94
правки
Изменения
м
Нет описания правки
{{В процессе
|Всего=42
|Сейчас=913
}}
{{Книга
— Что это за армия такая? — выдохнул Ва'лин, не замечая оскорбления, нанесенного им своим предполагаемым союзникам.
Пока Саламандры разговаривали, наблюдая за высадкой Сестерсестер, они сами того не заметили, как вошли в отбрасываемую амфитеатром тень. Увядшая слава этого некогда прекрасного места идеально отражала нынешнее состояние всей Гелетины.
— А вот это мы скоро узнаем, брат. — только и мог ответить Япт.
С помощью танков Адепта Сороритас, их воительниц и мощного вооружения, Саламандры могли бы организовать эффективную контратаку. Возможно, даже зачистку всего города — но только не на таких условиях. Дракгаард не мог просто стерпеть такое унижение. Конечно, он ожидал проблем, встречаясь с воинами Экклезиархии — однако подобная снисходительность и высокомерие удивили даже его.
— Саламандры не прогибаются ни перед кем. — процедил он сквозь сжатые зубы. — Даже перед посланниками Трона. Выбирай свои следующие слова с большей осторожностью, Сестрасестра.
Ангерер вновь поклонилась, но в этом жесте не было ни толики сожаления.
— Я не хотела вас оскорбить... Но вы проигрываете эту войну. Неважно, не хватает вам веры или же что-то удерживает вашу руку, но...
— С осторожностью, Сестрасестра! — повторил Дракгаард, вторя молчаливой воинственности своих людей.
— Ваши промахи не имеют значения. — продолжила канонисса. — Мы здесь. Император здесь.
Дракгаард взялся за рукоять своего меча, зазубренной с одной стороны каскары с изукрашенной сплавом теллура и золота рукоятью. Навершие оружия представляло из себя клык, вырванный из пасти змия, чья шкура ныне покоилась на плечах капитана. Клинок вспыхнул медным пламенем, когда начал выходить из ножен.
Элизий, увидев это, не преминул положить руку на навершие меча капитана, не давая тому обнажить оружие. Когда же Ур'зан повернулся к нему, духовник едва заметно покачал головой. Поняв, что Сестра сестра целенаправленно спровоцировала его, Дракгаард постарался успокоиться.
— Не принимай меня за терпеливого человека, канонисса. Тебе стоит знать, что я не спускаю оскорблений в свой адрес безнаказанно.
Дракгаард, в силу привычки, не снимал шлема, когда находился на войне, и поэтому канонисса не могла увидеть его улыбки, но она достаточно хорошо поняла его настрой, когда тот заговорил.
— Мы — это все, чем должны быть космодесантники, Сестрасестра.
В конце концов, Ангерер поклонилась собравшимся воинам и отправилась восвояси вместе с Лэвенией и Стефиной.
Война на Гелетине оказалась до возмутительного долгой. И ей было еще далеко до завершения.
== Глава девятая ==
'''Штурндранг, подулей Молиора'''
Какое-то время назад, на борту «Кузнечного молота», после того, как охотники покинули своих братьев — точнее сказать, братьев Агатона, ибо невзирая на носимые Зартатом цвета и пережитый им ритуал боли, в его груди все еще билось дикое драконье сердце, — капитану довелось наткнуться на бывшего Черного Дракона во время молитвы. Гортанно выговаривая слова, отчего его речь больше напоминала животное рычание, он, тем не менее, полностью отдавал себя ритуалу, проклиная своих врагов и подтверждая истинность своей веры. Увидеть Зартата в состоянии покоя было редкостью, и Адракс не посмел побеспокоить своего товарища — но и не признался ему, чему оказался невольным свидетелем.
Во время официального вступления бывшего Дракона в орден, ему был дарован новый комплект силовой брони, выкованный ни кем иным, как самим Магистром Кузни Аргосом — однако Зартат настоял на том, что продолжит носить свои старые, побитые обноски. Жалкая реликвия ушедших лет едва ли представляла хоть какую-то защиту, но, по мнению Агатона, она не позволяла Зартату забыть о том, кем он является, и через что ему пришлось пройти — тем самым давая надежду на то, что этот дикарь был оставался чем-то большим, чем свирепый зверь.
Тем не менее, несмотря на то, что его оценка жалких обитателей этого места была несправедливо суровой, с Зартатом, скорее всего, согласились бы многие из Адептус Астартес.
Агатон спустил свою гончую с привязи — и теперь ему предстоит узнать, насколько же смирной она на самом деле была.
==Глава десятая==
'''Фрегат класса «Нова», «Кузнечный молот»'''
Когда атмосферный шаттл приземлился в одном из ангаров «Кузнечного молота», Ургареш почувствовал, как натягивается привязь самоконтроля его боевых братьев. Возможно, лишь Тораст был в этом плане исключением — в нем все еще сохранялось былое благородство... Или же сказывалось то, что он всегда был наиболее уравновешенным членом зорна — «Гнева», как его называли на Латнице.
Ургареш пытался убедить себя в том, что его братья все еще могут прийти в себя, но это было возможно лишь при условии, что они снова станут едины. Им был нужен лидер. Их глубоко ранила потеря своего собрата, и последовавшая за этим жестокая шутка судьбы. Ургареш задумался о том, как сложится их жизнь, когда все это закончится. Воспрянут ли они? Способны ли они на это? Людская кровь уже обагрила его собственные когти, и от нее разило проклятием.
«Необходимое зло...» — подумал он про себя. — «Совершенное таким же необходимым чудовищем, коими мы все, по сути, и являемся.»
В отличие от сохранявшего хладнокровие апотекария, Хаакем и Скарх рычали и истекали слюной на протяжении всего полета, скрипя зубами до тех пор, пока удлиненные резцы не разорвали им десны. Оба воина сжимали и разжимали кулаки, словно отсутствие оружия в руках причиняло им боль, сравнимую с утратой конечности. Ургареш прекрасно их понимал, потому что и сам чувствовал себя так же.
Последним членом их отряда был Гаан. Поведение этого старого вексиллярия вызывало мысли о зарождающемся шторме — угрюмый воин переживал боль своих ран со всей грацией саблезубого волка. Некогда он нес штандарт их братства, и считал это своим почетным долгом, но знамя было давно уничтожено шальным выстрелом темного копья.
Ургареш осознал, что в его отсутствие, порой ему трудно было вспомнить, во имя чего они сражаются, и заполнял эту пропасть в своей вере необходимостью сражаться ради братства, но когда эта идея утратила свою состоятельность, он решил, что будет сражаться просто ради доброй смерти.
Да, они рискнули всем, когда отправились в рабские ямы Вольгорры. Четыре гроба в старом мортуарии «Кулака Крэдора» служили этому свидетельством куда более наглядным, чем любое изодранное знамя, но, в любом случае, теперь тела братьев были утеряны. Джеррак, Скеллиг, Нерот и Бар'так... Потеряны навсегда, и единственное их наследие ныне находилось под присмотром Тораста.
Так или иначе, никто не покинул то ужасное место, не изменившись. Сам Ургареш теперь постоянно хромал — в его правом бедре глубоко засел осколок ксеносской стали длиной с ладонь. Хаакем и Скарх были ранены в голову, отчего их поведение стало еще более непредсказуемым, требуя постоянного внимания Ургареша — и Тораста, который, в свою очередь, лишился на Рифе глаза. Травма не слишком испортила его и без того уродливое лицо, но утрата глубины восприятия означала, что скальпель апотекария стал менее точным. Впрочем, рука Тораста не лишилась былой силы, и на самом деле именно это было важнее всего. Единственным, кто вышел из той передряги невредимым, был Гаан, но эту недоработку ксеносов быстро исправила молниевая пушка таллакса.
«Гнев» лишился и своего корабля. Чужаки выпотрошили его, оставив в старых костях судна лишь искорку жизни, которой едва хватило на то, чтобы оно не потеряло след своей цели.
Команда «Крэдора» погибла. Четыре тела их братьев — навсегда потеряны. У Драконов не осталось ничего, кроме их цели. И этого должно было хватить, ведь их судьба висела на тончайшем волоске.
Ургареш знал этих воинов так же хорошо, как кровь, бегущую по его собственным жилам. Зорну нужна была победа. Они сражались и умирали бок о бок во время поисков, которые начались в Коморре и окончатся в коридорах непримечательного фрегата, висящего в небесах над очередным комком грязи. Их путешествие проистекало из злобы и жажды отмщения, и конец его будет соответствующим. Ургарешу нравилась эта симметрия, хотя сам он никогда не был поэтом — еще до того, как сделать свои первые шаги, он и его братья были не более, чем чудовищами. Теперь же, после всего, что с ними произошло, у Дракона не находилось слов, чтобы описать себя и своих товарищей.
— Что станет с нами?
Слабый голос прервал мрачные самокопания Ургареша, вырывая его из мыслей об отмщении. Видения желанного возмездия неизменно представлялись ему лишь в двух цветах, отлично соответствующих его настроению — красном и черном.
«Огонь и кость...»
Словно бы пробуждаясь после кошмара, Ургареш опустил глаза и посмотрел на жалкого смертного, который проявил такое непокорство во время стычки в криохранилище. Дракону хотелось выбить из него остатки гордости, но он удержал свою руку. Это не дало бы ему ничего, кроме удовлетворения дикой части своей натуры.
Ургареш знал, что является чудовищем, но он не позволял этому факту управлять собой.
«Я сам выбираю, когда спустить монстра с цепи. Я. Выбираю.»
— Ты покинешь это судно. — выдохнул Дракон, после чего из другого конца десантного отсека раздалось постепенно нарастающее рычание.
Смертный, казалось, был озадачен его словами. Он не доверял космодесантнику.
— Вы отпускаете нас?
Ургареш нагнулся к человеку, омывая его трупной вонью, исходящей из своего рта.
— Беги, червяк. Я не буду повторяться в третий раз.
После этих слов, Дракон выпрямился, и смертные, подхватив своего раненого товарища, поспешно выбрались из корабля, украдкой поглядывая себе за спины.
— Он поднимет тревогу, брат-сержант. — произнес Тораст. — Сюда явятся его бойцы.
Ургареш лишь оскалил зубы. Скарх и Хаакем последовали его примеру.
— Пусть идут. — прорычал он, с шелестом рвущейся плоти выпуская из рук костяные клинки.
К сержанту подошел Гаан, но походка его была неуверенной и болезненной. Таллакс сильно его обжег, и старый вексиллярий чувствовал, как боль нарастает с каждым шагом.
— Какие будут приказы, брат-сержант?
— Сначала, мы втроем... — Ургареш скользнул взглядом по Торасту и Гаану. — Захватим армориум. Мы лишились своего оружия вместе с «Крэдором». Нам нужна замена.
Гаан кивнул.
— Они думают, что мы немедленно попытаемся захватить мостик корабля, и будут отталкиваться от этого при организации обороны.
— А что насчет нас, брат-сержант?
Ургареш повернулся к Хаакему и Скарху.
— Вы же разберетесь с этой самой обороной еще до нашего прибытия, братья.
Хаакем оскалил зубы еще чуточку сильнее в предвкушении охоты. Скарх же выпустил свои клинки и начал ударять ими друг о друга, затачивая кромки лезвий.
— Небольшое напутствие... — сказал Ургареш, удовлетворившись тем, что он дал смертным значительную фору, — Не убивайте без крайней необходимости. Мы прокляты, но не обречены. Пока еще нет.
Спускаясь с аппарели «Арвуса», Драконы окунулись во тьму, наполнявшую посадочную палубу фрегата. Охота началась.
==Глава одиннадцатая==
'''Гелетина, пограничная зона между Эскаданом и Кантикусом'''
Дым заволакивает все вокруг, и последние крохи света гибнут вместе с фосфорной шашкой.
Пепел ослепляет меня, душит — невзирая на улучшения моего трансчеловеческого тела. Впрочем, трансформация моя лишь частична. Мне все еще недостает черного панциря и нескольких последних улучшений, чтобы стать истинным Огнерожденным.
Я умираю, загибаясь под тяжестью, причины появления которой мне и не вспомнить.
«Так близко...»
Мне показалось, что я увидел пламя, самую окраину огромного пожарища, горящего моря в конце ущелья. Мне нужно было лишь добраться до этого путеводного маяка... Но даже на это я был не способен.
Боль, ярость, отчаяние. Все они обрушились на меня, обременяя меня еще сильнее.
Пепел, дым, и невыносимый жар, который ощущался чуть ли не физической преградой, трепещущей невидимой стеной... Если я вытяну руку, то почувствую, как он обожжет пальцы.
Но мне некуда идти. Шашка погасла и не укажет мне путь. Никакого пламени в конце ущелья нет. Я потерян.
Я выкрикиваю имя в тщетном жесте неповиновения. Это не просьба о помощи, и не мольба о божественном вмешательстве. Нас учат не верить в подобные вещи, и даже если бы я верил, то я не заслужил никаких поблажек.
Я был глупцом, решив отправиться во тьму и тени. Я хотел быть героем. Я хотел спасти их, точно так же, как некогда был спасен сам. Но я не с Ноктюрна. Я — скориец, и слабость, проистекающая из этого факта, приведет к моей кончине в этом аду. Как я был наивен, решив, что смогу подчинить его. Никто не может покорить эти пламенные пустоши, и уж точно не кто-то вроде меня.
Имя, которое я выкрикивал, срывается с моих растрескавшихся губ в последний раз. Мое горло пересохло, словно бы после вдыхания горячего воздуха кузни. Я представляю себе конец. Представляю, как сгорит моя плоть, а кости обратятся в пепел. Я воссоединюсь с землей и Круг Огня сделает очередной оборот. Нельзя вернуться из-за грани смерти. Никто не способен на это, даже...
Свет...
Я вижу свет. Я вижу огонь внутри его мягкого ореола, что вторит пламени, которое мне привиделось ранее. Он разгорается сильнее, превращаясь в яркую искру. Теперь это маяк, к которому я могу идти — маяк, что сжимает в руке темный силуэт, едва различимый за дымом. Он несет этот факел, указывая, что впереди меня — и двух моих товарищей, что лежат у меня на плечах, — ждет безопасность. Шаги даются мне нелегко. Я истощен до предела, но надежда придает мне сил. Мой капитан сделал меня сильным, и я решительно настроен оправдать его веру в меня.
Наконец-то, я могу разглядеть окраину ущелья, и окружающая меня дымовая завеса начинает истончаться.
Едва не лишившийся рассудка, наполовину ослепший, я поднимаю глаза, чтобы рассмотреть своего спасителя.
Это не Ба'кен, как мне показалось вначале.
— Отдыхай... — произносит мой благодетель. Я готов поклясться, что знаю его. Но он не может здесь находиться, ведь он мертв.
Ва'лин резко открыл глаза, выходя из медитации, в которую погрузился, пытаясь восстановиться после боя. Он едва успел прийти в себя, как вдруг услышал знакомый голос.
— Часовой из тебя так себе, брат. — произнес Нэб с мягким смешком, обращая издевку в невинное подтрунивание над товарищем, который не мог найти для медитации места получше, чем край уступа, возвышавшегося над руинами скриптория. Строение, расположенное на самой окраине Эскадана, было разрушено — неясно только, произошло это во время давней бомбежки, или же оно сгорело позже. Впрочем, судьба отдельного строения не имела особого значения — море развалин простиралось от самых границ удерживаемого имперцами Эскадана вплоть до улиц Кантикуса, за которые до сих пор шли ожесточенные бои. Даже здесь, в мощнейшем бастионе Гелетины, нельзя было отрицать пагубного влияния войны.
Ва'лин, сузив глаза, взглянул на собрата.
— Удивительно, что ты не просто выжил, но еще и находишь в себе силы для насмешек.
Нэб убрал руки с груди. На его броне все еще оставался след от попадания, но с доспеха смыли кровь, а технодесантник залатал пробоину в нагруднике.
— Сепелий, конечно, тот еще мерзкий снакр'а, но свое дело он знает. — товарищ Ва'лина, говоря об апотекарии, использовал старое ноктюрнское слово, которое дословно переводилось как «свежеватель змей», но обычно использовалось в отношении людей изворотливых, двуличных и низменных. Жителям Эпиметуса, все прочие обитатели Ноктюрна, чаще всего, виделись именно в этом ключе... Кроме, разумеется, благородных сынов Гесиода, для которых у тех находились словечки похлеще.
Ва'лин, заметив, что позади его друга стоял Дерсий, кивнул дородному уроженцу Фемиды. Хотя сам Дерсий этого никогда бы не признал, молодой скориец готов был поспорить, что его друг присматривал за раненым сородичем. Подшучивания Нэба не могли скрыть тот факт, что он страдал от боли – это было ясно по тому, как юный Саламандра покрасовался перед Ва'лином своим боевым шрамом, одновременно с этим едва заметно скривив лицо, думая, что его брат этого не заметит. К тому же, обычная грация, из-за которой Нэб обычно был таким опасным спарринг-партнером в тренировочных клетках, оставила его, и космический десантник двигался с заметным дискомфортом.
— Ва'лин. — произнес фемидец, не тратя сил на пустую болтовню.
— А вот и моя нянька. — добавил Нэб, ткнув пальцем за спину, но в его тоне угадывались лишь легчайшие нотки уязвленной гордости. Ва'лину было очевидно, что Дерсий самолично вызвался ни на шаг не отходить от Нэба, пока тот полностью не выздоровеет. Самодостаточность, разумеется, являлась одним из столпов Кредо Прометея, но ничуть не менее важным качеством являлась готовность к самопожертвованию — добродетель, которую часто проявлял Дерсий.
Огнерожденные, что нарушили покой Ва'лина, пришли к нему с непокрытыми головами, и он мог достаточно ясно разглядеть их лица, на темной коже которых плясали отблески от пламени, горевшего внизу. Нэб обладал утонченными, пускай и несколько гипертрофированными из-за его превращения в трансчеловека, чертами, более подходящими вольному торговцу, а короткие волосы у него на макушке были уложены в три полосы, что делили темя воина на четыре части. В целом, для воина Нэб выглядел весьма привлекательным, что весьма хорошо сочеталось с его неугасимым оптимизмом.
В отличие от уроженца Эпиметуса, Дерсий имел плоское лицо, которое мало что выражало, кроме бескомпромиссной решительности. Единственным его украшением служила племенная татуировка фемидийцев — беснующийся лео'нид, выведенный темно-синими чернилами, — которую практически невозможно было разглядеть без хорошего освещения. Как и большинство тех, кто происходил из Города Воинов-Королей, Дерсий брил голову налысо, а его черты скорее вызывали мысли о камне, а не смертной плоти. Во многих отношениях, он напоминал Ва'лину его старого капитана, Ба'кена.
— Так вы здесь по мою душу, братья? — спросил, наконец, молодой штурмовик.
С приходом рассвета, до которого оставалось примерно час-два, имперцы и их союзники из рядов Экклезиархии начнут общий сбор, предзнаменующий масштабное наступление. Об этом были уведомлены все офицеры — а через них, и простые воины, что, как выяснилось, должны были отправиться в Кантикус и одним ударом выбить из него еретиков, несмотря на провал последней подобной атаки, в ходе которой погибло множество верных Трону бойцов. Именно поэтому посреди бесчисленных руин меж двумя городами пылали костры — воинство Саламандр не собиралось бросаться в новый бой, не оплакав погибших товарищей в ходе ритуалов пепла и огня.
Фигуры в силовых доспехах собирались внизу, образуя круги вокруг мерцавших тут и там костров. Каждый их них был погребальным пламенем для умершего брата по оружию.
Лицо Нэба внезапно посерьезнело.
— Япт желает, чтобы мы почтили память Сор'ада.
Ва'лин кивнул — в лишних словах не было никакой нужды, — а затем, как и его братья, надел свой боевой шлем. Перед глазами молодого скорийца тут же возник поток полезной информации, выводимый четкими зелеными символами на дисплее силовой брони: траектория движения, скорость ветра, дистанция до земли... Впрочем, больше всего штурмовика интересовали температура двигателей прыжкового ранца и запас топлива в нем же — благо, оба показателя в данный момент находились на оптимальном уровне.
— Увидимся на земле. — произнес Ва'лин по воксу, и бросил взгляд в направлении своих братьев, что заняли свои места на самом краю уступа.
— Спорим, что первым приземлюсь я?
Ва'лин, против воли, улыбнулся за забралом боевого шлема. Нэба, казалось, никогда нельзя было утихомирить надолго.
— Спорим. — ответил Ва'лин. — А на что?
— На честь вести боевое отделение, когда Япт снова решит разделить отряд.
Скориец, согнув колени, присел. Его примеру последовали и Нэб с Дерсием.
— С чего ты взял, что он это сделает?
— Сделает.
— Вы заключаете пари, когда мы отправляемся на похороны нашего брата? — раздался в воксе глубокий голос Дерсия. Фемидиец, очевидно, не одобрял легкомысленной забавы товарищей.
Нэбу пришлось выгнуть шею, чтобы взглянуть собрату в глаза — а, точнее, в линзы шлема.
— Ты хочешь вести отряд или нет? Думаю, Сор'аду бы это понравилось.
Дерсий не стал спорить, и лишь молча кивнул — что, впрочем, превратило хищный оскал личины его шлема, украшенного клыками змия, в веселую ухмылку.
— Просто скажи, когда прыгать.
— На счет «пять». — с готовностью пояснил Нэб, и в шлеме Ва'лина ожил встроенный хронометр. — Это был Дак'ир?
Скориец тут же повернулся в сторону товарища.
— Что?
— В твоем сне.
— Я...
— Поехали!
В тот же миг, хронометр шлема показал «ноль». Два следа от реактивных двигателей осветили разрушенный скрипториум, омывая утес волной пламени. Ва'лин отстал от товарищей на долю секунды и изо всех сил пытался сократить разрыв, увеличивая мощность своего ранца, но было уже поздно что-то предпринимать. Нэб, обогнавший и Дерсия, первым спустится на землю — и честь вести отделение достанется ему.
Так или иначе, Япт и остальные члены отряда уже ждали их внизу, у погребального костра. Некогда на этом месте стоял алтарь, служивший памятником святому Гафету — известному кузнецу, согласно словам Зеруса. Находившееся на самой границе с Кантикусом, святилище пострадало во время войны и теперь представляло из себя лишь очередные развалины. Впрочем, даже несмотря на это, место казалось вполне подходящим для цели Саламандр.
Аррок, Во'ша, Иллус и Зерус уже присели вокруг костра, и на их лицах плясали отблески пламени. Ки'дак, частично скрытый дымом, сидел поодаль от остальных — даже во время священного ритуала он не искал компании братьев. Ва'лин не знал, презирать его за это, или жалеть.
Зерус кивнул новоприбывшим, и предложил им присоединиться. Этот Огнерожденный значился вторым специалистом их отделения, но предпочитал огнемету, которым был вооружен Ва'лин, увесистый плазменный пистолет. Разумеется, Япт одобрил этот выбор — он сказал, что таким образом в отряде поддерживается важный баланс. Вполне заслуживающий статуса ветерана, Зерус отличался щедрой и доброжелательной натурой, благодаря которой Ва'лин неформально принял его в роли своего наставника. Научившись обращению со множеством видов оружия во время службы среди опустошителей, а затем — и в тактическом отделении, — Зерус, позже присоединившийся к «Вивернам» Дак'тира, слыл исключительно талантливым учителем. Благодаря его советам Ва'лин многого достиг, даже несмотря на свою собственную относительную неопытность.
Обратив свой взгляд к погребальному пламени, штурмовик разглядел среди его оранжевых и алых переливов черные очертания силовых доспехов. Последний член его отделения, недавно покинувший мир живых, тем не менее, был центром внимания всего собрания. Его закованное в силовую броню тело, уже избавленное Сепелием от прогеноидов — генетического наследия Саламандр, — наконец-то обрело покой в центре пожарища, от которого густым потоком в небеса устремлялся темный дым, вторя мрачному настрою всех присутствующих.
— Мы собрались здесь, чтобы вспомнить... — промолвил Япт, чье лицо освещали языки пламени, выгодно подчеркивая благородные черты сержанта и заслуженные им почетные шрамы, состоящие из цепочек ноктюрнских глифов, что украшали его щеки и лоб. Макушку Саламандры покрывали короткие жесткие волосы цвета черного вулканического пепла, а на его подбородке красовалась такая же короткая острая бородка. Со старого языка Ноктюрна, которым пользовались еще первые шаманы земли, его имя переводилось как «пронзающий» — и пускай с первого взгляда это прозвище плохо подходило Огнерожденному, который вбивал своих противников в землю громовым молотом, лидерские качества сержанта превращали вверенное ему отделение в копье, коим капитан Дак'тир неизменно разил врага в самое сердце.
Как и все остальные члены собрания, Япт, в знак уважения, снял свой шлем, а его богато изукрашенный прыжковый ранец был отстегнут от силовой брони и прислонен к полуразрушенной стене. В самом центре развалин, окруженное кольцом из камня, погребальное пламя превратилось в огромное пожарище и жадно потянулось вверх, в черную ночь.
Трое новоприбывших без лишних слов заняли свои места у костра — при этом Ва'лин не удержался от недовольного взгляда в сторону Нэба, который даже в такой серьезный момент не нашел ничего лучше, как подмигнуть своему боевому брату.
— Мы собрались, чтобы разжечь пламя... — продолжил сержант, когда все его отделение, преклонившее колени вокруг костра, наконец-то оказалось в полном составе.
Сквозь ревущую стену огня, Ва'лин разглядел еще двух Саламандр, которые присоединились к ритуалу. То были Занто и Сепелий, которые, не имея своих собственных отделений, встали поодаль от штурмовиков и наблюдали за ходом их обряда — при этом Занто, даже не будучи членом штурмового отделения и не являясь боевым братом Сор'ада, повторял за Яптом строки молебна по усопшему. Когда же командир танкового звена обнаружил, что Ва'лин пристально смотрит на него, он повернулся к нему, и молодой боец поспешно отвел взгляд.
— И позволить ему гореть... — в конце концов, произнесли все члены отряда, и сняли по одной латной рукавице.
— Давайте запомним Со'кана Сор'ада. — сказал Япт, после чего Саламандры погрузили ничем не защищенные руки в пламенное ложе их павшего брата. Дерсий тут же надрывно запел фемидийскую элегию. Ва'лин не знал ее слов, но в прошлом, впервые исполнив эту песню при скорийце, Дерсий объяснил своему собрату-иномирцу ее значение. То была история об охотнике, представителе старых племен, который шел по следу великого лео'нида на просторах Арридийской Равнины. Злодеяние зверя заключалось в том, что он убил жену и дитя охотника, после чего уволок их под горячие пески, дабы пожрать их плоть. Лишь отыскав и убив чудище, охотник мог даровать своей семье покой и утихомирить собственную душу.
Меланхоличная история становилась все более печальной от того, что у нее не было развязки — когда Дерсий закончил петь, охотник еще не отыскал источник своих бед, а раз у песни не имелось продолжения, то древний воин был обречен на вечные скитания. Выслушав Дерсия, Ва'лин обратил внимание на то, что и так обычно мрачный Ки'дак нахмурился еще сильней. Как и Дерсий, он был жителем Фемиды, и Ва'лин не мог не задуматься о том, не кроется ли за этим что-то еще, кроме печали по ушедшему товарищу, которую испытывали все остальные.
Когда в ночи затихли последние отзвуки печальной песни, все члены отряда Япта вынули руки из пламени. Они знали, что погребальный костер продолжит пылать большую часть ночи, превращая металл и кость в пепел и возвращая Сор'ада в объятия земли.
— Пламя Вулкана пылает в моей груди... — напевно выкликнул в конце концов Япт, ударяя обожженным кулаком по нагруднику.
— Им я сокрушу врагов Императора! — ответили все остальные, повторяя жест сержанта.
— Не произнесешь для нас пару слов, брат? — спросил командир штурмового отделения, обращаясь к стоявшему позади него Саламандре.
Занто, обладавший широким, выразительным лицом, обрамленным рыжей бородой и густой копной волос, что с помощью жира завротура были уложены в причудливое нагромождение шипов, вышел на свет. Аррок и Во'ша уступили ему свое место в кругу, и командир танкового звена присел у костра, собравшись поделиться с молодыми воинами своей мудростью.
— Нам выпал немилосердный, жестокий удел, но, как последователи Кредо Прометея, все мы верим в Круг Огня. — с этими словами, Занто сложил кончики пальцев в букву «О» и выставил их перед собой. Собравшиеся Саламандры повторили этот жест, и он продолжил...
— Никто не может вернуться в мир живых неизменным — но в смерти мы возвращаемся в пепел, чтобы родиться заново, когда наши кровь и кость воссоединятся в землей. С помощью пламени наши останки преобразуются, с помощью огня и земли мы претерпеваем перерождение. После смерти, когда наш долг можно, наконец, считать исполненным, мы полностью отдаемся стихии и тем самым становимся ее частью. Такова природа Круга Огня.
Многие из собравшихся согласно кивнули, выслушав опытного воина — Зерус даже потянулся, чтобы одобрительно хлопнуть Занто по плечу. Ва'лин же остался недвижим. Он уже знал эти слова, знал все учение Саламандр, бывшее даром Вулкана своим сыновьям, но молодой скориец невольно погрузился в размышления, когда Занто напомнил ему о том, что никто не может вернуться с того света, не изменившись... А затем заметил, что еще один член собрания проявил еще более скептическую реакцию.
— Смерть — это смерть, и ничего более. — хмыкнул Сепелий, чье уродливое лицо, полускрытое капюшоном из шкуры змия, напоминало лик самого жнеца из старых историй.
— Ты не веришь в перерождение, Кратус? — спросил Занто, не оборачиваясь. — Неужели ты настолько черств, что даже не допускаешь гипотетической его возможности?
— Я реалист, брат, вот и все. И я не могу позволить себе такую роскошь, как размышления над экзистенциальными проблемами.
— Ты просто циник. — ответил ему Занто.
— Да, и циник тоже. — согласился Сепелий, ничуть не уязвленный комментарием сержанта.
— Тогда зачем ты вообще сюда пришел, апотекарий? — не удержался Аррок, оскорбившись от того, что кто-то посмел подвергнуть сомнению его веру. Зерус положил ладонь на плечо молодого воина, чтобы напомнить тому, где он находится и к кому обращается.
— Чтобы проследить за тем, что ритуал пройдет в полном соответствии с обычаем. Может быть, я и не верю в возрождение, но это не значит, что мне хочется видеть извращение наших традиций. — после этих слов Кратус улыбнулся, хотя улыбка эта Арроку показалась, скорее, диким оскалом. — Мой долг — служить живым, и гарантировать их дальнейшее выживание.
Апотекарий многозначительно постучал бронированным пальцем по прогеноидному хранилищу своего редуктора.
— Наше наследие поддерживается с помощью науки, а не огня и пепла. Ваши архаичные представления о мире — это пережиток старых путей, которые не заслуживают моего внимания, так что я желаю всем вам хорошего обжигания и ухожу.
Намеренно вычурно поклонившись собранию, Сепелий отступил в тени, и через несколько секунд исчез.
— Они все такие? — спросил Аррок.
— Кто? — поинтересовался Япт, уставившись на пустое место, которое только что занимал мрачный до тошноты лекарь.
— Апотекарии.
Япт нахмурился, как будто штурмовик задал ему совершенно неуместный в данной ситуации вопрос, но спустя пару секунд ответил товарищу.
— Разумеется, брат Аррок. Иначе как бы вообще они привлекли внимание Апотекариона?
Среди собравшихся штурмовиков воцарилась полная тишина... А затем Зерус и Занто, переглянувшись между собой, разразились оглушительным смехом. Аррока обескуражило то, что почтенные ветераны посмели столь бесцеремонно нарушить ход ритуала, но затем он догадался, что это тоже было его частью.
— Да уж... — сказал Ва'лину Нэб, когда на лице Аррока тоже расцвела улыбка. — Я думаю, что Сор'аду бы это понравилось.
Впрочем, Ва'лин едва услышал своего собрата. Все его внимание отнимало пламя, в котором горело тело их товарища, и он вновь вспомнил то, что узрел в огненном ущелье за пеленой дыма.
«Отдыхай...» — услышал он тогда.
Никто не может вернуться. Занто подтвердил это, повторив заветы Кредо Прометея. Но некто все же вернулся...
Крылатый силуэт, ангел, закованный в черную броню, внимательно следил за происходящим. Ее стальные крылья, сложенные за спиной, придавали ей сходство с примостившимся на ветке грачом, наблюдающим за добычей.
Сестра Стефина, скрытая тенью, знала, что они не увидят ее. Молодого Серафима глубоко оскорблял тот факт, что ей приходится скрываться, но она напомнила себе, что время битвы еще не настало. Пока что... Но по крайней мере, благодаря столь низменной тактике, ей удалось увидеть весь ритуал от начала и до конца. Стефина стала свидетелем того, как ее «союзники» сжигают плоть своего сородича, и услышала их дикие напевы, разнесшиеся по руинам.
Глаза, пылающие ярким огнем... Угольно-черная кожа... Они были дьяволами во всех отношениях — и хотя физические отклонения Саламандр не были тайной, тайное бдение Стефины выявило изъян в их душах. В их диких, суеверных душах.
Увидев все, что ей требовалось увидеть, Стефина развернула свои эбеновые крылья и взмыла в небеса.
==Глава двенадцатая==
'''Гелетина, пограничье Эскадана и Кантикуса'''
Когда ритуал завершился, отделение Япта разделилось и отправилось по своим делам. Приближалось время сражения, наступала пора приносить клятвы и наносить метки на плоть. Большая часть Саламандр вернулась в казармы в центре Эскадана — за исключением половины опустошителей Шестой роты, ведомых Почтенным Кор'адом. Дредноут всю ночь продолжал обстрел позиций противников бок о бок с бронетанковыми силами 81-го Кадийского под командованием полковника Редгейджа. Разведка не могла точно установить, имело ли это хоть какой-то эффект, кроме медленного истощения припасов лоялистов, но Кор'ад уверил Дракгаарда, что лишь благодаря его действиям удерживаемые имперцами районы города оставались в безопасности, и спорить с ветераном никто не стал.
Ва'лин не отправился обратно с остальными, несмотря на протесты Нэба. Он искал одиночества, хотел вернуться в грезу, из которой его вырвали над развалинами скрипториума, и поэтому взял на себя обязанность по патрулированию размытой границы между городами, надеясь угомонить свой беспокойный разум.
Пускай молодой Саламандра и не стал активировать запальник огнемета, который он захватил с собой, воин все же не выпускал оружия из рук. Кантикус еще не был покорен и «безопасные» регионы быстро могли перестать быть таковыми на столь изменчивом поле боя — о чем красноречиво говорил тот факт, что со времени последнего заката лоялистам удалось выявить и нейтрализовать нескольких вражеских шпионов и диверсантов. Не обошлось дело и без горсток дезертиров, которые были назойливой проблемой для патрулей Дракгаарда — благо случаи дезертирства стали происходить куда реже после прибытия представителей Экклезиархии. Несмотря на значительную степень недоверия между Сестрами Битвы и другими имперцами, Ва'лин все же считал, что их присутствие на Гелетине может оказаться полезным.
Спустя какое-то время после начала патрулирования, Ва'лин почувствовал, как волосы у него на загривке встали дыбом — и это несмотря на жар, испускаемый его силовой броней, генератор которой безостановочно гудел. Молодой воин активировал авточувства брони — и действительно, выяснилось, что его кто-то преследовал, при этом мало заботясь о скрытности. Личность таинственного незнакомца не могла оставаться тайной надолго — Ва'лин прекрасно знал, что это мог быть лишь один человек.
— Почему ты пошел за мной, Сепелий?
Ва'лин услышал, как апотекарий вышел из-за развалин, хрустя осколками камней.
— И что же меня выдало? — спросил тот с сарказмом в голосе, указывая на свой белый доспех, ярко выделяющийся на фоне руин.
Скориец, мельком взглянув на лекаря, снова отвернулся от него.
— Я пришел сюда в поисках уединения, не ради дальнейших расспросов.
— Смотря сквозь пламя, — сказал Сепелий, — я все понял.
— Понял что? — произнес Ва'лин, остановившись.
— Твой взгляд сказал мне все... Тебе снова снились сны.
Ва'лин ничего не ответил, но охватившее его было раздражение невольно уступило место любопытству. Он страстно желал понять, что именно увидел в огненном ущелье, и что это могло предвещать.
— К твоему сведению, его тоже навещали сновидения. — произнес апотекарий.
— Кого?
— Дак'ира.
Ва'лин соизволил развернуться снова, но теперь его переполняла злоба.
— Хватит уже намеков и недомолвок, брат. Я устал от яда, льющегося с твоих губ.
Сепелий примирительно выставил руки перед собой.
— Я всего лишь отметил интересное сходство. Не находишь ли и ты занятным, что история может разноситься эхом сквозь столетия? Что похожие знаки могут являться нам чаще, чем раз в поколение? — на секунду, Сепелий замолк, но потом продолжил. — Перерождение...
Ва'лин ничего не сказал, но апотекарий и так все понял, после чего сузил глаза и криво улыбнулся.
— Ты веришь, что он жив.
Лицо Ва'лина резко и заметно напряглось, и он не смог бы скрыть угрожающих ноток в своем голосе, даже если бы захотел.
— Оставь меня в покое.
Сепелий поклонился молодому бойцу и послушно сделал шаг назад.
— Дак'ир едва не уничтожил Ноктюрн. Ты боишься, что можешь оказаться таким же, как он, Ва'лин? Или что можешь оказаться сосудом, с помощью которого он сможет вернуться?
— Он спас нас... — скориец хотел произнести эти слова с большей убежденностью, но это ему не удалось.
— Он был спасителем и разрушителем, и одновременно ничем из этого, как гласит пророчество о «Ферро Игнис».
— Ты не веришь в пророчества, тебя заботит только эмпирическая истина. — и опять, слова Ва'лина оказались лишь жалкой попыткой возразить.
Кратус лишь мягко покачал головой.
— Ну а теперь ты просто хочешь меня поддеть, брат... Подумай над тем, что я сказал, и мы побеседуем снова. — после этих слов, лекарь развернулся и исчез среди развалин.
Ва'лин не стал его останавливать. Вместо этого, он продолжил обход — но вскоре снова услышал тихий хруст каменных осколков.
— Сепелий, я же сказал тебе... — Саламандра замолчал, как только увидел, что новоприбывший носил зеленую броню, а не белое облачение апотекария. Его доспех казался почти черным в полутьме, в которую погрузились развалины.
— Ки'дак?
— Следуй за мной. — отрезал тот, после чего немедленно развернулся и пошел вперед.
Ва'лин понял, что его собрат отправляется глубже в пределы Кантикуса, но все же отправился следом за ним.
Во тьме ночи, руины еще больше напоминали опустевшую и растрескавшуюся раковину. Совсем недавно в одном из здешних особняков погиб Сор'ад — его служба оборвалась под ревущими зубьями цепного клинка воина Хаоса. Кровь Саламандры, излившаяся из его тела тугой струей, до сих пор окрашивала одну из стен того места, где все они сразились с терминатором Черного Легиона, отчего от всего сооружения веяло смертью и сожалением. Остались там и следы крови предателя, но они скорее оскверняли это место, нежели напоминали о трагедии. Так или иначе, когда тело еретика выволокли наружу с помощью цепей и бесцеремонно сожгли, мало что свидетельствовало о развернувшихся здесь событиях, кроме угасающего эха воспоминаний.
Тихо пробираясь по улицам Кантикуса, минуя одно разрушенное здание за другим, двое Саламандр в конце концов добрались до бреши, проделанной Ва'лином и Нэбом во внешней стене того самого строения, и тогда Ки'дак вскинул свой бронированный кулак, понуждая своего товарища остановиться.
— Почему мы сюда пришли, Ки'дак? — тихо прошипел штурмовик.
Огнерожденный, к которому обращался Ва'лин, ничего не сказал, но ткнул пальцем куда-то в темное нутро здания.
Улучшенные глаза Ва'лина даровали ему способность видеть во тьме, но даже проследовав взглядом за указующим пальцем товарища, он поначалу не понял, на что именно смотрит. Впрочем, ему хватило ума последовать примеру Ки'дака и занять позицию по другую сторону бреши, и лишь после этого вновь обратиться к боевому брату.
— Кто это?
Как оказалось, внутри руин находилась одна из Адепта Сороритас. Она стояла спиной к Саламандрам и, казалось, еще не осознала того, что за ней следят.
— Я выследил ее после ритуала. Мне показалось, что это был вражеский лазутчик.
Ва'лин задумался о том, не стоит ли им просто окликнуть сестру, а не скрываться в тенях, но когда он вновь заглянул внутрь здания, ее там уже не было.
— Где она?
Ки'дак изобразил на своем лице непонимание, но потом кивнул, показывая товарищу, что вновь заметил девушку. Она возникла из теней так, словно была их частью, и продолжила свой путь вглубь развалин — судя по всему, выходило так, что она все еще не заметила увязавшийся за ней хвост.
Ва'лин и Ки'дак выждали, пока она не пропадет вновь, после чего и сами забрались внутрь. Надев шлем, Ва'лин осмотрелся, меняя режимы своих авточувств, пока не нашел нечто, пропущенное им во время прошлого визита — проход в небольшую залу под полом, скрытый за грудами мусора. Обменявшись взглядами с Ки'даком, тем самым намекнув тому, что им стоит приготовить оружие, скориец подошел к небольшой лестнице и спустился вниз.
Там его не встретило ничего, кроме тьмы, но Ва'лин, оснащенный прибором ночного видения, окрашивающим все вокруг в кислотно-зеленый, был к ней готов. Он увидел вокруг себя множество осколков костей, выброшенных из своих альковов. Некоторые из костей были сломаны пополам, многие другие — просто растоптаны. Если бы дело происходило днем, Ва'лин наверняка разглядел бы и следы от пламени, ведь все вокруг пахло гарью.
Как оказалось, двое Саламандр попали в реликварий — одно из святых мест, о которых поведала канонисса во время своей первой (и весьма напряженной) встречи с Огнерожденными.
— Выглядит так, словно это место разграбили. — произнес Ки'дак.
— Не похоже на то, что еретики что-то здесь искали. — ответил тому Ва'лин.
Ки'дак присел на одно колено, после чего сгреб рукой горсть осколков.
— Он был здесь... Предатель, что убил Сор'ада.
— Как ты это понял?
— Его скверну ни с чем не спутаешь. Смотри, он смешал свою кровь с могильной пылью. Он хотел не просто разрушить это место... — заключил десантник, вставая.
— Он хотел осквернить его... — понял Ва'лин. — Но зачем?
— Чтобы ослабить ее...
Ва'лин повернулся к товарищу.
— Ослабить духовную связь Трона с этим городом. — пояснил Ки'дак.
— В чем смысл подобного богохульства?
— Вероятно, еретик хотел позволить своему господину сделать нечто такое, на что тот не был способен, пока связь эта все еще оставалась крепка.
— А причем тут Сестра Битвы?
Ки'дак медленно покачал головой.
— Этого я пока не знаю.
В тенях Гелетины скрывалось множество тайн, разгадать которые пока не представлялось возможным — тем не менее, Ва'лин не удержался от того, чтобы добавить к ним еще один вопрос.
— Ты мог вернуться сюда и один. Зачем вмешивать меня в свои дела?
— Я не знал, что меня будет здесь поджидать. Вдвоем же у нас было больше шансов на то, что хоть кто-то сможет вернуться назад. Так или иначе, пока я не знаю, что и делать...
Ва'лин кивнул, признавая разумность аргумента своего сородича.
— Не стоит вообще ничего предпринимать, пока мы не узнаем больше.
— Согласен.
Ва'лин протянул другу руку.
— Выходит, что я недооценил тебя, Ки'дак.
Тот проигнорировал жест товарища и отправился обратно к лестнице.
— Нет, ты не ошибся.
Клерик следил за двумя змиями. Он находился достаточно близко к ним — настолько близко, что смог понять: Саламандры и понятия не имели, что на самом деле замышляли женщины-фанатики, прибывшие на Гелетину.
Ему нравилось следить за ними, этому извращенному убийце, примостившемуся на груде раскрошенного камня — но еще больше ему нравилось осознание того факта, что они не видели его.
«Я легко мог бы убить их...»
Такой тихий, такой неподвижный, укрытый тенями... Сторонний наблюдатель с легкостью бы принял его за обычную статую.
В конце концов, змии исчезли среди руин — но рано или поздно, они вернутся.
«Здесь для вас ничего нет, маленькие змееныши...»
Клерик нарушил свое молчание, лишь когда понял, что не один.
— Добрый вечер, братец.
Кто-то пытался подкрасться к Клерику, аккуратно пробираясь к его укрытию, но еретика попросту невозможно было застать врасплох — так уж он был... устроен. Он всегда узнавал о прибытии незваных гостей, и знал их намерения в отношении себя. Это не давало ему способности читать чужие мысли, но нельзя было отрицать полезности даже такого неточного знания.
Закованный в доспехи воин бросил свою затею и вышел из теней, когда понял, что его так умело раскрыли.
— А я уж думал, что наконец-то смог застать тебя врасплох.
— Я знаю, что ты думал, Джуадек. Твой оптимизм был для меня так же очевиден, как и знамения варпа — для Жрееца. Но забудем о твоей жалкой попытке подкрасться ко мне... Чего ты хотел?
— Тебя вызывают, брат. — произнес Джуадек, тихо присев сбоку от Клерика. — Впрочем... На самом деле, призвали всех.
Клерик удивленно вскинул бровь, наморщив свое красивое лицо. Как и многие другие среди Детей Императора, он стремился к совершенству — пусть даже тяга эта, точно так же, как и у остальных, с ходом тысячелетий извратилась до неузнаваемости. Кожа Клерика была фарфорово-белой, его черты, безупречные и точеные, напоминали лик мраморной статуи. Глаза, блестящие, как два черных опала, резко контрастировали с серебристыми волосами. В качестве оружия он предпочитал кинжалы — и действительно, даже сейчас на обоих набедренниках у предателя было закреплено по паре ножей, что выглядывали из-под короткого плаща, сделанного из вываренной человеческой кожи.
— Интересно... — произнес Клерик. — А что он говорит об остальных? Какие вести из варпа?
— Они приземлились на поверхность, но кроме этого пока ничего не известно. Он считает, что наша миссия пошла наперекосяк. Винит превратности судьбы.
— Значит, нам повезло, что здесь перед нами открываются новые возможности.
— И правда, брат...
Джуадек замолчал, но все же остался сидеть на скале вместе с Клериком.
Облачение Джуадека было окрашено в тот же гелиотропный пурпур, что и броня Клерика, но отличалось от нее своей заметной неухоженностью. Разумеется, этот доспех все еще годился для боевых действий, но его уродовало множество фетишей и веревок, с которых свисали отрезанные кисти рук, уши и прочие трофеи. Джуадеку нравились и острые шипы, поэтому он покрыл ими наплечники, поножи и сабатоны силовой брони — в общем, любые поверхности, на которых для них находилось свободное место. Несколько шипов торчало даже из щек и коротко стриженого темени воина, и по сути, для служителя Слаанеш, он был весьма уродлив.
— Ты доставил свое послание, и все же остаешься здесь, заставляя меня делить с тобой воздух. — в конце концов, произнес Клерик. — Очевидно, у тебя есть какой-то вопрос.
— Ты веришь в то, что о нем говорят?
— О ком, Джуадек?
— О капитане. Ходят слухи, что он убил всех своих старых товарищей и отнял их плоть.
— Я не знаю...
— Что он и не человек вовсе, но амальгама из нескольких.
— Меня это не волнует.
— А должно бы, Клерик. Вдруг он планирует убить и нас, членов своего внутреннего круга?
— Ты с такой гордостью это произносишь...
— Мне не хотелось бы стать частью его тела.
— Собственно, как и мне. — согласился Клерик. — Но кое-кто определенно не отказался бы нас убить.
После этих слов, холеный предатель указал вниз, на покрытую сором улицу — и на воительницу, что постепенно удалялась от них. Он передал товарищу свой оптический прицел — в нем десантники, на самом деле, не нуждались, но Клерику нравилось разглядывать все в мельчайших подробностях. Детали, в конце концов, были важны.
— Она что-то ищет. — заметил Джуадек, регулируя фокусировку прицела.
— Нет, она уже нашла то, что искала. Просто найти она рассчитывала нечто иное.
— Хмм...
— Именно здесь они убили Вога. — торжественным тоном произнес Клерик.
Джуадек в ответ на это лишь презрительно хмыкнул.
— Вог был ублюдком.
— А еще он был Распинателем. Они не умирают доброй или легкой смертью.
— Его убийцы там, на севере. — сказал Джуадек, возвращая прицел собрату, который не отказался от того, чтобы взглянуть на них еще раз, но после этого лишь покачал головой, совершенно не впечатленный.
— Их я уже видел. И все же... Как им удалось убить его?
— Пока что это остается тайной.
Клерик убрал прицел в подсумок и начал спускаться с груды камней, заботясь о том, чтобы не произвести лишнего шума.
— Скажи мне вот что, брат... — сказал он Джуадеку, когда оба еретика скрылись от чужих глаз. — Если Люфурион убил их всех, то откуда тогда взялись эти байки?
— Жреец заявлял, что об этом ему поведал демон.
— Тогда моему брату нужно получше хранить свои секреты.
Джуадек рассмеялся, как будто только что понял какую-то забавную шутку.
— Хе-хе... Жреец и Клерик.
— Замолчи, если не желаешь расстаться со своим идиотским языком.
— Признай, это же смешно.
— Тебя все вокруг смешит, Джуадек.
— Но эта шутка — в особенности... Как и смерть.
— Интересно, а над своей собственной кончиной ты так же будешь смеяться?
Джуадек резко замолчал.
— Так я и думал. — произнес Клерик.
Спустившись вниз, десантники Хаоса укрылись в руинах и начали свой долгий путь назад, к своим темным владыкам.