Чувство вины следовало за мной, словно тень. Я подошел к южному окну и бросил взгляд на твердую землю внизу.
<br />
== '''ГЛАВА 3''' ==
Я был снова спокоен и собран, когда Белзек везла меня по улицам Вальгааста к Залу Совета. Я прошел первое
испытание из ожидавших меня по возвращении. Впереди ждало еще одно. Я не рассчитывал, что моя первая встреча
с правящим советом пройдет гладко. Хотя это было еще не испытание. Я ожидал предстоящей схватки с нетерпением.
Это было поле боя, на котором я намеревался победить. Я надеялся, что эта кампания заставит замолчать голоса
мертвых, погибших на Клоструме. Настоящим испытанием будет встреча с Зандером. Он будет там.
Я встречусь со своим сыном, в первый раз за более чем тридцать лет.
- Вы считаете, Вальгааст сильно изменился, лорд-губернатор? – спросила Белзек.
- В чем-то. Но не так сильно, как я ожидал.
- Если позволите сказать правду, он изменился к худшему.
- Спасибо, что говоришь правду. Да, здесь стало хуже.
Хотя Вальгааст был самым крупным городом на Солусе, по имперским стандартам он был не таким уж большим.
Население этого мира жило рассредоточенно, и большая часть его была занята в работе на крупных фермах.
Численности населения не позволялось подниматься до уровня, при котором рост населенных пунктов угрожал бы
сокращением ценных плодородных земель. Наборы в Имперскую Гвардию поддерживали численность населения на стабильном уровне.
Сам Вальгааст был домом для нескольких сотен тысяч человек. Это был самый важный транспортный узел на
планете, отсюда осуществлялся экспорт продукции Солуса в другие миры Империума, управление поставками и
выплатой десятин. Также в городе располагались высшие эшелоны администрации, управляющей фермами. Здесь
решались споры между крупными аграрными сообществами и устанавливались показатели производительности на
основании региональных условий. Здесь сосредотачивалось богатство мира, и похоже, что за годы моего отсутствия
это богатство все больше сосредотачивалось в руках немногих.
Общественные сооружения находились в запущенном состоянии. Дороги, по которым мы ехали, не были должным
образом отремонтированы. Здания выглядели более грязными, закопченными, обветшавшими.
- Судя по тому, что я вижу, - сказал я, - совет мог бы стараться и получше, не так ли?
Белзек только фыркнула.
- И пожалуйста, - добавил я. – Продолжай говорить правду.
- Очень многие сказали бы, что совет и так слишком старается.
- Старается для себя, ты имеешь в виду?
- Да, лорд-губернатор. Особенно они стараются выжимать богатство из всех остальных в свою пользу. Но когда нужно
что-то отремонтировать, всегда найдется важная причина, почему это невозможно. Ресурсы ограничены. Средства
нужны на многое другое. Мы все должны терпеть и трудиться изо всех сил, потому что Империум ведет войну.
- И я не сомневаюсь, что все терпят и трудятся, - кивнул я. – Кроме, возможно, членов совета?
- Уж им-то не приходится затягивать пояса, лорд-губернатор. Определенно нет. Как и их друзьям.
- Крупным землевладельцам?
- Да, мой лорд.
- И, тем не менее, поставки продукции с Солуса продолжают снижаться?
- Прямо мистика какая-то, - криво усмехнулась Белзек.
Индустриальный район, разросшийся у подножия холма, на котором стоял Мальвейль, превратился в город-призрак с
тех пор, как истощенные рудники закрылись. В упадке этой отрасли, честно говоря, не было вины совета. Мы ехали по
изрытым ухабами улицам между пустыми корпусами мануфакторумов. Некоторые фабрики еще работали, их трубы
извергали черный и бурый дым, но таких было меньше половины.
Дальше пошли жилые районы. Расположенные ближе всех к мануфакторумам были темными и тесными трущобами.
Чем дальше мы уезжали от мануфакторумов, тем богаче выглядели районы вокруг. На фасадах домов вместо грязи
были видны украшения, и жители выглядели явно более состоятельными. Но и здесь улицы были узкими, их ширины
едва хватало для проезда машины, здания стояли очень тесно, словно сбившись вместе в ожидании зимы.
Вальгааст находился далеко к северу от экватора Солуса. Влажный климат, благодаря которому земля была
плодородной, в месяцы после сбора урожая делал погоду в городе сырой и холодной.
Мы проехали мост над медленно текущей рекой Обливис, и оказались в административном районе города. В его
центре возвышался собор Веры Беспощадной, стоявший напротив Зала Совета на площади Щедрости Императора.
Белзек высадила меня перед богато разукрашенным фасадом Зала Совета. Главный вход украшало крылатое
воплощение Жатвы Войны. В одной руке статуи был серп, в другой меч, у ног ее лежали колосья пшеницы, а над ней
распростерла крылья золотая аквила.
Поднимаясь по ступеням к входу, я бросил взгляд на двуглавого орла. Его размеры и величественность укрепили мою
решимость. Золото напомнило мне о том, с чем я собирался бороться. Аквила была здесь задолго до регентства, но
сейчас она казалась символом тщеславия и лицемерия членов правящего совета. Они клялись служить Императору.
Но вместо этого служили золоту.
Часовой из милиции СПО отсалютовал мне и открыл передо мной медные двери. На камни площади начали падать
первые капли дождя. Я вошел внутрь.
В вестибюле раздавалось гулкое эхо, его сводчатый потолок поднимался на десять этажей, пересекаемый арочными
галереями. Передо мной поднималась большая мраморная лестница, по обеим ее сторонам грозно взирали два
огромных крылатых черепа.
У подножия лестницы меня ждала глава совета, Вет Монфор.
- Спасибо, что пришли на встречу, старший советник, - сказал я.
Она вежливо и холодно улыбнулась.
- Мне кажется, такая встреча не соответствует важности события. Возвращение на Солус лорда-губернатора спустя
столько лет следовало бы отметить соответствующе.
- Полагаю, оно отмечено соответствующе, - сказал я. – Я здесь, чтобы заниматься делами, а не тратить время на
церемонии. Было бы неправильно начинать мое правление таким образом, который не соответствует его цели. Не так
ли?
Она слегка поклонилась.
- Как пожелаете, лорд-губернатор. Пойдем?
Мы поднимались по мраморной лестнице вместе – два врага, изучающие один другого.
Монфор была, вероятно, на десять лет старше меня. Ее длинные седые волосы были стянуты в строгий узел. Лицо ее
избороздили морщины опыта, и это был опыт продажности и порочности, столь долго составлявших наследие ее
семьи, что они являлись почти предметом гордости. Ее нос сгнил, и из носовой полости тянулась длинная
дыхательная трубка, сквозь горло уходившая в бионическую гортань. Голос ее был аристократическим, но
безжизненным и с металлическим отзвуком. Она владела своим монотонным голосом, словно рапирой. Шагая, она
опиралась на украшенную бриллиантами трость, стуча ее наконечником по мраморному полу с хозяйской твердостью.
Во время своего регентства я старался как можно меньше иметь с ней дел. Наши семьи имели долгую историю
вражды. Монфоры были самым могущественным родом на Солусе, пока богатство, полученное от разработки
полезных ископаемых, не привело на вершину власти их соперников Штроков. Монфоры так и не простили нам захват
власти на Солусе – власти, которую они по праву считали своей. Пока Леонель был еще жив, я не обладал полной
властью лорда-губернатора. Прямая конфронтация с Вет Монфор была бы контрпродуктивной, а давняя вражда
наших семей заставляла бы наш конфликт выглядеть как сведение личных счетов. Возможно, так оно и было. Но
тогда она не была так сильна, как сейчас, и я мог обойти ее. Я не тешил себя иллюзией, что смогу поступить так же
сейчас.
- Полагаю, - сказала Монфор, - было бы слишком оптимистично надеяться, что мы сможем работать вместе иначе как
друг против друга.
Ее рот изогнулся в насмешливой улыбке.
- Не вижу причин, почему бы и нет? – отразил я этот выпад. - Разве мы с вами не служим Императору? Разве не
желаем благополучия Солусу?
- О, конечно, - кивнула она. – По крайней мере, я надеюсь на это. Конечно, некоторые из моих коллег советников могут
усомниться, стоит ли доверять… постороннему человеку.
- Вы меня позабавили, старший советник.
- Рада слышать.
Монфор привела меня на самый верхний этаж, где находилась зал Внутреннего Совета. В совете в его полном
составе собирались представители всех регионов Солуса. Но полностью совет собирался больше для рассмотрения
жалоб, чем для чего-либо еще. Фактическое управление планетой находилось в руках небольшого числа самых
могущественных и влиятельных семей Солуса.
В зале над собравшимися висели знамена аграрных районов Солуса. На стенах были укреплены гербы знатных
домов, в их геральдике преобладали различные варианты изображений жатвы и плуга. Сходство изображений на
знаменах и гербах указывало на связь между знатными родами и аграрными районами. Это было очень близко к
истине. Корни знати Солуса уходили глубоко в плодородную почву нашего мира, и власть не могла с легкостью
перейти от одного дома к другому. Возвышение Штроков приобрело почти мифический статус, потому что это была
первая и единственная столь крупная перемена во власти за многие столетия истории Солуса.
Кресла членов совета располагались полукругом, в центре которого стоял трон лорда-губернатора, так долго
пустовавший. Справа от него стояло кресло старшего советника.
«''И снова Штроки отстраняют от власти Монфоров''». Я постарался, чтобы эта мысль не отражалась на моем лице.
Двери, в которые мы вошли, располагались в противоположной стороне от губернаторского трона. Остальные места
были заняты. Восемь представителей самых знатных родов Солуса встали, приветствуя нас – и внимательно нас
рассматривая. Я ответил столь же пристальным взглядом, изучая, какие силы мне противостоят. Некоторых из них я
знал давно. Информацию о других тщательно изучал во время моего полета обратно на Солус.
Войдя со мной в зал, Монфор остановилась.
- Уважаемые члены совета, – объявила она, - сегодня воистину день радости! Необходимость в регентстве наконец
закончилась. У Солуса снова есть лорд-губернатор. Представляю вам лорда-губернатора Мейсона Штрока. Да будет
его служба Императору долгой.
- Да будет его служба Императору долгой, - повторили члены совета.
Я подошел к губернаторскому трону, повернулся, все еще стоя, и кивнул совету.
- Благодарю вас за теплый прием, - сказал я.
Мы все лгали друг другу. Поддерживать видимость вежливости было необходимо, по крайней мере, пока. Мне было
нужно освоиться и изучить обстановку, прежде чем я пойму, какое действие следует предпринять, когда и против кого.
- Кроме того, я благодарю вас всех за долгую и терпеливую службу Солусу, - мне было трудно не позволить
проявиться гневу, который я испытывал. – Я занимаю пост лорда-губернатора с благодарностью и решимостью верно
служить Императору. Администратум направил меня с целью обеспечить выполнение особых задач, которые
Империум ожидает от Солуса.
«''Я низвергну ваши гнилые трупы с гор награбленных вами богатств''».
- Я уверен, что с вашей помощью смогу выполнить эти задачи.
«''Я не ожидаю, что вы раскаетесь в своих преступлениях. Но если вы научитесь бояться меня больше, чем''
''Монфоров, возможно, я позволю вам жить''».
Раздались вежливые аплодисменты, и мы сели на свои места. На двух членов совета я смотрел особенно
внимательно, чтобы понять, как они восприняли мою речь. Одна из них – Адрианна Вейс. Она улыбалась мне. Из всех
присутствующих здесь, похоже, только она была искренне рада меня видеть. И судя по всему, она поняла все, что
скрывалось за моими словами.
И еще здесь был Зандер.
Когда я последний раз видел его, мой сын был достаточно маленьким, чтобы нести его на руках. Я едва узнавал его в
том мужчине, который небрежно развалился в кресле с железной спинкой. Он смотрел на меня с праздным
любопытством. Он не казался враждебным. Он казался скучающим. Его костюм, очень изысканно пошитый, казалось,
был выбран с таким старанием, что у его обладателя осталось мало сил на остальные дела. Его волосы и борода
были пострижены и причесаны с щепетильной безупречностью. Он выглядел как человек, который с нетерпением
ждал возможности отправиться куда-то в другое место, гораздо более интересное, чем то, где он был сейчас.
Я призвал совет к порядку и сделал вид, что полагаюсь на опыт Монфор.
- Буду признателен старшему советнику Монфор, если она ознакомит нас с повесткой дня. Я рассчитываю на ваш
опыт и не сомневаюсь, что вы сообщите мне все, что мне нужно знать.
Это была моя разведка. Я изучу это поле боя, прежде чем идти в атаку.
Дела, предстоявшие нам, оказались вполне обыденными. Это были несколько небольших юридических споров и
вопрос об ассигновании бюджетных средств на ремонт канализации Вальгааста, что показалось мне довольно
забавным. Противник словно предвидел, что я буду озабочен состоянием общественных сооружений.
За все время обсуждения этих вопросов Зандер не сказал ничего. Он лениво сидел в своем кресле и выглядел все
более скучающим и нетерпеливым.
- Есть еще один вопрос, - сказала Монфор, когда заседание совета уже подходило к концу. – Советник Трефехт
обратила наше внимание на это дело, и пусть она расскажет о нем подробнее.
- Спасибо, старший советник, - ответила Марианна Трефехт. Она была примерно одного возраста с Зандером и
вместе с ним являлась самой младшей из членов совета. Хотя она не выглядела скучавшей. Скорее она выглядела
голодной.
- Мне неловко признаться в этом, лорд-губернатор, и стыдно за то, что мы обнаружили это только сейчас. Были
обнаружены значительные объемы нелегальной торговли в аграрном секторе Росала.
- Вот как? – спросил я, изо всех сил стараясь изобразить интерес. – И насколько велика эта проблема?
- Расследование все еще ведется. Но я уверена, что мы ликвидируем ее очень скоро.
- Рад это слышать. Пожалуйста, информируйте совет об успехах расследования.
Я бросил взгляд на Монфор. «''А ты не глупа''». Была ли это просто попытка помешать моему расследованию, прежде
чем оно начнется, или же это было еще и предупреждение?
«Ты хочешь показать, как много ты знаешь? Я принимаю вызов. И одержу верх над тобой».
Заседание было закончено. Члены совета стали покидать зал, и Зандер лениво встал со своего кресла и направился
ко мне.
- Оставлю вас наедине, - усмехнулась Монфор.
- Отец, - сказал Зандер. – Я рад видеть тебя.
- И я.
Наступило мгновение тишины. Зандер улыбнулся.
- Да, - сказал он. – Как-то неловко встретились.
- Трудно найти что сказать после такого долгого расставания, - согласился я.
Он пожал плечами.
- Мы и не должны ничего говорить, если сказать особо нечего. Мы не можем притворяться, что знаем друг друга.
Он не был настроен враждебно. Напротив, казалось, его все устраивало.
- Возможно, мы стали чужими за столько лет, - сказал я. – Но мы одной крови. А это что-то да значит. И я надеюсь, что
мы не останемся чужими.
- Это было бы здорово, отец, - ответил Зандер, улыбнувшись с таким выражением, словно я сказал, что предпочитаю
один сорт амасека другому.
- Я рад, что ты так думаешь, - продолжал я. – Потому что мы будем еще часто видеться. Нам предстоит много трудной
работы.
- ''Много'' ''работы''?
Я не был готов к такому вопросу, и особенно к тому, как он был задан. В тоне Зандера слышалось чистое и
простодушное удивление и огорчение. По крайней мере, в тот момент это убедило меня, что Зандер – если только он
не был отличным актером – совершенно не знал, чем занимаются другие члены совета. Но преобладающим чувством,
охватившим меня, было глубокое разочарование. Зандер выражал изумление, что вообще нужно что-то делать – и
страх, что ему лично придется приложить усилия.
Раньше я думал, почему Монфор не нашла способ удалить из совета представителя Штроков. Теперь я знал почему.
- Да, - сказал я, с трудом скрывая отвращение. – Нас ожидают великие дела.
- О… - он помолчал, словно подыскивая причину, почему он может быть освобожден от работы. Наконец он пожал
плечами. Возможно, он просто покорился неизбежному. Или, может быть, решил жить текущим мгновением. Я не
требовал от него усилий прямо сейчас, значит, об этой проблеме можно было пока не задумываться.
Потом он сменил тему:
- Ты еще не встречался с Катрин?
- Нет, - я боялся, что эта встреча может быть куда более болезненной, чем встреча с Зандером. У меня не было
душевных сил встретиться с обоими моими детьми сразу же после моего возвращения на Солус. – Я свяжусь с ней
завтра.
- Думаю, она будет рада, что ты вернулся, - произнес Зандер еще одну бессмысленную банальность.
- Было бы здорово, - ответил я тем же.
- Ну, тогда я пойду, - он снова улыбнулся. – Увидимся, отец.
Он повернулся и вышел, прежде чем я успел ответить. Он так спешил к своим развлечениям. Я смотрел ему вслед,
напоминая себе, что он мой сын и его стоит спасти.
«''Лучше праздность, чем измена. Подумай об этом''».
Когда я вышел из зала, у лестницы меня ждала Адрианна Вейсс. Я был до слез рад ее видеть. Она усмехнулась и
подняла бровь.
- Ну? – спросила она. – Устроим попойку в большом доме сегодня ночью?
- Несомненно.
Мы втроем собрались в Мальвейле этим вечером, встретившись в библиотеке. Она располагалась в конце восточного
крыла на первом этаже. Ее собрание книг было огромным, полки, полные старинных томов, тянулись от пола до
потолка. Корешки книг были все еще покрыты густым слоем пыли, их не касались десятилетиями. Но под
наблюдением Кароффа слуги начали наводить здесь порядок. Я сидел с двумя своими старыми друзьями, удобно
устроившись в тяжелых креслах, расположенных полукругом. В библиотеке было тепло, амасек был прекрасным, и мы
смотрели, как капли ночного дождя стекают по окнам. Сквозь тучи в небе едва заметно светилось тускло-желтое
сияние азотной атмосферы Люктуса, большой луны Солуса.
В первый раз за этот день я расслабился. Никогда еще после Клострума я не чувствовал себя так легко.
- Тебе предстоит трудный путь, - сказал кардинал Кальвен Ривас.
- Да, будет нелегко, - подтвердила Вейсс, прежде чем я смог ответить. – Но ты нам нужен.
- А мне будет очень нужна ваша помощь, - сказал я.
- Мы поможем, - заявил Ривас. – Всем, что в наших силах.
Вейсс, Ривас и я выросли вместе. Их судьба была определена с самого рождения, куда более четко, чем моя, и они с
усердием выполняли свой долг. Адрианна Вейсс, старшая наследница своего дома, управляла им с честью, с тех пор,
как унаследовала место главы. Ривас, также первенец в своей семье, последовал традициям служения Экклезиархии,
принятым в его роде. Я доверял им обоим, потому что хорошо знал их, и никакое самое долгое расставание не могло
изменить этого. Хотя прошло много лет с тех пор, как я в последний раз видел их, мы так легко снова вошли в
компанию друг друга, словно не виделись лишь пару дней.
У Адрианны Вейсс были необычно большие глаза. Они смотрели на мир проницательным и оценивающим взглядом.
Как и Вет Монфор, она была очень прагматична и не строила иллюзий. Но, в отличие от Монфор, она не
использовала свой ум для удовлетворения худших своих инстинктов. Единственное излишество, которое она
позволяла себе – роскошь в одежде. Ее длинные черные волосы, едва начавшие седеть, были убраны под затейливо
украшенный головной убор, чей переплетающийся золотой и багряный узор дополнял черный и алый цвета ее платья
с высоким воротником. Украшавшие головной убор длинные перья патаарки слегка покачивались при движении. Эта
ее театральность была в чем-то ироничной, словно показная роскошь символизировала все соблазны, которым
Адрианна противостояла, и была зримым упреком Монфорам, которые были врагами ее семьи, так же, как и моей.
Клан Монфор был зловонным болотом. А дом Вейсс – оплотом против скверны. Они давно были соперниками
Монфоров. Когда Штроки возвысились, дом Вейсс приветствовал наш приход к власти, и с тех пор поддерживал нас.
За многие годы я встречал экклезиархов, которые были настоящими образцами веры – и других, которые были
позором Имперской Церкви, погрязших в море политических махинаций. Кальвен Ривас, несомненно, относился к
первым. Хотя он вполне понимал, что человеку его положения невозможно держаться в стороне от политики. Ему
совсем не нравились грязные реалии власти, но он никогда не отворачивался от того, что необходимо было сделать,
всегда действуя на пользу Имперскому Кредо. Он был высоким и всегда слегка склонялся вперед, словно постоянно
проявляя интерес к чему-то. Если Вейсс смотрела на мир с ироничным весельем, то Ривас был настроен
меланхолично.
- Как прошла встреча с детьми? – спросил он.
Я уставился в свой кубок, подыскивая подходящий ответ.
- Ты же видел их?
- Катрин еще не видел. Может быть завтра.
- Зандер был на заседании совета, - сказала Вейсс.
- Он вел себя… учтиво, - пожал плечами я.
- Лучше учтиво, чем нет, - Вейсс потянулась к бутылке на низком столике. – Что ты думаешь о своей первой встрече с
советом?
- Думаю, что вы мои единственные союзники здесь, - ответил я, вспомнив настороженные лица членов совета. – Я
прав? Все настолько плохо?
Вейсс кивнула.
- Я боролась с Монфор и продолжаю бороться с ней, но до сих пор наверху была она. И никакой возможности
сбросить ее – она сумела добиться, чтобы у остальных членов совета были все основания поддерживать ее. – Вейсс
предостерегающе подняла палец. – Она опасна, Мейсон. Очень опасна. Невозможно преувеличить угрозу, которую
она представляет.
- Спасибо за предупреждение. Скоро она увидит, что я не менее опасен.
- Уж постарайся.
Я заставил себя задать следующий вопрос:
- Зандер тоже одна из ее креатур?
- Нет, я так не думаю. Он… - Вейсс на мгновение замолчала. – А у тебя какое сложилось о нем впечатление?
Я поморщился.
- Похоже, он слишком ленив, чтобы участвовать в коррупционных схемах.
- И мне так кажется. Он достаточно богат, чтобы развлекаться в свое удовольствие.
- И незачем утруждаться, чтобы стать еще богаче… - мрачно вздохнул я. Воистину печально, если участвовать в
предательстве не позволяет всего лишь лень.
- И снова, лучше пусть так, чем иначе, - негромко сказала Вейсс. – Монфор не подпускает его к важным делам, и он,
похоже, вполне этим доволен. Ты можешь это изменить. Он все-таки твой сын. Трудно поверить, что кровь Штроков
настолько слаба в нем. Его сестра не такая.
- Верно, - кивнул Ривас. – Она исполняет свой долг достойно.
- Я слышал о ней, - сказал я. Катрин служила инструктором в Схоле Прогениум в Вальгаасте. Я гордился ею настолько
же, насколько был разочарован Зандером.
-Почему ты с ней еще не встретился? – спросил Ривас.
- В последний раз я связывался с ней, когда умерла Элиана. Катрин ясно дала понять, что больше не хочет со мной
разговаривать. Это было давно…
- Но кажется, что совсем недавно, да? – спросила Вейсс.
- Да.
- Как ты сам себя чувствуешь после возвращения? – поинтересовался Ривас.
Я вздохнул.
- Мне казалось, что будет немного легче от того, что у меня не было воспоминаний о том, как я жил в Мальвейле
вместе с ней. Но увы. Это тяжело.
- Император направит тебя, - заявил Ривас.
- Мне воистину нужна Его помощь.
Еще через час я попрощался с ними, пожелав им доброй ночи. И когда я закрыл за ними дверь, то в первый раз
оказался в Мальвейле совсем один. В наступившей внезапной тишине я приготовился, что на меня вновь обрушатся
воспоминания о Клоструме. Днем мне помогала загруженность делами. Но ночей я научился бояться до ужаса. Я
ожидал, что сон будет недолгим и полным кошмаров. Я знал, что когда останусь один, крики умирающих солдат вновь
раздадутся в моем разуме.
И, когда я отвернулся от двери и стал подниматься по ступенькам, мертвые снова воззвали ко мне. В мои мысли
хлынули ужасные картины Клострума, бесконечного потока чудовищ и льющейся крови. Но они не заставили меня
остановиться. Мальвейль не исчезал из моего восприятия. На этот раз я не погрузился до конца в мучительные
отзвуки памяти своего поражения. Воспоминания были, но они не обладали той же силой, что раньше, потому что они
были не одни. Их сопровождали другие воспоминания о других потерях. Тишина Мальвейля была словно наполнена
эхом всех утрат моей жизни. И самой мучительной из них была скорбь о смерти Элианы. Она будто накрыла меня.
Каждая секунда, которую я проводил в этом доме, могла быть секундой, в которую я мог бы быть с Элианой – но не
был с ней.
Мы были украдены друг у друга, и я не знал, почему. Я не знал, как она умерла.
К тому времени, когда я поднялся по ступенькам, тишина в доме казалась иной. Это было уже не безмолвие. Это был
словно белый шум – как будто все мои утраты сразу оглушительно вопили от боли. Это была стена в воздухе,
сжимавшаяся вокруг меня, пока я уже не мог дышать.
Я бросился бежать по коридору, и приступ головокружения обрушился на меня. Я не испытывал его с того дня, как
посещал Мальвейль с детьми, но сразу узнал это ощущение. Пол превратился в тонкий лед – и угрожал превратиться
в разреженный воздух. Я пошатнулся, мое тело инстинктивно искало твердую землю – но ее не было.
Шатаясь, я схватился за голову.
- Прекрати, - сказал я себе, надеясь, что звук моего голоса изгонит эту вопящую тишину. – Прекрати!
Я вложил всю силу воли в этот приказ, но моя душа отказывалась повиноваться, и головокружение становилось
только хуже. Казалось, сейчас я провалюсь сквозь пол и полечу вниз и вниз, к самому ядру Солуса. Все было
нереальным. Реальными были только утраты и горе.
Я остановился, оперся о стену и закрыл глаза.
- Хватит, - произнес я. – Хватит.
Я продолжал повторять это слово, пока не смог сосредоточиться на его звуке, реальном звуке моего голоса. Белый
шум стал уменьшаться, и пол под ногами становился более твердым.
Шатаясь, я направился к двери своей спальни. Голова все еще кружилась, и эхо скорби рыдало где-то на краю
памяти. Делая глубокие вздохи, я старался успокоить бешено колотившееся сердце.
Но я не испытывал удивления. Я ожидал чего-то подобного.
«''Ты знал, что эта первая ночь будет нелегкой. И следующая ночь тоже. И ночь после нее. Это часть твоего боя.''
''Часть твоего покаяния''».
- Император защищает, - прошептал я, собираясь с духом. – Император хранит.
Я преодолел последний пролет лестницы почти не шатаясь, и вошел в спальню. Сразу же я рухнул в кровать,
чувствуя, что одержал маленькую победу, поборов головокружение и воспоминания.
Но воспоминания еще не были побеждены. Они лишь ждали, пока моя защита вновь ослабеет. Я жаждал сна – и
боялся его. Я снова начал делать глубокие вздохи, прислушиваясь к их звукам, держась за их ритм, словно они могли
заглушить тот белый шум, угрожавший затопить мою душу.
Потом я заснул. Я провалился в сон. Провалился в кошмар, и это был кошмар падения.
Элиана падала.
Я видел, как она прыгнула с башни, и в этом видении она была не одна. Она держала за руки Катрин и Зандера,
которые были еще детьми. Маленькими детьми, которые никогда не станут взрослыми, потому что их мать схватила
их и потянула за собой с башни. Они падали вместе с ней – и они кричали. Их лица заслонили все остальное перед
моими глазами. Лицо Элианы было бесстрастным. Она падала молча, не издавая ни звука, ее губы были сжаты, а
мертвый взгляд устремлен на приближавшуюся землю. Катрин и Зандер вопили, их лица были искажены ужасом и
горечью предательства.
Это сновидение было самым живым и ярким из всех, что я видел. Я чувствовал порыв ветра, когда моя жена и дети
падали с башни. Вопли детей пронзали мой слух. Я видел, как развевается их одежда при падении.
Я чувствовал, что и сам пытаюсь завопить, но мог только молчать в ужасе. Однако при этом я знал, что это сон. Какая-
то крошечная часть меня понимала, что это не реально, и что этот ужас закончится, прежде чем моя жена и дети
ударятся о камни.
Такова была природа кошмаров. Так им не позволялось свести нас с ума.
Треск удара разбудил меня. Теперь я мог кричать.
== '''ГЛАВА 4''' ==
Оставшуюся часть ночи я не спал. Я сидел у окна и ждал наступления дня, преследуемый воспоминаниями, словно
коварными хищниками. Кошмар нависал надо мной, будто дьявольское подводное течение тянуло мои мысли назад, к
воплям падающих детей и тошнотворному хрусту костей от удара о камни. Сон был ярким, словно реальное
воспоминание, и пугающим, как правда. Когда я пытался выбросить его из головы, меня затягивала темная гравитация
Клострума.
Ночь была долгой. Я молился, но хотя произносил слова вслух, не мог на них сосредоточиться. Когда наконец за
окном начал сереть утренний свет, и можно было разглядеть капли дождя на стекле, я облегченно вздохнул.
Я едва не заснул снова, успокоенный дневным светом. Но я воспротивился этому соблазну. У меня были обязанности.
У меня была гордость. Я не подчинюсь более слабой части себя. И буду спать ночью. Я научусь нормально спать
снова.
Я оделся и, спускаясь из своей башни, услышал, как в Мальвейль входят слуги и приступают к дневной работе. Я
задержался на втором этаже, давая время кухонной прислуге приготовить мне завтрак. За это время я осмотрел
другие комнаты в этом крыле. Некоторые из них были совсем пустыми, с голыми полами, и стенами, лишенными
украшений. Вероятно, из-за того, что Леонель делал в них, единственным способом сделать их вновь пригодными для
использования было полное очищение. Ближе к центральной лестнице оказалась пара спален, еще обставленных
мебелью. Но и они производили впечатление мучительно пустых.
Карофф нашел меня в комнате, ближайшей к лестнице. Кровать, кресла и гобелены в ней были темными, но общее
впечатление от нее было скорее теплым, чем мрачным.
- Желаете завтракать, лорд-губернатор? – спросил управляющий.
- Да, - рассеянно сказал я. – Эту комнату надо использовать. ''Мальвейль надо использовать''.
- Мой лорд? – удивленно переспросил Карофф.
- Вы проделали хорошую работу, - сказал я. – Надо сделать еще кое-что. Я хотел бы, чтобы вы скорее подготовили эту
комнату и ту, что рядом с ней.
- Конечно, мой лорд. Могу я узнать, каких гостей мы ожидаем?
- Со временем мы можем ожидать много гостей. Я надеюсь на это. Но эти комнаты не для них. Я хотел бы, чтобы вы
подготовили их для моих детей.
Карофф удивленно посмотрел на меня.
- Они поселятся в Мальвейле?
- Я собираюсь пригласить их сюда.
- Ясно, мой лорд, - он нахмурился, явно взволнованный.
Я положил руку на его плечо.
- Я точно знаю, о чем говорю, - сказал я. – Они могут не принять приглашение сейчас или вообще никогда. Но мы
будем действовать в уверенности, что они примут приглашение. В конце концов, это дом Штроков. Он должен иметь
возможность принять всю семью.
Какова бы она ни была. Ни у Катрин, ни у Зандера не было детей. Были другие родственники, другие ветви семьи
Штроков, рассеянные по всему Солусу. Если мой род прервется, другая ветвь Штроков займет его место, как я занял
место Леонеля, умершего, не оставив наследников.
- Я прослежу, чтобы комнаты подготовили, лорд-губернатор, - сказал Карофф.
- Благодарю вас.
Теперь от меня зависело, чтобы усилия Кароффа и слуг не пропали даром.
Я вернулся на Солус с надеждой не только восстановить экспорт продукции на прежний уровень. Я не был уверен,
надеялся ли я исцелиться. Не знал, возможно ли это. Но я все же думал о том, кто станет моим наследником. И я
скучал по своей семье. По той, какой она была. И хотел удержать то, что еще осталось от нее.
Я начал спускаться по ступеням. Карофф шел на шаг позади меня.
- Вы хорошо спали, мой лорд? – спросил он.
Он говорил с таким искренним беспокойством, что я ответил честно:
- Это была трудная ночь.
- Вероятно, нужно будет немного привыкнуть, - он говорил так, будто просил меня подтвердить это. – Вам давно не
приходилось жить в таком просторном доме.
- Именно так.
Я бы хотел, чтобы он оказался прав.
Я велел Белзек везти меня к Схоле Прогениум. Комплекс аскетичных зданий Схолы располагался примерно в миле к
западу от площади Щедрости Императора. Река Обливис огибала Схолу с трех сторон, словно ров, изолируя ее от
города, не жившего по суровым принципам этого учебного заведения. На каждом из четырех углов главного здания
Схолы возвышались круглые башни. Оно было массивным и мрачным, что придавало ему облик настоящей крепости
дисциплины. Его рокритовые стены не потемнели от времени. Они были черными изначально. В облике Схолы не
было ничего доброжелательного, и именно так и должно было быть. В нее принимали осиротевших детей офицеров и
дворян, детей, потерявших всех, кто мог бы их защитить. Схола превращала их из уязвимых в сильных. Превращала
их в штурмовиков, комиссаров и офицеров. Делала их несокрушимым основанием Астра Милитарум.
В вестибюле, словно крепостная башня, возвышалась круглая стойка из черного мрамора. Сидевший за ней солдат
был, как и Белзек, ветераном, потерявшим большую часть своего тела на поле боя. Из его плеч тянулись
многосуставчатые аугметические руки, один его глаз был бионическим, и, всматриваясь в меня, светился тусклым
красным сиянием. Узнав меня, солдат улыбнулся, и встал бы, если бы у него были ноги.
- Полковник! – воскликнул он. – То есть, лорд-губернатор, прошу прощения…
- Все в порядке, солдат. Я еще сам не привык к своему повышению.
Он благодарно поклонился.
- Это честь для меня, мой лорд. Я служил под вашим командованием на Эпсилоне Фрурос.
- Там мы одержали великую победу.
- Да, мой лорд, воистину так.
- Я пришел, чтобы встретиться с инструктором Катрин Штрок.
Солдат на мгновение выглядел изумленным, словно только сейчас понял, что мы с Катрин родственники.
- Конечно, мой лорд, - он сверился с инфопланшетом. – Ее лекция по истории скоро закончится. Послать за ней?
-Нет, спасибо. Я к ней приду.
- Да, мой лорд.
Солдат повернулся к сервочерепу, висевшему над стойкой.
- История, Штрок, - сказал он.
Сервочереп пискнул, из его рта появилась пергаментная лента с руническим кодом. Солдат оторвал ее. Рядом со
стойкой замер в расслабленной позе сервитор. Солдат вставил ленту с кодом в щель на затылке сервитора, и тот
ожил, и отвернувшись от стойки, покатился на своих гусеницах. Я последовал за ним.
Сервитор повел меня по лабиринту коридоров Схолы Прогениум. Мы проходили мимо многочисленных амфитеатров
для лекций, дверей, ведущих на площадки для тренировок и в спальни. Наконец сервитор остановился у входа в зал
на четвертом этаже. И пока я шагал за ним, мне все больше казалось, что встречаться с Катрин не столь уж хорошая
идея. Эта встреча будет куда более трудной, чем с Зандером. Он и я стали просто чужими друг другу. Катрин же
разорвала связи со мной. Много раз я раздумывал над тем, что мог бы сказать ей – и каждый раз отбрасывал эти
предположения. Все это казалось чем-то неуместным. Слишком долго мы не виделись. Разрыв между нами был
слишком велик.
Я заглянул в дверь, располагавшуюся в нижней части амфитеатра, и поднял взгляд на ряды скамей, на которых в
напряженном внимании сидели студенты. Перед ними, шагая по амфитеатру, читала лекцию Катрин.
- Итак, чему учит нас Эпоха Искупления? Она учит нас тому, что воля Императора в конце концов восторжествует над
всякой формой ереси и отступничества. Тому, что искупление возможно. Но также она показывает нам путь к
искуплению. Искупление может быть достигнуто лишь огнем, кровью, и истреблением еретиков и предателей. Эпоха
Искупления учит нас тому, что милосердие хуже, чем слабость. Оно есть преступление против Императора. Если
проявить милосердие хотя бы к одному еретику, это может стать преддверием нового Царства Крови. Те, кто
проявляет милосердие, проявляют тем самым нерешительность своей веры. На поле боя нерешительность означает
смерть. Она означает поражение. Она означает бесчестье. Если после того, что мы узнали сегодня, среди вас есть
кто-то, кто еще верит в милосердие, то знайте, что от меня вы милосердия не увидите.
Ее волосы были такого же рыжеватого цвета, как у ее матери, но у Катрин они были коротко подстрижены. Взгляд,
которым она смотрела на студентов, был суровым и мрачным. В своей черной форме и сапогах с каблуками,
стучавшими по полу, словно барабан перед казнью, она была воплощением безжалостности Схолы Прогениум. Она
держалась необычно прямо, благодаря металлическим креплениям, поддерживавшим ее позвоночник. Высокий
воротник, поддерживавший ее шею, еще больше усиливал впечатление от ее властного облика.
Я видел, что она гордится тем, какая служба ей выпала. Но я знал и то, что это была не та судьба, которую она
сначала выбрала для себя. Несмотря на наше отчуждение, она решила пойти по моим стопам и поступила на службу
в Имперскую Гвардию.
Когда Леонель умер, и наследование перешло к моей ветви рода Штрок, мои дети были автоматически исключены из
призыва на службу. Но это не означало, что они не могут поступить в Имперскую Гвардию добровольно. Зандер,
разумеется, не собирался этого делать. Но Катрин пошла служить добровольцем, как только достигла
совершеннолетия. И там на тренировке она сломала позвоночник. Травма была слишком серьезной, чтобы она могла
продолжать службу. Могла бы помочь бионика, но ее сочли слишком большим расточительством для того, у кого нет
боевого опыта.
Катрин не могла служить Империуму в бою. И она обратила свою энергию на подготовку будущих офицеров – тех, кто
мог сражаться. Наблюдая за ней, я ощущал гордость, забывая о своей боли.
Лекция закончилась. Студенты вышли через двери на верхних этажах амфитеатра. Катрин подошла к кафедре и
собрала свои записи.
- Привет, отец, - сказала она, не оборачиваясь. Я даже не знал, что она заметила меня.
Я вошел в аудиторию.
- Привет, Катрин.
Она подошла ко мне, остановившись на формальном расстоянии.
- Я слышала о сражении за Клострум, - сказала она. – Я рада, что ты выжил.
Это было лишь дежурное приветствие. Ее слова звучали неискренне, и я видел в ее глазах все то же осуждение.
Этого осуждения я и боялся, потому что оно отражало мое чувство вины. После смерти Элианы Катрин враждебно
относилась ко мне, и я подумал, что причины ее гнева могли измениться. Теперь она обвиняла меня в том, что я
остался жив? Или в том, что я вернулся?
- Скажи, - продолжила она, - ты благодарен за то, что выжил, когда столь многие из твоих солдат погибли?
Теперь она говорила искренне. Любезности кончились, и я только что услышал, что она думала о милосердии.
- Я благодарен, что еще могу служить Императору, - сказал я. – И только за это.
Я тоже говорил абсолютно честно.
Она кивнула.
- Мы должны служить Императору как можем, пусть и не так, как мы выбирали.
Она направилась к выходу, и мы вышли из аудитории.
- Ты видел Зандера? – спросила она.
- Да.
- И как он?
- А ты не знаешь?
Катрин покачала головой.
- Мы с ним не общаемся.
- Почему?
Она посмотрела на меня, словно я шутил. Но я не шутил. Я не хотел больше недосказанности. Наша семья потеряла
и так слишком много – и особенно много было потеряно времени.
- Если вы не общаетесь, - сказал я, - то я хотел бы знать почему.
- Хорошо. Я не разговариваю с ним потому, что не знаю, что случилось с его чувством чести. Или чувством стыда,
если уж на то пошло.
- Да, похоже, он забыл о таких вещах, - согласился я. – Но я намерен помочь ему снова обрести чувство чести.
- Не думаю, что он захочет принять твою помощь.
- У него не будет выбора. Я не позволю совету продолжать дела по-прежнему. Именно это – моя главная задача на
Солусе. В этом моя служба Императору.
- Я думала, ты будешь служить ''как лорд-губернатор'', - заметила она с оттенком презрения. Я мог взглянуть на себя
ее глазами. Командир, отстраненный от командования и покинувший поле боя, чтобы наслаждаться привилегиями,
полагавшимися ему благодаря его происхождению. Я не мог ее винить. То же самое я видел в зеркале.
- Должность губернатора для меня лишь средство в достижении цели, - сказал я. – Совет коррумпирован. Я призван
стать очистительным пламенем. Я собираюсь сделать Солус достойным того, чему ты учишь здесь.
- Надеюсь, ты сможешь это сделать, - теперь ее голос звучал менее враждебно. Я чувствовал, что она хотела
поверить мне.
Мы расстались у ее кабинета.
- Я хотел бы увидеться с тобой снова, - сказал я. – Я предпочел бы, чтобы мы не были чужими.
Она, помедлив немного, кивнула. Я кивнул в ответ и повернулся, чтобы уйти. Но едва я успел сделать пару шагов, как
она спросила меня:
- Ты скучаешь по ней?
Я обернулся. ''Ты скучаешь по ней''? Я пытался найти слова, чтобы ответить, но все, что приходило на ум, казалось
безнадежно банальным и никак не способным выразить ту страшную пустоту, которую создало в моей жизни
отсутствие Элианы.
Мое молчание и было тем ответом, который искала Катрин. Она кивнула снова, более мягко. Мы разделили это
мгновение общей потери, и расстояние, разделявшее нас, казалось, стало немного меньше. Я подумал, что смог
заглянуть за воздвигнутую ею стену дисциплины, и в то же время почувствовал, что теперь лучше понимаю Зандера.
Мои дети, каждый по-своему, укрылись от терзавшей их боли потери. Зандер погрузился в распущенность, а Катрин
нашла убежище в стенах Схолы Прогениум. Они были там, где, как они верили, им больше не придется испытывать
эту боль.
Кто я был, чтобы пытаться вытащить их из-под воздвигнутой ими защиты? И нужно ли было это делать?
''Может быть. Может быть. Я думал, что попытаться стоит, и думал, что это действительно необходимо''.
Я ушел, не сказав ничего о Мальвейле. Потом еще будет время – более подходящее – чтобы пригласить ее. Но я
покинул Схолу Прогениум с несколько большим чувством надежды. Я верил, что мы можем снова стать семьей, и
сделать наш род снова сильным – сильным настолько, насколько должен быть правящий дом Солуса.
Я улыбнулся солдату у входа, проходя мимо него. Улыбка была искренней. Я не мог вспомнить, когда в последний раз
она была такой.
- ''Росала''? Они сказали, что обнаружили нелегальную торговлю в Росале?
Эрнст Штаваак, начальник Адептус Арбитрес, начал смеяться. Вскоре он просто хохотал, стуча кулаком, похожим на
молот, по исцарапанной поверхности своего письменного стола.
Мы были в его кабинете на верхнем этаже высокой башни в центре базы Адептус Арбитрес в юго-западном районе
Вальгааста. Окна были грязными, и вид, открывавшийся отсюда на город, был довольно мутным. Я с трудом мог
разглядеть силуэт собора и Зала Совета. Собственно, я пришел сюда, чтобы подготовить мой первый удар против Вет
Монфор и ее союзников.
Прошла почти минута, прежде чем Штаваак наконец перестал смеяться.
- Прошу прощения, лорд-губернатор, - сказал он, вытирая слезы, выступившие от смеха. Его широкое лицо было еще
больше изборождено шрамами, чем его стол.
Я махнул рукой и откинулся на спинку стула.
- Если это хорошая шутка, я хотел бы понять, в чем она заключается. Или она была на мой счет?
- Боюсь, что так. Но я бы не слишком беспокоился. Вряд ли большинство людей за пределами самой Росалы и этого
здания смогли бы оценить ее.
- И в чем же она?
- Обнаружить черный рынок в Росале все равно, что объявить, что зимой бывает сыро.
- Вот как. И это общеизвестный факт?
- Не совсем. В самой Росале да, это общеизвестный секрет. А за ее пределами… - Штаваак пожал плечами. – Я бы
сказал, что если кто-то об этом знает, значит, он в этом участвует.
Хоть какое-то утешение. Это означало, что можно было не удивляться, почему Вейсс не упомянула об этом. В
обозримом будущем я должен был ко всему происходящему здесь относиться с подозрением. Но я не хотел, чтобы
оно переросло в тотальную паранойю.
- Могу я узнать, почему ничего не было сделано с нелегальной торговлей в Росале, если ее объемы столь высоки?
- Местные законы не входят в сферу ответственности Адептус Арбитрес, - напомнил Штаваак.
- Даже когда их нарушение влияет на способность планеты выполнять свои обязательства перед Империумом?
- Это вопрос баланса и ресурсов. Росала – большой аграрный сектор.
Это действительно было так. Росала занимала около половины небольшого континента в южном полушарии.
- И вы считаете, что проблема слишком велика, чтобы ее решить, и лучше ее игнорировать?
- Вовсе нет, - ответил Штаваак. – Или, по крайней мере, больше нет. Но советник Монфор и ее союзники были
осторожны. Во всем, что не касалось поставок сельскохозяйственной продукции с Солуса – а собирать информацию
относительно их уровня не в нашей компетенции – они не делали ничего, что препятствовало бы верной службе этого
мира Империуму. И это они устанавливают законы на Солусе. У нас не было возможности вмешаться, не
дестабилизировав при этом работу правительства.
- Но теперь ситуация изменилась.
Штаваак ухмыльнулся.
- Вы лорд-губернатор. Теперь ваше слово закон.
Я тоже улыбнулся.
- Думаю, мы сможем продуктивно сотрудничать ради блага Солуса.
- Надеюсь, что так. Вы понимаете, что ваши действия могут вызвать… определенные волнения?
- Я был направлен сюда искоренить коррупцию. Это приказ Адептус Терра.
- Это хорошо.
- Значит, вам известно, что советник Трефехт участвует в нелегальной торговле в секторе Росала?
- Участвует? Она ее контролирует.
- Еще лучше.
- Что вы намерены предпринять? – спросил Штаваак.
- Наказать ее в назидание другим.
Тем вечером я вернулся в Мальвейль с чувством, что сумел действительно продвинуться по пути к своим целям – и
официальным, и личным. Поднявшись в свою комнату, я сел за письменный стол, решив занять работой время до
ужина и как-то отвлечься от воспоминаний.
Но это не помогало. Мой взгляд снова и снова возвращался к окну, выходившему на юг. Наконец я сдался. Выйдя из
комнаты, я поднялся по лестнице к люку, ведущему на крышу, и помедлил, прежде чем открыть его.
«''Что ты надеешься узнать''?»
«''Ничего''».
Хотя, вопреки здравому смыслу, я все же надеялся что-то узнать.
«''Чем это поможет тебе достигнуть поставленных целей''?»
«''Ничем''».
Но тем не менее, я открыл люк и поднялся на крышу. Там была узкая круглая площадка на вершине шпиля.
Ограждение высотой до пояса выглядело как дурная шутка. Я посмотрел вниз. Земля отсюда казалась гораздо
дальше, чем из окна моей спальни. Голова закружилась. Камни внизу манили меня своей загадкой.
«''Ты хочешь знать, как умерла Элиана? Это надежный способ узнать''».
Я моргнул, стряхнув с себя это наваждение.
«''Спускайся отсюда. Это бессмысленно''».
Я спустился обратно, сказав себе, что на этот раз буду работать, но вместо того, чтобы вернуться за письменный стол,
я направился на первый этаж. Я подчинился иррациональному импульсу пойти туда, куда упала Элиана, и
посмотреть вверх, на то место, где она стояла перед смертью.
Я был уже на полпути по лестнице на первый этаж, когда услышал детский смех.
Я удивленно остановился. Вообще-то я верил Кароффу, что никто из слуг не приводил сюда своих детей. И в то же
время я был уверен, что смех мне не послышался. Я затаил дыхание, внимательно прислушиваясь и пытаясь
услышать что-то еще кроме звуков уборки и ремонта, продолжавшихся в доме.
Смех раздался снова, за ним последовал смех будто другого ребенка. Смеялись два голоса, как мне показалось, где-
то на первом этаже. Я поспешил по ступенькам. Смех словно заманивал меня глубже в лабиринты огромного дома,
дальше от залов южной стороны.
Я шел по коридорам, в которых еще не был, следуя за эхом. Смех снова и снова звучал где-то за следующим углом,
где-то у порога следующей комнаты. Дети словно бежали. И, хотя я шел быстро, но не мог их догнать. При этом я не
слышал никаких шагов. Звучал только смех, словно серебряный колокольчик, заманивая меня все дальше.
Скоро я оказался в той части дома, где работы по уборке и ремонту еще не начались. Двери, мимо которых я
проходил, вели в темные комнаты, забитые всяким хламом. Я различал во мраке силуэты огромных куч каких-то
вещей, возвышавшихся, словно холмы. Каждый раз, когда я останавливался, смех звучал снова, и я снова шел за ним.
Я спрашивал себя, может быть, я воображаю этот смех? Воспоминания о Клоструме, мучившие меня, были
невыносимо реальными, вопли погибавших солдат звучали, казалось, наяву. Но когда я вспоминал о Клоструме, то не
слышал детский смех. Нет, он явно звучал откуда-то извне, было слышно, как его эхо отражается от стен. Иногда он
звучал громче, иногда более приглушенно. Этот смех не был порождением моего разума.
«''Хорошо, если так''». Потому что, если это не так, то значит, я утратил способность различать реальность и фантазию,
и действительно непригоден к службе – ни к какой.
Наконец смех привел меня в небольшой зал, тоже превращенный в склад для всякого старья. Хлам, скопившийся за
многие годы, был свален на полу в беспорядочные кучи. Я с трудом пробирался между этими завалами. Мебель,
портреты, статуи, канделябры и стопки журналов громоздились повсюду вокруг. Я проходил мимо сундуков с одеждой,
обувью, ящиков с какими-то письмами и гор прочего разнообразного хлама. Я словно попал в подземную пещеру,
свет фонарей здесь был очень тусклым. Я мог видеть перед собой не больше чем на фут. Тропинка между грудами
старья терялась в сером мраке. Горы забытых и ненужных вещей маячили в темноте, словно готовые вот-вот рухнуть.
Смех прекратился, когда я вошел в зал. Возможно, дети спрятались. ''Или, может быть, их здесь и нет''. Я не знал,
какой из этих вариантов был менее пугающим.
Вдруг мое внимание привлек знакомый силуэт. Он был наполовину зарыт в груде вещей слева от меня, и здесь было
так мало света, что я легко мог не заметить его – но все-таки заметил.
Это была механическая модель звездной системы Солуса, маленький планетарий, сделанный из хрусталя и бронзы.
Моя рука задержалась над силуэтами планет, выступавшими из горы хлама. Я знал это устройство потому, что оно не
принадлежало Леонелю. Это была вещь Элианы, и она являлась неотъемлемой частью нашего жилища. Я смотрел на
нее, почти ожидая, что ее силуэт растворится в тенях. Я забыл о смехе, который привел меня сюда, и пытался понять
смысл того, что видел перед собой.
Понять было нетрудно. Труднее было принять.
Я привык к мысли, что Леонель оставлял больше и больше вещей из своей жизни в этих комнатах – заполняя их
настолько, что жить в них стало невозможно. Но, если это был наш планетарий, значит, Элиана делала то же самое.
''Сколько же это продолжалось''?
Груда хлама, в которой он лежал, была довольно далеко от входа в зал. И планетарий был в ней не на самом верху.
''Что еще из нашей с ней жизни я найду здесь''?
Карофф избавил меня от возможного ответа на этот вопрос.
- Лорд-губернатор? – позвал он.
- Я здесь, - отозвался я.
Планетарий не исчез. Значит, он не был моей галлюцинацией.
Карофф прочистил горло.
- Ваш ужин готов, мой лорд.
- Спасибо. Сейчас приду.
Я задержал взгляд на планетарии. Надо будет прийти сюда завтра, и взять с собой фонарь. Хотя едва ли меня
порадует то, что я здесь найду.
Смех не возвращался. Я повернулся, чтобы уйти, и уже готовился смириться с нелегкой мыслью, что мои чувства
обманывают меня. И тогда я увидел их – прямо передо мной, скрытых в тенях, у края горы хлама. Они стояли так тихо,
что я прошел мимо них, даже не заметив.
- Катрин? – прошептал я. – Зандер?
Они смотрели на меня, их глаза были словно черные провалы в бесконечную ночь. Они были детьми, которых я
оставил, не теми взрослыми и чужими мне людьми, с которыми я встречался вчера и сегодня. Их бледные, словно
молоко, лица будто светились во мраке. Их губы были раздвинуты в печальной и торжественной улыбке.
Они были неподвижны, словно мертвые.
Я охнул, по спине побежали мурашки. Я застыл так же неподвижно, как мои дети.
Только это не были мои дети. Это были две фарфоровые статуи, изображавшие детей, которые умерли – если они
вообще когда-то жили – поколения назад. Подойдя ближе, я увидел, даже при столь тусклом свете, крошечные
трещины на фарфоровых лицах и щербины на одежде. У мальчика не было руки, от его левого запястья остался лишь
пустой обрубок.
Я пошел обратно к коридору, шагая как можно быстрее.
«''Глупость''», думал я. «''Все это глупость. Я устал, мне нужно отдохнуть. Это все, и этого достаточно''».
Я знал, что я прав. И все же я испытал облегчение, когда увидел, что Карофф ждет меня в дверях. И когда мы пошли
в обеденный зал, мне пришлось сделать усилие, чтобы не прислушиваться, ожидая услышать смех.
<br />
[[Категория:Романы]]
[[Категория:Перевод в процессе]]