Скала Предателя / Traitor Rock (роман)

Перевод коллектива "Дети 41-го тысячелетия" Этот перевод был выполнен коллективом переводчиков "Дети 41-го тысячелетия". Их группа ВК находится здесь.

WARPFROG Гильдия Переводчиков Warhammer Скала Предателя / Traitor Rock (роман)
Автор	Джастин Хилл / Justin D. Hill
Переводчик	Летающий Свин
Редактор	Larda Cheshko, Татьяна Суслова, Григорий Аквинский
Издательство	Black Library
Предыдущая книга	Честь Кадии / Cadian Honour
Следующая книга	Аркадийская гордость / Arcady Pride
Год издания	2021
Подписаться на обновления	Telegram-канал
Обсудить	Telegram-чат
Скачать	EPUB, FB2, MOBI
Поддержать проект

Моим любимым соплякам — игрокам на самоизоляции.

АННОТАЦИЯ

Кадия, сто веков стоявшая грозным бастионом против Хаоса, сокрушена. Её уничтожение Абаддоном Разорителем и Тринадцатым Чёрным крестовым походом раскололо Империум Человека, что повлекло за собой распространение ереси, лжи и бунтарских настроений. Выжившим кадианцам — окровавленным, но несломленным, — предстоит сражаться во имя Императора дальше.

На планете Малори силы предателей укрылись в неприступной островной крепости Гора Кранног. После нескольких лет безрезультатного противостояния завершить осаду поручают Минке Леск и 101-му Кадианскому. Они оказываются в самой гуще мясорубки, грозящей поглотить их без остатка. В жестокой, жертвенной и изнурительной войне им придётся ответить на вопрос: что значит быть кадианцем в Галактике без Кадии?

ПРОЛОГ

ВПОСЛЕДСТВИИ

I

Очереди варп-транспортов в небе над Малори растянулись на сотни миль, вереницы ржавеющих стальных грузовозов, прикованных корма к носу, напоминали длинные караваны мукаали, что плелись между подземными жилыми куполами пустынных миров вроде Гору-Прайм.

Каждый капитан судна ждал своей очереди на выгрузку военных материалов, чтобы выполнить условия наследственных соглашений и выплаты планетарной десятины. Срыв сроков мог навлечь быстрое возмездие на их миры. Очистительный крестовый поход. Орду братского ополчения. Точечный ракетный удар по верхней миле улья, дабы с одобрения Муниторума позволить образоваться новым, более сговорчивым элитам. Но по мере роста очередей и времени ожидания экипажи варп-кораблей предстали перед страшным выбором.

Некоторые сбросили груз и двинулись прочь, предпочтя скрыться в пустоте, вместо того чтобы столкнуться с суровым правосудием дома. Другие покинули корабли. Исполнительные умерли с голоду, и их обезлюдевшие звездолёты продолжали дрейфовать в космосе до тех пор, пока гравитация не утянула их навстречу огненной смерти.

На орбитальных складах слуг-штрафников загоняли до смерти. Однако гигантские, занимающие целые континенты подземные хранилища Малори давным-давно превысили пределы вместимости. В них скопились высокие хранилища с плазмой крови, колонны «Гибельных клинков», горы боеприпасов, а в переполненные зловонные казармы набились миллионы солдат.

У командиров кораблей не было возможности разгрузиться, как и вернуться домой с неуплаченной десятиной. А транспортники продолжали прибывать, доставляя полные трюмы припасов для войны, которая уже была проиграна.

Ещё каких-то пару лет назад планета Малори служила важнейшим узлом в паутине логистических путей, снабжавшим ресурсами зону непрекращающихся боевых действий вокруг Врат Кадии. Но Кадия пала. Казалось, будто в глубине улья забилась водосточная труба. Грязные воды постепенно накапливались, а меж тем ветхие колёса Империума Человека продолжали неумолимо крутиться, застряв в наезженной за десять тысячелетий колее.

Само собой, никаких официальных извещений не поступало. Ни единого слова о проблемах, обрушившихся на миры Врат Кадии. Однако слухи никто не отменял. Болтали об утрате контроля над целыми секторами. О том, что Империум сгнил и разлагался. О том, что его властители потерпели сокрушительную неудачу.

Правдивость слухов подтверждалась их безжалостным подавлением. Суровая кара следовала даже за простой разговор с кем-то, кто мог краем уха услышать жуткую молву. Каждое утро на виселицах перед казармами вздёргивали новых и новых нарушителей. Но, подобно вытекающему из раны гною, истина просачивалась наружу.

Врата Кадии пали. Война, которую снабжал мир-склад Малори, закончилась.

Отец Эрис Беллона — невысокий бородатый жрец, приданный полку Элнаурских Егерей, — всё изменил.

Следует прояснить: отец Беллона не был еретиком, соблазнённым шёпотами и ложью. Он был ветераном с многолетней боевой службой за плечами. Он не раз проливал кровь за Императора Человечества. И знал Империум достаточно хорошо, чтобы понимать — всё, что ему говорили, было враньём.

От масштаба катастрофы у него стыла в жилах кровь. Будущее всего человечества висело на истончающейся нити.

Иногда изоляция от безумия позволяла прояснить мысли. Он заперся в келье, чтобы поразмыслить над опасным положением, в котором оказалось государство людей. И перед ним стало вырисовываться решение. Смутные поначалу идеи начали обретать контуры. Логичные умозаключения привели его к чёткому осознанию.

Следующие две недели Беллона провёл в суровой аскезе и пылких молитвах. В последнюю ночь над головой священника загорелся жёлтый свет. То был сияющий, будто отполированный до блеска, золотой череп с вправленными в глазницы бриллиантами, что лучились внутренним светом. Он поделился с Эрисом словами истинного пророчества и смысла.

Пережить тяжёлые времена Империум сможет лишь одним способом. Человечество наконец вырвется из цепей, сковавших его разум и веру. Слова, что он напишет, станут тем семенем, из коего произрастёт новый Империум.

Грандиозность начинания потрясла его до глубины души. Руки Беллоны дрожали от страха и трепета. Ответственность легла на его плечи подобно целому жилому блоку. Он считал себя недостойным сосудом для любви Императора.

Но он получил знак. Ему явился Император. За катастрофой мог прийти новый рассвет.

Плача навзрыд, отец Беллона достал лист пергамента и начал писать.

Он был вдохновлён. Он был честен. Он был исполнен благими намерениями.

Из-за его идей погибнут миллиарды.

II

Штаб Астра Милитарум на Малори располагался на острове-крепости Гора Кранног. Тем утром чёрные стервятники грызлись между собой за гниющие трупы, что болтались на рядах из тысяч и тысяч виселиц. В воздухе витал густой смрад смерти, и на огромной площади перед собором Святой Елены Ричстар стояли Элнаурские Егеря в блестящих панцирных латах, увенчанных плюмажами шлемах и церемониальных плащах, дожидаясь утренней казни.

Их командир, лорд-маршал Хольцхауэр, чрезвычайно гордился тем фактом, что в ходе чисток ненадёжных ни одного из его егерей не казнили. Они были вымуштрованным полком, набранным из числа знати своего родного мира. Они жили по суровому кодексу чести, и маршал гнал прочь от их лагеря любых охотников на еретиков. Если среди них отыскивался преступник, солдаты разбирались с ним сами, что и случится этим утром.

Осуждённый боец был признан виновным в воровстве — незначительный проступок по меркам других полков, но для егерей он являлся страшным позором. Единственным подходящим наказанием за такое преступление была смерть. Приговорённый более не имел имени. Он лишился его в тот момент, когда совершил злодеяние. Но даже сейчас, оставшись без всего, он стоял по стойке смирно, прекрасно осознавая: то, как он умрёт, повлияет на будущее его братьев и племянников на Элнауре.

Пока палач тянул сквозь сомкнутый кулак проволочную плеть, чтобы распрямить завязанные узлами хвосты, с вора срезали украшенную серебряными галунами форму, тем самым показывая, как хлыст сдерёт кожу с его спины.

— Во имя Святого Императора! — крикнул исполнитель, бросив взгляд на лорда-маршала для позволения начать ритуал свежевания.

— Приступай, — огласил Хольцхауэр.

Он стоял в стороне от прочих офицеров, наблюдая за медленной и кровавой казнью солдата. Лорд-маршал был непреклонным ветераном и смотрел на осуждённого бойца без жалости и сожалений, лишь буравя его тяжёлым укоризненным взглядом. Для него было делом чести, чтобы егеря решали свои дела самостоятельно. Пока он жив, необходимости в Комиссариате для поддержания порядка не возникнет.

Егеря были теми костями, на которых выросла вся репутация лорда-маршала. А железная дисциплина служила той силой, что заставляла их бояться его больше, нежели любого врага, с каким им до сих пор приходилось сталкиваться.

— И, в отличие от кадианцев, — любил говаривать Хольцхауэр, — я не проиграл ни одной битвы.

После завершения казни Элнаурские Егеря развернулись и строевым шагом прошли под готическим фасадом собора Святой Елены Ричстар, возвращаясь в казармы.

Тело сняли с лобного места и потащили прочь, оставив на земле лужу крови. Лорд-маршал отвернулся от сцены расправы, и его помощники с офицерами сделали так же, изящно развернувшись на каблуках.

— Хорошая смерть, — констатировал адъютант, Лер.

Хольцхауэр не ответил. Его тонкие губы оставались сомкнутыми, гладко выбритые щёки —холодными и синими, как свежезаточенная сталь. Разговоры стихли. Офицеры проследили за взглядом командира.

Лорд-маршал смотрел, как по площади в их сторону шагает человек в чёрном наряде. Вместо обычной казарменной одежды жрец был в полном боевом облачении — помятом панцирном нагруднике с наплечниками поверх тёмной ризы и шёлковом стихаре с вышитым на нём золотым черепом.

Достигнув двери собора, отец Беллона достал из кобуры пистолет и с помощью рукояти забил в выцветшую деревянную створку гвоздь. Для этого потребовалось всего пять резких ударов.Под гвоздём, подобно дёргающемуся узнику, трепыхался клочок пергамента.

На звук выбежал адепт Экклезиархии — лысый и согбенный человек сорока лет, по виду скорее напоминавший напыщенного клерка.

— Ересь! — закричал он. — Эти слова — ересь!

Командир поднял палец, и один из помощников шагнул вперёд, чтобы перехватить адепта.

Священник успел выдавить из себя ещё несколько натужных возгласов.

— Остановите это! — услышал Хольцхауэр, но не обратил на слова внимания.

Он и только он решит, как поступать.

Лорд-маршал подошёл к прибитому листу, который утренний ветер пытался сорвать с гвоздя.

«Империум подобен умирающему человеку. Он наполнен раковыми опухолями, но скверна исходит не от тела… а из самой головы. Регенты Императора подвели его».

Эти слова на листе…

— Ересь! — задыхаясь от ужаса, прошипел адепт.

— Уведите адепта прочь! — рявкнул лорд-маршал.

Сзади донеслись звуки борьбы. Адепту удалось сбросить руку со своего рта.

— Повелитель! — крикнул он. — Это всё ложь нечестивца!

То, что прочёл лорд-маршал Хольцхауэр, не показалось ему еретическим. Напротив, оно выразило ту истину, которую он всё это время не мог облечь в слова.

— Молчать! — велел он, и один из помощников ударом наотмашь мгновенно привёл приказ в исполнение.

Слова отца Беллоны точно описали недуг Империума Человечества. Пояснили, что с помощью безжалостного хирургического вмешательства, очистительного крестового похода и возвращения к путям святого Вандира ему можно вернуть прежнее крепкое здоровье.

Согласно изложенным тезисам, крестовый поход должен возглавить опытный и целеустремлённый лидер. Верующий, убеждённый, железный воин. Последний шанс спасти Империум Человека.

Лорд-маршал Хольцхауэр решил, что в тот момент сошлись все нити судьбы. То, что эти самые слова были представлены именно сегодня, то, что он оказался тут и прочёл их, казалось не иначе как божественным провидением.

Прежде его не побеждали в боях. Разве найдётся лучшее доказательство тому, что этим воином может быть он? После мимолётного раздумья «может» изменилось на «должен».

Хольцхауэр жестом подозвал жреца к себе. Отец Беллона встал перед ним, вытянувшись по струнке на скалобетонном плацу, непреклонный и смелый. Он выглядел измождённым. Его щёки запали. С лица взирали опухшие глаза. Однако внутри него как будто сиял внутренний свет, свидетельствовавший о великой святости и чистоте.

— Многие в Империуме сочтут твои мысли еретическими, — заявил лорд-маршал. Служители скверны попытаются уничтожить и тебя и твои слова. Тебе потребуется достойный защитник.

— Этот человек — вы? — твёрдо спросил его Беллона.

— Я, — подтвердил Хольцхауэр. Одним быстрым движением он сорвал пергамент с двери. Затем повернулся к Леру. — Сделай копии и распространи среди старших офицеров. И сообщи всем, что отец Беллона под моей личной защитой.

Адъютант расцвёл от внимания командира.

— Будет исполнено, милорд!

Лорд-маршал Хольцхауэр ощутил, что обрёл новую цель. Вот ради чего он был рождён: стать очищающим пламенем, которое вдохнёт в Империум новую жизнь.

На башнях собора грянули колокола. Позднее, подводя итоги случившегося, Муниторум назовёт этот момент отправной точкой Мятежа на Малори.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Сержант Минка Леск прикрыла ладонью глаза, когда бомбардировка началась снова. Сегодня был её тридцатый день на Малори. Хотя она находилась в десяти милях от передовой, сидя на броне «Химеры» модели «Грифонна IV», девушка всё равно ощутила, как задрожала земля от нарастающего гула «Землетрясов», постепенно переходящего в раскатистый грохот.

Фицелиновый дым становился гуще и темнее по мере того, как к обстрелу присоединялись новые и новые батареи. Жертва их ярости раскинулась в пяти милях от них, вздымаясь над серой, как сталь, водой, — островная крепость Гора Кранног, известная среди имперцев как Скала Предателя.

Пятидюймовая керамитовая броня «Святой», её бронетранспортёра, задребезжала, словно жестянка. Вот что делал Империум Человека: он собирал грубую мощь тысяч миров воедино и фокусировал её в одну квадратную милю тотального уничтожения.

Простых солдат Астра Милитарум такое зрелище повергло бы в трепет. Кадианцы же, видевшие войну на тысяче планет, знали, что это не более чем пролог.

Пять лет прошло с тех пор, как вихрь падения Кадии затянул Арминку Леск в свою воронку. За это неспокойное время она из подростка-белощитницы стала рядовой, а потом сержантом. Она многому научилась в Кадианских ударных войсках. Убивать во имя Императора. Пить. Спать где угодно. Занимать любую комнату, в какой оказывалась. Всегда проворачивать штык.

Теперь она стала молодой женщиной двадцати одного года от роду со шрамами, плохими воспоминаниями и кошмарами столь же хаотичными, как клубящиеся завихрения Ока Ужаса. Впрочем, она всё ещё оставалась в живых, а внутри неё по-прежнему шла борьба.

Этим утром на Минке была видавшая виды униформа, потрёпанный от частого ношения бронежилет, закинутый за плечо лазкарабин модели «Аккатран» в компоновке булл-пап, а также болтающаяся на разгрузке пара гранат. Она закатала рукава по локти, а трёхкупольный шлем положила рядом с собой.

На предплечье девушки красовалась вычурная татуировка: символ родной крепости, касра Мирака, окружённый девизом на высоком готике — «Кадия стоит».

Сзади к ней приблизился Яромир.

— Предатели? — просто спросил он.

Она кивнула. Яромир был ладно сложенным великаном с копной песочного цвета волос. Когда-то он выглядел привлекательно, до того как ему зацепило голову болт-снарядом, ещё перед назначением в отделение Минки. Из-за ранения бойцу стало трудно выражать эмоции. Иногда его рот переставал работать, и он испытывал сложности со связным мышлением. Раньше его бы списали в резерв.

Но, несмотря на увечье, Яромир по-прежнему мог разобрать карабин, всё ещё мог попасть в яблочко с сотни ярдов и исполнял приказы с прытью новобранца. Дисциплина пустила в нём слишком глубокие корни.

Оруги лежал на откинутой рампе, положив каску возле себя. Он привстал, выглянув из тени «Химеры».

— Ничто так не бодрит, как бомбардировка, — сказал он, после чего поднялся и потянулся.

Заревела сирена. Минка хлопнула по передним бронеплитам «Химеры».

— Заканчивай! Мы выдвигаемся!

Бреве возился с машинным духом с самой высадки. Он сложил знак аквилы, прежде чем нажать кнопку запуска двигателя.

— Давай же, давай! — закричал мехвод, уговаривая дух «Химеры» пробудиться. Сквозь бронированные решётки, защищавшие двойные выхлопные трубы, с чихом вырвались первые грязные облачка прометиевых газов.

— Пока полёт нормальный… — пробормотал Бреве, стараясь не сбавлять оборотов. Тем временем в лагере все бойцы, отделения и роты 101-го Кадианского полка, Прошедших Ад, уже деловито сновали туда-сюда.

Минка спустилась по крыше, запрыгнула в один из верхних люков и потянула за собой крышку, чтобы внутрь не попала пыль. В отсеке включились воздушные фильтры, гоня у ног тёплый ветерок. От него пахло горящими благовониями.

— Бреве! — крикнул Аллун. — Можно выключить эту штуку?

Тот что-то крикнул, и Берген, передний стрелок, передал его слова в отсек.

— У нас перегрев. Если нужна вентиляция, откройте люки.

Аллун пинком захлопнул воздуховоды.

— Последнее, что нам нужно, — это свариться живьём.

Они находились на Малори уже четыре недели, непрерывно тренируясь и готовясь к битве. В машине воцарилась серьёзная атмосфера, подчёркиваемая шипящими от помех переговорами, что доносились из вокс-установки.

Рутинное общение. Команды по войскам. Грубые шутки. Болтовня офицеров связи из разных рот. Они продолжались и продолжались, пока их не заглушил сигнал капитана Спаркера. Все прочие голоса стихли.

— Приказ генерала Бендикта. — Атака на Скалу Предателя вот-вот начнётся.

Десантный отсек «Святой» служил им домом на протяжении многих лет — совершенно заурядным, аскетичным, утилитарным до последней заклёпки, но тем не менее домом. Каждый его дюйм о чём-то Минке напоминал: нацарапанный над головой Бейна счёт Чёрной Пятерни, старые расписания караулов с Потенса, несколько теперь уже едва различимых схем упражнений на Карге-Б9, которые она вырезала ножом; подпалины там, где Дрено случайно выпустил лазлуч в тесном отсеке и лишь чудом никого не задел.

Она окинула бойцов взглядом. Они были её отделением, а она — их командиром, и им уже не терпелось сцепиться с врагом. Чувство это одолевало не её одну. В отсеке «Святой» повисло радостное возбуждение. Долгие месяцы пути и тренировок наконец-то подошли к концу.

Даже Бейн протрезвел.

— Значит, начинается, — сказал он. Минка поправила шлем и опустила ремешок на подбородок. Затем кивнула.

— Мы выдвигаемся.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Полк Минки, 101-й Кадианский, Прошедшие Ад, прибыл на Малори на борту крейсера типа «Дерзание» «Правый» — крепкого мелкого забияки, спущенного с орбитальных верфей Мортенова Причала в системе Агрипинаа.

Полк провёл шесть месяцев в ледяном мире Карга-Б9. После успешных кампаний на Потенсе, Леймасе и Эстее очарование тренировок в арктических условиях ещё больше укрепило боевой дух личного состава. На Карге-Б9 царили такая неподвижность и тишина, что можно было услышать, как под ботинками скрипит снег.

Время там не только оказало целебное воздействие, но также позволило бойцам из других кадианских полков, пострадавших в сражениях или считавшихся «худшими», легче влиться в 101-й. Ничего, кроме амасека и льда, шутили они, обмениваясь историями и воспоминаниями и превращая своё столь разное прошлое в новое целое.

Отделению Минки недоставало двух бойцов до положенных по уставу десяти.

— Я всё устрою, — пообещал ей флаг-сержант Тайсон, стоя с планшетом и стило в руках. Минка по-прежнему держалась с ним настороже. Он был коренастым, энергичным мужчиной с квадратной челюстью, всегда выбритой настолько гладко, что казалась бледно-синей.

— Вот тебе двое, — сказал Тайсон, жестом подозвав новеньких. Первым был Туйя Бейн —широкоплечий гвардеец с лицом настоящего боксёра. Он был свирепым борцом и носил на предплечье вытатуированную ленту с имперской аквилой и девизом «Кадия стоит». То, что осталось от его носа, давно размазалось по левой части лица и теперь напоминало кривую литеру «V». Минка самолично сломала его не далее как пару месяцев назад, во время спарринга.

Он выглядел ниже, чем она его запомнила. Судя по тому, как к щекам солдата прилила кровь, тот определённо вспомнил её тоже. Минке к подобному было не привыкать.

— Бейн, правильно? — улыбнулась она, не дав ему возможности заговорить. — Добро пожаловать в седьмую роту.

Если Бейн и затаил обиду, то ничем этого не выдал. Он улыбнулся в ответ и пожал ей руку.

— Приветствую, серж.

Вторым стал Илия Оруги — выпендрёжник с бритой головой и аккуратной чёрной бородкой. Надёжного вида боец, он имел на правой щеке шрам от ожога, сильно натягивавший кожу. Правый глаз гвардейца был заменён дешёвой полевой аугметикой из стальной пластины и простого красного шарика наведения.

— Перегрев плазмы, — пояснил он, поймав её взгляд, — на Потенсе. Но хуже целиться не стал. Снайпер-стрелок первого класса.

— Добро пожаловать в седьмую роту, — повторила Минка. — Не знаю, в курсе ли вы, но мы отправляемся на Эль’Фанор.

Эль’Фанор был древним рыцарским миром, который возвращали к жизни. Кроме того, он являлся штабом имперского командования их театра военных действий.

— Жду не дождусь! — сказал Бейн. Но, как оказалось, Минка проболталась слишком рано. Приказ изменился, и их направили в другое место.

— Дело, очевидно, срочное, — сказал флаг-сержант Тайсон собравшимся офицерам 101-го. Он попытался приподнять упавший дух. — Тамошние командиры наворотили дел. Придётся нам задать кое-кому трёпку.

Путешествие «Правого» через варп прошло гладко.

Выйдя в реальное пространство на внешних границах системы Малори, он сообщил о своём прибытии местному имперскому командующему. Зашифрованные коды дали ему приоритетный доступ перед остальными судами. Все ранее просчитанные курсы и расписания швартовок пришлось составлять заново. Порабощённые сервиторы, зажужжав логическими цепями, проложили новые маршруты подходов многочисленным кораблям, попутно тщательно высчитав траекторию для крейсера.

Обломки космолётов Имперского флота до сих пор висели на низкой орбите: те, что подальше, дрейфовали в бледных туманностях замёрзшего газа, тогда как находившиеся ближе к планете неуклонно снижались по медленно закручивающимся спиралям, которые неизбежно приведут их к огненной смерти. «Правый», ревя плазменными двигателями, прошёл мимо них, озаряя очереди ждущих транспортников Муниторума иссиня-зелёным кометным сиянием камер дожигания.

Пока крейсер шёл вглубь системы, генерала Бендикта доставили сразу на планету в личном челноке полковника.

— Ему не терпится покончить с этой битвой, — сообщил им Спаркер. — Скоро туда попадём и мы, ждать уже недолго. И тогда у всех нас будет полно работы.

За несколько дней до высадки кадианцам рассказали, какую войну им предстоит завершить. Мятеж на Малори развивался по вполне предсказуемой схеме. Местный властитель узурпировал власть и объявил независимость от Империума Человека. Дальше последовала череда завоеваний и безжалостных подавлений сопротивления, пока в руках еретиков не оказалась вся планета, и тогда они начали призывать соседние планеты к полномасштабному восстанию.

На инструктаже роты Спаркер продолжал монотонно вещать то, что все и так уже знали. Гора Кранног была островом-крепостью. Осада длилась без малого пять лет. Расчётчики Муниторума предсказали падение планеты в течение — и тут он козырнул имеющимися сведениями — семи лет.

Капитан пробежался взглядом по бумажке в руке.

— Обычные линейные подразделения. В основном местные, хотя есть и надёжные войска. В первую очередь — Стрелки Леты и несколько полков с Элнаура. Они — элита системы. — Спаркер замолчал, сверяясь с записями. Эвринд указала на важную часть. Тот и не подумал поблагодарить её. — В начале осады защитников насчитывались миллионы. Без сомнения, они вырезали многих из своих. Согласно имеющимся сведениям, в сухопутной войне они показали себя хорошо. Следует ожидать закалённых боями ветеранов, ещё более опасных из-за своих еретических воззрений.

Он закончил, после чего поднял глаза и обвёл взглядом комнату.

— Этот мир входил в сеть снабжения Врат Кадии.

Все они, конечно, это знали. Однако о связи планеты с Кадией стоило повторить. Теперь битва стала личной. Им остался только один вариант — безоговорочная победа.

К несчастью для предателей, Империум отреагировал без промедления. Армада с местными полками, возглавляемая мордианским генералом фон Хорном, прибыла в систему Малори, практически не встретив сопротивления.

Поскольку изменники не могли похвастаться значительным флотом, армада фон Хорна пробилась вглубь системы и провела массированную высадку.

По всей планете гремели яростные сражения, пока потрёпанные ряды предателей не отступили в Гору Кранног, после чего взорвали за собой наземный мост в намерении отсиживаться годами, а если придётся, то и десятилетиями.

— Осада тянется уже больше четырёх лет, и, похоже, мордианцы продвигаются недостаточно быстро для лорда-милитанта Вармунда. Поэтому он прислал нас.

Спаркер достал карту острова.

— Вся его территория усеяна арсеналами и казармами. Предатели могут держаться там десятилетиями. — В обращённой к суше части располагались огромные врата Тора Тартаруса. Офицеры в задумчивом молчании стали изучать схему крепости.

— Что это за отметки? — спросила Дайдо, ткнув пальцем.

— С сушей остров соединял подвесной мост. Это — его опоры.

— От моста что-нибудь осталось?

Спаркер сверился с Эвринд, после чего покачал головой.

— Не думаю. Только отдельные колонны.

Он вернулся к острову. В центре находился собор. На середине острова, водружённые на северный и южный утёсы, возвышались крепости Марграт и Банийяс.

— Банийяс уже в руинах. Предатели разместили там несколько батарей, но особого значения они не имеют.

— Что насчёт Марграта?

Спаркер взял инфопланшет с планами крепости. Она была построена по той же схеме, что и бастион, находившийся в центре касра Мирака. Вид его причинил Минке боль.

На противоположной стороне острова располагалась башня Офио. Она была наименьшим укреплением, имевшим форму звезды с выраставшей из центра узкой башней. Подходы к этому дальнему концу стерёг небольшой островной оплот Тор Харибдис. Спаркер постучал по нему указкой.

— Вулканический атолл. Укреплён одним главным бастионом, прозванным Одиноким Редутом.

Далее Спаркер вызвал пикты генералов-предателей и их войск. Первым был генерал Киркин — бравого вида офицер с собранными в небольшой пучок волосами.

— Превосходный дуэлянт, — сообщил капитан. — Отличается личной храбростью. Командует Онготскими Шакалами. Заслужили боевые почести на Скарусе и Лете Одиннадцать. Согласно источникам Милитарума — войска низкого качества.

Шакалы напоминали толпу бродяг в плохо подогнанных шинелях и краденой униформе.

— В начале мятежа Шакалов насчитывалось почти два миллиона. Не все стали предателями, но они давно очистили свои ряды. Сколько действующих защитников сейчас, мы сказать не можем. Ожидается твёрдое, пусть и невыдающееся руководство.

Следующим примечательным военачальником был генерал Коноэ из Швабийских Фузилёров. Он имел аугметический глаз, вытатуированную на другой щеке аквилу и заплетённую в пышную косу седую бороду по грудь.

— Он командует несколькими подразделениями — Стрелками Леты, Светом Скаруса и Швабийскими Фузилёрами. — На инфопиктах предстали солдаты в элегантной униформе из чёрной шерсти и закрытых шлемах с ребризерами. — Надёжные силы с плохим командованием. Лично я считаю его ответственным за сдачу Леты Одиннадцать зеленокожим. Очередной еретик.

— Сэр, каких верований придерживаются предатели? — решила уточнить Дайдо.

Спаркер понизил голос:

— Они последователи отступника Гога Вандира. Тишина, которой были встречены его слова, сказала всё.

Вандир был одним из худших еретиков в имперской истории. Он принёс скверну в сам Тронный зал Бога-Императора. Минка никогда особо не интересовалась историей Империума, однако знала достаточно, чтобы быть в курсе данного факта. Впрочем, это ничего не меняло. Меньшими предателями они не становились.

Самое лучшее — или худшее — Спаркер приберёг на конец.

— Руководит ересью самозваный архигерцог, лорд-маршал Хольцхауэр. Он возглавляет пять полков элитных Элнаурских Егерей.

На инфопикте они увидели строй одетых с иголочки бойцов в узорных чёрных нагрудниках, шлемах с плюмажами и перекинутыми через плечо церемониальными плащами.

— Вот единственный пикт Хольцхауэра, который мне удалось найти. — Спаркер показал человека с холодным лицом в отполированном до блеска нагруднике и накрахмаленном бархатном кителе. — Он утверждает, что не проиграл ни одной битвы, — продолжил капитан. После долгой паузы он добавил: — Очевидно, прежде с кадианцами он не встречался.

Пока остальные хохотали, Минка заглянула в синие глаза Хольцхауэра и увидела в них ледяную надменность и безграничный эгоизм. Человек, ради своих целей готовый отправлять на смерть других.

Она сердцем чувствовала, что именно из-за таких предателей, как Хольцхауэр, им и не удалось защитить Кадию. Минке хватило одного лишь взгляда на врага, чтобы ощутить к нему неподдельную ненависть.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Высадка началась на следующий день. Гвардейцы в полной боевой экипировке маршировали на погрузку поротно рядом со своими «Химерами», а более тяжёлую технику и припасы осторожно разместили и закрепили на гравиподдонах. Седьмая рота поднялась на борт с получасовым опережением графика. Отделение Минки оказалось на третьем уровне, в корме, ближе к двигателям второго корабля.

Каждое отделение нашло свой бронетранспортёр и забралось внутрь через верхние люки. Минка пересчитала бойцов по головам, прежде чем последовать за ними. Осталось только одно место, рядом с Бейном. Проигнорировав его, она опустилась в кресло и откинулась назад, прижавшись затылком к металлу переборки.

— Значит, на борту мы провели тридцать два дня, — сказал Виктор и нацарапал засечку на внутренней панели над головой. Минка не обратила на него внимания. Виктор любил подсчитывать всё подряд. Таким уж он был.

Она закрыла глаза, услышав скрежет отсоединяющихся от лихтера топливных шлангов. Вой двигателя стал громче, и от дозвуковых вибраций у неё заныли зубы. Минка начала потеть, затем её замутило. Спёртым воздухом было невозможно дышать.

Дрено достал колоду изрядно захватанных карт.

— Кто хочет сыграть? — Желающих не нашлось.

Минка упёрлась спиной в металлические распорки. Заскучав, девушка достала из ножен на бедре боевой нож. Он был касркинским и когда-то принадлежал капитану по имени Раф Штурм, который сберёг ей жизнь в касре Мираке. На оружии была выбита эмблема — надпись «94-й» со скрещёнными винтовкой и ножом. Штурм был человеком, что, казалось, держался лишь за счёт шрамов, черепной пластины и титановых штырей. Благодаря его несгибаемой силе воли они продолжали драться, улица за улицей, руина за руиной и комната за комнатой, спустя долгое время после того, как их должны были зачистить истребительные команды Чёрного Легиона.

Помимо многочисленных наград, он был ещё и ветераном Армагеддона.

«Воина, который бился с зеленокожими и выжил, трудно чем-то напугать», — любил говорить он.

Раф по-прежнему являлся ей во снах, когда она оказывалась отрезанной на площади Статуй или пробиралась по руинам своего бывшего схолама. В тех кошмарах до Минки доносились нечеловеческие вопли еретиков, отчего её сердце начинало колотиться как бешеное, а по телу — градом катиться пот.

Она силилась проснуться, однако враги словно не давали ей вырваться из грёзы. Но потом появлялся капитан Раф Штурм, перепрыгивая через разбитую стену либо вы-шибая ногой дверь, и расстреливал неприятелей.

И сейчас его лицо вновь возникло в голове у девушки, успокоив её, когда челнок начал снижение к планете.

Минка повидала достаточно кораблей, сбитых при спуске. Видела, как они падают с небес, подобно фейерверкам, за которыми через несколько минут сыпался град почерневших тел. В такие моменты эта картина до боли ярко вставала у неё перед глазами. Она ненавидела планетарные высадки. Минка крепче сжала челюсть и подумала о Рафе Штурме.

Но сейчас она чуяла близость Бейна. Тошнота становилась невыносимой.

Наконец Минка рывком поднялась на ноги.

— Дрено! Сдай-ка мне. К тому времени, как зазвучали сирены, оповещая о скорой посадке, она успела спустить месячное жалование. Бейн не сводил с неё глаз всю игру.

— У тебя проблемы? — не выдержав, рявкнула она.

— Не твоя это игра, — просто сказал Бейн.

— Нет?

— Нет, — ответил он.

Девушка одарила его самой холодной своей улыбкой.

— И почему мне стоит слушать человека, которого я избила в спарринговой яме?

— Тебе подвернулась удача.

— Удача мне не подворачивается, она со мной всегда.Бейн похлопал в ладоши и громко расхохотался.

— Хорошо! Такой-то сержант нам и нужен!

Громоздкие челноки сели на бескрайнюю скалобетонную равнину Звёздного порта, подобно огромным неуклюжим птицам. Потребуется несколько дней, чтобы доставить все грузы и вспомогательный персонал, однако боевой состав 101-го отправился прямиком в лагерь для акклиматизации и начала тренировок.

Едва они двинулись в путь, Минка стала изучать базовую информацию. Гравитация. Дневные часы. Враждебные формы жизни. Болезни.

— Вполне нормально, — узнав подробности, вынесла она вердикт. — Конечно, если не считать осаду, с которой нас прислали разобраться.

Кадианцы ещё не видели Гору Кранног, поэтому сведения эти относились к разряду сугубо теоретических. Тем не менее, устав от стеснённой корабельной обстановки, солдаты были просто рады снова оказаться на земле. Они распахнули верхний люк, выбрались на крышу «Химеры» и довольно потянулись.

Прошло немного времени, прежде чем до них докатился смрад дыма и старой гнили. Очень скоро их веселье поубавилось, когда радарные мачты, диспетчерские вышки и плоские скалобетонные плиты Звёздного порта остались позади, и Малори предстал перед ними таким, каким он был на самом деле.

Вся поверхность была белой. Бейн достал магнокль и осмотрел местность.

— Поля костей, — произнёс он, затем отправил увеличитель по кругу. Зрелище было мрачным. Война прошлась по миру подобно лесному пожару, в начальных схватках погубив сотни тысяч жизней. Повсюду высились настоящие курганы из костей, которые рабочие на экскаваторах сгребали в братские могилы.

Спустя где-то час они увидели остроконечные горы, возносившиеся из развороченной земли.

— Кажутся знакомыми, — отметил Бейн.

Они просто глазели, не в состоянии понять, что такого странного было в местности перед ними.

— Это же линкоры! — наконец воскликнул Оруги.

Внезапно Минка будто прозрела. Вокруг них лежали рухнувшие на планету куски пустотных кораблей, огромные металлические обломки образовали гряды опалённого и вздувшегося бронестекла и стали.

Путь им преградил экзоскелет имперского линкора, раскинувшись на многие мили во всех направлениях. Его хребет разломался при столкновении с землёй, став дорогой, что пролегала сквозь центр корабля. Внутренности космолёта вздымались с обеих сторон подобно ржавому каньону, тут и там свисали сухожилия труб и проводов. Тьма время от времени озарялась сполохами дуговых ламп ремонтных команд Адептус Механикус, неспешно срезавших более-менее уцелевшие элементы конструкции.

Транспорту потребовалось десять минут, чтобы пересечь нутро пустотного корабля. Горы фюзеляжа вскоре начали снижаться, а затем перед ними раскинулась бескрайняя плоская равнина, усеянная воронками, в которых серебрились озёрца зловонной паводковой воды. Везде, насколько хватало глаз, отражённый свет вычерчивал силуэ-ты баррикад, мотков колючей проволоки и ежей, а также остовы уничтоженных танков, транспортников и бронемашин. Жизни там не было, если не считать стай кружащих чёрных стервятников. Пейзаж не разбавляло ничего, кроме вида разбившегося «Мародёра» или ржавеющего корпуса выжженного «Лемана Русса».

Стрелок, Берген, выбрался из открытого люка и теперь сидел, поставив одну ногу на крышу и упёршись подбородком в колено. Он протяжно вздохнул.

— М-да-а. Безрадостно, — изрёк он.

— Всё лучше, чем на борту корабля, — отозвался Оруги. Боец лежал, растянувшись на лобовой броне и надвинув на лицо каску.

Остальные сидели, свесив ноги из открытого заднего отсека. Виктор пустил по кругу бутылку грога.

— Так где этот остров? — спросил Бейн.

— На западе, — указал Берген.

После пары глотков он затянул песенку.

Час сменялся часом. Огни Звёздного порта исчезли позади. Где-то вдалеке раскатистый рокот бомбардировки перерос в неистовый рёв. Постепенно мили серой равнины сменились городами резервных укреплений. Временные поселения из палаток и типовых построек начали обретать вид постоянных мест обитания. Появились большие тенты госпиталей, хижины-уборные и тускло освещённые лагеря чёрных рынков, где уставший солдат мог купить нечто, напоминавшее комфорт в этом мрачном мире.

Они пели «Цветок Кадии» в третий раз, когда Бейн пробрался вперёд, туда, где сидела Минка, прислонившись спиной к башне и для мягкости подложив старый вещмешок на смотанные ленты автопушечных снарядов.

— Ещё не на месте? — поинтересовался он.

Минка покачала головой.

— Похоже, будем ехать всю ночь, — ответила она.

— Почему мы не высадились ближе?

— Начальство говорит, у них до сих пор много рабочих лазеров. Мы слишком ценные, чтобы нами рисковать.

Бейн кивнул. Повисла долгая пауза, пока он задумчиво тёр руки.

— Что ж, — наконец произнёс он, — всё лучше, чем тренировка в ледяном мире.

— Ага, — согласилась девушка.

Он снова замолчал. Минка почувствовала, что тот собирается что-то добавить, и заговорила первой, не дав ему шанса:

— Послушай. Насчёт носа. Прости за это.

— Лучше уж ты мне, чем я тебе, — наконец сказал он и подмигнул.

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

Уже начало смеркаться, когда они проехали возле первого штрафного лагеря. Его по периметру окружали колючая проволока и сторожевые вышки. Отряды каторжников возвращались с работ, а за ними, закинув за плечи лазвинтовки, шли надзиратели.

Кадианцев провожали взглядами новобранцы с чумазыми лицами. Где-то далеко впереди сверкнула зарница очередной бомбардировки, за которой последовал низкий рокот падающих снарядов. На внешних границах осадного лагеря начали включаться люмены. В небо устремились лучи прожекторов, подсвечивая изнутри столбы дыма. Вдалеке послышался вой сирен.

Гвардейцы наблюдали за происходящим с безразличным видом. Они обгоняли растянутые колонны грузовых двадцатиколёсников Муниторума, мигающих жёлтыми аварийными огнями. Полуприцепы гнулись под весом сменных стволов, ящиков со снарядами, гигантских бухт колючей проволоки, штабелей палубного настила, коробок с лекарствами и батареями, а также килолитровых цистерн с плещущейся внутри плазмой крови — материалы поступали на передовую в поистине промышленных масштабах.

Час сменялся часом, а линия фронта, казалось, не становилась ближе.

Спавшая Минка на миг очнулась, но, поняв, что они всё ещё в пути, забылась снова. Сквозь дрёму до неё донёсся разговор.

— Добро пожаловать на Малори, — услышала она голос Бейна.

— Ага, — кивнул Дрено. — Очередная дерьмовая война.

В сумерках они миновали уединённую часовню, окружённую высокими стенами. Сквозь решётки, вмурованные в большие каменные подстенки, вырывалось псевдопламя. Из готических окон пробивался тёплый свет. Минке показалось, будто среди рёва танков и грохота гусениц она различила пение.

Сцена пробудила в ней старое воспоминание. В детстве она каждое утро спешила на тренировку на площадь Статуй, пока ночное сияние Ока Ужаса медленно сходило на нет под неумолимым натиском рассвета. Хоры ветеранов пели всю ночь, рассеивая ужас перед нечестивым разломом, что вихрился у них над головами.

Постепенно пение стихло позади. Минка замерла и, убрав с лица выбившуюся прядь, обернулась, но часовня уже исчезла за угловатыми силуэтами «Химер» седьмой роты.

Часовня из её воспоминаний была посвящена кадианскому святому Гершталю Мученику. Втиснутый между увенчанной куполом ракетной шахтой и сборным плацем, храм был небольшим и узким, из его высоких готических окон открывался вид на плотную городскую застройку. Вдоль внутренних стен тянулись ниши, где висели истлевшие стяги полков касра Мирака, от старейшего из которых остались лишь сгнившие обрывки нитей, а эмблема Врат Кадии угадывалась уже едва-едва.

Каждую стену покрывал сплошной гобелен латунных табличек, увековечивающих память солдат, что погибли на далёких полях сражений, откуда их останки было уже не вернуть. Маленькой она стояла перед ними и пыталась выговорить названия тех мест. В её воображении представали героические смерти по всему Империуму Человека.

Одну статую она любила сильнее прочих. Она была отлита из бронзы и изображала одноглазого полковника с суровым и печальным взглядом. Скульптура была такой старой, что бронза успела покрыться тёмным налётом патины, однако аквила на её груди сверкала всё так же ярко. Истёртый на удачу многими руками, орлиный символ с распростёртыми крыльями и двумя головами — одной слепой и другой зрячей — блестел на свету.

Того полковника звали…

Минка нахмурилась.

Она закрыла глаза и попыталась воскресить в памяти детали, заставив воспоминания строем пройтись перед мысленным взором. Когда-то, не так давно, она бы вспомнила его мгновенно. Минка напряглась, но искомое имя кануло в Лету, и, как бы сильно она не старалась, оно исчезло навсегда.

Наибольшую печаль у неё вызывали вовсе не события тех страшных месяцев войны, что она провела, сражаясь за родной город. Нет, причиной её скорби служили небольшие утраты вроде этой.

Кусочек за кусочком она теряла своё прошлое.

Она закрыла глаза и вновь стала девочкой, идущей по Евфратской улице. Здесь было безопасно. Мать и Тарли ждали её дома. Но затем, в одночасье, разум Минки будто взбунтовался. Окружение враз изменилось. Город превратился в дымящиеся руины. На неё отовсюду глазели пустые провалы окон. Кругом лежали похороненные под щебнем тела. Она почувствовала вонь разложения. Увидела саму себя, крадущуюся вперёд с лазвинтовкой в руке, с головы до ног покрытую белой каменной пылью. Минка подобралась, заслышав вой охотившихся среди развалин Безымянных.

А затем появился капитан Раф Штурм, одарив её кривой улыбкой. «Готова, Леск?» —спросил он.

Минка моргнула и открыла глаза. Была по-прежнему ночь. Укрывшись в углу отсека, Виктор сварил на прометиевой горелке рекаф и теперь раздавал кружки.

— Серж, — сказал он и потряс её за плечо.

Миг спустя она уже сидела.

— Будем, — сказала девушка, взяв кружку и крепко сжав её ладонями. Рекаф был слабым и водянистым, но вполне ещё тёплым.

Она вернула пустую кружку, когда по горизонту начало шириться зарево бомбардировки. Батарея за батареей «Землетрясы» присоединялись к артобстрелу, облизывая небо пламенеющими жёлтыми языками.

Члены отделения пытались вздремнуть, устраиваясь на полу и подкладывая под себя рюкзаки. Минка спала головой к ногам Лирги — новенькой из подкреплений — в одном из сетчатых гамаков, использовавшихся для хранения багажа.

Бреве и Вульфе вели «Химеру» посменно всю ночь. Бейн и Дрено распивали бутылку грога и вели между собой тихую беседу, то и дело прерывавшуюся песнями.

В какой-то момент им пришлось остановиться, чтобы пропустить конвой грузовых двенадцатиколёсников, вёзших эскадрон из трёх «Гибельных клинков». Кадианцы съехали на обочину, дожидаясь, пока те не проедут. Всё это время двигатели «Химер» и танков рычали на холостых оборотах. Минка лишь приоткрыла глаз, чтобы понаблюдать за проезжающими мимо огромными зверюгами.

Следом потянулся хвост из вспомогательной техники и храмов-шагателей Адептус Механикус, кентавров-скитариев и херувимчиков с тяжёлыми латунными кадилами. Во главе колонны шли три знаменосца со стягами древних махин. Исполины, чьи борта украшала эмблема 101-го Кадианского, внушали неподдельный трепет.

За процессией пристроилась пара восьмиколёсников в грязно-коричневой расцветке, ржавых и совершенно неподобающего вида. Разница с проехавшей только что колонной мгновенно бросилась Минке в глаза. Они определённо не были кадианцами.

Внутри неё тут же вскипел гнев. Девушка схватила люмен и, соскочив на землю, жестами приказала ведущей машине остановиться. Грузовик попытался объехать её, но она встала посреди дороги и повелительно подняла руку.

На водителе была какая-то тканая племенная накидка. Ни следа аугметики. Явно не представитель Адептус Механикус. Он просто увязался за «Гибельными клинками», чтобы побыстрее проехать, поняла Минка.

— Из какого вы подразделения?

— Друкская болотная гвардия, — отозвался водитель.

— Это кадианская колонна. Сверните на обочину. Вам придётся подождать, — сказала она ему.

Водитель кивнул, но, вместо того чтобы съехать, дал по газам. Ей пришлось отскочить с пути. Минка выругалась.

Она выпустила всего три лазлуча, прежде чем задняя пневмошина лопнула с хлопком сжатого воздуха. Из-под машины разлетелись ошмётки колеса, а затем раздался скрежет стального обода по скалобетонному дорожному полотну.

Минка убрала пистолет в кобуру, увидев, как друкцы выбираются из машины. Среди них оказался капитан, чьи имперские знаки различия выглядели совсем не к месту на племенном наряде.

— Ты! — крикнул он. — Ты пробила нам колесо?

Она встала перед ним на изготовку.

— Да, сэр.

Его рука потянулась к клинку. Её цепной меч остался в «Химере», однако девушка нисколько не испугалась. Она сместила вес на подушечки больших пальцев ног, готовясь в секунду пересечь последнюю пару метров сквозь сумрак.

— Какие-то проблемы? — внезапно раздался голос.

Рядом с ними возник капитан Спаркер.

— Глядите! — показал друкец. Грузовик накренился набок, из разорванного колеса валил пар.

Спаркер встал между ним и Минкой.

— Похоже, у вас лопнуло колесо. Теперь вы блокируете дорогу. Пожалуйста, уберите машину.

Друкец в ответ выругался. Проклятье было на друкском, и кадианцы не знали слов, однако смысл от них не ускользнул.

У Спаркера не было времени на эту чушь.

— Бреве! — крикнул он и махнул «Химере» подъехать. — Будь добр, убери это ведро с болтами с дороги. Раздались встревоженные возгласы, когда «Святая» толкнула грузовик вперёд, заставив друкцев броситься врассыпную.

Минка взобралась на борт. Она буквально чувствовала ненависть, с которой друкцы буравили взглядами ей спину.

— Я вас запомнил, кадианцы! — крикнул им вслед капитан. — Увидим, как вы покажете себя на поле боя!

Минка насмешливо помахала рукой.

— Не увидите, пока не почините грузовик.

Кадианцы провели в пути остаток ночи. Мрачные лагеря штрафников постепенно сменялись всё более многолюдными городами из оргалитовых построек, полевых часовен и полевых же уборных.

Рассвет застал их в самых дебрях осадного лагеря. В сером свете зари второго дня на Малори они ехали мимо складов с плотно уложенными снарядами, сторожевых вышек, заглублённых бункеров с оружием и подъёмников, грузящих огромные составы.

Было холодно, небо давило свинцовой тяжестью. Лирга пустила по кругу пакет с плитками. Минке есть не хотелось. Своими размерами военный лагерь напомнил ей Кадию в месяцы перед началом решающей битвы за планету. Те воспоминания навеяли на неё меланхолию. Если так, значит, они обречены. Девушка сделала глубокий вдох. На этот раз, сказала она себе, в роли осаждающих выступал Империум, а не предатели. И всё же её продолжали терзать сомнения. Кто знает, как могло обернуться сражение.

Над воротами лагерей развевались знамёна полков, что их занимали. Украшенные броскими эмблемами планет без особой репутации, они гордо повествовали о битвах, Минке совершенно не известных. У входов в расположения стояли караульные. Они носили пёстрые наряды из элементов брони, маскхалатов и позументов. Многие из полков Минка не узнала, однако подобного типа людей она встречала не раз. Плохо подогнанная униформа и краденые ботинки придавали бойцам грязный и неряшливый вид.

Вот оно — настоящее лицо Империума. Мужчины и женщины, чёрные, белые и все остальные, собранные с диких миров, ульев, кузниц, пустынь, джунглей, ледяных планет, огромных агромиров и орбитальных колоний над газовыми гигантами. Призывники, отребья. Недокормленные, зашуганные, недисциплинированные, плохо обученные и живущие по феодальным устоям. Пушечное мясо Империума Человека. Посредственные войска, набранные с малоизвестных планет для выполнения норм имперской десятины и обязательств. Кости этих солдат служили основанием, на котором генералы строили свои карьеры.

Пока она разглядывала их без капли интереса, те, напротив, глазели на кадианцев с совершенно другим выражением. Вид колонны, над которой реяли стяги со знаменитым символом Врат Кадии, вселял в них заряд энергии. Большинство из них впервые увидели этих легендарных воинов. В их сторону поворачивались головы. На них показывали руками. Некоторые подбегали ближе или оторопело застывали на месте, в то время как другие прижимались лицами к проволочным заборам вдоль широкой, покрытой металлом служебной дороги и складывали знак аквилы.

— Кадия стоит! — крикнул кто-то.

В той фразе чувствовалась надежда. Она чествовала несгибаемость духа. Решимость и непоколебимую отвагу перед лицом полного поражения.

Минка в ответ вскинула руку.

— Кадия стоит! — отозвалась она.

И даже сейчас эти слова пробудили в ней ярость. Она вспомнила, как укрывалась среди руин Мирака, слушая речи Крида по трещащему воксу. Лорд-кастелян дал им надежду на победу, когда её не было, однако они лишились даже его. У них отняли всё.

Она замерла.

Нет, не всё. Пока нет. Она по-прежнему жива. И пока она сражается, Кадия будет стоять.

Спустя тридцать часов после планетарной высадки 101-й Кадианский наконец достиг лагеря приписки — ЗВ-332 в секторе 7 малорийского фронта. До вечера второго дня оставалось три часа, когда из-за низких серых туч докатился далёкий гром очередного артиллерийского обстрела.

Лагерь был построен по типовому проекту Муниторума, воспроизводившемуся миллионы раз по всему Империуму. В центре, за отдельной оградой, располагался командный пункт. Его плотным строем окружали жилые блоки, собранные из прессплит и переделанных металлических контейнеров. Дальше тянулись ряды палаток-казарм, уборных, мастерских, хранилищ с боеприпасами. Среди них возвышалась сколоченная из досок часовня, штаб, сборный лазарет, склады Муниторума.

Люмены уже горели, освещая перепаханную гусеницами землю. Сборные домики, возведённые строительными бригадами, имели неказистый вид временных построек. Вокруг лагеря тянулся ров и земляная насыпь с мотками колючей проволоки.

Передовой отряд уже взялся за дело. Из металлических балок и гофрированных прессплит воздвигались сторожевые вышки. Экскаваторы рыли подземные бункеры и ссыпали выкопанный щебень в мешки. Рабочие как раз приступили к растягиванию тридцатифутовых сетчатых заборов и тройных проволочных спиралей. К рассвету лагерь превратится в неприступную твердыню.

Минка была измотана. Она прилегла, опустив голову на грубый брезентовый чехол башни. Фары «Химеры» пронзали сумрак полосами света. Несмотря на кадианскую энергию, в лагере как будто сгустилась атмосфера усталости, так, словно мир утомился от осады, что велась на его земле.

Солдаты с люмен-жезлами и портативными вокс-рожками направили их к казармам.

Седьмой роте досталось место на самых задворках, рядом с хижинами-уборными. Здесь в воздухе висел мощный запах антисептиков.

Оруги огляделся.

— Недолго ждать, когда тут засмердит, — сказал он. — Бейн! Ты что, достал кого-то из тыловиков?

Дрено вышел наружу и посмотрел по сторонам. Заметив взгляд Минки, он закатил глаза.

— Это вина Спаркера, — заявил он.

— О старшем офицере говори с уважением, — сказала она ему.

Дрено поднял руки.

— Прости, серж. Послушай, да, он хорош на поле боя, но с лагерями у него прямо беда.

Бейн зевнул, с перекинутым через плечо ранцем спустившись по аппарели следом за Яромиром. Он также обвёл лагерь взглядом, после чего похлопал Дрено по спине.

— Не волнуйся. Мы здесь не задержимся.

Отделение Минки достало рюкзаки из сеток для багажа. Бреве с минуту продержал мотор на холостых оборотах, проверяя его, после чего заглушил.

Вдоль ряда техники прохаживалась группа техножрецов, вставляя мехадендриты в разъёмы-шестерни и общаясь с каждым машинным духом. Бреве насторожённо отступил от «Химеры», когда к ней приблизился один из служителей.

Адепт в целом напоминал обычного человека, если бы не торчавшее из одного рукава механическое щупальце. Он подключил его, после чего раздалось жужжание инфобобин. Бреве стоял совершенно неподвижно, дожидаясь окончания диагностики.

— Данный танк требует ремонта, — тонким писклявым голосом изрёк жрец, прежде чем перечислить обнаруженные проблемы. — Предложение — увеличить частоту и тщательность технического обслуживания.

— Я всё это знаю! — не сдержался мехвод. — Ты лучше скажи мне, где достать эти детали? Ты разве не знаешь, что там идёт война? — Он помахал руками на небо, хотя на самом деле Бреве имел в виду всю Галактику. Или то, что от неё осталось.

Вопрос был риторическим, однако он почувствовал, что адепт намерен ему ответить. Мгновение тот молчал, подключая вторичные инфомодули, а затем заговорил:

— Война идёт всегда. Тем не менее системные несогласованности в структуре снабжения Муниторума растут по экспоненте из-за падения Врат Кадии, а системы по соседству служат источником серьёзных логистических вызовов в сегментуме Соляр. Желаешь, чтобы я перечислил задействованные миры-кузницы?

— Нет! — сказал Бреве. — Но это объясняет, почему «Химера» имеет столько проблем. И плохое обслуживание здесь ни при чём!

Повисла пауза.

— Вместо соответствующей замены советую увеличить частоту и тщательность технического обслуживания, — с невозмутимым видом изрёк служитель Омниссии.

Бреве вздохнул. В Адептус Механикус было полно жрецов, потерявших способность разбираться в тонкостях человеческого общения. Он принялся объяснять снова, но адепт оборвал его на полуслове:

— Исполнить незамедлительно. Увеличение частоты и тщательности технического обслуживания — перво-очередная задача.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Таща на спине ранец, Минка поднялась по дощатым ступеням казарм. Наверху стоял сержант Варнава, с раздражённым видом сжимая в руке планшет.

— Леск, — сказал он и сверился с листком перед собой. — Четвёртое отделение. В конце. Правая сторона.

Минка терпеть его не могла. Ничего не ответив, она свернула направо и повела отряд по коридору. Из каждой спальни доносились споры и жалобы солдат, занимающих лучшие койки. Кругом царила неразбериха, пока люди искали свои комнаты и устраивались в них. Минка прокладывала путь сквозь давку. Места было так мало, что её ранец тёрся о стену. В конце коридора помощник Спаркера, Кавик, уже выводил что-то на доске объявлений.

Первой была мысль дня. После долгих лет службы все они начали звучать на один лад.

— «Каждый кадианец — искра во мраке», — прочла она. — Разве это не вчерашняя?

— Правда? Не думал, что их так мало, — сказал Кавик, но правда заключалась в том, что офицеры вроде него брали цитаты из основательно потрёпанной «Книги мыслей на каждый день».

— Они написали жалобу, — бросил ей вслед Кавик.

— Кто?

— Те друкцы.

Минка показала неприличный жест.

— Это был Спаркер, не я.

— Тайсон вышел на тропу войны, — предупредил её Кавик.

Минка уже шагнула в комнату. Та была длинной и узкой, с тянущимися вдоль стен койками. Она делила помещение с женщинами своего отделения и ещё несколькими из остальной седьмой роты. Койки у окна были уже заняты.

— Берите эти, — сказала она Карни и Лирге, указав на койки получше. — Я лягу у двери.

Карни — высокая тихая девушка — кивнула. Лирга заняла нижнюю кровать. Карни взяла верхнюю.

Минка выросла на планете, которую застраивали и обслуживали рабочие кадианцы в однообразных спецовках. Они относились к работе с той же ответственностью, с которой простые ударники воспринимали свою службу. Конечно, они также могли драться, хотя для этого и не проходили серьёзной подготовки. Они возводили казармы, укрепления, понтоны, окопы, укрытия всё, что требовалось армии, — по высочайшим стандартам.

Эта новостройка уже имела вид старого и хлипкого со-оружения. Стены были сбиты из неокрашенных прессплит. От пола до потолка рядами тянулись грубые шляпки гвоздей. Тут и там виднелись ровные, под линейку, разметки графитным стило, схемы с надписями на простом готике, накарябанные неграмотными рабочими.

Минка пинком захлопнула дверь, после чего скинула ранец, протяжно вздохнула и огляделась. Ей нужно поспать. Не снимая ботинок, она завалилась в койку. Кровать представляла собой твёрдую доску с тонкими простынями и бесцветным колючим одеялом с едва различимым штампом Муниторума.

— Не будите меня, — сказала она, не обращаясь ни к кому в частности, и закрыла лицо рукой.

Казалось, она только уснула, когда её разбудил характерный звук подъехавшего фургона с завтраком — скрежет тормозов, грохот откидывающегося трапа.

Минка мгновенно открыла глаза. Затем села и потрясла койку Лирги.

— Идём! Пора есть! Если не поторопишься, всё слопает Бейн!

Минка заняла очередь на еду в числе первых. Повара работали всю ночь и сейчас находились в скверном расположении духа. Сразу после прибытия всегда творилась неразбериха. Местные представители Муниторума, как обычно, ничем не могли помочь. Казалось, в эту имперскую организацию стекались всевозможные жулики, взяточники и просто некомпетентные люди, терявшие, неправильно маркировавшие и нещадно воровавшие припасы. Это был настоящий рассадник коррупции, и офицеры походной кухни вели жесточайшие бои на переднем краю этой небольшой междоусобной войны.

— Вот всё, что есть, — сказал повар, помешивая черпаком густую комковатую жижу зеленоватого цвета.

Минка протянула миску. В неё тяжело плюхнулась похлёбка. Затем повар протянул галету. По одной каждому. Не больше. Не меньше.

Она пришла с завтраком к припаркованной «Святой» и взобралась на борт. Толстые плиты танка, ещё холодные после ночи, покрывали капельки росы. Тяжеловесность и броня машины вселяли уверенность. Минка села на самой верхушке башни, откуда ей открылся вид на запад.

Небо в той стороне уже начинало светлеть, между тем как персонал походной кухни в поте лица выносил из грузового шестиколёсника новые чаны с похлёбкой. На горизонте клубились тучи. Лагерь постепенно пробуждался, наполняясь звяканьем дешёвых столовых приборов и запахом горячей еды.

Следующим появился Оруги, присоединившись к ней наверху «Святой».

— Утречко, серж, — поздоровался он, опускаясь рядом.

— Где Бейн? — поинтересовалась она.

Оруги дёрнул подбородком на очередь, где Бейн как раз вытягивал шею, пытаясь разглядеть, что сегодня давали. Минка хохотнула, не отрываясь, однако, от тарелки. За проволокой, в соседнем лагере, они заметили кучку солдат-иррегуляров, глазеющих на кадианцев.

— Кто они?

Оруги прикрыл глаза рукой.

— Не уверен.

Минка зачерпнула ещё ложку, не отрывая от них взгляда. Наверняка из какого-то местного полка.

Бейн поднялся к ним.

— Гляньте-ка! — сказал он. — Чего это они таращатся?

Он занял своё место и замолчал, приступив к еде.

Один за другим члены их взвода отстаивали очередь и шли к ним, рассаживаясь на земле или взбираясь на свои «Химеры». Дайдо переговорила с поварами и пришла с видом человека, выведавшего кое-что интересное. Она указала на соседний лагерь.

— Друкцы, — сказала она.

Внезапно Минка ощутила, как все взгляды обратились на неё.

— Тот же сброд, что вчера?

Дайдо пожала плечами. Сложно сказать наверняка. Во всяком случае, друкцы имели репутацию воров и смутьянов.

— Лучше выставить охрану, — сказала Дайдо, после чего похлопала Минку по руке. — Твоё отделение может начинать.

— Отличная работа, серж, — отозвался Дрено.

Минка и бровью не повела.

— С радостью. Ты и Оруги будете первыми. Вперёд.

— Сейчас? — переспросил Оруги.

— Сейчас.

Отделение Минки проводило их взглядами до забора. Сами они остались сидеть на «Святой», греясь в лучах встающего солнца, выскребая остатки похлёбки и жуя галеты.

Небо приобрело бледный, зеленовато-синий оттенок. На его фоне Минка различила вдалеке леса стволов «Землетрясов», растянувшихся от края до края горизонта.

— Чем хуже пехота, тем больше нужно артиллерии, — изрекла она.

Ещё дальше собирались гигантские тучи. Однако с тем, как на них падал свет, было что-то не так. Кто-то показал рукой. Другой солдат выругался. Минка отложила галету, внезапно всё поняв. Это были никакие не тучи.

Перед ними высилась островная крепость — Гора Кранног, тянувшаяся в синее небо подобно одинокому пику.

— Святой Трон! — ахнул Бейн. Слышать о нём было дело одно, но видеть воочию — совершенно иное. Ни одна карта или пикт-снимок не могли передать его неприступный вид. Остров купался в золотом солнечном свете, резко выделявшем многочисленные утёсы, статуи и бастионы. Его громада заполняла собой весь горизонт без остатка.

Кадианцы вокруг неё застыли в благоговейном молчании.

Первым тишину нарушил Виктор:

— Сколько, говоришь, длится осада?

— Четыре года, — отозвалась Минка.

— Они же едва её оцарапали, — произнёс Виктор.

Девушка промолчала. Однако даже её шокировало то, насколько мало урона нанесли осаждающие войска. Сколько из тех, кто стоял сейчас рядом с ней, останется в живых к тому времени, как крепость падёт?

Оруги и Дрено приблизились к границе лагеря. Не прошло много времени, прежде чем напротив них встало отделение друкцев.

— Какой вы полк? — окликнули их друкцы.

— Сто первый, — крикнул Оруги. — Прошедшие Ад.

Последовала пауза.

— Мы — клан Боскобель.

Ни Оруги, ни Дрено раньше о таком не слышали. Не питая к ним особого интереса, они начали идти вдоль забора.

— Кадианцы! — снова раздался возглас. — Вы оскорбили нас.

Дрено показал им непристойный жест.

— Во имя Императора, мы восстановим свою честь!

— Как думаешь, что они сделают? — спросил Оруги.

— Украдут грузовик или партию похлёбки, — пренебрежительно бросил Дрено.

День прошёл в рутинных делах, по мере того как солдаты обустраивались в новом лагере, а из Звёздного порта ручейком потекли полковые припасы и бронетехника. Однако вечером, когда солнце скрылось за почерневшей землёй, в друкском лагере напротив кадианцев разгорелась непонятная деятельность.

Бейн поднёс к глазам магнокль и увидел, как четверо друкцев тащат что-то тяжёлое. Затем они прикрепили это к шесту, после чего подняли его и воткнули в землю.

Бейн едва не захохотал.

— Это грокс, — сказал он. — Они освежевали его и насадили голову на шест.

Как по-дикарски. Вполне в духе мира, окутанного суевериями не меньше, чем туманами.

Грокс уставился на лагерь кадианцев невидящими глазами. Остальная его кожа свисала по обе стороны шеста.

Лирга невольно вздрогнула. Она прикрыла глаза рукой, чтобы лучше видеть. В закатном свете зрелище выглядело особенно зловещим. Девушка снова содрогнулась.

— Жуть, — сказала она.

Бейн взглянул на неё как на простачку, но затем и сам вдруг ощутил, как по спине пробежал холодок. Он огляделся по сторонам, но ничего не увидел.

— Лучше рассказать Минке, — сказал он.

Схожее чувство испытывали и остальные. Странный холодок в воздухе, стоило им повернуться в сторону друкцев. Через некоторое время новости о ритуале разлетелись по всему лагерю. Капитан Спаркер вызвал Минку к себе в кабинет.

— Ты видела шест-проклятье, что они поставили? — с места в карьер начал он.

— Да, сэр. Дикарское суеверие.

Капитан кивнул.

— Возможно. Но мне это не нравится. Капитан, с которым ты сцепилась, оказался племянником командира, боскобельского вождя, или как он там себя называет. Весь клан счёл это оскорблением своей чести.

Минка кивнула. Она отметила, как Спаркер сказал «ты», описывая происшествие на дороге. Почувствовала, как ей на плечи опустился груз неодобрения всего полка. По общему мнению, раз она это начала, ей придётся и закончить.

— Я могу вызвать его на дуэль.

Спаркер покачал головой.

— Нет. Его смерть ничего не решит. Но хотя бы избавься от той головы.

— Да, сэр.

Капитан кивнул.

— И, самое главное, не попадись.

Минка отсалютовала.

— Поняла, сэр.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Майор Люка лишился ноги так давно, что едва помнил, каково это — иметь четыре полноценные конечности. Он ушёл в отставку из Восьмого полка много десятилетий назад и, следуя кадианскому жизненному укладу, вернулся на родину надзирать за обучением белощитников.

Он тренировал их уже двадцать лет, когда началась война за Кадию. Из-за потери родного мира Люка впал в глубокую депрессию. Горевал он не только по себе и товарищам, но также по той роли, которой неимоверно гордился, — отсеивать юных кадианцев и превращать их в смертоносные орудия войны.

Для майора Люки гибель Кадии означала многое, и не в последнюю очередь то, что белощитники исчезли как таковые. Для верховного командования отсутствие пополнений означало, что само существование кадианских ударных частей находилось под угрозой.

Требовалось найти решение, причём до того, как Империум останется без лучших своих войск в час, когда он нуждался в них сильнее всего.

И частью предложенного решения стало то, что майор Люка в числе прочих был вызван на Эль’Фанор и получил новую задачу — от лорда-милитанта Вармунда, не меньше, — сделать так, чтобы кадианские ударники остались полноценной боевой силой в его зоне ответственности.

Штаб лорда-милитанта выдвигал много разных вариантов. На некоторых фронтах кадианские командиры вербовали кадетов с пригодных миров.

— Найдите мне новую Кадию, и я соглашусь на такое, — заявил Вармунд. Было ясно, что подобной планеты он себе не представлял.

Повисла пауза.

— Мы можем набирать ветеранов из других полков… — отозвался адъютант.

— Нет! — Усилитель голоса Вармунда включился автоматически, заставив все незакреплённые предметы в комнате задребезжать. Он опустил голос. — Разве сравнится лучший солдат из другого полка с истинным отпрыском Кадии? — Он принялся мерить шагами сводчатый зал, в котором они собрались. — Никогда! Они привнесут собственные привычки и традиции. И тем самым ослабят кадианский дух! Ослабят сталь внутри нас.

Заскрежетав металлом, вперёд шагнул Доудинг, его старший флигель-адъютант — закалённый ветеран тысяч кампаний, в память о которых у него осталось множество ран.

— Единственный способ привить кадианский дух — это отправить подходящих кандидатов на элитные тренировочные базы. Луны. Астероиды. Ледяные планеты. Места, где мы сможем воспитывать детей так, как воспитывали нас самих. В кадианском стиле.

Вармунд кивнул.

— Согласен. Пусть Муниторум составит список подходящих мест. Но на то, чтобы такой план начал приносить плоды, уйдёт поколение, а за это время от моих кадианских полков не останется ничего. Мы сражаемся с Чёрным крестовым походом. Целые полки, с собственными именами и историей, выкосило невиданными потерями. Без подкреплений кадианцы в этом секторе не продержатся двадцать лет.

Он почувствовал, как в нём снова закипает ярость. В такие моменты его усиленный для сражений голос мог раскалывать стекло. Он взял себя в руки, сделал глубокий вдох и заговорил уже более сдержанным тоном:

— Пока что нам нужно заткнуть дыру. В кадианских тыловых обозах должны быть тысячи солдатских детей. Соберите всех подходящего возраста и, во имя Золотого Трона, пропустите их через жернова. Да, они не дотянут до наших стандартов, но хотя бы помогут полкам уцелеть, пока наши планы не принесут результаты.

На первый тренировочный курс белощитников попало около двенадцати тысяч человек. Всех подающих надежды молодых людей собрали на поверхности Эль’Фанора. К тому времени терраформирование давно мёртвого мира велось достаточно долго, чтобы на него начала возвращаться жизнь. Уже появилась разрежённая атмосфера. В вышине виднелось ровное мерцание звёздного форта «Рамилис», висевшего над планетой подобно луне.

Одним из рекрутов был Урэ Йедрин — единственный ребёнок капитана-кадианки и служащего флота. Он жил странной жизнью, следуя за полком матери; кадианец, но не в полном смысле, не до конца.

— Дело в твоих глазах, — грустно объяснила ему мать. — Они голубые.

За время службы мать Йедрина много раз пыталась отправить его на родину, но Империуму было чем заняться, кроме того, чтобы возить одиноких детей на другой край Галактики. Даже если они были кадианцами. Кампания, которую позднее назовут Тринадцатым Чёрным крестовым походом, уже началась, и бешеное напряжение войны давало о себе знать.

Полк матери стоял гарнизоном в Рукаве Центавра, далеко на галактическом севере, когда однажды вечером, вернувшись в казарму, Йедрин нашёл её в подавленном настроении.

— Всех кадианцев срочно отзывают домой, — сказала она.

С испуганным видом она взяла листок с приказом и прочла вслух. От губернатора-примус Маруса Порелски. Срочный отзыв: всем кадианским полкам надлежало как можно скорее вернуться в родной мир.

— Думаешь, мне позволят отправиться с вами? — спросил он.

Мать бросила на него взгляд.

— Я не знаю, — наконец призналась она.

Сначала на всех не хватило транспортников. Они сумели добраться лишь до невзрачного мирка под названием Формунд, где собранные кадианские полки разместили в спешно переоборудованных орбитальных комплексах.

Ожидание было ужасным. Слухи от месяца к месяцу становились всё страшнее, и кадианцы, застрявшие на другом конце Галактики, встречали каждую новость с растущей тревогой.

Нетерпение постепенно росло. Каждый гвардеец отчаянно желал попасть домой, чтобы встретить грозившую их миру опасность.

— Если Кадия падёт, я паду вместе с ней. Если дух Кадии умрёт, я умру тоже. — Эта фраза подбадривала всех кадианцев, оказавшихся вдали от родины. Однако никто на самом деле не верил, что Кадия могла пасть.

Они так и не успели: к тому времени, как их полки покинули систему Формунд и взяли курс на Кадию, планета уже была обречена.

Их мир погиб, пока они находились в варпе. Пустотный корабль швыряло, словно пробку в шторм. Настолько плохого перелёта никто из них не помнил. Сам Йедрин провёл путешествие, мучаясь кошмарами и видениями, а также рвотой из-за варп-недуга. Оказалось, они стали одним из последних полков, выбравшихся из региона, который позже нарекут Нигилусом, протиснувшись сквозь узкую дыру в ярящихся эфирных бурях, что превратятся в Цикатрикс Маледиктум.

Они вышли из варпа в системе Агрипинаа и встретились с войсками, которым удалось спастись с Кадии. Там они узнали страшные новости, что Кадия пала несколько недель назад. Всё это звучало слишком невероятно, чтобы быть правдой. Однако каждый выживший рассказывал одно и то же. Кадии больше не было.

— Но, — как заверил их генерал Бендикт, — Кадия всё ещё стоит.

Потеря Кадии разожгла в Йедрине целую бурю эмоций. Яростное отрицание, скорбь, укоры, а затем гнетущее чувство вины.

С исчезновением Кадии Йедрин лишился шанса стать настоящим ударником. Найдя на нижних жилых палубах их ветхого транспортника, «Санктуса непобедимого», старую кладовку, он заперся внутри и зарыдал.

Когда он вышел, то первым делом попросил у матери прощения. Судя по её лицу, она тоже плакала. Прежде Йедрин не видел, чтобы мать проявляла подобную слабость. Казалось, он увидел, как из трещины в камне пошла вода.

— Ты найдёшь другой способ служить, — тяжело сглотнув, сказала она.

В последующие месяцы, пока их бросало из одного горнила войны в другое, Йедрин чувствовал, как между ним и матерью растёт пропасть. Будущее, которое она готовила сыну, сгинуло навсегда. Казалось, он был для неё сущим разочарованием. Всякий раз, как мать смотрела на него, он видел в её глазах печаль.

Поэтому, когда спустя несколько лет пришла новость о новой кадетской программе, Йедрин записался в неё немедленно. Мать слишком переполняли эмоции, чтобы говорить, однако она крепко пожала ему руки, заключила в объятия и лишь сумела прошептать: «Тренировка будет безжалостной. Но не теряй веру. Ты можешь так просто стать кадианцем. Не потерпи неудачу. Понял?»

— Я обещаю, — откликнулся он. Йедрин решил для себя, что либо достигнет цели, либо умрёт, пытаясь.

Сейчас, стоя навытяжку посреди гигантской площади вместе с двенадцатью тысячами других кадетов на твёрдой земле Эль’Фанора, Йедрин испытывал скорее облегчение, нежели радость, гордость или ликование. Ему пришлось через столько всего пройти, чтобы оказаться здесь, дальше, чем он когда-либо смел надеяться.

Он увидел, как лорд-милитант Вармунд взошёл на далёкий подиум и произнёс краткую речь о том, что будущее кадианских ударных частей зависит от всех них, после чего сел в челнок и отбыл на звёздный форт «Рамилис» высоко на орбите планеты.

Йедрин впитывал всё словно губка. Нечто подобное он мог бы увидеть разве что на Кадии. Казалось, будто он уловил эхо песни, которую уже никогда не споют снова.

Дальше, конечно, последовали другие речи от прочих имперских представителей. Кадет Йедрин даже не смог запомнить всё, о чём те говорили. Это был знаменательный момент. «Вы первые, историческая новая программа, большая честь, десять тысяч лет сопротивления, нежелание признавать поражение…»

Он помнил гордость. Трепет, который вызывали те слова, пробуждая в нём веру. Невероятную честь, что ему оказали, отобрав для программы среди миллиардов юношей и девушек со всего Империума Человека.

А затем их доставили в расположение тренировочной роты, и двенадцать тысяч распираемых от гордости кандидатов попали прямиком в жернова.

День за днём, час за часом подающие надежды рекруты проходили полноценное кадианское обучение. Оно оказалось более суровым, чем любой из них мог представить. Они тренировались до изнеможения. Они отрабатывали ложные атаки и развёртывания в любое время дня и ночи, без провианта, без укрытия и часто голодные. И в конце дня они валились на кровати прямо в одежде, засыпая ещё до того, как головы успевали коснуться подушек.

Тренеры-кадианцы не знали усталости. Каждый день они ожидали от бойцов большего и большего, и, к своему потрясению, кадеты обнаружили, что добиваются целей, которые раньше считали невозможными. Что бы они ни делали, тренеры делали вместе с ними. Когда рекруты складывались пополам от усталости, кадианцы лишь переводили дух. Когда в конце дня новобранцы плелись в казармы, кадианцы шли себе как ни в чём не бывало.

Сначала они работали в командах по сто человек. Их испытывали жарой и холодом, голодом и усталостью. Кадетов будили посреди ночи, забрасывали на тёмную сторону астероидов, оставляя всего пару часов на то, чтобы достичь безопасного укрытия. Они совершали переходы через джунглевые миры с высокой гравитацией, утопая в зловонных топях. Каждый вечер они стягивали ботинки и отрывали от кожи раздувшихся пиявок. Они проводили ложные нападения на полярные оборонительные бункеры, бредя по заснеженным равнинам и ледникам, что трещали и стонали у них под ногами, будто изнемогающие животные.

Инструкторы не давали им спуску. За три года тренировок количество кадетов неуклонно снижалось из-за отчислений, казней и несчастных случаев, пока их не осталось всего пара тысяч.

Йедрин был уверен, что пекло никогда не закончится, но однажды утром, после того как отсеялся ещё один боец, в столовую внезапно вошёл их тренер, строгий кадианец по имени Ларск.

— Поздравляю, — сказал он. — Вы прошли начальное обучение. Заканчивайте завтрак. Пакуйте рюкзаки. Выдвигаемся в восемь ноль-ноль.

Ларск развернулся, собираясь уходить, как вдруг Йед-рин поднял руку.

— Сэр, а до того, что нам делать?

Раньше они никогда не видели, чтобы Ларск улыбался, но сегодня это случилось.

— Отдохните. Вам это потребуется. Утром вы переходите ко второму этапу тренировки.

Второй этап оказался весьма похожим на первый, только задачи и вызовы, которые им ставили, стали сложнее. Тренировочный режим усилился снова, и по сравнению с новыми инструкторами Ларск показался им добрым дядюшкой.

Единственным преимуществом, отметил Йедрин, стало то, что откровенно плохих кандидатов не осталось. Они выложились на полную, добравшись сюда, и знали, что все вокруг сделали то же самое. Пересекая безликие равнины Эль’Фанора, наводя верёвочные мосты через расселины или десантируясь ночью на Юддсонов ледник, каждый мог рассчитывать на стойкость, знания и решимость прочих кадетов, голыми руками роя во льду пещеру, пока снег не становился красным от крови.

Кандидаты отсеивались теперь реже. Они работали командами, помогая друг другу преодолевать тяжелейшие испытания, — иного способа выжить не существовало. Они превратились в сплочённое отделение, которое было чем-то большим, нежели просто группой из десяти человек.

К тому времени, как они вернулись в базовый лагерь, спустя почти год после начала второго этапа, прибыла новая группа рекрутов в тысячу человек, теперь стоявших на плацу и слушавших точно такую же речь, что когда-то они.

Йедрин смотрел на новичков как на пришельцев: в тот момент он понял, как сильно поменялся. Он стал полностью отличным от них человеком. Разум его был спокойным, сфокусированным и способным принимать чёткие решения. Тело — поджарым и не знающим усталости. Теперь оставалось только одно: третий этап.

Их передали новой команде инструкторов. Которая, по слухам, тренировала белощитников раньше. На Кадии. Инструкторы прибыли утром на «Кентавре». Первым, что бросилось Йедрину в глаза, был их возраст. Каждый был седым или лысым, с покрытым шрамами лицом и мрачным взглядом. Второе, что он отметил, — это ранения. Отсутствующий палец. Хромота. Металлические пластины поверх дырок в головах.

Последним появился их командир, майор, с аугметической ногой. Он вышел вперёд, чтобы представиться.

— Меня зовут майор Люка. Я служил в Восьмом кадианском. Я знал Урсаркара И. Крида, когда тот был примерно вашего возраста. Я тренировал тысячи белощитников. Вы почти закончили обучение. Я следил за вашим прогрессом.

Последовала долгая пауза, пока он поочерёдно оглядывал каждого из них.

— Если того пожелает Император, все вы станете отличными бойцами кадианских ударных частей. — В его руке появился кадианский трёхкупольный шлем. Он поднял его высоко в воздух, так, чтобы увидеть смог каждый. По нему ото лба до шеи тянулась характерная белая полоса. — Вас ждёт ещё одно испытание, самое смертоносное из всех. Пройдёте третий и последний этап тренировки, и он — ваш.

Внезапно на глаза Йедрина навернулись слёзы. Он поверить не мог, что зашёл так далеко. Он уже представлял реакцию матери. Радость. Гордость. Чувство небывалого успеха.

Он повернулся к стоявшему рядом кадету, Зведену. Они были знакомы задолго до того, как присоединились к программе Белых Щитов. Оба пережили вместе многое. Мать Зведена тоже была кадианкой, хотя к тому времени, как они встретились, он уже стал сиротой.

— Думаешь, твоя мать сейчас смотрит? — спросил Йед-рин.

Зведен на мгновение задумался.

— Нет, — наконец ответил он. — Я так не думаю.

— Нет?

Юноша покачал головой.

— Хотел бы, чтобы это было так. Но я её не чувствую. Когда я пытаюсь вспомнить мать, то не могу даже представить её лицо. — Он помолчал. — Но я помню запах её разгрузки, когда она меня обнимала. Вот это я помню.

Йедрин кивнул. Он подумал о собственной матери. В последний раз, когда он её видел два года назад, — у неё уже начали появляться седые пряди. Её полк, 1123-й Кадианский, поделили и распределили по другим частям.

Трон его знает, где она сейчас. Трон его знает, жива ли она вообще. А если она умерла, если её душа отправилась к Императору, передаст ли Он ей об этом новости?

Йедрин стремился впечатлить майора Люку, пока старик надзирал за последним этапом тренировки. Люка не походил на тех широкогрудых, вечно орущих сержантов-инструкторов, к которым он привык. Напротив, майор показался ему даже несколько снисходительным.

— Он может себе это позволить, — сказал Йедрину другой кадет после первого дня тренировки. Вспотевшие, они шагали по пыльной равнине обратно в лагерь. — Оглянись.

Йедрин так и сделал.

— У него остались две тысячи лучших.

Йедрин рассмеялся. Он никогда не думал, что попадёт в их число. Но это случилось.

— Думай об этом в другом ключе, — продолжил кадет. — Их работа — брать руду и очищать её, а затем переплавлять нас в сталь. Работа же Люки — выковать из нас клинок.

Метафора показалась подходящей. Задача Люки состояла в том, чтобы превратить Йедрина и остальных в белощитников, прежде чем повести их в бой, где либо убивать будут они, либо убьют их самих.

Только тогда они смогут присоединиться к ударникам.

На протяжении шести месяцев после того, как Люка принял над ними командование, они тренировались, маршировали, маневрировали, разбивали лагеря и отрабатывали все виды наступательных и оборонительных действий. Практически всех из них перевели в белощитники.

В честь этого состоялась ещё одна церемония, теперь уже в тени руин великого Кромарха. Дрогнувшим голосом майор Люка огласил, что их курс завершён. Они выстрои-лись в очередь, чтобы один за другим пожать ему руку и получить трёхкупольный шлем.

— Я горжусь всеми вами, — объявил он. — А теперь попрощайтесь, если нужно. Всех вас через пару дней отправят в зону боевых действий. — Бойцы взорвались радостными возгласами. — Вы летите на планету под названием Малори. Да! Вас ждёт последнее испытание. Вас бросят в бой. Те, кто выживут, из белощитников будут произведены в кадианские ударники!

После его слов повисло потрясённое молчание. Йедрин ощутил, как его захлестнула волна страха и радости. Парень подумал о матери, и к его горлу подкатил ком, после чего он помолился, чтобы Император позволил ему пройти последнее испытание с отвагой и стойкостью своих предков.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Они находились на нижних палубах какого-то войскового транспортника, когда им поступил приказ завершить осаду Малори. Бендикт пообещал полку, что они наконец-то возвращаются на Эль’Фанор, где шёл настоящий бой, однако лорд-милитант Вармунд, похоже, не до конца простил Исайю Бендикта за убийство преторийского генерала Реджинальда де Барки на дуэли.

Поединки среди кадианцев не одобрялись, однако преториец оскорбил Кадию, и Бендикт не считал, что ему оставили особый выбор. Вармунд, конечно, с таким решением не согласился, и поэтому его сослали сражаться в пограничных войнах.

— Ещё один бессмысленный конфликт, — заявил Исайя, с яростью впечатав пергамент в стол. От удара широкие дубовые доски разлетелись в щепки.

Бендикт выругался. Его аугметическая рука — настоящее произведение искусства Департаменто Муниторум — ничем не отличалась от обычной человеческой конечности, если бы не сухожилия из стальных тросов и хватка, способная раздробить броню. Или стол. И он всё ещё привыкал к заключённой в ней силе.

— Мы должны были вернуться на Эль’Фанор! — прорычал Исайя. — На фронт! А не сюда. Эту крепость может взять и второсортная армия. Мы — кадианцы!

Прассан отвёл глаза, когда генерал стряхнул с кулака обломки стола. Боец, стоявший у дверей, поморщился. Полгода назад, когда они прибыли в ледяной мир Карга-Б9, Прассана перевели в штаб. Получив приказ, он едва смог поверить в свою удачу.

Новость сообщил ему флаг-сержант Тайсон.

«Не слишком-то радуйся, Прассан, — рявкнул грубый офицер второй роты. — Очень скоро ты вернёшься в строй. В штабе никто подолгу не отсиживается. Люди там становятся мягкими. А когда боец становится мягким, он обычно погибает. И, что ещё хуже, из-за него погибают другие! — Он предупреждающе вскинул покрытый шрамами палец. — Когда ты вернёшься, я буду ждать, и, если ты превратишься в изнеженного писаря, в следующую атаку я пошлю тебя с одним штыком! Ты меня понял?»

«Да, сэр!» — Прассан отдал честь, а затем бросился приводить униформу в порядок. С его лица не сходила широкая ухмылка.

Но прямо сейчас Бендикт начинал закипать, и Прассан не знал, куда ему смотреть.

Исайя с трудом взял себя в руки, втянув полные лёгкие воздуха, а затем протяжно выдохнул.

— Прошу прощения, господа, — наконец сказал он и откашлялся. — На чём мы остановились?

Мере приблизился со скинутыми документами. Это были послужные списки полков, которые в текущий момент несли службу на Малори.

— Все они кажутся совершенно заурядными. За исключением мордианцев, конечно.

Так и было. Армия состояла из местного ополчения, полков скопления Висельников и нескольких приданных в усиление боевых подразделений. В основном посредственные воины, получившие посредственную подготовку и офицеров с посредственными ожиданиями на их счёт. Они могли нести гарнизонную службу или удерживать окоп и стрелять в нужном направлении, но задача захватить форт станет для них непосильной.

Один из полков в списке выделялся среди прочих.

— Горная пехота Потенса, — произнёс вслух Мере.

Бендикт обернулся.

— Не с ними ли мы сражались на их родной планете?

Мере кивнул.

— Да, сэр. Генерал Доминка. Погибла возле собора.

Исайя кивнул и продолжил изучать список. В нём оказалось несколько примечательных полков, которые формировались из представителей планетарной элиты или дикарских племён. Друкская болотная гвардия относилась к числу и тех и других. Их полки имели официальные номера, но правда заключалась в том, что они просто набирались из того или иного клана, которые обитали в сумрачных топях родной планеты.

— Кланы Кхарр и Боскобель.

Бендикт их не знал. Мере пустился в объяснения:

— Боскобель возглавляет господин клана, Данельм.

Его семейство имеет столетнюю вражду с предводителем Кхарра.

— Они размещены достаточно далеко друг от друга?

— Да, сэр.

— Хорошо! — Бендикт не знал другого подразделения, любившего враждовать больше, чем друкцы. Им нравилось убивать друг друга почти так же сильно, как убивать врагов Бога-Императора. — Когда придёт время, думаю, нам следует поставить их рядом. Небольшое соревнование лишним не будет!

Мере кивнул.

— Я за этим прослежу.

Бендикт прибыл на Малори на семьдесят часов раньше 101-го. Челнок доставил его на поверхность планеты ночью. Внизу генерала уже ждал встречающий комитет из старших офицеров. Мере, стоявший рядом с Бендиктом, услышал, как скрежетнули сочленения его аугметической руки.

Адъютант обвёл взглядом собравшихся.

— Преторийцев нет, — отметил он.

Бендикт кратко кивнул.

— Хорошо.

Час спустя генерал прибыл в штаб командования на встречу с военачальниками своей армии. Адепты Муниторума возвели для персонала Администратума целый городок с жилыми блоками, заглублёнными бункерами и величественным дворцом с обеденными залами. Кроме того, они построили молитвенную часовню, библиотеки, наполненные трудами по военной истории, а также разбили обширные сады с крепко сколоченными дощатыми цветниками в форме аквил.

Исайе хватило одного взгляда, чтобы всё понять. Его металлическая рука дёрнулась от раздражения. В Муниторуме определённо считали, что осада затянется на десятилетия.

Эта мысль продолжала звенеть в голове Бендикта всё время, пока дворцовые слуги вели его по гравийным дорожкам. Широкие ступени поднимались к высоким дверям в зал, над которыми парили два херувимчика. Перед ними уже выстроились планетарные чиновники. Он увидел сплошную стену наутюженных парадных мундиров, бархатных лацканов, расшитых киверов и длинных белых перчаток.

Генерал-губернатор планеты оказался худощавым юношей с высоким накрахмаленным воротничком и выступающим адамовым яблоком. Он выглядел как человек, лишь недавно вступивший в свои обязанности, и произнёс банальную речь о том, что прибытие Бендикта подобно лучу солнца для их мира, как ему стыдно за то, что их родина стала пристанищем для изменников, и какая это честь для кадианцев — погибнуть ради освобождения его планеты от ереси.

— Мы уже закладываем фундамент мавзолея для павших героев, — сказал он.

Бендикт кивнул.

— Не делайте его слишком большим.

Шутка, очевидно, прошла мимо губернатора. Репутация, что окружала кадианцев, казалось, совершенно сбила его с толку.

— Возможно, если вы найдёте время, я покажу вам архитектурные чертежи.

— Благодарю, — ответил Исайя. — Но давайте я сначала выиграю вашу войну.

Бендикт пока ещё не доверял своей аугметической конечности, поэтому пожал ему руку левой, произнёс пару ободряющих слов и двинулся вперёд. Приветственный строй официальных лиц тянулся через отделанный деревянными панелями вход в зал. Внутри находилась широкая мраморная лестница, поднимавшаяся до уровня подвесных хрустальных канделябров. У ступеней стояла машина истовости с мерцающим за открытыми каминными решётками псевдопламенем и тремя сервочерепами, из чьих вокс-динамиков, сделанных в форме пастей, непрерывно лились церковные псалмы. Возле двери в большую комнату выстроился ещё один ряд чиновников. Из-за двери доносился безошибочно узнаваемый шум встречающего военного комитета. За свою жизнь Исайе пришлось посетить немало подобных мероприятий. Комната, забитая генералами и их помощниками, стукающимися стаканами с амасеком, учтиво болтающими с командирами других подразделений и изнывающими от желания поскорее отсюда убраться.

Но тем не менее они были важными персонами.

Он вспомнил, как вёл себя в таких ситуациях Крид. Напряжённый и неуклюжий до первых трёх стаканов амасека, затем он переходил на свою волну, сочетавшую в себе полнейшую самоуверенность и грубый юмор.

На мгновение все засуетились, когда Бендикт повернулся к машине истовости. Она как раз повторяла по кругу изречения святого Игнацио. Исайя зажёг вотивную свечу. Пока что ходом войны руководил мордианец, генерал фон Хорн, и его прибытие означало снятие фон Хорна с должности.

Плеча Бендикта легко коснулся позвоночный столб пролетевшего мимо сервочерепа. Кто-то взял его аугметическую руку.

— Сюда, пожалуйста, генерал.

Исайя остановился перед входом в главный зал. Ударил колокол, и церемониймейстер огласил его прибытие:

— Генерал Бендикт из Сто первого кадианского.

Он мгновенно ощутил внутри холодную враждебную атмосферу и глубоко вдохнул, прежде чем переступить порог. Исайя сразу отметил, что командиры-мордианцы из 17-го полевого корпуса стояли отдельно. Их парадная униформа была накрахмалена до такой степени, что, казалось, могла стоять сама по себе. Лица под высокими фуражками были тёмными и твёрдыми, как мордианский гранит.

Их командир шагнул ему навстречу.

— Генерал Отто фон Хорн, — представился тот.

— Приветствую, — отозвался Бендикт, протянув для рукопожатия аугметическую руку. Он услышал треск хрящей и костей, однако на лице мордианца не дрогнул ни единый мускул.

— Я и мои люди сочтём за честь сражаться рядом с вами, — сказал фон Хорн. Бендикт не ощутил в его словах ни капли теплоты. Они были холодными и бесстрастными. Впрочем, Исайя был готов к чему-то подобному, поэтому воспринял слова генерала в буквальном смысле. По своему опыту он знал, что мордианцы не открывали рот, если только не собирались высказать то, во что верили. Они не отличались склонностью ни к подхалимству, ни к притворству. И кроме того, он считал неправильным при первой встрече выискивать в других людях некие скрытые мотивы.

— Благодарю вас, — сказал Бендикт. — Как и я. Вы уже многого успели добиться. Ваши старания особо подчёркивались в моих докладах верховному командованию Кадии. С нашей сталью и убеждённостью перед нами не устоит ничто.

Бледные щёки мордианца слегка порозовели.

— Пожалуйста, не нужно лести. Мы живём и умираем только ради службы.

Бендикт поздоровался с каждым командиром мордианцев. Ни один из них не проронил ни слова. Они были рождены в обществе, ценившем действия, а не разговоры. По всей видимости, их предводитель сказал всё, что требовалось сказать.

Следующим в очереди стоял самый крупный контингент — дивизии Ракаллиона, который выставил целую армию из шести пехотных корпусов, артиллерийских дивизий, а также бригаду сапёров и прочих вспомогательных подразделений. Командовал ими рослый мужчина с длинными навощёнными усами, облачённый в двубортную казачью куртку и латунный шлем, увенчанный плюмажем из перьев. Он сжато поклонился и представился Кловисом Плона-Ричстаром.

Вперёд быстро выступил помощник Кловиса.

— Генерал Кловис — самый высокопоставленный представитель Ричстаров на планете.

— Для меня это честь, — произнёс Бендикт. — Хотя, говоря о вашем статусе старшего Ричстара на планете, боюсь, этот статус вы скоро потеряете.

Кловис изумлённо застыл, а Исайя тем временем двинулся дальше.

Пустотные шахтёры Кринанского Четвёртого полка выделялись среди прочих ярко-жёлтой униформой с васильковой нательной бронёй, а также покрывавшими руки и шеи татуировками. Свирепого вида воинов возглавлял темнокожий мужчина с окладистой чёрной бородой, торчавшей с подбородка подобно сапёрной лопатке, и вытатуированной под левым глазом эмблемой родного полка.

Он был облачён в жёлтый скафандр астероидного шахтёра с синим эмалированным бронежилетом, а бочкообразная грудь придавала его голосу гулкость и мощь.

— Генерал Бендикт, я — генерал Вакани из Кринанского Четвёртого. Мы глубоко польщены служить под началом генерала с Кадии. Такова Его воля. Мы с радостью пойдём на смерть.

— Надеюсь, вы будете жить, чтобы исполнять Его волю дальше.

— Мы сражаемся без надежды, — с гордостью заявил Вакани, — ибо надежда ведёт душу по стезе разочарования.

Дальше были Гильгамешские Стрелки, Беситские Егеря, а затем генерал Фолау из горной пехоты Потенса. Бендикт пожал ему руку.

— Я сражался с генералом Доминкой. Вы её знали?

— Она была моей кузиной, — ответил мужчина.

— Хороший воин. Она погибла достойно.

— Так мне сказали, — ответил Фолау.

В самом конце стоял один из вождей Друкской болотной гвардии вместе со своими племенными танами и избранным фианом. Среди них не было ни одного в мало-мальски похожем наряде. Каждый носил странную смесь из выданной Муниторумом униформы и домотканой одежды, ещё и украшенной трофеями — крадеными либо купленными элементами экипировки и доспехов.

Они поприветствовали Бендикта со всей торжественностью.

— Для меня это честь, — произнёс генерал.

Друкец подтянул его ближе к себе и зашептал:

— Я — вождь Данельм из клана Боскобель. «Другой, — сказал он, кивнув в противоположный конец комнаты, — из клана Кхарр». Все они лгуны и воры!

Бендикт кивнул. Отчего-то он подозревал, что предводитель клана Кхарр скажет ему то же самое.

Последняя группа состояла из местных Малорийских Ухлан. Их командир — крепкого борцовского телосложения женщина с коротко подстриженными волосами — носила болотно-серую униформу, которой у Муниторума имелось в избытке. Звали её майор Брера. Она и её старшие офицеры выглядели так, словно им выдали какие-то обноски, причём на два размера больше.

Впрочем, прибытие кадианцев привело её в восторг. Она пожала ему руку и низко поклонилась.

— Для нас это большая честь, — сказала майор. — И мы молимся, чтобы вы очистили наш родной мир от скверны мятежа.

— Тут нет никаких сомнений, — ответил ей Бендикт.

Он произнёс это, ни на миг не заколебавшись. Он был кадианцем. Враг будет разбит.

Отдав каждому руководителю дань уважения, Исайя встал в центре комнаты и обвёл взглядом присутствующих. Он вспомнил, как произносил речи Крид и то, как ему каким-то образом всегда удавалось подобрать нужные слова.

Бендикт отхлебнул амасека. В подобные моменты он как никогда остро ощущал пропасть между собой и Кридом. Ему хотелось сказать:

— Сегодня гремят великие сражения. Далеко отсюда. Одни из величайших битв в истории Империума Человечества. К небу вздымаются миллионы знамён. Каждый воитель лелеет в сердце любовь к Императору. Отражая натиск ереси, предательства, неверия. Вот в каких войнах мы хотим сражаться. Далеко от этого мира и от тех, кто могли быть нашими союзниками, но отвернулись от Света Золотого Трона. Приберегите свою ненависть. Относитесь к ним с презрением. Нет ничего более презренного, нежели предатель!

Однако он не смог.

Вместо этого Исайя сказал:

— Приветствую всех! Для меня честь быть вашим командиром на всё оставшееся время битвы. Я молюсь, что буду занимать этот пост недолго. Муниторум готовится к десятилетиям осады. Десятилетиям! Майор Брера, это ваш родной мир. Уверен, вы и ваши смелые ухланы ничего не хотите больше, нежели смыть пятно с вашей планеты. Что же касается остальных, то настолько длительная кампания приведёт к гибели слишком многих бойцов. Никакого мавзолея не хватит, чтобы почтить всю кровь, пролитую имперскими солдатами за этот мир. Нет. Муниторум неправ. Вы убедите свои войска в неизбежности скорой победы. Ересь на планете завершится за несколько месяцев. — Он помолчал, давая им время осознать сказанное. — Месяцев! Будьте уверены. Месяцев! Не десятилетий.

— Невозможно, — раздался чёткий голос.

Бендикт медленно обернулся. Из рядов клана Кхарр выступил вожак с диким взглядом. Церемониальный головной убор, закрывавший часть его лица, придавал ему схожесть со старым волком.

— Я, вождь-майор Риттоник из клана Кхарр, говорю, что это так. Мы раз за разом бросались на вражескую скалу и захватили земли меньше, чем занимает эта комната. Вы, кадианцы, не знаете, против чего мы сражаемся. Гора Кранног неприступна. Вся эта крепость — одна сплошная гряда бесконечных бойниц, казарм и артиллерии. Шквалов кинжального огня. Перед нашими окопами высятся курганы из мертвецов моего клана. Я говорю, что это невозможно.

Бендикт мысленно поблагодарил человека за то, что он заговорил. Исайя сражался с тех пор, как был ребёнком. С тех пор, как отец поднял его на руках, заставив смотреть на Око Ужаса и клясться в ненависти к врагам Императора. Он улыбнулся.

— Говорите как человек, не видевший кадианцев в бою, — спокойно произнёс Бендикт. И когда увидите, то, обещаю, вы измените своё мнение.

Друкец усмехнулся.

— Как мы можем верить тем, кто потерял собственную планету?

В комнате вдруг повеяло холодком.

Бендикт помолчал, прежде чем ответить:

— Мой дом противостоял невзгодам десять тысячелетий, и мы остались такими же твёрдыми. Когда пришёл Архивраг, я был там. Его флот был таким многочисленным, что затмил собою небо над Кадией. Еретики сыпались на планету месяцами. Чародеи поднимали армии мёртвых. Батальоны неописуемых ужасов. Волны безумцев, собранных с тысячи миров и взращённых на нашей планете подобно раковым спорам.

Я был там и скажу вот что. Каср за касром силы Кадии останавливали продвижение врага. А затем, под началом Крида, мы контратаковали и откинули недруга прочь. Сломилась не оборона Кадии, а блокада Имперского флота, позволив Чернокаменной Крепости выйти на орбиту. Это — факт. Я был там. Я всё видел своими глазами.

Однако я здесь не для того, чтобы спорить о таких мелочах. Дома многих из нас были поглощены противником. Все эти битвы уже проиграны, и их результат не изменить. Но есть немало других, где мы ещё можем одержать победу. И здесь, среди нас, есть некоторые, чьим мирам прямо сейчас грозят не только враги, но также изменники из наших собственных рядов. Трусы. Слабаки. Те, кому не хватило смелости и духа, которые, вместо того чтобы объединиться, воспользовались мигом затишья и всадили нам в спину нож. Вот какой враг противостоит нам здесь. Давайте проведём черту. На ней мы встанем и не сделаем ни шагу назад. Больше не будет потерянных миров, осиротевших армий и некогда гордых полков, в которых остались только старики.

Бендикт заглянул каждому из них в лицо. Все продолжали молчать, но теперь тишина ощущалась иначе. Он понял, что этими словами в конечном счёте сумел добиться их расположения.

Даже мордианец фон Хорн позволил себе согласно кивнуть.

Генерал улыбнулся и сделал ещё глоток амасека.

— Эта черта — вот здесь. Чем скорее мы сокрушим эту — эту скалу, — тем быстрее сможем нанести врагу ответный удар. Тем быстрее сможем принести возмездие по назначению — на головы наших противников.

К этому дню Гора Кранног перейдёт обратно в руки имперцев. Майор Брера, вот моё обещание вам и всем жителям Малори.

Исайя повернулся к Мере.

— Когда праздник Сангвиналии?

— Через пятьдесят дней, — ответил тот.

Бендикт помолчал. Амасек делал своё дело. Он почувствовал толику демонстративной уверенности Крида и, вдохновлённый ею, заявил:

— К Сангвиналии Гора Кранног будет нашей!

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Как главнокомандующий, Бендикт получил лучшие покои в командирском крыле Генеральского дворца. В довесок к апартаментам прилагался обслуживающий персонал, состоявший из местных жителей. Все они имели затравленный вид людей, годами выживавших в жестокой гражданской войне. Они постоянно кланялись, лебезили и, казалось, до ужаса боялись допустить хоть малейшую ошибку.

К тому времени, как Исайя закончил разговаривать с Мере и штабистами, они уже приготовили ему кровать и подложили дрова в чугунную печку.

— Что-нибудь ещё, сэр? — спросил слуга, невысокий полноватый старик с поникшими плечами, носивший нелепые чёрные рейтузы и узорную парчовую жилетку.

— Нет. Благодарю.

Мужчина поклонился и, не разгибаясь, попятился к двери. Бендикт поднял глаза.

— Постой. Ещё одно, — сказал он. — Как тебя зовут?

— Сервиторе.

— Сервиторе, — повторил Бендикт и махнул рукой. — Не делай так больше. Не нужно этой показухи. Ни от кого из персонала.

Сервиторе начал было кланяться, но на полпути спохватился.

— Я понял. Мордианцы…

— Я не мордианец. Я — кадианец. Ты понимаешь, что это значит?

Старик кивнул.

— Да, сэр. Я передам ваш приказ. Вы хотите, чтобы завтрак подавали сюда?

— Нет. Спасибо. Мы уходим рано.

— Вы вернётесь на обед, сэр?

Генерал раздражённо вздохнул.

— Сервиторе. Считай, что я буду здесь всё время. Если нет, то, уверен, повара и так не останутся без дела. Я здесь ля того, чтобы победить в войне, а не есть вашу стряпню.

Сервиторе согнулся ещё ниже.

— Понял, сэр.

Последовала пауза.

Бендикт видел, что у слуги на языке вертелся ещё один вопрос.

— Это правда, сэр, что вы освободите нашу планету от еретиков?

— Да, — несколько поспешно ответил генерал. — Это так.

Старик потёр ладони.

— Простите меня. Но говорят, вы захватите Гору Кранног до Сангвиналии.

Исайя тут же смягчился. Он сделал глубокий вдох.

От вечерней выпивки у него ещё побаливала голова, но он понимал, что откреститься от сказанных слов уже не сможет.

Больше того, отчасти он установил крайний срок именно по этой причине: чтобы посеять слух. Он не даст имперским солдатам расслабиться. И несомненно, его услышат предатели, и среди них пустит корни сомнение.

— Да, — наконец сказал он. — Сервиторе. Я обещаю. Гора Кранног падёт до Сангвиналии.

От переизбытка чувств тот упал на колени. Бендикту пришлось поднять его обратно на ноги. «Пятьдесят дней, — повторил он себе, укладываясь спать. На миг Исайя ощутил укол сомнения. —Неужели Крид когда-то колебался?» — задался он вопросом.

«Наверняка нет».

Бендикт и его штаб отбыли задолго до рассвета, чтобы увидеть Гору Кранног своими глазами. На улице ещё царила ночь. По небу рыскали лучи прожекторов, пока он шёл к посадочным платформам в задней части дворца.

В сумраке вспыхивали навигационные огни трёх «Стервятников» и его «Валькирии». Подойдя ближе, он увидел, что машины были выкрашены в чёрный цвет с нарисованным на носу пламенем. Пилоты, чьи скрытые за масками лица подсвечивались снизу приборными панелями, обменивались жестами с наземными техниками.

Бендикт, пригнувшись, забрался внутрь, и его ботинки звякнули по металлическому полу. В отсеке оказались складные кресла. Пару часов назад этот самый самолёт вёз гвардейцев на передовую. Теперь же он доставлял командующего имперскими силами впервые увидеть Кранног.

В эти дни его завтрак обычно состоял из стопки амасека, и он уже чувствовал, как по телу разливается тепло и уверенность.

Путешествие заняло час. Они держались ближе к земле, пока «Стервятники» летели впереди и по бокам. Внизу Исайя видел ровные, как по линейке, лагеря осадной армии. Классические, основательные, предсказуемые.

В десяти милях от фронта пилот опустил машину к посадочной зоне ниже уровня земли. Когда они сели, их со всех сторон окружали стены из мешков с песком.

Ещё час колонна «Кентавров» и «Химер» Бендикта петляла среди раскинувшихся на многие акры артиллерийских укреплений. По обе стороны возвышались леса поднятых стволов «Землетрясов», рядом с которыми суетилась целая армия людей. Каждое орудие было основательно окопано и защищено мешками с песком. Каждый «Василиск» обслуживался своим расчётом — двое подносили снаряд, один прикручивал взрыватель, ещё один наводил орудие, двое закрывали камеру, и один жал спуск.

Когда в небе забрезжила заря, ближайшие батареи «Землетрясов» начали обстрел. Канониры дёрнули цепочки. Снаряды устремились вверх по десятимильным навесным траекториям. Гидравлические поршни погасили отдачу. Откинулись затворы снарядных камер, куда тут же вогнали новые снаряды и взвели чеки. Снова потянули цепочки, вслед за чем раздалось огненное уханье, и сорокатонные орудия отъехали на выставленные противооткаты. Так продолжалось весь час пути, пока воздух не наполнился чёрным фицелиновым дымом, а стволы орудий не нагрелись докрасна от интенсивности стрельбы.

Дующий с моря ветер сносил горячий воздух, насыщенный запахами перегретого металла и топлива, на раскинувшиеся позади лагеря Милитарума. В лужицах шипели и исходили паром отработавшие свой ресурс орудийные стволы.

Наконец конвой Бендикта достиг вершины утёса, где «Химеры» разъехались в стороны и остановились в пятидесяти ярдах от скалобетонного наблюдательного пункта, заглублённого в землю среди туссоки-травы.

Там его встретил ответственный за логистику. Он выглядел как типичный бумагомаратель Муниторума. Бендикт кивнул. По невидимому сигналу бомбардировка резко прекратилась. Исайя зашагал вверх по склону, увлёкши за собой служащих и офицеров, и остановился в шаге от обрыва. Ветер прижимал траву к земле. Генерал застыл, подобно скале, уставившись на островную крепость, которую ему поручили захватить. От твердыни их отделяло пять миль клокочущего, серого, как сталь, моря.

— Сколько обычно длится бомбардировка? — поинтересовался Бендикт.

— Четыре часа каждое утро, — ответил ему один из представителей Муниторума.

— Этого мало, — твёрдо заявил генерал. — У нас есть пятьдесят дней. С этого момента бомбардировка будет продолжаться непрерывно. Ежедневно и еженощно.

— У нас недостаточно снарядов… — начал человек.

— Вы ведь делали припасы, на сколько лет у вас был расчёт?

— Да, сэр. На десять лет.

Бендикт поднял руку, призывая к тишине.

— Гора Кранног падёт за пятьдесят дней.

Мужчина открыл рот, собираясь возразить.

— Молчать! — рявкнул Бендикт. — Бомбардировка прекращаться не будет. Она будет идти, пока мы не разобьём эту скалу!

Сопровождавшие его генералы остановились и прижали к глазам монокуляры.

Синевшая вдалеке Гора Кранног вырастала прямо из стелющегося над водой тумана. Островная крепость представляла собой венец имперской инженерной мысли. Её суровые кряжи переливались в утреннем свете тусклым серым блеском, напоминая чеканную сталь. Гряды усеивали вырубленные в толще доты, укреплённые скалобетоном и ферростальными балками. Природный камень плавно переходил в гладкие подстенки, барбеты и казематы. Стены щерились бойницами и уступчатыми амбразурами. Над каждым бастионом потрескивал тонкий синий пузырь пустотных щитов.

Исайя повернулся вправо.

— Это всё, что осталось от моста?

— Да, сэр, — отозвался помощник.

Бендикт изучал планы крепости во время варп-перехода. До ереси связь Горы Кранног с сушей обеспечивал подвесной мост. На всём его протяжении вздымались скалобетонные опоры с толстыми стальными кабелями, на которых держалась дорога. Часть проезжего пути тянулась со стороны суши, но в двух милях от берега еретики взорвали его следом за отходящими войсками, и теперь несущие тросы висели растрёпанные и перекрученные. К одному из пролётов ещё цеплялось несколько кусков скалобетона, пока не упавших в воду.

Посланник Муниторума замялся.

— А вот насыпь, которую приказал соорудить фон Хорн.

Бендикт уже перевёл магнокль туда, где осадные инженеры Империума возводили в направлении острова огромный вал из дроблёных валунов.

— Изумительное предприятие, — заявил он.

— Благодарю, сэр.

Изначально план фон Хорна заключался в том, чтобы окружить весь остров. Бендикт же предпочёл более простой, более незатейливый рывок к ближайшей крепости Тор Тартарус, поэтому отдал соответствующие распоряжения ещё до того, как высадился на планету. Теперь насыпь тянулась прямиком к твердыне, прежде чем разделиться на три ветки, подобно огромному каменному трезубцу, нацеленному в сердце врага.

— Как вы и распорядились, — продолжил помощник, — насыпь прикрывает сверху несколько штурмовых туннелей, по которым можно будет перебрасывать войска и технику до самой передовой.

— Хорошо, — отозвался Бендикт. — Когда мы сможем начать атаку?

— Строительные команды проходят сто ярдов в день. Но по мере приближения к крепости быстро растёт глубина, и их прогресс замедляется. Рабочие сообщают, что они достигли края шельфа, за которым начинается крутой обрыв.

— Вы не ответили на мой вопрос.

— Нет… — протянул посланник Муниторума. — Конечно, мы надеялись закончить её до вашего прибытия. Однако местность существенно замедлила темп работ.

Бендикт последил за продвижением других буров.

— Сколько нужно ждать моим войскам?

— Три месяца, — заявил представитель Муниторума.

— Решительно невозможно, — отрезал Бендикт.

— Но… — начал посланник.

— Мне всё равно! — рявкнул генерал. — Со всем уважением. Я не могу ждать так долго. Мы должны ускорить атаку. Эти предатели сидят на скале и хохочут над нами. Я объявил, что скала предателей должна пасть к Сангвиналии!

Щёки мужчины порозовели.

— Я передам ваш приказ.

— Благодарю, — ответил ему Исайя.

Посланник поклонился, прежде чем удалиться.

Бендикт даже не проводил его взглядом. Он продолжал стоять ещё долгое время, всматриваясь в полевой магнокль. Он изучал чертежи бастиона много раз, планируя атаки со всех направлений и оценивая последствия каждой из них. Но сейчас ему впервые представилась возможность увидеть его своими глазами и оценить всю поразительную неприступность древней твердыни.

Гора Кранног формой напоминала ромб. В самом центре располагался собор Святой Елены Ричстар, разделяя остров на четыре квадранта. Над ними господствовали четыре мощные крепости, состоявшие из приземистых скалобетонных ярусов и ощетинившиеся толстоствольными орудиями.

На дальнем краю острова находилась наименьшая крепость, узкая башня Офио, с чуть отстоящим от берега вулканическим конусом Тора Харибдиса. Соединяла их между собой канатная дорога.

Марграт являлся самой южной твердыней. Там к небу тянулись купола пунктов орбитальной обороны. Напротив, в северном конце, лежали развалины Банийяса. Его разрушение стало главной победой, достигнутой имперской армией под началом фон Хорна.

— Его пустотные щиты схлопнулись под непрерывной бомбардировкой, — сообщил Мере. — Корабли имперского флота превратили его в руины за пару часов.

Бендикт кивнул. Он осмотрел щербатые обломки Банийяса и сразу отбросил идею атаковать их в лоб. Линии снабжения будут слишком растянутыми, утёсы — слишком крутыми, а несмотря на то, что крепость выглядела разрушенной, он не сомневался, что обломки предоставят защитникам множество укрытий, которых они не смогут заметить.

Нет, он планировал захватить ближайшую и самую крупную цитадель, ту, что взирала на него с другой стороны пролива, барбакан Тора Тартаруса — грозное нагромождение дотов и скалобетонных валов.

В прошлом, не таком уж далёком, когда он был капитаном, Исайя счёл бы потерю целого отделения катастрофой. Теперь, став генералом, Бендикт раздумывал над штурмом, который будет стоить жизней миллионам, и, к своему удивлению, понял, что это его совершенно не трогает. Он сфокусировал полевой магнокль.

— Посланник, — позвал генерал.

Представитель Муниторума подошёл к нему.

— Сколько сейчас человек в рабочих корпусах?

Мужчина смутился.

— Если считать штрафников и подневольных…, то достаточно, сэр. Для строительства осадного лагеря, трасс к Звёздному порту и насыпи.

— Хорошо. Нам потребуется реквизировать их для воинской службы.

Посланник заколебался. Он попытался придать голосу уверенности, однако тот надломился, выдав его тревогу.

— Сколько, сэр? Десять тысяч… сто?

Бендикт опустил магнокль. Его лицо стало каменным, как скалобетонная стена.

— Посланник. Мне нужны все.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Когда Бендикт вернулся в Генеральский дворец, полковник Байтов, командир 101-го Кадианского, уже ждал его вместе с капитанами первой и второй рот. Байтов и Исайя знали друг друга много лет, ещё со времён, когда оба были молодыми капитанами. Они в формальностях не нуждались. Бендикт подошёл к группе и тепло пожал им руки.

— Когда вы приземлились?

— Вчера, — ответил Байтов — широкоплечий мужчина с грудью колесом и гулким голосом. — Полк только добрался до лагеря. Мы прибыли первыми.

Он указал на двоих человек рядом с собой. Обоих Бендикт знал. Капитан Останко из первой роты был одним из фаворитов Байтова, настоящий сын Кадии: красивый, поджарый, с грубоватыми манерами и непокорной гривой блестящих чёрных волос. Капитан Иринья Ронин, командир второй роты, входила в число самых уважаемых офицеров полка. Она имела металлические суставы в левой руке, а также ёжик стальных с проседью волос. В прежние времена Иринья бы вышла в отставку и стала обучать белощитников, но отставок больше не было, а в её рукопожатии Бендикт не почувствовал ни намёка на слабость или немощь.

— Добро пожаловать на Малори! — поприветствовал он их, после чего повёл во дворец. Машина истовости внутри пела заповеди ненависти: ненависть к слабым, ненависть к ксеносам, ненависть к нечестивцам, ненависть к трусам.

По залу слонялось несколько офицеров, надеющихся поймать Бендикта на пару слов. Их вовремя перехватил Мере. Столкнувшись с непредвиденным препятствием, они аккуратно записали прошения на пергаментах, которые адъютант собрал под мышку.

— Я прослежу, чтобы их изучили и, если нужно, передали непосредственно генералу и его штабу, — пообещал он.

Как только они оказались за пределами слышимости, Мере сунул их Прассану.

— Разберись с ними.

Бендикт завёл офицеров в свои покои. Сервиторе только закончил убирать комнату и, завидев кадианцев, попятился к выходу. Генерал не стал обращать на него внимания, а вместо этого подошёл к небольшому столику, где стояла полная бутылка «Аркадийской гордости», а рядом с ней — набор вручную отполированных хрустальных стаканов.

Исайя откупорил бутылку и плеснул каждому добрую порцию.

— За Кадию! — сказал он, когда все взяли по стакану. Они разом осушили их и отставили на стол, после чего Бендикт снял фуражку и бросил её в сторону.

— Присаживайтесь, — сказал он.

Кадианцы выглядели не к месту среди богатых декоров Генеральского дворца с его расшитыми подушками и расстеленными на полу тонкими намианскими коврами. Воины были поджарыми и крепкими, в видавшей виды форме и посечённых клинками и пулями бронежилетах.

Однако их ждала работа, поэтому они мгновенно сосредоточились, когда Бендикт изложил им краткие итоги утренней экспедиции.

— Полагаю, вы уже видели остров?

— Да, — подтвердил Байтов. — Мы попросили пилота «Валькирии» доставить нас к утёсам. Впечатляет.

— Хорошо, значит, вы понимаете, с чем мы имеем дело. Я объявил, что она падёт к Сангвиналии.

Байтов оставил его слова без комментариев, однако Исайя догадался, что его товарищ считает такую задачу трудновыполнимой.

— Думаешь, это невозможно? — прямо спросил он.

Байтов покачал головой.

— Если таков приказ, мы его выполним.

Исайя кивнул.

— Хорошо! — Он развернул на столе карты. — Взгляните, — произнёс генерал. — Скажите, что думаете.

Они поднялись и уставились на стол. Байтов внимательно пролистал инфопланшеты, после чего передал их Останко и Иринье.

Бендикт больше не мог себя сдерживать.

— Я не собираюсь ходить здесь вокруг да около. Захват крепости к Сангвиналии будет настоящим вызовом. Однако это можно сделать. Фон Хорн действовал педантично, но неизобретательно. По словам Мере, он пытался утомить предателей до смерти. Согласно подсчётам Муниторума, при текущей скорости осада займёт пятнадцать лет!

Они, конечно, это знали. Останко хохотнул, Иринья осталась невозмутимой, Байтов медленно кивнул.

Бендикт обвёл рукой комнату.

— Муниторум уже построил нам дворец. В конце здесь будет стоять целый город. Сангвиналия! Вот когда закончится битва!

— Так какой у нас план? — спросил Байтов. — Они пробовали «Термиты»?

— Да. И отступили, столкнувшись с жёстким сопротивлением, пористыми породами и затоплением туннелей.

— Не отсутствием решимости?

— Возможно, — сказал Бендикт.

Полковник пробежался взглядом по кипе отчётов.

— И ещё есть насыпь.

— Да. Внутри неё, под поверхностью, проложены штурмовые трубы. Мы сможем подвести наши войска прямо к передовой в целости и сохранности, — указал Останко.

— Верно. А на берегу стоит Тор Тартарус. Любой, кто попытается его штурмовать, погибнет, — добавила Иринья.

Бендикт слушал их, потягивая амасек.

— Вы все идёте по ложному следу. — Он поднялся со стаканом в руке и принялся размышлять вслух. — Ключ к победе — Хольцхауэр и его Элнаурские Егеря. Они — сталь в кулаке наших врагов. Сокрушим их, и остальные посыплются сами.

Иринья знала своего старого командира достаточно хорошо.

— Сэр, — обратилась она к Бендикту, — у вас есть план?

Исайя улыбнулся. Конечно, у него был план. Но сначала он посмотрел на Останко.

Капитан первой роты взял карту острова и внимательно её осмотрел.

— Если нижний слой действительно непригоден для подземной атаки, тогда у нас есть два варианта. Первый — десантирование с воздуха. Второй — атака по воде.

Улыбка Бендикта стала шире.

— Если бы я назначил тебя командовать атакой с воды, как бы ты её провёл?

Останко замолчал. Постучал пальцем по карте, обдумывая возможности.

— Очевидным выбором станет барбакан Тора Тартаруса. Но враг будет этого ожидать. Банийяс?

— Утёсы высотой в половину мили.

Капитан задумчиво кивнул.

— Тогда единственным вариантом будет атака Офио на дальней стороне острова. Но сначала нам потребуется провести полноценный морской десант на остров Тор Харибдис.

Бендикт внимательно слушал. Когда Останко закончил, Байтов сделал осторожное замечание:

— Если десант наткнётся на сопротивление, задача сильно осложнится. У нас есть транспорты для подобного предприятия?

— У нас есть «Химеры», — вставила Иринья. — Они умеют плавать.

К щекам Останко прилила кровь.

— Они годятся разве что для пересечения топей. Или рек. Но заплыва к острову через открытый пролив они не переживут. Они заглохнут, пытаясь бороться с волнами, и за это время их перестреляет артиллерия. Мало кто доберётся до суши.

— Мы можем уменьшить нагрузку? — спросила Иринья.

— Нет. Даже если снимем вторичное вооружение и отправим без ничего, силовая установка недостаточно мощная, чтобы удержать сорок с лишком тонн металла посреди океана. Любая зыбь, и их отнесёт на двадцать миль от берега.

Бендикт перестал слушать, забарабанив пальцами по столу. Его распирало от желания раскрыть перед ними карты.

— Останко, Иринья, Байтов — спасибо всем вам. Теперь, услышав вас, я чувствую себя лучше. — Он дёрнул подбородком. — Сила Хольцхауэра в его Элнаурских Егерях. Он — человек гордый. Он захочет испытать их против кадианцев, поэтому нам следует предоставить ему такую возможность. Нужно поставить его перед чередой невозможных выборов. Сначала мы захватим Тор Харибдис. Ему придётся дать нам бой. И когда это случится, мы вытянем из его егерей все соки!

Когда Байтов, Останко и Иринья вышли, прибыл посланник Муниторума с группкой людей, которых Бендикт любил называть «архивными крысами»: худых, болезненного вида писцов и счетоводишек, только и умевших, что смазывать колёса чиновничьего аппарата. Они столпились вокруг своего предводителя.

— Сэр, — объявил посланник, — я привёл старшего логиста, который поможет вам составить планы.

— Хорошо, — сказал Исайя.

Старший логист грузно протопал вперёд. Короткая шея, круглая голова и глубоко посаженные прищуренные глаза делали его похожим на шар. На нём были многослойные одеяния из тяжёлого красного фетра с вышитой на груди золотой аквилой. Всё, что бы ни делал этот толстяк, давалось ему с огромным усилием. За ним тянулся шлейф пота. Он растопырил заляпанные чернилами пальцы в простом приветствии.

— Генерал Бендикт, — начал он, пытаясь отдышаться. — Да снизойдут на вас благословения святого Императора. Я слышал о ваших планах и сделаю всё возможное, чтобы помочь вам.

Бендикт кивнул.

— Вы — главный представитель Муниторума на планете, поэтому мне потребуется ваше деятельное участие. По дороге сюда я начал переговоры с мирами-кузницами, имевшими тесные связи с Кадией. — Правда заключалась в том, что он зашёл гораздо дальше, установив контакты с мирами-литейными, кузнями и складами по всему сектору вплоть до Маккана, Раны и Армагеддона. — Я жду прибытия корабля с мира-кузницы Рана.

Старший логист не выглядел аугментированным, и если это действительно было так, то его память не могла не впечатлять.

— Да, сэр. Их корабль уже в очереди на посадку. Они прислали три «Левиафана» с полным комплектом скитариев.

— Помогите им высадиться как можно скорее.

— Я уже этим занимаюсь. Я прослежу, чтобы они получили всю необходимую поддержку. Мои отряды машиновидцев также прокладывают подходящие для них дороги от Звёздного порта до насыпи.

Впечатление Бендикта об этом человеке улучшилось. Он, похоже, знал своё дело.

— А другие запросы?

Старший логист кивнул.

— Да, милорд. Новые расписания для бомбардировок составлены. Нам потребуется перенести склады с боеприпасами ближе к фронту. Работы предстоит много. Придётся поднапрячься. Ресурсы у нас ограниченные. — Он помолчал. — Раньше мне стоило послать запрос, и я бы гарантированно получил всё необходимое. Но, учитывая обстоятельства, уверяю вас, мы делаем всё, что в наших силах. Мы трудимся не покладая рук.

Бендикт одобрительно хмыкнул. Конечно, он думал о том, какое масштабное снабжение требовалось организовать для поддержания непрерывной бомбардировки, как, впрочем, и о возможном решении проблемы.

— Если мы попросим канониров Имперского флота вести обстрел определённый период времени каждый день…

— Это подарит нам несколько часов передышки.

— Превосходно. Мере, направь Флоту запрос синхронизировать графики обстрелов. Это даст старшему логисту небольшой запас времени. Скажи им, чем быстрее мы закончим осаду, тем скорее они смогут покинуть эту дыру. Теперь вы, генерал-квартирмейстер, — Исайя повернулся к невысокому мужчине, стоявшему рядом со старшим логистом, — корабли-амфибии?

Квартирмейстер встретился с Бендиктом взглядом.

— Да, сэр. Мы получили ваше астропатическое послание и уже налаживаем поставку запрошенных кораблей. Изучив файлы СШК, мы нашли вот это.

Он дал сигнал одному из клерков, и тот принёс голопроектор. В воздухе перед ним возникло изображение: грубый угловатый транспорт с командирской башней, расположенной ближе к корме, и посадочным трапом спереди. Квартирмейстер провёл рукой по кругу, и картинка медленно завращалась. Собравшиеся притихли. Генерал-квартирмейстер выглядел неимоверно довольным собой.

— Для вашей ситуации, сэр, я рекомендую данное решение. Каждый из них может взять на борт десять «Химер».

— Хорошо. Мне понадобятся сотни.

Старший логист позволил себе лукавую улыбку.

— Генерал Бендикт. Мы уже этим занимаемся.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Дайдо подняла воротник, но теплее ей не стало. Она стояла на вышке, наблюдая за тем, как Минка с двумя отобранными бойцами выходят на нейтральную полосу между лагерями кадианцев и друкцев.

«Дикарские отребья», — подумала она о последних. Она сражалась вместе с ними на Кадии и была о них невысокого мнения. Они доставляли столько же проблем имперским силам, сколько и врагу. А теперь они стояли лагерем прямо возле них.

Когда Минка растворилась во тьме, лейтенант обвела взглядом друкский лагерь. Проклятый шест оставался направленным в сторону кадианцев. Её вновь пробрал озноб. Поднимался туман.

— Трон! — ругнулся Оруги, дуя себе на пальцы. — Я думал, на планете умеренный климат.

Час спустя Дайдо увидела, как три фигуры ползут обратно к базе кадианцев. Они вырезали небольшую дырку в сетке под башней, на которой стояла Дайдо, и, едва пробравшись внутрь, тут же залатали её. На всю операцию ушло чуть больше двух часов.

Дайдо дождалась, пока Минка не поднимется к ней. Она показалась из люка, улыбаясь во все зубы.

— Всё готово, — сказала девушка. Бейн и Мэнард забрались следом.

Мэнард — специалист-подрывник — сжимал в руке детонатор.

— Сейчас? — спросил он.

Минка кивнула. Внезапно во тьме взвился огненный язык, за которым последовал громкий треск. В свете пламени они различили проклятый шест за миг до того, как он разлетелся на куски.

Другой лагерь наполнился встревоженными криками. Они заметили огоньки люменов, спешащие к месту, где раньше стоял шест. Его пылающие обломки валялись теперь повсюду.

Какое-то время гвардейцы просто стояли, наслаждаясь паникой друкцев.

— Как думаешь, что они придумают в отместку? — спросила Минка.

Дайдо пожала плечами.

— Вряд ли у них будет шанс. Утром мы отправляемся на учения.

Спустя десять минут Минка вошла в кабинет Спаркера.

— Выполнено, сэр, — доложила она, тотчас почувствовав, как с плеч будто свалилась огромная тяжесть.

— Были проблемы? — просто поинтересовался капитан.

— Никаких.

— Хорошо, — сказал он и почти улыбнулся. — Отличная работа.

Как и сказала Дайдо, они отправились в путь после завтрака, выдвинувшись длинной колонной «Химер» и «Леманов Руссов». Воздух заметно потеплел. Кадианцы расстегнули тёмные куртки, чтобы не вспотеть за два часа езды вглубь материка, где раскинулись обугленные останки старого поля битвы.

Везде сновали команды Механикус, собирая обломки бронетехники и транспортов. Кадианцы разбили лагерь среди танковых кладбищ и заброшенных окопов. Вокруг них возвышались курганы, отмечавшие места захоронений гвардейцев. Над каждым реяли полковые знамёна. Крупнейшая груда, что поднималась над равниной подобно холму, стала фундаментом для каменного мавзолея, увешанного имперскими стягами. Рядом высилась временная часовенка. Построенная из прессплит, она служила домом одинокому ракаллионскому священнику, который бродил по окрестностям с закинутым за спину цепным мечом и в лязгающем доспехе, изготовленном из жетонов погибших солдат.

Тот как раз стоял у двери часовни, когда кадианцы проехали мимо. В его глазах они не увидели дружелюбия.

В ответ они бросили на него полные решимости взгляды.

Он показался бойцам бесплотным духом. «Вот что ждёт большинство из вас», — будто говорили им жрец с горой. Братская могила на какой-то всеми забытой планете.

Несколько недель кадианцы отрабатывали безвоксовые ночные штурмы, зачистку бункеров и оборону окопов. Всё это время в западном небе за массовыми захоронениями проглядывалась громада Горы Кранног.

Когда они наконец вернулись в лагерь, Спаркер вызвал к себе лейтенанта Дайдо. Она вошла и закрыла за собой хлипкую дверь. Капитан по-прежнему был в боевой одежде, с нанесёнными на лицо камуфляжными полосами. Он сунул ей лист.

— Церемониальные обязанности, — сказал Спаркер. — Бендикт запросил твой взвод.

— Это как-то касается друкцев? — уточнила Дайдо. Спаркер, казалось, успел совершенно забыть о случившемся. Он отмахнулся.

— Нет. Тебя выбрали специально. Высокий приоритет. Местный аристократ. Вымой своих людей и выдвигайся. К полуночи ты должна быть в пути.

Дайдо разыскала своих сержантов и вручила им жетоны в душ.

— Приведите себя в порядок. Отбываем в полночь.

Минка сообщила приказы, передав каждому бойцу металлический жетон. Она нашла Бреве. Мехвод провёл последнюю неделю, упрашивая машинный дух «Святой» работать как полагается, и теперь решил воспользоваться отдыхом, чтобы перебрать мотор и покрыть детали священной смазкой.

Новости ему совсем не понравились.

— Трон! Ехать обратно в Звёздный порт? Ты, наверное, шутишь.

— Дайдо попросила техножрецов обслужить наши «Химеры».

Они увидели люмены машинных адептов и сервиторов их свиты, приближающиеся к ним со стороны лагеря.

— Отлично! — с деланой радостью воскликнул мехвод.

В лагере было шесть помывочных блоков — длинных деревянных бараков с бойлером в одном конце и парой комнат с рядом металлических шлангов. В тамбуре сидел вахтёр с худым лицом, поглядывавший в окошко наружу. Ниже находилась узкая щель, через которую помывочные жетоны можно было обменять на свежие полотенца.

Минка зашла в душевую, когда Лирга с Карни уже покидали её.

— Серж, — довольно поздоровались они, вытирая волосы полотенцами. Тёплая вода имела поразительное тонизирующее действие. На обеих не осталось и следа скопившейся за недели грязи.

Минка передала жетон через окошко. Вахтёр без слов вручил ей полотенце.

Она прошла в женскую раздевалку — невзрачную, пахнущую сыростью комнату с прибитыми к перекладине металлическими крючками. Дайдо вошла как раз перед Минкой и уже успела раздеться до майки и исподнего. Она стянула майку через голову и повесила на вешалку.

Её руки и лицо имели смуглый оттенок, но остальное тело было бледным, худощавым и крепким, увитым тугими мышцами и покрытым боевыми шрамами. Минка знала рубцы Дайдо так же хорошо, как свои собственные. Некоторые из них она помогала обрабатывать сама. На левой руке лейтенанта бугрился грубый шрам, оставленный срикошетившей пулей. Её живот с обеих сторон отмечали следы сквозных отверстий в память о паре пулемётных пуль. Кроме того, от грудной клетки до пупка тянулся длинный косой разрез, где медике пришлось буквально зашивать её обратно.

Минка разделась следом и повесила одежду на крючки. Ботинки она поставила на пол, затем стянула носки. Они стали жёсткими от недельного ношения, поэтому Минка просто поставила их рядом с обувью.

На скамейках лежали бруски твёрдого мыла с сильным запахом карболки и химикатов против педикулёза. Девушка взяла первый попавшийся и, закинув полотенце через плечо, вошла в душевую. Внутри было тепло и влажно. В центре комнаты пролегал открытый жёлоб, вдоль которого с обеих сторон тянулись длинные ряды металлических трубок. Они служили лейками, из которых текла вода одной температуры. Дайдо дёрнула ручку и шагнула внутрь. Минка встала под шланг по соседству с Дайдо.

Если здесь когда-то и была тёплая вода, её давным-давно израсходовали. Теперь она стала ледяной. Встав под холодную струю, девушка поёжилась и тут же покрылась гусиной кожей. Такая помывка не принесёт никакого удовольствия.

Дайдо быстро закончила. Минке потребовалось ещё несколько секунд. Поддержание боевой эффективности являлось одной из первоочередных обязанностей любого кадианца. Никто не имел права прохлаждаться. Смыв с себя грязь, Минка сразу вышла обратно. Полотенце было жёстким от моющих средств Муниторума. Девушка вытерлась насухо и взяла ранец. Она аккуратно открыла его, достала одежду и разложила на скамейке.

Одевшись, Минка зачесала волосы пальцами, посмотрелась в единственное зеркало и начистила ботинки грязной ветошью.

— Так какая у нас задача?

— Без понятия, — отозвалась Дайдо. — Но нас запросили специально.

Её слова прозвучали зловеще. Лейтенант неправильно истолковала выражение лица Минки.

— Друкцы здесь ни при чём.

Девушка хохотнула.

— Да я уже и забыла о них.

Когда они были готовы выезжать, Минка нашла Бреве в водительском отделении «Химеры». Забравшись на плоскую крышу, она услышала внутри ругань и лязг упавшего инструмента.

— Как дела? — крикнула девушка вниз.

— Да, машину благословили, — отозвался тот со своего места. — Но теперь у нас перегреваются батареи. — Из открытого водительского люка вынырнула голова мехвода. — Я поправил проводку. Проблемы начались с Карги-Б9. Там много чего вышло из строя. Я заменял их, но они поступали с Ризы… — Он выбрался из отделения. — Половина деталей никудышного качества.

Подобные жалобы звучали всё чаще. Война бушевала в тысяче звёздных систем, и, чтобы ещё больше усугубить кризис, потребности в ресурсах выросли экспоненциально. Муниторум, наименее привлекательный из столпов человечества, не справлялся с вызовом. Хотя миры-кузницы вроде Ризы продолжали производить военную технику в промышленных масштабах, она стала заметно хуже.

Такой была неприглядная правда Империума Человека: медленный коллапс и разложение, ставшие стократ хуже из-за падения Кадии, в результате которого разорвались сложившиеся за тысячелетия линии снабжения. Миры-кузницы остались без руды, когда добывающие её планеты сгинули в варп-бурях. Миры-ульи охватил голод, после того как снабжавшие их агропланеты внезапно умолкли, и громадные города затряслись в корчах бунтов и конфликтов.

— Вульфе перебрал их, — сказал Бреве и протяжно выдохнул. — Но дело швах.

Стрелок, Вульфе, показался из-под «Химеры», выкатившись на сервисной тележке. Он был небольшим мужчиной, слегка оглохшим после долгого времени, проведённого за тяжёлым болтером.

— Я склепал систему охлаждения, — слишком громко сказал он. — Хорошенько смазал её и помолился сильнее, чем святая сестра, но это полевой ремонт. Если мы не найдём нормальную замену, старая дама много не навоюет.

Минка кивнула. Впрочем, она мало что могла сделать. Она снова и снова отправляла запросы, но схожие прошения поступали в штаб квартирмейстера ежедневно. А запчасти из воздуха они наколдовать не могли.

— Слушай, только что узнала, — сказала Минка. — Сегодня в полночь мы выдвигаемся.

— Куда?

— Не в Звёздный порт. Едем в Генеральский дворец.

— Сколько займёт дорога?

— Пять часов.

— Тогда начну молиться, — заявил Бреве.

Они выехали на полчаса раньше.

Кадианцы уже почти привыкли к постоянной бомбардировке. Непрерывный гул становился то громче, то тише, когда по расписанию одни батареи замолкали и в игру вступали другие. Силовая установка «Святой» мягко гудела, заглушая царивший снаружи шум. Минка пробралась вперёд, чтобы поздравить Бреве. Мехвод сидел в шумоподавляющих наушниках, однако прочёл по губам, что та говорила, и молитвенно вскинул руки.

Девушка полезла обратно и спрыгнула внутрь через открытый верхний люк. Неделя тренировок в окопах вымотала всех. Бойцы сидели с закрытыми глазами, опустив головы на сложенные руки, стены или плечи друг друга. Бейн лежал на полу у ног остальных, подложив под голову свёрнутую маскировочную сеть.

Минка нашла себе местечко для сна. Их ждала тяжёлая и полная неудобств ночь.

К рассвету колонна «Химер» прибыла к указанной зоне высадки. Люди проснулись и, сонно моргая, стали потягиваться в тесном отделении машины.

Бреве так и не сомкнул глаз. Он припарковал «Химеру» и, не вставая из кресла, надвинул каску на лицо, закинул ноги на приборную панель и скрестил на груди руки.

— Разбудите меня, когда всё закончится, — брякнул он.

Минка кивнула. Она до сих пор не знала, что это за «всё».

У посадочной платформы 74-Б9 кадианцы прождали час, пока два грузовых «Часовых» переносили снаряды с гравиподдона в один из невысоких фуникулёров, протянутых к батареям «Землетрясов».

Никлоаз достал из «Химеры» Дайдо знамя взвода — лёгкий штандарт с тиснёным символом 101-го Кадианского поверх Врат Кадии. Шест венчала стальная аквила. Флаг лениво затрепыхался на ветру.

Всё остальное замерло, если не считать белых инверсионных следов, закручивающихся за грузовыми лихтерами, что доставляли припасы с варп-кораблей над Звёздным портом.

Наконец в небе показался челнок, совершенно не похожий ни на судно Муниторума, ни на отличавшийся грубой функциональностью корабль Астра Милитарум. Это был гладкий персональный самолёт с плавными обводами и вычурными барельефами из золота и бронзы.

Кадианцы, держась поодаль, проследили взглядами за тем, как челнок сел на скалобетонную посадочную платформу. Его двигатели начали постепенно скидывать обороты, стихая. Зашумели охлаждающие жидкости. Листовая обшивка корабля ещё не успела вернуть прежнюю форму после прохождения сквозь плотные слои атмосферы. От корпуса валил пар. Гвардейцы заняли положенные места. Дайдо выступила вперёд и замерла в ожидании перед трапом.

Спустя некоторое время люки с шипением выравнивающегося давления открылись. Через миг изнутри выпорхнула стая птиц, распевающих Псалмы Объединения. Впрочем, существа состояли из металла, а не плоти и махали крыльями, работая сипящими поршнями.

После того как они устремились ввысь, из люка выступила женщина, облачённая в серебряный силовой доспех с прищёлкнутым к бедру болтером. Шлем она держала на сгибе локтя, выставляя на всеобщее обозрение лицо с вытатуированной на нём чашей.

Она была из Адепта Сороритас, боевого кулака Экклезиархии.

— Услышьте меня! Во имя Императора! Я — старшая сестра Мелиссья из ордена Серебряного Покрова. Здесь, на Малори, мои подопечные принесут себя в жертву!

Она обращалась не к кадианцам. Сестра Битвы разговаривала с небесами, словно шаман, оглашающий о своём присутствии духам мира.

Минке она показалась точно такой же, как другие Сёстры, которых она видела раньше. Впалые щёки, коротко подстриженные волосы за ушами и свет в глазах, блестевших, как твёрдые, тщательно огранённые алмазы.

Минка повернулась к Дайдо.

— Это не… — начала она, но лейтенант покачала головой.

— Нет. Другой орден.

На Потенсе также присутствовал орден Адепта Сороритас. Однако те Сёстры носили чёрную броню, тогда как эта женщина была облачена в серебряный доспех и белый меховой плащ, отороченный узорчатым красным дамастом.

Пока Сестра говорила, вокруг неё словно по команде собрался отряд воительниц. Они не носили латы, а вместо этого кутались в лохмотья, словно покаянники, просящие милостыню у храма. Однако они не походили ни на тайновидцев, ни на нищенок. Некоторые были опоясаны цепями, другие — кожаными ремнями. Половина носила кляпы. У многих отсутствовал глаз или конечность. Молитвенные ленты, повязанные на руках каждой из них, при движении трепетали на ветру. Все имели при себе цепные мечи — эвисцераторы, часть из которых по размерам не уступала самим девам. Они не искали подаяния, их целью было обрести искупление.

Следом вышли четыре жизнехранителя в бронзовых анатомических нагрудниках и высоких бархатных киверах с приколотыми к ним широкими страусовыми перьями. Их визоры горели внутренней аугметикой, а в руках они сжимали силовые копья. Жизнехранители ожидающе встали перед дверью.

Сначала Минка услышала голос и лишь потом увидела их хозяйку.

— Осторожней! — раздался исполненный властности женский голос.

В дверях показалась старая леди, прошедшая через столько омолаживающих циклов, что чётко установить её подлинный возраст уже едва представлялось возможным. Ей с равным успехом могло быть как сто, так и все восемьсот лет. Но, так или иначе, вид она имела грациозный и опасный.

Это была леди Бьянка Ричстар, правительница Токая — мира, павшего под натиском сил ереси. Тем не менее после смерти её кузена, патридзо, на Потенсе она стала самым старшим представителем семейства Ричстаров в скоплении Висельников. Понимая всю шаткость своего положения, Бьянка решила объединиться с генералом Бендиктом. Её главным козырем служило древнее и благородное происхождение, в чём она сполна отдавала себе отчёт. Для первого появления на Малори правительница нарядилась в золотой раф, корсаж из чёрного недокристализованного стекла и ажурную шёлковую юбку.

Последовала долгая пауза, пока она обводила надменным взором выстроившийся внизу второй взвод седьмой роты.

Дайдо двинулась вперёд и, оказавшись между двумя жизнехранителями, остановилась и отсалютовала. Минка не разобрала, что сказала Дайдо, однако ответ леди Бьянки услышали все.

— Где генерал Бендикт? — усиленным голосом спросила она.

Лейтенант начала что-то говорить. Минке стало любопытно, о чём шла речь. По языку тела определить это не удалось. Наконец, по-видимому, удовлетворённая ответом, правительница Бьянка произнесла:

— Я представлю свои мысли генералу Бендикту.

Она сошла по ступеням, после чего остановилась.

— Конечно, здесь есть ещё кое-кто гораздо важнее меня.

В этот момент из челнока выплыл золотой гравипаланкин, пассажира которого скрывали древние занавески из расшитых шелков. Из курильниц поднимался дымок благовоний. Над паланкином порхали славноптицы.

— Лейтенант Дайдо, — продолжила леди Бьянка. — Вверяю себя и моего досточтимого предка, святого Игнацио Ричстара, вашему попечению. А теперь сопроводите меня к генералу Бендикту!

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Бендикт стоял на ступенях Генеральского дворца вместе с комитетом старших командующих Астра Милитарум, прибывших для встречи леди Бьянки. Сам генерал явно только что покинул планировочную встречу с посланниками Муниторума и имел весьма раздражённый вид. В ладони он сжимал свёрнутую карту, нетерпеливо стуча ею по другой руке.

Правительница Бьянка, за которой следовали жизнехранители, достигла дворцовой лестницы. Паланкин со святым Игнацио вынесли вперёд. К тому времени позади него успела собраться толпа, насчитывавшая почти сотню благоговеющих людей. По большей части они были обычными тружениками и держались на почтительном расстоянии.

Охранники стали их отгонять, и леди Бьянке пришлось вмешаться.

— Они со мной, — сказала она, — и со святым Игнацио. Вы пропустите их.

Бендикт спустился ей навстречу.

— Добро пожаловать, — произнёс он. — Я распорядился, чтобы вам оказали все положенные почести. Как и подобает человеку вашего ранга.

Он приказал поместить паланкин в личной часовне, тогда как леди Бьянке уступил собственные апартаменты.

— Но я не могу, — стала упираться она.

— Прошу, — сказал Исайя. — Для меня это честь, а вам и святому Игнацио нужно обеспечить всю необходимую безопасность. Я перемещаю командный персонал ближе к фронту. Им не пристало нежиться в тылу, пока бойцы сидят в окопах на передовой.

Пока леди Бьянка со свитой поднималась по лестнице, Бендикт поравнялся с Сестрой Битвы, которая шагала позади.

— Старшая сестра Мелиссья, — поздоровался он.

Её лицо, твёрдое, как резной мрамор, не смягчилось, даже когда она увидела, кто к ней обратился.

— Да, генерал.

— Я хотел поблагодарить вас.

Она уставилась на него, словно на болвана.

— За что?

— За честь, которую вы нам оказали, прибыв в эту зону боевых действий.

Несмотря на точёное лицо и тонкие заострённые скулы, силовой доспех делал её более рослой и плечистой, так что, когда Мелиссья с тихим угрожающим воем сервоприводов повернулась к генералу, она как будто нависла над ним.

— Мы прибыли не оказывать честь вам или вашим людям. Мои подопечные давно её лишились. Всё, что у них осталось, — позор и стыд. Свои грехи они смогут смягчить лишь смертью.

— Что ж, — отозвался Бендикт. — Для нас это всё равно честь.

— Всё, чего я прошу, — это дать нам шанс сложить головы в битве.

— Вы его получите, — произнёс он и, помолчав, добавил: — Скажите, старшая сестра. Вы говорили о подопечных, а что насчёт вас самой? Вы здесь тоже для того, чтобы умереть?

— Я не кающаяся.

— Я не это имел в виду…

— За годы битв я повидала немало поражений. Как военного, так и личного характера. Но я никогда не чувствовала необходимости становиться покаянницей, — отозвалась она.

Бендикт кивнул.

— Я лишь хотел узнать, что будет, когда вы выполните миссию. Вы умрёте со своими подопечными?

Мелиссья вперила в него тяжёлый взгляд.

— Это решать не мне. Место и обстоятельства моей гибели изберёт Император, и только Он один. В любом случае я смерти не боюсь. Воины вроде меня приветствуют её.

Минка и другие кадианцы услышали всё сказанное. После того как Бендикт повёл леди Бьянку в дом, где та будет жить, Дайдо с остальными строем двинулись прочь.

Среди окружавших генерала офицеров Минка заметила Прассана. Ей пришлось приглядеться внимательнее. Он прибавил в росте. Питание командного состава. Девушка улыбнулась и помахала ему. Она увидела, как тот кинул на неё взгляд, однако остался стоять навытяжку.

Когда потребность в нём отпала, Прассан отделился от толпы и подошёл поздороваться. Иногда он вёл себя чересчур важно, но в своё время они сражались плечом к плечу, а разорвать подобные узы было весьма непросто.

— Как жизнь среди элиты? — поинтересовалась она.

Парень хохотнул.

— Долгие встречи. Церемонии. Немного скучно.

— Не верю ни единому слову. Наверное, ты многое знаешь.

Лицо Прассана просветлело.

— Это да. Но рассказывать я не могу.

— Какой ты весь загадочный, — бросила Минка.

Прассан выдавил улыбку и кивнул.

— Скоро ты сама обо всём узнаешь.

Минка уже собиралась ответить, когда её позвала Дайдо. Ей удалось организовать обед в дворцовой столовой, прежде чем они отправятся в обратный путь.

Бейн и Оруги стояли в очереди первыми. Сегодня в меню были ломти жареного мяса лучшая пища во всём Империуме Человека. На раздаче стояли коренастые повара в белых передниках, замызганных там, где те вытирали о них руки.

— Налетайте, — хохотнули они, — это всё остатки.

Бойцы второго взвода нагребли себе полные тарелки. Минка даже не смогла доесть всё, что взяла. Бейн бросил на неё выжидающий взгляд.

— Ты уже?

Минка кивнула.

— Можно?

Она придвинула ему тарелку.

— Забирай.

Минка наполнила флягу рекафом. Напиток был самым вкусным из всего, что она пробовала со времён Потенса. Девушка вышла во дворик, по пути миновав юношу в кадианской форме и с выведенной на каске белой полосой.

Она сделала ещё несколько шагов, прежде чем поняла, что́ только что увидела.

— Эй! — крикнула Минка, крутнувшись на месте.

Парень остановился и отсалютовал.

— Сэр.

— Что это ты носишь?

Он замялся.

— Каску.

Минка едва не ударила его.

— Имя и подразделение!

— Кадет Йедрин. Первый белощитный.

— Какой ещё к чёрту «белощитный»? — Минка схватила его за воротник и хорошенько тряхнула. — Ты даже не кадианец!

Кадии больше не существовало, поэтому белощитников не могло быть также. Даже предположить, будто таковые имелись, было попранием памяти родины. Было оскорблением.

Она поволокла парня в столовую. При виде униформы белощитника кадианцы застыли как вкопанные. Минке даже не пришлось ничего объяснять.

Остальной взвод забросал кадета теми же вопросами. Один его вид произвёл на них такой же эффект, как от затяжки озверином. В один миг всех собравшихся охватила ярость.

Дайдо оттолкнула бойцов назад, хотя была злой не меньше их.

— Что за чёрт? Какой ты ещё белощитник?

Йедрин поднял руки и, запинаясь, попытался объяснить. Впрочем, он мало что смог им рассказать.

— Я не один такой, — произнёс он.

— Сколько вас?

— Целая рота.

И действительно, на плацу за дворцом выстроилась полная рота кадетов. Сотни человек, и каждый — с белой полосой на каске.

Минка медленно спустилась по ступеням. Раздался приказ, и белощитники вытянулись по струнке и, отдав честь, рявкнули как один:

— Кадия стоит!

— Трон! — ругнулась девушка. В её возгласе чувствовались боль и непонимание. — Почему нам ничего не сказали?

Обратно в лагерь они возвращались в тишине.

Бейн нацарапал на панели под ногами простую решётку и играл с Карни в «три в ряд». Используя в качестве фишек кредиты, они старались перехитрить друг друга в попытке выстроить прямую линию. Игра была примитивной, что Минка находила одновременно раздражающим и странно увлекательным. Карни побеждала Бейна снова и снова, однако на его интересе это нисколько не сказывалось.

В конечном счёте Минке наскучило, и она задремала. Ей снова приснился каср Мирак и, как всегда, Раф Штурм — самоуверенный, спокойный, невозмутимый. Когда она открыла глаза, те по-прежнему играли, и Бейн по-прежнему проигрывал.

Какое-то время она продолжала следить за игрой, а затем вспомнила белощитников, и её настроение снова упало. Девушка выбралась на крышу «Святой». Бронетранспортёры ехали колонной: «Химера» Дайдо первая, за ней — машины отделений Элрота, Варнавы и, наконец, Минки. До лагеря оставалось десять минут. Минка уже видела впереди сторожевые вышки.

Она откинулась на башню. Бреве вёл машину, высунув голову из водительского люка. Он выглядел довольным.

Минка перевела взгляд на Гору Кранног. Крепость синела на горизонте, затянутая пеленой чёрного дыма. Девушка задумчиво уставилась вдаль, пытаясь представить, как они будут там высаживаться. Момент десантирования неотвратимо приближался, и всё, что ей оставалось, — это довериться своим командирам.

А затем под «Химерой» Дайдо что-то вспыхнуло и громыхнуло.

Ударная волна откинула Минку назад, прежде чем она успела понять, что происходит. Её засыпало щебёнкой вперемешку с землёй. Поднявшись, девушка взглянула на танк Дайдо. Взрыв сорвал «Химере» гусеницу, и та размоталась за машиной, заставив её остановиться.

Выхватив лазпистолет, Минка бросилась вперёд. «Химера» Дайдо горела. В боковой броне зияла пробоина, и борт облизывало пламя, превращая коричневую кадианскую расцветку в чёрную.

Из башни своего танка выбрался Элрот.

— Какого Трона случилось? — рявкнул он. Минка махнула рукой. На пути их следования заложили подрывной заряд — в дорожном покрытии осталась воронка. Девушка вдавила кнопку открытия трапа, который откинулся на землю, и из задымлённого отсека, пошатываясь, выбрались бойцы командного отделения.

Никто не выглядел раненым. Последней вышла Дайдо.

— Я в порядке, — сказала она, но это явно было не так.

Кровь, хоть и перестала идти у неё из носа, коркой запеклась вокруг ноздрей и мазком алела на щеке. Дайдо сделала ещё шаг и едва не упала, однако Минка вовремя её поймала. Она просунула руку под мышку лейтенанту, приняв на себя её вес.

— Давай! — сказала она. — Садись!

К тому времени кадианцы сформировали защитный периметр, но в пределах видимости никого не оказалось. Они оставили возле горящего танка охрану, разместили Дайдо с остальными внутри другой «Химеры» и помчались к лагерю.

— Предатели? — спросила Минка, поглядывая в сторону Горы Кранног.

— Думаю, кое-кто поближе к дому, — отозвался сержант Варнава, кивнув на лагерь друкцев.

Когда они добрались до лагеря, все уже успели увидеть дым и приготовиться к бою.

Байтов выслал взвод на осмотр места происшествия. Из ворот, ревя моторами, выехали бронетранспортёры с уже заряженными и взведёнными мультилазерами и тяжёлыми болтерами.

Минка жестами показала, что обошлось без жертв. Они влетели на базу, выгрузились из «Химер» и сразу направились к пункту медике. По пути вокруг них собралась толпа, желая знать, что случилось.

Бантинга, к счастью, на месте не оказалось, но одна из медсестёр отмыла Дайдо лицо, посветила фонариком в глаза, осмотрела уши и сказала, что та в норме. После огромной кружки рекафа Дайдо заявила, что чувствует себя лучше.

— Так что насчёт новых белощитников? — поинтересовалась сестра.

Минка едва не подскочила от неожиданности.

— Ты уже слышала?

— Прошлой ночью было объявление, — пояснила та.

— И что они сказали?

Медсестра помолчала, вспоминая. Очевидно, случившееся беспокоило её куда меньше, чем Минку. Затем женщина повторила услышанное, о том, что все они кадианцы по крови.

— Трон, что это ещё значит? — сказала Минка. — Кадию вычищали и перезаселяли кучу раз!

Дайдо ещё пыталась прийти в себя.

— Так они — багажные ребята? — спросила лейтенант, имея в виду детей из обозов, которые следовали за полками среди звёзд.

Минка была неумолимой.

— Именно! Значит, они не кадианцы!

Дайдо бросила на неё взгляд.

— Ну, кровь в них течёт кадианская. Разве этого недостаточно?

Минка глянула на лейтенанта так, словно взрыв отшиб ей мозги. В одном глазу Дайдо медленно расплывался кровяной сгусток. Он до жути напоминал Око Ужаса. Минке показалось, что её вот-вот вырвет. Она отвернулась и глубоко задышала, пытаясь взять себя в руки. Казалось, будто она выплывает из омута.

Кадианцы сражались против целой Галактики, и постепенно их ряды таяли.

— Нет, — выкрикнула она. — Недостаточно!

Позднее, в спальне, Минка высказала всё, что накипело на душе.

— Это всё равно что смерть, — пояснила наконец она. — Они уничтожают то, кем мы были. То, кто мы есть. Мы смотрели в Око Ужаса. Мы жили под его тенью. Мы никогда не забывали свой долг. Мы не можем забыть!

Дайдо лишь молча держалась за голову. На это ей было нечего ответить.

Минка не унималась.

— Вот что значит быть кадианцем. Это — состояние ума. Это долг. Никакая не кровь. Причём тут вообще кровь? Сколько раз Кадия лишалась всего населения? И каждый раз её заново заселяли ветеранами со всего Империума. Планета делала нас теми, кто мы есть. — Девушка пнула стену. Та была настолько хлипкой, что в доске образовалась дыра.

— Знаю, — наконец отозвалась Дайдо. События дня вымотали её до предела.

Минка обвела взглядом остальных в комнате. Женщины, к которым присоединились Сику и Докса, молча слушали гневные тирады Минки. Они были с ней согласны. Память Кадии снова оскорбили.

— А знаете, что ещё хуже? — помолчав, продолжила она. — Когда я увидела утром того кадета, я подумала, что это мой брат.

Дайдо промолчала. Минке захотелось выложить всё как на духу. Последний раз она видела брата на плацу касра Мирака, стоявшего, гордо выпятив грудь, в старой военной форме не по размеру и слишком большой каске, из-под которой виднелись его мягкие, не успевшие обрасти пушком щёки.

— Его звали Тарли, — сказала Минка. — Я всегда надеялась, что он выжил. Говорила себе, что почувствовала бы его смерть. Но, конечно, если бы он уцелел, то уже давно бы не был белощитником.

Дайдо достала из-под кровати бутылку амасека. От кровяного сгустка её глаз стал совершенно чёрным.

— Давай-ка, — сказала она, наполнив две стопки. Одну себе и одну Минке. — Думаю, мы обе заслужили.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

В детстве Минка месяцами жила в арктических пустошах Кадии, переходя от пилона к пилону, разбивая лагерь среди огромных кладбищ — подальше от глаз жрецов, что бродили вокруг надгробий.

Предугадывать их маршруты не составляло труда. Они склонялись над каждым могильным камнем, прежде чем направиться к следующему.

— Чем они занимаются? — спросила однажды Минка у одного из старших кадетов. — Они кого-то ищут?

Кадет покачал головой и указал на плиту, за которой они укрывались. Ветер успел стереть высеченное на ней имя, звание и дату смерти.

— Когда имена исчезают, отпадает необходимость чтить их память, — сказал он. — Могилы разрывают, кости переносят в склепы, и кладбище готово принимать следующих мучеников.

Минка провела немало часов в тех гробницах — холодных сводчатых помещениях, наполненных почтительной тишиной и гнетущим ощущением смерти. Сквозь выбитые окна свистел ветер. Стены были уставлены длинными костями, что перемежались рядами трухлявых черепов. Повсюду висели сложенные из бедренных костей аквилы, канделябры из рёбер, тут и там встречались побуревшие от старости скелеты древних героев, державшиеся вместе на тонких нитях сухожилий и кожи и озаряемые мерцающим светом свечей.

Неся вековечную вахту, они сжимали костяными пальцами давно истлевшие, просвечивающие насквозь знамёна.

В первый год службы каждый кадет касра Мирака должен был проводить одну ночь каждого месяца в склепе, молясь за души усопших. Вначале Минке было страшно оставаться среди разлагающихся останков воителей — тысяч черепов с пустыми глазницами и отпавшими челюстями, — вдыхая прах давно сгнивших покойников.

Однако со временем она поняла, что в братских могилах не было ничего пугающего. Да, они навевали меланхолию, но чем дольше Минка несла своё бдение, тем ближе себя чувствовала к тем потерянным поколениям. И тем явственнее ощущала на себе ожидающие взгляды их пустых глазниц.

Последний раз Минка посетила гробницу за месяц до начала Чёрного крестового похода. Ту ночь она вспоминала с содроганием. Око Ужаса горело неописуемыми цветами, исторгая клубы энергий варпа, что затем закручивались назад в водоворот, а ещё она слышала во тьме снаружи вопли, как будто мир содрогался в корчах жутких страданий.

По стенам ползли тени, их длинные руки заканчивались острыми когтями, головы напоминали облака тумана, а из вытянутых пастей торчали сотканные из сумрака клыки. Минка отдавала себе отчёт, что это не более чем наваждение. Око Ужаса оказывало на их мир пагубное воздействие, однако она не была такой слабовольной, чтобы пугаться теней.

Окружённая мертвецами разных эпох, она черпала силу из их мощей.

Мы погибли, дабы сберечь Кадию, твердили безмолвствующие кости. Мы жили тяжело и недолго, но свой священный долг исполнили до конца.

Конечно, не все юные кадианцы могли провести такую ночь в одиночку. Муштра, тренировки и наказания занимали каждый час их жизни, и все, кто не соответствовал физическим и психическим стандартам, подвергались насмешкам и побоям, а также общественному порицанию.

Другие теряли волю к борьбе и умоляли направить их служить каким-то другим способом. Некоторые умирали. Те, кто проявил себя хуже всех, вычёркивались из списков, и все сведения о них удалялись навсегда.

Это было жестоко, но Кадия была милитаризированным миром. Война была её прошлым, её будущим, её религией и её назначением. Кадианец, как любили шутить её жители, имел в жизни одну обязанность: умереть за Императора.

Минка лежала в кровати, вспоминая детство.

Её родной город, каср Мирак, был крепостью. Каждый жилой блок представлял собой бункер, каждая улица — огневой мешок, где нещадно расстреливался любой враг. Каждый рассвет начинался с муштры. Каждая ночь заканчивалась «Молитвой кадианца». И это было не мольбой просителя, но воззванием солдата к верховному командующему.

До появления Минки её мать успела родить пятерых детей, чьи отцы либо погибли, либо отправились воевать за пределы планеты. Ей предстояло зачать ещё одного ребёнка, прежде чем она выполнила бы поставленную перед собой цель. Она проявила невиданное рвение, произведя на свет двоих: Минку и её младшего брата, Тарли.

Её родители сошлись не на почве большой любви; они в неё не верили. Просто двое молодых, здоровых и фертильных воинов, создающих новое поколение солдат.

Отец Минки нёс службу на оборонительной станции на южном полюсе и был призван сражаться в одной из многочисленных войн Империума, когда она была маленькой. Минка припоминала его лишь в самых общих чертах: неугомонный мужчина с худощавым лицом, который брал её с собой учиться искусству выживания.

В десять лет Минка приняла участие в жеребьёвке, чтобы определить, к какому подразделению белощитников она присоединится. Как и остальные, она хотела вступить в 17-й — элиту Мирака. Когда вместо этого ей выпал жетон 76-го, Минка заперлась в комнате и разрыдалась. Подобное назначение не стоило и полкредита.

Её мать назвала множество причин, почему «позорное» назначение в 76-й было далеко не худшим, что с ней могло случиться, и в день Сбора Минка твёрдо решила ее плакать. Она не станет показывать своих чувств. Она присоединится к полку, и покажет себя лучше всех, и приложит все усилия, чтобы к следующему ежегодному оцениванию подразделение выбилось в лидеры рейтинга.

В ночь перед назначением они отмечали Час ухода её кузена Джордена. Он был старше её на шесть лет. Джорден отбыл в военный лагерь мальчиком, а вернулся мужчиной с квадратной челюстью и широкими плечами. Минке сильно не хватало его спокойствия, его опыта, мудрого взгляда фиолетовых глаз. Той ночью за его здоровье выпили много раз, и каждый раз он осушал стопку до дна. Когда настало её время салютовать ему, он плеснул Минке пару капель и стукнулся с ней стаканом.

— В какое подразделение вступаешь? — спросил Джорден.

Она чуть не расплакалась, признаваясь ему.

— Семьдесят шестой, но я попрошу пересмотреть решение. Никто не собирает лазвинтовку быстрее меня. Я всегда прибегаю первой и делаю больше всех отжиманий. Я подтягиваюсь. Тренируюсь без еды. Бегаю без воды. Хожу босиком по снегу. Я терплю и не жалуюсь. В ежегодном рейтинге я была второй по казарме. Я считала, этого хватит.

— Думаешь, раз ты одна из лучших кадетов, то тебя следовало отправить в лучшее подразделение белощитников? — Она разглядела в его глазах проблеск разочарования. — Если всех лучших кадетов будут собирать в лучших подразделениях, к чему это приведёт?

Полгода спустя Джорден погиб, подавляя бунт на Надежде Святой Иосманы. Когда Минка прибыла из лагеря белощитников домой, его каска висела на стене, а на печати заключения указывалось время и место его смерти. Она никогда не забудет, что он ей тогда сказал.

— Ты должна быть благодарна. Тебя включили в слабейшее подразделение потому, что ты лучшая. Тебе дали шанс показать, чего ты стоишь. Стать лидером. Только тяжёлые испытания позволяют нам расти, учиться и проявлять себя. — Его фиолетовые глаза были полны решимости. Самые тяжёлые испытания.

Минка вооружилась словами кузена и матери, когда настал день покинуть родительскую ячейку в нижних подпорах касра. Она стояла с прямой, как шомпол, спиной, едва веря в то, что покидает дом. Ранец был лёгким. Внутри лежали её немногочисленные вещи. Одеяло. Жестяная миска. Бутылка с водой. Корд. Нитки. Иголки. Аптечка белощитника: бинт, гель-коагулянт, антисептический порошок. Нож, который ей подарил отец. Копия «Руководства».

Зелёная кадианская униформа, взятая из запасов Милитарума, была на три размера больше, ботинки тоже не по размеру. Минке пришлось пробить в поясе дополнительные дырки, чтобы застегнуть его, крепко обвязать болтающиеся штанины бурыми обмотками, но, шагая по улицам, она чувствовала себя губернатором-примус, лордом-командующим Кадии.

Той зимой 76-я миракская бригада белощитников разместилась в часе пути от города, среди плоских холмов, что опоясывали каср с севера.

— Верь в Императора, — сказала ей мать возле колонны ждущих восьмиколёсников. — Если тебе не понравятся стандарты Семьдесят шестого, то спроси себя, как ты можешь их улучшить.

Тарли тоже пришёл с ней попрощаться. Минка любила младшего брата. Из всех братьев и сестёр он был ближе всех ей по возрасту. Он хотел стать ударником даже больше, чем она сама.

— Когда ты уйдёшь, я останусь совсем один, — сказал он. Эта мысль была ему невыносима.

— Подайся на ранний перевод, — ответила ему Минка. Она слышала о способах, как лучше всего это сделать. Впрочем, всё это было из разряда слухов на плацу. — Я тоже могу послать запрос. Ты можешь прийти в моё подразделение и помочь его улучшить. Если потребности битвы высокие, они ускорят процесс.

— Я так и сделаю, — пообещал Тарли.

— Верь в Императора и свою лазвинтовку, — сказала ей на прощание мать. Когда она шагнула к дочери с распростёртыми руками, Минка напряглась и не дала себя обнять.

Вместо этого она вытянулась по струнке и отдала ей честь.

Она уже не была ребёнком — она стала солдатом. Последний раз Минка видела брата на седьмой день Чёрного крестового похода. Небеса заполонили остовы военных кораблей Разорителя. Они закрыли собой солнце, но даже во тьме Минка видела, с какой гордостью тот стоял навытяжку с закинутым за плечо лазкарабином, пока инструктор яростно плевался им в лица. Взор брата был направлен прямо вперёд. Он не посмотрел на неё, даже когда его подразделение из тысячи детей строем прошло мимо. Тарли шагал с выпяченной грудью, отведёнными назад плечами и вздёрнутым подбородком. Это стало их последней встречей. Гордый маленький кадианец, исчезнувший в хаосе войны. Затерявшийся, как и многое другое, в водовороте прошлого.

Это были лишь некоторые из воспоминаний Минки о детстве на Кадии. Родной мир сделал её той, кто она есть, грубыми руками превратив в физически крепкого, ментально закалённого воина.

Разве могли багажные ребята сравниться с настоящими кадианцами?

Когда Минка проснулась следующим утром, Дайдо уже пришла с осмотра в медпункте.

— Похоже, я в порядке, — сказала она, но кровяной сгусток расплылся и теперь скрывал половину левого глаза.

Минка едва нашла в себе силы, чтобы сесть.

— Ты в норме? — участливо спросила лейтенант.

Девушка упала обратно в кровать, закинув руку на голову. Она была измотана воспоминаниями, а также шоком от чудесного спасения Дайдо.

Мгновение она молчала.

— Я в норме, — отозвалась наконец Минка. — Честное слово.

На восемь утра был назначен смотр в полном обмундировании, что оставляло им всего полчаса на сборы. Сто первый трусцой выбежал на плац и построился, затем на трибуну взошёл полковник Байтов.

Своим бас-баритоном он заговорил с ними о полковых делах, коих успело скопиться немало. Его речь затянулась почти на час, и, дойдя до конца, полковник замолчал и обвёл ряды солдат взглядом.

— Я знаю, некоторые из вас уже встретили бойцов Семьдесят второго белощитного.

Одно лишь упоминание этого названия заставило кадианцев напрячься.

Байтов умолк. Если слова были ему неприятны, но он не подал виду.

— Я понимаю тревогу многих из вас. Но никакого ропота я терпеть не стану. Лорд-милитант Вармунд сообщил мне, что при текущем уровне потерь последние кадианские полки под его командованием исчезнут за семь лет.

Он замолчал, давая им время осознать сказанное. Минка не могла себе представить, как Империум выживет без кадианцев.

— Пополнение и восстановление — вот для чего идёт набор рекрутов. Возвращение лучшим полкам в Империуме полной штатной численности. Я говорил с генералом Бендиктом, и он заверил меня, что в белощитники попали только лучшие из лучших. По воле Трона они вскоре отправятся в бой. Те, кто выживут и проявят необходимые качества, — только они присоединятся к нашим рядам. И когда это случится, я ожидаю, что вы примете их с радостью.

Кадианцы встретили его слова гробовым молчанием. Служба и жертвенность — вот по каким заветам они жили. Раз Байтов отдал им такой приказ, то они — как и всегда — выполнят его без колебаний.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Имперский осадный лагерь представлял собой многомиллионный город, приспособленный для нужд войны. Под почерневшей землёй располагались хранилища, переходы, рельсовые пути для подвоза боеприпасов, туннели для переброски войск, минные галереи, загрузочные отсеки «Термитов» и ряды громадных залов с тускло освещёнными трубами, ведущими к линии фронта. Сеть баз и казарм связывалась воедино паутинами коридоров, что неизбежно сходились к насыпи, направленной в сторону Тора Тартаруса.

Чем ближе подходил момент генерального штурма, тем большее повсюду царило оживление. Штабисты Бендикта начали разрабатывать атаку задолго до прибытия на планету. Требовалось запросить помощь соседних миров-кузниц и, воспользовавшись славной репутацией Кадии, опустошить тюрьмы и пенитенциарные учреждения. Команда трудилась денно и нощно, чтобы претворить планы в жизнь, и теперь всё добытое ими будет брошено на бастион.

Сейчас же, после высадки на Малори, Бендикт работал в поте лица, утрясая вопросы логистики и управления, необходимые для достижения победы. Предстояло завершить подземные работы, подготовить огромные осадные буры, накопить боеприпасы, реквизировать войска, а также решить проблемы снабжения, связанные с миллионами голодных ртов на опустошённой войной планете. На агромиры, столетиями не видевшие десятинных кораблей Империума, в считаные месяцы высадились крупные контингенты Астра Милитарум вместе с оценщиками Муниторума, которые поспешили обложить их обременительными налогами.

Чтобы успеть закончить насыпь, Бендикт ускорил ход земляных работ втрое, сослав в трудовые корпуса часть местных полков. Такое решение вызвало небольшой бунт среди уважаемых командиров Астра Милитарум. Несколько полков отказались повиноваться, за что он перевёл офицеров мятежных подразделений прямиком в штрафные легионы.

Сообщение было чётким и недвусмысленным: теперь всем заправляли кадианцы. Бендикт был не в настроении для споров и пререканий.

План генерала фон Хорна не отличался изобретательностью. Он включал в себя окружение острова осадными насыпями перед началом полномасштабного штурма. Идея была неплохой, но на такие тонкости Бендикт не имел времени.

Он изучил послужной список Хольцхауэра. И впрямь предатель не проиграл ни одной битвы.

До сих пор.

Исайя сделал глубокий вдох. Он обрисовал свой план фон Хорну. Мордианец встретил его молчанием, сосредоточенно разглаживая мундир. Закончив, он сказал:

— Я видел, сколько штрафников вы собрали. Хотел бы попросить, чтобы мои войска не посылали в бой вместе с этими отребьями.

Исайя не позволил навязывать себе условия игры.

— Не могу этого гарантировать.

Лицо фон Хорна помрачнело, но Бендикт похлопал его по руке.

— Не волнуйтесь. Я верю в ваши войска. И вижу их идущими подле кадианцев на последний штурм.

Мордианец кивнул. Его гордость была удовлетворена.

Остаток недели Бендикт провёл, общаясь с посланниками Адептус Механикус — чередой всё более аугментированных людей, последние из которых оказались полностью лишены плоти и встречали его звонким шипением хорошо смазанных сочленений, гулом внутренних батарей и монотонным жужжанием из вокс-динамиков.

Извинения сыпались одно за другим. Исайя отмахивался от них со всё возрастающим раздражением. В конечном счёте он натравил на них Мере, и адъютант медленно измотал их способом, противостоять которому тем оказалось решительно невозможно: с помощью последовательных и логичных аргументов.

Потребовалась невероятная настойчивость и почтение, чтобы уговорить архимагоса Скарлекс передать им «Левиафанов». Отношения кадианцев с её миром-кузницей имели критическое значение.

— Архимагос не горит желанием отдавать своих детей, — прошипел её посланник. — Они — звери войны. Их назначение и судьба — война. Каждый из них обречён на смерть в огне и взрывах. Ей сложно отдавать свои творения.

— «Дети», — отметил Мере. — Странно, что вы использовали такое слово. Оно слишком человечное для представителя Механикус, хоть и вполне понятное мне. Но подумайте вот о чём. Долг каждого из нас — погибнуть в бою. Наследие её «детей» будет оцениваться не по продолжительности их жизни, а по количеству убитых еретиков. И я не сомневаюсь, что врагов они уничтожат немало.

Наконец архимагос сдалась.

Далее ему пришлось слетать на челноке в орбитальные кузни, что висели на низкой орбите планеты. Отправился туда он с почётной гвардией кадианцев. Мере требовалось получить от Скарлекс окончательное согласие на передачу «Левиафанов».

Их встретила стена скитариев с высокими плюмажами — смертоносных конструкций из стали, плоти и грозного оружия. Из их рядов проворно выступила архимагос Скарлекс. В ней не осталось ничего человеческого, за исключением, пожалуй, материнской тревоги за детей. Её тело скрывала окаймлённая символами шестерни ряса, из-под которой выглядывали насекомоподобные конечности, а голос, донёсшийся из тени глубокого капюшона, ничем не напоминал людской.

— Я оцениваю их шансы на выживание как минимальные.

Мере кивнул.

— Никто не может предсказать, когда нас призовёт Император. Я молюсь, чтобы перед этим их ждали ещё долгие годы битв. Когда они вернутся к вам, их машинные духи будут по праву гордиться своими достижениями.

Раздался скрип металла, напоминавший скрежет жвал.

— Что ты знаешь о машинном духе, человек? — последнее слово прозвучало с отвращением.

Справедливое замечание, подумал Мере.

Архимагос повела его по туннелям кузни. Наконец они достигли окна, из которого открывался вид на пустотный факторум, и техножрец поднесла холодные мехадендриты к гласпексовому стеклу.

— «Молот злобы», — прошипел лишённый эмоций голос.

За «Молотом злобы» виднелись его братья, «Презрение Терры» и «Ненависть из железа». Все они висели в стальных люльках, окружённые лесами орбитальной кузни.

Расстояние давало неверное представление об их размерах. Они создавались в качестве машин, сокрушавших врагов Империума ужасом: тупоносые монстры с выступающими из подбородков мощными пушками; исполины войны и разрушения с абордажными парапетами, осадными башнями и толстыми плитами абляционной брони.

Мере сглотнул, пытаясь собраться с мыслями.

— У тебя нет слов, — просто заявила архимагос. — Это комплимент.

Правда заключалась в том, что три «Левиафана», обречённые отправиться на войну, были старыми машинами, которые обозначили условно рабочими и списали на хранение столетия назад. Однако они идеально подходили для нужд Империума, и после спешного переоборудования их подготовили к отправке на Малори.

Колоссы приземлились в Звёздном порту под покровом ночи, каждый — подвешенный под гигантским челноком в сопровождении целой армии техножрецов.

Переход созданных в пустоте зверей в объятия гравитации неизменно сопровождался «детскими проблемами». Их надстройки стонали, внутренние сварные каркасы деформировались от давления. Впрочем, эти машины предназначались для осады и войны — они сразу же запустили вспомогательные системы на случай локальных сбоев. Прошла ещё неделя внесения завершающих штрихов, и исполины наконец были готовы к последним благословениям.

После завершения положенных процедур на планету прибыла архимагос Скарлекс со свитой скитариев и магосов-жрецов, чтобы формально передать «Левиафаны» под командование Бендикта.

Церемония оказалась довольно странной, решил Мере, наблюдая за тем, как насекомообразный архимагос поочерёдно гладит каждую машину. Наконец она убрала мехадендриты, и по незримой команде с грохотом ожили вулканические плазмадвигатели. Взревели реакторы, выхлопные трубы выдохнули обжигающий дым, снарядные загрузчики нетерпеливо загудели, а затем, сотрясая землю, колоссы неспешно покатились вперёд, оставляя счетверёнными траками следы почти в три фута глубиной.

Новости о высадке «Левиафанов» подняли по всему осадному лагерю волны как уныния, так и ликования. Некоторые солдаты рыдали, чуя приближающийся момент смерти. Прочие, вроде кадианцев, радовались тому, что долгое ожидание подходит к концу. Чем раньше они закончат битву, тем быстрее смогут отправиться дальше.

Белощитник Йедрин увидел их, возвращаясь из заброшенных окопов севернее Звёздного порта, где весь последний месяц они провели в изнурительных тренировках. Вместе с ним шёл Зведен. Оба были уставшими, но всё равно остановились, чтобы поглазеть на катившихся к ним «Левиафанов».

Настолько снаряжённых для войны машин им прежде видеть не доводилось.

— Святой Трон, — сказал Йедрин.

Зведен присвистнул. То, что их было три, казалось, только усиливало ощущение чудовищной мощи. Они двигались неудержимо, как ледники или само время.

Колоссы войны, имевшие перед собой одну-единственную цель — сокрушить Скалу Предателя.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

В день прибытия «Левиафанов» кадианцам отдали приказ сниматься с лагеря. Минка отправилась к отделению, чтобы лично сообщить им новости. Каждый воспринял их по-своему. Оруги уставился на неё с ничего не выражающим лицом. Карни, тихая девушка, молча стала перебирать металлические черепа на чётках.

— Мы выдвигаемся? — спросила Лирга.

Минка кивнула.

— Трон, — сказала та. — Лучше схожу к квартирмейстеру.

Дрено с Белусом просто кивнули. Виктор примерял берет и чистил карабин. Мэнард спал. Аллун занимался ежедневной тренировкой. Его майка потемнела от пота на груди и пояснице. Он утёр рот и кивнул.

Бейн сидел, закинув ноги на стол, и травил очередную байку времён службы белощитником, хотя никто, похоже, его не слушал. Завидев Минку, он встал.

— Да, босс?

— Завтра, — сказала она ему.

— Завтра? — переспросил Яромир, словно не понимая смысл слова.

Минка опустила руку ему на плечо и крепко сжала.

— Завтра.

Он медленно кивнул. Затем поднял голову и сказал:

— Вы пойдёте со мной? — Он не смотрел ни на кого из присутствующих, его взгляд был устремлён куда-то выше своей головы. — Будьте со мной, — снова произнёс боец.

Минка не поняла, к кому он обращался, но всё равно ответила.

— Мы будем с тобой, — пообещала она.

Ранец Минки лежал в углу комнаты. Она нацепила на разгрузку гранаты, смазала боевой нож, счистила излишки и протёрла ножны.

Перед заходом солнца Минка хотела собраться с мыслями, поэтому отправилась к западной сторожевой вышке, разминая ноги на недавно проложенной дороге. Из каждого казарменного блока доносился звук чистки и сборки карабинов, тихая, серьёзная болтовня собирающихся на войну солдат, мимолётные взрывы невесёлого хохота. Но прямо сейчас ей нужно было оказаться от всего этого подальше.

Охранники заметили приближение девушки и были уже наготове. Она подняла руку и показала, куда направляется, и те кивнули, однако всё равно проводили её взглядами.

Бомбардировка между тем не прекращалась. Минка остановилась у западной башни — стандартной конструкции, состоявшей из арматурного каркаса и наблюдательной платформы с установленным на каждой стороне тяжёлым пулемётом, а также зигзагами тянувшейся на самый верх лестницы.

Когда она достигла вершины, кто-то крикнул:

— Стоять!

Минка назвала пароль, после чего её пропустили через люк.

— Сержант Леск, — поприветствовал её вахтенный офицер из пятой роты по имени Сача. — Когда отбываете? — с тоскливым видом спросил он.

Она сообщила ему некоторые подробности.

Тот кивнул.

— А нас поставили в караул. — Его тон сказал ей всё. Минка окинула взглядом остальных бойцов: они выглядели такими же разочарованными, как и командир.

Минке стало их жалко. Преодолеть такой путь, чтобы остаться торчать здесь! Она выдавила улыбку.

— Не волнуйтесь. Мы оставим парочку и вам.

Она подошла к направленному на море краю платформы, где западный горизонт скрывался за Горой Кранног. Невольно ей вспомнился вид на улей Маркграаф. Синевшая вдали громада возносилась высоко в небо. На переднем плане, крошечные по сравнению с твердыней предателей, стояли «Левиафаны», поблёскивая в лучах заходящего солнца. Под тенью крепости-горы покатые бронированные колоссы напоминали детские игрушки.

Отсюда она различила вспышки дальнобойных батарей Краннога. Один из караульных дал ей магнокль, после чего бойцы вернулись к своим обязанностям, оставив её в одиночестве. «Левиафаны» уже притягивали к себе настоящий шквал огня. Сама Гора сплошь состояла из бастионов, готических статуй и выступающих орудийных платформ.

Минка поняла, что дрожит от нетерпения. Внутри неё закипала ненависть. Она почти чувствовала в руке пистолет, тяжесть боевого ножа, практически ощущала запах вражеской крови. Внезапно её раздумья потревожили.

— Сержант Леск.

Она обернулась и увидела перед собой старшего комиссара Шанда, главного дисциплинарного офицера полка. Он был на добрый фут выше её, с худощавым, посечённым шрамами лицом. Бойцы боялись и уважали Шанда, и сейчас он смотрел прямо на Минку, хотя его выражение оставалось совершенно нечитаемым из-за густой сетки рубцов.

— Можно? — Комиссар взял магнокль у неё из рук и поднёс к глазам. — Ненавижу ждать, — признался он. — Всегда с облегчением возвращаюсь на фронт. У тебя так же?

— Да, сэр.

Шанд вернул ей увеличитель.

— Надеюсь, твоё отделение понимает глубину измены нашего противника.

— Да, сэр. Они отвергли любовь к Императору, вместо этого поверив лжепророкам.

Повисла долгая пауза. У Минки были вопросы, и появление старшего комиссара показалось ей слишком хорошей возможностью, чтобы её упускать.

— Сэр, — начала она, — я беспокоюсь. Уверена, генерал Бендикт знает, что делает, но я не понимаю. Врагу точно известно, где мы планируем нападение. Они смогут собрать войска, чтобы защитить бастион. Любой, кто пойдёт в атаку, неминуемо погибнет.

В других подразделениях говорить подобные мысли вслух было опасно, однако среди кадианцев определённая толика сомнений считалась в порядке вещей. На тонких губах Шанда промелькнула тень улыбки.

— Продолжай.

Минка поняла, что за свои вопросы ей ничего не будет.

— Командуй войной другой военачальник, уверена, тем бы всё и закончилось. Но главный Бендикт. А мы знаем, что он не дурак. Значит, должен быть какой-то план.

Шанд улыбнулся.

— План есть. На этот счёт не беспокойся, сержант Леск. Убедись, чтобы ты была готова к битве, когда поступит команда.

— Да, сэр! — отсалютовала она.

Едва Минка это сказала, один из «Левиафанов» открыл огонь. Выстрел попал в пустотный щит, который экранировал Тор Тартарус, и энергия рассеялась в калейдоскопическом сполохе цвета.

До них докатился глухой рокот. Минка повернулась обратно к линии фронта. Этот первый выстрел стал как будто сигналом для остальных батарей. Ночь превратилась в день, когда все прибрежные «Землетрясы» открыли слаженный огонь. От внезапного громового раската вышка заходила ходуном.

Три «Левиафана» покатились вперёд, добавив к грохоту огонь из массивных осадных орудий. Громадные снаряды, описав низкие параболы, врезались в стены с неимоверной мощью и взорвались, подняв густые облака пыли и вызвав настоящие оползни раздробленного пермабетона. А затем с небес засверкали молнии, когда к битве присоединились имперские корабли на низкой орбите.

Половина лица Шанда озарилась белым сиянием. Он мрачно улыбнулся. Сражение за Гору Кранног началось.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Громогласная артиллерийская дуэль не прекращалась всю ночь, пока «Левиафаны» прокладывали путь сквозь дым и пламя битвы. Стоило им приблизиться к Тору Тартарусу, горный склон озарился дульными вспышками огня. На пустотных щитах расцвёл шквал лазлучей и снарядов. Последнюю милю колоссам пришлось преодолевать под неистовым обстрелом, их пустотные экраны трещали и выбрасывали снопы искр, отражая импульсы энергии и бронебойные снаряды.

«Молот злобы» не дошёл до конца насыпи пятьсот ярдов, когда его щиты перегрузились. Потрескивающий синий нимб-оболочка вдруг мигнул и исчез. Началась ужасная гонка на время между командой реактора, пытавшейся найти и устранить поломку, и батареями изменников, стремившихся поскорее уничтожить цель.

Уязвимая машина войны казалась крошечной и незначительной под сенью Краннога, с которого сплошным градом сыпались снаряды. Трижды пустотные экраны, вспыхивая, оживали и трижды отключались снова.

Генераторы как раз начали запускаться, когда удачливая боеголовка попала в камеру плазменного реактора. Пламя мгновенно испепелило пятьдесят человек в котлотурбинном отсеке, после чего с рёвом покатилось по колоссальному зверю. Отсек реактора немедленно задраили, а внутрь подали хладагент. Но было слишком поздно.

По боеукладке прокатилась цепочка детонаций. Взрывы фицелина разнесли запечатанные камеры. Недра гиганта захлестнуло адское пламя, ища выход с мощью и яростью рвущейся из ядра планеты магмы. В воздух гейзером ударил фонтан огня и искр, а миг спустя «Молот злобы» разлетелся на куски в череде катастрофических взрывов, разметавших во все стороны обломки.

Гибель «Молота злобы» увидели все имперцы. Остов «Левиафана» горел на протяжении часов, пока его братья, «Презрение Терры» и «Ненависть из железа», продолжали неумолимо катиться дальше, паля из орудий до тех пор, пока у них не раскалились стволы.

В выси с рёвом проносились снаряды, а ночь раз за разом озарялась молниями лэнс-лучей Флота. Предатели яростно работали, отчаянно стремясь подбить ещё одну машину. Пустотные щиты «Презрения» и «Ненависти» держались, но уже из последних сил.

Когда они достигли нижних ярусов Тора Тартаруса, штурмовые отряды взяли оружие и приготовились к неистовой атаке. Перемалывая насыпь огромными гусеницами, «Левиафаны» преодолели последние сто ярдов.

И вот они оказались на позиции, встав напротив возносящихся округлых стен крепости.

Тору Тартарусу тоже изрядно досталось. Массивные железобетонные куртины и бастионы покрылись выбоинами и шрамами. Мрачные статуи, украшавшие стены, треснули и разломались, а в некоторых местах утёсы, не выдержав обстрела, обрушились и утянули за собой целые секции укреплений.

Но, несмотря на урон, было ясно, что крепость и её пустотные экраны выдержали, и теперь защитники приготовились отражать неизбежный штурм.

Бендикт наблюдал за тем, как «Левиафаны» прокладывают путь к Скале Предателя. Когда в огне сгинул «Молот злобы», на его лице не дрогнул ни один мускул, однако штабисты ощутили, как беспокойство в стратегиуме моментально усилилось. Прассан передал вокс-отчёты с оставшихся «Левиафанов». Напряжённость неуклонно росла, пока наконец колоссы не оказались на месте.

— Начинаем, сэр? — уточнил Прассан.

Бендикт отдал команду.

После его слов абордажные трапы в носовой части каждого «Левиафана» упали, подобно разводным мостам, и разрывные шипы погрузились в скалобетонный край Тора Тартаруса. Ураган штурмовых гранат отогнал защитников назад. Затем раздались свистки, и первые имперские войска, взревев боевые кличи, кинулись в атаку.

Бендикт отдал Честь Испепеления — право пойти в первой волне — штрафному лагерю, что трудился упорнее всех. Слава досталась десяти тысячам мужчин и женщин из Седьмого Калликского пенитенциарного.

Их боевым кличем был «Псалом обречённых» святого Бурри:

Прости нас, о Император,

Тех, кто уходит в бездну.

Без надежды на искупление.

Поверженных в могилу,

Отнятых от твоей длани.

Даруй нам спасение.

Их атака была актом чистого самоубийства.

Ни один не успел договорить молитву. Седьмой Калликский пенитенциарный сгинул в ослепительном залпе лазеров и пуль. В воздухе повисла смрадная дымка крови и внутренностей, и потёкшие из выпотрошенных тел красные реки хлынули с трапов подобно горным водопадам, окрасив море внизу в багрянец.

Следующим на убой отправился 17-й Карговской Штрафной гвардии, дальше 104-й полк Грешников Скаруса — оба подразделения ринулись вперёд по штурмовым трапам сразу, как только их доставили наверх.

Десятки тысяч легионеров разрывало в клочья ураганным огнём. Резня потрясала воображение, шокируя даже членов Комиссариата, что наблюдали за кровопролитием.

Жрецы и комиссары гнали войска вперёд, используя кошмарную смесь из ужаса, вдохновения, проповедей и личного примера. Тела ложились настолько плотно, что образовывали холмы, которые шедшие следом воины использовали как баррикады. Метр за метром вал из трупов продвигался вперёд, будто отметка роста убийственного прилива.

Через час куртина из покойников достигла конца трапов. В этот момент выпустили огринов-штурмовиков. Каждый нёс трёхствольный «Потрошитель» и абляционный щит. Выставив перед собой стену из железа, они двинулись вперёд под потоками выстрелов практически в упор.

Металл начал дымиться. Огрины держались до тех пор, пока щиты не раскалились докрасна. Обжёгши себе руки, глупые здоровяки от боли побросали их и тут же стали погибать сотнями.

Но свою работу они выполнили. Они сумели прикрыть сапёрные отделения, которые с лопатами и подрывными зарядами наготове рассредоточились по разрушенному краю Тора Тартаруса, тут же принявшись рыть окопы и устанавливать оборонительные пункты.

Первые часы битвы Бендикт забрасывал врага волнами пушечного мяса.

Предыдущие попытки Аэронавтики разбомбить остров отражались усиливающимся шквалом зенитного и артиллерийского огня, но теперь, наконец, под мощью обстрела защитникам пришлось укрыться в бункерах, и Бендикт дал самолётам отмашку.

Позади Тора Тартаруса открыли огонь батареи Марграта, чтобы помочь удержать ворота. В воздухе зарябили облачка белого дыма и засверкали длинные полосы трассеров. Из головного «Мародёра» — «Чёрной розы» — повалил дым. Он накренился, словно тонущая шхуна, а затем дым почернел, и во мраке имперцы различили языки пламени. Бомбардировщики гибли один за другим. Некоторые разлетались во взрывах, выбрасывая обломки вперемешку с членами экипажа. Другие воспламенялись и падали в море, где при столкновении разламывались на части.

Стрелки носовых лазпушек старались попасть в укрепления со средствами ПВО. Им удалось немного ослабить встречный обстрел, однако зенитный огонь «Гидр» всё равно оставался таким плотным, что не давал что-либо различить. Первые звенья сбросили груз слишком рано. Из моря внизу взвились фонтаны воды, прежде чем «Мародёры» развернулись и полетели обратно. Но следующие пилоты достигли уже края откоса. Их бомбы цепочками взорвались на отмелях, а затем и на самих утёсах. Когда они отвернули прочь, хвостовые стрелки дали на прощание залп по бастионам.

Одно звено сменялось другим, словно в замедленной съёмке скидывая колоссальные тысячекилограммовые бомбы.

Они обрушивались на укрепления Тора Тартаруса во взрывах низко стелющегося белого дыма. Каждая падала подобно метеору, притянутому гравитационной силой звезды. Целые участки бастионов откалывались и рушились в бурлящие внизу воды. Оползни размером с ледники с рокотом сходили в море и поднимали приливные волны, которые захлёстывали возведённую насыпь и смывали атакующие войска.

Пока «Мародёры» отвлекали предателей, Бендикт завёл под пустотные щиты Тора Тартаруса батальоны бомбард. Расчёты быстро закрепились среди руин, после чего приступили к обстрелу. Из коротких стволов по массивным парапетам забили бронебойные снаряды, проделывая в них огромные трещины, пока бризантные заряды не давали защитникам высунуть головы.

Под насыпью пролегал ряд параллельных труб, по которым в атаку посылали свежие войска. Длинные колонны уставших штрафников ждали на позициях внутри туннелей, вибрировавших от неистовствующей наверху битвы. Залы сбора на материковой стороне насыпи были битком набиты отчаявшимися гвардейцами, которых по мере истощения гарнизонов «Левиафанов» неослабевающим потоком гнали вперёд. Потрясённых солдат заводили в «Левиафаны», где комиссары толчками направляли их дальше и дальше, пока они внезапно для себя не оказывались на штурмовых трапах прямо перед лицом врага.

Медленные погибали практически мгновенно. Быстрые и везучие успевали заползти в окопы, которые неуклонно расширялись от места прорыва. Оказавшись на открытой местности, они возводили укрепления из мертвецов — смрадной массы распухших тел среди озёр крови и гниющих потрохов. Трупы складывались в стены из незрячих глаз, вывалившихся языков и безжизненных рук, цеплявшихся за тех, кто проходил мимо.

Изменники дрались отчаянно, но постепенно их теснили, выдавливая из одного окопа за другим, пока имперцы не оказались у подножья Тора Тартаруса. Телами, кайлами и лопатами они строили блиндажи и укрепляли отбитые позиции, тянувшиеся до самых окраин бастиона.

Утром второго дня штурмы возобновились. Некоторые шли в бой под озверином, другие — охваченные религиозным неистовством или чувством вины, кнутами превращённой в ненависть ко всякой жизни, и в первую очередь — своей собственной. Они бросались прямиком под яростный шквал перекрёстного лазерного огня.

Бендикт с непроницаемым лицом просматривал отчёты о смерти и бойне. Прочитав описание баррикад из тел, он медленно кивнул.

— Вот видишь, Мере! Я же говорил. Даже после смерти штрафники приносят пользу. Они сохраняют жизни живым.

К полудню третьего дня поступление подкреплений замедлилось, когда планы старшего логиста столкнулись с суровой реальностью. Атаки захлебнулись, и защитники сделали вылазку, погнав отчаявшихся штрафников под пули надзирателей.

С наступлением вечера четвёртого дня каждая сторона занялась укреплением передовых окопов, и вновь вылетевшие звенья «Мародёров-колоссов» начали забрасывать верхние ярусы крепости бетонобойными снарядами.

Бендикт, не любивший пустой болтовни, коротал время за изучением карты поля боя. Окружавшие Прассана штабисты занимались своими делами, одни — организовывая контратаки, другие — корректируя огонь артиллерии или держа связь с войсками на земле, тогда как сам Прассан отвечал за сбор данных о потерях личного состава.

— Пожалуйста, повторите, — сказал он, когда ему сообщили количество убитых и раненых.

Вокс-офицер первой штрафной дивизии находился на передовой. Прассан слышал на фоне рокот взрывов.

Цифры выглядели апокалиптическими. Даже кадианцам они казались невероятно большими.

— Вы уверены? — после долгой паузы спросил он.

— Да, чёрт, уверен, — ответил офицер штрафников.

Прассан добавил их к списку. Следующий воксист также оказался легионером-штрафником. Каждое второе его слово было бранным. Поначалу Прассан скептически относился к их сообщениям, пока не увидел на инфопланшетах мерцающие пикт-картины с горами мертвецов, наваленных на штурмовые аппарели, словно балластные мешки, отделениями, перемолотыми в фарш шквальным огнём, и кровью, доверху наполнившей дренажные каналы по бокам трапов.

Отчего-то он чувствовал себя в ответе за случившееся. К взмокшим от пота рукам липла бумага. Час за часом Прассан, преодолевая тошноту, вычёркивал уничтоженные полки.

Он больше не переспрашивал цифры.

Один за другим штрафные и сторожевые дивизии передавали ему списки погибших. Наконец он собрал их вместе и принёс Мере.

— Сэр, — надломленным голосом сказал Прассан, передавая бумаги адъютанту. — Данные о потерях, что вы запрашивали.

Мере молча кивнул, и Прассан оставил свои тревоги при себе.

На протяжении пятого дня темпы продвижения штрафников падали всё сильнее и сильнее. Окопы разрослись, соединились и углубились, пока на грядах и высотах не образовалась единая сеть. Тут и там вспыхивали отчаянные схватки за выгодные позиции. В некоторых местах укрепления тянулись настолько плотно, что бойцы закидывали окопы друг друга гранатами.

В первые часы шестого дня противостояние зашло в тупик. Бендикту требовалось придумать, как прорвать линию обороны врага. Мере предоставил ему список доступных войск.

Исайя покачал головой.

— Может, отправить кадианцев?

— Нет, — ответил генерал и после раздумий добавил: — Пошли весть старшей сестре Мелиссье. Скажи ей, что Император даровал её подопечным шанс на искупление.

Двести репентисток провели последнюю ночь на земле в углу невысокого 17-го зала сбора, дожидаясь своего момента. Старшая сестра Мелиссья руководила ими в молитве, когда получила новости.

Она протяжно выдохнула и закрыла глаза, чтобы поблагодарить Бога-Императора. Воздев руки, она передала подопечным благое известие.

— Император прощает добродетельных мертвецов, — возвестила она. — Наш час искупления настал!

Подопечные взорвались радостными и восторженными возгласами. Даже те, что носили кляпы в честь принесённых обетов молчания, издали тихое облегчённое мычание. Они истязали себя, ментально и физически, грехами прошлых жизней. Избавиться от страданий раз и навсегда они могли только в смерти. Лишь тогда они исполнят свой долг перед Императором до конца.

Сестёр быстро провели на нижние уровни «Презрения Терры». Женщины с заткнутыми ртами опустились на колени, и Мелиссья напомнила им об их клятвах и грехах. При её словах девы начали стенать и проклинать себя, впадая в неистовство праведного гнева.

Сквозь гулкие коридоры до них докатывался запах боя. Затянув гимн, они строевым шагом двинулись к передовой с закинутыми на плечи грязными цепными мечами, ничем не защищённые от вражеских пуль и исполненные мрачной агрессии, сдерживаемой в узде до начала сражения.

Вместе с ними в битву отправился батальон огринов-штурмовиков и ударные отделения мордианцев-ветеранов с огнемётами.

Когда над горизонтом взошло солнце, объявляя наступление шестого дня, Бендикт отдал команду к атаке.

Старшая сестра Мелиссья сложила символ аквилы и, прокричав клич, устремилась в бой.

Внезапное изменение стратегии, переключение с волн пушечного мяса на элитных бойцов, позволило последовательно проделать в обороне неприятеля несколько брешей, которые затем расширили в зияющие прорехи. Предатели, уже измотанные пятью днями сражений, не выдержали яростного неистовства Сестёр. Слухи об огринах посеяли среди них ужас, и бегущие изменники затопили резервные траншеи, после чего элитные отделения огнемётчиков залили целые их секции пламенем.

Сёстры с боем прокладывали себе дорогу вперёд. Предатели перебросили подкрепления, но под натиском репентисток успело пасть три линии траншей, прежде чем последняя из них испустила дух.

Когда атака начала ослабевать, в левый фланг врагу ударил 47-й полк Ракаллионских гренадёров. Ветераны были свежими, решительными и смогли организовать внезапный прорыв, взяв руины первого редута.

Следующие дни слились в череду локальных рейдов, пока обе стороны пытались закрепиться на занятых рубежах. Двадцать футов за один день. Ещё пару — на следующий.

Тем вечером были подведены итоги штурма. Прассан дважды проверил число потерь. Закончив, он сделал глубокий вдох, прежде чем, печатая шаг, приблизиться к Бендикту и дрожащей рукой протянуть листок. Мере взял его и вскинул брови, после чего без слов передал генералу.

Исайя вернул бумажку обратно адъютанту. Тот выглядел совершенно бесстрастным, хотя и сказал:

— Меньше, чем мы ожидали.

Бендикт помолчал.

— Свяжись с майором Люкой. Думаю, пора его белощитникам пролить кровь. Дай им знать, что я лично буду наблюдать за атакой. Посмотрим, удалось ли ему вселить в них кадианский дух. Ах да, и пошли мои поздравления выжившим фронтовикам. Скажи им, что благодаря их стараниям мы сокрушили внешние укрепления Тора Тартаруса всего за шесть дней.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Белощитники майора Люки шли дни напролёт, влившись в человеческую реку, куда ручейками стекались солдаты со всего лагеря. Надзиратели криками и жестами указывали им вперёд.

Ширина штурмовых труб позволяла идти двадцати людям в ряд. По ровному серому потолку из скалобетона тянулись мотки силовых кабелей и фольгированных воздуховодов. Люмены в овальных переборках обходных путей заливали туннель синим холодным светом. Кадеты маршировали в быстром темпе. Их постоянно сопровождала сейсмическая дрожь, а в некоторых местах — яростные тряски.

На каждом пересечении стрелки показывали вперёд. Йедрин имел лишь самое общее представление о том, где находится, — где-то под насыпью. Однако с каждым шагом рёв сражения становился громче, пока они не оказались так близко к фронту, что начали различать раскаты отдельных взрывов.

Последнюю ночь они провели в боковой камере. Ещё утром она была забита битком — доказательства тому виднелись повсюду. Когда они прибыли, рабочие как раз убирали кучи недоеденных пайков и вощёной обёрточной бумаги, личные пожитки и оставленное снаряжение было сложено там, где размещались полки. Их укладывали в огромные сети, которые затем опускались в транспортировочные ящики грузовыми «Часовыми» с мигающими жёлтыми лампами.

Когда белощитники устроились на ночлег, в помещении уже никого не было. Они молчали, чувствуя давящий на плечи груз ответственности. Ветер доносил вонь пепла и смерти, а люмен над головой Йедрина непрерывно дребезжал от докатывающегося сверху рокота. Каждый из них лежал, понимая, что к наступлению следующего дня многие будут уже мертвы.

«У меня получилось, мать, — думал Йедрин. — Я буду служить Императору как кадианский белощитник».

Утром Люка произнёс краткую речь. Кадеты собрались вокруг него в сером полусвете. Йедрин расправил плечи, слушая слова майора.

Мы, ваши инструкторы, будем сопровождать вас на этой последней тренировке. Впереди вас ждёт финальная задача — заключительное испытание, которое проходили все кадианские ударники.

Для многих это станет концом службы. Вашим останкам окажут высочайшую почесть, которую может даровать Империум. Ваши кости соберут и захоронят в часовнях священных храмов, где о ваших душах будут молиться до конца времён. Однако те из вас, кто переживут битву, вступят в ряды лучшего воинства во всём Астра Милитарум.

Те из вас, кто пройдут проверку, избавятся от белой полосы на каске и станут кадианскими ударниками.

Белощитники шли ещё час. Кто-то затянул песню. Голос, низкий и сильный, принадлежал мужчине. Майор Люка пел «Цветок Кадии».

Йедрин невольно затрепетал. Он вырос, слушая эту песню в исполнении матери. Он мгновенно вспомнил слова и подхватил за майором. Песнь покатилась по рядам до самого хвоста колонны. Вскоре она зазвенела тысячей голосов, полнясь мрачной ностальгией и яростной решимостью.

Песня рассказывала о мире, которого они никогда не видели. О мире, который никогда не посетят. О планете, потерявшейся в варпе. О касрах-крепостях, жилых блоках, площадях со статуями, банных, казарменных блоках, тренировочных лагерях, ароматах и ощущении родного дома. И о людях. Матерях, братьях, отцах, сёстрах.

Длинная скалобетонная галерея заканчивалась рядом открытых лифтов. Остановившись, майор Люка проследил за тем, как белощитники 72-го полка загружаются в них группами по пятьдесят человек. Все были тихими и задумчивыми.

— За Императора! — крикнул им Люка. Некоторые кивнули, или выдавили улыбку, или отсалютовали.

Эмоции Йедрина били через край. У него стучали зубы, а пальцы тряслись так сильно, что он с трудом держал лазвинтовку.

Зведен стоял рядом с ним. На последней тренировке его друг показал наилучший результат, за что в качестве награды получил взводный огнемёт. Перебросив толстую лямку через плечо, он повесил топливный бак за спину.

— Волнуешься? — спросил он.

Йедрин кивнул, хотя на самом деле он был просто в ужасе. Парень натужно улыбнулся, прежде чем под напором тел войти в лифт. Давка внутри стояла неимоверная. С механической встряской платформа пришла в движение, а затем неспешно поехала вверх.

Путь до поверхности туннелей занял не меньше минуты. Чем выше они поднимались, тем сильнее чувствовался запах прометиевого дыма и пыли и тем громче звучал рёв артиллерии. К тому моменту, как они достигли уровня земли, шум стал настолько мощным, что им приходилось кричать, чтобы услышать друг друга.

— Впереди свет! — завопил кто-то.

Свет мерцал, однако исходил он не от солнца, а от пылающего зарева огненного ада.

— Ниже головы, — предупредил Люка, — иначе долго не проживёте.

Бендикт и штабисты вглядывались в магнокли, стоя на утёсе, с которого открывался вид на Тор Тартарус. Даже здесь запах смерти стоял невыносимый.

— Насколько хороши те белощитники? — спросил Бендикт у Мере.

— Они прошли подготовку, настолько похожую на ту, что была до падения, насколько удалось организовать за имеющееся время.

Исайя кивнул. Многие вопросы оставались пока без ответа. Кадианцы всегда были лучшими из лучших, продуктом родной планеты, общества и тренировок. Им же придётся стать кадианцами без Кадии.

— Есть палочка лхо? — спросил генерал.

— Да, сэр, — ответил Мере. Он всегда держал нераспечатанную пачку в нагрудном кармане для редких случаев вроде этого. Он открыл крышку, оторвал фольговую обёртку с аквилой и вытянул палочку лхо, которую взял Бендикт.

Одновременно с этим он достал из заднего кармана зажигалку и поднял её перед собой, прикрывая огонёк ладонью. Бендикт подставил под огонь кончик сигареты, затем выпрямился и выдохнул в прохладный ночной воздух облачко сизого дыма.

— Вредная привычка, которую я подхватил в бытность сержантом, — пояснил он. Мере кивнул. — Что ж, — наконец сказал генерал. — Посмотрим, как они себя покажут.

Повисла долгая пауза. Вокс-офицер сверялся с хронометром. Бендикт потаптывал ногой. Мере понял, что он изнывает от нетерпения.

— Они готовы?

Адъютант сразу понял, кого тот имел в виду.

— Да, сэр. — Он помолчал. — Они выберутся в любой момент…

Белощитники строем вышли из «Левиафана» прямо в окопы, вырытые среди обломков и скал. Покосившиеся дощатые стены удерживали землю. Солдаты были пыльными и грязными. Все ходили, пригибая головы, словно защищаясь от непогоды.

Йедрин увидел сотни смертей ещё до того, как достиг передовой. Офицер связи, ползущий починить траншейный провод, разлетелся на куски от упавшего снаряда. Медике погиб от снайперской пули, подбираясь к умирающему человеку. Шальной кусок осколка. Нескольких кадетов сняли меткими попаданиями. Времени помочь им не было. Никто даже не обратил на них внимания. Они продолжали лежать там же, где свалились с ног, медленно истекая кровью, пока их товарищи занимали позиции в ожидании команды к атаке.

От скорости, с которой росли потери, Йедрина взяла оторопь. Казалось, покойников было не меньше, чем живых. В некоторых местах, где свирепствовали самые кровопролитные бои, трупы устилали землю ковром в два, а то и три тела глубиной. Мёртвые сидели, прижимаясь спинами к стенам окопов. Валялись на полу. Лежали, свернувшись калачиком. Они служили постоянным напоминанием об опасности.

Кое-где Йедрину приходилось складываться вдвое, пока они пробирались по передовым окопам. Кругом было полно вражеских мертвецов — замызганного сброда в латаной униформе и ботинках не по размеру либо вовсе в плотных клогах из дерюги и кожи на израненных кровоточащих ногах.

Наконец они оказались на месте. Йедрин крепче стиснул лазвинтовку. Она была старой и видавшей виды, успев пройти через десятки рук. Он прижимал её к сердцу, пока их жестами направляли на позиции. Оружие словно олицетворяло собой всё, через что ему пришлось пройти.

Майор Люка в последний раз прошёлся вдоль строя.

— Генерал Бендикт лично наблюдает за атакой! — шепнул он каждому из них.

Достигнув Йедрина, Люка остановился. Кадеты не сводили с него глаз, дожидаясь приказа.

Майор резко опустил меч, зазвучали свистки, и белощитники хлынули вперёд.

Бендикт проводил взглядом пролетевшие над головой дымовые снаряды. Поначалу следы были небольшими, но вскоре земля скрылась под густыми белыми облаками. И сквозь них двинулись первые волны.

Изменники продолжали цепляться за хлипкую линию обороны, вырытую прямо среди руин. Утренняя задача заключалась в захвате передовых окопов с последующим рывком к редутам на флангах.

Удар задумывался по трём направлениям. Слева шли ракаллионцы, кутавшиеся в традиционные длиннополые шинели. Справа находилась Друкская болотная гвардия, продвигавшаяся вперёд небольшими отрядами во главе с племенными вождями.

Однако больше всего генерал переживал насчёт центра, где белощитникам майора Люки предстояло впервые увидеть настоящий бой.

Даже на таком расстоянии Бендикт услышал пронзительный звук свистков. Он поднёс к глазам магнокль и стал наблюдать за началом атаки. Тяжёлые орудия предателей немедленно открыли огонь по порядкам имперцев.

Йедрин стоял третьим у лесенки. Первый боец, перебравшийся через край, тут же получил пулю. Девушка свалилась на Йедрина, после чего обмякла на полу траншеи.

Он даже не оглянулся. Он не чувствовал страха. Или, наверное, был в таком ужасе, что перестал чувствовать хоть что-либо.

Следующий белощитник погиб тоже. Затем настал черёд Йедрина.

Он поднялся по лесенке и, достигнув вершины, прокричал: «Кадия стоит!», после чего кинулся вперёд. Внезапно узкие стены окопа исчезли позади, и он очутился на совершенно открытой местности.

Парень стоял на груде обломков, окружённый рядами колючей проволоки и воронками от взрывов. Он оказался в мире огней и сверкающих лазерных лучей. В мире стреляющих, падающих, умирающих силуэтов.

Йедрин побежал дальше. Справа он различил майора Люку, который решительно шагал вперёд, прихрамывая на аугметическую ногу, и выкрикивал ободряющие слова погибающим вокруг кадетам.

Мёртвые тела были повсюду. Йедрин кинулся ничком рядом с издохшим огрином. Его огромное уродливое лицо было обёрнуто к белощитнику — он умер достаточно давно, чтобы глаза начали западать в череп, а язык — чернеть.

Сердце Йедрина бешено колотилось, но майор Люка продолжал идти дальше, склонив голову так, словно шёл сквозь бурю.

— Вперёд! — кричал он. — Кадия стоит!

Йедрин с трудом верил в то, что до сих пор жив. Он видел, как другие белощитники несутся вперёд. Они не могли позволить себе потерять темп. Парень сделал глубокий вдох и рывком поднялся на ноги.

— Кадия! — прокричал он, чтобы придать себе храбрости.

Майор Люка поднимался по каменистому склону, не обращая внимания на рикошетящие вокруг снаряды. К тому времени, когда он достиг вражеских окопов, лазпистолет раскалился до такой степени, что обжигал ему руку.

Предатели явно вырыли укрепление наспех, не особо заботясь о мелочах. Пол был неровным, сами ходы огибали огромные глыбы скалобетона, которые им не удалось сдвинуть.

Изменники с рёвом устремились навстречу имперцам, и между ними завязалась схватка. В считаные мгновения цепной меч майора забился кусками мяса. Белощитники по обе стороны от него яростно дрались с неприятелями врукопашную, постепенно расширяя брешь.

Люка шагал по окопу, не переставая сипло отдавать приказы. Они теснили врага. Он остановился у перекрёстка.

Там, оперевшись о стенку, сидел раненый предатель.

— За Императора! — прошипел изменник.

Люка выстрелил ему в лицо.

— За Императора, — пробормотал он.

Рядом упал снаряд. Майор инстинктивно пригнулся, и по камням над головой забарабанили осколки. Пока вокруг оседала скалобетонная пыль, он закинул гранату в дверь полевого туалета.

Люка рискнул выглянуть из окопа. Следующая траншея находилась пятьюдесятью метрами выше. Ничья земля между ними представляла собой пологую осыпь из щебня.

Майор поковылял обратно к соединительной траншее, пока белощитники скопом бежали мимо погибших соратников. Раны на каждом из трупов были только спереди. Люка почувствовал за них гордость. Именно так и следовало умирать кадианцам.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

К обеду белощитники зачистили первые две линии вражеских траншей. Сделав это, они стали продвигаться вдоль линии, одно за другим уничтожая гнёзда тяжёлых орудий и блиндажи, пока друкцы справа от них наконец не смогли продвинуться вперёд и выполнить свои задачи.

К тому времени ракаллионцы также заняли вторую линию окопов, которую теперь удерживали от повторяющихся контратак. Бои там не стихли даже с наступлением ночи.

Кадеты проползли по ничейной полосе, обойдя передовые окопы и пробравшись в тыл противникам, где смелыми ударами смогли обратить их в паническое бегство.

Позднее той ночью изменники организовали серию контратак. Они поднялись без предупреждения и с ужасной скоростью ринулись вниз по склону.

— Примкнуть штыки, — закричал перед строем майор Люка. — Приготовиться отражать контратаку. Убедитесь, что знаете, кто стоит рядом с вами и кто за тяжёлым оружием. Если у вас только винтовка, ваша задача — целиться и стрелять быстрее, чем боец возле вас. Приготовить гранаты! И как только они подойдут, покажите им ад!

Йедрин и Зведен сражались вместе, и, пока Йедрин снимал цели из лазвинтовки, Зведен поливал основную массу врагов струями пламени. Предатели, шатаясь, брели дальше с горящими волосами и одеждой, некоторые из них, изрыгая проклятья, падали и продолжали пылать ещё долгое время после того, как умерли.

Двое молодых бойцов бились до тех пор, пока в баке не кончилось топливо. Йедрин нашёл в окопе новый бак, и запальник с тихим шипением ожил снова. Всё, что от него требовалось, — это подпускать врагов в зону поражения.

Зведен был в полнейшем восторге от того, что до сих пор жив.

— Мы сможем пройти через это! — продолжал твердить он Йедрину. — Мы сможем выжить.

Йедрин кивал. Честно говоря, он никогда не думал, что дойдёт настолько далеко. От мамы и её товарищей он слышал истории о бойцах, у которых заканчивались батареи, поэтому набрал больше, чем мог унести. Даже сейчас у него под рукой на грубом скальном выступе лежало несколько штук, а рядом — пояс с фраг-гранатами.

Трон! Если ему суждено умереть, то он уйдёт красиво.

Майор Люка стоял в траншее рядом с ними. Вокруг окопа начали падать вражеские снаряды. Над головами с шипением разлетались камни и осколки. Йедрин уже научился отличать на слух выстрелы бомбард и «Землетрясов». Опасность представляли мины, летевшие слишком медленно, чтобы их услышать. Впрочем, точность их оставляла желать лучшего. Они падали либо снаружи окопа, либо внутри. И если ложились внутри, то уже не имело никакого значения, слышал ты их или нет. Выжить у тебя шансов не было.

С другой стороны, от него сражалась невысокая девушка по имени Бланчез — крепкий мелкий обозный ребёнок. Сирота, насколько та знала, и прирождённая выживальщица. Она одолжила у Йедрина три батареи и сменила лазвинтовку найденным в траншее длинностволом — снайперским оружием с длинным стволом и тяжёлым прикладом. Он выглядел крупнее её самой. Впрочем, к тому времени она успела снять из него внушительное количество врагов.

Девушка относилась к происходящему как к игре.

— Получай! — прошипела она, нырнув вниз, где отщёлкнула пустую батарею и взяла новую из кучки Йедрина. — Подходи, ублюдок. Получай!

У Йедрина пересохло во рту. Он быстро глотнул из фляги, открутив крышечку одной рукой, так, чтобы не выпускать оружие. Ему просто хотелось стать лучшим. И сделать всё как надо.

— Они идут! — прокричал майор Люка.

Белощитники открыли шквальный огонь. Люка расхохотался.

— Они думают, что сражаются с простыми кадетами. Они понятия не имеют, кто вы такие. Убивайте их! Цельтесь, стреляйте, перезаряжайтесь!

Мир вокруг будто утих. Если вражеская артиллерия продолжала вести огонь, то Йедрин ничего не слышал. Его щека была прижата к прикладу винтовки. Всё, что он различал, — это шипение лазерных лучей и собственное медленное дыхание. Он чувствовал запах перегретых стволов. Затем до него донеслись проклятья и смех Зведена и Бланчез и скрежет металлической ноги майора по скалистому полу окопа.

У него ныла скула. Палец на спусковом крючке болел. Каждый раз, как он его нажимал, тупая боль становилась чуточку сильнее.

К тому времени, когда прекратился последний штурм, майор Люка уже осип. Плечи и спина Йедрина словно окаменели. Он размял их, чтобы облегчить боль.

Они почти продержались день. Кто-то кричал, требуя снарядов, батарей или аптечек.

— Хорошая работа! Попейте воды. Поешьте, — говорил им майор Люка. — Скоро они вернутся.

Йедрин обернулся. Зведен не двигался. Он протянул руку.

— Готов? — спросил он, но его друг рухнул на бок и сполз по стене окопа. Зведена убили выстрелом в лицо — на месте его левого глаза зияла прожжённая дыра, изо рта и носа текла кровь.

Бланчез оттянула Йедрина назад.

— Его больше нет, — продолжала твердить она.

Он не мог поверить своим глазам. Зведен ведь говорил, что они должны пережить сегодняшний день, но вот он лежит мёртвый…

— Его больше нет! — опять повторила Бланчез. Её лицо было измазано грязью. Нет, гарью, понял он и увидел, что её оружие почернело от приклада до самого ствола. Бланчез оказалась на удивление крепкой. — Он мёртв. Оставь его. Он обрёл покой. Тебе нужно волноваться о живых. То есть о себе. И обо мне.

В следующие часы они отбили ещё две атаки.

Майор Люка, казалось, был везде. После второй атаки у него появился порез на щеке, однако его покрытое шрамами лицо оставалось до приятного неизменным.

Осветительные снаряды падали спиралью, и Йедрину пришлось закрыть глаза, чтобы не ослепнуть от сверкающих лазерных импульсов. Тело Зведена перенесли к остальным мертвецам у задней стенки окопа. Сделать что-нибудь ещё у них не было времени.

Гонцы непрерывно носились на передовую с водой и боеприпасами. Они ходили группами по трое-четверо на тот случай, чтобы обязательно донести ношу, если кого-нибудь из них убьют по пути.

На рассвете к ним присоединилась рота Ракаллионских Егерей. Командовал ими высокий офицер с тонким лицом, который каким-то образом сумел пробраться через ничейную полосу и запутанный лабиринт окопов и по-прежнему выглядеть безупречно.

— Майор! — сказал он, отсалютовав Люке. — Ваши кадеты отлично справились, но мне приказали усилить вашу позицию.

— Нам не нужно усиление, — ответил ему Люка. Офицер начал было говорить, но майор оборвал его на полуслове. — И они не кадеты. «Они, — сказал он, жестом обведя их строй, — кадианские ударники».

Йедрин был настолько измотан, что начал смеяться. Он слишком устал, чтобы насладиться моментом, но позволил себе на миг закрыть глаза и воздать молитву благодарности Богу-Императору Человечества за то, что даровал ему такую честь.

Семьдесят второй полк белощитников сражался на передовой ещё три дня, прежде чем их сменила рота кринанских астероидных шахтёров. Их пустотные скафандры отличительной жёлтой расцветки с синими пластинами брони посерели от пыли.

— Верующий человек не умирает, — вещал их жрец, пока те заходили в окоп Йедрина. —Верное сердце — щит от ереси. Верный разум — броня ото лжи наших врагов!

Священник — рослый мужчина с чёрной глазной повязкой и всклокоченной седой бородой — носил заляпанную кровью и грязью рясу. За спину жреца был закинут эвисцератор размером почти с него самого. На пустотном доспехе кринанца развевались молитвенные флажки. Он уставился на белощитников так, словно углядел в их душах нехватку веры или твёрдости. Когда Йедрин проходил мимо, тот протянул руку.

Он говорил с сильным акцентом, который Йедрин не сразу разобрал.

— Ты убивал предателей?

— Убивал, — отозвался Йедрин.

— Как много?

— Я потерял счёт, — признался парень. — Сотню. Или больше.

Священнослужитель кивнул.

— Хорошо, — похвалил его он. — Я убью больше, чтобы доказать свою веру в Золотой Трон. И если ты убиваешь их из винтовки, я буду разить вот этим… — Он постучал по двуручной рукояти тяжёлого цепного меча. — Таков мой обет битвы.

Йедрин кивнул.

— Император защищает! — сказал он.

Жрец медленно улыбнулся. Одарил его ледяным взглядом.

— Воистину так.

У белощитников ушла половина дня на то, чтобы вернуться в туннели, ведущие к штурмовым трубам. Вдоль коридоров теперь были разбиты полевые лазареты, где на полу рядами лежали раненые солдаты, и группы легионеров-штрафников помогали медикам, поднося плазму крови и прочищая раны. Вокруг расхаживал священник, молясь над умирающими. Покойников складывали в кучу для вывоза.

По туннелю гулко разносился стон. Казалось, внутри лежал раненый грокс, заполняя переход нечеловеческими воплями боли и непонимания. Через некоторое время они увидели источник звука — изувеченного огрина, которого держала куча медиков и штрафников.

У него отсутствовала половина лица, и он извивался, словно огромный ребёнок. К тому времени недочеловек успел убить одного медика. Остальные пытались усмирить его.

Майор Люка устало подошёл к ним.

— Назад! — крикнул он, доставая пистолет. — Всем прочь!

Майор приставил пистолет к виску огрина и сказал:

— Твоя служба окончена!

Ему пришлось сделать три выстрела, прежде чем недочеловек издал протяжный вздох и его массивное тело обмякло на земле.

— Хвала Трону! — прошипела Бланчез.

Вымотанные до предела, они побрели дальше.

Наконец выжившие кадеты нашли пустующее боковое помещение.

— Отдыхайте, — просипел майор Люка. Он говорил негромко, но его всё равно услышали. Их осталось всего пара сотен. Йедрин отыскал свободное место у стены.

В нём совершенно не осталось сил, и он сполз вниз, пока не оказался в сидячем положении.

Йедрин отключился прежде, чем успел коснуться пола.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

В последующие дни атака на Тор Тартарус продолжалась ценой ужасающих потерь. Имперские войска заняли нижние уровни. Сражение велось как внутри, так и снаружи крепости, в туннелях, сторожках и служебных шахтах. Враги сцепились в безжалостном ближнем бою, убивая друг друга клинками и лазерными лучами.

Предателям пришлось заблокировать все подступы. Одни они заминировали, тогда как к другим подогнали «Леманы Руссы», которые перекрыли крупные коридоры и наполнили их ураганным огнём.

У основания крепости, подобно отметке высокого прилива, мертвецы лежали уже горами, а обе стороны продолжали бросать в трясину смерти новые и новые силы.

Тактика генерала Бендикта ввергала остальных военачальников во всё большее и большее уныние. После очередного планового собрания в Генеральском дворце фон Хорн решил задержаться. Он был прямолинейным человеком даже по меркам мордианцев и не из тех, кто любил ходить вокруг да около.

— Сэр. Со всем уважением. Это разве прогресс? Уровень истощения…

— Меньше ожидаемого, — заявил Бендикт.

— Но сколько это ещё будет тянуться? Тор Тартарус вообще падёт?

Исайя отложил карту и тяжело вздохнул.

— Генерал. Я не собираюсь захватывать Тор Тартарус.

Фон Хорн застыл в недоумении.

— Нет?

Бендикт вышел из-за стола и провёл его к приколотым на стене схемам.

— Нет. Штурм Тора Тартаруса — ловушка. Я не оставляю Хольцхауэру выбора. Либо мы захватываем барбакан, либо он посылает туда больше войск. И ещё больше войск. Таким образом мы истощаем его силы.

— Но теряем вдвое больше людей! — воскликнул фон Хорн.

Бендикт едва не улыбнулся.

— Да. Но размен неравный. Большинство наших потерь — легионеры-штрафники, между тем как Хольцхауэр вынужден расходовать жизни своих бойцов. Даже если мы будем терять по три человека на одного его, ему это будет невыгодно. Людей у нас гораздо больше.

— Но захватим ли мы подобным образом Гору Кранног до Сангвиналии?

Генерал покачал головой.

— Только так — нет. Но атака на Тор Тартарус, которую пытается сдержать Хольцхауэр, всего лишь уловка, чтобы заманить его в смертельный капкан.

Бендикт сдёрнул с карт простынь и указал на другой конец Горы Кранног, где находился вулканический остров Тор Харибдис.

— Моё настоящее намерение — ударить ему в тыл. В текущий момент Тор Харибдис охраняют резервные части. Сто первый тренировался с самого прибытия. Он совершит морскую высадку на остров, и тогда Хольцхауэру придётся обороняться на два фронта!

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Последний раз 101-й Кадианский проводил морское десантирование восемьдесят лет назад. То была ограниченная посадка на воду в затопленном мире Туйя, что было частью комбинированного воздушного штурма совместно с 74-м Элизианским полком. Но та атака по масштабам не шла ни в какое сравнение с этой.

Нет, чтобы узнать, когда в последний раз удар с воды наносил полк в полном составе, мудрецам пришлось бы порыться в архивах пятисотлетней давности, посвящённых Эттанскому крестовому походу, где 101-й участвовал в великих сражениях на болотной планете Туквири. К несчастью, та попытка закончилась полной катастрофой.

Моторы «Химер» забились тиной, и, как только они заглохли, машины стали для противника неподвижными мишенями. Полковые фолианты из тончайшей велени повествовали о тех событиях во всех болезненных подробностях. Кадианцы оказались в ловушке. Отделения, что попытались выгрузиться и атаковать дальше, либо утонули в трясине, либо не смогли сделать ни шагу.

В архивах говорится, что на полное восстановление полку потребовалось двадцать лет. И ещё столетие, чтобы стереть пятно позора.

Полковник Байтов передал ключевые сведения командирам рот для дальнейшего доведения до личного состава. Каждый боец ощущал стыд за древнее поражение.

— Позор ещё никогда не убивал человека, — заявил им Байтов. — Он послужит вам стимулом. Я хочу, чтобы хоть здесь мы превзошли наших предков.

Правда заключалась в том, что условия, да и опасности нынешней высадки значительно отличались от десанта на Туквири. Здесь кадианцам придётся пересечь более широкий и коварный водный залив, а после достижения суши на пополнение припасов им рассчитывать не придётся.

Это означало, что они не могли позволить себе увязнуть в боях. В атаке им придётся полагаться на прославленный дух боевого товарищества кадианцев. Они либо захватят остров за пару дней, либо застрянут на берегах и мысах, где их вырежут до единого.

Сложность предстоящей задачи не пугала кадианцев. Наоборот, она их воодушевляла, пробуждала воинственность. С самой высадки на планету они без устали готовились к этому дню.

В ходе планирования Байтов и его старшие помощники изучили все материалы, которые им предоставил штаб Бендикта. Командиры отрепетировали варианты действий на случай любых задержек и неудач. Проанализировали пикты. Проработали сценарии. Оценили вероятности. Прогнали по вычислителям фактические и контрфактические данные.

Всего имелось семь подходящих периодов дня, когда волны несколько ослабевали и море становилось не столь опасным. Бендикт выбрал первый, отдал все нужные приказы, и в считаные минуты хорошо смазанные механизмы пришли в движение.

Спаркер захотел провести инструктаж для подчинённых. Он стоял перед картами Горы Кранног, сжимая в кулаке кипу бумаг. Пока он мелодичным монотонным голосом доносил до офицеров информацию, его адъютант, Эвринд, стояла рядом, готовая ответить на любые его вопросы. Она была свирепым крошечным бойцом и в молодости получила титул чемпиона полка в рукопашном бою. Лучшим тому доказательством служил её сломанный нос.

— Первая крупная потеря! — произнёс он, указывая на обломки «Молота злобы». — Отказ пустотных щитов в начале атаки. Остальные два «Левиафана» обездвижены, но их пустотные генераторы по-прежнему работают, и они добрались куда надо. Это — Тор Тартарус. — Капитан показал его на карте. — Бывший барбакан. Раньше здесь стоял мост, соединявший остров с большой землёй, но его уничтожили ещё на ранних этапах войны. Теперь на верхних ярусах полно мощнейшей артиллерии. Она устраивает внизу, в окопах, настоящий ад. Белощитники отправились туда в первые дни.

Дайдо задала вопрос, о котором подумали все:

— Как они себя показали, сэр?

Спаркер переспросил у Эвринд. Та тихо ответила, и он повернулся обратно к ним.

— Тяжёлые потери, — сообщил он. — Как и ожидалось. Но они выполнили задачи первого дня к обеду. Они пробыли на передовой несколько суток. Думаю, верховное командование ими довольно.

— Они присоединятся к нам?

Капитан снова проконсультировался с помощницей. Та не знала.

— Сто первому поручили захватить Тор Харибдис. — Он перевернул схему, чтобы показать им карту острова. Тот представлял собой невысокий конус из чёрной вулканической скалы, вершину которого венчала шестиугольная крепость. — Прозвище — Одинокий редут, — отметил Спаркер. Стандартная модель СШК. — Он указал на шесть длинных хребтов, спускавшихся с горы. Все они заканчивались массивными скалобетонными бункерами с тяжёлыми орудиями, прикрывавшими подступы с чёрных песчаных пляжей. — Опять же, это модели СШК. Первая рота высадится на трёх узких пляжах — Вера, Крид и Иосмана. Между четвёртым и пятым редутами находится длинный прямой берег — Тайрокский пляж. Здесь высадятся основные силы кадианцев.

Он постучал по карте деревянной указкой.

— Мы будем здесь. Тайрокский пляж.

Эвринд раздала им планы побережья. Дайдо внимательно изучила свой экземпляр. Пляж представлял собой широкую мелководную чашу с выдающимися по обе стороны мысами, которые защищали стандартные скалобетонные доты с генераторами пустотных щитов.

Дайдо кивнула и передала планы своим сержантам. Им предстояло выучить их, чтобы знать все главные служебные туннели, генераториумы и источники питьевой воды. Одним словом, всё.

— Успех атаки зависит от быстрых и взвешенных решений каждого из вас. Я ожидаю, что вы запомните карту наизусть, — сказала она им.

Ключевую роль играла секретность. Согласно данным разведки, в текущий момент Тор Харибдис удерживали второсортные полки. Любая утечка информации о готовящейся атаке приведёт к резкому усилению обороны.

Затем Дайдо перешла к конкретным вопросам касательно самого боя. У них имелось десять секунд, чтобы покинуть танк, если тот начнёт тонуть. Комиссары сочтут за проявление малодушия любую остановку или отступление в ходе высадки.

На следующее утро генерал Бендикт прилетел в расположение полка на «Валькирии» без опознавательных знаков. Он командовал 101-м так долго, что помнил большинство бойцов в лицо и по имени, и, идя мимо них неспешной походкой, пожимал руки и перебрасывался словами с каждым ветераном, которого знал.

— Рука как новенькая, сэр! — крикнул кто-то, и Бендикт поднял кулак в безмолвном салюте. Кадианцы повторили жест за ним.

— За Кадию! — хором воскликнули они.

Каждый раз, стоило Бендикту остановиться, бойцы обступали его плотным кольцом. Наконец он отправился на встречу с Байтовым, а когда вернулся, то две трети полка всё ещё ждали, чтобы взглянуть на него хотя бы краем глаза.

Встав перед ними, он снова приветственно вскинул руку. Они не хотели его отпускать, но наконец вышел Байтов и велел дать генералу дорогу. Кадианцы неохотно подчинились. Исайя прошёл вдоль строя, продолжая жать руки. Ему и самому не хотелось их покидать, и какое-то время он продолжал стоять в дверях «Валькирии», прежде чем самолёт оторвался от земли и отправился в обратный путь к Генеральскому дворцу.

После его отлёта личному составу показали короткий видеопикт. По Тайрокским полям беззвучно шагал титан «Владыка войны», силуэтом вырисовываясь на фоне пылающего Ока Ужаса. На горизонте начала желтеть заря, проясняя небо. Рассвет становился ярче, и тут заиграл «Цветок Кадии». Поначалу тихо, но постепенно нарастая в громкости, прежде чем грянуть оглушительным хором.

На кадрах появились изображения Кадии, хорошо знакомые каждому из них. Высокие стены касра Тайрока, снятые с пролетающей «Валькирии», извилистые улочки за ними. Горы, обрамлявшие огромные посадочные поля. Безликие заснеженные гряды и авроксы, пасущиеся у пилона, который, когда пикт-имаджер отъехал назад, иглой вознёсся к небу.

Кадр за кадром перед ними вновь оживала их родина. В целом полку не нашлось никого, кто не пролил бы слезинки, а затем стихли финальные аккорды «Цветка Кадии», и экран почернел.

Послеполуденное время бойцы посвятили отработке вероятных сценариев. Затем потянулись часы ожидания, сна и игры в карты.

В какой-то момент Минка заметила, как Дайдо поднесла к уху ладонь.

— Ты точно в порядке? — спросила она.

Дайдо выдавила улыбку.

— Просто хочу, чтобы уже поскорее началось. Больше всего ненавижу ждать.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Рано утром в день атаки старший комиссар Шанд стоял в предрассветных сумерках с тремя своими комиссарами. Полы их чёрных кожаных шинелей хлопали у ног на ветру.

Шанд держал руки сложенными за спиной. Его угловатое и суровое лицо было гладко выбрито.

— Едут, — негромко сказал комиссар Нолл, когда колонна транспортников свернула с главного шоссе к лагерю кадианцев. Машины одна за другой притормаживали у каждого контрольно-пропускного пункта, прежде чем наконец попасть на территорию базы.

Шесть грузовых восьмиколёсников заехали в лагерь и свернули в центр, где их ждал Шанд с остальными. Машины остановились и с лязгом откинули задние борта.

— Приступим? — сказал старший комиссар, поведя подчинённых за собой.

Шанд прочёл послебоевые доклады майора Люки. Тот утверждал, что новобранцы ничем не уступали любому подразделению кадианцев. Шанд, однако, с осторожностью отнёсся к энтузиазму майора. Он не раз встречался с Люкой по разным официальным поводам, и ему казалось, что старик вёл себя с учениками чуть более тепло, чем следовало бы.

Майор Люка, прихрамывая, подошёл к ним.

— Передаю триста тридцать шесть кадианских ударников в ваше распоряжение, старший комиссар. Могу подтвердить, что все они участвовали в бою и убивали во Имя Императора.

Шанд подобрался.

— Благодарю, — произнёс он, отсалютовав в ответ.

Он встал перед рекрутами. Первым делом его поразила молодость белощитников, хотя оттого ли, что пополнения с Кадии не поступали уже пять лет, или это просто он постарел, Шанд сказать не мог.

Затем он отметил, что все бойцы имели потрёпанный вид людей, побывавших в жестоком сражении. У многих были перебинтованы головы, руки на повязках, некоторые опирались на костыли или вовсе имели культи вместо ног, дожидаясь следующего этапа грубой полевой аугментации.

Но было нечто ещё. Вот только он не мог взять в толк, что же именно.

— Их глаза! — шепнул Нолл.

Точно! Ни у одного не оказалось тех самых фиолетовых глаз, служивших символом жизни под сенью Ока Ужаса. Их не заставляли в детстве смотреть на ад и плевать в лицо Архиврагу.

Шанд жестом велел Ноллу выступить вперёд. В руке комиссар держал знамя.

— Это — полковой штандарт Сто первого, — начал Шанд. — На нём изображена эмблема Врат Кадии, а также чтимые названия великих битв, в коих сражался полк во имя Императора. Выучите их. Запомните наизусть! Пусть смерти тех людей служат примером всем вам. Стремитесь быть такими же, как они. Попытайтесь погибнуть так же достойно, как они!

Пока он говорил, Нолл поднял знамя выше. Древко его было изготовлено из прочного тёмного дерева, а на вершине располагался золотой череп с лавровым венком, символизировавший Бога-Императора. Комиссар развернул полотнище. Изображение на нём скрывала тьма, однако они всё равно различили блеск золотых нитей.

Это был священный стяг, перед которым на протяжении веков все новобранцы 101-го присягали на верность Кадии и Богу-Императору. Но теперь он получил дополнение, прибитое сразу под черепом на самом верху древка.

То была икона с ликом великого героя Кадии, лорда-кастеляна Урсаркара И. Крида. Он глядел на собравшихся кадетов, словно оценивая новое пополнение.

— Повторяйте за мной, — сказал Шанд.

Он принялся зачитывать слова, которые следом за ним произнесли все белощитники, после чего отсалютовали.

Старший комиссар кивнул.

— Добро пожаловать. Теперь вы присоединились к кадианским ударным войскам — лучшей армии, которая есть в распоряжении Империума!

Сегодня вы все снова отправитесь в бой. Согласно принятому решению, вы будете драться как одно подразделение. В битве вас станут сопровождать представители моего Комиссариата. Те из вас, кто выживут, будут переведены в боевые части, исходя из того, как вы проявите себя в сражении. — Шанд замолчал, чтобы облизать губы. — Должен добавить, многие кадианцы, включая меня самого, не верят, что вы достойны носить кадианскую эмблему. Многие другие также хотят, чтобы программа закончилась провалом. А следовательно, вам придётся доказать, что вы того стоите. Вы должны показать безупречный результат, и даже ещё лучше.

Они ответили на его слова гробовым молчанием.

Шанд повернулся к своему наиболее жёсткому дисциплинарному офицеру.

— Нолл, когда мы пойдём в бой, я хочу, чтобы ты сопровождал этот сброд.

Нолл уже смотрел на них сквозь прищур. В лице его не было ни капли теплоты. Он кивнул — резкое, быстрое движение, подобное удару палаческой секиры.

— С удовольствием, сэр.

На рассвете имперские линкоры начали бомбардировку Горы Кранног. Несколько выстрелов попали в пустотные щиты. На энергетических куполах затрещали разряды. Впрочем, большинство залпов не достигали цели. Там, где лэнс-лучи ударяли в море, вырывались огромные гейзеры обжигающей воды. Обстрел продолжался несколько часов, пока в воздухе не повисло густое туманное марево, после чего повреждённые корабли флота отошли обратно на безопасную орбиту.

Дрено неотрывно следил за ходом всего действа.

— Просто зря потратили время и энергию, — сказал в конце он. — Что с ними не так? Да они даже не оцарапали каср. Лейтенант! Они не станут поддерживать атаку?

Дайдо поморщилась. Такими вещами она не заведовала, однако всё равно ответила с уверенным видом:

— Ни единого шанса.

Час спустя полк отправился в путь.

Некоторые время Минка провела в куполе «Химеры». Вдали продолжался обстрел Тора Тартаруса. Поднеся к глазам магнокль, она увидела, как один снаряд попал в секцию дороги, что ещё цеплялась к старому мосту. Кусок за куском уцелевшие скалобетонные плиты начали сыпаться в море. Сама опора тем не менее выстояла. Минке удалось разглядеть старые подвесные канаты, темневшие на фоне неба. Выше она различила летящий ромбом отряд высотных истребителей на утреннем патрулировании.

Та битва, однако, происходила далеко. Её же ждал Тор Харибдис. Она отыскала его в магнокль. Очертания островных укреплений вырисовывались на горизонте. Там всё выглядело тихо и спокойно.

Это ненадолго, подумала она.

На вторичной батарее отходили провода. Аллун припаял их, а Минка разбрызгала сверху спрей, чтобы припои выдержали нагрузки. Она щёлкнула переключатель, и на мультилазере зажёгся тусклый, но устойчивый огонёк. Минка выключила оружие, выбралась из купола, после чего, сев на ободе, развернулась, чтобы смотреть назад.

Вот что было наихудшей частью боя: ожидание, когда он начнётся. Она волновалась насчёт всего, что беспокоило бы любого сержанта перед битвой, — тревога, что она подведёт остальных, саму себя, свою планету и все кадианские ударные части.

Девушка выдохнула, чтобы избавиться от напряжения. Всякий раз, когда её донимали подобные опасения, она возвращалась к первоосновам. Она была кадианкой. Она готовилась к битве с самого рождения. Любого врага, с каким бы она ни столкнулась, можно убить лазерным лучом или клинком. Она готова ко всему, что её может ждать. И если её час пробьёт, она отправится на встречу с Императором с высоко поднятой головой.

Минка огляделась. Ей нравилось наблюдать за выступающим в бой полком. На мгновение ей вспомнилось детство в белощитниках, когда они возвращались с зимней тренировки на Миракских холмах. Колонны «Химер» тянулись вдаль, бойцы сидели на крышах и башнях машин, горя желанием скорее вернуться домой. Сцена та, неизменно повторявшаяся из года в год, имела символическое значение.

Она просидела так почти полчаса. До чего хорошо было чувствовать на лице ветерок. Наконец девушка забралась обратно в башню, но оставила люк открытым, чтобы впустить внутрь свежий воздух.

Отделение проверяло и перепроверяло снаряжение.

— Есть новости? — поинтересовался Яромир.

Минка покачала головой.

— Никаких.

Он кивнул и протяжно зевнул. Затем подался вперёд и положил голову на колени.

Девушка опустилась рядом с ним в одно из кресел, дребезжавших в кормовой части «Химеры». Дрено сидел, вытянув ноги и закрыв глаза. Мэнард проверял взрывпакет. Провода. Взрывчатку. Детонаторы. Мелта-заряд.

Колонна продолжала двигаться на юг. Холодный сырой воздух просачивался внутрь через смотровые щели и открытый верхний люк. Вокруг чувствовался характерный озоновый запах моря и гниющих водорослей. Мерное покачивание и гул мотора убаюкивали, постепенно склонив всех в сон.

Не спали только Карни и Минка. Обе хранили молчание. Карни с отстранённым видом смотрела куда-то вдаль.

Наконец они достигли широкой галечной бухты. Там вплотную к берегу выстроились плоскодонные боевые ковчеги. Корабли, чьи металлические корпуса темнели среди тусклого мерцания воды, быстро заполнялись техникой. Дальше к морю виднелись охранявшие вход в бухту приземистые орудийные установки, силуэтами вырисовывавшиеся на фоне бледного неба.

Бреве развернул «Химеру» задом и стал ждать своей очереди на погрузку. Карни заметила взгляд сержанта.

— Значит, началось? — сказала она, когда они выехали по трапу десантного корабля и остановились.

Минка кивнула. Началось.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Бреве потребовалось несколько минут, чтобы загнать «Химеру» в нужное место. Погрузочные команды внимательно следили за тем, чтобы каждая машина встала как следует, и Бреве успел не раз выругаться, прежде чем те остались довольны.

— Это для того, чтобы корабль не опрокинулся! — словно извиняясь, крикнул член экипажа.

Мехвода его слова не успокоили, и Минке пришлось опустить руку ему на каску. Впрочем, мысленно она была с ним согласна.

Постепенно отсек заполнялся бронетранспортёрами. Когда вся техника оказалась на борту, из дымовой трубы вырвалось густое облако дыма и судно съехало с пляжа в воду, тупым носом вспенив волны.

Медик Бантинг отправился с ними. Его «Химера», имевшая на башне красные отметки, стояла с открытым задним люком. Внутри Минка заметила всё необходимое оснащение для мобильного госпиталя. Бантинг с деловым видом заставлял других медиков проверять пакеты с плазмой крови, ящики со стиммами, металлические лотки с перевязкой и свисающие пластековые жгуты.

Кипевшую в нём злость он вымещал на любом, кому хватало глупости оказаться поблизости. Медике успел увидеть кровавую баню, устроенную под Тором Тартарусом.

— Не знаю, почему Бендикт на такое пошёл. Здесь будет бойня. — Он резко повернулся к Минке. — Следовало послать штрафников!

— Он хочет, чтобы всё сделали как надо, — с невозмутимым видом ответила девушка.

— Это будет катастрофа. А вас больше не становится, знаешь ли.

— Похоже, становится, — отозвалась она. — Ты что, не видел новеньких?

Бантинг что-то буркнул. Минка решила не утруждаться с ответом.

Командное отделение Дайдо как раз выгружалось. Они получили новую «Химеру» — резервный танк с недавно нарисованными обозначениями отделения и роты.

— Как она? — спросил Бантинг.

Минка догадалась, что тот имел в виду Дайдо.

— Нормально, — ответила девушка.

— Хорошо.

Минка помолчала. Нечто в тоне медике её насторожило.

— Мне что-то следует знать?

Бантинг потопал прочь.

— Леск. Ты — один из сержантов Дайдо. Будь что-нибудь не так, уверен, ты бы узнала это первой.

В первых двух волнах шли десантные корабли и гусеничные машины-амфибии «Пегас». Последние представляли собой облегчённые варианты бронетранспортёров, основные орудия которых заменили на штурмовые трапы и цистерны плавучести. Они доставят первые штурмовые группы в узкие бухточки пляжа Вера, а после — на Крид. Седьмая рота отправится на Тайрокский пляж, в третьей волне. Каждая из них имела свои конкретные задачи.

Минка проверила снаряжение. Ранец был размером почти с неё саму, а «Химеру» заполняли мотки колючей проволоки, шанцевые инструменты и припасы, которых отделению должно будет хватить на несколько недель.

Бреве имел бледный вид, его лоб стал липким от пота. Он ненавидел лодки. Мехвод поджал губы и постучал по танку.

— Думаешь, выдержит? — спросила Минка.

— Ну, раньше она нас не подводила, верно?

Минка хохотнула. Она могла вспомнить кучу случаев, когда «Химера» ломалась в самый ответственный момент. Впрочем, напоминать об этом сейчас лучше не стоило.

— Нет, — отозвалась Леск. — Никогда. Император защищает.

Бреве утёр верхнюю губу. Он уже позеленел.

— Истинно так.

Минка поднялась из люка башни, когда они отчалили от берега. Она была не из тех, кто мог спокойно сидеть на месте. Девушка принялась расхаживать по палубам. Все они ничем не отличались друг от друга, за исключением рубки — широкой низкой башни ближе к корме корабля, прикрытой спереди клёпаными плитами брони и с парой лёгких турелей по бокам. Автопушки от морских брызг защищали накинутые чехлы. По сравнению с обороной, которая ждала их впереди, это было ничто.

Первые щупальца морского тумана стали образовываться, когда они вышли в бухту. К тому времени, когда флотилия миновала мыс и свернула на северо-запад, дымка превратилась в густую пелену. Она скрыла практически всё, кроме расширяющихся за кораблями белёсых следов.

Спустя час Гора Кранног стала островом, возносящимся из моря сумрака.

— Ха, Дрено! — крикнул Бейн. — Думаю, флотские сделали так специально!

Дрено вместе с Минкой изучал планы Тайрокского пляжа и цели в порядке приоритетности. Боец поднял голову и хохотнул.

— Ты слишком высокого о них мнения.

Проведя инструктаж для отделения, Минка вышла на палубу. Марево висело над чёрной водой подобно бледной призрачной стене, разбивающиеся о корабль волны венчали серые клочья пены. Она вытерла с лица брызги. Те слегка отдавали серой. Минка не знала, была ли причина в самой воде или же в бомбардировке.

Туман стал настолько густым, что оседал на всех поверхностях влагой. Внутренние отделения «Химер» покрылись плёнками блестящих капелек, напоминающих холодную испарину. Вскоре они начали капать с потолков. Дрено выругался, когда одна капля упала ему за шиворот.

После того как они начали обходить мыс Тора Харибдиса, море враз стало бурным, а секущий ветер ненадолго разогнал туман. В прорехи они успели мельком заметить остров, прежде чем густые клубы сомкнулись вокруг них снова.

Чем дольше они ждали, тем сильнее замерзали и тем больше отсыревала одежда. Впрочем, в детстве им приходилось гораздо хуже. Всё это закончится, когда они разобьют противника.

В какой-то момент судно закачало настолько яростно, что они испугались вылететь за борт. Минка вцепилась в направляющие канаты, когда десантный корабль стало кидать и крутить из стороны в сторону. Она вскарабкалась по лееру, промокшая до нитки от переплёскивающейся через борт воды. Девушка уже решила, что им конец, когда, к её потрясению, корабль клюнул носом и снова выровнялся.

Она забралась обратно в «Химеру». По бортам «Святой» хлестали брызги. Бреве вылез из кресла, чтобы задраить люки. Он тоже не остался сухим.

— Святой Трон! — выплюнул он.

— Всё в порядке? — спросила она.

— Надеюсь на то, — отозвался мехвод.

Вульфе уже проверял, не пострадали ли системы от воды. Передний стрелок, Берген, стал готовить снарядные ленты к тяжёлому болтеру. Мультилазер нетерпеливо загудел.

— Оружие в норме! — откликнулся тот.

Качка продолжалась весь следующий час.

— Сколько ещё? — спросил Бреве, утирая с подбородка рвоту.

— Два часа, — отозвалась Минка.

— Трон!

С наступлением вечера начался обстрел Тора Харибдиса. В собирающихся сумерках на пустотных щитах острова затрещал флуоресцентный синий свет.

— Он прикрыт пустотными щитами? — переспросил Яромир.

— Конечно прикрыт, — сказал ему Дрено.

— Они ведь собьют их, да? — встревоженно отозвался Яромир.

Дрено метнул в него испепеляющий взгляд.

— Такой план.

В «Химере» повисло молчание. На самом деле никто не разделял уверенность Дрено. Минка — уж точно. Она думала, что к моменту высадки щиты будут работать на полную мощность и оборона крепости в целом не получит существенный урон.

Яромир стал напряжённо думать, всем своим видом выдавая охватившее его смятение. По лицу здоровяка можно было понять, что он собирается что-то спросить, ещё даже до того, как он задал вопрос.

— А если нет…

— Тогда тебе вышибут остатки мозгов, — отрезал Дрено и повернулся к остальным, встретив неодобрительные взгляды. — Терпеть не могу его тупые вопросы.

— Не бери в голову, — успокоила его Минка. Она опустила ладонь на руку Яромиру, отчего тот обернулся и встретился с ней глазами. — Что бы ни случилось, — сказала она здоровяку, —Император защищает.

Яромир очень медленно кивнул.

— Император защищает, — повторил он.

— Но не всегда, — брякнул кто-то.

Бейн. Солдат ухмылялся. Минка бросила на него уничтожающий взгляд, однако тот поднял руки и заговорил, подражая наставительному тону отца Керемма.

— Император защищает добродетельных. — Он откинулся на спинку кресла. — Я не добродетельный. Дрено и Белус — тоже. Нет! Не надо нас жалеть. Мы привыкли заботиться о себе сами.

Побродив ещё какое-то время по палубе, Минка вернулась в «Святую». Она забралась внутрь. Хорошо было снова оказаться в относительной сухости.

— Леск! Ты как? — раздался знакомый голос снаружи открытого трапа.

— Хорошо, сэр.

Дайдо с улыбкой залезла в машину и села рядом с Минкой. Обе уставились через люк на волны.

— Мне было тяжело, — через какое-то время заговорила Дайдо, — снова увидеть Кадию. — Она снова умолкла. — Я сама из Тайрока.

Минка давно это определила по её акценту. Повисла ещё одна пауза.

— Чем бы ты пожертвовала, чтобы вернуть Кадию? — спросила вдруг Дайдо.

Минке в глаза попали сернистые брызги. Она вытерла их тыльной стороной ладони.

— Всем, — без раздумий ответила девушка. Она помолчала, задумавшись, как ответить точнее. — Я бы отдала за Кадию всё. Трон, я бы пожертвовала всем нашим десятитысячным полком, лишь бы вернулся Крид.

Дайдо кивнула.

— Я тоже. Сегодня у нас есть шанс сделать так, чтобы Кадию не забыли никогда. Мы делаем так каждый раз, когда идём в бой. Некоторые из нас погибнут. Некоторые продолжат драться. Все мы так или иначе погибнем. Но лучше умереть красиво, не находишь?

Когда на флотилию опустилась тьма, отделение Минки снова собралось в «Химере». Яромир усердно тёр пятно на левой ладони. Виктор сидел с закрытыми глазами. Белус с Бейном начали партию Чёрной Пятерни, отыскав себе чистый закуток, чтобы царапать на нём счёт.

— Хочешь сыграть? — предложил ей Бейн.

«Почему нет?» — подумала Минка.

— Давай.

Бейн сдал ей карты.Она оглядела их с безразличным видом. Ей досталась плохая комбинация, но именно этого она и хотела. У неё не было желания истратить всю удачу на глупую игру. Только Белус выглядел довольным. У него между ботинок уже скопилась небольшая горка кредитов.

Белус был из тех солдат, что ненавидели тишину. Он болтал без умолку.

— Слышал, белощитники отправились с нами, — произнёс он.

— Старший комиссар Шанд сказал, что они больше не белощитники, — поправила его Минка. — Теперь они ударники.

Дрено хохотнул. Бейн достал флягу и отвинтил крышечку. По «Химере» поплыл густой аромат.

— Кто хочет рекаф?

Он наполнил жестяную кружку и пустил её по кругу. Все поочерёдно сделали по глотку, прежде чем она вернулась обратно к Бейну. Он втянул остатки сквозь зубы, после чего запил водой.

Повисло молчание. Бейн сделал рекаф таким крепким, что теперь ни к кому не шёл сон.

Аллун втянул в лёгкие воздух.

— Трон, — ругнулся он, потирая глаза. — Что ты туда подмешал?

— Стиммы, — усмехнулся Бейн.

Минка скинула карты, и Белус открыл свою комбинацию. Минка кивнула Бейну. Тот нацарапал счёт на полу «Химеры».

Она, хоть и потеряла небольшое состояние, всё же осталась довольна. Вот и ладно, подумала девушка, поднимаясь на ноги. От невезения я избавилась.

По мере рассеивания тумана они начали различать тени других десантных кораблей, борющихся с накатывающими волнами. На мгновение стал виден конвой целиком — растянувшиеся на три мили суда, перевозившие десять тысяч ударников с тысячей танков и единственной целью: доказать, что кадианцы — самые крепкие ублюдки, которых только может выставить Астра Милитарум на любое поле битвы, и после морского перехода все они были в исключительно плохом настроении.

Исторгая из труб дым, корабли приближались к Тору Харибдису. Переход стал ещё опаснее, когда с левого борта начало бить мощное течение. Корабли снесло в сторону, и, когда вдали показалась земля, штурманы увидели, как сильно они сбились с маршрута. Теперь они занялись возвращением на нужный курс.

Морские валы поднимали суда и с силой швыряли обратно вниз. Тупые носы штурмовых кораблей врезались в волны, обдавая всех на борту фонтанами воды. От непрестанной качки людей мутило.

Ночь окончательно вступила в свои права, когда Бреве закричал в боевое отделение:

— Первая рота уже высаживается на Веру!

Они услышали переговоры по воксу, когда первая рота вступила в бой. Звуки на воде разносились далеко. Безмолвие бури нарушил перестук крупнокалиберных орудий, гулкое уханье автопушек, пронзительный резкий грохот тяжёлых болтеров и дребезжащий треск пулемётов. На таком расстоянии лазерные лучи летели совершенно бесшумно, однако в ночи засверкало настоящее световое представление, то и дело перемежаемое взрывами.

Минка наблюдала за боем из верхнего люка, который они оставили открытым. Девушка имела лишь самое общее представление о том, где им предстояло высадиться. Они находились слишком далеко в открытом море, и к первой волне десанта не успеют никак.

Дайдо стояла чуть дальше на палубе. Минка окликнула лейтенанта и высказала ей свои опасения.

Та уже знала причину их отставания.

— Двигатель глохнет, — крикнула она в ответ. — Техножрец пытается устранить неполадку.

Словно подкрепляя сказанное, очередная волна опасно накренила корабль. Затем он резко выровнялся, и следующий вал разбился о борт судна, шедшего рядом с ним.

Минка отчаянно вцепилась в люк, когда буруны закидали их из стороны в сторону. Затем двигатель, закашлявшись, ожил, и корабль с новой силой понёсся вперёд.

По всей видимости, они шли курсом к широкой скальной отмели, раскинувшейся под так называемым Бастионом 4. Дайдо бросилась к своей «Химере».

Мгновением позже по воксу раздался приказ:

— Приготовиться к десанту!

По всему кораблю бойцы начали захлопывать штурмовые трапы, снимать защитные чехлы с орудий, проверять ножи, вставлять батареи.

Отделение Минки было напряжено до предела. Все просто хотели скорее сойти на землю. Если впереди ждала смерть, то лучше её не задерживать.

— Все готовы? — спросила она.

Бойцы кивнули в ответ.

Минка забралась обратно в командный купол и щелчком переключателя запустила батарею мультилазера. Контрольная лампочка загорелась зелёным.

Полный заряд.

Они находились в четырёхстах ярдах от берега, когда Минка наконец увидела оборону острова. Вырисовывающиеся перед ними укрепления выглядели в точности как на картах. После высадки их ждали заросли колючей проволоки, минные поля, заранее пристрелянные зоны поражения.

Предатели уже знают о нас, подумала она, но пока их орудия безмолвствовали. Казалось, они к чему-то готовятся.

Изрыгнув облако чёрного дыма, десантный корабль нырнул прямо в буруны. Снизу фонтаном ударили брызги, и на палубу выплеснулась вода.

До пляжа оставалось двести ярдов, когда в небо взвилась сигнальная ракета, и тогда изменники открыли огонь из всего, что было. Ночь озарилась очередями трассирующего огня и шипящими росчерками лазерных лучей. Волны заблестели, отражая разверзшуюся над ними бурю цветов.

Световое представление потрясало воображение. Это было одно из самых восхитительных зрелищ, которые приходилось видеть Минке.

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

К тому времени, когда Минка высадилась на Тайрокский пляж, десантирование шло полным ходом. Первые истребительные отряды, состоявшие из ветеранов первой роты, были заброшены на остров звеном «Валькирий» сразу после захода солнца. Чтобы их не засекли ауспики предателей, машины летели так низко, что их посадочные шасси задевали верхушки волн.

Лишь достигнув пляжей, они набрали высоту. Одна «Валькирия» зацепила утёс и сорвалась вниз, где исчезла в шаре пламени. Оставшиеся пилоты пытались удержать машины под контролем. Они сбросили бойцов на вершины скал, борясь с восходящими потоками ветра.

Судя по всему, кадианцы смогли застичь врагов врасплох. Несколько встревоженных предателей открыли огонь в воздух, заметив зависшие над землёй «Валькирии». Однако бойцы из них были не самые лучшие, и к тому же испугать их не составило труда, поэтому ветераны элитной первой роты расправились с ними в считаные секунды.

Их целью являлась огромная подъёмная станция, подававшая энергию на воздушный кабель, что связывал остров с Горой Кранног. Пустотные щиты над Одиноким редутом заливали клубящиеся низкие облака синевой, а протянутые над головами тросы буквально гудели от задувающего с моря бриза.

Капитан Останко, командир первой, трусцой повёл бойцов по заросшему туссоки взгорью. Бендикт лично отдал ему приказы. Капитан взял с собой лучших солдат, и те продвигались быстрыми перебежками под прикрытием снайперов, изучающих местность впереди в прицелы винтовок.

Пустотный щит искажал вид расположенной внутри станции. Туман докатился до основания энергетического барьера, где и остался, будто выброшенный на берег мусор. Он подарил кадианцам идеальное прикрытие, где они дождались, пока всё не будет готово.

По сигналу Останко ветераны осторожно прошли сквозь щит. На мгновение они испытали шок, словно от прикосновения к оголённому проводу, а затем оказались на другой стороне. За каждым бойцом внутрь ворвалось небольшое облачко тумана.

Ветер здесь был ощутимо слабее. Царила странная тишина. Прямо перед ними находилась станция, возле которой стоял одинокий гвардеец в стёганой шинели и обмотках, которые обычно носили Онготские Шакалы. Вспыхнул слабый огонёк, и девушка-солдат приложила руку ко рту, затянувшись прикуренной палочкой лхо.

Если она знала о скорой атаке, то вела себя, по мнению кадианцев, с преступным пренебрежением.

Останко украдкой двинулся вперёд. Чутьё подсказывало ему, что это ловушка. Он замер в двадцати футах. Шакал сделала последнюю затяжку, после чего выкинула окурок. Какое-то мгновение тот лежал у её ног, продолжая тлеть.

Она тяжело, натужно закашлялась и отхаркнула. Слюна с влажным шлепком плюхнулась на землю. Она высморкалась, после чего сплюнула снова. Затем, захрустев ботинками по камням, прошлась вперёд-назад, прежде чем свернуть обратно к входу.

До двери ей оставался всего ярд, когда Останко заключил её в смертельные объятия. Накрыл ладонью лицо, вонзил нож в почку, а затем в грудь, где находилось сердце.

Шакал оказалась на удивление сильной. Никто не умирал легко. Она стала извиваться, пока кадианец погружал нож глубже. Прошло некоторое время, прежде чем она перестала дёргаться. Затем Останко отпустил её, и та, оставляя на капитане кровавую полосу, сползла на пол.

Его бойцы уже находились у двери станции.

Они вошли внутрь. Теперь всё, что им оставалось, это найти путь в проложенные под землёй туннели, отыскать генератор щита и разнести его вдребезги.

Пока отряды Останко высаживались на утёсах, полковник Байтов командовал первой волной десанта на «Пегасах», что двигалась к берегу.

Им достался самый опасный участок. Здешние пляжи были узкими и скалистыми, а отмели уходили глубоко в море, готовые разорвать любой корабль, что собьётся с курса. Достичь обозначенной зоны было всё равно что вслепую попасть в яблочко мишени.

Кадианцы сохраняли вокс-молчание, подавая сигналы только с помощью прикрытых фонарей. Когда до берега оставалось сто ярдов, погасили и их.

Байтов стоял в куполе ведущего «Пегаса». Амфибия, борта которой захлёстывали блестящие тёмные волны, плыла к утёсам, возвышавшимся впереди чёрной стеной. На воде вокруг машин плясал тускло-красный флуоресцирующий свет.

По мере приближения танка-амфибии к цели полковник начал различать стальные заросли колючей проволоки, противотанковые ежи и доты. Он целиком и полностью верил в окружавших его бойцов, от одноглазого Дикена и Аарона до Флинта с металлической челюстью и Балчина. Все они были закалёнными, многое повидавшими ветеранами, снаряжёнными грозным арсеналом огнемётов и гранат. Однако главным их оружием являлась секретность.

— Сколько ещё? — спросил Дикен, когда Байтов нырнул в боевое отделение.

— Сто ярдов.

Все принялись готовиться. Флинт зажёг огнемёт. В полумраке отсека проволочные катушки зажигателей запылали тускло-красным светом. Запах перегретого металла смешался с ароматами смазки и благовоний, пота, солевой коррозии и мокрых кожаных ботинок.

«Пегас» дважды смыло с земли, прежде чем волна наконец вынесла его на пляж. Танк с рёвом поехал вперёд, зацепился за колючку и продолжил со скрежетом катиться дальше. Проволока разорвалась, и «Пегас» погнал по берегу вверх, после чего резко остановился. Передняя аппарель с грохотом откинулась на землю.

Чёрный вулканический песок блестел в ночи. Не менее чёрные утёсы вздымались вокруг них подобно амфитеатру — оттуда на них взирал низкий скалобетонный бастион Второго редута. Из транспортников вокруг начали выгружаться бойцы.

Самые проворные уже бежали к скалам. Здесь они находились как на ладони. Если они хотели победить, то на счету была каждая секунда.

Пока полковник Байтов штурмовал цели на возвышенности, первые волны четвёртой, пятой и шестой рот высаживались на пляж Крид.

Там силами предателей командовал полковник Скалл из Швабийских Фузилёров. Встревоженный лазерным огнём вокруг острова, он стал торопливо ходить от окопа к окопу, приободряя войска своим присутствием.

Кадианцы оказались на широком, плавно поднимающемся пляже, окаймлённом с обеих сторон скальными выступами и холмами, покрытыми, в свою очередь, дотами и колючей проволокой. Но, что хуже всего, они столк-нулись с решительным сопротивлением.

Берег усеивали танковые ловушки, делавшие любое продвижение «Химер» практически невозможным. Ещё больше положение усугубляло то, что головные бронетранспортёры кадианцев заехали прямо на недавно установленное минное поле, где мгновенно подорвалось четыре машины.

Их экипажи в отчаянии высыпались наружу, пригибаясь под весом подрывных зарядов, проволоки и детонаторов, но очень скоро их всех выкосил шквальный огонь из крупнокалиберного оружия.

Перекрёстный обстрел делал штурм пляжа смертельным предприятием. Твердотельные снаряды рикошетили от танковых ловушек, между тем как из шахт вылетали ракеты в направлении флота приближающихся «Горгон». Шальные пули били в землю, швыряя песок в лица наступающим кадианцам, тогда как лазлучи превращали участки пляжа в комья спёкшегося грязного стекла.

Штурмовиков возглавлял боец с огнемётом, поливавший пляж перед собой струями шипящего пламени. Он успел добраться до первой дюны, прежде чем пуля попала ему в бак с топливом. Последовавший взрыв откинул бойца на сотню ярдов назад, и его горящие останки плюхнулись рядом с мелководьем.

Стрелки в десантных кораблях старались помочь наземным отрядам как могли. Они пытались вести ответный огонь, но тонкие корпуса их посудин не шли ни в какое сравнение с оборонительными сооружениями на берегу. В считаные минуты большинство из них превратились в пылающие обломки, так что высадившиеся бойцы теперь оказались в ловушке между горящим за спинами морем и стеной лазерного огня впереди.

Что ещё хуже, два полыхающих корабля заблокировали остальным подступ к берегу. Запаниковавшие экипажи начали выгружать танки слишком далеко от суши. «Леманы Руссы» скатились с барж, упали в воду и тут же камнем ушли на дно. «Химеры» остались барахтаться на поверхности. Некоторые затонули, между тем как в другие попали ракеты, озарив море ярко-красным огнём.

Все помнили, что случилось с их предками в болотном мире Таквири восемью веками раньше. Их прижали огнём, после чего безжалостно истребили.

Выбора не было. Кадианцы небольшими отрядами продвигались вперёд, прячась за любым укрытием, какое могли найти, и врезались в неприятеля с такой мощью, что выжившие враги в потрясённом смятении откатились назад.

Вторая волна высадилась на Крид ещё до того, как первая успела выбраться с пляжа.

В состав той волны входили майор Люка и его бывшие белощитники. Йедрин крепче зашнуровал ботинки и разгрузку. Так он чувствовал себя безопаснее, словно облачился в доспех.

Они находились в трёхстах ярдах от берега, когда снаряд тяжёлой гаубицы ударил в воду в двадцати футах от них, затем ещё один. Из моря вырвался фонтан, обдав их всех брызгами.

— Они берут нас в клещи, — прошипел Йедрин. И верно, следующий снаряд упал с левого борта. Корабль немедленно накренился, и кадианцы крепче вцепились кто за что, пока рулевой пытался отвести их к берегу.

Штурмовому кораблю позади них повезло меньше. Он опрокинулся вверх днищем.

При виде пламени и резни Йедрина пробрал озноб. Такой же озноб, как от присутствия мрачного комиссара Нолла. Когда они приблизились к суше, тот повторил уже сказанную ранее угрозу:

— Любой, кто остановится или начнёт отступать с пляжа, будет застрелен.

«Горгона» Йедрина выгрузилась из десантного корабля в пятидесяти ярдах от побережья пляжа Крид. Для гигантского танка такое расстояние было значительным. Он погрузился в воду, сбив всех внутри с ног. Огромная ледяная волна переплеснулась в боевое отделение и разлилась по палубе, снова окатив всех водой. Кто-то встревоженно крикнул, что «Горгона» сейчас утонет, но затем огромные гусеницы коснулись морского дна, и танк с рёвом покатился вперёд, рассекая волны.

Йедрин с трудом поднялся на ноги. Среди толпы болтающихся солдат продолжал стоять лишь один человек. Нолл.

Комиссар встретил его взгляд с холодным презрением. Тот словно говорил: «Ты не кадианец».

Йедрин успел мельком заметить торчавшие из воды танковые ловушки, прежде чем «Горгона» выкатилась на берег. Он подобрался, когда машина проехала немного вверх, а затем врезалась в ловушку и резко встала. На миг всё погрузилось в дым и смятение, а затем штурмовая аппарель рухнула на землю, и бойцы потрясённо застыли.

«Горгона» должна была доставить их прямо к вражеским позициям, а вместо этого бросила здесь, на самой границе ада.

— Во имя Императора — наружу! — рявкнул комиссар Нолл и выстрелил из болт-пистолета в воздух.

Волны прибили к их «Горгоне» затопленную «Химеру». Со скрежетом металла танк начало ломать на части. Экипажи уже пытались дать задний ход.

Нолл стал выкрикивать приказы. Йедрин направился к краю аппарели. Тела перед ним уже падали подобно снопам пшеницы. Он перебрался через один труп и с трудом удержался на ногах.

Толчок в спину заставил Йедрина выпасть из «Горгоны». Он свалился на четвереньки, сжимая в руках лазвинтовку и сплёвывая грязную масляную воду. Ему нужно подняться, иначе его либо затопчут, либо раздавит сносимый волнами танк.

Боец перед ним вскинул кулак и крикнул:

— Вперёд!

Секунду спустя он рухнул замертво. Йедрин не стал останавливаться и проверять, жив ли тот. Прибой, с шипением разбивающийся о берег, замедлял его шаги. Повсюду вокруг них тяжёлые болт-снаряды вздымали фонтаны воды и чёрного песка. Впереди не было никаких укрытий, лишь валяющиеся повсюду тела, горящие танки, резкий свист рикошетящих пуль и тянущаяся к утёсам широкая линия берега.

— Вперёд! — взревел Нолл.

Справа от них на берег выкатился «Леман Русс» с минным тралом. Закрутившиеся цепи стали вышвыривать из-под себя песок, грязь и осколки разрывающихся мин.

Йедрин побрёл следом за ним.

— Вперёд! — крикнул он, хотя с тем же успехом это могло быть: — За Императора!

Он не знал, да его это и не волновало. Теперь никакого выбора не осталось, сказал себе Йедрин, пускаясь бежать по пляжу. Они либо выполнят задачу, либо умрут.

ГЛАВА ПЯТАЯ

За день до высадки комиссары доложили об опасном росте недовольства среди части местных подразделений.

— Они просят у меня разрешения принять более строгие дисциплинарные меры, — сказал Бендикт своему адъютанту. — Думаю, лучше будет немного поднять их дух.

После посещения лагеря кадианцев Бендикт провёл остаток дня в «Валькирии», облетая передовую, чтобы оценить настроения бойцов. Он начал с горной пехоты Потенса, понёсшей тяжёлые потери в окопах вокруг Тора Тартаруса.

Поначалу они вели себя враждебно, но, когда Бендикт выбрался из машины и прошёлся среди бойцов, солдаты встретили его появление с трепетом. Аура кадианского генерала сотворила с ними настоящее волшебство. Одно его присутствие, казалось, вдохнуло в них новые силы.

Он поблагодарил их за усилия и жертвы и заверил: «Вы станете частью великой победы! За Императора!»

Солдаты ответили на его слова громкими возгласами.

— Кадия стоит! — крикнул он, и они отозвалась ещё громче прежнего.

К моменту отбытия Бендикт сумел изменить их отношение коренным образом.

— Превосходно, сэр! — сказал в конце Мере.

Исайя кивнул. Он был измотан. Ему хотелось выпить.

— Да. Но у нас нет времени заниматься подобным в каждом полку под моим командованием.

До темноты они успели посетить больше двадцати расположений, и Бендикт раз за разом совершал то же волшебство, вселяя в воинов веру, надежду и уверенность.

С наступлением вечера они вернулись в Генеральский дворец. Славноптицы сидели на крыше часовни, где возлежал святой Игнацио. Присутствие мощей повлекло за собой существенное разрастание лагеря кающихся. Люди распевали псалмы ненависти. Каждый раз, когда одна из славноптиц срывалась с места и упархивала к толпе, раздавались восхищённые вздохи.

Правительница Бьянка также занималась поднятием духа. Когда они прибыли, та как раз давала званый ужин, и внутрь уже вереницей заходили армейские чины.

Бендикт кинул взгляд в сторону входа.

— Полагаю, мы обязаны показаться.

— Это было бы уместно, — отозвался Мере.

— Есть новости от десанта? — спросил Исайя.

— Останко и его люди уже высадились.

Бендикт кивнул.

— Дай знать, как только что-то будет известно. — Он повернулся к остальным представителям штаба. — Я рассчитываю, что вы найдёте общий язык с другими офицерами.

Бьянка Ричстар встречала гостей у самого порога. Она явно наслаждалась вниманием офицеров. Машина истовости оглашала зал мантрами Императора. Слушая их, кадианцы постепенно приблизились к началу очереди.

Бьянка не замечала Бендикта до тех пор, пока тот не оказался прямо перед ней, после чего приветственно подняла руки.

— Генерал! — воскликнула она. — Какая радость! Не думала, что вы придёте.

— Разве я мог отказаться? — отозвался кадианец.

— Всё в порядке? — опустив голос, спросила правительница.

— Пока что, — ответил тот.

В обеденном зале у длинного стола выставили буфет с мармитами. Пламя зажжённых свечей отблёскивало от полированных серебряных подносов. Каждый предмет украшала имперская аквила, а также герб Ричстаров.

Атмосфера в комнате казалась Прассану натянутой, словно проволока. Уже вошедшие офицеры стояли, разбившись на заговорщические группки. Обслуживающий персонал неподвижно выстроился у стены, между тем как несколько официантов суетливо поправляли столовые приборы, крышки и ёмкости с приправами. Снаружи ударил колокол, и в помещение вошёл старший официант с подносом, заставленным гранёными хрустальными стаканами с амасеком.

Бендикт взял один и залпом выпил. Отставил стакан на поднос и взял ещё один. После третьей порции Прассан отметил, что напряжённость Бендикта несколько ослабла. Впервые за долгие дни он улыбнулся. Впрочем, в его улыбке не чувствовалось веселья, а скорее мрачное удовлетворение хорошо выполненной работой.

Никто не решался есть, пока Бендикт не подал им пример. Прассан увидел, как пять стаканов спустя он наконец направился к мармитам. Офицеры набирали еду в строгом соответствии с рангом, а это означало, что Прассану придётся подождать.

В зале находилось ещё несколько офицеров одного с Прассаном звания, но для них было делом чести добраться до яств раньше него. Троих из них покрывали вьющиеся племенные татуировки друкцев. Они были выше и крепче сбиты, чем кадианец, и имели свирепый вид людей, которым ничего не стоило перерезать глотку первому встречному.

Один из них пихнул Прассана локтем. Попытка была неуклюжей, да и неприкрытой. Кадианец не сдвинулся с места.

Когда друкец толкнул его снова, Прассан наступил ему на ногу.

— Прошу прощения, — сказал он тоном настолько неизвиняющимся, насколько это было возможно.

В ту же секунду Прассана обступили со всех сторон.

— Прочь с дороги, кадианец, — сказал самый низкий из его противников.

— Как всегда, самый мелкий, — сказал Прассан, подбирая вилку.

— Проваливай, — произнёс здоровяк.

— По традиции штаб полка командующего офицера имеет первоочерёдность.

— Засунь подальше свою традицию, кадианец!

Прассан стал лениво поигрывать вилкой, наблюдая. Здоровяк двинулся за тарелкой, и кадианец стремительно пришёл в движение, пригвоздив руку противника к столу.

Официанты с побледневшими лицами уставились на растекающуюся по белым скатертям кровь.

— Упс, — сказал Прассан и направился к тарелкам сам. Пройдясь вдоль ряда блюд, он сгрёб себе остатки жареного мяса.

Кто-то схватил его за плечо и развернул к себе. Это оказался тот коротышка. В руке Прассана неожиданно оказался нож, и, шагнув навстречу мужчине, он прижал лезвие к его горлу.

— Вряд ли твоему командиру понравится, если я прикончу тебя здесь. Может, выйдем на улицу?

Мужчина побелел.

— Какие-то проблемы? — раздался голос.

К ним подошёл адъютант Мере. Обращался он к Прассану.

— Никаких проблем, сэр, — отозвался тот.

Мере посмотрел на офицера Стрелков, и тот, улыбаясь, отошёл назад. Адъютант кивнул. Затем его взгляд упал на человека с приколотой к столу рукой. Он обратился к старшему официанту:

— Похоже, с джентльменом произошла досадная неприятность. Не могли бы ему помочь?

Мере проследил за тем, как друкца отвели прочь. Остальные двое попятились, оставив Прассана в покое.

— Простите, сэр, — начал Прассан, однако Мере поднял руку.

В этот момент Бендикт подозвал его к себе. Секундой позже адъютант попросил минуту тишины.

Офицер Муниторума собирался сделать объявление.

— Офицеры! У меня для вас хорошие новости. В этот месяц наши потери оказались на пять процентов меньше, чем мы предсказывали. Также, согласно подсчётам, враг потерял на десять процентов больше войск, чем мы надеялись. — Он прошёлся по цифрам, которые ему предоставили, и в конце выдержал паузу для большего драматизма. — А это значит, что адепты Муниторума пересчитали дату окончания кампании. Рад сообщить, что прогнозируемое время изменилось с пятнадцати лет до всего лишь семи.

По залу прокатилась рябь неохотных аплодисментов.

Бендикт вскинул руку.

— Само собой, Император так долго ждать не может. Для нас Он уготовил и другие войны. Утром ваши войска выдвинутся обратно в передовые окопы. Нам нужно измотать врага. Нужно прижать его. Отвлечь, прежде чем мы нанесём удар там, где он меньше всего ждёт. Рад сообщить вам, что прямо сейчас Сто первый кадианский высаживается на остров Тор Харибдис!

Подготовка к десантированию проходила в полной секретности, поэтому в зале поднялся настоящий ажиотаж. Раздались радостные возгласы, а затем громкие аплодисменты.

Негодование, нараставшее последние недели, моментально сменилось облегчением и радостью.

Значит, думали офицеры, сражение точно скоро закончится. На поле боя вышли кадианцы!

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Органные установки на специальных ракетных кораблях дали раскатистый залп, когда седьмая рота с рёвом хлынула к Тайрокскому пляжу. Снаряды цепочкой упали среди вражеских позиций и захлестнули остров жёлтым пламенем.

Минка и её отделение медленно подгребали к берегу, напоминая уток на воде.

— Двести ярдов! — крикнула она, когда десантный корабль слева от них получил прямое попадание в мидель. От удара он треснул и разломился надвое, исторгнув густое клубящееся пламя. Одна его часть сразу же опрокинулась, вторая отплыла в сторону и на мгновение выровнялась, когда находившиеся внутри танки соскользнули в воду, но потом неизбежно затонула следом.

Минка с ужасом наблюдала за тем, как три «Лемана Русса» камнями пошли ко дну.

Снаряд упал прямо перед их носом, подняв столб воды, который обрушился на палубы.

— Мины! — заорал кто-то. Девушка мельком успела заметить, как на поверхности показался круглый чёрный предмет.

Десантный корабль с другой стороны взлетел на пятьдесят футов в воздух, когда вода под ним взорвалась. Поднявшаяся волна скрыла от Минки происходящее, но, когда она схлынула, на месте корабля остались только качающиеся на воде обломки.

— Спокойно! — прокричала Минка, развернув мультилазер и послав очередь красных лучей туда, откуда по ним стреляли.

Им всё ещё оставалось преодолеть сотню ярдов. Плотность трассирующего огня росла, постепенно смещаясь к ним. Она снова открыла огонь.

Корабль взревел, набирая ход. Снаряды стали рваться со всех сторон, и третий попал им в левый борт. Всё судно содрогнулось. Минку кинуло на обод люка. Во рту появился привкус крови.

Вдоль ряда машин, размахивая руками, побежал член экипажа.

— Наружу! Наружу! — орал он.

— Слишком глубоко! — ответил кто-то, но деваться было некуда.

— Пошли! — крикнула она Бреве.

«Святая» ринулась вперёд. Они плюхнулись в море, и их обдало брызгами. Минка враз промокла до нитки.

Зыбь оказалась для «Химеры» слишком сильной. Двигатель машины взвыл, борясь со встречным течением.

— Давай же! — прокричал мехвод.

Минка крепче вцепилась в люк, когда они поплыли к пляжу, а затем ощутила внезапный толчок, стоило гусеницам коснуться земли. Следующая волна подняла машину и выбросила на берег. Танк врезался в песок.

Бреве поддал газу.

«Химера» Дайдо ворвалась на пляж первой. Она быстро понеслась вперёд, и остальные танки взвода последовали за ней. Они преодолели около двадцати ярдов, когда «Химера» Варнавы наехала на мину и порвала гусеницы, после чего резко свернула в сторону и остановилась. Бойцы тут же выбрались наружу, сбежав по задней аппарели, и ринулись дальше своим ходом.

Пару секунд спустя в танк угодил снаряд, и тот взорвался пламенем. Минка увидела, как в воздухе закружилась башня.

В следующую «Химеру» попала очередь из автопушки, пробив в боковой броне узкие дырочки и изрешетив всех, кто находился внутри.

Она заметила сержанта Элрота, бегущего по пляжу среди сыплющихся и рвущихся мин.

Машина самой Дайдо мчалась с правой стороны пляжа, под сенью мыса. Из приземистой громады Четвёртого редута их поливали шквальным огнём. Она уже приближалась к нижним склонам, когда танк Дайдо врезался в растянутую проволоку.

Раздался скрежет рвущегося металла, когда колючка оцарапала борта машины тысячами острых гвоздей. Машина взревела, борясь с препятствием, а затем вес, мощь и скорость позволили ей прорваться дальше.

Бреве направил «Святую» в проделанную Дайдо брешь, но другой танк добрался туда первым. Он наехал на присыпанную противотанковую ловушку и завалился набок, беспомощно вращая в воздухе гусеницей.

— Объезжай! — закричала Минка мехводу.

— Ничего не вижу! — крикнул тот в ответ.

Застрявший танк полоснула очередь трассеров. В ночь посыпались тёмно-красные искры.

— Выбирайтесь! — сказала она, обращаясь к «Химере», но машина оставалась на месте, а бойцы продолжали сидеть внутри. Бреве дёрнул рычаги, разворачивая «Святую». — Вперёд! —крикнула Минка. — Быстро!

Водитель заметил место, где противотанковые ловушки стояли слишком далеко друг от друга, но они не смогут набрать достаточную скорость, чтобы преодолеть препятствие.

— Мне придётся сдать назад, — выругался Бреве.

— Никаких назад! — заорала Минка, заколотив по башне рукоятью пистолета. — Только вперёд!

Бреве ругнулся, вжимая газ до тех пор, пока машинный дух не заорал от ненависти, и «Химера» резко сорвалась с места.

Леск вцепилась в кресло. Они врезались в следующий ряд проволоки, и всё утонуло в вопле металла. Колючка не поддалась. Краем глаза Минка заметила, что по обездвиженной «Химере» ведётся всё более плотный огонь. Времени колебаться не было.

— Выходим! — скомандовала она, и её отделение тотчас выбежало наружу и ринулось по пляжу навстречу смерти.

Тем временем на пляже Крид бронетехника, которой следовало высадиться в первой волне, смогла нарастить жизненно важный темп. «Адские гончие» отправлялись прямиком в бой, выезжая по пляжу на гребень утёса, после чего с рёвом устремлялись к приземистой башне главного бастиона, который хранил подозрительное молчание.

Командиры этих танков славились безумной храбростью, которую они и проявили в тот день сполна, мчась вперёд и поливая всё вокруг струями горящего прометия и токсичных химикатов из башенных орудий.

Йедрин кинулся на песок позади «Адской гончей», шаря в поисках свежей батареи. Вынимая старую, парень заметил справа от себя Бланчез, которая, припав на колено, вскинула к плечу снайперскую винтовку.

Он услышал, как по броне танка застучали крупные, с кулак, снаряды. Вибрация металлического корпуса докатилась даже до него.

Нолл не отставал. Йедрин тут же вскочил на ноги и припустил вперёд, укрывшись за другим танком. Он держался настолько близко к нему, что выхлопные газы обдавали его лицо тёплыми чёрными клубами.

Йедрин не видел, что случилось с отделением Бланчез. Там, где находилась девушка, теперь лежали только тела. На миг парню показалось, будто все уже мертвы, за исключением комиссара Нолла, продолжавшего дышать ему в спину.

Он следовал за «Адской гончей» сотню ярдов, прежде чем она врезалась в танковую ловушку и прочно застряла. Машина закрутила гусеницами, когда командир попытался прорваться, затем сдать назад, а потом отчаянно повращав каждой по очереди.

От атакующей волны остались разрозненные группы, а также трупы, усеивавшие пляж до самого берега, где тела покачивались среди прибоя.

К огнемётному танку, за которым прятался Йедрин, понеслась ракета. Она взорвалась на лобовой броне, разметав песок и осколки, но не сумев пробить защиту. Следом прилетела вторая ракета, однако попала в башню и срикошетила вверх.

По песку возле него забили длинные очереди, а над головой разверзлась настоящая буря сверкающих лазлучей.

Йедрин на миг замедлился. Он не мог останавливаться. Юноша огляделся, надеясь увидеть Нолла мёртвым, однако комиссар неумолимо шёл вперёд.

— Нужно двигаться дальше! — крикнул Йедрин.

Остальные закивали. Никому не хотелось тут умирать.

— Я с тобой, — сказал рядовой Даргин. Ему выдали мелта-ружьё, которое тот прижимал к груди, будто семейную реликвию. — Только дайте мне подобраться ближе, — прошипел он, — и я их поджарю!

Над ними с рёвом промчалась ещё одна ракета. Танк попытался сдать задним ходом. Гусеницы закрутились на валяющихся камнях, грозя раздавить их всех.

— Пошли! — закричал Йедрин, бросившись мимо танка.

Пляж тянулся вперёд ещё на пятьдесят ярдов, после чего резко уходил вверх к песчаным насыпям. Там-то и находились окопы. Они различили их сразу за гребнем по сверкающим оттуда лазерным вспышкам.

К его изумлению, они преодолели двадцать ярдов. Казалось невероятным, что его никто не подстрелил. Он кинулся ничком. Даргин и Ноорд были по-прежнему с ним.

Мгновение Йедрин лежал, затем вскочил снова. Он достиг первых дюн и упал на землю, чтобы примкнуть штык. Из пятидесяти бойцов, находившихся вместе с ним в «Горгоне», осталось не больше пятнадцати. Он оглянулся. Танк, за которым они укрывались, горел. За пламенем он различил длинную вереницу мёртвых тел.

Выше, уже на гряде самого острова, простиралась система из дотов, врытых в камни танковых башен, а также ходов сообщения. Каждую минуту бархан, за которым он залёг, стрелки поливали огнём.

Рядом с ним упали ещё трое бойцов. И четвёртый. Йедрин прежде их не видел.

— Тяжёлый болтер там! — сказал один, махнув рукой. — Я пойду первым, а вы прикройте.

Йедрина пробрала дрожь восторга. Они были кадианцами. Настоящими кадианцами.

— Я прикрою, — сказал он и, уперев лазвинтовку в плечо, открыл огонь, когда другие кадианцы двинулись в атаку.

Бланчез пробежала вперёд, кинулась на песок и перекатилась в сторону. На дне дюн скопилась груда тел.

— Трон! — выругалась девушка. Она лежала прямо под скалобетонным дотом. Землю перед ней решетил пулемётный огонь. Она прильнула к прицелу длинноствола и стала искать цель. Под таким углом найти кого-либо внутри было делом непростым. Ей придётся сделать выстрел через узкий проём и надеяться, что она в кого-то попадёт.

Бланчез дождалась, пока внутри что-то не шевельнулось, и выстрелила.

Противник немедленно ответил шквалом пуль. Рядового Апраксина рядом с ней ранило.

— Ты в порядке?

— Нет, — отозвался тот.

Ему попали в ногу. Она увидела входную рану. Сквозь дыру в штанине виднелась обнажённая плоть, а кровь начала пропитывать ткань.

Бланчез подползла к нему. На поясе у неё была аптечка. Она рывком раскрыла её и принялась искать жгут-турникет. Затем до её слуха донёсся звук шагов.

— Вперёд, во имя Императора! — раздался крик.

Бланчез достала турникет и зубами разорвала шнур.

— Встать! — скомандовал голос. Она услышала щелчок болт-пистолета.

— Он ранен, — сказала Бланчез, но комиссар Нолл опустил пистолет и выстрелил. Болт ударил Апраксину в грудь, откинув его в песок.

Бланчез поползла вперёд и нырнула следом за Йедрином.

— Ублюдок застрелил Апраксина! — прошипела она.

Йедрин обернулся. Вокруг шагающего по пляжу комиссара вздымались фонтаны песка. До дота оставалось двадцать ярдов.

— Кадия стоит! — шикнул он и полез вперёд.

По дороге он подобрал взрывпакет у одного из мёртвых кадианцев и понёсся дальше. Бланчез следовала сразу за ним. Каким-то чудом они достигли скалобетонного основания дота и вжались в него спинами.

— Готова? — спросил он.

Девушка кивнула.

Он выставил время, сосчитал до пяти, затем забросил взрывпакет в щель.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Грохочущие болтеры решетили «Химеры» на Тайрокском пляже, раздирая верхнюю броню и тела внутри. Среди озаряющих чёрный песок горящих танков и штурмовых кораблей бронетранспортёр лейтенанта Дайдо врезался в склон и вильнул в сторону, чтобы прикрыть выгружающихся бойцов. Стрелок и командир открыли шквальный огонь из установленной на башне автопушки и тяжёлого болтера в носовой части.

Прямо над ними на вершине мыса располагался Четвёртый редут. Они его не видели, что было к лучшему, поскольку враги внутри не могли увидеть их также. Однако те знали, что они там. Сверху непрерывно сверкали очереди трассеров и лазерных лучей.

— Вправо, — скомандовала Дайдо. — Превратим ублюдков в дым!

Она кинулась бежать, увлекая за собой командное отделение. Кристиан и Раске несли огнемёты, Мохр и Питш — по паре подрывных зарядов, болтавшихся у них на поясе.

Чёрный песок сменился сланцевым склоном. Дайдо повела отряд по сухому оврагу, узкой расселиной тянувшемуся через склон. Они были уже так близко, что лейтенант почти чуяла врагов. Вот чем занимался второй взвод. Они выходили на дело и убивали.

Дайдо была на полпути, когда кто-то огрел её по спине кулаком.

Она выругалась, решив, что это сделал кто-то позади неё, а затем обнаружила себя на земле. Дайдо попыталась встать, однако ноги перестали её слушаться.

Лейтенант начала соскальзывать обратно туда, откуда пришла. До чего глупо. Она представила, что на это сказал бы сержант Тайсон. «Дайдо, мы же должны идти вперёд!»

Дайдо достигла дна и, трижды перекатившись, упала лицом в песок.

— Трон, — ругнулась она, отплёвываясь. Дайдо подставила под себя руки и рывком поднялась. Вот только у неё ничего не вышло. Она продолжала лежать на земле.

— Дайдо! — раздался голос. Он показался ей знакомым, хотя кому тот принадлежал, осталось загадкой. Вокруг столько всего происходило. Грохот, огонь, её лицо в песке.

«Идите дальше», — жестами показала она.

— Захватите чёртов дот, — приказала Дайдо, хотя её слов никто не услышал.

Минка изо всех сил работала ногами, взбираясь по крутому склону. На его вершине уже лежал Раске. Ему снесло половину лица. Она схватила его огнемёт и бросила Оруги, который следовал сразу за ней.

Впереди находилась пара одиночных окопов. Минка успела на секунду заметить стрелка, а затем почувствовала толчок, когда в бронежилет попал лазерный луч.

Она отступила, однако броня спасла ей жизнь. Минка в три шага покрыла разделявшее их пространство и расстреляла окоп, убив обоих врагов, что в нём сидели.

Оруги выбрался на вершину утёса и пополз к основанию дота. Он находился всего в двадцати футах, однако Минка никогда раньше не видела, чтобы кто-либо настолько быстро преодолевал такую дистанцию ползком. Оруги достиг укрепления. Там он присел, просунул шланг огнемёта в амбразуру дота и открыл огонь.

Из щелей повалил густой дым. Аско, находившийся сразу за Оруги, зашвырнул внутрь две гранаты.

Центральная амбразура была достаточно большой, чтобы через неё можно было вести огонь из крупнокалиберного оружия. И достаточно широкой, чтобы в неё пролез кто-то комплекции Карни. Аско подсадил её, и девушка проскользнула внутрь.

Спустя несколько секунд она открыла заднюю дверь, и кадианцы ворвались в бункер.

На полу валялись мёртвые и умирающие. Они не стали утруждаться, добивая их. У дота было ещё целых два яруса. Кадианцы кинулись вверх по стальной лестнице. В яростных рукопашных схватках они взяли второй уровень, а затем и третий.

За минуту ручеёк кадианцев, сочившийся через овраг, превратился в полноводную реку. С вершины дота они начали стрелять по предателям в траншеях и окопах вокруг.

Шакалы в ошеломлённой панике стали отступать. Они не могли взять в толк, как их смогли выбить с позиции настолько быстро и эффективно.

Кадианцы устремились дальше, расстреливая потрясённые резервы, что спешили в сторону пляжа, и нещадно потевших солдат-снабженцев, тащивших коробки с боеприпасами. Минка, однако, задержалась.

— Виктор! — крикнула девушка. — Идите дальше!

— А ты куда? — прочла она на его лице.

Минка указала вниз.

— Нужно проверить Дайдо!

Минка, скользя, спустилась по склону. Дайдо валялась ничком, одна её рука была вытянута перед ней, другая — скрыта под телом. Её лицо лежало в песке.

Первым делом Минку поразила её неподвижность. Дайдо казалась мёртвой.

Она крикнула имя лейтенанта, но ответа не последовало. У неё было всего несколько секунд. Девушка осмотрела её тело и быстро нашла рану в центре спины, прямо под бронежилетом. Униформа Дайдо пропиталась кровью. Минка рывком открыла аптечку из набедренного кармана и, порывшись, достала шприц со стиммом, после чего ввела его в руку Дайдо.

— Говори со мной, — сказала она, не переставая работать.

Дайдо не отзывалась. Над головой просвистела пуля. Ещё одна ударила в землю рядом с ней. В лицо девушке брызнул чёрный песок. Минка проморгалась, прежде чем разрезать одежду, затолкать в рану бинты и крепко зажать.

Она перевернула лейтенанта. Дайдо ещё дышала. Кровяной сгусток теперь почти полностью заполнял её левый глаз. Минка ослабила застёжку на её каске, после чего достала капу и вставила Дайдо в рот.

— С тобой всё будет хорошо, — прошипела она.

Выше с рёвом пронёсся снаряд. Ответный залп имперских кораблей в прибрежных водах не долетел до цели и разорвал берег в пятидесяти футах от неё цепочкой взрывов. Минка упала на Дайдо, прикрывая её собственным телом. Как только разрывы стихли, Минка резко поднялась.

— Это просто царапина, — сказала она Дайдо. — Тебе лишь бы не драться! Не смей умирать у меня на руках!

В этот момент появился Дрено. Минке даже не пришлось ничего спрашивать. Тот показал ей руку. Она увидела в его ладони зияющую дыру.

— Лазерный луч, — пояснил он. Лазерные лучи прижигали рану, однако туда уже забился песок, и из неё начала сочиться кровь.

— Она жива, — сказала Минка. — Бантинг внизу, на пляже. Нужно спустить её. Сможешь помочь её отнести?

— Смогу, — согласился Дрено.

Минка ругнулась. Кому-то требовалось взять на себя командование. Сержанта Варнавы нигде не было видно. Элрота тоже. Санитаров с носилками она тоже не заметила. Минка не стала колебаться. Она выкарабкалась по оврагу наверх.

— Белус! — крикнула она. — Возвращайся. Пойдёшь с Дрено. Нужно отнести Дайдо к медику!

Она спустилась обратно вместе с Белусом. Взгляд Дайдо начал блуждать. Было неясно, слышит ли она хоть что-нибудь.

— Говорите с ней, — приказала она паре бойцов. Затем крепко сжала руку Дайдо. — Ты останешься со мной! — пообещала ей Минка.

Глаза Дайдо закрылись, но Минке показалось, будто на последнем издыхании она произнесла: «Кадия стоит».

А затем она затихла. Оставив Минку командовать взводом.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

С появлением первых докладов атмосфера в командном бункере Бендикта стала напряжённой. Останко высадился. Байтов создал плацдарм над пляжем Вера. На Криде обстановка выглядела тяжёлой. На Тайрокском пляже десант столкнулся с серьёзным сопротивлением.

Весь вечер на вокс-каналах царила тишина. Через полчаса после того, как Останко отрапортовал о высадке возле станции подъёмника, воксы наполнились громкими хаотичными донесениями. По двадцати каналам раздавались отрывистые переговоры бойцов, сцепившихся в смертельном бою с врагом. Бойцов, прижатых огнём. Бойцов, отчаянно запрашивающих прикрытие. Ругань, когда дружественный огонь попадал по своим. Командиров, сообщающих о прогрессе. Сержантов, требующих поддержки.

Доклады с пляжа Крид становились всё мрачнее.

— Они в ловушке, — подытожил Мере.

Бендикт встал над картой острова и стал внимательно её изучать. Пляж Крид тянулся плавным изгибом. Контурные горизонтали отображали пологий уклон берега и две господствующие высоты. Всё не должно было оказаться настолько сложно. Однако карта не показывала угроз, представших перед кадианцами: шквала огня, которым их накрыли на пляже, а также упорного сопротивления горстки Онготских Шакалов.

Судя по вокс-переговорам на пляже Крид, имперцы несли чудовищные потери. Бендикт не мог больше слушать их крики и запросы о поддержке с воздуха.

— Вышний Трон! — рявкнул он. — Чем мы можем им помочь?

Адъютант пробежался взглядом по перечню ресурсов. Подкреплений у них не было. Имелась, однако, эскадра ракетных кораблей, но их мощное оружие совершенно не отличалось точностью.

— Как насчёт Семнадцатой эскадрильи? — спросил Бендикт.

Мере сверился со списком. Семнадцатая как раз проводила бомбардировку батарей Одинокого редута.

— Они должны подавить оборону центра. И они несут бомбы «Колосс», — указал адъютант.

Бендикт кивнул.

— Направь их на пляж Крид. Пустотный щит упал?

— Пока нет.

Исайя чертыхнулся. Останко отставал от графика.

— Свяжись с Аэронавтикой.

— Щиты ещё не опущены.

— Мы не можем ждать.

— Но «Мародёрам» опасно… — начал Прассан, однако Бендикт метнул в него испепеляющий взгляд.

— Аэронавтика меня волнует меньше всего! — отрезал он. — На пляжах наши кадианцы!

Получив заслуженную взбучку, Прассан передал распоряжения вокс-операторам.

— Перенаправить две эскадрильи на новые цели, — сказал Прассан. — Да, — произнёс он, теперь уже напряжённый, как и сам Бендикт. — Сейчас!

Кадианцы в командном центре внимательно наблюдали за сменившей курс эскадрильей. Бомбардировщики приближались с ужасной медлительностью. Прассан не знал, могло ли быть ещё хуже, но складывалось впечатление, что бойцов на пляже Крид истребляют. Он чувствовал их растущее отчаяние. Спустя несколько до жути долгих минут «Мародёры» опустились на высоту в тысячу футов, чтобы начать атакующий заход.

Прассан слушал вокс-переговоры экипажей самолётов. В отличие от кадианцев, они говорили со спокойной отстранённостью, готовясь к бомбометанию. Бесплотные голоса наводчиков, бомбардиров и пилотов звучали сосредоточено и отрывисто.

— Бомболюки открыты.

— До сброса минута.

— Видишь их, хвостовой стрелок?

— По мне ведётся огонь с земли.

— Не кричите все сразу.

— Курс ноль-восемь-один.

И наконец возглас:

— Бомбы пошли.

Йедрин увидел тёмные очертания бомб «Колосс», с глухим воем посыпавшихся к земле.

Затем первая из них упала, но не взорвалась. Как и вторая, и третья.

— Какого чёрта происходит? — прошипел он. Парень не мог поверить, что их бросили здесь умирать и что Флот мог скинуть так много неразорвавшихся бомб. А затем его вдруг подбросило на целый фут от земли. Или, вернее, это земля ушла у него из-под ног.

Следующие двадцать секунд он только и мог, что держаться.

Наконец тряска прекратилась.

— Вышний Трон, — выругался он.

Он никогда не видел Бланчез такой потрясённой. Её лицо было белым как мел, и она даже выронила свой длинноствол.

— Вышний Трон! — повторила она за ним, потянувшись за выпавшим оружием.

Взрывы сбили с ног даже комиссара Нолла. Попадая в доты и траншеи, бомбы сносили их подчистую. Впрочем, большинство безвредно упали в песок, оставив в земле огромные воронки.

Одна легла так близко от Третьего редута, что вызвала обрушение утёса и подкосила укрепление. Всё скалобетонное сооружение теперь опасно зависло на обрыве над берегом.

Несколько долгих секунд на пляже царила потрясённая тишина, а затем со стороны моря зашла ещё одна эскадрилья «Мародёров-уничтожителей» — двенадцать бомбардировщиков, несущих под крыльями крак-ракеты. Эскадрилья быстро отстрелялась, и ракетный залп с шипением устремился к острову.

Рёв взрывов докатился до самого командного центра, заглушив вокс-переговоры. «Мародёры» развернулись, после чего обстреляли пляжи из автопушек и установленных в хвостах штурмовых пушек. А тем временем на берегу Йедрин и Бланчез вжимались в кратер и пытались прикрыть друг друга от неистовства бомбардировки.

Затем девушка услышала знакомый голос и, оглянувшись, увидела встающего комиссара Нолла. Она потянула Йедрина за собой.

— Идём! — прошипела она. — Нужно двигаться!

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Было за полночь, когда Прассан ворвался с новостями, которых так ждал Бендикт.

— Пустотные щиты упали!

На лице Исайи явственно читались долгие часы напряжения. Он развернулся и хлопнул в ладоши.

— Ну наконец! Свяжись с Флотом! — сказал он Мере, после чего обратился к Прассану: —Свяжись с корректировщиками. Мне нужны точные координаты!

Кораблям Флота на орбите потребовалось несколько минут, чтобы перенаправить массивные батареи. А затем разверзся лазерный шторм, когда по гряде над пляжем Крид забили лучи лэнсов.

Меткие выстрелы пробили скалобетонные укрепления. Боеукладки взорвались, запустив цепочки детонаций. В многочисленных галереях крепости оглушённые защитники валились на пол, зажимая уши, между тем как корабли и самолёты продолжили обрушивать на бастионы огонь.

На краткий миг обороняющимся удалось запустить пустотные экраны ещё раз, уже на резервном питании. Синий купол с треском ожил. Однако спустя несколько секунд череда взрывов внутри крепости заставила его погаснуть, и следующий залп взметнул в воздух куски скалобетона.

Пока Одинокий редут выдерживал лэнс-удары Имперского флота, на Тайрокском пляже офицеры связи спешно пытались организовать командные пункты ближе к передовой. К ним поступали вокс-сообщения от барж снабжения, Флота, верховного командования и войск на земле. Прибывая, корабли старались как можно быстрее выгрузить припасы. Офицеры-логисты занимались обеспечением устойчивого потока ресурсов на пляж, пока команды комиссаров направляли свежие силы прямиком в бой.

— Куда идти? — спросил один сержант, и комиссар указал ему на гряду над пляжем.

— Просто двигайтесь вперёд! — рявкнул тот.

Однако всего критически не хватало. Вместо отчаянно необходимой амуниции подвозили предметы не первой срочности. Когда высадившийся вспомогательный отряд кадианцев начал выгружать первоочередные припасы, среди них упала мина, и в считаные секунды чёрный песок усеяли куски разорванных тел.

— Уберите их! — скомандовал комиссар. — Быстрее! Грузите их на челноки! Приберите тут всё!

Медике Бантинг прибыл в первой волне. Он следовал за солдатами по пляжу, останавливаясь каждые несколько ярдов, чтобы помочь раненым. Как только сражение переместилось дальше, Бантинг разбил полевой госпиталь в выжженных руинах центрального дота.

Пострадавших становилось всё больше. Не все из них переживут эвакуацию. Ему пришлось принять несколько тяжёлых решений. На этом поле битвы было всё — ранения от мин, осколков, раны живота, сильные кровопотери.

Приоритеты он знал чётко. Стабилизировать тех, кого можно спасти. Переправить на корабли тех, кто сможет пережить дорогу. Тем, кто умрёт, предоставить комфорт.

Он провёл долгие часы, перевязывая раны, накладывая шины на сломанные конечности и прижигая открытые увечья. Затем осмотрел бледные лица бойцов, получивших шоковое потрясение. К тому времени у них ушли галлоны плазмы крови. На импровизированном операционном столе —немногим больше, чем чистой простыне поверх деревянного стола, — скопились лужи крови, которые не могла впитать медиткань.

Бантинг заметил нашивки носильщиков и махнул им подойти ближе. Он знал обоих по имени. Дрено и Белус.

Впрочем, интересовали его не они. Сначала он взглянул на бирку с именем.

— Итак, лейтенант Дайдо, — сказал он с заученным спокойствием, обычно приберегаемым для пациентов. — Похоже, вы славно повоевали.

Дайдо была бледной как смерть. Её глаза закатились, но из горла доносился жуткий хрип. Бантинг не знал, сможет ли спасти её. Медсестра передала ему перевязочный пакет.

— Подержи здесь, — указал медике, — и крепко прижми.

Пока Бантинг занимался Дайдо, Дрено отвёл в сторону один из медбратьев. Он взял его руку и смыл с неё грязь.

Медбрата, строгого вида юношу, звали Василий. Он сбрызнул открытую рану карболкой, заставив Дрено выругаться.

— Вышний Трон!

Василий быстро перевязал ладонь, попутно отрывисто отдавая команды — поверни руку, подержи вот тут, — а затем длинными тонкими ножницами отрезал бинт, после чего зафиксировал повязку застёжкой-липучкой.

— Как тебя зовут? — в конце спросил он.

— Рядовой Дрено.

— Тебе придётся посетить Комиссариат, — сказал ему Василий.

Дрено поднял руку.

— Из-за этого?

— Возможно, членовредительство, — пояснил медбрат.

В конце палатки стоял кадет-комиссар — молодой парень по имени Салис, недавно окончивший обучение.

Салис шагнул вперёд и жестом велел Дрено следовать за ним.

— Он же просто принёс сюда носилки с пляжа, — вступился за товарища Белус. — С раненой рукой.

Салис смерил его холодным взглядом.

— Ты видел, как всё случилось?

— Да! — отозвался тот.

— Хорошо, — произнёс комиссар. — Пойдёшь с нами тоже.

Белус мотнул головой.

— Никуда я не пойду. Мне нужно возвращаться в бой!

Пока Бантинг спасал Дайдо жизнь, Минка привела отряд к крутым утёсам. Сапёры уже скинули с вершины верёвки, и девушка, работая руками и ногами, принялась карабкаться на скалу. Сверху доносились звуки сражения, паникующие голоса, яростные вопли, крики умирающих, а затем она оказалась в одном из стрелковых окопов.

Траншеи были вырыты в толще скалы, и там до сих пор виднелись следы от ковша экскаватора. Пол устилали трупы Шакалов. В таком тесном пространстве осколки творили с людскими телами жуткие вещи.

Бойцы один за другим присоединились к Минке. Оглянувшись по сторонам, они поняли, что внезапно оказались над полем битвы. Пляж Крид находился справа от них, Тайрокский — слева. На обоих горели огни. На обоих царил хаос. А впереди их ждал Одинокий редут.

С Минкой было почти двадцать человек. Зрелище того, как внизу истребляют других кадианцев, повергло бойцов в ужас.

— Наши приказы, — напомнила она им всем, — идти вперёд со всей решимостью.

Те поняли, что она имела в виду.

— Ладно, — сказала Минка. — Пошли!

Вдоль гребня длинного хребта, что полого уходил вверх до самого шестиугольного форта Тора Харибдиса, тянулся окоп связи. Взяв в руки боевой нож и пистолет, Минка побежала к входу в траншею. Она уходила вперёд под углом сорок пять градусов, после чего сворачивала в обратную сторону, продолжаясь уже зигзагами. Девушка остановилась, чтобы дождаться своего отделения, а затем, пригибаясь, быстро повела их за собой. У каждого поворота Минка замедлялась, прислушиваясь, нет ли за ним врагов.

Она рискнула выглянуть из-за угла, после чего жестом указала отряду идти вперёд. Им навстречу уже спешили неприятельские подкрепления. Предатели бежали в сторону битвы, не поднимая голов и забросив винтовки за спины.

Минка позволила им подойти практически вплотную, прежде чем выскочить из теней и ринуться в атаку, на ходу стреляя из пистолета. Битва оказалась скоротечной. Предатели слишком испугались, чтобы организовать отпор, и меньше чем за минуту кадианцы уложили их всех до единого, добив раненых ножами.

Минка двинулась дальше. За следующим поворотом раздались голоса, и она дала остальным сигнал приготовиться. Едва шагнув за угол, девушка сразу поняла, что что-то не так. Как только один из бойцов развернулся к ней, она выбила ногой у него из рук винтовку и поймала шею юноши в захват, приставив пистолет ему ко лбу.

— Вы кто такие? — рявкнула она.

— Кадианские ударники! — прошипел юноша сквозь сжатые зубы.

— Невозможно!

Она уже собралась всадить ему в голову лазерный луч, как вдруг впереди показалась знакомая чёрная фигура.

— Сержант Леск, — раздался голос комиссара Нолла. — Это рядовой Урэ Йедрин! Он из программы белощитников.

Минка отпустила Йедрина и, прижавшись к стене окопа, вложила пистолет обратно в кобуру.

— Твои глаза! — сказала она, но затем встрепенулась и протянула руку. — Добро пожаловать в Сто первый!

Минка в темпе повела отряд по окопу связи. По пути они ещё дважды натолкнулись на вражеские подкрепления. Первый раз кадианцы налетели на ничего не подозревающих противников, убивая их ножами, голыми руками и прикладами винтовок. На несколько длинных болезненных секунд окоп наполнился хрустом ломающихся костей, брызжущей кровью и сдавленными проклятьями. Стычка закончилась тем, что Минка врезала офицеру в лицо пистолетом. Тот отлетел в стену траншеи. Она пнула его в живот, после чего огрела прикладом по шее.

Раздался резкий треск ломающегося позвоночника. Офицер рухнул, словно животное на скотобойне.

Кадианцы стянули с Шакалов шинели.

— Идём! — велела Минка.

Во второй раз им помогли шинели и тьма, не дав врагам разобраться, кто они такие. Результат оказался тем же:гибель предателей.

Группа Минки действовала бесстрашно, стремясь к тому, чего никогда не захотел бы ни один другой солдат, — попасть в окружение в глубине вражеской территории.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Одинокий редут доминировал над всем Тором Харибдисом. Из военных соображений он был островом. Он представлял собой массивную угловатую цитадель с глубоким сухим рвом из скалобетона, каждый угол которой прикрывали купола с тяжёлыми болтерами.

Крепость явно пережила не один удар, однако её строили из расчёта на то, чтобы выдерживать именно такие обстрелы. И если скалобетонный каземат пошёл трещинами и разломами, то сама твердыня по большому счёту оставалась целой.

Минка вместе с остальными бойцами заняла укрытие в сотне ярдов от внешнего периметра. Она чувствовала, как внутри неё нарастает ужас. У неё было тридцать бойцов, одно мелта-ружьё и ждущий впереди вражеский бастион. Но, чтобы сделать всё ещё хуже, у неё было тридцать бойцов и один комиссар, которым по воле случая оказался мясник, комиссар Нолл.

Она повела отряд к краю сухого рва. Металлический мост был поднят, а ворота для вылазок располагались за пятидесятифутовой траншеей, в десяти футах над уровнем земли.

Сверху на них взирали амбразуры: чёрные зловещие провалы в массивных стенах. По коже Минки пробежался холодок. Чтобы снести ту дверь, требовалось сначала подобраться к ней как можно ближе. Девушка протяжно выдохнула.

— Это смертельная ловушка, — сказал Бейн.

Она оглянулась. Нолл по-прежнему сжимал в руке болт-пистолет. На мгновение она перестала обращать на него внимание, чтобы хорошенько всё обдумать.

Тот дал ей всего несколько секунд.

— Не забывайте о своих приказах, сержант Леск, — окликнул её Нолл.

Минка кивнула.

— Да, сэр. — Затем повернулась к остальным. — Ладно, мне нужны двое.

Вызвались все.

Она выбрала Бейна и Яромира.

— Оруги, — позвала она. — Дай мне мелту.

Тот не слишком хотел расставаться с оружием, но Леск настояла. Она взяла его в руки и передала свой пистолет Виктору.

— Держи, — произнесла девушка. — Примешь командование, если со мной что-нибудь случится. — Остальным же она сказала: — Мы взорвём дверь. Когда мы побежим вперёд, прикройте нас. Поняли?

Те закивали.

Минка сделала глубокий вдох и сказала пару слов Богу-Императору. Отчасти молитву, отчасти извинение, отчасти просьбу. Личное дело. Только между ней и Императором.

Она не знала, услышал Он её или нет.

— Прикройте нас, — одними губами повторила Минка.

Те снова кивнули.

Минка начала обратный отсчёт с трёх. На «два» она бросилась бежать.

Перед окопом находился крутой, гладкий провал, предназначенный специально для того, чтобы завлечь нападающих в смертельную зону поражения. Минка скользнула по склону вниз, прыжком преодолела последние ярды до дна сухого рва и тут же пригнулась.

Ров был чистым и пустым. Она подобралась к противоположному краю и прижалась к основанию стены бастиона. Бейн с Яромиром не отставали. Укрытия, конечно, отсутствовали. Бейн указал на расположенную прямо над ними амбразуру.

Она различила внутри тёмное дуло оружия.

— Быстрей! — прошипела Минка. Кадианцы уже открыли огонь по бойницам, когда Бейн с Яромиром взялись за руки и подсадили её.

Она взобралась выше, прицелилась из мелты и выстрелила. Воздух перед ней зарябил, и девушке пришлось отвернуться, когда волна жара дохнула ей в лицо, — прицельный луч был раскалён до нескольких тысяч градусов. А затем оружие с воем погасло, разрядившись.

Минка открыла глаза. Мелта проплавила дыру размером с кулак, однако за ней оказалась внутренняя дверь. И та осталась нетронутой. Её сердце упало.

Но было что-то странное.

Они до сих пор не погибли. И в них никто не стрелял.

Она не могла поверить в свою удачу.

— Попробуй в окно! — указал Бейн. Над ней находилось узкое смотровое окошко, утопленное в скалобетонную стену. Проём защищала металлическая решётка. Минка выстрелила в неё, и луч с лёгкостью испарил тяжёлые металлические прутья. Вниз потекли капли расплавленного железа. Одна упала на руку Яромиру, пройдя сквозь броню, одежду и плоть.

Здоровяк не издал ни звука.

Минке как раз хватило места, чтобы приставить ногу к дыре и пнуть. Она врезала каблуком по исходящему паром железу. С третьего удара одна сторона поддалась. Минка извернулась и стянула с себя бронежилет, чтобы протиснуться в проём.

Ей пришлось поработать плечами, прежде чем удалось спрыгнуть внутрь. В обе стороны расходились каменные галереи. Если здесь и находились защитники, они были заняты в каком-то другом месте.

Минка нашла дверь и открыла замки. Створка оказалась тяжёлой. Девушка прижалась к ней плечом и толкнула. Кадианцы хлынули внутрь.

Шёл первый час ночи, когда имперцы проникли в Одинокий редут.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Кадету-комиссару Салису требовалось внести в полковой журнал все детали происшествия. Он работал медленно, но ни Белус, ни Дрено особо не спешили. Салис усердно записал их показания.

— Ты можешь сражаться? — в конце требовательно спросил он.

— Будь у меня целая рука, то да. Но с такой… — Дрено показал ладонь. — Нет.

Салис повернулся к Белусу.

— А ты?

— Да, сэр.

— И ты здесь…

— Я был свидетелем того, как рядовому Дрено прострелили руку.

Салис, конечно, всё знал.

— Своё показание ты дал. А теперь возвращайся в подразделение.

Белус подобрал лазвинтовку, проверил её и закинул за плечо.

— А вы не подскажете, где оно, сэр?

Салис почувствовал, что над ним подшучивают. На его щеках вспыхнул румянец.

— За пляжем, — ответил он.

Белус отдал честь.

Когда они отошли на безопасное расстояние, Дрено спросил:

— Ты сделал это специально?

— Что?

— Ты знаешь. Поплёлся со мной, чтобы не идти в бой?

Такая мысль привела Белуса в ярость.

— Ты спятил? Кто, во имя Трона, захочет спутываться с Комиссариатом?

Дрено прищурился.

— На твоём месте я был бы осторожней.

— Это у тебя проблемы с Комиссариатом, — огрызнулся Белус. — Не у меня!

Минка вела отряд по безлюдным коридорам бастиона. Двое бойцов из отделения Варнавы, Илина и Петров, шли возле неё. Они несли с собой тяжёлую огнемётную установку. Илина двигалась первой, Петров — следом, таща на спине тяжёлые баки с прометием.

— Куда подевались предатели? — спросила Минка.

От них не было ни следа.

Каждая комната и развилка, куда они заходили, пустовали. Некоторые люмены не работали. В спорадическом свете остальных они видели места, где обвалилась крыша. В скалобетонных переходах валялись обломки, в воздухе висел густой запах озона.

— Думаешь, флот знает, что мы здесь? — шёпотом спросил Бейн.

Минка выругалась. Ей следовало сообщить, что они внутри. Впрочем, теперь уже ничего не поделаешь. Они продолжали идти дальше.

На вершине лестницы до них докатился гомон приближающихся снизу голосов. Минка дала бойцам сигнал укрыться. Те, пятясь, отступили от мерцающего света лестничных люменов, когда к ним стал подниматься взвод Шакалов.

Судя по всему, они пересидели бомбардировку в подвалах и теперь возвращались на посты. Их слабая дисциплина вызывала у кадианцев только омерзение. Шакалы были полной противоположностью всего, за что выступали кадианцы. Мало того что они были изменниками, так ещё и отребьями. Недостойными даже носить униформу.

Кадианцы, не издавая ни звука, приготовились. Предательские отбросы должны умереть.

Лестница исчезала из виду внизу, и взвод растянулся по ней на тридцать футов. Минке пришлось дождаться, когда первый противник оказался практически перед ней.

Она подняла пальцы и стала загибать их по одному. Затем по её команде кадианцы выскочили из-за угла.

Воздух наполнился криками Шакалов. Поначалу их вопли были обеспокоенными, затем потрясёнными, и, наконец, враги заорали от страха и боли. Переведя лазвинтовки в автоматический режим, кадианцы выкосили их мощным шквалом огня. Шакалы, в свою очередь, не успели сделать ни одного выстрела. Они кубарем скатились по лестнице, по пути сбивая друг друга и грудами валясь возле стен на каждой площадке.

Минка вскинула руку, требуя тишины. Далеко внизу кто-то встревоженно кричал.

— Что там у вас происходит? Эй!

Кадианцы не шевелились. Затем они услышали, как по лестнице кто-то идёт. Минка поползла вдоль стены, чтобы лучше прицелиться, однако мёртвые Шакалы загораживали ей вид, и, когда отправившийся на разведку боец наткнулся на первое тело, до неё донеслось тихое проклятье, а затем крики тревоги.

— Ладно, — сказала Минка. — Они знают, что мы здесь. Теперь выбора нет. Нельзя сбавлять темп!

Она пошла первой. Если внешние стены Одинокого редута состояли из массивных скалобетонных блоков, то внутренние перегородки бастиона были сложены из тщательно обработанного камня. Они проходили мимо длинных боковых комнат с трёхъярусными кроватями, вплотную выстроенными у стен. Мимо столовых, забитых матрасами, оружием, ящиками с боеприпасами.

С верхних уровней доносились возгласы и звуки боя. Они понятия не имели, сдерживали ли изменники кадианцев, или их товарищам всё же удалось ворваться внутрь.

В следующих помещениях Минка стала осматривать груды одежды и сумок, чтобы понять, не прятался ли кто под ними. Юноша, Йедрин, давал очередь в каждую из комнат. Когда постель вспыхивала пламенем, они двигались дальше.

Бейн первым шагнул за угол. Перед ним открылась уходящая вниз широкая лестница. Минка скользнула за перила, пригнувшись и взяв наизготовку пистолет. Она достала из разгрузки гранату, пропустила палец в чеку, прижалась спиной к стене и двинулась вдоль неё. Бейн и Аско пошли следом, выставив карабины.

В конце коридора находилась дверь. Девушка замерла у створки и подала остальным двум сигнал быть наготове. Бейн не сводил глаз с проёма, между тем как Аско встал за Минкой. Она отодвинула засов и потянула дверь на себя.

Та с треском открылась, и Минка сделала во тьму три выстрела. Ей потребовалась секунда, чтобы адаптироваться к сумраку. Внутри оказалась ведущая прямо вниз лестница, сложенный из деревянных ящиков стол, груда выброшенной одежды.

Кадианцы ринулись вперёд. Крики эхом отражались от лестничных колодцев и вентиляционных шахт. В недрах огромного бастиона вовсю ревели сирены.

Они заходили всё глубже. Сверху доносился грохот батарей и неумолкающий перестук автопушки. Они пошли на звук.

Разговоры орудийных расчётов сильно отличались от болтовни Шакалов. В них чувствовались сжатые, деловые нотки хорошо вымуштрованных солдат.

Пока кадианцы подтягивались, готовясь к атаке, сзади внезапно раздался возглас. На них натолкнулся отряд снабжения. Минка мгновенно развернулась и увидела бойцов в элегантной униформе, трусцой бегущих по коридору.

Они не могли терять ни секунды.

— За Кадию! — крикнула Минка и бросилась им навстречу.

Пока Минка сражалась внутри крепости, полковник Байтов вёл элитную первую роту в атаку на северную стену Одинокого редута.

Они видели повреждения, нанесённые крепости орбитальным обстрелом. Из вентканалов и амбразур поднимался дым, но, стоило им приблизиться к сухой траншее, решительные защитники встретили кадианцев метким лазерным огнём.

Байтов вскинул руку, скомандовав остановку. Его отделения продвигались вперёд, как их тому учили, выискивая слабые места и пробивая путь через них.

Он жестами велел им разойтись в стороны. Истребительные отряды кадианцев двинулись вдоль стен редута, ища уязвимую точку. На следующем фасе шестиугольника они её наконец нашли. Орбитальный удар снёс лицевую сторону галереи на наземном уровне. Скалобетонная стена обвалилась на землю, открыв сводчатый потолок камеры.

— Я возглавлю атаку! — сказал полковник и быстро разделил войска на три группы. Одну для штурма, вторую для прикрытия, и третью — для удара по той же точке, только с другого направления.

В тесных закутках Одинокого редута Швабийские Фузилёры показали всю свою выучку. Они действовали без намёка на сумбурность Шакалов. Они не паниковали и отвечали собственными боевыми кличами. В воздухе перед двумя быстро приближающимися отрядами засверкали лазерные лучи.

Илина пригнулась и стала поливать горящим прометием узкое помещение, пока прицельный лазерный импульс не попал ей в лицо, и она с болезненным стоном упала на пол.

Краем глаза Минка увидела, как Йедрин выхватил шланг из рук Илины. Он нажал рукоять, и пылающая струя прометия вырвалась снова. В комнате разгорелась свирепая рукопашная схватка. Кадианцы превосходили фузилёров числом, и к тому же в их пользу играл эффект неожиданности.

Враг отступил в жилые зоны крепости. Во внешних галереях вспыхнули разрозненные и яростные бои. Лазерный огонь был таким плотным, что поджигал груды постельного белья. Йедрин держался возле Минки, зачищая смежные комнаты струями пламени.

— Такое чувство, будто нас заманивают, — прошипел Оруги.

У Минки было схожее ощущение. Казалось, враги обступали их со всех сторон, пытаясь отрезать от остальных.

Они вошли в огромный склад, заполненный ящиками и постельными принадлежностями.

— Они сзади нас, — крикнул кто-то, и Минка, припав на колено, тут же открыла огонь.

Швабийские Фузилёры спустились за ними следом. В тот же момент с другой стороны на кадианцев вышел отряд из тридцати Шакалов, неожиданно набравшись смелости и выкрикивая изменнические кличи. Влада получила выстрел в горло. Йедрин замешкался, но Минка дёрнула его за ноги и повалила на пол. Место, где он только что стоял, прошили лазерные лучи.

— Заблокируйте двери! — крикнула Минка. — Дадим последний бой здесь!

Байтов сражался в рядах кадианских ударников тридцать лет. Сто первый полагался на свою бронетехнику. Много воды утекло с тех пор, как ему приходилось идти на пеший штурм позиции вроде этой. Но он, как и все прочие кадианцы, без устали тренировался именно для подобного рода ситуаций. Чего на Кадии хватало в избытке, так это руин укреплений. Её земли усеивали заброшенные бастионы и касры, разрушенные или покинутые в давно отгремевших войнах.

Некоторые были рассадниками ереси, оглашённые Инквизицией экскоммуникадо, другие же сохранились исключительно в тренировочных целях. Так что этот штурм ничем не отличился от привычной учебной миссии.

Оценить силу обороны. Открыть огонь на подавление. Атаковать.

Пока Байтов готовил войска, вперёд выступил Дикен. Одноглазый ветеран какое-то время тщательно наблюдал за огнём защитников.

— Оборона крепости не слишком сильная, — сказал он. — Полагаю, защитников не больше пятидесяти. И тяжёлого оружия у них особо нет.

— Но в этом нет никакого смысла, — задумался Байтов. — Почему эту позицию удерживают не так упорно, как следовало бы?

Дикен помолчал, вспоминая всё, что доселе увидел в бою.

— Полагаю, Хольцхауэр совершенно не ожидал тут удара. До сих пор мы сражались только с Шакалами. И ещё горсткой Швабийских Фузилёров. И тот, кто командует здешней обороной, видимо, под стать своим войскам.

Бойцы Минки отчаянно отражали атаку со всех сторон. Только благодаря Йедрину с огнемётом им до сих пор удавалось сдерживать врагов. Но спустя пару коротких минут давление в баке начало падать, и пламя стало вырываться всё более слабыми толчками.

— Кончается прометий! — выругался парень.

— Найдите новый бак! — крикнула Минка.

Бейн обшарил весь склад, но не нашёл ничего, кроме ящиков с твёрдыми мясными плитками.

Когда огнемёт выпустил последнюю струю, Минка бросила Йедрину лазвинтовку одного из фузилёров.

— Держи! — Это оказалась триплексная модель. Минка засела за ящиком с плитками и быстро показала ему, что к чему.

— Здесь три режима. Стандартный. Прицельный. Пробивной.

Тот кивнул. Минка огляделась. Их осталось двадцать. Гранат у них больше не было, и враги окружили их со всех сторон. Кадианцы укрывались за ящиками и вели ураганный огонь, не подпуская к себе противников.

Лазпистолет Минки начал перегреваться, поэтому она подобрала с пола ещё одну винтовку той же модели. Она оставила её в стандартном режиме, и после пары выстрелов неприятель усвоил урок.

Воцарилось краткое затишье.

— Они готовятся к новой атаке, — предупредила одна из новеньких, Бланчез.

Минка перевела оружие в пробивной режим.

Через десять выстрелов она разрядила батарею. Вместо того чтобы перезарядиться, девушка бросила оружие, достала добытую силовую саблю и нажала кнопку включения. Она приготовилась к схватке.

— Держитесь рядом! — скомандовала она.

Кадианцы попали под удар с трёх направлений. Офицер Швабийских Фузилёров направился сразу к Минке, надеясь сразить её в поединке. Он был рослым, с худым лицом и длинными чёрными усами, навощёнными так, что напоминали клыки. В руках он сжимал пистолет и силовую саблю. На её изогнутом лезвии потрескивали синие молнии.

— Изменница! — взревел он, обрушив клинок широким косым взмахом.

У девушки не оставалось выбора, кроме как парировать удар собственной саблей. На оружии заплясал зловещий свет. Мгновение она держалась, а затем клинок у неё в руке начал разваливаться.

Минка выпустила его.

— Изменница! — снова закричал офицер, стряхивая с клинка обломки её сабли. Впрочем, Минка не растерялась и, стиснув в руке пистолет, шагнула к нему вплотную. Она выстрелила предателю в лицо. Лазерные лучи попали точно в цель и откинули врага назад.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Занимался рассвет, когда капитан Спаркер пересёк последний склон перед возвышающимся фортом Тора Харибдиса. Он с боем проложил путь через окопы, которые удерживали Швабийские Фузилёры. В сухом рву валялись трупы. Но когда над горизонтом забрезжил свет, стало ясно, что те принадлежали не кадианцам, а предателям.

Орудия молчали. А над фортом реяло знамя.

— Они не стреляют, — заметил флаг-сержант Тайсон.

Спаркер кивнул. Зрение у него было получше, чем у стоявшего рядом старого ветерана.

— И будь я проклят, если это не кадианский флаг, — произнёс он.

Они подступили к краю рва.

Капитан встал, уперев руки в боки.

— Трон! — ругнулся он, когда из орудийного гнезда показалась фигура.

Их встретил полковник Байтов.

— Спаркер! — с широкой ухмылкой сказал он. — Тебя где носило?

— Зачищал окопы, — ответил Спаркер. Ещё он захватил Пятый редут. Он окинул взглядом громаду Одинокого редута. — Отличная работа, сэр! — добавил Спаркер и протянул руку.

Байтов хохотнул.

— Благодари не меня. Это твои люди добрались сюда первыми.

— Мои люди?

— Сержант Леск. Нашла неохраняемую дверь для вылазок. Похоже, защитники как раз укрывались от бомбардировки. Она проскользнула внутрь и вонзилась прямо в брюхо врагу. Настоящий кадианский стиль! Мы нашли их на забаррикадированном складе пятью уровнями ниже.

Спаркер уважительно присвистнул. Он всегда был хорошего мнения о Леск, но это оказалось чем-то новеньким.

Он повернулся к Эвринд.

— Найди Леск и приведи сюда.

Помощница кивнула.

Эвринд не потребовалось много времени, чтобы разыскать Минку. Та сидела на стенах Одинокого редута, пересказывая свою историю каждому подходившему офицеру.

— Спаркер хочет тебя видеть, — сказала помощница капитана.

Минка рывком поднялась на ноги. Они вернулись той же дорогой, которой сюда пришла Эвринд.

— Ага! — сказал Спаркер, повернувшись к ней. — Сегодня ты отличилась, сержант Леск.

Та отдала честь.

— Благодарю, сэр.

— Слышал, ты в ответе за падение Одинокого редута.

Девушка рассмеялась.

— Не совсем так, сэр.

— Просто прими похвалу, — сказал Спаркер. — И ты не просто захватила Одинокий редут, но ещё и обошла полковника Байтова!

— Это была общая победа. С нами были двое белощитников. Они хорошо себя показали, сэр. Беру все свои слова о них обратно. Я впечатлена.

Спаркер на миг задумался.

— Хорошо. Я рад. Сообщу об этом полковнику Байтову. Минка помолчала.

— Капитан Спаркер, — наконец сказала она. — Есть новости о лейтенанте Дайдо?

Его лицо помрачнело.

— Нет, прости, — покачав головой, тихо сказал он. — Ничего не слышал.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

В имперских летописях говорится, что благодаря мужеству и стойкости кадианского сержанта и отряда белощитников Тор Харибдис пал к обеду первого дня. Хотя войска на земле знали, что в действительности крепость захватила сержант Арминка Леск из седьмой роты, согласно политике того времени следовало преувеличить вклад новичков. Истории концентрируются главным образом на том, как кадианцев прижали на пляже Крид, пока белощитники не зачистили окопы на гряде — и тем самым заслужили место в полку.

О том, с каким упорством предатели вели последние бои, не упоминалось нигде. Как и о том, что некоторые из тех подразделений были с планет, которые когда-то стояли плечом к плечу с Кадией. Прежние соратники, оказавшиеся по разные стороны баррикад, сражались между собой с особой жестокостью. Все винили друг друга в утрате родных миров. Никто не давал пощады и не ждал её в ответ.

Сдавшийся сброд Шакалов сразу передали Комиссариату. За считаные дни их проверили исповедники, после чего лидеров забрала Инквизиция, офицеров казнили, а остальных накачали озверином и бросили в бой против бывших союзников.

Кадианцы едва успели закрепиться в многоугольной крепости Одинокого редута, когда по ним открыли огонь батареи на Горе Кранног.

Рассыпающаяся старая цитадель, которую кадианцы штурмовали всего пару часов назад, теперь превратилась в их укрытие. Отделение Минки нашло себе пригодное помещение на нижних ярусах и перерыло пожитки гарнизона. Еретические тексты они отдали комиссарам. Всё остальное, показавшееся подозрительным, сожгли.

Они принялись разбирать еду с продовольственных складов. В основном это были галеты имперского производства, которые липли к дёснам. Ещё Аско нашёл баки с пригодной для употребления водой. Та сильно отдавала химикатами и была застоявшейся, но хотя бы чистой. Час спустя кадианцы начали её пить, передавая во флягах. Минка отхлебнула ровно столько, чтобы смыть забившую рот галетную кашу.

В двери показалась знакомая фигура, и девушка поднялась на ноги.

— Белус! — сказала она.

Боец подошёл к ней.

— Так ты в порядке?

Он кивнул и поднял руки, словно говоря: «Я в норме».

— Где Дрено?

— У медике. Наверное, уже не на острове.

— А Дайдо?

— Ну. Когда мы доставили её к Бантингу, она была жива.

— Была?

Тот кивнул.

— Не знаешь, что случилось?

Белус покачал головой.

— Дрено пришлось отчитываться. Ему велели найти Салиса и дать показания.

Минка кивнула. Теперь крыланы относились к подобным вещам серьёзно. Она замолчала, думая о лейтенанте, затем сказала:

— Ладно, рада снова тебя видеть. — Её слова показались лживыми даже ей самой. — Сходи отдохни, — велела она ему, после чего повернулась к остальному отделению: — Это касается всех, —крикнула она. Затем Минка прошлась между бойцами, проверяя каждого из них. У некоторых были небольшие раны, порезы, ожоги, ссадины.

— Сержант, — наконец окликнул её Бейн. — Тебе бы тоже отдохнуть.

Она кивнула и присела. Аско скрутил палочку лхо, которую предложил ей. Она взяла её, и тот сделал ещё одну, для Бейна. Они дождались, пока он скрутит третью, после чего Бейн дал им прикурить.

Минка редко курила, но иногда это было именно то, что требовалось. Она втянула в лёгкие горький дым, затем выпустила длинную струйку.

— Итак, — наконец сказала она, — мы захватили остров.

Аско ухмыльнулся. Бейн кивнул.

— Да, захватили, — согласился он.

Минка смаковала победу. За пару часов яростного боя кадианцы захватили больше территории, чем заняли имперцы на Малори за предыдущие три года. Это был сильный удар по боевому духу, но они высадились не на Горе Кранног, и островная крепость была к падению не ближе, чем раньше.

— Что дальше? — через какое-то время спросил Аско.

— Дальше мы атакуем остров, — сказала ему Минка. Затем помолчала. — И бьёмся с элнаурцами.

Минка нашла достаточно чистую кровать и улеглась на неё. Над головой продолжала рокотать бомбардировка. С потолка сыпалась пыль. Люмены мерцали и гасли. В какой-то момент артобстрел прекратился. Внезапная тишина испугала Минку. Она села и оглянулась по сторонам.

Аско лежал, заложив руки за голову.

— Мы запустили пустотные щиты, — пояснил он.

Девушка протяжно выдохнула, уже ощущая гул генератора самим своим естеством.

Постепенно Минка начала погружаться в дрёму, но, как бы ни старалась, не могла прогнать из головы образ Дайдо, лежавшей на чёрном песке среди горящих огней.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Напряжение в командном центре медленно росло на протяжении всей ночи. Они не представляли, что битва за пляж Крид окажется такой яростной, и Прассан даже начал питать сомнения в успехе операции. Возможно, Бендикт перегнул палку с этой атакой, бросив войска в бой без непосредственной поддержки, шептал голос в его голове. И перспектива того, что кадианцам придётся штурмовать Одинокий редут, наполняла их всех невысказанными опасениями.

Новости о падении Одинокого редута пришли с первыми лучами зари. Люди встретили их потрясённым неверием, а затем взорвались криками, радостными воплями и поздравлениями.

Бендикт, казалось, испытал огромное облегчение.

— Я знал, что они справятся! — рассмеялся он и, словно желая подчеркнуть свои слова, грохнул аугметическим кулаком по столу.

Внезапное веселье разлетелось от командного центра дальше. Славноптицы взмыли ввысь и затянули победный пеан, и паломники, разбившие лагерь в садах вокруг часовни, проснулись и зачарованно подняли руки, не вполне понимая, что случилось, однако ощутив в воздухе неожиданные перемены.

— Выпьем! — крикнул Исайя, и Мере отыскал непочатую бутылку «Аркадийской гордости». Люди достали жестяные кружки и отправили бутылку по комнате.

После долгого разговора с Байтовым генерал позволил себе немного отдохнуть.

— Форт был захвачен утром сержантом седьмой роты! — сообщил он в конце. — Арминка Леск. Та девочка из касра Мирака.

Мере её имя ничего не сказало.

— Та, что покинула планету вместе с Космическими Волками. И тем касркином. Штурмом, вроде так?

Тогда Мере вспомнил. Они были последними двумя кадианцами, что выбрались с планеты. Он кивнул.

— Отличные новости.

— И сделала это с поддержкой нескольких белощитников Люки.

— Они больше не белощитники, — напомнил Мере.

Исайя лишь отмахнулся.

— Ты понял, о чём я.

В этот момент пришло сообщение, что к ним для допроса доставили высокопоставленного пленника.

Мере поручил Прассану вызнать у него численность, диспозицию и боевой дух противника. Прассан взял штабной «Кентавр» и отправился к посадочной зоне.

Пленники прибыли на борту «Валькирий» вместе с вооружённым конвоем. Прассан влился в ряды тех, кто дожидался их выгрузки под охраной офицеров разведки и взвода мордианцев. Он знал, как выглядели мундиры мятежных гвардейцев, поэтому стал внимательно осматривать выходящих людей. Среди них были бойцы разных полков второй линии, но в основном они носили форму Онготских Шакалов.

Наконец он увидел пленника, за которым прибыл, — полковника в мундире Швабийских Фузилёров.

— Этого я заберу с собой, — сказал он.

Двое мордианцев отвели человека к «Кентавру» Прассана.

Когда-то изменник был красивым, с аккуратно подстриженными усами и волевой патрицианской челюстью. Но теперь у него был сломан нос, а верхняя губа — рассечена. Под носом запеклась кровь. Он выглядел так, словно его избили. Прассан кивнул, отпуская мордианцев.

Он не боялся этого человека. Он был безоружен, со связанными руками и полностью раздавлен. Прассан усадил его внутрь.

— Твоё имя?

— Полковник Скалл. Швабийские Фузилёры.

Прассан проверил имя в инфопланшете. Похоже, тот говорил правду.

Он расспросил его о подразделениях в Торе Харибдисе. Об их боевом духе.

Полковник отвечал на все вопросы со свирепой гордостью.

— Мы непреклонны, — огласил он. — Мы победим. Так было предсказано. Ваши дни сочтены!

Прассану хотелось пристрелить этого человека самому, однако ему требовалось доставить его в Комиссариат.

— На Торе Харибдисе есть Элнаурские Егеря?

— А что?

— Отвечай на вопрос.

Швабиец рассмеялся.

— Вот кого ты боишься, кадианец?

— Отвечай на вопрос.

— Хольцхауэра ещё никто не побеждал, и ты это знаешь.

— До прошлой ночи, ты хотел сказать? — не смог сдержаться Прассан.

Полковник недовольно прикусил язык, и тогда настал черёд улыбаться Прассана.

«Кентавр» прибыл в обозначенный ангар — неброского вида здание в миле от Генеральского дворца. До Прассана доносилось пение паломников и рабочих. В их словах он снова и снова слышал имя Игнацио.

Прассан проводил пленника до клетки в подвале командного бункера. Двое крепко сложенных кадианцев-разведчиков уже ждали его для допроса. Покрытые шрамами офицеры имели весьма злобный вид. Они заломили предателю руки, влепили несколько оплеух, после чего бросили в кресло, привязали к нему и врезали ещё пару раз, осыпая его отборной руганью.

Полковник выдержал избиение достойно. Впрочем, от отстранённого взгляда Прассана не укрылась наигранность, своеобразная ритуальность их насилия. Атмосфера изменилась, когда открылась дверь и внутрь вошёл человек в чёрном кожаном пальто. Разведчики тут же остановились. Он был высоким, а его лицо покрывала сплошная сетка шрамов.

Прассана изумило то, что тот успел вернуться с фронта так быстро, и к тому же выглядел он совершенно не уставшим.

— Меня зовут старший комиссар Шанд, — тихим голосом представился новоприбывший.

Он стянул перчатки. Затем снял фуражку и опустил их в неё, прежде чем положить убор на стол. Когда старший комиссар повернулся, Прассан увидел на его затылке полированную стальную пластину. Волосы вокруг неё были плохо подстрижены, словно чтобы скрыть металлический блеск и толстые розовые рубцы в местах, где она срослась с кожей.

Он обернулся и посмотрел пленнику в глаза.

— Да, — сказал Шанд, подступая ближе. — Я разговаривал со многими недругами от имени Императора Человечества.

В тот момент даже Прассану стало не по себе.

Шанд жестом велел ему остаться в комнате. Двое разведчиков отступили к стене. На металлическом черепе комиссара блеснул свет, когда он остановился перед заключённым, готовясь к допросу.

Он навис над пленённым изменником, всем своим видом выражая горькое разочарование.

Комиссар не стал сверяться с бумагами, которые сжимал в кулаке.

— Полковник Скалл. Швабийские Фузилёры. Командующий войсками на пляже Крид.

— Да.

Рука Шанда стремительно взлетела. Скорость и сила удара были поразительными. Прассан зажмурился. Из носа полковника снова брызнула кровь. Ему потребовалось мгновение, чтобы прийти в себя.

— Похоже, на Горе Кранног ты забыл, как нужно обращаться к комиссару Бога-Императора.

— Ты — представитель порочной и еретической организации, — выплюнул предатель. —Империума, что погряз в предрассудках, насилии и ереси. Я верю в Святого Императора, Империум Человечества, и я верю в Священный Храм.

Каждый раз, когда мужчина открывал рот, Шанд наносил удар. Комиссар, похоже, твёрдо решил избить его до смерти. К тому времени, когда Скалл закончил речь, у него заплыл глаз, а сломанный нос превратился в кровавое месиво. На разбитых губах выступила багровая пена.

— Я верю в отца Беллону, — прошипел он. — Я верю в очищающий огонь реформации.

Решение Шанда прозвучало тихо, словно шипение пробитой шины.

— Ты — предатель Империума Человека.

Он дышал резко и часто, втягивая воздух через раздувшиеся ноздри. От последнего удара голова полковника мотнулась, а затем безвольно упала, стукнувшись подбородком о грудь.

Прассан на секунду решил, что комиссар его убил, но спустя какое-то время тот поднял голову и вновь изрёк своё кредо.

— Я верю в Священный Храм. В реформацию Империума Человека, — прошептал он.

На этот раз Шанд не стал его бить, а достал болт-пистолет из кобуры.

Выстрел всё ещё звенел в ушах Прассана, когда он вышел из комнаты для допросов. В носу стоял запах крови, а когда он закрывал глаза, то видел перед собой лицо мертвеца. Когда Прассан вернулся в командный центр, генерал Бендикт сидел за походным столом со стаканом амасека.

Адъютанты вокруг него с серьёзными лицами что-то записывали в блокноты, а двое специалистов в углу с удивительной скоростью просматривали бланки заказов.

Неподалёку с тихим гулом парил сервочереп на антигравитационной установке. В небольшой прессованной жестянке лежала потухшая палочка лхо. Мере расхаживал перед генералом туда-сюда.

Прассан попытался незаметно проскользнуть внутрь, но, едва он вошёл, Бендикт обратил на него внимание. Генерал, похоже, обрадовался возможности отвлечься.

— Прассан! — крикнул он. — Есть кто-нибудь из них?

— Нет, — отозвался Прассан. — Только подразделения второй линии. Мне сказали, что большая их часть — плохо обученная беднота. Некоторые в конце отреклись от своей ереси. Те, что нет, получили должное наказание.

Бендикт кивнул, держа, однако, свои мысли при себе.

— Что ж, мы повесили перед ним приманку. Теперь поглядим, как он отреагирует.

Допив амасек, кадианские офицеры отправились спать, на всякий случай оставив на вахте Прассана, как самого младшего офицера.

Помимо него в командном центре остались специалисты старшего логиста. Из их ушных устройств тихо доносились потоки бинарных данных, пока они непрерывно стучали по вычислителям.

По всей видимости, они подсчитывали, скольких кадианцы смогли взять в плен и как быстро они могли получить припасы и подкрепления. Прассан отодвинул бумаги с трафаретами, опустил голову на стол, затем перевернулся на щёку и на секунду закрыл глаза, слушая спорадические сообщения по воксу.

Там были списки погибших, раненых, пропавших без вести, длинные перечни сменных частей от машиновидцев, а также самодовольные переговоры отрядов, сравнивавших свои действия в бою. Седьмая рота звучала громче всех. Именно один из их бойцов захватил Одинокий редут.

Прассан проспал около четырёх часов, когда зазвучала тревога. Он тут же сел.

Его вокс-наушники сползли набок. Он поправил их и схватил блокнот. В считаные секунды Прассан соединился с командным центром Байтова, разместившимся на верхних ярусах Одинокого редута.

Он был на связи с капитаном первой роты, Останко, — настоящей легендой 101-го полка. Прассан раньше никогда не разговаривал с ним лично. Он почувствовал трепет, принимая его сообщение.

Он быстро записал слова Останко. Сказанное повергло его в ужас.

— Предатели развернули массированный водный десант, — доложил капитан. — Трон его знает. На скале, видимо, полно всякой всячины. Я насчитал минимум сотню «Горгон», и они ломятся от войск.

Через минуту в комнату ворвался Мере.

Прассан вскочил на ноги и отсалютовал.

— Что происходит? — резко спросил адъютант.

— Предатели начали массированную контратаку, — едва не прокричал в ответ Прассан. —Останко ожидает высадки на северных пляжах Тора Харибдиса через тридцать минут.

Бендикт вернулся в командный центр, когда первые предатели уже начали десантироваться на остров.

Мере быстро сообщил ему последние сводки. Исайя внимательно их выслушал. К удивлению Прассана, генерал выглядел совершенно спокойным. Более того, он показался Прассану довольным.

— Отправляй на остров подкрепления.

— Уже в пути, — сказал Мере.

Бендикт стал мерить шагами комнату, быстро наполнившуюся привычным беспокойным гомоном. Прассан не убирал от уха трубку вокса, отслеживая контакты на разложенной перед ним карте. Так он сможет сразу определить, где враг продвигается вперёд сильнее всего.

— Элнаурские Егеря есть? — не переставая ходить, спросил генерал.

Прассан покачал головой.

— Пока нет.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

На Торе Харибдисе кадианцы забрались в окопы связи. Те самые траншеи, которые ещё несколько часов назад они штурмовали, теперь предстояло удерживать. Седьмой роте отдали пляжи между Пятым и Шестым редутами.

— Леск! — крикнул капитан Спаркер. — Ты командуешь вторым взводом!

— Спасибо, сэр! — Минка отсалютовала. Она чувствовала странное спокойствие, ведя свою группу по мысу.

Дымящиеся руины Пятого редута всё ещё усеивали обугленные тела Шакалов. Под началом Минки оставалась большая часть трёх отделений. Виктор взял под командование её старый отряд, а Варнава с Элротом — два других.

Пляж под ними был широким и ровным. Это побережье наряду с несколькими другими кадианцы не штурмовали, а потому его укрепления, по крайней мере в целом, не пострадали.

Минка рискнула выглянуть из-за парапета. Она различила вдали спешно собранную флотилию. Приближающиеся корабли напоминали морской мусор. Неорганизованные. Разнородные. Вода вокруг кораблей-амфибий бурлила и клокотала.

Скалу Предателя от вулканической горы Тора Харибдиса отделяло меньше мили. Забитые изменниками корабли темнели на фоне полуденного блеска моря. Ответные бомбардировки не возымели особого эффекта на окопы, кроме тех мест, где прямые попадания и взрывы расшвыривали настилы и обрушивали земляные стены укреплений.

Передовой окоп под Пятым редутом располагался на середине дюны. Песок подпирали прессплиты, приколоченные к железным прутьям, которые, в свою очередь, были вбиты глубоко в землю. Стрелковая ступень представляла собой сложенные вдоль передней стены ящики из-под боеприпасов, теперь заполненные песком.

Первое, что пришлось решать Минке, — где выставить тяжёлое вооружение.

В обоих концах окопа они установили по тяжёлому пулемёту, а под запылённым брезентом в одном из непритязательных укрытий Оруги нашел тяжёлый болтер. Он был аккатранской модели, с передней треногой и расположенной сбоку лентой для подачи боеприпасов. Они с Бейном занялись его подготовкой.

— Сколько у нас снарядов? — спросил Бейн.

Оруги порылся в брошенном снаряжении и достал два муниторумных ящика со снарядами к тяжёлому болтеру. Каждый длиной был с его предплечье.

— Умеешь из него стрелять? — поинтересовалась Минка.

Оруги ухмыльнулся.

— Стрелок первого класса, помнишь? — сказал он и постучал по стальной пластине в черепе. — Пусть и без парочки деталек.

Минка расположила Бейна с Оруги в центре позиции, ближе всех к окопу связи, который зигзагами тянулся вверх по дюне.

— Если придётся отступать, не забудьте захватить оружие с собой, — напомнила она им.

Минка послала Бреве и Вульфе назад, велев поискать какие-нибудь противотанковые средства.

— Если ничего не найдёте, то хотя бы крак-гранаты!

Она достала из набедренного кармана карту острова. Затем окинула взглядом медленно приближающийся флот. Определила на глаз их местоположение и передала по воксу координаты Спаркеру.

Аско, Аллун и Мэнард находились в центре окопа, рядом с Бейном и Оруги. Минка разыскала склад с батареями и выдала по несколько каждому. Отделение сержанта Варнавы рассеялось по левой стороне с парой огнемётов. Сержант Раске занял позицию справа с ещё одним тяжёлым пулемётом и плазменным ружьём. Кристиан куда-то пропал. Элрот и остальное командное отделение Дайдо готовили огнемёты.

— Баков у нас достаточно, — заметил Элрот, — хотя толку от них не будет, если они подтянут бронетехнику.

— Как у тебя дела, Карни? — спросила Минка, приблизившись к концу своего участка обороны. Карни с Лиргой сидели вместе, прислонившись к прессплите. Лирга всматривалась в перископ, сжимая в руке гранатомёт. Возле неё стоял наполненный гранатами ящик с выломанной крышкой.

— К бою готовы, — ответила она. Минка двинулась дальше, но Лирга остановила её и протянула руку. — Поздравляю, сэр. Я очень рада служить под вашим началом, и. о. лейтенанта Леск.

Минка хохотнула. На такое звание она в жизни не рассчитывала.

— Будем надеяться, сегодня мы дадим удачный старт моей карьере.

Кадианцы укрылись, вызвав с материка артобстрел «Землетрясов». В воздух взметнулись белые фонтаны воды. Минка немедленно села за вокс, корректируя огонь. Следующий залп грянул почти сразу, как она закончила. На море снова поднялись белые гейзеры, однако на этот раз в бухте сверкнул огонь. Спустя несколько секунд начал валить чёрный дым.

— Есть попадание! — доложила она. Затем взглянула в магнокль. — Подтверждаю. Попадание!

Когда артиллеристы пристрелялись, бомбардировка началась всерьёз. Очень скоро вода перед ними исчезла за пеленой дыма и брызг.

Ответный огонь предатели открыли парой минут позже. Орудия Тора Тартаруса забили в сторону имперских батарей, между тем как пушки Марграта и Офио обратились против Тора Харибдиса.

Первые выстрелы оказались на удивление меткими. Минка старалась не поднимать голову, но, выглядывая время от времени наружу, она видела, как пляж взрывается фонтанами песка.

— Зрелищно, но расточительно, — подметил Элрот.

Сержант первого отделения всегда считал себя лучше прочих командиров во взводе Дайдо. Минка сделала мысленную пометку, что в будущем придётся его приструнить.

Кадианцы спокойно наблюдали за тем, как первые «Горгоны» преодолевают бурные воды. Течения между здешними островками были гораздо спокойнее, чем те буруны, с которыми столкнулись они, но «Горгоны» всё равно едва-едва виднелись над водой — из-за чего в них было сложнее попасть, но притом они легче тонули, — и действительно, одна из машин пошла ко дну, когда штурман выбрал неправильный угол движения.

Кадианцы не стреляли, дожидаясь, пока передовые транспортники с рёвом выкатятся на берег. С их бронированных бортов стекала вода. Гигантские танки затмевали собой защитные укрепления. Взревев двигателями, они покатились вперёд, прорываясь через первую линию колючей проволоки и противотанковых ловушек. Первый исполин наехал на мину посреди пляжа, и ему сорвало гусеницу. Он завернул в сторону, прежде чем его бронированный нос с грохотом откинулся, образовав мост через колючку.

Предатели хлынули наружу. На них оказались коричневые шинели Швабийских Фузилёров. Кадианцы из седьмой роты разом открыли огонь. Заговорили тяжёлые пулемёты и болтер, на пляже вовсю засверкали лазерные лучи.

Минка прицелилась из найденной лазвинтовки и принялась стрелять по врагам. Всё шло просто чудесно. Ещё две «Горгоны» исторгли из себя предателей. Вся седьмая рота палила будто наперегонки, и изменники падали сотнями — некоторые на трапах, другие пока стояли, дожидаясь своей очереди. Пляж превратился в место бойни. Доплывшие до берега люди гибли, не успев выйти из воды, и их тела повисали на колючей проволоке, словно в предостережение остальным.

Кадианцы держались весь остаток дня, пока атакующие волнами пересекали узкие воды, что отделяли островную крепость от Тора Харибдиса.

Хольцхауэр бросал на вулканический остров новые и новые войска: швабийцев, Онготских Шакалов, всевозможные второразрядные полки — дикарей, жителей миров-ульев, призывников из скопления Висельников.

Всё это время кадианцы дрались в полном одиночестве. Спустя неделю на рассвете поступил доклад о высадке новых войск. Затем их удалось разглядеть внимательнее. Чёрная панцирная броня, шлемы с визорами, офицеры — с фуражками из гроксовой шкуры. На Тор Харибдис прибыли Элнаурские Егеря.

Как только Бендикт услышал об этом, он плеснул себе в кружку амасека.

— Превосходно! — огласил он, подняв кружку перед символом аквилы на стене. — Хольцхауэр дал нам то, чего мы хотели.

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

Элнаурские Егеря впечатляли. Они бесстрашно шли следом за валом бомбардировки в какой-то сотне футов от неё, выдерживая при этом шквал лазерных лучей.

Спаркер появился одновременно с врагом.

— Вы должны продержаться! — приказал он Минке. — Отступления не будет!

Девушка кивнула и обвела взглядом свой участок окопа. Она понимала, что это значит. Если потребуется, она здесь и умрёт.

Оруги держал болтер двумя руками, не переставая жать гашетку. От каждой очереди он трясся до самых кончиков пальцев. Отдача дёргала всё его тело. Тем не менее он лишь сильнее вдавливал ботинки в землю, пока Бейн вставлял свежие ленты с болтами. Пустые гильзы со звоном сыпались в растущую кучу. Бейн сметал их в сторону, когда те начинали мешаться под ногами.

Болты разрывали на куски одного егеря за другим, но скорость стрельбы была такой высокой, что оружие то и дело перегревалось, а иногда механизм просто заклинивало.

Каждый раз, когда подобное происходило, Бейн с руганью прочищал затвор, обжигая себе пальцы.

Срикошетивший болт оторвал Белусу средний палец. Он поднял с земли распухший обрубок, ставший в два раза больше от изначальных размеров.

— К медике ты пойти не сможешь, — сказал ему Аско. — Ты уже там был. Тебя арестуют, заподозрив в трусости.

Белус ругнулся, когда Аско примотал оторванный палец к другому.

— Ну вот! — довольно сказал он. — На крючок жать сможешь?

Белус продемонстрировал ему, и Аско ободряюще похлопал его по спине.

Спустя несколько минут, а может, и часов Спаркер вернулся. Его лицо покрывали брызги крови, а сам он тяжело дышал.

— Как у вас дела? — спросил он.

— Хорошо, — отозвалась Минка.

Капитан задержался возле неё.

— Отряду Петра пришлось несладко. Мне нужно десять твоих бойцов.

Минка хлопнула по спине каждого третьего солдата, отправив их в другой конец траншеи.

Через пару мгновений показался флаг-сержант Тайсон, шагавший с вызывающе вздёрнутым подбородком. По пути он переступал тела врагов, лежавшие в лужах собственной крови.

— За Крида! — кричал он. — За Кадию!

Он был с ними, когда следующая волна противников ринулась в атаку, а сразу за ними ещё одна, и третья. Кадианцы стреляли и стреляли, пока у них не онемели пальцы. Им ни за что не перебить всех высаживающихся врагов. Их было так много, что они падали целыми рядами, словно снег.

Окопов достигли сотни. По всей линии фронта разгорелось ожесточённое сражение —бойцы, словно воины древности, сошлись врукопашную, так что они могли услышать последние проклятья умирающих, ощутить последнее дыхание на лице, почувствовать, как тёплая кровь выплёскивается на руку, что погрузила в глотку нож.

Элнаурские офицеры палили из пистолетов в упор, между тем как их бойцы сносили всё перед собой окопными дубинками с шипами. Один из солдат Варнавы получил удар прямо в лицо. В узкий окоп брызнули зубы, кровь и слюна. Ещё одному досталось по шее грубой дубинкой, выглядевшей как обычный обрезок трубы с торчавшим из неё тяжёлым болтом.

Впрочем, хватило и этого. Раздался громкий треск ломающейся шеи. Боец обмяк и рухнул на землю. Минка выстрелила из лазпистолета, но предателя защитил панцирь.

Ещё раньше девушка забрала силовую саблю у швабийского офицера. Оружие представляло собой прекрасный меч с чашевидным эфесом, украшенным символами аквилы, — оружие вроде тех, что передавалось в наследство от отца к сыну. Клинок, выкованный и отделанный во имя Императора и отнятый у бездыханного предателя.

— За Императора! — взревела Минка и, нажав кнопку запуска, взмахнула саблей. Та с треском рассекла измен-ника надвое.

Она двинулась вдоль строя, воодушевляя бойцов сип-лым от крика голосом. На лице Бейна красовалась ссадина, которая уже начала лиловеть. Из её взвода погибло шестеро. Ещё у семи были сломаны руки или ноги. Их унесли прочь на носилках или они ушли сами, если это позволяли ранения, между тем как выжившие кадианцы выбили неприятеля из своих окопов.

Пока на мысе бушевал бой, подоспела свежая волна егерей, и штурмовики-специалисты, вооружённые огнемётами и гранатомётами, хлынули к основательно потрёпанным имперцам.

Спаркер, пробираясь по окопу, вернулся к ним. Во время жестокой перестрелки ему посекло осколками руку. Бронежилет капитана покрывали подпалины. Щёку обожгло выстрелом. Битва была действительно свирепой, и он потерял двоих бойцов командного отделения, а ещё одного ранило.

По его лицу Минка поняла, что он обеспокоен. Капитан заметил её взгляд.

— Всё хорошо? — спросил он.

Она кивнула. Девушка и сама была встревожена, но они пока не погибли и по-прежнему вели бой.

— Батарей хватает?

Минка снова кивнула.

— Пока — да.

Спаркер двинулся по разрушенному окопу дальше, непрерывно оценивая угрозы и подбадривая бойцов словом и делом. Чем дольше они держались, тем больше поднимался их боевой дух.

Той ночью к пляжу Крид прибыли корабли со срочными подкреплениями, и после их выгрузки они взяли на борт раненых. Снаряжение сразу отправилось к передовой. В то же время под прикрытием тьмы прилетели звенья «Небесных когтей», сбросивших металлические контейнеры с боеприпасами, оружием, аптечками и такими необходимыми едой и водой.

Однако и предатели под покровом ночи подтянули свежие силы и ресурсы, и на следующее утро штурм возобновился с новой силой.

Каждую ночь они слышали приближение целых конвоев транспортных кораблей, но, казалось, они всегда доставляли слишком мало всего, и квартирмейстеры лишь пожимали плечами.

— Если бы у меня это было, я бы вам дал, — отвечали они.

В конечном счёте даже у Оруги сдали нервы.

— Вышний Трон! И как нам сражаться без батарей?

Каждый день им поступал один и тот же приказ: держаться любой ценой. По мере того как ряды кадианцев редели и истончались, бреши заполняли свежие подкрепления ракаллионцев и друкцев.

Тем не менее под безжалостными артобстрелами и непрерывными штурмами имперцы постепенно отступали. Они отходили назад, от траншеи к траншее, пока спустя три дня яростных боёв кадианцы не оказались на спешно обустроенной линии, пролегавшей параллельно шестиугольной крепости из скалобетона у них за спинами.

Кадианские инженеры готовили эту полосу обороны с самого начала высадки предателей. И одним из её опорных пунктов являлась станция подъёмника.

Именно здесь первая рота Останко смогла прорваться к генераториумам в недрах острова и отключить пустотные щиты, но с тех пор ремонтные отряды Адептус Механикус давно вынесли оттуда всех мёртвых изменников.

Парадный арочный вход на станцию украшала аквила, которую держали два мрачнолицых гвардейца в архаичных ракаллионских шинелях. Двери были сняты с петель, и теперь в помещении свободно гулял ветер.

Минка осмотрела здание, пока остальные бойцы пытались обустроиться внутри как можно комфортнее. Бейн жарил мясо, Карни кипятила в котелке рекаф, а Аско собрал всё их лхо и крутил сигареты из оставшейся бумаги.

Раньше станция питала энергией огромный воздушный фуникулёр между двумя островами, и, хотя массивные колёса остались на месте, стальные кабели были перебиты, и теперь плетёные стальные тросы тянулись по ничейной земле, исчезая в воде.

В крышу станции попал снаряд. Свод и стены частично обрушились внутрь, однако чем больше доставалось постройке, тем лучше она становилась в плане пригодности к обороне.

Им было приказано удерживать территорию и свести потери к минимуму.

— Никаких контратак, — велел Спаркер. Минка неохотно передала его распоряжение.

Кадианцы ощутимо упали духом.

— Мы будем просто сидеть? — переспросил Бейн. — Даже не атакуя в ответ?

— Если хочешь, отправляйся в бой сам, — посоветовала она ему, — но только не попадись.

Изменники пришли с наступлением тьмы. Минка лежала в низком блиндаже рядом с Аллуном. Он увидел их первым и показал пальцем. Девушка различила бегущие к ним тёмные силуэты.

Они тотчас открыли огонь. Минка была вооружена трофейным карабином: она быстро прижала оружие к плечу и, пригнувшись, начала стрелять. Через какое-то время ей пришлось сменить батарею.

Вокруг них падали мины. Одна разорвалась так близко, что засыпала их обломками досок и кладки.

Они запросили артподдержку. Как только предатели хлынули в атаку, перед ними поднялся целый лес взрывов.

Когда дым рассеялся, земля оказалась усеяна телами. Некоторые ещё дёргались. Один изменник поднял руку, словно пытаясь защититься от удара. Минка отвлеклась, наблюдая за тем, как его движения становятся всё более медленными и судорожными.

На десятый день кадианцев начали отводить. На участке Минки из всех кадианцев оставался только её отряд. С одной стороны от них располагались ракаллионцы, с другой — друкцы.

Когда Минка отправилась знакомиться с их капитаном, то с ужасом поняла, что это тот самый человек, с которым она столкнулась в первую ночь. Его звали Мидха.

— Глядите-ка! Доблестным кадианцам нужна помощь, — сказал капитан. — Назови своё имя и звание, чтобы я хоть знал, рядом с кем сражаюсь.

— Я — и. о. лейтенанта Арминка Леск. — Она понадеялась, что пыль и грязь скроет её лицо, однако тот одарил Минку косым взглядом.

— А я тебя знаю, — заявил он. — Ты та вздорная девчонка, что стреляла в мою колонну!

Отрицать смысла не было. Она прикусила язык, но друкца было уже не сдержать.

— И как тебе сражаться с кем-то, кто стреляет в ответ? — Мидха ухмыльнулся и протянул руку, чтобы взъерошить ей волосы, словно взрослый, ставящий на место непослушного ребёнка.

Она перехватила его руку. Капитан попытался схватить её другой, однако Минка врезала ему ногой в грудь с такой силой, что удар отдался в лодыжку, колено, бедро и, через корпус, в руку.

Мидха отлетел назад, распластавшись в грязи.

— Как ты смеешь? — сплюнул друкец, вскакивая на ноги.

Минка приготовилась к драке, но вдруг её отодвинули в сторону.

— Стоп! Что тут происходит? — резко спросил флаг-сержант Тайсон.

— Ваш и. о. лейтенанта меня ударил, — заявил друкец. — Она стреляла и повредила имперское имущество!

— Вы подавали официальную жалобу?

— Да! — рявкнул Мидха. — Но ещё она напала на меня, старшего офицера. У вас, псов, совсем нет чести?

— Думаю, вам нужно подать ещё одну жалобу, — отозвался Тайсон. Его слова звучали примирительно, но всё в его позе и поведении свидетельствовало об обратном. Щёки друкца вспыхнули, однако Тайсон выглядел грозно, несмотря на то что притворялся учтивым.

— Кадианцы, — с отвращением сплюнул капитан Мидха и отвернулся.

Тайсон придержал Минку за руку.

— Не ввязывайся, — предупредил он её.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Тайсон перебросил отряд Минки в другой конец линии. Она укрылась в блиндаже на гряде, с которой открывался обзор на пляж Иосмана.

Следующие пару дней царило условное затишье, однако каждую ночь со стороны пляжей изменников они слышали скрежет металла и рокот тяжёлой техники.

— Они готовятся к полномасштабной атаке, — сказал Белус. — А мы застряли тут.

— Тебе следовало остаться с Дрено, — сказал ему Бейн.

Белус поднял руку. Его изувеченный палец начал багроветь.

— Если бы не он, меня бы здесь уже не было.

С наступлением тьмы к ним пришёл Тайсон, чтобы сообщить, что ракаллионцев отводят к пляжам. Той ночью кадианцы услышали топот идущих по окопам солдат.

Аско и Оруги проводили их взглядами. Аско потягивал почти докуренную палочку лхо.Ракаллионцы выглядели как приговорённые, в последнюю секунду получившие помилование. Они со смехом возвращались обратно на побережье.

— Так быстро они не ходили с самой высадки на остров, — заметил Оруги.

— Ублюдки, — цыкнул Аско.

Ракаллионцы улыбались во все зубы.

— Успехов, кадианцы! — махая руками, крикнули на прощание они.

Минка послала Элрота с Бейном скоординироваться с друкцами.

— Там Мидха, — сказал Бейн.

— Ты уверен?

Тот кивнул.

— Уверен. Он упоминал тебя пару раз.

Девушка закатила глаза. Большего ей и не требовалось.

Снова пришёл Тайсон, на этот раз с новостями, что все имперские силы на Торе Харибдисе эвакуируют.

В ответ на её расспросы он сказал:

— Бендикт не думает, что под таким неослабевающим давлением мы сможем удержать остров.

— Бендикт? После того, что мы сделали на Потенсе? Бессмыслица, — заявила она.

Он, однако, пришёл сюда не дискутировать.

— Приказы есть приказы. Конечно, нельзя допустить, чтобы враг о них узнал. Всё нужно сделать в полной секретности.

Минка всё поняла.

— Мы выходим повзводно. Ты — последняя, вместе с твоим дружком, капитаном Мидхой.

— Он дал ей время всё осмыслить. — Отходишь лишь тогда, не раньше. Поняла?

Она повторила точное время. Тайсон кивнул.

— Хорошо, — сказал он.

Кадианцы спешно упаковали всё, что намеревались унести с собой. Они сняли сторожевые орудия, а Бейн с Оруги выставили тяжёлый болтер в режим автоматической стрельбы, чтобы казалось, что на их позициях ещё кто-то есть.

Передовые войска на её участке начали быстро редеть. Сами они сидели, дожидаясь приказа и прислушиваясь к тому, как отходят остальные силы. Со всего фронта тут и там доносились спорадические выстрелы.

— Сторожевые орудия, — решил Оруги. Впрочем, это было не так. Похоже, противник организовывал ночные вылазки.

Взвод Минки рассредоточился настолько, насколько осмелился. Бойцы вглядывались во мрак, высматривая врагов, время от времени посылая лазерные лучи в темноту.

Минка расхаживала вдоль строя. Белус заново перевязывал палец.

— Разве нам уже не пора? — спросил он.

— Ещё полчаса, — сказала ему Минка. — Мы с друкцами отходим вместе.

В этот момент в небо взвилась осветительная ракета, залив поле боя мертвенной фосфорной белизной. Минка увидела шагающие к ним чёрные ряды Элнаурских Егерей. Свет отблёскивал от их доспехов и оружия. Тысячи солдат двигались как единый организм.

Кадианцы открыли огонь, но из окопов друкцев никто не сделал ни одного выстрела.

— Бланчез! — крикнула Минка. — Найди Мидху и узнай, что у них творится. Мы с ними должны отступать одновременно.

Бланчез вернулась спустя пару минут.

— Лейтенант. Друкцы отошли. Все.

Минка поняла, что всё пошло совершенно не по плану. Друкцы бросили их, и теперь взвод кадианцев остался в одиночестве перед полномасштабной атакой Элнаурских Егерей.

Она бросилась бежать по окопу, выталкивая остальных прочь.

— Отходим немедленно! — скомандовала она. — Назад к пляжу!

Когда Минка задержалась, чтобы проверить, не забыла ли кого, в окоп слева от неё запрыгнул егерь в панцирной броне. Он трижды выстрелил в её сторону, прежде чем Минка вонзила ему в нагрудник силовую саблю. С треском вспыхнул зловещий синий свет, затем из доспеха заклубилась струйка дыма, а потом ей в нос ударила вонь горящей плоти. Девушка вырвала клинок и выстрелила из пистолета в лицо следующему врагу.

Всё было даже хуже, чем она думала. Вся их позиция оказалась под угрозой захвата.

Бейн попытался унести с собой тяжёлый болтер.

— Брось его! — крикнула она.

— Трона с два! — прошипел тот. Он сорвал оружие со стрелковой ступени и, держа на уровне пояса, открыл огонь. Бейн зашатался, силясь удержать громоздкий болтер. Минка побежала вместе с ним, сжимая наготове пистолет.

Оба конца окопа уже заполонили враги. Им вслед неслись красные лучи, пока они мчались к ведущей на пляж тропе. Они двигались в сторону берега, а значит, сначала им придётся взобраться на гряду, прежде чем смогут спуститься, и всё это время они будут для предателей как на ладони. Двое бойцов из отделения Элрота упали под огнём. Минка попыталась поднять их, но те были уже мертвы.

Преследователи дышали им в спины.

— Нам придётся дать бой, — сказала Минка.

Вместе с Бейном она остановилась в конце окопа и открыла огонь, но к тому времени егеря взяли их в клещи. Численное превосходство врагов начинало сказываться. Вдвоём с Бейном они их не сдержат.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

К тому времени, как Минка достигла края утёсов, последние эвакуационные корабли уже отчалили. Они находились в четверти мили от берега, оставляя расширяющийся и постепенно тающий след.

— Эй! — заорала Минка, принявшись махать руками. До назначенного им времени эвакуации оставалось ещё десять минут.

Над головой сверкнул лазерный луч. Она кинулась ничком. Нужно убираться с вершины. Здесь они были как на ладони.

Под ними раскинулись пляжи, на которые ранее высаживалась вторая рота. Их тросы для спуска всё ещё свисали с утёса.

— Вниз! — скомандовала Минка. — Там может быть лодка или ещё что-нибудь. Быстро!

Пригибаясь, девушка погнала бойцов перед собой. Она рискнула бросить взгляд туда, откуда они пришли. В их сторону неслось отделение егерей. Победа, похоже, вскружила им головы, так что они не видели её. Минка спихнула на тросы последних бойцов взвода, а затем перелезла через край сама.

В командном центре царила тишина. Тьма, казалось, стала гуще. Все наблюдали за стрелками часов, неумолимо отсчитывающими время до часа «Ч». Наконец момент настал.

— Все наши силы выведены? — спросил Бендикт.

Взоры присутствующих обратились на Прассана. Тот кивнул.

— Да, сэр, — подтвердил он. — Последний корабль отбыл с Тайрокского пляжа. На острове никого не осталось.

Бендикт вздохнул.

— Поджигайте запалы, — приказал он. — Скоро Хольцхауэр узнает цену победы.

У Прассана пересохло во рту. После падения Тора Харибдиса арсеналы под Одиноким редутом днями напролёт заполняли взрывчаткой. Всё, что им оставалось сделать, — уничтожить остров, и половина егерей Хольцхауэра погибнет вместе с ним.

Начался обратный отсчёт. Когда время пришло, Мере протянул Бендикту детонатор. Тот сложил знак аквилы, после чего нажал кнопку. Никакой реакции.

Ничего.

У Прассана ёкнуло сердце. Офицер-подрывник нахмурился и шагнул вперёд, чтобы проверить устройство, но в следующий момент рухнул на пол, когда по планете прокатился оглушительный грохот, а в небо поднялся столб из камней и обломков, словно грибовидное облако от извержения вулкана.

Взрыв, вызванный детонацией мегатонн взрывчатки, огнём захлестнул коридоры Одинокого редута. Тем незадачливым людям, которые стали свидетелями этому событию, показалось, будто крепость тряхнула плечами и взмыла на сотни футов в воздух. И не только Одинокий редут. Весь вулканический остров вспучился, а затем обрушился в себя, начав быстро разваливаться.

За первым взрывом последовали многочисленные вторичные детонации, которые сотрясли земную твердь и подняли в небо клубящуюся тучу пыли и дыма. Они пробежались по острову цепочкой вспышек, приводя к новым и новым оползням. Вулканическая пробка, с незапамятных времён сдерживавшая стихийные силы планеты, треснула. В сумраке, созданном пеплом и разрушением, засверкали жёлтые фонтаны расплавленного камня.

В обвалившийся центр острова хлынуло море, что повлекло за собой новые взрывы перегретого пара. Чёрные скальные утёсы рухнули в море, послав цунами кипящей воды в сторону Горы Кранног. Волна врезалась в Скалу Предателя, после чего покатилась мимо острова к Тору Тартарусу и сражавшимся там имперским войскам.

Вал достигал половины высоты «Презрения Терры». У зверя войны и его экипажа не было шансов на спасение. Вода попросту смыла «Левиафан» с острова.

Но худшее ждало впереди. Как только машина исчезла, проложенные под насыпью штурмовые трубы оказались открытыми, и миллионы галлонов кипятка хлынули внутрь, чтобы заполнить пустоту.

Поток унёс тысячи гвардейцев. Удачливые погибли мгновенно.

Части войск удалось спастись лишь благодаря своевременному вмешательству уорент-офицера, успевшего запереть противовзрывные двери. Сам он, однако, не выжил, и о его жертвенном подвиге не узнал никто из тех, кто был обязан ему жизнью.

Для предателей, что увидели взрыв, он же стал последним. Их похоронило под оползнями, раздавило глыбами размером с «Гибельный клинок», сожгло фонтанами магмы и сварило в выбросах шипящего пара.

Минка успела преодолеть половину расстояния, когда заложенные под Одиноким редутом мины взорвались. Она понятия не имела, что произошло. В какой-то момент её уши наполнил рёв, а стальной трос, на котором она висела, задёргался подобно хвосту мечущегося грокса.

Она вцепилась в него с такой силой, что казалось, ей вот-вот вывернет руки. Сверху посыпалась пыль и обломки, попав ей в нос, глаза, уши и за шиворот.

Однако Минка понимала, что отпускать трос нельзя ни в коем случае. Она не могла упасть, поскольку прямо под ней находился Бейн, и она слышала, как тот пыхтит, также стараясь удержаться.

Аско швырнуло в скалу. Он держался за стальной трос изо всех сил, так что ободрал себе ладони, однако так и не выпустил из зубов недокуренную палочку лхо. Далее настал черёд Мэнарда, но эксперт-подрывник удержаться не смог. Трос у него в руках яростно трепыхнулся, и он невольно разжал хватку. Боец молча полетел вниз, раскинув руки и ноги подобно тряпичной кукле, а затем исчез во мраке.

Аллун, находившийся ниже, среагировал быстрее всех. Он удержался, намотав трос на руку, когда скользнувшая с десятифутовой высоты Карни упала прямо на него. Аллуну пришлось держать вес их обоих, пока девушка пыталась с него слезть.

Ей почти удалось, когда в неё сверху врезался Оруги.

Аллун ощутил прибавление веса и охнул от боли.

— Вверх! — прошипел он. — Намотайте трос на руку!

Карни сделала, как он сказал, и это дало ей опору. Воспользовавшись напряжением каната, она смогла немного подняться.

— Хорошо! — прошипел Аллун сквозь сжатые зубы. — Продолжай в том же духе!

Но дальше дело не пошло. От тряски их кидало во все стороны. Бейн, висевший над Оруги, не хотел отпускать тяжёлый болтер, но тот всё равно выскользнул у него из руки, а затем у бойца разжалась вторая ладонь, и он уже никак не смог остановить падение.

Он свалился на Оруги с силой мёртвого грокса. Оба упали на Карни. Трос разорвал ткань её куртки, содрав с предплечья кожу. Она увидела, как та срывается клочьями, но от глубокого шока не ощутила боли, даже когда обнажились сухожилия и кость.

Троица рухнула на Аллуна, и удержать их всех он уже не смог. От их совокупного веса у него сломалась рука, и, выпустив трос, он полетел вниз. По пути Аллун задел несколько скал, прежде чем упасть в воду.

Ниже того места, где мгновение назад находился Аллун, висел Виктор. Он увидел скользящих к нему Карни с остальными и, схватив свободный конец, обмотал трос вокруг талии, словно пояс, когда бойцы плюхнулись на него.

Трос затянулся на бронежилете с такой силой, что Виктор чуть не потерял сознание. Однако ему удалось остановить их падение. Четвёрка повисла в воздухе, вжимаясь друг в друга и корчась от боли.

— Трон, — только и сказал Оруги.

Больше никто не смог выдавить из себя ни слова. Руки Бейна превратились в лохмотья. Карни мучительно стонала. Виктор силился сделать вдох.

— Держу вас, — наконец прошипел он. Ему пришлось цедить слова, поскольку под весом троицы трос обвивал его всё туже. — Держу.

Бейн посмотрел на руки и увидел ожоги и ободранную плоть. Едва он понял, какие жуткие увечья получил, в нём словно дёрнули рубильник. Его тут же охватила невыносимая боль.

— Держу вас, — повторил Виктор, пытаясь поправить трос. Застёжки на бронежилете врезались в плоть. Казалось, их будто вшили ему в тело.

Он застонал от усилия. Удерживать на себе вес их всех было адским трудом. Виктор посмотрел вниз. Они болтались на единственном тросе, в трёхстах футах над пляжем, медленно вращаясь вокруг оси.

— Могло быть и хуже, — заметил Оруги.

Карни всхлипнула. Он прежде не слышал, чтобы та издавала подобные звуки. Бейн над ней попытался держаться за кабель, не используя рук. От его усилий трос крутнулся снова.

— Не дёргайся! — прошипел Виктор. Он постарался замедлить вращение. — Можешь подтянуться?

Бейн попробовал, но из-за распоротых ладоней у него ничего не получилось.

— Намотай трос на руку, — посоветовал Оруги. У него начали уставать мышцы. — Обмотай дважды и подтягивайся.

Бейн так и сделал. Он работал мучительно медленно, одновременно стараясь не касаться троса ранами, но, дюйм за дюймом, сумел слезть с Оруги. Затем Оруги сделал то же самое.

Виктор почувствовал облегчение веса. Затем ему удалось поправить трос. Боль немного ослабла.

— Карни?

Та не ответила. Стало ясно, что девушка не в состоянии подняться. Он видел, как серебристые сухожилия в её кистях двигают пальцами, однако в них не осталось сил, и Карни находилась в таком шоке, что её реакция была безнадёжно заторможенной.

Он попадал и в худшие передряги, сказал себе Виктор.

— Так, Карни, я попытаюсь подтянуть тебя. Затем мне нужно, чтобы ты держалась. Я начинаю сползать.

Она застонала, и Виктор воспринял это как согласие, после чего провернул конец троса вокруг руки. Внезапно девушка соскользнула и упала обратно на него, отчего канат снова натянулся. Трос сполз ему под бронежилет, туго затянувшись на поясе, так что теперь он начал резать ему тело. Виктор чувствовал, как к пальцам приливает кровь.

— Карни, — произнёс он. — Мне нужно, чтобы ты держалась. Оруги, спустись и помоги ей.

Оруги сделал как велено, потянув Карни за разгрузку.

— Мы справимся, — заверил их Виктор, медленно спускаясь оставшиеся три сотни футов до земли.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Ночь за спинами имперских солдат, плывущих обратно к суше, озарилась взрывами. Воздух стал тёплым, густым и сернистым. Над ними повисла вонь пепла. Сражаться днями напролёт в ближних боях показалось им легче, чем преодолевать волны и взрывы. Ужас того, что они находились на борту утлых судёнышек, сводил с ума. Гвардейцы ложились на палубу и закрывали глаза, молясь о том, чтобы поскорее достичь земли.

Полковник Байтов ждал на пляже, готовый встречать своих бойцов. Десантные корабли вернулись рано утром, плетясь из последних сил, словно измождённые люди.

Некоторые пришли полупустые. Другие — переполненные или забитые ранеными. Они причалили там же, откуда ранее отправились в путь, в широкую галечную бухту к югу от лагеря.

Байтов расхаживал по берегу, хватая швартовы, вытягивая людей на сушу. Место выглядело и казалось теперь совершенно другим. А возможно, это изменились они сами. От их упрямой ретивости не осталось и следа. Они были покрыты кровью, шрамами, а многие к тому же страдали морской болезнью.

— Отличная работа! — говорил Байтов всем без исключения солдатам, причём совершенно искренне.

Бреве выбрался из грузового восьмиколёсника и окинул взглядом чёрные равнины танкового кладбища. Машины в отличительных цветах 101-го тянулись, насколько видел глаз. Бронетехнику кадианцев вывезли с острова и доставили сюда отряды изъятия Адептус Механикус. Здесь находились танки, «Химеры», машины поддержки, «Часовые», выставленные аккуратными рядами одержимо дотошными служащими Муниторума.

— Интересно, их припарковали во взводном порядке? — задался вопросом мехвод, приближаясь к технике. Первый танк имел обозначения первого отделения, первого взвода, первой роты.

Бреве и Вульфе огляделись.

— Трон, — воскликнул Вульфе. — И впрямь!

Бреве двинулся сквозь строй, направляясь туда, где, по его мнению, должны были быть размещены танки седьмой роты. Озираясь по сторонам, он понял, что от большей части техники остался лишь хлам. Они не только выгорели от попаданий, но также пострадали от воды, которая вывела из строя проводку.

Его сердце забилось чаще, когда они стали идти мимо танков пятой роты.

Бреве не видел «Святую» с того самого дня, как им пришлось бросить её посреди Тайрокского пляжа в ночь высадки.

Дальше пошли танки шестой роты. Некоторых из них недоставало. Бреве внутренне приготовился, увидев, как двое членов экипажа вытаскивают из «Лемана Русса» тело. Вспыхнувший внутри пожар превратил труп в окаменевшую чёрную скорлупу. Гвардейцу пришлось разломать тонкие руки пополам, чтобы извлечь торс наружу.

Бреве отвернулся. Танкистов в подобном состоянии он видел прежде много раз. Они всегда словно скалились. Казалось, зубы неизменно оставались нетронутыми, подумал он.

Вульфе ушёл вперёд.

— Глянь сюда! — крикнул он. Бреве слез с борта «Палача» и с изумлением увидел стоявшую перед ним «Святую», как будто лишь его и ждавшую.

— Только посмотри! — сказал он и, забравшись наверх, постучал по эмблеме на башне, которая дала танку его название.

Вульве, стрелок, нарисовал её своей рукой, однако идею подала Минка. Крылатая золотая фигура, летающая над касром Мираком.

Минка очень подробно описала все детали.

Пока Вульфе проверял борта «Химеры» на наличие повреждений, Бреве залез внутрь через открытый люк. В отсек нанесло чертовски много песка и грязи, но в остальном, похоже, машина уцелела.

— Когда мы вернёмся, она будет как новенькая! — проорал он из кабины. — А если нет, то я с ними потолкую.

Он попытался завести мотор. Тот яростно взревел. Бреве высунулся из верхнего люка и, вытянув шею, посмотрел на Вульфе.

— Знаешь, о чём я думаю?

— Пора менять силовую установку?

— Именно, — ответил мехвод, после чего выкарабкался на крышу. Кладбище танков тянулось вглубь суши на многие акры. — И в какой-то машине мы её точно найдём.

У Бреве ушёл час на поиски подходящего донора. Им оказалась ракаллионская «Химера» с выведенным на борту названием «Игнац». Им требовалось извлечь силовую установку до того, как на неё наткнутся жрецы Адептус Механикус и заберут её себе. Вульфе сторожил, пока Бреве принялся отвинчивать люки.

Вынимать агрегат кадианцам пришлось сообща.

Вечером, когда они вернулись в лагерь, Бреве был так рад, что сразу направился к комнате Минки.

Дверь оказалась открытой. Он постучал и шагнул внутрь.

— Угадайте что! — сказал он, но следующие слова умерли у него на устах.

Койки были пустыми.

Он проверил следующую комнату.

Тоже никого.

Он отыскал Кавика, крепившего к доске свежую ежедневную мысль.

— А где Минка?

— Ты разве не слышал? — процедил Кавик сквозь булавки во рту.

— Нет.

— Она не выбралась.

— Не выбралась? Какого чёрта случилось?

Кавик пожал плечами.

— Никто из них не выбрался.

Бреве опёрся о стену. Казалось, словно его ударили под дых.

— Ты шутишь, — прошептал он, однако Кавик не слыл шутником.

Слёзы сами навернулись на глаза. Бреве шмыгнул носом и утёр их. У него заболело сердце.

Все они, горько подумал он. Я не должен был выжить. Мне следовало умереть вместе с ними.

Бреве отвернулся, пока Кавик крепил плакат с мыслью дня.

«Смерть — это честь», — гласила она.

Оказавшись на ступеньках перед казармами, Бреве дал волю слезам. Куда бы он ни бросал взгляд, ему всюду мерещилась Минка, или Бейн, или вечно тихая Карни. У него першило в горле. Он поджал губы и всхлипнул снова.

Болван, сказал он себе и, шмыгнув, вытер рукавом нос.

Кавик ему никогда не нравился.

Бреве нашёл капитана Спаркера в кабинете вместе с флаг-сержантом Тайсоном и Бантингом. Медике как раз закончил обрабатывать йодом царапины капитана и теперь укладывал вещи обратно в кожаный портфель, когда Бреве постучал в открытую дверь.

Спаркер поднял глаза, и мехвод вошёл внутрь. Он был слишком опечален, чтобы вспомнить о положенных формальностях.

— Простите, сэр, — без предисловий начал он. — Я услышал, что сержант Леск не выбралась с острова. Это правда?

Спаркер кивнул.

— Боюсь, что так.

Он явно был очень занят. Бреве тяжело сглотнул.

— Вы знаете, что случилось?

Спаркер покачал головой.

— Она не добралась до эвакуационных кораблей.

— Но как же так?

Спаркер мог назвать сотню причин, однако не видел смысла их перечислять. Она шла в арьергарде, а такое место было крайне опасным.

— Это война, — просто сказал он. — Люди погибают. Такое случается.

Прассан также не мог поверить, что Минки не стало.

В его обязанности входило ежедневное составление списков потерь, предоставление общих сводок Мере, а также посещение раненых и передача им комплиментов, наилучших пожеланий или соболезнований от генерала. Он провёл три последних дня, наведываясь в лазареты с кадианцами, и за эти три дня после эвакуации успел увидеть всех раненых и внести их в свой перечень.

На четвёртый день, в медпункте 27, он как раз шёл в столовую, чтобы выпить воды, когда у палаты 17 его окликнула седоволосая сутулая доктор с яркими глазами.

Она просматривала историю болезни, однако, услышав его шаги по дощатому полу, сразу подняла глаза.

— Кадианец? — спросила медике.

Прассан кивнул.

— Здесь одна из ваших, — пояснила она, кивнув на палату, из которой только что вышла. — Кажется, её никто не навещал.

Сердце Прассана подскочило.

— Нет?

— Нет, — кивнула женщина и взглянула на остальных врачей для подтверждения. Те закачали головами. — Конечно, она должна была умереть, — добавила старая леди, и в её глазах блеснула надежда. — Одно из маленьких чудес Императора.

Юноша помолился, прежде чем подойти к кровати. Но, увидев пациента, он ощутил, как теплившаяся в нём надежда умерла. Он поджал губы и вытянулся.

— Лейтенант, — произнёс он и отсалютовал.

Дайдо лежала с торчащими из носа трубками. Её опухшее лицо покрывали синяки, ноги висели в воздухе, а один глаз стал красным от свернувшейся крови.

Она кивнула, и Прассан откашлялся.

— Генерал Бендикт шлёт свои приветствия, — начал он.

Дайдо прищурилась, что, как решил он, могло означать выдавленную улыбку.

— Давай к делу, — сказала она.

Прассан воспринял это как приказ. Он подтянул кресло и сел возле Дайдо, после чего пересказал всё, что поведал бы любой ординарец при встрече со старым лейтенантом. Дайдо была не в болтливом настроении. Прассан ей никогда особо не нравился, и он это знал, поэтому говорил за обоих.

— Ты что-то недоговариваешь, — наконец сказала Дайдо. Она замолчала, поморщившись от боли. — Дело в моих ранах?

Прассан покачал головой.

— Нет, — кратко сказал он. Ему было не по себе.

Повисла долгая пауза.

— Тебе лучше рассказать мне, иначе я встану с кровати и тряхну тебя, — пообещала Дайдо.

— И я слишком зла, чтобы играть в угадайку.

Прассан сделал глубокий вдох.

— В чём дело? — потребовала она.

Юноша не знал, с чего начать.

— Что-то плохое? — после долгого молчания спросила Дайдо.

Он кивнул.

Лейтенант закрыла глаза.

— Рассказывай.

Прассан кашлянул, прочищая горло, сделал ещё вдох и выпалил:

— Мы потеряли Минку.

Дайдо уставилась на него.

— Что случилось? — наконец спросила она.

Прассан вздохнул.

— Никто точно не знает. Минка стала и. о. лейтенанта. Её отряд был в арьергарде.

— Какого чёрта их поставили в арьергард? — рявкнула Дайдо. — Чёртов Спаркер! Всегда хочет, чтобы грязную работу делал кто-то другой!

Внезапная тирада заставила стоявшего у двери врача бросить на них обеспокоенный взгляд.

— Взрыв разнёс остров на куски. Началось извержение. Там был дурдом.

— Трон, — с виноватым видом сказала Дайдо. — Если бы меня не ранили, то взводом командовала бы я и уж точно не дала бы их бросить. — Она сглотнула. — Нет шансов, что они выжили?

Прассан подался ближе и покачал головой.

— Над островом пролетал Флот. Они сказали, что признаков жизни там не осталось.

Дайдо кивнула.

— Понятно, — вздохнула она. Повисла пауза. — Надеюсь, они не мучились. — Она окинула взглядом своё искалеченное тело. — Не так, как я.

Прассан кивнул. Этого и хотел любой солдат. Славной жизни и быстрой смерти.

Дайдо отвернулась. Он заметил, как на её глазах заблестели слёзы. Когда они начали катиться по щекам, юноша попытался что-то сказать, но та лишь отмахнулась.

«Просто уходи», — означал её жест.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Флаг-сержант Тайсон проводил утренний обход, когда увидел возвращающееся с авианалёта звено «Мародёров» и невольно остановился. Эвакуация с Тора Харибдиса закончилась четыре дня назад, однако вид бьющей фонтаном красной магмы по-прежнему завораживал.

Картина напомнила Тайсону зону военных действий, где много лет назад он впервые принял участие в настоящих боях. Всех их облачили в костюмы химзащиты и отправили охотиться на ксеносов. В то время он так ни одного не увидел, но стал свидетелем тому, как многих товарищей поглотила лава. Это был хороший урок, понял он тогда.

«Придерживайся инструкций». Все, кто погибли, им не следовали.

Тайсон хмыкнул. «Мародёрам» явно неслабо досталось. За многими машинами тянулся дым, а из-за зиявших в строю дыр эскадрилья напоминала рваные лохмотья. Вдалеке, в самом хвосте, плёлся одинокий бомбардировщик, из правого крыла которого волочился белый дым. По всей видимости, рабочим у него оставался один двигатель.

«Он не справится», — подумал флаг-сержант.

И впрямь, сквозь гул самолётов вдруг послышался пронзительный вой отказавших двигателей. Бомбардировщик начал быстро терять высоту, и белый дымный след последовал за ним вниз. «Мародёр» вошёл в штопор, после чего врезался в воду позади опор старого моста.

Тайсон ощутил слабую дрожь от прогремевшего вдали взрыва.

Флаг-сержант сделал глубокий вдох и вспомнил, куда шёл. Пункт связи находился на центральной площади лагеря, в заглублённом бункере, укреплённом мешками с песком, с утопленной в землю лестницей.

Тайсон всегда ходил очень тихо. Он не любил чем-то выдавать своё приближение. А вот что любил, так это выявлять ненадлежащее поведение. А ещё любил, чтобы его появление становилось полнейшей неожиданностью.

Так он помогал бойцам оставаться честными, поскольку никто не горел желанием наживать себе проблем с флаг-сержантом.

Тайсон даже немного разочаровался, обнаружив, что в тёмном, освещённом мониторами помещении все, казалось, были погружены в работу. Люди сидели с наушниками на головах и пристально всматривались в экраны. Тайсон огляделся. В углу располагался стол с сервитором, чьи глазницы и рот закрывали нейроразъёмы. На уровне пояса у него находился пергаментный свиток. Уцелевшую руку заменили стальным пером. Сервитор оставался неподвижным, дожидаясь поступления свежих данных. Каждые несколько минут он что-то нацарапывал на свитке, и тот проматывался дальше.

Каллио, дежурный офицер, кинул взгляд на пергамент, прежде чем наконец заметить появление Тайсона.

— Сэр! — воскликнул он.

Каллио был худощавым мужчиной с тонкой шеей, круг-лым лицом и очками в проволочной оправе, водружёнными на середину носа. В отличие от типичных кадианцев, он был тихим и задумчивым.

— Хорошо, что вы здесь. Мне нужно ваше мнение, — сказал он и жестом подозвал Тайсона к себе. — Вот. Взгляните на это.

Флаг-сержант хмыкнул, уставившись на лист пергамента. Он не ожидал увидеть что-то стоящее.

— И на что я смотрю?

Каллио ткнул в нужное место, собирая размотанный рулон.

— Здесь, — сказал он. — Если отсеять другие переговоры… Глядите.

Тайсон взял бумагу большим и указательным пальцем. Наконец он разглядел то, о чём говорил офицер связи. Нерегулярные импульсы на входящем канале.

Он на секунду нахмурился, прежде чем Каллио простучал ему последовательность. Флаг сержант заулыбался.

— Умно.

Каллио ухмыльнулся в ответ. Кадия была милитаризированной планетой, и все вокс-частоты на ней использовались постоянно. Чтобы не мешать связи, белощитники использовали собственный набор специальных «детских» кодов, которые не нарушали переговоры между военными. Сигналы они подавали самые простые — нечто вроде «Опасность», «Внимание», «Мы тут».

— Тренировочный код белощитников, — указал связист.

— Я ещё не такой старый, чтобы забыть, — отрезал Тайсон.

— Его подают не через вокс-станцию. Смотрите. Сигнал исходит с направления Тора Харибдиса. На всех этих каналах. Он грубый, но, рискну предположить, кто-то генерирует разряды с помощью батарей.

Тайсон кивнул.

— Это не может быть связано с извержением?

Каллио покачал головой, после чего повернулся к помощнику, рядовому Сталю.

— Что в нём говорится?

Юноша откашлялся, прочищая горло.

— Сэр. Это последовательность цифр — один, нуль, один, семь, два.

— Сто первый кадианский. — Тайсон нахмурился. — А остальные что значат?

— Седьмая рота. Второй взвод.

— Люди Дайдо?

Каллио хлопнул по столу.

— Точно!

На лице Тайсона не дрогнул ни один мускул.

— Это может быть ловушка.

Каллио бросил на него взгляд.

— Может, и так. Есть только один способ узнать.

В глубине души Тайсон ликовал, но остерегался радости точно так же, как надежды, — и то и другое было иллюзией, ввергавшей лишь в ещё большие глубины отчаяния.

Но как только Каллио определил, что сигнал исходи из района пляжа Веры, он сразу отправился с новостями к Спаркеру.

Тайсон выложил ему всю информацию без обиняков.

— Есть вероятность, что врагу известны наши коды. Идентичное оборудование. Те же диапазоны частот. Если они изучат инфобиблиотеку достаточно тщательно, то в какой-то момент узнают и коды белощитников. Что будем делать, сэр? — спросил в конце он.

— Это же лучшие новости за весь день! — сказал Спаркер и едва не расхохотался. Отправь туда экипаж! Если там остался хотя бы один кадианец, мы его заберём. Найди их. И поживей!

У Тайсона ушёл час на то, чтобы найти и уговорить на вылет офицера Аэронавтики.

— Они согласились, — наконец сказал флаг-сержант, и Спаркер вскочил с кресла и зашагал к двери. Место, где находились остатки островка, отмечал столб чёрного дыма.

— Там будет непросто, — произнёс он.

Тайсон кивнул. Для этого и существовали кадианцы. Перевалило за полдень, когда «Валькирию» и «Стервятники» заправили прометием. Лишь после этого Тайсон сообщил новости Байтову.

— Думаешь, там есть выжившие? — спросил полковник.

Флаг-сержант остался стоять с каменным лицом.

— Такая возможность есть. Стоит разузнать.

— Согласен, — произнёс Байтов. — Отличная работа.

Тайсон принял комплимент, после чего добавил:

— Это заслуга офицера связи Каллио.

— Хорошо. Поблагодари и его тоже!

«Валькирия» с бортовым номером «А-786» вылетела с аэродрома Х-94 «Фаэтон», едва начало темнеть. В кресле командира сидел капитан Улег, место рядом с ним занимал Джимал. Бортстрелки уже выдвигали тяжёлые болтеры наружу, когда заревели вечерние сирены. От загудевших двигателей воздух пошёл рябью. Два сопровождавших его «Стервятника» поднялись с соседних платформ и развернулись. Улег отсалютовал их пилотам. «Стервятники», вооружённые тяжёлыми болтерами на носах и ракетами под крыльями, окажут им серьёзную поддержку.

Пока Джимал проводил базовую проверку, Улег установил связь с пилотами «Стервятников».

— Полетели! — наконец сказал он.

Клюнув носами, три самолёта устремились в сторону моря, быстро несясь над самой землёй и перемигиваясь навигационными огнями.

Каждый экипаж знал, что, едва они минуют утёсы и окажутся над водой, их сразу засекут сенсорные станции Краннога. А дальше их будет ждать отчаянное метание в попытке найти пропавших кадианцев и забрать их до того, как их настигнут вражеские истребители или огонь зенитных батарей.

— Пока мы движемся по стандартным маршрутам грузовых челноков, так что постарайтесь не привлекать лишнего внимания, — сказал им Улег. — Потом делаем рывок к острову.

В ведущей «Валькирии» царила напряжённая атмо-сфера. Джимал постоянно сверялся с авгуром. Этот «рывок» представлял собой заход всего в десять миль, однако эти десять миль вели вглубь неприятельской территории.

— Мы летим туда, смотрим, есть ли кто живой, а затем убираемся ко всем чертям, —провоксировал Улег.

— Что насчёт извержения?

— С ним мы ничего сделать не сможем.

— Пять минут до цели, — произнёс Джимал.

Улег кивнул. Жизнь в Аэронавтике научила его тому, что, если что-то могло пойти не так, оно обязательно пойдёт.

Капитан Спаркер не мог сидеть сложа руки, поэтому он расхаживал по кабинету. Под его ногами скрипели половицы.

Когда-то давно, в офицерской академии, ему подарили книгу с избранными разделами «Кодекса Экзерцитус».

— Это копия оригинала, что хранится на Терре! — сказали тогда Спаркеру, словно желая придать подарку больший вес.

За время, проведённое в Астра Милитарум, Спаркер слышал сотню фактов о Святом дворце, половина из которых противоречила друг другу. Однако он определённо знал, что «Кодекс Экзерцитус» делился на множество томов в кожаных переплётах, которые заполняли многочисленные этажи дворцовой библиотеки, состоявшей из бесконечных шестиугольных комнат со статуями имперских святых и героев.

Его копия имела мягкий переплёт и была изрядно потрёпанной. Взяв книгу в руки, он быстро пролистал её. Внутри оказался вполне предсказуемый материал, повторявший азы тактики и стратегии для диких обитателей первобытных миров. Десять бойцов — отделение. Столько-то отделений — взвод. Столько-то взводов — рота. Однако всякий раз внутри он находил нечто, что успело стереться из памяти.

Какое-то время он бегло просматривал страницы, а затем бросил книгу обратно на стол.

Капитан всей душой ненавидел административную часть своей работы. Он был бойцом, а не клерком. Спаркер склонился над книгой и резко вздёрнул нос. Ожидание изводило сильнее, чем сама битва.

Спустя час в дверь постучали. В проёме показалась голова Эвринд. Иногда эксперт по ближнему бою напоминала ратлинга-переростка со своей копной кучерявых каштановых волос.

— «Валькирии» в пути, — сказала она.

Спаркер кивнул.

— Хорошо. Держи меня в курсе.

Звено Улега летело над самой водой. Чёрная громада Горы Кранног вздымалась справа от них. Казалось невозможным, чтобы противник догадался, куда они движутся.

Улег разглядывал остатки Тора Харибдиса. Из кратера бил фонтан магмы, чёрный дым от которой клубился в сторону башни Офио. Капитан понадеялся, что тот скроет их от ауспиков предателей.

Приближаясь к узким бухточкам Веры, Иосманы и Крида, он поднял нос машины и подал вспышку из переднего люмена. Кодовый сигнал. Ещё одна вспышка.

Улег и Джимал вглядывались в склон холма, пытаясь разглядеть признаки людей.

Ничего.

— Давайте подлетим ближе, — провоксировал Улег. Он руководит этой миссией, и они сделают всё как полагается.

Впереди внезапно возник мыс. Улег выругался и свернул вправо. Он проверил курс, сличил пейзаж перед собой с картой на инфоэкране и продолжил подавать вспышки из люмена, пока они пролетали над узким заливом. Ничего.

Держаться на безопасном расстоянии от утёса было нелегко. Капитан уже собирался сворачивать поиск, как вдруг в наушнике раздался треск сообщения от одного из бортстрелков.

— Контакт! — закричал он.

Слово прозвучал так громко и уверенно, что Улег подскочил. Джимал указал направо.

— Там сигнал, — подтвердил он. Улег проверил. И действительно, с земли кто-то моргал светом. Он направил «Валькирию» вниз. Обвалы образовали ущелье, из которого и исходил сигнал.

— Там слишком узко! — предупредил Джимал.

Новая вспышка, на сей раз продублированная сигналом по воксу. Они находились в вещательном режиме. Улег в раздражении переключился для связи с людьми на земле.

— Мы заходим на посадку, — произнёс он. — Держитесь.

Восходящие потоки ветра закачали «Валькирию», толкая её к утёсам, пока Улег пытался протиснуться в узкий проём. Для снижения он сбросил скорость, однако это, в свою очередь, уменьшило тягу, необходимую для удерживания машины. Спуск был сложным, Улегу приходилось педалями поддавать обороты то одному двигателю, то другому и искать баланс между силами природы, ветра, воздушных масс и гравитации.

У него не было времени проверять авгур, но его внимание привлекла внезапная зелёная вспышка загоревшихся на линии развёртки контактов.

— У нас компания, — произнёс Джимал.

— Вижу, — отозвался капитан. Повисло молчание, пока «Валькирия» спускалась вглубь ущелья. «Стервятники» уже умчались прочь. — Три противника, на девять часов. — Ещё одна пауза. — Быстро приближаются.

— «Молнии»! — доложил пилот одного из «Стервятников».

У Улега вспотели ладони. В шлеме вдруг стало невыносимо душно. И всё-таки это лучше, чем «Громы», подумал капитан. К последним он испытывал невольное уважение. Они были прочными, словно скалобетон. Быстро произведя в уме расчёты, он повёл рычаг акселератора вперёд.

— Я их вижу! — крикнул Улег. Он имел в виду кадианцев, а не «Молнии». Фонарик вспыхивал теперь непрерывно, указывая им путь.

Раздалось дребезжание, когда бортстрелки убрали тяжёлые болтеры и выбросили во тьму верёвки.

— Тросы поданы, — сообщил стрелок. Улегу пришлось приложить всё своё мастерство, чтобы не дать «Валькирии» столкнуться со скалами. Он чувствовал вес каждого поднимавшегося на борт кадианца.

— Первый есть, — провоксировал стрелок.

Одного за другим солдат вытаскивали наверх. Зелёные точки контактов становились ближе и ближе.

Капитан утёр из-под носа пот.

— Все на борту, — услышал наконец он.

— Хорошо! — провоксировал Улег. — Трон, убираемся отсюда.

Он медленно повёл машину назад, оседлав поток воздуха. Преодолев гребень скал, он увидел оставшийся от Тора Харибдиса кратер, а также бьющую ключом магму. И ещё ощутил исходивший от неё жар.

Впрочем, времени наслаждаться первозданной красотой не было. Кабина наполнилась звоном угрозы. «Молнии» почти их настигли.

Улег развернул «Валькирию», опустил нос и сдвинул акселератор вперёд.

— Летим домой! — провоксировал он.

«Валькирия» Улега мчалась так низко, что выбросы из двигателей оставляли на воде прямую белую борозду. Он рискнул бросить взгляд на авгур. Вражеские «Молнии» висели на хвосте. «Стервятники» двигались следом в построении крыла.

«Молнии» пролетели над ними, после чего повернули обратно, используя расселину в качестве ориентира. «Стервятники» разлетелись в стороны. Один из противников сделал круг, пока второй удерживал «Валькирию» в поле зрения.

— Они начинают атакующий заход, — произнёс Джимал.

— Вступаю в бой, — сообщил капитан одного из «Стервятников». Вдалеке полыхнули вспышки разорвавшихся ракет. Второй «Стервятник» выпустил очередь твердотельных снарядов.

— Один сбит, — раздалось подтверждение.

Улег с трудом в это поверил.

«Стервятники» снова открыли огонь.

— Вторая «Молния» отступает. — Повисла пауза. Успех вскружил капитанам «Стервятников» головы. — Она выходит из боя.

— Вы уверены? — прошипел Улег.

Ответа не последовало.

— Третья «Молния» на подходе.

Возле них полыхнули красные лазлучи, а затем третья «Молния» с рёвом пронеслась над головой Улега, так что он увидел пламенеющий синий диск форсажных камер, когда самолёт устремился вверх, разворачиваясь для следующего захода.

— Один сбит, — доложил Джимал.

Улег кивнул. Он увидел, как исчез сигнал его правого ведомого.

Второй пилот стал более серьёзным. «Молния» закладывала над ними широкую петлю, готовясь к новой атаке.

— Умный ублюдок, — произнёс Джимал.

В этот момент с ауспика исчез и второй «Стервятник».

— Что случилось? — крикнул Улег. Джимал попытался выйти с ними на связь, но оба пилота молчали. Он попробовал ещё раз. Ничего.

— Я их не вижу, — заявил Джимал.

Улега пробрал озноб. Его охватил абсолютный ужас, сдерживаемый, однако, логикой и дисциплиной. Продолжая вести «Валькирию» над самой водой, капитан увидел, как зелёный сигнал «Молнии» замедлился, а затем стал описывать широкую петлю. Улег связался с бортстрелками.

— Попробуйте отпугнуть его, — провоксировал он.

От них не укрылось напряжение в голосе командира. Он вдавил педали в пол.

Тёмная вода блестела, отражая от себя свет неба. Внизу было неспокойно. Навстречу мчащемуся самолёту поднялись волны.

— Он приближается, — доложил второй пилот.

— Всем сзади — держитесь! — провоксировал Улег.

Он следил за сполохами на авгуре, отслеживающем заход «Молнии». Сколько раз он сидел в столовой, представляя себе подобную ситуацию? Ключевую роль тут играл верно подобранный момент. Поспешишь — станешь лёгкой добычей. Замешкаешься — умрёшь ещё до того, как начнёшь корректировать курс.

— Он близко, — сказал Джимал так, словно Улег сам не следил за каждым его движением. От нетерпения чесалась рука. Ещё не время, пока — нет.

— Святой Император, — помолился он, после чего включил форсаж и одновременно дёрнул ручку управления вверх и назад, так что стальная «Валькирия», задребезжав, начала подниматься по крутой дуге.

Кабельный гласпекс озарился красными вспышками. Мир перед глазами Улега начал темнеть. Грудь сдавило так сильно, что он перестал дышать. Капитан почувствовал, как начали лопаться сварные швы, и быстро сбросил тягу. Самолёт замедлился, а затем завис в воздухе, и на мгновение показалось, будто они сейчас сорвутся.

Форсажная камера «Молнии» полыхнула синевой над ними. Улег развернул нос машины и выпустил очередь из мультилазера наугад. Лучи унеслись в небо и затерялись во тьме. Похоже, он никуда не попал.

Он сверился с авгуром — «Молния» отвернула влево и уходила на третий круг.

— Мы в зоне досягаемости?

— Осталась миля.

Улег выругался. «Молния» получит ещё один шанс сбить их. А дважды тот же трюк ему не провернуть.

Внезапно самолёт исчез с ауспика.

— Он врезался в воду? — крикнул Улег, оглядывая море в поисках всплеска.

— Не вижу! — отозвался Джимал.

Улег с трудом покрутился в кресле. Куда делся ублюдок?

Ауспик ничего не показывал. А затем Улега пронзила ужасная догадка. У сканера была слепая зона прямо наверху.

Капитан поднял глаза, и, хотя из-за тьмы ничего не увидел, он знал, что вражеский аппарат где-то там.

Пока Улег обшаривал взглядом небо, по «Валькирии» вдруг застучали снаряды. Он бросил самолёт вниз и свернул в сторону, и в следующий миг «Молния» пронеслась мимо правого крыла, порывом воздуха откинув машину ещё дальше.

Зазвучал сигнал тревоги. Панель управления озарилась вспыхивающими огнями. Улег отключил их и оценил повреждения. Им пробили баки, и они быстро теряли топливо. Внутри кабины появился запах дыма. Возможно, в самолёте начался пожар или же просто у них перегорела проводка. На него накатила волна паники, когда Джимал закричал:

— Он летит снова!

Ауспик Улега ничего не показывал.

— Откуда?

— Прямо сзади!

— Отгоните его! — крикнул он, а затем услышал, как заговорили тяжёлые болтеры.

Им не хватит топлива, чтобы сбежать от врага. Они станут лёгкой мишенью, если ничего не сделают. Улег бросил машину в сторону, однако в этот момент сигнал левого двигателя пропал. Теперь всё, что ему оставалось, это стараться вести машину как можно ровнее и прямее.

Спаркеру не сиделось на месте. Он поднялся на ноги и вышел из кабинета.

Перепрыгивая ступени, капитан спустился из административного здания на выложенную прессплитами дорогу. Зашлёпав по болоту, он повернулся в сторону рубки связи. Двое стоявших в карауле бойцов выпрямились и, разойдясь в стороны, отсалютовали ему.

Спаркер кивнул им. Путь до пункта связи занимал не больше пяти минут. Он попытался как-то отвлечься.

Внутри капитан с удивлением обнаружил Прассана.

— Что, уже всех утомил в штабе? — поинтересовался Спаркер.

— Пока нет, сэр. — Прассан отсалютовал ему. — Их подобрали.

— Кто?

Прассан жестами показал, что не знает. Он слушал вокс-переговоры, но те велись на каналах Аэронавтики, и разобраться в них было непросто. Повисла долгая пауза, прежде чем поступило подтверждение. Спаркер не сводил глаз с лица Прассана.

— Оба «Стервятника» подбиты, — произнёс Прассан.

Даже Спаркер со своего места услышал подтверждение.

Прассан поджал губы. Он опустил глаза, принявшись водить пальцем по аквиле на вокс-установке. Наконец он кашлянул, прочищая горло, и спросил:

— А «Валькирия»?

Ещё одна пауза.

— В них попали, но они возвращаются! — внезапно крикнул он.

Последние полмили до берега «Валькирия» преодолела на последнем издыхании. Внутри отсека царила напряжённая атмосфера, гвардейцы сбились в плотную группу, намного теснее, чем позволяли нормы безопасности. Не было ничего хуже, чем полагаться на кого-то другого. Бортстрелки распахнули боковые двери и выдвинули тяжёлые болтеры наружу.

Их утробный стрекот словно состязался в громкости с дребезжанием «Валькирии» и рёвом ветра.

— Похоже, нас заметили, — произнёс Бейн. Он сидел с побелевшим лицом, явно из последних сил терпя боль в руках.

Минка кивнула. Происходящее нравилось ей не больше, чем остальным.

«Валькирия» вильнула вбок, отчего их всех тряхнуло в креслах. Внутрь машины ворвался ветер. В отсек посыпались искры. Им срезало часть фюзеляжа.

— В нас попали, — прошипел Аско. Он по-прежнему держал во рту недокуренную палочку лхо.

Самолёт наполнился дымом. Одного из бортстрелков разрезало выстрелом из лазпушки —его плоть, перегревшаяся от попадания луча, лопнула, забрызгав внутренностями панели и дверь отсека. Его окровавленные останки застряли в проёме.

Второй пополз к ним по полу. Его зацепило осколком. Он что-то неразборчиво мычал.

Минка выбралась из ремней безопасности, хоть и была потрясена не меньше прочих.

«Валькирия» резко накренилась. Двигатели задребезжали, словно их нашпиговало шрапнелью. Несмотря на то что они не видели происходящего снаружи, кадианцы понимали, что быстро теряют высоту.

— Откройте дверь! — крикнула Минка.

Бейн взял Карни за плечо.

— Держитесь! — заорал он.

Из двигателя у них над головами раздался громкий грохот, и внезапно отсек наполнился брызгами гидравлической жидкости.

Персонал диспетчерской башни аэродрома Х-94 «Фаэтон» увидел огни приближающейся «Валькирии». Из одного двигателя самолёта валил густой чёрный дым, между тем как второй работал на пределе мощности.

Машина пожарной охраны уже выезжала на место, заливая посадочную платформу жутким жёлтым светом вспыхивающих мигалок. Ветер ослаб и едва трепал конус-ветроуказатель.

Люди не сводили глаз с «Валькирии». Она теряла высоту слишком быстро. Посадочные огни всё ещё находились чересчур далеко, и стало ясно, что самолёт не дотянет.

Машине оставалось преодолеть сотню ярдов, когда раздался внезапный грохот.

Из фюзеляжа «Валькирии» полыхнул огонь, и она камнем рухнула. Машина упала на брюхо и покатилась вперёд, потеряв по пути оба крыла, а затем взорвалась пламенем.

Огонь вырывался из заднего двигателя и поджёг растёкшееся по обшивке топливо. Из боковых дверей высыпались люди. Яромир и Лирга выволокли раненых стрелков. Последней выбралась Минка. Из носа и рта у неё текла кровь.

— Я в порядке! — Она указала на кабину. — Их нужно вытащить!

Пламя добралось до кабины. Фонарь заклинило, и пилот стучал по стеклу. Захваты не поддавались, и его лицо начало искажаться от паники. Белус и Оруги бросились ему на помощь, однако взвившееся пламя не дало им подступиться ближе.

Рот пилота распахнулся в крике. Минка отвернулась, когда он начал гореть заживо. Смотреть на его смерть ей совершенно не хотелось.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Пожарные расчёты гасили последние очаги пламени, когда прибыла машина медике. Тор Харибдис вместе с Минкой покинуло семнадцать бойцов взвода, сбившихся сейчас плотной группкой. Учитывая пережитое, все они находились в более-менее сносном состоянии. За исключением Карни, конечно. На её руке началось воспаление, когда у них кончились стиммы. Минка сразу заявила, что девушку должны забрать первой.

— Бейн! — позвала она следующего.

— Я в порядке, — заявил тот, хотя это очевидно было не так. С его ладоней содрало кожу по самые сухожилия. Товарищи сделали всё возможное, промыв ему руки морской водой и перевязав их обрывками униформы, однако таким ранам требовался более серьёзный уход.

— Виктор! — крикнула она дальше. Тот, весь бледный, поковылял вперёд. Минка подозревала, что Виктор сломал ребро.

Между тем медики осмотрели остальных. Минка отказалась куда-либо уходить до тех пор, пока не проверят всех.

— Мы подгоним ещё одну машину, — пообещал врач, забираясь в кабину.

Ждать следующую пришлось час. Минка загрузила внутрь весь оставшийся взвод, пока снаружи не остался стоять только Йедрин. Она втолкнула заодно и его.

— Полезай, — сказала она. — Они хотят всех осмотреть. И, эй. Вы с Бланчез отлично справились. Я горжусь вами!

Йедрин выдавил улыбку.

— Спасибо, — сказал он и нырнул внутрь машины.

— Лейтенант? — спросила Бланчез, освобождая ей место.

Минка покачала головой.

— Я вернусь позже. Сначала нужно решить пару дел.

Едва машина медике отъехала, подкатил «Таврос». За рулём был Прассан. На пассажирском месте сидел капитан Спаркер. Сначала она не поняла, что эти двое здесь забыли. Тем не менее в следующий момент Спаркер заметил её и выпрыгнул наружу.

— Поздравляю! Мы думали, что потеряли тебя. — Он взял её за руку и, подтянув к себе, заключил в крепкие объятия. — Выбралась только ты?

— Нет, — ответила Минка. — Остальные поехали с медиками.

— Ты ела?

— Я в порядке, спасибо, сэр, — сказала девушка.

Спаркер, впрочем, не стал слушать возражений и усадил её в «Таврос». Такое неожиданное внимание обескуражило Минку и даже несколько шокировало.

Когда они добрались до лагеря, на ступеньках их уже ждал Тайсон. По виду флаг-сержанта она решила, что влипла в серьёзные проблемы. Девушка подумала обо всех тех, кто так и остался на Торе Харибдисе, и воспоминание принесло с собой боль.

Однако Тайсон быстро спустился к ней и также обнял.

— Отличная работа! — заявил он. — Хитрая идея с сигналом.

— Её подал Йедрин. У него ещё свежи в памяти навыки белощитника.

Тайсон покачал головой. Он и Спаркер повели Минку в кабинет капитана. Затем послали гонца за водой и едой.

Девушка окончательно перестала понимать, что происходит.

— А ты что здесь делаешь? — спросила она Прассана.

Он нашёл свой планшет, оставленный на столе Спаркера.

— Генерал Бендикт поручил мне узнать, как проявили себя белощитники, — сказал парень.

— Сейчас? — уточнила Минка. Она увидела, как к шее Прассана прилила кровь. Он кашлянул и опустил глаза, чтобы свериться с пометками.

— Да. Как ты знаешь, это учебная программа, предназначенная для того, чтобы кадианские полки в нашей боевой зоне оставались надёжным оплотом Империума.

— Хочешь знать, как они действовали на Торе Харибдисе?

Прассан кивнул.

— Со мной были двое. Йедрин и Бланчез. Они отлично справились. Всем наивысшие баллы. И солдатам, и инструкторам.

Прассан быстро сделал пометки. Судя по тому, как двигалась его ручка, Минке показалось, что он просто выводит на бумажке квадратики.

— Это всё?

Парень снова кивнул.

— Да. Спасибо.

— Хорошо. Послушай. Возможно, ты сможешь мне кое с чем помочь. Мне сказали, что Комиссариат завёл на Дрено дело. Ранение в руку. Крыланы считают, что это самострел.

Прассан слышал об этом.

— Д-да, — наконец протянул он. — До меня дошёл слух.

— Дрено хороший боец. Иногда тот ещё ублюдок, но есть и похуже. Я была бы благодарна, если бы ты переговорил с крыланами.

— Я не могу, — признался Прассан.

— Нет?

Его щёки залил густой румянец. Он покачал головой.

— Я простой рядовой. А ты — и. о. лейтенанта, поэтому если поручишься за него, то, уверен, Комиссариат из уважения учтёт твои слова.

Минка хохотнула.

— Ну да. Так и сделаю. Что-нибудь ещё, сэр?

Тогда вмешался Спаркер.

— Нет! Не сейчас. Прассан — убери этот планшет! — Он пошарил в ящике стола. — Лови! — сказал капитан и что-то ей бросил.

Она поймала предмет одной рукой. Тот оказался маленьким и тяжёлым. Минка разжала кулак и увидела на ладони пару петлиц с лавровым венком.

— Прицепи их. Байтов одобрил твоё назначение лейтенантом. — Затем он кинул ей ещё и нарукавные погоны.

Она поймала их второй рукой и бодро отдала честь.

— Спасибо, сэр!

Из другой тумбочки стола Спаркер достал бутылку второсортного грога.

— Держи! — сказал он. — Угощайся.

Они выпили, и Минка почувствовала, как белый напиток теплом разливается у неё в животе. Он наполнил её ощущением расслабленности.

Прассан вертел в руках ручку.

— Послушай, Минка, — нерешительно начал он. — Вряд ли ты слышала.

— Что?

— Дайдо выжила.

Минка вскочил на ноги.

— Выжила? Где она? Я хочу её увидеть.

Минка взяла грязецикл Прассана.

— Мне нужен всего час, — сказала она ему. — Честное слово.

Она выехала из ворот и помчалась по шоссе. У неё ушло двадцать минут, чтобы добраться до нужного госпиталя. Она замедлилась, свернув к воротам. Возле них несли караул какие-то ракаллионцы. Они сидели в сторожке, положив фуражки на стол рядом с котелком рекафа.

Гвардейцы увидели лейтенантские нашивки и махнули ей, пропуская внутрь.

«Ленивые ублюдки», — подумала девушка.

Она нашла нужную палату и поспешила внутрь. Минка назвала дежурной медсестре имя Дайдо. Та сверилась с бумагами.

— Сюда, — сказала она.

Женщина провела Минку в длинную палату с рядами кроватей. Все постели были жёсткими и накрахмаленными. Везде виднелись бинты, слышались приглушённые голоса и неутихающие стоны.

— Не обращайте внимания. Это песнь умирающего солдата, — сказала медсестра и улыбнулась. — Они знают, что скоро встретятся с Императором.

Сестра оставила её у изножья кровати Дайдо. Минка не увидела ничего, кроме бинтов. Внезапно её накрыло странное нежелание подходить ближе.

— Дайдо? — позвала она.

Лицо Дайдо показалось из простыней. Руки лейтенанта находились поверх одеяла. Она лежала на спине, одна нога висела в воздухе.

Минка присела возле подруги.

— Эй, — тихо сказала она. Накрахмаленные белые простыни внезапно напомнили ей, насколько грязная она сама.

Дайдо подняла руку. Поведение и общий настрой лейтенанта показались девушке весьма мрачными.

— Эй, — отозвалась она. — Слышала, ты покрыла себя славой.

Минка пожала плечами.

— Я сделала то, что было нужно.

Взгляд Дайдо упал на лейтенантские петлицы на воротнике девушки.

— И тебе отдали мою работу.

— Исполняющая обязанности, — соврала Минка.

Дайдо указала на своё тело.

— Если они рассчитывают, что я вернусь, то ждать придётся долго.

Минка кивнула. Увидеть такое она не ожидала.

— Всё серьёзно?

— Осколок. С ладонь. Прошёл сквозь позвоночник, — пояснила Дайдо. — Ниже того места ничего не чувствую.

Минка глубоко вдохнула. Ей хотелось придать своему голосу уверенность.

— Они что-нибудь придумают.

Дайдо выругалась. Она была в скверном расположении духа и после долгой паузы извинилась.

— Послушай. Мне жаль. Ты первая из полка, с кем я говорю. Кроме Прассана и отца Керемма. Он молится здесь за меня каждый проклятый день. Я готова придушить его. — Дайдо вздохнула. — Как там мои люди?

Минка рассказала ей всё. О белощитниках. О том, как справились остальные. О ранах, которые те получили.

— Рука Карни порвана в клочья. Дрено взят под стражу. Мы потеряли Аллуна и Мэнарда. Когда началась эвакуация, остальные отбыли без нас.

— Спаркеру не следовало поручать тебе такую работу.

— Дело не в этом, — сказала Минка. Ей не понравилось то, что Дайдо ставила под сомнение её компетентность.

— А в чём тогда?

Минка покачала головой. Ей не хотелось пускаться в долгие объяснения.

— Нас просто оставили. Мы сражались с выжившими предателями, но те были в ещё худшем положении, чем мы. Из-за взрыва всё стало совсем плохо. Там не было ничего. Ни воксов. Ни еды. Ни воды. Мы выбрались с острова только сегодня, — сказала она.

Они поболтали ещё какое-то время, но разговор прошёл не так, как она надеялась.

— Подумать только, как я перед тобой раскисла, — наконец сказала Дайдо. — Трон! Тебе пора идти и принять душ или что там тебе нужно.

У Минки и самой кончились темы для беседы.

— Да. Уверена, меня ждёт заполнение отчётов. Вернусь, как только смогу, — пообещала она.

Дайдо потянулась и взяла Минку за руку.

— Послушай. Я сварливая. Прости. Но я рада, что ты командуешь взводом. Я бы не хотела видеть на этом месте никого другого. Все они — отличные ребята. Помни. Ты не можешь всё делать в одиночку. Ты сама поймёшь, когда придёт твоё время. Оно настанет, когда все остальные замрут. Вот тогда-то ты должна шагнуть вперёд первой. Ты должна вести за собой. — Она обвела рукой своё тело. — Любой ценой.

Минка кивнула.

— Спасибо. Я запомню.

Она двинулась обратно через палаты, мимо рядов раненых и умирающих, и поблагодарила Золотой Трон, что оказалась не в их числе.

Ракаллионцы всё ещё попивали в сторожке рекаф. Девушка села на грязецикл и помчаласьъ прочь, петляя между колонн военных машин.

Прассан ждал её у ворот лагеря. Она остановилась и, не став глушить мотор, передала машину ему.

— Как она? — спросил Прассан.

— Не очень хорошо, — призналась Минка. — Думаешь, сможет ходить?

Тот покачал головой. Маловероятно. Лейтенантам позвоночная аугментация не полагалась, а если бы её и вживили, то Дайдо всё равно вряд ли смогла бы сражаться.

— Может, она вернётся и будет работать в штабе, — сказал он, стараясь звучать ободряюще.

Минка кивнула. Затем протянула руку.

— Спасибо за машину. Береги себя. Смотри не разжирей там. Кто знает, когда Тайсон вызовет тебя обратно на передовую.

Прассан отсалютовал ей.

— Это приказ, лейтенант Леск?

Она в шутку стукнула его.

— Проваливай отсюда.

Когда тот поехал прочь, Минка повторила про себя: «Лейтенант Леск».

Она вспомнила капитана Рафа Штурма. Как ей хотелось рассказать ему, что она справилась. Минке стало интересно, где он сейчас и жив ли вообще. Но сначала, подумала она, ей требовался душ.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Сержантами Минки стали Раске, Элрот, Дрено и Варнава. Элрот относился к тем офицерам, которые делали всё, что скажут, и старались изо всех сил. О Варнаве Минка никогда не была особо высокого мнения, но ей не хотелось идти против решения Дайдо. Варнаве не понравилось то, что её поставили командовать над ним. Впрочем, с этим она ничего не могла поделать.

Дрено стал её первым назначением. Звание сержанта будет для него лишь первым коротким шагом по карьерной лестнице. Он явно считал, что его ждут намного большие свершения. Он выполнял приказы, но к тому же обладал инициативностью. Ему лучше было быть сержантом, чем капралом, и Минка не могла не признать в нём тех качеств, которыми в избытке обладала сама.

Выживших членов командного отряда Дайдо она распределила по другим отделениям в качестве капралов, а Йедрина с Бланчез перевела в собственную группу из пяти бойцов, в число которых вошли также Бейн — когда его признали годным к несению службы — и Оруги.

Такое решение она обосновала тем, что хотела приглядывать за молодыми бойцами. Минка видела в Бланчез себя саму, когда была моложе, между тем как Йедрин был тихим, серьёзным и стремился угодить ей, словно потерявшаяся гончая. Он напоминал ей утраченного братишку, Тарли.

Йедрин поднимался по утрам первым и первым приветствовал её, когда она заходила в комнату. Минка ценила такое уважение. Кадианцы ожидали от своих офицеров очень многого. Их доктрины отличались прямолинейностью. Всегда подавай бойцам личный пример. Не ешь до тех пор, пока не поедят все. И всегда держи солдат в боевой готовности.

Минка нашла жизнь лейтенанта довольно отличной от сержантской: под её ответственностью оказалось вчетверо больше людей.

Впрочем, за своим старым отделением Минка следила с особым вниманием. Она переговорила с комиссаром Шандом насчёт Дрено.

— Да, я всё выяснил. Никаких признаков членовредительства, — сказал Шанд. — Слишком рьяный кадет.

Когда она поделилась с Дрено новостями, тот никак не отреагировал. Казалось, будто такими словами она оскорбила его до глубины души.

— И я хочу сделать тебя сержантом, — сказала она, — своего старого отделения.

Наконец лицо Дрено выдало его чувства.

— Не Виктора?

Минка покачала головой. Виктору нравилось быть капралом. Она не видела необходимости продвигать его. Дрено пожал ей руку.

— Спасибо, — просто сказал он.

Что касалось остальных, то аугметика Карни приживалась хорошо. Рука Бейна восстанавливалась. Бланчез и Йедрин также влились в коллектив.

Одним из наибольших изменений в жизненном укладе Минки стало то, что теперь она питалась в офицерском клубе. Он представлял собой отдельное здание с охраной у двери и собственным обслуживающим персоналом. Комнату украшали различные артефакты, которые полку удалось вывезти с Кадии. В дальнем конце висела пара перекрещённых флагов. Одним было ротное знамя, вторым — золотая аквила, вышитая на траурно-чёрном фоне.

Вдоль стен выстроились серебряные чаши и блюда, на которых были выгравированы имена офицеров или названия битв либо планет, где довелось служить 101-му. Здесь же висели полотна в тяжёлых золочёных рамах, изображавшие прошлых командиров рот. Офицеры на портретах были либо в парадных мундирах, либо в камуфляжных костюмах, как то диктовали модные веяния того времени. Некоторые решили запечатлеть себя на месте своих величайших побед. Там были ледяные миры, пламя, сокрушённые бастионы, огромные равнины, заполненные яростно сражающейся техникой. Кое-где были показаны пейзажи самой Кадии. Перед такими картинами Минка замирала, пожирая взглядом детали, словно томимый жаждой человек, которому дали стакан чистой воды.

Теперь она чаще находилась в компании других офицеров. Спаркер ощутил одолевавший её поначалу дискомфорт и увёл в сторону для краткого инструктажа.

— Здесь не нужно формальностей. Относись к старшим по званию с уважением. Но не стесняйся подойти к ним, если нужен совет.

— Спасибо, сэр.

Каждое утро проводились собрания офицеров. На них обсуждались вопросы тактики. Состояние взводов, полка и ход войны в целом. Минка впитывала информацию как губка. Поначалу она опасалась лишний раз открывать рот, но, казалось, остальные офицеры не только приняли её, но и хотели узнать её мнение. Пусть операция на Торе Харибдисе и была успешной, в войне они не победили. И перед ними по-прежнему стоял вопрос, как сокрушить Скалу Предателя.

— Не думаю, что всё идёт так, как хотел Бендикт. Мы пустили им кровь, но недостаточно. Либо так, либо они более упорны, чем мы ожидали.

— Мы могли бы атаковать Марграт, — предположил лейтенант Петр.

В его словах никто не увидел смысла. Нет. Атака должна состояться на Тор Тартарус.

— Но любой штурм натолкнётся на ураганный артобстрел. Он станет очень дорогостоящим.

Капитан Спаркер поочерёдно поинтересовался у каждого из них, как бы захватили Тор Тартарус они. Когда настал черёд Минки, она попыталась выглядеть спокойной и невозмутимой.

— Мы могли бы высадить ещё один десант на Офио?

— Вряд ли удастся во второй раз, — отозвался Спаркер.

Минка уставилась на крепость.

— Значит, это Тор Тартарус. — Ей вспомнился улей Марк-грааф. — Есть ли возможность пройти на «Термитах»?

Спаркер покачал головой.

— Нет. Сам остров вулканический, но архогеологи утверждают, что прибрежная полоса состоит из пористой скальной породы. Слишком мягкая для буров. Они, скорее всего, завязнут. Или утонут.

«Хорошо», — подумала Минка. Она не любила «Термиты».

— Сколько осталось до Сангвиналии?

— Двадцать дней.

— Значит, нужно отправить их в нокаут. Мы же не можем просто обескровить их до смерти.

— Да. Но как?

Прорывной идеи не нашлось ни у кого, поэтому встреча закончилась безрезультатно.

Тем вечером Минка снова отправилась к сторожевой вышке на южной стороне кадианского лагеря. Она забралась по лестнице и пролезла через люк наверху. В карауле находилась Карни вместе с Белусом и Аско.

— Глядите-ка, кто пришёл поздороваться, — воскликнул Белус. Он и Аско, видимо, играли в азартную игру. Карты обоих лежали рубашками вверх на полу.

— Может, сыграю с вами позже, — отозвалась Минка. Она пришла взглянуть на Гору Кранног. Для этой цели она специально захватила с собой полевой магнокль.

Через залив виднелись уступы Тора Тартаруса. Массивная крепость превратилась в глыбу изъеденного скалобетона и виднеющихся внутри арок туннелей. Теперь она больше напоминала утёс с пещерами, нежели бастион. На самой вершине располагались батареи, обрушивавшие массированный огонь на окопы имперцев. Она насчитала по меньшей мере двадцать платформ «Гидр». Любая атака с воздуха будет обречена. «Валькирии» не отличались скоростью, и во время пролёта над морем их не смогут прикрыть. Конечно, они могли провести бомбардировку из космоса, но в таком случае туман станет помехой для высадки десанта.

Минка опустила увеличитель и стала пристально всматриваться в крепость, пытаясь решить загадку.

Если бы они смогли захватить верхнюю террасу, подумала девушка, то любая атака имела бы большие шансы на успех. Но как это сделать, она не знала.

Минка отвернулась. Придётся перечитать хроники полка, чтобы узнать, случались ли у него подобные битвы в прошлом.

Она снова отправилась навестить Дайдо. Её бывшего командира перевезли в другую палату, прочь от умирающих.

— Здесь те, кто идёт на поправку, — пояснила Дайдо, устало обведя рукой перебинтованных людей в металлических койках. — По этому вот можешь сверять время, — добавила она, указав в конец ряда. Там Минка увидела лишь дыхательную трубку, торчавшую оттуда, где следовало находиться рту. — Каждые два часа он просыпается и начинает кричать. Начнёт через десять минут. Затем они накачивают его снотворным, и он отключается снова.

Минка присела на край кровати. Металл заскрипел. Матрас был жёстким, а простыни пахли карболкой.

— Как мой взвод?

— Хорошо, — сказала Минка, но внезапно остереглась говорить лишнее. — Они скучают по тебе.

— Хорошо. Ни один меня не навестил.

— Их не выпускают из лагеря.

Дайдо закатила глаза.

— Я вижу только Бантинга. Он мерит мне пульс, цыкает, а потом делает укол. «Нет ничего, что не вылечила бы инъекция». — Дайдо хохотнула и указала на своё тело. — Как ты вылечишь такое?

Минка немного с ней поболтала, но ей было тяжело слушать рассказы о скучных буднях Дайдо и вызванные ими раздражённые речи. Наконец она начала собираться.

— Хочешь, чтобы я что-нибудь передала?

— Скажи ублюдкам, что, если размякнут, я их взгрею, — сказала Дайдо.

Минка подошла к двери, когда перебинтованный человек начал стонать.

— Говорила же! — крикнула ей Дайдо. Минка обернулась, посмотрела на своего искалеченного лейтенанта и махнула на прощание рукой.

Прошла неделя, прежде чем Минка смогла снова проведать Дайдо. Её согласился подвезти в «Кентавре» комиссар Нолл.

— Как рука? — поинтересовалась Минка.

Комиссар получил лазерный луч в предплечье. Он взглянул на раненую конечность с отстранённым любопытством, так, словно она его подвела.

— Рана чистая. Сквозная. Сказали, что заживает хорошо.

Они кивнула. Комиссар не особо любил разговаривать, и после пары коротких попыток втянуть его в беседу они замолчали.

На этот раз, зайдя в палату Дайдо, она увидела у её кровати Бантинга.

— Лейтенант Леск, — поздоровался он, держа в руке запястье больной. После паузы он отпустил её.

— Есть изменения? — спросила Минка.

— Я всё ещё жива, — ответила Дайдо.

— Жива, — согласился Бантинг и, склонившись над ней, принялся шевелить её парализованные ноги.

— И к несчастью, буду живой и завтра, — вздохнула Дайдо.

Минка тихо сидела, пока врач проводил заключительные проверки. Наконец он отвёл взгляд от планшета и повесил его на кровать.

— Надежда есть? — спросила Дайдо.

— Надежда есть всегда, — произнёс Бантинг. — Доверься Императору.

Затем Бантинг повернулся к Минке.

— Видел я, во что ты превратила руку Карни. — Минка поморщилась от воспоминания. Тот продолжил, не дав ей и секунды, чтобы собраться с мыслями. — Как те двое кадетов? — Йедрин и Бланчез?

Он подоткнул одеяло Дайдо и поднялся на ноги.

— Так их зовут?

— Да. Они больше не белощитники. Теперь они полноценные кадианские ударники.

Бантинг хмыкнул.

— На Торе Харибдисе они показали себя превосходно, — сказала ему Минка.

Бантинг презрительно фыркнул. Затем повернулся к Дайдо.

— То-то и оно. С этого начинается распад. Замена солдат вроде тебя кадетами. Вот, — сказал он и протянул ей пару розовых пилюль.

— Супрессанты, — пояснила она Минке. — Вырубает начисто.

Бантинг протянул ей стакан воды, чтобы запить.

Дайдо поморщилась.

— Сначала я поговорю с Минкой. Она пришла не смотреть, как я пускаю слюни.

Бантинг кивнул. Когда тот отвернулся, лейтенант показала ему вслед неприличный жест.

«Ублюдок», — одними губами произнесла она. Минке же сказала:

— Итак. Расскажи мне новости.

— Большая атака на Тор Тартарус скоро начнётся, — заявила та.

— Батареи вывели из строя?

— Нет.

Дайдо кивнула.

— И какой тогда план?

Минка не знала. Она была обычным лейтенантом.

— Не уверена, что он есть. На Торе Харибдисе мы уничтожили авангард элнаурцев. Но их резервы никуда не делись. Бендикт хочет предложить себя в качестве приманки. Он собирается лично возглавить штурм.

— Звучит отчаянно, — сказала Дайдо.

— Он в отчаянии, — добавила Минка. — Там идёт война.

Дайдо хохотнула. Впрочем, смех её прозвучал горько. Она знала только войну. Она для неё родилась и ради неё жила.

А теперь её списали в непригодные.

Минка пересказала ей поданные другими идеи, хотя видела, как сильно Дайдо не хотелось получать информацию из вторых рук.

— Я рада за тебя, Минка, — сказала она в конце ровным голосом. — Трон! Я лежу в кровати. Всё, чего бы я хотела, — это чтобы осколок прошёл дюймом левее или футом правее. Чуть выше, и он попал бы мне в сердце. И я была бы мертва и с Императором. Футом правее, и он достался бы Варнаве. Какого чёрта ты вообще решила спасать меня?

Минка не нашлась, что ей ответить.

— Следовало бросить меня там, — выругалась Дайдо. — Я могла бы умереть. Лучше уж так, чем вот это. — Лейтенант подняла руки.

С минуту Минка просто сидела, ничего не говоря.

— Прости, — наконец выдавила она.

Какое-то время обе молчали. Они обменялись ещё парой слов, после чего Минка сказала:

— Мне пора.

Дайдо проводила Минку взглядом. Супрессанты по-прежнему были у неё в руке, и она задумалась о том, чтобы принять их. Хотя что такое боль, спросила себя Дайдо, для воина вроде неё?

Бантинг закончил следующий осмотр.

— Хорошо, — хмыкнул он и взял ножницы, чтобы отрезать нитку. С помощью острых щипцов он извлёк остатки, после чего протёр раздражённую розовую плоть антисептиком.

Комиссар Нолл раскатал рукав обратно.

— Заживает хорошо, — добавил медик. — Рекомендую меньше напрягать руку. Хотя бы неделю. Вам не захочется, чтобы рана открылась. И держите её в сухости.

Нолл кивнул. Он застегнул пуговицу, затем сжал и разжал кулак. Рана была натянутой, кожа казалась странно тугой, но какой-либо потери подвижности он не заметил.

— Принято к сведению, — произнёс он. — Благодарю, медике.

Минка двинулась в обратный путь через лазарет. Свернув в конце коридора, она увидела группу из семи друкцев, о чём-то разговаривавших с доктором. Минка могла бы пойти боковым переходом, но будь она проклята, если уступит им.

Девушка решительно зашагала вперёд. Она была кадианкой, а кадианцы не бежали от боя. Один из друкцев поднял голову. Им оказался капитан Мидха.

— Ты! — крикнула Минка. — Ты бросил свою позицию на Торе Харибдисе!

Мидха ухмыльнулся.

— Я выполнял приказ.

Минка бросилась к нему.

— Ты подставил мой взвод!

Его таны встали перед ней, но она не замедлилась. Минка поднырнула под первый удар и врезалась в живот следующему человеку. Её приложили локтем по спине, но Минка уже влетела плечом Мидхе в брюхо.

Раздалось приятное слуху оханье. Та не остановилась и, почувствовав, как Мидха оторвался от земли, упала на него сверху.

Да, враги превосходили её числом, однако она рассчитывала на их смятение.

— Это за Аллуна! — пропыхтела она, впечатав Мидхе кулак в подбородок. — Это за Карни! — сказала она, ударив во второй раз. У неё оставались считаные секунды, чтобы отомстить за Мэнарда и Дайдо. Ни одна мать не могла вести себя яростнее, защищая своих детей. Её кулаки превратились в размытые пятна, несмотря на то что его свита уже стягивала Минку прочь.

— Бешеная кадианка! — прошипел один из танов, врезав Минке коленом в живот. Она напряглась, но удар был таким сильным, что всё равно вышиб из неё весь воздух, словно из пробитой шины.

Один кулак попал ей в подбородок, другой — в скулу. Инстинкты закричали ей свернуться калачиком и защищать себя. Но Минка была кадианкой. Она приняла бой. Она пиналась, отбивалась, тыкала пальцами в мягкую плоть, царапалась и раздирала лица.

— Мелкая паршивка! — прошипел Мидха и пнул её в затылок.

Один из танов поймал её за руку. Она ударила его другой, а затем, вскочив, врезала каблуками по ноге обидчика. Удар пришёлся в заднюю часть колена. Он оказался весьма точным. Девушка на миг пошатнулась, и тогда друкцы поймали и левую руку. Минка подобралась для второго пинка.

Мидха встал перед ней. В руке он сжимал нож.

— Сейчас мы научим тебя, что не стоит ввязываться в драку, которую не сможешь закончить, — прошипел он. — Я тебя выпотрошу, кадианка.

Комиссар Нолл вышел в коридор. Тот был тихим и пустым. Он свернул налево, к выходу. Комиссар шагал через офицерское крыло, но даже здесь каждая палата была забита кроватями, приставленными вплотную друг к другу. Медсёстры ходили от койки к койке, занимаясь теми, к кому возвращалась боль.

Палаты полнились тихим и монотонным стоном умирающих.

Нолл продолжал идти. Чем ближе к выходу, тем менее опасным становилось состояние пациентов. Впрочем, тут и там кто-то иногда вскрикивал от боли или скуки.

Отсутствие самоконтроля беспокоило Нолла. Всё, чему его учили, взрастило в нём холодную и безжалостную дисциплину. Для его слуха крики раненых звучали как провозглашение собственной слабости. Он затянул солдатскую песенку, чтобы заглушить стоны.

В конце коридора находился Т-образный перекрёсток. Он снова свернул налево, напевая под нос ещё громче. На стенах висели плакаты с имперскими догмами.

Ноллу хватало лишь взгляда на первые пару слов, чтобы знать, чем заканчивалось каждое предложение.

«Император защищает добродетельных».

«Несгибаемый может умереть, но его душа присоединится к Императору».

«Император — наш щит и хранитель».

«Благословлён разум, что не знает сомнения».

Нолл продолжал насвистывать песенку, когда достиг последнего коридора. Вдруг справа послышался какой-то шорох. Он прозвучал достаточно громко, чтобы насторожить его. Комиссар развернулся. Шум исходил из комнаты в глубине коридора.

Нолл на секунду остановился. Мелодия стихла. Его с рождения тренировали и учили выискивать и наказывать предосудительное поведение. Он уподобился охотящейся кошке —застывший, бдительный, силившийся определить, что происходит.

На полу алели брызги крови. Из-за двери доносилась приглушённые звуки борьбы.

Он пинком распахнул дверь. Его лицо нечасто выражало шок, но, когда комиссар увидел открывшуюся перед ним сцену, именно в нём оно и исказилось.

— Лейтенант! — рявкнул он.

Минка стояла с растрёпанными волосами, опухшим лицом, раздутыми ноздрями и горящими от подавленного гнева глазами. Его взгляд переместился с ножа в руке девушки на пять лежащих у её ног тел.

— Объяснись, — велел Нолл.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Минка сидела во тьме камеры, когда из коридора донеслись шаги. Они остановились у входа. Раздался лязг ключей, щёлкнул замок, тяжёлая дверная ручка провернулась, и со скрипом петель дверь открылась настежь.

Ей в лицо ударил свет. Она отвернулась, чтобы не дать ослепить себя внезапной вспышкой.

— Следуйте за мной, — произнёс голос.

Девушка поднялась на ноги и спешно собрала волосы в хвостик. Её вывели наружу и повели по коридору к караульному помещению. Охранники жестом велели ей зайти внутрь. Комната выглядела пустой.

— Лейтенант Леск, — раздался голос.

Она резко развернулась. На неё смотрел старший комиссар Шанд. Его посечённое шрамами лицо оставалось непроницаемым, однако фиолетовые глаза блестели зловещим светом.

Он шагнул к ней.

— Я получил уже две официальные жалобы на твоё поведение. Вторая — крайне серьёзная. Ты ранила членов друкского контингента.

— Да, сэр, — согласилась Минка.

— Это обвинение — правда?

Минка кивнула.

Он подступил ближе.

— Ты знаешь, какое наказание тебя ждёт.

— Да, сэр, — произнесла девушка.

— А есть ли объяснение твоему поведению?

Минка помолчала, собираясь с мыслями.

— На Торе Харибдисе мы размещались по соседству. Нам было приказано отступать вместе и прикрывать друг друга. Мидха бросил свою позицию. Нас едва не убили.

— Ты обвиняешь его в малодушии перед лицом врага.

Она сделала глубокий вдох.

— Да, сэр. Обвиняю.

— Тебе известна ответственность за оговор?

Она кивнула.

Шанд вперился в неё холодным взглядом. Минка сжала зубы и уставилась в ответ. Она принялась отсчитывать секунды, начав со ста. На семьдесят третьей Шанд отвёл глаза. Его щёки порозовели.

— Я изучу этот вопрос, — сказал он. — Между тем я глубоко рассержен твоим поведением. Ты лейтенант и должна подавать лучший пример.

Минка кивнула.

— Простите, сэр.

На этом Шанд решил, что вопрос исчерпан.

— Тебе лучше вернуться в лагерь, — сказал он.

Минка сложила аквилу.

— Спасибо, сэр.

— О. Лейтенант Леск, — сказал он, когда она достигла двери. Минка замерла. — С этого времени держись от друкцев подальше. Я не хочу разбираться с новыми жалобами. Или даже хуже, я не хочу потерять многообещающего юного лейтенанта.

Минка отправилась в караулку. Там она подписала бумаги на возвращение оружия. Охранник всё ей вернул, и девушка кивнула. Тот с уважением кивнул ей в ответ, а затем подмигнул.

— Отличная работа, сэр, — сказал он.

Минка вышла на ступени блока содержания. Там она остановилась и огляделась. Издалека доносился рокот артиллерии. На Торе Тартарусе горел огонь. Он был насыщенного красного цвета и напоминал свежепролитую кровь. Алые облака над осадным лагерем пронзали лучи прожекторов.

Она различила верхние этажи Тора Тартаруса с их бесконечными батареями.

На фоне неба силуэтами темнели опоры моста. Минка на секунду замерла. Несколько участков дорожного полотна висели на натянутых прутьях арматуры.

По возвращении в деревянную казарму Минка никак не прокомментировала своё отсутствие, хотя спрятать ссадины на лице у неё и так бы не вышло.

— Я упала, — просто сказала она.

Девушка метнула в Бейна взгляд, не дав тому сказать ни слова.

— Как она? — спросил Дрено.

— Дайдо? Не очень хорошо, — призналась Минка. Бойцы встретили её слова тяжёлой тишиной. Минка помолчала. — Я сказала, ей повезло, что она не пойдёт в следующую атаку.

— Есть мысли, что это будет?

Минка покачала головой.

На следующее утро Минка вышла из лагеря вместе с Бейном и Дрено. Они остановились у основания одной из опор моста. Две башни стрелами возносились к небу. Доступ наверх обеспечивала техническая лестница. Сама дорога была заминирована, но ванты ещё оставались целыми.

Минка поднялась на вершину. Там она коснулась верхнего троса. Тот гудел на ветру.

— Что думаешь? — поинтересовался Дрено.

Девушка помолчала.

— Думаю, следует переговорить с капитаном Спаркером.

Спаркер выслушал план Минки. Он вышел вместе c ней на ступени своего кабинета. Она передала ему полевой магнокль. Тот посмотрел сам.

— Что ж, — наконец сказал он. — Возможно.

— Хотите, чтобы я представила план полковнику Байтову?

— Пока нет, — ответил Спаркер.

Они провели следующий день, разъезжая по передовой. К концу поездки им удалось склонить на свою сторону даже флаг-сержанта Тайсона. Лишь после этого они отправились в кабинет к Байтову. Сердце Минки затрепетало в груди, когда она встала перед руководящим офицером 101-го полка.

Она изложила стоящие перед ними сложности, после чего представила своё решение.

Байтов выслушал её, не проронив ни слова. Некоторых собравшихся офицеров Минка знала. Останко был капитаном первой роты, Иринья — второй. Из остальных стоявших вокруг Байтова ветеранов ей был знаком разве что Дикен с характерной чёрной повязкой на отсутствующем глазу.

Минка то и дело бросала взгляды на ветерана, пытаясь определить, каким станет его вердикт.

— Смело, — сказал в конце Байтов.

Он посмотрел на Останко. Капитан первой роты кивнул.

— Мне нравится.

Иринья оказалась не столь уверенной. Она пустилась в длительное перечисление всех опасностей и трудностей. Все её слова были по существу. Сердце Минки забилось чаще. Девушка стала неуютно переминаться с ноги на ногу, дожидаясь своей очереди говорить, но Байтов не дал ей возможности.

— Слышал? Это большой риск, Спаркер. Думаешь, твоя рота сдюжит?

— Да, сэр, — отозвался Спаркер.

— Хорошо. — Байтов огляделся. — Я говорю, поручим седьмой роте эту задачу. Что скажете?

Первым шагнул вперёд Останко. Задержав взгляд на Минке, он произнёс:

— Храбры те, кто всё понимают и ничего не боятся.

Щёки девушки залились румянцем. Похоже, дело на этом решилось. Она сложила аквилу и попятилась.

— Хорошо, Леск, твоя взяла! — сказал Спаркер. Он похлопал её по спине. — Уверен, тебе не терпится испытать свою теорию на практике лично.

Дату атаки назначили через девять дней. Минка и Тайсон взялись за разработку тренировочной программы для роты. Её взвод провёл неделю, без устали тренируясь. Каждую ночь они выматывались до предела. Каждое утро вставали ни свет ни заря, чтобы тренироваться дальше.

Помимо этого, на Минку навалилась ещё сотня задач, которые следовало сделать до начала атаки. Бумажная работа. Собрания офицеров. Рапорты. Платёжные чеки. Дела, от которых у неё болела голова.

Она выгадала себе время, чтобы сходить попрощаться с Дайдо.

Оно настало после долгой отработки подъёма на крутые утёсы, когда все остальные взяли банные карточки, чтобы помыться под душем. Минка, однако, надела шинель. Бейн замер.

— Ты куда?

— В лазарет.

— Я с тобой.

Минка нахмурилась.

— Незачем со мной идти.

— Это так, — согласился Бейн. — Но я снова рассёк ладонь. А пропускать атаку я, знаешь ли, не собираюсь. Кроме того, — наконец признался он, — ты единственная из моих знакомых, кто идёт в госпиталь здоровой, а возвращается порезанной и в синяках.

Ночью в лазарете было тихо. Других посетителей они не увидели, только медсестёр, медике и иногда санитаров, толкавших кровати или относивших мёртвое тело.

Свернув к палате Дайдо, они увидели знакомую фигуру. Это был отец Керемм. Его борода, как обычно, выглядела неопрятно, однако под бронежилетом он носил чистый подризник, а цепной меч блестел свежей смазкой.

— А! — сказал он, подняв глаза. — Лейтенант Леск.

Она всё ещё привыкала к новому званию, звучавшему перед её именем.

— Добрый вечер, отец! Мы не видели вас на Торе Харибдисе.

— В самом деле? Я там был. На пляже Крид. Делал свою работу. Воодушевлял солдат и убивал врагов. И я слышал, ты отлично себя показала. Теперь все говорят о тебе. Кого ты проведываешь? — спросил в конце он.

— Лейтенанта Дайдо, — сказала Минка, складывая на груди аквилу.

— Ах, — отозвался священник и кинул на неё взгляд из-под кустистых седых бровей. —Ещё одна страдающая душа. Боюсь, надолго она с нами не задержится.

— Почему это?

Он поджал губы и вскинул брови.

— Без надежды мы лишь плоть да кости.

— Экий он оптимист, — заметил Бейн, когда они двинулись дальше по коридорам.

— Сюда, — Минка вошла в палату Дайдо. Умирающий человек исчез. Появились новые бледные лица.

— Привет, — поздоровалась Минка.

Дайдо сердито уставилась на неё с кровати. Внезапно девушка ощутила себя виноватой.

— Я думала, ты забыла меня, — сказала Дайдо.

— Я тренировала взвод.

— В самом деле? — не унималась та.

Бейн промолчал. Он знал Дайдо не так хорошо и не хотел встревать.

— Я буду за дверью, — наконец сказал он.

Минка кивнула и присела на койку.

— Слышала, в последний раз ты пересеклась с друкцами, — произнесла Дайдо. — Наверное, поэтому не приходила.

Минка хохотнула.

— Нет, — призналась она. — Приближается атака.

Дайдо при её словах сглотнула. Затем поджала губы и вздохнула.

— Мы уходим завтра ночью.

Лейтенант кивнула.

— Думаешь, со мной это случилось из-за того проклятого шеста?

— Твоё ранение? Нет. Конечно, нет!

— Я старалась придумать причину, почему попали именно в меня. Это ведь мог быть Варнава.

— Мне бы этого хотелось.

Дайдо рассмеялась.

— Да. Мне тоже. Доставляет проблем?

Девушка пожала плечами. Варнава был тем ещё засранцем.

Лейтенант вздохнула.

— Прости, что я так ною. Это всё из-за поучений того треклятого жреца. — Она замолчала, потянулась и взяла Минку за руку. — О вере, и надежде, и присоединении к Императору. Всей этой чуши.

Долгое время Дайдо не говорила, лишь крепче сжимая руку Минки. В её глазах начали собираться слёзы. Она шмыгнула носом, пытаясь их прогнать.

— Веди их за собой, — наконец выдавила она.

Минка кивнула. Она опустила глаза и тяжело вздохнула.

— Я бы хотела, чтобы нас вела ты.

Дайдо улыбнулась. Она не смогла произнести этого вслух, но прошептала одними губами: «Я тоже». Минка рассказала ей новости о взводе, роте, полке.

Из коридора донёсся металлический скрежет хлипкой тележки с ужином.

Дайдо закрыла глаза. Казалось, боль не отпускала её ни на минуту.

— Принести болеутоляющих?

— Нет, — сказала Дайдо. Санитар вкатил тележку в палату.

Минка поднялась.

— Мне пора.

С наступлением ночи Бендикт вошёл в часовню, где хранилось тело святого Игнацио. Славноптицы безмолвствовали. Они кружили в воздухе, закладывая под сводами восьмёрки. Казалось, они чувствовали важность происходящих снаружи событий.

Генерал выглядел величественно в комплекте мастерски изготовленных панцирных доспехов. На боку у него был архаичный лазпистолет модели «Марс» — оружие древнего типа, которое Бендикт любовно обхаживал и содержал в безупречном порядке. Точно такую же модель когда-то использовал сам Крид. Такое же хорошее оружие. Оно служило ему талисманом.

Капитан Останко, держа на сгибе локтя шлем, сложил аквилу и шагнул вперёд, чтобы поприветствовать Бендикта. У него за спиной выстроились ветераны в касркинских латах, с уже включёнными ребризерами и пробивными лазвинтовками наготове.

— Добрый вечер, генерал, — сказал капитан и пожал Бендикту руку. Он повернулся к саду, битком набитому паломниками, которые организовали себе лагерь из скаток и мебели, украденной из дворца. — Они нам не помешают. Правительница внутри, со святым.

— Хорошо.

Они проследовали за Бендиктом через ворота. В саду было полно лежащих мужчин, женщин, маркитантов, воров. Некоторые копались в мусоре, другие спали. Прочие сидели в молитвенных кружках. Обнажённый по пояс мужчина с дикими глазами и бородой по грудь ходил среди толпы, выкрикивая угрозы и кары предателям. Все расступались перед генералом, словно вода.

Он походил на героя из легенд, во главе командного отряда идя по саду к каменным ступеням часовни. Перед дверью стояли жизнехранители правительницы Бьянки. Внутри храма горел свет, озаряя витражные окна тёплым жёлтым сиянием.

Едва нога Исайи коснулась ступеней, двери часовни распахнулись настежь.

В проходе появилась правительница Бьянка, грозная в искусно изготовленных латах с бугрящимися литыми мышцами, что придавали ей схожесть со скульптурой Императора. В руке она держала вычурный меч — острую дуэльную рапиру с узким клинком и украшенной золотом и драгоценными камнями рукоятью.

Она указала на Бендикта, затем протянула генералу меч.

— Имя его — Совершенство, — сказала она ему.

Настолько прекрасного оружия он прежде никогда не видел. Исайя взял его и нажал кнопку активации, отчего по лезвию побежали ярко-синие полосы энергии.

— Собратья! — воскликнула Бьянка. — Сегодня подле вас сражается святой! Он будет со всеми вами. Он сокрушит ваших врагов. Он сломит тех, кто отринул его отца, Бога-Императора. И орудие его гнева — генерал Бендикт!

Пока она говорила, на плечо Исайе села славноптица. Мере, Останко и собравшиеся кадианцы извлекли собственные мечи и вскинули их в салюте. Остальные войска взорвались радостными криками.

Святой молвил своё слово.

Пока происходила эта церемония, Минка в задумчивом молчании ехала обратно к лагерю. Бейн решил ей не мешать.

На левой руке у него появилась свежая повязка.

— С ней всё в порядке? — наконец спросила Минка.

Он взглянул на руку и кивнул.

— Ага.

Оба стояли в кузове восьмиколёсника, хватаясь за металлические поручни, когда машина подскакивала на выбоинах.

По прибытии Минка собрала второй взвод.

— Итак, — начала она, достав из нагрудного кармана лист. — Мы выходим завтра.

— Можешь сказать, куда мы отправляемся? — задал вопрос Варнава.

Минка всё им рассказала. Те внимательно выслушали.

— Сегодня я виделась с лейтенантом Дайдо, — сказала она в конце. — Она желает всем нам успеха.

Бойцы закивали. Она ожидала более живого отклика, но, может, так солдатам было просто легче. Они старались реже вспоминать тех, кого с ними не было.

Лейтенант ответила ещё на несколько вопросов.

— Хорошенько выспитесь, — сказала напоследок Минка. — Завтра нас ждёт долгий день.

ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Небо всё ещё было тёмным, когда кадианцы погрузились в «Химеры» и восьмиколёсники.

Бланчез и Йедрин сели вместе с Минкой. Оруги надвинул на лоб очки и ухмылялся во все зубы. На груди у него висело плазменное ружьё. Последние дни он провёл, бережно разбирая его и чистя каждую деталь.

Они отправлялись на спецзадание, а потому экипировались соответствующе. По крайней мере это Минка им организовала. У Бланчез через плечо была заброшена снайперская винтовка. Размером та не уступала самой девушке. Йедрин выбрал себе огнемёт. Как лейтенант, Минка в довесок к силовой сабле взяла небольшой и прочный болт-пистолет модели «Молотильщик» с магазином на двадцать снарядов. Пока что она не могла сказать, нравится ли ей оружие. Оно имело гораздо более сильную отдачу, чем лазпистолет, и было куда шумнее. Болт-пистолет стрелял самодвижущимися реагирующими на массу болтами, которые детонировали в момент попадания, разрывая цель на куски.

Выстрелы из него отличались зрелищностью и могли пробить даже бронежилет.

— Никогда не видела его в реальном бою, — призналась Бланчез.

— Превращает врагов в кашу, — сказала ей Минка.

Бланчез помолчала.

— А снайперские болт-винтовки делают?

— Не слышала о таких, — ответила Минка.

Они отправились на рассвете.

Далеко над морем разворачивалась стремительная воздушная дуэль. Похоже, сражались «Громы», но кто из них кто, отсюда сказать было сложно. Один самолёт сорвался в штопор. За ним потянулся густой столб чёрного дыма, силуэтом вырисовываясь на фоне светлеющего неба.

Минка отвернулась. Она достаточно навидалась пламени, смерти и боли.

Наконец впереди показались изолированные башни мостовых опор. Она вспомнила слова Дайдо: «Всегда веди за собой» — и хохотнула.

На этой миссии она, вероятно, и умрёт. Впрочем, бывала участь и похуже, сказала она себе, вспомнив случившееся с лейтенантом.

Кадианцы были точным инструментом, и Бендикт провёл долгие часы, планируя, как их использовать. Каждой из десяти рот 101-го Кадианского он поручил особые задачи.

В пяти милях от входов в штурмовые трубы седьмая рота отделилась от остальных. Они спешились для инструктажа, пока остальные, проезжая мимо, кричали им вслед ободряющие слова.

Капитан Спаркер обратился к ним с речью:

— Крупные силы Элнаурских Егерей выдвинулись в Тор Тартарус. Это наш единственный шанс наконец сломить лучшие части врага. — Спаркер помолчал, прежде чем объяснить ту роль, которую седьмой роте предстояло сыграть в битве.

— Хотите сказать, мы все переберёмся по единственному тросу? — переспросил лейтенант первого взвода Сэлон. Он огляделся, ища поддержки. Никто не откликнулся. Но по их глазам он понял, что все подумали о том же.

Спаркер кивнул.

— Да. Под покровом тьмы мы перелезем на другой берег по вантам. Их испытали. Они по-прежнему целы. С их помощью мы пересечём воду и атакуем батареи на верхних террасах Тора Тартаруса. Позвольте вам напомнить, что сам генерал Бендикт пойдёт в первых рядах атакующих. Наша задача — ключевая. Если мы не справимся, остальной полк попадёт под кинжальный огонь. Мы отправляемся налегке. Сократите экипировку до минимума.

Минка удостоверилась, что остальные выполнили приказ, прежде чем взялась за собственные вещи. Она уже избавилась от всего снаряжения, кроме самого необходимого, после чего проверила вес и убрала ещё немного. «Всё равно слишком тяжёлая», — подумала она и начала заново.

Минка расстегнула ранец, открыла его и прошлась по всем предметам. Этот план требовал невозможного, но они были кадианцами. Невозможное они ели на завтрак.

Минутой позже её ранец лежал на полу, окружённый вынутыми пожитками. Минка уставилась на них, пытаясь решить, что ей требовалось в первую очередь.

Она буквально чувствовала молчаливое раздражение бойцов вокруг неё. Все были на взводе. Трон, она сама была напряжена, но больше всего ей хотелось поскорее уже начать задание.

Минка увидела, как Бланчез разглядывает своё снаряжение.

— Пайки, — указала она.

— Да, — кивнула Бланчез, порывшись в ранце. Она вынула их и показала Минке. — Взяла.

— Тебе они не понадобятся, — уточнила Минка. — Мы либо умрём, либо выживем. Там будет не до пикников.

Бланчез кивнула.

— И то верно, — сказала она и, выбрасывая бутылку с водой и пайки, крикнула: — Похоже, есть мы не будем. Кроме тебя, Бейн. Думаю, ты захочешь перекусить.

Минка достала из пайка вяленое мясо, прежде чем выкинуть всё прочее. Прожевав его, она отхлебнула из фляги, а затем закрутила крышечку.

В конце она оставила лишь бронежилет, разгрузку, гранаты, батареи, пистолет и боевой клинок. «Готово», — подумала она. Теперь Минка чувствовала себя легче. И впрямь, от лишних вещей следовало избавляться. Они только утягивали тебя вниз. Минка прошлась вдоль строя, помогая остальным.

Она была готова. Затем Минка вернулась к своему отделению.

Яромир впал в ступор. Боец просто глядел на ранец, не в состоянии решить, что выкинуть. Он попытался что-то сказать, но, открыв рот, не смог выдавить из себя ни слова.

— Хочешь, я всё сделаю? — предложила Минка.

Яромир уставился на неё непонимающим взглядом.

— Мне сделать? — спросила она снова.

Яромир посмотрел на неё, а затем на рюкзак.

— Я сделаю, — сказала Минка.

— Спасибо.

Она прошлась по его вещам с той же безжалостностью, что и по своим, однако оставила внутри флягу с водой и один паёк. Ему хватит сил, чтобы донести их, а из-за ранения Яромиру требовалось иметь какие-то знакомые предметы для успокоения. Еда подойдёт идеально, решила она.

— Можешь собрать и мне ранец? — крикнул Оруги.

— Конечно, — сказала Минка и, подойдя к нему, затолкала в ранец связку подрывных зарядов. — Держи! — бросила она, надевая ранец на плечи Оруги. — Так-то лучше.

Гравипаланкин со святым Игнацио направлялся к штурмовым туннелям, где уже собрались роты кадианцев в полной боевой выкладке.

Бендикт кивнул.

— Всё будет как в старые дни, — сказал он полковнику Байтову. В его голосе чувствовались нотки ностальгии. Повисла долгая пауза. — Мы ведь не проиграли, да?

Мере поднял глаза.

— О чём вы, сэр? — переспросил Байтов.

— О Кадии, — просто сказал Исайя. — По ночам, когда я не могу уснуть, голоса в голове твердят мне, что мы проиграли. Пару лет назад у меня были действительно тёмные времена.

Байтов кивнул. Его мучили те же сомнения. Каждому кадианцу приходилось как-то справляться с чувством вины. На них с давних пор возлагалась обязанность охранять Империум от исчадий варпа. Защищать человечество от нечисти, что рвалась из Ока Ужаса.

А они не справились.

— Отдохните немного, — крикнула Минка, пока вагон неспешно лязгал по узким рельсам. Сама она, однако, уснуть не могла. Эта миссия была её идеей, и теперь девушку начали одолевать сомнения. Она лежала, покачиваясь туда-сюда в катящемся по длинной скалобетонной галерее вагоне.

У каждого разветвления со стен пустыми глазами взирали сервиторы. Они контролировали движение через подземные перекрёстки. Кадианцы постоянно сворачивали во всё более узкие туннели и проезжали мимо заколоченных платформ, пока не достигли конечной точки, и состав остановился.

Раздался свисток.

— На выход! — прозвучал приказ.

Взвод за взводом седьмая рота вышла наружу и двинулась к стене широких лифтов. Бойцы загрузились внутрь. Решётчатые металлические ворота захлопнулись, а затем платформы содрогнулись и поехали вверх, постепенно набирая скорость.

Они ощутили в воздухе запахи прометия, дыма и пыли. Из-за грохота артиллерии им пришлось переговариваться криком.

Лифты остановились и открылись. Широкие пехотные туннели вели к передовой, но стоявший рядом инженер-кадианец указал в другую сторону, на узкий, похожий на служебный переход.

Стены туннеля состояли из гладкого серого скалобетона. По потолку тянулись пучки кабелей и фольгированной проводки. Вдоль обеих сторон туннеля горели овальные люмены, заливая помещение холодным синим светом. Кадианцы быстро двинулись вперёд. Земля неистово содрогалась всякий раз, как на планету обрушивался очередной залп орбитальной бомбардировки.

Чем ближе к воротам они подходили, тем громче становился рёв сражения. Мощные взрывы заставляли горевшие в клетках лампы жалобно дребезжать. Спереди по цепочке передали, что снаружи уже занималась заря.

— Лучше, чтобы так и было! — бросил Дрено.

Никто не ответил. Все думали о задании. Оно давило на плечи тяжким грузом. Не только из-за своей опасности, но и из-за ответственности, которую они несли перед остальными ротами 101-го, что остались внизу.

Они неуклонно шли дальше. Оруги затянул песню. Он имел красивый басовый голос. Мелодия была старой походной, из тех, что пели в тренировочных лагерях на Кадии. Хоть какое-то разнообразие после «Цветка Кадии». Остальные роты, шедшие перед ними и позади, подхватили песню, пока она не зазвучала десятью тысячами голосов.

— Ты её знала, — чуть позже сказала Минка Бланчез.

— Конечно, — отозвалась та. Минка улыбнулась. Возможно, между старыми кадианцами и новыми всё же была связь.

Последние туннели оказались безлюдными. По пути они не встретили никого, кроме пары техножрецов, двигавшихся в противоположную сторону вместе с тяжело топавшими следом сервиторами, а также складского клерка, просматривавшего перечень грузов на поддонах под сеткой. За ухо у него было заложено стило, а в руке он сжимал планшет с кипой муниторумных пергаментов.

— Нет! — кричал он отряду работников в грязных белых спецовках. — Это недопустимо!

Впрочем, он был последним, кого они увидели, прежде чем из распахнутых дверей в конце туннеля им в лица ударил дневной свет. Вход охранял взвод ракаллионцев. Их шинели трепал тёплый морской бриз. Солдаты имели бравый вид. Они проводили кадианцев испуганными взглядами.

По пробивающемуся свету они поняли, что было уже за полдень.

Согласно приказу, им придётся ждать здесь до захода солнца.

— Вот и всё, — произнёс Бейн.

Минка кивнула. Девушка была так напряжена, что не могла говорить. На этот раз никаких провалов, пообещала она себе.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Каждый кадианец готовился к бою по-своему. Некоторые наносили камуфляж: чёрные полосы на щёки и лоб, зелёные и коричневые на остальные части лица, а затем текстуру, чтобы нарушить гладкость кожи. Виктор чистил карабин. Аско крутил палочку лхо, пока Белус бродил туда-сюда, перебрасываясь словечками с другими бойцами. Бейн съел свой паёк, после чего достал карты и принялся сдавать их Лирге, Оруги и Дрено.

Минке хотелось спать, но, говоря по правде, мозг не давал ей уснуть. Он не желал успокаиваться. Отчего-то в памяти всплыл её первый лагерь белощитников. Она подумала о Яромире и о том, как он выживал в одной битве за другой, тогда как её кузен, лучший из лучших на курсе, продержался лишь полгода. Удача была ветреной госпожой. И всё же в каждом сражении они неизменно вверяли свои жизни в её коварные руки.

Выйдя наконец на открытый воздух, кадианцы обнаружили себя в миле к северу от насыпи, перед вьющейся по гряде старой служебной дорогой. С моря задувал ветер, моросил дождь.

Утёс находился слева от них, Тор Тартарус же вырисовывался вдали. Вечерело. Постепенно становилось холоднее. Они зашагали по узкому скалобетонному пути, пролегавшему через вершину скалы. Кадианцы двигались быстро: их ждало много работы. Небо затянуло дымом и огнём, поднятыми бомбардировкой Тора Тартаруса.

Час спустя Минка увидела впереди гигантский силуэт. Его тень возносилась высоко к небу. Это была огромная круглая колонна, чей древний скалобетон покрылся длинными потёками ржавчины и небольшими рыхлыми наростами со стороны моря.

У подножья ждала группка представителей кадианского командования с приказами от полковника Байтова.

— Лейтенант Леск, — мягким голосом заговорил их предводитель. — Вот карта из архива штаба. Поведёте свой взвод влево и возьмёте район под контроль, а капитан Спаркер пойдёт направо.

Минка кивнула. Это она уже знала. Они обсудили всё на ротном инструктаже: кому и какие достанутся цели. Они проработали все вероятные сценарии. Это была та разновидность рискованных атак, которая строилась на выверенных действиях.

Леск повернулась к командному отделению.

— Оруги. Ты ведущий. Дрено. Идёшь следом. Затем Варнава, Раске, Элрот!

Минка встала у лестницы, считая поднимающихся бойцов. Колонна, внизу которой она стояла, была одной из двух. Башня к северу была разломана на двух третьих высоты, тогда как их в целом осталась неповреждённой. Несмотря на то, что одна группа тросов упала в воду и из них торчали обрывки стальных кабелей и пара кусков скалобетона, вторая выглядела целой.

Они взбирались по старой технической лестнице с установленными через равные промежутки скобами безопасности. В некоторых местах железные перекладины проржавели до основания. Даже в лучшие времена они были слишком тонкими. Там, где отсутствовали или прогнили целые секции, кадианские инженеры смонтировали штормтрапы.

Через каждые пару сотен футов располагались открытые платформы, где бойцы могли перевести дух и окинуть взглядом пройденный путь. С каждой такой остановкой земля становилась от них всё дальше и дальше.

На пятой платформе Яромир начал ощутимо нервничать.

Минка взяла его за руку.

— Всё хорошо, — сказала она ему. — С тобой всё будет хорошо.

Яромир перевёл взгляд с одного её глаза на другой, после посмотрел на руку. Что он там углядел — её ладонь или же свою татуировку Чёрного Дракона на предплечье, — девушка так и не поняла. Боец медленно кивнул.

Минка посмотрела на Дрено. «Приглядывай за ним», — прочёл тот во взгляде лейтенанта.

Через полчаса они выбрались на вершину. Изначальная техническая платформа давно развалилась, и инженеры установили на её месте новую. Металлические плиты крепились к старому каркасу из перекрещённых двутавровых балок. Раньше вдоль неё тянулись поручни, но они тоже проржавели до основания. Теперь их заменяла простая белая бечёвка, растянутая по периметру.

Оруги попрыгал. Металлический настил слегка ходил под ногами. Вся башня как будто покачивалась от их веса.

— Прямо хочется спрыгнуть, — ухмыльнулся он.

Йедрин стоял белый как мел.

Оруги улыбнулся ещё шире.

— Не любишь высоту?

— Обожаю, — отозвался Йедрин.

— Это разве высота? — сказала Бланчез и, подойдя к краю, посмотрела вниз. Йедрин старался держаться подальше от верёвки.

— И почему никто не попытался сделать это раньше?

— Слишком опасно, — ответила ему Бланчез.

— Хороший ответ, — бросила Минка. Бланчез обладала правильным сочетанием бахвальства и напускной храб-рости. Но правда заключалась в том, что никто раньше до этого не додумался. А если и да, у них не оказалось под рукой солдат с нужными навыками.

Рядом с ними группа кадианских инженеров сверялась с каким-то планом, светя на него тусклым люменом. Один на что-то оживлённо показывал, другие согласно кивали. Она подошла к ним.

— Проводим последние сверки, — сказал один из юношей, подняв глаза. Выше на фоне неба Минка различила силуэты других инженеров. — Вы — лейтенант Леск, верно?

— Да.

— Ваш взвод отправляется первым, — продолжил инженер. — Атака назначена на пять ноль-ноль. Полковник Байтов хочет, чтобы все были на местах в четыре.

Показался Спаркер, держа в зубах незажжённый окурок лхо. Он испытал на прочность сварные швы. Те казались надёжными, а инженеры к тому же дополнительно укрепили их кабелями.

Спаркер проверил балку.

— Выдержит? — поинтересовался он.

— Мамой клянусь, — сказал ему командир инженеров.

— Она здесь?

— Нет, сэр. Была на Кадии.

Спаркер подёргал кабели.

— Ну, это не стоит ни Трона. А дети?

— Пока нет, сэр. — Спаркер что-то пробормотал, но мужчина пропустил его слова мимо ушей. — Мы следили за врагом весь день. Они не высовывают голов. Насколько я могу судить, они ничего не подозревают. Там наставлена целая куча тяжёлых орудий.

Спаркер кивнул и огляделся. Затем посмотрел на хронометр. Время ещё было.

— Давайте уже выходить, пора разобраться с теми ублюдками. Леск? Выдвигайся!

Они отправились в путь.

Кадианские инженеры работали всю ночь, крепя к канатам моста секции досок и заменяя ненадёжные опоры решётчатыми металлическими настилами. Там, где ступеньки отсутствовали, они подвесили узкие дощатые трапы с верёвочными поручнями на одной стороне.

Очень скоро земля исчезла из виду, и стало казаться, словно они оказались ещё выше, чем раньше. Минка перестала видеть что-либо, кроме моря. Ступеньки опасно раскачивались под весом идущих гуськом солдат, верёвки скрипели, и вся конструкция, казалось, была готова лопнуть в любой момент и отправить их прямиком в плескавшуюся милей ниже воду.

Каждую пару опор разделяло полмили. Все они имели одинаковую форму, напоминая готические башни на массивных скалобетонных основаниях.

Когда кадианцы преодолели половину пути до врат Тора Тартаруса, началась бомбардировка имперского флота. Лучи лэнсов взрывались калейдоскопическими вспышками, разбиваясь о купол пустотного щита. Отряд словно оказался в воздухе в самый разгар электрического шторма. Кто-то вскрикнул, когда импульс излучателя прошипел в каких-то пятидесяти футах от них. Сияние ослепило Минку, и ей пришлось дождаться, пока не восстановится ночное зрение, прежде чем двинуться дальше.

Спустя полтора часа внезапно показалась последняя опора, и когда Минка опустила глаза, то увидела не море, а разрушенные ярусы Тора Тартаруса.

Дайдо лежала в кровати, наблюдая за тем, как стрелки часов отмеряют ночь. В два часа человек напротив начал просыпаться.

— Сестра! — позвала она.

Никто не появился.

Спустя пару минут стон мужчины стал громче.

Она закричала сильнее. На этот раз послышались шаги по пермабетонному полу. В палату вошёл невысокий человек в белой форме.

— Вы нужны ему! — сказала Дайдо. Медик склонился над раненым воином. Он сделал укол, и через пару секунд стоны сменились тихим свистом дыхания через трубочку.

— Почему не избавить его страданий? — спросила Дайдо.

— Император защищает, — отозвался медик. Он подошёл к кровати Дайдо и взял с изножья планшет с её записями.

— Там ничего нет, — бросила она. — Не надо набивать себе цену.

Он улыбнулся и обошёл кровать, чтобы проверить её постель. Она не управляла нижней половиной тела, и иногда за ней приходилось убирать. Он достал из-под неё пелёнку, опустил в корзину и достал свежую, после чего поднял ноги Дайдо и расстелил её на постели.

— Этой ночью мой полк идёт в бой, — сказала она.

Медик нахмурился.

— Вам не следует рассказывать мне подобное.

Дайдо бросила на него косой взгляд. Он не выглядел как шпион.

Он уложил её обратно.

— У меня болит в груди, — сказала она.

Мужчина кивнул, заканчивая убирать её грязные простыни. Он снова кинул взгляд на записи.

— Дайте мне минуту.

Медик прошёл вдоль ряда кроватей, проверяя каждого пациента, и спустя пару минут вернулся с её таблетками. Двумя розовыми пилюлями.

— Держите, — сказал он, опустив лекарства ей в ладонь. Она кивнула на столик из прессованного дерева рядом с кроватью.

— Пожалуйста, — попросила Дайдо.

Он передал ей наполовину полный стакан воды. Дайдо взяла его и улыбнулась.

— Спасибо.

В конце перехода Минку ждали двое инженеров-кадианцев. Одна из них — худощавая красивая девушка — заговорила тихим голосом:

— Дальше мы пойти не можем. — Она указала за башню, туда, где находились врата. —Отсюда вам придётся добираться самим. Кабели прочные. Лестницы на дальней башне выглядят целыми.

Пока Минка слушала, вокруг неё собралось командное отделение. Остальные отряды замерли позади.

— Надеть страховки, — приказала Минка. Она шагнула в свою, затянула её на поясе и резко дёрнула. Затем проверила пистолет, гранаты, подрывные заряды, нож.

Оруги вставил в оружие плазменную батарею. Йедрин, чей лазкарабин оставался закинутым за плечо, оглядел подсумок с запалами.

Минка на секунду замерла и окинула взглядом бойцов. Йедрин имел нездоровый вид, Бланчез старалась казаться невозмутимой.

От верхних уровней Тора Тартаруса их вряд ли отделяло более пятисот ярдов. Технические тросы были туго натянуты. Бойцы перед ними слегка пригнулись.

— Готовы? — спросила Минка. Не став дожидаться ответов, она защёлкнула карабин на тросе и прыгнула во тьму.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Бендикт шёл в паре ярдов перед Прассаном, пока остальной 101-й Кадианский преодолевал последнюю милю штурмовых труб. За генералом, облачённым в узорный панцирный доспех, следовал его командный отряд.

Позади Бендикта двигались гравидроги со святым, а также правительница Бьянка в золотых латах и Мере в касркинской броне. Дальше — знаменосцы: Флинт нёс стяг Империума Человечества, представлявший собой золотую аквилу на чёрном фоне, справа от него находился Ааронн со знаменем Кадии, а по центру — Дикен, который нёс штандарт 101-го полка с иконой Урсаркара И. Крида, закреплённой на древке сразу под золотой аквилой.

Разливавшийся вокруг дрог тёплый свет омывал людей, маршировавших чеканным шагом по гулким сводчатым туннелям. Прассану казалось, что даже мордианцы не смогли бы идти настолько слаженно. На мгновение всё остальное перестало иметь значение. Он набрал полную грудь воздуха. Товарищество. Чувство того, что ты — часть лучшего войска в Империуме Человека. Гордость за то, что ты — кадианский ударник.

Прассан вспомнил последние месяцы на Кадии и ощутил, как к горлу подкатывает ком. На глазах выступили слёзы, но он не позволил им упасть.

Они достигли огромной подземной камеры, в которой находился один из главных пунктов сбора. Если раньше она была битком набита легионерами-штрафниками, то теперь здесь расположилась почётная гвардия ракаллионцев.

Впереди стоял Кловис Плона-Ричстар, до сих пор носивший увенчанный перьями медный шлем, хотя двубортный казачий мундир теперь почти не был виден под нагрудником из блестящей чёрной стали.

Бендикт двинулся ему навстречу, и одновременно за ним поплыли дроги со святым Игнацио.

— Вверяю святого Игнацио на ваше попечение, — промолвил Бендикт. — Пускай он вдохновляет ваши войска разить врагов во имя Бога-Императора.

Затем он попрощался с правительницей Бьянкой. Как старшая представительница рода Ричстаров, она будет сражаться вместе с ракаллионцами и святым Игнацио.

— Для меня честь воевать сегодня подле вас, — сказал ей генерал Плона-Ричстар. —Заверяю вас, среди ракаллионских гренадёров ваш предок будет в полной безопасности.

— Благодарю, — ответила Бьянка.

За время, проведённое с кадианцами, она успела соскучиться по ритуалам и формальностям. На поле боя они были отличными воинами, в этом у неё не осталось сомнений, однако им очень недоставало светских манер знати скопления Висельников.

Ракаллионцы вытянулись по струнке, когда кадианцы прошли мимо, а сами затем свернули в другой туннель, и золотые дроги со святым повели в битву уже их.

Перед Минкой разверзлась миля пустоты. Во мраке внизу она чётко различала окопы, огни и стрелковые парапеты, а впереди — укреплённую скальную стену.

Скользить по тросу было легко, но на полпути тот начал забирать вверх, так что дальше ей пришлось лезть по-обезьяньи — держаться за канат одной рукой, после чего, раскачавшись, хвататься второй дальше. И так постепенно она карабкалась вперёд. После сотни ярдов плечевые мышцы кричали от боли, бицепсы жгло огнём, дыхание тяжело вырывалось сквозь зубы, а пот заливал глаза. Она рискнула посмотреть вперёд. Они едва прошли четверть оставшегося пути.

Сзади она чувствовала Оруги. Ей следовало двигаться быстрее. Превозмогая боль, девушка полезла дальше, пока у неё не взмокла шея. С полным ранцем она бы ни за что не справилась. Но прямо сейчас Минка проклинала каждую унцию снаряжения, которое всё-таки захватила.

Она преодолела три четверти пути, когда у неё соскользнула рука. Мгновение Минка висела на одной руке, с трудом глотая воздух, а затем поползла снова, сосредотачиваясь на каждом движении, чтобы не сорваться ещё раз.

Огни на барбакане постепенно становились ближе.

Минка продолжала работать руками, пока не ощутила сухой пыльный аромат земли и не почувствовала поднимающиеся по утёсу порывы ветра. Между ботинками, пятьюдесятью футами ниже, она разглядела восьмиугольную крышу дота, и ещё одну — в двадцати футах слева.

А затем, совершенно неожиданно, перед ней возникли скалобетонные основания опор моста. Минка замерла, повиснув головой вниз, силясь различить во тьме и тишине признаки того, что их заметили.

Ничего. Медленно и осторожно она отцепилась от троса и спрыгнула на крутую поверхность скалы. Ей едва хватило сил, чтобы простучать на кадианском боевом канте «всё чисто».

Она продолжила держать пальцы на тросе, пока не ощутила ответный стук.

«Идём».

Минка попыталась сориентироваться на местности. На то, чтобы сопоставить карту в голове с реальным окружением, требовалось некоторое время, хотя ворота, служившие точкой привязки, сильно упрощали задачу.

Барбакан простирался в обе стороны. До войны он представлял собой низкое угловатое сооружение из скалобетона. Из широкого прохода, словно чёрный язык, тянулся кусок дороги длиной в пятьдесят футов. Ныне главный вход был заложен мешками с песком и прикрыт камуфляжными сетями.

Из старых брешей пробивался свет. Минка слышала, как предатели читают молитвы.

Теперь её глаза полностью привыкли к тьме. Когда она начала различать ряды батарей, возле неё бесшумно упал Оруги. Следом приземлились Бланчез и Йедрин.

Подтягивающиеся бойцы общались между собой жестами. Во мраке Минка слышала тихий скрежет вынимаемых из ножен кинжалов, почти неуловимые щелчки снимаемых страховочных ремней.

И пока отделения Варнавы, Дрено и Элрота занимали свои места, а Минка выводила командный отряд на позицию, на Скалу Предателя продолжало спрыгивать всё больше и больше кадианцев.

Бендикт довёл бойцов до конца штурмовой трубы, где лифты подняли их в недра «Ненависти из железа». Затем, рота за ротой, они сошли по штурмовой аппарели до края пустотного щита. Генерал стал молиться, пока вокруг него собирались остальные кадианцы.

По витавшему в воздухе напряжению было ясно, что штурм вот-вот начнётся. Прассан огляделся. Он никогда не думал, что будет сражаться подле Бендикта в бою, но вот он в полной боевой выкладке стоял прямо за командным отделением генерала. Рядом ждали лучшие бойцы 101-го, с одной стороны Останко и его первая рота, с другой — Иринья вместе со второй.

Бойцы обеих рот были в панцирной броне касркинов. Каждый гвардеец имел пробивную лазвинтовку, каждый взвод — экипирован смертоносными плазменными ружьями, огнемётами и гранатомётами.

Перед ними не сможет устоять ничто, решил Прассан. А затем парень посмотрел вверх, на руины Тора Тартаруса. И там, на утёсах, он увидел ещё не тронутые батареи крепости. С высоты по защитному пузырю забарабанили первые выстрелы. Он никогда не стоял вот так, наблюдая за тем, как снаряды и лазерные лучи безвредно разбиваются о пустотный барьер. При виде того, как от каждого попадания щит вспыхивает синевой, у него перехватило дыхание.

Впрочем, его не покидало гнетущее чувство, что раз эта бомбардировка вообще началась, то операция Минки закончилась неудачей.

Поняв, что жить ему осталось всего ничего, он сложил аквилу, после чего перевёл взгляд на Бендикта и стал ждать сигнала к атаке.

Батареи предателей начали стрелять. Вокруг засверкало пламя, заклубился дым и разлилась вонь фицелина.

Минка сверилась с хронометром. До начала наземного наступления оставались считаные минуты, а половина седьмой роты всё ещё висела на тросе подобно нанизанным на нитку собачьим клыкам.

Минка сжала нож обратным хватом.

— Мы не можем ждать! — прошипела она Оруги.

Тот уже держал плазменное ружьё наготове. Он кивнул.Она подала сержантам сигнал. «Выходим». Те разошлись к своим целям.

Минка бочком двинулась по утёсу к доту впереди. Через амбразуру лился свет. Скалобетонные стены были почти три фута толщиной, однако она слышала разговоры канониров внутри. Из бойницы выступал широкий и короткий ствол бомбарды. Его ничто не прикрывало. Факторумная сталь тускло поблёскивала в слабом свете.

Она жестами показала Оруги и Бланчез обойти сооружение с другой стороны. Дот представлял собой шаблонную конструкцию, и Минка знала его строение так же хорошо, как если бы видела всё своими глазами. Там был заглублённый казённик орудия, гранатоуловитель по оба края платформы с бомбардой, а также высокий помост сзади, с караульным помещением и снарядным погребом.

Она поползла по грязи к заднему входу. Канониры оставили дверь открытой для лучшей вентиляции. Проём прикрывала сетка, чтобы не запускать в помещение мух.

Минка оттолкнула ширму и шагнула внутрь.

Передняя камера была тёмной и пустой. Между ними и стрелковым отсеком висел кусок плюсованной ткани. Йедрин бесшумно скользнул внутрь следом за ней, но Минка махнула ему подождать, поскольку шипение огнемёта могло вспугнуть остальных врагов. Оруги был наготове. Бланчез уже вставила штык.

До них донеслось пыхтение артиллеристов, поднявших снаряд к казённику и теперь пытавшихся загнать его внутрь.

Минка, натянутая, словно проволочная гаррота, прокралась к плюсованному экрану. Между завесой и стеной оставалась небольшая щель. Большего ей и не требовалось. Врагов внутри было пятеро. Она подняла пальцы и сосчитала от пяти до одного, после чего подняла болт-пистолет.

Она посмотрела на Бланчез, своим взглядом будто говоря: «Гляди, сейчас будет месиво».

Перестрелка была короткой, яростной и односторонней.

Комнату усеивало нечто, напоминавшее обрывки одежды. Минка, однако, знала, что это клочья плоти. Ошмётки гвардейцев, которых разрывами болтов отбросило на стену.

Крупный мужчина, от чьего тела ниже пояса ничего не осталось, тянулся к оружию. Бланчез выстрелила ему в лицо. Лазерный луч срикошетил от скалобетонного пола и с шипением пара прошёл сквозь череп, который озарился изнутри тусклым красным светом слабеющего разряда.

Женщина средних лет, тоже из гвардейцев, ползла к сигнальному шнуру. Нижняя часть её тела выглядела целой, но она оставляла за собой на полу ярко-красную полосу. Минка придавила ей спину ногой и выстрелила, словно палач, предательнице в затылок.

Болт-снаряд снёс женщине голову. Из обрубка шеи стала растекаться огромная лужа крови.

Силовая сабля разрубила сигнальный шнур. Йедрин уже забивал шипы в ударный механизм бомбарды.

Минка помнила планы крепости наизусть, однако всё равно достала их для быстрой сверки, в уме перечислив свои цели.

— Сюда, — сказала она и повела отряд вправо, к башне «Химеры» с автопушкой, установленной на покатом скалобетонном основании пятьюдесятью футами ниже.

Туда вёл обложенный мешками с песком лестничный пролёт. Девушка быстро спустилась, перескакивая по три ступеньки за раз. Ей даже не пришлось вламываться. Какой-то болван оставил открытой вентиляционную решётку. Она забросила внутрь пару гранат, после чего отступила, дожидаясь, пока те детонируют. Весь дот содрогнулся от внезапного взрыва, а затем из проёмов повалил белый дым.

Минка повела отделение по траншее. На полпути им встретилась наблюдательная платформа и ещё один дот. Она вместе с Йедрином бросилась вперёд.

У двери дота стоял юноша, не старше двадцати лет. Тощий парень был в тяжёлой набитой шинели и мягкой шерстяной шапке. Он вскрикнул. В его голосе чувствовалась паника.

Он услышал во тьме какой-то топот и решил, что ему на помощь бегут товарищи.

— Там незваные гости! — сказал он приблизившейся Минке.

Лицо юноши исказилось, стоило ему увидеть, кто выбежал на свет.

— Да, ты прав, — сказала она.

Болт-пистолет дважды рявкнул. Оба выстрела попали в цель.

Грудь парня взорвалась. Рёбра предателя разошлись, словно растопыренные пальцы. Его изувеченное тело завалилось на бок, оставив на стене кровавую полосу.

Минка забросила в дверь фраг-гранату. Кто-то выбрался наружу, ослеплённый и истекающий кровью. Бланчез уложила его выстрелом в голову.

Лейтенант сбежала по следующему пролёту каменной лестницы. Справа находилась уборная. Здесь, несмотря на морской воздух, густо висела застойная вонь мочи.

Чуть дальше на круглой террасе размещалось ещё одно орудийное укрепление. В самую последнюю секунду она увидела летящего на неё человека. Минка заметила блеск ножа и поймала его руку.

Её противником оказался Швабийский Фузилёр. Должно быть, он облегчался, а теперь зашёл кадианке со спины, намереваясь загнать восемь дюймов холодной синей стали ей в почку. Минка оттолкнула его от себя, и тот вскочил обратно на ноги.

— Дай мне, — сказал Оруги, но Минка удержала его на месте. Она хотела отомстить за Дайдо.

Швабиец держал нож на уровне пояса, готовый ударить поверху или ткнуть снизу. Минка отступила в сторону раз, второй. Враг ринулся вперёд, решив вонзить нож ей в живот. Она ушла из-под выпада, отбила от себя руку, после чего прижала её к своему боку и врезала второй рукой в лицо. Девушка ударила пальцами, словно когтями, ему в глаза, и тот выронил нож, пытаясь защититься. А она уже пришла в движение, сделав швабийцу подсечку и одновременно изо всех сил толкнув его назад, так что тот кувыркнулся через парапет и сорвался со скалы вниз.

Минка увидела, как изменник приложился об утёс раз, второй, третий. Он не кричал, а лишь тихо и болезненно охал при каждом ударе. От последнего столкновения швабиец отлетел в воздух и, кувыркаясь, исчез из виду.

— Хорошая работа, лейтенант, — похвалила её Бланчез. Она вела себя задиристо, словно пытаясь сказать, что смогла бы и лучше.

— Спасибо, — отозвалась Минка. — Следующий твой.

По всей вершине Тора Тартаруса седьмая рота ринулась в бой. Некоторые кадианцы слезли по башне-опоре. Другие спустились на верёвках, и, пока Минка прокладывала кровавую просеку сквозь вражеские ряды, резервные отряды всё ещё доползали по тросу и занимались расширением плацдармов.

Вот что значило быть кадианцем. Они были штурмовыми войсками, элитными воинами, обученными вонзаться в неприятеля внезапными, безжалостными и решительными ударами.

Спаркер повёл три отделения непосредственно к вратам. Они перебрались через стены из балластных мешков и обнаружили, что сооружение использовалось в качестве казарм для отдыха артиллерийских расчётов. Их были сотни. Судя по униформе, Швабийские Фузилёры.

Большинство предателей спали, измотанные долгой ночью артиллерийских дуэлей. Каждый солдат имел с собой небольшую кучку пожитков, у кроватей лежали их шлемы, наполненные остатками еды. Внутри царила грязь, сырость и убогость. Они спали там же, где бессильно рухнули ночью, прямо на горах старых брезентовых мешков.

Фраг-гранаты упали среди них прежде, чем те поняли, что происходит. Взрывы наполнили здание оглушительным грохотом. Многие умерли во сне. Остальные очнулись в полнейшем ужасе и смятении. Некоторые с криками схватили первое подвернувшееся оружие, однако их встретила ослепительная струя жидкого прометия. За несколько секунд погибло пятьдесят человек. Их постели загорелись, и облака густого маслянистого дыма заклубились под низким скалобетонным потолком, прежде чем уйти по вентиляционным шахтам наверх.

Лейтенант Пётр натолкнулся на караульное отделение из двадцати предателей, которые остановились в старом жилом блоке, чтобы согреться тёплым отваром. Они сидели у чугунной печки, наблюдая за тем, как медленно закипает чайник, уткнувшись лицами в сложенные руки либо откинувшись на стены, и как будто совершенно не замечали начинавшейся резни.

Их лазвинтовки были сложены возле двери. Ворвавшись внутрь, Пётр пинком сбил оружие на пол. Между противниками разгорелся ожесточённый бой. Воздух прошили лазерные лучи, во все стороны полетели гранаты. Кадианцы отчаянно хлынули вперёд, сойдясь с предателями в рукопашной. Цепной меч Петра с рёвом погрузился в грудь пошатнувшегося воина.

— Вот он! — ткнула рукой Минка, когда они обогнули гряду.

В пятидесяти футах слева располагался огромный бастион, выстроенный прямо в склоне горы. Он состоял из трёх уровней, а наверху имел открытый парапет, укреплённый мешками с песком.

Они заметили идущие из амбразур клубы фицелинового дыма от выстрелов орудий.

— Нам нужно попасть внутрь, — сказала лейтенант.

Парапет сорвало взрывом, однако предатели перебросили через него связанный направляющий канат. Держась за него одной рукой, Минка поспешила вперёд. С утёса то и дело срывались камни. Остальные последовали за ней. По пути в них кто-то выстрелил. Девушка успела заметить краем глаза красную вспышку.

Бланчез сделала в ответ три быстрых выстрела, заставив противника нырнуть назад в укрытие. Они осторожно двинулись дальше.

— Ты в порядке? — спросил Оруги, когда они достигли тени бастиона.

— Нормально, — отозвалась Минка.

Он оглядел её. Выстрел оцарапал ей шлем.

Времени для болтовни не осталось. Бастион защищала тяжёлая толстая дверь, укреплённая стальными полосами. Она оказалась заперта.

Минка махнула Оруги.

— Посторонись! — крикнул тот, проверяя настройки термоядерного сердечника, после чего вскинул оружие. — Никогда не знаешь, в каком настроении плазменное ружьё, — сказал он и подмигнул Минке. Она слышала эту шутку уже тысячу раз.

— Стреляй уже, — сказала она.

Оруги так и сделал. Два выстрела, один за другим. Как только сияние померкло, на месте запирающего механизма осталась зияющая дыра, окружённая обесцветившейся от жара сталью. На землю закапал расплавленный металл.

Оруги пинком выбил дверь и повёл их внутрь. Изнутри донеслись боевые кличи. Кто-то выстрелил, и Оруги упал. Йедрин переступил через него и тут же выпустил из огнемёта струю. На протяжении десяти секунд он непрерывно поливал всё вокруг пламенем.

Минка оттащила его назад.

— Экономь! — велела она. Прошло ещё двадцать секунд, прежде чем огонь погас достаточно, чтобы она смогла двинуться дальше.

Лазерный луч задел Оруги бедро. Выстрел хоть и прошёл по касательной, но оставил жуткого вида борозду шириной с руку.

— Перевяжись, — сказала ему Минка и бросила парочку стиммов.

Он перекусил крышечку, выплюнул её и всадил иглу в центр раны, после чего большим пальцем вдавил поршень.

— Трон, как больно! — спустя три или четыре секунды вскрикнул он. Затем Оруги выдернул шприц и порылся в аптечке. — Вот и расплата за плохие шутки, — бросил он. Далее боец перемотал рану стерильным бинтом, крепко его стянул и, завязав концы, поднялся.

— В порядке? — спросил Йедрин.

— Уже лучше, — поморщившись, ответил Оруги.

Пока Йедрин зачищал из огнемёта остальные этажи, на стене зазвенели сирены, а сигнальные люмены начали мигать красным.

— Долго же они, — заметила Бланчез. Минка протяжно выдохнула. Судя по выведенным надписям, они находились на уровне 73.

— Значит, главный арсенал десятью этажами ниже, — сказала она. Девушка бросила взгляд на бомбарду, что заполняла собой весь отсек. Бланчез уже вывела её из строя.

— Здесь должен быть снарядный подъёмник, — произнесла лейтенант.

Оруги коснулся её руки и показал пальцем. Сзади находилась низкая металлическая дверь, висевшая на хорошо смазанных железных петлях. Минка потянула её на себя. И впрямь, за ней оказался снарядный лифт, а рядом с ним — уходящая вниз лестница.

— Похоже, мы нашли арсенал, — сказала она.

Расхохоталась даже Бланчез, когда они бросились бежать по ступеням.

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

Генерал Исайя Бендикт провёл много бессонных ночей, готовясь к этой атаке. Однако теперь, когда он встал во главе армии, все страхи и сомнения исчезли без следа.

На Торе Харибдисе он переиграл Хольцхауэра, но то был скорее нокдаун, нежели нокаут. Он разбил ему нос дважды. Сейчас же требовалось нечто большее. Сегодня он нанесёт финальный удар.

Справа от него стройными рядами стояли мордианцы, слева — сплочённые порядки ракаллионцев, которых возглавляла правительница Бьянка, чьи золотые латы сверкали на фоне стены серых шинелей. Позади Бендикта выстроился 101-й полк, ожидая команды к бою. Казалось, генерал стал горнилом, в которое они без остатка влили свою отвагу, жажду мщения и несгибаемую волю.

Он закрыл глаза и помолился напоследок, прежде чем извлечь меч святого Игнацио.

Клинок поймал свет восходящего солнца и на мгновение засиял золотом. Свет горел до тех пор, пока генерал не нажал кнопку активации, и на кромке с треском ожило синее пламя.

Бендикт шагнул сквозь пустотный щит и прокричал боевой клич, и весь 101-й полк ответил как один, двинувшись за ним навстречу врагу.

Кадия стоит!

Массированная бомбардировка, которая сдерживала имперцев всё это время и на которую возлагали надежды предатели, так и не началась. Бендикт почти беспрепятственно шёл вперёд, зачищая окопы и нижние ярусы крепости.

Между тем атака седьмой роты на верхних уровнях застигла предателей врасплох. Первая их реакция оставалась неизменной. Тревога. Ужас. Смятение. Впрочем, результат любого боя определяло то, что происходило дальше, после вспышки паники.

Плохие бойцы от неё не оправлялись. Паника увлекала их, словно буря — листву, и уносила прочь. Обычные солдаты отступали на безопасное расстояние, прежде чем затаиться и попытаться понять, какого чёрта творится. Хорошие воины боролись за каждый дюйм. Лучшие, такие как кадианцы, без промедления контратаковали.

Швабийские Фузилёры были надёжными гвардейцами. Они пытались сплотиться множество раз, однако кадианцы разошлись не на шутку. Имперцы рассеялись по верхним этажам крепости, убивая, заколачивая орудия, взрывая склады с боеприпасами, перегружая генераторы пустотных щитов, выводя плазменные реакторы в расплавление. Везде детонировали подрывные заряды. Башни рушились одна за другой, а уничтожение снарядных погребов вызывало цепные реакции, сотрясавшие самые недра твердыни.

Кадианцы во главе с Бендиктом прошли сквозь неприятельские окопы. Они накрыли руины Тора Тартаруса подобно волне, и Элнаурские Егеря с рёвом ненависти и вызова на устах ринулись им навстречу. Мгновение две армии мерились силами, сойдясь в ожесточённой рукопашной схватке.

Элнаурцы носили чёрные панцирные доспехи и шлемы с визорами. Они были настоящими ветеранами, закалёнными, подобно стали, в жестоком мире Врат Кадии. Однако в сравнение с кадианцами они не шли. Элита первой и второй рот выдерживала попадания из лазерных винтовок, между тем как латы элнаурцев не защищали их от пробивного оружия.

Бендикт неизменно находился в первых рядах атакующих, благодаря развевающимся знамёнам позволяя увидеть себя и друзьям, и врагам. Противники устремлялись к нему сами, отчаянно желая покрыть себя славой или честью за убийство генерала-кадианца. Однако Бендикт был смертоносным воином, одной, аугметической, рукой пробивая железо и вырывая хребты, а второй орудуя мечом Игнацио Ричстара. Против клинка устоять не могло ничто. Разрубая им кость, плоть и сталь, он неудержимо прорывался вглубь вражеского строя.

Мере шёл следом, сжимая в руке силовой меч и прикрывая Бендикту спину. А полковник Байтов держался возле него, размахивая потрескивающим силовым кулаком, с которого капала кровь недругов.

Они стали взбираться вверх по склону, устилая землю за собой ковром из мертвецов. И всё это время Исайя не переставал звать своего заклятого врага.

— Где Хольцхауэр? — кричал он. — Где этот непобедимый генерал?

Дайдо услышала рокот сражения и привстала с кровати. Она сжала зубы, когда её тело скрутило от невыносимой боли. В первый раз она свалилась назад, после чего ей пришлось начинать всё заново.

Лоб и поясница лейтенанта взмокли от пота. Наконец ей удалось просунуть руку внутрь коробочки с таблетками.

Дайдо удалось приподняться на другом локте, когда её пальцы зашарили в углу коробочки, где скопились пилюли. Она схватила столько, сколько смогла, и, закинув их в рот, потянулась за следующей горстью.

Наконец она упала назад в постель. Над полем боя взорвался белый осветительный снаряд. Медленно опускающийся свет сквозь жалюзи откинул на стену тени. Мерцающий белый огонь стал ползти по стене вверх, пока сам осветительный снаряд неспешно падал к земле. Затем взорвался ещё один и ещё. Раздался низкий раскатистый грохот.

Дайдо потянулась за водой. Она сделала глоток и постаралась принять как можно больше пилюль. На секунду кадианка закашлялась, но, допив воду, проглотила остальные.

Она не верила в то раболепное дерьмо, которое им скармливали жрецы о Боге-Императоре. Её молитва была короткой и по делу. Никакой мольбы. Никаких просьб. Никакого уничижения.

Простая просьба одного воина другому.

Пока Бендикт шёл в центре строя, слева от него правительница Бьянка шагала нога в ногу с генералом Плона-Ричстаром во главе своих воинов. Присутствие дрог со святым ввергало их всех в состояние, близкое к экстатичному неистовству.

Ракаллионцы едва дождались сигнала Бендикта к атаке и, как только тот его дал, ринулись вперёд подобно гончим, которых слишком долго держали на привязи. Ракаллионские Егеря перегнали кадианцев и первыми ворвались во вражеские окопы.

Плона-Ричстар и правительница Бьянка неизменно оставались впереди, генерал — в шлеме с плюмажем, Бьянка — облачённая в сияющие золотые латы.

— За Игнацио! — воскликнула она, ведя ракаллионцев по окопам, что удерживали Онготские Шакалы.

Эти враги в подмётки не годились ракаллионцам, к тому же купавшимся в лучах ауры Игнацио Ричстара.

Снова и снова мужчины и женщины твердили, будто видели чудеса, свершённые по воле святого. Выстрелы, отражавшиеся сами по себе. Удары, которые убили бы простых людей, не причиняли генералу Плоне-Ричстару никакого вреда, между тем как сам ракаллионский военачальник не знал промахов.

Каждый его выстрел настигал предателя, каждый выпад становился смертельным.

С другой стороны от кадианцев наступали мордианцы фон Хорна. Десять тысяч гвардейцев слаженно маршировали чёрно-красными квадратами, не обращая внимания на опасность.

Мордианцы не дрогнули, даже когда их строй попал под обстрел тяжёлых орудий из руин справа и слева от них.

Траншеи напротив мордианцев удерживали основные силы Швабийских Фузилёров Коноэ. Они были грозными врагами, решившими продать свои жизни как можно дороже. Предатели накрыли имперцев яростным залпом лазерных лучей. Однако на место каждого упавшего мордианца тотчас вставал другой, и всё это время солдаты неумолимо шли вперёд, так что грохот их шагов напоминал мерный бой медных барабанов.

От того, как мордианцы продолжали маршировать, несмотря на все усилия швабийцев, в жилах стыла кровь. Они походили на несущееся стадо быков, знающих, что перед ними не устоит никто и ничто.

Когда дистанция между ними сократилась до пятидесяти футов, мордианцы как один встали, примкнули штыки, а затем ринулись в атаку.

На швабийцев понеслась сплошная стена стали. Многие предатели потеряли самообладание и кинули оружие. Те, что стояли вокруг Коноэ, остались непоколебимыми.

Фон Хорн побежал прямиком к ним. Его полк, как и кадианский, лишился родного мира и ныне придерживался отмирающих традиций, и своё чувство утраты он превратил в стальной прут, укреплявший его решимость. В руке генерал сжимал болт-пистолет, который, раз за разом содрогаясь, с каждым выстрелом повергал очередного предателя.

Он заметил Коноэ и окликнул его по имени.

Но когда фон Хорн направился к нему по насыпи из обломков, между генералом и добычей внезапно встал жрец-изменник, облачённый в длинную рясу с вышитым золотым черепом, а поверх неё — в помятый панцирный нагрудник с наплечниками.

— Отойди, — велел мордианец.

— Не тебе мне приказывать! — ответил священник. — Я — отец Беллона, Несущий Слово.

— Ты — предатель, — прошипел фон Хорн.

Отец Беллона нажал кнопку запуска эвисцератора и, воскликнув «За Императора!», ринулся на противника.

Генерал не отступил ни на шаг. Его цепной меч самой заурядной модели, хоть и не отличался красотой, был тем не менее тяжёлым, мощным и невероятно эффективным оружием.

Клинки столкнулись в фонтанах искр. Противники надавили сильнее, отчего оружие неистово затряслось. Мордианец заглянул неприятелю в глаза и увидел в них яростное непокорство. Твёрдую убеждённость, что правда на его стороне.

— Император оставил всех вас! Ваши лидеры вас предали! — прокричал жрец-еретик. —Вы все умрёте во тьме, лишённые любви Императора! Вы и весь ваш род! Где Мордиан теперь?

Слова привели фон Хорна в ярость. Он откинул свирепого священника назад, но тот опять кинулся к нему, и их мечи сшиблись снова.

— Вы обречены! — ревел Беллона с каждым взмахом эвисцератора. — Вы предали Императора! Надежды больше нет. Вы сбились с истинного пути.

Вместо ответа фон Хорн перешёл в атаку, и теперь настал черёд Беллоны отчаянно отражать его удары. Пока что мордианец показывал себя гораздо лучшим мечником.

— За Мордиан! — шагнув вперёд, воскликнул генерал. — За Императора!

Жрец зацепился ногой за тело мёртвого мордианца. В тот же миг фон Хорн оказался рядом с ним.

— За Мордиан! — выплюнул он, погрузив цепной клинок в живот отцу Беллоне. Жрец задёргался, словно пойманная на крючок рыба.

Мгновение генерал наслаждался его страданиями, а затем вдавил кнопку запуска, и вращающиеся зубья раскроили священника от пупа до шеи.

Бои кипели во всех коридорах, пока Минка вела отделение вниз по длинной узкой лестнице.

— Если ничего не поменялось, то склад боеприпасов на уровне пятьдесят два, — сказала она.

На пятьдесят третьем этаже находились ворота, которые, впрочем, оказались открыты. Им следовало быть запертыми изнутри, но кто-то проявил небрежность, и эта небрежность стоила предателям жизней.

Минка вошла внутрь. Туннель пах сыростью. Сводчатый потолок закрывали листы гофрированной стали, державшиеся на железных, скреплённых болтами арках, формировавших через равные промежутки опоры. Коридор уводил в самые недра горы. Каждые пятьдесят ярдов от него ответвлялся очередной крутой лестничный пролёт. Дойдя до конца, кадианцы увидели вентиляционную дверь, а также первые тела. Трое местных лежали в собственной крови.

Минка осторожно переступила лужу.

Прижимаясь к стене, она пробралась в широкое помещение. Вдоль внутренней стороны тянулся ряд бронированных дверей. На них были выведены номера. Ближайший к Минке вход был обозначен как «57».

Свой первый боевой опыт она получила в битве за родную крепость, каср Мирак. Городские бои отличались смертоносностью. Они натягивали нервы до предела и невероятно быстро отсеивали слабых, но, сражаясь в тесноте коридоров, Минка в некотором смысле как будто возвращалась домой.

Арсенал располагался этажом ниже.

Группа рабочих вытягивала снаряды к бомбардам и не подозревала о происходящем, когда Минка с Бланчез вошли внутрь и уложили их меткими выстрелами.

Из лифтового зала ответвлялась череда сводчатых помещений, каждое из которых защищала собственная противовзрывная дверь. Ближайшая створка была открыта, и у лифта стояла тележка для боеприпасов, на которую уже были погружены снаряды. Они были пугающе огромными, весом вдвое превосходя обычного человека.

Бланчез ухватилась за десятифунтовый снаряд и принялась торопливо обвязывать его проводами детонатора.

— У меня здесь царь-бомба, — прошипела она, разматывая провода, — но мне нужно пять минут.

— Отоприте остальные двери! — крикнула Минка, встав у зева туннеля. Она услышала шаги и едва успела приготовиться, как в конце коридора показалась группа реагирования швабийцев.

Она открыла огонь через весь туннель. Рявканье болт-пистолета заставило врагов отскочить назад. Девушка ощутила, как мимо щеки с шипением пронеслось несколько выстрелов швабийцев. Слишком близко, решила она и закинула в коридор гранату, которая отскочила от одной стены к другой.

Спустя пару минут она крикнула:

— Они идут снова!

Бланчез держала во рту зажим, прикручивая последний провод.

— Почти готово, — неразборчиво пробормотала она.

Судя по всему, врагов было около двадцати. Завязалась перестрелка. Из служебного коридора в их сторону засверкали лазерные лучи. Один попал в люмен над головой Йед-рина. Стекло взорвалось в брызгах искр, и парень нырнул назад, швырнув в коридор парочку гранат, чтобы выиграть немного времени.

Перед глазами Минки внезапно вспыхнул жёлтый свет. Она выругалась. Её задел ослабленный разряд. Он полоснул ей костяшки и ободрал кожу.

— Просто царапина, — пробормотала она, бросая в коридор очередную гранату.

Бланчез закончила. Она выставила таймер и отступила прочь.

— Сколько?

— Две минуты, — отозвалась Бланчез.

— Трон! Оно же снесёт половину утёса! — закричала Минка. — Уходим!

Йедрин и Оруги уже бежали к лестнице, как вдруг заскочили обратно в комнату.

— Швабийцы! — только и сказали они.

Минка огляделась. Детонатор уже отсчитывал оставшееся время. У неё было два варианта. Либо вверх, либо вниз.

— Вверх! — решила она и закинула на лестничную клетку две фраг-гранаты с коротким запалом. Взрывы раздались спустя пару секунд. Когда она бросилась бежать по ступеням, кто-то высунул из-за угла лазвинтовку и дал очередь вслепую.

В ответ Минка открыла огонь из болт-пистолета. Внезапно оружие щёлкнуло, израсходовав боезапас, и она быстро загнала свежий магазин. Парой секунд позже враг высунул голову, и она тут же снесла её.

Девушка кинулась дальше, от притока адреналина несясь во весь опор.

— Быстрей! — поторопила она остальных.

Показался ещё один враг, прижимаясь почти к самому полу. Минка дважды выстрелила и на второй раз попала в цель.

— Они сзади! — выругался Оруги, ковыляя за ней по узкой лестнице.

Минка выставила на гранатах таймер. На первой короткий. На следующих двух — подлиннее. Всё, что ей требовалось, — это задержать швабийцев. Отвлечь любой ценой. Никто не станет искать детонаторы, пока вокруг грохочут взрывы.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Долгие месяцы защитники полагались на батареи верхних ярусов Тора Тартаруса. Но этим утром они молчали, и охваченные смятением изменники начали впадать в панику.

Этот миг нерешительности и дал кадианцам столь нужное им окно возможности.

Их атака была неудержимой. За один час все три батальона мордианцев, кадианцев и ракаллионцев прорвались на нижние уровни Тора Тартаруса.

По верхним этажам прокатилась цепочка взрывов. Целые участки форта обвалились и сползли с утёса, сметя руины и уничтожив все входы в пещеры, туннели и обложенные балластными мешками орудийные гнёзда.

Находившиеся внизу кадианцы возобновили штурм. Бендикт повёл своих воинов в атаку по образовавшемуся полю обломков. Выжившие предатели были слишком немногочисленны и потрясены, чтобы оказать им сколь-либо заметное сопротивление.

Врагов перед ними практически не осталось. Ещё через полчаса кадианцы захватили больше территории, чем сумели другие полки за долгие недели боёв ценой тысяч жизней. Вместо того чтобы закрепиться, они продолжили наступать дальше.

Годами продвижение имперцев измерялось футами и дюймами, и теперь неожиданный прорыв вверг предателей в ступор. Они в ужасе стали отступать. Имперские гвардейцы хлынули вперёд, занимая брошенные окопы и обращая оружие на бегущего противника.

Поражение казалось неизбежным. И в этот момент крайней опасности Хольцхауэр послал в бой своих элитных Элнаурских Егерей.

Бендикт только воткнул знамя Кадии на нижних ярусах Тора Тартаруса, когда впереди показался клин элнаурцев в чёрных панцирных латах и шлемах с визорами.

— Где генерал-предатель? — рявкнул Бендикт и в первый раз за всё время услышал ответ.

— Я — Хольцхауэр, — произнёс человек.

Два военачальника двинулись навстречу друг другу. Оба были в прекрасных доспехах, и оба сжимали древние клинки, произведённые мастерами старины.

Они остановились в двадцати футах посреди внутреннего круга стрелкового парапета. Хольцхауэр превосходил кадианца ростом. Он стискивал свой палаш с лёгкостью, выдававшей в нём хорошего мечника. Элнаурские Егеря славились фехтовальным искусством, чем сам Бендикт, увы, похвастаться не мог.

— Позвольте мне с ним сразиться, — сказал Мере, но Исайя на такое никогда бы не согласился.

— Нет, — ответил Исайя, — он — мой.

Кадианец зашагал вперёд. Ему не нравилось сражаться в шлеме, поэтому он снял его и отбросил в сторону.

Хольцхауэр принял это за знак высокомерия, однако он не мог допустить, чтобы его превзошли в солдатской удали.

— Меня никогда не побеждали, — произнёс он, расстёгивая лямку на подбородке, и, подняв шлем над головой, отпустил его, так что тот упал у него за спиной.

Щёки Хольцхауэра были синими, взгляд — суровым; он выглядел как человек, которого Исайя однажды мог бы уважать.

— Генерал Хольцхауэр, я нарекаю вас предателем, — объявил Бендикт.

— Чьей властью вы меня судите, тот, кто жил во лжи и служит верховным лордам, которые бросили вашу планету? — усмехнулся генерал.

— Властью лорда-милитанта Вармунда и законом Империума Человека, чей мир вы нарушили своевольным насилием.

Хольцауэр сплюнул. У него не было времени слушать подобную ерунду.

— Нет слепца большего, нежели тот, кто отказывается смотреть. Вы сражаетесь за мёртвую веру и за умирающий Империум. Вам не погасить свет истины.

— Нет, — отозвался Бендикт, — но я могу вырезать язык лживого изменника!

Хольцхауэр бросился к нему, и его меч с шипением рассёк воздух. Исайя ринулся ему навстречу, отразив клинок предателя своим собственным. Совершенство оказалось лучшим оружием. Меч Хольцхауэра сломался, и потрескивавшее на нём синее пламя взвилось и погасло, когда Исайя схватил генерала за горло.

С натужным хрипом Хольцхауэр всадил обрубок меча Бендикту в бок. Тот пробил броню и подкладку. Исайя пошатнулся, но не упал, продолжая сжимать шею врага.

Хольцхауэр уколол Бендикта снова. Кадианец не ослаблял хватку. Несмотря на обжигающую боль, он улыбнулся.

— Что тебя развеселило, кадианец?

— Взгляни! — выплюнул Бендикт, заставив Хольцхауэра повернуть лицо. На верхних ярусах Тора Тартаруса развевалось кадианское знамя. — Твои егеря мертвы. Твои священники-еретики убиты. Мои войска разбили твои. Ты, непобедимый генерал, потерпел поражение.

— Никогда! — прошипел Хольцхауэр, но его слова оборвались сиплым кашлем, когда аугметический кулак Бендикта начал сдавливать ему шею. Судороги предателя стали постепенно слабеть, пока Исайя крушил ему пальцами трахею.

— Кадия — это я, — произнёс в конце Бендикт, — и даже после гибели Кадия тебя победила.

С этими словами финальным усилием Бендикт сломал предателю шею и бросил его труп на землю.

Он повернулся к собравшимся вокруг него воинам, уставший, но ликующий, раненый, но не упавший. Он вскинул к небу окровавленный кулак и произнёс слова истины:

— Кадия — это мы!

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Как только стало известно о смерти их предводителя, изменники дрогнули. Большинство сдались, хотя некоторые в смятении отступили к собору Святой Елены Ричстар. Кадианцы устремились за ними в погоню.

Седьмая рота 101-го шла в первых рядах наступающих, а Минка возглавляла её. Сопротивление было вялым и разрозненным. К вечеру врага в целом удалось оттуда выбить, и, по докладам, последние отчаявшиеся командиры укрылись в Марграте.

Минка остановилась, пока её взвод перегруппировывался у одного из подстенков собора. Бейн где-то нашёл бутылку грога, которую бойцы пустили по кругу, с громким хохотом делая из неё большие глотки.

Минка была измотана до предела. Она обернулась и окинула взглядом поле битвы. Несмотря на дым и развалины, вокруг царило странное спокойствие. Когда в последний предзакатный час стали удлиняться тени, девушка поняла, что шагает к передней стороне собора.

Пустотные щиты уберегли его от самых мощных попаданий, но восточную стену сооружения покрывали ударные воронки. Витражные окна были выбиты, а половина ниш в фасаде пустовала. Статуи святых, что не соответствовали доктринам Тенденции, вытащили наружу и разбили.

Впрочем, внимание Минки привлекли не руины и разрушения. Она смотрела на огромный плац перед собором, где вырос бескрайний лес. Лес поскрипывающих виселиц. Их было с десяток тысяч. Девушка двинулась вперёд. В нос ударил невыносимый смрад смерти.

На мгновение Минка словно вернулась в каср Мирак.

Она направилась к ближайшему столбу, забитому прямо в брусчатку. Внутри металлической клетки виднелся побуревший от старости труп. Его плоть была изъедена стервятниками, а кость выбелена непогодой. Внутренности давно сгнили. От него оставался лишь скелет, удерживаемый вместе кожей и сухожилиями, его губы были растянуты в оскале, обнажая зубы. К виселице крепилась табличка с выведенной от руки надписью. Минка стёрла с неё пепел и прочла имя и полк. «Рядовой Мейз. Онготские Шакалы».

«Неверующий», увидела она ниже.

Минка подошла к следующей. Ещё один Шакал. Затем Швабийский Фузилёр. Даже Егерь. «Неверующий», вновь говорилось на табличке. И на другой тоже.

Дальше можно было не смотреть. Она отвернулась и зашагала к ступеням собора. Из сумрака уже вели колонны военнопленных. Минка знала, что их ждёт. Все они были виновны. Те, кто остались верными, болтались в клетках. Комиссариат казнит зачинщиков, а остальных сошлют в штрафные легионы и трудовые отряды, где они проведут остаток дней на службе Императору. И своими смертями они вознесут Ему последнюю молитву.

Девушка достигла широких ступеней и поднялась наверх. Двери из толстого железного дерева оказались приоткрыты. Минка толкнула створку, и та качнулась внутрь.

Свод зала терялся в выси. Она переступила порог. Стены покрывали богатые фрески, изображавшие Императора, Святую Терру, покорение скопления Висельников Игнацио Ричстаром.

Храм, посвящённый кадианским полкам, был осквернён, барельефные лики солдат — сбиты резцами. Мемориальные доски сорвали, знамёна выбросили и сожгли.

Впрочем, оставалось достаточно много свидетельств, чтобы она смогла прочесть названия семи полков, что тут размещались. Их присутствие было увековечено на латунных табличках, на каждой из которых красовался символ Врат Кадии, а также номер расквартированных войск.

Надпись на одной гласила «717-й, „Охотники“», на другой — «180-й, „Крадущиеся Тигры“». Она прошлась вдоль валяющихся на полу досок. На самой последней и новой она увидела: «94-й, „Братья Смерти“», а также скрещённую лазвинтовку и боевой нож.

Номер её встревожил.

Это было подразделение капитана Рафа Штурма, который командовал обороной касра Мирака. Он спас Минке жизнь, и не раз. Девушка коснулась ножа, который тот ей подарил. Он по-прежнему висел у неё на поясе. На нём был точно такой же знак. На секунду Минка вспомнила битву за родной каср. Её сердце забилось быстрее, на ладонях выступил пот. Руки невольно сжались в кулаки.

Затем лейтенант смахнула пыль с даты, и её паника прошла. Девяносто четвёртый установил эту доску, прося о безопасном переходе к Кадии. Она проверила дату. Это была их последняя остановка перед тем, как они вернулись на Кадию и приняли участие в отражении Чёрного крестового похода.

Коснувшись эмблемы ладонью, Минка прочла краткую чистосердечную молитву. Девушку охватила глубокая печаль, стоило ей подумать, как пять лет назад на этом самом месте стоял Раф Штурм, размышляя о том, что его ждёт по прибытии домой.

Если он смел в тот момент на что-либо надеяться, то его мечты оказались жестоко растоптаны.

Минка села и тяжело вздохнула. Ей следовало возвращаться к взводу, но прямо сейчас она хотела побыть одна.

Через какое-то время лейтенант поднялась на ноги и огляделась. Теперь место казалось не таким чужим, решила она. В этой церкви веками молились верные солдаты. Да, ненадолго собор оказался во власти безумцев, однако Минка знала, что кровь смоют, осквернённые святилища восстановят, статуи святых вернут в ниши и храм вновь станет местом утешения для солдат вроде неё, что сражались и умирали за Империум Человека.

Девушка вышла в сгущающиеся сумерки. Она нашла взвод там же, где оставила, но к тому времени грог сделал своё дело, и бойцы отдыхали, положив каски на колени.

Бейн протянул ей бутылку.

— Мы оставили тебе чуток, — сказал он.

Минка взяла её и плеснула пару капель на землю, отдавая дань уважения верным воинам Скалы Предателя.

ЭПИЛОГ

Седьмая рота 101-го Кадианского полка, Прошедших Ад, выстроилась у края ямы. В первом ряду стояла Минка. Она не видела братской могилы из-за застилавших глаза слёз. Во рву лежали сотни её бывших товарищей, однако среди них была та, чью смерть она переживала тяжелее всего.

Кампания оказалась скоротечной, но страшной. Тем не менее кадианцы одержали победу. Они подавили мятеж. А это значило, что теперь они наконец могли отправиться дальше.

Впрочем, прямо сейчас для Минки всё это не имело никакого значения. Как и лейтенантские знаки различия на руке, а также уверенность, которую она обрела, командуя своими бойцами в сражении.

Под звуки труб отец Керемм выступил вперёд и прочёл короткую молитву.

Когда-то кадианцев хоронили в родной земле, среди бескрайних полей могил, где она тренировалась в бытность белощитницей. Теперь такого выбора они лишились. Их погибшие сослуживцы лежали, закутанные в чёрные саваны с вышитой аквилой и Вратами Кадии.

Когда молитва Керемма подошла к концу, бойцы седьмой роты строем двинулись вдоль братской могилы, один за другим бросая горсти земли.

Минка дождалась, пока старший комиссар Шанд не отдаст дань уважения, после чего пошла сама. Свой комок она не бросала до тех пор, пока не оказалась у того места, где обрела покой Дайдо. Тело лейтенанта выделялось среди прочих. Она была коренастой, широкоплечей и поджарой.

Девушка закрыла глаза. Ей не хотелось вспоминать Дайдо как человека, которому довелось принять такое страшное решение. Вместо этого Минка подумала о другом мире, том, в котором она смогла бы понять, что происходило с её подругой, и помочь ей выбраться из ямы. Том, в котором спустя годы Дайдо тренировала бы новое поколение белощитников с уверенностью того сержанта, вместе с которым Минка когда-то давно въезжала на «Химере» в Вечноград на Потенсе.

Воспоминание всплыло с такой отчётливостью, словно это случилось вчера. После разгрома в улье Маркграаф Минка была просто уничтожена, и Дайдо взяла её к себе. Она была спокойной, уверенной, твёрдой. Ещё с ними был Прассан, припомнилось ей. Он что-то болтал о соборе, и Дайдо велела ему заткнуться, на что Прассан ответил: «Вы разве не читали планетарные сводки?»

«Нет, — сказала ему Дайдо. — Для этого есть такие фреккеры, как ты».

Минка помолилась Богу-Императору, глядя в ровную квадратную яму. Она не была глупой. Такая судьба ждала их всех. Смерть на службе Богу-Императору.

Но не сегодня, подумала Минка, кидая горсть земли. Комок бесшумно упал на саван. От царившей внизу неподвижности холодела кровь. Это была смерть.

Секунду Минка просто стояла, затем подняла голову и сделала глубокий-глубокий вдох.

Отец Керемм жал руки всем проходящим мимо солдатам. Шанд остановился и что-то спросил жреца.

Минка воспользовалась задержкой, чтобы торопливо проскользнуть мимо обоих.

Дальше, слева, закладывали фундамент часовни. В ней останется почётный караул, а также будут возноситься благодарственные молитвы в честь погибших кадианцев.

Минка отвернулась и медленно побрела прочь. Лагерь сворачивался. Бреве сообщил, что «Святая» уже на гравиподдоне и ждёт очереди на погрузку в транспортник.

— Я таки добыл для неё новую силовую установку! — с неприкрытым торжеством сказал он ей. — На танковом кладбище. Теперь она едет ещё лучше прежнего!

Минка выдавила улыбку. Бреве любил каждый смазанный болтик своей «Химеры».

— Я рада, — просто сказала она.

— Лейтенант Леск, — раздался сзади голос. Ей даже не пришлось оборачиваться, чтобы узнать говорившего.

Её догнал старший комиссар Шанд. Он показался девушке до странного не в своей тарелке, когда откашлялся, а затем выпрямился и сложил руки за спиной.

Минка дождалась, пока он не заговорит.

— Я провёл расследование, — начал он.

Она не проронила ни слова.

— Похоже, в твоём обвинении есть доля правды. Капитан Мидха был арестован своим Комиссариатом. Они хотят знать, готова ли ты дать показания.

— О том, бросил ли он свою позицию? Конечно.

Шанд кивнул.

— Хорошо.

— Значит, из моего досье уберут все выговоры?

— Да, — помолчав, ответил Шанд.

Девушка улыбнулась.

— Спасибо.

Шанд едва заметно кивнул и отправился обратно, откуда пришёл. Минка огляделась по сторонам. Над руинами Тора Харибдиса до сих пор поднимался дым. Пепел придавал заходящему солнцу невероятный багровый оттенок. Казалось, в море опускается красная слеза, которая на миг словно зависла над водой, а затем исчезла.

В воцарившейся тишине грянул колокол. «Ну конечно, — подумала Минка, — настал канун Сангвиналии».

По неподвижному воздуху плыл звон колоколов. В лагерном городе каждый полк отмечал праздник в соответствии с традициями родных планет. Некоторые проводили ночь за ритуальным ужином и танцами, другие — в молитвах.

Муниторум уже приступил к восстановлению моста к Тору Тартарусу. Сколько же потребуется времени, задумалась Минка, чтобы исчезли все шрамы войны?

— Эй, — раздался голос. Прассан. Он был в парадном мундире. Несмотря на то, что он долго не был на передовой, Прассан лишился толики былой ребячливости.

— Мне жаль, — сказал он.

Минка поджала губы и кивнула. Ей было нечего сказать. Пока. Рана была слишком свежей. Парень достал припрятанную бутылку. Это была «Аркадийская гордость».

— Бендикт попросил передать её тебе с наилучшими пожеланиями. Он хотел поблагодарить тебя.

Минка взяла бутылку.

— Бендикт?

Прассан кивнул.

Она хохотнула.

— Меня?

Парень кивнул и кинул на неё взгляд.

— Выпьем?

— Да, — согласилась Минка. Она очень устала, но прямо сейчас это было нужно ей как никогда.

Час спустя Минка и Прассан сидели на веранде комнаты Минки. Она уже немного опьянела, и алкоголь развязал ей язык. Остальной взвод разбился на мелкие группки. Впрочем, две фигуры стояли в стороне, не зная, куда им податься и что именно делать.

Минка подозвала их к себе.

— Сюда! — Она обернулась к Прассану. — Подвинься.

Бланчез села первой, следом Йедрин.

— Генерал Бендикт прислал это вам, — сказала Минка, наполняя обоим кружки, — чтобы поприветствовать в Сто первом.

— Генерал Бендикт? — переспросили те.

Она уверенно кивнула.

— Конечно. Специально отправил рядового Прассана.

Прассан бросил на них неопределённый взгляд, однако он был в парадном штабном мундире, поэтому её слова сошли за правду. Они подняли кружки и выпили, и очень скоро из них полились слова и смех.

Они напомнили Минке её саму каких-то пару лет назад.

Она замерла, провожая взглядом уходящий день. Небо на горизонте было жёлтым, над головой — насыщенно-синим, а между ними переливалось всеми оттенками зелёного, бирюзового и голубого цветов.

До чего прекрасный вечер, подумала девушка. Стоит того, чтобы его запомнить.

Возможно, однажды они будут стоять у могилы Минки и вспоминать тёплыми словами уже её.

Впрочем, прямо сейчас это не имело значения. Минка налила им по второй.

— Держите, — сказала она. — Выпейте ещё.

ОБ АВТОРЕ

Джастин Хилл — автор романа Necromunda «Неуёмное разрушение» (Terminal Overkill), романов Warhammer 40,000 «Кадия стоит» и «Честь Кадии», «Шторм в Дамокловом заливе» из серии «Битвы Космодесанта», рассказов «Последний шаг назад» (Last Step Backwards), «Потерянная Надежда» (Lost Hope) и «Битва на Тайрокских полях» (The Battle of Tyrok Fields), посвящённых приключениям Урсаркара И. Крида, а также «Истина — моё оружие» (Truth Is My Weapon). Для вселенной Warhammer он написал рассказы «Месть Голгфага» (Golgfag’s Revenge) и «Битва за Белокамень» (The Battle of Whitestone). Его романы завоевали многочисленные награды, а кроме того, стали книгами года по версии изданий Washington Post и Sunday Times. Он живёт в десяти милях от Йорка, где знакомит своих четырёх детей с каноном 40к.