы сжечь мертвых? Они и вправду делают это самостоятельно?

Замиков кивнул, не глядя на имаджиста. Исхак заметил перемену в походке солдата — как только они услышали выстрелы, все эвхарцы стали двигаться быстрее, пригнувшись и крепче сжав лазерные винтовки. Это было похоже на то, как коты охотятся на крыс на улицах улья.

– Они делают это сами. У Несущих Слово нет никаких похоронных слуг или сервиторов. Они обстоятельные парни, сам увидишь.

– Да я уже вижу.

– Что? – Замиков кинул на него быстрый взгляд. – Что ты видишь?

– Тела, – Исхак поднял бровь. Что это еще за вопрос?

– Это нечто большее, – солдат снова смотрел вперед. – Все крыло дворца зачищено, но мы не раз сделали круг, двигаясь по трупам. Несущие Слово не рвутся к тронному залу. Они работают не так. Сперва они убивают всех во дворце, комната за комнатой, зал за залом. Это — наказание. Это — обстоятельность. Теперь понимаешь?

Исхак кивнул, не зная, что сказать.

К звукам стрельбы добавился гортанный визг моторизованных клинков. Он ощутил, как сердце забилось быстрее. Вот оно: сражение, зрелище Астартес в бою. И, будем надеяться, его самого не застрелят.

– Поживее, – заворчал сержант. – Винтовки к бою.

У Исхака не было винтовки, но его лицо стало таким же суровым, как у Замикова, и он поднял свой пиктер. Когда они увидели Несущих Слово, картина была совершенно не такой, как он ожидал. Во-первых, это было не отделение Несущих Слово, а всего один из них. А во-вторых, он был не один.

Пиктер все щелкал и щелкал.

Они двигались, словно близнецы, одно орудие с одной целью. Никто из них не следовал за другим, ни один из них не двигался больше или меньше своего брата. Это не было состязание. Это было совершенство единства. Они остановились, как один, прервав продвижение, чтобы оценить окружающую обстановку. Город был охвачен агонией эвакуации, насколько бы хорошо это ни было для населения, а воздух наполнял вой сирен, слышный даже внутри дворца. На каждом углу и перекрестке коридора стояли отряды защитников, вооруженные ружьями, которые стреляли пулями, с треском отскакивавшими, не нанося вреда, от брони Астартес.

В вокс-сети была тишина. Никаких криков о подкреплении. Никаких запросов указаний. Монотонные песнопения, характерные для отделений Несущих Слово, отсутствовали у Гал Ворбак. Сорок воинов, заброшенные капсулами в четыре секции королевского замка, немедленно рассыпались и начали резню с приглушенными ворчанием и рычанием.

Перед двумя атакующими воителями стояла очередная баррикада, которую защищали десятки людей с ружьями, одетые в претенциозную бело-золотую одежду. Облачка дыма предшествовали звуку «щелк-щелк-щелк», с которым их пули высекли искры, отскочив в сторону.

Оба воина перешли на бег, подошвы с хрустом врезались в каменный пол. Они прыгнули через баррикаду из сломанной мебели одновременно, оба зарычали от усилия, отрываясь от земли. Они приземлились в один и тот же момент и дали себе волю, их оружие рванулось проливать кровь. Защитники разлетались на куски вокруг них, разрубленные и разделанные быстрее, чем успевал следить глаз.

Только беспощадность, с которой они знакомились, сделала это возможным. Когда один наклонялся вперед, чтобы нанести колющий удар, второй резал поверху. Их движения были размытым танцем вокруг друг друга, каждый постоянно отслеживал и предугадывал действия другого, даже когда они концентрировались на убийстве врагов.

Вокруг двух воинов девятнадцать защитников превратились в подергивающиеся человеческие останки. Последний погибший был выпотрошен и обезглавлен ими обоими в один и тот же миг.

Кровь стекала с клинка меча так же, как и с восьми когтей. Встав спиной к спине, воины осмотрели окружавшее их разрушение, на полсекунды обратили внимание на эвхарцев, сопровождавших летописцев по коридору, и одновременно пришли в движение.

Аквилон побежал.

Аргел Тал зашатался.

От изумления кустодий замер. Повернувшись, он увидел, как Несущий Слово делает еще один неуверенный шаг и падает на колени среди оставленных ими трупов.

Клинок Аквилона закрутился словно пропеллер, чтобы отвести в сторону выстрел любого убийцы. Он не был подключен к сети данных Легиона и не мог считать жизненные показатели Аргел Тала на удобном ретинальном дисплее. Но крови не было. Никаких признаков ранения, только падение и судороги.

– В тебя попали?

В ответ Аргел Тал бессловесно заскрежетал. Что-то влажное и черное закапало с решетки его шлема, оно было жиже масла, но гуще крови и шипело, как кислота, падая на камни.

Аквилон стоял над распростертым Несущим Слово, в золотых руках вращался меч. Куда бы он ни взглянул, он не мог засечь цель. Убийцы не было, или, как минимум, он не мог его увидеть. Он бросил еще один взгляд вниз.

– Брат? Брат, от чего ты страдаешь?

Аргел Тал поднялся с помощью когтей, вонзив их в стену и подтянувшись. Черные пузыри, посеребренные слюной, взбухали и лопались на решетке шлема.

– Ракаршшшк, – неразборчиво произнес он в вокс. Конвульсии прекращались, но Несущий Слово не торопился двигаться.

– Что в тебя попало?

– Хнхх. Ничего. Ничего, – голос Аргел Тала был слабым хрипом. – Я... Скажи, что тоже это слышишь.

– Что слышу?

Аргел Тал не ответил. В его сознании все продолжался крик, звук горя и злости, накопленных кем-то ради развлечения — бессмысленная смесь несовместимых эмоций, свернутых в один вопль. С каждой его секундой, кровь закипала все жарче.

– Пошли, – прорычал он Аквилону, лязгая зубами.

– Брат?

– Пошли.

Торгал кричал в унисон с далеким воплем, повергая людей-защитников перед собой в ужас. Находившиеся возле него воины Гал Ворбак уронили оружие и вцепились руками в шлемы, по тронному залу разносился бессловесный мучительный рык вокса.

Психопомп Шал Весс Налия IX сквозь слезы смотрела на это безумие. Перед этим правительница планеты Калис съежилась на своем огромном троне горой жира, прикрытой нагромождением пышной одежды, и громко стонала и плакала. Последние выжившие из королевской гвардии, не бросившие ее погибать от рук нападавших, точно так же были захвачены врасплох зрелищем того, как убийцы в красной броне воют и прекращают резню.

Церемониальные клинки стражи были бесполезны против доспехов Астартес так же, как и пулевые ружья. Вместо атаки он воспользовались недолгой отсрочкой, чтобы отступить к трону психопомпа.

– Ваше высочество, пора уходить, – сказал капитан стражи. Он повторял это много дней, но если это не подействует и сейчас, то, по крайней мере, больше пытаться не придется.

В ответ она разрыдалась. Подбородки затряслись.

– Забудь о ней, – произнес один из оставшихся. Все лица были напряжены от громкого крика захватчиков. – Это наш шанс, Ревус.

– Защитите меня! – завопила правительница. – Исполняйте свой долг! Убейте их всех!

Ревусу было пятьдесят два года, и он верно служил еще отцу ее психического великолепия, харизматичному и успешному правителю, любимому народом — всех этих качеств недоставало его жирной стерве-дочери.

Но он не мог уйти. Точнее, не стал бы.

Ревус повернулся к поверженным захватчикам, глядя, как они стоят на коленях и кричат посреди окружающего их моря искромсанных трупов, и принял свое последнее решение. Он не побежит. Это не для него. Он до конца будет защищать ленивую дочь своего господина и сломает клинок о броню врагов, гордо плюнув им в лицо вместо последних слов.

– Повернитесь и бегите, – ощерился он на своих людей. – Я умру, исполняя свой долг.

Половина из них, похоже, расценила это как приказ, поскольку тут же побежали. Ревус проследил, как их фигуры в темной броне исчезают в проходах для слуг, и, вопреки самому себе, не смог осудить их за трусость.

Капитан стражи остался посреди кричащего вихря с восемью людьми: все они были слишком горды или верны, чтобы бежать, и все они были ветеранами старше сорока лет.

– Мы с вами, – сказал один из них, повысив голос, чтобы перекричать вопли.

– Защитите меня, – снова захныкала отвратительная девушка. – Вы должны меня защищать.

Ревус произнес краткую почтительную молитву, желая всего хорошего духу ее отца и обещая вскоре встретиться с ним на том свете.

Захватчики снова поднимались. Крики смолкли до стонов и ворчания. Они потянулись к оружию, которое уронили в кровь.

Ревус закричал: «В атаку!» и сделал именно это.

Он не стремился убить одного из врагов, поскольку знал, что не сможет. Он хотел всего лишь сломать клинок об их красные доспехи, нанести один-единственный удар, который не успели сделать столь многие из гвардии перед смертью.

Он с ревом бежал, а в следующий момент рухнул на пол. Боли не было, когда ноги вылетели из-под него, лишь секундное головокружение, прежде чем он взглянул на возвышающегося над ним алого воина. Клинок остался целым. Последнее желание не осуществилось.

Захватчик наступил на грудь умирающему, сокрушая все кости в теле и давя органы. Капитан стражи Ревус умер, так и не узнав, что его ноги и низ тела были в трех метрах от него, отсеченные первым ударом красного воителя.

Торгал расправился с последним из ревностных защитников и достиг трона раньше, чем прочие из Гал Ворбак. Едкая желчь продолжала обжигать горло, но в конечности вернулись уверенность и сила. В воксе исступленно чередовались сообщения от всех отделений об одинаковой мучительной боли и звуках смеха.

– Убирайтесь с моего мира, – завизжала психопомп со своего трона.

Торгал вздернул ее вверх за толстую шею. Вес был большим, даже для боевого доспеха Астартес. Он ощутил, как гиросистемы в суставах плеча и локтя заработали, компенсируя напряжение.

Неподалеку от него Селфарис одевал шлем, сплюнув черную желчь на одно из мертвых тел.

– Просто убей свиноподобную тварь. Надо возвращаться на орбиту. Что-то не так.

Торгал покачал головой.

– Все в порядке, – он изо всех сил игнорировал протестующие стенания женщины. – Но мы должны связаться с капелланом. Если это предначертанный час, мы должны...

– Что? – Селфарис почти смеялся. – Что мы должны делать? Я слышу, как в моей голове хохочет дух, а кровь кипит так жарко, что кости горят. У нас нет плана на этот случай. Никто из нас на самом деле не верил, что это когда-то случится.

– Убирайтесь с моего мира! – настаивала правительница. – Оставьте нас в покое!

Торгал презрительно ухмыльнулся за лицевым щитком, испытывая отвращение к гнусному зловонию чужой рыбы, исходившему от ее потеющей кожи. Какой омерзительный эпизод в прошлом этой планеты мог привести к таким отклонениям? Что могло сделать необходимым такое осквернение — порчу человеческого генома генами чужих? Эти люди не выглядели более сильными, просвещенными или развитыми, чем любая другая человеческая цивилизация. На самом деле, они уступали большинству.

– Зачем вы сделали это с собой? – спросил Астартес.

– Прочь с моего мира! Прочь!

Он отшвырнул ее. Груда плоти ударилась о землю, и перелом шеи оборвал династию.

– Сжечь все, – распорядился Торгал. – Все сжечь и вызвать «Громовой ястреб». Наступил предначертанный час. Я сообщу Алому Владыке.

Алый Владыка оглядел двор. Кроме приземлившегося десантно-штурмового корабля, в нем больше никого не было.

Он опустил когти.

Торгал сообщил о падении монарха почти час тому назад, но пыл Аргел Тала угас еще до этого объявления. Он стоял в тени своего «Громового ястреба», «Восходящего солнца», и не участвовал в заключительной резне внутри дворца, а в его голове все еще гуляло эхо безмолвного вопля. С помощью зажигательных гранат и огнеметов Гал Ворбак уничтожали все следы жизни правителей, опустошая изнутри дворец с колоннами.

Большинство обменивалось вопросами по воксу, заполняя коммуникационную сеть гудением изумленных и рассерженных голосов. Слова «предначертанное время» повторялись с отвратительной частотой. Их кровь бурлила, ведь похоже было, что боги позвали.

Аквилон следовал за ним, чего он в первую очередь и ожидал, но в последнюю очередь хотел. Четверо Кустодес были рассредоточены среди штурмовавших дворец Несущих Слово. Они наверняка все видели, и вскоре это должно было стать проблемой.

Аргел Тал наблюдал за тем, кого ему вскоре прикажут убить и задавался вопросом, сможет ли сделать это, как физически, так и морально.

– Мне нечего тебе ответить, – сказал ему Аргел Тал. – Я не знаю, что случилось. Мной овладела секундная слабость. Я поборол ее. Вот все, что я могу сказать.

Кустодес вздохнул через динамик шлема.

– А сейчас ты в порядке?

– Да. Силы быстро вернулись ко мне. Моментов такой слабости больше не было.

– Мои люди сообщают о таких же происшествиях, – произнес кустодий. – Многие из Гал Ворбак падали, словно сраженные незримой рукой, в тот же момент, что и ты.

Аквилон снял шлем как знак расположения. Ответного жеста не последовало.

– Мы не обнаружили никакого вражеского оружия, способного произвести такой эффект.

Он мог встретить взгляд Аквилона только тогда, когда глаза закрывали линзы шлема.

– Если бы я знал, что меня поразило, – сказал Аргел Тал, – я бы сообщил тебе, брат.

– Приходится думать, что это ранее неизвестный изъян в геносемени вашего Легиона.

Аргел Тал неопределенно проворчал, то ли соглашаясь, то ли нет.

– Ты понимаешь, – продолжил кустодий, – что я должен немедленно сообщить об этом Императору, возлюбленному всеми.

По ту сторону лицевого щитка изо рта Аргел Тала снова потекла кровь.

– Да, – проговорил он, облизывая губы. – Разумеется, ты должен.

Сперва ему показалось, что крик возвращается. Только послушав завывающий плач несколько секунд, он развернулся к стенам дворца.

– Слышишь? – спросил он.

На этот раз Аквилон кивнул.

– Да.

Когда заработала сирена, почти все Несущие Слово запросили подтверждения ее причин. Мигавшая на сотнях ретинальных дисплеев колхидская руна сообщала сухую и смутную информацию, но в ней не было никакого смысла.

Даже занятые огненным очищением воины в красной броне Гал Ворбак в замешательстве вызывали по воксу флот на орбите, требуя немедленного подтверждения и объяснения.

Во дворе Аргел Тал и Аквилон поднялись на борт «Восходящего Солнца», отдав своим воинам распоряжение немедленно возвращаться к своим десантным кораблям. Дворец ее психического великолепия уже не имел никакого значения. Все Согласие утратило смысл.

Все Несущие Слово, Кустодес и силы Имперской Армии 1301-го экспедиционного флота — слушайте. Говорит Аргел Тал, Магистр Зазубренного Солнца. «Де Профундис» достигли слова с самой Терры, несущие печать Императора. Система Истваана открыто восстала, во главе мятежа четыре наших же Легиона. Слухов множество, но фактов мало. Говорят, что Магистр Войны отрекся от кровных клятв, данных Тронному Миру. Правда это или ложь — мы не начнем войну, пребывая в неведении. Но мы откликнемся на зов примарха, ибо сам Лоргар требует, чтобы мы ответили.

Прекратите атаку на поверхности и отступайте к транспортам. Немедленно вернитесь на орбиту. Нам приказано направляться к Истваану, и мы повинуемся, ибо были рождены для этого. Несущие Слово доберутся до самого сердца предательства, вырвав правду. Офицеры, займите свои посты. Воины, приступайте к своим обязанностям. Пока это все.

Аквилон стоял рядом с Алым Повелителем в пассажирском трюме десантно-штурмового корабля.

– Я не могу поверить в это ни на секунду. Гор? Предатель? – кустодий провел кончиками пальцев по плоскости своего клинка. – Это не может быть правдой.

– Ты слышал сообщение, как и я, – Аргел Тал, моргнув, активировал руническую метку на дисплее своего визора, открывая канал вокс-связи с Гал Ворбак.

– Подтвердить безопасность сети.

Рядом с первой появилась еще одна руна и подтверждающе замигала.

�