Бюрократы, masseditregex, Администраторы
3094
правки
Изменения
Перейти к навигации
Перейти к поиску
{{В процессе
|Сейчас =23
|Всего =30
}}
[[Категория:Перевод в процессе]]
Нет описания правки
{{Книга
|Обложка =Sepulturum.jpg
|Год издания =2020
}}
'''''Аннотация'''''
''За Моргравией Санктус охотятся. Кто и почему – ей неизвестно. С ней произошло нечто ужасное: глубочайшая травма, после которой остались "красные сны" и физическая боль, способная обрушиться в любое мгновение. Ее жизнь в опасности, а воспоминания отрывочны, и потому она приезжает в нижний улей Блекгейста, чтобы скрыться от преследователей и отыскать Маклера – посредника в делах, связанных с памятью и психическим манипулированием. Вскоре город охватывает чума, превращающая жителей в кровожадных чудовищ. Порядок рушится, воцаряются смерть и резня. Оказавшись посреди побоища, Моргравия снова должна бежать. Но взаимопожирание распространяется, и есть ли надежда остановить эту заразу?''
'''''Темный колокол звонит в бездне.'''''
Визг из туннеля раздался громче, прерываясь хриплым сипением, напоминающим шум пробитых мехов.
Когда она снова посмотрела вниз, Ошанти уже прижимал обе их свою и ее руки к груди Моргравии. Его глаза были широко раскрыты, выражая все, что не давалось голосу. Еще один кивок, на сей раз в знак отказа. Он расстегнул застежку поясной кобуры и потащил наружу короткий крупнокалиберный пистолет, засевший в темной коже. Это потребовало усилия, и к тому моменту, как он сунул оружие в протянутую руку Моргравии, его лицо побелело до алебастрового оттенка.
Он оттопырил два пальца на правой руке – количество пуль, оставшихся в пистолете.
Почва здесь была сырой от густого тумана цвета грязи, от которого несло глиной. Кристо оторвал полоски ткани, сперва замотав одной из них рот и нос Карине, а затем и самому себе, чтобы защититься от худших эффектов запаха. Тот был дурманящим и крепким, как зерновой алкоголь. К счастью, дорога прошла без происшествий, и вскоре они выбрались на простор, выйдя на неровное поле с невысокими насыпями металла и грудами старого щебня.
Земля поднималась вверх, образуя небольшой откос, нависавший над краем озерца, которое местные называли Железным Прудом из-за цвета и отложений, загрязнявших серые воды. Сквозь зубчатый разлом на гребне просматривалась полоска водоема. По мертвой глади еще курсировало несколько развалюх и буксиров, хотя там уже несколько десятков лет, а то и больше не водилось ничего живого. Это были добытчики, искавшие затонувшие останки судов. Те корабли, которые видел Кристо, выглядели тихими, брошенными. Это было странно. Баржи покачивались на воде, скрипя латаными корпусами. Пара из них столкнулась носами и терлась друг о друга. Он сбросил их со счета, равно как и Железный Пруд. Озерцо было замкнутым и выходило только к краю улья. Там бы они спасения не нашли. Требовалось искать башню.
Орден госпитальеров возвел здесь на возвышенности свой приорат. Он назывался Скалой Спасителя и давал приют больным и раненым еще с тех пор, когда Кристо был мальчишкой. В помощи никому не отказывали, и потому приорат пользовался определенным уважением даже среди наименее благопристойных жителей нижнего улья, благодаря чему в целости перенес все перипетии времени. Только почуяв запах дыма и ощутив горький привкус ветра, Кристо подумал, что и его нерушимое бытие могло подойти к концу.
Несколько прочих клиентов соорудили импровизированную баррикаду из столов со стульями и дрались за свои жизни. Моргравия стояла на шатком валу. Уголком глаза она заметила перегонщика, который, как и она, мудро занял позицию на возвышении и поочередно стрелял из пистолетов, паля короткими очередями, чтобы экономить боеприпасы. Они зачистили последнего бледного на обращенной к бару стороне баррикады, но это были лишь отдельные особи. Снаружи рвалась орда, слишком многочисленная для легкого подсчета.
Она пнула одного в подбородок, и тот, размахивая руками, полетел в беснующуюся внизу толпу. Несколько с грохотом лезли в дверь, но им отчасти мешала собственная бешеная спешка – они пытались протолкнуться внутрь все разом. Те из клиентов, кому хватало ума и воли бороться за выживание, повытаскивали пистолеты и другое переносное носимое оружие. Другие импровизировали, работая отломанными ножками стульев и бутылками. Совместными усилиями они устраивали бойню. Однако и бледные тоже. Между баррикадой и входом раскинулся ковер из тел. Мертвые с обеих сторон сплелись в противоестественном единении.
Передняя часть бара была захвачена, орда заполонила общественное пространство.
Хел убрала клинки обратно в ножны.
– Здравствуй, мамаМама, – любезно произнесла она, – соскучилась по мне?
<br />
Она сползла вниз, наполовину соскользнув, и бросилась под колеса.
Барак ударил по тормозам, и Перегонщик сам едва не вылетел наружу, а остальных швырнуло вперед, но было уже слишкомпоздно.
«Мул» со скрежетом остановился, оставив за собой грязно-красный след, и из кабины донесся поток выкрикиваемых Бараком ругательств. Когда тот пришел в себя, зашипел двухсторонний вокс-передатчик на платформе, и оттуда затрещал его голос:
== '''Глава XXIII. Спрятанное в теле''' ==
Теперь уже тоже дрожа, Моргравия наклонилась вперед и закрыла глаза. Она почувствовала ледяное касание изморози и спазм электрического разряда, и запертые кладовые ее памяти раскрылись и получили свободу.
=='''Глава XXIV. Сожжение за грехи наши'''==
По ощущениям прошло несколько часов, и от конечной станции маглева Кристо и остальные подошли к обветшалой церкви. Разрушенный шпиль венчало старинное потускневшее изваяние орла, взиравшего на всех проходящих внизу, будто некое ужасное знамение. Крышу сожрал огонь, после которого остались только торчащие черные выступы, похожие на ребра. Удушливый смрад жареного мяса, висевший в воздухе, заставил Кристо перевести взгляд с каменной церкви на скопление подвесных клеток. В каждой из них виднелись частично сгоревшие тела, конечности которых напоминали обугленные веточки растопки. При взгляде на Конвокацию и его широко раскрытые увлажнившиеся глаза становилось ясно – это он предал этих мужчин и женщин смерти. Он покарал их: возможно, сперва мечом, но затем и огнем. Сделал это, прикрываясь волей Императора и представив все праведным. Даже ''необходимым''. Такие люди, как этот жрец, всегда искали оправдание своим бесчинствам. В этот момент Кристо понял – ему придется убить этого человека, иначе тот наверняка убьет их всех. Иначе только оболванивание, вступление в культ.
– Да пребудет с нами слава Его… – прошептал Конвокация и кивнул своей пастве, чтобы те тащили пленников дальше.
Эта церковь извращенной веры была укреплена. Снаружи стояли шипастые противотанковые ежи, препятствие для неупокоенных мертвецов. На лесах, представлявших собой импровизированные дозорные посты, размещались снайперы с примитивными винтовками. Дорогу преграждали ворота, сделанные из двух кусков танковой брони, вне всякого сомнения, украденных с брошенной мануфактории и приваренных к колонне с петлями. Конвокация крикнул, возвещая о себе, и ворота открылись, пропуская их в сердце его безумного царства.
Если не считать укреплений, церковь не особо строго поддерживали в целости. Притвор почти целиком обвалился и не подлежал восстановлению, от него остался практически один разрушенный каменный свод. Только когда они вошли в осыпающийся неф, Кристо наконец-то понял, что же случилось с обитателями Меагра – по крайней мере с теми, кто еще был жив.
Тут были выстроены примитивные загоны, и в них-то и собрали выживших. Грязные, с пустыми взглядами, они ожидали суда. А перед ними простиралась их судьба. В центре нефа была вырыта огромная яма, которая уходила настолько глубоко во тьму, что вполне могла быть бесконечной. Окружавшие ее каменные плиты были расколоты и разломаны. Громадные размеры мешали поверить, что она выкопана руками людей, однако снизу доносилось слабое эхо шума работы, опровергая кажущуюся бездонность. Вдоль одной из стенок зигзагом тянулся грубый деревянный помост, исчезавший во мраке. Еще один выдавался над ямой, словно сходня.
Загоны нависали над этим колоссальным зияющим провалом – по сути, жертвенной ямой – а наверху были подвешены клетки для сожжений. Обитатели загонов были и ресурсом для жертвоприношений и рекрутами для армии Конвокации. Очереди бледных изможденных людей змеились от загонов к паре кафедр, где их допрашивал аколит в рясе. Кристо не слышал, о чем шла речь, однако наблюдал результат этих ужасающих собеседований. Неверный ответ, настрой против веры Божественных – и тебя волокут к клеткам и поднимают над ямой ждать сожжения. Продемонстрировал достаточный пыл, вкус к ненормальному учению безумцев – получил маску и дубинку или нож.
Слышался плач, крики. На нескольких пленниках была изодранная форма надзирателей. Большинство из них в итоге оказывались в масках. Кристо видел, как одного несчастного забили до смерти за попытку сопротивления, а другая перерезала себе горло зазубренным куском стекломозаики, чтобы не попасть в пламя. Клетки заполнялись, и у Кристо возникло чувство, что младшие аколиты ожидали возвращения своего первосвященника. Всего было восемнадцать клеток, подвешенных на разной высоте. Обгорелые трупы предыдущих обитателей вынимали, отцепляя дно клетки при помощи длинных пик и позволяя почерневшим останкам упасть вниз пепельным подношением. Впрочем, не всегда удавалось сделать это аккуратно. Костлявые кисти рук отделялись от бывших запястий и оставались висеть на прутьях, словно амулеты – мрачное предвестье того, что ожидало следующего вошедшего в клетку.
Кристо едва мог поверить своим глазам.
– Трон пресвятой…
Он наблюдал, как рабочего с факторума вывели на сходню, где над ним с обеих сторон нависли кафедры. Вместо того, чтобы отдать себя во власть суда, человек побежал, устремившись к краю сходни и предпочтя быструю смерть сожжению заживо.
Отчетливо, будто сигнал трубы, прозвучал пистолетный выстрел, и мужчина повалился, не дотянув несколько футов до последнего прыжка. На его спине расплылся багрянец. Двое головорезов в масках подхватили его и потащили прочь.
– Никто не опорочит Его величия, – произнес Конвокация. Ствол пистолета в его руке еще дымился после недавнего выстрела.
Жрец успел беззвучно появиться рядом с Кристо. Его поступь была мягкой, но запах невозможно было с чем-либо перепутать.
– Прежде ты спрашивал меня, куда вас ведут, – сказал он. – Смотри же и узри… Погибель! Конец человечества, каким мы его знаем, и суд Императора над всеми грехами.
– Ты считаешь, что яма – это Император?
– Это пасть, которую вечно надлежит кормить. Дабы Империум процветал, необходимо приносить жертвы.
– Это безумие…
Слово вырвалось непроизвольно, как дыхание, однако не вызвало у проповедующего жреца негативной реакции, хотя его глаза и расширились.
– Это единственное здравое, что нам остается. Вернуться к прежним путям, к огню и чистоте. Его воле!
Он сделал жест рукой, и их провели в загоны. Когда они, спотыкаясь, прошли в ворота и примкнули к массе остальных, ожидавших своей участи, Кристо обхватил Карину руками. Та горячо обняла его в ответ. В ее глазах был испуг.
– Что происходит? Что они делают?
Кристо покачал головой. Ему было нечего ответить.
– Держитесь вместе, – сказал он. – Я нас вытащу.
– Как?
– Не знаю, – отозвался он. Его взгляд блуждал по толпе в поисках озарения.
Предшествующая истерия, которая приводила к смертям, утихла, сменившись усталой покорностью. Узники продолжали жаться друг к другу, но брели навстречу своему концу с потускневшими глазами, будто скот.
Селестия растерянно озиралась по сторонам.
– Это ненормально, – произнесла она. – Они порочны. Безумцы начали пожирать друг друга.
Кристо потянулся к ней и взял ее за руку. Фанатики забрали ее церемониальный меч. Селестии хватило ума не пытаться им помешать, только наблюдать, как Победу вручили жрецу, и Конвокация заправил оружие себе за пояс, словно завоеванный трофей. Паства жреца уже наградила ее несколькими мрачными взглядами. Ее религиозное облачение бросало вызов их извращенным верованиям. Пока что они ничего не предприняли, но Кристо считал, что это лишь вопрос времени.
– Я позабочусь, чтобы он к тебе вернулся, – произнес он.
Еще одно обещание, которое он, скорее всего, не мог сдержать.
– Они умрут за это, – пылко ответила она. – Не за меч, а за то, что сотворили именем Его.
Воистину, Император оставил это место, и на замену Ему поднялось нечто более мрачное – подобие Имперской веры, но представлявшее собой ее отражение в грязном зеркале.
Вглядываясь во тьму ямы, Кристо невольно задался вопросом, что же в ней находится, и почему эти безумные мужчины и женщины устроили вокруг нее церковь своей религии.
Словно в ответ ему, из рядов Божественных донеслись крики. Отчасти сигнал, отчасти поддержка.
– Отвернись, – велел он дочери, но та не послушала. Никто из них не отвернулся.
Клетки подожгли. Вопли начались вновь.
=='''Глава XXV. Раздробленные воспоминания'''==
Проступили фрагменты, части общего целого. Она вспомнила не все, не сразу. Как Ошанти вел корабль, пока они заходили на посадку над проклятыми шпилями Блекгейста. Как он смеялся над дурацкой шуткой Роупера, для пущего эффекта оглаживая свои ухоженные усы. Какие холодные и мертвые глаза были у Роупера, когда она переползала через его простреленное тело. Как Хел не терпелось выбраться из трюма корабля, и как она ловко прошлась колесом, когда открылась кормовая аппарель. Как Карнержи пошла следом, отпуская какой-то сардонический комментарий насчет буйной молодежи. И как потом Карнержи испарилась во вспышке света, опоздав включить силовое поле – она была слишком пьяна, чтобы заметить расставленную врагами ловушку.
Воспоминания возвращались бурным каскадом, грозившим разрушить берега разума Моргравии. Они были слабо упорядочены, смешение мыслей и эмоций.
Однако прямо на виду возникло слово, и инквизитор инстинктивно поняла, что именно это объект ее охоты.
''Валгааст''.
Культ машины, тайных технологий и запретных знаний. Они являлись раковой опухолью, которую требовалось вырезать, а Моргравия являлась скальпелем.
Так было тогда. До того, как она распростерлась на земле, скрючившись от боли. До того, как ее сознание освежевали и прочесали. До того, как ее агентов перебили, и единственным доказательством того, что они когда-либо существовали, остались лишь крошечные проблески в памяти.
Моргравия выжила. Окровавленную и избитую, ее приволокли к предводителям культа. Те носили темные одеяния, в ткань которых были вплетены символы, изображавшие одновременно шестерню и восьмиконечную звезду, знак Погибели. Знак зла.
Она недооценила их – как их возможности, так и глубину их падения. Высокомерие ослепило ее. Нетерпение решило ее судьбу. Для них она стала всего лишь подопытным, экспериментом. Они переделали ее, изрезали плоть, опустошили ее и заполнили пустоту ужасами, а затем зашили обратно.
''Я – сосуд их зла…''
Тяжелый стаб-пистолет поблескивал в скверном освещении умывального помещения. Моргравия потянулась за ним. С сокрушенным выражением на лице она взяла оружие в руку и опустила взгляд на Эмпата. Та была мертвой, промерзшей и холодной на ощупь. На ресницах, будто бриллианты, мерцали крошечные сосульки.
– Это я – сигнал… – проговорила Моргравия, и не удивилась прозвучавшей в голосе горечи.
Валгааст не только совершил насилие над ее плотью, но и устроил так, чтобы она предала саму себя и все, за что боролась. Такую пилюлю было трудно проглотить, поэтому вместо этого она сунула в рот пистолет. Прикусила ствол, направляя его так, чтобы ей вышибло затылок. Одно нажатие. Ее жизнь за тысячи других. Это было не самоубийство. Это была необходимость. Жертва. Прервать сигнал, положить конец угрозе. Она не станет чудовищем, только не для них.
Моргравия закрыла глаза и почувствовала, как палец напрягается на спусковом крючке. Нажать еще чуть-чуть сильнее…
А затем она заколебалась.
Этого было недостаточно. Культ надлежало выжечь. Целиком и полностью. Только так можно было удостовериться, что с ними покончено.
Расслабив палец на спуске, она поперхнулась и со слезами на глазах вынула ствол изо рта. Вкус остался. Теплый металл и кордит. Она сделала длинный судорожный вдох и заставила себя подняться на ноги.
Когда она приплелась обратно к грузовику, Барак с Яной ждали ее.
Экс-надзиратель выглядел бледным, он стоял, тяжело привалившись к грузовику. Яна была рядом с ним.
– Где остальные? – спросила она, молча отметив изможденный вид инквизитора. – Я слышала выстрелы.
– Мертвы. Перегонщик убил Маклера, а я убила Перегонщика, – ровным голосом отозвалась Моргравия и двинулась дальше. – Садитесь в грузовик. Езжайте к воротам.
Она порылась в пальто, вытащила свою инквизиторскую розетту и бросила ее Яне, которая торопливо поймала предмет.
– Что это? И что значит «они мертвы»? Что происходит?
– Финал, наконец-то, – она указала на розетту. – Она вам понадобится. Без нее вас не пропустят через ворота. Скажете, что вы мои аколиты. Что у вас дело Инквизиции. Они слишком перепугаются, чтобы вам возражать. Легче просто пропустить.
''По крайней мере, я надеюсь на это.''
Когда Моргравия проходила мимо грузовика, Барак встал у нее на дороге. Он мягко взялее за запястье и очень тихо спросил:
– Почему они мертвы?
– Потому что никто из них не был тем, кем казался, – произнесла Моргравия. – И похоже, что и я тоже.
Если последняя фраза и навела Барака на какие-то мысли, он никак об этом не упомянул.
– Мы не можем просто тебя здесь оставить, – сказал он. – Я так не поступлю.
– Барак, я пойду одна, – отозвалась Моргравия. – Я должна. Для вас обоих это небезопасно. Вам придется меня отпустить.
Он на мгновение задержал ее взгляд, словно оценивая правдивость сказанного, а затем кивнул и уронил руку.
– Ты направляешься в церковь, верно?
– Можно и так сказать.
Он кивнул и на это, хотя по его напряженной челюсти она видела, что ему хочется пойти с ней и отомстить за мертвых из Участка IX.
– Будь осторожна, – произнес Барак.
– Просто доберитесь до ворот. Если я потерплю неудачу, только они будут стоять между чумой и всем остальным ульем. Я бы предпочла, чтобы вы находились с той стороны.
Казалось, Барак хотел сказать еще что-то, но передумал. Моргравию это устраивало. Она никогда не отличалась сентиментальностью и совершенно не испытывала ее и сейчас. Она пошла дальше.
– Больше мы не встретимся, – крикнула она. – И не пытайтесь меня искать.
''Потому что я буду мертва''.
Барак не ответил. Через несколько минут грузовик зачихал и с пыхтением начал удаляться.
В тени ее поджидала одинокая фигурка. Невысокая и грациозная, она имела осанку танцовщицы, однако Моргравия знала, что к чему.
Когда она взглянула на Хел, на поверхности разума заплескались шевельнувшиеся старые воспоминания. Маленькая девочка, робкая и напуганная, стоит босиком, держась за руку матери. Возле храма Кровавых, громадные бронзовые двери которого открываются. Зловещая тьма, запах смерти. Вот они нетвердыми шагами приблизились к порогу, и крошечная ладошка выскальзывает из ее руки. Невинность, принесенная в жертву. Беззвучные слезы. Всепоглощающая темнота. Закрываются двери, ведущие в одну жизнь, и отпираются те, что ведут в иную. Одна утрата добавляется к другой, увеличивая ее.
– Я нашла тебя, Мама, – произнесла Хел и сделала неглубокий книксен.
– Не только меня, – отозвалась Моргравия. – У тебя есть и еще что-то, так ведь?
Хел склонила голову.
– Ты вспомнила?
– Кое-что.
– Тогда иди за мной, я знаю дорогу.
Моргравия подавила скорбь, подавила желание прикоснуться к лицу Хел, чтобы ощутить непорочность, которая, как ей было известно, давно уже ушла. Это был внутренний порыв, глубокая тоска. Она не выдала ничего из этого. Потому что и сама не понимала. В воспоминаниях присутствовал пробел, словно те сговорились ускользать от нее.
=='''Глава XXVI. Вера'''==
Неверующие горели. Их кожа чернела, и они корчились в клетках, обгорая до костей, пока не оставалось ничего, кроме пепла. Те, кто еще ожидал своей участи в загонах, были вынуждены наблюдать. Некоторые плакали, другие смотрели с тупой увлеченностью. Большинство узников сбились в группы – часть в силу родственных связей, часть из простого племенного инстинкта. Человек не создан для жизни в одиночестве. Движущей силой его эволюционного цикла является врожденная тяга к размножению. Каждому нужен клан. Так повелось с первобытных времен, это важнейший для выживания инстинкт. Ведь поодиночке люди слабы, но вместе он сильны.
«А еще глупы», – подумал Кристо, размышляя об этих когда-то прочитанных словах. Культом овладела стадная ментальность, а их демагог Конвокация разжигал и подпитывал ненормальные верования. Убивая и сжигая, он вещал, якобы провозглашая волю Императора и преподнося объятых пламенем в дар тьме внизу. Кристо даже представить не мог, какие ужасы кроются в глубинах бездны, однако мысль о падении туда в виде обугленных костей приводила его в ужас. Она пугала его сильнее, чем смерть и боль, поскольку он невольно осознал – некая его толика, возможно, верила, будто в этой тьме что-то есть. Разумеется, это было неправомерное утверждение, однако он ''чувствовал.'' Он лишь недавно признался себе в этом, глядя на яму.
''Присутствие''. Он задался вопросом, ощущают ли его в свои предсмертные мгновения те, кого подвешивают наверху.
Он не отпускал Карину далеко от себя. Та мало что говорила с тех пор, как пришла в сознание. Какая-то его часть жалела, что это вообще произошло. По крайней мере, так она бы избежала этого ада. В буквальном смысле: долбаной огненной преисподней.
Вместе с ними держалось несколько рабочих с факторума, патронщики и производители брони.
Кланы.
Он сообразил, что Селестия отошла, лишь когда было уже слишком поздно. Та стояла одна, отдельно от всех племен, ведь ее собственное было мертво – его испепелил огонь, совсем как людей в клетках, или же сожрала деградировавшая разновидность человечества.
У тварей-каннибалов тоже было племя. Орда. Впрочем, похоже было, что они не доставляют церкви проблем. Возможно, именно так Конвокация согнал столь многих под ярмо своего культа. Он предложил защиту, убежище от мертвецов, и – хотя оставалось неведомо, как он добился успеха – назвал это верой, как поступает множество ограниченных людей, жаждущих власти. Если нечто нельзя доказать, в это необходимо лишь верить, слепо и абсолютно, вплоть до уничтожения всего, что встанет против, как бы рационально оно ни было.
Кристо двинулся в толпу, проталкиваясь через забитый загон и пытаясь добраться до Селестии.
– Святотатство… – произнесла она, поначалу тихо, одновременно оценивая и утверждая. – Святотатство, – повторила она громче и привлекла к себе внимание служительницы в маске, которая подошла к загону, непринужденно сжимая в кулаке дубинку.
– Заткнись, – ощерилась служительница, погрозив дубинкой.
Расправив плечи и вздернув подбородок, Селестия не отступила.
– Святотатство.
Служительница замахнулась, но Кристо вступился за Селестию и выдержал удар.
– Не тронь ее, – прорычал он. Родительский инстинкт сработал не только на дочь. Он увидел, что Карина приближается, и взглядом предупредил ее не подходить. Он и так уже впутался, ей это было ни к чему.
Служительница подозвала нескольких своих соратников. Часть из них была из числа недавно помазанных, и им не терпелось дать выход собственному страху, причинив страдания беспомощным. Кристо совсем к таковым не относился, но он был в меньшинстве. Словно ощутив перемену настроения, напуганное стадо в загонах попятилось назад. Между Кристо с Селестией и остальными образовался просвет.
– Мы не потерпим неподчинения, – произнесла служительница низким голосом, сулившим грядущую расправу. – Вас надлежит судить.
Ворота в загон открылись. Охранники по обе стороны держали наготове убогого вида автоганы, чтобы срезать любого, кто попытается бежать. Память о других попытках к бегству была еще свежа и удерживала узников на месте.
Уязвленная служительница со своими громилами вошла внутрь, и Кристо уже собирался шагнуть вперед, но ощутил на плече легкое прикосновение, удержавшее его. Он обернулся.
Селестия смотрела на него своими ясными глазами. Ее миловидное лицо было безмятежно. Он едва заметно качнула головой и вышла перед ним принять свою судьбу. Воздушная и чистая, она практически скользила над землей. Непокорность пронизывала все ее тело, словно адамантиевый стержень.
– Я – сестра Селестия из ордена Серебряной Лампады, – провозгласила она. – Я – дочь Императора, и в Него…
Тяжелый удар поверг ее на колени, и Кристо вскрикнул, готовый рвануться вперед, однако Селестия остановила его дрожащей рукой. Рваная рана у нее на лбу заливала кровью один глаз, но она нетвердо поднялась на ноги и встала перед служительницей, которую трясло от ярости.
И от страха. Жестокие всегда боятся.
– … и в Него я верую. Я – Его орудие, Его священный меч.
– Ты мертвая девчонка, вот ты кто, – посулила служительница, получив поддержку своих товарищей по культу.
Селестия не теряла бесстрашия.
– Я осуждаю вас, – произнесла она. – Осуждаю эти мерзкие деяния. Я осуждаю вас! – выкрикнула она, и послушница как будто побледнела. То ли на убийцу произвел впечатление пыл сестры-послушницы, то ли ее руку удержало еще что-то, но еще одного удара не последовало.
На краткий миг Кристо осмелился поверить, что Селестия как-то достучалась до толпы, что ее истинная вера вернула им определенное здравомыслие. Этого не произошло.
Во главе противников появился Конвокация. Он выпотрошил служительницу Победой, вызвав у Селестии вскрик боли и злости, а затем, пока женщина истекала кровью на земле, ударил сестру-послушницу эфесом по голове. Удар был настолько жестоким, что она впала в полубессознательное состояние.
Жрец тяжело дышал под маской, будто собака, которую слишком надолго оставили на солнце. Он пытался обуздать свою злобу, последовавшую за актом насилия. Его взгляд сперва упал на Селестию, чье упавшее тело лежало у его ног, словно выброшенная кукла, а затем остановился на Кристо. В его глазах на мгновение замерцало нечто голодное и садистское.
– Взять их обоих, – приказал он. – Суд ждет.
Кристо пришлось тащить. Для этого потребовалось четверо мужчин. При каждом вынужденном шаге у него в ушах отдавались крики дочери.
Его подвели к одной из кафедр, принудив к покорности ударом налитой свинцом дубинки по затылку. Конвокация занял место председателя, царственно взирая на них обоих сверху вниз.
– Лишь те праведны, – начал он, – кто не прячется от света Императора. Здесь нечего делать лжепророкам, равно как и еретикам или последователям неистинной веры.
Селестию вытолкнули вперед. У нее были связаны руки, и она споткнулась.
– Неверующие будут вычищены, изгнаны прочь с глаз Императора.
Она заизвивалась, не в силах выразить свою злость из-за того, что ей завязали рот кляпом. Тот сильно врезался, натертые уголки губ саднили и кровоточили.
– Пожалуйста… – пробормотал Кристо, у которого в голове пульсировало после удара в затылок. Культисты по обе стороны от него держали его за руки, внимая жрецу.
– Пожалуйста, – повторил он, – посадите в клетку меня. Я падший человек, – горячо произнес он, – я убивал. Я не праведник. Я заслуживаю кары. Возьмите лучше меня.
Однако теперь Конвокация уже получил объект для своего гнева и не собирался отступаться. Он едва заметно подал знак, и один из головорезов ударил Кристо в живот, вышибив из того дух. Кристо согнулся, судорожно пытаясь вдохнуть. Он увидел, что Селестия оглянулась, и увидел, насколько она юна. Это выдавали бегущие по ее лицу слезы, тихие всхлипывания, сдавленные кляпом, и дрожь в конечностях.
– Ты приговорена, – провозгласил жрец, схватившись за края кафедры и наклонившись вперед. – Ты приговорена! Взыскуешь ли ты искупления?
Селестия моргнула, от неожиданности придя в замешательство. Она попыталась еще раз обернуться к Кристо, но грубая лапа на затылке толкнула ее лицом в сторону Конвокации.
– Уберите это, – бросил жрец, – пусть приговоренная выскажется. Пусть исповедается в своем грехе, дабы все мы услышали.
Кляп вынули, и Селестия страдальчески скривилась, от чего у Кристо сжались кулаки в бессильной ярости. Он почувствовал, что хватка тюремщиков ослабела – ими овладел религиозный экстаз, вся паства что-то неразборчиво выкрикивала.
– Я… я… – слова давались Селестии нелегко, каждая попытка заговорить вызывала боль.
– Ищешь ли ты искупления? – вопросил теряющий терпение Конвокация.
– Я… я… – по подбородку пробежала рубиновая капелька крови, упавшая на ее босые ноги. – Ищу.
Конвокация подался назад, удовлетворенный своей работой. Он уже почти начал свою проповедь, но Селестия прервала его:
– Как ищут все Его ''истинные'' служители, – произнесла она, – те, что ведут несовершенную жизнь. Я ищу его. Каждым своим поступком, как и ищу его и сейчас, осуждая твою ересь.
Она грозно взглянула на него.
– Ложный священник… ''фанатик''.
Воцарилась тишина. Орущие голоса стихли до ошеломленных перешептываний. Поначалу Конвокация никак не отреагировал, его маска оставалась бесстрастной. Он судорожно вдохнул, сотворил на груди священное знамение аквилы, а затем спокойно вынес приговор.
– Отведите ее в клетку, где она будет гореть за грехи свои.
Клетка стала опускаться, зловеще поскрипывая проржавевшими и почерневшими звеньями старой цепи.
Поначалу Селестия не сопротивлялась, но когда ее подвели к краю мостика и опустили клетку, в которой ей предстояло оказаться, она стала отбиваться. Она кричала, била кулаками и ногами. Кристо тоже боролся, но ему к шее приставили пушку, и это быстро усмирило внешние проявления его протеста.
– Возьмите меня, – прошептал он, тоже плача и глядя, как Селестию втолкнули в клетку, захлопнув и заперев за ней дверь.
Она оцепенело глядела перед собой, словно смирившись с судьбой. Ее кожу и одежду облили, и в холодном воздухе церкви распространился терпкий нефтяной запах. Зажегся факел, треск древесины и огня напоминал злобный смех.
– Возьмите меня… – рыдал Кристо, но фанатики оставались глухи к его мольбам.
И несмотря на всю свою отвагу, Селестия закричала, когда они подожгли ее тело.
Вопли возобновились, стали более громкими и гортанными, чем раньше. Люди превратились в зверей, и все они обратили лица к огню, наслаждаясь его темным заревом. Кристо склонил голову, чувствуя на себе петлю – бремя всех его грехов, тянущее его вниз. Он подумал о Карине, которая стоит в толпе и смотри, как он ничего не делает. Он поднял глаза и встретился взглядом с дочерью. Лицо той было искажено злобой и страхом, она кричала.
– Отец!
Огонь полыхал еще всего несколько мгновений, и в нем корчился силуэт девушки. Ее волосы и одежда пылали. Клетка медленно поднималась на протестующей цепи, а вопль все не смолкал…
– Отец! – взревела Карина, перекрикивая всех, перекрикивая завывающую толпу, – избавь ее от страданий!
''Выживи, Карина… Выживи''.
Бросив на дочь последний взгляд, чтобы ее образ отпечатался в мозгу, будто фотография, Кристо вскочил на ноги. Он стряхнул с себя стражников, практически обезумевших от садистского наслаждения, и бросился на Конвокацию.
Жрец уже отвернулся и приводил свою паству в ликование, простирая руки будто для благословения. Мимолетное дурное предчувствие заставило его оглянуться через плечо и увидеть устремившегося к нему дюжего патронщика. Он вскинул пистолет, и Кристо почувствовал, как тело ужалил впившийся выстрел, но к этому моменту он уже был в прыжке и сбил Конвокацию с ног. Оба врезались во все еще поднимающуюся горящую клетку. Раздался визг металла, и цепь лопнула.
Объятые огнем, клетка, Кристо и жрец рухнули в бездну.
=='''Глава XXVII. Артерии'''==
Они вошли в туннели через старый слив, бредя по мерзкого вида воде, полной трупов грызунов. Громадная сеть, словно артерии в теле, пронизывала грязное подулье Нижнего Стока и уходила за его пределы. Здесь воняло, воздух имел приторный запах от канализационной жары и выхлопа колоссальных подземных генераторов. Это были древние механизмы размером с приземлившийся звездолет, и их гул напоминал голос некого первобытного духа из глубин земли.
Моргравия не верила в подобную чушь. Ей не требовались дикие истории, чтобы убедить себя в наличии сверхъестественного. Она знала, что оно существует, вот только ее собственный опыт не выглядел какой-то романтичной сказкой. Там были кровь, ужас, гибель миров. Это она ''знала''. Навсегда. Цена профессии. Знать секреты, хранить секреты, учиться жить с ними. Тех, кто не справлялся, ждали безумие, смерть или проклятие.
Она задумалась, жертвой чего из этого станет сначала. Возможно, это уже произошло.
По крайней мере, зуд в теле поутих, хотя и не исчез полностью, словно существо дремало – спало, пока его опять не разбудят. Когда она вошла вслед за Хел в зев слива, внутри забурлили старые воспоминания о бедолаге Ошанти, умиравшем сидя у стены, и о двух пулях в его пистолете. Моргравия скривилась при этой мысли, подумав о судьбе, на которую она его обрекла.
Ее натриевый фонарь рассекал темноту, и она поняла, что это не те же самые туннели, но почти наверняка часть более обширной сети, ответвление. Культ действовал здесь? Она не помнила, но проходы казались знакомыми.
– Хел, почему мы здесь? – спросила Моргравия.
Хел шла впереди по щиколотку в илистых стоках, однако скользила во мгле, издавая мало шума. В вязкой воде покачивались бледные трупы, похожие на коряги. Они вздувались от разложения, от сгнивших зубов остались черные пеньки, а на месте глаз зияли провалы. Многие были слишком крупными и человекоподобными для грызунов.
– Когда чума усилилась, они расслабились, – произнесла она, не оборачиваясь и не сбавляя шага. – Я ждала, как грач на жердочке. Бледные меня здесь не беспокоили. Я умею быть неподвижной, когда захочу – неподвижной, будто мертвые. Я наблюдала, и в конце концов они показались, открыто ведя свои поиски в темноте и сырости. В забытых местах.
Моргравия не стала задумываться о том, как жутковато это прозвучало.
– В этом… подземелье?
– Да. Холодные, красные глаза, – продолжила Хел. – Клинки вместо конечностей и металлические тела. Охотники. Машины-убийцы. Как я. Их послали отыскать это. Я нашла его первой.
Моргравии в зловещих техноцветах вспомнилась стычка перед тем, как они добрались до здания участка. Звяк, скрип. Звяк, скрип. Песня мясника. Красная ненависть.
Моргравия крепко зажмурилась, прогоняя картину.
– Ты не машина, Хел.
Убийца остановилась, слегка наклонив голову вбок.
– Но разве я не инструмент, Мама? Созданный для конкретной задачи. Иными словами, машина?
Моргравия вспомнила, что говорила эти слова в точности так, как их произнесла Хел. Приступ раскаяния оказался тяжелым.
– Ты служитель Императора, – приободрившись, сказала она.
– И я хорошая?
– В Его и моих глазах ты праведна.
Похоже, Хел задумалась.
– Прости, что так долго искала тебя, Мама, – произнесла она, двинувшись дальше. – Мир внизу больше, чем я думала, и у него острые зубы.
Моргравия бросила взгляд в тени, гадая, что там прячется, и что все это предвещает. Равновесие возвращалось к ней медленно, тяжело. Не имея всей своей памяти, она чувствовала себя голой, незащищенной.
– Сейчас все это не имеет значения, – пробормотала она, и мысли ее опять вернулись к ворочающемуся внутри паразиту, а также к вопросу, придется или нет Хел убить ее, пока тот не вырвался на свободу. – Отведи меня к тому, что нашла.
Она подняла глаза на искривленный потолок. Низкие своды поблескивали от конденсата, напоминая влажные кости грудной клетки. Путь уходил в темноту, в шепчущую пещеру, где слышались голоса и шевеления в сумраке. Ботинка что-то коснулось, и Моргравия глянула вниз. Это была челюстная кость, плывущая в пене из черного пепла. Вместе с ней двигались и другие кости: палец, кусок черепа, фрагмент таза. Жуткий мусор, плавучее свидетельство массового убийства.
Хел тоже это заметила и обнажила меч, скрежетнув сталью по коже.
– Уже почти пришли… – произнесла она.
Без спроса пришло воспоминание – о маленькой девочке, стоящей перед храмом, отдав свое имя во имя долга; о запахе дождя; о том, как за ней закрылась дверь, и о слезах, что были потом.
=='''Глава XXVIII. Бездна'''==
Взметнув столб дыма и пара, клетка врезалась в воду, и по пещере разнеслось яростное шипение. Кристо погрузился во тьму, холодную и удушливую. Он чувствовал вкус пепла, солоноватая вода заливала нос и рот. На дне ямы оказалась глубокая лагуна, куда стекала канализация и промышленные отходы. Кожу жгло, сердце горело в груди. Он начал тонуть, и в голове что-то тяжело запульсировало. Неистовая паника, а затем, понемногу, спокойствие. Кристо забился, замолотил ногами и вырвался на поверхность.
Легкие заполнил огромный, судорожный глоток воздуха. Вонь усилилась. Он поперхнулся, стоя у берега по пояс в воде и терзаясь болью от усилий, приложенных для выживания. А потом повернулся и нырнул обратно.
Чернота, понемногу подступали давящее ощущение тесноты и ужас больше никогда не увидеть света. Он не допускал их, не допускал страха и паралича. Плыл все глубже и глубже, выставив перед собой руку с вытянутыми пальцами и отмахиваясь в непроницаемом мраке от задевавших его старых кусков костей. Он нащупал металл, грубый и изъеденный. Клетка. Ничего не видя, он быстро обогнул ее по периметру, хватаясь за прутья, пока не нашел дверцу. Та открылась с трудом, цепляясь за отбросы и преодолевая сопротивление грязной воды. К его руке протянулась другая, и он крепко схватил ее, заключил полумертвое создание в объятия и что было сил заработал ногами, пробиваясь к свету.
Откашливая черную воду с пеплом, Кристо ухватился за берег. Он едва смог взглянуть на Селестию. Та неровно дышала, ее кожа обгорела до мяса. Лежа на спине, она тряслась, содрогаясь от боли. Кристо нежно взял ее на руки и вынес из стока. Показался похожий на пещеру туннель – сводчатое пространство, арки-ребра которого тянулись куда-то вдаль.
Он уложил Селестию на приподнятый каменный выступ. Она выглядела маленькой и усохшей – свечой, от которой остался практически один лишь фитиль.
Кристо огляделся по сторонам в поисках выхода и обнаружил жреца.
Конвокация лежал, привалившись к берегу. Его шея была вывернута под неестественным углом и явно сломана. К поясу все еще был привязан церемониальный меч. Почтительно вытащив оружие, Кристо забрал его.
Следовавший за ним взгляд Селестии остановился на мече, который он вложил в ее дрожащие пальцы.
– Ты… – прохрипела Селестия. Ее губы сгорели, обнажив почерневшие десны и зубы, от некогда прекрасных золотистых волос остались пепельно-белые пряди, прилипшие к черепу. – … хороший человек.
Она прижала Победу к груди руками, хрупкими, будто древесный уголь, и темными, как пережаренное мясо. Кожа осыпалась хлопьями, из-под черного проглядывали красные мучительные раны. Она закрыла глаза, и дрожь вдруг прекратилась.
Кристо поник и заплакал, упав на колени. Еще одна бессмысленная смерть, а он выжил и будет страдать дальше. Он погружался в совершенно иную бездну, и уже не вернулся бы оттуда, если бы не зуд в голове. Тот начался как легкое покалывание, но затем стал похож на удары ножей. Кристо пошатнулся, и его вырвало. Внутри гремела красная боль, на краю зрения угрожающе маячило черное небытие.
''Присутствие'', которое он ранее ощутил. Оно звало его. И не в силах сопротивляться, он пошел на плач.
Карина стиснула зубы, боясь, что иначе выдаст свою боль и горе. Ее отец пропал, прыгнул во тьму, оставив за собой огненный след. И вместе с ним пропал и жрец.
Среди Божественных воцарилась ошеломленная тишина, паства лишилась пастыря. Они были напуганы и сбиты с толку. Смотрели друг на друга и на яму. Один снял с себя маску, медленно и мучительно, будто срывал фальшивую плоть. Другая осела на корточки, уронив свой топор на землю под ногами. Конвокация так основательно промыл им мозги, что без него, когда его воля больше не дергала их за ниточки, они оказались пустышками. Враждебность покидала их, словно яд вытекал из раны.
– Выпусти нас, – окликнула Карина одного из охранников.
Тот тупо обернулся.
– Выпусти нас, – повторила Карина, указывая на ключи у него на поясе. – Просто дай мне ключи. Это несложно. А потом можешь уходить. Мы все можем уходить.
– У…уходить? – переспросил он. – Куда уходить?
– Куда угодно.
Она почувствовала, что остальные в загонах замерли в предвкушении, наблюдая и ожидая. От того, чем кончится эта сцена, зависела их судьба.
– Дай мне ключи.
Охранник снял их с пояса и протянул ей.
Карина осторожно просунула руку через ворота загона и взяла ключи. Глядя на охранника, она открыла замок, с удовлетворением услышав щелчок. Ворота открылись, и она вышла наружу.
– Благодарю, – произнесла она, а затем выхватила с пояса охранника нож и перехватила ему глотку. Брызги крови окропили ее и всех поблизости. Охранник повалился наземь, что-то булькая, умирая.
Его смерть как будто переключила какой-то рычаг в головах. Узники вырвались из загонов и яростно набросились на тюремщиков, всаживая в тех ножи, избивая руками и ногами.
Жестокости становилось все больше, и Карина инстинктивно поняла, что это не просто прорвался сдерживаемый страх. Казалось, внутри черепа что-то тихо пульсирует, будто мигрень, ожидающая момента расцвести и разлиться холодной серой болью. Карина сжала голову, будто ее хватка могла не дать черепу расколоться. Она уже ощущала подобное прежде – в овраге, когда Короли Смерти и Красные Руки устроили друг другу бойню. Тогда это было слабее, не настолько интенсивно.
Она огляделась по сторонам, все еще держа в окровавленном кулаке нож, и увидела безумие. Раздирание, избиение, убийство.
Ясность мысли сохранили немногие. Они кричали. Одного мужчину повалили наземь, прижав руки и ноги, и бешеная стая вспорола ему живот ножами, зубами и осколками стекла. Цепкая рука нырнула внутрь, Карина увидела, как человек задохнулся от мучительной боли, а затем его лицо приобрело неверящее выражение – наружу потянулся блестящий жгут внутренностей, который стали заталкивать в голодные рты. Этим не кончилось. Внутри еще оставалось мягкое красное мясо, и стая жаждала его.
Сжав зубы от огненных иголок, раскалывавших ее голову, Карина побежала к воротам.
И сквозь туман боли услышала наверху гул двигателя. Низкий, гортанный, сотрясающий землю. Над ней выросла снижающаяся тень, и в воздухе затрещал актинический разряд.
Спотыкаясь, Кристо шлепал по мутному рассолу, не обращая внимания на бьющиеся об ноги куски трупов. Он двигался в оглушенном состоянии, с застывшей гримасой на лице. Он спустился вниз через трещину в стене резервуара. Здесь кладка была древнее. Обширный резервуар уже давно засорился и был опустошен. Плач увлекал его все дальше, словно мягко натягивая завязанную на шее незримую нить. Тут было темнее и холоднее, свет не касался этого места уже сотни лет, а то и больше. Кристо задыхался и кашлял в мглистом воздухе, но продолжал идти. Он нащупывал дорогу руками, осторожно переставляя ноги. Стылый камень, ледяной на ощупь, отзывался на любой звук эхом, будто поддерживая разговор.
А потом он остановился. Крошечный столбик света привлек его взгляд к центру огромного помещения. Он задумался, насколько это место глубже церкви, и решил, что, видимо, не слишком. Колонны, часть из которых разрушилась, а часть каким-то чудом устояла, обрамляли площадку с фресками. Успело насыпаться обломков – камню, видимо, были уже целые эоны лет, и на нем зияли неровные ухмылки трещин.
В сердце зала располагался гроб – нет, саркофаг. По бокам от него вились древние трубки, резина которых развалилась и покрылась сажей. Латунь стала зеленой и зловонной от мерзкого налета. Словно внутренности, тянулись провода – некоторые перетерлись, другие терялись во мраке. Зернистый луч озарял кромки саркофага, в нем кружились потревоженные частички пыли. Кристо подошел ближе и увидел, что сквозь разбитую крышку тянется рука, простирающая пальцы, словно хочет коснуться света. Повторив жест, он двинулся прикоснуться к ней. Плач делал сопротивление невозможным.
И рука резко сомкнулась на его собственной, словно сработавший капкан.
Он инстинктивно отпрянул, но рука была холодной на ощупь и блестела бронзовым глянцем. Кибернетическая. Машина. Она сжалась сильнее, и теперь он ощутил настоящий страх, а потом и боль – кости пальцев переломились, будто сухие ветки. Из его рта вырвался приглушенный крик, а затем внутрь пролезло нечто металлическое и похожее на щупальце. Кристо поперхнулся, дергая свободной рукой этот цепкий придаток, извивавшийся у него в горле, но не мог его выплюнуть. Его затрясло, нервы отказывали. Рука сжалась еще крепче, превратив кости в пыль, и он издал сдавленный всхлип. А плач все продолжался, ''присутствие'' брало верх, заполняя его.
Оно пожирало и захватывало, это сознание, нуждавшееся в оболочке для себя. Его разум, ''его'' разум. Оно вытягивало костный мозг и кровь, от боли при каждом новом надругательстве по нервным окончаниям как будто пробегало жидкое пламя.
Он чувствовал его волю, его желание, его ''потребность'', пока оно распространялось и переписывало.
Этого было недостаточно. Вторжение остановилось. Медленное поглощение обратилось вспять, щупальце втянулось назад, и существо отторгло его, словно орган, не совместимый с носителем.
Осталась брошенная оболочка, полуразорванная и залитая кровью изнутри. Мягкая, лишенная костей вещь, когда-то бывшая человеком.
Кристо прожил еще достаточно долго, чтобы увидеть лицо смерти, явившейся за ним из темноты, а потом все почернело и…
Хел направила меч на груду внутренностей и слезшей кожи, которая, предположительно, раньше была человеком. Та содрогнулась в предсмертных конвульсиях и затихла, дымящаяся и изрезанная, словно отходы с бойни.
– Не подходи, – предупредила Моргравия, осветив саркофаг и одним глазом следя за ним.
– Вот оно, – сказала Хел, застыв с занесенным клинком, готовым нанести удар. – Вот то, что они искали, Мама.
Щупальце скользнуло обратно внутрь, отползая, будто боящийся света червяк.
– Я не твоя… – Моргравия остановилась на середине фразы. В ее сознании эхом разнесся голос, умоляющий жалостливый плач.
''«Я боюсь»'', – произнес он.
''«Я умираю»'', – произнес он, но так нельзя было сказать ни на одном из языков. Это требовалось анализировать, обрабатывать. Смысл представлял собой формулу, уравнение. Это был тот же язык, что и в красном сне – язык механических хирургов, которые резали и экспериментировали, пока она лежала у них на столе. Магосов Валгааста.
''«Я нуждаюсь в тебе»'', – произнес он. Импульс. Фрагмент разумного сознания, облеченный в машинный код.
''«Я люблю тебя»'', – произнес он.
Его фальшивость вызывала у Моргравии омерзение. Она отшатнулась прочь – он спровоцировал старое воспоминание.
''Девочка… как она повернулась к двери. Ее глаза, в которых набухали слезы. Ее страх. Ее любовь. Она не знала, что ее переделают. Что у нее заберут страх, заменив его чем-то холодным и бесчувственным''.
Тогда Моргравия была благодарна начавшемуся дождю. Так было проще скрыть свое горе.
Воспоминание уступило место реальности.
– Хел… не приближайся, – проговорила она отступая назад. Родительский инстинкт, старое чувство беспокойства. А затем пелена упала, и явился кошмар. Частички пыли застыли, мерцая на свету, словно умирающие светлячки. Воздух озарился разрядом, трескучим, как помехи. Повеяло озоном и жаром.
Моргравия моргнула и внезапно оказалась в окружении.
Культ Валгааста был здесь.
=='''Глава XXIX. Чудовище внутри'''==
Облаченные в темные одеяния, в ткань которых была вплетена эмблема в виде соединенных звезды и шестерни, они окружили Хел и Моргравию, словно стая терпеливых воронов.
– Мама, мне их убить?
Раздался смешок, механический, но сочащийся презрением.
Семь голосов заговорили в унисон. Их лица скрывались под капюшонами, и лишь исходящее оттуда слабое кроваво-красное свечение выдавало их кибернетическую природу.
– ''Ты не завершена'', – произнесли они.
Хел чуть приподняла меч, но Моргравия предостерегающе вскинула руку. На периферии виднелись они – в глазах красная ненависть, вместо конечностей клинки. Магосы пришли не одни. Те приблизились, и проступили детали. Мутации, неестественные отклонения и выверты. Врезанные в металл таинственные устройства. Ненормальные строение организма и плоть. Звериные конечности, хвост змеи. Один покрыт гнилью и ржавчиной. От другого исходит липкий дурманящий запах. Жар топки, медянистый смрад бойни. Зеркальные фасеты вместо лица, цвета переливаются, постоянно меняясь.
– Вы – Валгааст? – спросила Моргравия. Она вытащила пистолет, но не поднимала его.
Один из них кивнул. В дополнение к кругу культа раздался голос восьмого. Он был высоким и худым, одеяния свисали с чего-то, напоминающего скелет. Моргравия увидела металл: поперек его рта была приклепана пластина, не дающая говорить. Пластину украшали руны, от взгляда на которые начинало подташнивать. Он приблизился к ней и поднял голову, зажужжав сервоприводами и шестеренками. Вспыхнули огни, два нависающих красных солнца, и Моргравия внутренне ужаснулась. Она знала этого монстра – магоса, под руководством которого ее разбирали. Кожа начала зудеть, чудовище внутри зашевелилось.
Хел напряглась, ей не терпелось перейти к насилию. Именно для этого ее и создавали, принеся в жертву ее детство, чтобы превратить ее в оружие.
– Мама…
Моргравия качала головой.
– Не надо…
Она уже была здесь. Схваченная, выпотрошенная, разобранная. Хел спасла ее, не зная, что наделала. Сигнал вышел на свободу. Он находился внутри нее. Этому нужно было положить конец. Другого выхода не существовало.
Она подняла пистолет и уткнула его себе под подбородок.
– Я это сделаю, – посулила она. – Слишком много уже умерло, но если нужен еще один, чтобы все остановить, то пусть будет так.
– ''Этим ничего не достичь'', – произнесли семь голосов, и Моргравия каким-то образом осознала, что слышит не семерых, а одного. Через них говорил ''он'', их немой владыка, центр колеса.
– Не согласна, – отозвалась Моргравия, хотя и почувствовала себя так же неуверенно, как и Хел. – Я отсеку сигнал от его источника.
''– Ты неверно понимаешь свое предназначение. Позволь нам объяснить тебе…''
Боль сдавила ее, словно тиски, и она с трудом удержала пистолет. Бросила взгляд на Хел, желая достучаться до нее, но та стояла совершенно неподвижно, опустив меч и уронив руки.
Хел спасла ее…
Моргравия спасалась бегством, напуганная, дезориентированная. Ошанти освободил ее и провел их по туннелям. Они пробили проход. Карнержи была мертва. Роупер тоже. Он выглядел потрясенным. Спрашивал о Хел, но Моргравия ничего не знала. В тот момент она едва помнила, как зовут ее саму.
Хел спасла ее. Она задержалась, отвлекая их, сражаясь.
Сколько времени ей понадобилось, чтобы отыскать ее? Казалось, несколько часов, но могли пройти и дни.
Она вспомнила слова, которые говорила Хел тогда в своем жилище.
''«Они ждут»'', – сказала она. ''«Пока я вспомню»''.
И теперь она вспомнила.
– ''Итак, ты знаешь'', – произнесли семь голосов.
Боль утихла. Моргравия убрала пистолет от своего подбородка и со слезами на глазах посмотрела на Хел.
– ''Вы не сбежали''.
– Вы позволили нам уйти…
– ''Как я и говорил, ты неверно понимаешь свое предназначение.''
– Оно не во мне. В ней. Она – сигнал.
Хел, которую как будто поставили на паузу, а теперь с нее сняли, повернулась.
– Мама, мне их убить?
Моргравия подняла пистолет. И выстрелила.
– Да, дочка… – выдохнула он, обливаясь слезами, и оружие выскользнуло из ее руки. Хел рухнула с зияющей дырой в груди. Она встретилась глазами с матерью, и Моргравия задержала этот взгляд, как хотела бы задержать ее саму. Они цеплялись друг за друга, неотрывно глядя, не разрывая контакта, пытаясь ухватить толику так и не прожитой жизни: жизни, которая закончилась, когда закрылись двери храма. – А потом можешь поспать.
– ''Это ничего не меняет'', – произнесли семь голосов. – ''Ты неверно понимаешь свое предназначение.''
– А вы неверно понимаете свои возможности, – огрызнулась Моргравия. Ее сердце сжималось от горя, но она продолжала упорствовать, бороться, а чудовище внутри нее расплетало кольца, понемногу пробуждаясь. – На мне это не закончится. Инквизиция найдет вас. Они сожгут ваш мерзкий культ дотла. Валгааст – это всего лишь еще одна мелкая ересь в великой войне.
''– Ты умышленно неверно информирована в такой же степени, в какой несущественна. Валгааст – это не культ. Он выходит за пределы понимания смертных. Это размыкание вселенной. Грандиозное возвращение к исходному состоянию. Мы лишь скромные слуги, с благодарностью повинующиеся его воле и величию. Ты говоришь о сожжении культов, как будто это может положить ему конец. У тебя нет здесь права голоса. Ты не знаешь, что'' это ''такое.''
Взгляд Моргравии метнулся к саркофагу, к тянущейся сквозь его разбитую крышку детской ручке и к щупальцам, медленно выползавшим из темного нутра.
''– Это Подобие. Оно старше самой вечности, реликвия из былых времен. Это сознание внутри машины, апогей устремлений. Ты была переделана под него, идеальный инкубатор. В этом твое предназначение, и сейчас ты его исполнишь.''
И оно умирало, поняла Моргравия. Какие бы темные технологии ни берегли Подобие, они начали отказывать. Она должна была стать для него сосудом – носителем, специально созданным, чтобы оно смогло выжить, вскормленное ее механическим телом. Хел привела ее сюда по своей воле, но ничего не зная. Еще одна пешка в игре.
Хел… полностью лишенная человечности, убийца без лица. Дочь, возложенная на жертвенную плиту Империума. Как ни называй, это была смерть. И теперь она претерпела еще одну. Свою окончательную смерть.
Моргравия ощутила, как оно скребется в самом ее средоточии, мучительно желая получить свободу. Чудовище внутри.
''Отпусти его…''
Ярость и горе хлынули из нее наружу, распуская швы на коже, вытягивая конечности. Она обернулась клинками, перемалывающими зубьями и хлещущими хлыстами из отточенного металла. Разобранная. Переделанная.
Судя по крикам на машинном языке, культ запаниковал. Она уже не задумываясь выпотрошила двоих из них, и ее телесное лицо покрылось каплями масла и крови. Их части были разбросаны по полу, безупречно и беспощадно рассеченные. Требуха и металлолом.
Галопом выскочив из теней на защиту своих хозяев в темных одеждах, охотники бросились на нее, кромсая и полосуя.
Моргравия прыгнула, жужжа зубьями и клинками. Она располовинивала, потрошила, обезглавливала. Рубила и отсекала. Раздирала и вырывала. Оргия насилия, учинять которое было тошнотворно и приятно. Чудовище поело на славу, но еще далеко не насытилось.
Последний из охотников, пронзенный насквозь, соскользнул с клинка на ее конечности. В его единственном глазу потух механический огонь. Она не сбавляла хода и не думала. Ее человечность выгорела, как белеет передержанная на свету картинка. Во что бы она ни превратилась, чем бы они ее ни сделали, это был уже не человек. Похожая на паука, на насекомое, она бросилась на культ, впиваясь в них мандибулами, развернувшимися из чрезмерно вытянувшейся челюсти. Пока они умирали, она пробовала их на вкус. Их маслянистую плазму, желеобразные жидкости, которые прокачивались по телам, словно ихор. Она упивалась ими, смаковала их. Резала, преследовала и обжиралась, пока не осталось всего двое.
– ''Это неизбежно'', – произнесли семь голосов, теперь ставшие одним. – ''Ничто, сделанное тобой здесь, не остановит этого.''
Она врезалась в голос, рассекла его посередине и оставила после себя содрогающуюся груду из двух половин, искрившихся и изрыгавших жидкость. А затем встретилась взглядом с последним, с предводителем. Тот выглядел безмятежным, когда она забрала его голову. Парные клинки, словно ножницы, одним щелчком перерезали механическую шею. Из раны хлынула черная жижа, разъедающая и растворяющая.
Моргравия осела наземь и почувствовала, как плоть срастается заново, как втягиваются конечности. Боль, предельная и яркая, как вспышка магния, пропитывала все ее тело, словно кислота. Она дрожала, подвывая от муки. Кричала и кричала, пока, наконец, отголоски агонии не стихли, и она не оказалась в тишине и одиночестве.
Обнаженная, если не считать уцелевших лохмотьев, она подковыляла к саркофагу. Когда она приблизилась, отростки потянулись к ней, как новорожденный к материнской груди. Это было заложено внутри Подобия. Прекрасное детское личико служило маской для мерзости со щупальцами, ползучего собрания пагубных и запретных знаний. И глядя на него, пока отростки нежно, но целеустремленно оплетали ее, Моргравия поняла, что оно не хочет умирать. Что оно сделает ''всё'', чтобы выжить; убьет кого угодно, лишь бы продолжать свое существование.
''«Я люблю тебя»'', – сказало оно. Холодное чужеродное присутствие вторгалось, убеждало. ''«Я люблю тебя, Мама»''.
Моргравия застыла, и ее губы скривились.
– Я тебе ни хрена не мама, – произнесла она и приставила пистолет к крошечному лбу Подобия. Отростки отчаянно сжались.
Раскатился гулкий грохот, усиленный замкнутым пространством саркофага.
Отростки обмякли, и Моргравия смогла выскользнуть из них. Она сползла вниз, привалившись спиной к саркофагу. Пистолет лежал у нее в руках, отягощенный тем, что нужно было сделать. Оставалась одна пуля. Она поползла среди кусков тел и обломков машин, среди пролитой крови и масла. К ней.
К Хел.
Дрожа, она сняла маску и обнаружила под ней девочку. Бледная кожа, глаза, похожие на огнистый янтарь. Волосы выбриты, но все же девочка. ''Ее'' девочка.
– А теперь покончим с этим…
Коснувшись рукой щеки Хел, Моргравия приставила оружие к собственному виску и потратила последнюю пулю.
=='''Глава XXX. Выжившие'''==
Им оставалось до ворот чуть больше полумили, когда Барак принял решение повернуть назад. Яна не стала спорить и даже возражать. Все еще ослабевший и бледный, он развернул грузовик и направился на юг. К церкви. К Моргравии.
Он вел машину молча, давя на газ, пока Яна заряжала дробовики.
Через пару сотен футов он увидел девушку. Сперва он решил, что это видение, результат полученных им ран. Только когда Яна закричала ему остановиться, он вдавил тормоз и неуклюже увел «Мула» в сторону. Она стояла на месте, наполовину освещенная передними фарами – молодая бандитка. Испуганная, одинокая. Нуждающаяся в помощи.
Закинув дробовик за спину, Яна вышла наружу.
– Я не… – девушка наморщилась, проведя рукой по волосам и озираясь туда-сюда. – Я не знаю, где я. – Она заломила руки, облизнула губы. – Они убивали друг друга. Ели друг…. – Она сбилась, и ее лицо утратило выражение. – О, Трон…
– Все хорошо, – произнесла Яна, протянув руку. – Все хорошо. Ты не одна. Идем с нами. Мы тебе поможем. – Она медленно подошла ближе. – Но тебе нужно это положить.
Нахмурившись, девушка остекленевшими глазами оглядела окровавленный нож у себя в руке. Рука была скользкой. Она липко поблескивала на свету.
– Должно быть, я… – проговорила она, прикоснувшись к основанию шеи.
– Идем со мной, – сказала Яна. – Тебе это побольше не понадобится. Идем со мной, и будешь в безопасности. – Она улыбнулась. – Как твое имя?
– Мое имя? – девушка огляделась, будто в поисках ответа. – Карина, – наконец, ответила она. – Я Карина.
– Я Яна, – произнесла Яна. – А это мой муж Барак.
– Барак? Мой отец был знаком с человеком, которого так звали.
Барак уже успел вылезти из грузовика. Он прищурился и узнал в стоявшей перед ним молодой женщине девочку.
– Карина, – ошеломленно произнес он. – Ты дочь Кристо.
Карина со слезами кивнула. Она выпустила нож, и Яна обняла ее, надолго прижав к себе, пока она не смогла перестать плакать.
Дальше на юг они не поехали. По словам Карины, там ничего не осталось. Ничего, кроме мертвых.
Когда грузовик на последнем издыхании приблизился к воротам, те оставались заперты. Машина отказала у края длинной процессии, тянущейся к границе улья. По обе стороны от нее горели тела, часть из которых была изуродована чумой, а остальные – обычными трупами. Барак не смог их пересчитать, или хотя бы примерно оценить количество. Он повел жену и девочку по смертному полю, мимо команд зачистки в форме надзирателей.
Дойдя до ворот и подняв взгляд на огромное несокрушимое сооружение, он увидел следы ожесточенной битвы за бастионы. Его окликнул караульный, через громкоговоритель потребовавший повернуть назад. Верхний улей был закрыт до особого распоряжения. Карантин, сказал он. Чума, сказал он. Из бойниц высунулось безликое смертоносное оружие.
Барак вскинул розетту, которую ему дала Моргравия. При мысли о ней внутри него вспыхнула искра печали, ведь она наверняка была уже мертва.
Прицел уставился вниз. Шли секунды, отягощенные перспективой неизбежной казни. Он услышал выкрикиваемые приказы. Шум спешащих ног.
Орудия втянулись обратно.
Ворота в верхний улей открылись.
''Два года спустя…''
Корабль приближался, и по всему Нижнему Стоку звонили праздничные колокола. Уже оборудовали посадочную площадку возле края улья, выходившего на Железный Пруд и старые развалины, на месте которых когда-то стоял приорат. Теперь там торчал почерневший камень, а в оставшейся плодородной почве пустили корни саженцы.
Карина стояла, расправив плечи и задрав лицо к небу, высматривая челнок. У нее за спиной был закинут вещевой мешок, а на поясе висел нож – она надеялась, что ей позволят его оставить. Прочная одежда и тяжелая шинель, которую ей дал Барак.
Он и Яна стояли рядом, по-родительски гордясь и уже скучая по дочери, которой у них никогда не было.
Карина так и не рассказала им, что произошло в церкви. По правде говоря, она мало что помнила с момента своего бегства. Там была тень, над ней завис корабль. А потом она уже брела по улице, одинокая и испуганная.
Они отыскали ее и приняли к себе. Вдохновленная примером отца, она нашла себе цель. Отдать свою жизнь за что-то большее, нежели просто за себя. Она записалась в призыв и собиралась найти себе место среди звезд в качестве солдата. Она знала, что будет нелегко, что в Галактике есть ужасы, о которых умалчивают в рекрутских документах. Умереть было не страшно. Страшно было остаться незначительной.
Рыча двигателями при спуске и сотрясая землю, в поле зрения появился челнок. Смог расходился, волнами расступаясь в стороны перед его массой и мощью. Небо озарилось огнем, который приглушал и рассеивал толстый слой облаков.
Прозвучала сирена, сигнализируя рекрутам выйти на посадочную площадку.
Перед тем, как двинуться вперед, Карина обернулась, улыбнувшись и помахав мужчине и женщине, которым научилась доверять и которых считала своей семьей. Оба сдерживали слезы и обнимали друг друга, уже не понимая, чем заполнят свои жизни без нее.
На границе посадочной площадки к ней подошел офицер Муниторума – один из местной головной группы, которая следила за тем, чтобы призыв прошел гладко и организованно.
– Имя, – коротко произнес он, глядя в закрепленный на сгибе локтя инфопланшет, а в другой руке держа готовый для записи стилус.
– Карина Кристо.
Офицер пробежался по списку имен и скривился.
– Не слишком-то много из Блекгейста.
Карина застыла – ее без спроса посетили старые, неприятные воспоминания.
Офицер нахмурился и потер виски. У него вдруг стал больной вид, на шее запульсировала вена, похожая на веревочный шнур. Он покраснел, вспотел – казалось, ему не хватает воздуха.
– С вами все в порядке? – спросила Карина.
Что бы это ни было, оно прошло, как тень пропадает на солнце.
– Ничего. Просто голова болит.
Он бледно улыбнулся и сунул ей в руке кусок пергамента с печатью и одобрением призыва.
– Должно быть, воздух улья, – сказал он. – Никогда особо не переживал по этому поводу.
Карина улыбнулась в ответ. Улыбка была натянутой, сдержанной, почти холодной.
– Я тоже, – произнесла она и вышла на посадочную площадку.
[[Категория:Warhammer 40,000]]
[[Категория:Warhammer Horror]]
[[Категория:Инквизиция]]
[[Категория:Темные Механикус]]
[[Категория:Империум]]
[[Категория:Сестры Битвы / Адепта Сороритас]]
