Изменения

Перейти к навигации Перейти к поиску

Сайфер: Владыка Падших / Cypher: Lord of the Fallen (роман)

203 925 байт добавлено, 7 апрель
м
Нет описания правки
{{В процессе
|Сейчас =8
|Всего =20
}}
{{Книга
|Обложка =CypherLOF.jpg
|Год издания =2023
}}
 
''«Душа человеческая алчет простых истин. Света и тени, справедливости и греха, добродетели и вероломства. Такое разделение всего сущего даёт нам покой подобно безмятежному сну, но, просыпаясь, мы всегда понимаем, что он был неправдой »''
=='''Глава первая'''==
Хеккаррон идёт по лабиринту, и отзвуки шагов его разносятся по каменным коридорам. Он – один. Вокруг так тихо, что кажется, будто во всём мире не слышно ничего, кроме урчания доспехов и ударов сабатонов. Кустодиев сотворили на заре Империума, в золотой век заблуждений, царивших до войны меж легионами.
Иногда знающие о кустодиях и космодесантниках видят в нас родичей. Это не так, если конечно не считать родство понятием растяжимым. Космодесантники – покалеченные создания, вскрытые люди, в нутро которых вживили частицы сущности полубога. Нас учат чувствовать себя частью группы, сражаться в группе и мыслить как группа. Кустодиев же не создают, а скорее творят. Представьте, что они – тканьгобелен, в которую бережно вшивают мистериивышитый на мистериях, когда пока растущие младенцы ещё не знают, что станут воителями, а мы – люди, в которых слишком впихивают впихнули куски мяса. Говорят, что некогда всех кустодиев набрали из отпрысков поверженных царей. Не знаю, правда ли это или нет. Но они и в самом деле больше похожи на принцев, чем на солдат. Они мыслят сами по себе, действуют сами по себе и сражаются сами по себе. Они в равной мере способны быть постигающими тайны мыслителями, изучившими управление государством дипломатами и безжалостными убийцами. А здесь, в Темницах под Имперским Дворцом, они – тюремщики.
– Открыть вокс-канал с основными системами управления стражи, – отдаёт приказ Хеккаррон, и вокс-системы доспехов слышат его и подчиняются.
И мы бежим.
= Девятая глава =
'''При дворе ассасинов'''
- Что-то грядёт... - замечает она, заставляя себя говорить спокойно.
Теперь это чувствует и Хеккаррон. Даже его вознесённая душа ощущает притупляющий чувства мороз и отголосок ужаса. И он тоже знает, что это такое. Не зимняя стужа, ни ведьмовство. Это - хлад небытия, вопящей бездны, что поглощает весь свет и все надежды, погружая в вечную тьму.
- Наблюдатель и Глас почтили вас своим присутствием, - объявляет Крад.
- В эту ночь к вам отправили меч, - отвечает Хеккаррон. - Он пробыл у вас не более пяти часов, и теперь вы должны вернуть его.
- А я-то думал, что вам вас обучали дипломатии... - смотритель качает головой, деланно показывая разочарование.
- Ты вообще видел, что творится снаружи? - говорит Анция. - Горит сам Дворец, а в пламени танцуют порождения варпа.
И с этими словами все трое исчезают, будто развеянный ветром туман.
 
<br />
 
=Десятая глава=
'''Чертог разума Азхара'''
 
В лесу идёт дождь. Листья содрогаются под тяжёлыми каплями и шелестят по ветру. Азхар открывает то, что считает своими глазами. Над ним нависают стволы и ветви вековечной дубравы, кривые ветки цепляются за серое небо, еле виднеющееся сквозь тёмный полог. Воин поднимается на ноги, шагает вперёд - туда, где вдалеке виднеется просвет. По его лицу стекает вода. И когда он поднимает голову, подставляя щёки каплям, то ощущает на губках и языке такой знакомый вкус. Вкус потерянного дома.
 
- Так вот каким он был... - раздаётся позади голос.
 
Азхар оглядывается и видит сидящего на сложенной из поросших мхом камней пирамиде человека. Тот облачён в белёсую накидку. Из-под накинутого капюшона виднеется кожа цвета меди. Азхар молча глядит на незнакомца. а потом поворачивается к чащобе. Она выглядит такой знакомой, такой настоящей, но при этом абсолютно нереальной.
 
- Да, - наконец, отвечает он. Его голос спокоен. В нём больше не тлеет неугасимый гнев. Нет, теперь он говорит, как человек, понимающий, что его путь в сём мире подошёл к концу. - Это - Калибан, каким он был... до Льва, дол Лютера, до Империума. До всех нас, - вздыхает он, покосившись на собеседника. - Знаю, ты никогда не видел его прежде.
 
- И знаешь, кто я такой?
 
- Естественно. Я ведь видел тебя на мосту. Ты - библиарий капитула, несущего бремя имени и позора легиона, частью которого когда-то был.
 
- И всё ещё являешься, - возражает Мордекай, - как и я.
 
Азхар смеётся. Его лицо выглядит моложе, чище, его не марает не сходившее в реальности выражение кривой усмешки.
 
- И ты ведь и в самом деле в это веришь, а? Но ведь мы оба понимаем, что это не так. Легион давно мёртв. Я - призрак его ошибок, ты - отголосок гордыни.
 
- Это не так, - отвечает Мордекай и поднимается на ноги, сбрасывая с лица капюшон. Его кожа отмечена шрамами, оставшимися после испытаний, штифтами за выслугу лет и татуировками. - Ты - мой брат, и пусть ты и пал, оступившись, ты всё ещё можешь покаяться. Обрести искупление.
 
- А кому оно действительно нужно - мне или тебе? - Азхар разводит руками. - Пусть нас и окружают мои воспоминания, мои мысли, в реальности мы стоим где-то в глубинах Имперского Дворца. Какие злодеяния ты совершил, зайдя так далеко, библиарий? Какие новые грехи бросил на груду старых лишь чтобы предложить мне искупление?
 
- Моя совесть чиста.
 
- Как и моя.
 
Под шелест листьев и капли дождя воины стоят, не сводя друг с друга глаз, среди грёзы о давно сгинувшем мире.
 
- Ты предал Льва, - нарушает молчание Мордекай. - Обратился против своих братьев. Присягнув отродьям тьмы. Разве тебя не гложут муки совести?
 
- Нет, - возражает Азхар. - Не гложут. Предать можно лишь тех, кто был достоин верности, а не лживых глупцов.
 
Мордекай молча отворачивается, вглядывается в листву.
 
- Но ведь сейчас не обычная ситуация, не так ли? Вы ведь не уводите нас в чертоги позабытых воспоминаний, чтобы предложить покаяние под каплями дождя... для этого есть ножи.
 
- Ты много не знаешь и не понимаешь, предатель.
 
Азхар качает головой. Но на его лице видна не горечь, но скорее понимание.
 
- Знаешь, мы ведь тоже брали в плен твоих братьев, и они многое нам рассказали о том, как проходят дознания... Пусть и не сразу. Обычно задают вопросы и предлагают искупление череполикие капелланы. Вы же - не спасители, а помощники, ищущие истину среди плевел лжи.
 
- Жестокость - не единственный путь к прощению, - возражает Мордекай. - Но самый лёгкий и привычный.
 
- Неужели? И какие же другие?
 
- Исповеди, епитимьи... - мысленный образ библиария пожимает плечами, и деревья содрогаются. Грохочет гром. Азхар с улыбкой оглядывается по сторонам.
 
- Песчинки утекают, а, библиарий? Во Дворце ты ведь такой же беглец, как и все мы. Каждый миг в моём разуме таит опасность раскрытия, поимки, не говоря уже о том, что ты такое... и где мы на самом деле.
 
Дождь умолкает. Поднимаются порывы ветра. С деревьев осыпается листва. Земля дрожит. Мордекай оглядывается по сторонам, чувствуя, как трескается его кожа, как голоса в порывах ветра зовут его.
 
- Ты - колдун, библиарий. Здесь... на Терре, так близко к Золотому Трону - твоя сила, бремя, которого я бы никому не пожелал.
 
И голоса становятся всё громче, всё яснее. Мордекай пытается их заглушить. Его воля сильна, очень сильна. Нельзя стать эпистолярием Тёмных Ангелов без воли, способной сокрушить железо. Но психическое давление нарастает, и даже самому сильному из людей не удержать целый океан.
 
- Нет, ты здесь не для того, чтобы вести меня к искуплению. Времени убедить меня в греховности моих деяний нет, а? Значит, тебе что-то от меня нужно...
 
Мордекай успокаивает дрожащие мысли, ветер утихает, лес замирает. Образ его лица вновь становится цельным. Азхар глядит на него со всё той же искренней улыбкой, которую никто из нас не видел уже много веков.
 
- Ведь дело в нём, а? В Сайфере. Он - твоя цель. Понимаю, я ведь тоже когда-то пытался его прикончить. И не смог. Видишь ли, твои собратья могут ненавидеть нас, жалеть... пытаться дать нам искупление. Но я никогда не чувствовал к нему ничего, кроме отвращения.
 
В ответ Мордекай просто кивает. Простое движение требует таких усилий, что по небу пробегает раздвоённая молния.
 
- Куда он направляется? Чего он хочет?
 
Библиарий пытается удержать телепатическую связь, но варп кипит. Голоса на ветру впиваются в его разум, будто бритвы.
 
- Ты ведь убьёшь меня, Тёмный Ангел, - вздыхает Азхар. - Сколь ни говори про искупление, конец один... Но, пожалуй, я готов к последнему предательству.
 
Лес исчез. Теперь мыслеобразы космодесантников стоят среди серой бесконечности. Азхар улыбается ещё шире.
 
- Хочешь, я посвящу тебя в тайну?
 
 
'''При дворе ассасинов'''
 
Крад сидит на камнях в зале, высоко на краю башни. У стен лежат серые снежинки. По полу скрежещут и катятся кости и перья мёртвых ворон. Внутрь не ведёт дверь. Единственное окно - неровный пролом, рваная рана, оставленная в стене после попадания ракеты. Мебели нет. Зал - всего лишь огороженное стенами пространство, и посреди него на закрытом люке восседает Крад, выгнув спину. Он всё ещё облачён в мешковатую мантию хранителя, а на лице всё так же маска. Он ёжится, чувствуя боль в костях, чувствуя тяжкий груз личины.
 
Всё дело в том, что для убийцы из храма Каллидус выбранное лицо становится отчасти настоящим. Они вживаются в чужие жизни вне зависимости от того, становятся ли они сорванцами-попрошайками или грозными полководцами. Вбирая всё - муки, языки, привычки. Они надевают тяжёлый плащ чужой жизни и какое-то время проживают её, будто два человека в одном теле. Они думают и как убийца, и как личина, живут чужие жизни, пока носят чужие лица. Как ещё им бы удавалось избежать обнаружения? Любой другой подход стал бы полумерой, а Оффицио Ассасинорум по природе своей не приемлет полумер.
 
- Должен ли я свершить это деяние? - спрашивает Крад. В голосе слышна усталость, но и она, и слова это часть обряда. Всё бытие Крада по сути является ритуалом, в котором нет места лишь богу.
 
Их неспроста называют храмами убийц, и выбор слов не является данью наигранности. Нет, все они - древние организации, существовавшие веками ещё до Объединения. Каллидус, Вененум, Виндикар, Кулексус, Ванус, Эверсор. Их разделяет не методология, а истовая вера и убеждённость. Их адепты существуют не для того, чтобы просто нести смерть, но ради особенного образа убийств, искусства приготовлений и казней.
 
Ответом Краду становится лишь молчание. Он помнит, как много лет прожил, сколько жизней отнял. Помнит ребёнка, забранного из горящего дома. Помнит обучение, смертельные игры в прятки и догонялки. Помнит первое забранное им лицо. То была старушка, продававшая паломникам свечи рядом с собором, прямо здесь, на Терре. Он помнит её голос, и будто слышит отголоски слов, срывавшихся с его губ.
 
- Свет! Возьмите его, и он осветит ваши молитвы Императору! Свет! - говорила она, протягивая свечи проходящим мимо. Некоторые останавливались, бросали монетки в железную коробку на её спине, и брали свечи. Её беспокоила боль в пальцах, тревожили воспоминания о дочери, которая ушла в Южные Зоны пять лет назад и так и не вернулась. Она наблюдала за паломниками, пока не пришёл тот, кто и был выбранной целью.
 
Он ничем не отличался от остальных. Простота накидки и сандалий скрывала изобильное состояние и власть. Они, как и всё паломничество, являлись лишь притворством, частью епитимьи за грехи. А совершённых преступлений было так много. Он совершил множество зверств и злодеяний, но не они приговорили человека к смерти от рук Оффицио. Нет, смертный приговор стал следствием попыток увильнуть от выплаты десятины ресурсами и людьми, амбиций стать губернатором планеты, даже сектора, грёз отколоться от Империума и самому стать королём. Непомерные амбиции и так мало скрытности. И поэтому он умер. Он умер, нагнувшись за свечой, когда сброшенные микрозарядами камни размозжили его голову.
 
Крад закрыл скрытые маской глаза, вспоминая. Двадцать лет спустя в то же место пришёл сын, унаследовавший и преступления, и амбиции, но куда более опасный, осторожный, хитрый. Он пришёл поставить свечу за упокой души отца, а потом намеревался проложить огненную просеку. И Крад встретил его, протягивая свечу, и когда тот нагнулся, рухнули камни. Жертва могла умереть столь многими способами, быстрыми, кровавыми, но погибла там же, где отец, на том же месте, ударенная обломком той же повреждённой статуи. Вот что было сутью убийства как искусства - ритуал, в котором важна каждая деталь без исключения.
 
В холодной камере каменной башни Крад снимает с лица маску. Свет вновь прикасается к глазам. Теперь Крад ясно видит предметы на полу перед ним. Один из них - осколок чёрного керамита. Его отсёк от моей брони последний из встреченных мной убийц. И Оффицио нашёл его вместе с телом своего агента. Это - смертельный трофей, физическое воплощение того, что я задолжал убийцам жизнь. Рядом на красном бархате лежат инжектор и кристаллический сосуд. Крад смотрит на них. Его мысли замирают, воспоминания о старых лицах исчезают. Сознание словно пустеет, как выскобленная восковая дощечка, ждущая лишь стилуса.
 
Он прикасается к осколку, затем поднимает инжектор, вставляет в него сосуд и прижимает к шее. Крад прощается с хранителем, которым прежде был. И нажимает.
 
Сперва он не чувствует ничего. И кладёт инжектор, представляя образ нового себя. Люк перед ним начинает погружаться вглубь башни, а затем створки смыкаются над головой. Вокруг тьма. Он спускается на металлической платформе по гладкой шахте, чувствуя, как по крови растекается наркотик. А затем в сознании будто взрывается бомба. Мысли, образы, идеи, все воспоминания падают в чёрную бездну. Клетки корчатся. Лишь одна мысль остаётся в железной воле Крада - идея о том, кто он, его "я". И если и эта мысль ускользнёт, то его тело распадётся. Кости станут слизью. Плоть растечётся по стенам. Мысли вскипят, погрузившись с последним воплем в безумие, и он умрёт. Но он цепляется за свою суть, плывя во мраке.
 
Таков полиморфин. Священный наркотик Каллидусов. Его впрыснуть его в обычного человека, то тот умрёт в муках, чувствуя, как распадаются и разум, и тело. Представьте, что будет, если плоть покорится разуму вплоть до клеточного уровня, и увидите неизбежную смерть почти любого живого существа. Разум не должен менять своё вместилище так сильно. Ведь мысли мимолётны. А плоть требует неизменности. Взаимосвязь меж ними сулит лишь гибель. Но не для каллидусов. Полиморфин позволяет им изменяться. Становиться кем угодно. Сбрасывать былые жизни будто старую кожу и надевать новые. И ведь благодаря вживлённым в кости и мускулы имплантатам они способны принимать не только обличья обычных людей. Конечно, ни один убийца не может овладеть искусством применения без многих лет обучения. И на каждого преуспевшего приходится гораздо больше оступившихся на долгом пути, где каждая ошибка несёт смерть.
 
Впечатляет, не правда ли? Но подумайте, как основатели храма прожили достаточно долго для того, чтобы и раскрыть возможности полиморфина, и обрести совершенство в его использовании? А ведь он абсолютно смертоносен. Более того, приносимая им смерть - невыразимый кошмар. Что же произошло с первым, кто его принял? А вторым, третьим, остальными? Они ведь не остановились даже зная, что случилось с их предшественниками. Кто был первым среди выживших? Был ли у всех каллидусов один прародитель - создание, терзаемое муками, чья плоть изменялось вновь, и вновь, и вновь... Оживший ужас, который выжил и обучил остальных? Возможно. Хотел бы я узнать эту тайну, но если её и открывают каллидусам, они мало что рассказывают.
 
Крад сбрасывает обличье хранителя. То тело было старым. Новое - нет. На нём нарастают мускулы. Укрепляются кости. Кожа разглаживается, а потом на ней проступают шрамы. Белые пятна ожогов. Сплетения шрамовой ткани там, где зажили пулевые раны. Оставленные клинками порезы. Это - воспоминания Крада о каждой ране, которую он получил на службе храму. На сей раз он принимает не чьё-то обличье, но открывает своё, настоящее. Во всяком случае, таким он его видит.
 
Платформа опускается на самое дно. Тьму изгоняет холодный свет. Крад встаёт, сбрасывая накидку. Он больше не горбится. С каждым движением мускулов натягивается паутина шрамов. На вид Краду не больше тридцати лет, но его глаза - глаза древнего старца.
 
Теперь он в небольшом круглом зале, освещаемом парящими треснувшими фонарями. С крыши свисают перья и змеиные черепа. На полу стоят цилиндры, окружённые энергетическими полями. Тяжёлые ржавые запоры расходятся от его прикосновения, вырываются из замков. Внутри плещется тёмная и вязкая жидкость. Он достаёт из неё инструменты, снаряжение. Биоинертные капли стекают от каждого из жутких приспособлений: фазового меча, ножей, гривишюта, ослепляющих гранат, имплантатов-игломётов, нейронного терзателя и иного оружия. Он достаёт их без церемоний, иногда даже бросает на камни. Всё часть ритуала, важна каждая деталь, но это всего лишь инструменты. Единственное оружие в зале - сам убийца.
 
Он прячет часть инструментов в прорези в коже, в скрытые полости в костях. Быстро, будто в танце, чьи движения он повторял столько раз, что теперь они естественны, будто дыхание. Затем Крад наносит на плоть чёрную синтекожу, оставляя открытым лишь лицо. Он вытирает снаряжение, кладёт оружие в ножны. Наконец, поднимает рваную накидку и набрасывает на плечи. Впрочем, вне Дворца это лишь старая ткань.
 
- Должен ли я свершить это деяние? - вновь спрашивает он, держа в руке осколок керамита.
 
Понимаешь, это самый важный вопрос, и он должен быть задан. Таков парадокс организации, живущей ради смерти. Каждое действие должно быть вынужденным. Если же они будут делать всё, что хотят... ну, так мы и оказались среди истекающих кровью звёзд.
 
- Так предписано. Так предначертано и так и будет, - отвечает он себе, а затем накидывает капюшон на голову, убирает осколок моих доспехов в мешок. Ритуал завершён. Крад обновлён, и грехи его отпущены. Теперь он идёт убить меня.
 
Интересно, преуспеет ли?
 
<br />
 
=Одиннадцатая глава=
'''Узел связи северной зоны'''
 
От беглецов ожидают бегства. Каждый слышал похожую историю о каторжниках, которым удалось ускользнуть из тюрьмы, преследуемых гончими, тяжело дышащих, тревожно оглядывающихся при каждом шуме. Так обычно происходит и охота. И мы ведь все знаем, чем она заканчивается? Настигнутую добычу ждёт лишь жестокий и кровавый конец. Нам всем знакома эта глава истории, мы ожидаем её услышать, знаем, как это происходит везде и всегда. Поэтому нам так и нравится другая история, та, которая никогда не оказывается правдивой. Рассказ о беглеце, благодаря хитрости, упорству и силе способном не просто ускользнуть от погони, но и однажды обрести прощение за все преступления. Вот такая история нашему виду по душе, ведь обещание надежды так заманчиво, пусть и неисполнимо...
 
В такой ли истории я оказался? Едва ли, согласись? Ведь я и не бегу. Я бросаюсь навстречу клыкам гончих. И у меня есть свои зубы.
 
Сгусток плазмы с воем несётся по пещере-залу и врезается в топливопровод. Красно-оранжевое пламя вспыхивает, расходится огненным шаром, а потом оседает, омыв самые своды. Отсветы падают на кровь и металл. От воплей содрогаются клубы дыма.
 
Здесь основной узел связи на этом ярусе дворца. Через него передают бесконечный поток сообщений гонцы, несущие свитки, инфопроводники и кодовые кристаллы. Вокруг виднеются плотные ряды столов, заставленных оборудованием. В узле обитает целый зверинец и людей, и существ, для которых передача потока данных - смысл бытия. В загонах ожидают сведущие в кодовых техниках посланники. Их ступни заменены пружинами, и сейчас они потягивают питательную пасту из трубок, набираясь сил перед забегами на сотни километров из одной части Дворца в другую. В клетках ждут приказа киберибисы, готовые по приказу вылететь с вставленными прямо в черепа инфокапсулами. Даже сейчас, когда Дворец оцеплен и находится на военном положении, здесь не умолкает работа. В любое время под сводами узла трудится не меньше семи сотен душ.
 
Мы обрушиваемся на них без жалости и промедлений. Единственное предупреждение - катящаяся волна взрывов и выстрелов. Стена в главное помещение взрывается, а затем мы врываемся в брешь и начинаем убивать. Нас восемь. Всего восемь. Жить сгрудившимся в узле сотням людей осталось недолго.
 
Вход в зал охраняет взвод солнечных гоплитов: пятьдесят солдат в позолоченной медной броне, шлемах с высокими гребнями, вооружённых широкоствольным лазерным оружиям. Достойный гарнизон, но мы - легионеры, постигавшие искусство войны с самого основания Дворца. Пятьдесят против восьми, пятьсот против восьми, пять тысяч против восьми... Не важно. У них нет ни единого шанса.
 
Мы здесь по двум причинам. Прежде всего, дело в тактике. Это - основной узел коммуникации целого отрога Дворца. Если мы уничтожим его, то лишим защитников возможности заметить нас и передать информацию. Но ведь этого недостаточно, не так ли? На самом деле, это мало что изменит. Дворец уже горит. Едва ли мы вызовем ещё большее смятение, чем ложные боги?
 
Нет, на самом деле расчёт именно на то, что кое-кто нас заметит. Хеккаррон, так недолго бывший моим тюремщиком, будет меня преследовать. Кустодии никогда не сдаются, не отрекаются от долга. Он будет искать меня и возьмёт с собой меч. Куда ещё он мог его отправить? Возможно, Хеккаррон или кто-то из его собратьев даже узнали природу носимого мной клинка. Поэтому он будет держать его при себе. И раз он будет меня выслеживать, то заметит, что кто-то уничтожил узел связи. Заметит, и ему хватит ума понять, что огонь разжёг я, и направится по следу. Вот и всё, чего я намерен добиться этой бойней. Осталось лишь разжечь пламя поярче.
 
Я шагаю по сцене разворачивающейся резни, и пистолеты в моих руках поют роковую песнь. С ужасом на глазах разбегаются писцы, страх виден и в глазах солдат. Но гоплиты всё равно бегут навстречу по проходу между хранилищами свитков, стреляя на ходу. Их выстрелы опаляют воздух и лобзают мои доспехи. Храбро. Очень храбро. Я спускаю курок, и мой пистолет извергает поток плазмы. Пламя испепеляет голову одного из замыкающих, а затем сжигает следующего. Затем грохочет болт-пистолет. Снаряд впивается в другого гоплита, резко оглядывавшегося. Заряд болта настроен на взрыв после двух попаданий. Он пробивает череп насквозь и сталкивается со стволом лазружья. Они взрываются вместе. Град осколков и белое пламя омывают разбегающуюся толпу. Один взмах косы уносит несколько душ, а я продолжаю стрелять, каждым выстрелом забирая всё новые жизни.
 
Что? Ты ведь не ждал от меня милосердия? Не думал, что я добр? Я не такой. Впрочем, в этой вселенной и нет невиновных. Вообще...
 
- Пожнём ваши души! - хрипит рядом Бахариил. - Сбережём ваши души!
 
Он двигается, будто на ломанной пикт-передаче. Истекает жёлто-зелёным сиянием, будто потом. Я вижу, как он поднимает руку и одним жестом обращает в пепел и шкафы, и прячущихся за ним людей. Слова произносит не только ртом, но и разумом, сотрясая полный кровавой дымки и изморози воздух. Тень тянется за ним, будто вздувшийся плащ. В её полумраке мерцают глаза и когти.
 
- Око открывается! - восклицает Бахариил. - И ала тропа!
 
Он содрогается, и реальность вокруг исчезает в потоке розового пламени и горящей крови.
 
Корлаил оборачивается к нему, прекращая убивать. Видит ли он то же, что и я? Чувствует, что грядёт? Он делает шаг навстречу к Бахариилу, возможно, собираясь его угомонить, и не замечает бросающегося на него врага.
 
- За Терру!
 
От боевого клича сквозь клубы дыма идёт рябь. И из пламени появляется воин. Он - вихрь, облачённый в жёлтый керамит. Его левый кулак окутан молниями, а наруч украшен гербом в виде сжатой обсидиановой перчатки. Он - Имперский Кулак, потомок тех, кто некогда стоял на стенах Терры и до сих пор служит преторианцами Тронного Мира. Я уже много тысячелетий не видел никого из их рода. И не думал, что увижу кого-либо из них сегодня. Ведь они все должны были быть на стенах, там, где бушует самая важная битва. Должны были, вот только случайности нет дела до закономерностей.
 
Имперский Кулак бросается прямо на Корлаила, стреляя на бегу. Взрывы сотрясают доспехи моего брата. Во все стороны летят осколки керамита. Корлаил не падает, но оступается, и это - вся нужная сыну Дорна брешь. Этот воин - ветеран, познавший искусство войны так, как может лишь отдавший себя пути служения плотью и кровью.
 
Корлаил успевает поднять меч, парируя удар, и они сходятся будто буря из стали и молний. Клинок сшибается со щитом, по пластили идут микротрещины. Имперский Кулак закрывается от ударов, а затем бьёт своим кулаком, будто тараном.
 
Латная перчатка встречается с клинком, и раскат грома гремит сквозь какофонию битвы. Воитель наседает, бьёт краем жёлтого щита прямо по шлему, раскалывая линзы. Корлаил заносит меч, который вот-вот обрушится, будто молния, а Имперский Кулак поднимает щит, готовясь отразить удар.
 
Вот какая картина предстаёт моему взгляду. Образ застывшей славы и безрассудства Империума, миг между опускающимся мечом и вздымающимся щитом. Два воина, один - старый, как сама война, другой - моложе, но проживший бессчётные жизни. Пламя погибели, вздымающееся за их спинами. Я вижу сквозь треснувшие линзы решительные глаза брата... И как Кулак готов отбить удар и нанести свой.
 
Этой битве не будет конца. Ни здесь, ни среди звёзд, ни в вечности. Ни одинокие воины, ни бесчисленные армии не прекратят сражаться. Так предначертано.
 
Но я никогда не любил судьбу, и моё терпение не безгранично.
 
Три выстрела. Первый сбивает Имперского Кулака с ног. Второй вскрывает сочленение его доспехов вокруг горла. А потом разряд плазмы в грудь прожигает его доблестные сердца. Я же сказал, моё терпение не безгранично. На миг, глядя на ещё падающий на землю труп доблестного воина, слыша вопли умирающих, я чувствую... удовольствие. Быть убийцей и проводником анархии приятно.
 
Только не говори мне, что ты удивлён.
 
=Двенадцатая глава=
'''Чертог разума Азхара'''
 
- Желаешь ли ты отпущения грехов?
 
В угасающем разуме Азхара царит тишина, и молчание - ответ смотрящему на моего брата Мордекаю. Азхар исчезает, образ его разума развеивается, будто туман по ветру. Он вновь предал, на этот раз меня. Похоже, что измена - не только решение, но и привычка.
 
- Отпущения? - вздыхает Азхар и усмехается. - И как ты себе это представляешь, Тёмный Ангел? Открытые мной тебе тайны лишь оттолкнули меня ещё дальше от искупления.
 
- Исповедуйся, - отвечаем ему бибиларий. - Взмолись о прощении. Прими свою судьбу.
 
И ведь он честен. В этот миг он бы отдал почти что угодно за согласие моего брата.
 
- Всё так просто?
 
- Да.
 
- Если бы это было правдой... - вокруг лишь пустота, похожая на лист бумаги, ждущий лишь поднесённого пера... или спички. Утих даже воющий психический ветер.
 
Это застывший миг, удар сердца, стук, ждущий своего эха.
 
Мордекай не знает, почему продолжает говорить. Ведь он уже получил всё, что хотел, и даже больше. Медлить не стоит... Тишина - не безмятежность, но иллюзия её.
 
- Ты ведь меня убиваешь, не так ли, Тёмный Ангел? - спрашивает Азхар. - Пески моего времени утекают.
 
- Да.
 
- Наконец-то, - кивает Азхар. - Знаешь, никто из нас не должен был выжить, мы все заслужили смерть. Хотя бы это даёт мне надежду. Надежду, что ты поймаешь его. Он сполна заслуживает такого прощения, как ваше.
 
Азхар отворачивается, и вновь видит перед собой призрак лесов Калибана. Дождь льётся на его лицо.
 
- Лучшие времена. Тогда, так давно... было лучше, чем сейчас.
 
Каких усилий стоит Мордекаю успокоить свои мысли ещё на миг? Что-то внутри него, в глубине его души меняется. Он знает это, пусть и не осознаёт причин.
 
- Хочешь сказать ещё что-нибудь?
 
Азхар улыбается в последний раз.
 
- Больше, чем ты когда-нибудь узнаешь.
 
А затем образ молодого воина в мантии исчезает, как и леса Калибана. Мордекай окидывает взглядом белую пустоту, а затем открывает свои глаза реальности.
 
'''Северная зона'''
 
Порывы дующего по канализации ветра несут жар, и пахнут совсем не лесом и не дождём. Мордекай отводит руку от лба и видит следы обморожения и на коже мертвеца, и на своих пальцах. Широко открытыми глазами Азхар смотрит в никуда. Мордекай глядит на него, чувствуя, как от психической отдачи по его мускулам пробегает лихорадочная дрожь. Стоящий рядом сержант ждёт.
 
- Он выдал что-нибудь?
 
- Он выдал всё, - Мордекай поднимается на ноги. Вокруг среди опустевших залов поют отголоски призрачных ветров. Откуда-то издалека доносятся выстрелы.
 
- Испепели тело и доспехи. Не должно остаться ни следа.
 
- Он сказал, что Сайфер...
 
- Сайфер хочет добраться до Санктума Империалис, брат. До самого Тронного Зала.
 
''Что важнее, истина или то, вот что верят люди? Большинство из нас сказали бы, что правда важнее, ведь это слишком заманчивый ответ. Но правды на самом деле никто не хочет. Услышать истину всё равно, что узреть лик божий - на миг ты обретёшь чистейшее познание, а затем обратишься в пепел, уносимый навстречу забвению, не зная ничего и не видя. Нет, требующие узнать правду люди на самом деле хотят услышать что-то, что могут понять, что-то, что вписывается в их картину мира, что-то, что они могут хранить в мыслях будто святыню, молиться на неё, отрекаясь от страха перед превратностями обыденной жизни.''
 
''Предатель ли я? Один ли я человек или имя нам легион? Многими ли именами зовусь я или лишь одним? Алчу ли я искупления или воздаяния? Так приятно было бы выбрать что-то одно, и получить простое и ясное понимание где злодей, а где герой, где добродетель, а где грех, и всё в таком духе, не правда ли? Вот чего хотят люди, просящие сказать им правду. Они хотят услышать ложь, которая сделает весь мир проще.''
 
''Но ведь ты не такой, не правда ли? Ты знаешь, что просить стоит не рассказать тебе правду. А посвятить тебя в тайну.''
 
'''Львиные врата'''
 
- Думаешь, убийцы сдержат слово? - спросила Анция.
 
- Да. Они принесут меч, как и обещали.
 
- Но они не позволили нам самим унести его.
 
- Вряд ли оружие вообще было в башне. У них есть и другие места для хранения орудий убийств. Они доставят меч, но не раньше, чем приготовят ловушку.
 
- Впрочем, они следуют за нами. Скрытно, держа нас под прицелом.
 
- Естественно. Чего ещё ты ожидала?
 
Прислушайтесь. Не к тому, что говорят страж и прорицательница. К их страхам, пониманию. Прислушайтесь. Оно уже близко. Внемлите и услышите...
 
Хеккаррон и Анция находятся в центральной пересадочной пещере Львиных Врат, когда приходит сообщение. Сигнал гудит в шлеме Хеккаррона. Звук испорчен треском помех, но достаточно ясен. Вокс-сеть кустодиев до сих пор работает, в отличие от большинства систем во Дворце. Едва. Он поднимает руку, призывая Анцию помолчать пару минут, пока он не обдумает услышанное и не решит чего говорить.
 
- Произошла атака на узел связи в северной зоне, - сообщает он, опустив руку. - Выживших нет.
 
В пересадочной пещере почти пусто. Остановились и тележки, и макрогрузовые тягачи. Не видно привычных толп грузчиков, стражей и чиновников. Лишь горстка людей со страхом в глазах ютится на краю платформ и у врат. Порывы ветра проносятся через открытые путевые проходы. Анция и Хеккаррон остановились здесь на пути из Двора Ассасинов, ожидая вызванный стражем гравитанк. Анция закрывает глаза, обдумывая услышанное. Мысленно она пытается сшить воедино воспоминания и видения.
 
- Это был он. Сайфер.
 
- Но он пытается найти меч, - с искренним смятением отвечает Хеккаррон. - И такой переполох никак этому не...
 
А вот и оно. Откровение.
 
- Если только... - глаза Анции мечутся по опустевшей платформе, но видит она не её, а свои мысли и возможные будущие. И проблески грядущего ужасают. - Если только мы не ошиблись. Если только его цель не что-то другое.
 
- О чём ты?
 
- Те образы, которые наполняли его разум в заточении...
 
- Меча?
 
- Да. Он думал лишь о нём.
 
По щеке её течёт пот, глаза закрыты. Воздух вокруг содрогается от разрядов молний. Мысленно она не просто видит психоактивный образ, запечатлённый в моей камере, но переживает его, протягивает воспоминания сквозь варп, превращая его не просто в отголосок прошлого, но связующую нить с ним. Она вновь видит меня, сидящего за решёткой. Видит отражающийся так ясно и чётко в моих мыслях меч.
 
- Тревога о клинке отражалась даже в камнях, к которым он прикоснулся. Он словно был всем... Но... - Анция вздрагивает. Она так близка к понимаю того, о чём я тебе не рассказал. - Только что если всё это было ложью?
 
Её мысленный взор отворачивается от образа меча к призрачному отражению моего лица в тот миг. И она видит, что я смотрю на неё из прошлого. Улыбаясь.
 
- Он знал, что мы придём, - шепчет прорицательница. - Неважно как, но знал. И он оставил образ меча как приманку. Мы ошиблись, он идёт не к клинку. А к чему-то другому...
 
Вот и оно.
 
Ожидал ли ты это услышать?
 
Обиделся, что я не сказал тебе правду? Если так, то зря. Сам ведь понимаешь, не стоит просить о том, чего не можешь получить.
 
- Куда? Куда он направился? - спрашивает Хеккаррон.
 
Вокруг Анции начинает собираться буря, кружится вихрь, сдирающий краску с колонн и подпорок. На другой стороне платформы старший чиновник косится на неё, а потом начинает кричать. Её разум отправился в странствие по иным мирам, тропам будущего и отголоскам грядущего. Её орден ведь не спроста именуют прорицателями рока. Остальные их способности полезны, интересны, но предвидение ещё не случившихся событий это сам смысл существования сих провидцев.
 
- Он направляется...
 
И она начинает видеть. Свеч, меч, кто-то опутанный золотом и проводами, человек, склонившийся перед ним, меч в руках, сломанный меч, меч, что никогда не сломается, глаза, открывающиеся на лице, которое на самом деле череп, закрытые глаза на застывшем лице, которое не шевелилось уже десять тысяч лет, образы, наслаивающиеся друг на друга в призрачном свете и сиянии грёз. Она видит...
 
- Будущее и раскалывается, и повторяется.
 
- Куда пойдёт Сайфер? - спрашивает Хеккаррон, уже зная ответ. Слыша его в отзвуках из глубин страха, которого лишён. - Скажи, если видишь.
 
- Это невозможно. Будущие сходятся воедино, но каждый миг ведут к одному из двух путей. А их должно быть так много... Должно...
 
- Анция, ответь мне.
 
Она не хочет отвечать. Она готова встретить ужасы, способные соокрушить любого человека, но в этот миг она видит как всё сужается до одного мгновения, единственного выбора, рассекающего время пополам. Но также она и в самом деле может ответить на вопрос Хеккаррона, поскольку видит, куда всех приведёт история.
 
- В Тронный Зал. К Императору, он хочет добраться до Императора.
 
- Не может же он серьёзно...
 
- Может, - отвечает она, ошеломлённая прозрением. - Свет Трона, да поэтому он вообще прибыл на Терру. Мы посадили его в темницу там, куда он и хотел попасть. Он знает путь к Внутреннему Святилищу... Нашёл его. Путь, незнакомый даже нам...
 
- Где?
 
- Я... я не могу разглядеть...
 
- Ты должна!
 
- На Пути Мучеников... Что-то, что-то произойдёт там... но неясно что...
 
Она ещё не договорила, а Хеккаррон уже бежит, и гравитанк устремляется в ночь.
 
- Возвращайся в Темницы, авгур, - бросает он, запрыгивая на танк с края платформы. Анция всё ещё дрожит, мощь видения истекает из неё разрядами тока. Она слышит приказ, но хочет попросить Хеккаррона подождать, ведь чувствует что-то ещё, что-то едва различимое на краю воспоминаний, но затем прозрение ускользает, а гравитанк исчезает во тьме.
 
'''Имперский дворец'''
 
Под пеленой бытия скрыт иной мир. Уверен, вы это слышали подобное выражение раньше, ведь это такая удобная метафора как для великой лжи, так и для настоящей истины, или для чего, то может быть и тем, и другим. Но в Имперском Дворце это не просто метафора, а самая что ни на есть настоящая реальность. Ведь Дворец является не просто комплексом зданий, а скорее шрамом, затянувшимся над историей. Историей Империума, человечества, всего, что раздавлено бременем прошлого.
 
Позволь, я покажу тебе.
 
Мы начинаем высоко в ночном небе. Под нами покоится Терра. Изгибы её лица усеивают огни. Свет жилых кварталов размером с древние империи, лагерей пилигримов, что окаменели до состояния скалобетона, дворцов администраций, за один день поглощающих миллионы тонн пергамента и чернил. Рядом с этими огоньками виднеются петляющие по земле пожары. Свет замаран огромными клубами дыма. В их тени умирают люди. Сотни тысяч душ становятся пеплом, крича, моля о пощаде перед последним вздохом.
 
Впрочем, в этом мире каждый день умирают миллионы. Угасают от голода в звездоскрёбах. Погибают под ножами бандитов. Гибнут от болезней, от загрязнённой среди просочившихся до костей. Никто не замечает их, мир не содрогается на небесной оси от их кончины. У повседневных трагедий слишком много причин, да и их самих слишком много, и потому вселенная не может относиться к ним иначе, чем с жестоким безразличием. Но умирающие в пламени пожаров и битв в эту ночь... их смерть заметят. Варп поёт от боли, гнева и отчаяния. Вдали от Дворца люди сжимают молитвенные свитки и просыпаются, дрожа от страха. Дрожь бьёт весь мир, её чувствуют все цепляющиеся за его поверхность души.
 
Почему? Почему эта бойня сотрясает бытие, почему оно замечает смерти столь же многочисленные, как и те, что остаются забытыми каждый день?
 
Потому, что в этот раз причин их смерти и мучений не много, но лишь одна, потому, что их забирает война, война, которая может стать началом конца всего сущего.
 
Мы движемся в видении, притягиваемые Имперским Дворцом. Он обладает собственным притяжением. Неодолимо привлекает к себе разумы. Он - континент крупнее многих выкованных древними полководцами царств и империй. Пройдя сквозь атмосферу, мы видим, что рассеянные огни Дворца подобны звёздам, утянутым с небес на землю. Он настолько огромен. Ты же задумался, как мы и Тёмные Ангелы Мордекая можем охотиться и скрываться в священном сердце Империума? Как мы можем продолжать сражаться незамеченными никем? Дело в том, что Дворец не является ни зданием, ни даже городом. Здесь есть целые кварталы из складов. Складов, в которых лежат груды давно сгнившей еды и бумаги, и растут огромные грибные леса. Храмовые комплексы, посвящённые святым, о которых никто не помнит, и в их залах веками не ступала нога людей. Целые дома, набитые доверху лучинами, записывающими устройствами и сборщиками отходов. Всё это можно найти лишь в крупице Дворца. Колосса, кажущегося с небес таким притягивающим взгляд. Но когда мы оказываемся на уровне высочайших башен, то нашему взгляду открывается прежде незаметная в сиянии гниль.
 
Ты летишь навстречу окружающим Внутренний Санктум башням и куполам, а навстречу тебе будто ножи тянутся каменные и бронзовые шпили. Ты видишь их все: Десять Рассветных Башен, Чёрное Аббатство, Бастион Магна. Краем глаза заметны пылающие вдали пожары. Ты чувствуешь в ветре порывы дыма. И вот уже ты пролетаешь мимо высочайших башен. И видишь запятнанные сажей стёкла, проблески морд гротескных статуй и проносящихся мимо горгулий.
 
Видишь облюбовавшие древние камни стаи ворон. Видишь сквозь дыры в прогнивших крышах великие залы, где теперь собирается лишь дерьмо птиц-падальщиков. Видишь оскал черепа человека, что забрался так высоко, чтобы увидеть солнце, и теперь, век спустя, от него остались лишь высохшие обглоданные кости.
 
Пике продолжается, и сейчас больше похоже на обычное падение в распахнутые каньоны между зданиями. Ты летишь мимо балконов, мостов, паутины проводов, что тянется через разломы, словно связывая огромные здания воедино.
 
Ты уже видишь людей, сотни, возможно тысячи бегущих по дорогам и мостам. Здание горит. Здание размером с гору. Пламя пылает в самом его сердце, сжигая накопившиеся за тысячелетия записи. Оранжевые языки огня вырываются из распахнутых ртов, а некогда жившие внутри исполина население разбегается. Ты видишь, как спотыкается старик, и крепче сжимает в руках дитя. Высоко над ним начинает трещать шпиль дома, чьи кости расплавляет пламя. Начинают падать обломки. Старик ускоряет шаг, спеша вместе с потоком, текущим по мосту. Возможно, он и ребёнок выживут, а возможно и нет. Ты не можешь ничего сделать. Остаётся только наблюдать.
 
И вот ты пролетаешь мимо, падая так глубоко во мрак, что от неба остаётся лишь неровная полоска. А затем исчезает и она, остаётся лишь тьма. Краткий миг абсолютного мрака, пока ты проходишь сквозь крышу Проспекта Вознесения, видишь статуи, смотрящие на последних сопровождаемых солдатами чиновников, бегущих прочь. И все они исполнены страхом. На бюрократах кольца и цепи, дорогие настолько, что за них можно приобрести космолёты или выкупить целые планеты. Они прожили здесь целую жизнь в мире из камней, праха и позабытых воспоминаний. А теперь они чуют дым, чувствуют жар пламени изменений. И это пугает.
 
Ты летишь мимо них, погружаясь в слои скалобетона и воспоминаний, мимо залежей мавзолеев и костниц. Падаешь через озёра отравы, скопившейся в пещерах. Погружаешься в глубины эпох, раздавленных под гнётом прошедших историй. Здесь под поверхностью мира таятся города, города, чьи храмы и улицы затоплены чёрными водами. Там обитают и люди, и охотящиеся на них создания, покоятся трупы богомашин, скрыты пути и двери. Здесь можно найти неведомые никому тайны, ведь у корней мира ничто не исчезает навсегда, хотя и может быть позабытым...
 
<br />
 
=Тринадцатая глава=
'''Катакомбы'''
 
Среди чёрных корней мира ты встретишь и нас - не забытых и не прощённых. Всё, что ты видел прежде - лишь контекст для происходящего сейчас. Мы бежали в глубины, вырвавшись из западни Мордекая. Мы спешим по дороге, погребённой под опирающимся на полуразрушенные колонны сводом. Некогда она была выстелена белым мрамором, но за века он покрылся и трещинами, и плесенью. Узоры будто лозы оплетают колонны, повествуя о деяниях давно умерших королей и королев. Крыша над нашей головой - груда обломков, чудом удерживающихся вместе.
 
Но не только мы ищем пристанища в подземном мире. Многие бежали сюда, спасаясь от пожаров. Не знаю, было ли им известно о тайных тропах прежде или их привели в глубины древнейшие человеческие инстинкты. Но по краям ветхой колоннады ютятся целые толпы - семейства писцов, родители, прижимающие к себе детей, и стар и млад, и богач и бедняк. Лица съёжившихся смертных мелькают в свете горящего масла.
 
Увидев нас, они разбегаются с дороги, крича, да и кто бы не устрашился красноглазых великанов в чёрных доспехах? Кто-то похрабрее стреляет в нас из пистолета. Мы даже не оглядываемся. Зачем? К чему вообще обращать на такое внимание? Но потом Бахариил спотыкается, останавливается, оглядываясь по сторонам.
 
- Приближаются... - бормочет он, - Ночь, пылающая луна, мучительная рана... Они приближаются...
 
Корлаил останавливается, чтобы поторопить нашего родича.
 
- Брат, нам нельзя медлить.
 
- Нет... нет... Они приближаются. Я слышу их песню.
 
Бахариил оглядывается на мрачное жерло погребённой дороги. Краем взгляда я вижу расширившиеся и напуганные глаза людей.
 
- Разве вы не слышите? - хрипит блудный сын Калибана.
 
И тогда я вижу стену огня между колоннами. И бегущие перед ней силуэты. Это люди... нет, существа, что прежде были людьми. Они горят. Истекают красным, жёлтым и розовым пламенем. Их кожа и сухожилия поджариваются прямо на костях, губы распахнутых ртов превращаются в пепел, открывая оскаленные зубы. Крики эхом разносятся под сводами. Но это не полные муки вопли. В их голосах звучит ликование, агония, удовольствие и голод. Видишь ли, даже здесь, в подземельях Дворца найдутся глупцы, впускающие силы варпа в трещины своих душ. И сегодня их отравленные грёзы ответили на все мольбы. Принесённые бурей демоны захлестнули их и теперь бесчинствуют, охотясь. Конечно, охотясь не на нас, а на толпы кричащих смертных. Мы же здесь по чистой случайности.
 
Я смотрю на огненный поток воплощающихся демонов, наполняющих пламенем проход от края до края. Вижу, как удлиняются их зубы, растягивается плоть, пальцы превращаются в когти. Стоило бежать. Стоило позволить этой трагедии разыграться, спешить к цели, путь к которой я так долго искал. Не стоило делать то, что я должен был.
 
Я выхватываю пистолеты. Болты пробивают насквозь горящие тела. Плазма испепеляет когтистые пасти. И я бегу навстречу дьявольскому приливу одержимых душ, ведя своих братьев.
 
- Ангелы Калибана, за мной!
 
И они следуют по слову моему, все без исключения: старые и ожесточённые рыцари, изменники и клятвопреступники, сломленные и осквернённые. В глубине души я надеюсь, что если бы я оглянулся, то в этот миг увидел их такими, какими они были прежде, гордыми воителями, искусными мастерами меча, чьей воли и сил хватало для сокрушения целых империй. Надеюсь, что при взгляде на братьев я бы вспомнил, кто я такой.
 
Мы обрушиваемся на врагов. Когти лязгают по клинкам. Снаряды раздирают плоть. Я стреляю прямо в зубастую пасть на вытянувшейся морде. Череп разлетается на части. Костяные когти царапают мой правый наплечник. Я стреляю не глядя. Демон падает, превращаясь в чёрную слизь. С каждым шагом мои пистолеты ревут, сплетая среди сонма искажённых тварей симфонию взрывов. Разряд плазмы выходит из затылка чудовища, прожигая его насквозь, а затем омывает очищающим пламенем другую. Пистолет охлаждается, исходя паром.
 
Я взмахиваю пистолетами, перезаряжаю их, не медля. Одержимый прыгается на меня, замахиваясь когтями, когда-то бывшими пальцами. Пинком я отбрасываю его прочь. Тварь приземляется на все четыре лапы и вновь прыгает на меня, распахивая челюсти так широко, что трескаются кости.
 
А затем разлетаются от одного выстрела.
 
Я не останавливаюсь ни на миг, и огонь мой - роковая песнь для одержимых. Пистолеты содрогаются от отдачи, мир размывается с каждой дульной вспышкой. Я вижу, как поток разбивается о дамбу из чёрных рыцарей. Вижу, как клинки рассекают кости, а булавы ломают плечи.
 
А затем краем глаза замечаю мелькнувшее щупальце. Я не успеваю обернутся. Оно опутывает мой плазменный пистолет и всю руку до локтя. Меня схватил один из демонов. Его тело было прежде дряхлым, умирающим, но теперь сморщенную оболочку переполняет неестественная сила. Под полупрозрачной кожей извиваются пурпурные мускулы, словно змеи. Нижняя челюсть отвисла. Из горла ко мне тянутся крошечные руки. Тварь улыбается вторым ртом, растянувшимся по лбу. Её левая рука - хлыст из растянутой кожи и плоти, и ей она меня и схватила. Другая рука горит. С вытягивающихся в когти пальцев осыпается тлеющая плоть.
 
Щупальце сжимается, обрастая шипами. Я чувствую, как их острия пронзают мои доспехи, впиваются в плоть. А затем в кровь течёт яд. Он жжёт... Это не обычный токсин. Се - отрава, порожденная в варпе из потерянных грёз и сгоревших надежд.
 
Отрава растекается...
 
Растекается сладостью сахара и спокойствием сна.
 
- ''Останьссся сс нами навссегда, разделённый ссын'', – проникновенно мурлычет демон. – ''Поссследний шаг в пропасть - самый сссладкий…''
 
Я парю. Я падаю. Перед глазами проносится калейдоскоп красок. Светлый ангел во мне угасает. Нечто призывает меня поддаться, превратится в того, кем меня считают из страха: созданием Хаоса, рабом тьмы, пропащим, отвергнутым. Но в сгущающемся мраке звучит наполненный горечью, жаждой мщения и яростью глас - глас Темного Ангела во мне<ref>Примечательно, что такого Тёмного Ангела, снедающего душу, но способного вмешаться в самый важный момент описал в стихотворении "Dark Angel"... Лионэль Джонсон.</ref>.
 
- Никогда.
 
Я стреляю не глядя, но всё равно попадаю в цель. Щупальце разжимается. Крючья выскальзывают из кожи, ядовитый шёпот умолкает. Мир вновь вспыхивает перед моими глазами. Нечто корчится и извивается у моих ног. Оно истекает чёрным дымом и кровью из ран, скалится на меня ртом без языка.
 
Я стреляю вновь, прямо в ощетинившуюся иглами пасть. Вокруг опадает дьявольский прилив, пламя украденных душ затухает. Я оглядываюсь во тьму, туда, где были смертные. Большинство разбежались, но несколько остались, застыв от благоговения и ужаса. Я скрещиваю руки на груди, не убрав пистолеты, и склоняю перед ними голову. Интересно, переживёт ли эту ночь кто-то и запомнит этот бой, запомнит меня? Надеюсь на это.
 
- Лорд Сайфер, - зовёт меня Корлаил. - Надо спешить, иначе нам не добраться до двери.
 
- Да, это так. - отвечаю я, и подзываю остальных. - Братья, битва окончена, пора в путь.
 
Я убираю пистолеты и шагаю во мрак, туда же, куда шёл прежде. Остальные следуют за мной, перезаряжая оружие, убирают мечи в ножны, отряхивают оружие от крови.
 
- А вот... - шипит Бахариил. Он - единственный, кто ещё стоит. Отвернувшись от нас, смотря туда, откуда пришло адское пламя. Его плечи вздымаются и опускаются, так, словно он задыхается. - И... они...
 
Это не первое такое бедствие для брата Бахариила. Он всегда силился удержать вместе свою расколотую душу, но сегодня - не обычная ночь. Сила Тёмных Богов восходит, и трещины его духа расходятся, грозя превратиться в ущелья.
 
- Нерождённые изгнаны, Бахариил, - окликает его Корлаил. - И нам пора. Пойдём...
 
Верный брат протягивает блудному руку.
 
И Бахариил ударяет кулаком. С такой силой, что Корлаил отлетает прочь, крутясь в воздухе. Мгновение замедляется, становясь отзвуком вечности.
 
Воздух смердит надвигающейся бурей. От поворачивающегося ко мне Бахариила сыплются искры. Его глаза - провалы, пылающие синим пламенем. Оно вырывается из решётки-рупора. Шлем истекает жаром.
 
Бахариил... бедный, бедный Бахариил. Рано или поздно чаша его проклятия должна была переполниться. Возможно, всё дело было в бурях, терзающих Терру. Возможно, он внял зову богов, которым продал когда-то душу. Возможно, просто пришло время.
 
Это моя вина. Я слишком долго позволил ему погружаться в скверну. Я знал, что дойдёт до этого, но можешь ли ты и в самом деле осуждать меня за то, что я хотел подольше побыть со своим братом? Можешь ли ты понять, почему я не хотел выносить ему приговор за слабость?
 
Не важно. Уже слишком поздно.
 
- ''Ты сгоришь!'' - кричит изо рта Бахариила демон. - ''Станешь пеплом. Станешь нашим!''
 
А затем отродье варпа в обличье брата бросается на нас. Доспехи трескаются, истекают плотью и огнём. Пальцы вытягиваются в когти. Тени и гибельный свет клубятся вокруг Падшего.
 
Первым умирает Намаэр. Когти Бахариила пробивают ему голову и грудь одним ударом. Тело обращается кровавым паром и дымом. Бахариил отбрасывает опустевшую оболочку и идёт ко мне, дрожа. Его глаза обратились в клубы пламени и серебряного дыма, но они всё равно видят, видят лишь меня. Я чувствую в этом взгляде и голод, и ярость. Я так долго отталкивал от себя объятия Нерождённых. Я - воин, одной ногой стоящий во тьме ночной, а другой - во свете дня. Но и свет, и тьма жаждут того, чего не могут получить.
 
- ''Ты - наш, Сайфер! Хочешь ты того или нет, ты - наш!'' - вопит демон. - ''И ты не обретёшь искупления. Не пожнёшь жатву во имя мести. Здесь ты падёшь!''
 
Раздувшаяся пылающая скорлупа Бахариила бьёт меня. Удар не смертельный, но достаточно сильный, чтобы пробить нагрудник и повалить меня. Чудовище хочет со мной поиграть. Нерождённые все такие, они всегда любят играть с добычей. Но я? Почему я не стрелял? Почему позволил ему ударить? Не знаю. Возможно, дело в чувстве вины за сделанное и не сделанное? Надежде, что это не закончится так, как должно?
 
''- Сайфер... Сайфер...''
 
Демон нависает надо мной. Доспехи текут, будто нагретый воск. Пластины брони превращаются в связки мускулов, сияя призрачным светом. Взлетевшие осколки кружат вокруг твари. Отродье варпа опускает на мой разбитый нагрудник копыто, прежде бывшее сабатоном, и улыбается мне губами из расплавленной стали.
 
- ''Сайфер... безымянный воин... разделённая душа... Какие удовольствия ждут тебя впереди, какая резня? Здесь твоё странствие и закончилось, глупый рыцарь. Лишь мы дадим тебе возможность отомстить, лишь в наших объятьях ты обретёшь искупление.''
 
 
Демоны. В минувшую эпоху их не существовало. Было время, когда говоривших о "демонах" считали людьми наивными невежественными, заблуждавшимися об истинной природе вселенной. Тогда не было ни богов, ни демонов, лишь сущности и ещё неизвестные свойства реальности. Теперь же такие взгляды - свидетельство наивности. Демоны существуют. Тёмные Боги существуют. Хаос существует. Можно рассуждать, подходят ли их имена. Говорить, что и "боги" и "демоны" это просто слова, используемые людьми для описания сил варпа. Думать о том, что мы лишь проецируем на этих созданий представления о богах и адских отродьях из нашего позабытого прошлого, надевая маску древних легенд на ужасы настоящего. Возможно, что всё это правда. Но это не меняет реальности демонов.
 
Варп - иное измерение. Не далёкое царство. Оно совсем рядом, на расстоянии одного лишь желания от реальности физической, видимой и осязаемой. Он рядом всякий раз, когда ты опускаешь ногу на пол. Он рядом всякий раз, когда выдох слетает с твоих губ. Он рядом всякий раз, когда закат погружает всё в тени. Это измерение не материи, но мысли и психических энергий. Энергий необузданных, ужасающих. Это царство душ, грёз и идеалов. В его недрах оживает смех и надежды, от гнева по нему проносятся багровые бури. В нём царит лишь один-единственный закон. Закон желаний. В варпе собираются мысли каждого живого существа. Наши страхи и надежды и вспышки злости образуют течения, плоды трусости и храбрости посыпают солью беспросветные глубины. Варп и исток, и трясина рассудка.
 
Но чем же являются Тёмные Боги, спросишь ты? Чем являются демоны? Ответ безумно прост. Они и есть варп. Точно так же, как нельзя отделить бурю от моря, Тёмных Богов нельзя отделить от варпа. Они - тьма разума всех живых созданий, бурлящая в глубинах. Если хочешь, можешь представить их как огромные устойчивые водовороты в море душ. Их питают мысли, дела и чувства всех существ, что когда-либо жили и когда-либо будут жить. Они - вечные порождённые жизнью волны, что никогда не разобьются о берег и не осядут, но будут течь вечно.
 
Почему мы называем их богами? Почему некоторые поклоняются им, взывают к ним ради наград и мести? Потому, что люди всегда стремились ублажить то, чего боялись и не понимали. На самой Терре в забытые времена матросы выливали кровь в штормовые волны, в надежде успокоить гнев моря. Так же поступают и сектанты, кладущие кровавую плату на алтарь. Разница только в том, что древние моря не отвечали тем, кто проливал для них кровь. А вот Тёмные Боги ответят.
 
Знаешь, на самом деле они не наделены разумом, а созданы из него. Они жаждут, алчут, стремятся овладеть и совратить потому, что мы поступаем так же. Они вообще не те существа, которых мы в них видим. Они уничтожают и искушают потому, что такова их природа, они разносят скверну так же, как рубит лезвие меча. Они - жаждущие воплотиться в породившей их реальности вековечные кошмары, что хотят проснуться в мире живых. Ты можешь спросить о том, что же тогда демоны? Они и есть Тёмные Боги, частицы великих бурь, проявления силы Гнева, Изменения или Отчаяния, скопившейся в варпе. Они - идеи и эмоции, разложившиеся, испорченные и обретающие обличья из всех наших страхов. Они приходят, когда их призывают, когда могут проскользнуть сквозь брешь в реальности, когда могут свить гнездо и расти в уязвимых разумах. На самом деле у них нет ни мыслей, ни чувств. Они - силы, ведомые инстинктами. Как изощрёнными, так и примитивными, желаниями соблазнять или истреблять, но все они следуют инстинктам так же, как акулы плывут на запах крови. Такова их природа.
 
В чём-то мы не ошибались. На самом деле нет ни богов, ни демонов - только мы, отражения наших душ и тьмы наших жизней. Но от этого они не прекращают быть настоящими.
 
 
- Бахариил, стой! - кричит Корлаил на бегу. Кровь сочится из его нагрудника, но он всё равно бежит. Пусть от Бахариила осталась лишь оболочка, переполненная силой варпа, мой брат всё ещё хочет вытащить его из бездны.
 
- ''Полуденная тьма''<ref>Они будут встречаться с тьмой в дневное время, и блуждать в полдень, как в ночное время Иов. 5:14. Библейская отсылка к ослеплению грешников истиной.</ref>, - насмехается вселившийся демон. - ''Полуночное пламя''...
 
Но возможность спасения суть истончившаяся нить, да и достаточно ли осталось от души Падшего? Возможно, Бахариил ухватился бы за этот шанс, если бы прислушался к Корлаилу тогда, так давно... Или если бы я не дал ему сорваться с цепи... Возможно. Но сделанного не воротишь, и я едва ли могу контролировать то, что произойдёт сейчас.
 
Одержимый тянется ко мне. Его когти опаляют сам воздух.
 
- Прости меня! - кричит Корлаил, вонзая меч в спину брата.
 
Демон отшатывается, вопя от боли, когда Ангел Калибана вырывает клинок. Тварь в ярости, и потому оборачивается так быстро, что ломает спину Бахариила. Очертания доспехов едва виднеются сквозь жар, источаемый воплощением ада внутри них. Зверь нависает над Корлаилом, истекая пеплом из раны.
 
- ''Здесь ты и умрёшь!'' - ревёт демон.
 
Я вскакиваю, держа пистолеты. На меня смотрят и другие братья, но ни один из них не вступил в бой. Возможно, кто-то из них хотел бы, чтобы я встретил здесь смерть или судьбу похуже, а может они просто замерли от ошеломления.
 
Я не медлю. Я стреляю. От боли вопят и демон, и Бахариил. Первые снаряды выбивают коленные чашечки, плазма испаряет плоть с рук. Затем выстрелы градом терзают тело. Во все стороны разлетается горящая чёрная кровь. Я стреляю, пока не иссякают обоймы. Это должно было убить и демона, и космодесантника. Но гнев отродья так силён, что оно ещё живо.
 
- ''Ты''... - цедит оно, отворачиваясь от Корлаила. Раны одержимого уже затягиваются.
 
- Прости, брат, - шепчет Корлаил, пронзая оболочку насквозь.
 
Демон содрогается, глядя на торчащий из груди клинок длинной в руку. А затем Корлаил вырывает меч, рассекая плоть. Во все стороны летят клочья мяса, капли горящей крови и пепел. На моих глазах демон ускользает из изувеченной оболочки. Теперь из тела течёт настоящая, человеческая кровь, а на изувеченном лице видны человеческие глаза.
 
- Брат... - стонет Бахариил, увидев меня. Это самое ясно сказанное слово, которое я от него слышал за последние десятилетия. Слово, а не бред затронутого богами и связанного с кошмарами. - Брат...
 
Я перезаряжаю болт-пистолет.
 
- Умоляю...
 
Я стреляю прямо в голову. А затем дважды в падающую на дорогу изувеченную граду плоти и брони. Последние дьявольские соки вытекают из разбитого мясного сосуда. Я молча смотрю на Бахариила. Жалкое зрелище, но кто из нас выглядит достойно после смерти?
 
- Ты ранен, господин, - говорил Корлаил. Я лишь молча убираю пистолеты в кобуры и направляюсь во мрак. Так было предначертано. На ходу я зову своих рыцарей.
 
- Дверь ждёт нас.
 
Братья молча следуют за мной.
 
<br />
 
=Четырнадцатая глава=
Крад следит за летящим по улицам Внутреннего Дворца гравитанком. Золотой дротик проносится сквозь лабиринт, словно нож сквозь масло. Никто не рискует остановить кустодия, что
 
облетает бушующие толпы, пылающие пожары и груды обломков так легко, будто может и видеть сквозь стены. А ведь и в самом деле может. Кустодии до сих пор подключены ко всей сенсорной сети Дворца. Их храмы вычислителей и фермы сервиторов продолжают работать, просеивая информацию, сплетая её нити в единую картину. Позволяя видеть, как бьющие по мосту ракеты убивают арбитров. Слышать полный паники зов о помощи, пока пламя приближается к распределительному узлу. Замечать вспышки взрывов на горизонте, отражающиеся в глазах сервиторов-наблюдателей. Даже в темнейшую ночь глаза кустодиев видят всё, указуя гравитанку путь сквозь хаос.
 
Крад наблюдает за гравитанком из самолёта. Небольшого, похожего на брошенный нож и чёрного как уголь. Он угловатый, заострённый, спроектированный в расчёте на то, чтобы не попасться ни на один ауспик, и каждый хлопок крыльев по воздуху издаёт лишь приглушённый еле слышный гул. Крад - пилот, и он лежит на животе, вжавшись лицом в сенсорную маску. Мир перед его глазами зелен. Позади в крошечном грузовом отсеке съёжилась Кестра. Она - виндикар. Убийца Девятого Разряда в искусствах своего храма. Остальные члены Двора отправили её с ним, чтобы удостовериться в устранении цели. Кто-то из других храмов мог бы счесть это оскорблением, но Крад всё понимает. Ему случалось убивать великих магистров Адептус Астартес и обрывать амбиции полководцев-чужаков. Он обучал ремеслу смерти многих учеников и постиг сорок из её величайших искусств. Он достиг уровня Омега, двадцать шестого разряда. Однажды он может возглавить храм Каллидус и возможно даже занять кресло гроссмейстера. Он умудрён и годами, и делами, и потому знает, что я - совсем не обыкновенная цель.
 
Он наблюдает, как гравитанк проходит через защитный кордон и начинает сбрасывать скорость.
 
Крад стучит пальцами по клавишам вокс-перехватчика, и устанавливает связь.
 
- Хранитель Хеккаррон, - говорит он, зная, что кустодий узнает его голос. - Мы в твоей тени. Меч у нас. Веди, и мы последуем.
 
Ответа нет, но Крад знает, что сообщение услышано. Он видит, как открывается люк гравитанка, как выходит воин в чёрно-золотых доспехах. Сделанные из птиц сервочерепа взлетают с насестов под самолётом. Каждый из них - не крупнее большого пальца. Кустодий их не заметит. Крошечные устройства созданы противостоять сенсорам их брони.
 
Крадус заводит самолёт на посадку. Крылья хлопают, когда он зависает над крышей, а затем опускается, шелестя. Он открывает люк и выбирается наружу, а Кестра следует за ним без слов. Убийцы исчезают в ночи, сливаясь с тенями.
 
 
Империум - царство, ставшее падальщиком, и способное лишь выживать, кормясь телами и душами своих людей. Одних он размалывает зубьями железных шестерёнок. Других глотает под грохот выстрелов и протяжный вой залпов тысяч орудий. Третьих оставляет в живых лишь для того, чтобы высасывать их силы, будто пиявка. Такова истина. Таков Империум, и Император, прикованный к пыточной машине в самом его сердце, знает это, но ничего не может поделать. Под позолотой остался лишь оскаленный череп.
 
Не веришь? Позволь, покажу.
 
В мире, кружащем вокруг далёкой звезды, рождается мальчик. Эта планета покрыта океанами, лесами, а её далёкие годы увенчаны снегом. Он не из знатного рода и не из простецов, но из любящей и заботящейся о нём семьи. Смех, слёзы, привязанность - всё это было ему знакомо. У него были две сестры и младший брат, следовавший за ним по пятам. Когда ему следовало бы спать, мальчик убегал ночью на пляж. Запах солёных брызг и плеск волн до сих пор преследует его во снах - единственной дожившей до наших дней частичке юнца.
 
Нет, его не настигла война. Она пришла потом, и когда дым от её бушующего пламени затмил солнце, то под ним шёл уже не мальчик и даже не человек, но создание, давно не видевшее дома. В тот роковой день явился корабль. Чёрный и огромный, повисший над морем, будто гора, оторвавшаяся от корней и взмывшая ввысь. А с ним явился ужас, ужас и существа в красных мантиях и обожжённых доспехах под накидками из тусклого меха. Да, в сём мире знали легенды о ведьмознатцах, прилетавших на чёрных кораблях, но лишь легенды. Никто из живущих не видел их прежде.
 
И теперь слепые твари бежали по улицам, вынюхивая души. Людей хватали, испытывали, разделяли. Одних убили. Других отпустили. Третьих забрали на корабли, заковав в цепи, ошейники из хладного железа и покрытого рунами серебра.
 
Мальчика забрали не первым. Он не пытался бежать. Семья не знала, что он может призывать ветер и чувствовать их радость или гнев. Ни они, ни сам мальчик не знали, что он - колдун. Зато это знали нашедшие его ловчие. Слепые шакалы учуяли его душу, солдаты окружили дом. И забрали его. А что случилось с семьёй? Думаешь, к ним отнеслись с сочувствием? Проявили к ним милосердие? Возможно. Но я никогда не встречался в этой вселенной с истинным милосердием и никому не предлагал его.
 
Его забрали, сковали во тьме и унесли к звёздам. На корабле его ожидала лишь всевозможная боль. Мальчик был лишь одним из многих, многих псайкеров, пожнённых с полей человечества. Его оценили и сочли сильным, очень сильным не просто могуществом, но также телом и душой. Наградой стало и больше мук, и отчасти безопасность. Последовали долгие, долгие годы полёта среди звёзд, пока, наконец, взрослеющий и надломленный, он не ступил на Терру.
 
Представь себе человеческий поток, скованный одной цепью и связанный психическими подавителями, гонимый из недр чёрных кораблей в пасть Полой Горы. Каждый день туда вливаются тысячи, десятки тысяч. Например, сегодня. Это происходит здесь, в самом сердце Империума. Одним уготованы залы астропатов, ведь их души крепки, но недостаточно сильны. Они увидят своего бога, Императора, и платой за это станут из глаза. Большинство же отправится к Золотому Трону. Старые и младые, плачущие, потерявшие сознание или идущие, стиснув зубы. Они сгорят. От тел и их сил не останется ничего, и искры вольются в погребальный костёр, который согласно вере людей поддерживает жизнь Императора. Десятки тысяч каждый день становятся прахом, от них остаются лишь безмолвные вопли, что эхом отдаются в сердце дворца.
 
Но предназначением юноши стало не пламя, хотя он и видел, и чувствовал его. Нет, ему открылся иной путь, узкий, как игольное ушко. Его отдали в Схоластику Псайкана. Теперь его домом стала Терра, а адепты в серебряных масках - испытателями. Он прошёл сквозь первые из врат на своём пути, и тесты сменились обучением. Он начал жить и во сне, и наяву одновременно, и понял, что может превращать одно в другое. Воспоминания о береге моря и брызгах угасали, а в настоящем он всегда слышал призрачные крики душ, поглощаемых Золотым Троном.
 
Он справился со всеми испытаниями. Он мог одной мыслью связать железный брус в узел и писать удерживаемым лишь его сознанием пером. Спустя три года после прибытия на Терру учителя взяли его с собой для наблюдения за вливающимся с глотку Золотого Трона потоком псайкеров. Он ещё не стал мужчиной, но духом уже постарел. Мальчик стал соискателем Псайканы, и не раз шёл по залам и улицам Имперского Дворца вместе с учителями. Однажды, проходя мимо высокого собора, он ощутил падающий камень. Он отскочил прочь, оттащил других соискателей. Обломок же раздавил паломника, зажигавшего у самого подножия статуи свечу. Инструктора Псайканы отметили его способности и подвергли юнца новым испытаниям. Теперь не просто разума, но ещё и тела. Его отправили в подземелья, туда, где обитают дикие сервиторы и мутировавшие отбросы. Сначала он был не один, но его спутникам была уготована не долгая жизнь, но смерть, принесённая злым случаем, промедлением или просто ржавыми когтями из тьмы.
 
Юнец выживал. Убивал. Он научился считывать поток застывшего воздуха, что клубится в переплетении раздавленных Дворцом древних улиц. Он постиг истины и тайны, которые открываются лишь в забытых глубинах. Его психическая мощь укрепилась, и он научился жить даже слыша в голове вой мертвецов.
 
Впрочем, он не просто выживал. Он преуспел в своих испытаниях, за которыми наблюдали великаны во тьме, череполикие гиганты, которых он иногда видел во мраке. Наконец, за ним пришли и исполины, и его учителя. Юноша не пытался бежать. Хотя ему и стоило. И его вновь забрали. Ему было уготовано стать даром от Адептус Астра Телепатика Адептус Астартес, звеном древнего договора, и стать одним из космодесантников. Лишь очерёдность доступа к новой жатве определила то, в какой капитул он отправился. И сын человеческий покинул Терру, после чего был перекован в глубинах космоса и телом, и разумом. Он познал ужасные тайны и искусство войны.
 
Он стал Тёмным Ангелом...
 
 
'''Катакомбы'''
 
Десятилетия спустя Мордекай, эпистолярий из Тёмных Ангелов, идёт по глубоким туннелям Дворца, в которые и не мыслил вернуться. С пути его братьев разбегаются звери, покрытые мехом, но имеющие десятки ног. Тихо капает вода. Стены покрыты костями, а из глазниц черепов прорастают длинные грибы. В мерцании линз виднеются выдыхаемые порослью споры. Сюда уже столетие не падал ни один луч света.
 
- Зачем он хочет попасть в Тронный Зал, брат-библиарий? - спрашивает Нариил.
 
- Не знаю, - отвечает ему Мордекай.
 
- Но не может же он рассчитывать пережить такой путь.
 
- Но уже зашёл так далеко.
 
- Кустодии...
 
- В эту ночь имматериум вопит, потерянный сын Императора возвращается в Тронный Мир, а пламя войны опаляет стены самого дворца. Если защитники самого Императора и могут оступиться, то сегодня.
 
- Что ещё тебе открыл Падший?
 
- Ничего, кроме уже сказанного. Сайфер хочет пробраться во Внутренний Санктум. Он верит, что сможет открыть проход, позабытую и не охраняемую дверь.
 
Мордекай умолкает, и Нариил не требует дальнейших объяснений. Впрочем, Мордекай знает, что брат не до конца ему поверил. Сомнения и ложь всегда были проклятием нашего ордена. Сыны Льва никогда и никому не открывают всю правду и никому не доверяют. Конечно, нам это дорого стоило, но раз уж ты хочешь узнать правду - я верю, что недоверие суть добродетель.
 
- И какова наша цель теперь, брат? - наконец, спрашивает Нариил.
 
- Наша цель остаётся прежней. Нельзя позволить Сайферу и другим Падшим сбежать, и никто не должен узнать, кто они. Чего бы это ни стоило.
 
И они идут во тьме, вглубь, а затем вверх по изломанным ступеням, пока не добираются туда, куда их привело откровение Азхара. К Пути. Они умолкают, приближаясь.
 
 
Я тоже иду во тьме. Забытое прошлое Терры - прах под моими ногами. Повернув за угол, я вижу дверь. И останавливаюсь. Дверь ждёт меня. Дверь и тёмный путь к ней, окружённый камнем. Слышен лишь гул наших доспехов и шаги. Ни я, ни мои братья не говорим ни слова. Нам предстоит пройти из Внешнего Дворца во Внутренний Санктум, последний город-в-городе. Вокруг тьма. Даже мои глаза видят лишь царство теней. Его - и начало конца, ждущее на той стороне коридора.
 
 
'''Путь Мучеников'''
 
Хеккаррон выходит на Путь Мучеников. В его руке копьё. Лучи света падают на него из высоких окон, а источник их - горстка древних пластин-люменов, скрытых за запылённым стеклом. Путь - скорее тропа, длинная и извилистая. Здесь не разъедутся и два танка. Но поток тянется ввысь, а по обе стороны тропы возвышаются огромные статуи, покрытые саваном из паутины. Говорят, что в годы Эры Отступничества девять тысяч душ отдали здесь свои жизни, пытаясь не дать Гогу Вандиру ворваться во Внутренний Санктум. Это неправда. Гог Вандир был глупцом, но даже ему хватило ума не пытаться взять силой сердце Дворца. Кровь здесь пролилась раньше. Мученики отдали свои жизни гораздо раньше, в войне забытой всеми, кто в ней сражался. Всеми, кроме меня.
 
Позолота и чернь его доспехов сливаются воедино, и Хеккаррон кажется лишь тенью, отбрасываемой исполинской статуй. Он молчит. Во мраке притаились и убийцы, невидимые даже для кустодия.
 
Но он видит кого-то на другом конце колоннады. Кого-то, кто направляется к дверям. Запечатанным, скованным железными цепями, не ослабшими за шесть тысячелетий. Это - заброшенный и запертый путь в Санктум. Обычно за ним наблюдают кустодии, но сегодня они далеко, в тысячах километров от Пути Мучеников, и сражаются с демонами. Все, кроме одного. Хеккаррон медлит. Чувствует, что что-то не так. Но всё равно идёт дальше.
 
 
Я стою на пороге в конце тёмного пути. По ту сторону меня ждёт проход и следующий шаг. Мои руки покоятся на отполированной пластали и слоновой кости рукоятей. Я на самом деле здесь? Мне удалось зайти так далеко?
 
 
Хеккаррон замечает среди теней те, что глубже, а в них - очертания. Встроенные в шлем системы и генетически усовершенствованное зрение цепляются за них, срывая покров тьмы. Он видит доспехи, оружие, рваные накидки, похожие на саваны.
 
Даже чувства космодесантников не так остры, как у кустодиев. Он слышит гул включённых силовых доспехов и удары сдвоенных сердец. В тени притаились и другие. Он слышит, как их руки покоятся на оружии, задержанное в лёгких дыхание. Они наблюдают. Бой будет жесток, но ведь такова в конечном счёте вся жизнь?
 
- Всё кончено, - говорит Хеккаррон, шагая к силуэту у двери. Он легко держит своё копьё, ещё не наполненное энергией. Оценив всю обстановку, он уже знает, как пройдут первые мгновения бойни. - Ты не пройдёшь. Сделаешь шаг - умрёшь. Я бы предложил тебе выживание и жизнь в цепях, но после всего, чего тебе стоил путь, не думаю, что даже угроза гибели заставит тебя подчиниться. Он умолкает, наблюдая, вслушиваясь в задержанное дыхание и стук сердец.
 
- Я хочу узнать на самом деле только одно. Зачем?
 
На самом деле он хочет услышать ответ, но спрашивает не поэтому. Он ждёт, когда следовавшие за ним убийцы займут позиции, и тянет время.
 
Он видит, как незнакомец выходит из тьмы, слышит, как напрягаются пальцы... И понимает, что что-то не так. Гул слышится иначе, поза другая. Он ощущает давление на свой разум. Понимает, что кто-то скрыл истину от его глаз. На миг он жалеет, что оставил Анцию там, на платформе. Жалеет, что рядом нет кого-то способного предсказать непредсказуемое.
 
Ведь он видит во тьме не меня, а обнажившего меч Мордекая. А тот чувствует узнавание во взгляде кустодия. Теперь у них нет выбора. Хеккаррон впервые в жизни ощущает то же, что и смертные, чьи надежды обманула жестокая галактика. Всесокрушающий гнёт реальности.
 
Хочешь, чтобы я объяснил, что и как случилось? Мордекай здесь потому, что верит, что я пройду по этой тропе. А верит он потому, что это раскрыл Азхар. А Азхару об этом рассказал я. Следовало бы что-то заподозрить, не так ли? Хеккаррон и убийцы здесь из-за прозрения Анцией моих мыслей в Темницах. Все они верят, что я пройду Путём Мучеников потому, что так или иначе я сказал об этом. Удивительная наивность.
 
- Это не Сайфер, это не цель! Ты обманул нас, кустодий! - шипит Крад.
 
И этого достаточно, чтобы даже Хеккаррон помедлил.
 
Мордекай не медлит. Он уже принял решение, а верности клятвам и тайнам капитула достаточно, чтобы верный сын Империума убил одного из стражей самого Императора без колебаний.
 
Мордекай вскидывает пистолет и стреляет. Хеккаррон бежит. Но иногда даже доля секунды - слишком много. Молния вспыхивает на клинке копья. Но страж один.
 
Так полубоги и умирают. В одиночестве.<br />
 
=Пятнадцатая глава=
'''Забытая дверь'''
 
В катакомбах под Путём Мучеников я прикладываю руку к старой двери, покрывшейся ржавчиной, но всё ещё крепкой. И оглядываюсь на братьев. Корлаил выходит вперёд. Пламя факела освещает старую резьбу и обтёсанные временем лица на створках. О двери забыли, как и о столь многом. Как такое возможно, как даже такую крошечную лазейку в самое сердце величайшей крепости в Империуме могли забыть? Так же, как и обо всём прочем. Достаточно лишь подождать.
 
- Возьмите, милорд, - Корлаил протягивает ключ, который я вверил ему три века назад. Ключ всё это время висел на его доспехах вместе с дюжиной других, не имеющих никакого значения. Я беру его и вставляю в замочную скважину. А потом поворачиваю. Миг он движется с трудом, а затем с лязгом поворачиваются шестерни, и затворы открываются.
 
Я медлю. Я никогда не сомневался в том, что доберусь сюда, но одно дело ожидать, а другое - быть, чувствовать реальность происходящего. Теперь лишь проржавевшая сталь отделяет меня от Внутреннего Санктума, от самого сердца последнего города Императора, сотворившего меня.
 
Я открываю дверь. И вижу свет. Немного, лишь тусклые лучи, падающие откуда-то издалека. Порывы ветра доносят до меня запах пыли... праха былых веков.
 
Ты же не сомневался, что я доберусь сюда? После столь долгой истории всё наверняка казалось неизбежным. Все странствия рано или поздно заканчиваются, куда бы ни вёл их путь.
 
- Милорд? - спрашивает меня Корлаил. - Что-то не так?
 
Я оглядываюсь на него, на моих Падших братьев, следовавших за мной все эти годы. Кажется, я даже улыбаюсь, а потом шагаю внутрь.
 
'''Путь Мучеников'''
 
Вы когда-нибудь наблюдали за боем кустодия и космодесантников? Говорят, что это всё равно, что наблюдать за схваткой льва и волков. Но даже такая подходящая метафора не слишком точна.
 
Во тьме Пути Мучеников скрывался десяток Тёмных Ангелов и Мордекай. Все они - ветераны, отборные воины, посвящённые во внутренний круг. Сведущие в тайнах войны и убийств. Действующие как единое целое, бесстрашное, всесокрушающее, смертоносное.
 
Выстрелы разрывают мрак в горящие клочья. Взрывы грохочут под далёким потолком будто гром. В их рёве не слышен напряжённый вдох Хеккаррона. Сквозь шквальный огонь не заметен треск окутавшей копьё молнии. Кустодий - цель для космодесантников, занявших подготовленные позиции, рассчитавших зоны поражения, прицелившихся и прикрывающих друг друга. Он всё равно что мёртв.
 
Но не мёртв. И движется.
 
- Продолжайте стрелять! - кричит сержант.
 
Хеккаррон добегает до первого из Тёмных Ангелов. Вспышка - и вот он уже рядом. Взрывы терзают его доспехи, откалывают куски чёрно-золотой брони. Одной взрывной волны от стольких попаданий было бы достаточно, чтобы смять плоть обычного человека. Но Хеккаррона они лишь заставляют пошатнуться. И в самом деле, лев - почти подходящее описание. Почти.
 
Острие копья рассекает глотку Тёмного Ангела. Так, чтобы и убить одним ударом, и не замедлить движения.
 
И вот Хеккаррон уже среди Тёмных Ангелов, в тенях у подножия статуй. Золотой вихрь. Его копьё - сверкающая стальная молния. И у ног его умирают ещё два Тёмных Ангела. Он выше их, крупнее, но несётся будто порыв бури.
 
- Задержите его! - кричит по воксу Мордекай.
 
Хеккаррон убивает следующего воина, рассекая от пояса до плеча, и не останавливается ни на миг, бежит, не давая другим прицелиться. Кровь первого Тёмного Ангела ещё не упала и висит в воздухе будто туман, когда он убивает четвёртого.
 
Нет, он не лев. А ожившая молния.
 
Новый удар, новый идеальный выпад, разрывающий и керамит, и плоть.
 
Один из Тёмных Ангелов делает шаг назад, вскидывая плазмамёт. Хеккаррон делает выпад копьём, пропуская древко между пальцев. Лезвие рассекает костяшку космодесантника, не успевшего спустить курок. Кустодий вскидывает копьё прежде, чем вес и инерция утянут его из рук, и взмахивает им по дуге. Клинок рассекает и шлем, и череп другого Тёмного Ангела. Плазмамётчик уже перехватил оружие другой рукой и готовится выстрелить. Хеккаррон хватает рукоять копья двумя руками и стреляет из установленного под клинком болтера прямо в оружие космодесантника.
 
Плазма извергается из изуродованного ствола. Звёздное пламя испаряет и доспехи, и плоть Тёмного Ангела.
 
Шесть. Кустодий-страж Хеккаррон убил шесть Тёмных Ангелов за столько же ударов человеческого сердца. Впечатляет. Такой смертоносностью не грех и восхититься, признаюсь. Кустодии выделяются и среди обычных людей, и среди космодесантников. Они - отточенный клинок человечества. Представление гениального тирана о совершенстве.
 
- Назад, назад! - кричит Мордекай.
 
И ты же знаешь, что всегда ждёт совершенство?
 
- Сейчас! - кричит Нариил.
 
Ты ведь внимательно наблюдал, да?
 
- Давай!
 
Выжившие Тёмные Ангелы отскакивают прочь. А затем кустодия охватывает буря молний и телекинетической энергии. Белые сияющие нити опутывают конечности, стягиваются вокруг чёрного-золотой брони, и давят, давят.
 
Хеккаррон не останавливается и движется, борясь с опаляющей и душащей его силой. Золото - не единственная его броня. Сами вены кустодия наполнены алхимическими составами и похищенным огнём. Его воля нерушима. Внутренности доспехов покрыты древними письменами, переплетающимися с его именами. Камни под ногами Хеккаррона и его броня покрываются изморозью. Воздух дрожит. Вся воля Мордекая вливается в чародейские узы. Библиарий чувствует, как в его горле и голове лопаются сосуды. Мир вокруг темнеет. Ему удалось задержать кустодия... но не остановить. Ведь Хеккаррон не я, и не один из моих Падших братьев. Он не настолько слаб.
 
Но это и не противостояние силы воли, и Мордекаю не нужно остановить кустодия самому. Лишь дать братьям мгновения. Позволить прицелиться и выстрелить.
 
Из-за статуй вылетают две ракеты. И бьют прямо в цель. В потолку взмывают клубы пламени, пыли и каменные осколки. Космодесантники стреляют из болтеров по сохранённому авточувствами их шлемов последнему местоположению Хеккаррона.
 
Опустившаяся вслед за выстрелами тишина гремит, будто набат великого колокола.
 
Мордекай медлит, не разжимая ещё пару секунд психическую хватку, и лишь потом развеивает путы. И, шатаясь, прислоняется к подножию статуи.
 
- Брат-библиарий? - спрашивает Нариил.
 
Мордекай не отвечает. Он дрожит. Чувствуя, как кровь засыхает на внутренней стороне шлема. Слыша чётче, острее вой Золотого Трона. Его лихорадит. Усилия, потребовавшиеся на это... злодеяние, сама суть его поступка поглощают мысли, будто холодная бездна. Мордекай чувствует себя опустошённым. Так и должно быть. Как ещё может быть цена за разрушение такого совершенства?
 
- Позаботься о наших мёртвых, сержант, - наконец, - отвечает он. - Нам нельзя медлить.
 
- А Сайфер?
 
- Это и был его замысел. Он нашёл другой путь в Санктум, а нас и преследователя натравил друг на друга. Мы должны догнать его, пока он не... не...
 
Он не может заставить себя даже произнести вслух свои страхи. Он отворачивается от Нариила и выживших, идущих к телам братьев. Они произносят краткие молитвы. А затем закрепляют на броне и взводят плазменные гранаты. Драгоценное геносемя павших воинов никто не извлечёт. Оно сгорит, чтобы сохранить тайны капитула и позор легиона.
 
Тёмные Ангелы уходят, храня молчание, шагают во Внутренний Санктум сквозь дверь, которую, как они думали, искал я. Мы ещё встретимся.
 
Их ожидает расплата за грехи, как и всех нас, но не сейчас. Позади взрываются гранаты. Пламя обращает трупы в пепел.
 
Таившиеся прежде высоко среди теней убийцы следуют за ними. Почему они не вмешались? Потому, что они - самое точное живое оружие во вселенной. Они пришли, чтобы выследить и убить меня. А поскольку меня там не было, они лишь наблюдали. Если ты думаешь, что они на той же стороне, что и Хеккаррон, ты заблуждаешься. Единства не найти ни во всём Империуме, ни тем более в его дряхлом сердце.
 
'''Чертог разума Хеккаррона'''
 
Золотой воин падает навстречу пламени.
 
- Во имя света вечности я служу... Просвещённой волей я сотворён...
 
Но даже падая, он напоминает себе слова клятв.
 
- Сила воли моей - нерушимая преграда на пути врагов к Трону...
 
Он умирает. И борется за выживание.
 
- Даже если треснет моей меч...
 
В одном мире он лежит на плитах Пути Мучеников. Из расколотой брони вытекает кровь, тёмная красная и пропитанная божественной и таинственной силой. Скрытые треснувшим забралом глаза закрыты.
 
- Даже если разобьётся моё копьё...
 
В другом мире он - пылающая комета, падающая сквозь красные небеса. Под ним бурлит чёрное море. Из волн навстречу ему поднимаются холодные скалы и растут зазубренные пики.
 
- Я не потерплю неудачи.
 
Но что из этого и в самом деле настоящее? Кровавая правда или пылающая грёза?
 
- Я не паду.
 
Во внутреннем мире тёмное море разрастается, пока не становится всем, что видит Хеккаррон. Вокруг воют ветра.
 
- Я буду вечно стоять на страже.
 
Он падает в чёрные воды. Не видя уже ничего. Даже свет неба, сквозь которое только что летел. Теперь же он чувствует лишь холод. И тонет. Ощущая, как вода затекает в лёгкие, кустодий слышат в ушах голос.
 
''- Но ты уже потерпел неудачу.''
 
Это голос убийцы, Крада. Хеккаррон пытается ответить, пытается вдохнуть, но в мире, где он мог бы дышать, кровь уже наполнила его лёгкие, а в этом не-мире он лишь погружается всё глубже во мрак. Наверное, ты гадаешь, происходит ли это на самом деле, или это видение, и какое у описываемого место в моей истории. Но я ведь уже говорил, что я лишь её рассказчик, а не творец. В конце-концов, куда ещё могла привести история о тайнах и судьбе, если не в мир грёз и видений?
 
''- Все эти десятилетия и годы службы... Все эти минуты и мгновения твоей редкой жизни, Хеккаррон, и ты не смог исполнить собственное предназначение.''
 
Слышишь эти слова? Ты ведь хотел услышать правду, но сможешь ли отличить правду от лжи?
 
''- Ты позволил прозванному Сайфером воину ускользнуть. Вырваться из твоей темницы. Убедил себя в том, что можешь его поймать. Но потерпел неудачу, и теперь Сайфер намеревается убить Императора.''
 
Этого ты ожидал?
 
''- И может это сделать. Ему хватит и духа, и средств.''
 
Хватит ли? Действительно ли я смогу убить своего создателя? Знаешь... думаю, что смогу.
 
''- Сайфер - смерть, прокравшаяся в дворец, ради сохранения которого ты существовал'', - произносит голос Крада. - ''Он - губитель света, сияющего в сердце человечества. В эту ночь, когда волны Хаоса разбиваются о стены твердыни Империума, когда воители и солдаты сдерживают надвигающуюся бурю, именно ты позволил погибели всего проскользнуть сквозь врата будто паломнику.''
 
Хеккаррон слышит голос, и эти слова леденят его душу сильнее, чем тёмные воды. Отчаяние не свойственно его роду, они лишены дара подобных чувств, но в бесконечной ночи Хеккаррон чувствует боль от осознания, что он потерпел неудачу. Он погружается всё глубже, а в другом мире его редкая кровь вытекает из ран, не успевая свернуться.
 
А затем сквозь беспросветный саван волн пробивается голос.
 
- Хеккаррон...
 
Но умолкает прежде, чем он успевает понять сказанное.
 
=Шестнадцатая глава=
Тёмные Ангелы идут к Мосту Вознесения. Говорят, по нему пронесли Самого Императора на Его пути к Золотому Трону. Конечно, всё это ложь, вымысел создателей легенд, желающих сохранить своё могущество. Нет, Императора, окровавленного и умирающего, не волокли по этим камням, всё было несколько иначе. Впрочем, мост на самом деле важен и по прозаичной причине. Ведь за ним путь к Самому Императору преграждают только последние двери. Здесь нет стражей, кроме статуй на утёсах по обе стороны бездны. Здесь мертвенный свет танцует на их каменных лицах и сыплет искрами. Воют и шепчутся ложные ветра. Идёт снег. Изморозь появляется из ниоткуда и исчезает в никуда, испаряясь, становясь дымом.
 
Так близко. Совсем рядом. Я на самом пороге.
 
Что? Неужели ты думал, что я окажусь перед своим создателем, едва повернув ключ? Нет, дверь лишь позволила проникнуть сюда, во Внутренний Санктум, и пусть я и перехитрил своих врагов, но убежать от них не смогу. И поэтому здесь, на мосту, я и встречу преследователей лицом к лицу.
 
 
Воитель в чёрных доспехах и капюшоне стоит на мосту, ожидая Тёмных Ангелов, и на спине его висит меч. Мордекай идёт вперёд, а братья его рассредоточиваются среди статуй и балконов на стенах по обе стороны от моста. Библиарий обнажил клинок, окутанный психическим огнём. Его разум содрогается от боли, с каждым ударом сердца от близости к Золотому Трону по его черепу будто бьёт молот. Изнутри. Он видит ждущего космодесантника, и поражается, насколько тот высокомерен. С чего бы ещё Падший рискнул стоять неподвижно, у всех на виду? Библиарий подозревает, что это ловушка, но всё равно замедляет шаг. Выстрелы так и не гремят. Мордекай осторожно идёт вперёд. Стоило бы повернуть назад, но он не может остановиться. Понимаешь, он ведь Тёмный Ангел, а потому верит, что стоит узнать всю правду. Но незнакомец спрашивает о ней первым.
 
- Что ты сделал с ними?
 
Мордекай вздрагивает, остановившись.
 
- Что ты сделал со своими братьями, умершими в эту ночь?
 
- Их погубил ты, Падший.
 
- Падший... - повторяет космодесантник, пробуя слово на вкус, глумясь. - Падший... Взгляни на себя. Мы были рыцарями, первыми воителями Империума. Ангелами. И как низко ''ты'' пал?
 
- Я сожалею об этом.
 
- Лицемерие - всё, что прячется под этими сожалениями.
 
- Сожалею, что моим мёртвым братьям пришлось нести бремя твоей вины, - отвечает Мордекай. - Вы - те, кто утянули в бездну бесчестья наш капитул.
 
- Ты говоришь о бесчестье, прокравшись сюда, будто вор.
 
- Мы те, кем нас заставила стать ваша измена. Неужели ты думаешь, что мы этого хотели? Или не понимаем, во что превратились? Сайфер, ты можешь покончить с этим. Всем. Обрести покой. Подчинись, исповедуйся, раскайся. Всё закончится и для тебя, и для твоих последователей, для всех нас.
 
- А ты? - космодесантник показывает на Мордекая мечом. - Преклонишь ли ты колени? Попросишь прощения за убитых жителей Калибана?
 
- От чего ушли, к тому и пришли, - разочарованный, но не удивлённый библиарий качает головой.
 
- Именно так.
 
- Увы.
 
- Нет, не жалей об этом. Всё так, как и должно было быть.
 
Они не сводят взглядов друг с друга, но Мордекай ещё не понял, что говорит не со мной.
 
 
Высоко над мостом во мраке затаился Крад. Его тело больше не горбится от старости, он сбросил придворную маску. Теперь он - глыба мускулов цвета ночи, окутанных тьмой, и ловок, будто кот. Даже клинок громадного меча на спине не замедляет его движений. Он думает, а стоило ли его вообще нести сюда? Ведь кустодий мёртв, а мишень прямо здесь, перед ним. Впрочем, он не сожалеет ни о чём. За века службы убийца привык пользоваться случаями, а не сомневаться в принесённых ими возможностях.
 
- Ты видишь цель? - он едва шепчет, но виндикар ясно слышит каждое слово. Она наблюдает за встречей на мосту через прицел. Кестра заняла позицию среди окутанных паутиной статуй в полукилометре над мостом, она - тень среди теней. Заряженный патрон - вестник смерти, способный пробить любые доспехи и энергетические поля. Расстояние определено. Мускулы напряжены. Вся её сущность посвящена одной цели.
 
- Вижу. Остальные?
 
- Неважны. Устрани основную цель. Пусть кустодии разберутся с прочими нарушителями.
 
- Как пожелаешь...
 
Всё, что видит Кестра - прицел. Она нажимает пальцем на крючок, чувствуя, что уравнение смерти решено.
 
Вырвавшийся из мрака ревуший болт отрывает ей руку. Она резко оборачивается. Перестройка мускулов и нервов геноскульпторами позволяет ей не чувствовать боли, пусть из остатков плеча и хлещет кровь. В её руке пистолет, а глаза замечают космодесантника, засевшего в четверти километра выше.
 
Охотники и добыча... Я ведь говорил, что мы ещё встретимся, правда?
 
Выстрелившего воина зовут Жорн. Мой брат-легионер ждал, почти отключив броню, скрыв тепло тела, замедлив биение собственного сердца. Но теперь он выдал себя виндикару. И она убьёт его. Смертельный выстрел в космодесантника из пистолета с такого расстояния, пока убийца истекает кровью.... Кажется невозможным, правда? Но для таких деяний и создали убийц.
 
Кестра стреляет в то же мгновение, что и Жорн. Пуля пробивает его шлем насквозь. Болт сбрасывает её в разлом, а затем взрывается, разрывая в клочья.
 
 
- Что за... - при звуке выстрелов Мордекай резко оборачивается, и в тот же миг космодесантник бежит к нему по мосту. Библиарий бы почувствовал удар. Ощутил в грядущем отзвуки погибели. Услышал бы рычание в мыслях незнакомца. Но всё, что он видит сейчас мысленным оком это вой мёртвых и рёв Золотого Трона. Лишь инстинкты и сверхчеловеческая скорость спасают его жизнь.
 
Он отпрыгивает в сторону от первого удара, и лишь тогда понимает, что бьётся не со мной. Конечно же, это Корлаил. Праведный и грозный, вернейший из моих братьев. Энергетическое поле опаляет керамит на правом наплечнике Мордекая. Следующий удар библиарий уже парирует собственным мечом, озарённым сиянием разума, и они сходятся в смертельном поединке.
 
- Это не он. Нариил... - кричит по воксу Мордекай.
 
Но сержант не слышит его. Ведь в это мгновение появляются мои Падшие братья. Они ждали врагов.
 
Шквальный огонь обрушивается на Тёмных Ангелов. Взрывы терзают стены над разломом. В бездну градом сыплются обломки - всё, что осталось от опрометчиво сделанных огневыми позициями балконов и постаментов. Откалывается настоящая глыба камня, а затем падает, а вместе с ней летят и два Тёмных Ангела. Всё что их ждёт во тьме - смерть. Третий успевает прыгнуть, ухватиться за нишу руками, вбить ступни в стену, подтягивается, забираясь внутрь. Но выстрелы пробивают статую насквозь. Ударная волна сотрясает доспехи. Перед глазами вспыхивают красные руны тревоги, а затем и он присоединяется к сонму падших в беспросветную бездну.
 
 
Засевший в гнезде над мостом Крад цедит ругательство сквозь зубы и отворачивается от братоубийства. Теперь это уже не схватка, подходящая для чистого убийства. Он потерял и оперативника, и возможность забрать мою жизнь. Впрочем, потеря лица ещё не означает, что он лишился меча. И это отчасти утешает. Крад намеревается уйти, спрятав клинок во тьме, навеки скрыть его среди хранилищ Ассассинорума. Старый палач спрыгивает с позиции среди запылённых статуй святых и погибших воинов. Вокруг него сгущаются тени, старые друзья и дом. Крад ругает и себя - за то, что он позволил Хеккаррону убедить себя присоединиться к этой глупой охоте. Он приземляется на каменную тропу ловко, словно кот.
 
Я жду его.
 
И он замечает меня в последний момент, за миг до того, как взрыв разрывает его пополам.
 
Он умирает прежде, чем разряд плазмы испаряет череп. Но с такими как он никогда не стоит рисковать. Убить имперского ассасина, тем более такого опытного, нелегко, но мне уже приходилось.
 
Я подхожу к трупу, к всё ещё привязанному к останкам мечу. Ножны обгорели и посечены осколками, но клинок внутри цел. Такое оружие не разбить обычным болтом, не расплавить плазмой.
 
Я убираю пистолеты в кобуры и поднимаю клинок. Столько лет я его пронёс... и сколько ещё вынесу? Слишком долго... и слишком мало. Я склоняю голову, закрыв глаза. И вешаю его за плечами.
 
Меч снова со мной. Задумал ли я всё это? Наверное, такое невозможно продумать. И лишь очень странный план возвращает людям нечто потерянное так недавно.
 
Я вновь вынимаю пистолеты, чувствуя как внутри закипает злость. Ведь Корлаил едва ли доживёт до моего возвращения. Я сожалею. Обо всём, что случилось, и что случится.
 
Так почему я решил прийти сюда? Зачем всё это?
 
А кто сказал, что у меня был выбор?
 
<br />
 
=Семнадцатая глава=
'''Чертог разума Хеккаррона'''
 
Хеккаррон лежит на неровных чёрных камнях под красным небом, и несомая волнами вода брызжет на его лицо. Он поднимается на ноги, видит, что одет в золото и языки пламени. Оглядывается по сторонам. В небе клубятся облака, подсвеченные пламенем и сгущённые дымом. Море тянется от скалы до самого чёрного горизонта. Его волны вздымаются, чёрные воды омывают обсидиановые скалы и тенистые ущелья. Он чует соль и что-то неуловимо знакомое, что-то... металлическое. Волна вздымается над морем и разбивается о скалу. Воды холодят его кожу. Он поднимает руку, тянется к лицу.
 
- Тебе это кажется, - раздаётся хриплый голос.
 
Хеккаррон резко оборачивается. В трёх шагах позади него стоит высокое создание, закутанное в чёрные одежды, будто всасывающие весь свет, и лицо его - жёлтый череп. Оно выглядит как Тета, Глас Двора Ассасинов.
 
- Здесь нет ничего настоящего.
 
- Это предсмертная грёза, - говорит себе Хеккаррон.
 
- Грёза... - повторяет создание, не соглашаясь, а скорее как эхо.
 
- А ты - лишь призрак, рождённый моим разумом, - добавляет кустодий, повернувшись к Тете.
 
- Призрак...
 
Создание склоняет голову, но не говорит больше ничего. Оно не кланяется, а продолжает наблюдать. Хеккаррон отворачивается от него, всматривается в море, скалы и небеса.
 
- Мне нужно вырваться отсюда. Если я ещё могу дышать, то должен и пробудится. Встать. Идти и...
 
- Ты должен остаться, Хеккаррон-Эгеон-Катафра-Алапурна-Тамбрион, - прерывает его видение.
 
Хеккаррон вздрагивает, слыша своё полное имя. Щурится, глядя в провалы черепа. Солёный ветер хлещет рваные складки плаща.
 
- Это место - иллюзия. Долг ждёт меня в реальном мире.
 
- Это не иллюзия. Это грёза.
 
Хеккаррон не двигается. Он умён, но быть умным не значит знать всё, и за все прожитые годы он не может вспомнить ни единого сна. Его собратья не видели снов с тех пор, как Император занял Своё место на Золотом Троне. Хеккаррон читал о снах, слышал рассказы о них и знает достаточно, чтобы иметь хоть какое-то о них представление. Но идея - лишь подобие настоящего явления. Так что Хеккаррон не знает, что призрак лжёт ему. Это не грёза.
 
- Я должен пробудится. Встать.
 
- Ты должен увидеть...
 
- Должен...
 
- Увидь же.
 
И грёза меняется вокруг образа Теты. Море отшатывается от взмывающего к небу острова из чёрного камня. Хеккаррон смотрит ввысь, и видит пробивающую облака молнию. Вокруг вспыхивает белый свет. Его наполняет боль.
 
- Ты должен увидеть...
 
Ослепительное сияние угасает. Повсюду вокруг сияют звёзды. Огненные опалы, вшитые в чёрное шёлковое полотно. На миг всё кажется спокойным и безмятежным. А затем среди сияния возникает трещина. Из неё сочится тошнотворное мерцание, истекает, будто кровь из пулевой раны.
 
- Око Ужаса... - шепчет Хеккаррон. Звёздный клин вращается, будто нож в ране. Хеккаррон не может ни говорить, ни двигаться, ни даже закрыть глаза. Нечто алое течёт во тьму, вокруг диска Галактики расползается огромная кровоточащая улыбка. Красное сияние течёт всё дальше, не останавливаясь, пожирая звёзды, пока не остаётся ничего, кроме алой скверны и её смеха в ушах кустодия.
 
А потом опускается тишина. Красные небеса отступают. Теперь вместо звёзд вокруг Хеккаррона виднеются башни и купола, каменные горы и статуи. Порывы ветра выносят прах из разбитых дверей и треснувших окон. В тенях белеют кости. Хеккаррон замирает. Ему знакомо это место, знакомо так, как может быть знакомо лишь тому, кто десятилетия охотился на этих улицах. Впрочем, город вокруг выглядит иначе, словно сон о настоящем дворце, угасающее воспоминание о чём-то ещё не произошедшем... или сон.
 
- Грёза...
 
- Неизбежность, - говорит Тета. Призрак Гласа Бездны стоит прямо за спиной кустодия, и ветер всё так же шевелит чёрную накидку.
 
- Нет, этому не бывать. Этого не произойдёт.
 
- Надеждами и мечтами был выложен наш путь к этому будущему, - качает головой видение. - Из тысячелетия в тысячелетие мы бились против него. И до сих пор не победили.
 
Хеккаррон отворачивается и шагает вперёд. Он не знает, почему, но чувствует, что должен увидеть, притаился ли в кошмаре и его истинный страх. К ступням липнет пепел и прах цвета ржавчины.
 
- Другие уже видели это место, шагали по его улицам и залам, - шепчет ему Глас. - И чем мрачнее становятся времена, тем больше людей оказываются здесь. И видят грядущее. У него есть имя... Ты ведь его знаешь?
 
Хеккаррон знает. Он читал доклады инквизиторов. Ознакомился с засекреченными архивами. Слушал допросы так называемых еретиков и святых. Он знает, где оказался.
 
- Град Опустошённый, - неохотно отвечает он.
 
- Именно так.
 
Видение Теты согласно склоняет голову и шагает вслед за Хеккарроном по каньону из полуразрушенных домов.
 
Я никогда не был в Граде, лишь слышал о нём из уст и сломленных, и слишком вменяемых людей. Это тень, существующая в мире, где встречаются сны, видения и кошмары. Град одновременно существует и не существует на самом деле, это не-место, пункт назначения, в который ещё не прибыли. И я рад, что не видел его. Мало кто хочет увидеть воплощённую истину.
 
- Умоляю...
 
Хеккаррон останавливается и оглядывается, услышав в шелесте ветра...
 
- Голос.
 
- Да, - кивает Тета.
 
- Умоляю...
 
Но кустодий не двигается. Не хочет. Не хочет на глубочайшем уровне своего бытия. После долгого промедления он заставляет себя шагать дальше сквозь прах. Город нависает над ним, и черепа скалятся ему из гор костей. Попавший на язык прах на вкус как ржавчина. Как железо. Как кровь.
 
Он поворачивает за угол, и путь завершается. Замирает, увидев открывшееся ему. Стоящий позади призрак вздыхает... или посмеивается.
 
- Видишь...
 
И он видит. Перед ним на каменном троне сидит человек. Обтягивающая череп кожа и волосы выцвели от времени. Пурпурная мантия разорвана. Обхватившие подлокотники трона руки больше похожи на паучьи лапы. Сам трон прост и ничем не украшен. Он стоит прямо посреди разбитой площади. И трон, и сидящий на нём человек кажутся взгляду Хеккаррона такими маленькими, но при этом будто наполняют собой всё сущее. Незнакомец на простом каменном кресле - величайшее и самое ужасающее создание, которое когда-либо видел кустодий.
 
Он опускается на колени, не понимая, дело ли в почтении или же в шоке.
 
- Этого... не может быть...
 
- Может и будет.
 
Порывы ветра становятся всё сильнее. Красно-охряная дымка скрывает башни. И тогда незнакомец на троне поворачивает голову. Медленно. Взгляд его чёрных глаз суров. Хеккаррон пытается отвернуться, но не может, и затем человек на троне поднимает морщинистую руку и протягивает к нему.
 
- Умоляю... - это предсмертный стон, полный боли, жизни, ускользающей из самой вечности.
 
Расстояние между ними сминается в точку, и рука смывается вокруг протянутой ладони Хеккаррона. Пальцы рассыпаются в пепел. И старик на Троне, и видение Града Опустошённого исчезают среди облаков праха. Остаются лишь он и человек в чёрном. Взгляд немигающих глазниц черепа направлен прямо в глаза кустодия.
 
- Теперь ты видишь?
 
Хеккаррон кивает.
 
- Да, - теперь он понимает, что одновременно и видит сон, и нет. Он знает то, что прежде не понимал. - Город - то, чем станет Империум, станет Император, станет всё.
 
Призрак Теты склоняет голову набок, будто видя нечто заметное лишь ему.
 
- Но неизбежно ли это?
 
- Думаешь, я могу дать тебе ответ? - спрашивает видение. - Открыть тебе истину?
 
- Да.
 
- Тогда ты знаешь, кто я такой, - говорит незнакомец.
 
- Да.
 
Ах... А ты знаешь? Подозреваешь? Можешь представить, что происходит? Сейчас нам придётся отвернуться, не услышать этот ответ, сохранить тайну. Произошло ли божественное вмешательство или мы наблюдали лишь бред умирающего воина? На самом деле нам лучше не знать. Лучше продолжать гадать, правда это или ложь. Кто скрывался под маской Теты? Был ли город и фигура на Троне видением умирающего Императора или мороком, сотворённой варпом из страхов человечества? Всё это происходило на самом деле или нет?
 
Ну... существуй ответ на эти вопросы, он был бы тайной. Вместо неё я открою тебе правду. Смотри и слушай.
 
- Ты должен кое-что узнать, - говорит Хеккаррону тот, кто лишь кажется Тетой. - И кое-что сделать.
 
А затем смертоликий незнакомец объясняет это кустодию. И на миг, прекрасный золотой миг, всё произошедшее обретает смысл. Хеккаррон склоняет голову.
 
- Ты хочешь знать больше, - продолжает дух. Хеккаррон качает головой, но это был не вопрос. - Хочешь. Хочешь узнать, зачем всё это.
 
- Да, - наконец, признаётся ему кустодий.
 
Череп молча глядит на него. А затем незнакомец отворачивается и поднимает руку, и видение раскрывается, будто дверь нараспашку.
 
И Хеккаррон видит. Видит всё.
 
Возможно, он видит как воин в чёрных доспехах обнажает меч и разит короля на золотом троне. Возможно, он видит как ночной бродяга преклоняет колени и протягивает меч отцу, склонив голову в знак покаяния и мольбы. Как свет вспыхивает в ночи и устремляется к звёздам. Или же как те же самые звёзды тускнеют и угасают. Возможно всё это и много чего другого. Не знаю. И я не хочу этого знать.
 
- Хеккаррон!
 
И тогда он слышит крик. Голос Анции.
 
- Хеккаррон!
 
И он снова падает. Летит прочь из видений о пламени и злате, всё ниже и ниже к каменным плитам, где кровь растекается вокруг его тела и скапливается во рту.
 
 
'''Путь Мучеников'''
 
- Хеккаррон, - зовёт его Анция, присевшая рядом. Она сняла с него шлем, прижала пальцы к его лбу. Её руки покрыты изморозью.
 
В воздухе пахнет дымом и озоном.
 
- Я... - хрипит кустодий. - Я видел...
 
- Ты жив, всё остальное не важно.
 
- Это был не сон. Я видел...
 
- Знаю. В конце я была рядом, в твоих мыслях.
 
Их взгляды встречаются.
 
- Это было...
 
- Видение. Они не являются истиной. Поверь мне.
 
- Видение Его.
 
Лицо Анции мрачно.
 
- Твои раны... близость смерти раскрывает многие страхи, даже у таких как ты.
 
Опустившееся молчание гремит от невысказанного бремени правды. Кустодий тяжело поднимается на ноги. Клочья засохшей крови и осколки брони падают на землю. Его лицо - месиво из заживающих ран. Один глаз скрыт за куском измочаленного мяса. Даже пропитанная божественной силой плоть может истекать кровью.
 
- Твои раны... Не стоит...
 
- Ты можешь сейчас взглянуть в будущее? - спрашивает Хеккаррон.
 
Анция открывает рот, желая возразить, но умолкает. Её взгляд скользит по изувеченной чёрно-золотисто-кровавой статуе. Как он ещё стоит? Почему он не падает? Хеккаррон - живой образ долга, исполнения которого требует от Своих подданных Император, и цены их верности.
 
- Я посмотрю.
 
Она прижимает руки к кровавым камням. Открывает разум потоку варпа. Капли крови поднимаются в воздух. Глаза белеют, кажутся грязными льдинками. Она глядит... или пытается. Вокруг возникают и исчезают призраки грядущего, бесплотные, рассыпающиеся.
 
- Я не вижу ни одного ясного пути. Лишь скорые или далёкие бедствия. Император мёртв, Империум в огне, но... я не вижу, какой путь ведёт куда, и даже не вижу один это путь или множество.
 
Хеккаррон кивает и поднимает копьё, надевает шлем. Он отворачивается и идёт во Внутренний Санктум через открытые врата.
 
- Что ты будешь делать?
 
- То, что должен.
 
<br />
 
=Восемнадцатая глава=
'''Внутренний Санктум, Мост Вознесения'''
 
Мордекай вновь парирует удар. От сшибшихся клинков брызжут искры и разлетаются молнии. Кружащаяся сталь, грохот, отточенные лезвия мелькают так быстро, что глаз едва может уследить. Это бой до смерти. Разум библиария, всегда бывший его истинным оружием, кипит. Доносящиеся от Золотого Трона предсмертные крики оглушают. Он знает, что умрёт, что погибнет от клинка своего Падшего родича, даже не узнав его имени.
 
От удара Корлаила меч Мордекая летит вниз. Тёмный Ангел отражает следующий выпад, но лишь едва. Он пятится по мосту. Слышит, как вокруг и над ним от утёсов отражается эхо выстрелов. Мой брат чувствует, что скоро бой закончится. Он предвидел слабость Тёмного Ангела, но Мордекая убьёт не она. А ошибки. Сотни оплошностей в выпадах и рубящих ударах, в хватке на рукояти и взмахах клинка. Каждая из них неуловима даже для космического десантника. Так проявляется разница в мастерстве с теми, кто благодаря владению клинком пережил целые жизни простых смертных. Каждая оплошность незначительна. Незаметна. Но вместе их достаточно, чтобы склонить чашу весов.
 
- Вы - неверные сыны Льва! - рычит Мордекай, а Корлаил бьёт вновь, со всей силы, а затем быстро, как молния, и так же стремительно меняет ритм ударов. Серебряный стержень воли Мордекая направляет его психосиловой меч в той же мере, как и мускулы его руки. Библиарий ясно слышит вой мёртвых. Почти может разобрать, что они вопят. Похоже, они зовут его...
 
- А ты предал своих братьев, - отвечает Корлаил.
 
Он бьёт вновь, вновь и вновь, с каждым ударом тесня Мордекая. Тот пытается сделать ответный выпад, но Корлаил уже измерил способности врага, и теперь готов резать. Окутанная молниями сталь впивается в левое бедро библиария. Тёмный Ангел падает на колени, из раны брызжет кипящая кровь, омывая треснувший керамит.
 
- Мордекай! - это кричит Нариил. Сержант бежит по мосту на помощь.
 
Корлаил взмахивает мечом быстрее, чем когда-либо смог бы библиарий. Теперь это смертельный удар. Лезвие летит вниз, будто топор палача. Мордекай успевает лишь посмотреть в глаза моего брата. Почувствовать жалость своего убийцы.
 
- Корлаил, - говорит Тёмный Ангел.
 
Глаза - зеркало души. Имени достаточно, чтобы на миг остановить выпад. Лишь на миг. Но его достаточно, чтобы Мордекай ударил своим мечом. Омытый психическим пламенем клинок рассекает керамит над рёбрами. Сталь впивается в грудь моего брата. Лезвия пронзают лёгкие и сердца.
 
Корлаил кашляет кровью. Мгновение он будто висит на клинке, всё ещё подняв свой меч. А затем Мордекай наполняет клинок своей волей. Психическое пламя разрывает доспехи, сжигает плоть, оставляя лишь пепел. Мордекай тяжело поднимается на ноги и окидывает стены каньона взглядом. Под шлемом не видно его оскала. Библиарий - сдержанный человек, но в этот миг чувствует лишь бешенство. Чувствует, что лишился чего-то важного, возможно чести. Он глядит на стены каньона, видит нацеливших на мост своё оружие Падших и поднимает меч. Переполняющие Мордекая гнев и стыд изливаются из острия потоком раскалённого добела пламени.
 
Жар такой, что плавятся камни. Колонна психического пламени расширяется, расходится палящей стеной. В бездну летит настоящая лава, в небесам взмывает раскалённый газ. В пекле видны тела. Мои Падшие братья, которым не хватило ни стремительности генетически изменённых тел, ни крепости брони.
 
Кто-то из них ненавидел меня, кто-то боялся, а кто-то по глупости следовал за мной. Я не буду оплакивать их смерть. Но отомщу за неё.
 
Стена огня исчезает. Мордекай дрожи, истекает потом. Боль так сильна, что он почти ничего не видит. Библиарий срывает шлем. Сейчас он слышит лишь вопли, кажущиеся в обыкновенно тихом сознании такими громкими...
 
- Брат-библиарий? - Нариил стоит рядом, держа оружие наготове и ища взглядом цели. Из обречённого отряда уцелел только он. Славный воин, верный, сильный, преданный своим клятвам. Кивком он показывает на останки Корлаила.
 
- Это был он? Сайфер?
 
Мордекай изгоняет из своих рук серебряный огонь, моргает, видя перед глазами лишь чёрные точки. Сержант настороже, не сводит со стен каньона взгляда, готов к бою.
 
- Я... - стонет Мордекай. - Нариил. Надо...
 
- Брат? - сержант косится на Мордекая. Бросает быстрый взгляд, на долю секунды его внимание обращено не на окружающий мир. А затем на месте его шлема и головы остаются лишь клубы дыма и пепла. Колени подгибаются, и он падает замертво.
 
Я выхожу на мост, держа в опущенных руках пистолеты.
 
От охладителей плазмы идёт пар.
 
Мордекай вскакивает. От одного взгляда на меня перед его глазами проясняется.
 
- Ты... - шепчет он, чувствуя узнавание, пусть мы никогда и не встречались прежде.
 
Я останавливаюсь. Между нами лишь двенадцать шагов. Где-то там в лабиринте Дворца к нам бегут солдаты. Вскоре мост будет кишеть и кустодиями, и ауксилариями, и рыцарями. Но пока слишком рано. Сначала должно пройти это мгновение, пока Мордекай собирается с силами, а я неподвижно стою, ожидая.
 
- Спрашивай, - наконец, говорю я. - Ты ведь жаждешь знания. Просто спроси.
 
Мордекай трясёт головой, но он и в самом деле хочет узнать правду.
 
- Зачем ты пришёл сюда? - спрашивает он.
 
- Кто-то должен был.
 
- Здесь тебя ждёт лишь смерть, Падший. Уцелел лишь я, но я справлюсь. Ты перебил моих братьев, - цедит он. О, он и в самом деле зол. - Ты...
 
- Но ведь на самом деле ты хочешь сказать другое... - перебиваю его я.
 
Гнев Мордекая силён, но верность долгу и обучение сильнее.
 
- Покорись, - говорит он. - Взмолись о прощении и тебе будет даровано искупление.
 
- Да, - медленно киваю я. - Время пришло, - В тишине слышен лишь шёпот ветра. - Так чего же ты медлишь, брат?
 
Шелест воздуха так... прекрасен. В этот миг всё находится в равновесии. На задворки истории отступают и будущее, и заключённый в прошлом смысл, остаётся лишь запах дыма и вспышка. Два болт-снаряда ласкают воздух пламенем, летя прямо в...
 
Вспышка молнии. Запах озона...
 
Гром...
 
Выстрелы так и не попадают в цель. За долю секунды они пролетели лишь половину пути, но Мордекай успел сковать меня цепями из молний.
 
- Ты не вернёшься в оковы, ждущие тебя в наших подземельях, - рычит Мордекай. - Ты сгоришь здесь, перед очами отвергнутого тобой Трона.
 
- Скажи... хочешь... - с трудом говорю я... - узнать правду?
 
- Ты - лживый змей.
 
- Просто загляни в мои мысли. Там скрыта истина. Моя исповедь.
 
Ему следовало быть осторожней, не так ли? Не следует просить открыть правду, ведь даже если бы она и существовала, такое знание принесёт лишь скорбь. Впрочем, Мордекай как и все новорождённые сыны нашего отца, не может удержаться от тяги к тому, что стоило бы отвергнуть.
 
- Покажи мне, - говорит он.
 
И...
 
Мы с тобой оказываемся здесь, в этом мгновении. Я рассказал тебе истину и показал.
 
Теперь я встаю, освободившись от чародейских оков. Подхожу ближе. Поднимаю пистолет. Некому меня остановить. У тебя не хватает воли. Всё внимание поглощено рассказом. Ожиданием развязки.
 
Вот она. Я - последний странник, и это конец истории.
 
Не стоило тебе всматриваться в бездну времени. Не стоило желать узнать истину. Любопытство тебя и сгубило. Желание узнать то, что должно было остаться тайной, удержало твой меч, пока разум просеивал в поисках истины всё, что я тебе поведал. В последние мгновения ты наверное гадаешь, было ли всё это правдой. Думаешь, чья же эта история, если она и не моя, не твоя... Нет, это бремя с твоей души мне не снять.
 
Понимаешь, все хотят узнать правду...
 
Но спрашивать всегда стоит не о ней, а о тайнах.
 
 
Я опускаю пистолет. Передо мной лежит труп эпистолярия Мордекая, и кровь растекается по камням. Я смотрю вверх, туда, где оставленные пламенем в скалах раны всё ещё истекают пеплом и раскалённым камнем. Среди обломков видны другие тела, кто-то уже пал и исчез во мраке бездны. Уцелел лишь я. Призрачный ветер развевает складки плаща. Тяжёлый меч давит на плечи, движется, пока я убираю пистолеты.
 
Я поворачиваюсь к такому далёкому концу моста.
 
- Ты не пройдёшь, - говорит мне Хеккаррон. Хранитель Темниц стоит на краю бездны, преграждая мне путь. Он сжимает в руке поднятое копьё. Его доспехи покрыты трещинами и запёкшейся кровью, лицо изувечено недавними ранами. Но он продолжает стоять, неподвижно, наготове. Страж гробницы сломленного бога. Я смотрю на кустодия, а он - на меня.
 
- Я знал, что увижу здесь тебя.
 
- Ты не мог знать.
 
- Тебя или кого-то похожего.
 
- И вот я и здесь, - чуть кивает мне Хеккаррон, соглашаясь.
 
- Я отдал ради этого пути всё, - качаю головой я, слыша в своём голосе усталость.
 
- Да. Но мне предстоит исполнить долг до конца, и ты не пройдёшь.
 
- Так пусть всё будет так, как должно.
 
Мы продолжаем стоять, но дело не в готовности, а в размышлениях. Я гадаю, стоит ли убить Хеккаррона, он - смогу ли я?
 
- Я знаю, куда ты идёшь, - говорит Хеккаррон, - и догадываюсь о причинах.
 
- Ты не можешь этого знать.
 
- Не так давно ты спросил меня, хочу ли я узнать тайну, а теперь я должен сказать тебе кое-что, то, что ты должен услышать.
 
- Я пройду. Долг обязывает тебя попытаться остановить меня. Выживет лишь один. Вот единственный важный ответ. Какие слова могут это изменить?
 
- Ещё рано, - говорит Хеккаррон.
 
Я моргаю. Кустодий молча ждёт, слыша в ответ лишь стук своего сердца.
 
- Это послание?
 
Хеккаррон склоняет голову набок.
 
- Теперь выбор за тобой. Внемли этим словам и уходи или продолжи путь.
 
- Ты - кустодий-тюремщик, ты не можешь просто взять и отпустить меня.
 
- У меня есть долг, и есть тот, служение кому превыше всего.
 
Я медленно киваю, и затем, чувствуя бремя, от которого так и не освободился, склоняю голову.
 
- Ещё рано... - шепчу я себе.
 
Я опираюсь на ногу, готовясь сделать шаг. Хеккаррон крепче сжимает копьё.
 
А затем я отворачиваюсь и иду по мосту прочь. Через пять шагов я останавливаюсь и поворачиваю к кустодию скрытое капюшоном лицо.
 
- Скрыться отсюда будет нелегко.
 
- Уверен, ты справишься, - отвечает хранитель. - Что такое ещё один шаг, после такого долгого пути?
 
Я медлю, размышляя, а затем иду дальше, унося во мрак громадный меч. Хеккаррон не сводит с меня глаз, пока я не исчезаю в тенях. И чувствует, как внутри него расползается холод. Смерть, сдерживаемая так долго, растекается по крови и сухожильям. Мускулы замирают. Перед глазами всё темнеет. Из убивших его несколько часов назад ран в доспехи с последним ударом сердца вытекают последние капли крови.
<br />
 
=Замыкание=
Ты здесь? И слушаешь? Значит, тут мы и закончим. Совсем близко к стоящему трону, там, где от воплей мертвецов в воздухе изморозь, там, где облачённые в злато полубоги стоят на страже, там, где через бездну тянется мост, встретились два хранителя. Одного зовут Камбис, другого - Драйт. Они - воины, телохранители, убийцы. И говорят, думая, что их никто не услышит.
 
Слушай же...
 
- Прорицательница рока Анция не помнит ничего о произошедшем. Ни о видении, о котором сообщила хранителю Хеккаррону, ни о своих действиях вместе с ним, ничего...
 
- Это тревожно. Все записи с камер безопасности и пикт-мониторов подтверждают, что она и побудила хранителя Хеккаррона к действиям, сообщив ему о предвидении, и лично помогала.
 
- Действительно. Её разум ещё проверяют, но похоже, что она и в самом деле ничего не помнит.
 
- Возможно ли, что она была одержима?
 
- Нельзя недооценивать коварство демонов, но свидетельства указывают, что эта вероятность - не наш случай.
 
- Управляема внешней психической силой?
 
- Это возможно, но кто бы смог управлять действиями и менять мысли прорицательницы рока во Дворце, в присутствии кустодия? Для этого потребовалась бы... пугающая сила.
 
- Такая же пугающая, как и действия хранителя Хеккаррона перед смертью. Выбравшиеся из Темниц пленники почти добрались до Тронного Зала. Здесь находился названный Сайфером, однако Хеккаррон позволил ему уйти.
 
- Это невозможно. Никто из нас не может подвергнуть Первейшего опасности, Сайфер был угрозой. Позволить ему ускользнуть значит стать соучастником в замысле против Первейшего.
 
- Именно. Это невозможно. Если только кто-то не приказал отпустить Сайфера.
 
- И никто не мог бы приказать такое нам. Мы не можем действовать против Его воли и замыслов.
 
- Значит действия Хеккаррона не могли быть против Его воли, а значит...
 
Они умолкают, встревоженные вопросами и следующими из них выводами. Бедняги.
 
Они совершают ошибку.
 
- Нам следует выследить беглеца, таков наш долг. Нельзя позволить этому остаться...
 
- Безнаказанным? Да. Нельзя.
 
Они уходят с моста, и призрачный ветер воет за их спинами. Они будут преследовать свою добычу среди звёзд в омрачённых ночах Империума. Они думают, что охотятся потому, что хотят защитить своего господина и Императора, верят, что нельзя позволить скрыться тому, кто едва не проскользнул мимо них к самому Трону, нельзя рисковать. На самом же деле дело в том, что в них вселилась жажда получить ответ на снедающие разум вопросы. И теперь ты понимаешь, что они хотят получить то, что на самом деле не освобождает от сомнений и тревог... то, чего не следует желать.
 
Понимаешь. Ведь ты слушал. И теперь знаешь.
 
Теперь же наступает конец, как всегда и везде и происходит. Заканчиваются все истории, правдивые или нет...
 
Была ли эта история истиной или вымыслом?
 
Ну...
 
Ты всё ещё хочешь узнать тайну?
[[Категория:Warhammer 40,000]]
[[Категория:Темные Ангелы]]
<references />
Источник — https://wiki.warpfrog.wtf/index.php?title=Служебная:Сравнение_версий/23052...24786

Навигация