Рыцари Империума / Knights of the Imperium (новелла)

Рыцари Империума / Knights of the Imperium (новелла)
Автор	Грэм Макнилл / Graham McNeill
Переводчик	Frisle
Издательство	Black Library
Входит в сборник	Служители Бога-Машины / Servants of the Machine-God
Год издания	2014
Подписаться на обновления	Telegram-канал
Обсудить	Telegram-чат
Экспортировать	EPUB, FB2, MOBI
Поддержать проект

Он должен быть кроток сердцем, но крепок рукой,

Свирепым в бою и преданным родине,

И славным путем идти.

Он должен беречь свою честь,

Изгнать страх из деяний,

И прославить свой дом.

Его долг служить Императору,

Защищать Империум.

Таковы законы истинного рыцаря.

Рыцарский долг, Аквитаниус

Мэлори Кадмус, М31

Теллурус

Заставлять детей плакать было священным долгом Раюма Бартаума. Их рыдания и всхлипы служили ему мерилом качества его работы. Стенания девятилетнего ребенка, со слезами пытающегося окоченевшими пальцами перезарядить автоган, были музыкой для его ушей.

Это был звук учебы, звук получения жизненно важного опыта.

– Дайте мне ребенка, и я сделаю из него мужчину, – было его любимой фразой, когда добродетельная знать, высказывала брезгливость по отношению к его методам.

Оставь вдохновляющую чушь Кайтейну. Призвание же Раюма как аббата-инструктора, было напугать к чертовой матери каждого прогена, попавшего в схолу Викара.

А напугать их было не так уж и сложно.

Все-таки, Империум это очень пугающее место.

Даже закаленный гвардеец испытывает ужас перед ним, какого же тогда было ребенку, потерявшему родителей или насилу отлученного от них, оказаться за мрачными, гранитными стенами схолы.

Однажды он покажет им, насколько ужасна галактика, и научит быть еще хуже. Он научит их быть сильнее того что хочет их убить. Он научит их сражаться.

Да, напугать новобранца легко, но что бы он не рассказал им о кровожадных ксеноформах, предателях или порождений варпа, ничто не напугает их так же сильно, как вид своего собственного ужаса.

Раюм Бартаум был в ужасе, потому что знал, что грядет.

Кибернетический протез, заменявший ему одну руку, и пластина из адамантия ставшая частью его изрытого оспинами черепа, служили мрачным напоминанием, насколько плохо могут пойти дела.

Двор схолы, размером с хороший полковой плацдарм, был основным шесть дней в неделю, шел ли дождь, снег или палило солнце. Набор тяжелых бронетранспортеров, наземных машин, разукомплектованных «Химер» для тренировок, неслись на полной мощности через врата Проксимус. Медленные, шумные штуковины, неспособные ехать достаточно быстро, чтобы уйти от наступающего врага.

Глухой звук взрывов доносился из-за пределов стен схолы, скачущее эхо сбивало с толку, делало невозможным определить откуда именно доносится звук. Раюм слышал стрекотание легкого ручного оружия, тяжелое буханье артиллерии и характерный звук умирающих солдат.

Двадцать лет прошло с тех пор, как Раюм ступал по настоящему полю боя, пятнадцать, когда он последний раз слышал скрежещущее завывание этого противника.

То были звуки, которые никогда не забудешь; звуки способные загнать заслуженного ветерана в холодный пот и заставить проглотить ствол своего болт-пистолета.

Едва одетые, неуклюже похватавшие свои винтовки, дети выбежали из келий схолы. Самым младшим едва исполнилось шесть, старшие же подходили к своему совершеннолетию.

И каждый из них шел сегодня на смерть.

Они вздрагивали от падений артиллерийских снарядов в глубине города, и в ужасе смотрели на поднимающиеся вдалеке столбы черного дыма.

Соратники Раюма гнали свои отряды прогена к ожидающим транспортникам. Закаленные войной голоса кричали на молодняк; голос, привыкший кричать на учебных плацах, звучал отчетливо даже сквозь звон колоколов схолы и улюлюканье сирен, орущих из-за городских стен Викары.

Новобранцев подгоняли самой отборной руганью, подобную которой Раюм слышал разве что в катаканском публичном доме, тем, кто отставал отвешивались пинки. Его собственный отряд уже следовал за ним, не отставая ни на шаг. Как и в первый свой день здесь, большинство громко рыдало в страхе. Другие были слишком напуганы, чтобы даже заплакать.

Они стали хорошей группой; как мягкая глина они размяты и вылеплены в то, что, он надеялся станет отличными бойцами, политиками, генералами или инквизиторами Империума. Но сперва они ненавидели его; ох, как сильно они его ненавидели.

Двое из них даже пытались его убить.

Теперь же они уважают его. Они выросли и увидели кем они стали, с благодарностью понимая, что он сделал для них. Раюм взглянул вверх, когда эскадрилья воздушных судов прорычали над головой. Слишком быстро, чтобы понять какие именно. Скорее всего «Молнии», истребители, это означает что враг уже совсем близко.

– Поторапливайтесь, черт вас дери! – кричал он, надеясь, что строгий тон скроет страх в голосе. Он отстегнул откидной борт первого транспортника. Что-то взорвалось за пределами стен схолы. Зеленоватый огненный шар, расцветил небеса.

Дети вскарабкались на борт, старшие помогали младшим. Раюм был доволен их дисциплиной. Страх был, без сомнения, но не паника.

– Они придут спасти нас? – спросил Морлей, перспективный молодой парень с худым лицом и потенциалом к лидерству.

– Спасти нас? – резко ответил Раюм, меняя свой страх на властный лай. – Не будь тряпкой парень. Почему лорд Оуден должен посылать солдат спасать наши жалкие задницы, когда у него война кругом? Каждый гвардеец с оружием будет направлен на стены.

– Никто не придет? – сказала девочка с песчаными волосами по имени Лорза.

Твердо и без сомнений, если бы она не сделала стрижку для тренировок на дознавателя, Раюм возмутился бы. Прямо сейчас она выглядела как напуганный десятилетний ребенок

– А почему они должны? Мы – кучка недоученых сирот и калек, мы не представляем ценности. Мы -голодные рты, мертвый груз, – сказал Раюм, повышая голос что бы услышали все, -так что если они не будут спасать нас, мы должны сделать это сами, верно? Мы удержим великие традиции Схолы Викара на конце лазгана и на острие боевого ножа.

Молодняк одобрительно воскликнул, но старшие видели сквозь его браваду.

Как только последний прогена зашел на борт, Раюм с грохотом захлопнул борт, вставил закрывающий штифт на место и хлопнул по корпусу машины.

– Все на борту!

Дальняя стена схолы затряслась, как будто что-то гигантское ударилось об нее. Тяжелые блоки покатились по плацдарму, трещины раскололи каменную кладку снизу-вверх.

– Вперед! – крикнул он, и транспортник изрыгнул смрадное облако выхлопа, зарываясь колесами в гравий. В тоже время Раюм услышал бешенный скрежет тысяч бритвенно-острых когтей по камню.

Бурлящий и вопящий прилив шипящих убийц волной перевалил через стену. Орда существ, закованных в хитиновые пластины, блестящей органической брони, вооруженные бритвенно-острыми конечностями, клацали челюстями полными иглоподобных зубов, раздвоенные языки жадно пробовали воздух, черные, мертвые глаза, зловеще сверкали на гладких продолговатых черепах.

Хормагаунты, вспомнил Раюм. Вот как мы их называем.

Он слышал лай команд, но они приходили как будто издалека, смутные и медлительные, как в кошмарном сне. Оружейный огонь хлестал по стене, взрывая ораву этих тварей как гнойные волдыри.

Но этого недостаточно: они прибывали сотнями, тысячами. Затем стена затряслась и обрушилась, под натиском нечто более ужасного.

Раюм не знал, как назвать это. Огромный колосс, с сегментированным туловищем, низко пригнул череп-таран, когда пробивал стену. Ростом выше пяти сильных мужчин, конечности-комбинированный кошмар биоинженерии, сочащийся тягучими жидкостями. Едкая слизь покрывала его титанические ноги, когда он пробил путь внутрь. Его грудь исходила спазмами сокращений межреберных мышц, выпуская тысячи хитиновых шипов словно пули. Три грузовика изрешетило так, словно по ним прошлись из осадного орудия.

Юные тела выпадали на плац разорванные и кричащие. Одна «Химера» взорвалась, когда сгусток коррозийной биокислоты прошел сквозь ее броню. Несколько несчастных фигур выкатились из обломков, их плоть таяла и стекала с костей.

Группы роящихся чужеродных существ мчались по плацу, подгоняемые биологическим стремлением рвать и убивать, перескакивали друг через друга, стремясь утолить неутолимый голод, сводивший их с ума.

Колосс наконец прорвался через обрушенную стену. Пара крючковатых лезвий, по меньшей мере два метра длинной, вылезли из мясистых складок плоти на плечах. Все еще пригибая заостренную морду, чудовище наступало в окружении тварей поменьше.

Раюм вытащил свой болт-пистолет, теперь он не аббат-инструктор, теперь он солдат Имперской Гвардии.

-Во имя Викары! – выкрикнул он и опустошил обойму.

Десять выстрелов, каждый нашел цель. Не достаточно что бы хоть что-то изменить, но когда это имело значение для одного из избранных Императора?

Затем, передняя линяя роя исчезла в оглушающем реве взрывов. Сокрушающий огненный шторм прошелся по визжащим монстрам, истребляя их в большом количестве. Раюм отпрянул назад от подавляющего шума, ощущая ударные волны снарядов большого калибра, пролетающих так близко. Он припал к земле, когда что-то огромное прошло мимо него, возвышающееся и монструозное, гигант из адамантия и ярости. С громыхающей пушкой и ревущим цепным мечом на месте рук, он был облачен в доспех цвета холодного зимнего неба и черными шевронами в янтарную полоску. Яркое знамя, развевавшееся с его левого плеча, несло изображение вставшим на дыбы единорогом.

Гигант широко расставив ноги, издал вызывающий клич, безжалостно выпуская из гигантского орудия очередь снарядов в вопящий рой. Твердотельные осадные снаряды, прорезались через орду, уничтожая то, что осталось в живых после скоростного артобстрела.

Атакующий колосс распахнул усеянную клыками пасть и издал рев, определяя противника как достойного его внимания.

Бронированный гигант издал ответный пронзительный вопль, и приготовил длинное цепное лезвие к атаке. Горячие испарения заклубились от пришедших в движения острых зубьев. Монстр изрыгнул зеленый огонь, но гигант отразил его невидимым энергетическим щитом.

Они сошлись в сокрушающем ударе, потрясшем весь плац своей яростью. Гигант взмахнул гигантским мечом, и зверь упал на колени, лишившись большей части своего корпуса.

Ядовитое облако перемолотой чужацкой плоти распылилось из встроенных зубов лезвия, когда зверь упал вперед. Его конечности барахтались, пытаясь поднять разрубленное туловище, все еще подгоняемое монструозной волей убивать.

Оно взывало от боли и ужасного аппетита.

Бронированный гигант, сотрясающим ударом ноги сокрушил массивный череп чудовища, одновременно поливая стабберным огнем, новые группы мелких тварей, прибывающих из пролома в стене. Горн гиганта издал громогласный звук, распознанный Раюмом как приказ отступать в укрытие.

Раюм уличил момент отсалютовать гиганту перед тем как взобраться в кузов транспорта. Водитель нажал на гашетку, и врата Проксимус пронеслись мимо. Раюм бросил взгляд на гиганта, его белый штандарт был заляпан кровью ксеноса, затем они повернули за угол, и он скрылся из виду.

Раюм опустился за откидной борт и навалился на него.

– Что во имя задницы Оудена это было? – спросила Лорза, ошеломленная от страха и удивления.

– Я никогда не видел ничего подобного, – сказал Морлей.

Раюм мгновение переводил дух.

– Это, мой мальчик, – сказал Раюм, – был Рыцарь.

Роланд

Этот процесс никогда не станет менее болезненным. Контакт с другой частью моей души не вызывал проблем, но объединение плоти и стали не такое легкое дело. Я чувствую обжигающе холодное соединение с троном Механикус. Его питающие каналы прокладывают свой путь в мой череп и спинной мозг. Ощущение такое, будто каждая вена и клетка наполняются холодной водой.

Мой трон находится в Зале Отзвуков: округлое помещение из темного камня и вздымающихся ввысь железных перекладин. Название более чем удачное. Нарастающий прилив темного океана голосов прошлого, поднимался из глубин Святилища Цитадели Големов

Множество голосов. Мои предки и товарищи. Мои судьи и боевые братья. Я узнал голос отца, строгий и бескомпромиссный, над ним, раздавался высокопарный тенор праотца, в той же степени жесткий и требовательный.

Мужчины дома Кадмус говорили, как один.

Присутствие прежнего владельца брони, накладывалось на меня как разношенный хауберк; комфортный в его стальной защите, знакомый, как ладно подогнанная одежда. И как всегда пустота во мне наполнялась чувством полноценности.

Связанный с троном Механикус, я становлюсь целым.

Я всегда говорил Корделии что она дополняет меня, что она вторая часть моей души, и иногда, я сам в это верю. В свою очередь, она обладала великими добродетелями, позволяя моему эго думать, что она мне верит. Она знает, как и любая другая супруга, что воин дома Кадмус только тогда по-настоящему цел, когда находится в сердце стальной громадины рыцарских доспехов.

Двадцать шесть воинов, частицы нашей было силы, воцаряются на тронах возле меня в Зале Отзвуков, вскоре я теряю их из виду, когда мой трон выкатывается назад и занимает место в направляющих рельсах вертикального транзитного туннеля.

Тьма окутывает меня и физический мир начинает исчезать. Соединения в мозгу перенаправляются, чтобы облегчить невральную коммуникацию с чувствами великой машины подо мной.

Трон Механикус падает вниз, магнитно-левитационные рельсы направляют его навстречу ожидающему меня рыцарю.

Я почувствовал движение, порыв воздуха, замах смазки, но и то и другое очень смутно. Я могу ощутить опасность трения горячего металла и актинический запах искрящейся проводки, но все это плоско и бесцветно.

Мое сердцебиение ускорилось от волнения за эти несколько секунд.

Затем тьму озарил свет.

Запредельное хранилище.

У меня была лишь доля секунды, слишком быстро даже для моего улучшенного мышления, чтобы выхватить лишь мимолетное впечатление от его невероятных размеров.

Проделанное в скале Цитадели Големов задолго до болезненного рождения Империума, Запредельное хранилище представляла собой выдолбленную в камне пещеру, полную пронизывающих ветров и холодного света.

Здесь ожидал меня мой доспех.

Двадцать семь бессмертных машин рыцарей дома Кадмус, стояли недвижимо стояли лицом к лицу в два ряда, . Все как один, двуногие гиганты, десять метров в высоту, снаряженные колоссальных размеров цепным лезвиями и смертоносными орудиями закрепленные на плевых установках.

Тяжелые пластины оливково-зеленого и желтых цветов покрывали древние механизмы их величественных тел. Гордые флаги красного, золотого и черных цветов слабо колыхались на ледяном ветру. На одной его части струилась половина аквилы, на другой расколотый череп мутанта.

Трон Механикус с грохотом опустился в мой доспех класса "Копье", панцирный потолок кабины закрылся с металлическим лязгом, запечатав его реактивными болтами. Энтоптические сигналы начали мерцать вокруг меня, я еще раз вздрогнул от боли соединения со слуховыми сенсорами и чувствами рыцаря.

Все, что было тусклым и удаленным, сменилось на восхитительно четкое и энергичное.

Три сотни Хранителей сборочной Текстона преклонялись у наших ног, бинарная песня лилась из вокс-имплантатов и сервиторов. Я ощутил напряжение и надежду в марсианских техниках. Мы прикомандированы к Вондраку по распоряжению Механикус и, если Текстон думает, что я возвращаю дом Кадмус во времена красной планеты, он будет жестоко разочарован.

Я не повторю ошибки Годфри.

Я удалил с герба шестерню, соперничающую с Аквилой Терры.

И так будет до тех пор, пока я мастер дома Кадмус.

Прямо через Хранилище, золотые глаза сира Малкольма вспыхнули от соединения. Я поднял руки. Не конечности из плоти и крови – они оставались неподвижными на троне – но конечности моей брони. Мои руки – орудия: одна термальное копье, другая это боевая пушка с древним клинком под ней, сейчас поднятое в салюте.

Сир Малкольм повторил движение, хотя и скупо, как еле сдерживающийся соперник.

Следом за Малкольмом, подняли свои орудия сир Родерик и сир Антонис. Возле меня сир Уильям сделал тоже самое. Это мои старшие рыцари, мои наставники, мои самые верные воины.

Братья, за которых я без колебаний отдам жизнь.

Охотничьи горны взревели, когда рыцари ударили стволами орудий по геральдическим пластинам на плечах.

Я изменился, мои чувства и сознание полностью соединились с броней. Я больше не смертное существо из плоти, костей и крови. Я возвышающийся бессмертный, истребитель монстров из эпических легенд, собранных в многочисленные тома в древней библиотеке Эйгидиус в сердце Цитадели Големов.

Мои рыцари с следовали за мной, когда я выступил из Запредельного хранилища, по направлению к великому арочному пути, расписанному именами множества воинов, служивших зелени и золоту на протяжении бесконечных тысячелетий, из античности до этого дня.

Падение Грифона IV перед неудержимым роем Левиафан, добавило семьдесят шесть имен рыцарей дома Кадмус к спискам на вечном мраморе. Невосполнимая, сокрушительная потеря. Такая потеря способна прикончить более низшие дома.

Дом Кадмус не из таких.

Траурные флаги все еще висят в Зале отзвуков Цитадели големов, но хватка сожаления уже ослабла. Последняя Охота была очистительным выходом горя в океанах крови.

Многие мертвые все еще путешествуют со мной, призраки данных, скитающиеся по схемам брони. Сейчас, больше чем когда-либо я ощущаю тяжелый груз ответственности при виде их имен.

Мои братья-рыцари будут чувствовать тоже самое.

Стремление восстановить честь их поколения прочно вшито в каждую клетку нашего естества. Оно неотступно следует за мной с поры обряда становления.

Хотя Корделия и другие говорят против наших отношений с Механикус так скоро после нашего освобождения, я видел возможности там, где другие видели только риск. Вот почему именно я являюсь мастером дома Кадмус. И этот недавний призыв к оружию увидит мщение за павших.

Я двигался под арочным сводом, наружу к эллиптической платформе, подвешенной на отвесных скалах горного плато. Надо мной, километровой громадиной возвышалась Цитадель Големов. Лишенные окон, древние эбонитовые дворцы мрачно маячили в облаках, вселяя ужас в сердца варварского народа Райсы.

Белое золото солнца низко висело над горизонтом, купая бесконечные леса в дымке испарений. Под этими вечнозеленым пологом, дегенеративная раса недочеловеков, влачила свое жалкое существование во тьме. Мы могли бы с лёгкостью уничтожить их, но гораздо забавней оставлять их в таком существовании.

Каждый год, мы истребляем их тысячами в ежегодной Охоте, чтобы решить, кто будет возглавлять дом Кадмус. В этом году, и тридцать один до этого, никто не смог превзойти мой счет убийств.

Рыцари построились вокруг меня в защитном формировании, маршируя как один. Гибкие фибро-связки механических мускулов, навостренные сенсоры чувств, беспокойные и напряженные в преддверии будущего сражения.

Колеблющиеся в вечерней жаре силуэты десяти трансорбитальных посадочных модулей ждали, что бы доставить нас на громадный крейсер, зависший на орбите. Основная часть нашего снаряжения уже на борту, остались только рыцари.

Малкольм занял позицию подле меня. Он думал, что победит меня в этом году, этом году, но бразды правления достанутся ему только из моих мертвенно-холодных рук

Я барон Роланд, командир дома Кадмус.

Старый враг ждет нас в Вондраке.

Великий Пожиратель.

Это будут не звери Левиафана, надеяться на это было бы слишком оптимистично, вселенная никогда не торопится с местью. Рой, с которым нам предстоит столкнуться, носит имя из цикла древних терранских мифов, имя многоголовой твари, победить которую под силу только величайшим из героев.

Его имя флот-улей Гидра.

Немоникс

Обритый наголо смертный слуга смотрителя данных назвал местом встречи темное хранилище во второстепенной храме – кузнице. Расположенная на окраинах радиальной застройки, заводских районов Вондрака ультима, кузница была ближе к линии фронта, чем архимагосу Кирано хотелось, но сообщение было недвусмысленным.

Как только оно было доставлено, Кирано зарегистрировал детонацию синоптических зарядов в мозгу слуги, навсегда выжигая память о сообщении из его сознания. По основным признакам слуга был человеком, с характерно выраженными восковыми чертами, искусственно выращенного существа. Лишенный всего, кроме основных сигнатур ДНК и конструкционных маркеров, он выглядел как человек, но проявлял нечеловеческую живучесть. У него не было имени, простое биосканирование выявило когнитивную архитектуру, разработанную для создания постоянной формы антероградной амнезии.

Ненужные предосторожности, подумал Кирано, но в этом была вся суть темного культа смотрителей данных.

Опустевшая храм-кузница была отличным выбором. Все старшие адепты покинули его задолго до военных действий, переместившись на Вондрак прайм, оставив лишь расходный персонал, чтобы присмотреть за заключительной фазой пересылки данных из хранилища.

Как только Кирано выдвинет свое прошение, он присоединится к своим собратьям адептам, и сразу же после того как дела с Бинарным адептом будут разрешены, он возьмет быстрый транспорт до Толкхана, где совет кузницы основался вновь, после разрушения Грифона IV.

Пыльные, архивные башни слева и справа, наполняли пространство мерным гулом магнитных пластин и бинарного кода, выдавая процесс передачи огромных массивов информации. Настенные атомайзеры в форме шестерни и черепа поддерживали в воздухе едкий запах охлажденного ладана.

Сообщение смотрителя данных предписывало ему прийти одному, но Кирано был архимагосом Адептус Механикус, а священнику его сана сложно остаться одному.

Единственным оставшимся адептом в храме, был техножрец низшего ранга по имени Узуки. Он приветствовал Кирано в своем скромном святилище, как если бы сама Омниссия предстала перед ним.

Собрав шестерых лексмеханников, он сопровождал Кирано до хранилища данных как преданный кибер-мастифф, организовав некоего рода почетную гвардию.

Память лексмеханников Кирано с легкостью может очистить, а молчание Узуки можно будет купить пустыми обещаниями продвижения в культе механикус.

Если на то будет необходимость. Тем временем, назначенное время встречи прошло 3 минуты назад.

Где он? – изрек на бинарике Кирано, нетерпеливо постукивая пальцами по матово-черной поверхности архивной башни. Гаптические имплантаты вывели на оптику глаза стопку панелей статуса. Даже быстрый взгляд на них, сообщил Кирано что в этих архивах ожидают отправки еще тысячи зеттабайт данных.

– Адепт Кирано? – сказал Узуки плотским голосом, одновременно выдавая свой страх и низкое положение.

Да Узуки, что такое? – ответил Кирано.

Техножрец в непонимании наклонил голову набок, и Кирано недовольно повел плечами, когда понял, что звуковой ввод Узуки не модифицирован для восприятия ритуальных уровней кодировки лингво-техникс. Несколько мгновений он перенастраивал имплантаты в трахее. Тринадцать лет и семь месяцев прошло с тех пор, как он контактировал с другими адептами на плотском языке.

– У тебя вопрос? – сказал он, голос звучал незнакомо из-за редкого использования.

– Ох, ну да, думаю что есть, архимагос, – сказал Узуки.

– Так спрашивай, – сказал Кирано, помогая Узуки решиться.

– Почему мы все еще здесь?

– У тебя где-то есть дела поважнее?

Узуки всем своим видом дал понять Кирано что они у него действительно есть. Он быстро закивал, а в голосе проступил страх.

– Ну, да – сказал Узуки. – Есть небольшое дело, эм... тиранидская угроза на подходе. Не должны ли мы спешно отступать в Вондрак прайм?

– Не раньше, чем завершится передача данных, – сказал Кирано.

– Конечно, архимагос, – сказал Узуки. – Передача займет, по крайней мере, следующие десять часов, но, видите ли, я гм, проявил инициативу, к слову сказать, и перенаправил некоторые автоматические протоколы из ноосферы и распределил их на подкорку лексмеханникам. Нам больше нет необходимости оставаться здесь.

Совершенно того не ожидая, Кирано был впечатлен, но раздражающий недостаток точности в словах Узуки, оскорблял его, так что он решил стереть ему память вместе с лексмеханниками. Применять такие радикальные меры по отношению к собрату из Культа Механикус, было дурным тоном, но он должен быть уверен, что никто и никогда не узнает, что здесь произошло.

– Мы эвакуируемся, когда я решу, что мы закончили, адепт Узуки, – сказал Кирано. – Если этот проклятый адепт вообще изволит появиться.

– Он уже здесь, – сказал голос из темноты. – И я же говорил тебе приходить в одиночку.

– Ни один архимагос не путешествует в одиночестве, – сказал Кирано.

– В этом есть правда, – согласился призрачный голос. – Хорошо. Один разум, восемь разумов? Нет никакой разницы.

Фигура пряталась между двумя архивными колоннами, механизмы окуляров Кирано активно жужжали, в попытке сфокусироваться на ней.

– Адепт Немоникс? – сказал Кирано.

– Ты ожидал увидеть кого-то другого?

– Нет, но я обращался ко всем системам в этом храме, и не зарегистрировал посторонних, – сказал Кирано. – В действительности, твое присутствие не зарегистрировано вовсе, ни на одном из уровней. Как это возможно?

Фигура держалась в тенях, но Кирано не покидало тревожное чувство, что даже если он выйдет на свет натриевых ламп, он все равно ничего не увидит.

– Жизнь призрака среди машин имеет свои преимущества, – сказал смотритель данных, как будто быть невидимым для разнообразных ауспиков, встроенных во все поверхности храма-кузни, было не так уж и значимо. – В особенности то из них, что позволяет перемещаться где угодно, не оставляя при этом никаких следов.

Кирано желал знать больше, но обуздал естественную тягу к знаниям. Он отбросил эти мысли. Более важные дела привели его в это место.

– Мне понадобились услуги твоего ордена, – сказал он.

– Я знаю, – сказал Немоникс.

– Что конкретно ты думаешь что знаешь?

– Больше чем ты бы хотел, архимагос, – сказал Немоникс. – Достаточно чтобы видеть каждое твое достижения отнятое у тебя советом кузни, могу заверить тебя в этом. Но, забудем ли мы угрозы, разоблачения и контрразоблачения, хвастовство и проступки? Раскрытые темные секреты среди наших братьев культа механикус, никто не узнает, согласен?

Кирано кивнул.

– Отлично, – продолжил смотритель данных, выходя на свет. – Тогда продолжим.

Кирано вздрогнул, когда Немоникс мелькнул как негативный отпечаток на пикт-панели, как некое призрачное изображение, исчезающее за удар сердца, как будто он был дырой в пространстве в форме адепта.

– Как ты это делаешь? – потребовал Кирано.

– Если я не сказал тебе этого на Грайе, или на Триплекс Фалле, как ты думаешь, скажу ли я теперь?

Кирано обратился к своим ячейкам данных и помотал головой.

– Ты и я никогда не встречались, адепт Немоникс.

– Напротив, – сказал Немоникс, с мягким звуком, который Кирано распознал как смех. – Наши пути пересекались шесть раз до этого момента, архимагос.

– Ты ошибаешься.

– Нет, ты просто забыл, как забудешь и потом.

Теперь была очередь Кирано смеяться.

– Невозможно. Механикус никогда ничего не удаляют.

– Я удаляю, – сказал Немоникс, издав шепот на бинарном коде, его слова прозвучали как угроза и объяснение сразу. – Техножрец возле тебя, как его имя?

– Его зовут...

Слова Кирано повисли в воздухе, когда он осознал, что ничего не знает о личности техножреца. Аура ноосферы окружала человека, но содержала лишь простой машинный дух основной аугметики.

Никакой истории, ни имени, ни обозначений, ни единого следа не осталось от того человека каким он когда-то был. За мгновение, вся жизнь техножреца была удалена из всех уголков ноосферы.

Согласно представлениям Механикус, он перестал существовать.

Кирано усмирил свой гнев, когда начал подозревать что он проделывал это много раз до этого. Впервые в жизни, Кирано пожалел, что не сохранил хотя бы немного своей биологической личности.

– Теперь к делу, – сказал Немоникс, сцепляя руки за спиной, как будто полное удаление всех следов члена культа Механикус, было для него повседневной рутиной.

У Кирано было ужасное опасение, что так оно и было.

– Потеря Грифона-IV позволила дому Кадмус сорваться с поводка, – сказал Немоникс, аккуратно акцентируя там, где его начальство полагает и находится причина этой катастрофы. – Барон Райсы Роланд, эгоистично воспользовался твоим неустойчивым положением в совете кузни, чтобы отвергнуть покровительство Механикус в пользу Терры. Потеря такого важного мира-кузни, уже серьезно сказалось на твоем статусе внутри синода. А если еще позволить рыцарскому дому выскользнуть из рук, то это скорее всего приведет к твоему полному исключению из совета, возможно даже и к лишению всех званий и прав.

– Ничего особенного, – сказал Кирано, насилу скрывая удивление.

Судя по тону следующих слов Немоникса, он не справился с этим.

– Не удивляйся архимагос. Твои каналы для меня, такие же дырявые как крупное решето. С тем же успехом ты мог бы объявить свои замыслы через открытый вокс-канал.

Смотритель данных многозначительно поднял палец: – На твоем месте я бы дважды подумал, прежде чем использовать не задокументированные фрагменты СШК для нейрофаерволов. И я бы в особенности советовал против использования частных кодов интерполяции для заполнения в скобках.

Немоникс отмахнулся от шокированного Кирано.

– Не важно, возвращаясь к делу, сам по себе разрыв дома Кадмус с Марсом неуместен. Кроме того, недопустимо, чтобы другие дома услышали об этом. Если дом Кадмус способен с легкостью сбросить Механикус, другие могут последовать их примеру. И когда это закончится? Этот несчастный, опустошенный дом как домино подтолкнет остальные рыцарские дома, все еще лояльные к Механикус к мысли, что они смогут выжить без верховенства Марса.

– Значит, ты понимаешь, что мне от тебя требуется? – сказал Кирано.

– Показать барону Роланду ошибочность его методов и привести дом Кадмус под марсианский контроль.

– Именно, – сказал Кирано.

– А если это окажется невозможным? Как далеко ты готов зайти, чтобы достичь этого?

Кирано выпрямился и сказал: – Если Роланд не признает Марс, ты должен будешь проследить, что дом Кадмус послужил для других домов хорошим примером того, как чертовски катастрофичны могут быть подобные решения.

Смотритель данных кивнул, затем он изрек строчку невероятно искусного кода, и на мгновение его призрачные очертания стали абсолютно четкими. Волна статики каскадом омыла зрительные имплантаты Кирано.

Он сморгнул ее, и осмотрелся в пустом хранилище данных.

Незнакомый техножрец и шесть лексмеханников, стояли с ним среди жужжащих архивных башен. Мерцающий экран статуса трещал от помех, сообщая Кирано что все архивы до единого, были пусты.

– Передача данных завершена, – сказал Кирано безымянному техножрецу, удивляясь почему он использует свой плотский голос вместо бинарного кода.

Он оглядел пустынный архив еще раз, они были одни. Ни следа присутствия смотрителя данных. Кирано потряс головой, раздраженный такой бесполезной тратой своего драгоценного времени.

Злой от столь грубого нарушения протокола, архимагос Кирано развернулся на месте и покинул пустое хранилище.

Вондрак

Первой из транслифтера Кадмус вышла высокая, стройная женщина с волевыми чертами лица и изящно убранными темно-рыжими волосами, которые украшала искусно сработанная золотая заколка, оправленная в серебро и текучий перламутр. Облаченная в длинное, зеленое платье с золотой мантией на одном плече, леди Корделия из дома Кадмус, ступила на окутанную клубами испарений платформу, и зашагала по направлению к официальной делегации мужчин, собравшейся на поднятой смотровой площадке.

– Они выглядят удивленно, – сказала она в суб-вокальную вокс-бусину, замаскированную под рубиновую повязку на шее.

– Это высший офицерский состав Вондрак прайм, – ответил Роланд в ее ухе. – Они скорее всего ожидают рыцарей.

– Надеюсь, я оправдаю их ожидания, – сказала Корделия, шагая прямо к смотровой платформе уверенной походкой заправского, гвардейского полковника.

– Ну конечно, – усмехнулся Роланд. – Хорошо, что у нас там?

Правый глаз Корделии был искусным зрительным имплантатом, транслировавшим все, что она видит, в системы рыцарской брони Роланда.

– Наш старый друг, архимагос Кирано, – сказала Корделия.

– Его присутствие вполне ожидаемо, потому что петиция, запрашивающая нашей помощи, пришла именно от него, – сказал Роланд. – Он будет стараться убедить нас, что мы все еще нуждаемся в помощи Марса. Кто еще?

Корделия наклонила голову по направлению к красивому мужчине, с карамельного цвета кожей и с гривой собранных в хвост, лоснящихся, черных волос. Облаченный в ламеллярную броню и длинный пурпурный плащ. На открытом плече, он носил знак из двух перекрестных дуэльных лезвий, на лацканах же красовался знак, из двух окружностей в форме звезды и короне между ними.

– Харун Руканаа, – сказала Корделия. – Полковник Мубаризанской кавалерии. Послужной список загружается в данный момент. Выглядит впечатляюще. Множество успешных операций, я думаю, мы можем рассчитывать на него.

Низкорослый, компактный человек с желтоватой кожей и обритым скальпом, неуклюже стоял возле мубаризанского полковника. Он носил форму цвета осветленного хаки, на левой груди была двусторонняя инсигния, одна ее часть белого цвета, вторая бордовая. Под униформой, Корделия разглядела хорошо подогнанный спец-костюм.

– У нас нет информации о нем, но готова поспорить, это Актис Бардольф из дома Хоукшрауд.

– Выглядит как пилот рыцаря, скорее всего так и есть, – сказал Роланд. – Что насчет космического десантника?

Корделия окинула взглядом возвышающегося воина в матово-черной броне с жемчужно-белой отделкой, и светло-серым орлом на широком нагруднике.

– Мы не знаем его, – сказала она. – Но он из ордена Траурных Мечей. Судя по украшениям и иконографии, могу сказать, что он в звании капитана.

Леди Корделия подошла к смотровому помосту и коротко поклонилась собравшимся наверху мужчинам. Она не стала забираться на помост, дав им понять, что это они должны спуститься к ней.

Сопровождавшие ее солдаты построились перед Корделией как младшие офицеры, приветствующие лорд-генерала. Прежде чем кто-либо из мужчин заговорил, Корделия подняла вверх правую руку.

Барон Роланд вышел из затененной полости первого транслифтера. Платформа под собравшимися задрожала от грохочущих шагов десятиметрового гиганта. Малкольм маршировал рядом, Родерик и Антонис шагали шире, заняв позиции с флангов.

Отряд механизированных гигантов вышел на платформу, янтарные и нефритовые пластины их боевой брони играли в лучах яркого солнца. Вейзи и Гаррат вышли следом, вместе с младшими рыцарями под их командованием.

Затем, блистая лучшими нарядами и украшениями, появились женщины дома Кадмус, супруги рыцарей. Они никогда не носили оружия, но без их силы, рыцари не смогут существовать. Женщины несли предметы славы своего дома: свернутые флаги, почетные трофеи и свитки достижений, полученные их мужьями.

Кассия, как и прежде, стояла уткнувшись в свою записную книжку, Айкатерина крепко прижимала к груди своего новорожденного сына, в то время как Эйлина играла на оправленном в металл альте райсанскую боевую песню, усиленную через охотничий горн Родерика.

Фаланга Хранителей сборщика Текстона наводнила красными робами платформу за ними, гордо воздевая иконы культа Механикус. Тяжелые флаги Кадмус свисали с длинных флагштоков, закрепленных на усиленных сервиторах. Корделия заметила охватившее архимагоса раздражения при виде Имперской аквиллы на том месте, где раньше красовалась шестерня Механикус.

Рыцари шагали по платформе безупречным строем, шаг в шаг. Корделия отметила, что ее подозрение на счет желтокожего мужчины подтвердились, его восхищение при виде марширующих рыцарей, выдавало в нем пилота одного из них.

Корделия улыбнулась, когда увидела легкую тревогу, охватившую собравшихся мужчин, очевидно испугавшихся, что наступающие рыцари пройдут прямо по ним.

В самый последний момент, рыцари громко остановились.

Роланд сделал шаг вперед, когда рыцари за ним подняли в салюте зубчатые лезвия. Охотничьи горны трижды проревели, объявляя готовность.

Наконец горны смолкли.

– Джентльмены, – сказала Корделия на безупречном готике. – Дом Кадмус прибыл на защиту Вондрака.

Когда рыцарь облачен в свою броню, он в согласии с миром и брат любому воину. Он судит человека по его свершениям и стремлению сражаться с честью. Вне брони, каждая супруга согласится с тем, что их мужья легко раздражимы и имеют скверный характер.

Быть запертым в сердце храма-кузницы с марсианским священством, когда-то считавшем себя нашими хозяевами, серьезно действовало на нервы каждому рыцарю.

Бинарное жужжание парящих серво-черепов и едкий дым из кадильниц молчаливых священников, только повышали напряжение. Антонис раздраженно ударил один из черепов, подлетевший слишком близко, тот отлетел в сторону, беспорядочно вращаясь и гневно треща на бинарике.

Архимагос Кирано взглянул на меня: – Подтверждение: вы изучили тактические выкладки относительно этой миссии?

Металлическая часть его лица подсвечивалась свечением гололитического стола, вокруг которого мы собрались. Его внешний вид был откровенно зловещим. Удивлюсь, если он понимает, как его видят простые люди, или если ему вообще есть до этого дело. Механикус отдельное племя, далекое от забот плоти, которую они уже не помнят.

Я обошел вокруг стола, изображающего соперничающие военные фронты, разбросанные по всей поверхности Вондрака. Изображение было слишком расфокусированным, чтобы что-то из него понять, так что я отпихнул с дороги техножреца оккупировавшего управление.

– Что вы делаете, барон Роланд, – сказал Кирано. – Вы не обучались в культе Механикус.

– Это правда, но я не идиот, и я просидел достаточно долго за этими проклятыми штуковинами, чтобы знать, как они работают. Да, мы читали выкладки, но, когда кто-то просит меня рискнуть жизнями моих рыцарей, я хочу, чтобы он сказал мне это в лицо.

Я наклонился вперед и отрегулировал несколько рычагов, циферблатов и датчиков устойчивости стола, игнорируя наполнившее помещение бинарное бормотание, наблюдающих техножрецов.

Изображение гололита прошло через несколько тактических слоев, пока не сфокусировалось на полуразрушенном городе.

– Расскажите мне о Викаре, – сказал я.

Кирано погрузил руки в спектральный город и гаптические имплантаты спровоцировали появление группы информационных меток по всему изображению.

– Викара пала перед атакой ксеносов три месяца назад, и теперь она в руинах, – сказал Кирано. – Минорис омнифагия уже сделал свою работу, до сих пор оставаясь нетронутым.

Слегка подергивающееся изображение демонстрирующее некогда имперский город, подтверждало это, но биологическое загрязнение ксено-организмами было более чем очевидным. Ядовитые отростки раскололи пласткритовые колонны и плиты, споровые трубы пробились через бедрок, изрыгая в воздух коррозийные облака и кислотные струи, пятная каждую стену.

В лучшем случае через месяц, Викара перестанет существовать.

– Это центр распределения, – продолжил Кирано. – Транзитная станция для переправки снаряжения и военных материалов в соседние сектора, служащая напрямую против флота улья Левиафан.

– Был, – вставил Малкольм. – Это был, центр распределения.

– Викару еще можно отбить.

Малкольм потряс головой: – Не выйдет. Теперь это органический ад. Единственный способ вернуть его, это если вы отправитесь через варп шиворот-навыворот, и прибудете сюда годом раньше.

Я скрыл улыбку, когда Кирано пытался сохранить самообладание. Любопытно наблюдать, как эмоциональный техножрец изо всех сил пытается справиться с гневом. Возможно они даже более человечны чем мы привыкли их считать.

– Природа технического назначения Викары представляет поверхностный характер для предстоящей миссии, – сказал я. – Где храм-кузница?

Кирано с трудом оторвал взгляд от безнаказанного Малкольма и взмахнул рукой через город, выводя символ золотой шестерни над зданием, которое чудесным образом осталось незатронутое явным биоморфическим заражением.

– Ваша цель располагается здесь, в восточном районе. Храм-кузница представляет незначительную важность, во всем кроме одного. Спрятанное в храме хранилище данных, содержит последние остатки инграммов памяти, одного из Бинарных Апостолов.

При этих слова техножрецы разразились благоговейным бинарным стрекотом. Большинство осенило себя символом шестерни Механикус. Кирано ждал, как будто рассчитывал на ту же реакцию и от нас

Ничего не дождавшись, он сказал: – Объяснение: Бинарные Апостолы это первоначальные техно-святые, покинувшие старую землю ради красной планеты, они – основатели Механикус. Никто в действительности не знает, кем были эти мифические фигуры и как они творили свои чудеса. Некоторые говорят, что они обретаются спящими в пещерах под Горой Олимп, другие, что они сгинули в глубокой расщелине имени...

– Да нам глубоко начхать, кем они были, – выпалил Малкольм, как всегда самый откровенный и прямолинейный из моих рыцарей. Он не вправе говорить здесь такое, но Малкольм всегда пренебрегал ограничениями звания. Сейчас больше обычного.

Я не стал сдерживать его, потому что он скажет то, чего я сказать не смогу.

– Ты думаешь, мы не понимаем, что все это значит? – сказал Малкольм, обвинительно указывая на Кирано пальцем.

– Это именно то чем оно и является, сир Малкольм – спасательная миссия.

– Это чертова самоубийственная миссия, – пролаял Малкольм. – Ради какого-то пыльного хлама! А этот храм уже скорее всего превратился в пищеварительный омут. Это безумие Роланд, чистое, черт возьми, безумие. Механикус с удовольствием пустят Кадмус в расход, чем позволят отделиться от них.

Родерик согласно кивнул, в то время как Антонис и Уильям бесцельно изучали бегущие по гололиту параметры миссии. Гаррат и Вейзи жаждут боя, но они еще молоды и не сталкивались с тиранидским роем.

Если бы они знали каков он, я сомневаюсь, что они испытывали бы тот же энтузиазм.

– Это будет в высшей степени опасно, – соглашается Кирано. – Но с высокой степенью уверенности могу сказать, что храм все еще не тронут.

– Каким образом? – спросил я.

– Потому что ни единый человек или ксенос, не нарушили границ храма со времени падения города.

– Он защищен?

– Да, некоей формой доселе не известного нам энергетического барьера. Есть сведения, что Апостолы специализировались по созданию технологий щитов, таких как: ранние пустотные, ионные технологии ваших Рыцарей, поля Геллера, отражатели, заместители бранов и прочие. Долгое время ходили слухи, что его или ее дух все еще обитает в храмовом коллекторе как программный призрак. Я считаю, что некое неизменное свойство души Апостола поддерживает храм в безопасности.

– Этот апостол все еще жив? – спросил я, пытаясь понять, как такое вообще возможно.

– Думаю, что да, хотя это и лежит за пределами нашего понимания. Никакой четкой связи для разумных предположений нет, но возможно, Апостол существует в виде особого бинарного кода, бесконечно циркулирующего внутри коллекторного устройства, пришедшего с самого Марса. Слишком ценный, чтобы позволить ему исчезнуть, но слишком испорченный, чтобы быть чем-то кроме безумия.

– И это то, ради чего вы просите нас пойти на риск?

– Да.

Я встал из-за контрольной панели стола и одернул униформу, возвращаясь к своим рыцарям.

– Итак, что мы имеем, вы хотите, чтобы мы отправились на Викару, отданный врагу город. Затем вы хотите, чтобы мы нашли храм-кузницу с обитающим там призраком безумного Апостола. Предполагая, что мы все же сможем его получить, нужно будет исхитриться вернуть его обратно в Вондрак прайм?

Кирано кивнул, или не уловив мой язвительный тон или же решив игнорировать его.

– Из всех сил в моем распоряжении, рыцари показали статистически наиболее высокий шанс на успех.

Я вскинул руку вверх прежде, чем Малкольм успел ответить на эту провокацию.

– Мы не в вашем распоряжении, архимагос, – сказал я, ткнув в грудь Кирано пальцем. – Я не для того привел Кадмус в Вондрак, чтобы в очередной раз, связать себя прихотью марсианского священства.

Кирано встретил мой взгляд, оптический имплантат к человеческому глазу.

– Тогда почему вы здесь? – спросил он. – Призывы к оружию не типичны для Кадмус, к тому же Хоукшрауд уже объявили о своей готовности к битве.

– Хоукшрауд? – усмехнулся Малкольм. – Эти голодранцы? Они сбегут даже если вы скажете, что будете бороться со сном.

– Хоукшрауд уважаемый дом, Малкольм, – сказал я. – Их репутация и готовность к бою достойна похвалы.

Малкольм прикусил губу и кивнул, понимая, что переступил черту. В присутствии Механикус, рыцарские дома должны демонстрировать единство между собой.

Я вновь обратился к Кирано.

– Мы здесь чтобы доказать, что вопреки нашей политике снять шестерню, мы все еще высоко ценим Механикус. Ведь мы все служим Императору, вы согласны?

Мгновение спустя: – Конечно, барон Роланд. Так значит, вы пойдете?

– Да, – сказал я. – Дом Кадмус пойдет.

Уязвимости

Помещение, покоившееся сейчас в сердце храма-кузницы, больше походило на клетку, но ее обитатель добровольно заточил себя в ней от окружающего мира. Стены этой камеры покрывала кремовая краска и особое полимерное напыление, препятствующее вокс-прослушке. Она была начисто лишена любых входящих и исходящих портов, ни одного соединения с храмовым коллектором или ноосферой не предполагалось.

Подобно ранним фотографам, нуждавшимся в изолированной от света комнате, хранители данных нуждались в изоляции от информации.

Именно эта ячейка была защищена хуже, чем требовалось Немониксу, но Вондрак едва ли самый высокоразвитый мир-кузница, к тому же, он взял на себя смелость и перемешал ближайшие системы, создав тем самым информационный туман, скрывающий его работу.

Он расположился на полу скрестив ноги, копаясь в персональных файлах дома Кадмус. Изображение за изображением рыцари бежали перед его глазами, вместе с каждым аспектом из их жизней. Некоторые из них были банальны и легко доступны: служебные записи, дислокации, истории семей, все в свободном доступе для того, кто знает, как искать, но особые вещи вроде: психологических портретов, биологических образцов, генетических маркеров – элементы, о существовании которых не известно никому, кроме небольшой группы рыцарей, и уж тем более никому со стороны.

– Ты действительно думаешь, что что-то здесь найдешь? – сказал странно знакомый, и в то же время едва узнаваемый голос.

– Найду, – ответил он. – Кадмус ничем не отличается от остальных. Их уязвимости таятся в людях.

– Типичная марсианская точка зрения, – сказал голос.

– Твоя точка зрения ничем не отличается от этой, – ответил Немоникс, когда дрожащая голограмма, в робе адепта Механикус среднего ранга, вышла на обозрение. Немоникс взглянул на голограмму, проекцию, сотканную из тысяч микропередатчиков, вшитых в ткань его собственной робы.

– Ну да, без сомнений это так, ведь я это ты, как я могу думать иначе?

– Ты это не я, – напомнил Немоникс голограмме. – Ты симуляция меня былого.

Голографический Немоникс не согласился с этим различием: – Только потому что ты систематически лишаешь себя того что делало тебя мной, и превращаешь себя в то что ты есть сейчас, не значит, что я не могу иметь собственных мыслей.

Немоникс рассмеялся.

– Ты понимаешь, как глупо это звучит? Ты не больше чем копия того чем я когда-то был, к тому же, довольно скудная копия.

– И все же, ты держишь меня рядом, – сказала голограмма. – Почему?

– Потому что мне нравится смотреть изо дня в день, насколько далеко я продвинулся с тех пор как произвел инграмный перенос, – сказал Немоникс.

– Это не так, – сказала голограмма.

Устало вздохнув, Немоникс отвернулся обратно к изолированному инфопланшету.

– Ты разработан с зацикленной формой антероградной амнезии, и каждый раз, когда я запускаю тебя, у нас случается одинаковый диалог, – сказал он. – Мы пререкаемся, ты задаешь глубокие вопросы, наподобие – почему я создал тебя и держу возле себя. Я игнорирую это, и мы концентрируемся на текущем задании. Так может быть мы без лишних споров закончим и эту дискуссию подобным образом, и двинемся дальше?

Голограмма сложила руки, и Немоникс снова вздохнул.

– Вот, – сказал он, показывая ему инфопланшет.

– Ты мог бы просто модернизировать мою когнитивную архитектуру, чтобы я ориентировался в функционале ноосферы. – Тогда бы тебе не пришлось показывать мне все это.

– Ни за что, – сказал Немоникс. – Ты изолирован не без причины. Я не могу оставлять информационные следы за собой, а ты оставишь такой след, что даже орк заметит.

Как и много раз до этого, голограмма пожала плечами, и занялась инфопланшетом. Немоникс прокрутил всех рыцарей Кадмус, позволяя своему раннему воплощению, подробно исследовать каждого из них.

Последняя запись была о Антонисе из Кадмус.

– У этого есть потенциал, – сказал Немоникс. – Он уничтожил ступню титана класса "Владыка Войны", прежде чем тот успел раздавить кадианского полковника. Я думаю, он может стать нашим пропуском внутрь.

Голограмма потрясла головой: – Нет, этот слишком типичный, слишком холодный. В нем недостаточно человечности для эксплуатации.

– Тот, кто вступил в бой с ”Владыкой Войны” в доспехе рыцаря, должен иметь эго планетарного масштаба, – сказал Немоникс.

– Не эго побудило его сражаться, а необходимость. Антонис знал, что без полковника Паска, сражение будет проиграно. У него просто не было выбора.

– Тогда что на счет Роланда? Обычно у лидера должно быть самое большое эго.

– Нет, если это Роланд тянет Кадмус вниз, то весь дом пойдет вместе с ним, а насколько я понял из записей, Механикус хотят вернуть этих рыцарей обратно.

– Тогда что ты предлагаешь?

– Вместо того чтобы развращать силу, мы можем надавить на слабость, – сказала голограмма. – Вышедшие из строя компоненты машины заменяются, но люди в большинстве своем сентиментальные существа. Они поместят сломанную шестерню в механизм, не осознавая, что одна маленькая деталь, может привести к катастрофе.

– Кто же тогда эта сломанная шестеренка в доме Кадмус?

– Пролистай шесть страниц назад.

Немоникс сделал это и кивнул.

– Да, вот этот, – сказала голограмма, и Немоникс вспомнил этот голод, азарт охоты, сходящий на нет с каждой аугментацией служившей ему защитой от нежелательных следов своего присутствия.

Именно поэтому он и сохранил свое прежнее я: чтобы чувствовать вещи, которые он уже никогда не испытает.

– Последние десять лет он гнался за успехами Роланда на Охоте, – продолжила голограмма. – Он жаждет власти, но Роланд ее так просто не отдаст. Он слишком долго ждал, дай ему то что он хочет, и он собственноручно намалюет шестерню на броню каждого рыцаря.

Немоникс изучил психологический портрет сира Малкольма, и кивнул в согласии.

– Как мы доберемся до него?

– Через уязвимость любого мужчины из плоти и крови, – сказала голограмма с улыбкой, – его жену.

Немоникс пролистал вниз.

– Ее имя Кассия, – сказал он.

Накануне кровопролития, Кадмус пировал.

Независимо от мира, или от поставок припасов, рыцари и их супруги, собираются чтобы попировать в компании друг друга, тем количеством еды и питья что удается раздобыть.

Это старая традиция, берущая начало задолго до падения Высших лордов, оживленная впоследствии Корделией после восхождения Роланд на командный пост дома Кадмус.

В Цитадели Големов такие банкеты проходили в расположенном в монолитном крыле горы-крепости Суинфорд Холле, который был воздвигнут далекими предками Роланда. Сам зал празднования представлял собой фантастического размера ротонду из вытянутого метала, украшенную монолитными скульптурам и бюстами почитаемых героев дома. Купол, отделанный расписным стеклом, выступал над бесконечными лесами плато, открывая удивительный вид. В Холле не разрешены сидения, для того чтобы ни мужчина, ни женщина не смогли получить расположение мастера дома, за счет места за столом. Помещения, выделенные управляющим лорда Оудена, Корделия сочла подходящими, но все же не чета Суинфорд Холлу. Воины пили местное ферментированное варево и громко беседовали, в то время как сервиторы назначенные из лагеря Хранителей, расположившегося за городскими стенами, без устали подносили жаренное мясо и тушенные корнеплоды местной овощной культуры. Каждый рыцарь, исключая Антониса не принимавшего активного участия в трапезе, пойдут завтра с больными животами и похмельем, это тоже было традицией.

Завтра большинство этих мужчин отправится на возможно последний их бой. Цель пира была проста: человека, сидящего рядом с тобой, возможно завтра не станет, так что насладись его компанией пока можешь.

Роланд рассказывал байки с Родериком и Уильямом, судя по движениям рук мужа, он заново разыгрывал недавнюю Охоту. Вот это взмах «Жнеца», это выстрел из боевой пушки, а это тяжеловесный удар ногой.

Сир Малкольм входил в круг Роланда, но сам абсолютно этого не желал. Корделия сделала себе заметку, напомнить Роланду, быть более сдержанным в своих победах.

Она прошла между собравшимися рыцарями и их женами, с натренированной непринужденностью правящего матриарха. Временами останавливаясь чтобы поздравить рыцаря с его успехом на Охоте, или оценить выбор платья или украшений их жен.

Рыцари обменивались любезностями, а их жены обсуждали между собой, им одним понятные темы. Ни один из рыцарей не вникал в подтекст слов жен, но так было всегда. Когда у мужчин была их война, женщины занимались не менее важными делами.

Удостоверившись что все идет как надо, она прошла сквозь толпу к Эйлине, Айкатерине и Кассии, удобно устроившихся на обитых подушками скамьях, в самом центре зала.

Кассия выглянула из-за книги и улыбнулась. Эйлина делала пометки на нотном листе своей композиции, а Айкатерина бережно качала на руках свое дитя.

– Он заснул? – спросила Корделия присаживаясь рядом.

Айкатерина кивнула, и Корделия заметила у нее под глазами темные круги от недосыпа.

– Хвала Императору, – сказала Кассия, не отрываясь от книги. – Почти невозможно писать, когда он все время кричит.

– Иногда он довольно музыкален, – усмехнулась Эйлина. – Я могла бы использовать его голос для крещендо.

– Не понимаю, почему ты так возишься с этими дневниками, – сказала Эйлина. – Вряд ли ты дашь их кому-нибудь прочесть.

– Они не были бы личными дневниками, если бы кто-то еще их читал.

– Какой тогда от них толк, если никто, кроме тебя не может их прочесть?

Кассия пожала плечами: – Это помогает, – сказала она наконец.

– Помогает в чем? – спросила Эйлина.

Сперва она подумала, что Кассия не собирается отвечать, но молодая девушка захлопнула книгу и закрыла ее на защелку.

Затем она взглянула Эйлине в глаза и сказала: – Я пишу их, потому что, когда Малкольм погибнет в сражении, я хочу иметь возможность вспомнить каждый момент, проведенный с ним.

Корделии было печально слышать "когда" вместо "если", это означало что все женщины испытывали страх, отправляя мужей или сыновей на войну в эти темные времена.

– Ты изучаешь карты и планы миссий рыцарей, чтобы знать на что идет Родерик, это твой способ справляться с переживаниями, – сказала Кассия. – А этот, мой.

– Тогда продолжай, и сохрани каждый момент на ее страницах, – сказала Корделия. – И не позволяй переубедить себя.

Она заметила, как взгляд Кассии скользнул через ее плечо, и, повернувшись, увидела шагающего к ним Малкольма, на лице которого угадывалось разочарование

Кассия поднялась, как только сир Малкольм подошел и уважительно поклонился остальным женщинам.

– Малкольм? – вымолвила Кассия. – Что-то не так?

– Мы уходим, – ответил Малкольм.

– Так скоро? – сказала Корделия. – Пир едва начался.

– Сейчас же, – рявкнул Малкольм.

Корделия встала со скамейки и посмотрела Малкольму в лицо: – Что бы не расстроило вас, сир Малкольм, это не оправдание вашего тона.

Корделия видела, как природная грубость борется с уважением к супруге его лорда. Он был привлекательным мужчиной, в свойственной ему угловатой звериной манере. Он обладал жесткими, как осколки кремния глазами, и коротко подстриженными черными с проседью волосами.

– Конечно, – сказал он. – Простите меня леди Корделия, ваш муж только что мне сообщил, что я не иду с остальными завтра. Вместо этого, я остаюсь в Вондрак прайм, с сиром Гарратом и еще несколькими рыцарями.

– Но почему?

– Барон Роланд посчитал, что с участием рыцарей Хоукшрауд, необязательно выходить полным отрядом воинов. Он подумал, что благоразумнее всего, будет отрядить некоторых из наших рыцарей, для выполнения боевого приказа полковника Руканаа: "защита города и тех, кто особенно дорог нам".

Корделия слышала горечь в голосе Малкольма, сожалея, что Роланд не обсудил с ней это решение прежде, чем отвесить Малкольму пощечину.

– Мой муж оказал вам великую честь, сир Малкольм, – сказала она, найдя способ обернуть ошибку Роланда во благо. – Он доверил вам сберечь наши мечты.

– О чем вы говорите?

Корделия взглянула на женщин. Задержавшись на ребенке Айкатерины, мемуарах Кассии и свежем музыкальном произведении Эйлины.

– Я знаю насколько опасна эта миссия, – сказала Корделия. – Я знаю, что некоторые из рыцарей могут не вернуться обратно. Возможно ни один из них не вернется. Возможно я стану вдовой. Или может сын Айкатерины будет взрослеть без наставлений отца. Мой муж понимает, что может не вернуться, и единственный способ как он может облегчить эту ношу, это оставить своего самого лучшего рыцаря, присмотреть за нами.

– Вондрак прайм хорошо защищен, – сказал Малкольм, но Корделия увидела неуверенность в его взгляде. – Здесь тысячи солдат, кто...

– Вы предпочли бы доверить нашу защиту им чем одному из своих? Защиту Кассии? – перебила его Корделия. – Это женщины делают Кадмус сильным, это они дают жизнь и взращивают наследников, они соединяют благородные семьи вместе. В то время как мужчины семьи уходят на войну, только нашими усилиями существует этот дом. Когда вы возвращаетесь к нам сломанные от долгой связи с броней, кто, по-вашему, помогает вам восстановиться?

Сир Малкольм понял, что побежден, и принял поражение с честью, чего он никогда не делал на поле битвы.

– Вы безусловно правы, моя леди, – сказал он, его обычное суровое лицо расколола улыбка. – Вы бы стали достойным рыцарем, родись вы мужчиной, – сказал он, прежде чем развернуться и возвратиться к своим братьям.

– Он сказал это как комплимент, – сказала Эйлина, как только Малкольм отошел достаточно далеко. – Слышал ли он хоть что-нибудь из того что вы сказали?

– Он мужчина из дома Кадмус, – сказала Корделия, садясь обратно. – Когда они прислушивались к словам женщин, мудрее их самих?

Женщины улыбнулись заученной мантре. Ребенок на плече Айкатерины зашевелился и начал кричать, громко и пронзительно, как охотничьи горны рыцарей. Айкатерина открыла верх своего платья и попробовала покормить сына, но он отказался принимать материнскую грудь.

– Маленький принц все еще боится соска? – сказала Корделия.

– Майя Агнодис из сестринской общины выругала меня, и сказала, что я плохая мать, – ответила Айкатерина, едва не плача. – Она дала мне тексты, в них сказано, что он должен больше есть и дольше спать.

– Это сказано женщиной, у которой нет детей, – сказала Корделия, качая головой и присаживаясь рядом с Айкатериной. – Я думаю она забыла, что дети не читают ее текстов. Позволь мне подержать его.

Айкатерина бережно передала Корделии своего сына, и та мягко позвала его. Она поняла, что было не так, как только взглянула в его глаза.

– У него легкое расстройство от перемещений, – сказала она. – Через день или два это пройдет.

– Вы уверены?

Корделия кивнула, и поводила пальцем перед мальчиком, от лба к носу. Его глаза следовали за пальцем, моргая с некоторой задержкой.

– Путешествие через имматериум непросто даже для нас, какого тогда это должно быть для ребенка? Брекстон ужасно страдал от этого.

Ребенок начал успокаиваться, и Айкатерина благодарно улыбнулась ей.

– Звучит обнадеживающе, останьтесь с нами, – сказала Айкатерина. – Он не перестанет кричать что бы я не сделала.

– Он мужчина из Кадмус, – повторила Корделия. – Когда они прислушивались к словам женщин, мудрее их самих?

Они засмеялись, но все видели долю правды в шутке.

Их мужья были великими людьми, воинами чести, храбрости и благородства, но они оставались незавершенными. Они обманывали себя, считая, что лишь их доспехи делают их полноценными, но это ложь. От многократных повторений, ложь приобрела форму правды.

Необходимая, но все ложь.

Роланд был пьян. Не настолько чтобы не понимать слов Корделии, но достаточно, чтобы заставить потрудиться удержать его внимание на важном разговоре. Торжество подошло к концу, когда из-за пределов дворца, раздалось эхо ноктюрна молельных колоколов Мубаризанских бараков.

Как всегда, Антонис был первым из рыцарей кто покинул трапезу. После смерти Персис, он отдалился от своих братьев. До сих пор, Корделия отклоняла требования Роланда найти ему новую жену, как будто это тут же развеет его скорбь.

Остальные вскоре последовали за ним, в сопровождении своих жен, взглядом обещавших Корделии, что их рыцари будут с достоинством стоять завтра на смотровом плацу, когда прозвучит сигнал к сборам.

Как мастер дома Кадмус, Роланд был обязан покинуть трапезу в последнюю очередь, поэтому Корделия приказала сервиторам разводить его выпивку водой настолько, что в его заключительных пяти кувшинах, едва ли осталась хотя бы тысячная доля алкоголя.

Корделия полулежала в железной кровати, в то время как Роланд, шатаясь по комнате, с грацией раненого грокса, снимал свои ботинки. В итоге у него получилось, и он завалился на кровать, с колоссальным шумом выпустил газы, и посмотрел на нее так как будто ждал аплодисментов. После ужина пивом, с овощами и мясом, аромат был почище вони трупов после Охоты.

– Прости, Кор, – сказал он. – Местная провизия, посланная Оуденом, прошла прямо через меня.

– Тебя и простыни, – сказала Корделия.

– Прости, – повторил он, приближаясь к ней. – Может я все исправлю?

– Позже, – сказала она, сцепляя свои пальцы с его.

Роланд моргнул и присел рядом с ней. Он узнал ее тон, и потер глаза ладонями, дотянулся до подставки у кровати, и набрал два стакана воды из кувшина.

– О чем ты думаешь Кор? – спросил он, передавая ей один.

– Ты слышал когда-нибудь историю, о мезо-скорпионе попросившего болотного зайца перевезти его через реку?

– Нет, мой отец был не из тех, кто рассказывает сказки на ночь, – сказал Роланд

– Это старая история, но если вкратце, то скорпион ужалил зайца несмотря на обещание, и они утонули, переплывая через реку. Прежде чем они погибли, заяц спросил скорпиона, почему тот ужалил его и убил их обоих. На что скорпион развел клешнями и сказал, что это его натура.

– Есть какая-нибудь причина, почему ты рассказала мне ее?

– А ты как думаешь?

– Тогда не могла бы ты сразу перейти к ней? – спросил Роланд, выпивая стакан воды и наливая следующий. – Похмелье и трон Механикус с трудом работают вместе.

– Конечно, я перейду, – сказала Корделия, отпивая немного воды. – Я обнаружила, что, когда мне нужно донести что-то до мужчины, следует начинать с чего-то попроще.

– Ха-ха, черт возьми. Говори уже.

– Прибытие в Вондрак было ошибкой, – сказала Корделия. – Я думаю, Механикус хотят разрушить дом Кадмус.

– Разрушить? Что это должно означать?

– Мне определенно следовало начать с более простой истории, – вздохнула Корделия. – Я хочу сказать, что не важно, как бы нелогично это ни было для Механикус, отправлять твоих рыцарей на смерть, ты должен понять, что не в их природе отпускать то что некогда принадлежало им. Как они говорят? Механикус никогда ничего не удаляют? Прямо сейчас, я гарантирую, что Марс помышляет вернуть дом Кадмус обратно, и мастера кузницы предпочтут видеть нашу смерть, чем видеть, как мы нагло нарушаем их правила.

– Ох, ты видишь врагов там, где их нет женщина, – сказал Роланд, укладываясь в кровати. – Они хотят вернуть этот коллектор с духом апостола внутри. Как они его получат, если мы все погибнем?

– Ты так уверен, что в Викаре есть что искать, – сказала Корделия. – Что этот храм и апостол вообще существуют.

Роланд задумался над этим.

– Ты думаешь, Кирано лжет?

– Это вполне возможно.

Роланд обдумал ее слова, затем закрыл глаза и послал ментальную команду усиленной системе очистки крови, выпустить очиститель в кровоток. Корделия увидела туман, улетучивающегося через его поры алкоголя, вместе с вернувшейся ясностью в глазах.

– Из меня выльется чертов водопад следующим утром, – пробурчал Роланд. – Но, если ты права Кирано приговорил Хоукшрауд на ту же участь.

– Я могу быть неправа, – сказала Корделия, приблизилась к нему и посмотрела в лицо. – Но помни, что мастер дома должен уподобиться лисе, чтобы избежать капканов, и льву, чтобы отогнать волков.

Роланд понимающе кивнул, сделал небольшой глоток и вытер подбородок тыльной стороной ладони.

– Нет, ты почти всегда оказываешься права в таких делах, но, ты кое-что забыла.

– Что же?

– Я хочу пойти на это задание, – сказал Роланд. – Я хочу отправиться туда и поубивать этих ублюдочных ксеносов. Ты же знаешь, как много воинов погибло на Грифоне-IV, и я пролью океан ксеноской крови за каждое имя, высеченное в мраморе Запредельного хранилища.

Корделия села и отставила стакан.

– Месть – это недостойный повод идти на войну, – предостерегла она, зная, что ее слова попадут на благодатную почву. – И месть лишь тогда имеет смысл, когда жертва осознает, почему она умирает. Тиранидский рой безразличен к тем, кто бросает им вызов. Ты не сможешь запугать их Роланд.

– О, они будут бояться меня, – сказал он. – Под конец, они будут знать, что такое дом Кадмус, можешь мне поверить.

Понимая, что его намерения теперь тверже камня, Корделия сменила тактику и обвила руками его грудь, поглаживая рельефные, упругие мышцы груди.

– Тогда, если ты настроен идти, тебе следует убедиться, что ты во главе этой миссии. Ты должен быть Магна Прецептором.

– Есть причины, почему я могу им не быть?

– Другой рыцарский дом уже участвует в войне в Вондраке дольше, чем мы, – сказала Корделия. – Согласно строгим протоколам, право лидерства отошло к Актису Бардольфу из дома Хоукшрауд.

– Проклятье, – раздраженно прошипел Роланд.

– Но я знаю, как ты можешь заставить его передать роль Магна Прецептора тебе.

– Как?

Корделия улыбнулась.

– Очень просто, – сказала она. – Попроси его.

Мастера войны

Многотысячная толпа собралась под вечерним дождем, чтобы посмотреть наш выход, и мы в полной мере оправдали их ожидания. Орудия вскидывались в салюте, а охотничьи горны всех восемнадцати рыцарей громогласно оглашали площадь. Даже Антонис, хоть и не охотно, но присоединился к показному шоу. Он стал ощутимо дальше от нас, после своей потери во время отступления на Грифоне IV.

Мой рыцарь кипел жизнью подо мной, гигантская машина такая же часть меня, как и конечности из плоти и крови. После прибытия в Вондрак, призраки рыцарей, носивших эту броню до меня, безучастно витали, давя на мое сознание.

Но рев толпы разбудил их.

Они вновь горели жаждой войны и славы.

Я чувствовал их на границе сознания, они подстегивали меня разогнать доспех до его максимальной скорости. Силой воли я на некоторое время подавил их пыл. Находясь неподвижным на троне Механикус, я видел и чувствовал мир через искусственные рецепторы так же реально, как и с помощью естественных чувств смертного тела. Более того, я был способен ощущать вещи ранее недоступные, те чувства, что дарует соединение с броней.

Я повернул головой, почувствовав требования воинственных духов показать им мир, за который мы будем сражаться.

Наш маршрут к городским стенам пролегал в стороне от тяжело индустриализированных районов города. Область Вондрака прайм по которой мы шествовали, целиком состояла из скользкого от дождя стекла, и полированной бронзы, освещаемой светом натриевых ламп. Отряд шел под искусно скрученными бронзовыми арками, напоминающими паутину механических пауков.

Рыцари шагали по городу, демонстрируя Имперскую мощь, и мне нравилось принимать в этом участие. Эскадрилья воздушных судов, выжигала конверсионные следы в темнеющем небе над нами, и едва различимые стаи воздушных форм жизни, на рваных крыльях, кружили чуть выше, это могли быть птицы, но маловероятно.

Солдаты и гражданские выстроились по всему пути следования, десятки тысяч, скандирующих и размахивающих флажками с аквилой, отяжелевших от дождя. Дети держали сигнальные огни и заводные игрушки в виде рыцарей.

– Ни одного флага с цветами Кадмус, – заметил Родерик, наблюдая то же, что и я.

– Когда мы вернемся, они появятся, – пообещал я ему.

– Хоть кто-нибудь из них понимает, что мы собираемся делать? – спросил Уильям.

Волнует ли их это вообще?

Даже в отсутствии Малкольма я слышал его воображаемый ответ Уильяму. Мой первый заместитель повел восьмерых своих рыцарей на юг, в свободный кузнечный комплекс Вердус Феррокс, где для Хранителей Кадмус было выделено место и ресурсы.

Корделия сказала, что даже несмотря на ее беседу с ним, он и другие по-прежнему недовольны исключением из миссии. Но только его боевые навыки достаточно высоки чтобы доверить охрану Корделии и других женщин. Последствия потери Персис для Антониса, определили мое решение, нравится это Малкольму или нет.

Я ответил Уильяму: – Они знают, что мы здесь для того, чтобы сражаться за Вондрак, этого вполне достаточно.

Монолитные городские стены предстали перед нами, шесть громоздких фигур собрались на зигзагообразных подступах перед ней. Пластины их брони мерцали под дождем, отражая пламя, полыхающее в больших жаровнях на вершинах башен, венчающих врата. Броня цвета яркого солнца напоминала Имперских Кулаков, но там, где Космические Десантники из легендарного ордена, соблюдали сдержанность в своих почетных знаках, рыцари дома Хоукшрауд не проявляли подобной скромности. Кроме геральдической красной аквиллы на плече, броню каждого рыцаря усеивало множество других знаков. Отметки кампаний, потрепанные знамена с полковыми гербами, эмблемы орденов и литании с прошлых заданий, сражались за место на доспехе. Никакого очевидного порядка, ни последовательности в декоративной иерархии среди нанесенных знаков не было. Производимый ими эффект вызывал раздражение, как будто рыцари однажды оставили свою броню в низших подуровнях улья, позволив местному сброду, изуродовать их своими украшениями.

Мое впечатление домом Хоукшрауд было не самым лучшим.

Невозможно было определить кто из них командующий. Все были одинаково увешаны эмблемами организации, миров и сражений. Затем один из рыцарей класса "Паладин", выступил вперед.

Актис Бардольф, насколько я помню.

Одна из его рук цепной "Жнец", когда-то бывший и у меня во время Охоты. Впоследствии я сменил его на старинное лезвие, когда поменял свой доспех на тип «Копье». Другая рука – это удлиненный ствол скорострельного орудия.

Архитипичная база рыцарской брони. Доспех хорошо ухожен, хотя, судя по количеству не заметных с расстояния коррозийных ожогов на ногах и оружейных креплениях, Бардольф и его рыцари недавно побывали в битве.

Все эти шрамы на фронтальной броне, изменили мое впечатление о Хоукшрауд в лучшую сторону.

Мои рыцари замедлили движение и остановились позади меня, когда я встретился с «Паладином». Я гордо выпрямился и слегка поклонился лидеру рыцарей Хоукшрауд.

– Я имею честь обращаться к лорду Бардольфу из дома Хоукшрауд? – спросил я через пикт-вокс. Если его доспех оборудован как я ожидаю, Актис Бардольф увидит голографический бюст моей головы и плеч.

Мой собственный дисплей задрожал от статики и передо мной возникло лицо человека с желтоватой кожей, которого Корделия видела на смотровой площадке.

– Я Актис Бардольф, и я не лорд, – сказало изображение. – А вы я полагаю, барон Роланд из дома Кадмус.

– Да это так, – подтвердил я, догадываясь, что Хоукшрауд не из тех рыцарских домов, поддерживающих традицию длинных, сложных протоколов приветствия, наполненные формальными катехизисами, необходимыми перед каждым сражением.

– Вы прибыли как раз вовремя, – сказал Бардольф кривым тоном, который я мог принять за проявление неуважения.

Вспоминая совет Корделии прошлой ночью, я напустил свой самый формальный тон и сказал: – Воины дома Хоукшрауд, я барон Роланд из дома Кадмус, официально прошу у вас, уважаемый дом, помощи в достижении Викары и спасению Бинарного апостола Вондрака. Что ответит дом Хоукшрауд?

На мгновение я подумал, что он посмеется мне в лицо.

– Дом Хоукшрауд никогда не поворачивается спиной к просьбам о помощи, – сказал он, держа лезвие у груди. – Мое оружие и оружие моих воинов ваши, Магна Прецептор.

Я был так удивлен, что забыл принять эту честь.

В который раз я благодарен судьбе за такую прекрасную и мудрую супругу как Корделия.

– Ваша честь столь же велика, как о ней говорят, сир Бардольф, – сказал я.

Он кивнул и сказал: – Мы должны выдвигаться, барон Роланд, Бинарный апостол не спасет себя сам, так ведь?

Я повел нас через городские врата, быстро двигаясь через удаленный портовый район окруживший Вондрак прайм. Мой доспех «Копье» быстрее, чем любой другой рыцарь, и я продвигался на скорости сквозь дождь, напрягая все чувства до предела.

Привычная активность и шум занятого портового сооружения совершенно отсутствовали. Команды кораблей и громоздких погрузчиков, некогда нагружавшие корабли тысячами грузовых контейнеров, теперь гнули спины в мегалитических кузницах в сердце города.

Отныне ничего не покидает Вондрак. Подъемный механизм с железными конечностями неподвижно стоит на балластном шасси. Все городское военное производство направлено на нужды самой планеты.

Тиранидский рой еще не достиг Вондрак прайм, но это лишь вопрос времени. В это самое время, они наступают по всем возможным фронтам в шестидесяти километрах отсюда.

Я мог физически ощущать пустоту в огромных сооружениях, лишь стук дождя по крыше эхом заполнял эти склады. Вся станция снабжения теперь лежала в забытье.

Тираниды не располагают орбитальными наблюдательными системами, вместо этого они используют летающие единицы: мерзкие штуки на изорванных крыльях, способные видеть даже во тьме все, что покидало город.

А то что видит одна тварь, видят и остальные.

Такие большие и мощные машины как рыцари производили много шума, даже посреди такого шторма нас было легко заметить, в связи с чем мы были не одни. По совету архимагоса Кирано, мы замаскировали свое продвижение, внутри массированного развертывания.

Рота Траурных Мечей под командованием капитана Дейгона продвигалась на запад, в то время как южные и северные врата выпускали колонну за колонной быстро движущейся кавалерии полковника Руканаа, вооруженную мощным оборонительным оружием.

При поддержке двух когорт архимагоса Кирано и громоздких военных машин, посланных Ордо Редуктор, Кадмус и Хоукшрауд прошли через малые врата на юго-востоке. Скитарии и военные машины демонстративно заняли защитные позиции среди возвышающихся структур порта, и я повел рыцарей по узкому, затянутому паром каньону разрушенных кирпичных строений, огибая закрученные, висящие металлические конструкции.

Среди беспорядочных структур порта, мы будем сокрыты от воздушного наблюдения, это даст нам надежду остаться незамеченными для сенсоров летающих существ.

Я остановил «Копье» на открытом перекрестке. Впереди располагалась громоздкая поворотная платформа. Пересеченная глубокими рельсовыми дорожками, она использовалась для вращения огромных тягачей, сейчас ее неактивные поршни шипели и выпускали струи пара.

Мерцающий свет, тускло вспыхивал в горячем и влажном тумане. Открытые, давно заброшенные контейнеры, валялись на рельсах, частично поглощенные туманом. Монструозная часть железнодорожного состава стояла по центру площадки – это был тягач. Его двигатель превратился в разорванное месиво с отметинами когтей и кислотных ожогов.

– Итак, получил ли он эти повреждения в горах и как-то прибыл сюда, или же привез с собой что-то мерзкое? – сказал Бардольф, заняв противоположный угол. Пиктер был неактивен, так что я слышал только голос.

– Полагаю, что последнее, – сказал я, идентифицируя разбросанные вокруг тягача, разрезанные человеческие тела. Каждое из них лишено внутренних органов, разбросанных вокруг на манер озадаченных адептов Механикус, пытающихся собрать неизвестный предмет архиотеха.

– Что могло сделать это? – проворчал Уильям, когда увидел сцену резни.

– Тварь похожая на богомола, – сказал Бардольф, – некоторые называют его ликтором. Я уже видел подобное. Они проникают на отступающие транспорты с ничего не подозревающей командой, и оставляют своего рода след, для остального роя. Они едут со своими жертвами, оставаясь незаметными, затем убивают несчастную команду.

– Вы думаете, оно все еще здесь? – спросил я.

– Нет, оно уже давно покинуло это место, – ответил он.

Думаю, что Бардольф прав. Я уже сражался с ликторами прежде и, хотя они перемещаются по одному, даже такого количества хватит, чтобы учинить большие неприятности. Я напряг ауспик, выходя за пределы его радиуса действия.

Внутренние помещения моего доспеха, внезапно стали горячее. Я чувствовал, как информационные призраки внутри него давили на основание моего черепа, желающие знать, что происходит.

Капельки пота покатились по черепу. Перегруженный ауспик шипел. Он искал.

Ничего. Ни на одном из спектров.

Остаточные радиационные следы от пустых контейнеров, и термальные помехи повсюду, делали невозможным надежное, четкое чтение. Внезапно, что-то появилось справа от меня, и я шагнул этому навстречу.

Мои ленс-орудие и реликтовое лезвие сигнализировали о включении, и заряжающий механизм дослал снаряд в ствол орудия.

– Ты нашел его? – быстро спросил Бардольф, в тот же миг, рыцари Хоукшрауд распределились, приводя оружие в боевую готовность.

– Нет, – сказал я, – ничего.

Цепи подъемника слегка колыхнулись. Колебания ли это неисправного механизма, или же пробежавшее существо, я не мог точно сказать.

– Выдвигаемся, – скомандовал я, понимая, что гоняться за тенями столь же опасно для миссии, как и бесполезно. – Уильям, Родерик сформируйте эшелон позади меня. Антонис со мной. Сир Бардольф, ведите своих рыцарей вокруг южной стороны платформы. Вход в сеть туннелей на противоположной стороне.

– Вас понял, – сказал Бардольф, и Хоукшрауд двинулись с места.

Я повел Кадмус через платформу, осторожно, стараясь не раздавить тела под ногами, аккуратно переставляя ноги. Вокруг них не было крови. Дождь вполне мог смыть ее следы, но я боюсь, что эти несчастные души были убиты далеко отсюда и разложены так, чтобы их нашли. Террор – один из видов оружия роя, наравне с клыками, когтями и кислотой.

Мы прошли развалины тягача, орудия заряжены и готовы. Каждый всплеск ауспика, отзывался толчком в спинном мозге, и требовалось делать усилие, преодолевая желание стрелять в каждую тень.

Едва мы пересекли платформу, и не моментом позже.

– Погода налаживается, – сказал сир Родерик.

Я взглянул вверх и убедился, что так и есть. Облака начали развеиваться и дождь пошел на спад. За считанные минуты мы остались без прикрытия от нежелательных взглядов.

– Сир Бардольф, – сказал я. – Пора спускаться под землю.

Я направился к ромбовидному арочному проходу, втиснутому в металлическую структуру. Несколько рельс выходили из-под земли через него. Он вел под поверхность Вондрака, проходя через коренную породу горы. Более тысячи километров подземных путей, множество разрозненных ответвлений, каждое из которых стремится на поверхность, становясь входом в одну из таких глубоких шахт.

Викара находится в четырех километрах от одной такой шахты.

Этот проход должен был быть заблокирован взрывчаткой, и мы бы ни за что не смогли пробиться через него, имея только термальные копья и боевые орудия. Вместо этого он предусмотрительно оставлен открытым для нас, однако, я заметил змеящиеся кабели от мощных зарядов взрывчатки, покрывающей всю арку.

– Я подумал вы шутите, – сказал Бардольф, когда его доспех включил освещение. – И это единственно возможный путь?

– Да.

Я услышал вздох в воксе: – Вы конечно же понимаете, что сканирование ауспиком там внизу еще хуже, чем на поверхности.

– Да я понимаю, но до Викары четыреста километров пути, – сказал я ему. – И у нас нет повода надеется, что мы сможем пройти такое расстояние по поверхности, оставаясь не замеченными.

– Тогда я надеюсь вы знаете дорогу,

Я вызвал топографическую карту подземной сети на навигационный планшет. Архимагос Кирано связался с контролером железнодорожной сети и затребовал самую современную схему подземных путей.

Я загрузил карту моим рыцарям и группе Хоукшрауд, прорезая тьму туннеля светом фонарей. Свет Бардольфа присоединился к остальным.

Свет едва проникал на 50 метров вперед.

– Грегор, Мартин, – сказал я, – займите позиции у арки, и проследите, что никто не последует за нами.

– И ничего не выйдет кроме нас, – добавил Бардольф.

– Подорвите эти заряды, если последует массированная попытка проникновения через этот туннель, – сказал я сиру Грегору. – Не важно, внизу мы или нет. Ясно?

Оба рыцаря сигнализировали о принятии приказа, и я шагнул по направлению ко входу в туннель. Актис Бардольф двигался рядом.

– Вы видели штампы обновления на этих планах, я все правильно понял? – спросил он.

Я ждал этого.

– Да, – сказал я, – семьдесят два года назад.

– Выходит так что, что бы не оказалось там внизу, уже не совпадает с вашей картой.

– Это правда, – согласился я. – Император защитит и присмотрит за нами в этом мраке.

Я вступил в чернильную тьму туннеля, прежде чем Бардольф или кто-либо из моих рыцарей смог возразить мне.

Следы ксеносов

Ее ручка скрипела по поверхности бумаги быстрыми и уверенными движениями. Кассия всегда могла сказать какие именно страницы она написала, когда Малкольм уходил на войну. Даже если он был в пределах Вондрак прайм – что она считала оскорблением для своего мужа – и находился в соединении с броней.

Страницы этой книги еще свежи и не тронуты, она совсем недавно попала к ней в руки от местных торговцев. Кассия не решалась выходить сама, вместо этого она посылала одного из юных слуг, приписанных к Кадмус, чтобы тот нашел ей новую книгу. Этому недалекому простаку потребовался целый день чтобы выполнить поручение, но ожидание того стоило.

Кассии нравились разные запахи бумаги с различных миров. Мягкий аромат витал над книгой, когда она записывала события дня, разговоры и мысли.

Бумага с Райсы пахла землей и дымом, как если бы ее годами хранили в погребах. Бумага с Грифона-IV была глянцевой и устойчивой на разрыв, но оставляла химический налет на пальцах, когда она перелистывала страницы. Бумага Вондрака обладала приятной на ощупь, грубой, зернистой текстурой, пахла пеплом и древесным дымом. Завтра Кассия пошлет мальчика за еще одной, если конечно он запомнил, где ее купил.

Кассия почувствовала холодный сквозняк, гуляющий по коридору, подняла глаза от книги и окинула взглядом пустой коридор. Она сидела в широком алькове окна на верхних уровнях крепости лорда Оудена. Ей требовалось одиночество, чтобы собраться с мыслями, в апартаментах женщин одиночество было в дефиците.

Несносный ребенок Айкатерины снова взялся за свое, его пронзительный вопль обладает уникальной способностью проходить сквозь стальные двери и стены из монолитного камня. Она ушла без сопровождения, дабы спокойно исследовать крепость и поискать укромное место для записи воспоминаний.

Уильям и Айкатерина видели своего сына в рядах рыцарей Кадмус, но у Кассии нет такой уверенности в будущем своего сына. Если он быстро не окрепнет, то не переживет обряд становления. Первые ощущения юноши, после соединения с троном Механикус, навсегда станут частью его, а этот ребенок все еще боялся своей собственной тени.

Перо Кассии быстро забегало по странице. Судьба еще не одарила их ребенком, но это случится скоро. Семя Малкольма было сильным, а у Кассии в роду много здоровых женщин с широкими бедрами, даровавших жизнь множеству сильных сыновей и крепких дочерей. Когда она решит, что готова и настало время Малкольму дать ей ребенка, Кассия не позволит кричащему дитя опозорить ее своим плачем.

Она остановила на мгновение запись, чтобы взглянуть через цветное окно на город внизу. Вондрак прайм готовился к сражению. Эйлина говорила, что слышала переговоры Хранителей о ксенорое, прорвавшем южный фронт и уже двигавшемся на город.

Даже если это правда, Кассию это никак не волновало.

Она читала информацию. Флот улей Гидра немногочисленный рой, и не шел ни в какое сравнение с силой Левиафана. Она видела поля боя и подготовку к войне сотни раз. Эта ничем не отличалась от предыдущих, и потеря одного фронта еще не причина для паники.

Кассия отвернулась от сцен подготовки и вздрогнула от удивления.

Она была уже не одна.

Адепт в черной робе с закрытым капюшоном лицом стоял, сложив руки перед собой. Мягкое свечение аугметики и слабый свет от керамической лицевой пластины, единственные подсказки о том, что могло таиться под робой.

– Мои извинения, леди Кассия. – Я не хотел пугать вас.

– Тогда вам не стоило так чертовски хорошо подкрадываться ко мне, словно какой-нибудь проклятый ассасин, – резко выдала Кассия, захлопнув книгу и поправив платье. Она осмотрела его еще раз, на предмет опознавательных знаков, вроде вышитых рун, или шестерни, или аквиллы, но ничего не было.

– Кто вы? – спросила она. – И откуда вам известно мое имя?

– Мое имя Адепт Немоникс, – сказал он. – И я занимаюсь тем что знаю великое множество вещей.

– Вы из Механикус?

– Я служу воле Омниссии, – сказал он. – Но, суть моей службы вам не известна.

– Это не похоже на ответ.

– Могу я присесть? – спросил Немоникс, затем сел, не дождавшись разрешения. Даже после того как он расположился на освещенном участке, свет не решался проникнуть под его капюшон. Она лишь заметила неясные очертания его керамической маски с одним мерцающим глазом посередине, в форме полусферы, и тремя вертикальными прорезями, там, где она ожидала увидеть рот.

Несмотря на нечеловеческий внешний вид, его поведение казалось любопытно человеческим, а голос полностью органическим. Кассия моментально что-то заподозрила.

– Что вам нужно адепт Немоникс?

– Это настоящая книга у вас в руках? – спросил он, пропустив ее вопрос.

– Да.

– Вы знаете, как необычно сейчас для людей читать книгу, сделанную из бумаги? Лишь один на тридцать тысяч читают что-то кроме инфопланшетов и религиозных брошюр. Я нахожу это неизмеримо грустным. Впечатление от чтения уже совсем не то, когда ты не чувствуешь запаха новой книги, не ощущаешь ее текстуры кончиками пальцев.

Кассия улыбнулась, соглашаясь с этим и взглянула на его руки. Они были абсолютно гладкими, как у манекена с витрины магазина. Она не смогла представить его с книгой.

– Мы согласны хотя бы в этом, – сказала Кассия.

– Не возражаете, если я спрошу, что вы читаете?

– «Сферы Стремления» – ответила Кассия, назвав первую пришедшую на ум книгу с полок Малкольма. Сама мысль рассказать адепту о ее журналах казалась неправильной на фундаментальном уровне.

– А, эзотерическая философия Гидеона Рейвенора, – сказал Немоникс. – «Хаос привлекает доверчивых и уязвимых. Истинный человек может бороться с его объятьями, если его вера сильна, если он укрепит свою душу броней отвращения».

– Вижу вы читали ее.

– Конечно, – сказал Немоникс. – Для кого-то моей профессии читать необходимо. Я знаю и другие примеры его работ, если они пришлись вам по вкусу. Лично я, нахожу Рейвенора слишком сухим. Его бывший наставник напротив, такой человек кто знает, как написать действительно страстный рассказ.

– Что конкретно вы хотите, Адепт Немоникс?

Он кивнул и сказал: – Я уже собирался сказать.

– Тогда пожалуйста, окажите мне честь.

– Конечно, – сказал Немоникс, – ваш муж, сир Малкольм.

– Что на счет него?

– Он храбрый воин, прирожденный лидер. Он может стать отличным мастером дома Кадмус, если барон Роланд когда-нибудь решит сложить свой древний меч.

Губы Кассии изогнулись в усмешке.

– Вам придется вырвать его у него силой, – сказала Кассия. – Роланд не намерен передавать власть, даже тому, кто ее заслуживает. Знали ли вы, что Малкольм всего лишь на три убийства отстал от Роланда в этом году?

– Да, я знаю, – сказал Немоникс. – Я изучал пикты и результаты био-сканеров с недавней Охоты. И не хочу показаться грубым, но Роланд имел значительное преимущество во время Охоты.

– Какое преимущество?

– Его доспех «Копье».

Кассия разочарованно вздохнула: – Нет, он не пользовался этой броней во время Охоты, он сказал, что это изменит баланс сил.

– Конечно, это так, но слишком долгая связь с таким прекрасным образцом технологий изменило процессы ввода в его мозгу воина. Да, Роланд носил обычную броню «Странник» во время Охоты, но его разум и связь и броней гораздо лучше, чем кто-либо из рыцарей когда-либо имел.

Кассия не знала насколько это было правдой, но звучало убедительно. Как еще Роланд мог держаться на месте лидера так долго?

– Вы думаете, Роланд знает об этом?

Немоникс выпрямился и слегка подался назад от такого предположения, каждая деталь его языка тела демонстрировала его глубочайшее и искреннее сожаление, в том, что он принес такую информацию.

– Я уверен, что Роланд не понимает насколько улучшились его когнитивные связи с броней, – сказал он. – У меня нет сомнений в благородстве барона, и в его убеждении, что продолжающийся успех на Охоте – это результат превосходных навыков. Но…

– Зачем вы говорите мне все это? – спросила Кассия.

Немоникс колебался, как если бы не был уверен в твердости почвы, по которой он ступает. Затем, все-таки решился.

– Роланд отправился на поиски невероятно ценной для Механикус реликвии, но оставил своего лучшего рыцаря в стороне? Простите, если я переступаю границы, леди Кассия, но это не похоже на решение компетентного лидера. Больше похоже на дерзкого ребенка нежелающего делить славу с верным союзником.

Кассия согласно кивнула и произнесла: – Что вы предлагаете?

Немоникс наклонился вперед, как будто опасаясь, что разговор могут подслушать, хотя они были абсолютно одни.

– Я могу помочь Малкольму, – сказал он. – Я могу помочь ему выиграть следующую Охоту и дать Кадмус лидера, которого он достоин. Я могу организовать процедуру усиления для его рыцаря технологиями Механикус, так, что никто не узнает. Улучшить его наведение на цель, улучшить оружие и подобное.

– Разве Хранители не заметят перемены в его рыцаре?

Немоникс покачал головой, не смотря на его непроницаемую маску, она почувствовала его веселье.

– Хранители? О, перестаньте. Кто, как вы думаете, обучает их? Они обеспечивают рутинные ритуалы благословения, ничего сверх этого. Никто даже не поймет, что перед ними, и не попытается понять для чего это.

– И вы можете устроить это сейчас? – спросила Кассия, представляя Малкольма, шагающего под каменными сводами Цитадели Големов, во главе рыцарей Кадмус.

– Конечно, я могу, – сказал Немоникс.

Вердус Феррокс – это собрание частично заброшенных, ржавеющих мануфакторий на южной оконечности Вондрак прайм. Большая часть рабочего оборудования была разобрана и перенесена во все еще функционирующие кузницы. Тем не менее, в просторных сооружениях, то тут, то там, все еще стояли громоздкие цилиндрические перемалывающие машины, гудящие от сокрытой силы.

Механикус давно забыли, как отключаются эти машины, поэтому они стоят, и вхолостую выпускают токсичные газы из вентиляционных отверстий.

Многочисленные виадуки для руды и отходов проходят прямо над головой, некоторые ведут в закрытые штольни в стенах, другие в изолированные очистные под землей. Большинство остаются незадействованными. Местами капающие отходы собирались в едкие лужицы. Зернистая взвесь висела в воздухе подобно туману.

Это была заброшенная выгребная яма, заключил Малкольм, а Хранители сборщика Текстона тратили свое время на подготовку всего этого к войне. Как заявил сам Текстон, это место было слишком заброшенным, чрезмерно поврежденным и отрезанным от остального производства, чтобы вот так просто восстановиться.

– Это заледеневшая куча дерьма, – согласился Малкольм. – Так что хватайте термальный ленс и дуйте туда, иначе я возьму свой, и засуну вам его глубоко в загрузочный разъем.

Это мотивировало их на работу.

Он величественно вошел в комплекс, маневрируя между качающихся стопок арматуры, и гор ископаемого топлива, возвышающихся даже над его броней. Рыцарь выкрикивал приказы тысячам Хранителей через охотничий горн.

Груды боеприпасов слишком близко к топливным резервам? Переместить их. Пункты сбора недостаточно далеко от потенциальной ударной волны? Переназначить их. Сервиторы и наемные рабочие двигаются слишком медленно? Мотивируйте их суровым выговором.

Разговор с Кассией прошлой ночью сильно взволновал его, и он вымещал свое недовольство на несчастные толпы вокруг.

Крики и запугивания не самый лучший способ командования, но он давал свои результаты. Вердус Феррокс начинал выглядеть вполне подходящим для службы рыцарскому дому в военное время.

Сир Гаррат и остальные рыцари Кадмус обходили периметр вдоль городских стен. Малкольм знал, что его репутация достаточно внушительна, но Джейми Гаррат был чем-то совершенно особенным. Человек с характером дикой кошки, позиционировал себя как чемпион аутсайдеров.

Возможно по причине его более низкого происхождения из низших семей Райсы. Он дрался зубами и когтями за место в рыцарском доме Цитадели големов; Гаррат нравился Малкольму, но он понимал, что спиной к нему лучше не поворачиваться.

– Как все проходит Гаррат? – спросил Малкольм. – Это место уже не выглядит как мученик на пути к Императору.

Сир Гаррат остановился, даже через треск вокса и непроницаемый вид доспеха, было видно, что молодой человек разочарован службой в Вондрак прайм. Остальные рыцари продолжили патруль вокруг комплекса.

– Да всем плевать! – выпалил Гаррат. – Не мы должны защищать это место, так ведь? Чертовы скитарии и гвардейцы выдержат первый удар любого сражения.

– Вполне справедливо, – согласился Малкольм, поворачиваясь к открытым вратам кузнечного комплекса позади него. – Это если они решаться появиться здесь.

– Скорее бы, я слышал, что южный фронт сложился как райсанский мутант под ногой рыцаря.

– То же слышал и я, – сказал Малкольм. – А когда маленькие люди побегут прочь, кто остановит тварей от вторжения?

– Только Кадмус, – сказал Гаррат, салютуя «Жнецом» и ускоряя ход его зубьев.

– Только Кадмус, – повторил Малкольм, шагнул навстречу и ударил плоской стороной лезвия о лезвие Гаррата. Окружающие Хранители подпрыгнули от удара тяжелых орудий и попятились назад, опасаясь, что они затеяли дуэль. Бинарное предупреждение Текстона возникло на планшете Малкольма, но он проигнорировал его.

Мимолетное движение на одном из виадуков попало в поле зрения Малкольма. Он взглянул вверх. Там что-то было. Вспышка света на мокрой поверхности. Нечто гладкое и блестящее.

– Джейми, – рявкнул он, – отходи к вратам и закрой их сейчас же.

– Что? Зачем?

– Выполняй, черт возьми.

Гаррат опознал серьезный тон голоса Малкольма, и без лишних слов повернул своего рыцаря, широко шагая через бросившихся врассыпную Хранителей. Его горн издал возрастающую ноту призыва к оружию. Ответный гул эхом раздался со всего Вердус Феррокс.

Малкольм активировал боевой ауспик поверх своих чувств и почувствовал жар агрессии, наполняющий конечности. Химические шунты активировали подачу дофамина по каналам аугметического мозга, ускоряя когнитивную скорость.

– Что во имя мошонки Роланда здесь происходит?

Его пространственное чувство стало гораздо острее и всеобъемлюще. Он видел все вокруг. Строения отошли на задний план, в то время как цвета Хранителей и сервиторов стали насыщенней, выделенные синим цветом.

Пульсирующие цветки красного появились на дисплее. Наверху, позади, и в стороне, в основном наверху. Малкольм направил рыцаря вперед, расправил плечи и мысленно активировал боевую пушку.

Прицельная сетка появилась перед ним. Он сфокусировал ее на основной арке виадука.

– Только не на моей вахте, вы ничтожные…

Прогремела пушка. Один раз, затем еще.

Арка взорвалась, распалась на части от попаданий двух фугасных снарядов. Дымящиеся осколки посыпались на землю, лавиной расколотого камня и метала вперемешку с пылью. Среди обломков виднелись тела. Тела ксеносов.

Они сыпались из разрушенных остатков виадука нескончаемым потоком. Тысячи сломанных ксено-тварей с вытянутыми черепами, скрюченные в неестественных позах, падали барахтаясь конечностями в воздухе.

Дюжины были мертвы, но тысячи все еще живы.

– Отходите! – крикнул Малкольм, паля из наплечных тяжелых стабберов по чужим падающих с качающей конструкции. – Она сейчас рухнет!

Стальные подпорки взорвались, разлетевшись на осколки как расщепленное дерево, увлекая за собой весь виадук. Тысячи тонн стали и камня рухнули в оглушающем визге рвущегося металла и воя чужих.

Штольни в стенах заполнили визжащие твари, с острыми конечностями и зубастыми мордами.

– Рыцари Кадмус! – крикнул Малкольм. – Гаунты в стенах!

Смерть удушающими щупальцами сдавливала тьму. Все виды наземной техники, тягачей, мотоциклов, рудодобывающей техники, агротехнических машин, топливных танкеров и перевозчиков руды, наполняли туннель. Я изолирован от запаха гниющей, сожжённой плоти, но я предположил, что она должно быть невыносима.

Спеченные тела сидели внутри выжженных каркасов машин, как будто терпеливо ожидали спасения. Прочие неуклюже раскинулись поперек рельса, или были беспомощно прижаты к выглаженным мельтой стенам. Я видел повреждения от огня повсюду. С трудом веря, что причина ему легко воспламеняемая руда, обычно перевозимая здесь.

Рухнувшие скалы заблокировали туннель, менее чем в километре от черной утробы через которую мы спустились в этот бесцветный ад. Наши орудия с легкостью пробили завал, но у этих людей не было шанса ни добраться до временного убежища, ни спастись от огня, пожирающего воздух и плоть.

– Император смилостивиться над ними, – сказал Антонис, свет от его доспехов пробежал по восьмиколесному транспорту, по крайней мере тридцать людей лежало вокруг него. В основном это были женщины и дети.

– Я бы сказал, что у него не осталось милосердия для этих несчастных, – сказал Актис Бардольф.

– Имей чертово уважение, – вспылил Уильям.

Зрелище столь многих мертвых, детских тел, взволновало нас всех, но Уильяма это затронуло в особенности. Он оставил ребенка в Вондрак прайм: сына с больными легкими, как сказала мне Корделия. Нужно быть особенным человеком, чтобы видеть мертвых детей и при этом не бояться за своих.

– Я не хотел проявить неуважение, сир Уильям, – сказал Бардольф.

– В таком случае не говори дурного о мертвых, и тем более с пренебрежением к Императору, – прошипел Уильям.

– Я не делал этого, – ответил Бардольф. – Я лишь озвучил то, что увидел.

Я шагнул между Уильямом и Бардольфом.

– Эти люди мертвы, и ваш спор не вернет их к жизни, – сказал я. – Их путь уже окончен, а нам нужно двигаться дальше.

Сир Родерик шагает рядом со мной, его броня покрылась влагой от капающей воды. Из трещин в потолке капала талая вода с горы. Внезапно я похолодел при мысли о миллионах тонн скалы над нами.

Лужи черной воды отражали мельтешащие лучи прожекторов. Я выбрал путь через останки убегающих людей и почерневших машин, продвигаясь через пробоины где это было возможно, и работал с Родериком над созданием новых.

Мы идем медленно, по прошествии дней наши сканеры перестали работать как нужно. В замкнутом пространстве, с таким количеством металла вокруг, возникает легкий шум помех и временные всплески активности на сенсорах, досаждающие мне весь день.

Прожекторные лучи гнулись и плясали на каждом километре пути, отбрасывая монструозные тени. Я боролся с реакцией, возникающей на эти угрожающие очертания, но примитивный защитный механизм, сформировавшийся в наши ранние годы, когда мы по-настоящему боялись теней, так просто не перебороть.

Карта на планшете дергалась от помех. Это предварительно загруженный поток данных, устойчивый к факторам глубины и металлических составляющих горы.

Что-то здесь внизу тревожило мой доспех.

На третий день путешествия, личный канал между моей броней и Актисом щелкнул в соединении.

– Вы уверены, что мы все еще идем по верному курсу? – спросил Бардольф.

– Я уверен, – сказал я, хотя мне пришлось выбрать несколько поворотов, в местах, где я был недостаточно уверен.

– Моя карта говорит об обратном.

Я остановил рыцаря и повернулся лицом к мастеру дома Хоукшрауд.

– Если вам есть что сказать, говорите сир Бардольф.

– Я говорил вам, я не лорд.

– Тем не менее, вы думаете, что мы идем неверным путем?

– Пока еще нет, но ваша карта безнадежно устарела, и я знаю, что вам пришлось угадывать несколько туннелей,– ответил Бардольф. – Рано или поздно, вы выберете не тот путь, и эта ошибка погубит нас.

Я старался удержать свой гнев, это непросто, когда духи рыцарей предков кружат вокруг трона Механикус. Они расценили слова Бардольфа как неуважение, и желали, чтобы я наказал его.

Лишь оценка Корделии данная дому Хоукшрауд, не давала раздражению контролировать мои суждения.

Хоукшрауд преданы тем, кто заслужил их уважение, и, хотя наша репутация бежит впереди нас, Кадмус еще предстоит доказать делами свою ценность перед Бардольфом.

– Я Магна Прецептор, – сказал я, надеясь, что его почтение к этому званию закончит спор.

– Я уважаю это, – сказал Бардольф. – Но это может продлиться недолго, если вы заведете нас в тупик.

– Это угроза?

– Это обещание, потому как все мы будем мертвы, – сказал он. – Как долго по вашему мнению мы можем протянуть, если вскоре не найдем выход? Когда мы доберемся до Викары, наши рыцари будут нуждаться в дозаправке и перезарядке, и я не думаю, что мы сможем найти выход отсюда на своих ногах. А вы?

И вновь прежние рыцари Кадмус метались в ярости от его дерзости, часть меня хотела присоединиться к их негодованию. Я хотел разозлиться на Бардольфа. Хотел отклонить все его опасения.

Но он был прав.

Я вздохнул и сказал: – Вы правы, сир Бардольф. Я столь одержимо хочу показать Механикус что дом Кадмус может функционировать и без них, что я совершенно пренебрег жизнями наших храбрых рыцарей.

– Делать ошибки легко, – сказал Бардольф, – но признавать их непросто. Впредь давайте их не делать.

– Согласен, – сказал я. – Продолжим?

– Конечно, – ответил Бардольф, разворачивая рыцаря в обратном направлении, – и побыстрее, нас преследуют.

Первая кровь

Ауспик не справлялся с таким множеством целей, и Малкольм заглушил его раздражающий визг. Он не нуждался в предложении наилучшей цели, промахнуться было невозможно.

Боевое орудие выбивало круглые кратеры в бетоне. Изломанные тела чужих и осколки бетона, подлетали вверх с каждым ударом детонирующих снарядов. Стабберы прорубались сквозь рой гаунтов. Счетчик боеприпасов не крутился так со времен Грифона-IV.

– Держите их подальше от врат, – приказал он, пятясь назад между огромной машиной и упавшей опорой разрушенного виадука. Дюжины тварей неслись ему навстречу. Невозможно сильные конечности, мощными прыжками толкали их вперед, зарываясь когтями в пол. Монстры толкали друг друга в неудержимом желании добраться до рыцаря. Он расстрелял большинство, но по крайней мере десяток тварей остались в живых, чтобы прыгнуть в сторону его головы.

Малкольм активировал ионный щит и отбросил их в воздух. Остальные встретились с ревущим цепным лезвием, и мгновенно обратились в черные сгустки материи.

Сотни клыкастых чудовищ, лились потоком из штольни в сотне метров левее Малкольма. Он развернулся и дважды дал залп из боевой пушки, накрывая весь рой.

Даже после этого они продолжали извиваться под грудой камней.

Он вновь услышал стрекотание и развернулся, с грохотом опуская ступню на группу роящихся хищных существ.

Человеческая составляющая Вердус Феррокс пала перед когтями ксеносов. Нечеловеческие люди-киборги и слишком человечные Хранители, разрывались на части прежде, чем смогли хоть как-то защитить себя.

– Текстон, черт возьми! Уводи своих людей отсюда, сейчас же!

Их крики боли остро задевали Малкольма. Он прекрасно знал, какой это ужас для человека из плоти, столкнуться с кровожадными убийцами. Он увидел, как одна тварь проткнула Хранителя насквозь, чтобы затем другая откусила ему голову. Громоздкие сервиторы молчаливо стояли, в то время как их яростно потрошили. Наемные рабочие немилосердно истерзанные, истекали кровью, изливающейся из кошмарных ран.

Бегущие к вратам мужчины и женщины, незамедлительно получали удар когтями в спину. Едкая кислота жгла их, а хитиновые шипы рубили ноги, не давая далеко убежать.

Гаунты убивали и пожирали всех, кто попадался на пути.

Стабберы Малкольма прорубили дорожки из перемолотого мяса, через тиранидский штурм. Каждый цельнометаллический снаряд орудия, разрывал одного гаунта на части. Их жизненная жидкость была черного цвета и маслянистой консистенции, некий чужеродный ихор заменявший им кровь.

Зов охотничьих горнов сообщил ему о расположении его рыцарей.

Гаррат следовал приказу, и пробивал свой путь к вратам. Фарримонд задерживал поредевшие группы врага, стрельбой из стаббера и взмахами меча. Ревущие зубья его лезвия разбрасывали ксеноплоть на пятьдесят метров вокруг.

Вассей удерживал заслонку штольни, чей блокирующий механизм оставался предательски открытым. Чужеродные существа вливались внутрь из-за пределов стен. Малкольм не знал, как они вообще нашли путь внутрь.

Каждый вход должен был быть опечатан.

Тем не менее, авангард их сил ворвался в Вердус Феррокс, и Малкольм не собирался пропускать их дальше. Будь он проклят, если позволит ксенорою добраться до Вондрак прайм и дома Кадмус.

Энох и Силиус появились возле него, их орудия раскалились до красна.

– Мы пойдем? – спросил Энох.

– Нанесем мощный ответный удар, – предложил Силиус. – Сдерживание и резня. Совсем как на Охоте.

Малкольм столь же страстно желал ринуться очертя голову в растущую массу чужих. Давить, резать и взрывать их до состояния однородной массы.

Но это совсем не походило на Охоту.

Там рыцари только и делали что убивали. Сейчас же у Малкольма была задача защищать тех, кто вокруг.

Роланд возложил на него долг, оказал ему честь, которую помогла ему понять Корделия. Будущее дома Кадмус было в руках Малкольма, хотя и не в том виде, в каком его обрисовала Корделия.

– Нет, – ответил он. – Защищайте Хранителей Текстона. Потеряем их, потеряем Кадмус. Наша основная задача защитить их, и предотвратить распространение этих проклятых тварей за пределы Вердус Феррокс.

Малкольм усилил важность поставленных задач, ярко описав предстоящую битву за Вердус Феррокс. Он отдал приказы на сжатом боевом наречии их родного мира, и рыцари разделились.

Они убивали тварей осаждающих Хранителей, расчищая путь аккуратными очередями стабберов и точечными ударами термального копья. Несколько своих были потеряны в заградительном огне, но лучше пожертвовать несколькими, чтобы спасти большинство.

– Прямо как первые рыцари, а? – сказал Вассей, расплющивая пробегающую группу гаунтов. – Как пастухи, оберегающие свое стадо от монстров.

– Ага, – согласился Малкольм, переключаясь на резервный боезапас. – Только я не планировал есть кого-то из этого стада.

– Здесь найдется несколько с лишним мясом, – смеялся Вассей, прорубаясь через группу гаунтов зашедших с фланга. – Возможно они могли бы…

Он никогда не закончит свое предложение.

Головная секция его рыцаря взорвалась в бурлящем шаре бело-зеленого огня.

– Император! – выругался Малкольм, глядя на сверкающие дуги электричества, бьющие из доспеха Вассея. Обугленное тело, охваченное разноцветным пламенем, выпало из рыцаря.

Призрачный след мерцающего огня шел из штольни, обрушенной им ранее. Огромные куски каменной стены, с невозможной легкостью парили вокруг нее в воздухе.

– Горны Райсы, что это? – сказал Энох.

Обрюзглое существо с извивающимся телом, висело посреди парящих камней. Голова представляла из себя вытянутый гидроцефалический кошмар пульсирующей плоти и сегментированных пластин. Атрофированные конечности и рудиментарные отростки, свисали с тела, дергаясь в судорогах.

Мерцающий туман пси-энергии, висел вокруг твари. Оружейный ауспик безуспешно старался зафиксироваться на ней.

– Зоантроп, – процедил Малкольм.

Он напряг энергосистемы брони, целясь в парящее существо. Оно повернулось в его сторону, обнажив клыкастую пасть и злобно сверкая глазами.

– Оставайтесь на станции! – приказал Малкольм. – Защитите Хранителей.

Его боевая пушка заревела вновь. Еще больше тел испарилось и развалилось на части. Те из них, кого не задело непосредственным взрывом, вывернуло наизнанку образовавшимся после взрыва сверхдавлением.

Зоантроп оставался невредим, огонь и ударная волна обтекали его тело, словно они существовали в его собственном пространственном пузыре. Группа гаунтов понеслась Малкольму навстречу, повинуясь воле морщинистого зверя.

Его «Жнец», широкими взмахами пожинал жизни тварей. Черный ихор брызгал из разделенных хитиновых тел. Огонь стаббера сдирал с них плоть, тела горели и взрывались изнутри, он с наслаждением слушал как они вопили прежде чем умереть.

Габариты Малкольма тоже служили оружием. Каждый его шаг, уничтожал группы мельтешащих под ногами существ.

Зоантроп уже близко, достаточно близко для удара.

Он увидел болезненную плоть зоантропа, пульсирующую некой внутренней иллюминацией. Тот же свет сверкал в глазах гаунтов, мечущихся вокруг него так, будто он питался какой-то живительной эссенцией от них.

Пронзительный выстрел того же бело-зеленого огня, убившего Вассея, копьем вылетел к Малкольму. Он поднял ионный щит и ощутил обжигающий жар столкновения. Малкольм задергался в конвульсиях на своем троне Механикус, его руки словно погрузили в мельта-пламя.

Дисплей взорвался потоком изумрудных искр, дождем упавших с потолка кабины. Хоть он и осознавал, что его руки из плоти были не задеты, симпатическая боль соединения была более чем реальна.

Его рыцарь зашатался, гиростабилизаторы работали, чтобы удержать его в вертикальном положении. Неуклюжие шаги раздавили пригоршню гаунтов, но еще больше окружало его с каждой проходящей секундой его замешательства.

Малкольм выпрямил рыцаря и взглянул чудовищу в глаза. В этих черных, бездушных пропастях, он увидел себя погибающим в тысячах смертей, разорванным на части стражами монстра и съеденным кусочек за кусочком. Он увидел Кассию, обглоданную до костей червеобразными тварями, сплошь усеянными зубами. Он увидел своих еще не рожденных детей, разрубленных пополам серповидным конечностями. Все, что было ему дорого, он увидел поглощенным внутренностями улья, каждый момент их существования подчинился монструозному сверхразуму.

– Убирайся из моей головы! – крикнул Малкольм, запуская дозу стимулятора ярости из хим-диспенсера. Хранители предупреждали его об использовании этого вызывающего привыкания стимулятора, но сейчас он нуждался в дозе чистой, неконтролируемой ярости.

Боль ворвалась в каждый невральный рецептор в его черепе, и Малкольм закричал, когда она ножом прошла по его телу. Его вены наполнились огнем, а разум растущим гневом, направленным на само существование омерзительного существа.

Это уже не было зоантропом, теперь это просто еще одна тварь, которую необходимо устранить. Оно даже не заслуживало опознавательного имени. Малкольм врезался в монстра, ударяя головой о бронированную голову существа. Костяные пластины раскололись, и густая, светящаяся жидкость хлынула наружу.

Он ощутил его боль, и насладился тем, как она проходит по чудовищу.

– Я подотру твоей шкурой свой зад, – сказал он, и протаранил ревущим лезвием его извивающуюся нижнюю часть.

Мясистый мешок рудиментарной части, разорвался по всей длине от грубого столкновения. Мягкие, склизкие внутренности вытекли из него наружу.

Куски зоантропа с влажным хлюпаньем свалились с его меча. Его тело было лишено массы, пустое внутри, словно продырявленный мочевой пузырь. Парящие камни попадали вниз, затем раздался посмертный крик, прокатившись по пространству подобно ударной волне от артиллерийского удара.

Роящиеся гаунты остановили наступление, вереща и извиваясь от симбиотической боли. На мгновение, Малкольм осмелился подумать, что это было единственное существо, направлявшее прожорливые стаи.

Но, в следующее мгновение, гаунты уже облепили его, в отчаянии взбирались по ногам, соскальзывали, вгрызались когтями и зубами и взбирались вновь.

Все еще под действием наркотика, Малкольм ударился о стену. Попавшие между броней и стеной гаунты, пронзительно завопили. Меч снял еще нескольких с поверхности доспеха, но этого было недостаточно. Он увидел троицу монстров, ползущую к его голове. Ему не требовались ни сканер, ни ауспик чтобы заметить их, они были прямо у него перед лицом.

Когти царапали бронестекло его кабины, нанося глубокие порезы. Клыкастые пасти двигались вверх и вниз по стеклу, оставляя канавки от кислоты везде, где касались стекла.

Глаза гаунтов, осаждавших стекло, ничего не выражали. В них не было ничего: ни зависти, ни ненависти, ни какой-либо другой эмоции ожидаемой от врага, идущего на все, чтобы убить его.

Лишь слепое стремление убивать. Потому что именно для этого они и были созданы. Стадный инстинкт сводил их с ума. Это были существа, лишенные своей воли, лишь фрагменты улья, крупицы грязи в песчаной буре.

Они взорвались по всей поверхности стекла.

Малкольм почувствовал множественные удары снарядов стаббера. Недостаточно мощных чтобы ранить его или пробить броню, но достаточно, чтобы почувствовать. Злость взяла его при мысли, что он был атакован своим же воином, и он инициировал экстренный синаптический сброс, выводящий стимулятор из мозга.

Гаррат появился перед ним, демонстрируя изрядно исцарапанные пластины ножной брони. Чужеродная кровь покрывала его до пояса, из сдвоенных стабберов струился дымок.

– Ты чист, – сказал Гаррат.

– Врата? – спросил Малкольм, ощущая во рту сухость и вязкость от остатков стимулятора и невральных очистителей.

– Герметичны. Мубаризанцы, две группы машин пехоты и сверхтяжелые машины уже на месте, – доложил Гаррат. – Три «Гибельных клинка» и один «Штормовой молот». Еще больше на подходе.

– Хранители?

– В безопасности, – сказал Гаррат. – Не все, но большинство. Это был смелый вызов, сир Малкольм.

Малкольм кивнул, понимая в какой заварушке побывал, когда ударила головная боль после выхода стимулятора.

– Черт возьми, – сказал он. – Они назовут это победой.

Корделия держала руку сира Фарримонда, в то время как медик заканчивал перебинтовывать его грудь и плечи повязкой из синтетической плоти.

Сражение за Вердус Феррокс случилось десять часов назад, но огнеметчики до сих пор зачищали кузнечный комплекс от оставшихся тиранидов. Защитив Хранителей сборщика Текстона, Малкольм спас дом Кадмус, хотя Корделия не уверена, понимает ли он подлинную ценность своего подвига.

Это победа дорого им стоила.

Джон Вассей и Аксель Роддам погибли в сражении. Фарримонд и Энох получили ранения, а доспехам Малкольма нужен всесторонний ремонт, чтобы он снова пошел.

Фарримонд зарычал, когда последний бинт был затянут, и Корделия сжала его руку. Молодой человек отказывался от обезболивающего, пока Корделия не приказала ему перестать быть таким дураком. Один из недавно повышенных в звании рыцарей, Микель Фарримонд, еще не выбрал себе супругу, (и до сих пор верит, что выбрать предстоит ему) и все еще полон этого безудержного коктейля из дурацкой молодости и эго, заставляющего его думать, что он непобедим.

Он выглядит столь юным.

Черты его лица еще не ужесточились от постоянного напряжения связи с механизированной военной машиной, забирающей немного от своего наездника, во время каждой связи.

Был ли Роланд когда-либо настолько молод? Она предположила, что был, хотя она едва помнила те времена, до его ритуала инициации. Он был молод и импульсивен, как и все они когда-то, но даже до того, как он сел на трон Механикус, он отказывался идти на компромиссы, что и привлекло Корделию к нему.

Эта особенность усилилась ритуалом, и становилась сильнее с каждым годом. Она взрастила его недовольство Механикусами, и когда священники Марса, позволили Кадмус выскользнуть из своей хватки, потребовался лишь небольшой толчок, чтобы побудить Роланда сбросить шестерню.

Дом Кадмус служит Империуму, и всегда будет.

– Благодарю вас, моя леди, – сказал Фарримонд, как только медик отправился к другому несчастному.

– Вы были очень храбры, сир Фарримонд, – сказала она, когда его глаза начали закрываться, поддаваясь болеутоляющему. Корделия положила его руку возле него и встала на ноги, расправляя свое платье.

– Очень храбрым, – сказала она снова, затем развернулась и направилась вниз по главному коридору медицинского здания. Три сотни коек с ранеными, выстроились вдоль каждой стороны широкого помещения, как скамьи в храме, где страждущие приходят проявить почтение вечно голодному богу страданий.

Она отринула эту мысль, как недостойную и опасную.

Это был только один этаж из пятнадцати. Одно медицинское здание из семи. Раненные с рухнувшего южного фронта потекут сюда с медикаи прим, и это лишь вопрос времени, когда переполненные здания достигнут предела вместимости.

Корделия не единственная женщина, кто пришел поддержать раненых; женщины Кадмус разошлись по различным уровням здания. Эйлина мягко играла на скрипке в дальнем конце залы, в то время, как Кассия читала вслух книгу Себастьяна Тора. Музыка Эйлины и слова Кассии, гармонично слились воедино, облегчая страдания тех, кто пострадал на службе Императору.

Музыка подошла к концу, как и поэма Тора о смерти и безумии Высшего лорда, достигла финала. Несколько раненых хлопали, большинство просто улыбались, несмотря на свою боль. Некоторые потребовали продолжения, но вмешалась Корделия и подняла руки.

– Отважные души, – произнесла она. – Моим дорогим сестрам требуется отдых перед тем, чтобы снова вернуться к вам. Вы бы хотели, чтобы Эйлина стерла пальцы до кости, или чтобы Кассия утратила голос? Наберитесь терпения и силы духа, и они вскоре вернутся к вам, я обещаю.

Слова Корделии возымели желаемый эффект, раненые стиснули зубы и стоически переносили свои травмы. Они не осмелились показать слабость перед леди, и показать, что с них требуют больше, чем должно. Корделия кивнула своим подругам, и они вышли из главного отделения больничного здания.

Женщины нашли уединение в небольшой часовне, вдали от тесных рядов коек с больными. Помещение купалось в янтарном свете и приторном запахе давно умерших цветов. Скромная статуя Императора разместилась в мягко освещенном алькове, встав на колени перед раненым солдатом, Он врачевал его раны Своим божественным светом.

Они преклонили колени и поклонились перед Повелителем Человечества, прежде чем сесть на потертые деревянные скамьи. Эйлина разминала одеревеневшие пальцы, а Кассия потирала уставшие глаза.

– Длинная ночь, – сказала Эйлина.

– Вы отлично справились, – подбодрила их Корделия. – Множество раненых людей выжило здесь, благодаря вам двоим.

– Но что полезного мы сделали? – спросила Кассия.

– Не недооценивай силу красивого лица, когда его видит раненый солдат, – сказала Корделия. – Вы видели их лица, когда вы прекратили играть и читать? Вы помогли, и вы продолжите помогать. Когда тираниды окружат Вондрак прайм, здесь будет гораздо больше раненых.

Это была отрезвляющая мысль, и три женщины сидели в тишине размышляя над этим.

– Кто-то должен ответить за это, не так ли? – сказала Кассия.

– Что ты имеешь в виду? – спросила Эйлина.

– Вам стоило послушать Малкольма, когда он вернулся в апартаменты после битвы. Слова, которые он использовал…

– Хуже, чем обычно? – спросила Корделия.

Кассия медленно кивнула.

– Гораздо хуже.

– Была особая причина? – спросила Корделия. – Кроме очевидной, конечно.

– Он всерьез намеревался содрать кожу со сборщика Текстона, и носить ее как плащ, – сказала Кассия. – Таким образом, он продолжал еще какое-то время, перечисляя те ужасные вещи, которые он сотворит с ним.

– Текстон? Почему он?

– Потому что тираниды каким-то образом попали внутрь Вердус Феррокс, – сказала Корделия. – А Хранители Текстона отвечали за опечатывание каждого входа внутрь.

– Определенно, они забыли один.

Корделия покачала головой. Она говорила с Фарримондом, и его точка зрения о том, как проходило сражение, не совпадала с предположением о недосмотре или халатности служителей.

– В чем дело Корделия? – спросила Эйлина. – У вас такой взгляд, как будто кому-то грозит опасность.

– Я знаю Текстона, – начала она. – Он настолько дотошен до мелочей, насколько слуга Бога-Машины вообще может быть. Как бы много входов не было в Вердус Феррокс, он не пропустил бы ни одного.

– Что вы предполагаете? – спросила Эйлина.

– Что кто-то впустил зверей внутрь.

– Кто мог сделал подобное?

Корделия вздохнула. Как бы она не любила это, и все же вновь оказалась права.

– Кто-то, кто извлечет выгоду, оставив дом Кадмус без Хранителей для обслуживания рыцарей, – сказала она. – Такая организация, которая будет счастлива предоставить новых Хранителей, если только мы подтвердим свою лояльность к Марсу.

– Вы думаете, Механикус способны на такое? – вздохнула Эйлина, ее щеки покраснели от нарастающего негодования.

– Я думаю, что они так отчаянно хотят вернуть нас назад, что способны пойти на что угодно, лишь бы осуществить это.

Кассия смахнула прядь волос с лица. Корделия заметила особое выражение в ее глазах. Робкое и напряженное одновременно.

– Что-то не так? – спросила Корделия.

Кассия улыбнулась: – Несколько дней назад, меня посетил некий адепт, назвавшийся Немониксом. Он поведал мне кое-какие интересные вещи.

– Расскажи мне все, что он тебе сообщил.

Участок горы взорвался приличным гейзером камней и дыма. Дневной свет резко ворвался в железнодорожный туннель, и отвыкшие от света авточувства, слегка дрогнули, когда закрывали мои глаза от яркого солнца.

Актис Бардольф сделал выстрел; хорошее попадание пары снарядов, пробило дыру через заваленный выход из шахты. Недостаточно широкую, чтобы рыцарь мог пройти, но Хоукшрауд уже работают над ее расширением, прорубаясь через завал лезвиями. Больше света полилось внутрь.

Родерик подошел ко мне.

– Как вы думаете, что ожидает нас снаружи? – спросил он.

– Если повезет, ничего, – ответил я, совсем на это не рассчитывая.

Так же думал и Антонис: – Если за нами следовали по туннелю, рой будет знать где мы. Будьте готовы к бою, сир Родерик.

– Они будут знать, что мы под горой, – сказал я. – Но, оттуда ведет множество потенциальных выходов.

– Они могут ждать возле каждого из них, – сказал Антонис.

– Тогда ты примешь бой раньше, чем ты себе представляешь, – сказал я, шагая вперед. Хоукшрауд расширили дыру достаточно, чтобы пройти троим рыцарям в ряд, на минимальном расстоянии друг от друга. Вполне возможно, что мы будем в спешке отходить этим же путем, вероятно с группой чужих на хвосте. Чем быстрее мы сможем оказаться под землей с нашим трофеем, тем лучше.

Актис Бардольф ожидал меня на выходе, появившимся благодаря его рыцарям. Рельсы подо мной выгнулись вверх. Я распрямил их своей массой; одной помехой для отступления меньше.

Зернистое изображение Бардольфа оскалилось на дисплее, когда он произнес: – После вас, Магна Прецептор.

– Вы слишком любезны, сир Бардольф, – ответил я, прощупывая ауспиком пространство за пределами затянутой дымом арки. Ничего не нашлось, но тираниды большие мастера по части засад.

– Вы действительно верите, что нас преследовали? – спросил я.

– Я знаю это.

– Ни один из моих рыцарей ничего не увидел.

– Вы бы хотели увидеть ликтора?

– Нет, похоже, что нет, – признал я.

– Мы можем вернуться, – предложил он, озвучив предательские мысли, действовавшие мне на нервы с тех пор, как Бардольф сказал, что за нами хвост. – Если вы считаете, что целая армия ждет нас на той стороне прохода, одно ваше слово, и я завалю его обратно.

Я направил рыцаря вперед, осторожно ступая между развалинами арочного прохода, разнесенного в клочья снарядами пушек. Я вышел на свет, и отошел от прохода, вытягивая все доступные мне сенсоры. Бывшие пилоты помогали мне в этом, меняя восприятие окружения так, как я не смог бы сам. Все сводилось к одному заключению.

Я один на этом склоне горы.

Я подал сигнал остальным рыцарям, и они парами покинули шахту, низко пригибаясь к земле. Тени на камнях сказали мне, что уже далеко за полдень, солнце за горой оставило эту сторону в тени.

– Викара, – произнес Бардольф, двигаясь к укрытию за вертикальным куском обуглившегося гнейса. Он указал вниз своим лезвием.

По началу, сложно разглядеть что-либо среди леса расползающихся, переросших деревьев, вытесняющих жизнь с окружающего ландшафта, но затем я увидел то, что осталось от города.

От его стен остались лишь осыпающиеся руины, а башни из стали оплела чужеродная фауна, гигантские хребты органической материи, выступали над городскими площадями и главными улицами, выбрасывая токсичные миазмы в атмосферу.

– Это больше похоже на руины заброшенные столетия назад, как это могло случиться так быстро, – озадачено произнес я.

Наши рыцари все еще выходили из туннеля, и я приказал им увеличить скорость. Мы уже должны двигаться. Каждую секунду что мы простаиваем, шанс, что нас заметят, растет по экспоненте.

За чертой города, возвышаясь над городскими шпилями, грозно стояли на горизонте титанических размеров небоскребы. Все небо застилало сплошным, болезненно-желтым туманом.

– Похоже, что местность была терраформирована, – отозвался Бардольф.

– Подозреваю, что именно это и произошло, – согласился я.

В городе присутствовало движение, на таком расстоянии было сложно сказать, что именно его производить. Но, одно видно точно.

– Храм все еще стоит, – произнес я.

Расположенный на ближней к нам стороне, он выглядит как оазис нормальности. Посреди буйной ксенофлоры, стоит одинокая трапециевидное сооружение. Единственное среди городских строений, оно осталось нетронутым мерзкими растениями.

– Что окружает его? – спросил Бардольф. – Это пустотные вспышки?

Я думал о том же. Дымка отражающей энергии обволакивала храм, создавая впечатление как будто я смотрю через ряд бесконечно меняющихся линз. Я сморгнул раздражение от слишком долгого наблюдения.

– Мои сканеры не могут сфокусироваться на храме, – сказал Бардольф, в первый раз говоря без уверенности в голосе. – Он не регистрируется ауспиком. Если бы я не видел его собственными глазами, я бы мог поклясться на аквиле, что там нет ничего, кроме ксеноформ.

– Кирано поведал мне, что Бинарный апостол, якобы, разработал особый тип барьерных технологий, – ответил я. – Возможно, это побочный эффект какого-то щита, неизвестного прежде.

Последние рыцари покинули каменные недра горы.

– Тогда будем надеяться, что там есть вход для нас, – произнес Бардольф.

– Есть только один способ выяснить это, – сказал я, направляясь вниз по склону со всей доступной мне скоростью.

Мы были в полутора километрах от Викары, когда ауспик сигнализировал угрозу. И она была не одна – тираниды во множестве окружали нас. Стаи летающих хищников поднялись в воздух за городом, очерняя небо оборванными крыльями и хлещущими хвостами. В тот же самый момент, плотная листва вокруг нас, ожила различными организмами и дрожащей растительной жизнью, не типичной ни для одного Имперского мира.

Я перевел каждую крупицу мощности из свой брони, понимая, что скорость – наш единственный союзник здесь. Мы можем сражаться, но столкновение с любым из существ только замедлит нас. Промедление в нашем случае подобно смерти.

– Слева, – крикнул Бардольф.

Я рискнул взглянуть в том направлении и увидел сотни прыгающих, скачущих существ. Какая-то разновидность гаунтов. Они слишком скрыты растительностью, а мы слишком быстро движемся, чтобы как следует идентифицировать их.

– Справа тоже! – предупредил Антонис.

– Только стабберы, – приказал я. – Продолжаем движение.

Плечевые установки открыли огонь по сторонам, удерживая зверей на расстоянии. Я поднажал, пилотируя броню за пределами безопасных режимов. У сборщика Текстона найдется пара слов для меня, когда увидит состояние моего энергоядра.

Я переключил частоту вокса на коллектор храма-кузницы, и транслировал бинарные коды, данные мне архимагосом Кирано. Он заверил меня, что какой бы магос не руководил там, он все поймет.

Тягостные секунды тянулись без ответа, и я боялся, что Корделия может быть была права в своих подозрениях на счет архимагоса.

Но затем вокс ожил ответными всплесками бинарики. Я не мог ее понять, даже будучи соединенным с живой машиной, посредством спинных кабелей. Но, моя броня смогла, и отобразила вектор движения на дисплее.

Вход внутрь.

Я раздавил остатки наземной машины на пути, когда повернул по направлению предложенного курса.

Мы достигли главной дороги, и наша скорость заметно возросла.

Существа двигались параллельно нам, каждая группа преследователей, медленно и неумолимо шла на сближение. Другая двигалась на перехват впереди. Я выстрелил в ближайших тварей из стабберов. Трупы существ рухнули, и скрылись в неразберихе бегущего роя.

Затем, я перешел через руины городской стены и зашагал через улицы.

Здания, разрушенные голодными био-организмами, мелькали по обе стороны от нас. Кислотный дождь, вкупе с искрящимися спорами, падали вниз. Я поднял ионный щит, ограждая себя от большей части этого. Достаточно, чтобы остаться в живых. Недостаточно, чтобы уберечь броню от кислотных ям и бороздок.

Мы следовали вектору движения, петляя по узким улочкам Викары. Всегда впереди роя, но это только пока. Они дьявольски хорошо скоординированы, и у нас кончается свободное пространство для маневра. Свежие стаи наводнили всю округу, ведомые ужасным единым разумом.

Вскоре я увидел визуальные искажения, накрывающие перекресток перед нами. Я повернул за угол на полной скорости, при этом воздух передо мной скрутился в волны, словно тепло над дорогой. Пред нами предстала храм-кузница, гордо стоящая на гептагональной площади.

Но в ее очертаниях было что-то неправильное.

Как если бы храм был ничем иным, как замершей проекцией на заднем фоне Театрика Империалис. Неубедительная иллюзия, в которую я на свою беду поверил. Особенно когда мой ауспик подтверждал, что передо мной ничего нет. Все что он видит, это пустое пространство, и я практически замедлился, когда представил, как серьезно нас предали.

Прежде чем я это сделал, дымка вокруг храма пропала. Она не потускнела, не растворилась, ее просто не стало. И вместо недвижимого изображения неповрежденного храма, я увидел потрепанную конструкцию на грани коллапса. Витки энергии вырывались со всех его сторон, дым клубился из бессчётных вентиляций. В любой другой день, в любое другое время, я и близко не подпущу своих рыцарей к этой критической массе, готовой взорваться с минуты на минуту.

Под полукруглой аркой стоял рыцарь, в броне бледно голубого цвета и с оранжевыми шевронами, окантованными черным. Флаг, изображающий стоящего на дыбах единорога, развевался на его плече.

Его «Жнец» приглашал нас войти.

Дважды просить меня было не нужно: группы гаунтов всех мастей, приближались со всех сторон. Мы окружены и больше некуда бежать.

Мой вокс-приемник вернулся к жизни. Без изображения, только звук.

Отчаянный голос рыцаря, напряженный и невозможно далекий.

– Бегите! – взмолился голос. – Они могут перенастроить щит лишь на мгновение.

И мы бежали.

Святые

– Вы искали меня. Задавали много вопросов.

Корделия остановилась в дверях ее с Роландом апартаментов. Это был незнакомый голос, но она знала кому он принадлежал, и постаралась скрыть свое удивление.

– Как вы попали сюда? – спросила она. – Вокруг нас полно различных мер безопасности.

– Они совершенно бесполезны.

Корделия повернулась и увидела фигуру в робе, стоящую у поворота, где она только что прошла. Облаченная в черное, и без опознавательных знаков отличия, лишь намек на керамику под капюшоном, да легкое свечение единственного зрительного имплантата. Такая скрытность нетипична для большинства из его вида.

– Адепт Немоникс, я полагаю?

– Леди Корделия, – сказал он, и мимо нее не прошел его уход от ответа.

– Адепт Немоникс? – снова спросила она, и почувствовала его веселье.

– Станет ли вам лучше, если я скажу "да"?

– Станет.

– Тогда, это мое нынешнее обозначение, – сказал Немоникс, увертливо, как райсанский древесный змей.

Корделия открыла дверь и пригласила его войти.

– Вы присоединитесь ко мне? Я послала за горячим отваром.

– Благодарю вас леди Корделия, я присоединюсь к вам, но боюсь, что откажусь от напитка, – сказал Немоникс.

Корделия прошла в свои скромно обставленные покои: три приемных, спальная зона и расширенная обеденное пространство. Войдя, она нажала на скрытый механизм, спрятанный в ее драгоценной повязке на шее, активируя тем самым скрытые пикторы и тайные вокс приемники, установленные в покоях личной охраной.

Чтобы не происходило между ней и Немониксом, все будет записано.

Корделия устроилась в кресле под длинной фреской. Ее цвета потускнели за столетия со дня ее создания, но она все еще производила впечатление.

– Ранние дни Вондрака, – сказал Немоникс, садясь напротив Корделии, и размещая себя в аккурат перед объективом пиктера, скрытого в бюсте давно ушедшего предка лорда Оудена. – Подобные произведения искусства можно найти в любом Имперском мире – тяжелые на символизм и идеализм, легкие на детали, которые, скорее всего, соответствовали моменту.

– Я заметила, что Механикус имеют сильное сходство в этом, – сказала Корделия. – Удел истории – служить победителям?

– Возможно, – согласился Немоникс.

– Это то, что вы надеетесь сделать с домом Кадмус? Переписать его историю?

– Я не понимаю, леди Корделия.

– Еще как понимаете, – сказала она. – Вы определенно не глупый человек, и я думаю, вы не из тех, кто попусту тратит время, из этого я смею заключить, что ваша цель здесь – это сделать мне предложение, наподобие того, что вы сделали Кассии.

– Она рассказала вам об этом?

– Как вы знаете, да.

Немоникс усмехнулся

– Да, это статистически вероятно, что она стала бы распространяться о нашей беседе. Назовите это декларацией намерений, если хотите, но нет, я здесь не для этого.

– Тогда позвольте, я скажу, что я думаю о вашем присутствии здесь?

Немоникс широко развел руки: – Пожалуйста.

– Механикус хотят вернуть дом Кадмус обратно в лоно красной планеты, и, если этого не произойдет, вы будете счастливы видеть нас уничтоженными.

Немоникс не ответил, тем не менее, Корделия не допускала мысли, что ей удалось перехитрить его.

Адепт в черной робе кивнул.

– Представим на мгновение, что вы правы, тогда, какую возможную выгоду извлечет Кадмус из сопротивления к возвращению под власть Марса?

– Рыцарские дома всегда были свободными, – сказала Корделия, борясь с гневом, вызванным непоколебимой уверенностью адепта. – С тех самых пор, когда не было ни Империума, ни Механикус, рыцарские дома существовали гордо и независимо.

Немоникс рассмеялся: – Серьезно? Это то, что вы думаете?

– Свободные от Механикус, по крайней мере.

– Вы забываете о долге, довлеющем над каждым рыцарским домом, перед слугами Бога Машины, – сказал Немоникс, осуждающе покачивая пальцем. – Без их поддержки, ваши драгоценные машины превратились бы в груду ржавого металла, тысячи лет назад.

– У нас есть Хранители.

– Тренированные Механикус, – уточнил Немоникс. – И вы чуть не потеряли их на Вердус Феррокс.

– Не без вашей помощи.

– Не понимаю, что вы имеете в виду.

– Конечно понимаете.

– Прошу, просветите меня.

– Вы впустили тиранидов внутрь, – сказала Корделия, сжимая подлокотники своего кресла. – Сборщик Текстон лично проверил каждый вход и выход из этого комплекса, и все же штольни, виадуки отходов и топливные каналы открылись без причины. Насколько тупыми вы нас считаете?

– Достаточно, чтобы объявить Механикус в умышленном саботаже, без какой-либо доказательной информации, подтверждающей столь необоснованное заявление, – сказал Немоникс.

Корделия сощурила глаза: – Это то, что вы делаете, не так ли? Вы стираете любую информацию, которую Механикус сочтут неугодной. Ваша работа заключается в совершении темных манипуляций, незаметных для окружающих. А затем, вы заставляете все это исчезнуть. Что ж, тогда я скажу вам вот что, от дома Кадмус, вам так просто не избавиться.

Немоникс подался вперед в своем кресле, сцепив руки перед собой. Корделия пыталась скрыть свое отвращение, при виде гладких, как у куклы, пальцев.

– Я могу избавиться от чего угодно, – произнес он. – Пиктер, спрятанный вами в бюсте лорда Оудена? Вы найдете собранную им информацию безвозвратно испорченной.

Немоникс покрутил пальцем над головой, подобно сержанту отделения, командующего перегруппировку: – А что на счет вокс устройств? Как неловко получилось, что они были так неосторожно настроены на гвардейскую вокс-сеть, и записывали целый час болтовни между абсолютно бестолковыми часовыми, с восточной стороны бастиона.

Немоникс поднялся на ноги и оправил свою робу, стряхивая несуществующие пылинки с плеч.

– И на вашем месте, я бы отправил заказ на отвар еще раз. Мне кажется, что ваше распоряжение случайно удалилось из служебных когитаторов.

Этот последний, мелкий жест, казался излишним.

– Я не хотел, чтобы нас беспокоили, – объяснил Немоникс, читая смущение на ее лице. – Вне зависимости от того, что я вам сказал, и что делаете вы, дом Кадмус вновь станет частью Механикус. Будет лучше для всех нас, если барон Роланд примет этот простой факт.

Корделия встала и сделала глубокий, нервный вздох. Она досчитал про себя до десяти, удерживая гнев под контролем.

– Скажите мне хотя бы вот что, – произнесла она, после некоторой паузы.

– Конечно.

– Этому Бинарному апостолу, действительно требуется возвращение? Существует ли он вообще, или Механикус послали наших мужчин на верную гибель?

Немоникс кивнул: – Святой существует, и эта миссия подлинная. Кирано и тех-совет, выдворенные с Грифона-IV, отчаянно хотят вернуть его сущность, или хотя бы то, что от него осталось.

Немоникс развернулся и направился к выходу из апартаментов.

– Вы серьезно недооценили меня, леди Корделия, – сказал он. – Никто не выиграет от разрушения дома Кадмус, но такой вопиющий факт отделения, невозможно спустить с рук. Учтите, что это ещё только цветочки, а ягодки будут впереди.

– Убирайтесь, – рявкнула Корделия. – Убирайтесь сейчас же.

– Хорошо, – сказал Немоникс. – Но спешу заверить вас, когда я говорю, что надеюсь на удачное завершение миссии вашего мужа, я говорю искренне. Я так же верю, что он примет верное решение, после благополучного возвращения в Вондрак прайм.

Гнев Корделии сменился весельем.

– В таком случае, вы абсолютно не знаете Роланда.

– Вы будете удивлены, узнав, как много я знаю, – сказал Немоникс. – Прощайте, леди Корделия. Мы больше не встретимся, и вам больше не стоит разыскивать меня. Это было бы … нежелательно.

– Вы угрожаете мне?

– Да.

Мои конечности одеревенели и не гнулись – ожидаемая слабость после недели проведенной в образе гиганта, способного разорвать боевой танк. Несмотря на холод, моя униформа пропиталась потом. Кожа горела, когда кровяные фильтры выводили оставшиеся химикаты из моей системы сосудов.

Вместе с Актисом Бардольфом, Родериком и Антонисом, я следовал за магосом Врилом через замороженные банки данных, в центре основного храмового строения. Объемное пространство наводняли сотни запуганного вида техножрецов, вместе с вереницами калькулюс логи, подключенными витками пульсирующих кабелей в медной оплетке.

Под нами, в бездонной пропасти размещались грохочущие двигатели, а над нами, под самым потолком висели катушечные генераторы. Гейзеры теплого, маслянистого пара, клубами поднимались снизу-вверх. Трескучие арки электричества прыгали между титаническими машинами.

– Так и должно быть? – спросил Антонис, перегнувшись через перила.

– Информация [пояснение]: нет, сир Антонис из дома Кадмус, так в высшей степени быть не должно, – ответил Врил, работая с рядами управляющих планшетов с осанкой человека, потратившего в общей сложности слишком много времени над изучением технических наук. – То, что вы видите, является физическим воплощением древнего разума, стремящегося к самоликвидации.

– Вы можете остановить этот процесс? – спросил Уильям.

Врил остановил свои манипуляции, и повернулся лицом к Уильяму. Лицо магоса было поделено на четыре различные механические секции, походя на геральдические пластины рыцарей. Два верхних сегмента из бронзы и железа, нижние же из золота и начищенного олова. Каждая четверть имела какого-либо рода имплантат; окуляр ли, обонятельный или голосовой, разобрать что из них что, было невозможно.

– Сир Уильям из дома Кадмус, работа зашифрованных энграмных записей, загадка для всех, кроме самого Омнисии, головокружительно более сложная, чем ваши мясные мозги и гораздо более эффективная. Чтобы выживать столь долгое время, Бинарный апостол был вынужден эволюционировать в сингулярное существо, механизм существования которого, находится за пределами вашего немощного понимания.

– И вашего, судя во всему, тоже, – парировал Уильям, всегда готовый к возражению.

– У него есть имя? – спросил Родерик.

– «Он» ли это вообще? – вставил Бардольф.

Врил, чрезвычайно возмущенный такими вопросами, захлопал руками как какая-нибудь сутулая, нелетающая птица.

– Да, у Бинарного апостола есть имя, но мы не знаем какое оно, – сказал Врил, затем, явно из редкой щедрости на информацию, добавил: – возможно, он и сам его не знает.

Прежде чем кто-либо еще попытался подразнить магоса, я поспешил вернуться к насущным проблемам.

– Вы сказали самоликвидация, – сказал я. – Святой умирает?

– Барон Роланд из дома Кадмус, – произнес Врил, как будто только что подтвердил мою личность. – Бинарный апостол поддерживает бран-щит, который, как вы уже знаете, сохраняет нам жизнь, но усилия, уходящие на это, разрушают его.

– Я никогда не слышал о бран-щитах, – сказал я.

– Я бы удивился, если бы вы знали, – сказал он, поднимая руку, предвосхищая ответ на потенциальную попытку оскорбить мой интеллект. – Это невероятно древняя техномагия, основанная на понимании М-теории. Обладаете ли вы подобными знаниями, барон Роланд?

– Нет, но я быстро учусь.

Врил задумался, без сомнений, он пытался сообразить, как ему объяснить что-то сложное человеку, считающего себя умственного выше нормы.

– Основное представление заключается в том, что наша видимая четырехмерная вселенная заключена в брану, своеобразную мембрану, внутри многомерного пространства, – начал он, и я сразу почувствовал, как отпала всякая надежда на понимание. – Теоретически бесконечное множество измерений, потенциально бесконечного размера, занимают другие браны, что в следствии, может означать бессчетное число альтернативных реальностей, пересекающихся с нашей, способом, который мы не можем даже вообразить, в рамках любой из существующих ныне космологических моделей.

Тишина последовавшая за его «объяснением», сказала ему все, что нужно было знать о том, как много мы знаем.

– Так значит, бран-щит перемещает нас из браны в которой существует наша вселенная, в другую, – сказал Антонис. – Но, создает ли он новую брану, или перемещает в уже существующую?

Все удивленно посмотрели на Антониса, и он пожал плечами.

– У меня теперь уйма времени для чтения, – объяснил он, и я было почти рассмеялся, но тут же вспомнил, почему у него есть время для чтения.

Адепт Врил благосклонно постарался звучать впечатленным, когда сказал: – Простой способ интерпретации сложной теории, но в сущности верный. И, отвечая на ваш вопрос: генератор щита перемещает нас в ближайшую незанятую брану, еще не создавшую свою собственную, внутреннюю вселенную. Там мы пребываем в превосходной изоляции. Ничто не может взаимодействовать с нами, так же и мы не может взаимодействовать ни с чем за пределами границ щита, до тех пор, пока его деактивация не вернет нас в изначальную точку.

– Теперь я вижу, почему Механикус хотят вернуть Бинарного апостола, – сказал Актис Бардольф.

– Именно, – сказал Врил.

– Как скоро вы сможете отцепить коллектор от этого храма? – спросил я, возвращаясь к делу.

Пауза между моим вопросом и ответом Врила, не то, что я надеялся услышать.

– Апостол обитал в этом храме в течении тысячелетий, отделить его будет совсем не просто, – сказал Врил. – Как и все мы, апостол недоверчив к переменам, так же нету гарантий, что все без исключения энграммы, выживут после такого разрыва.

– В таком случае, мы больше не смеем отвлекать вас, магос Врил, – сказал я. – Работайте так быстро, как только можете, и сообщите мне, когда будете готовы к перемещению коллектора. Поторопитесь, если хотите сохранить его.

Наши доспехи неподвижно стояли на круглой площадке внутреннего двора позади храма, словно сверхчеловеческие гиганты на парадном плацу. Странные огни отражались от их изогнутых пластин, отражение, напоминающее воду под ледяной коркой.

После описанного магосом Врилом способа, как мы остаемся вне досягаемости тиранидов в пределах храма, все что я делал – это сопротивлялся взгляду на раздражающее небо, как теперь стало известно, не являющееся частью моей вселенной.

Рабочие столы, привлеченные из кузницы, разместились по всему двору. Воины из обоих домов смешались, и разговаривали за общей трапезой.

Как оказалось, мы не единственные, кто нашел здесь убежище.

Близлежащая схола нашла спасение в стенах храма-кузницы. Предположительно сотня прогена и несколько инструкторов, насилу выселенных из своих бараков, находились здесь вместе с нами. Они расположились на противоположной стороне двора, новобранцы с открытыми ртами таращились на наши доспехи.

Как только мы покинули внутренние помещения храма, закаленный ветеран поспешил представиться мощным рукопожатием и энергичным салютом.

– Раюм Бартаум, аббат-инструктор из схолы Викара, сир рыцарь. Наши прогена и я, в вашем распоряжении, – сказал он, и я принял его заявление с подобающей честью.

Все оставшееся время, Бартаум и его сотоварищи инструкторы безжалостно муштровали свои отделения, с тем немногим оружием, что у них осталось. Все понимали, что они не выживут по дороге к Вондрак прайм, но говорить об этом не решались.

Передо мной расположились оловянная кружка воды, обогащенная электролитом, тарелка, с предположительно высококалорийным ужином из сладких питательных батончиков, и некий суп, приправленный медленнодействующими стимуляторами.

Мне понадобиться все это, чтобы вернуться к нашему походу.

Актис Бардольф сидел напротив меня, усталый и бледный, отражение моего собственного состояния. Мое изначально низкое мнение о Хоукшрауд изменилось в лучшую сторону. Я видел Бардольфа и его рыцарей в действии, и знаю теперь, что на них можно рассчитывать.

– Видели ли вы Вольного клинка? – спросил Бардольф.

– Нет, – ответил я. – С тех пор как он провел нас внутрь. Как вы узнали, что он Вольный клинок?

– Кем еще он может быть?

Я пожал плечами.

– Последний из своего дома, или одинокий выживший, как один из ваших Присягнувших.

Бардольф покачал головой.

– Геральдика в виде единорога? Ее нет среди больших домов, нет и среди малых.

– Возможно, он принадлежит к неизвестному вам дому.

Бардольф усмехнулся.

– Если я не знаю о каком-то доме, это значит, что он не существует. Поверьте, я знаю свои дома.

Скажи это кто-либо другой, я бы истолковал этот комментарий как заносчивое хвастовство, но из того немного, что я узнал о Актисе Бардольфе, можно судить, что такая черта характера ему не свойственна.

– Из какого тогда он дома, как вы думаете?

– Невозможно узнать, – сказал Бардольф. – В этом и заключается весь смысл Вольных клинков, не так ли? Тайна.

Послышался тяжелый лязг измученного метала, в котором я узнал поврежденного рыцаря. Я повернулся от своей еды, когда, хромая фигура Вольного клинка вышла на открытое пространство двора. Все прогена разом прекратили свои тренировки, пока инструкторы криками не заставили их продолжать.

С плечевой пластины свисал потрепанный флаг с единорогом. Броня Вольного клинка представляла плачевное зрелище. Коррозийные ожоги обнажили множество внутренних механизмов, некоторые движущие части его правой ноги сварились в одно целое, из-за чего его доспех качался при ходьбе, неловко переставляя ноги.

Рыцарь с грохотом остановился посреди двора перед нами.

Вольные клинки печально известны своей непредсказуемостью. Они несомненно благородные, все еще верные рыцарским добродетелям, но следующие обособленным путем. Что бы не подвигло этого рыцаря идти одинокой дорогой, отрешиться от всяких связей с друзьями и родными, ведет его к ему одному известной цели.

Я испытал мимолетный испуг, при виде мощи и величия возвышающегося над нами рыцаря. Одно дело пилотировать такой великолепный доспех, другое видеть его нависающим над тобой с заряженным оружием.

– Я Теллурус, – произнес рыцарь, явно искусственно сгенерированным голосом, прозвучавшим из вокс решетки, спрятанной под головной секцией доспеха. – Имею ли я великую честь, обращаться к барону Роланду из дома Кадмус и виконту Бардольфу из дома Хоукшрауд?

– Да, имеете, – сказал я, смотря на Бардольфа, подняв одну бровь.

– Что? – отозвался он на мой бессловесный вопрос. – Я говорил вам что я не лорд.

Я снова взглянул на морозно-синего рыцаря и сказал: – Вы не будете говорить с нами лицом к лицу, сир Теллурус? Даже если вы желаете остаться соединенным с броней, откройте хотя бы кабину, чтобы мы могли беседовать как подобает мужчинам.

– Я не стану, барон Роланд, – ответил Вольный клинок.

– Такое поведение не достойно мужчины.

– Безусловно, но я не желал оскорбить вас, – ответил Теллурус. – Я поклялся говорить, лишь закованным в броню.

Я обменялся взглядами с Бардольфом. Те несколько Вольных клинков, что я встречал, все были по-настоящему индивидуальны, все имели свои причуды и недостатки. С чего тогда Теллурусу быть другим?

– Очень хорошо, – сказал я, смиряясь с тщеславием Теллуруса. – Какую службу мы можем сослужить вам сир Теллурус?

– Как долго вы пробыли в Вондраке?

– Дом Кадмус прибыл совсем недавно, – сказал я.

– Дом Хоукшрауд пробыл в местах военных действий около двух месяцев.

Теллурус повернул голову в сторону Бардольфа, по-видимому считая, что проведенное мной время незначительно.

– Скажите мне, виконт Бардольф, во время ваших сражений с порождениями флота улья Гидра, становились ли вы свидетелем его величайшей мерзости – матери выводка тервигон с красными и лазурным пластинами на спине и черепом цвета полированной кости?

Теллурус поднял свой «Жнец», и я заметил, что множества зазубренных шипов не хватает.

– Этот монстр носит великую рану, с одной стороны. Достаточно глубокую, чтобы задержать металл от этого клинка в своей экзоброне. Скажите мне, сир Бардольф, видели ли вы это чудовище?

Бардольф взглянул на меня, и я потряс головой.

– Нам не доводилось встречать ее, сир Теллурус. Как я понял, ваши пути пересекались раньше?

– Однажды, – сказал Теллурус. – Когда она убила мою семью, и уничтожила мой дом.

Даже в сгенерированном машиной голосе, слышалась его глубокая боль.

– Вы последовали за зверем в Вондрак? – спросил я.

– Да, – подтвердил Теллурус. – Рапорты о Гидранском тервигоне совпадающие по описаниям с моим, привели меня в Викару, но зверь хитер, и до сих пор ускользал от меня. Прежде, чем я мог последовать слухам о свежих свидетельствах, я был заточен в храме-кузнице магоса Врила.

Я встал и указал на многочисленные пробоины в его броне.

– Вы побывали в ужасных сражениях, преследуя вашего тервигона. Неужели никто из техножрецов, не может позаботиться о вашей броне?

– Нет! – резко ответил Теллурус. – У меня есть свои избранные Хранители, но они остались под защитой Вондрак прайм. Им, и только им позволено ухаживать за моей броней.

Несмотря на трагичную судьбу, упрямство Вольного клинка начало меня раздражать. Я вернулся свое место.

– Мы не видели вашего зверя, – сказал я. – Есть еще что-то, что вам от нас нужно?

– Магосу Врилу успешно удалось заключить последние энграммы Бинарного апостола, внутрь коллектора, – сообщил Теллурус. – Мы покинем этот храм в течении часа.

– Ты уверена, что все прошло как надо? – спросил Малкольм, проходя гулким помещением, в котором ремонтировались рыцари Кадмус. – Никаких ошибок, мне нужна абсолютная, черт ее дери уверенность. Ты понимаешь это?

– Конечно, Малкольм, – ответила Кассия, засовывая свой дневник обратно в заплечную сумку.

Шум ремонтного ангара затопил их голоса. Под прикрытием гремящих кузнечных молотов, клепальных пистолетов и искрящихся сварочных аппаратов, они могли говорить не боясь, что их услышит кто-то еще.

– Что ты сказала Корделии?

– Именно то, что ты и велел, – промолвила Кассия. – Сказала ей так, как будто говорила тому адепту что ты никогда не выступишь против Роланда.

– Отлично, – сказала Малкольм, хищно улыбаясь.

Я не претендую на понимание техномагии бран-щита, но наблюдая его в действии, как будто начинаешь понимаешь его работу на интуитивном уровне.

Его внешние границы отмечены все тем же подводным туманом, тот же пустынный мираж по ту сторону, но с одним решающим отличием. Снаружи мы видели статичное изображение храма-кузницы, какой она был на момент активации щита. Изнутри же, мы видим тиранидов, призрачными фантомами плывущих среди нас.

Звери неосязаемы для нас, несущественны как туман. Они двигаются среди нас как отражения на спокойной воде, отделенные бесконечно малыми нитями межпространственной мембраны.

Мои рыцаря и рыцари из Хоукшрауд стоят перед огромными, извергающими дым трубами храма-кузницы. Как Магна Прецептор, я стою во главе боевого формирования «копье», с Актисом Бардольфом по правую руку и Вольным клинком по левую.

Наши тени причудливо танцевали перед нами, отбрасываемые яркими копьями света, пульсирующего из каждого отверстия храма, каждой вспышкой отмеряя минуты своего существования. Его регулирующие системы отказывали одна за другой. Храм-кузница Механикус – это в основном управляемый реактор, подобный тем что толкают звездолеты через бездну. Только постоянные ритуалы обслуживания и бесконечные калибровки поддерживали его работу.

По приказу Врила, этот контроль был прекращен.

В течении часа, храм-кузница прекратит существовать.

Как и все вокруг в радиусе двух километров.

Врила опечалила потеря храма, но его практичная сторона понимала, что спасение малой части информации лучше, чем потеря всей.

Специализированный под нужды Механикус, «Капитол Империалис», выбрасывал дым с верхних площадок, укрыв в своих обширных внутренностях техножрецов, лексмехаников и калькулюс логи. Они несли распределенный между ними информационный груз храмовых запоминающих устройств. Защита медлительного «Капитол Империалис» не самое желанное бремя, но это единственный транспорт, реактор которого способен питать коллекторное устройство, содержащее Бинарного апостола в течении всего похода до Вондрак прайм.

На вершине носовой секции исполина размещалась гигантская пушка размером с дворцовый купол. Выдающаяся вперед часть орудия – чудовищный ствол макроорудия. Иногда ее называют орудием судного дня. Одним единственным выстрелом она способна свалить с ног титана, и наказывать звездные корабли, дерзнувшие спуститься слишком низко.

Беженцы из схолы Викара погрузившись в разношерстные транспорты, построились вокруг «Капитол Империалис». Основу их эшелона составляли уязвимые, тонкостенные грузоперевозчики с открытым верхом.

Раюм Бартаум, замеченный ранее в шаманстве с двигателями супертяжелых машин Имперской гвардии, перегрузил двигатели транспортов, надеясь выжать немного дополнительной скорости. Магос Врил сделал вид, что не заметил его нарушений.

Не важно, как быстро они смогут двигаться, большинство, или даже все, будут мертвы еще до того, как мы достигнем гор.

– Мы готовы? – спросил я Бардольфа и Теллуруса.

Рыцари Хоукшрауд присели и расправили плечи.

– Как и всегда.

Вольный клинок поднял свое лезвие, и его зубцы начали вращаться вокруг рубящей кромки. Они шли медленно, как будто изо всех сил пытались набрать скорость.

– Я готов, – сказал Теллурус.

Грязный дым шел из выхлопного отверстия его реактора, пачкая герб с единорогом разноцветными маслянистыми отходами. Гидравлическая жидкость толчками текла из топливных линий на плечах и ногах. Будь Теллурус из дома Кадмус, я бы не задумываясь отправил его обратно в Запредельное хранилище, но он Вольный клинок, никто над ним не властен.

Он погибнет сегодня, и я не обесчещу его решимость, просьбой покинуть свои доспехи.

– Магос Врил? – произнес я. – Инициируйте отключение.

Планшет передо мной шипел от статики, затем голос Врила возник из вокса. Даже понимая всю необходимость того, что он должен сделать, это было тяжелым решением для него.

– Подтверждение: инициирую.

На противоположной стороне храма-кузницы, начали свой марш легкий транспорт с прицепом из собрания заводских тележек для переработки и группа транспортировщиков руды. Ведомая храмовыми сервиторами, более сотни единиц такой техники с грохотом ехала на ту сторону щита.

Я сразу понял, когда конвой из сервиторов пересек его. Призраки гаунтов и более крупных зверей подняли головы в едином движении, и неслышно огласили пространство широко разинув пасть. Придя в движение, они напоминали мне океанические волны, столь же синхронные и плавные.

Скачущая масса роилась и текла, вокруг и через здание храма, но мы смещены за пределы их досягаемости. Они не видят, и даже не знают о нашем существовании.

Я ощущал нетерпеливое томление духов прежних пилотов брони.

Я ждал, давая рою полностью проглотить наживку из сервиторов. Прямо сейчас, звери разрывают транспортники и расправляются с сервиторами. Лишь несколько из них обладают достаточной автономностью, чтобы дать отпор, остальная же часть не имеет воли, даже чтоб поднять руку для собственной защиты.

Их жертва послужит великой цели.

Серия взрывов на верхних уровнях храма помогла мне решиться. Земля задрожала под ногами, в тот момент, когда погребенные реакторы начали расплавляться.

– Рыцари Империума, – возгласил я. – Вперед!

Испытание

Корделия шла со сборщиком Текстоном через восстановительные работы Вердус Феррокс. Грузоподъемники, карго-8 и плоскокузовные тягачи доставляли недавно выкованную сталь и адамантий, снабжая мощных сервиторов и строительные машины Механикус материалом для восстановления ущерба, нанесенного Малкольмом и авангардом чужеродных организмов.

Лицо сборщика выражало глубокое недоумение, и Корделия хотела верить, что ее умение писать, ничуть не хуже ораторского мастерства. Она ждала, пока Текстон не прочитал ее записку три раза подряд, прежде чем заговорить

– Вы понимаете, что я прошу?

– Не совсем, моя леди, – сказал глава Хранителей дома Кадмус. – И не знаю, хочу ли я.

Обритый наголо, снабженный самой основной аугметикой, Текстон все еще был больше человеком, чем Механикус. Слуга дома Кадмус, он все же выходец из Марсианского жречества, просить его о чем-либо было рискованно.

Но то был риск, на который стоит идти.

Уже давно не секрет, что Механикус настраивают Хранителей шпионить для них. Но несмотря на обширные знания, лорды красной планеты провалились в попытках понять связи преданности, между рыцарем и тем, кто заботиться о его доспехах. Ближе, чем древний кавалер и его сквайр, рыцарь и его избранный хранитель, связаны через броню и делят истории тех, кто носил ее. Даже если Хранитель никогда не увидит и одного реального сражения, он сможет пережить тысячи в снах соединения.

– Вы поняли, что вы не можете просто найти это, вы должны найти его отсутствие, – сказала она, отходя с дороги пары подъемных сервиторов, прогрохотавших на поршневых ногах. Они несли арматурные стойки для виадуков, разрушенные орудием Малкольма.

– Я должен искать то, чего нет?

– Именно.

– Тогда где мне начать?

Корделия остановилась и указала на высокий сборочный бокс, чьи оснастка и сборочные леса ожидают военную машину, которая никогда не придет.

– Вы видите сборочный бокс вон там? – спросила она.

– Конечно.

– Теперь, если я скажу, что прямо сейчас, там стоит титан класса «Разбойник», и когда вам не удастся его увидеть, будет ли это достаточной причиной думать, что там нету «Разбойника», так?

– Очевидно.

– Но, если я скажу, что там была, например, песчинка в боксе, и когда вам не удастся ее обнаружить, не обязательно означает, что там ее и не было.

– Отсутствие доказательств, не доказательство отсутствия, – изрек Текстон. – Я знаком с «путями исключения», леди Корделия.

– Ну конечно мой дорогой Текстон, – продолжала Корделия. – Важнейшая разница межу этими двумя сценариями заключается в том, что в одном не обязательно второе, можно ожидать увидеть свидетельства существования, если, по факту оно существует.

Текстон снова посмотрел на записку. Корделия могла видеть его желание высказать вопрос вслух.

Она потрясла головой: – Ищите то, чего нет.

И свет понимания разгладил хмурые черты лица Текстона.

– О, ну конечно, я понял! Это как найти планету в удаленной галактике, ту, что не доступна для традиционного межгалактического ауспика, но о существовании которой мы знаем по степени блокируемого света своей звезды при прохождении перед ней, или же в вариациях орбитальных периодов ближайших небесных тел.

Корделия кивнула, хотя она ничего не поняла из того, что только что произнес Текстон.

– Вы сможете сделать это? – спросила она.

– Да, – ответил Текстон. – Думаю, что да.

– Тогда сделайте, – сказала она. – И побыстрее.

Я не видел, как пали первые мои рыцари, но я почувствовал это.

Их смерти ранили меня как ножевые удары в кишки. Монтейль и Крейг. Их биосигналы просто исчезли с моего дисплея, но останавливаться было некогда.

Нет времени для скорби.

Либо мы продолжим путь, либо умрем.

Две дюжины рыцарей – внушительная сила. Стремительная атака Кадмус пробила брешь в столпившихся тварях на этом фланге храма-кузницы. Многих привлек жертвенный конвой из сервиторов, но все же не всех.

Боевые орудия Кадмус и термальные копья врезались в рой существ, прорубая путь для остальных. Пульсирующие удары перегретых копий и сотрясающие детонации пробивали путь к горам.

Если бы отступали одни только рыцари, я бы оценил наши шансы на успех как высокие. Но, среди нас не только рыцари, кто ищет спасения из Викары. Для транспорта такого монструозного размера, «Капитол Империалис» двигался довольно быстро. Меня ужаснула мысль, в какие условия Врил поставил свою инженерную команду, чтобы так его разогнать.

Со всей своей скоростью, он до сих пор недостаточно быстр.

По крайней мере, тысяча гаунтов осаждала его. Огнем защитных болтеров он отбрасывал их от бортов, и держал на расстоянии. Хоукшрауд занимались защитой «Капитол Империалис». Рыцари Бардольфа окружили неуклюжий транспорт своими корпусами, прикрывая фланги пустотными щитами доспехов. Отстреливая бесконечные толпы скачущих существ, пытающихся взобраться на подобные утесам стены транспорта.

Ураганный огонь стабберов размалывал существ, бросающихся под траки транспорта. «Жнецы» срезали тех, кто карабкался по стенам. Я знаю, что им не остановить всех. Большее, на что они могут надеется – это остановить как можно больше.

Я повернул голову и увидел тысячи ксено-тварей, каких угодно форм: от меньших, с крючковатыми конечностями, до громоздких существ с гигантскими крабовидными челюстями и кипящей в них био-плазмой. Мой ауспик уже не справлялся с регистрацией столь многочисленного роя враждебных существ, идущими по наши души.

Обезьяноподобные ужасы с сочащимися отверстиями на зазубренных спинах, изрыгали струи органической материи. Кожаные мешки полные кислотой или ядом такой силы, что одной капли, распыленной в воздухе, хватит, чтобы убить нас всех.

Мы перехватили нескольких огнем стабберов. Они взрывались, недолетая до нас, орошая землю токсичным дождем, но их был слишком много.

Прогена схолы Викара, вооруженные винтовками, пистолетами и мечами, сражались с бортов своих хлипких машин. Оружие столь крохотное и неэффективное, что у меня захватило дух от того, как эти люди все еще сражались.

Их бесконечная храбрость заставила меня устыдиться.

Три из их транспортов уже кишели монстрами, превратившись в пылающие обломки всего за сотни ярдов после начала пути до городских стен. «Карго-8» перевернулся в кипящем взрыве изумрудно-зеленой биоплазмы.

Горящие тела сыпались из заднего борта. Я не мог слышать их крики, за что был благодарен. Я слышал, как умирают люди, когда тиранидский яд пожирает их, и не хотел бы услышать это вновь.

Мясистый мешок со спорами взорвался надо мной. Я накрылся щитом, в тот момент, когда куски его останков кислотным облаком распылились в воздухе, и стиснул зубы от боли, когда кислота начала въедаться в мои плечи.

Еще один рыцарь пал. Раберт, воин благородного происхождения, родом одной из древнейших семей Райсы. Его супруга Валери осталась одна с ребенком на руках, ее потеря – тяжелый удар, как для нее, так и для всего Кадмус. В отличии Монтейля и Крейга, смерть Раберта я видел. Кислота выела каленный сустав его доспехов, но даже обездвиженный он продолжал стрелять и разить «Жнецом».

Одна из крупных тварей перехватила его. Она раздробила ему плечо, ударом огромной зазубренной пасти, оторвав его с легкостью, с какой я бы мог разрубить мутанта Райсы. Оно исторгло кипящую биоплазму в лицо Раберта. Последовавшие конвульсивные сокращения, потрясшие всю его броню, сказали мне о его предсмертной агонии.

Другие звери опрокинули его вниз, и его корпус тут же покрыли чужеродные тела. Конечности-лезвия рубили и кромсали его доспех, в попытках добраться до плоти внутри.

Снаряд моей боевой пушки поглотил кричащих убийц Раберта. Сейчас я не могу оплакать его, но могу за него отомстить.

Впереди, группа тварей показалась из-за крошева обугленных блоков и вывернутых стальных конструкций, бывших когда-то бункером у внешней стены Викары.

Уже сейчас, я видел, что нам не совладать со всеми.

Я приготовил боевое орудие для стрельбы, но прежде чем я успел сделать хотя бы один выстрел, как нечто неимоверно громкое и ослепляющее ярко перегрузило мои авто-чувства и вырубило их на несколько мгновений.

Рой передо мной растворился в стене огня, с сейсмическим громовым хлопком.

Ударная волна пошатнула меня.

Меня бросило на ближайшую стену, гиро-стабилизаторы напряглись, стараясь удержать меня прямо. Огонь и дым грибом поднялись от титанической детонации.

Пять сотен метров городской стены исчезли, забрав с собой весь рой, преграждавший нам путь. Образовавшийся в скале кратер, опаленный до состояния стекла – все, что осталось после кошмарного удара.

Только одно оружие способно причинить такой урон.

– Путь впереди чист, – сообщил Врил. – Можете не благодарить.

Я незамедлительно воспользовался преимуществом, обеспеченным пушкой «Капитол Империалис». Я ускорил темп марша, пробираясь сквозь бушующие термальные вихри, сопровождающий их клубящийся дым и низкочастотные электромагнитные импульсы.

Ауспик шумел от помех, пока я не вышел из эпицентра удара.

На горизонте показались зазубренные пики гор, словно волны камня разбивались о небесный берег, в трех километрах от нас.

Так близко, что я почти что мог дотронуться до них.

«Капитол Империалис» перебрался через выжженную его орудием пустыню.

Рыцари Хоукшрауд держались поблизости, как если бы это была скотина из стада, охраняемая от хищных стай. Грузовики и «карго-8» схолы скакали по расколотому ландшафту. Я ужаснулся при мысли, какую боль должно быть они испытывают, проезжая через огненный шторм, учиненный макроорудием.

Звери не преследовали нас. Распад контроля сверхразума? Или животный инстинкт, заставивший их бояться гнева макроорудия?

Не пройдет много времени, прежде, чем сокрушающая воля разума улья оправиться, и страх сменит слепая ярость.

Но в это время мы будем бежать.

Немоникс сидел, скрестив ноги в своей непримечательной, изолированной от всей информации клетке, в самом сердце храма-кузницы. Мириады собранных данных обеспечивали его десятками тысяч часов вокса, и вдвое большим количеством пикт материалов. Все распределялось по сотням изолированных экранов инфопланшетов, разбросанных по полу клетки.

Специализированные нейро-аугментации обрабатывали уйму информации за то время, которое уходило лишь на один ифнопланшет при обычных условиях.

Секретов, собранных со всего Вондрака хватит Немониксу, чтобы низложить планетарную знать сотни раз подряд, шантажировать дюжину офицеров гвардии и навеки очернить имена заслуженных космических десантников.

Ничего из этого не интересовало Немоникса.

Только Кадмус имел значение.

Его гамбит направленный на убийство их Хранителей с помощью вторжения авангарда организмов на Вердус Феррокс – поставить их таким образом на колени перед Марсом, или же обречь на медленное вымирание через повреждение и устаревание – провалился, но за последние несколько дней он усвоил главную особенность внутренней политики рыцарских домов.

Недостаточно, чтобы сразу склонить их к Механикус, но Немоникс вел затяжную игру. Лишенный смертных тягот плоти, он располагал достаточным терпением, чтобы ждать.

Голограмма его бывшего "я", беспокойно расхаживала вокруг него, изображая лишь иллюзию эмоций. Она не способна на скуку, как и на необходимость показывать незаинтересованность.

– Я хочу, чтобы ты прекратил это, – сказал он.

– Почему мы все еще здесь? – взмолилась голограмма. – Малкольм уже у нас на крючке, и это лишь вопрос времени, когда он бросит вызов Роланду. А с помощью технологий ты сможешь доказать его несомненное мастерство как лидера дома Кадмус.

– Я хочу быть уверен, – ответил Немоникс.

– Насколько еще ты можешь быть уверен? – сказала голограмма. – Ты слышал его разговор в ремонтном ангаре. Его жена уже солгала леди Корделии. Ты ясно видел его неприкрытые амбиции. Дело сделано.

– Мне нужно быть уверенным, – повторил Немоникс.

– Тогда не пускай Роланда, или кого-то из его рыцарей обратно в город, – предложила голограмма, остановившись прямо перед ним. – Захвати контроль над орудиями Руканаа и расстреляй их прежде, чем они пересекут границы стен. Обвини неисправность, мусорный код, что угодно. Тебе нужна уверенность? Вот она.

Немоникс поднял взгляд от сотен экранов.

– Знаешь, иногда я забываю каким жестоким человеком я когда-то был.

Жертвы

Переход к горам был стремительным и интенсивным. Двое рыцарей Бардольфа умерли секунду назад, удерживая узкий проход, пока остальные продолжали подъем в гору. Стаи летающих хищников окружили нас, бесконечно атакуя в стремительных налетах, но массированный огонь стаббера и взмахи лезвий держали их на дистанции.

Позади нас осталась Викара: огромная пустошь, бурлящий кошмар огня и радиации. Плотные колонны дыма, изрезанные молниями, рвались в небо из разрушенного храма-кузницы. Окружавший его рой обратился в пепел, а те, кто выжил после разрушения, тратили драгоценные минуты, пребывая в смятении.

И благодаря этим минутам мы спасли свои жизни.

Невероятно, но почти половина прогена схолы Викара все еще с нами. Раюм Бартаум кричал на молодняк, управляющий поврежденными машинами, окутанными дымом и изрешеченными хитиновыми шипами. Многих прогена серьезно ранило, но они не показывали свою боль, когда Бартаум и другие инструкторы втаскивали их в менее поврежденные грузовики.

Выход в горе пробитый орудиями Хоукшрауд, несоизмеримо мал для габаритов «Капитол Империалис», но усилиями наших боевых пушек, он расширился в какофонии глухо детонирующих камней. Куски камней шумной лавиной валились вниз.

– Его макроорудие могло бы расширить проход одним выстрелом, – сказал Теллурус, задняя сторона его доспехов уже скрылась в завесе дыма. Его выхлопные вентиляторы горели вишнево – красным, энергоядру грозило неминуемое расплавление.

– Но, с тем же успехом может полностью обрушить его, – ответил Бардольф, разрубая булыжники лезвием. – Риск слишком велик.

Возможно Бардольф прав, но я сомневаюсь, что этот риск не стоит скорейшего расширения прохода. После невыносимо долгих мгновений, проход наконец-то был открыт достаточно широко.

– Нужно спешить, – сказал Бардольф, обходя «Капитол Империалис» с тыльной стороны. Я проследил за его взглядом, и увидел монструозных размеров, похожих на пауков, тварей на горизонте.

Титанические био-убийцы с огромными, хитиновыми ногами и тысячной ордой выводка, покрывающей их раздутые животы. Вспышки био-плазматической энергии прыгали между ног био-титанов, и светились в челюстях.

Рыцарь могущественная боевая машина, но даже наша сила не сравнится с такими колоссальными биологическими машинам разрушения и поглощения.

– Да, – сказал я. – Нужно спешить.

Мы снова вступили во тьму, следуя подземным рельсовым путям обратно в Вондрак прайм.

Расщепляющий выстрел макроорудия уничтожил проход, оставшийся позади.

Ничто теперь не сможет пройти через него. Десять часов минуло с тех пор, как мы вновь погрузились в удушливые туннели. Мы здорово сократили путь, следуя маршрутом, записанным по пути в Викару, сэкономив тем самым уйму времени. Любые неточности пути теперь исключены, но ужас страданий тех, кто застрял здесь, никуда не делся.

Опаленные огнем стены все еще отражали крики тех, кто был пойман, когда туннели заблокировали из-за тиранидской угрозы. Их тела были повсюду, погибшие в транспортах или прямо там, где они цеплялись за камень, в бесплотной надежде спастись. Не было нужды петлять между брошенным транспортам с несчастными пассажирами в них. «Капитол Империалис» Врила незаметно для себя расплющивал их своим огромным весом.

– Простите нас, – вымолвил я, слыша, как стонет раздавленный металл, представляя, как вместе с ним трещат кости и лопаются связки.

Бардольф и я возглавляли колонну, гигантская дуга прожекторов на огромной как утес фронте «Капитол Империалис» освещал тьму впереди. Наши тени, вытянувшись ползли перед нами.

Капель с потолка, подобно слезам, текла с моей кабины.

Я сосредоточился на ауспике. Невооруженный глаз видит слишком много теней и мест где можно спрятаться. Я двигался машинально, ускоряя рыцаря так, чтобы не отстать от собратьев.

Протесты прежних владельцев брони становились все болезненнее. Будет неплохо отстраниться они них на время. До тех пор как пустота в душе после их присутствия не заставит снова соединиться с броней.

Все, что я сейчас хочу, это покинуть эти проклятые туннели.

Я хочу вернуться к Корделии.

Каждый шаг, каждый поворот, каждый пройденный коридор, ведущий к Вондрак прайм приближали меня к этой цели. Я не сдержал нервный вздох, когда ауспик подтвердил то, что я видел своими глазами.

Мы достигли более широкого туннеля – основной артерии ведущей обратно на поверхность. Это маленькая точка света виднеется на удалении? Или это лишь принятие желаемого за действительное, представление, будто мы достигли нашей точки входа?

Ауспик проскрежетал предупреждение, и мое зрение залилось красным.

Скрипящие твари наводнили стены, появляясь из отключенных вентиляционных шахт и разорванных трубопроводов.

Осветительные огни отражались от неисчислимого количества усиленных панцирей и продолговатых безволосых черепов. Многочисленные конечности, влажные от покрывающей их слизи, сверкали острыми когтями в лучах света.

Я видел зубы, и черные, как оникс глаза.

Когти скребли по камню, когда они прыгали на крышу и бока «Капитол Империалис». Больше спрыгнуло на землю в стойке охотящегося хищника. Слишком много чтобы сосчитать.

Они шипели и трещали. Черные языки пробовали воздух.

Мой предупреждающий крик назвал имя этих монстров.

– Генокрады!

Малкольм резко выдохнул, когда соединительные кабели вошли в слоты вдоль позвоночника. Он ощутил мощь своих конечностей и моргнул, когда взгляд изменился от включения бортовых систем его брони.

Вердус Феррокс обрел иные очертания, глазами рыцаря он видел боевую зону, с линиями атаки, точками сбора и огневыми точками.

Рыцари, оставленные ему Роландом, ожили вокруг него, каждый изгибался и извивался, когда человек и машина сливались воедино в совершенном союзе. Джейми Гаррат сделал шаг вперед. Типично для молодого щеголя.

Энох и Силиус ждали его. Стефан поднял «Жнец», его механические зубы ожили в ожидании боя.

Который возможен, если все пойдет не по плану.

Малкольм не хотел кровопролития, но он был готов к нему.

Фарримонд сидел в кабине своего наспех отремонтированного рыцаря. На взгляд Малкольма, он потерял былую подвижность.

– Мне стоит приказать тебе держаться позади, – сказал Малкольм.

– Только попробуй, – возразил Фарримонд.

– Хотя бы один из нас должен выжить, если все покатиться к чертям.

– Ты считаешь, что это возможно? – спросил Гаррат.

– Более чем вероятно, но, если дом Кадмус хочет стать по-настоящему великим, это должно быть сделано несмотря ни на что.

– Тогда давайте начинать, – произнес Гаррат.

Малкольм кивнул и зашагал по Вердус Феррокс. Хранители кинулись в рассыпную с его пути, мимоходом он удивился, почему Текстон не проинспектировал ремонт.

Во главе своих рыцарей, Малкольм достиг врат храма-кузницы. Они с шумом открылись, и Малкольм остановил продвижение, когда заметил женщин, собравшихся по ту сторону врат.

Леди Корделия стояла во главе, с Айкатериной и Эйлиной по сторонам. Кассия стояла позади Корделии, склонив голову и прижав книгу к груди.

Корделия шагнула вперед, ее лицо выражало неумолимую решимость.

– Ты понимаешь, на что ты идешь? – спросила она.

Малкольм наклонил рыцари вниз, пока его голова не оказалась прямо над Корделией. Она бесстрашно взглянула на него.

Для кого-то столь крохотного, кого-то, кого он может раздавить без видимых усилий, она демонстрировала силу и холодный расчет, не замеченный им в ней до этого момента.

– Чертовски хорошо понимаю, – ответил он.

– Как только ты вступишь на этот путь, назад дороги не будет.

– Я не из тех, кто поворачивает назад, леди Корделия, – сказал Малкольм. – Вам следовало бы знать это обо мне.

– Боевые орудия, – произнес я.

Моя команда активировала красное кольцо прицела. Слишком много возможных целей. Ауспик едва справлялся с фиксацией лучших решений для стрельбы. Я проигнорировал его, и выстрелил не

целясь.

Отдача сотрясла мою руку. Приятное ощущение.

Спаренный снаряд взорвался среди роящихся генокрадов. Я выпустил еще два, затем еще. Я пытался расчистить путь, но эти твари быстро заполняли выбитое мною место.

Бардольф возник возле меня. Его рыцари добавили огонь из своих орудий к организованному заградительному огню. Все больше и больше тиранидов приближалось к нам. Огонь стабберов и боевых орудий врезался в ближайшую группу перед нами.

И вот, они уже повсюду.

Бесчисленные когти кромсали мою ножную броню. Я сдержал крик боли от каждого нанесенного пореза. Твари покрывали меня, как ритуальные накидки во время тренировочного курса.

Нескольких, я уничтожил боевым орудием. Реликтовый меч неустанно подымался и опускался, разрубая их на куски. Рев лезвия десятикратно усиливался узким пространством туннеля.

Я крушил ксеноформы под ногами, и чувствовал, как они лопаются на части.

Точечные защитные стволы «Капитол Империалис» палили без разбору по всему туннелю. Магос Врил знал, что его оружие причиняет лишь минимальный ущерб нашей броне, но для генокрадов оно смертельно.

Я потерял контроль над ходом битвы. Восприятие ситуации затерялось в творящемся хаосе, и я шатался по туннелю, облепленный генокрадами, цеплявшимися за мою броню. Что-то вгрызлось мне в ногу, заставив опуститься на одно колено прямо посреди брошенного конвоя топливных танкеров, попутно раздавив один из них. Вязкая жидкость хлынула наружу, и я резким движением поднялся на ноги, яростным движением сбросив генокрадов со своего корпуса.

Теллур сражался как одержимый: его поврежденный меч крошил шипящих убийц с ошеломляющим мастерством. Его рыцарь двигался с невиданной скоростью и точностью.

Актис Бардольф бился среди своих рыцарей, ни на секунду, не оставляя возложенный на него долг оберегать «Капитол Империалис». Дом Кадмус сплотился вокруг меня, образовав круговую оборону из уже немногочисленных рыцарей.

Родерик содрал зверя с моей ноги точечными выстрелами стаббера. Уильям и Антонис присоединились к кругу сопротивления, ведя огонь из пушек и термальных копий.

Еще один био-сигнал рыцаря моргнул и погас.

Мой ауспик переполнен, так что я не мог увидеть кто именно погиб.

Туннель превратился в мигающий кошмар из света и тьмы. Чужие разбили дугу света на механическом левиафане Врила. Только огни прожекторов рыцарей беспрестанно прыгали из стороны в сторону, пока мы сражались за свои жизни.

Генокрады продолжали лезть из трещин в стенах и внутренней системы труб. Я заметил небольшую группу, отделившуюся от основной, снятую объединенным огнем из несущихся на полной скорости трио «карго-8».

Последние из прогена были все еще живы.

Раюм Бартаум стоял в задней части каким-то чудом все еще движущегося транспорта, не говоря уже о том, чтобы вести за собой другие через обломки битвы, наполнившие туннель.

Он взглянул на моего рыцаря, и я понял куда они направляются.

Я хотел крикнуть ему, но между нами не было связи. Я не озаботился установить вокс протокол между нами, полагая, что он и его отряды будут мертвы еще на подходах к горе.

Как заносчиво с моей стороны. Как пренебрежительно я отнёсся к героизму обычного человека. Я не мог остановить его, так что я сделал лучшее из того что еще мог. Я с честью его величайшую жертву.

– Всем рыцарям, – сказал я. – Приготовиться к удару.

Архимагос Кирано уже привык к наглости рыцарских домов, особенно к Кадмус, но слышать такие заявления от женщины было уже чересчур.

Он стоял на служебной платформе в центре основных врат храма-кузницы, наблюдая вид,

который можно было смело назвать восстанием.

– Прояснение: это какая-то шутка?

– Могу вас заверить, что нам совершенно не до шуток, – ответила Корделия из дома Кадмус. Супруга барона Роланда стояла в окружении рыцарей Кадмус и их жен.

Не будь ее требования столь серьезны, он бы посмеялся над ней.

– Это выходит за все возможные границы, – сказал Кирано.

– Я хочу увидеть адепта Немоникса.

– Кого?

– Адепт Немоникс, – повторила Корделия. – Ваш бойцовский пес. Тот самый адепт, которого вы послали, чтобы склонить дом Кадмус вернуться под Марсианский контроль.

– В моей кузнице подобных адептов нет, – произнес Кирано, удостоверившись теперь, что эта женщина не в своем уме. – Да, я запросил у хранителей данных выслать агента, но он никогда не появлялся в Вондраке.

– Знаете, я думаю, что вы искренне верите в это, – сказала Корделия. – И это делает вас такой же жертвой его манипуляций, как и дом Кадмус.

– Леди Корделия, неужели вы считаете, что если в моей кузнице появится незарегистрированный адепт, я не узнаю об этом?

– Полагаю, что вы знали об этом, но благополучно забыли.

– Моя нейро-аугментация ничего не забывает.

– Я знаю, что он в вашей кузнице, – настаивала Корделия, вытаскивая вперед человека в робе Хранителя. – Сборщик Текстон может быть лишь простой Хранитель для вас, но он гораздо сообразительней и дотошней, когда дело касается поиска вещей.

– Леди Корделия, я уверяю вас…

– Заткнитесь, я не закончила, – прервала его Корделия. – Адепт Немоникс очень умен по части стирания следов своего присутствия, одурачивания машин и людей, кто доверял им свою память. Но, когда ты знаешь, чего не искать, оказывается достаточно просто найти кого-то, кто думает, что его не найти.

– Я абсолютно не понимаю, о чем вы говорите леди Корделия. У меня нет времени для ваших загадок и глупостей.

Супруга барона Роланда вздохнула и подняла руку.

– Все очень просто, архимагос, – сказала она. – Или вы откроете врата, или я попрошу сира Малкольма и его славных рыцарей снести их.

Угроза насилия против его кузницы ужаснула Кирано, но он не их тех, кто подчиняется чьим-то женам.

Прежде, чем он собрался отвечать на угрозу леди Корделии, из громоздкого механизма врат раздался тяжелый бас, пришедших в движение зубчатых колес. Двойные створки приоткрылись, и начали величавое движение наружу.

– Что вы сделали? – потребовал Кирано, в ужасе от такого грубого вторжения в его святая святых. – Это грубейшее нарушение Основных Правил Механикус, установленных самим Бинарным апостолом!

– Это не я, – ответила Корделия, когда рыцари прошли через отрытые врата с оружием наготове. – Подозреваю, вы обнаружите, что это адепт Немоникс впустил нас внутрь.

Грузовики с прогена мчались навстречу брошенным топливным танкерам. Непонятно откуда взявшаяся команда танкера была практически в безопасности, если бы не скала, завалившая выход и их судьбу.

Раюм Бартаум стоял на задней площадке грузовика. Он плотно прижимал экзотического вида оружие к своему телу, я узнал его: конический ствол и витой магнитный ускоритель, без сомнений – это «Марк XXXV Магнакор» Бартаум обращался с ним со сноровкой опытного стрелка.

Рыцарь видел тоже, что видел я, и знал, что сейчас произойдет.

Два заряда сине-белого огня вырвались из плазмо-ружья Бартаума. Слишком быстрые, чтобы проследить за ними, первый заряд ударил в танкер, развороченный моим падением, второй пробился через бронированную шкуру стоящего чуть поодаль.

Прометиум воспламенился с оглушающим хлопком.

Тьма исчезла, когда десятки тысяч литров летучего топлива одновременно взорвались. Огненный шар под высоким давлением ворвался в туннель с нестерпимо громким ревом, мгновенно испепелив транспорт Бартаума.

Кошмарный жар наполнил кабину моего доспеха. Ужасный, ни с чем не сравнимый жар спалил множество сложных внутренних механизмом. Я чувствовал, как кожа на руках обжигается об металл креплений моего трона Механикус.

Я чувствовал невыносимую боль от этих ожогов, но я выживу.

У генокрадов не было даже такой защиты.

Я видел, как их поглотило ударное облако огня, испепелив их до состояния жирного осадка, осыпавшего мою кабину. Пламя продолжало движение по туннелю, стирая все знаки отличия с наших доспехов, уравнивая нас.

Флаги домов и знаки почетных сражений сгорели дотла, сдетонировавшие патронташ и топливные емкости, моментально привели оружие в негодность.

Боль невероятная, но выжить можно.

Я слышал скрежещущий вопль чужих, перекрывавший даже рев пламени. Как свист насекомого, сгорающего под увеличительным стеклом, или вопли мутанта, с разорванным животом умоляющего о смерти.

Жар продолжал расти, теснота туннеля увеличивала силу пекла. Я повернул свой доспех по направлению к свету, и двинулся свозь бушующие облака живого пламени.

– Со мной! – прокричал я в вокс. Жар внутри кабины высушил глотку. Я едва мог двигаться и надеялся, что мои рыцари и Хоукшрауд услышали приказ.

Защищенные внутри «Капитол Империалис» магос Врил и его адепты будут в безопасности от идущего по туннелю пламени. Если какие-либо ксено-организмы и смогут последовать за нами по туннелю, то только от огненного шока.

Я прорывался через адское пламя. Каждый шаг – это маленькая победа. Жар внутри достиг своего предела.

Мое зрение плыло. Пот покрывал меня, как вторая кожа.

Я ускорился.

Каждый ауспик и все внешние сенсоры вышли из строя в мгновенной вспышке сдетонировавших танкеров. Я больше не мог сказать, как далеко мы были от поверхности.

Ромб света становился все больше и больше, пока я карабкался по труднопроходимому склону туннеля. Я почти что чувствовал холод, чистый воздух затянутый внутрь подземных сетей. Я открыл кабину и полной грудью вдохнул свежий воздух, вздрагивая от холодных дуновений касающихся моей кожи. Болезненное ощущение, но желанное. Глаза саднило от жара, и я сморгнул прочь колючие слезы.

Я увидел размытые, угловатые очертания входа в туннель, и понял, что мы спаслись.

– Сир Грегор? – произнес я. – Сир Мартин?

Ни один из оставленных мною рыцарей охранять вход не подал голос, но я не удивлен. Так много систем брони были повреждены или уничтожены, что поразительно как я вообще стою, не говоря уже о том, чтобы отдавать команды.

Я продолжал идти, и очертания впереди прояснились.

Не было ни сира Грегора, ни сира Мартина.

Непонятно откуда взявшийся ликтор прыгнул на мою открытую кабину. Его ноги ударились в грудь рыцаря и хлещущие, рубящие когти с силой погрузились в пластины брони. Челюсть, полная щупалец, раскрылась, обнажая клыки, торчащие во всех направлениях.

Я не мог двинуться. Я не мог избежать этой атаки.

Суставчатые когти, похожие на серпы, потянулись ко мне для удара.

Но прежде чем они тронули меня, отрезок обугленной стали перехватил его. Сломанное пило-лезвие проревело на расстоянии вытянутой руки от моего черепа.

«Жнец» извернулся, и тонко разрезал передние конечности ликтора. Существо издало визг боли. Мясистые крюки, воткнутые в мою броню, выскочили, когда ликтор боролся чтобы освободить себя.

Но недостаточно быстро.

Теллурус с огромной скоростью опустил свое лезвие, и разрубил его пополам. Казнь высвободила фонтан чужацкой крови, обдав меня нечистотами.

Разрубленные половины упали с брони. Розовые веревки мокрых внутренностей свисали с кабины.

Актис Бардольф появился возле меня, и стволом уже бесполезной пушки, соскоблил с меня остатки ликтора. Несколько костистых, хрящевых крюков остались торчать из бортов моей кабины.

– Я ведь говорил вам, что за нами шли, – произнес он.  

Апофеоз

Корделия шла с гордо поднятой головой. Как супруга барона Роланда, она нигде не была чужой. Дом Кадмус бывал в мирах столь непохожих ни на Вондрак, ни на Райсу, что она удивлялась, как они все еще часть Империума.

Но интерьер храма-кузницы был ни на что не похож. В ее работе не было ничего человеческого, все подчинялось логике и машинам.

Оправленные в железо процессионные коридоры, окутанные паром залы и тяжелое механическое сердцебиение, не принадлежало тем, чьи заботы касались плоти и крови. Она не чувствовала прямую угрозу, но предупреждение, что здесь не приветствуется плоть.

Позади неторопливо шли Малкольм и его рыцари, один их шаг равнялся десяти человеческим. Их орудия наведены и заряжены. Она надеялась, что до сражения не дойдет, хотя угроза возможного насилия была велика.

Она вышла в широкое пространство, крытое стеклянной крышей – собор машин. Стены сплошь покрывали железные панели, на них кислотой вытравлены сакральный бинарный код, священные схемы и эмблемы Марса – шестерня с черепом. Флаги из металлизированного шелка свисали с колоссальных арочных сводов над головой, лучи различного спектра били через все пространство.

Огромный двигатель, увитый гремящими цепями, подобно храмовому органу, стоял во главе дальней стены, только вместо священных гимнов он выпускал пар. Медленно крутящиеся шестерни и шипящие поршни издавали ритмичный глухой стук, словно сердцебиение спящего бога.

В обычном храме можно было ожидать скамьи, где верующие могли бы отдохнуть духом и телом. В этом храме машин не допускалось таких излишеств. Застеленный металлом пол испещряли узловатые линии, странные символы и аннотации, походя на интерьер логического устройства, но скорее всего все было намного сложнее.

– Леди Корделия, – произнесла фигура в черной робе у подножия гигантской машины в стене. Его голос с легкостью пролетал сотни метров между ними, усиленный акустикой храма или присущим ему необычным свойством.

– Адепт Немоникс, – отозвалась она.

Корделия шла навстречу адепту в сопровождении рыцарей. Смотритель данных – так назвал его Кирано. Она не знала наверняка, что это значило, но виду не подавала.

Немоникс был не один. Вместе с ним виднелись частично заслоненные адептом неясно светящиеся очертания.

– Это голограмма? – сказала Кассия, прижимая книгу к груди, как будто это был самый важный предмет в мире.

Прямо сейчас Корделия считала, что так оно и было.

– Да, – ответила она. – Это голограмма.

– Как ты думаешь, кто это? – спросила Эйлина.

Корделия ничего не ответила, понимая, что Немоникс может слышать каждое слово, сказанное между ними. Она не намерена показывать свое неведение врагу.

Они были на полпути через храм, когда архимагос Кирано появился из гремящего лифта, обильно смазанного освященной смазкой. Десять скитариев следовали за ним, поблескивая красными доспехами так же покрытыми вязкой смазкой. Блестящие капли падали из перфорированных стволов тяжелого вооружения техностражей.

– Думаю, архимагос разделяет твою злость, – сказала Эйлина.

– Я бы сказала, что он гораздо злее, – произнесла Кассия.

– Он будет еще злее с минуты на минуту, – сказала Корделия.

Ни адепт Немоникс, ни его голограмма не двинулись с места и не произнесли ни слова с тех пор как началось приветствие.

Наконец, Корделия и ее рыцари достигли Немоникса одновременно с Кирано и его скитариями. Точно рассчитанный момент, который просто не мог произойти случайно.

Голограмма, аккомпанируя Немониксу, невозмутимо оценила скитариев. Ее раздражающие манеры были до боли знакомы ей, и в то же мгновение она поняла почему.

– Так ли необходимо все это оружие? – сказала голограмма. – Я на вашей стороне, в конце концов.

– Что все это значит? – потребовал Кирано. – Почему голограмма обращается ко мне, как будто имеет право голоса? И почему у тебя нет идентификационных подписей или биометрии в ноосферной ауре? Я требую, чтобы ты представился.

– Я адепт Немоникс из хранителей данных, – назвал себя Немоникс. – И я здесь по вашему срочному запросу, архимагос. Я знаю, что вы не обладаете воспоминаниями об этом запросе, но такова цена за использование уникальных навыков хранителей данных. Я никогда не был здесь, и никогда не буду. Я не оставляю следов там, где был, и не оставляю свидетельств своей работы. Все, что остается, так это результат моей работы.

– За исключением того, что это не совсем правда, – сказала Корделия.

– Ты был прав, – сказала голограмма, переводя свой мерцающий взгляд на нее. – Она вздорная, вот эта.

– Мне жалко вас, адепт Немоникс, – сказала Корделия. – Насколько одинокой должна быть жизнь, чтобы голограмма составляла вам компанию

– Меня она вполне устраивает, – ответил Немоникс. – И прошу, избавьте меня от психоанализа, мне хватает этого от него.

– Нужно ли мне озвучить, почему я здесь? – сказала Корделия.

– Я уже знаю, почему вы здесь.

– Я не уверена в этом.

Немоникс вздохнул.

– Уверяю, что, если дело дойдет до состязания «кто знает больше», то я выиграю.

– Ни один из вас не имеет права находиться здесь, – рявкнул Кирано. – Это мой храм-кузница.

Корделия вперила взгляд в архимагоса.

– Благодаря вашим действиям воины Кадмус мертвы, – сказала она. – Вы здесь не чтобы говорить, а чтобы слушать.

– Нет, леди Корделия, – произнес Немоникс. – Это вы послушайте. Я здесь по срочному поручению, обязывающему меня вернуть дом Кадмус под эгиду Механикус. И вы понимаете это. А то, что вы не понимаете, так это неизбежный результат всего этого. Кадмус восстановит шестерню на своей геральдике, и покорится своему будущему служению Марсу, или же будет уничтожен.

– У меня здесь есть рыцари, кто считает иначе.

Немоникс скрестил руки на груди, и прошел мимо собравшихся женщин. Бросив короткий взгляд на Кассию, он остановился перед одним из рыцарей Кадмус.

– Сир Малкольм может не разделять ваше мнение, – сказал Немоникс. Кабина рыцаря открылась, и взору предстал воинственный вид сира Малкольма.

– Это ваш час, сир Малкольм, – сказал Немоникс. – Воспользуйтесь этим шансом чтобы прославиться. Вы готовы забрать командование у Роланда, и с помощью Механикус, дом Кадмус будет вашим.

Малкольм взглянул вниз на Немоникса.

– Знаешь в чем моя проблема? – сказал Малкольм. – Если я могу что-то испортить, я выберу самый неподходящий для этого момент, потому что так смешнее.

Выражение лица Немоникса невозможно было угадать под его маской, но вид шока на лице его голограммы был бесценен.

– Я слышал, – начал Немоникс. – Я слышал, как вы и леди Кассия обсуждали мое предложение. Вы сказали, что солгали Корделии.

– По просьбе леди Корделии, – ухмыляясь, сказал Малкольм.

Корделия вытянула руку, и Кассия передала ей свою книгу.

– Позвольте мне объяснить это вам настолько просто, насколько я умею, адепт Немоникс, – сказала Корделия. – Кассия, я уверена, что вы в курсе, супруга сира Малкольма. Как и многие рыцарские жены, она проводит свое свободное время довольно интересными анахроническими способами. Эйлина играет на скрипке без помощи слуховой аугментации или улучшений ловкости. Айкатерина родила ребенка без обезболивающих или сервиторов медикаи. А Кассия, закоренелый писатель. Она владеет обширным архивом заметок: все они записаны от руки. Вам стоит увидеть ее с Малкольмом покои в Цитадели Големов; книжные полки от стены до стены, все заполнены журнальными статьями, описывающими ее дни. Все, начиная от того, что она ела, кого видела, что делала и думала. Я читаю только самые последние конечно, и, если опустить многочисленные пассажи о подвигах Малкольма в постели, ее детальные заметки о вас, адепт Немоникс, показались мне очень интересными.

– Заметки в книге? Это все, что у вас есть?

– Детальные заметки, – уточнила Корделия. – Включая все, что я просила ее и Малкольма говорить открыто. После того как вы посетили мои покои, я поняла, что вы возможно можете слышать и видеть все что происходит в Вондрак прайм. Я дала вам то, что вы хотели услышать. Мы общались с ней только через ее дневник, избегая открытых диалогов.

Немоникс вернулся к Малкольму.

– Я слышал о вашем желании занять место барона Роланда, – сказал он. – Мне известно, что вы хотите возглавлять дом Кадмус. Вас гложут изнутри постоянные победы Роланда на охоте. Это все могло бы стать вашим, сир Малкольм, все, что вам нужно было сделать, это позволить мне помочь вам.

– Ты действительно не понимаешь нас, ты тупая задница? – сказал Малкольм. – У рыцаря есть честь и долг, вживленный в него с первого момента после Обряда Становления. Ты правда думал, что я предам Роланда? Я не люблю его, и никогда не любил. Я признаю, что я был бы лучшим лидером дома чем он, но если я получу командование бесчестным путем, какой тогда смысл? Я выиграю Охоту, и очень скоро, но я сделаю это без твоей чертовой помощи.

Немоникс развернулся на каблуках и посмотрел на архимагоса Кирано. Его гнев был очевиден, и Корделия пыталась не показывать свое удовлетворение.

– Леди Корделия считает, что преимущество на ее стороне, но могу ли я показать ей, насколько она ошибается?

– Что ты имеешь в виду? – спросил Кирано.

– Я выполню свои обязательства перед вами, любыми доступными мне средствами, – сказал Немоникс. – Кадмус вернется к Механикус или же будет уничтожен. Покажи им.

Последняя фраза предназначалась голограмме, которая вытянула руку, ставшую нечетким пикт-экраном.

Корделия незаметно вздохнула от облегчения, когда увидела зернистое изображение Роланда и группу остальных рыцарей, выходящих из обширного туннеля. Они пересекли громадную поворотную платформу и поврежденным тягачом.

Самый большой из когда-либо виденных Корделией транспортов следовал за ними, поистине воплощённый левиафан. Каждый рыцарь выглядел поврежденным, но по крайней мере все еще на ходу.

– В данный момент под моим контролем дюжина артиллерийских расчетов полковника Харуна Руканаа, – сказал Немоникс. – Все до единой тяжелой установки. «Василиски», «Бомбарды» и «Мантикоры». И каждая из них сейчас направлена на эту поворотную платформу.

Корделия чувствовала, как кожа становится липкой от пота, но у нее был еще один туз в рукаве.

– Как вы думаете, долго ли остальные рыцарские дома продержатся под Марсианским контролем, после того как поймут, что ты здесь сделал?

– Они не поймут, в этом весь смысл, – сказал Немоникс. – Это то, для чего я нужен.

– Уверяю вас, они поймут, – сказала Корделия. – Ты можешь манипулировать машинами и данными, но тебе не под силу изменить воспоминания людей. Я позаботилась о том, чтобы каждый член дома Кадмус прочел написанное Кассией. Они также сделали свои копии. Каждое слово, написанное ею о ваших действиях здесь, теперь часть их органических мозгов.

– И вы считаете, что это существенно?

Корделия убедилась в тщетности попыток изменить ход мыслей Немоникса, и повернулась к тому, кого переубедить было еще возможно.

– Конечно это существенно, – сказала Корделия обращаясь к архимагосу Кирано. – Не позволяйте ему сделать это. Посмотрите на этот пикт-отчет. Роланд выполнил то, о чем вы его просили. Он доставил Бинарного апостола обратно в Вондрак прайм. Если вы позволите ему убить их, вы станете предателем своего же рода, убийцей и нарушителем человеческих принципов, ничуть не лучше, чем те звери за стенами.

Кирано смотрел на изображение в руке голограммы.

– Адепт Немоникс, Бинарный апостол действительно на борту этого «Капитол Империалис»? – спросил он.

Немоникс наклонил голову в сторону, видимо получая свежие потоки данных.

– Да он там, – подтвердил Немоникс. – Он содержится в коллекторном устройстве сомнительного происхождения и ограниченного срока службы. Но пусть это не заботит вас. Я могу бомбардировать платформу и убить рыцарей, даже не поцарапав транспорт.

Кирано кивнул, и тяжело посмотрел на Корделию и книгу в ее руках. Она могла видеть, как он взвешивает потенциальные последствия, возвращения Бинарного апостола, против потери рыцарского дома, и так же понимание того, что он сделал здесь распространится по остальным домам.

– Все чем располагает Кадмус – это чернила нацарапанные на бумаге, – сказала Немоникс. – Незначительные и неприемлемые для Механикус.

– Самой человеческой природе этой книги умы рыцарских домов доверятся больше, чем любой бинарной записи, говорящей об обратном.

Корделия поняла, что Кирано принял решение, когда он наконец заговорил.

– Леди Корделия, я не обладаю какими-либо воспоминаниями о назначении этого адепта на подобное задание, – сказал Кирано. – Но я признаю, что я это совершил. Этот барон Роланд без сомнений сослужил великую службу в пользу Механикус.

– Тогда отзовите его, – потребовала Корделия.

– Адепт Немоникс, – произнес Архимагос Кирано. – Я аннулирую любые приказы данные мной в отношении дома Кадмус. Таким образом, я разрываю все возможные связи между нами, и приказываю тебе немедленно покинуть мою храм-кузницу.

Немоникс кивнул.

– Хорошо, если таково ваше желание.

– Все именно так, – вставила Корделия. – А теперь убирайся.

Немоникс пропустил ее требование и сказал:

– Я принимаю ваше аннулирование приказа, но уверяю вас архимагос, это породит прецедент, неисправимый в будущем. Вам следует подготовиться к тому, что остальные рыцарские дома последуют примеру Кадмус.

Кирано наблюдал за изображением возвращающихся рыцарей, сопровождающих «Капитол Империалис» через окраины города. Побитые, изможденные, но непреклонные.

Архимагос шагнул в сторону, освобождая путь Немониксу к выходу из кузницы.

– Возможно ты прав, Немоникс, – сказал он. – Но такой пример героизма не может быть плохим явлением.

Мы вернулись в Вондрак прайм через те же врата, через которые вышли из него. Как Магна Прецептор, у меня есть право войти в город первым, но я приказал Актису Бардольфу и Теллурусу маршировать рядом со мной.

– Эта победа принадлежит всем нам, – сказал я им.

Делегация Механикус ожидала нас: три полные роты скитариев под командованием архимагоса. Рыцари Малкольма и делегация Хранителей вместе с группой знати построились для почетного караула.

Я увидел Корделию и наших жен, державших флаги дома, я улыбнулся, когда увидел у нее в руках мой персональный герб.

Смена протекции прошла неподобающе быстро, и скитарии архимагоса уже сопровождали потрепанный «Капитол Империалис» по направлению к храму-кузнице. Дом Хоукшрауд следовал за ним по городу, до конца верные долгу охранять его до тех пор, пока не совершится передача Коллектора с Бинарным апостолом.

Великолепный пример преданности долгу.

Несмотря на мои сомнения по поводу прочности сира Теллуруса, он пережил побег из Викары. Его броня дымилась и болезненно хромала, последний марш давался ему буквально из последних сил. Каких бы Хранителей он не имел, им предстоит проделать огромную работу, чтобы привести его в боевое состояние.

В сопровождении рыцарей Малкольма мы прошли по улицам до Вердус Феррокс. Никто из нас не говорил, встречающие понимали, что из тех, кто вышел на задание, вернулись не все.

Когда мы достигли Вердус Феррокс, я ужаснулся при виде разрушений. Тиранидские орды еще не заразили город, но я видел свидетельства ужасного сражения.

– Что здесь произошло? – спросил я, заводя доспех задом в ремонтные доки. Хранители наполнили их, отсоединяя энерго-линии, закрепляя его в доках и подготавливая меня к отсоединению.

– Небольшая перестрелка, – сказал Малкольм. – Несколько тиранидов посчитали, что возглавят свое вторжение. Мы считали иначе.

Я кивнул, вздрагивая, когда позвоночные соединения вышли из моей шеи.

Закостеневший после длительного пребывания в доспехах, я перегнулся через борт кабины, уличив момент, чтобы выдернуть костяной крюк, оставленный там ликтором. Я сжал его в кулаке, подумав, что из него выйдет интересный маленький трофей.

Я спустился вниз по внутренней лестнице в рыцаре и спрыгнул на землю. Ноги не слушались, внутреннее ухо еще не до конца приспособилось под человеческие размеры.

Корделия поспешила ко мне, чтобы поддержать. Одной рукой обхватив меня за плечи она поцеловала меня в губы.

Она скривилась, возможно ощутив остатки крови ликтора на моих губах.

– Тебе стоит помыться, – сказала она. – От тебя воняет.

Я собрался ответить ей, когда услышал грохот металла о камень. Этот звук вызвал всплеск адреналина внутри меня, и я расправил плечи, но вовремя вспомнил, что я уже не в рыцаре.

Хранители дома Кадмус кинулись к сиру Теллурусу. Его броня все-таки сдалась от невозможного напряжения. Он уже лежал на боку, искрясь и содрогаясь как человек подкошенный падучей болезнью.

Вместе с поддерживающей меня Корделией я бежал к павшему рыцарю. Что чувствовала броня, тоже чувствовал и пилот, и боль от этой био-отдачи была подобна агонии.

– Вытаскивайте его оттуда, – крикнул я. – Сейчас же!

Хранители принялись за работу над содрогающимся рыцарем. Когда я наблюдал за ним, мне казалось, что Теллурус каким-то образом сопротивлялся их попыткам, все еще не желая их помощи.

Затем кабина открылась, и я увидел, почему Теллурус никогда не говорил без своих доспехов. В то момент, я понял, что послужило ему причиной выбора пути Вольного клинка.

Сир Теллурус вовсе не сир.

Теллурус – это женщина.

Дом Кадмус не будет сражаться за Вондрак.

Мы ответили на просьбу о помощи, и выполнили для Механикус то, что от нас требовалось. Империум даст бой флоту-улью Гидра, но уже без дома Кадмус. Это решение далось мне нелегко, но после того как Корделия рассказала мне о событиях, имевших место быть здесь в мое отсутствие, у меня не было другого выбора кроме как вывести Кадмус из конфликта.

Воин во мне хотел убить архимагоса Кирано за то, что он сделал, за рыцарей, которых он мне стоил, но как всегда, Корделия потушила огонь моей ярости. Я увидел, что ничего хорошего из этого не выйдет, но благодаря падению планов Кирано мы обеспечили свою независимость от Марса навсегда.

Я высеку имена павших на арке в Запредельном хранилище. К погибшим из дома Кадмус и дома Хоукшрауд, я добавлю имена стольких аббатов и прогена, скольких смогу узнать. Без них мы бы не достигли успеха, и это честь меньшее, что я могу сделать для них.

Что стало с адептом Немониксом, я не знаю. Сомневаюсь, что хоть кто-то в Вондраке знает. Тот факт, что он и его орден считаются необходимыми у Механикус, еще больше уверил меня в разумности освобождения от Механикус.

Любая организация, применяющая бесчестные методы для навязывания своей воли, не стоит моей службы. Должно произойти нечто грандиозное прежде, чем дом Кадмус ответит на следующий призыв от Механикус.

Рыцари дома Хоукшрауд были назначены остаться в Вондраке. Актис Бардольф и я присягнули клятве братства объединить наши дома. Когда последний раз я видел рыцарей Хоукшрауд, я испытал гордость, увидев печать Кадмус на их боевых лезвиях.

По рекомендации Корделии, я ничего не сказал Бардольфу о планах архимагоса Кирано, или как близко мы были от уничтожения от рук Немоникса.

Некоторые вещи должны остаться без огласки.

И это не все, что осталось в секрете.

После выяснения настоящей личности сира Теллуруса, я закрыл Вердус Феррокс, и приказал Хранителям немедленно отремонтировать броню его рыцаря.

Последняя из своего рода, Теллия – ее настоящее имя – села на трон Механикус своего погибшего отца, когда флот-улей Гидра уничтожил ее родной мир, и вырезал оставшихся из ее семьи. Вместо того чтобы принять свою судьбу и отдаться в руки смерти, она дала бой и сбежала в доспехах рыцаря, сопротивлявшегося ее контролю на каждом шагу.

Это громко говорит о ее храбрости и характере, что она смогла пилотировать рыцарский доспех без многолетних тренировок, или не сойти с ума от боли соединения без подобающих разъемов, вживляемых в позвоночник.

Пилотирование рыцаря женщиной идет вразрез со всеми доктринами рыцарства и традиций. Я должен отлучить ее от доспехов, и подвергнуть наказанию за нарушение тысячелетних традиций.

Но я не буду.

Я обязан Теллии жизнью, и я связан тем же рыцарским кодексом, обязывающим меня наказать ее, так и воздать ей честь.

Более того, я восхищаюсь ею. Я не должен, но она достойна.

Корделия потребовала у меня обещания, что я никогда не заговорю о Теллии, только о Теллурусе. Тяжелое обещание, обман, столь противный добродетелям каждого рыцаря.

За все те годы, что я женат на Корделии, я понял, что, когда она что-то задумала, лучше не вставать у нее на пути.

Сир Теллурус так же предпочел остаться в Вондраке, надеясь найти и уничтожить тервигона, погубившего весь ее род.

Благородная миссия, но боюсь, что с печальным финалом.

Дом Кадмус покидает Вондрак.

Но, всегда есть другие враги, новые, славные войны.

Я чувствую, как доспехи снова взывают ко мне.

Рыцари Кадмус вновь пойдут на войну.