Просмотр кода страницы Последнее путешествие Элиссы Хэрроу / The Last Voyage of Elissa Harrow (рассказ)

{{Книга
|Обложка           =LastVoyage.jpg
|Описание обложки  =
|Автор             =Дэнни Флауэрс / Denny Flowers
|Автор2            =
|Автор3            =
|Автор4            =
|Автор5            =
|Переводчик        =Brenner
|Издательство      =Black Library
|Серия книг        =
|Сборник           =
|Источник          =
|Предыдущая книга  =
|Следующая книга   =
|Год издания       =2020
}}

{{Цикл
|Цикл           =
|Предыдущая     =[[Рука Хэрроу / The Hand of Harrow (рассказ)|Рука Хэрроу / The Hand of Harrow]]

[[На дне / Low Lives (новелла)|На дне / Low Lives]]
|Следующая      =
}}

Плот, медленно плывший по токсичным водам, был сооружен без изысков и представлял собой немногим более чем просто дюжину бочек, связанных вместе вьющимися растениями. Его единственная пассажирка, расположившаяся на корне судна, стояла неловко, главным образом опираясь на переднюю ногу и крепко сжимая весло обеими руками. Ее правая рука и обладала достаточной силой, чтобы приводить плот в движение, но левая еле держала весло. Плоть там побледнела и покрылась волдырями.

Элисса Хэрроу осознавала повреждение конечности не больше, чем обращала внимание на боль, расходившуюся от бедра до лба, или же на потерю зрения левым глазом. Ее взгляд был устремлен вперед, словно сосредоточившись на некоем далеком берегу, до которого оставался всего десяток гребков. 

Она не оглядывалась назад и не задумывалась о существе возле кормы плота – тени, приставшей к судну. Прошлое было мертво, и она могла двигаться лишь вперед.

Сток не имел выраженных особенностей: непостоянный круговорот жидких отходов и токсинов, окутанный смогом. И все же она искала закономерность в переменчивости цветов – признаки сливной трубы или дренажного клапана. Чего угодно, что могло позволить отдохнуть от бескрайних вод. 

''«Ты гребешь кругами»'', – прошептал голос позади нее.

Руки крепче сжали весло.

Этого нет на самом деле, напомнила она себе. Просто проявление жажды и голода, как и те золотистые глаза, которые, как она могла поклясться, наблюдали за ней из тени. Этого следовало ожидать, и в подобной беде не было ничего позорного, однако она являлась аристократкой из дома Хэрроу, стояла выше мелких суеверий подулья и не собиралась потакать иллюзиям.

И все же, слова иллюзии имели смысл. Она не была знакома с течениями в стоке, а при практически полной бесполезности левой руки оставалось мало шансов, что она гребет прямо. Скорее всего, она кружила около центра озера, понемногу растрачивая остатки сил на очередное тщетное телодвижение.

Ее взгляд скользнул на левое запястье. Она попыталась не смотреть на скрюченные пальцы или бледную кожу, сползающую с предплечья, а сосредоточиться исключительно на надетом наруче. Металл выглядел неожиданно нетронутым нечистотами подулья, и все еще можно было разглядеть эмблему дома: золотой кинжал на кроваво-красном поле. Трясущимися пальцами она несколько раз простучала по гладкой поверхности.

– Вы слышите меня? – прошептала она, едва узнавая в хрипе собственный голос. – Леди Хэрроу?

Когда-то это устройство соединяло ее с миром наверху. Голоматрица проецировала фотосообщения из дома и позволяла выйти на связь с родней. Однако сток лишил ее даже этого, и она была совсем одна. Даже сумей она наладить контакт с домом Хэрроу, те не спасли бы ее. Во время поиска мачеха время от времени снабжала ее указаниями – обрывками информации, местоположением норы для отдыха – но некоторые из более чопорных родственников осудили бы даже это. До исполнения обета прямое вмешательство совершенно воспрещалось. Семья скорее предпочла бы, чтобы она умерла в муках, нежели задумалась о такой безвкусице, как жульничество.

Один раз она уже почти умерла, задыхаясь в чреве подулья. Убийца ее отца оставался сразу за пределами досягаемости, а респиратор скрывал его насмешливую улыбку. Из последних сил она схватила его и взвела гранату, чтобы взрыв забрал их обоих. Но он выскользнул из ее хватки, от чего бомба выпала у нее из руки. Взрыв открыл дорогу сточным водам, и токсичный поток унес ее прочь.

По воде прошла рябь, и плот покачнулся у нее под ногами. Она перенесла вес и скривилась, когда левая лодыжка вспыхнула болью. Она подозревала, что та сломана, раздроблена о скалу. В тот момент она этого не почувствовала – боль ничего не значила в сравнении с опаляющей мукой обожженной плоти. Наползла темнота, и она была ей рада, пока ее тело безжалостно не выбросило через трубопровод, и она не вырвалась на поверхность сточного озера.

Возможно, потоп лишил жизни и убийцу ее отца. Она сознавала, что умирает – мало кто без лечения переживал попадание в сток – но обрела бы покой, если бы обнаружила его тело, плавающее в воде лицом вниз. По крайней мере, так она могла бы умереть, сохранив свою честь.

Мысль о трупе напомнила ей о тени на корме судна.

Она закашлялась и ощутила на губе вкус крови. Находись она дома, в мраморных залах дома Хэрроу, что-то еще возможно было бы сделать – очистить ей кровь, омолодить плоть – но времени осталось мало.

Взгляд уцелевшего глаза метнулся на гнилостные воды. Она содрогнулась. Вне всякого сомнения, она достанется им, но у нее еще оставался выбор, как именно уйти. Истинная дочь дома Хэрроу предпочтет умереть стоя, так что она продолжит грести, пока не упадет. Больше ей ничего не оставалось.

''Просто расслабься''.

Шепот донесся прямо из-под ватерлинии. Она медленно покачала головой, устремив глаз на незримый берег впереди.

''В этот раз не будет так сильно жечь. Будет не так больно.''

Из ее горла вырвался звук, будто жалобное хныканье новорожденного. Вспыхнула злость – последние тлеющие угольки той ярости, что направила ее по этому пути, убедила, будто она в силах отомстить за отца и взять принадлежащую ей по праву рождения власть над домом. Она – не дрожащая тварь, вслепую прокладывающая курс по стоку. Она – Элисса Хэрроу. Единственное, чего она страшилась – уронить честь дома. Смерть была для нее участью куда милее.

Но гнев угас так же быстро, как и поднялся. Искру поглотил потоп. Ведь она знала правду. Ее поддерживала на ногах уже не честь, поскольку теперь было нечто такое, чего она боялась куда сильнее, нежели позора.

Ее взгляд вновь скользнул на воду.

Существуй иной способ, она бы воспользовалась им. Будь у нее нож, путешествие уже давно бы закончилось. Но клинок пропал, засев в плече убийцы. Возможно, он до сих пор оставался там. Это слегка утешало.

''Тебе не нужно оружие, чтобы забрать жизнь.''

– У меня не было выбора, – прошептала она, а затем обругала себя за то, что отвечает. Это все было у нее в голове: слова выползали из обрывков полусна. Жаль. Она бы предпочла более спокойный финал.

Вода снова всколыхнулась. На сей раз она была готова и использовала весло для поддержания равновесия, перенеся вес на здоровую ногу. Послышался влажный удар, что-то столкнулось с кормой плота. Элисса не обернулась, ей не было в этом нужды. Она могла представить себе плавающее в воде тело ловца, кожа которого в стоке побледнела и приобрела болезненно-желтый оттенок. Раньше она думала, что смерть разлучит того с кораблем, но его запястье было приковано к корме судна тонкой цепью. Элиссе было ее не разорвать, так что, похоже, ему суждено было сопровождать ее на последнем отрезке путешествия. Быть может, это являлось ее последним наказанием.

У нее не оставалось выбора. Она была почти в этом уверена.

Элисса понимала, что возвращение в Шпиль – это сон, даже когда золоченый экипаж уже беззвучно заскользил к огромному собору дома Хэрроу. Позволив иллюзии нахлынуть на нее, она плавно вышла из кареты, тихо ступая непорочно-чистыми кожаными ботинками по мраморному полу. Перед ней был главный вход, обрамленный фреской с образом святой Гарриетты, покровительницы дома Хэрроу. Она остановилась перед изображением, и на ее губах заиграла улыбка. Живая святая горделиво стояла в сияющем, словно солнце, доспехе и высоко заносила копье, поражая трехглавого дракона, мерзостная изумрудная кровь которого лужей собралась у ее ног.

Улыбка совсем чуть-чуть дрогнула – образ напомнил ей о грязи под Шпилем, об охоте, которая завела ее на самый низ подулья в погоне за человеком, убившим ее отца. Она лишала людей жизни – часть из них того заслуживала, часть не слишком – но во сне ее поиски не увенчались неудачей, а она не оказалась обречена на бесславную смерть в стоке. Во сне она забрала голову Калеба Пропащего: того, кто бросил вызов дому Хэрроу и погубил ее отца. 

Она снова улыбнулась и изящно зашагала вперед. Ей не мешали ни боль, ни рана, безупречная кожа лучилась. Закат заливал местность мягким янтарным светом, и в ее зеркалиновых одеждах как будто переливался огонь украденной звезды. За вратами располагались сады, растительность в которых привезли с лучших миров удовольствий в Галактике. На ветру плыл аромат медовой розы. Она ступила на мост из полированной бронзы. Внизу журчал хрустально-прозрачный ручей, воду в котором скрупулезно фильтровали до абсолютной чистоты.

На другом конце моста ждала ее семья в полных маскарадных нарядах. Их лица были спрятаны под изысканными масками из кости и золота. Она не удивилась, вдруг обнаружив, что одета так же. Ее прежнее одеяние исчезло, полумаска не до конца скрывала улыбку. Две дюжины крепостных слуг суетливо занимались делом, разнося канапе и бокалы с игристым кадиссийским вином.

Когда она приблизилась, все разговоры прекратились, а внимание устремилось исключительно на нее.

Она знала их всех, маски были такими же приметными и привычными, как и лица под ними. Многие из них являлись как союзниками, так и соперниками; сложная сеть троюродных братьев и сестер, которые с равным удовольствием чокались бокалами и обменивались выпадами. Однако сейчас было не время для мелочных дрязг, ибо она восторжествовала над врагами дома Хэрроу, и ее победа была и их победой. Ее обет исполнен, а лорд Хэрроу отомщен. В этот день она являлась героиней для них всех. 

Ей не показалось странным увидеть лорда Хэрроу, стоящего на подобающем ему месте в центре группы. Тот снова стал высоким, старческая скованность сгинула, а его плечи были широкими и могучими, как она помнила по временам своего детства. Он приподнял свой бокал ей навстречу, и даже несмотря на маску она поняла, что на его лице улыбка, какой еще никто прежде не видел. Ее сердце заволновалось, и потребовалось все самообладание, чтобы не позволить слезе скатиться по щеке.

Приблизившийся слуга предложил ей бокал игристого вина. В горле вдруг стало сухо, будто в пепле. Подавив желание резко схватить бокал, она элегантно взяла его с подноса и взвихрила прозрачную, как хрусталь, жидкость. Обернувшись к родне, она приподняла бокал, поочередно кивая каждому из них, пока не остался лишь отец. Элисса слегка поклонилась, а затем высоко вскинула и голову, и бокал.

Он не ответил тем же.

Она нахмурилась под маской и предприняла еще одну попытку.

Тишина.

Ее взгляд скользнул на бокал. Теперь вино было густой жижей, пронизанной тошнотворно-зелеными усиками. Стекло треснуло, и жгучая жидкость опалила ей руку. Она почувствовала запах собственной горящей кожи, боль разошлась по руке на плечо и лицо. Вскрикнув, она сорвала с себя маску, стремясь очиститься в водах ручья. Однако и тот стал вязким от нечистот, а бронзовый мост покрылся бирюзовой патиной.

Позади вновь раздался звук бьющегося стекла.

Все как один, ее родственники побросали свои напитки. Их руки скользнули под грязные одеяния и извлекли тупые клинки из гнутой стали. Они неторопливо двинулись на нее беззвучной поступью, словно плыли над щербатым мрамором. Она попыталась заговорить, запротестовать против такого отношения, но из горла не раздалось ни единого слова, лишь жалкое животное хныканье. Попыталась бежать, но упала – левая лодыжка не выдержала. Она перекатилась на бок, фигуры приближались. Теперь они были немногим более чем тенями, глядящими из-под растрескавшихся масок – все, кроме ее отца. Тот оставался в маске, но его наряд превратился в охотничье одеяние, которое она помнила с юности. Он надевал его, когда собирал команду охотников и спускался из Шпиля, чтобы испытать свою удаль в противостоянии с обитателями подулья.

Она вскинула руки, хватая его за запястье, чтобы отвести клинок в сторону. Пальцы зацепили маску и сорвали ее.

На нее уставился единственный мертвый глаз. Второго не было, его забрал тот же удар, что оборвал жизнь отца. Серая кожа имела землистый оттенок и была растянута, рот расплылся в застывшей предсмертной ухмылке. Он приставил к ее горлу клинок, и она с мимолетным удивлением признала собственное оружие.



Она очнулась, свернувшись у кормы лодки, дрожа и со стыдом обнаружив на щеке слезы. 

Возможно, это испарения стока размыли грань между сном и явью.

Стоило ей решить, что она проснулась и осознает происходящее, как вода на краю зрения вспучилась – во мгле приближалось какое-то жуткое существо. Моргнув, она развернулась навстречу, занося весло, будто копье. Движения причиняли боль, от левой руки практически не было толку.

Опершись на здоровую ногу, она оглядела неподвижный сток. По всем внешним признакам, в озере совершенно отсутствовала жизнь. Она знала, что это не так, что в глубинах стока рыщут ужасные твари, хотя пока что никто из них не показывался на поверхности. Возможно, верхний слой казался им непригодным для обитания. Должно быть, так и есть, сказала она себе.

Дважды она слышала взмахи крыльев, а однажды ощутила, как по лицу прошла тень. В тот момент она была уверена, что заметила, как нечто стремительно уносится из поля зрения, и с ней остался образ золотистых глаз, поблескивающих в тени. Лицо существа выглядело почти человеческим. Видение казалось вполне реальным, но она больше не могла доверять своему глазу.

Купол еле-еле поддерживал световой цикл, беспорядочными рывками переходя от ночи к дню безо всякой ясной закономерности. Мрак приносил с собой холод, который почти удавалось сдерживать плащом ловца. Больше на плоту не имелось практически ничего ценного – несколько разбросанных безделушек, за которые можно было бы выручить пару кредитов на торговом посту, но в Шпиле они ценились бы немногим дороже мусора. Ее взгляд привлекла к себе лишь одна вещь: страница, на которой фигура, потрясающая светящимся копьем, сражалась с громадным чешуйчатым зверем, чьи изодранные крылья заслоняли солнце. Рисунок выцвел, однако почему-то казался знакомым.

Когда освещение превратилось в имитацию рассвета, она съела завтрак – глоток жидкости, сцеженной из водного конденсатора ловца, и остатки предположительно съедобных грибов. Ловец хранил их рядом со своим примитивным конденсатором, но, насколько она знала, это были какие-то галлюциногены, которые он принимал, чтобы сгладить путь по озеру.

''Ты могла бы спросить.''

– Нет, не могла, – отозвалась она. Голос прозвучал странно, ожоги гортани искажали слова.

''Ты не хочешь поговорить?''

– Тут не с кем разговаривать. Ловец мертв. Какие бы секреты он ни хранил, они умерли вместе с ним.

''Тогда к кому же ты обращаешься?''

Она не ответила. Ей не следовало вступать в разговор, но голос был настойчив.

''Ты так легко забираешь жизнь''.

Она пыталась не реагировать, продолжая неотрывно глядеть на сток.

''Возможно, тебя достали из воды во имя милосердия.''

– Ты просто… ловец просто вытащил меня из стока, поскольку решил, что я мертва и что мой труп может оказаться ценным. Он бы убил меня в тот же миг, как понял, что я жива.

Этого она не знала наверняка. Ловцу так и представилось возможности заговорить. Как только он выволок ее на плот, кулак врезался ему в горло, лишив возможности дышать. Пока он давился, она схватила его голову и, навалившись собственным весом, погрузила ее в сток. После этого оставалось лишь подождать, пока он не прекратит сопротивляться.

''Как благородно.''

– Я сделала то, что должна была ради своего обета, – произнесла она, развернувшись к корме лодки, где в воде плавал ловец. Мертвые глаза того уставились на нее.

''Таков был твой обет? Убить безоружного человека?''

Голос исходил от трупа, хотя губы того не шевелились, а залитые водой легкие не дышали.

– Если низшее создание должно сгинуть, так тому и быть. Таков путь Хэрроу.

''Не слишком-то ты похожа на Хэрроу.''

В голосе слышалась насмешка.                   

Искра злости разгорелась вновь. Кривясь от пронзившей бок боли, она наклонилась в поисках цепи, которая связывала труп с плотом. Металл был крепким, нетронутым отравой стока. Она переключила свое внимание на замок, скреплявший цепь с кормой, и безрезультатно повертела его пальцами правой руки. Левая бесполезно повисла у бока.

''Проблемы?     ''

Зарычав, она ухватилась за труп. Тот был тяжелее, чем она ожидала, и разбух от сточной воды, однако ей удалось затащить торс на лодку. Ноги продолжали болтаться в воде. Она не могла отцепить его, но если перебить кости в его руке, то у нее, возможно, получится стянуть цепь через запястье ловца.

По лодке прошла тень. Застыв, она бросила взгляд вверх и едва не упала – судно качнулось на волне. Труп неожиданно рванулся прочь от нее, грозя сдернуть ее с корабля, словно сток пытался забрать ловца и ее вместе с ним. Она упиралась, напрягая все оставшиеся силы, пока тяга вдруг не прекратилась, а тело с легкостью не скользнуло обратно на плот.

То, что от него осталось.

Ловца разорвало напополам, отделив ноги от тела. Из обескровленных культей торчали кости. Элисса замерла, вперив взгляд в жуткую рану и все еще продолжая сжимать в руках его китель. Она не могла вспомнить, как дышать.

Что-то коснулось ее плеча.

Она крутанулась, шаря руками по своей спине, и уловила проблеск золотистых глаз, прежде чем тень успела унестись прочь из виду. Она метнулась вслед за существом, которое улетало к носу плота.

Именно это ее и спасло.

Сточный крокодил вырвался из воды возле кормы судна, обрушившись на плот и сбив ее с ног. Скользя навстречу пасти чудовища, она зашарила пальцами по палубе и ухватилась за пучок лозы. Стоило ей извернуться и убрать ноги, как челюсти захлопнулись, вгрызшись в тело ловца иззубренными зубами. Тварь выдрала кусок плоти, а затем снова нырнула во тьму стока.

Остатки трупа ловца – теперь уже почти что только голова с плечом – с ухмылкой глянули на нее. Уцелевшая рука все еще была крепко пристегнута к корме.



Они дрейфовали, двигаясь исключительно за счет течений стока. Элисса сжалась на корме, шевелясь лишь для того, чтобы осмотреть поверхность воды в поисках любых признаков возвращения монстра. То, что осталось от ловца, лежало на палубе рядом с ней. Она не решилась рискнуть сломать ему запястье и снять цепь – только не когда волнение могло вызвать зверя. Она не могла вспомнить, как именно охотится сточный крокодил; что именно его привлекает: запах или шум. Возможно, ни то, ни другое не имело значения. Теперь она была помечена, и он мог отыскать ее, куда бы они ни уплыли.     

Ей было известно, как он убивает свою добычу, хватая ту мощными челюстями и либо разрывая надвое, либо ныряя на дно стока. Она наблюдала это собственными глазами, когда какое-то время путешествовала с группой охотников за наградой. Одна из тварей унесла старого следопыта, и она до сих пор видела, как тот цеплялся за берег, пока сточный крокодил тащил его в илистые воды. Следопыт хорошо к ней относился, пока они странствовали вместе, но она уже не могла вспомнить, как его звали. Может быть, Гарак? Или Гарнекс?

Возможно, это был один и тот же зверь. Впрочем, озеро имело колоссальные размеры – пространства хватало для множества подобных хищников. У него гнездо на берегу? Может быть, нападение означало, что она находится неподалеку от суши. Не то, чтобы это имело какое-то значение: она не собиралась рисковать и пускать в ход весло. Ей не хотелось провести свои последние мгновения, барахтаясь в стоке зажатой в этих жутких челюстях. Возможно, лучше отпустить плот в дрейф, не шуметь и молиться, чтобы зверь не отыскал ее до тех пор, пока она не будет уже давно мертва.

''Молитва?''

Она метнула взгляд на лежавший рядом труп. Лицо ловца все так же было растянуто в оцепенелой ухмылке. С самого нападения он ничего не говорил. Она было понадеялась, что отсутствие легких наконец-то вынудило его умолкнуть.

''Теперь ты молишься о смерти?''

– Единственное, о чем я молюсь в данный момент, так это о покое, – прошептала она. – Или, если не выйдет, о способе тебя срезать.

По правде сказать, она мало что знала о молитвах. Когда дом Хэрроу собирался в соборе, она проводила обряды, но не слишком уделяла внимание псалмам и стихам. Для нее семейная встреча являлась всего лишь еще одним шансом оценить соперников вблизи. Несколько ее кузенов склоняли головы и прикрывали глаза, выглядя совершенно серьезными. Впрочем, большинство из них, равно как и она, было сильнее сосредоточено на разнюхивании слабостей и возможностей.          

Она могла припомнить несколько строчек из семейной молитвы, однако службы проводились группами красноречивых, но не пылких священников, и она редко их слушала. Лорд Хэрроу тщательно следовал доктринам Экклезиархии, как и всех верховных сил Империума, но ни он, ни кто-либо другой из членов семейства не производили на нее впечатления особо набожных людей.

За исключением ее матери. Ее настоящей матери. Женщины, вырастившей ее, а не той шлюхи, которую отец нарек новой леди Хэрроу. Для матери Бог-Император был спасителем, пусть даже ее муж и рассматривал Церковь всего лишь как очередную утомительную, но необходимую нагрузку с Терры. Элисса всегда была папиной дочкой и так же, как и он, видела в фамильном соборе Хэрроу средоточие богатства и вкуса. Единственным, что по-настоящему трогало ее, был образ святой Гарриетты. Она ощущала с ним родство. Возможно, дело было во влиянии матери – именно в этом святилище та молилась до своей кончины.                       

Элисса пожалела, что не знает, какую молитву возносила ее мать. Единственное, что она могла вспомнить – первый стих из фамильной молитвы Хэрроу.

– Мой… Бог-Император, – начала она. Голос звучал странно, словно слова вложил ей в горло кто-то другой.           

Она закрыла глаза.

– Бог-Император, – произнесла она, на сей раз тверже. – Я принадлежу к дому Хэрроу. Тебе вверяю я свои жизнь и душу, от тебя же прошу лишь сил, дабы сокрушить твоих врагов.

Сток поглощал слова. У нее возникло ощущение, что там должно было быть что-то еще.

– …Бог-Император, – проговорила она, сцепив руки перед собой. – Прошу тебя простить мои проступки и освободить меня из этого чистилища.

Все так же тишина.

– Бог-Император, – в конце концов, прошептала она. – Приближаясь к концу тщетной жизни, прошу тебя лишь даровать мне достойную смерть.

Ничего.

Элисса со вздохом открыла глаза и оглядела сточные воды. Она отчасти ожидала, что крокодил проглотит ее на середине молитвы, однако все было спокойно. Почти что мирно.

Ее взгляд вновь метнулся на труп рядом с ней.

В руке того был зажат нож.

Она уставилась на него, не в силах осмыслить увиденное и не в силах отвести глаза из опасения, что он исчезнет. На клинке остались следы от путешествия через подулье, сталь пожелтела от токсичной дряни, но она узнала его. Это был ее нож, потерянный во время последней схватки.

Она нерешительно потянулась у нему, ожидая, что ее кисть пройдет сквозь рукоятку, однако нож был настоящим, приятно увесистым. Элисса осмотрела клинок и попробовала его большим пальцем. Остроты хватило, чтобы выступила капелька крови. Она наблюдала, как на пальце набухает багряная бусина.

Клинок был при ней все это время? Она каким-то образом позабыла, что он на плоту?

– Это ты нашел мой клинок? – спросила она, обращаясь к телу ловца. Тот хранил молчание.

Нет, это было абсурдом. Разумеется, сток мог поглотить нож, но тот никак не мог попасть на поверхность. Стало быть, крокодил. Такое было возможно. Клинок как-то застрял в шкуре существа и выпал только во время нападения. В этом имелся определенный смысл.

Вот только она нашла нож в руке ловца. Тот никак не мог выдернуть оружие из зверя.

Она пристально посмотрела на клинок. Неважно. Теперь она могла перерезать ему запястье, снять цепь и отправить то, что осталось от его трупа, на дно стока.

Она поглядела на свое запястье.

Был и иной вариант – уйти по собственному усмотрению, от собственной руки. Больше никакой боли.

Единственным, что ее удержало, стала бессмысленная гордыня. Смерть является за каждым, будь то аристократ, или же обитатель улья. В сравнении с ней власть ее отца ничего не значила.

Однако он умер стоя, и так же поступит и она.

            

            

Освещение изменилось, и Элисса Хэрроу встретила свой последний рассветный цикл.

Она немного поспала, съежившись на корме и положив весло рядом с собой. Неспешно плыли сны и воспоминания. Она видела, как отец смеется, как его тело лежит в часовне, как ее цель убегает по шахтам, как накатывается сточная вода. В свой черед сток забирал все.

Перед ней, возле носа лодки, в стоке бултыхались останки ловца, обратившие свою мертвую улыбку к небу. Теперь его соединяли с судном лишь остатки кителя. Взмах клинка избавил его и от цепи, и от кисти. После этого Элисса расщепила конец весла и примотала там нож, сделав примитивное копье – непростое занятие при работе всего одной рукой. Оружие вряд ли пережило бы первый удар, но с учетом размеров зверя было мало смысла строить планы на второй.  

Она наблюдала за стоком, высматривая следы пузырей или рябь в пене – какие-нибудь признаки движения сточного крокодила. Она разместила приманку перед плотом. Если зверь купится на ту, у нее будет всего одна возможность нанести удар – единственный шанс управиться с неудобным оружием одной рукой и со сломанной лодыжкой.

Она улыбнулась. В приглушенном свете фальшивого рассвета вполне можно было бы сказать, что она попросту избрала более экстравагантный способ самоубийства. Но когда придет смерть, она встретит ее во всеоружии, и прольется не только ее кровь.

Смог все так же лип к токсичным водам, ограничивая обзор несколькими десятками ярдов. Сперва Элисса не поняла, что за тень поглотила горизонт. Она задумалась, не отказывают ли люмены купола, или не загрязнило ли сток нечто еще более мерзостное. Облако удушливого газа могло поставить весь ее замысел под вопрос        . Однако, когда плот подплыл ближе, начали проступать детали – из озера торчал каменный выступ, а в пене плыл бледно-розовый ил, оторвавшийся от неровной тени далекого берега.

Земля.

Ее рука крепче сжала весло, но она не шевельнулась, беззвучно пытаясь рассчитать дистанцию. Три дюжины гребков – и она окажется в пределах досягаемости от побережья.

Она обернулась, изучая воду. Не было никаких пузырей или подозрительных волн, но она не знала, оставляет ли зверь подобные следы. Возможно, он залег впереди, а клочок земли – это его логово. Скоро она заплывет в поджидающую пасть.

Но заплывет ли?

Потоки были непредсказуемы и определялись не только географией озера, но еще и глубинной сетью труб и выпускных клапанов. Плот сворачивал вправо, увлекаемый от берега невидимым подводным течением. Земля скрывалась из виду.

Может быть, берег тянется дальше, и его заслоняют облака смога?

Нет, она понимала, что происходит. Плот уплывал обратно вглубь бескрайнего стока. Ей предстоит болтаться там и в свои последние часы проклинать себя за колебания.

Схватившись за весло здоровой рукой и зажав древко подмышкой второй, она потянула им против течения, наставив клинок в направлении Шпиля. Первые несколько взмахов удались за счет адреналина, но вскоре она выбилась из сил, а берег оставался мучительно недосягаем. Она сопротивлялась последней попытке стока забрать ее, плот раскачивался под ногами. 

Судно подползло на фут ближе. 

Она удвоила усилия. Каждый вдох был измученным хрипом, руки горели. Ее голова поникла, и взгляд опустился на нос плота.

Ловец исчез.

Она остановилась. Течение подхватило плот, унося его прочь от спасения.

Весло в руке казалось тяжелым, но она изо всех сил подняла его, нацелив конец с клинком на нос судна.

Она почувствовала взмахи крыльев, но не это стало причиной, по которой она обернулась. Это было единственное движение, которое она могла сделать, как будто уже давно приняла такое решение. Когда сточный крокодил врезался в корму плота, она уже встречала его, замахиваясь копьем. Мгновение почти застыло. Отделившись от своего материального тела, она наблюдала, как плот разлетается под кожистой шкурой чудовища, как лопаются лозы, а бочки падают вокруг нее, взвихряя сточные воды, капли которых сверкают яркими оттенками красного и зеленого. Челюсти крокодила разошлись в глумливой ухмылке – так широко, что могли проглотить ее целиком. Опираясь на здоровую ногу, при бесполезной левой руке, она мучительным движением вскинула копье.

Все казалось привычным, словно давно отрепетированным.

Копье вошло в разинутый рот сточного крокодила, пронзив мягкое нёбо. Движимый голодом и кровожадностью, зверь вогнал клинок себе глубоко в мозг.

Весло переломилось, и умирающее чудовище врезалось в нее, вышибая воздух из легких. Элисса слетела с плота, кувыркаясь в воздухе, будто испорченная игрушка. Она увидела, как мимо нее пронеслась тень, встретившаяся с ней взглядом золотистых глаз, выражения которых было не понять. 

А затем она рухнула в сток. Вода показалась ее обгоревшему телу почти что прохладной. Ей удалось вынырнуть на поверхность. Берег был ровно в пределах видимости.

На краю стояли три закутанные фигуры, наблюдавшие за ней.

Пока она пыталась урвать последний вдох, сток поглотил ее.

Слышны были голоса, но слова казались искаженными. Огрубелые руки схватили ее за плечо. Она попробовала заговорить, но от усилия все только потемнело, а потом настала благословенная тишина.

Долгожданному забытью положила конец жгучая боль в плече. Она выдавила из себя стон, и ее здоровый глаз открылся. Над ней склонились жуткие существа, лица которых растягивались в беззвучном крике, а кожа была иссохшей и давно мертвой. Элисса попыталась подняться, но что-то прижалось к ее лицу, и снова вернулась темнота.


            

Она очнулась на некоем подобии кровати – ржавой раме, которой придавали немного мягкости лишь жесткие одеяла. В комнате было темно, мерцающий свет одинокой свечи едва очерчивал стены. Она велела себе встать, но тело не отвечало на призыв. Затем свет свечи исчез во мраке.

Снов было мало: бесконечный сток, клыкастая пасть сточного крокодила, блестящие в тени золотистые глаза. Дважды ей грезилось, будто она сидит высоко над кроватью, а внизу лежит ее тело с грубо перевязанными ранами и плотно замотанным лицом. Она слышала голоса, но язык был ей незнаком – скорбная песнь, состоящая из повторяющихся ворчащих звуков.

Ей снился отец, который стоял на входе во владения Хэрроу, а по бокам от него на фреске святая Гарриетта поражала дракона. Его плечи были ссутулены, тело поддерживала костяная трость. Она стояла рядом, и они оба безмолвно глядели на множество металлических клумб, из которых состоял сад. Климатические протоколы уже давно переключились на зимний режим, и растительность умышленно увядала. На умирающие клумбы опадали лепестки.  

Ей хотелось поговорить с ним напоследок, но она не могла придумать, что сказать.

Возможно, она провела на пороге смерти лишь несколько дней, возможно больше – время относилось к миру яви. Однако наступил момент, когда она открыла глаз и обнаружила, что уже не одна. В ногах ее постели сидела фигура, плохо различимая в свете свечи. Голова человека скрывалась под капюшоном, он был облачен в сшитую из лохмотьев тунику, единственным декоративном элементом которой являлась завязанная на шее петля.

Впрочем, она вполне узнала его. Он был из дома Кавдор, собирателей костей.

В Шпиле дом Хэрроу никогда не имел дела со спятившими крохоборами. Даже те немногие из них, кого она встречала в подулье, являлись немногим более чем крысами, крадущимися в тени, вытаскивающими из грязи мелкие безделицы и почитающими их как реликвии. Однако одевались они достаточно характерным образом – в рясы с капюшоном и зловещие маски. Похоже, именно их она должна была благодарить за то, что они оттянули ее смерть, хотя эта мысль не особо ободряла, учитывая их склонность сжигать пленников заживо.

Он поднял голову и заговорил:

– Рад встрече, госпожа Хэрроу.

Его голос был велеречив и лишен гортанных интонаций подулья, хотя она не смогла распознать акцент.

Элисса оперлась на локоть и скривилась. Боль еще оставалась, пусть и ослабела до тягостной ломоты.

– …рада встрече, – сумела произнести она, прежде чем голос ее подвел. Она едва могла говорить: в горле как будто был пепел.

Поднявшись, он взял с прикроватного столика бутылку и налил воды в приготовленную кружку. Вода была теплой и красноватой от ила, но она стала жадно пить, опустошая сосуд отчаянными глотками. 

Теперь он находился рядом с ней. Она увидела, что его одеяния украшены обломками стекла и металла, блестящими в свечном свете, будто звезды. Под капюшоном он носил маску из содранной кожи, на которой до сих пор можно было различить брови, а также губы, растянутые в жуткой улыбке. Она вздрогнула и опустила кружку, но человек никак не показал, что заметил ее беспокойство. Он с непроницаемым лицом глядел на ее перевязанную руку.

– Благодарю вас, сэр, – произнесла она несколько более твердым голосом, – но у вас преимущество передо мной. Я не знаю вашего имени.

– Исайя, миледи, – отозвался он, кивнув ей. – С возвращением. Некоторые из моей паствы не думали, что вы оправитесь.

Она уставилась на него уцелевшим глазом.

– Не думаю, что оправлюсь.

– Оправитесь, – сказал он. – Желе из жал делает свою работу, хотя оно подействовало бы гораздо лучше, если бы мы смогли снять этот наруч. Оно не слишком поможет со шрамами, но вы должны снова суметь пользоваться этой рукой. Еще мы вправили вашу лодыжку. Вам еще долго на ней не бегать, но думаю, что сможете ходить. 

Он изъяснялся учтиво, но она не могла отвести глаз от содранной маски, натянутой на его лицо. Дом Кавдор всегда носил маски, но они по большей части были простыми, сшитыми из краденой ткани.

– Прошу вас, – проговорила она, ненавидя очевидную слабость своего голоса. – Если вам известно, кто я такая, значит вы знаете, что моя жизнь ценна. Верните меня моему дому, и…

– Ваша семья уже известила о вашей смерти, – прервал он ее. – Мы следили за отходами. У вас всегда избавляются от вещей усопшего до погребения, даже если нечего хоронить. Мы уже разжились парой безделиц. Вы поразитесь, насколько быстро они могут опуститься на дно улья.

Для нее это звучало бессмыслицей. Мачеха не объявила бы ее мертвой. Она являлась наследницей, будущим дома. Так ей говорили. Именно по этой причине она дала обет отомстить за отца, чтобы подтвердить свой статус и титул.

– …если вы вернете меня, я…

– Они вас не примут, только не теперь. Кто преломит с вами хлеб или пригласит на одно из тех пышных торжеств? Думаете, им захочется видеть, как вы ковыляете через бальный зал во всем своем великолепии?

Она нахмурилась.

– Похоже, вы многое знаете о моей семье.

– Я знаю достаточно, – произнес Исайя, пожав плечами. – Все ваши сокровища в конечном итоге оказываются здесь, а я провел некоторое время в верхнем улье, когда мы только прибыли в порт. Вам случалось когда-нибудь видеть звезды?

Она покачала головой.

– А я видел. – сказал он. – Я родился в пустоте. Благословением Его я повидал Галактику. Но там есть твари. Твари во тьме. Стоит их увидеть…

Он сбился.

– Неважно, – продолжил он, возвращаясь из задумчивости. – Все кончилось, когда наш корабль приземлился в этой клоаке. Мой господин должен был отобедать с великим лордом Хельмавром. Предполагалось, что это будет наш самый легкий заработок, – он снова приобрел отстраненный вид.

– Знаете, я его видел. Хельмавра. В наряде с гербами, в золоченых одеждах, с кариатидой на плече. Он был словно бог среди людей.

Он бросил на нее взгляд. Его глаза под маской горели.

– Убрать все это, и он ничем не будет отличаться от самого жалкого из собирателей костей. При всей своей власти Хельмавр лишь камешек в сравнении с величием Бога-Императора. 

– Как же вы оказались тут? – спросила Элисса.

– Не знаю, – ответил он. – Может быть, Хельмавр предал нас, а может, мы обманули его. Я не был достаточно важной персоной, чтобы знать это. Но что-то пошло не так. Корабль захватили, а его силовики позаботились о большей части экипажа. Мы с господином бежали: сперва в город улья, а затем и в подулье. Мне пришлось совершить ужасные вещи просто чтобы выжить; чтобы спасти его, спасти нас обоих. Меня следовало бы сжечь за это.

Исайя глянул на нее. В его льдисто-голубых глазах пылала фанатичная вера.

– Однако Бог-Император дал мне возможность искупить грехи, и пусть я обитаю на самом дне пропасти в этом адском мире, пусть направляю самых худших из дома Кавдор, но я благодарен Ему за данный мне шанс.

Повернувшись к ней спиной, Исайя поднял руки, отстегнул свою маску и положил ту на кровать рядом с собой. Затем он развернулся обратно. Его лицо все еще было окутано тенью.– – Каждый день я молю Его направить меня, дабы я мог отыскать в этой дыре нечто, достойное Его. И пусть он не отвечает, но я никогда не теряю веры.

Он посмотрел на нее. Из-под капюшона были видны только его глаза.

– Вы молитесь, дитя мое? – спросил он.

– Я… я молилась, – произнесла она, вспомнив о ноже.

– И ответил ли Он?

– Не так, как я надеялась.

– Нет, так Он отвечает редко, – сказал Исайя с намеком на улыбку. – Но Он привел нас к вам. Мы нашли вас еще до того, как вообще поступили вести о вашей смерти, Элисса из дома Хэрроу. Вам известен святой покровитель вашего дома, миледи?       

Она не ответила. Он поднялся, пересек комнату и взял свечу с подставки на проржавевшем ящике. Открыв контейнер, он извлек свиток пергамента и благоговейно развернул перед ней. Элиссе потребовалась секунда, чтобы узнать изображение, выбеленное стоком. Это была вырванная страница с плота ловца. Она могла разглядеть нечеткий рисунок воина, замахивающегося копьем на ужасного зверя.

– Это святая Гарриетта. Во имя Императора она сразила дракона, но погибла из-за лужи ядовитой крови, разлившейся из его ран. Как и вы, она умерла, убив зверя, и, как и вас, Бог-Император решил сохранить ее.

Элисса уставилась на изображение – отголосок фрески в соборе дома Хэрроу – и до нее наконец-то дошло.

– Это был сточный крокодил, – пробормотала она.

– Это знамение. Вы были избраны.

– Избрана? – выплюнула она. Ярость выжигала в ней страх. – Я лишилась глаза, лишилась своего лица; я лишилась всего! Так Он избирает себе последователей?

– Снисканная слава поначалу ослепляет нас своим блеском, – произнес он, подаваясь ближе, и свеча озарила его лицо.

Возможно, когда-то он был красив, но теперь его кожу уродовали надписи – цитаты из священных текстов, вырезанные от лба до подбородка. 

– Чужаки не понимают по-настоящему, – сказал он. – Мы носим маски не для того, чтобы спрятать свои лица. Мой прежний господин был грешен гордыней, и я следовал за ним. Мне даровали шанс освободиться от подобных изъянов, но увы, оказалось, что мой господин не способен принять милость Бога-Императора. Я ношу его грех с собой как напоминание быть лучше него.

Она бросила взгляд на маску из растянутой кожи. Забрезжило осознание.

Исайя улыбнулся.

– Быть может, Бог-Император и отметил вас, но тем самым он дал вам шанс стать лучше. Ваше страдание – Его дар.

Когда она услышала эти слова, что-то внутри нее надломилось.

– Я не могу, – проговорила она надтреснутым голосом. – Не могу… Я должна была умереть там, я знаю. Я жаждала этого до конца. Потом появился нож… Это был выход для меня, и мне следовало им воспользоваться. Воспользоваться, и пусть бы все кончилось. Я не могу жить так. Не могу быть… этим.

Он посмотрел, как она плачет, после чего мягко взял ее за подбородок и приподнял голову так, чтобы она посмотрела ему в глаза.

– Послушай меня, – шепнул он. – Элисса Хэрроу умерла в воде. Ты более не носишь ее лицо и имя. Я молился, и ты стала Его ответом. Она знает об этом, вот почему она доставила тебя к нам.

Он поднял глаза вверх. Она проследила за его взглядом.

Со стропил что-то наблюдало – тень, совсем немного темнее окружавшего ее мрака. На нее взирали золотистые глаза.

– Я думала, это был сон… – прошептала она.

– Это кариатида, – произнес Исайя. – Она последовала за тобой, и никто не рискнет противостоять ей. Разозлить подобное создание означает верную неприятную смерть. Похоже, она весьма увлечена тобой.

Существо спорхнуло вниз и изящно приземлилось на кровать рядом с ней. Оно что-то держало: маскарадную полумаску. Украшения из сусального золота уже ощипали, а личина цвета слоновой кости покрылась пятнами и растрескалась, но она узнала типаж. Возле рта до сих пор можно было разглядеть выцветшую мушку – золотой кинжал, эмблему дома Хэрроу.

Кариатида приоткрыла рот, обнажив свои игольчатые зубы в чем-то сродни улыбке.

Исайя, уже успевший надеть свою маску обратно, встал. Он протянул руку к поясу, достал из ножен клинок, после чего развернул его и протянул ей рукоятью вперед. Даже во мраке она вполне признала свой нож. Она приняла его, ощутив здоровой рукой привычный вес.

– Пришло время выбрать для тебя финал, – произнес Исайя, отворачиваясь от нее. – Если в тебе довольно силы, ты присоединишься к нам этажом ниже. Пора помолиться, сестра Гарриетта.

Он удалился, оставив ее наедине с крылатой кариатидой.

Та продолжала держать маску.

Посмотрев на нее некоторое время, она переключила свое внимание на нож. Клинок был достаточно острым, потребовалось бы всего мгновение.

А затем ее взгляд скользнул на сидевшее рядом существо. Лицо того было почти человеческим, за исключением этих глаз. В свете свечи зрачки расширились, и их щелки теперь так разрослись, что поглотили всю радужку, оставив лишь золотистый ореол, будто у умирающей звезды.

Отягощенная серебряным наручем, левая рука плохо слушалась. Но она слабо подняла ее, и покрытые волдырями пальцы сомкнулись на маске цвета кости.

<br />
[[Категория:Warhammer 40,000]]
[[Категория:Некромунда]]