Пир ужасов / Feast of Horrors (рассказ)
 | |
| Автор | Крис Райт / Chris Wraight |
| Переводчик | Алексей Волков |
| Издательство | Black Library |
| Год издания | 2012 |
| Подписаться на обновления | Telegram-канал |
| Обсудить | Telegram-чат |
| Экспортировать | EPUB, FB2, MOBI |
| Поддержать проект
| |
Хельмут Детлеф заставил коня остановиться. Солнце садилось у него за спиной. Тени в лесу становились длиннее, и скрученные ветви предвещали наступление зловещей ночи. Будь он один, Детлеф возможно и почувствовал бы беспокойство. Дремучий лес после наступления темноты был не лучшим местом для юного, неопытного сквайра.
Но он не был один. Человек рядом с ним сидел верхом на массивном боевом коне. Он был облачён в полный комплект брони и вооружён длинным покрытым рунами мечом. Густая борода падала ему на грудь, закрывая Имперский геральдический знак, выгравированный на металлической поверхности. Его плащ ниспадал с украшенных золотом наплечников, а шлем без забрала был увенчан лавровым венком. Только одному человеку было разрешено носить такую древнюю броню - чемпиону Императора, Людвигу Шварцхельму, блюстителю Имперского закона и носителю устрашающего Меча Правосудия.
По сравнению с этим, титулы Детлефа - сквайр, гонец, иногда глашатай - были довольно невпечатляющими. Однако служить такому человеку уже было великой честью. Детлеф едва покинул деревню и прослужил в Рейкландских алебардщиках меньше двух лет. В течение нескольких месяцев с тех пор, как он присоединился к Шварцхельму, он уже успел повидать такое, о чём человеку вдвое старше его не приходилось и мечтать.
- Это оно? - спросил он, указывая вперёд.
- Это оно, - ответил Шварцхельм. Его голос был твёрдым как сталь со слабым оттенком аверландского акцента. Шварцхельм говорил редко. И когда он это делал, мудрым решением было начать слушать.
Деревья росли по обеим сторонам дороги, низко склонившись над ней, будто собираясь схватить неосторожного путника и утащить его в тёмную чащу леса. Это чувство не покидало его с тех пор, как они покинули линию фронта в Остланде. Лес Теней оправдывал своё название на каждом шагу.
Через несколько ярдов впереди лес уступал место поляне. В слабом свете она выглядела серой и мокрой, однако бастион, возвышающийся над ней, был полной противоположностью. Здесь, за несколько миль от ближайшего города и изолированный в однообразной чаще леса, раскинувшийся особняк стоял на страже. Стены были построены из камня и почерневшего от времени дуба. Изысканные фронтоны украшали покатые крыши, резко поднимающиеся на фоне неба. Печать Остланда, бычья голова, была демонстративно выгравирована над широким главным проходом, а статуи в форме грифонов, виверн и других зверей взирали с мрачной аллеи. Тёплый свет лился из узких окон со средником, и столбы густого дыма поднимались из множества труб.
- Как я должен обращаться к нему? - спросил Детлеф, чувствуя своё невежество. Сложность обучения его обязанностям была непомерно высокой, а Шварцхельм не терпел ошибок.
- Он барон. Обращайся к нему «Господин».
Или, если быть более точным, Барон Хельвон Дракенмейстер Эгберт фон Раукен, владелец имения, которое покрывало сотни квадратных миль. Когда-то Детлеф посчитал бы это пугающим, но после службы со Шварцхельмом, это казалось пустышкой.
- Я поеду вперёд, чтобы представить вас.
Шварцхельм кивнул. Его серые глаза вспыхнули на грубом, суровом лице.
- Хорошо.
Их прибытие было неожиданным. Несмотря на это, управляющему барона удалось устроить неплохое шоу. Слуги, приготовившиеся ко сну, были вытащены из постелей и загнаны на кухню. Самого управляющего разбудили и сказали надеть парадный костюм. К тому времени, как солнце наконец опустилось за западный горизонт, банкет, соответствующий гостям, был подготовлен. Детлеф находил процесс весьма забавным. Смесь раздражения и страха на лицах обслуги особняка с лихвой окупала долгую дорогу.
Банкетный зал Раукена, как и все комнаты в доме, был с избытком исполнен в стиле барокко. Высокая крыша была украшена безвкусными фресками Имперских мифов, освещёнными огнём, ревущим в мраморной оправе очага. Пол тоже был мраморным, в чёрно-белую шашечку, как неф имперской часовни. Стол выглядел так, будто его вырезали из монолитного куска дерева, даже несмотря на то, что он был больше тридцати футов в длину. Его поверхность была отполирована до зеркального блеска, отражая свет десятков канделябров на сверкающие хрустальные чаши и серебряные тарелки.
Гости, десяток из них, не уступал в помпезности. Все выглядели хорошо откормленными и удобно одетыми. Дамы были облачены в платья сотен оттенков, драпированные кистями, бантами и линиями жемчуга. Даже за столь короткий срок им удалось привести свои седеющие волосы в кучи шатающегося величия, пронзённого золотыми нитями и изумрудными шпильками. Их обвисшие лица были заштукатурены свинцовой пудрой, а губы и щёки сильно нарумянены. Наконец показались и их супруги, обмотанные поясами, медалями, облачённые в напудренные парики и инкрустированные драгоценностями гульфики. Они расселись по своим местам, тряся щеками от нетерпения, когда же принесут еду.
Со своего места на краю комнаты Детлеф внимательно наблюдал за ними, пытаясь узнать тех, о ком говорил Шварцхельм. Большая часть собравшихся были родственниками Раукена, но некоторые из его самых приближённых помощников тоже были приглашены. Среди них был Осберт Хальптраум, личный врач Раукена, жирный с серым лицом мужчина с залысинами и мешками под глазами. Рядом с ним сидел Юлий Аденауэр, советник, с тонкими губами, когтистыми пальцами и косыми взглядами. Его жиденькая бородка выглядела тонкой даже при плохой освещённости, а манерой поведения он напоминал пародию на женщину.
Во главе стола сидел сам Раукен. Он был массивным, краснощёким, с носом картошкой, перепаханным сеткой лопнувших вен. Он был облачён в одежды из бархата, которые, однако, не очень-то скрывали его огромное пузо. Когда он дал сигнал гостям занимать места, множество его подбородков задрожали словно желе.
- Это честь для нас, - сказал он на удивление высоким голосом. - Настоящая честь. Не каждый день этот дом принимает одного из величайших героев Империи.
Ропот признательности пробежал по толпе. Шварцхельм, сидящий по правую руку от Раукена - на почётном месте - остался невозмутимым. Он всё это слышал раньше. Он сменил свой доспех на обычную одежду в красных и белых цветах имперского двора, но всё равно выглядел самым внушительным из всех присутствующих в зале.
- Так давайте есть, - произнёс Раукен, - и праздновать это счастливое событие.
Большего гостям и не нужно было. Тут же они начали нагребать кучи съестного себе на тарелки: печень ягнят, запечённых голубей, фаршированных кроликов, сладкое мясо, куски фазаньего пирога, какую-то тёмную жижу с плавающими в ней перепелиными яйцами, свиные щёки в желе - всё это запивалось щедрыми порциями тёмно-красного вина, которое, как знал Детлеф, привезли из виноградников герцога д’Алембурга-Раукена, раскинувшихся в Гийе Маршан на берегах Бриенне.
Как и все слуги присутствующих здесь, Детлеф сидел позади своего господина на случай того, если ему понадобится что-нибудь во время банкета. У него в животе заурчало, когда он увидел, как гости запихивают изысканные блюда себе во рты. По крайней мере, его положение позволяло услышать разговор.
- Так чем мы обязаны такой чести, господин? - спросил Раукен, тщательно пережёвывая инжир с фаршем.
- Император пожелал, чтобы я встретился со всеми его подданными, - ответил Шварцхельм. Он не притронулся к еде и вытащил полоски вяленого мяса из мешочка на поясе.
- Что ж, надеюсь с уплатой десятины проблем нет. Аденауэр, у нас всё в порядке?
- Конечно, господин, - ответил советник, вытирая жир с подбородка. - Все записи доступны для проверки.
- Очень хорошо, - произнёс Раукен, нервно поглядывая на Шварцхельма. - Почему вы не едите, господин?
- Только не такое дерьмо, как это. Предпочитаю собственную еду.
Категоричный отказ Шварцхельма оборвал беседу, словно тупое лезвие топора. Одна из женщин нервно рассмеялась, но вскоре замолкла, когда поняла, что это была не шутка.
Детлеф улыбнулся. Трапеза обещала быть забавной. И только сейчас он заметил служанку, сидящую рядом с ним. Она была пухленькой и румяной, как и остальные, но гораздо моложе. Он поймал себя на том, что смотрит на её грудь, обаятельно открытую глубоким вырезом и подчёркнутую туго затянутым корсетом.
Служанка улыбнулась ему, и её глаза сверкнули в свете свечей.
- Вы уже поели? - прошептала она.
- Нет, - прошипел он в ответ. - Умираю с голоду.
- Найдите меня, когда всё это закончится. Мы что-нибудь придумаем.
Детлеф улыбнулся. Этот вечер становился всё лучше и лучше.
К полуночи стулья были отодвинуты, и гости, пошатываясь, начали разбредаться по комнатам, рыгая и вытирая рты. Барон фон Раукен встал из-за стола последним, героически сокрушив четырёхуровневый пудинг из сала, выполненного в виде довольно неплохой копии Великой колокольни в Талабхейме.
Вскоре в комнате не осталось никого, за исключением Шварцхельма и Детлефа. Свечи почти догорели и отполированные подставки были покрыты воском. Детлеф уставился на объедки, оставшиеся на тарелках, с урчащим животом.
- Даже не думай, - сказал Шварцхельм. - Эта еда не для солдата.
- Да, господин, - ответил Детлеф, в тайне надеясь, что Шварцхельм уйдёт, и ему удастся отведать маринованную свиную рульку.
- Можешь немного поспать.
- Да, господин.
- Как только очистишь мои доспехи.
- Да, господин.
Шварцхельм внимательно посмотрел на него. Как всегда его выражение было непостижимым. Всё равно что пытаться прочитать гранитные скалы гор Края Мира.
- Где находится твоя комната?
- Над кухней.
- Оставайся там. И возьми меч в кровать.
Детлеф почувствовал внезапный приступ тревоги.
- Думаете, будут проблемы?
- Я не посещаю этих бесполезных жирдяев ради удовольствия, - сказал Шварцхельм, не скрывая презрения в голосе. - Император беспокоится насчёт этого барона.
- Он смухлевал с налогами? - спросил Детлеф.
- Напротив. Он оплатил их все.
Детлеф покачал головой. Пути аристократии были неисповедимы для него.
- Тогда я буду держать ухо востро.
Шварцхельм проворчал что-то, что могло означать одобрение.
- Возьму-ка я это на потом, -сказал рыцарь, стянув сочный кусок бычьего желудка со стола. Не взглянув на сквайра, он вышел из комнаты, захлопнув за собой дверь.
Детлеф дождался, когда тяжёлые шаги стихнут, затем принялся за дело. Предвкушая пир, его желудок задёргался от нетерпения.
- Полегче, - сказал Детлеф сам себе. - Всего лишь несколько кусочков для поддержки сил. Затем я преступлю к делам.
Час спустя в доме было тихо и спокойно. Высоко в западной башне врач Хальптраум бегал вверх и вниз в своей спальне. Он всё ещё был одет в чёрные одежды своей службы. Его кровать оставалась нетронутой, и осушённый кубок вина стоял на столе. Он выглядел взволнованным, а его пальцы дёргались. Рядом с кубком лежал длинный, изогнутый кинжал. В скудном свете свечей было трудно рассмотреть рукоятку, но на клинке была выгравирована какая-то надпись. На языке, не похожем на Рейкшпиль.
- В эту ночь, - прошипел он. - Всех ночей…
В дверь постучали. Хальптраум подскочил, выпучив глаза.
- Кто там?
- Аденауэр. Могу я войти?
Хальптраум убрал кинжал в верхний ящик стола и закрыл его.
- Конечно.
Аденауэр вошёл, выглядел он ужасно. Его кожа, до этого бледная, теперь была белой, словно у мертвеца. Его жиденькая бородка, казалось, превратилась во вьющийся волосок, а его вытаращенные глаза слезились.
- Осберт, ты должен помочь мне, - сказал он, сквозь сжатые зубы. Одну руку он прижимал к вздувшемуся животу, а другую к виску.
- Ты всё ещё здесь? - спросил врач, очевидно, нисколько не сочувствую.
- Что ты имеешь в виду? Я болен, мужик. Разве ты не видишь?
Хальптраум холодно улыбнулся.
- Я врач. И да, ты болен. Ты должен быть на кухне вместе с остальными.
Аденауэр выглядел растерянным.
- Можешь дать мне что-нибудь? Я…о, боги преисподней…
Его начало громко рвать. Тонкая линия мокроты протянулась по подбородку, а его тело согнулось пополам.
Хальптраум оставался в высшей степени безразличным.
- У меня нет на это времени, Юлий. Ничто из того, что я могу дать, не поможет тебе. По правде говоря, это потребовало нескольких месяцев подготовки. Всё ради этой ночи. Этой единственной ночи. Ночи, когда он появится.
Аденауэр опустился на колени. Мокрота превратилась во влажный кровавый след. Его живот корчился под мантией, словно животное пыталось вырваться из него.
- Сигмар! - закричал он, загибаясь в агонии. - Помоги мне!
Хальптраум присел рядом с ним, игнорируя усиливающийся гнилостный смрад, исходящий от советника.
- Он уже не может помочь тебе, старый друг. Тебе лучше спуститься в кухню. Там ты найдёшь остальных.
Глаза Аденауэра выглядели так, будто они не видят ничего. Язвы начали пульсировать на лице, распространяясь с ужасающей скоростью. Его язык вывалился, чёрный словно чернила, роняя капли слюны ему на грудь. Он рухнул на пол, парализованный болью.
Хальптраум встал и вернулся к столу. Он достал кинжал, не обращая внимания на судороги изменяющегося советника.
- Ты не предотвратишь это, - прошипел он, обращаясь уже не к Аденауэру. - Мне не важно, кто ты. Ты не предотвратишь это.
С этими словами он вышел из комнаты и направился по коридору. За его спиной Аденауэра нещадно рвало. Свернувшиеся комки желчи шлёпнулись на пол, слегка дымясь. Ещё несколько мгновений он оставался на месте, дыша и рыдая, из каждого его отверстия сочилась жидкость.
Затем что-то изменилось. Он поднял своё тонкое лицо. Оно плакало слизью вместо слёз. Глаза, или то, что от них осталось, засияли бледным болотным светом.
- Кухня! - проклокотал Аденауэр, хотя голос больше походил на животное рычание. Казалось, будто он наконец что-то понял. - Кухня!
Затем он тоже покинул комнату, перетаскивая себя по полу, оставляя след слизи за собой. Дверь закрылась, и свечи потухли.
В комнате Шварцхельма не горело ни одной свечи. Ставни было наглухо закрыты, и тьма была абсолютной. Ничто не двигалось. Где-то в глубине дома раздался скрип, затем всё снова стихло.
В темноте пролетали секунды.
Медленно, бесшумно дверная ручка начала поворачиваться. Дверь распахнулась на смазанных петлях. Снаружи была так же темно, как и внутри. Что-то вошло. Тихо, медленно, оно подошло к кровати. Клинок поднялся над матрасом.
Он завис в воздухе, невидимый, неподвижный на ужасное мгновение.
Затем он опустился один раз, два, три, прокалывая мягкую плоть. Всё ещё беззвучно. Нож был искусным оружием. Он убивал множество раз за прошедшие тысячи лет и знал, куда нужно бить.
Хальптраум стоял, сотрясаясь всем телом, растерявшись в темноте. Он чувствовал как тёплая кровь с клинка капает на пальцы. Дело сделано. Благодаря Отцу, пир был спасён.
Двигаясь осторожно, он подошёл к столу у дальней стены. Он должен был убедиться.
Он высек искру из кремня и пламя возродилось к жизни. Он зажёг фитиль свечи и свет упал ему на руки. Дрожь утихала. Он сделал это. Он спас всё. Он развернулся.
Шварцхельм со всей силы ударил его по лицу, сломав ему шею, тело кубарем прокатилось по столу и ударилось об стену. Хальптраум сполз на пол. Кровь закапала из открытого рта, скривившегося в последнем выражении ужаса. Кинжал с лязгом упал на каменный пол.
- Ничтожество, - пробормотал Шварцхельм.
Он подошёл к тому месту, где повесил меч. Бычий желудок всё ещё истекал жидкостью прямо на кровать. Он взял святой клинок и вытащи его из ножен. Всё ещё одетый в обычную одежду, он направился к двери.
Всё-таки Раукену было, что скрывать. Настало время раскрыть это.
Детлеф громко рыгнул. Возможно, он слишком увлёкся. По крайней мере, он утолил голод. Теперь можно было заняться делами. Последний взгляд, окинувший его спальню, замер на броне Шварцхельма, лежащей разобранной в углу, всё ещё грязная после путешествия. Он может отполировать её перед рассветом - старый скряга не наденет её раньше.
Затем он заметил свой короткий меч, лежащий на кровати, именно там, где Шварцхельм советовал оставить его. Возможно, ему следует взять его с собой. Он до сих пор не был уверен в том, что ему следует чего-то опасаться, но это могло впечатлить…как её звали? Ему нужно было вспомнить прежде, чем он найдёт её. По его опыту, женщины - даже такие жаждущие и сочные, как эта - любили подобные мелочи.
Гретта? Хильдегард? Брунгильда?
Он взял меч и вышел из комнаты. Он вспомнит рано или поздно.
Коридор утопал во тьме. Она казалось сверхъестественно тёмной, как будто естественный свет высосали из воздуха и как-то уничтожили. Он держал свечу перед собой одной рукой, а другой крепко сжимал рукоять своего меча. Не было слышно ни звука, и никого не было видно. Всё, что теперь оставалось, это вспомнить путь к её комнате.
Мимо посудомойни и трофейной комнаты, затем вниз на кухню. Ничего сложного.
Детлеф шёл, чувствуя, как старый деревянный пол прогибается под ним. Он прошёл ряд дверей в темноте, все были закрыты. Дом слегка поскрипывал и щёлкал вокруг него. Смутно он слышал скрип деревьев снаружи, когда ночной ветер колебал их истощённые ветви.
В конце коридора лестница вела прямиком вниз. С того места, где он стоял, казалось, что снизу исходит свечение. Детлеф ускорил шаг. Может быть Гертруда оставила для него зажжённую свечу.
Он добрался до основания лестницы. Ещё один коридор разверзся перед ним с новым рядом дверей с обеих сторон. Одна из них была открыта. Он просунул свечу сквозь дверной проём. Свет отразился от трупов, висящих там, чьи глаза сверкали словно зеркала.
Фазаны, кролики, зайцы свисали с железных крюков. Трофейная комната. Он был близок. Детлеф пошёл дальше вниз по коридору. В конце был виден свет, обрамлявший края закрытой деревянной двери. Волнение начало возрастать в нём. Бригитта была так же хороша, как и её слова.
Он дошёл до двери, убедившись, что его меч хорошо видно. Все симпатичные девушки любили солдат. Затем со всей помпезностью, на которую он был способен с обеими занятыми руками, он потянул дверь.
Дверь с лёгкостью распахнулась. Болотно-зелёный свет пролился из помещения, отбросив тень Детлефа в коридор. То, что лежало внутри не были ни Гертрудой, ни Бригиттой, ни Брунгильдой.
Детлеф понял, что несмотря на все его ожидания, он бы не так уж разочарован. Он был слишком занят собственным воплем.
Шварцхельм бежал по коридору, держа в руках фонарь. На верхних этажах никого не было. Весь дом словно опустел. Только это уже было поводом для беспокойства. Он вышиб дюжину дверей, не заботясь о тех, кого он мог потревожить, но все комнаты оказались пустыми.
Он ворвался в комнату Детлефа, высоко подняв фонарь. Он увидел свою броню, нетронутую и сваленную в углу. На кровати лежала оловянная пластина с несколькими крошками на ней и больше ничего. Не было ни меча, ни сквайра.
- Чёртов идиот, - пробормотал он, выходя из комнаты. В конце коридора лестница вела вниз. Он смог увидеть очень слабое зеленоватое свечение. Его сердце похолодело. Он вытащил меч, и сталь тихо загудела, покинув ножны. Меч Правосудия был древним, и дух оружия знал, когда отведает вкус битвы. Шварцхельм уже чувствовал его жажду. Рядом находилось что-то нечестивое.
Он побежал, преодолев лестницу и распахнутые настежь двери пустых комнат. Он увидел дверной проём в конце коридора, сияющий бледным зелёным светом, словно фосфор. Внутри двигались какие-то формы, нечёткие в кружащемся тумане вонючего пара.
- Благодать Сигмара, - прошептал Шварцхельм, не сбавляя шаг и обронив фонарь на пол - больше он ему не понадобиться.
Он ворвался внутрь. Зелёный свет заливал всё, болезненное, приторное освещение, которое, казалось, корчилось в воздухе по собственной воле. Стены были забрызганы ошмётками желчно-жёлтой жижи, которая въелась в строительный раствор и стекала по камням. Вонь была невыносимая - смесь гнилой плоти, рвоты и экскрементов. Он почувствовал, как споры прицепились к нему, выпуская газы и жидкость при каждом движении его мощных конечностей.
Когда-то это была пекарня. То, что раньше было печью, потерялось под полипами наростов заплесневелого теста. Мухи были повсюду, жужжащие и роящиеся над пропитанными слизью поверхностями. Это были огромные, блестящие ужасы, в меньшей степени насекомые и больше похожие на пустулы с крыльями.
- Детлеф! - заорал Шварцхельм, пытаясь заметить выход из клубящихся миазмов.
На его зов ответили, но это был не сквайр. Гости с банкета шли к нему, таща за собой раздувшиеся животы. То, что осталось от их кожи, свисало, словно лохмотья с блестящих мускулов, хлопая по сухожилиям и крошащимся жёлтым зубам.
- Приветствуем, лорд Шварцхельм! - издевались они, протягивая к нему пухлые пятнистые пальцы. - Добро пожаловать на Пир!
Шварцхельм бросился на них, рубя и коля своим мечом. Сталь проходила сквозь гнилую плоть, выбрасывая сгустки внутренностей в зловонный воздух. Их были десятки, как и прежде, и они хватали его за одежду. Он оттолкнул их, прежде чем проткнуть мечом их разорванные внутренности. Они распадались на части, не чувствуя боли, только цепляясь за него, царапая плоть, пытаясь впиться своими ослабевшими, свисающими челюстями в его руку.
У Шварцхельма не было на это времени. Он пинком оттолкнул их, сбив одного с ног, а затем наступил сапогом на скальп, раздавив его череп словно яйцо. Они продолжали наступать, даже когда он отсекал им конечности и ломал хребты. Только обезглавливание, казалось, убивало их. Дюжину раз Меч Правосудия сверкал в темноте, и дюжину раз отсечённая голова падала на камни и катилась по светящейся мешанине частей тела.
Он отпихнул оставшиеся скользкие, дёргающиеся тела и побежал вперёд через пекарню к коридору снаружи. Так вот, что за ужас скрывал Раукен.
Чем дальше он шёл, тем хуже всё становилось. Стены коридора были покрыты блестящей плотью, испещрённой пульсирующими артериями с чёрной жидкостью. Внутри были заключены лица, бредящие от ужаса. Кому-то удалось высунуть руку, тщетно царапая удушающую поверхность. Другие висели неподвижно, чёрная жидкость накачивалась в них, превращая в новое свежее блюдо.
Шварцхельм убил столько, сколько смог, оказывая услугу тем, кто ещё дышал и убивая тех, кто потерял человечность. Сталь разрезала туго натянутую кожу, разрывая занавес плоти и проливая ядовитую жидкость на пол. Как только он закончил, слабый крик донёсся дальше по коридору. Он направлялся в самое сердце происходящего.
Следующая комната была огромной и душной, полной медными чайниками и железными котлами, в каждом из которых кипел мерзостный суп и чудовищное рагу. Груды человеческих хрящей переваливались через края, падая на залитый кровью пол и шипя. Толстые пауки с шипованными лапами ползали в жиже между раскрывающимися кладками яиц мух и длинных белых червей. Флаконы с полупрозрачной плазмой неистово кипели, проливая содержимое на куски прогорклого шевелящегося мяса. Всё двигалось в гротескной пародии на кухню.
В центре находился Раукен. Его тело разрослось до отвратительных размеров, вывалившись из одежды, которая раньше прикрывала его. Его плоть, блестящая от пота и покрытая венами, была похожа на огромную опухоль. Тёмные формы метались под кожей, а длинный пурпурный язык вывалился на его жирную грудь, истекая нитками слюны. Когда он увидел Шварцхельма, он ухмыльнулся, обнажив ряды чёрный тупых зубов.
- Добро пожаловать, почётный гость! - закричал он, голосом тяжёлым от мокроты. - Хорошая ночь, чтобы посетить нас!
Шварцхельм не ответил. Он набросился на монстра, разрубая податливую плоть. Она легко разошлась, открыв сгнившие внутренности, кишащие личинками. Раукен едва ли почувствовал это. Он открыл свои опухшие челюсти и изрыгнул струю рвоты прямо в рыцаря. Шварцхельм увернулся от основной части потока, желудочная кислота проела ткань и обожгла кожу. Он продолжил атаковать, отсекая куски вонючего мяса, подбираясь ближе к голове с каждым ударом.
- Ты не испортишь этот праздник! - проревел барон. - Мы только начали!
Он изрыгнул ещё больше рвотных масс. Шварцхельм почувствовал острую боль, когда желчь врезалась в его грудь, разъедая ткань и прижигая плоть. Мухи застилали глаза, пауки бегали по рукам, пиявки ползали по лодыжкам. Его затаскивали в нечистоты.
С огромным усилием Шварцхельм вырвался из когтей этих ужасов и взмахнул мечом. Сталь отсекла раздувшуюся голову Раукена начисто, отделив её от плеч и отправив в чан с кипящими миазмами. Огромный мешок плоти вздрогнул и затих, истекая едкой смесью крови и мокроты. Куски жирной плоти осели, свернулись и застыли.
Швацхельм постарался избавиться от всей мерзости, стряхивая ползучих гадов с конечностей и срывая пропитанные рвотой тряпки с груди. За его спиной что-то пришло в движение, и он развернулся, подняв меч.
Он опустил его. Это был Детлеф.
Парень, казалось, вот-вот умрёт от страха. Его лицо было бледным, словно молоко, а по щекам бежали слёзы ужаса.
- Что это такое? - закричал он, вытаращив глаза.
Шварцхельм положил руку ему на плечо, успокаивая.
- Будь сильным, - скомандовал он. - Выходи наружу - путь свободен. Позови на помощь, а затем жди меня у ворот.
- Вы не пойдёте со мной?
Шварцхельм покачал головой.
- Я убил лишь обедающих, - прорычал он. - Но повара пока не нашёл.
Туман становился гуще. Словно пробираешься сквозь завесу зелёной пыли. Шварцхельм ступал осторожно, ощущая, как сапоги вязнут в полу. За кухней была крохотна дверь, наполовину скрытая за рядом кипящих чанов. Мухи неистово жужжали, забивая его глаза и рот. Он дышал носом и двигался вперёд.
Перед ним предстала комната. Она была небольшой, возможно двадцать квадратных футов, и с низким потолком. Может быть в прошлом это было хранилище. Теперь банки и глиняные горшки были переполнены плесенью и продуктами разложения. Воздух едва был пригоден для дыхания, тяжёлый от спор и сырости. Скопления грибов словно паутина протянулись от пола до потолка, некоторые светились слабым свечением, скрывая то, что находилось в центре.
- Ты не тот, кого я ждал, - раздался женский голос.
Шварцхельм прорубил себе путь сквозь нечестивый заслон, чувствуя жжение, когда они касались его открытой плоти.
- Где мальчик? Его плоть была готова для насыщения.
Последняя из нитей была отброшена. В центре комнаты сидела ужасно жирная женщина. Она была окружена рулонами шелушащегося пергамента, которые были покрыты бесконечными списками ингредиентов. Язвы пузырились на её толстых губах, постоянно истекая грязно-коричневой жидкостью. Она была одета в когда-то туго затянутый корсет, но ткань порвалась, и её непомерное тело вывалилось из него. Кожа была поражена чумой. Некоторые её куски были съедены подчистую, открывая пятна белого жира или истощённых мускулов. Другие сияли ярко красным цветом, с блестящей кожей, растянувшейся от какой-то созревающей заразы. Фурункулы боролись за место с бородавками, смертельно заразная сыпь окружала наросты, готовые взорваться. Её бёдра были похожи на давно сгнившие свиные окорока, а её глаза покрылись плёнкой и были подёрнуты кровью.
- Он ушёл, - сказал Шварцхельм. - Меня не так легко провести.
Женщина засмеялась, и похожая на кашу жижа каскадом заструилась по её многочисленным подбородкам.
- Жаль, - проклокотала она. - Не думаю, что в твоей жизни было много женщин. Верный монах Карла Франца, да? Такого не говорят о Хельборге. Наконец-то появился мужчина, ради которого я смогу готовить.
Шварцхельм не шелохнулся.
- Что ты такое?
- О, просто кухарка. Когда я пришла сюда, еда была отвратительной. Теперь, как видишь, стало гораздо лучше, - она нахмурилась. - Это должна была быть наша праздничная ночь. Я думаю, что ты скорей всего всё испортил. Как ты узнал?
- Я и не знал, - ответил Шварцхельм, готовясь к удару. - Инстинкты Императора как правило не подводят.
Он бросился на неё, взмахнув мечом по дуге. Чудовищная женщина распахнула свои челюсти. Они открылись куда шире, чем позволяли человеческие сухожилия. Ряды зубов-игл сверкнули, облизываемые кроваво-красным языком, покрытым присосками. Её пальцы с длинными и изогнутыми ногтями потянулись, чтобы заблокировать удар.
Шварцхельм работал быстро, опираясь на своё непревзойдённое мастерство владения мечом. Ногти промелькнули мимо него, когда он обошёл её защиту, отсекая жирные куски точными, идеально направленными ударами.
Её шея вытянулась, словно змея. Её зубы щёлкнули, когда она потянулась к его ярёмной вене. Он отпрянул, и она кусок бороды, выплёвывая волосы с отвращением. Затем он снова подскочил к ней, пронзая клинком её раздутое тело, пытаясь получить прореху в защите, которая была ему необходима.
Они обменивались ударами и парировали, зубы и когти против сверкающей стали Меча Правосудия. Лезвие проникало глубоко, выбрасывая фонтаны гноя и приторной, липкой субстанции. Женщина отбивалась, скребя ногтями по груди Шварцхельма, погружая их кончики в его плоть.
Он взревел от боли. Он освободился от когтей, кровь заливала его одежду. Шея снова щёлкнула, целясь в его глаза. Он увернулся в последнюю секунду, проскользив по луже помоев под ногами и опустив руку.
- Ха! - выплюнула она и бросилась на него.
Инстинкты Шварцхельма говорили ему отступить, увернуться, всё что угодно, чтобы избежать участи быть проглоченным этой ужасной волной болезней и гнили.
Но инстинкты могли уступить опыту. Он получил свою возможность. Быстрый, словно мысль, он кинулся вперёд под нависший кошмар, направив Меч Правосудия остриём вверх и схватив рукоять обеими руками. В её глазах промелькнула вспышка понимания, но она уже ничего не могла с этим поделать. Сталь прошла сквозь её шею, скопление искажённых вен и наростов.
Она закричала, щёлкая зубами перед лицом Шварцхельма, корчась, когда рунный клинок обжигал её гнилые внутренности.
В этот раз Шварцхельм не отступил. Он посмотрел ей прямо в лицо. Он не улыбнулся даже тогда, но тёмный взгляд триумфа вспыхнул в его глазах. Он провернул меч, погружая его глубже, чувствуя, как он свершает своё предназначение.
- Пир окончен, - сказал он.
Наступил рассвет, серый и холодный. Его ноги болели, грудь сковало, Шварцхельм распахнул огромные двери, ведущие в замок, впуская промозглый воздух леса внутрь. Он был густым от запаха древесной коры, но по сравнению с мерзостью из кухни внизу, он был подобен свежему горному бризу. Он захромал вперёд, прижимая руку к окровавленной груди. Культ был очищен. Все были мертвы. Всё, что оставалось - это сжечь замок, но об этом позаботятся другие. Вновь он исполнил свой долг. Закон был поддержан, а задача выполнена. Почти.
Сразу за воротами одинокая фигура вздрогнула, сгорбившись на земле и обхватив лодыжки. Шварцхельм подошёл к нему. Детлеф казалось, не услышал, как он подошёл. Его глаза остекленели, а нижняя губа дрожала.
- Ты нашёл кого-нибудь наверху? - спросил Шварцхельм. Хоть это и давалось ему нелегко, он пытался сделать голос помягче.
Детлеф кивнул.
- Мальчик из деревни. Он отправился за жрецом. Люди уже направляются сюда.
Голос сквайра дрожал. Выглядел он ужасно. И его нельзя было упрекнуть в этом. Ни один смертный не должен был видеть подобные вещи.
- Хорошая работа, парень.
Шварцхельм посмотрел на меч в своих руках. Отравленные внутренности забились в руны. Понадобится вечность, чтобы очистить его.
Он посмотрел на Детлефа. Ему было жаль. Парень был молод. Он должно быть был голоден. Была так много оправданий, даже несмотря на то, что он предупредил его не есть ту пищу. Этот последний удар был худшим из всех. Он подавал надежды. Он нравился Шварцхельму.
Детлеф посмотрел на него глазами, полными мольбы. Язвы начали появляться вокруг его рта.
- Всё закончилось? - жалобно спросил он, слёзы ужаса всё ещё блестели на его щеках.
Шварцхельм поднял клинок, тщательно прицеливаясь. По крайней мере, это будет быстро.
- Да, - произнёс он, преисполненный горя. - Да, закончилось.
