Изменения

Перейти к навигации Перейти к поиску

Погребенный кинжал / The Buried Dagger (роман)

288 байт добавлено, 16:28, 28 марта 2021
м
Нет описания правки
{{Книга
|Обложка =BuriedDagger.jpg|Описание обложки =|Автор =Джеймс Сваллоу / James Swallow|Автор2 =|Автор3 =|Автор4 =|Автор5 =|Переводчик =Ria, Noxsite|Издательство =Black Library|Серия книг =Ересь Гора / Horus Heresy|Сборник =|Источник =|Предыдущая книга =Titandeath|Следующая книга =The Solar War|Год издания =2019
}}
   
  '''''XIV Легионлегион, «Гвардия Смерти»'''''
  Мортарион, примарх
  Каифа Морарг, советник примарха
  Калас Тифон, Первый первый капитан, командир корабля ''«Терминус Эст»''
  Хадрабул Виосс, Могильный Страж
  Грем Калгаро, капитан, командир корабля ''«Стойкость»''
  Сероб Каргул, капитан, командир корабля ''«Малефик»''
  Гидеос Кралл, капитан, командир корабля ''«Непрерывный натиск»''
  Малек Вос, капитан, командир корабля ''«Пламя погибели»''
  Задал Крозий, апотекарий
  Рахиб Цуррик, лейтенант
  Хунда Скорвалл, «Жестокосердный»Жестокосердный, воин и легионер
  Дюрал Раск, Магистр магистр артиллерии
  Кахгор Лотсул, воин и легионер
  '''''Странствующие Рыцари'''''
  Натаниэль Гарро, Agentia Primusагентия-прим, бывший боевой капитан Гвардии Смерти
  Тайлос Тилос Рубио, бывший кодиций и легионер УльтрамариновУльтрадесанта
  Вардас Изон, бывший кодиций и легионер Кровавых Ангелов
  Малкадор, Сигиллит и Регент Терры
  Эйл Винтор, Поверенный поверенный Сигиллита
  Малида Джидасиан, ведьмоискательница, член Громового Крыла
  ''«Это начало конца».''
  ''«Мы всегда ненавидели».''
'''— (агитационная листовка мятежников, автор неизвестен) [M31]'''
   
  ''«Побывав среди титанов, я стал более скромным. Но я видел истинные лики тех, кто торгует их душами, и это вызывает во мне гнев».''
  '''— приписывается летописцу Игнацию Каркази [M31]'''
  Пепельного цвета руда была богата редкими драгоценными и тяжёлыми металлами, являлась источником благосостояния планеты. Именно её всасывала и перерабатывала имперская мануфактура. Перерабатывающие руду механизмы представляли собой огромных неуклюжих арахнидов из латуни и серого железа. Они опустошали самые богатые месторождения годами, после чего медленно переползали к новому пастбищу.
  Практически всё на Иниксе было непостоянным, кроме Великой Цитадели. Её возвели на месте высадки первой колонии людей, где она и стояла по сей роковой день. Сапфирово–тёмный камень, добытый из бездонных глубин Иникса, придавал Цитадели вид одновременно дворца и монумента. Блочная и выверенная архитектура её конструкции была подобна могильной плите. Но в отличие от надгробия, Цитадель являлась посланием для всей Вселенной: «''Мы «Мы возвели это в непригодном для жизни месте, мы вырвали богатства из сердца этого мира''. ''Мы сделали это во имя Императора и Терры».''
  Хоть Жнец и получил приказ разрушить это место, но сравняет его с землёй из–за одной лишь личной неприязни. Оно принадлежало его отцу, и потому этот поступок вполне бы удовлетворил Мортариона.
  Тем временем Гвардия Смерти наткнулась на заряженных химией боевых илотов, защищавших планету. Будучи незамысловатым и непримиримым врагом, они перекатывались через свои позиции, пытаясь противостоять фирменной тактике неумолимого продвижения легиона.
  Вырвать эту планету из–под контроля Империума, да и просто забрать её у Императора, было задачкой для горстки боевых крейсеров и одной роты солдат. Но никак не масштабной операцией всего легиона, как приказал Магистр магистр войны. Жнец понял, что истинных планов Гора не знает, но не обладая достаточной информацией, он заменял её собственными подозрениями.
  Мортарион знал о связи Гора с существами из варпа, назвавшими себя Губительными Силами. Эти чудовищные умы жаждали подношений, смерти и кровопролития. Мортарион чётко осознавал, хоть и не говорил этого вслух, что среди его мятежных братьев нашлись и те, кто потакал желаниям этих созданий. Жертвоприношениям подвергались целые миры, жуткие вещи совершались втайне и все это ради благосклонности этих… неведомых сущностей.
  Колдовство и колдовские язвы, ненавистные ему до глубины души, были главным оружием, используемым Гором, высокомерным хвастуном Магнусом и другими примархами в этой новой войне. Он даже не мог облечь это чувство в слова, с такой глухой злобой он ненавидел и псайкеров, и варп–тварей. Он ненавидел и братьев–примархов за то, что они опустились до общения с этими созданиями.
  Однако Жнец был ребёнком мрачного Барбаруса. Ни один сын, ни одна дочь этого мира не смогли бы выжить и ходить с высоко поднятой головой, не будь они прагматиками. Ненависть хороша до определенного момента, но какой в ней смысл, если в реальности она не поможет. Одной ненавистью не разрушить стен. Поэтому в промежутке между отвращением ко всему, до чего добралась ледяная рука Имматериумаимматериума, и неистовым желанием выиграть войну в собственной душе, Мортарион неохотно нашёл место для чудовищных монстров. Один из них обладал лицом его старого друга.
  Жнец замер, как только пересёк развалины усыпанной щебнем площади перед Цитаделью. Его мысли молниеносно перенеслись к застывшему в нескольких километрах отсюда огромному кораблю на заброшенной посадочной зоне, где весь легион высадился для начала операции вторжения.
  Боевая баржа «Бледное Сердце» была частью его флота, при необходимости способной работать как автономный командно–контрольный узел. Она могла оставаться на орбите, готовая к началу прямых бомбардировок или операции по усмирению, могла жестко приземлиться в целевых зонах или, как при сегодняшних обстоятельствах, могла использоваться для освещения пути к решающей битве.
  «Бледное Сердце» сердце» было оснащено мощнее большинства кораблей его размеров. Его волкитное оружие и деформирующие пушки могли разносить в пыль целые города, но Мортарион редко их использовал. Его мысли были сосредоточены не на потенциале этих устройств, а на мощи оружия, прикованного цепью в стазис–клетке на нулевых этажах баржи.
  Даже сейчас примарх не был уверен в правильности решения взять с собой «зверя в клетке». Он задавался вопросом, не было ли благоразумнее оставить его в подземельях «Вечности».
  В конце концов, зверь упрашивал. Он умолял взять его с собой, просил Мортариона сбросить его с неба и позволить поглотить всё живое на планете Иникс точно так же, как на Молехе.
  '''«Позволь мне служить тебе»тебе,''' — произнёс он в гротескной пародии на сына–воина, которого когда–то знал Мортарион. «'''Позволь убить их для тебя, мой генный отец»'''.
  Он, конечно же, отказался. Тут явно было что–то нечисто. Какой был смысл приводить целый легион и вдруг позволить демону с лицом Игнатия Грульгора уничтожить целый мир в одиночку? Это было частью какого–то плана? Манёвром, который должен был подтолкнуть Мортариона ближе к пути, уготованному для него Губительными Силамисилами?
  Существо, дважды мёртвое и воскрешенное примархом лично, являлось оружием не похожим ни на одно из тех, что доводилось когда–либо применять Гвардии Смерти, даже на пике напряжения сил в химической войне. Куда бы оно ни шло, жизнь превращалась в осквернённые болезнями руины.
  ''Соблазнительный «Соблазнительный кинжал, —'' сказал себе Мортарион. — ''Слишком заманчивозаманчиво».''
  Возможно, по окончании этого дня он оставит демона с лицом Грульгора в этом безжизненном и разбитом мире. Вполне возможно, что он соберёт бумаги, свитки и каждый пикт–планшет вместе с инфокристалами, в которых содержались знания, полученные от этих варп–существ, и выбросит их бездну самой глубокой пропасти на Иниксе. Он избавится от этих идеалов и будет сражаться на Терре так, как и было предначертано.
  — Говори, — прохрипел Мортарион.
  — Враг не спешит навстречу, — Каифа Морарг указал рукой в сторону огромного обелиска. — Показания ауспекса не отображают никаких видимых входов вокруг нижнего уровня цитадели, вражеской активности тоже не обнаружено. Я осмелюсь спросить, мой Лордлорд, каковы наши действия?
  — Ты ошибаешься, — сказал он легионеру. — Они здесь и наблюдают за нами — как только хриплые слова соскользнули с его губ, Мортарион сделал шаг в сторону пустой площади, чем тут же спровоцировал воинов из засады. Он знал, что к их приходу подготовились.
  Под ногами все вокруг тряслось и дрожало: и разбитые каменные плиты, и зыбучий чёрный песок за ними. Когтистые, обшитые поликарбонатом пальцы вырвались наружу как побеги осквернённых растений, ищущих солнечного света и тепла человеческих тел. Они были покрыты панцирными доспехами и буровыми установками, вырвавшись оттуда, где были погребены. Последние батальоны защитников Иникса охотно позволили похоронить себя под металлическими песками, чтобы Гвардия Смерти угодила в их западню.
  ''«Какому бессмысленному идеалу они остаются верны?»'' Мортарион с серьёзным выражением лица покачал головой. «''Неужели они действительно поверили в то, что я не способен догадаться об их планах? Они думают, у них появился шанс?»''
  Приказа открыть огонь не последовало — его легионеры уже уничтожали противника. Прогорклый воздух вибрировал от чавкающего грохота болтерного огня. Остановившийся рядом с примархом Морарг выстрелил из пистолета, обезглавив человека в горнопромышленном экзоскелете. Ударная волна превратила его плоть и череп в багровую жижу, насквозь пробив тяжёлые рад–пластины, которые нападавший носил подобно комбинезону. Вращающиеся буры и резаки жужжали и стучали, пока спорадические нервные импульсы мертвеца управляли механизмами внутри еще несколько секунд.
  Советник кивнул и развернулся к воинам, стоящим позади него:
  — Охранять здание, уничтожить оставшиеся цели! — он помолчал и повернулся к Мортариону. — Мой Лорд, Вы хотите…хотите?..
  Но Жнец уже спускался вниз. Семеро из Савана Смерти выстроились позади, чтобы последовать за ним. Морарг кивнул сам себе и продолжил:
  — Держите меня в курсе всех событий, — произнес он по воксу, зная, что его приказы будут переданы «Бледному Сердцу»сердцу», а оттуда флоту Гвардии Смерти на орбите. — Лорд Мортарион хочет окончить эту битву собственноручно.
  Каифа, воспользовавшись моментом, перезарядил болтер, и побежал вниз по широкой лестнице вслед за примархом и его Саваном Смерти. Он подозревал, что его присутствие не обязательно в предстоящей битве, но находиться в таких обстоятельствах и быть свидетелем ничем не сдерживаемого водоворота холодного гнева Мортариона ему было не впервой. Если такова была задача и сегодня, пусть так. Он со смирением будет нести это бремя.
  Каифа Морарг был Бледным Сыном Гвардии Смерти, родившимся на родной планете Легионалегиона, Барбарусе, не был наследником Терры, как некоторые из них. Для многих в братстве всегда будет существовать раскол между «первоначальными» воинами XIV Легионалегиона, известными как Сумеречные Налетчики, прибывшими на Барбарус с Императором, желавшим найти своего давно потерянного сына, и простыми людьми, которых Мортарион сам вызвал из своей Гвардии Смерти в состав легиона, впоследствии переименованного в их честь.
  Воспоминания о том значимом дне были туманными, но ещё существовали на задворках памяти Каифы. Он быстро отмахнулся от них, не допуская потери концентрации, и сосредоточился на спуске. От изогнутых стен широкого лестничного колодца отражалось эхо выстрелов и криков. Примарх и его личная охрана расправлялись со всеми, кто был слишком медлителен, чтобы укрыться от их рук. Звук их шагов не прерывал свой ритм ни на секунду.
  ''«Удостоюсь ли я когда–нибудь такой чести?» —'' Морарг на мгновение задумался, но тут же одёрнул себя. Он уже получил свою награду. Примарх снял его с поста в прорывниках и сделал своим советником.
  ''«Очевидцем» «Очевидцем, —'' поправил себя Каифа. В Гвардии Смерти никогда не было ни хранителей знания, ни летописцев, только такие, как и он сам — боевые братья с острыми воспоминаниями и цепким взглядом. «''Если я должен задокументировать всё происходящее с моим легионом и моим лордом, то так тому и быть. Это такое же хорошее призвание, как и любое другое».''
  Колодец, по которому они спускались, становился шире, и они уперлись в комнату с двумя полукруглыми дверями в дальней стене. Роскошные ковры и гобелены, украшавшие опорные колонны, позолоченные предметы, произведения искусства в каждой нише просто кричали о том, что это владения правителя. Палец Морарга дернулся на спусковом крючке. Это чрезмерное удовлетворяющее и потакающее низменным желаниям изобилие должно быть уничтожено.
  Морарг сделал шаг вперёд, но заколебался, когда перед его глазами пробежала бегущая строка данных, которая проецировалась на внутреннюю поверхность линз его шлема. Это было тревожное сообщение с высокоприоритетным кодом, переданное ему офицером с борта «Бледного Сердца». Несколько кораблей приблизились к Иниксу и попытались зайти на его орбиту. Никто не ожидал прибытия нового судна, которое между тем носило знамёна ауры–идентификатора Гвардии Смерти.
  ''«Как такое вообще возможно? Местонахождение всех кораблей легиона известно…»известно…'' Советник одёрнул себя. «''Ну, это не совсем так… Не всех наших кораблей».'' Морарг не осмеливался думать о последствиях иных вариантов, но он выполнил свой долг и позвал своего лорда, передав важное сообщение. На мгновение ему показалось, что Жнец не услышал его слов, но примарх тут же искоса глянул на него и отрезал:
  — По одному делу за раз.
  — Я магистр Грейтрекс Налтузиан Сорок Пятый, — продолжал вещать громовой глас. ''—'' Я владею этой системой по приказу самого Императора Человечества…
  — Ты всего лишь несколько килограммов несвежего мяса в банке, — прервал его Мортарион с отчетливо уловимой ноткой отвращения в голосе. — И твоё существование…каким существование… каким бы оно ни было… подошло к концу, — он покачнулся и шагнул вперёд. Его раздражение от этой бесполезной и пустой траты времени на это задание наконец–то вырвалось на поверхность, и Жнец протянул руку. Он раздавит эту штуковину, миссия будет завершена, но…
  — Что это там?
  Жнец вскочил на ноги и почувствовал в воздухе жирный кислый привкус. ''Колдовство.'' Мортарион слишком хорошо знал этот ненавистный запах. Часть теней позади трона отделилась, клубок тьмы исчез. Теперь перед ними стоял юноша с глубоко посаженными глазами, чье лицо скрывали длинные белые, спутанные волосы. Он ухмыльнулся под биомаской, очевидно, не боясь ни легионеров, ни самого примарха.
  Каким–то образом псайкер скрыл себя от всех, но теперь, когда они его видели, Мортарион почувствовал грубую силу, потрескивающую вокруг его тела. Давление в голове, ощущение грозы, которая скоро разразится. Жнец уже много раз сталкивался с подобными кинетическими атаками в войнах Владык Властителей Барбаруса, да и позже во время Великого Крестового крестового похода. Он знал достаточно, чтобы быть настороже. Физически псайкер был слабым тощим доходягой, Мортарион мог сломать его пополам, не прикладывая никаких усилий. Но псионические способности юноши были так же опасны, как мельта–бомба — едва сдерживаемая сила, простая и грубая.
  Псайкер взывал к этой жизненной силе, концентрируя её поток, собирая в него осколки металла и кристаллов и бросая их в Гвардию Смерти подобно шрапнели. Мортарион поморщился и медленно двинулся вперёд, шаг за шагом, уворачиваясь от оборонительного огня, хлынувшего из вытянутых рук юноши. Всё вокруг псайкера покрылось инеем, когда он отчаянно собирал силы для противостояния примарху. Он всё больше распалялся по мере приближения Жнеца: ветер, огонь и лёд разрушали броню Мортариона.
  ''«Я убил сто тысяч таких, как ты».ты,'' Мортарион позволил этой мысли сиять на переднем плане. И если юноша мог читать мысли, он бы точно её услышал. «''Ты погибнешь от рук Гвардии Смерти».'' Жнец наклонился вперёд, продвигаясь шаг за шагом, теперь он был достаточно близко, чтобы ударить. «''Ненависть«Ненависть, которую я испытываю к таким, как ты, особенна, она нечто большее, чем какая–либо другая».''
  — Это не так.
  Мортарион сердито посмотрел на новоприбывших, чувствуя затухающий треск телепортационного эффекта в спёртом, плотном воздухе комнаты. Он инстинктивно знал, чьё лицо увидит прежде, чем силуэт обретёт очертания и выйдет на свет:
  Калас Тифон — Первый первый капитан Гвардии Смерти — отсалютовал окровавленной косой и поклонился, насколько это ему позволяли сделать тяжёлые доспехи.
  — Лорд Мортарион. Рад встрече.
  — Псайкер не заметил, как ты подошёл.
  — Нет, — Первый первый капитан легко улыбнулся, и Мортарион увидел его пожелтевшие зубы и натянутую кожу, будто бы он недавно пережил достаточно сильный недуг. — Ты же знаешь, что у меня есть много даров, и скрытность является одним из них.
  Примарх нахмурился, услышав скорее то, что стоит за этими словами, нежели сами слова. Колдовство, которое он так ненавидел, текло по жилам Тифона, наследие, от которого Первый первый капитан отказался воздержаться, вызывало недовольство Мортариона:
  — Зачем ты вернулся к нам сейчас? Ты покинул Легионлегион, взял собственный флот, чтобы отправиться на поиски чего?.. Ответов?
  — Ты искал меня, не так ли? — Тифон сделал шаг вперёд, задавая встречный вопрос. — И время пришло, мой лорд. Настало время Гвардии Смерти объединиться вновь. Решающий день уже не за горами, и мы должны быть готовы.
  Терраформирующие заряды, оставленные отрядами тактической поддержки легиона, детонировали в определённой последовательности, уничтожая несущие конструкции, поддерживавшие цитадель в течение тысяч лет. Башня погрузилась в клубящееся облако из тяжёлой пыли, исчезая в её толстом покрывале и навеки погружаясь в магматическое подземное озеро. Столбы тёмного пепла и обжигающего пара, выпущенного в воздух, были не более чем последним исчезающим надгробным памятником правителям Иникса.
  Мрачный ветер донёс до Тифона звук двигателей где–то вдалеке. Подняв глаза, он заметил металлические стрелы Грозовых Птицптиц, которые уносились прочь, прежде чем исчезнуть в низких грязных облаках. Мортарион отправил поисковые команды на последний облёт поверхности планеты, чтобы убедиться в уничтожении всего живого. Тифон же чувствовал своей нечистой кровью, что на этой планете не осталось никакой жизни, кроме сил XIV Легионалегиона. Каждый город, каждое поселение теперь представляло собой кучу выброшенных, оставленных разлагаться трупов.
  ''«Идеальный сад смерти, который даст рождение чему–то новому»,'' — сказал он себе. Тифон повернул кисть, рассеянно изучая рисунок пластин на своей ладони и пальцах. Крошечное пятнышко появилось из сустава — он проводил взглядом чёрно–серебряную муху с маслянистым телом, расправившую свои крылья и улетевшую прочь.
  Тифон знал, что Саван Смерти стоит на разрешенном расстоянии в сорок девять шагов где–то на возвышении базальтовых дюн. Мортарион, наверное, приказал держаться подальше, чтобы сохранить в тайне то, о чём они собирались говорить.
  — Многое изменилось с тех пор, как мы расстались, брат, — Тифон осмелился начать разговор со своим лордом неформально, прекрасно зная, что это вызовет воспоминания об их совместном прошлом. — Я говорю с тобой откровенно и честно: когда Магистр магистр войны объявил о своем восстании, я не был уверен в том, какой путь мне следует избрать.
  Он увидел, как Мортарион вопросительно поднял бровь, и прервал мысли примарха прежде, чем тот облёк их в слова:
  Слишком рано было начинать разговор. И он понимал, вглядываясь в лицо своего примарха: время ещё не пришло. Однако этот момент был настолько близок, ближе, чем когда–либо. Понимание придёт, когда наступит время. Ничто не помешает этому случиться. Взгляд Мортариона внезапно метнулся вверх, словно он увидел что–то скрытое от всех остальных наблюдателей. Его зрачки сузились.
  ''«Чувствует ли он это?»'' — Тифон спросил сам себя. «''Слышит ли? Грядут перемены…»''
  Возможно, примарх ощутил это, даже если не мог выразить. Тифон чуял запах психической энергии в воздухе вокруг примарха, след, оставленный намеренным контактом с варпом. Несмотря на всю ненависть Мортариона к Имматериуму имматериуму и силам, живущим в его глубинах, он охотно подвергал себя воздействию тех самых сил. Тифон разговаривал с болтливыми чудовищами–проводниками в призрачных коридорах варпа, слышал, как они говорили о том, что Жнец бросил вызов собственному отвращению, дабы утолить свою жажду знаний. Кровавые методы Гора Луперкаля изменили на своём пути всё от мала до велика. Первый капитан не переставал гадать, осмелился бы примарх когда–нибудь побродить по мелководью Бесформенных Морей, если бы его брат не разрушил непоколебимую веру легионов столь грубым образом.
  Мортарион был на грани, готов к тому, что его проведут через край, даже если не до конца это осознавал. Тифон знал о судьбоносном разговоре примарха с Лерментой — старухой–богомолом, подобранной Гвардией Смерти на Тераталионе, так же, как и о его успехе в привязке демонической сущности к телу хвастуна Игнатия Грульгора. Последнее было скорее вызовом, который мало кто мог принять с таким скудным опытом, но всё же примарх справился с этой задачей, имея самые скромные знания о колдовстве в целом. Учитывая непостоянство и злобный характер Губительных Силсил, Калас должен был задаться вопросом: не облегчили ли они путь для захвата Грульгора намерено, как акт против ненависти Мортариона к ним?
  ''«Чем больше он их ненавидит, чем слаще будет обращение»,'' — подумал Тифон, но тут же вспомнил, что путь к падению примарха был иным. Он должен был использовать Пожирателя Жизни на этом жалком шаре пыли. Применить идеальное оружие. Легионер Несущих слово дал обещание, но лицо его при этом выражало глубокое разочарование. Эреб сказал Тифону, что он вернется в свой Легион легион и найдет их готовыми принять Истину. Готовыми испить чашу нового пути до дна. Но Мортарион был упрям и непреклонен во всём, и как всегда, он пытался сопротивляться неизбежному.
  — А теперь ты вернулся, — заговорил примарх, — и я должен взять и просто так всё простить?
  Тифон покачал головой, снова увидев в своих воспоминаниях растерянный вид Эреба.
  — Нет, только с эмиссаром, — Первый первый капитан не стал упоминать, что ещё дал ему легионер Несущих Слово — бархатный мешочек с гололитическими алмазами, закодированными плотными полями и зашифрованными данными. Один из драгоценных камней лежал в мешочке с оборудованием на бедре Тифона, и он потянулся к нему. Остальные уже находились в процессе тайного распределения по командным кораблям флотилии Гвардии Смерти. Эти алмазы были бесценны.
  — Родной мир… — сказал Мортарион, снова делая паузу, чтобы облечь свои мысли в слова. — Барбарус. Ты в курсе дел?
  — Тёмные Ангелы уничтожили его, чтобы наказать нас, — продолжил Мортарион. — Я бы ещё больше возненавидел их за этот поступок, но куда уж больше, — он медленно покачал головой, — я всегда ненавидел сыновей Калибана. Пропасть моей вражды сейчас глубока как никогда, — его голос звучал ровно и отрешенно, — они заплатят за это, как и все остальные.
  Тифон решил держать свой собственный совет относительно недавнего контакта с фракциями Легиона легиона Льва на Зарамунде при себе. Если он заговорит об этом сейчас, ситуация станет ещё запутаннее, да и Могильные Стражи Первого первого капитана лучше знали, когда нужно делиться такого рода информацией.
  — Барбарус был нашей колыбелью, брат, — начал Тифон. — Да, там родилась Гвардия Смерти, но мы должны были её покинуть, — он опустил глаза, чтобы казаться опечаленным. — Мы давно уже оставили свой мир позади. Как оставили позади и наших заблудших отцов, затмили их.
  — Это правда. Ты всегда умел вникать в суть вещей, Тифон. Но многие из моих сыновей не разделяют этой твоей… рассудительности.
  — Верно, — он не сомневался в том, что среди рядовых были рождённые на Барбарусе легионеры, чью ярость подогревала мысль о том, что этот адский мир раскололся под обстрелом планетоубийц. Появилась необходимость отомстить Первому Легионулегиону, и призвать всех братьев найти Тёмных Ангелов и наказать их. Когда–то Тифон думал так же, он кричал об этом громче всех, но теперь замолк. На Зарамунде он наконец–то нашёл перспективу получше.
  Теперь у Тифона была задача поважнее беспокойства о судьбе одного окутанного ядовитыми облаками мира с его населением и примитивными грязевыми фермами. На карту было поставлено будущее Гвардии Смерти и их роль в жестокой судьбе галактики. Эти две проблемы не имели ничего общего. Они явно отличались масштабом.
  — Согласен, — примарх кивнул головой. Это была справедливость, которая понравилась Мортариону, её мог поддержать тот, кого отвергали и ненавидели. Тифон знал эту истину и разделял её. Уже далеко не в первый раз он подумал о том, как они похожи.
  ''«Общая боль. Общая ненависть»ненависть,'' — пронеслось в его мыслях. «''Мы оба выбрались из одного тёмного колодца».'' Ему пришлось сдержать улыбку, чтобы она не стала ещё шире. Это сработает — ''всё'' сработает, и Тифон будет эпицентром всех событий.
  Он не оглядывался назад, боясь увидеть башни и минареты дворца. Винтор хотел запомнить их прекрасными, незапятнанными, какими они были в тот дивный день около десяти лет назад, приветствуя его по прибытии в столицу. Он боялся, что если окинет их своим взором ещё раз, то увидит лишь ложь… ту ложь, на которой они стояли, и ужасную реальность, которую они скрывали от всего Империума.
  — ''Если «Если бы они только знали,'' — подумал Винтор, глядя на огни ночного города, расположенного в тысяче метров внизу, . — ''Что же скажут люди, если узнают, чем я занимаюсь? Что, если они смогут понять истинную причину этого мятежа?»''
  Он никак не мог найти ответ на эти вопросы. В данный момент лишь побег имел для него хоть какое–то значение. Необходимо было бежать из дворца и держаться как можно дальше от правды… как можно дальше от Него!
  — Оставайтесь на месте, — произнёс уверенно воин.
  — Я никуда не пойду с Вамивами! — крикнул Винтор, пошатнувшись. Люди часто удивлялись скрытности передвижения легионеров. В сочетании с шокирующим эффектом от близкого контакта с транс–человеком, это могло вызвать страх даже у самых храбрых людей. Раскинувший руки с длинными пальцами человек его не проявлял. Шифровальный ключ упал на каменную кладку под ноги, и сразу же был отнесен ветром в сторону. Туда, откуда его уже невозможно было достать.
  — Это не Вам вам решать, — ответил Тайлос Тилос Рубио, не повышая голоса и не снимая шлем. Он надеялся упростить себе задачу, посмотрев беглецу прямо в глаза.
  По воксу почти ничего не сообщали о мужчине напротив, только транслировали по всем станциям приказ арестовать и задержать этого человека для допроса. Он вовсе не казался опасным, но у псайкера был опыт по превращению обычного в сверхъестественное. Тайлос Тилос ни на секунду не терял бдительности.
  Легионер решил отложить свой скорый отъезд из дворца и присоединился к поискам беглеца. Это было довольно импульсивным решением, которое не поддавалось логике. Его болтерный пистолет лежал в кобуре на поясе, а свободная рука покоилась на Золотой Ультиме, выкованной на рукояти силового меча. Оружие на мгновение затихло в ножнах. Поза Рубио излучала предупреждение всему миру. Он был отпрыском Астартес, и подобная очевидная опасность сквозила в каждом его движении.
  Когда–то воин с гордостью служил в XIII Легионе Ультрамариновлегионе Ультрадесанта. Сначала он был библиарием, а после Никейского Эдикта, который запретил использовать его силы, он стал обычным космодесантником. Ему казалось, что с того момента прошла целая жизнь. Но здесь и сейчас его тело и его незримые способности служили более важным целям. Рубио был не просто легионером, генно–улучшенным солдатом, воины любого легиона никогда не были чем–то простым. Он был универсальным бойцом — и для физического, и для метафизического боя. Психический капюшон — сложное устройство из кристаллических матриц и пси–настроенных сплавов — поднялся из–за его головы, сияя мягким светом. Капюшон был деактивирован во время его восхождения на Орлиный Виадук, но теперь, когда легионер был близко к беглецу, он проснулся сам по себе, послав озарение псайкеру. А может быть, он указывал на ''отсутствие'' чего–то… Глаза легионера сузились, когда он протянул тонкий телепатический зонд, считывая отливы и приливы энергии вокруг худого человека в мантии.
  ''Пусто''.
  — Ты — пария, — произнёс он.
  Суеверные люди сказали бы, что у этого человека нет души, но Тайлос Тилос не верил в такие эфемерные вещи. Легионер ясно видел принадлежность беглеца к редкой породе, он был одним на десять миллионов, его псионический след был диаметрально противоположным действию следа Рубио. Там, где остальные оставляли отпечаток невидимых волн, у этого несчастного оставалась только пустота внутри. В некоторых случаях подобное существо могло нарушить ментальное равновесие псайкера, они были опасны на метафизическом уровне. Однако воин не чувствовал никакой угрозы.
  На самом деле, стоявший перед ним человек не был похож ни на одного из психических нулей, с которыми ему довелось сталкиваться. Невозможно было уловить никакого намека на чуждую форму сущности.
  — Это не так! — Винтор покачал головой и сделал шаг назад, его голос поднялся до полукрика, и он всхлипнул. — Я не могу к Нему вернуться, Вы это понимаете? Я больше ничего не слышу! — Он закрыл лицо руками и прижал свои длинные пальцы к ушам. — Я не могу… не могу… не могу…
  Тайлос Тилос приготовился двинуться на него. Всего лишь одно быстрое движение, с ловкостью легионера это было простой задачей. Он сможет преодолеть расстояние между ними за полсекунды. Воин мысленно составил план своих действий: взять за руку, слегка надавить. Единственное, требовалось быть предельно осторожным. Люди иногда такие хрупкие существа…
  — Не сопротивляйтесь, — предупредил он.
  — Нет… я ошибаюсь. Ты же знаешь, — он поднял руку, указывая на лицо псайкера. — Так и есть. Я вижу это в твоих глазах, воин. Так же ясно, как видел рассвет. Ты столкнулся с тем, что скрывается там, не так ли? Бесконечный ужас… — он прошептал так, будто делился секретом.
  Легионер на мгновение потерял дар речи. Этот человек, безусловно, был прав. Рубио видел такие ужасы, что ему не хватало слов, чтобы описать леденящие душу воспоминания, от которых кровь стыла в жилах. Эти чудовища чуть не разорвали его на борту «Мстительного духа», ужасного флагмана Магистра магистра войны. И теперь, после исцеления, он смог вернуться на боевое дежурство. Но его внутренние шрамы, полученные в том сражении, никогда не заживут.
  — Ты–то откуда об этом знаешь? — Тайлос Тилос вновь попытался получить телепатическую оценку этого человека, но странное «не я» Винтора мешало любому псионическому чтению.
  — Он лжёт тебе, — прошептал дрожащий человек. — Они прибудут сюда раньше, чем ты думаешь. Гор доведёт начатое до конца. Небо почернеет от роя мух–падальщиков и зловоний смерти.
  — Этот корабль уже отплыл, — Сигиллит покачал головой. Внезапное бессилие, охватившее Рубио, вызвало в нём волну ненависти. Для него это казалось бессмысленной тратой человеческой жизни — позволить этому бедному и измученному дураку свалиться и встретить кровавую смерть. Если он был ничтожен и не представлял никакой ценности, то почему Малкадор обратил на него внимание? Сигиллит вырвал этот вопрос из мыслей воина:
  — Трагическая вереница событий, — пояснил он, но это объяснение было банальным и пустым. Глубокая и искренняя печаль на пару мгновений поселилась в старческих глазах Малкадора, но Тайлосу Тилосу хватило этого времени, чтобы заметить её прежде, чем она исчезла так же, как исчезает иней с мрамора поутру.
  — Я не…
  — Сосредоточься, павлин, — требовательно произнёс Варрен. Это случайное оскорбление было одной из таких забав, сказанное, чтобы удостовериться, что Вардас не сын Палатинского Феникса. Но легионер проигнорировал это высказывание.
  — Это все, что я могу сделать, — ответил он, напрягая свои экстрасенсорные способности и пытаясь почувствовать угрозу из паутины коридоров города вокруг них. Горящие бесформенные сущности опаляли его сенсориум, едва он к ним приближался. Захват Шагающего города начался вполне обычно — в залах импровизированной церкви. Процветающая часовня культа местной Имперской Истины была скрыта от посторонних глаз глубоко на нижних уровнях передвижного города. Обычные люди, обезумевшие от страха перед вторжением Магистра магистра войны, собрались вместе в поисках утешения и своего пути — проповедники истины, в свою очередь, дали им желаемое. Они вещали потерянным и напуганным, что правитель человечества являлся Богом-Императором, божеством, которое создало себя само. Он приведёт их к спасению, если они уверуют… и в эти беспокойные дни, когда угроза конца нависла не только над Террой, но и над всей Галактикой, в этом не было ничего постыдного. Практически каждый нуждался в вере, чтобы справиться с ужасом.
  Но в последние месяцы Малкадор Сигиллит отправлял Изона и других Странствующих рыцарей вместе со своими Избранными в места культов по всей планете, и каждый раз они сталкивались с инцидентами кровопролития и разрушения. Обнаруженное ими являлось предзнаменованиями явления невиданных до сей поры сил, которые ранее были ограничены мирами за пределами солнечного света. Это происходило всё чаще и чаще. После одного записанного ими инцидента появлялось два новых. Самым худшим, с чем они столкнулись, было происходящее в Шагающем Городе. Вардас задавался одним вопросом: смогут ли они справиться с поставленной перед ними задачей, имея всего четырех Странствующих Рыцарей и отряд лучших оруженосцев Малкадора? Некоторые из их отряда поговаривали, что эти события — не что иное, как признак того, что давно ожидаемое вторжение уже начато и зловещая тень влияния Магистра магистра войны в Имматериуме имматериуме оказывала огромное давление на метапсихические барьеры, воздвигнутые вокруг Терры самим Императором. Изон представил себе, как эти совершенные бесшовные невидимые щиты покрылись трещинами, сквозь которые просачивались силы зла.
  Церковь была эпицентром всего. Когда великая светская революция Императора уничтожила религии древних дней, Он посеял семена культа, у которого теперь было много последователей. Вардас удивлялся, как существо такой несравненной силы не смогло предвидеть такого события, почему Император не ждал подвоха от своих собственных сыновей.
  ''Или «Или всё–таки ждал?»''
  Проповеди звучали в залах Имперского культа Rульта с такой силой, которую нельзя было проигнорировать. Существ из варпа явно привлекали такие благочестивые сборища, и Изон понимал, что они способны ощущать ''нужды'' отчаявшихся жителей Терры так же остро, как акула может ощущать вкус крови через километры океанской воды. Он понял это в момент приземления на движущуюся платформу, находящуюся на вершине многоногого каркаса огромного механического города. Тогда он почувствовал, как его голову пронзила острая боль и как кровь потекла из его носа.
  — ''Враг здесь!'' — боевой рёв Варрена вырвал Вардаса из размышлений, и он открыл огонь по безумной орде раздутых фигур, которые падали через люки в коридор перед ними. Хелиг Галлор с типичной для Гвардейца Смерти прямолинейностью назвал этих преображенных пехотинцев «мухобойками». Укушенные адскими вредителями и преображенные их мутагенным ядом люди были просто безмозглыми машинами для убийства. Они жили ради пополнения своих рядов, заражая других и уничтожая всё вокруг. В такой замкнутой среде, как Шагающий Город, они были сродни быстроразмножающемуся вирусу. Если не пресечь его на корню, он мгновенно и беспрепятственно распространится. Никакой панацеи не было, только уничтожение. Волкит–оружие Мейсера пронзительно завизжало, извергнув белый огонь, и разнесло переднюю шеренгу «мухобоек» в пепельные комки материи, но их товарищи затоптали останки и, разнося их по палубе, пошли дальше. Эти существа были уродливыми и бесформенными. Угадать, какими людьми они были раньше, можно было только по разорванной одежде и тону кожи, но всё остальное теперь превратилось в кровавые язвы и растянутую кожу, покрытую гнойниками, черты их лиц стали неузнаваемы. Лопнувшие глаза стали подобны глазам насекомых, превратившись в гротескные и многогранные драгоценные камни. Крошечные мерцающие крылья и жвала появлялись из нарывов на их голой плоти. Они дрожали и скрипели, когда мутация захватывала власть над их телами.
  Капюшон на затылке псайкера засветился от невысказанной мысли в его голове:
  ''«Если я использую его здесь, то гражданские будут в опасности».''
  — Забудь о них, — взревел Варрен, — ''просто сделай это!''
  ''Будь «Будь он проклят за свою правотуправоту»''. Вардас стиснул зубы, позволив своему болтеру свободно повиснуть на перевязи. Он сложил руки в молитвенном жесте. Крошечные вспышки багрово–белого огня собирались в кристаллической матрице капюшона. Мерцая, огоньки плыли вниз к его рукам и собирались вокруг его пальцев. Раздутые «мухобойки» уже почти настигли их, и оружие Мейсера шипело от нарастающей температуры. Изон закрыл глаза и пробормотал что–то гипнотизирующее.
  — ''Во имя ангела, я пронзаю тебя'', — ослепительная вспышка красной молнии вырвалась из его рук и пронеслась по коридору вверх, сквозь толпу летящих и жужжащих мух. Ударная волна шла от псайкера, сбивая с ног Варрена и убивая тех гражданских, что стояли слишком близко и не успели уйти. Тем не менее, псионическое оружие сделало свое дело, одной волной распылив мутантов и превратив их потомство в прах. Когда звук затих, чёрный пепел осел на палубу толстым слоем. Мейсер отдал дань уважения врагу единственным способом, который тот заслужил — плюнул в груду останков. После этого он повернулся и посмотрел на молодого псайкера:
  — ''Галлор на гравитационной платформе,'' — прокричал Натаниэль, перекрывая рёв ветра и пронзительный гул роя, указывая мечом вниз. — ''Перегруппироваться! Я последую за тобой!'' — Но Варрен замедлил шаг. Он хотел всё увидеть. Гарро щелкнул выключателем на мельта–устройстве и швырнул его обратно через пролом в боку Шагающего города. Тускло–зелёный цилиндр исчез в гуще падальщиков и взорвался. Бледно–жёлтый огонь взрыва прорвался сквозь каркас и настил. Мейсер мог поклясться, что услышал ''крики'' насекомых.
  Шагающий Город накренился, несколько его ног споткнулись о склоны крутой горы, а на дальней стороне огромная движущаяся платформа столкнулась с пластами льда и сбила снежный покров, оттолкнувшись от скалы и вновь столкнувшись с ней. Когда палуба задрожала под ними, Варрену и Гарро оставалось добежать последних несколько метров до летающей служебной платформы, которая была совсем рядом. Натаниэль, служивший агентом Примус Сигиллита, командовал этой миссией, и он был вправе наказать Мейсера и Вардаса за то, что они чуть не погибли, но всё же он так не поступил. Бывший капитан Гвардии Смерти и герой «Эйзенштейна» не был похож на воинов, под началом которых Варрен служил в XII легионе — он никогда не поддавался гневу, да и ярость была над ним не властна, разум — единственный инструмент, на который он полагался. Мейсеру потребовалась некоторое время, чтобы привыкнуть к этому, но, по правде говоря, какая–то часть его души всегда ждала встречи со смертью. Когда его примарх и легион нарушили верность Империуму, отказ воина последовать их примеру заставил маятник над временем его жизни раскачиваться, отсчитывая дни. Взобравшись на шипящую перегруженную гравитационную платформу, он заметил за пультом Хелига Галлора — еще одного Странствующего Рыцаря из старого легиона Гарро, Мейсер кивнул ему. Неужели и Гарро, и Изон, и Галлор думают о своем времени так же, как Варрен о своем? Он вновь осклабился. «''Возможно«Возможно, я умру раньше, чем у меня появится возможность спросить у них».''
  — Поехали! — крикнул Гарро, платформа рванулась вперёд и поднялась вверх над восточным кварталом Шагающего Города. Мейсер оттолкнул с дороги нескольких хныкающих гражданских, чтобы получше разглядеть столицу. По его приблизительным расчетам около трети города было охвачено огнём, хотя ему было трудно понять, вызван чёрный дым пожаром или это был ещё один гигантский рой насекомых. Движущаяся конструкция потеряла одну ногу на западной стороне, и казалось, что город спотыкается, потеряв курс. Горы крутой долины сужались перед ним подобно стенам.
  — Посмотрите туда, — он снова указал силовым мечом в точку, и Мейсер сразу же заметил цель. Высокий столб мерцающей тьмы, двигающийся подобно дыму. Он видел, как рой сгущается и начинает каменеть:
 [[Файл:BD1.jpg|мини|''Тайлос Тилос Рубио, Странствующий Рыцарь'']] 
  — Он принимает форму…
 
<br />
== '''Интервал II. На коне бледном''' ==
  Мортарион смерил Тифона тяжёлым взглядом, словно хотел одним усилием воли заглянуть под маску этого болезненно-желтого лица. Снять слой за слоем и найти своего старого друга. Этот человек всё ещё был там. Но время и перемены образовали между ними бездонную и туманную пропасть. Их связь казалась размытой, тяжёлой для понимания.
  ''— Доверяю «Доверяю ли я ему?'' — этот вопрос звучал из тёмной глубины мыслей примарха. — ''Я убеждаю себя доверять ему или это отголосок того родства, которое когда–то у нас было?»''
  На эти вопросы Мортарион пока не мог ответить. Но в одном он был уверен совершенно точно — Тифон изменился за время своего отсутствия. Что–то причиняло Каласу как душевные, так и физические муки. Это легко читалось по изнурённому лицу и тем редким моментам, когда ему не удавалось скрыть призрачные вспышки во взгляде. Но при этом не было другого такого воина, ни живого, ни мёртвого, кого Мортарион хотел бы видеть рядом с собой во время вторжения на Терру. Горькие воспоминания захлестнули примарха, когда в его голове промелькнула мысль о том, как он уже пытался напасть на дом того, кого называл «отцом», и как поклялся себе, что тот позор больше никогда не повторится. Теперь же, когда Гвардия Смерти была восстановлена, а за правым его плечом стоял талантливый Тифон, он ''доведёт'' дело до конца.
  ''— Я «Я сделаю это!»'' — ему пришлось сдержать желание прорычать эти слова.
  Удивившись силе собственных эмоций, Мортарион глубоко вздохнул. Подобные бурные реакции таились глубоко внутри него и очень редко вырывались на поверхность. Его рука крепко сжимала рукоять ''Безмолвия'', и оружие словно напряглось в ответ, чтобы высвободиться из этой мёртвой хватки.
  Тифон приблизился к примарху и отсалютовал старым жестом, приложив к груди бронированный кулак:
  — Говори, — Мортарион приподнял бровь. Такое поведение Тифона было для него неожиданным.
  — Ваша командная баржа ''«Бледное сердце».'' Когда мы покинем эту планету, Вы вернётесь на борт ''«Стойкости»,'' чтобы состыковаться с флагманом и возглавить оттуда флот?
  — Да, именно так.
  — Я предлагаю Вам сделать иначе. Прошу Вас вас дать мне командование ''«Бледным сердцем»'' и привилегию нести Ваше ваше знамя на Терру, — он склонил голову перед примархом, несмотря на то, что Мортарион вовсе не одобрял подобных жестов. — Данное действие помогло бы решить все конфликты между моим флотом и остальной армадой, стало бы свидетельством нашей общей цели.
  Первым порывом примарха было отвергнуть предложение капитана. Данная просьба полностью нарушала протокол. Жнецу было не под стать командовать с другого офицерского корабля, даже если это был великолепный ''«Терминус Эст».'' Но слова его брата по оружию оказались достойными внимания. За то время, что отколовшийся флот был далеко, Мортарион видел недовольство среди своих воинов и слышал, как они сеют семена раздора. Он не хотел раскола легиона в такой критический момент. Новость о том, что Калас покинул легион, редко упоминалась, но была у всех на слуху. Ходили сплетни о мятежниках, стоявших по обе стороны баррикад, о воинах, нарушавших клятвы и вступавших в союз со своими врагами. Примарх все ещё испытывал глухую ярость и сожаление, вспоминая о капитане седьмой роты Гарро и о людях на борту ''«Эйзенштейна»''. Сейчас его легион нуждался в единстве, и нестандартный подход Тифона имел свои преимущества.
  ''— Пошел «Пошел к чёрту этот протокол,'' — сказал сам себе Мортарион. — ''Надо отправить сообщениесообщение».''
  — Я согласен, — ответил Жнец. — Мы с тобой будем стоять бок о бок, пока не разобьём баррикады Терры и не заставим защитников моего отца отступить. С наступлением сумерек страх захлестнёт их.
  Когда Первый первый капитан поднял голову, примарх заметил в его глазах нездоровый блеск:
  — Да будет так.
  Огромные плазменные двигатели зажглись, и корабли поднялись до ближайшей точки Мандевиля высоко над плоскостью планеты, где они бы спокойно могли выйти в варп-пространство.
  ''«Бледное сердце»'' с развёрнутыми посадочными крыльями держался в строю своего флота, пробираясь сквозь ряды других кораблей. Корабль был под стать Мортариону: на нём не было безвкусных и демонстративных боевых знамён, лазерных глифов и других почетных знаков, украшавших командные баржи его братьев-примархов. Такие вещи были неуместными, глупыми и считались ниже достоинства и воинского характера Гвардии Смерти. Одного появления корабля и знания о том, кто им управляет, было достаточно для поднятия боевого духа легиона.
  «Бледное сердце» пролетел под носом ''«Стойкости»'', и рулевой баржи совершил своего рода приветствие, качнув солнечными крыльями на задней операционной башне, когда тот взлетал с места стоянки. Корабль двигался дальше, позволяя всем экипажам видеть это шествие. ''«Неукротимая воля», «Дух Смерти»'' смерти» и ''«Бессмертие», «Коса Жнеца», «Упорный»'' торжественно подняли пушки и обнажили линзы своих мегалазерных батарей, каждое действие было сигналом готовности к войне.
  Боевая баржа Мортариона приблизилась к ''«Терминус Эст»''. Размеры и боевая сила линкора примарха были внушительны, но корабль Первого первого капитана Тифона наводил ужас одним своим видом. Крупный звездолёт уникального вида излучал смертоносность одним видом своего огромного раздвоенного носа, который соединялся с конструкциями тяжёлых оружейных ярусов. Ворота корабля грозно открылись, и он принял ''«Бледное сердце»'', словно обнимая умоляющего.
  Первые шаги примарха в главном массивном посадочном отсеке эхом отдавались в пространстве, напоминавшем пещеру. В ответ на появление Мортариона раздался громоподобный звук кулаков, стучащих по нагрудным пластинам, — бесчисленные ряды легионеров приветствовали Жнеца. Элитные воины Тифона, Могильные Стражи, отдали честь примарху и его Первому первому капитану. Он увидел Хадрабула Виосса — доверенного помощника Тифона во главе его отряда. Как и их командир, воины в отряде выглядели бледными и вялыми, но это больше походило на игру света. Мортарион не произнёс никакой речи и не просил, чтобы его слова транслировались по всей флотилии. Он понимал: его прибытие видели все корабли, и остановился только для того, чтобы окинуть посадочный отсек оценивающим взглядом. Примарх кивнул, ''этого было достаточно.''
  На мостике ''«Терминус Эст»'' Первый первый капитан последним приказом велел команде подготовить корабль к переходу в варп-пространство. Он протянул руку своему повелителю и кивнул в сторону чёрной межзвездной пустоты за огромным бронированным стеклом купола, который находился у них над головами.
  — Мы покоримся Вашей вашей воле, — начал Тифон. — Скажите, и легион последует за Вамивами.
  ''Безмолвие'' звякнула, когда Жнец ударил рукояткой массивной косы о металлическую палубу. Он указал свободной рукой в темноту:
  — Мы идём на войну, — прохрипел его голос.
  — И мы переродимся, — подхватил Тифон, когда искажающие реальность двигатели набрали критическую скорость, завывая свою песню.
  Щиты, закрывающие иллюминаторы на мостике, резко выдвинулись, становясь физическим экраном, наряду с нематериальным барьером поля Геллера защищая от разрушительного безумия чистого Имматериумаимматериума. Поговаривали, что никто не мог смотреть на безумие иного мира дольше одной секунды, иначе превратился бы в камень от увиденного там. Но примарх видел лица демонов, которые корчились и выли. На самом деле он поймал одного из них в оковы, выкованные собственными руками, и чёрный ужас их происхождения не смог его запугать. Мортарион протянул руку, чтобы дотронуться до панели управления, и большим пальцем придержал последний затвор, не обращая внимания на звенящие заводные трели тревожных колокольчиков и прилив отчаяния, исходящий от экипажа корабля. Варп разверзся перед ними в кровоточащем отверстии с рваными краями на поверхности пространства и времени. Эта бездонная и смеющаяся пасть поглотила их. ''«Терминус Эст»'' первым пересёк границу и вошел в Царство Хаоса. Примарх несколько долгих секунд держал затворы на окнах открытыми, не обращая внимания на плач и бормотание людей-илотов, как и на треск их шей, когда Могильные Стражи заставляли их замолчать и заплатить за свою трусость. Он смотрел прямо в Эмпиреи, которые почти ''осмелились'' показать ему что–то.
  То, что скрывал варп, просачивалось сквозь тонкие мембраны реальности и, наконец, Жнец отпустил выключатель, позволив затворам сомкнуться. Его губы искривились в некоем подобии улыбки, но следующий вдох был сделан через полный пепла рот.
  Когда лёгкие рефлекторно сократились, напрягаясь в грудной клетке, боль пронзила Жнеца. Невероятно, но он ''задыхался.'' Рука Мортариона потянулась вверх к горлу. Мышцы судорожно сжимались, он утратил контроль над своей плотью. Воспоминания внезапно захлестнули его. Примарх молча задыхался, силы покидали его. ''Как это вообще могло произойти?'' Он был одним из самых могущественных людей в мире, полубогом войны, способным на невероятные подвиги. Ничто не могло его остановить. Ничто не могло так просто ''задушить'' его.
  Жнец обернулся и увидел, что все стоявшие на мостике страдали от подобного внезапного недуга: Морарг, вцепившийся своими когтями в горловину доспеха; Саван Смерти, застывший и ничего не понимающий; члены экипажа поблизости, чьи лица приобретали синюшный оттенок, по мере того как в их лёгких оставалось все меньше воздуха. Только Первый первый капитан Тифон невозмутимо смотрел в никуда. Изо всех сил, которые ему удалось собрать, Мортарион попытался вымолвить хоть слово, но пепел полностью заполнил его лёгкие и глотку.
  В его мыслях вспыхнуло воспоминание.
    
  ВладыкаВластитель, называвший себя Хетемре, полностью заслужил недовольство Избранных Барбаруса. Он захватил земли, не принадлежавшие ему, и отказался их вернуть законному владельцу десятины. В припадке воплей и кровожадного раздражения Хетемре решил вместо отступления на законную территорию перебить всех рабов, которые проживали в этом регионе, и выжечь в отместку чернозёмную почву. Это был еще один отвратительный поступок эпохи мелких, бессмысленных стычек, которые, казалось, никогда не прекратятся. Избранные Барбаруса были неоспоримыми хозяевами этого разрушенного мира, их господству не смог бы угрожать никто — ни из долин, ни с гор. И, поскольку иных забот у них не было, им нужно было как–то унять свой воинственный нрав. Их врождённая жестокость становилась всё опаснее, и едва ли был безопасный для окружающих способ её проявить. Они регулярно набрасывались друг на друга по любым, даже незначительным причинам: надуманное пренебрежение, воспоминания о старых обидах или просто отчаянная попытка не умереть со скуки. Они получали какое–то извращённое удовольствие, выплёскивая друг на друга свою злобу.
  Ползли слухи, что Владык Властителей нельзя убить просто так, по крайней мере, ни одним известным людям способом, и они редко оставляли друг другу шрамы в боях лицом к лицу. Чаще всего они наносили друг другу ущерб не через прямые стычки, а через разрушение владений и непрерывную жестокость, которую они причиняли людям, являющимся просто их жалкими слугами. Таковой была жизнь «низших» на Барбарусе. Быть человеком в этом окутанном туманом мире означало быть рождённым в страхе, быть ничтожеством и жить в ожидании дня, когда коса жнеца начнёт свою жатву на рассвете. Люди жили с мыслями о близкой смерти; эти древние и ужасные существа держали их жизни в своих крепких когтистых лапах, готовые раздавить их в любой момент по собственному капризу. Низшие осмеливались надеяться, что эти разумные упыреподобные создания когда–нибудь перестанут предавать значение их существованию, потеряют к ним интерес, и тогда люди смогут зажить спокойно. Какой же кошмар творился на Барбарусе! Как же это ужасно: знать, что жизнь человека ценится меньше, чем пешка на доске для регицида.
  В недавно разрушенной пустоши, созданной Хетемре, простирающейся от пылающих остатков Мельницы Роадскар и пересекающей Ветреные болота Хадеи, остались только пепел и зола. Разъярённый Владыка Властитель вызвал зелёное колдовское пламя из–под тусклой земли, его языки вырывались из болот, сжигая мхи и траву дотла. Густой приторный дым окутывал землю, огонь распространялся гигантскими скачками, сжигая всё, до чего мог дотянуться. Никто не смог убежать от ада, творящегося у мельницы; пламя двигалось словно живое существо, оно окружало поселение, чтобы впоследствии задушить всех, кто там находился, едким дымом. В других местах пойманные на дамбах караваны сбрасывали в кислоту, которая поступала от стай откормленных гнилых гончих. Это был один из любимейших методов убийства Хетемре. Тела падали вниз, влага уходила из них, пока они не становились хрупкой шелухой с массой порошковых останков внутри.
  Хетемре не имел никакой боевой тактики, никакого плана для захвата власти над землёй. Это был просто-напросто акт мести — засыпать землю солью и уничтожить то, что никогда прежде не принадлежало ВладыкеВластителю. Венцом его порочности было высвобождение огромной стаи нежити и существ, что были сшиты друг с другом в качестве эксперимента. Орда таких тварей гудела и бродила по выжженным землям и добивала низших, которым не посчастливилось умереть от огня или кислоты. Всю эту разрушительную злобу можно было стерпеть, если бы все на этом закончилось. Но Хетемре был воинственным идиотом и не думал ни о чём, кроме следующего мгновения и каприза. Меньший Владыка Властитель так отчаянно стремился направить свою силу на разрушение и убийство, что его твари преследовали уцелевших низших по великим серым горам, по самым низким хребтам вершин, где стояли крепости и посёлки, принадлежащие уже соперникам Хетемре. Они посмели вторгнуться на территории, которые другие Владыки Властители действительно ''ценили''.
  Именно здесь Мортарион наткнулся на монстров Хетемре, которые убили группу выживших, спрятавшихся в неглубокой пещере. Низшие спустились под землю не только в надежде избежать смерти от бродячих тварей, но и хотели спастись от ядовитых туманов, бесконечно клубящихся вокруг низких склонов. Сами того не подозревая, они загнали себя в ловушку. Спускаясь вниз, люди попадали в пасти чудовищ, но как только они поднимались наверх, то оказывались в местах, где токсичность атмосферы была выше. Почти все низшие были истреблены, когда прибыл Мортарион; он слышал нарастающие крики так долго, что смог приблизиться к стае. В его собственном отряде солдаты-големы — если это имя вообще можно было дать существам, бывшим когда–то людьми — бормотали и шептали что–то себе под нос позади него, пока Мортарион наблюдал за происходящим из–за горного хребта. Големы — жестокие и туповатые создания — прожили достаточно долго, чтобы научиться подчиняться резким и хриплым командам высокого, долговязого юноши, который был на голову выше самого крупного из них. Хотя он и был бледен, как кость, его болезненный вид и чёрные кожаные доспехи скрывали жилистое, сильное как хлыст тело. Тёмные глаза цвета сухой крови смотрели из–под растрепанных чёрных волос. Его ищущий взгляд, казалось, никогда не отдыхал и метался с места на место в ожидании угрозы. Длинные костлявые пальцы рук впились в рукоять тяжёлой сабли с ржавым лезвием, плавно раскачивая её туда-сюда. Оружие было боевой находкой, пригодной до первой поломки, и как с любым другим оружием до этого, юноша не чувствовал себя комфортно.
  Он вдохнул влажный, отравленный воздух. Самый сильный из низших не ощутил бы ничего, кроме яда в дымке тумана, но токсины на этой высоте не действовали на Мортариона, чьё тело работало в ином масштабе, нежели у других людей. Это был ещё один необъяснимый секрет его существования. И уже не в первый раз он задумался о том, какой же на вкус воздух там, в долинах, где низшие коротали свои жалкие дни.
  Разумеется, отец запретил ему выяснять сей факт. На спине юноши виднелись шрамы от кнута, которым его хлестали до костей в наказание за то, что однажды он уже набрался смелости уйти слишком далеко, за пределы поля зрения своего ВладыкиВластители. Тогда он был ребёнком, но помнил это так, словно всё произошло только вчера. Трудно было сосчитать, сколько месяцев или даже лет прошло на Барбарусе. То, что можно было считать «днём», являлось не более чем несколькими часами слабого, болезненного, бледно-жёлтого солнечного света в определенный промежуток цикла. Не было никаких времён года, о которых можно было говорить, лишь синевато-серая бледность в небесах, которая растёт и убывает, иногда принося с собой жестокие бури, плачущие жирными чёрными слезами.
  — Помогите! — крик эхом донесся из ложбины, прорвавшись сквозь грёзы Мортариона. Человек отчаянно вопил снова и снова, повторяя судьбу своих собратьев и теряя рассудок в тщетной надежде на избавление.
  ''«Вот дурак»дурак,'' — подумал юноша. — «''Кто его может здесь услышать? Кого это может волновать?»''
  Големы хмыкнули и начали топтаться на месте на своих тоненьких ножках; они были взволнованы нотками отчаяния и паники в голосе человека, и собственный вопрос Мортариона отозвался эхом в его голове. Лицо исказилось, и он отступил, вытащив из кобуры на бедре чёрный пороховой пистолет, встряхивая его и раскручивая химические триггерные батареи в рукоятке. Солдаты-големы прекрасно знали этот звук, их возбуждение нарастало — вскоре последует команда «убивать».
  Юноша бросил последний свой взгляд на чудовищ Хетемре, слушая затихающие крики пожираемого заживо человека. Это будет пресная и бесполезная потасовка. Он знал это по собственному опыту. Если бы его отец счел необходимым дать ему в пользование хотя бы один из базовых отрядов ВладыкиВластители, всё могло быть кончено в мгновение ока. Один железный танк-сталкер легко уничтожал нежить противника с помощью огнемётов или пушечных выстрелов. Но его отец прекрасно знал это, и, как и всё остальное в жизни Мортариона, эта битва была для него испытанием. Если он не сможет победить одной жестокостью, если он не будет достаточно силён… тогда он будет ''низшим'', и все будут обращаться с ним соответствующе.
  Эта мысль плотно засела у него в сознании и толкала вверх через гребень, в стремительную атаку. Големы взвыли от удовольствия, придя в движение; они месили землю за его спиной в грязь, плюясь и размахивая своими пиками. Пистолет Мортариона взревел и вспыхнул, когда он выстрелил в ближайшего соперника из неживых лоскутных ужасов, созданных Хетемре. Гниющее мясо разлетелось на куски, когда толстые пули ударили прямо в мишень. Головки патронов были заполнены зажигательно-взрывчатым составом собственного производства юноши, который он изобрел от безделья, сидя в пустых комнатах Бастионной башни, построенной отцом специально для него. Магазин пистолета опустел, но тела продолжали падать. Он вошёл в зону ближнего боя и начал рубить всех саблей. Отрубленные конечности превращались в пепельную жижу, падая на землю. Он использовал тяжёлую рукоять оружия как дубину, проламывая черепа. Брызги густой и свернувшейся крови вперемешку с зеленоватым тягучим ихором покрыли его броню. Мортарион неумолимо приближался шаг за шагом.
  Юноша внезапно набросился на одного, но прежде чем успел перезарядить пистолет, выронил оружие, и оно было втоптано в пепел вместе с длинной предохранительной цепью и кобурой.
  Мортарион проигнорировал потерю пистолета и схватил за горло ближайшего мертвеца, используя его в качестве щита. Холодное оружие в другой руке трудилось, свежуя пораженное язвами мясо твари. Сабля тупела с каждым нанесённым ударом. Рукопашная схватка превратилась в неразбериху, карательную, бесхитростную и ужасную бойню. Когти истязали тело юноши, разрезали плоть в сотнях мест, вес нападавших замедлил его. Что–то под ботинками хрустнуло, и он увидел ещё теплый труп, о который споткнулся. Лицо кричащего недавно человека было изуродовано, пар поднимался вверх от мириад укусов, порезов и рваных ран, ставших причиной его смерти. Мгновение колебания, и нежить вывела Мортариона из равновесия — он выругался, когда его нога соскользнула. Огромная куча мерзкой и вонючей плоти навалилась на него, пытаясь раздавить своим весом. Гнилые зубы клацали в их ухмыляющихся ртах, они надвигались со всех сторон, из их молочно-белых глаз сочились маслянистые слёзы. Сухие, гнилые и, казалось, бумажные комки кожи заполняли его ноздри. Все это имело дурной запах огня с горьким металлическим привкусом гноя, сочащегося из бубонов и багровых опухолей. Юноша издал бормочущее рычание и вытянулся, его мышцы напряглись, когда он нашёл точку опоры на голой земле. С дикой яростной вспышкой силы он оттолкнулся от земли и влетел спиной в массу оживленных трупов, отправляя их сломанные тела в полёт и рассекая их треснувшим лезвием сабли. Десятки были раздавлены в лепешку фатальным ударом, разорваны на части за то, что осмелились встретиться с этим тёмным чемпионом в ближнем бою. Как только юноша, пошатываясь, освободился от их мёртвой хватки, из ядовитого тумана выскочил новый, более опасный враг. Огромный, словно паровой вездеход ВладыкВластителей, зверь-убийца был сшит из человеческих и животных частей. Обезумевший от боли, он гудел через две пары ноздрей, покрытых слизью, вырезанных и сшитых из того, что когда–то было парой стадных гроксов. Искажённое, раздутое тело балансировало на семи мускулистых ногах, часть из них была пересажена от людей, другая — от животных, глаза скопились в одном дрожащем пучке мышечной ткани. Он напоминал безумный детский рисунок паука, уродливого существа, в котором не было ничего притягательного. Он изрыгнул струю желчи, и там, куда попала жидкость, пепельная земля растаяла, оставляя за собой быстроиспаряющиеся лужи. Несколько големов Мортариона попали под кислоту и разложились на атомы от её прикосновения.
  Юноша бросал трупы в этого монстра, уклоняясь от следующего кислотного выброса. Он нанёс удар по коленному суставу ближайшей ноги. Сабля прорезала кожу и мышцы, но при встрече с хрящами и костями клинок остановился, сила удара отбросила его руку и заставила зверя-убийцу завопить от сильнейшей боли.
  Юноша попытался выдернуть оружие, но оно согнулось в руке и, в конце концов, разломилось на две части. Он отшатнулся назад, сжимая обломок сабли в момент контратаки монстра. Еще одна гигантская конечность, на этот раз оканчивающаяся широкой тройной ладонью, вцепившись, впечатала его в землю. Тварь провернула этот трюк несколько раз. У Мортариона зазвенело в голове, и он потерял концентрацию. Он воткнул осколок сабли в монстра, и оружие скрылось от его глаз. Мортарион крутился вокруг, пытаясь поймать свой пистолет за прикреплённую цепь, но бешено швырявший его зверь-убийца не давал это сделать. Следующий удар был нанесен с такой силой, что погнул его броню и сломал кость. Голову Мортариона вдавило в землю, его рот и горло наполнились пеплом от костров Хетемре. Юноша был силён, ''пожалуй'', сильнее любого низшего или чемпиона ВладыкВластителей. Он был силён, но не непобедим. Пепел душил его, вытягивая воздух из мощных лёгких. Напряжение от сильных эмоций потрясло его, мимолётный момент, в который он почувствовал ''страх''. Эта эмоция не была ему чуждой. Благодаря своей феноменальной памяти он помнил букет этого напитка, помнил то, что едва ли мог когда–либо понять с того момента, как покинул пространство некоего подобия лона. Страх, незнание и непонимание таились именно в воспоминаниях. Он не знал, кто он и зачем находится здесь. Тоскливое, обескураживающее одиночество. Мортарион сделал то, что делал всегда: использовал это топливо, поддерживая свою волю к жизни. Он не погибнет. Слишком много вопросов оставалось без ответа, слишком много в его происхождении белых пятен. Тень смерти пришла сюда не за ним. В данный момент она была его опекуном.
  Борясь с чудовищным давлением когтей убитого зверя, Мортарион пытался вдохнуть ещё раз, чтобы задержаться в этом мире ещё на мгновение. И тут он увидел свет. Золотой свет, заключенный в клинке массивного ятагана, что горел ярче, чем истина. Сабля рассекла воздух с оглушительным свистом, и он понял свою ошибку. Великолепный, совершенный оттенок исчез, и зависшее над ним оружие оказалось просто чем–то ржавым и проклятым. Сердце юноши замерло, когда он понял, что сегодня провалил испытание. Лезвие отсекло конечность, удерживающую его, и давление исчезло. Мортарион вскочил на ноги, откашливаясь от пепла, который чуть было не задушил его. Он увидел, как орудие нанесло еще один жестокий удар. На этот раз ятаган разрезал монстра и выпустил его внутренности наружу, в туманный день. Предсмертный крик зверя-убийцы был жалким детским воплем, эхом, отразившимся от склона горы. Пока он утихал, огненные клочья летели среди чёрных клубов дыма, выбрасываемого из башен танков-сталкеров, поднимавшихся с горного хребта. Остатки отряда убийц Владыки Властители Хетемре были разорваны на части, та же участь постигла нескольких големов Мортариона — они были слишком медленными и не могли покинуть зону поражения. Юноша обернулся, зная, кто сейчас стоит за ним. В воздухе витал отвратительный запах ночных одежд его приёмного отца.
  — Мальчик, — протянул Некаре, величайший из Избранных Барбаруса, Верховный Владыкаверховный Властитель, — ты разочаровываешь меня, — слова презрительно сочились из его рта.
  Достаточно высокий, чтобы смотреть сверху вниз на стройную фигуру Мортариона, Владыка Властитель был похож на кусок обгоревшего угля, которым обычно рисовали безумцы. Он был одет в плащ с капюшоном из парусины, такой тёмный, словно он поглощал весь свет вокруг себя. Мёртвая плоть рук и лица Некаре была кошмарной и чуждой. Если его предки и имели какое–то родство с людьми, то теперь эта история была выжжена и забыта. Некаре был чудовищен, как и все остальные Владыки Властители этого мира. Вселенная решила выразить всю полноту слова ''«жестокость»'' в живом и дышащем существе. Огромный ятаган, разрезавший монстра надвое, исчез в складках его одежды, хотя казалось невозможным вложить в ножны оружие такого размера. Владыка Властитель сделал шаг вперёд без особых усилий, словно скользя по выжженной земле. Даже этот простой поступок был ниже его достоинства.
  — Сколько ещё раз я должен спасать тебе жизнь? — Некаре никогда не уставал задавать этот вопрос Мортариону. Юноша слышал его после того, как мальчиком был брошен в яму с голодными псами прежде, чем научился ходить. Он задавал этот вопрос, когда раздел Мортариона догола и приказал ему карабкаться по самым крутым скалам во время кислотной бури. Он задавал этот вопрос, когда заставил его мальчишкой убить голыми руками легион големов, а потом ещё один. Некаре всегда осуждал и насмехался. Владыку Властителя никогда не удовлетворял ответ.
  — Я не нуждался в помощи, — ответил Мортарион, сплёвывая пепел на землю. — Я вполне способен убивать в одиночку.
  — Ты не заслужил такого права, сынок. Ты никогда не осмелишься исчезнуть из моего поля зрения, запомни это. Ты живёшь по моей милости.
  — Я понимаю, — Мортарион склонил свою голову, но не из благодарности, а потому что этого ждали. Юноша уже давно возненавидел рассуждения своего приёмного отца о том, как он сохранил ему жизнь. У юноши бывали и мрачные дни, когда он действительно жалел о том, что Владыка Властитель просто не убил его как подкидыша. Рассказ о своём появлении на свет был известен парню частично из его собственных воспоминаний о событиях, частично — из рассказанного ВладыкойВластителем, когда тому нужно было заручиться его благодарностью в момент избиения за своенравие.
  Верховный имел репутацию жестокого существа, вынуждающую даже его товарищей-Владык Властителей умерить свой пыл, но в то же время он был достаточно капризным.
  В тот день он омыл мрачные вершины гор кровью соперника и после этой резни отправился позлорадствовать над всеми мёртвыми на территории покойного ВладыкиВластители. Павший враг что–то скрывал, приз, который, по словам ВладыкиВластители, упал с неба. Некаре решил, что будет владеть им просто из принципа и ревности.
  Приз оказался не совсем тем, чего он ожидал. Среди полей, усеянных трупами, разбросанными по склону горы, раздался крик новорожденного, нарушивший мёртвую тишину. Владыка Властитель не решился убить детёныша, он был заинтригован его сверхъестественной стойкостью. Ребёнок был похож на низшего, на человека. Он должен был умереть. ''И всё же…''
  Некаре с удовольствием высмеивал молодого Мортариона этой историей, он рассказывал её совсем иначе: найдёныш — это ложь, которую он состряпал от скуки, а правда была в том, что мальчик был неудачным экспериментом, который проводил сам Владыка Властитель из «позаимствованной» сырой генетической материи низших. Каким бы ни было происхождение Мортариона, на ребёнка претендовал Некаре. Он впоследствии и дал ему имя — слово на местном диалекте высокого готика, означавшее «Рождённый от Смерти». И в своей извращённой, нечеловеческой манере Владыка Властитель растил Мортариона как своего наследника.
  Первым делом он проверил пределы возможностей Мортариона, определив концентрацию токсинов, которую ребенок может выдержать. Впоследствии он использовал это знание для строительства на определённой высоте горного хребта жилища, обнесённого стенами. Оно должно было находиться достаточно высоко, чтобы отравленная атмосфера держала в узде быстрорастущего мальчика, и в то же время подальше от долин низших. И уж точно вдалеке от его собственного тёмного замка на самой вершине, куда бы юноша не отважился подняться. Однако они никогда не были привязаны друг к другу. Это были жёсткие корыстные отношения, приносившие пользу только отцу. Мальчик стал юношей, а юноша стал орудием ВладыкиВластители.
  ''«Возможно»«Возможно,'' — подумал Мортарион, — ''«это это и было его целью с самого начала. Превратить меня в оружие, которым руководит гнев и ненависть».''
  — Ты верен мне, сын мой, — нараспев произнес Некаре, придавая заявлению твердости. — Но тебе так многому предстоит научиться, и твой путь только начался, — он покачал головой. — Это последний раз, когда я спас тебя. Если ты покажешь себя слабаком ещё раз, я отдам тебя на растерзание резчикам плоти.
  — Пока невозможно сказать, — ответил Калас.
  — Доложить об обстановке на других кораблях, — приказал Мортарион Первому первому капитану, и Тифон кивнул. Его секундант, Могильный Страж Виосс, подошёл к вокс-пульту и заговорил с оператором.
  — Подобные сообщения поступают с других кораблей, — продолжал Тифон, наблюдая за бегущими по экрану проектора строками текста, — Большинство жертв среди рядовых, больше тысячи. Многие, как утверждается, убили себя сами. Члены экипажа на нижних палубах открыли шлюзы, выпустив себя в открытый космос, — он на мгновение замялся, выказывая мимолётное беспокойство. — Тут говорится… некоторым потребовались принудительные смертные казни.
  — Крозий, твое мнение? — обратился Морарг к апотекарию, искоса поглядывая на рядового с изуродованным лицом.
  — Они прокляты варпом, — мудрый апотекарий хмуро посмотрел на остывающий труп и кивнул. — Я видел такое ранее. Это прикосновение Имматериумаимматериума, оно перевернуло их мир с ног на голову. Оно заразило их безумием.
  — И все же, поля Геллера целы, — Мортарион исступлённо глядел на тикающую медную консоль, с которой производилось управление защитными энергетическими барьерами. Все стрелки показывали, что поле было включено на полную мощность. — Как же тогда колдовская сила могла проникнуть на ''«Терминус Эст»?'' — под своей дыхательной маской он перевёл взгляд на Тифона.
  В его старом друге всегда было что–то от псайкера. Та часть никогда не могла, ''и никогда не смогла бы'' заручиться поддержкой Жнеца.
  Магистр артиллерии выглядел обеспокоенным. Пока Тифон и часть флота под его командованием отсутствовали, Калгаро исполнял обязанности заместителя примарха, но бравый офицер был еще не готов командовать звездолётом, а уж тем более такой мощной боевой баржей, как флагман «Стойкость».
  — ''То же самое было и у нас'', — сказал образ, стоящий рядом с Калгаро. Сероб Каргул был старшим легионером на борту боевого крейсера ''«Малефик»'', ещё одним избранным Мортарионом элитным офицером. — ''Огромное количество смертей. Был момент, когда все на борту корабля… все мы, мой повелитель, и наш легион тоже…'' — рука Каргула потянулась к его горлу рефлекторно.
  — Да, — перебил его примарх. — Мы почувствовали то же самое.
  Остальные командиры, среди которых был Малек Вос на борту крейсера ''«Пламя погибели»'' и Гидеоc Кралл на мостике ''«Непрерывного натиска»'', устало кивали в унисон.
  — ''Наши датчики зафиксировали потерю трёх кораблей в авангарде'', — начал Кралл. — ''Два эсминца и ударный крейсер. По ним не стреляли. По всей видимости, это было результатом сбоя системы самоуничтожения в критический момент.''
  Примарх обошелся без комментариев:
  — Мы ничего не будем делать, пока не поймём, что происходит, — произнёс он после длительной паузы. Он посмотрел на помощника Первого первого капитана. — Виосс. Разошлите приказ сомкнуть ряды всему флоту. Если необходимо, пусть более крупные корабли расширяют периметр своих полей Геллера, чтобы обеспечить полную защиту остальных. Сейчас мы будем действовать быстро и собранно.
  Это была обычная тактика Гвардии Смерти — приближаться к опасности, подготовившись. Примарх оглянулся на Калгаро и на другие голографические силуэты:
  — Позаботьтесь о своих кораблях и экипажах, сыны мои. Соберите все данные, которые сможете, об этом нападении. Мы не будем пытаться осуществить новый переход из варп-пространства, пока я не буду уверен в отсутствии угрозы.
  — ''При всем уважении, мой господин, это может занять более нескольких дней субъективного времени'', — Кралл сложил свои мускулистые руки перед собой, — ''Будет ли Магистр магистр войны ждать нас у врат Терры, если мы опоздаем?''
  — Мой брат не сможет начать вторжение без меня, — отрезал Мортарион, не желая уделять внимание данному вопросу. — Делай, что велено, — он прорезал ребром ладони воздух, приказывая Виоссу отключить гололитическую связь.
  — Мне это не нравится, — отрезал Мортарион. Когда–то, давным-давно, подобный диалог вызвал бы холодные улыбки на их лицах. Но не теперь, не здесь и не сейчас.
  Не дрогнув, Первый первый капитан продолжил:
  — Я возьму нескольких своих людей, скажем так… ''специалистов''… во флот.
  Отвернётся ли сейчас Жнец от этого человека, как он делал тысячи раз до этого? Сможет ли он принять тяжесть осознания того, что это вопрос целесообразности, а не угрызений совести?
  — В этом есть что–то необычное, я узнаю это, — говорил Первый первый капитан. — Я найду это. Доверьтесь мне, мой повелитель. Вы позволили мне нести Ваше знамя, теперь позвольте же мне найти источник наших бед.
  — Ищи, — сказал наконец примарх, — но принеси мне то, что я смогу взять в руки.
  Это было лишь мгновением, но длительность не играла роли. Играл роль лишь миг ''слабости'' Мортариона. Память вернула его в прошлое, когда самое ужасное чувство наполнило его, и он мог только гадать, разделили ли его сыновья ту же участь. Но говорить об этом — значит придать страху форму и силу. Признать этот страх реальным.
  ''Лучше«Лучше,'' — подумал он, — ''отрицать всё и отмахиваться, словно подобное никогда не происходилопроисходило».''
  Альтернативой было открыть дверь новым возможностям, с которыми он не хотел сталкиваться.
<br />
== '''II''' ==
 
'''Ты знаешь меня'''
  Натаниэль моргнул, активируя значок на внутренней панели управления доспеха. Линзы его шлема переключились в термографический режим, окрашивая пространство вокруг в теплые цвета. Темные точки кружили повсюду, но он смог различить холодную синеву плитки под ногами. Поодаль рыцарь сумел разглядеть неясные очертания бледно-зеленых фигур в керамите. Это были продолжавшие борьбу за продвижение Галлор, Варрен и Изон.
  Гарро убрал безупречный болтер в кобуру и начал прорубать себе путь сверкающим лезвием силового меча. Оружие, известное всем как ''Вольнолюбец'', являлось его постоянным спутником на протяжении долгих лет. Оно уже стало частью воина, он владел им со смертельной грацией. Рыцарь выписывал мечом восьмёрки, пробиваясь сквозь сгущающуюся массу роя и уничтожая огромные скопления мух-падальщиков, что попадали в сверкающую молниями ауру, окутывающую оружие. Его единственным компасом была метка, которую Изон передал команде как наиболее вероятную локацию центра Роя. Натаниэль целеустремленно, без каких–либо колебаний, продвигался к точке.
  Прорыв сквозь оглушительную бурю полчища насекомых можно было приравнять к борьбе с ураганом — каждая мушка-падальщик ударялась о его броню с металлическим звуком, словно они были мелкими камешками, гонимыми ветром. Руны, проецируемые прямо в сетчатку глаз Гарро, предупреждали о том, что выхлопные отверстия силового модуля его рюкзака забиты массой чумных тел — если ничего не сделать, это могло грозить критическим перегревом. Бурлящая масса ядовитых вредителей пожирала открытые кабели и провода. В конце концов, Рой пробьёт его защиту и обглодает мясо до костей, если он будет мешкать. Воин видел, что после этих существ остается — груды крошащихся, обожженных кислотой останков. У него не было ни малейшего желания задерживаться на этой миссии дольше необходимого.
  — Сто метров! — доложил он по общему вокс-каналу, — позиция на тридцать семь градусов относительно цели.
  — ''Он знает, что ты подошел близко'', — ответил Варрен, стиснув зубы, . Он…черт Он… черт побери, оно удерживает нас позади тебя!
  — ''Именно'', — поддержал его Изон, — ''Гарро, будь настороже. Хозяин Роя тебя зазывает.''
  — Говори, Хелиг.
  — Ты слышишь, боевой капитан? — Галлор служил в Великой Седьмой Роте великой роте Гвардии Смерти под его началом, поэтому применял старое и почтительное обращение к нему, . — Этот Голосголос. Там. Кажется, он назвал меня по имени.
  — Игнорируй. Не обращай на него внимания, брат, — ответил Гарро. — Возьми свою волю в кулак.
  — '''Натаниэль. Я тебя вижу'''. — Голос лился из стука жвал и стремительного движения сверкающих металлических крыльев повсюду. — '''Ты что, забыл меня?'''
  Расстояние сократилось до тридцати метров. Рой был настолько плотнымплАотным, что почти полностью поглощал дневной свет, падавший на верхнюю площадку Шагающего Города. Через визор рыцарь увидел, как перед ним возник гуманоидный силуэт. Нечеткий, он вился и танцевал, как пламя, но, тем не менее, Гарро узнал его''.''
  Кружащаяся и кричащая масса, состоящая из зелено-черных панцирей и когтей. Лицо было осквернено чем–то отвратительным, похожим на паука. Фигура подняла руку в жесте, отдалённо напоминающем приветствие. Ладонь заканчивалась мутировавшими когтями, усеянными жирной шерстью.
  — '''Как там Мерик?''' — вопрос доносился сквозь рёв Роя. — '''Он принял дар, в конце концов?'''
  Перчатка воина сжалась вокруг рукоятки ''Вольнолюбца''.
  — Мерик Войен всеми силами хотел тебя спасти. Ты не знал об этом? Апотекарий надеялся, что сможет тебя исцелить!
  — '''Не бойся правды,''' — прошипел он. — '''Все мы слабы духом. В конце концов, все переродятся. Не верить в это — заблуждение. Правда — принять такой итог… и принять Дар.'''
  Опять этот «дар». Каждый раз, когда бывшему легионеру доводилось сражаться с подобными монстрами, они всегда предлагали нечто подобное. Ужасающим силам Имматериума имматериума не достаточно было просто уничтожить — они обязательно должны были извратить.
  — '''Мертвое нельзя убить,''' — раздался шепот вокруг рыцаря. — '''Тебе остается только смириться с неизбежностью.'''
  Её палец на кнопке напрягся:
  — Выпускаю ракеты. Сейчас…се…Сейчас… се…
  Закончить она так и не успела. Огромное щупальце, сотканное из роящихся мух, оказалось быстрее её зрения. Оно отделилось от основной массы и поднялось к ней для удара.
  — ''Можешь повторить ещё раз?'' — переспросил Изон. — ''Я не расслышал твою последнюю фразу.''
  Натаниэль подумал о наставлениях, написанных красными чернилами на порванных и потрёпанных страницах «''Лектицио «Лектицио Дивинитатус»''. Сейчас смысл вдохновляющего текста казался далеким от битвы перед ним. Ещё одна смерть, такая же обычная, как многие до этого. Ещё одна благородная душа потухла, подобно пламени свечи. Наполненный горечью, он решил пройти сквозь рой и прикончить Деция, существо-хозяина.
  Бормочущие жужжание, которое и голосом было назвать тяжело, пробивалось сквозь стальные стенки шлема, смеясь над Гарро:
  — Да. Кажется, это наш запоздавший брат присоединился к нам. И несёт за собой бурю.
  — Рубио? — Натаниэль не мог понять, как почувствовал бывшего УльтрамаринаУльтрадесантника. Он просто знал это, и теперь понимал, что должен сделать.
  Он снова повернулся к хозяину Роя. Рыцарь пристально смотрел на призрачную черную тень, распадающуюся на куски и самую малость напоминающую искаженного Солуна. Враг концентрировал своё естество, собирая выпущенных на волю хищников, оставляя раздутых от их укусов жертв погибать.
  Воин запрокинул голову, увидев, как из–за падающего с грохотом на пол Роя показалась фигура в сером доспехе. Её поддерживали тяжелые турбины горящего двигателя. Молнии переплетались вокруг головы и рук.
  — Рад снова тебя видеть, Натаниэль, — произнёс ТайлосТилос. — Чем могу быть полезен?
  Бывший капитан убрал руку с меча и сделал шаг назад, кивнув в сторону пригвожденного существа.
  Натаниэль поднял руки, прикрывая линзы шлема, пока убийственное свечение бушевало вокруг, распыляя каждую осквернённую вещь одним прикосновением и не трогая лишь Странствующих Рыцарей.
  Когда жгучее сияние наконец–то угасло, командир снял шлем и посмотрел на ТайлосаТилоса, стоявшего по щиколотку в черной куче сожжённых мух. Псайкер сбросил с плеч пустой прыжковый ранец, и Гарро медленным шагом пошёл к оставленному ''Вольнолюбцу''. Меч стоял вертикально, а вокруг него осталась лишь куча пепла. Он забрал своё оружие и вычистил его до блеска.
  После уничтожения гудящего Роя наступила гнетущая тишина. Её прерывали лишь отдаленные скрипы заглохших двигателей Шагающего Города и слабый шорох мёртвых насекомых, падающих подобно черному снегу.
  — Как всегда, ТайлосТилос, у тебя есть способность оказаться в нужном месте в нужное время, — обратился к псайкеру командир.
  — Можешь поблагодарить за это Сигиллита, — последовал ответ. — Похоже, он оказался прав, отправив меня к вам, — Рубио вгляделся в небо и увидел дым упавшего корабля.
  — Зачем? — Мейсер возмутился, ему была противна сама мысль об исполнении такого приказа. Его сильной стороной всегда была разрушительная сила, а не возня с последствиями.
  — Он не сказал мне, — ответил ТайлосТилос, отходя в сторону и осматривая обломки. — Но я ручаюсь, мы поймем, как только увидим цель.
  Странствующие Рыцари рассредоточились по стандартной схеме, двигаясь по разрушенному пространству верхней платформы. Рубио позволил своим сверхъестественным способностям его направлять.
  Он не говорил об этом Гарро или кому–нибудь ещё, но какая–то его часть ощущала себя ''полноценной,'' только применяя псионические силы. Для сына Макрагга такое признание было постыдным и противоречило боевой культуре, стоицизму и смиренной стойкости — характерной чертой для УльтрамариновУльтрадесантников, — противоречило всему, чему его учили. Но он напомнил себе, что больше не воин XIII Легионалегиона. И вообще ''не легионер''.
  Поначалу такое положение дел злило и тревожило его, и Тайлос Тилос изо всех сил старался держаться за единственный символ своей прежней жизни: силовой гладиус кодиция. Только его позволили оставить после принятия Метки Малкадора. Постепенно привыкая, он понимал, что его нынешнее положение давало б'''о'''льшую свободу действий для защиты Империума. Свобода, которую он ощутил, Рубио никогда бы не познал в Ультрамаринах.
  Возможно, близкое дыхание смерти на борту ''«Мстительного духа»'' окончательно убедило его. Он уже просчитывал все возможные варианты. Скоро начнётся вторжение Магистра магистра войны. И как только оно начнется, Малкадору понадобятся все силы для победы над Гором Луперкалем… и Тайлос Тилос Рубио будет сражаться в первом ряду.
  — Я все думал, куда ты пропал, — голос Гарро прервал размышления бывшего легионера. Старый воин пробирался позади сквозь обломки, его прищуренные глаза на усеянном шрамами аристократическом лице изучали лицо псайкера. — Давно мы не разговаривали.
  — Довольно–таки ограниченное применение твоих сверхспособностей, брат?
  — Всякое может быть. Моя цель была… уникальной, — он решил больше ничего не рассказывать. Как бы Гарро отреагировал, скажи Рубио ему правду? Человек, которого Сигиллит приказал выследить в пещерах старой Альбии, оказался библиарием из Повелителей Ночи, предательского легиона. Капитан точно захочет узнать больше и будет настаивать на ответах, которых у Тайлоса Тилоса не было.
  Колдуна доставили к Малкадору согласно распоряжению, но он там был не один. Рубио увидел новых воинов, облаченных в серые доспехи Избранных, напоминающие по цвету грозовые тучи. Воинов, чьи ауры почти не читались. Но в тех, кого удалось распознать, он видел скорее врагов, чем союзников.
  — Странно всё это. И я признаюсь, мне нечем крыть.
  Гарро был проницательным, он точно услышал нежелание в голосе ТайлосаТилоса:
  — У нас не всегда были схожие взгляды. Но после того, что случилось с тобой на борту корабля Магистра магистра войны, я надеялся, что ты пересмотрел свои убеждения. Давай придём к компромиссу, — боевой капитан устало выдохнул. — Я уважаю твою честность, брат. Поэтому скажи мне, что тебя беспокоит?
  Рубио сразу отбросил мысли о Повелителе Ночи и других новоприбывших, вместо этого он сосредоточился на относительно недавнем событии. Оно было не менее тревожным:
  — Я знаю об этом. Дорн разобрал его по частям, не так ли?
  — Пока ещё не разобрал, — Тайлос Тилос отвлёкся от поисков среди обломков Шагающего Города и рассказал Натаниэлю о беглеце по имени Винтор и его сознательном выборе покончить с собой, а главное — он рассказал о необычном поведении Малкадора. — Когда всё закончилось, Сигиллит исчез без объяснений, — добавил библиарий в заключение.
  Капитан коротко и сухо улыбнулся.
  Разочарование Рубио приняло определённую форму по мере размышлений:
  — Что мы делаем, Гарро? Эти миссии по всей Терре, на которые нас посылает Малкадор, для чего они? Я не могу даже примерно представить себе, что же это за великий замысел или военная цель рядом с нами. Магистр войны прорвался на Бета-ГармонБету Гармона. Мятеж, который нам довелось увидеть на Калте или где–то еще, уже почти добрался до стен Терры. Но чем ''мы'' заняты? — он провёл рукой по воздуху. — Нам уже давно нужно перейти в наступление, но вместо этого латаем бреши в эфирной баррикаде и уничтожаем всех бунтарей пятой колонны. И как только убиваем одного, то сразу на горизонте появляются ещё двое. Словно мы топчемся на месте.
  — Да, — бледная улыбка исчезла с лица капитана, и он снова стал серьёзным. — Но время на исходе. Люди Тронного Мира мира знают это так же, как и мы. Паника и страх нависают над каждым поселением планеты, — в подтверждение своих слов он кивнул в сторону улиц Шагающего города, пребывающих в плачевном состоянии. — Влияние Империума продержится еще очень долго. И эти… бунты, которые мы подавляем, не ускользнут от внимания общественности. Храмы Имперского Культа нечто гораздо большее, чем думает Малкадор, они поддерживают своих прихожан. И всё же, даже если они помогают нуждающимся, я боюсь, что они могут навлечь на нас тьму.
  У слов Натаниэля было второе дно, и Рубио захотел понять его.
  ''Вера.«Вера,'' Подумал — подумал он. ''Правда, которую Гарро держит ближе, чем всё остальноеостальное».'' Скользнув по поверхности души Странствующего Рыцаря, он смог увидеть книгу с красным текстом, на обложке висела потускневшая аквила на сломанной цепи. Эту книгу псайкер впервые заметил в сознании боевого капитана. Но он бросил на Рубио острый взгляд, и тому пришлось прекратить.
  — Силы сосредотачиваются на Терре. Мне стало известно, что Сестры Безмолвия покинули Цитадель Сомнуса Сомнус и вернулись на Терру для перегруппировки, — говорил командир. — Они никогда бы не покинули свою базу на Луне без веской причины.
  — А как насчёт Семидесяти? Что с ними? — Тайлос Тилос говорил о небольшой группе лоялистов Гвардии Смерти, изначально поддержавших отчаянное решение Гарро донести новость до Терры на борту ''«Эйзенштейна»''. С тех пор, как их легион был объявлен ''Excommunicate Traitoris'', Отлученными Предателямиотлученными предателями, будущее этих воинов оказалось в подвешенном состоянии. — Сейчас их гораздо меньше, — признался Гарро. — Сигиллит не ответил на их счет, когда я этого потребовал, только подтвердил, что они живы. Я подозреваю, они где–то на Терре, — он отвёл взгляд. — Эта война забрала у них привычную жизнь.
  Натаниэль говорил не только о своих бывших соратниках, но и о себе, Рубио чувствовал это. ''Он явно что–то скрывает.'' Псайкер был в этом уверен. ''Я знаю это с того момента, как мы впервые встретились на проклятой поверхности Калта.''
  Библиарий сконцентрировался на себе, создавая самый тонкий из всех психических зондов. Возможно, до тайны Малкадора ему и не достать, но даже со своей волей Гарро не ровня Сигиллиту.
  Но как только Тайлос Тилос потянулся к командиру, его телепатическая сила исчезла, затянутая бездонной коварной тьмой как притягивающей материю чёрной дырой. Псайкер замер, и с его лица пропали все краски. Второй раз, меньше чем за день, он почувствовал негативный отголосок в варпе. Настолько близко, что психика воина могла до него дотянуться.
  — Рубио? Говори! — Гарро заметил изменение в лице товарища и вытащил болтерный пистолет из пыльной кобуры в ожидании самого худшего, — В чем дело? Ещё один псайкер?
  — Нет… — пустота в невидимом псионическом потоке вокруг него стала яснее, . — Как раз–таки наоборот. Пария… — Рубио повернулся к источнику, . — Здесь. Он указал на рухнувшее отделение платформы — скопление сломанных рам и опорных панелей, некогда бывшим жилым сектором. Под кучей обломков отчётливо виднелся металлический люк. Тайлос Тилос направился к нему. По мере приближения он всё больше ощущал неприятное удушье. Это ощущение сильно отличалось от атональной псионической пустоты, которую ему довелось испытать рядом с Винтором. Оно было ближе к ужасно знакомому, бездушному и болезненному холоду, появляющемуся при встрече псайкера с другими психическими нулями. Библиарий задержал дыхание, ложась всем телом на металл. Слабый звук донёсся из жилого модуля. ''Голос?'' Он не был в этом уверен.
  Натаниэль тоже услышал звук:
  — Я, пожалуй, последую твоему примеру, — сказал капитан.
  Тайлос Тилос кивнул и двинулся к краю люка, хватаясь за блокирующие его крепления. Кристаллы психического капюшона выпустили крошечные острые шипы, реагируя на присутствие парии. Отталкивающее ощущение смертельной пустоты захлестнуло Рубио. Инстинкт псайкера кричал ему держаться как можно дальше, бежать за пределы досягаемости. Он крепко стиснул зубы:
  — Готов?
  — Я не понимаю, — ответил он, пытаясь привлечь её внимание. Капитан осторожно протянул руку и коснулся её лица, но даже этого она не заметила. На её шее были видны линии шрамов, складывающиеся в некий символ малинового цвета. Орёл, расправивший крылья и обнаживший когти.
  Символ все расставил на свои места. Женщина — Неприкасаемаянеприкасаемая, психически пустой воин. Гарро осторожно дотянулся до её горла и расстегнул грязную тунику, обнажая кожу над правой ключицей. Именно там лазером была вытатуирована строка цифр и текст на высокой готике. Её имя, звание и порядковый номер.
  — Малида Джидасиан, — рыцарь прочитал её имя вслух, и в глазах женщины промелькнуло что–то. Мгновение, и она снова вернулась к своей ритмично повторяющейся речи. Вздохнув, он помог ей подняться на ноги, лишь задержавшись, чтобы сорвать с нее цепи. Подталкивая женщину вперед, Натаниэль заставил Джидасиан сделать первый шаг, потом ещё один и ещё, пока они не вышли на холод дневного света. Рубио при виде их попятился:
  — Сколько уже таких случаев?
  Регент гнул свою линию, словно не слышал вопроса ТайлосаТилоса.
  — Сейчас очень важно не тратить время попусту. Главное для наших и так рассредоточенных сил не отвлекаться на дела второстепенной важности, — он посмотрел в глаза Гарро. — Натаниэль, ты отведешь ведьмоискательницу в безопасное место. Координаты я передам тебе по зашифрованному каналу, — Сигиллит перевёл свой взгляд на Рубио. — Убедись, что Шагающий Город в безопасности, и затем отступайте. В скором времени я найду новую миссию для тебя и остальных, — Малкадор развернулся и пошёл назад к трапу.
  — Малкадор тот еще махинатор — произнёс Натаниэль. — Если ты ждёшь от него чего–то другого, то разочаруешься.
  Ответ Тайлоса Тилоса застыл на губах невысказанным. Капитан был в чем–то прав, но псайкер не мог избавиться от воспоминаний о поведении Сигиллита на Орлином Виадуке перед самоубийством человека по имени Винтор. Тогда Рубио видел истину, маленькую крупицу сущности Малкадора, и это плохо сказалось на нем.
  Гарро отвёл взгляд в сторону, когда Варрен с остальными Странствующими Рыцарями подошли к нему со стороны полуразрушенной площади, где они стояли прежде. Резким движением он привлек их внимание.
  — Значит так, у нас новые приказы. ТайлосТилос, ты будешь командовать.
  — Пожирателю Миров это явно не понравится, — ответил Рубио, — Он выше меня по званию.
  — Больше нет, — командир постучал по призывной метке, которая была выгравирована на его броне. — Ты выполняешь поручение Малкадора, поэтому поторопись. У меня для тебя ещё одно задание.
  — А? — Тайлос Тилос посмотрел на него, периферическим зрением наблюдая за женщиной с фамилией Джидасиан.
  Гарро изучал освобожденную пленницу,
  — Почему бы Сигиллиту не передать несчастную в руки её товарищей-Неприкасаемыхнеприкасаемых? Я могу поклясться, что он не расскажет о её существовании Сестрам''.''
  — Какой нам с этого толк?
  — Знаю. Но вы всё равно должны обыскать, — Гарро непринуждённо улыбнулся.
  Тайлос Тилос кивнул, присоединяясь к мини-бунту, — Насколько далеко нам нужно идти по её следу?
  Капитан положил руку на плечо бормочущей женщины и повёл её прочь.
  Мортарион сидел в полном одиночестве на низкой скамье, заваленной шкурами горных собак, согреваясь огнем нефтехимической смолы, чадящей пахучим дымом. Сине-желтый свет пламени освещал страницы лежащей перед ним книги и отбрасывающий тень кончик импровизированного пера, которое следовало за пальцами юноши по выцветшей от кислотного воздуха бумаге.
  В его дневнике появилась запись о прожитом дне. На фоне остальных она ничем не выделялась: «''Битва «Битва на склонах гор против соперника Некаре. Я убил многих. Приемный отец был снова недоволен мной».''
  Он начал сжимать «перо» в руке до тех пор, пока металл стержня не заскрипел. В этом и заключалась его жизнь. Цикл, который повторялся снова и снова. И казалось, этому нет ни конца, ни края. Он был чемпионом Верховного Владыки верховного Властители по убийствам, его боевым орудием и никогда не станет чем–то большим.
  Мортарион опустил стило и задумался, глядя в глубину пламени. В тени у стены лежали стопки книг с переплетом из лоскутов старой кожи или «шкур» низших. Сначала Некаре запрещал молодому Мортариону читать тексты Владык Властителей в попытке контролировать его образование. Но мальчик быстро рос, и, как он подозревал, гораздо быстрее обычного человека. Вместе с его телом формировался и расцветал пытливый ум. В конце концов, Верховный Владыка верховный Властитель увидел в нем потенциал. Книги были доставлены в цитадель Мортариона, что находилась вниз по склону от неприступной крепости самого Некаре.
  Большинство из них были сухими томами о тактике ведения войны и о тысяче способов прикончить человека. Некоторые работы были набиты знаниями о вскрытиях и жутких экспериментах. Другие же содержали обрывки противоречивых отчетов о прошлом планеты — о войнах между враждующими Владыками Властительми и бесконечном цикле конфликтов между этими бессмертными существами. Предполагалось, что Владыки Властители пришли из другого мира и поселились на Барбарусе, навязав свое жестокое правление низшим. Были и намеки на их человеческое происхождение или, по крайней мере, ''они были похожи на людей,'' до того, как всё изменилось после катастрофического договора с чудовищной и неизвестной силой. В реальности же правда о тысячелетней истории планеты попросту отсутствовала. Мальчик залпом читал книги по нескольку раз, пока не запомнил каждое слово. То, что он обладал эйдетической памятью, стало его первым секретом от отца. Когда он обнаружил, что ему больше не нужно было листать страницы, Мортарион тайно вывел с них чернила. Вновь пустые книги были исписаны его надеждами, страхами и яростью. Возможно, та молодая версия Мортариона верила, что, облекая их в определенную форму, он обретёт покой. Но, оглядываясь на свои прошлые заметки, всё, что он видел, лишь подкрепляло уверенность в мрачной несправедливости его существования.
  Внезапно юноша поднялся и зашагал прочь, испугав слугу, стоявшего в дверном проёме в конце зала. Лоскутный голем скрылся из виду, провожаемый взглядом Мортариона. Как и копейщики, которые шли за ним в битву, слуга был сшит из кусков мертвой плоти, оживленной и искаженной магией ВладыкиВластители. Он и все прочие в цитадели Мортариона были под его командованием лишь номинально, окружая его тонкой завесой лжи. Големы следили за ним по приказу своего единственного настоящего хозяина, Некаре, и юноша знал об этом.
  Цитадель, в которой он жил, тоже была элементом успокаивающей лжи. Ее каменные стены представляли собой скорее тюрьму, а не дом для подрастающего мальчика. Мортарион подошел к одному из толстых бронированных окон в самой дальней стене, где некогда прозрачные стекла теперь стали грязными, покрытыми пятнами зелёного мха. Снаружи туман рассеивался быстрым ветром, несущимся через долину. Порывы его проходили через узкий перевал, который не был виден из жилища юноши. В некоторые дни туман висел над холмами такими густыми и тяжелыми клубами, что он едва мог видеть на расстояние десяти метров вокруг себя. Яд в этом тумане заставлял его тяжелее дышать. Иногда сильные порывы ветра несли облака к пикам высоких гор. Он помнил, как слышал звуки: треск выстрелов, возможно даже голоса — все это доносилось из отдаленных поселений низших там, далеко внизу.
  На Барбарусе помечтать удавалось не так часто. Этот дикий мир был полон жестокости, и даже в своём запустении он не допускал ни малейшего намека на красоту. Всё здесь было уродливым и отравленным — от простейших ядовитых лишайников, покрывающих острые скалы, до клыкастых змей-миног, извивающихся где–то внутри тёмной земли. Тлетворный воздух оранжевого цвета в самых высоких местах был и вовсе слабо пригоден для дыхания. Пронизываемая излучением cолнца, которое изредка пробивалось в виде белого пятна высоко на небосклоне, облачная атмосфера Барбаруса плакала кислотным дождем и порождала целый букет ядовитых миазмов. Чем выше Мортарион поднимался, тем насыщеннее были яды. Там, наверху, не могло жить ничего. Только Владыки Властители выживали без особого труда на самых высоких вершинах. Юноша посмотрел вверх, выискивая острые сломанные зубцы покрытой шрамами горы, той самой, что была высочайшей на планете. На её вершине, едва различимой в тёмной ночи, горели далекие сторожевые огни на фоне черного монолитного замка Некаре. Как ему хотелось вскарабкаться по предательски извилистой тропинке к этому злосчастному месту, встать напротив опаленной металлической решетки и разорвать ее на части. Только чтобы доказать своему приёмному отцу — он может это сделать. Конечно же, такая попытка означала его гибель. Даже сверхчеловеческое телосложение Мортариона не было достаточно стойким для противостояния невероятной токсичности воздуха на такой высоте. Некаре прекрасно знал это, и потому всякий раз, когда молодой Мортарион перебивал его или осмеливался бросить ему вызов, Верховный верховный смеялся и отвечал ему тем же.
  ''— Если ты хочешь, чтобы я счел тебя достойным, всё, что требуется, — прийти в мой замок и доказать это.''
  Пьянящая мечта схватить руками тонкую шею Некаре и выкручивать её, пока та не сломается, пленила юношу. Его бледную кожу начало покалывать от волнения.
  ''«Кто я такой? Если бы это только стало возможным. Если бы я только нашел способ…».''
  Грохот выстрела достиг его ушей и вернул к реальности. Мортарион повернулся, заметив в сумерках вспышки. Он увидел караван паровых вездеходов, который шел по проложенной через перевал дороге. Это было частым зрелищем на тропах, ведущим к более высоким скалам. Медлительные машины привозили стаи големов или зверей-убийц для отрядов завоевателей, а иногда просто доставляли дань от низших и пленников, чтобы занять работой мясников ВладыкиВластители.
  Наблюдая за происходящим через бронестекло, Мортарион широко открыл глаза, увидев среди вездеходов огромный боевой транспорт, больше походящий на танк. Он съехал с дороги в канаву, окутанную дымом. Затем из разорванного грузового отсека появился человек, одетый в лохмотья. Его рвало, он хватался за дыхательную маску. Это был коренастый юноша с лисьим лицом и широко раскрытыми от страха глазами. Машины поменьше, которые сопровождали караван, тоже остановились, их люки открылись, чтобы выпустить наружу големов. Ремонтники принюхивались к густому воздуху и лаяли друг на друга, поскольку уловили запах беглеца. Мортарион был очарован этой сценой. Прежде чем пришло осознание происходящего, он рывком открыл дверь и выскочил на торчавшую скалу возле защитной стены своей цитадели только для того, чтобы лучше все разглядеть.
  Вопрос снова и снова вертелся в голове.
  ''«Инструмент. Оружие. Разочарование. Ошибка. ДуракДурак».»''
  Юноша вскрикнул, когда когти вцепились в него. Он упал. Големы остановились, оживленно бормоча что–то. Они разорвут его на части еще живым. Возможно, это всего лишь еще один тест приёмного отца Мортариона. Это так похоже на Некаре: устроить спектакль именно в момент мучений подкидыша, который позабавит ВладыкуВластителя. Он бы точно назвал это «проверкой воли» или «испытанием лояльности». И какой бы выбор тут ни сделал Мортарион, он всегда каким–то полностью ошибочным образом будет считаться не совсем правильным.
  Некаре навязал своему приёмному сыну бесчисленное количество правил. Непостоянных и противоречивых, но все же их нарушение не приветствовалось. Однако было одно главное правило среди прочих: он никогда не должен вмешиваться в те моменты, когда Верховному Владыке верховному Властителю привозят «урожай», и никогда не взаимодействовать с людьми под страхом собственной смерти.
  Ледяная ненависть пронзила тело Мортариона с такой силой, что он начал дрожать. Давно похороненное и отвергнутое, грубое нерастраченное ''желание неповиноваться'' теперь превратилось в стальной волевой стержень. Глубоко внутри него звенья цепи, выкованные злобой, пренебрежением и жестокостью, разорвались. Внезапно он выхватил свой черный пороховой пистолет из кобуры.
  — Капитан Калгаро хотел, чтобы я поговорил непосредственно с примархом. ''Один на один.''
  Цуррик кивнул в сторону стен вокруг них и команды, члены которой были заняты своими делами на мостике ''«Терминус Эст».''
  Вывод напрашивался сам собой: Калгаро не доверял Каласу Тифону, и ему было неприятно видеть их повелителя на борту корабля Первого первого капитана. Настолько, что он рискнул послать своего лейтенанта на шаттле через варп-пространство, лишь бы тот смог сообщить об этом лично.
  Прошла, как им казалась, большая часть дня, а Жнец так и не вернулся из закрытого ставнями купола обсерватории. Морарг знал, что лучше не открывать дверь, а уж тем более — не рисковать войти без разрешения, чтобы удостовериться, все ли в порядке. Примарх был задумчив и любил предаваться внутренним размышлениям, а его советник по собственному опыту знал, что такой самоанализ может быть прерван без разрешения только в крайних случаях. ''Но разве это не один из таких моментов?'' Морарг обвел взглядом мостик, наблюдая за тем, как команда илотов Первого первого капитана заняла свои места. Несмотря на внезапные смерти других членов команды при переходе в варп, никто из них не показывал страха перед подобным.
  — Они молчат, — подметил Цуррик, — возможно, Лорд лорд Тифон сумел лишить их способности паниковать.
  Морарг не ответил. Он смутно помнил свою жизнь человеком по фрагментам прошлого на Барбарусе, запятнанного призрачным чувством всепоглощающей обреченности. Те дни давно минули с его присоединением к Легиону Легионес Астартес, к Гвардии Смерти. Именно по этой причине данный факт казался ему несостоятельным. «''Как «Как люди могут ощущать страх?»'' Он, по правде говоря, даже и не помнил этого.
  — В таких эмоциях нет нужды, — помолчав, ответил он, . — Возможно, я когда–то испытывал страх, еще до Великой перемены. Теперь я не чувствую ничего подобного.
  Цуррик изогнул бровь.
  — Я прекрасно понимаю всю серьёзность ситуации, брат. Мы в горниле этого восстания почти десять лет по земным меркам. И что же приносит нам заключительный его акт перед осадой Терры? Еще одну тайну? Да, это тяжелое время для всех! Лорд Мортарион об этом знает. Впрочем, как и все мы.
  — Ты не ответил на мой вопрос, — произнес Цуррик. Он бросил взгляд на Крозия, одного из высокопоставленных апотекариев Тифона. Тот бродил по мостику и следил за здоровьем команды. Морарг полагал, что у Задала есть и другие обязанности, которые включают в себя наблюдение за окружением примарха, прибывшим вместе с ним с ''«Бледного сердца».''
  — Жнец доверяет своему Первому первому капитану, — тихо ответил советник. — Он всегда ему доверял, даже когда они расходились во мнениях. Между ними существует связь, которая глубже связи командира и воина. Это крепкая дружба двух изгнанников.
  Собственные мысли Морарга по этому поводу оставались недосказанными, но его поведение в данный момент делало их очевидными.
  — Если ты в этом уверен, — Задал сделал шаг назад.
  Апотекарий, казалось, совсем не был уверен в данном факте, но на Цуррика не стоило давить. Ведущий к мостику главный люк открылся без предупреждения, и к ним подошел Первый первый капитан. За ним тянулась группа костлявых фигур в мантиях. Их головы были покрыты черными капюшонами из мешковины, запястья и лодыжки скованы тяжелыми железными кандалами. Хадрабул Виосс и еще один Могильный Страж гнали пленников, подталкивая их вперед стволами болтеров.
  Тифон снял свой рогатый шлем одной рукой и прижал его к набедренной пластине доспеха, поймав недовольный взгляд Морарга.
  Капитан открыл дверь и прошел в темноту за ними, Морарг отправился следом. Хадрабул бросил на него предупреждающий взгляд, но промолчал.
  Следуя за группой, советник внимательно рассматривал пленников в капюшонах. Он узнал толстые и богато украшенные нити на рукавах их одеяний. Плетения были разные на каждой мантии: одни сплетены из проволоки, другие — из бархата, а третьи — и вовсе из шелка. Каждый узор представлял собой тайный ранг в их сложной династической иерархии. Когда дверь обсерватории закрылась за ними, Морарг понял, кого Тифон заковал в кандалы. Это были телепаты — навигаторы корабля, вытащенные из запечатанного убежища их изолированных камер где–то на борту ''«Терминус Эст»''. Только люди этой породы были способны вести звездолеты через безумие варп-пространства. Их умы были уникально приспособлены генной мутацией и тысячелетиями селекционного размножения. Они не поддавались безумию и чувствовали верный путь между звезд.
  Закрытый ставнями купол освещался светом варпа, который просачивался сквозь опущенные огромные перегородки. Тонкие лезвия изумрудного сияния пробивались через миллиметровые промежутки между металлическими барьерами и их рамами. Это придавало атмосфере в комнате неприятный вид плавящегося воска.
  — Мой советник задал вам вопрос. Ответьте ему. И объясните всё это.
  — Навис Нобилите предали нас, мой повелитель, — начал Тифон, обвиняя проводников по варпу на ровном месте. — Я не говорил об этом раньше, так как не был уверен, но во время моего отсутствия я начал подозревать, что навигаторы на ''«Терминус Эст»'' и других кораблях что–то замышляют против меня.
  — Вовсе нет! — пропищал человек без капюшона, осмеливаясь заговорить. — Пожалуйста, капитан Тифон! Мой дом десятилетиями служил верой и правдой Вашему вашему легиону. Мы обязаны подчиняться Вашим приказам! — Морарг узнал узоры, определявшие старшинство, они обозначали его как Навис Примус.
  Как и все навигаторы на кораблях флота Гвардии Смерти, он был отпрыском дома Зегенда, который навечно связали с Мортарионом Императорским указом в качестве подарка от отца сыну. Их узы были настолько крепки, что даже восстание сыновей не разорвало их.
  — Я потерял корабли в варпе. Это печальные реалии межзвёздных путешествий сквозь целые галактики, если я не ошибаюсь. Потеря нескольких кораблей — согласен, но это стало происходить с завидной регулярностью… и теперь я проклинаю себя за долгое бездействие.
  — Это неправда! — ответил ему навигатор. — Все Ваши ваши корабли были потеряны из–за хищных сущностей, живущих в Имматериумеимматериуме, а не из–за преднамеренных действий, — мысль, высказанная Первым первым капитаном, повергла его в ужас. — Ни один сын и ни одна дочь Зегенды никогда бы не повели корабль на верную гибель! Да это уму непостижимо…
  Виосс шагнул вперед, ударив навигатора прикладом болтера. Морарг услышал, как ломаются кости, когда тело ударилось о пласталевый пол. Распластавшись по нему, пленник тяжело дышал.
  — И нам не удастся сбежать, — кивнул Тифон. — Верно. Именно это вызвало ту вспышку на нашем флоте. Это метапсихическая обратная волна, созданная их общими усилиями, направленными на то, чтобы ввести нас в заблуждение и привести прямиком к смерти.
  — Нет, нет, нет… — всхлипнул навигатор, — Да, мы почувствовали то, о чем Вы вы говорите, но это не наших рук дело. Волна пришла из самого варпа! Наш курс… — он запинался. — Наш курс все так же верен.
  — Ложь, — Первый первый капитан бросил взгляд на фигуру, съежившуюся на полу. — Твой телепатический след на камне. Вы общались с ним, — он оглянулся на Виосса и кивнул. — Я не позволю тебе удерживать Гвардию Смерти от её предназначения.
  Хадрабул прошептал что–то в свой вокс. Раздался оглушительный грохот выстрелов, и двое Могильных Стражей превратили пленных навигаторов в кровавые ошметки.
  Потрясенный этим поступком Морарг молчал, а Жнец на мгновение растерялся. Затем он навис над Первым первым капитаном, взрываясь от ярости.
  — Ты что, совсем рехнулся? Без них корабль застрянет в этом аду навечно! Ты хоть понимаешь, что натворил?
  — Спас нас, — ответил Тифон. — Эти коварные Навигаторы мертвы. Вот они, мой повелитель. На каждом корабле их казнили в этот же самый миг.
  Мортарион схватил Тифона за шейное кольцо его боевого доспеха, готовясь в порыве гнева ударить своего Первого первого капитана:
  — Значит, вот на что ты нас обрёк!
  — Нет, — произнес Тифон, повторяя тон мертвого старца. — Мы все еще можем передвигаться, мой повелитель, и на этот раз мы будем двигаться к нашей цели. Я позабочусь об этом. Мои люди позаботятся. Уссакс, Блатлок — да все они. Мы можем управлять нашим флотом самостоятельно, — он постучал себе по лбу, по тому месту, где у отпрысков Навис Нобилите должен быть третий глаз, помогавший им видеть бесконечные пути в пространстве. — Мой разум достаточно силен. ''«Терминус Эст»'' продолжит свой путь.
  — Разве у нас есть теперь другой выбор? — Мортарион отпустил его и поставил на место, теперь от него веяло холодом. — Не следовало действовать без моего одобрения. Ты слишком долго был сам себе хозяином, Тифон! Ты забываешься.
  — Я сделал то, что требовалось, — ответил ему Первый первый капитан нейтральным тоном. — Задержись я хоть на секунду, они бы подняли против нас восстание. Их нужно было убить одновременно, чтобы никто не поднял тревогу, — он сделал паузу. — Я поведу нас к освобождению, Мортарион. Обещаю тебе это.
  Мортарион приземлился с такой силой, что от ударной волны земля у его ног стала рыхлой. Нисколько не замедлившись, он рванул вперед, когда волна големов Некаре с ревом устремилась за ним. Только несколько остались возле каравана из паровых вездеходов, удерживая пленников, но большая часть отдалялась, преследуя высокого худого воина.
  Големы были простодушны, но вместе с тем злобны — ведомые животным чувством, в присутствии более сильного хищника они попытаются его задавить. Юноша сам использовал их в той же тактике во всех стычках с армиями блуждающих ВладыкВластителей. Он знал, как всё будет, и сумел обратить это знание себе на пользу.
  На бегу Мортарион протянул длинную металлическую цепь между кольцом на рукоятке пистолета и крюком на поясе, скрутив их в металлическую плеть. Он использовал её, чтобы прорваться через первый ряд големов, когда они подбежали ближе. Юноша разрывал их сшитые тела бритвенно-острыми звеньями, кровь брызгала из колдовской плоти.
  Он едва ли осознавал, что рядом находится кто–то младше него, кто яростно сражается с проржавевшим куском меди, переделанным в тяжелый нож. В его свободной руке снова появилось маслянистое мерцание без источника света, которое Мортарион видел с зубчатых стен своей Цитадели. Мерцание расплылось в поле зрения и ещё больше миног выползло из сырой земли, атакуя всё, что шевелилось. Обычно змеи охотились днём, но стерпели это. Юноша каким–то образом призывал их к себе. Подобное умение Мортарион видел только у ВладыкиВластители.
  Однако времени для размышлений не было. Големы окружали его, зная об опасности Мортариона. Они наивно думали победить, если нападут вместе. Это было серьёзным просчётом.
  — Нет, — буркнул в ответ юноша. — ''Вовсе нет'', — он отвел взгляд. Последние из големов покинули караван паровых вездеходов. Теперь они бежали так быстро, как только могли, к густым и тёмным туманам. Все выше и выше по склонам пиков, куда люди не смогли бы дойти.
  С гор донеслось глухое гудение боевой сирены. Обострённое зрение Мортариона выхватило движущиеся тени и целые созвездия подпрыгивающих желтых огоньков, двигающихся сквозь туман. Кровь застыла в жилах. Некаре объявил тревогу. Верховный Владыка Властитель спускался с вершины горы и нёс злобное неодобрение с собой.
  Низшие знали этот звук так же хорошо, как и его приёмный сын. Те немногие, кто еще был жив — кого не загрызли до смерти големы, кто не задохнулся от густого, ядовитого тумана — прибежали к исправному паровому вездеходу и погрузились на борт. Изрыгая серый пар, машина рванула назад и заскользила вниз по каменной дороге, ведущей в долину. Тяжелое чувство неизбежности овладело Мортарионом, он ощутил, как сгорбился и съежился.
  — Всё вело к этому, — прошептал он. — Я встречусь с отцом и умру, — Мортарион повернулся, уставившись в туман. Он держал в руке разряженный пистолет. — Ты должен бежать, — обратился он к юноше. — Беги, пока можешь.
  — Они сказали мне, что ты поможешь, — человек словно не понимал ничего, . — Я не поверил, но они были правы. Зачем? Зачем ты сделал это?
  — Кто тебе сказал? — юноша посмотрел на черную кровь, засыхающую на пальцах, и тут же продолжил. — Я сделал это, потому что ты меня попросил.
  Юноша печально кивнул:
  — Тебя все знают. Цепной пёс Некаре. Торговец смертью с пустыми глазами. Раб ВладыкиВластители, как и все мы. По крайней мере так было, до этого момента, — парень сделал шаг в сторону и отвел взгляд. На каменной дороге угнанный вездеход набирал скорость, оставляя их позади. — Они все слушали крики нашей боли с удовольствием. Но не ты. Потому что ты знаешь, что такое боль, — он кивнул сам себе. — Да. Я думаю, твоя ненависть так же сильна, как и наша.
  — ''Еще сильнее'', — эти слова были переполнены горечью.
  У дальней стены стояли стражи Савана Смерти, безмолвно и неподвижно, словно отлитые из железа статуи. Они ждали следующей команды, глядя, как вскипает их хозяин. Он лелеял своё раздражение подобно человеку, который дразнит тлеющее пламя посреди бури, сжимая его в ладонях и придавая ему сил возродиться.
  Скудные холодные лучи блуждающих огней Имматериума имматериума ласкали его лицо, когда он проходил сквозь них. Мортарион почти чувствовал их запах, едва заметный запах древнего пси-колдовства, проникающего сквозь защитные поля Геллера и адамантиевый корпус ''«Терминус Эст»''. Там, в варпе, зародыш то ли безумия, то ли чего–то неопознанного и чуждого кричал ему в ответ. Океан безумия просачивался внутрь, капля за каплей.
  Когда–то в далеком прошлом Мортарион проходил через эти владения с открытыми глазами и обнаженной душой. Не на борту корабля, как сейчас, а голый и испуганный. Едва ли не новорожденный, по человеческим меркам, вырванный из тепла безопасной утробы-камеры катастрофическим разрывом в полотне реальности. Это воспоминание было одним из первых, которое он помнил эйдетически — необузданная мешанина чувств и ощущений, которую его тогда неразвитый ум не смог обработать. В тот миг он прошел через варп и был выброшен на поверхность сурового неприступного Барбаруса. Он был изгнан, но не знал, за что.
  Мерзкий, роящийся свет хлынул через проделанную им прореху и омыл металлическую палубу. Сияние падало на каждую плавающую в воздухе пылинку. Мортарион еще раз всмотрелся в него, ища хоть какой–то знак, но там была только бесформенная пелена тумана и вращающаяся воронка без лица и формы. Миазмы варпа были густыми и случайными, и это действие ничего ему не дало. Он вспомнил, как стоял у двери с бронестеклом в своём бастионе на Барбарусе, вглядываясь в непроницаемый ядовитый туман и удивляясь; бередя рану требования, оставшегося без ответа, и боясь обнаружить зияющую пустоту под его правдой.
  ''— Куда мы держим курс?'' — другой вопрос всплыл на поверхность его мыслей, выдернув воина из задумчивости. Бесцельный свет Эмпирей Эмпиреев шёл равномерно отовсюду, и, если бы не постоянный шум мощных двигателей военного корабля, Мортарион мог бы подумать, что они застыли на месте.
  ''—'' Как можно провести военный флот через ''это?''
  — Мы должны быть там… — пробормотал Мортарион себе под нос, пережевывая эту священную доктрину Гвардии Смерти с первых дней войны. — Мы ''должны!''
  Он позволил гневу вырваться наружу и бросился прочь через залы ''«Терминус Эст»'', искать своего Первого первого капитана.
  Мортарион понимал отвратительную иронию происходящего. Они были лишь инструментами, напомнил он себе, как и хоры псайкеров — астропатических коммуникаторов. Инструменты, как и тот монстр, которого он держал прикованным в недрах своей командной баржи.
  Он отбросил эту мысль, когда его взгляд упал на разорванные ошметки навигаторов ''«Терминус Эст»''. Они все еще лежали там, где Могильные Стражи Тифона их оставили — перед радужными вратами, которые соединяли корабль со святилищем. Тонкие губы Мортариона скривились. Такой спектакль можно было бы устроить на какой–нибудь планете, которую нужно было бы завоевать, в качестве предупреждения другим. Но здесь, на флагманском корабле Первого первого капитана, это действие и его последствия казались грубыми и ненужными.
  Воин Виосс стоял на страже у перемежающейся двери, напрягшись при приближении примарха. Он отдал честь, но не сделал ни малейшего движения, чтобы отойти в сторону:
  — Согласен, — он уже приготовился к тому, что ждёт его внутри, борясь с волнами отвращения.
  '''' Никто из нас не должен быть разоблачен больше, чем требуется.
  Он не счел нужным добавлять слова о протоколе действий преторианцев при таких обстоятельствах: если Мортарион не передавал им определенный тональный код по воксу каждые семь минут, они начинали штурм помещения, убивая всех внутри.
  Радужный люк распахнулся, пропуская примарха внутрь святилища, и он шагнул в яркий удушающий свет, который лился из варпа. Внутри сферы святилища неистово переплетались краски и формы. Направляющие канаты и перила опоясывали пространство узорами, похожими на математические фракталы, а фальшивое небо, заполненное сотнями гололитических панелей, висело в неподвижном холодном воздухе. Когда Мортарион вышел на середину комнаты, под подошвой его сапог захрустел ржаво-красный иней, и тут же запах холодной крови ударил ему в нос.
  Он увидел конструкцию, поддерживающую многочисленные тяжело обитые диваны. Это было нечто, построенное из медных арматур, мерцающих обручей, объектива и щелкающего часового механизма. Все диваны, кроме двух, были свободны. Сидящие фигуры едва помещались на покрытой человеческой кожей мебели. Это были легионеры — пара так называемых «специалистов» Первого первого капитана, который стоял между ними, все еще облаченный в свой боевой доспех «Катафракт». Они стояли спиной к примарху, и он ясно видел проводимые тайные ритуалы. Восковой свет, просачивающийся из змеящихся спиралей изогнутых стен, спускался вниз, касаясь лбов воинов. Если бы на их месте стоял навигатор, то его третий глаз был бы открыт и ярко горел.
  Все предупреждало о том, что этот свет был достаточно ярким, чтобы изгнать душу из тела. Отвращение Мортариона к ритуалу, свидетелем которого он стал, наконец–то вышло из берегов. Он выкрикнул имя Первого первого капитана. Тифон вздрогнул и потерял связь с психическим мета-единением, пошатнувшись, прежде чем прийти в себя.
  — Тебе… не следовало сюда приходить, — Тифон отвернулся, и Мортариону показалось, как его старый друг вытирает в уголках глаз что–то маслянисто-черное.
  — У меня есть кое–что в руках…
  — Что же это? — Мортариону до боли захотелось стащить ''Безмолвие'' с магнитного крепления на спине и вонзить её во все эти колдовские механизмы, но он подавил этот яростный импульс.
  — Куда ты ведёшь нас, Тифон? На что я дал согласие?
  — То, что я делаю, послужит нашему Легиону легиону и приведет к окончательной победе Магистра магистра войны, — сказал Первый первый капитан, спускаясь с возвышения.
  Он оглянулся на двух воинов, все еще пребывающих в глубинах псионического транса, после чего сделал жест рукой.
  — Я держал одаренных от тебя подальше. Научил их скрывать способности. Горстка среди сотен тысяч из легиона. Что ты о них знал? Ты задавался вопросом, для чего они вообще?
  — Я доверил их тебе для контролирования! — прорычал примарх. — Я полагал, что твоей…твоей твоей… твоей ''близости'' с варпом нам предостаточно!
  — Так и есть, — Тифон пространно кивнул, словно принимая истину. — Теперь они играют свою роль, — он снова кивнул на псайкеров-легионеров. — Они братья-библиарии во всем, кроме названия. Теперь настало их время служить нам и освободить.
  В словах Первого первого капитана было нечто, что не на шутку встревожило Мортариона.
  — Говори без обмана, брат, — потребовал он. — Моё терпение скоро лопнет. И если ты продолжишь что–то скрывать от меня, я попросту убью тебя, — он вытащил свою боевую косу одним движением руки. — Мне же не обязательно это делать? Или я был неправ, простив тебя на Иниксе? Ты все ещё ?..
  — ''Верен тебе?'' — выплюнул в ответ Тифон, и его желчный румянец окрасил щеки. — Как ты вообще можешь меня об этом спрашивать, Мортарион? Кто был более предан тебе за все эти годы, чем я? — он покачал головой. — Ты подарил мне жизнь в ту ночь, в долине, ты отбросил все, что когда–либо знал. Как еще я могу отплатить тебе за это, кроме как бесконечной верностью! — глаза Тифона ярко заблестели. — Я делаю это для тебя, брат. Для всех нас.
  — И как же лучше нашему Легиону легиону броситься в омут небытия? — Мортарион направил лезвие ''Безмолвия'' на гололитические панели. На них накатывал спиральный, бессмысленный поток данных от авгуров боевого корабля. — Я доверился тебе, когда другие бы отвернулись. Скажи мне, чем это окупится?
  — Силой, — Тифон опустился вниз и встал перед своим господином. — Это единственное, чего мы всегда желали, не так ли? Быть бессмертными, сильными, неудержимыми, и стереть с себя все следы слабости, — прежде чем Мортарион успел ответить, Тифон страстно, словно фанатик, продолжил. — Теперь мы уже не можем отступить! Мы преданы друг другу, разве не видишь? Брат, наш путь, по которому мы шли вместе — ты и я, подходит к концу. Путь от трущоб Барбаруса до Великого Возрождения. Это судьба.
  На мгновение примарху показалось, что он слышит очень слабый звук насекомых под резкими и пылкими речами своего Первого первого капитана.
  — Я не верю в судьбу, — прорычал он в ответ. — Я уже тебе говорил, что у меня нет никакой потребности в сверхъестественном.
== '''III''' ==
 
'''Белая Гора'''
  Когда–то давно Белую Гору, возможно, назвали так из–за покрывавшего её склоны девственно-белого снега. Но даже если это и было так, те времена затерялись в давно ушедших эпохах. Теперь же широченная громада горы стала серебристо-серой от пепла, что приносили пронизывающие полярные ветры; целые барханы, изменяясь и перетекая, стремительно скользили по безжизненному ландшафту. Старые, потухшие угольки пробивались в любую щель, где не действовали статические поля, прикрывающие подходы к горе. Поэтому каждый раз, когда Гарвель Локен возвращался после смелой вылазки на выгодные позиции в самых верхних пещерах, за ним тянулся след из угольной пыли.
  Он позволил взгляду неспешно блуждать по равнине, открывающейся взору на выходе из пещеры и простирающейся до края горизонта, где лежала бесконечная выжженная пустошь, о которой он знал, хоть и не видел. Отравленные земли — пугающее место, даже если воспринимать их просто как пустошь, оставшуюся после катастрофической «последней» войны, которая, если б продолжилась, уничтожила бы всю жизнь на Терре, или «Земле», как ее называли в Темную Эру эру Технологий. Тот, кто положил конец этой войне, не был Императором Человечества, точнее, тогда ещё им не стал, но его наследие ощущалось здесь. Белая Гора была логовом самого опасного противника той старой войны. И хотя она мертва и покрыта пеплом уже тысячи лет, ее дворец-крепость, переделанный под нужды новых хозяев, всё ещё был пригоден для использования.
  Место было по-своему тихое — его незыблемое спокойствие заключалось в пустоте. Безжизненность и запустение царили снаружи, а внутри горы каждый из вырезанных лазером коридоров и каждое куполообразное помещение были отделаны голым металлом. Чем глубже он спускался, тем сильнее сказывался эффект фазовых железных пластин и антипсихотических оберегов. На самых нижних уровнях тишина была настолько абсолютной и тревожной, что Локен не мог оставаться там дольше нескольких часов. Суть ее была в полном отсутствии всего, будь то малейшие звуки или самый отдаленный шепот психического ветра.
  Впервые прибыв сюда, воин задался вопросом, почему Сигиллит послал именно его. Любому из Странствующих Рыцарей можно было поручить расследование по изменённым, как только о них стало известно. Это была еще одна проверка? Какая–то часть внутри него понимала, что так и должно быть. Малкадор, Дорн и другие никогда по-настоящему не доверяли Локену с тех пор, как его нашли охваченным безумием на Исстване III.
  Было ли это наказанием? Он потерпел неудачу в своей последней миссии — взойти на борт ''«Мстительного духа»'' и уничтожить своего генетического отца и примарха, Магистра магистра войны Гора Луперкаля. Там погибли хорошие люди, а выжившие навсегда остались покрытыми шрамами от глубоких ран и едва смогли спастись. Этот постыдный провал не давал Локену покоя. Он упустил свой шанс отрубить голову змеи, и внутренний конфликт, пронизывающий его в эти напряженные мгновения, полыхал подобно огню. Появится ли у него когда–нибудь еще один шанс? Вновь и вновь воин ругал себя, осознавая, что этого не произойдет.
  Но время шло, и он начал воспринимать свое задание по-другому. Назначение на Белую Гору было не совсем испытанием, и что действительно важно — не наказанием. Это был ''подарок.''
  В тишине бесконечных тёмных залов, где блуждающие мысли и бурные эмоции сами по себе заглушались загадочными антипсайкерскими механизмами и противопсионическими барьерами, Локен вновь обрел некое подобие покоя. Он знал, что затишье было временным, но это позволило ему сконцентрироваться. Шепоты безумия, преследовавшие Локена в прошлом — голос бывшего товарища Торгаддона, призрак старого Йактона или рычание его потерянного «Цербера» — постепенно исчезли. Ибо хотя физические раны Локена после нападения на ''«Мстительный дух»'' были ничем по сравнению с теми, что получили Мейсер Варрен, Тайлос Тилос Рубио или бедный Арес Войтек, его дух и воля пострадали куда серьезнее. В спокойствии Белой Горы они начали понемногу исцеляться.
  Локен услышал шум на высеченной в скале лестнице, но не обернулся. Он узнал характерный звук шагов Теледион Брелл, то, как она иногда подволакивала свою правую ногу — бионический протез слегка не поспевал за органической частью. Женщина явно спешила. Что–то взволновало ученую настолько, что она была готова нарушить протокол и обратиться к нему вне их обычного распорядка.
  — Брелл, — сказал он вместо приветствия, переходя сразу к делу. — У тебя есть для меня какие–нибудь новости?
  — Работа продолжается, — выдохнула она, останавливаясь рядом с ним. Женщина была высокой для человека, ростом практически с космодесантника, но очень худой, как спичка. Брелл, рожденная в доках Гипериона, спутника Сатурна с низкой гравитацией, страдала от невероятной хрупкости костей — она буквально могла сломаться под собственным весом при стандартной гравитации Терры. Техноартефакты Эры эры Раздора, которые проецировали противодействующее поле вокруг её тела, позволяли женщине нормально перемещаться в других мирах, но Локену она всегда казалась птицей с подрезанными крыльями — готовой взлететь, но неспособной сделать это. Пар от её дыхания клубился в воздухе, пока она говорила — слова вылетали безостановочной трескотнёй, больше похожей на механическую загрузку данных, чем на беседу.
  — Ежедневно модули когитатора формируют новые комбинации слов и звуковых элементов. Я чувствую, что мы находимся на пороге великого открытия… Если бы только мы могли заставить изменённых петь в некоем подобии согласованности.
  — Для псайкеров, — воин постучал пальцем по лбу. — Ты чувствуешь оглушающую тишину вокруг нас? Это незримый эффект сотен различных систем подавления, и все они предназначены для блокирования эфирных сил. Если мы с тобой это чувствуем, представь, каково здесь одному из них.
  — Ох, — по лицу Гарро пробежала тень понимания. — Вот почему это показалось мне знакомо. Я наткнулся на нечто подобное на борту «''Фаланги»«Фаланги».'' У лорда Дорна есть аналогичная камера, в которой он держит братьев своего Либрариума.
  — Конечно, — скривился Локен. — Я бы не ожидал меньшего от Имперских Кулаков.
  Гарро молчал, обдумывая услышанное. Наконец, он отвернулся, устремив взгляд в сторону.
  — Неужели эта жестокость — дело рук Магистра магистра войны?
  — Очень похоже на то. Каждая из изменённых была в непосредственной близости от сторонников ренегатов, разведгрупп или аномальных явлений. Все похищенные Сестры были психически травмированы, их разум сломлен и переделан грубой силой.
  Удивительно, но жизнь кипела даже здесь, прямо под глинистой землёй и среди обширной сети уходящих вглубь корней деревьев. Живучие рептилии и снующие повсюду насекомые, существа с плотной кожей и прочными панцирями, эволюционировавшие, чтобы выжить в загрязненных, изуродованных радиацией отдаленных районах Терры. На Тронном мире осталось немного областей, которые всё ещё можно было считать по-настоящему дикими, и это была одна из них. Сотни тысяч лет назад низменность была глубинной равниной под толщей океанической воды. Эти могучие океаны пересохли до состояния мелководных луж, став лишь тенью своей былой славы, и открыли эти изуродованные пустоши палящему зною безжалостного солнца.
  Рубио всегда был разочарован Террой при всех ее дивных чудесах и памятниках, великих работах и человеческих достижениях. За пределами городов-ульев, больших анклавов и величественного Императорского Дворца родина человечества была суровой, покрытой шрамами планетой. По сравнению с зелёным, сверкающим Макраггом она казалась древней и неприветливой. Воин нахмурился, отгоняя эту мысль. Тайлос Тилос больше не носил лазурного цвета XIII Легионалегиона. Макрагг перестал быть тем местом, которое он может называть настоящим домом. Вместо этого легионер сосредоточился на миссии. Они шли, придерживаясь указаний, полученных от выживших в Шагающем Городе, надеясь отыскать ключ к разгадке тайны, окутывающей сломленную Сестру Безмолвия.
  Рубио вернулся в свое тело и услышал, как Варрен, следующий за ним по стволу упавшего дерева, раздраженно хмыкнул:
  Задача Вардаса Изона в Шагающем Городе заключалась в выполнении нескольких приказов Малкадора — легионеру было поручено укрепить оборону разрушенного метрополиса, прежде чем двигаться дальше. Большая часть выжившего населения, чей город оказался на заснеженном высокогорье, спасалась бегством обратно в теплую местность. Улетая, Рубио из иллюминатора шаттла видел бесконечные вереницы переселенцев, спускающихся вниз по крутым горным склонам. Несмотря на то, что они устранили угрозу, конечным результатом все еще оставалась победа вторгнувшегося противника. Шагающий Город был стреножен, и тень Гора, падающая на Терру, стала немного больше в сердцах и умах простых людей.
  Тайлос Тилос и остальные прибыли в джунгли два дня назад и шли без остановки с того момента, как их шаттл взмыл в небо. Сейчас они уже были близки к координатам, выуженным псайкером из сознания контрабандиста, которого Галлор поймал при попытке к бегству. Того самого человека, которого другие выжившие опознали как тюремщика женщины по фамилии Джидасиан. Рубио узнал его с первого взгляда, собрав фрагментарные воспоминания о его лице у свидетелей. Варрен с легкостью сломал контрабандиста, просто показав ему клинок и объяснив, что с ним можно сделать. Этого было достаточно.
  — Подождите здесь, — хрипло сказал псайкер, прервав затянувшееся молчание. Галлор послушно присел на корточки, а Варрен скорчил недовольную гримасу, пока Рубио осматривал лагерь через монокулярный сканер.
  — Тогда я помогу тебе. Веди.
  Варрен и Галлор вместе двинулись на юг, а Йотун присоединился к Рубио. На мгновение Тайлосу Тилосу показалось тактически неверным разделиться на пары, в одной из которых были только псайкеры, а в другой — нет, но внутри лагеря царила телепатическая тишина, внушающая надежду на то, что им не придется столкнуться с псионически одаренным противником.
  Рубио не ожидал тяжелого боя, но горький опыт подсказывал ему быть начеку. Пока что на стороне Странствующих Рыцарей был элемент внезапности, и они собирались воспользоваться им максимально эффективно.
  — Когда ты принял метку Малкадора? — тихо спросил Йотун, нарушая молчание.
  — Я был одним из первых, — ответил ТайлосТилос. — Сразу после Гарро.
  — Гарро не был первым, — фыркнул Йотун. — Не в хронологическом порядке.
  Воин пожал плечами.
  — Я слышал о тебе, Тайлос Тилос Рубио. Презренный сын Жиллимана. Тот, кто бежал с Калта и никогда не вспоминал о нём.
  — Я вспоминаю о прошлом, — поправил Рубио. — Но это ничего не даёт.
  — Хорошо, — сказал Йотун. — Путь, по которому мы с тобой идём, ведет в будущее. Смотри вперед, кузен. Всегда вперед.
  Тайлос Тилос замер, наблюдая за тем, как фигура в скафандре впереди пересекает его путь.
  — Ты говоришь так, будто знаешь меня, и все же… У меня нет друзей среди сыновей Русса.
  — Да, — неуклюжая, громоздкая человеческая фигура контрабандиста исчезла из виду за грузовым контейнером, и Рубио быстро двинулся вперед, достигнув края большой палатки, которая занимала большую часть лагеря.
  Два псайкера скользили вокруг нагромождений пустых грузовых контейнеров, пробираясь внутрь лагеря. Положив руку на рукоять своего гладия, Тайлос Тилос снова позволил сознанию покинуть тело и еще раз попытался просканировать разумы группы контрабандистов.
  ''Смерть.'' Стигийский трупный холод и гнилостный смрад из вскрытой могилы — вот образы, которые переполнили его, и он пошатнулся от внезапных ощущений.
  — Ты чувствуешь это? — прошептал Йотун, и по его тону Рубио понял, что другой воин испытывает то же самое.
  Тайлос Тилос бесстрастно кивнул.
  — Здесь что–то не так.
  — Понял, — Рубио вытащил свой силовой меч, намеренно удерживая поток псионической энергии на низком уровне. У Йотуна было собственное силовое оружие — топор с блестящим изогнутым лезвием, которое источало внутренний свет.
  — ''ТайлосТилос, ответь,'' — проскрежетал грубый голос Варрена по вокс-каналу.
  — На связи, — отозвался он.
  На своем пути они не встретили сопротивления и даже не заметили охрану. Это настораживало и усилило напряжение Рубио. Он крепче сжал рукоять своего гладия.
  Пробираться по проржавевшим, перевернутым вверх тормашками коридорам было трудно, а их небольшие размеры вынуждали массивных бронированных воинов передвигаться гуськом. Тайлос Тилос еще не подозревал, что будет первым, кто столкнется с тем, что позже назовет «лабораторией».
  Возможно, в те дни, когда корабль бороздил давно высохшие океаны, здесь располагалась столовая. Выцветшие остовы скамеек и столов были привинчены к полу над их головами, но перевернутый потолок, по которому они шли, был заставлен полудюжиной стульев, ощетинившихся зажимами и кошмарными хирургическими инструментами на концах угловых сочленений. Голо-накидки Голонакидки — устройства, похожие на капюшоны, которые охватывают человеческую голову и проецируют реалистичные виртуальные образы прямо на сетчатку — свисали отовсюду, некоторые все еще были включены и мигали.
  Рубио знал, зачем нужны эти устройства. Он воскресил их смутные образы в своих воспоминаниях о далеком прошлом, почти полностью стёртом из его памяти. В молодости, когда он был всего лишь простым ''юношей'', а не ''трансчеловеком'', подобные машины помогли ему стать членом Легионес Астартес. В то время как другие технологии и операции подготовили его тело для имплантации новых и более мощных органов — шедевров биоинжинерии, устройства, подобные ''этим'', внедряли необходимые знания прямиком в его разум. Благодаря гипнагогической терапии, психограмметрическому программированию и переобучению юный Тайлос Тилос Рубио смог познать многовековой боевой опыт, тактику, тонкости абстрактного мышления и многое другое. Но применение такой технологии на простом человеке может иметь ужасные, разрушительные последствия.
  Йотун дотронулся до одного капюшона, а затем оттолкнул его.
  — Я и не думал, что когда–нибудь увижу их еще раз, — в словах снова проскочил тот акцент с резкими нотками, присущими Стае и пробивающимися в каждой фразе. — Ты понял, Рубио? Это комната пыток. Те, кого привозили сюда, лишились своего «я».
  «''Совсем «Совсем как Джидасиан''» , — подумал Рубио и похолодел от внезапной догадки. Источником безжизненной, психически пустой области в этом месте, как ни парадоксально, было что–то живое. А значит, это могло быть только одно.
  — Ты тоже догадался? — воин, казалось, интуитивно уловил ход его мыслей.
  Йотун коротко кивнул и двинулся к проходу. Быстрыми, почти что скупыми движениями своего топора он срубил петли; срезы заблестели в полумраке помещения. Рубио шагнул вперед и как можно тише снял со своего места широкую дверь. Из темноты дыхнуло затхлой вонью, но псайкер шагнул вслед за Йотуном внутрь.
  Следующим помещением была металлическая камера, когда–то служившая огромным холодильником для мяса. Теперь же она был заполнена кубическими клетками, небрежно наваленными друг на друга. Большинство из них были пусты, но в некоторых томились измученные люди в лохмотьях. У каждого обритого пленника — точнее, пленницы — можно было разглядеть почетные татуировки Сестринства Безмолвия. Тайлос Тилос ощутил, как при виде этих несчастных в его душе поднимается ярость.
  Йотун двинулся между рядами клеток, срывая замки. Освобожденные женщины, спотыкаясь, выходили из своих крошечных тюрем, не обращая внимания ни на легионеров, ни друг на друга. Их глаза были пусты, а лица не выражали эмоций.
  — Еще одно злодеяние, требующее расплаты, — хмуро сказал он.
  Тайлос Тилос услышал, как со всех сторон начало доноситься ответное жужжание, эхом отражавшееся в проходах древнего корабля, и мгновение спустя у него в шлеме раздался рычащий голос Варрена.
  — ''Рубио! Контрабандисты делают… что–то! Кричат! Я вижу дюжину или больше, они направляются в вашу сторону!''
  — ''Мы захватили вездеходы, и пленники уже на борту,'' — последовал ответ. — ''Выбирайся и беги сюда!''
  Псайкер почувствовал, что это было не всё, но в гуще боя у него не было времени просить объясниться. Тайлос Тилос доверял Варрену и кивнул сам себе.
  — Понятно. Уходите, сейчас же!
  Ударная волна от взрыва заставила ржавые стены изогнуться и задрожать, но Астартес выбрался на свободу, прежде чем часть остова рухнула. Прожекторы на верхушке одного многоногого вездехода вспыхнули и подсветили ему путь, пока два транспорта спешили прочь через поляну за лагерем.
  Тайлос Тилос бросил взгляд через плечо и увидел тот же самый бурлящий рой, который пожирал население Шагающего Города. Он кружился и гудел, собираясь в тучу и готовясь атаковать легионеров. Сейчас, как и тогда, Рубио и другие были не лучшим образом подготовлены для борьбы с такой угрозой, но Легионы легионы Космодесанта были созданы, дабы стать самым эффективным оружием, всегда находившим способ победить врага.
  Он высоко подпрыгнул, ухватился за перекладину на одной из опор вездехода и вскарабкался на крышу машины, тяжело дыша. Оглянувшись назад, Тайлос Тилос увидел, что Галлор втиснулся в командную кабину, чтобы дотянуться до двух рычагов управления. Мейсер вёл второй вездеход, и через отверстия в железном корпусе Рубио смог заглянуть в нижние грузовые отсеки, где увидел бледные лица с пустыми глазами, которые смотрели на него. Смотрели, но не видели.
  — Йотун с вами? — он взглянул на Варрена, тот покачал головой.
  Цуррик не ответил, вместо этого сделав резкие жесты сервам и слугам-механикам, которые как раз занимались ремонтом железного тела почтенного ветерана. Они поняли намек и быстро ушли, оставив двух воинов Гвардии Смерти наедине.
  — Калгаро велел мне разыскать тебя, — наконец сказал легионер. — Мы оба согласились, что, если кого–то на борту ''«Терминус Эст»'' и можно расспросить о корабле начистоту, так это Хунду Скорвалла.
  Жестокосердный снова рассмеялся.
  Цуррик тем временем продолжал говорить.
  — Ты находился под командованием Тифона с тех пор, как он взял свой раздробленный флот и отправился в странствие… У Калгаро есть вопросы о том, что произошло за то время, пока Первый первый капитан отсутствовал, и немногие заслуживают нашего доверия, если быть… — он запнулся, словно потеряв нить разговора. — Если быть откровенным. Ты в их числе.
  — Я мало что могу вам сказать, — признался ветеран, пытаясь сдвинуть свое тяжелое тело в предохранительных креплениях, удерживающих его на месте. — Тифону я был не слишком нужен. Думаю, он держал меня здесь, потому что понял, что я считаю его выскочкой. Я знал его с самого начала, Рахиб, так же, как и тебя. До того, как вас приняли в Легион…легион…
  Он затих. Хотя все, что осталось от его тела, было погребено в пласталевом гробу в глубине мощного кибернетического механизма «Контемптора», Жестокосердный все еще оставался больше человеком, нежели машиной. Поэтому он ощутил укол беспокойства, когда изучил био-сигналы Цуррика. Кожа молодого воина была красноватой, покрыта маслянистым потом, и ветеран сразу же узнал характерные черты того, что внутренние имплантаты легионера работают на пределе своих возможностей. Даже на таком расстоянии он мог сказать, что преомнор Цуррика, оолитовая почка и орган Ларрамана были заняты борьбой с чем–то внутри него.
  — Это ужасно, — мрачно сказал Скорвалл. — Лучше ослепнуть, чем увидеть нечто подобное, — дредноут отступил назад, и его механическое тело будто обмякло. — Я не пожелал бы этого даже для моего злейшего врага.
  В примархе вспыхнуло раздражение. «''Старый «Старый дурак'', — подумал он про себя, — ''что за сантименты''
  Но затем Мортарион заглянул в запечатанную комнату, где лежал Цуррик, и то, что он там увидел, действительно было ''ужасно''.
  Примарх Гвардии Смерти видел монстров, видел убийства. Твари, зверски сшитые вместе Владыками Властительми Барбаруса из кусков тел, были неотъемлемой частью ночных кошмаров простых смертных. Ошметки живых существ, остававшиеся после битв с ними, а позднее — жалкие останки уничтоженной жизни, с которыми Мортарион сталкивался уже во время сражений Великого Крестового Похода крестового похода — все эти зрелища были достаточно ужасны, чтобы преследовать и терзать душу простого человека. Со временем он привык к таким вещам. Более того, часто он сам был ''ответственен'' за них.
  Но это … это зрелище было серьезным ударом даже для его могучей воли.
  — Я так не думаю. Я вижу здесь происки варпа.
  — Ты так уверен? — Жестокосердный издал скрежещущий звук. — Как ты можешь ?..
  Речь дредноута оборвалась, когда Цуррик издал грубый, животный крик, заставивший похолодеть каждого, кто услышал его. Мортарион смотрел, как его воин плачет черными, кровавыми слезами, и в глубине души Жнец почувствовал что–то незнакомое и редко испытываемое. ''Жалость.''
  Быстрым движением Мортарион вонзил нож советника в грудь Цуррика, разрезав его основное сердце надвое. Смертельный удар был идеальным. Пораженный легионер обмяк и замер.
  — Готово, — произнес Жнец, глядя на медицинский ауспексауспик-модуль, висящий над его головой на суспензорах. Датчики устройства теперь молчали. — Покойся с миром, сын мой… — начал он.
  Цуррик рванулся вперед, наполовину свесившись с койки, и ужасный вой вырвался из его покрытого пеной рта. Его слепые глаза были черными от запекшейся крови, а жужжащая масса мух вокруг него превратилась в облако бешено гудящего тумана.
  Но он скрывал эту потребность по старой привычке, боясь, что это будет воспринято как слабость. Он похоронил его, когда увидел их лица, повернувшиеся к нему и бледнокожему Каласу, изгнаннику с язвительным языком и быстрыми глазами.
  Последовал спор. Некоторые хотели отправить беглецов обратно в лапы Некаре, опасаясь, что Верховный Владыка верховный Властитель явится в Ущелье Геллера и полностью уничтожит его за мятеж против его выбраковки. Другие открыто призывали к убийству Мортариона и Каласа, несмотря на их важную роль в спасении людей. В конце концов, спасенные дали им пристанище, пусть и скудное.
  Жители позволили им укрыться в полуразрушенной конюшне на краю деревни и дали дров для костра. И еду тоже, в некотором роде. Это была серая похлебка из общего котла, но для Мортариона она была лучше всего, что он ел в своем горном бастионе.
  Несколько дней он стоял у дверей конюшни неподвижным стражем, ожидая появления его приемного отца. Но Некаре не показывал своего скрытого капюшоном лица, и через некоторое время жизнь в поселении вернулась к некоему подобию нормы. При слабом свете дня выносливые люди работали на полях. С наступлением ночи они собирались в центре города для еды и отдыха.
  Калас сказал ему, что странные ритмичные звуки, которые они издавали, назывались «песнями», а иногда он слышал смех низших. Конечно, он сталкивался с этим и раньше, но безумный лепет големов или злобный смех Владыки Властители всегда были удручающими, неприятными звуками. Он снова почувствовал тоску и, оставшись один, попытался понять ее, как–то описать это странное чувство.
  Но Мортарион обнаружил лишь пустоту внутри себя, дыру, которую он не знал, чем заполнить.
  — Я думаю, нам нужно двигаться дальше, — сказал Калас, возвращая Мортариона в настоящее. Он сидел, скрестив ноги, перед их очагом и помешивал угли в желтом пламени. — Я слышал, как некоторые из них говорили о нас. Многие мужчины думают, что они смогут избежать возможной мести ВладыкиВластители, если мы с тобой уйдем.
  — Нет.
  Лицо Каласа окаменело.
  ''— Себе подобными''? Ты знаешь, что мне подобные сделали в деревне, где я родился? Они утопили мою мать и пытались сделать то же самое со мной. И все из–за того, что ей не посчастливилось понравиться какому–то ВладыкеВластителю, — его взгляд на мгновение растворился в пламени. — Я такой же чужак, как и ты.
  — Ты не такой, как я, — Мортарион повернулся к нему лицом. — Я просто убийца. Ты можешь творить чудеса. Я видел, как ты это сделал на перевале.
  — Куда мы можем пойти? Если не сюда, то куда? По крайней мере, эти люди выказали нам некоторую благодарность.
  — Ты ждешь от них уважения, — парировал Калас, и это было скорее утверждением, чем вопросом. — Мы не сможем его заслужить. Для них я полукровка, а ты — любимец ВладыкиВластители, несущий смерть.
  Группа жнецов с мрачными лицами понуро прошла мимо конюшни, направляясь в поле на дневную работу. У всех в руках были серпы и молотила. Они умолкали, как только замечали взгляд Мортариона, и снова возобновляли разговор, когда думали, что находятся вне пределов слышимости.
  — Куда ты идешь? — крикнул ему вслед Калас, но он проигнорировал его слова.
  Каждый день, пока Мортарион стоял и ждал свершения мести его приемного отца, он прислушивался к голосам жителей деревни и понимал их страхи. Несмотря на мрачную и безнадежную судьбу, многие из жителей Барбаруса все еще пытались разжечь огонь в своих сердцах. Он восхищался их огромной выносливостью и понимал их кипящее негодование. Это был вечно вращающийся в кругу несправедливости мир, с ВладыкамиВластительми, играющими в свои ничтожные войны возмездия и приносящими людей в жертву снова и снова.
  «Но у этих людей не было возможности что–то с этим сделать. Они были изолированы и одиноки. У них не было руководства. У них не было никакой надежды.
  Баланс был нарушен. Это должно прекратиться. Изуверства Некаре и всех других паразитов закончатся.
  ''Я «Я сделаю этоэто».''».
  Эта мысль постепенно крепла в нем, пока Мортарион шел по полям, среди десятков потрясенных взглядов и приглушенных голосов поселенцев.
  — Нет, — сказал он, прищурившись. — Это не мой приемный отец.
  Если бы Некаре захотел нанести удар по Ущелью Геллера, Верховный Владыка верховный Властитель начал бы с дождей огненных копий и орды смертоносных зверей. В гневе он не был склонен к хитростям. Нет, это был кто–то другой. Мортарион услышал свист и шипение бронзового меча. Он хорошо знал владельца этого оружия.
  Десалем был одним из младших ВладыкВластителей-командиров, самоуверенным интриганом, который давным-давно водрузил свое знамя рядом со штандартом Некаре. Хитрым существом, которое подбирало крошки власти, падавшие со стола Верховноговерховного, и хваталось за любую возможность показать, каким услужливым он может быть.
  Толпа големов-солдат Десалема вынырнула из мрака и окружила всех, кого они нашли. Калас яростно сражался, колол и резал, и немногие оставшиеся жнецы, не сбежавшие сразу, подняли свои орудия и заняли отчаянную оборону. Некоторые падали, големы набрасывались на них, чтобы испить кровь из открытых ран или утащить прочь. Мортарион не вмешивался в резню, потратив секунду на привыкание к непривычному весу молотила.
  Поймав ритм, он использовал тяжелый тупой конец для проламывания черепов, а скованное цепью оголовье — чтобы ломать руки и ноги. Он с головой ушел в мясорубку, и это было неудивительно в таком скоплении врагов.
  В отдалении Мортарион услышал пронзительный, скрипучий смех Десалема, и это отвлекло его внимание от непосредственной схватки. Его зрение, гораздо быстрее адаптировавшееся к ночи и более острое, чем у других, позволило ему разглядеть тонкую, закутанную в плащ фигуру младшего ВладыкиВластители. Десалем плавно двигался по полям твердой пшеницы, как если бы плыл, окруженный кольцом своих воинов. Он показался, направляя действия своих големов пронзительными криками, как пастух управляет стадом с помощью гончих.
  Мортарион различил и другие звуки — крики селян где–то вдалеке. Големы Десалема атаковали саму деревню, и теперь он видел, как они отступают, неся тела тех, кого захватили. Большинство похищенных все еще были живы, они бились и царапали своих похитителей — но в тот момент, когда они вошли в туман, люди прекратили сражаться и начали царапать свое горло. Ядовитый воздух скоро убьет их.
  Она все еще была там — изогнутый серповидный клинок, похожий на застывшее в движении стальное знамя. Мортарион схватил ее, пронесшись мимо, и устремился к толпе отступающих големов, не теряя скорости.
  Теперь он понял, почему его приемный отец не пришел за ним лично. Некаре был слишком умен для этого, слишком осторожен. Верховный Владыка Властитель будет относиться к последнему вызову своего приемного сына так же, как он относился к каждому этапу взросления Мортариона — как к испытанию.
  Однако Мортариона больше не волновало, что будет считаться провалом испытания, а что — успехом.
  Десалем все еще презрительно смеялся, когда Мортарион догнал Владыку Властителя в сгущающемся тумане сразу за границей поля и убил всех его воинов, кроме одного.
  Все похищенные люди были уже мертвы, задохнувшись в леденящем безмолвии, но те, кто забрал их, последовали тем же путем в темноту, пав от руки Мортариона. Коса фермерской машины стала совсем другим инструментом, когда сверкающий острый край разрезал лепечущих, сшитых вместе существ.
  Ворох кишок и дымящиеся лужи крови покрыли скудную растительность вересковой пустоши, когда крики агонии оборвались. Мортарион позаботился разоружить и искалечить одного оставшегося голема, прежде чем обухом косы разбить лицо Десалема в месиво.
  Владыка Властитель с ненавистью плюнул в Мортариона, проклиная его за то, что тот осмелился напасть на одного из своих господ.
  — Ты считаешь, что можешь приходить сюда и безнаказанно убивать, — сказал ему Мортарион. — Ты веришь, что туман защитит тебя. Что ничто человеческое не сможет коснуться тебя, — он указал на ядовитую дымку вокруг них. — Сегодня всё изменится.
  Крысиное лицо Десалема исказилось в замешательстве, и именно тогда Мортарион убил его. Изогнутый конец косы вошел в тело Владыки Властители на уровне горла и двинулся вниз по всей длине его туловища, позволяя вонючему потоку мутировавших внутренностей вывалиться наружу и запятнать темную землю.
  Мортарион повернулся, чтобы посмотреть на оставшегося в живых.
  — Ты жив, потому что мне нужен посланник, — он наклонился и заговорил медленно и четко, чтобы не было недопонимания. — Скажи Некаре и остальным, чтобы готовились. Сколько бы времени это ни заняло, правление Владык Властителей на Барбарусе закончится. Я приду за ними всеми.
  Затем он повернулся и пошел обратно к мерцающему свету факелов.
  Но ужасающее разложение и бессмертие Цуррика положили всему этому конец. Никогда за всю свою жизнь Мортарион не сталкивался с ядом или биологическим оружием, которому Гвардия Смерти не смогла бы противостоять. Его сыновья пили яд, как воду, они вдыхали нервнопаралитические газы и токсины так, будто это был чистейший глоток воздуха, а строение их несокрушимых тел позволяло игнорировать любые разновидности вирусов, которые природа или извращенная наука могли направить против них.
  Ни один легионер Гвардии Смерти никогда не умирал подобным образом. Никто, будь то Бледный Сын или рожденный на Терре воин, никогда не позорил XIV Легионлегион, став жертвой чего–то столь ничтожного, как ''болезнь''.
  До Цуррика. Ибо именно она погубила его, зараза настолько опасная, что смогла прожечь крепкие барьеры его тела и прорваться внутрь. Бедный Цуррик был ''поражен — нет'', хуже того, он был ''захвачен'' изнутри химерным вирусом, о котором говорил Крозий.
  Болезнь, которая может искалечить самый несгибаемый из Легионов легионов Астартес? Раньше Мортарион высмеял бы эту идею. Но он видел это собственными глазами, и реальность потрясла его. Сила Гвардии Смерти была для него непреложным законом. Видеть то, как этот закон был целиком и полностью растоптан, стало событием, которое он никак не мог принять.
  И как будто этого было недостаточно. Казалось, что сила этого своенравного вируса проникла в само загробное царство. Как ещё можно объяснить существование нежити? По всем существующим критериям, Цуррик должен был быть мёртв. Тем не менее, он всё ещё был жив… если такое ужасающее существование можно назвать жизнью.
   
  Войдя на командную палубу ''«Терминус Эст»'', Мортарион сразу же обратил внимание на Тифона. Первый капитан беседовал со своим офицером Виоссом и советником Мортариона. Морарг бросил на повелителя предостерегающий взгляд, и у того сразу же возникло ощущение, что странное состояние Рахиба Цуррика было лишь одной из его проблем.
  — Что на этот раз? — спросил он, прерывая наступившую напряженную тишину.
  — Лорд Мортарион, вокс-операторы выполнили мой приказ связаться с командирами других кораблей нашей флотилии. Сообщения, которые они получили … вызывают беспокойство.
  — Это происходит по всему флоту, — добавил Виосс. — Документально подтверждены случаи на борту ''«Пламени погибели''»погибели», ''«Неукротимой воли»'', ''«Лорда Хайруса»'' и нескольких других.
  — Сколько всего?
  Он свирепо посмотрел на Виосса, давая ему шанс возразить, что это было не так, но Могильный Страж кивнул в знак согласия.
  — С тех пор как мы покинули Иникс, между кораблями не было прямого контакта, за исключением стыковки ''«Бледного сердца»'' и шаттла, доставившего сюда лейтенанта со ''«Стойкости»'', — Виосс предвидел следующий вопрос Мортариона, прежде чем тот задал его. — Старший апотекарий капитана Калгаро подтвердил, что на борту вашей боевой баржи не было зафиксировано никаких вспышек болезни, повелитель.
  — ''Пока что'', — пробормотал Тифон, привлекая к себе жесткий взгляд своего командира.
  — Наши враги могли спрятать оружие на наших кораблях, — предположил Морарг, размышляя вслух. — Что–то, что должно действовать замедленным образом.
  — Твоя теория не сходится, советник. У кораблей, объявивших о вспышках инфекции, нет ничего общего, что могло бы привести к такому исходу, — сказал Виосс. — Некоторые из них — части раздробленного флота, только что прибывшего из другого сектора. Другие — те, кто путешествовал со ''«Стойкостью»'' к Иниксу.
  Морарг взглянул на Тифона.
  — Верно. Но если вероломство навигаторов было так широко распространено, как предполагает Первый первый капитан, это может быть ещё одной стороной этого заговора.
  — Кто из моих верноподданных братьев мог бы задумать такое коварное нападение? — Мортарион нахмурился. — Жиллиман и Дорн не такие. Волк или Хан слишком горды…
  — Может быть, Лорд лорд Коракс? — подхватил мысль Морарг. — Черт! Будь я проклят, если в этой ситуации нет следов Гидры!
  — Альфа-Легион заодно с нами под знаменем Магистра Войнымагистра войны, — настаивал Виосс. — Какую выгоду они получат от нападения на союзный Легионлегион?
  Тифон покачал головой, прерывая спор.
  — Извините, но необходимо отметить, что мы не можем ограничивать себя размышлениями в общепринятых рамках и возлагать вину на обычные средства, — он сделал шаг к своему примарху. — Помните, где мы! Наши корабли путешествуют по глубинам Имматериумаимматериума, и об этом нельзя забывать. Законы нашей материальной вселенной переменчивы в этом мире, — он нахмурился, осматривая заслоны на внешней стороне порталов командной палубы и указывая на них рукой. — Здесь все барьеры проницаемы.
  — Поля Геллера удерживают варп снаружи, — упорствовал Морарг. — Его нет на наших кораблях!
  — Ты уже знаешь мои мысли по этому поводу, господин.
  Мортарион проглотил досаду и повернулся, чтобы отыскать коммуникационную секцию ''«Терминус Эст»'', где закутанные в капюшоны сервы наблюдали за вокс-системами среднего радиуса действия, которые позволяли кораблям флота общаться друг с другом на коротких, межзвездных расстояниях. Он подошел ближе, и все они в унисон поклонились.
  — Смотрите на меня, — прорычал Мортарион, раздраженный их раболепством. — Установите вокс-сеть для всех наших кораблей. Голосовая связь, гололит, базовые линии. Все каналы и основные частоты. Я хочу, чтобы все корабли флота слышали мои слова.
  Самый старший из вокс-сервов поклонился ему, и Мортарион медленно вздохнул. Ему не нравилась наигранность такой речи. Он никогда не любил умных речей и красноречивого ораторства — такого рода вещи он оставлял Гору, Лоргару или Фениксийцу. Мортарион не умел выражаться так напыщенно, как его братья. Он мог говорить только от всего сердца, быть прямым и откровенным.
  — Мои сыновья, — произнёс Мортарион, и услышал, как эхо его слов разнеслось по палубам ''«Терминус Эст»''. Тишина повисла над ними, здесь и на каждом корабле, куда долетал сигнал.
  — Нас застали врасплох, — он подавил желание взглянуть в сторону Тифона, ощущая Первого первого капитана на краю своего восприятия. — Среди нас есть неопознанный недуг большой силы и химерной формы. На данный момент нет никакого лечения. Это оружие представляет реальную угрозу даже для нас. Нельзя позволить ему распространяться бесконтрольно. И на данный момент личина нашего истинного врага… виновника этой заразы… остается неизвестной, — он сделал паузу, давая всем время осознать сказанное.
  — Всем командирам, передаю свой приказ: каждый корабль флота должен закрыть свои воздушные шлюзы, посадочные отсеки и пусковые трубы. Телепортариумы должны быть отключены. Вводится в действие протокол полной изоляции, чтобы мы могли мобилизовать наши силы против этого коварного нападения и работать над устранением последствий. Линии связи будут открыты между всеми старшими апотекариями на всех кораблях. Объедините свои знания, мои сыновья. Изучите эту заразу и сообщите мне, как её убить.
  — Будьте уверены. Этот… мор, — снова начал он, подбирая нужные слова. — Эта… ''разрушительная чума''… она не покончит с нами. Мы встретимся с ней лицом к лицу и поступим так, как подобает Гвардии Смерти. Мы выстоим. Мы будем двигаться вперед. Дворец моего отца стоит, ожидая грома нашей поступи. Мы увидим закат солнца Империума, развращенного Императором, мои воины. Клянусь вам черными песками потерянного Барбаруса, мы преодолеем эти преграды, и нам воздастся по заслугам. То, что причитается, будет выплачено нам сполна! — теперь слова давались ему легко, даже когда Мортарион понял, что он повторяет то, что Тифон сказал ему ранее.
  — Нас ждет суровое испытание. Но Легион легион переживёт эту заразу, — он мысленно потянулся к знакомой клятве, отбросив фальшивые нотки, пришедшие вместе с ней. — Вы — мои несокрушимые клинки. Вашей рукой свершится правосудие, и рок придет в чертоги Терры.
  — За Барбарус и Легионлегион! — прорычал Тифон, и через мгновение его клятву повторили Виосс, Морарг и все остальные на командной палубе.
  Мортарион знал, что такой же ответ звучит на всех кораблях флота, но провел рукой перед горлом и оборвал передачу.
  — Да, — согласился он, — именно поэтому я и задаю тебе этот вопрос.
  Тифон не ответил. И тут из ниоткуда раздался сигнал тревоги. Мортарион разжал хватку на руке Первого первого капитана и повернулся к Виоссу, выкрикивая команду:
  — Докладывай!
  Могильный Страж уставился на газоразрядный экран, и его глаза расширились.
  — Авгуры регистрируют всплеск энергии на борту ''«Колдрейна»''.
  — Корабль капитана Тэйджа, — заметил Морарг. — Легкий крейсер из боевой группы Обличителей.
  — Покажите мне, — Мортарион махнул рукой, и из скрытого в полу гололитического излучателя появился конус изумрудного света. Свечение сформировалось в сканируемую панораму флота Гвардии Смерти, постепенно увеличивающуюся, чтобы показать изображение запрошенного корабля. ''«Колдрейн»'' под воздействием силы начал смещаться с заданной позиции, совершая беспорядочные маневры по мере удаления от флота. — Вызовите их, — добавил он. [[Файл:BD2.jpg|мини|''Мрачная участь Рахиба Цуррика.'']] 
  — Нет ответа, милорд, — сказал один из вокс-операторов. — Все каналы связи перекрыты.
  — Подтверждаю… — Виосс мрачно кивнул. — Да. Варп-двигатели ''«Колдрейна»'' пришли в движение, а их поля Геллера реконфигурируются. Они готовятся к переходу обратно в нормальный космос.
  — Это было бы ошибкой, — сказал Тифон.
  — Энергетический всплеск усиливается, — доложил Виосс. — Они пытаются совершить прыжок.
  Мортарион уставился в гололит, когда жуткое мерцание прошло по всей длине изображения ''«Колдрейна»''. Но то, что он увидел, не было ожидаемым эффектом падения крейсера в разрыв пространства и времени; вместо этого стреловидный нос трехкилометрового корабля сильно вздрогнул и начал ''выворачиваться''. Челюсть Мортариона отвисла, когда он увидел, как судно искажалось. Как будто невидимый гигант, удерживая корабль за нос и корму, неумолимо скручивал его, сгибая и растягивая ''«Колдрейн»'' в неопознаваемую массу адамантия. Взрывы вспыхнули по всему разрушенному корпусу, и странные завитки металла протянулись от умирающего корабля. Он вывернулся наизнанку, обнажая ряды палуб и систем, выбрасывая атмосферу и обломки в эмпиреи.
  А затем, словно это была последняя издевка над ним, ''«Колдрейн»'' взорвался, погружаясь в темное, рваное облако обломков.
  — Признаков жизни не обнаружено, — помолчав, сказал Виосс. — Сенсоры показывают признаки вневременного смещения, инверсии массы и …
  Наклонившись в тесной кабине, воин заглянул через плечо безмолвного сервитора-пилота и увидел на гололитическом экране перед собой воспроизводящийся текст. Их направили на летную платформу третьего уровня в восточной части Галереи Бриара. Рубио нахмурился, его подозрения подтвердились. Посадочная платформа была изолированной и обеспечивала прямой доступ к башне-убежищу Малкадора.
  После приземления, в то время как затихающий вой двигателя шаттла эхом разносился по дворцу в сторону Города Просителей и дальше, Тайлос Тилос спустился по трапу маленького корабля и оказался в центре группы Избранных — солдат в серых панцирных доспехах. Никто из них не заговорил с ним и не давал никаких объяснений, а он не нуждался в сопровождении. Кроме того, солдатам приходилось бежать, чтобы не отставать от легионера, когда он пересекал соединительный мост и проходил через мембрану мерцающего пустотного щита вокруг башни.
  Личные владения Малкадора имели дополнительный слой защиты под мощными барьерами Дворца, и он был чем–то большим, чем просто технологии, которые могли противостоять энергетическому оружию или кинетическому воздействию. Рубио ощутил иные силы на границе своего восприятия и краем глаза увидел едва различимые охранные знаки, которые были незаметно вплетены в декоративные скульптуры и элегантную архитектуру башни. То, что у Сигиллита были запасы силы, неизвестные остальным, никогда не вызывало сомнений. Рубио поймал себя на мысли о том, что теперь, когда он так близко, ему стало интересно, насколько эти запасы велики.
  Мостик вел в холл, и, как только они вошли внутрь, Рубио заметил еще одну фигуру в силовой броне цвета грозового неба, двигающуюся в другом направлении. Он увидел угрюмое, покрытое шрамами лицо, прежде чем оно исчезло в тени. Это был еще один Странствующий Рыцарь, но его аура и облик были незнакомы псайкеру.
  ''«Сколько нас здесь?»'' — Тайлос Тилос задумался, узнает ли он когда–нибудь ответ на этот вопрос.
  Солдаты остановились перед широкой дверью молча, как всегда. Она скользнула в сторону на шипящих электромагнитах, и Рубио вошел в большой читальный зал. Другие двери шли по кругу среди полок с мнемоническими табличками, сферами данных, свитками и тяжелыми древними книгами. Как ни странно, но на многих полках имелись явные пробелы там, где еще недавно стояли носители информации, и воин увидел человекоподобного механоида, отбирающего стопки фолиантов в черных обложках. Один за другим среброкожий робот брал их со своего места и складывал в похожий на рюкзак контейнер, установленный у него на спине.
  — Когда ты увидишь мир с моей точки зрения, то поймешь, что некоторые вещи не должны были быть известны обычным людям.
  — Кто решает, где проходит граница между обычным и необычным? — Тайлос Тилос ощутил воздействие легкого телепатического сканирования Сигиллита на свой разум, но даже в такой форме оно все равно ощутимо подавляло его своей силой.
  — Однажды ты будешь среди них, — сказал ему Малкадор. Легионер отвел взгляд и только сейчас заметил бархатную сумку на соседнем столе.
  — Что ты здесь делаешь, Рубио? — продолжил Малкадор. Сигиллит, несомненно, знал ответ, но хотел услышать его от воина.
  Тайлос Тилос перевёл дыхание и начал рассказ. Он поведал о Малиде Джидасиан, поясняя приказы Гарро, отданные ему; о том, как это привело его и остальных в скрытый лагерь контрабандистов. Легионер рассказал Малкадору о том, что они нашли там, о спасенных выживших и о жертве Йотуна.
  Сигиллит фыркнул, услышав это имя.
  Рубио не позволил Сигиллиту запугать себя его огромным псионическим присутствием.
  — Я вернулся в Императорский Дворец дворец не просто так, а чтобы объяснить Вам свои действия. Но теперь я задаюсь вопросом, не напрасно ли совершил свое путешествие. Знаете ли Вы, что происходит с Сестрами Безмолвия, которые были похищены? Или Вы знаете, но считаете нас слишком заурядными, чтобы поделиться этим?
  — Нет, — Малкадор тихо рассмеялся, и его смех прозвучал искренне. — По правде говоря, Рубио, я действительно ''не'' знаю, — он вздохнул. — Это в некоторой степени занятно.
  Тайлос Тилос услышал, как позади него с шелестом открылась дверь, и полуобернулся, ожидая увидеть серебряного механоида, вернувшегося за новыми книгами. Однако фигура вошедшего в комнату была другой и поразительно знакомой ему. Человек в мантии, похожей на облачение Малкадора, но стройный и долговязый, с песочной кожей и овальными глазами цвета морской волны.
  Новоприбывший бросил на воина любопытный взгляд, но в нём не было узнавания, только страх перед тем, что его так пристально разглядывает легионер.
  ''«Я видел, как ты умер».'' Слова почти слетели с губ Рубио, но Сигиллит едва заметно покачал головой, и они так и не были сказаны.
  — Ты пришел сюда, потому что у тебя есть кое–что для меня, — Малкадор стал немногословным. — Тогда давай ближе к делу. По мере того как проходят дни, и Магистр Войны магистр войны приближается к Терре, время становится все более ценным ресурсом, который мы не можем тратить впустую.
  Рубио достал из подсумка на поясе цилиндр с записывающей пленкой и передал его Малкадору. Сигиллит с любопытством посмотрел на катушку, затем подсоединил ее к инфопланшету, которым он пользовался. Через мгновение запись начала воспроизводиться.
  — ''Гор'', — произнесли голоса, их тембр был хриплым и беспорядочным. — ''Приди, Малкадор. Просим. Просим мира.''
  Винтор заметно вздрогнул при упоминании имени Магистра магистра войны, но выражение лица Малкадора оставалось бесстрастным. Он слушал воспроизводящуюся запись, дважды перематывая на начало, прежде чем остановил ее и отсоединил катушку.
  — Наконец–то, — пробормотал он. — Я подозревал, что в конце концов появится подобное сообщение. Но содержание… — Малкадор сухо рассмеялся и посмотрел на Винтора. — Что ты об этом думаешь, Эйл? Не бойся, говори то, что думаешь.
  Рубио скрестил руки на груди.
  — Я не для того принес эти данные Вамвам. Я пришел, чтобы…
  — Предупредить меня, да, спасибо, — Малкадор отмахнулся от этой идеи взмахом руки. — Но вместо этого ты сыграл ту роль, что всегда была тебе предназначена. Шестеренки крутятся… — он сделал круговое движение пальцем. — Часы бьют. Время почти пришло, — он вздохнул, на мгновение закрыв глаза и заглянув внутрь себя. — Я действительно думал, что у нас будет больше времени, но все признаки налицо. Перебежчики уже действуют. Гадюки среди нас зашевелились.
  — Вы не должны покидать Императорский Дворецдворец, — настаивал легионер. — Лорд Дорн отрубит мне голову, если я это допущу.
  — У Рогала и так хватает забот, — Сигиллит подозвал Винтора. — Эйл, подготовь мой личный шаттл к немедленному вылету. Мы с братом Рубио уходим.
  — Какой… пункт назначения мне указать?
  — Белая Гора, — ответил ТайлосТилос, произнося это название так, словно кто–то другой говорил через него.
  — Вопросы остаются все те же. Кто это сделал и почему?
  — Если можно? — Брелл откашлялась и рискнула подойти ближе, огибая группу легионеров по краю сияния, отбрасываемого парящей сферой. — С самого начала восстания Магистра Войны магистра войны мы знали, что есть те, кто поддерживает Гора Луперкаля на Терре и в колониях Солнечной системы. Сеть шпионов и изменников.
  — Мы убиваем их, а они продолжают выползать, — сказал Варрен, шмыгнув носом. — Корни сорняков уходят глубоко. Конечно, если бы Сигиллит и Имперский Кулак время от времени отпускали нас с цепи, это была бы совсем другая история.
  Она посмотрела прямо на него, и он увидел странное чувство в ее глазах. ''Надежда'', или так ему показалось?
  — Вы слышали о тексте под названием ''«Лектицио ДивинитатусДивинитатус»''»? Это рукопись, написанная примархом-предателем Лоргаром Аврелианом в лучшие времена, когда он считал свой долг перед Троном священным.
  — Я знаю, что это такое, — сказал Гарро.
  Гарро заметил, как конфликт разыгрывается на покрытом шрамами лице другого легионера, пока Гарвель искал ответ.
  — Я смотрел своему генетическому отцу в глаза на ''«Мстительном духе»'', где он отбросил всякую надежду на примирение. Но это послание… оно очень похоже на просьбу о нём.
  — Предложение мира? — Галлор был недоверчив. — После всего, что сделал Магистр Войнымагистр войны? После того, что он обрушил на вселенную? Как он может быть таким ''самоуверенным''?
  — Это Гор Луперкаль, — ответил Локен. — Он не поддаётся описанию, ни как мой командир, ни как враг.
  — Это ложь, — сказал Гарро, и его рука непроизвольно опустилась на рукоять ''Вольнолюбца''. — Вы знаете это. Магистр Войны войны делает свой последний ход на поле битвы, использует последнюю возможность, чтобы отвлечь нас, прежде чем он начнёт свое вторжение. Вот что это такое на самом деле.
  — Возможно… — Гарвель кивнул и замолчал. — Но сомнения должны быть высказаны, Гарро. И только я имею право говорить об этом! Я единственный в этой комнате, кто был там в самом начале, до падения на Давине, которое осквернило моего примарха и ознаменовало раскол. Никто здесь не может ненавидеть его так сильно, как я! Никто здесь не может испытывать стыда и ярости, которые горят во мне! — он ткнул пальцем в других воинов. — Вы трое испытываете одинаковую боль, видя, как гибнет честь вашего Легионалегиона, наблюдая, как ваши братья и примархи восстают против тех, кого мы поклялись защищать. Этого я не пытаюсь оспорить… — он отвел взгляд. — Но мой легион был ''первым.'' Мой примарх в самом центре всего этого. Я буду нести это бремя вечно… И именно поэтому я один смею просить о невозможном. ''А что, если это не ложь?''
  — Он все еще не в своем уме, — прорычал Варрен, свирепо глядя на Гарро. — Мы должны были оставить его среди пепла и трупов на Истваане!
  — Ты заставил меня пересмотреть свою позицию, — продолжил Локен. — Каким бы ничтожным ни был шанс, даже если среди миллиардов вариаций развития событий карты все равно покажут вероломство и измену… Несмотря на все загубленные души и сожженные миры, все потери и разрушения, причинённые этим конфликтом, несмотря на невыразимые ужасы, которые были обрушены на нас… Разве мы не обязаны галактике последней надеждой покончить с этим, прежде чем завеса непроглядной ночи упадет навсегда? — внезапно вся энергия Локена ушла, словно силы покинули его, а он сам уменьшился. — У нас нет ничего… и есть всё… что мы можем потерять.
  — Конечно, он прав, — произнес знакомый голос. Брелл вернулась из тени в сопровождении другого легионера в синевато-серой силовой броне и фигуры, скрытой плащом и опирающейся на массивный черный посох. Его стук разносился по всему залу, пока Сигиллит и Тайлос Тилос Рубио шли в круг света, а за ними по пятам следовала ученая. — Если есть хоть малейшая возможность положить конец этой войне, её нельзя игнорировать.
  Гарро заметил, что Рубио выглядел так, будто был не в своей тарелке; несомненно, он чувствовал подавляющий эффект психического противодействия Белой Горы — но Малкадор не показывал такого дискомфорта. Как всегда, когда Сигиллит входил в любое помещение, он шел с таким видом, будто у него были ответы на все вопросы и возможность найти выход из любой ситуации.
  — Я уверен, ты не думаешь, что я не подозреваю об этой возможности. Я знаю, что ты не считаешь меня дураком.
  — Не считаю, — ответил Гарро. — Но за семь лет галактика познала самый разрушительный конфликт в истории человечества, и все потому, что амбиции Гора Луперкаля были ''недооценены''. Сейчас не время повторять эту фатальную ошибку, — он сделал шаг к Сигиллиту, зная, что перешел границы неповиновения — возможно, в последний раз — и тем не менее продолжал настаивать. — Магистр Войны войны выкладывает перед Вами тайну — идеальную приманку, и Вы приходите проверить её лично. Это крайняя степень безответственности.
  — Следи за своим тоном, Натаниэль, — ответ Малкадора был холодным, словно лед.
  — Просто слушай, — Сигиллит закрыл глаза.
  Тайлос Тилос чувствовал биение собственных сердец, как стук двойных молотов, отдающийся у него в крови. Он затаил дыхание, заставляя себя найти тишину. Время словно замедлилось, пока минуты шли.
  Интонация, с которой говорили женщины, была непонятной тарабарщиной, постоянным шумом, который раздражал его своей бессвязностью. Его кулаки сжались. Он чувствовал себя беспомощным и бессильным что–либо понять.
  Гарро наблюдал через линзы сенсоров, как бесчисленные точки — каждая из которых была человеком — катапультировались из умирающего корабля и направились к своей цели.
  В грязных, тяжелых сражениях Безмолвной Войны, в которую их втянул Малкадор, враг всегда был такого рода — оболваненный и подневольный, с промытыми мозгами и безграничным фанатизмом. Но он скрывал свою численность, ускользая в тень, в то время как Странствующие Рыцари уничтожали тех, кто был слишком медленным, чтобы убежать. Гарро подозревал, что у сторонников Магистра Войны магистра войны где–то там есть армии, и теперь он знал, что был прав. Сейчас против них использовали пушечное мясо, первые волны расходного и бросового материала, который будет брошен на бастионы Терры, существующего только для того, чтобы заваливать их горами трупов и опустошить боезапас орудий.
  Гора здесь еще не было. Но тень, которую он отбрасывал, простиралась далеко, и то, что скрывалось внутри, зашевелилось.
  — Их слишком много, чтобы стрелять из пушек, — сказал Галлор. — Каков будет приказ, боевой капитан?
  Гарро позволил ''Вольнолюбцу'' скользнуть ему в руку из ножен.
  — Мы идем им навстречу, — сказал он.
  ''— Император однажды сказал: «Я ищу мира для беспокойной вселенной». Ты тоже этого хочешь, Сигиллит.''
  Беспорядок в его сознании терзал каждую частичку сущности Тайлоса Тилоса Рубио. Малкадор, казалось, не замечал этого, будучи равнодушным и бесчувственным к метаниям легионера.
  Но это было в его стиле: Регент Терры правил Тронным миром вместо Императора с холодным презрением к людям. К жителям не только этой планеты, но и всех остальных планет. Они были пешками в его великой игре. Он их всех ненавидел. Ненавидел всё вокруг.
   
  Внутри боевой баржи ''«Бледное сердце»'' был отсек, в который не мог попасть никто, кроме самого примарха. Помещение представляло собой изолированный модуль, так что в случае необходимости Мортарион мог полностью выбросить его в космос. Кроме того, вокруг него была установлена группа мощных гравитонных зарядов, каждый из которых обладал достаточной взрывной мощью, чтобы при срабатывании превратить «Носорог» в дымящиеся обломки.
  Это были логичные, практичные меры предосторожности, которые он использовал для изоляции этого отсека. Но дальше шли уже более эзотерические способы защиты — странные знаки и психограмметрические обереги, выгравированные на пласталевых стенах лазерным лучом. Их формы и очертания были почерпнуты со страниц книг по демонологии, которые Мортарион собрал в своем стремлении лучше познать эту непостижимую силу.
  Он прибыл на ''«Бледное сердце»'' с ''«Терминус Эст»'' и предельно ясно дал понять экипажу командирского шаттла, что его нельзя беспокоить. Герметично закрывая за собой все люки, Мортарион направился к тайному отсеку. Своим последним распоряжением примарх приказал воинам Савана Смерти стоять на страже снаружи. Он почувствовал их нежелание повиноваться, но ничего не сказал. Они поступят так, как он прикажет.
  Примарх не хотел, чтобы другие стали свидетелями того, что должно было произойти дальше. Сняв одну перчатку, он прижал руку к биосканеру и позволил проверить свой генетический отпечаток. Плотные замки из фазового железа на тяжелом люке открылись, как только личность Мортариона была подтверждена, и он прошел внутрь, заперев дверь за собой.
  — '''А,''' — буркнул пленник, делая паузу, чтобы отвесить преувеличенный поклон. — '''Что за великая честь? Мой командир удостаивает меня своим присутствием''', — руки, покрытые мертвенно-бледной плотью, простерлись в жесте повиновения над гротескно-тучной гуманоидной фигурой, носившей обломки проржавевшей и искореженной боевой брони. — '''Чем я могу служить тебе, Повелитель Смерти?'''
  — Ты ''когда–нибудь'' по-настоящему служил мне, Пожиратель Жизни? — Мортарион не обращался к существу по имени воина, которым оно когда–то было: Игнатием Грульгором — капитаном Второй великой роты Гвардии Смерти. Но это было до предательства на Исстване III и массового убийства, свершившегося, когда тот мир был уничтожен и принесен в жертву. Легионер, ранее носивший имя Грульгора, погиб на борту звездолета ''«Эйзенштейн»'' во время его бегства из той битвы — или, возможно, точнее было бы сказать, что он умер там в ''первый'' раз.
  То, что возродилось в этом месте, было чем–то другим, мутировавшим и бессмертным сосудом из плоти для силы, которая извивалась и цвела в зловонном безумии Имматериумаимматериума. Он называл себя Пожирателем Жизни, и Мортарион каким–то образом сумел поймать эту тварь в ловушку, удерживать взаперти и скрывать её существование от своего легиона.
  Теперь он смотрел на существо, пытаясь разглядеть в его раздутой туше черты человека, которым оно когда–то было. Он заметил, что частичка Грульгора все еще была жива. Это было видно по надменной манере держаться и по грубой пародии на слова, которые сочились из язвительного рта чудища.
  — '''Бесконечная выносливость''', — сказал Грульгор, словно прочитав его мысли. — '''В этом есть определенная красота. Сила противостоять любому врагу. Восставать против каждого врага снова и снова, пока они не превратятся в пепел, а мы не победим. Разве не этот принцип лежит в основе Гвардии Смерти?''' — он сделал паузу. — '''Конечно, не все смогут овладеть этим. Многие слишком твердолобы, чтобы узреть открывающиеся возможности. Слишком ограниченные,''' — тварь снова показала зубы. — '''И для этих трусов наступит мучительный конец.'''
  Невольно слова Пожирателя вызвали в памяти примарха образ еще одного из самых стойких воинов Мортариона — боевого капитана Натаниэля Гарро из Седьмой Великой великой роты. Когда–то доблестный Гарро был верным воином в войске Жнеца, надежным орудием в его арсенале; но переход Гвардии Смерти на сторону Магистра магистра войны вынудил боевого капитана предать доверие своего повелителя и встать против своих братьев.
  Мортарион, несомненно, ненавидел Гарро. Он остро чувствовал предательство воина, настолько, что выместил злость на остатках роты сбежавшего капитана, наказав их за поступки командира. Но эта ненависть сменилась сожалением, пока примарх изучал существо, некогда бывшее Игнатием Грульгором. Он представил себе череду событий, в которой именно Гарро сражался с ним плечом к плечу у ворот Терры, а эти забавы с обитателями Имматериума имматериума были ненужными.
  — '''Смотри в будущее''', — сказало существо. — '''Перемены всегда кажутся пугающими, пока ты сам не изменился. И ты изменишься, милорд. Так и будет.'''
  Когда люк открылся, демон, носивший искаженное лицо Грульгора, взорвался мерзким булькающим весельем.
  — '''Ты не сделаешь этого,''' — проревел он. — '''Ты все еще не видишь, Лорд Мортарион! Тифус Тиф уже вне твоей власти! Он принял метку!'''
  Мортарион замешкался на пороге и бросил взгляд на арестанта.
  Колонна солдат и вездеходов наконец поднялась на невысокий холм, и перед ней показались внешние стены Убежища. Стражники на крепостных стенах, увидев приближающиеся машины и шеренги воинов, закричали, чтобы разнести весть: Жнец наконец–то вернулся из Южной кампании.
  Восемь световых циклов назад Убежища не существовало. Тогда грубый гранитный кряж, вокруг которого оно было построено, был домом для разбойничьего лагеря — группы бандитов, называвших себя Отшельниками. Жнец победил их лидера в поединке и убедил его присоединиться к войне против ВладыкВластителей, а частью соглашения была уступка земель восстанию Мортариона. Город — первый по-настоящему ''свободный'' город на Барбарусе — пустил корни, и теперь он был символом для всех тех, кто сражался. Убежище было, как и следовало из его названия, островком безопасности и неповиновения господству ВладыкВластителей. Это было место, где люди могли ходить без страха, зная, что высокие каменные стены, неприступные железные ворота и оружие воинов на зубчатых стенах сдержат любые карательные набеги.
  И по правде говоря, жестокая выбраковка прошлых лет проводилась все реже. Владыки Властители все еще нападали на низших, и они все еще играли в свои жестокие игры, но война истощала их силы. Медленно, но неотвратимо волна неповиновения поднималась по всему Барбарусу. Впервые на памяти у его жителей появилась ''надежда'', или что–то в этом роде.
  Ворота втянулись в стены, когда первый из паровых вездеходов приблизился к городу, и к стражникам на зубчатых стенах присоединились гражданские, жаждая увидеть возвращение Жнеца. В напряженной тишине они смотрели на серые машины, которые грохотали все ближе. Вдоль машин шли ряды измученных боем воинов, одетых в помятые металлические доспехи того же оттенка серого, с ружьями и дубинками на плечах. Бойцы, у большинства из которых лица были покрыты новыми шрамами, осматривали стены. Они искали близких и друзей, тех, ради кого шли на войну.
  Сегодня был повод для радости, это правда. Но единственное, что он мог сделать искренне, это сдерживать негативные эмоции внутри себя. Мортарион видел в толпе тех, кто искал воинов, которые никогда не вернутся. Эти храбрые сыновья и дочери Барбаруса пролили свою кровь, чтобы освободить поселения и долины далеко в туманных южных землях.
  Он вспомнил «Стрелка» Квэлл и её гончих, которые ценой собственной жизни сбили воздушный корабль Владыки Властители Анволиана. Селлоса Мокира, воина, мастерски владевшего топором, чей осиротевший сын шел за Мортарионом сегодня. И, конечно же, Хесана Фейна, последнего из Отшельников. Жаль, что бывший разбойник погиб, не увидев своего старого прибежища, но Жнец приказал перевезти пепел Фейна вместе с возвращающимися войсками, чтобы он мог быть развеян здесь.
  Мортарион не имел такой привязанности к местам. Он уже давно решил: когда настанет тот самый день, то, где бы он ни пал, это будет такая же хорошая могила, как и любая другая.
  — Я это знаю. Мы — живое тому доказательство, — Хунда Скорвалл был крепким мужчиной, одним из самых сильных членов племени Расколотых Пустошей и превосходным бойцом ближнего боя.
  Как знак принадлежности к элите армии Жнеца он получил метку черепа и солнца, показывающий его звание и положение. Символ был вытатуирован на массивном бледном бицепсе. Скалящийся череп символизировал тень смерти, которая нависла над солдатами и шла за ними в качестве союзника, в то время как шестиконечная звезда, по слухам, символизировала рассвет новой свободы, которая наступит на Барбарусе. Те, кто был отмечен как Скорвалл, были Гвардией Смерти Мортариона, его несокрушимыми клинками в войне против ВладыкВластителей.
  Мортарион посмотрел на правую руку Скорвалла. Конечность заканчивалась чуть выше запястья, обрубок был перевязан засаленной, окровавленной повязкой. Рана была получена всего неделю назад, как трофей после финального боя против дюжины зверей-убийц. Один из них откусил руку Скорвалла и проглотил ее, но воин все же сумел вырвать горло монстра и тот захлебнулся в собственной крови.
  — Почему, во имя богов, так холодно…холодно? .. — еще один знакомый человек пробрался к ним сквозь толпу, его широкое лицо сменило возбужденную ухмылку на озабоченно-хмурое выражение, а затем снова расплылось в усмешке. — Хунда, ты снова что–то там оставил?
  — Давай без шуток, Дюрал, — парировал Скорвалл, баюкая раненую руку. — Я не в настроении.
  — Это невозможно. Я знаю, что говорят люди. Они верят, что если Жнец когда–нибудь улыбнется, небо расколется и разлетится вдребезги. Ты понимаешь, какая на мне лежит ответственность? — он помолчал, потом взглянул на Раска. — У тебя есть вести об армии Тифона?
  Несколько месяцев назад его заместитель и верный друг отправился в предгорья, чтобы выследить младшего ВладыкуВластителя, но так и не вернулся.
  — Наши разведчики сообщают об обнаружении его армии на востоке, — оживленно сказал Раск. — Но он даже не пытался подать нам сигнал, — затем воин сменил тему, и его улыбка стала шире. — Но эти дела подождут! С твоим возвращением и этими победами наступил переломный момент. Сегодня, здесь и сейчас. Вымирание Владык Властителей неизбежно!
  Мортарион нахмурился.
  Скорвалл тихо хмыкнул в знак согласия.
  — Да. Но больше нет никого, кто мог бы обвинять нас в напрасных жертвах. Все те, кто предпочел подчиниться ВладыкамВластительм, а не присоединиться к нам, увидят всю глупость этого пути.
  Были люди — низшие как по духу, так и по характеру. Они считали, что им будет лучше жить под игом ВладыкВластителей. Некоторые сломленные души не могли понять другого устройства мира, и их потеря была ожидаема. Но другие, худшие из них, добровольно стали рабами, с радостью жертвуя своими жизнями и убивая себе подобных. Гвардия Смерти не давала им пощады.
  Если кто–то и оставался, то, как предполагал Мортарион, их уже пустили в расход для нужд ВладыкВластителей, лепивших новых големов-солдат для своих армий.
  — Мы сильнее, чем когда–либо, — тем временем говорил Раск. — Ты обучил Гвардию Смерти, Жнец! Ты сделал нас непобедимыми. И в свою очередь, Гвардия Смерти распространила боевые навыки в каждом людском поселении. Теперь мы все бойцы. Каждый город — это крепость. Каждый жнец — солдат!
  Но затем по веревкам начали спускаться фигуры в потрепанных серых доспехах знакомой формы, и возможность боя, которого он почти желал, растаяла как дым. Воины Гвардии Смерти высаживались на площади перед казармами, и каждый из них, отцепившись от веревки, отдавал Мортариону честь, приложив к груди бронированный кулак.
  — Взгляни, — сказал Раск, и его боевой порыв угас. Он указал на борт воздушного корабля, у которого сбоку был нанесен знак Черепа и Солнца поверх символов ВладыкиВластители, ранее идентифицировавшие его владельца. — Облака расходятся.
  Спустившийся последним воин носил потрепанный шлем с единственным рогом, торчащим спереди, и вымпелы из конской шерсти, свисающие с наплечников. Освободившись от крепления, Тифон снял шлем, и его бородатое лицо расплылось в широкой улыбке, когда он взглянул на Мортариона.
  — Тебе не нравится мой трофей? — он махнул рукой в сторону дирижабля. — Я погрузил на него все бочки с едой, лекарствами и чистой водой, какие только смог захватить со складов Волкрала. Я уверен, что они пригодятся здесь.
  — Нам больше не нужны ВладыкиВластители, чтобы кормиться их подачками, — прошипел Скорвалл, но Мортарион прервал его, прежде чем он смог продолжить.
  — Люди получат любую награду, какую только смогут взять, — твердо сказал он, перекладывая косу, чтобы воткнуть ее в землю. Взгляд Мортариона остановился на его заместителе. Тифон больше не был тощим, язвительным юношей, рядом с которым он сражался в туманах горного перевала. Он стал хитроумным воином, каким ему всегда суждено было быть. За первые годы войны Калас проявил себя десятки раз, и этого было достаточно, чтобы Мортарион предоставил возглавить ему собственный отряд Гвардии Смерти.
  Некоторые — Хунда Скорвалл был среди них — никогда не братались с Тифоном, даже несмотря на все его победы и раны, полученные во имя дела. И Калас, и Мортарион были чужаками, отличающимися от своих братьев по оружию с Барбаруса физической формой и происхождением, но в то время как высокий рост Мортариона и его худощавый вид стали восприниматься как часть его сущности, Тифон никогда не получал признания от своих сородичей. Истина о происхождении Мортариона была известна очень немногим, а остальные говорили о ней на уровне мифов и слухов. Тифон, с другой стороны, явно был полукровкой, и, несмотря на все усилия Мортариона, его товарищ все еще страдал от этого предубеждения.
  Поначалу именно они вдвоем сплачивали низших для борьбы за свое будущее, именно их общий пример дал народу Барбаруса стимул поднять оружие против ВладыкВластителей. Но те дни казались теперь далекими, и легкость, которую Мортарион почувствовал, увидев своего старого друга снова, была омрачена слабой аурой сомнения. ''«Неужели что–то изменилось между ними, пока они порознь сражались в разных битвах?»''
  ''Нет.'' Он отказывался думать об этом и подавил дурные предчувствия, прежде чем они полностью сформировались.
  — Значит, ты разбил войско Владыки Властители Волкрала? — спросил Раск.
  — Более чем, Дюрал, — ответил Тифон. — Истребил полностью. Нет ни одного черного дворца, который все еще стоял бы по ту сторону предгорий, отсюда и до самого горизонта, — он взглянул на Мортариона. — Мои люди разрушили огромный мост через Разлом Падающих Камней, когда Волкрал в отчаянии попытался вызвать на помощь Некаре. Он не пришел. И ты знаешь, что это значит?
  Мортарион обдумал этот факт.
  — Это значит, что Верховный Владыка верховный Властитель бросил одного из своих ближайших союзников на острие меча. Он предпочитает укреплять свою собственную оборону, а не приходить на помощь другим.
  — Да, я тоже так считаю, — Тифон мельком взглянул вверх, когда дирижабль поплыл прочь, к полям, где он мог совершить мягкую посадку. — Некаре заляжет на дно, зная, что мы не сможем последовать за ним. Он слишком предсказуем.
  Он зашагал вперед, а Тифон шел рядом с Мортарионом, отставшим на несколько шагов.
  — Я подозревал, что ты поручил какой–то проект нашему Магистру магистру артиллерии, прежде чем мы покинули Убежище, но тогда я не стал допытываться, — начал Гвардеец Смерти. — Не хочешь просветить меня?
  — Я предпочитаю показывать, а не рассказывать, — ответил Мортарион, когда они направились к темному гранитному утесу на краю поселения.
  Тифон почувствовал запах серы, кислоты и горький привкус расплавленного металла. Ароматы нахлынули на него, пока трое шли через узкую щель, которая вела внутрь утеса, и он упивался ими. Калас ощутил пепел на своем языке, который напоминал о ''войне'' и вызывал приятные воспоминания о битвах, в которых он участвовал.
  Как выяснилось, Отшельники поколениями выдалбливали внутреннюю часть утеса, чтобы создать собственное убежище, и там бандитский клан основал быт, который мог выдержать набеги Владык Властителей и жестокость суровых зим Барбаруса. Но их образ жизни не мог существовать долго: либо Некаре и его приспешники в конце концов использовали бы свою самую мощную магию, чтобы уничтожить этот каменный бастион, либо Отшельники убили бы друг друга в междоусобной борьбе. К счастью для бандитов, судьба привела Мортариона к их вратам. Он подчинил их всех испытанием схваткой и сделал Отшельников частью Гвардии Смерти. Хотя их дом внутри утеса… он отдал кое-кому другому.
  Раск повел их вглубь спиральных пещер с высокими потолками, пронизывающих внутренности утеса. Помещения, которые когда–то были отведены под мрачные жилища Отшельников, теперь превратились в большие мастерские, где кузнецы и слесари ковали новые формы из кусков разбитой, подобранной на полях сражений брони, а также мастерили оружие из обрезков и слитков тисненого железа.
  Мортарион кивнул, заметив его интерес.
  — В кузницах кипит работа. Я предоставил их мастерам приоритетный доступ к полезным ископаемым из захваченных нами шахт Владык Властителей и трофеям, добытым с полей битв. Они не только лишь следят за остротой наших клинков, мой друг.
  — Я это вижу, — они прошли мимо верстаков, на которых лежали увесистые мечи, ощетинившиеся шипастыми гардами, огромные молниевые алебарды, снабженные электрохимическими батареями, и драконьи ружья, способные выпускать потоки воспламеняемого топлива и ядовитой кислоты. Тифон увидел многоствольные реактивные пулеметы, питаемые большими контейнерами с боеприпасами, и роторные ножи с тяжелыми лезвиями, шипастыми цепями и различными обвесами. Он сделал вид, что все это произвело на него впечатление, в глубине души осознавая, что не нашел среди работ Тиран-Кузниц ничего такого, что могло бы удивить его.
  ''«Мортарион так любит свои орудия»'', подумал про себя Тифон, глядя на потрепанную в боях боевую косу, которую командир Гвардии Смерти нес на своих укрытых плащом плечах. Это был его способ, размышлял Калас: иметь под рукой нечто осязаемое, чтобы противостоять угрозам вокруг себя. Мортарион чувствовал себя не в своей тарелке, если у него под рукой не было оружия.
  «''Знает «Знает ли он об этой своей черте?»'' Вопрос промелькнул в голове Тифона, но, оставшись без ответа, снова исчез.
  Конечно, были и иные силы, иные виды оружия. Все больше и больше Тифон позволял себе задумываться над некоторыми из них, изучать те способы ведения боя, которые другие сразу же отбрасывали. Сверхъестественное и нереальное — эти понятия можно было бы направить на нужды войны так же легко, как клинок или пулю, если бы только люди понимали, как ими пользоваться.
  И если бы он мог показать Мортариону все это так, как он научился видеть… тогда, возможно, война с Владыками Властительми закончится через несколько недель. Или даже ''дней''.
  — Сюда, — Раск привел их в маленькую пещеру рядом с одним из больших помещений, где стояла пара грузных воинов в полном боевом облачении, каждый из них держал в руках пушку с раструбом. Они увидели Мортариона и безмолвно отступили в сторону, отодвинув толстый кожаный занавес, огораживающий углубление в скале.
  Мортарион остановился перед одной из закрытых стоек.
  ''Они никогда не вступают в затяжные схватки'', — начал он, повторяя слова Тифона. — Это так. Наш враг атакует нас и исчезает. Гвардия Смерти может защитить любое поселение, которое находится под нашей опекой. Когда мы ловим конвои Владык Властителей в долинах, мы избавляемся от них. На Барбарусе нет мест с чистым воздухом, где они не встретили бы сопротивления.
  — Но мы не можем убить их всех, — добавил Тифон. Он начал задаваться вопросом, куда Мортарион клонит. — Любой, кто последует за ними слишком далеко в туман, умрет там. Некаре и его зверям не нужно и пальцем шевелить. Наша человеческая слабость убивает нас вместо них, — последние слова прозвучали с большей горечью, чем ему хотелось бы. ''«Должен быть другой способ»'', — хотел сказать он, и слова уже начали формироваться на его губах.
  — У нас достаточно этих доспехов, чтобы снарядить целую армию? — рискнул спросить Тифон, догадываясь, каким будет ответ. Снаряжение в этой пещере, вероятно, было всем, что у них имелось, и молчание Раска подтвердило подозрения.
  — Я возьму лучших воинов, которые у нас есть, — сказал Мортарион. — Ты среди них, мой друг. Элитное подразделение, которое набросит саван смерти на ВладыкВластителей. Мы покончим с ними за одну ночь, полную огня и перерезанных глоток, — он показал зубы при этих последних словах, забывшись в предвкушении момента.
  Пристальный взгляд Тифона впился в Раска, но тот не ответил.
  — Я не привык рисковать, — Мортарион скрестил руки на груди. — В тот день, когда мы впервые встретились, я поклялся. Я знаю, ты помнишь этот момент. Это время снова пришло, — он покачал головой. — Разве есть у нас иной выбор?
  Тифон хотел улыбнуться, но сдержался. «''Прекрасно«Прекрасно'', — подумал он, — ''мы пришли к нужной теме, не ходя вокруг да около».''
  — У меня есть альтернатива. Я привез ее в Убежище на борту дирижабля. Что–то с большим потенциалом, чем горстка бронированных костюмов.
  Пылали останки рухнувших на заснеженную землю аэронефов, выбрасывая в небо клубы едкого дыма, скрывавшего приближение их пассажиров. Напор атакующих не смогла замедлить даже стена огня из лазганов Избранных Малкадора, удерживающих внешние блокпосты, и, когда оружие бойцов перегрелось и отключилось, орда нахлынула на защитников, растерзав всех до единого.
  Их были сотни, а может, и тысячи. Конечно же, у большинства этих людей не было надлежащей подготовки, но они компенсировали отсутствие воинского мастерства и навыков численным превосходством. Некоторые из них — кадровые солдаты, возможно наемники или даже законники, знавшие, как обращаться с оружием. Но в основном — оборванцы и нищие, армия, собранная из неисчислимых племен мусорщиков и техно-кочевников, обитавших за пределами городов-ульев Терры. Локен задумался, кто же ходил среди них и какие речи вёл, переманивая их под знамена Магистра магистра войны.
  Он задавался вопросом, что же это было: колдовство варпа, затуманившее разум, или умелая игра на отчаянии тех, кто считал себя забытым и брошенным? Слава, завоеванная Императором на далеких звездах, должно быть, казалась этому сброду разношерстных отбросов чем–то чуждым и непонятным. Локен подумал о том, как они могли видеть Великую Мечту Империума. Не крестовый поход, призванный привести человечество к величию, а бессмысленное, расточительное предприятие, затеянное элитами, которые не знали и не собирались думать о горестях простого народа.
  Слева Галлор, с холодным спокойствием войдя в боевой транс, двигался и стрелял с хрестоматийной точностью. Ловко уклоняясь от неуклюжих атак своих врагов, он пускал масс-реактивные снаряды в гущу вражеских толп, следя за тем, чтобы выжившие после взрывов или сквозных попаданий, наверняка были убиты осколками от разрыва снарядов.
  И, конечно же, Гарро был на самом острие атаки. Солнечный зайчик сверкнул на его мече, пока клинок выписывал убийственные узоры в воздухе, рубя без остановок или милосердия. Как и у Галлора, боевой стиль капитана был простым, прямым и смертоносным. Локен предположил, что это была характерная черта Гвардейцев Смерти, вкупе с упрямством и жесткостью их боевой тактики. В искусстве владения мечом Гарро не хватало изящества и эффектного великолепия воина Легионалегиона, какие были, например, у Белых Шрамов, Лунных Волков или сыновей Фулгрима. Но он брал эффективностью — пытавшиеся напасть на воина уже поплатились за это.
  Меч Локена завибрировал в руке, когда он повернулся навстречу новому противнику, огромному по человеческим меркам, но все же на голову ниже космодесантника. Накачанный химией мутант, чье лицо представляло собой мешанину шрамов, превративших плоть в искаженное изображение Ока Гора. Рот, полный зубов, сточенных до клыков, образовывал наконечник стрелы. Зверь, подражая своему предводителю, Магистру магистру войны, тащил тяжелую булаву с шипастым навершием.
  Для простого человека это чудовище было страшным и быстрым, но в битве против легионера, с его рефлексами и скоростью оно не имело и малейшего шанса. Рукоять булавы была цепью примотана к руке мутанта; Локен поймал оружие на лету и вырвал его у противника вместе с конечностью. Взгляд монстра подсказал легионеру, что тот, наверное, впервые проиграл битву и только сейчас осознал, что не был непобедимым, несмотря на все те лживые заверения, которые вливали ему в уши последователи Гора.
  Тот маленький осколок ''надежды'', за который он держался, — слабенький отголосок веры в то, что еще есть способ мирно закончить войну, — рассыпался прахом.
  Тайлос Тилос Рубио двинулся на него. В глазах легионера не было ничего, кроме неприязни, чистой и незамутненной ненависти, которую Малкадор видел только у фанатиков и новообращенных. Сверкающий меч Рубио целился в грудь Малкадора, острие готово было вонзиться в его плоть и разрубить надвое.
  Но желание убить его, исходящее от Рубио, не было похоже на намерения хладнокровного убийцы. Это читалось в его взгляде, который пылал праведным огнем. Он хотел казнить Сигиллита, потому что Малкадор заслуживал смерти, и в этом была своя правда.
  ''«Но как так получилось?»'' — удивился он. Была ли здесь задействована телепатическая связь такого невероятного мастерства, что даже Сигиллит не смог ее ощутить, несмотря на все то время, что он читал мысли Рубио? Впрочем, он тотчас же отринул эту мысль.
  ''Нет.'' Губительные Силы cилы не обладали достаточным мастерством, чтобы создать её; и даже если бы они это сделали, в этом месте любое псионическое или магическое изменение разума Ультрамарина было бы невозможным. Нет, это было нечто гораздо более простое… и, как ни странно, более сложное.
  Ненависть Рубио была искренней, старой и давно затаённой, но только сейчас она вынырнула на поверхность. Возможно, организаторы этого плана нашли что–то реальное из прошлой жизни воина и сделали это основой ярости, которую он теперь испытывал по отношению к Малкадору.
  ''«Как бы я сам это сделал?»'' — он задумался над этим вопросом. — ''«Я Я бы отыскал и превратил какую–нибудь давно забытую эмоцию в тёмное и ненавистное отражение её прежнего «я». Детское воспоминание о травме или о родительской любви. Использовать его в качестве основы. Да. Затем обработал бы и оставил созревать в течение многих лет».''
  Холодная улыбка Малкадора стала шире. Время от времени он совершал подобные поступки, а то и похуже, во время давних войн, предшествовавших этой. Но, очнувшись от своего высокомерия, Сигиллит теперь увидел, что уроки, которые он преподал Гору, были совсем не такими, как он думал.
  — Мальчик всегда быстро учился, — пробормотал он.
  План был подобен ходу идеально настроенных часов: Малкадор умрет в недрах какого–то мрачного каменистого лабиринта от руки того, кого он считал полностью контролируемым. Это была очаровательная ирония, которую, как теперь понимал Сигиллит, Магистр магистр войны слишком хорошо осознавал.
  ''«Он собирается посмеяться надо мной, когда план приведут в исполнение»исполнение'', — подумал Малкадор. — ''«Он Он не удостоит меня чести встретить смерть от его руки».''
  И это, может быть, справедливо и правильно, решил он. Сигиллит был лжецом и заговорщиком, главой убийц. Регент был интриганом и отравителем, так какое же право он имел, чтобы ожидать почетного конца? Для него не будет героической последней битвы, исторического столкновения, о котором можно было бы вспоминать веками в песнях и рассказах. Там не будет никого, чтобы засвидетельствовать это.
  — Гор сделал это с тобой, — Малкадор попытался переубедить Рубио, но воин пропустил его слова мимо ушей, как будто не заметив. Программу будет нелегко прервать. Он взглянул на одну из Сестёр Безмолвия. ''Если агенты Гора смогли сломить их, они могли с легкостью переделать легионера.'' — Ты это знаешь.
  Тайлос Тилос покачал головой.
  — Дело не в нём. Это касается тебя, — меч в его руке качнулся. — Однажды, давным-давно, я видел, что ты собираешься сделать с галактикой. Как ты собираешься её изменить. Я мельком узрел твои планы, о которых не знает даже Император.
  Испепеляюще-сильный импульс отчаяния прошил грудь Гарро. Он почувствовал, как его сердце на мгновение сжалось, когда увидел, как падает Мейсер Варрен.
  На секунду чувство опустошенности стало невыносимым и абсолютным. ''Сколько еще людей должно умереть, прежде чем эта война закончится?'' Вопрос гудел в голове как скорбный колокол. Пожиратель Миров не был братом Гарро по Легиону легиону — он был в лучшем случае уважаемым союзником — но нелепая гибель гладиатора была оскорбительна для Странствующего Рыцаря.
  Убийство Варрена было лишь ещё одним эпизодом в разворачивающейся битве, и Гарро знал, что в эту самую секунду по всей галактике были другие легионеры, вовлеченные в прочие конфликты, погибающие в тот же миг на десятках миров. Именно в этом заключался ужасающий размах предательства, вся суть необъятного, бесчестного ужаса происходящего. Легионы Астартес, полубожественных сверхлюдей, созданные для того, чтобы объединить человечество и принести ему порядок и процветание, были низведены до ''этого''.
  Ярость Натаниэля вырвалась наружу с громоподобным ревом, идущим из глубины его груди, когда он набросился на убийцу Варрена со всей своей неистовостью. Существо — этот так называемый ''Повелитель Мух — потрясенно'' среагировало, парируя удар ''Вольнолюбца'' неуклюжим движением, и замахнулось на Гарро своим ржавым зараженным ножом.
  Воин поймал запястье существа и сломал его, прервав колющий удар снизу вверх; клинок выпал из руки бывшего Гвардейца Смерти. Рукоятью своего меча Гарро провел серию быстрых, как выстрелы, ударов в лицо твари, сломав её паучьи жвала и превратив уродливую рожу в обломки почерневшего, разбитого хитина. Каждый кусок черепа и плоти, отколовшийся от существа, распадался на мириады подвижных пятнышек, которые сердито жужжали, стягивались вверх и возвращались на место, заполняя зияющие раны, чтобы остановить поток чернильного, сиропообразного ихора.
  — '''''Помнишь, Натаниэль?''''' — на этот раз голос был знакомым, исходящим из уст бледного трупа.
  — Мерик… — от удивления у Гарро перехватило дыхание. — Нет…Нет!..
  — '''''Я''''' '''''нашел его тело там, где вы его оставили,''''' — загудел рой. — '''''Оно мне очень идёт.'''''
  И хуже всего было то, что Натаниэль понимал — в этих словах была доля правды. После его побега на Терру на борту звездолета ''«Эйзенштейн»'', принёсшего предупреждение о предательстве Гора, многие из верных братьев Гарро пострадали. Солун Деций пал жертвой разложения и трансформации, но судьба Мерика Войена оборвалась из–за мужества перед ужасами, свидетелем которых он стал.
  Бедный, чистосердечный Мерик, вопреки всему надеющийся, что он сможет обратить свои навыки апотекария Легиона легиона на поиски лечения от чумы нежити, которая была готова заразить их своенравных товарищей. Войен нашел труп Повелителя Мух после того, как Гарро впервые убил его на поверхности Луны Терры, полагая, что в нем может содержаться ключ к исцелению. Но всё, что оно принесло — инфекцию и известный всем конец. Его надежда стала его погибелью.
  Гарро никогда не забудет поступок, который ему пришлось совершить. С этим мечом в руке и с великой печалью в сердце.
  Астартес не мог вымолвить ни слова, но Малкадор отреагировал так же, как и он.
  — Ты знаешь, это то, чего он хочет, ТайлосТилос. Даже если ты потерпишь неудачу, а я буду стоять здесь с твоим мечом в руке, он все равно одержит победу. Я умру, и тебя убьют из–за этого. Я выживу и убью тебя. Одна смерть или две, он все равно выигрывает. Потому что он знает, что ты так же важен, как и я.
  Малкадор собрался с духом и поудобнее ухватился за рукоять клинка. Затем, вместо того чтобы покончить со Странствующим Рыцарем, он убрал меч и пошел к камерам, где в оцепенении ждали Сёстры Безмолвия с пустыми, безжизненными глазами.
  ''«Нет»'', хотел сказать Рубио, но его реакция была основана на страхе. Старый, первобытный страх из его детства, темная и бесформенная тень забытого ужаса, пережитого несформировавшимся разумом младенца в колыбели. Что–то похороненное так глубоко, что о нем никогда не вспомнят, но не настолько забытое, чтобы проницательная и ненавидящая душа не смогла откопать его и использовать как оружие.
  Малкадор обхватил судорожно подёргивающееся лицо Рубио своими скользкими от крови руками и ''толкнул сознание Тайлоса Тилоса вперед''...
  ''— Вперед в прошлое, до самого Калта.''
  ''Это было то самое место. Выжженная пустыня разорённых лугов под умирающей звездой, в нескольких километрах от линии обороны, установленной на железнодорожном пути, ведущем к городу Нумин. Шероховатые конусы старой породы образуют неглубокие каньоны, гасящие ветры разреженной атмосферы.''
  ''Рубио и остальные были там на разведке. 21‑я Рота рота отступила в эту зону, обескровленная и потрясенная жестоким предательством сыновей Лоргара, и теперь Ультрамарины Ультрадесантники справлялись с ужасом мятежа, обратившись к тому, что они знали лучше всего — к своей тактике.''
  ''Приказ капитана Гая был ясен. Одинокие легионеры рассредоточились, используя пятипалое построение, каждая группа в нем охватывала свою зону зачистки, ища любые признаки Несущих Слово или орд безумных ауксилий, которых они привели с собой.''
  ''Это дало брату Рубио и остальным возможность занять свои мысли чем–то другим, кроме мучительных вопросов, почему XVII Легион легион решил нарушить свои клятвы.''
  ''Здесь прозвучали первые выстрелы восстания, а он этого не знал. Но со временем он поймет. Вся галактика узнает правду.''
  ''Тайлос Тилос чувствовал себя не в своей тарелке без своих псионических способностей, применение которых запрещалось Никейским Эдиктом. Поглощенный размышлениями он не заметил нечто важное, и это дорого ему обошлось.''
  — Вот ты где.
  — Это и есть тот самый? — ''произнес Несущий Слово, словно разговаривая с кем–то, кого только он мог видеть.'' — Он не выглядит каким–то особенным.
  ''Тайлос Тилос попытался нажать на спусковой крючок своего болтера, но его тело не слушалось. Взгляд был прикован к сиянию в руке легионера-предателя, искорке сверхъестественного огня варпа, удерживаемой в клетке из его пальцев, сложенных в ритуальном узоре.''
  ''Тогда он не узнал Несущего словоСлово.''
  — Эреб, — ''подсказал другой голос, идущий к нему из–за пределов памяти.'' — Конечно.
  — Ты не кажешься особенным, УльтрамаринУльтрадесантник, — ''сказал Эреб, подходя ближе и снимая перчатки, чтобы прикоснуться голыми пальцами к лицу легионера.'' — Но я научился не задавать им вопросов. То, что Октет знает о твоем пути, и где ты в итоге окажешься — это всё, что имеет значение, — ''он наклонился, и невыразимая боль захлестнула все спектры чувств Рубио.'' — Интересно, что у тебя есть такого, чем я смогу воспользоваться? Позволь мне взглянуть.
  ''В реальном времени это заняло всего несколько секунд, но в разуме воина пролетела вечность. Представьте себе батисферу, спускающуюся в темные глубины бездонного океана; именно на неё был похож Эреб, когда погрузился в воспоминания воина, спускаясь все дальше и дальше к самым первым из них, ища первородный страх, сформировавшийся в его сознании до того, как тот познал смысл этого чувства.''
  Сигиллит невольно восхитился этой уловкой. Со стороны Несущего Слово была проявлена тонкость, на которую, по его мнению, не был способен лакей Лоргара. Но опять же, он понимал, что это скорее заслуга голосов, шепчущих из пустоты, чем собственных познаний Эреба.
  Регент держал Рубио в подвешенном состоянии, застывшим во времени, оценивая глубину и сложность мнемонической заглушки. Она обвивалась вокруг собственного «я» кодиция, его супер-эго и поверхностных слоев гипногогического программирования УльтрамариновУльтрадесантников. Все они представляли собой частички души Тайлоса Тилоса Рубио, которые нельзя было легко вырезать, не разрушив её целиком.
  Самым простым решением была бы, конечно, эвтаназия, но тогда это нарушило бы баланс проекта на Титане. И хотя Малкадор встраивал в схему некоторую избыточность, если уж на то пошло, он не хотел потерять именно это его звено. На Орлином Виадуке, когда Малкадор остановил воина, Сигиллит заглянул в сердце Рубио. Такую чистоту и преданность невозможно было внушить.
  — Последнее, что я помню, это как открылась дверь… — он замолчал. Дальше эйдетическая память Рубио представляла собой сплошную негативную зону. Он попытался ухватиться за её нити, но не ощутил ничего, кроме пустоты.
  — Это была ловушка, и мы знали, что так будет, — Малкадор посерьезнел. — Сестры напали на нас. Похоже, они были каким–то образом мысленно запрограммированы. Ты предал их мечу, — он кивнул. — ТайлосТилос, ты спас мне жизнь.
  — Да? — он нахмурился, забывшись на мгновение. — Что–то не припоминаю, — лицо Рубио омрачилось, когда он поднял свой меч и очистил лезвие. Чего–то еще не хватало, чего–то, для чего он не мог подобрать форму. Его единственным способом определить это была пустота, которую оно оставило после себя, но этого было недостаточно.
  — Потому что тебе ещё многое предстоит сделать, мой друг.
  Сигиллит протянул Рубио что–то, и тот принял это: серебряный диск, такой же, как те, что он видел на столе в личных покоях Малкадора. Перевернув его, Рубио увидел имя, выгравированное на нем Высоким Готикомвысоким готиком.
  — ''Койос,'' — прочитал он вслух. Так назвал его Йотун. — Я не понимаю. Что это значит?
  Мортарион подчинился своему товарищу и молча следовал за ним по улицам Убежища в бесплодные пустоши, где над изрытой землей парили захваченные летательные аппараты. Похожие на пули корабли удерживались на месте верёвками, чтобы сильный ветер не унес их. Непрерывный поток людей шел мимо них обратно к поселению, каждый из которых нес тюк с грузом или контейнер с водой, взятые в нижних отсеках аппаратов.
  ''«Люди сегодня будут есть досыта»'', — подумал Жнец, оценив размер припасов, с которыми вернулись силы Тифона. Лишь сегодня в честь празднования побед Гвардии Смерти он позволит им не экономить. Но завтра запасы будут заперты в городских коллективных хранилищах, и вновь вернётся регулярное распределение. Ресурсы на Барбарусе были бесценны, и те, кто не понимал этого, погибнут так же легко, как и те, кого убивали ВладыкиВластители.
  Он размышлял, были ли в подобной щедрости Тифона скрытые мотивы. ''«Надеется ли он так расположить людей к себе?»''. Мортарион сомневался в этом. Несмотря на все битвы, выигранные его старым другом, нетерпимость к его природе полукровки никогда не сотрётся. Слишком многие, смотря в темные глаза Тифона, видели лишь ублюдка человеческой женщины и одного из ВладыкВластителей. Мортарион завоевал его преданность, несмотря на нечеловеческие черты и темное прошлое его происхождения, и некоторые бы сказали, что он проделал самый долгий путь. Но для Тифона его кровь всегда будет бременем.
  — Что такое? — Тифон почувствовал взгляд Мортариона и обернулся, чтобы посмотреть на него, когда они приблизились к рампе корабля.
  Тифон помолчал.
  — Мы все едины в нашей ненависти к ВладыкамВластительм, — ответил он после паузы. — Когда они будут мертвы, нам придется найти новую причину объединиться. Как думаешь, что это будет?
  — С нетерпением жду того дня, когда буду иметь роскошь задать этот вопрос, — ответил Мортарион и указал на корабль. — Что ты хотел мне показать?
  — У тебя есть альтернатива? — Мортарион нахмурился, произнося это, и на мгновение почувствовал себя еще некомфортнее. — Способ выжить там, наверху?
  — Владыки Властители живут в этих токсичных местах, — ответил Тифон. — Они изменили своих големов и рабов, чтобы те тоже могли там существовать. Представь, если бы мы смогли сделать то же самое. — Он дотронулся до тяжелого висячего замка, крепившегося на переднюю стенку клетки. Мортарион заметил короткую вспышку искаженного света вокруг него. Замок упал на палубу. Другой рукой Тифон дотронулся до своего горла — Тебе не понадобятся семеро воинов в громоздкой, тяжелой броне. Ты сможешь послать целую армию туда, отправить их, яростных и кричащих, через самые густые облака. Последняя крепость наших врагов падет.
  Холодная волна ярости захлестнула Мортариона. Он часто спускал Тифону самые неприглядные заявления и нестандартные действия, частично из–за чувства преданности, частично из–за того, что этот воин упорно сражался и приносил ему победы. Но эта новая идея была сродни плевку на все принципы Жнеца.
  — Владыки Властители искажают своих рабов темной силой. Они изменяют их магией!
  — То, что ты называешь магией, — лишь мастерство, которое они от нас утаивают, — ответил Тифон. — Мы тоже можем научиться им пользоваться.
  Внутри клетки, подвешенная на тросах, находилась похожая на смерть фигура в засаленной робе. Существо посмотрело вверх, показав израненное лицо, обтянутое молочно-бледной кожей и перепачканное водянистой желтой кровью. Глаза, светящиеся глубочайшим, адским ужасом, встретились с глазами Мортариона, и существо сквозь шипованный кляп зашлось паническими всхлипами. Создание издало невнятные вопли и забилось в своих путах.
  — ''Волкрал''… — Мортарион с отвращением выплюнул имя младшего из ВладыкВластителей. В детстве он видел, как это чудовище охотилось на низших для создания искаженных скульптур из сочащегося мяса и сломанных костей с одной единственной целью — развлечь себя. Оно бесконечно боялось его и имело для этого полные основания. Мортарион указал на пленника. — Почему этот ублюдок все еще дышит? Ты сказал мне, что одолел армию Волкрала!
  — Это так, — сказал Тифон. — Я взял их хозяина в качестве трофея. Я заставил его смотреть, как мы сжигаем тела его приспешников.
  Он глубоко вдохнул.
  — Миссия, порученная тебе, не закончена. Убей ВладыкуВластителя. Сделай это немедленно.
  — Ты всегда говорил мне не растрачивать ресурсы впустую, — парировал Тифон. — Отбрось на минуту свою ярость и позволь себе подумать, друг мой. Подумать о том, чему мы можем научиться у этого создания. Мы ''знаем'', что их средства и методы работают против нас. Они проверены, в отличие от доспехов из Тиран-Кузниц! Мы можем получить эту силу, Мортарион! И не только иммунитет к туману, но даже больше, — он подошел ближе, его голос упал до настойчивого рычания. — Ты лучше нас всех знаешь, какие силы может призвать Некаре. Гибельное пламя из–под земли. Туманы-убийцы и бури, способные ворваться в само человеческое сознание. Представь, если бы мы могли обернуть эту мощь против него…
  Волкрал в последний раз попытался надеть маску привычного высокомерного превосходства.
  — Я чую это в тебе, полукровка. Густая вонь плоти низших, поганящая и ослабляющая силу потенциала ВладыкиВластители!
  — Силу? — Тифон взял Волкрала за горло и сдавил его. — Ваш род такой хрупкий, если посмотреть поближе. Лишенные сил и всей этой колдовской мишуры, вы ничтожны, — его рука скользнула вверх и легла на затылок Волкрала, притянув его к себе, лоб ко лбу. — ''Я узнаю'' источник вашей силы. Но, вероятно, не сегодня.
  ''Сад гнили, умирающий и цветущий, снова и снова.'' В детстве процессы разложения всегда вдохновляли его, а сейчас, при взгляде в бездонные глаза искаженного существа, этот старый интерес просыпался вновь.
  — Все, что тебе нужно сделать — отпустить меня, — проговорил Волкрал. — Ты хочешь уничтожить Некаре? Я помогу тебе. Отпусти меня — и я дам тебе знания. Я открою перед тобой все двери, а когда Верховный Владыка верховный Властитель умрет… — существо кивнуло в сторону люка, через который вышел Мортарион, — Жнец будет тебе не нужен. Барбарус и миры вовне могут стать твоими.
  Тифон опустил голову.
  — Я не это имел в виду…
  — Нет, именно это, — яркий стальной блеск появился из ниоткуда, когда нож скользнул из наруча Тифона в его ладонь. Он взмахнул им, рассекая шею ВладыкиВластители. Смертельно острое лезвие обезглавило Волкрала еще до того, как тот успел вздохнуть.
  Глаза моргали, а челюсть двигалась еще несколько секунд до смерти мозга, голова создания упала на палубу и подкатилась к ногам Тифона. Тело Волкрала рухнуло в лужу едкой крови, тут же начав разлагаться.
  Защитники сражались с безрассудством истинно потерянных. Когда–то Мортарион думал, что големы-солдаты не испытывают никаких человеческих эмоций, и само понятие страха вырезали из составных тел, когда их расчленили и переделали. Но он убил достаточно этих жалких существ и понял, что это не так. Големы никогда бы не вспомнили, кем или чем они были до того, как кузнецы плоти поработали над ними, но они помнили ''страх''. Возможно, в конечном счете, это всё, что осталось этим убогим тварям.
  Впрочем, он не испытывал к ним жалости. Секундная невнимательность, единственная секунда чего–то похожего на сочувствие к солдатам Владык Властителей будет смертельной ошибкой. Големы роились вокруг Мортариона и выжившей Гвардии Смерти, атакуя их с яростными воплями сквозь густой туман мечами и выстрелами. Убей или будешь убит — и так с самого первого дня войны.
  Дыхание Мортариона громом отдавалось внутри шлема, его коса свободно вращалась сверкающими дугами металла, а лезвие-полумесяц на рукояти покрылось грязной кровью и сырыми внутренностями. Дорога из трупов скрылась во мгле позади него, по ней можно было бы пройти от токсичных предгорий обратно к более чистым долинам. Ландшафт осквернили следами резни, устроенной им и его элитными воинами. Выпотрошенные и дымящиеся останки большой стаи монстров лежали вокруг гранитной расщелины неподалеку — след хитро устроенной засады, которая почти повернула боевой отряд Гвардии Смерти назад.
  Внизу, там, где люди могли дышать без поддержки, большие силы Гвардии Смерти под командованием Суна и Морарга вычищали последние банды налетчиков Некаре, предавая каждого голема и сшитых вместе монстров мечу. Они не могли последовать за Мортарионом и остальными, но в последней битве еще сыграют свою роль.
  Месяцами Мортарион составлял планы и схемы, сражаясь в горной цепи среди смертельно опасных пиков, известной как Гребень, в быстрых, безжалостных вылазках, уничтожая защитную сеть Верховного Владыкиверховного Властители. Каждое звено в логистической цепи Некаре методично разрушалось. Его кузницы плоти были сожжены, а загоны с рабами разрушены. Внешние крепости-цитадели были снесены химическими бомбами, а сеть пещер и связующих туннелей, пронизывавшая Гребень — запечатана.
  Все прочие Владыки Властители были мертвы. Один за другим они были казнены, многие — лично Мортарионом. И на лице каждого из них перед смертью застывало одно и то же выражение — потрясение и замешательство, будто они не могли понять, каким образом низшие, на которых они охотились на протяжении бесчисленных поколений, восстали и свергли их.
  Мортарион был вестником этого переворота в судьбе проклятого Барбаруса. Его лидерские качества и абсолютная несгибаемость перед лицом несправедливости Владык Властителей стали маяком, за которым следовали все остальные.
  ''«Ты светоч, указавший нам путь'', — однажды сказал Раск. — ''И этим светом мы очистим этот мир»''.
  Лишь одно препятствие оставалось на пути к этому идеалу. Высоко над ними, на самых смертоносных уступах, виднеющийся через прорехи в отравленных облаках, стоял черный дворец Некаре. Самый зловещий из бастионов ВладыкВластителей, ощеренный орудиями и мерцающий в воздухе, окутанный темным колдовством. Где–то там наверху приемный отец Мортариона наблюдал за тем, как они сражаются с его големами, молча провоцируя своего найденыша придти к нему на порог и бросить вызов.
  — Скоро, — прорычал Мортарион, опуская взгляд обратно к орде перед ним. Стадо бормочущих выродков с мечами вместо рук бросилась к нему, и он, покрепче встав в грязь, приманил их жестом. Коса стала вихрем движений, разбивающим при ударе назад, режущим при ударе вперед, оставляющим после себя лишь безмолвие смерти.
  Доспехи бойцов были самой новой версией от Тиран-Кузниц в Убежище, а их внешний облик стал символом последней стадии этой войны. Мортарион был облачен в эти доспехи два дня назад, когда они вошли в руины Ущелья Геллера, захватив город. Жители и гражданские, следовавшие за его армией, возрадовались, освободив это место. Они выкрикивали его имя, и этот звук отражался от низких облаков.
  Ущелье Геллера обладало малой тактической ценностью в общем плане, но для Мортариона это было чем–то личным, он не мог этому противиться. Маленькое фермерское поселение, в прямом смысле, стало местом, где он вернулся к человечеству, где прекратилось его служение Некаре и гнусному роду ВладыкВластителей.
  Он помнил тот миг, будто это было вчера, а воспоминания возродили в нем то чувство снизошедшего откровения, что он ощутил, придя в эту долину: вкус первого в жизни глотка свободного от яда воздуха; звук человеческих голосов, поющих и смеющихся; запахи готовящегося мяса, пота и пива. Некаре всегда говорил Мортариону: низшие в долинах — лишь слабые жертвы. Но в тот день Жнец узнал, что они на самом деле представляли. Он почувствовал себя странно привязанным к этим людям, наполнившись необъяснимым стремлением, влечением, которое, казалось, генетически заложено в него. Он был воином, и он был здесь для защиты людей. Он мог сомневаться в чем угодно, но только не в этом.
  Возвращение в Ущелье Геллера также означало еще кое–что — конец близок. Война вошла в свою финальную фазу, и все знали это. Либо замок Некаре падет и миф о бессмертии Верховного Владыки верховного Властителя будет разрушен, либо битва зайдет в тупик и никогда не окончится.
  Последний вариант был неприемлем. Мортарион не собирался оставлять жизнь своему приемному отцу.
  Это должно было закончиться ''как можно скорее.'' В последние несколько дней до него дошли слухи, принесенные гонцами в Убежище. Люди в южных поселениях говорили о диковинных огнях в ночном небе над густой мантией облаков, кто–то даже видел странный летательный аппарат, подобный громадному металлическому ястребу. Тифон отмахнулся от слухов, заявив, что это слова глупцов и пьяниц, но Мортарион был менее категоричен. Если это всё признаки того, что у Некаре еще остаются какие–то спрятанные орудия на Барбарусе, тогда убийство Верховного Владыки верховного Властителя должно свершиться в самые кратчайшие сроки.
  Пушка Хазнира взревела, и еще несколько големов пали в брызгах черного и красного ядовитого вещества. Между атаками ненадолго установилась тишина, и он поприветствовал командира, приложив дымящимся дулом оружия к брови шлема.
  Это оказался самодельный клинок, изъеденный коррозией кусок меди, превращенный в нож. Мортарион поднял его и рассмотрел, вспоминая, где впервые его увидел.
  ''В темную и пугающую ночь, в руках отчаянного юнца, который скорее бы умер, чем подчинился ВладыкамВластительм.'' Он поднялся.
  — Калас! У меня есть кое–что, принадлежащее тебе.
  Каждая клеточка его тело излучала мрачную, кипящую злость, гнев подогревался предупреждающими голосами разума, что оставили Мортариона разрываться между жаждой мести и долгом.
  В тот момент часть его ''ненавидела'' Тифона и остальных, ненавидела низших и то, чем они являлись, так же сильно, как он ненавидел ВладыкВластителей. Он презирал их за слабость, за неспособность сражаться до того, как он их обучил, за хрупкие человеческие тела, рассыпавшиеся от одного только прикосновения токсичных испарений.
  Почему они не могли быть такими же, как он? Он был проклят своими возможностями: сильнейший и быстрейший из всех людей, когда–либо ходивших по Барбарусу, умнее и сообразительнее любого из их жалких рядов. Они тянули его вниз, замедляли его. Удерживали его от единственной вещи, которой он жаждал больше всего на свете — от смерти Некаре.
  Но эти ярость и фрустрация вставали против непонятных, невыразимых стремлений. ''«Я не такой, как они,'' — сказал он себе. — ''Я не ошибка природы, не эксперимент ВладыкВластителей, вышедший из–под контроля».'' Мортарион знал, что у его существования есть смысл, так же хорошо, как знал, что за ночью следует день. Если и существовала воля, создавшая его, то для одной-единственной цели.
  ''«Я оружие для войны».'' Это было единственная истина, подходившая к его реальности.
  ''«Но для какой войны, если не для этой?».''
  Он продолжал идти, преследуемый сомнениями и образом Некаре, смотревшим на него с высоты. Смех Владыки Властители сопровождал его до самых низин, кусая воздух и отражаясь эхом за их спинами с каждым тяжелым шагом.
  Летательный аппарат, названный «Ястребом», приземлился на руинах полей за пределами разрушенных стен города, и он не был похож ни на что когда–либо виденное Каласом Тифоном.
  Он разбирался в машинах — паровые боевые механизмы с массивными поршневыми ногами или гусеницами были довольно широко распространены в боевых рядах Владык Властителей — но это было что–то новое. Низкие и невероятно опасные небеса Барбаруса делали все попытки достичь воздушного превосходства глупой затеей, обреченной на провал. Оттого все конфликты протекали внизу, в грязи, где противники могли смотреть друг другу в лицо.
  Даже сейчас, когда Ястреб стоял на земле, молчаливый и замерший в кругу выжженной травы, он казался парящим. Гладкие линии светлого, полированного орудийного металла и мерцающее золото блестели в слабом дневном свете. Фюзеляж походил на нечто, вырезанное искусным художником: корпус в форме пули плавно перетекал в широкие крылья обратной стреловидности и подкрыльные несущие поверхности. Аккуратные линии гравированного орнамента покрывали каждый кусочек видимого экстерьера Ястреба, и, когда они подошли ближе, Тифон различил фрагмент на крыльях, оказавшийся надписью в старом Готическом стиле.
  Запинаясь, он прочитал надпись вслух.
  — ''Аве… Импер… Аторатор.''
  — Да, — сказал Мортарион, подойдя к нему. Его старый друг был одним из немногих, кто был достаточно образован, чтобы понимать символы, и по его тону было понятно, как их смысл взволновал его.
  Одним из таких был Рафим, преградивший им путь солдат из банды, которого тренировал Тифон.
  — Это день чудес, — сказал молодой воин. — Когда прилетел Ястреб, мы подумали, что это новое оружие ВладыкиВластители. Но это не так! Сначала Пришелец помог нам закончить битву на полях, а потом принес нам припасы и медикаменты… — воин говорил быстро, будто восторженный ребенок. — Он владеет неизвестными нам технологиями. Новыми методами исцеления. И еда, он принес еду!
  Рафим указал на лагерь. Тифон переживал, что гражданские страдают от недоедания в эти последние дни войны, держась лишь за надежду, что смерть Некаре всем принесет облегчение.
  — Можешь ли ты винить его? Этот день должен был стать днём освобождения Барбаруса. Мортарион сражался за него с самого моего освобождения, но мы отступили с поражением, и что мы обнаружили? — он кивнул на зал. — Человека с небес, который выбрал этот самый момент и затмил всё, что Жнец сделал для этих людей.
  — Это не может быть уловкой ВладыкиВластители, — сказал Раск. — Эти ублюдки слишком нетерпеливы для чего–то, кроме жестокости, — он помедлил. — Возможно, этот чужак тот, кем кажется… Не забывай, слухи говорят, что Жнец и сам упал с небес.
  — Я думаю о том же, — согласился Тифон.
  — Барбарус выживал в полном одиночестве веками в когтях тиранов! — Жнец позволил своему гневу выплеснуться наружу. — Где ты был все это время?
  — Я глубоко сожалею, что мне потребовалось столько времени, чтобы найти тебя… Мортарион, — чужак печально улыбнулся. — И эта скорбь не станет легче, — затем улыбка исчезла. — Поверь моим словам, я могу объяснить тебе твоё происхождение. Я могу помочь тебе победить Владык Властителей и очистить этот мир от остатков их разрушительных пут.
  — Меня не интересует, где я был ''зачат'', — сказал Мортарион, источая холодную ярость. — Я был ''рожден'' на Барбарусе, и здесь я ''вырос,'' — он указал на своих воинов. — Гвардия Смерти — единственная родня, которую я когда–либо знал. Мои несокрушимые клинки. И лишь наша рука принесет возмездие ВладыкамВластительм, — он отвернулся. — Ты здесь не нужен. Садись в свою прелестную птичку и улетай.
  — При всем уважении, — ответил чужак, — я осмелюсь оспорить это. Твои товарищи рассказали мне многое о войне, которую ты ведешь. И хотят многие великие победы украшают знамя Гвардии Смерти, Верховный Владыка верховный Властитель все еще жив. Ты и твои лучшие воины так и не смогли достичь башни, в которой он пребывает, не так ли?
  Мортарион крепко сжал рукоять косы.
  Вокс-связь была бесполезна, заглушенная неизвестными помехами, мешающими любой попытке вызова подкреплений. Этот же подавляющий покров помешал Натаниэлю подать сигнал Рубио и Сигиллиту.
  ''«Все закончится так, как враг и планировал»планировал'', — мрачно подумал Гарро. — «''У них большая численность, а эта крепость была построена как укрытие, а не укрепление».''
  Но самое отвратительное только начиналось. Там, где погибали защитники, Гарро увидел личинок, впивавшихся в еще теплые трупы, и его губы скривились от отвращения. Сначала легионер подумал, что мерзкие твари пожирают трупы, но потом одно из тел затряслось, как в приступе паралича, и снова начало двигаться. Голова упавшего гвардейца качнулась вперед, когда он поднялся. Его челюсть широко раскрылась, толстая голова личинки появилась изо рта и закрутилась в воздухе.
  Отвлеченный перестрелкой, Локен не видел бегущего к нему мертвеца до тех пор, пока не потерял возможность уклониться от атаки.
  Натаниэль крутанул ''Вольнолюбец'' в руке, перенеся его вес назад и приготовившись бежать на помощь младшему легионеру, но тут в его поле зрения появилась темная масса. Это был укрытый черным жужжащим плащом мутант.
  — '''Поворачиваешься ко мне спиной, капитан?''' — пробубнил Повелитель Мух. — '''Ты еще не выплатил свой долг.'''
   
  Сталь и хитин сверкнули, ударяясь друг об друга, когда Гарро и Повелитель Мух сошлись в схватке. ''Вольнолюбцу'' было трудно пробить бронированную шкуру существа. Лезвие соскочило с изогнутой костяной оболочки, срезав лишь небольшие черные куски; угол удара оказался слишком мал для нанесения глубокого разреза.
  Натаниэль сражался, отражая чумной кинжал своего врага, снова и снова отбрасывая его в сторону. Он знал — достаточно лишь малейшей царапины лезвием оскверненного оружия, и его кровь наполнится нечестивой химерной инфекцией. Повелитель Мух жужжал и усмехался, наслаждаясь боем и подстегивая воина.
  — '''Он близко''', — прогудел голос Роя. — '''Теперь совсем близко.'''
  Гарро не ответил, но инстинктивно понял, о ком идет речь. ''Мортарион, Жнец.'' Примарх Гвардии Смерти и братья-перебежчики будут на переднем крае вторжения Гора на Терру. Это неизбежно. XIV Легион Четырнадцатый легион был неумолимым молотом, тяжело падающим в каждой войне, в которой они когда–либо сражались, и эта война ничем не отличалась.
  — '''Он уже принял Метку,''' — сказало существо. — '''Время ещё есть, Натаниэль. Ты можешь вернуться в свой легион. Ты можешь присоединиться к нам.'''
  — Мой легион ''мертв'', — выплюнул капитан в ответ, блокируя мечом клешню, а другой рукой удерживая кинжал.
  '''— Смерть ничего не значит для благословленных Дедушкой. Ты видел своими глазами. Я снова стою перед тобой,''' — зловонное дыхание мутанта превратилось в пар. — '''Прямолинейный Гарро. Ты всегда был сам по себе, даже будучи боевым капитаном. Но когда Легион легион возродится, все эти старые разделения будут отброшены навсегда. Терранец и житель Барбаруса, Сумеречный Рейдер и Гвардеец Смерти, предатель и лоялист. Эти термины ничего не значат. Мы все будем едины под этой меткой. Трое. Семеро. Все,''' — существо попыталось высвободиться, но Натаниэль крепко держал его. — '''Мы никогда не познаем слабости. Мы никогда не умрём.'''
  — Всё должно умирать, — сказал Гарро, и, как только он произнес эти слова, с его души словно свалилась огромная тяжесть. — Именно смерть определяет то, кто мы есть и что делаем, — он стиснул зубы. — Борьба имеет значение только в том случае, если мы ''смертны.''
  — Н''ет. Я этого не приму. Я не паду здесь!''
  — '''Если ты откажешься, то погибнешь в невыносимой агонии,''' — сказала ему тварь. — '''Когда ты бежал, как трус, каждый брошенный тобой воин из Седьмой Великой великой роты был наказан за твой проступок. Их поносили и ненавидели. Твое наказание будет таким же, увеличенным в тысячу раз!'''
  — Будь ты проклят, — прорычал Натаниэль, вспоминая лица своих легионеров. Он верил — не все из них поддерживали Гора, и знание того, что эти решительные братья пострадали из–за него, ранило до глубины души. — И будь проклят Мортарион за путь, по которому я никогда не пойду!
  — Неповиновение — это всё, — возразил Натаниэль и в яростном порыве приложил все остатки силы, чтобы оттолкнуть руку существа с кинжалом. Генетически усиленные, нечеловеческие рефлексы позволили Гарро схватить брошенный меч в воздухе прежде, чем тот упал в недосягаемости, а импульс движения клинка перешел в точный, быстрый взмах.
  Схватка, ненадолго прерванная, возобновилась. Но теперь преимущество было на стороне капитана. ''Вольнолюбец'' взлетел вверх, а меч Локена опустился сверху, образовав подобие креста на уровне шеи Повелителя Мух, зажатой между двумя лезвиями.
  Тварь еще раз попыталась ударить его кинжалом, но легионер не колебался и сомкнул мечи, как ножницы. Голова причудливого зверя подлетела в воздух на струе маслянистой жидкости, в верещащую массу устремившегося за ней роя.
  — Дай мне оружие, подобное этому, и я буду пытаться столько раз, сколько потребуется.
  — Это скорее инструмент, чем оружие, — сказал Сигиллит, прежде чем спохватился и замолчал, тонко улыбнувшись. Он продолжил. — Здесь мы закончили, а значит, нам не следует больше медлить. Ты и остальные вернётесь со мной в Императорский Дворецдворец, — Малкадор снова повернулся к горе. — Если повезет, остальные вмешательства будут подавлены к нашему возвращению.
  — Остальные? — Гарро оглянулся на остывающий, потрескивающий камень.
  Полет проходил в расплывчатом, подобно замедленному времени, состоянии каталептической комы, когда Рубио позволил своему мозговому импланту ввести его в состояние полусна, которое было для легионера ближайшим подобием сновидений. Все еще пребывая в сознании, именно в этом полусонном состоянии он мог отдохнуть и собраться с мыслями.
  Отчасти воин вошел в транс, потому что его тело устало, и он научился на горьком опыте находить покой везде, где только мог; но Тайлос Тилос также отошел от своих товарищей — Странствующих Рыцарей, чтобы заглянуть внутрь себя и прощупать брешь в своей памяти.
  Пустота была цельной и совершенной, так прочно вплетённой в сеть его переживаний, что, казалось, будто всегда была там. Рубио понял — его подсознание принимает новую схему воспоминаний, и у него появилось неприятное чувство, что через несколько дней он вообще не заподозрит ничего плохого.
  Псайкер всегда подозревал, что их, конечно, было больше, чем ему положено знать, и в прошлом мельком видел воинов, походку которых он не узнавал. Библиарий вспомнил о том легионере, которого видел выходящим из покоев Малкадора, и начал искать среди присутствующих кого–то похожего.
  Под его взглядом промелькнуло знакомое лицо. Вардас Изон торжественно кивнул ему, выражая целый ряд намеков, и он ответил тем же. Неподалеку еще один Странствующий Рыцарь отцепил свой плащ, и Рубио заметил мельтешение резных амулетов на его ожерелье. Они были единственным отличительным знаком этого воина, так же как гладиус гладий Рубио, украшенный Ультимой, который ему разрешили сохранить как память о своем Легионелегионе. Амулеты были оберегом, который предпочитали так называемые рунные жрецы дикой Стаи Лорда лорда Русса, и если этого было недостаточно, то пепельно-рыжий цвет растрёпанных волос воина лишний раз подтверждал происхождение сына Фенриса.
  Бывший Космический Волк ухмыльнулся ему, когда он сошел с трапа «Громового ястреба».
  — Полагаю, что нет, — библиарий внимательно наблюдал за Винтором. Глаза худого человека нервно метались из стороны в сторону, когда Регент не обращал на него внимания.
  Тайлос Тилос и раньше видел в нём это волнение — или, по крайней мере, он видел его в ком–то, кто выглядел и говорил как Эйл Винтор. Тайна этого человека вернула размышления Рубио в мрачное русло, тревожащее его собственный разум.
  — Скрытые атаки отбиты, — объявил Малкадор, повысив голос так, чтобы его услышали все. — Мы были готовы и были там, где нужно, когда прихвостни Гора ударили. Но они будут не последними. Я не сомневаюсь, нас подстерегает другая опасность и другая отравляющая ложь, — он перевел дыхание и кивнул сам себе. — Но знайте вот что. Эти атаки — звон колокола, что возвещает о начале конца. Планы и приготовления предателей вот-вот придут в действие. Будут пожары и смерть. На улицах будет беспорядок и паника, и дальше будет хуже, пока от кораблей Магистра магистра войны не почернеет небо, — Малкадор ткнул костлявым пальцем вверх, проходя обратно через строй. В этот момент Рубио увидел, как Винтор воспользовался возможностью ускользнуть, пока его хозяин был занят другими делами.
  — И что нам делать? — вопрос исходил от другого воина, неизвестного библиарию, но бледность его лица и черные, как ночь, длинные волосы позволяли предположить принадлежность к Легиону легиону Лорда Коракса.
  — Ничего, Брат брат Оген. Вообще ничего, — Малкадор сделал паузу, опираясь на посох и вглядываясь в их лица. — Вы должны использовать этот момент для перевооружения, ремонта брони и пополнения запасов. Сейчас затишье перед бурей, надо воспользоваться им с умом.
  — Затишье? — Гарро не предпринял никаких усилий скрыть раздражение в голосе. — По всей планете пылают города. Люди умирают. Война уже здесь.
  — Для нас обоих.
  Хелиг отвел взгляд. С тех пор как Натаниэль вернулся на Терру, его прежний ранг боевого капитана был не более чем почетной формальностью. Хоть он и обладал статусом Agentia Primus агентии-прим Сигиллита, негласное правило установило, что ни один Странствующий Рыцарь не превосходит другого по званию. Если Гарро отдавал Галлору приказ, тот не мог выполнить его иначе, кроме как с одобрения Малкадора.
  Но это правило отошло на второй план, когда другой Гвардеец Смерти медленно кивнул.
  — Я ничего не забываю. Скажите, что вам нужно, капитан.
  — Найди то, что осталось от Семидесяти — наших братьев, сбежавших от предательства на борту ''«Эйзенштейна»''.
  — Их теперь меньше, — заметил легионер. — И не все могут быть на Терре. Они не были выбраны, как мы.
  — Тогда все будет сделано, — Галлор ушел, не оглядываясь.
  Подобрав свой потрепанный боевой плащ, Гарро направился к зияющей пасти нуль-гравитационной трубки на дальней стороне посадочной площадки, намеренно избегая остальных Странствующих Рыцарей. Однако обойти ТайлосаТилоса, который дожидался его на краю платформы, было невозможно.
  — Ты что–то ищешь, — сказал псайкер, и Гвардеец Смерти почувствовал мягкое давление телепатического зонда.
  Он бросил на библиария предостерегающий взгляд.
  — Не лезь ко мне в голову, ТайлосТилос.
  — В тебе есть много такого, чего я никогда не понимал, Натаниэль. Скрытые места в твоих мыслях, — Рубио скрестил руки на груди. — И на эти вопросы нет ответов. Кажется, они ускользают, как капли дождя.
  — Если бы они только знали, если бы я только мог сказать, — пробормотал человек себе под нос. Он взглянул в сторону большого арочного окна, видневшегося через открытую дверь в спальню, и резкий, самоубийственный импульс пробежал по его телу. Шквал грубых, агрессивных мыслей обрушился на него.
  ''Винтор представил, как задыхается, повесившись на красных шелковых простынях этой кровати, теряя контроль над собой и дико извиваясь, пока не задохнётся–задохнётся...''
  ''–Пробивает ...Пробивает стулом дыру в окне и выпрыгивает из него–него...''
  ''–Вонзает ...Вонзает себе в сердце один из старинных ножей в столовой–столовой...''
  ''–Пробует ...Пробует металл дула лазгана на языке, прежде чем нажать на спусковой крючок–крючок...''
  ''–Глотает ...Глотает чернила из кабинета Малкадора в количестве, достаточном, чтобы отравиться ими–ими...''
  ''–Бросается ...Бросается с края Орлиного Виадука–Виадука...''
  Он закричал и ударил себя по лицу, звуки эхом отразились от резных стен. Винтор сглотнул и обхватил себя руками, опасаясь, что его вспышка гнева могла включить какую–то тревогу. Но сирены не было, и он двинулся дальше, качая головой и пытаясь вернуться к своим прежним мыслям.
  Приторное, всепоглощающее чувство неизбежности просачивалось в каждое действие Винтора, цепляясь за него, как будто это был запах дыма от костра.
  ''–Сжигает ...Сжигает себя заживо на кухне–кухне...''
  ''–Обливает ...Обливает свое тело амасеком и дотрагивается кончиком лхо-палочки–палочки...''
  Его руки всё ещё дрожали, он нашел место, где была потайная дверь, и прижал шифрованный ключ к каменной колонне. Какое–то мгновение ничего не происходило, и Винтор почувствовал зарождение безумной паники, но затем колонна застонала и сдвинулась, открыв проход позади себя. Холодный сухой воздух вырвался наружу, принеся с собой резкий запах дезинфицирующих средств.
  Еще один горький смешок.
  — Он бы никогда не позволил мне сказать «нет», — голос Винтора эхом отразился от узких стен. Впереди коридор расширялся, превращаясь в лабораторное пространство, заполненное механизмами и медицинскими приборами утраченной Эры эры Технологий. Паукообразные медные штуковины и белые керамические конструкции тихо и старательно работали над узлами чахлой эмбриональной плоти, плавающими в стерильных камерах.
  Сухая, холодная атмосфера комнаты; жесткий, бесцельный белый свет, шепчущие машины — все это вызывало у Винтора такой ужас, какого он никогда раньше не испытывал. Первобытный, изначальный и неотвратимый, словно вплетенный в само его существо. Он оперся о стену, и его вырвало.
  — Вот то, что ты хочешь? — прокричал вопрос Винтор, дико тыча в капсулу с телом.
  — Образец ксеноса, — тон Малкадора стал тоном лектора. — АэльдариАльдари. Я нашел его в паутине, в подземном пространстве под тем, что сейчас называется Императорским Дворцомдворцом. Это было очень давно. Тогда он был еще жив, но его сущность — его ''душа'', если хочешь, — таяла и угасала, — Сигиллит слабо улыбнулся. — Но ты же знаешь меня, дорогой друг. Я никогда не трачу ресурсы впустую.
  — Почему он похож на меня? — крикнул Винтор.
  — Ты помнишь, где родился, Эйл? — тон Малкадора стал жестче. — Ты помнишь имена своих родителей? Твоих братьев и сестер? Место, где ты вырос?
  — Ну конечно! — вопрос был нелепый. — Я… — он потянулся к памяти и нашел там только пыль. Ничего, кроме очертаний того, что должно было быть там. Пустой сосуд, в котором должно было храниться прошлое человека. — Я не… Почему я не…не?..
  — Их не существует. Вот почему ты никогда не вспоминал и не говорил об этом. Твой ум был устроен не думать о прошлом, которого у тебя никогда не было, — Сигиллит кивнул в сторону мертвого инопланетянина. — Потребовалось много времени для изучения структуры их генетического материала, но адаптация была возможна. Он умирал, когда я его обнаружил, понимаешь? Но даже в эти мгновения я понял, что за существо нашел. Родственную душу. Что–то почти бессмертное, с интеллектом, который не уступал моему, — он вздохнул. — Так мало тех, кто может сравниться со мной. Можешь ли ты винить меня за то, что я хочу с кем–то поговорить? Довериться кому–нибудь и не сойти с ума?
 
  Мерзкая варп–чума окружала Мортариона со всех сторон. Он шел по коридорам ''«Терминус Эст»'', периферическим зрением цепляя больных. Через иллюминатор запечатанного люка он увидел мёртвых сервиторов, рухнувших перед сотнями человеческих тел, сложенными словно дрова. Экипаж илотов был поглощен химерным вирусом, разрушившим также органические части машин. Хуже всего пришлось воинам его легиона, которые, стыдясь своей заразы, шарахались и отбегали в стороны при приближении примарха.
  Казалось, эта адская напасть передавалась со скоростью мысли, и ни один антидот, ни один барьер не в силах её остановить. Мортарион согнул левую руку, облачённую в боевую перчатку, ощущая пульсацию тысяч волдырей, появившихся на коже под ней. Если эта реальная болезнь могла поразить ''его'' тело, вонзив микроскопические когти в бушующую печь физиологии полубога, то какая надежда победить заразу была у его сыновей? Чувство собственного достоинства у Мортариона всегда было завышено. И если бы он только сконцентрировался на своём теле, то непременно бы ощутил, какая битва сейчас идёт в его крови. Ему было противно признавать этот факт, но он тоже ''осквернён.''
  Пересекая тусклые и тёмные коридоры, примарх видел и тех из своих сыновей, кому повезло меньше. Тут медики и апотекарии легиона корпели над скорчившимися у стен фигурами воинов. Один из таких повернулся, чтобы посмотреть на своего примарха, и тот увидел загноившиеся слепые глаза, бледное лицо и кровоточащие язвы на коже.
  ''«Неужели эта трагедия происходит на каждом корабле моего флота?»'' Он убедился в этом, вспомнив Рахиба Цуррика, к которому болезнь не была милосердна и отказалась наградить смертью. «''Это «Это ждёт каждого из нас, если мы не избежим безумия варпа».''
  Измученное воображение Мортариона представляло ему альтернативу — бесконечность, проведенная в безжалостной боли и агонии. На протяжении всей истории пропадавшие и терявшиеся в варпе корабли были обречены на жестокую судьбу. Это ли случилось с ними? Подобного он бы не пожелал и злейшему врагу. Небытие и ужасающее бездействие по праву были хуже любой смерти.
  ''«Покажи мне врага или дай цель, и тогда я изменю судьбу миров!»'' — сказал однажды Мортарион своему отцу. «''Нет «Нет войны, которая внушала бы страх Гвардии Смерти».''
  Эти слова были ложью. Он знал, что такое страх истинный и настоящий. Это битва с невидимым врагом, которого нельзя схватить и разрубить мечом. Это борьба, обратившая Бледных Сыновей против самих себя. ''«Война, которую нельзя выиграть»''.
  — Тифон! — крикнул он, его голос отразился от чернеющих и осыпающихся стен. Как и остальной корабль, святилище прогнило изнутри. — Всё закончится здесь и сейчас. Верни нас назад или брось вызов и умри.
  — Разве ты не видишь правду, Жнец? — слова Первого первого капитана донеслись до него откуда–то из самого тёмного угла. — Мы не можем умереть в этом месте. Здесь мы бессмертны и вечны, такие, какими должны были быть всегда, — часть теней отделилась и двинулась к примарху. — Мне самому потребовалось время, чтобы осознать это. Но теперь я точно знаю. Мне кажется, я всегда был таким. Нужно было просто идти по своему истинному пути.
  Тифон появился в лучах болезненного света и напоминал лишь фантомную копию себя прежнего. Слабый. Мертвенно-бледный. Он был похож на живой труп. Его борода была грязна и спутанна, в черных впадинах глаз горела злоба. Боевой доспех Первого первого капитана был испачкан кровью и грязью, словно он дрался в канализации.
  — Что ты натворил? — выдохнул Мортарион. — Если наша дружба тебе всё ещё дорога, объясни мне, почему ты завел нас в эту западню?
  — Как и ты, — Тифон обнажил свои пожелтевшие зубы, безумно улыбаясь. — Я знаю, ты искал знание, запрещенное твоим отцом, — он махнул рукой. — Шёпоты в сумерках. Они говорят друг с другом. Разве ты этого не знаешь? Мы идём по одному пути, только я уже далеко впереди, — воин усмехнулся. — Честно говоря, он был начат мною с первого вдоха. Я был рождён для этого.
  Тифон никогда не делал секрета из своего рождения и происхождения. Он был незаконнорожденным ребёнком, отмеченным кровью своих предков, как и Мортарион. Эта тьма всегда служила Легиону легиону Гвардии Смерти или, во всяком случае, так считал Первый первый капитан. События, происходящие здесь и сейчас, пролили свет на всю ситуацию. Возможно, так оно и было. Возможно, Калас всегда вёл их к этой точке невозврата. Плавно подводил к двери, где их ждали демонические силы, которые лишь изредка замечал Мортарион.
  — Что случилось в твоё отсутствие? — спросил примарх. — Что изменилось?
  И этого ответа было достаточно. Зарычав, Жнец двинулся на него и, выхватив Лампион из кобуры, пустил в воина столб жгучего белого огня. Тифон закричал, но, когда пламя выстрела угасло, он все ещё стоял на ногах. Пепел с хрустом падал с верхних слоев его кожи, броня всё ещё была накалена, но действие оружия, казалось, было ослаблено каким–то невиданным способом.
  Мортарион, недолго думая, сменил тактику и поднял ''Безмолвие.'' Дуга косы запела, рассекая затхлый воздух. Тифон увернулся и отбежал в сторону по скользкому от ихора настилу, едва избежав удара, который мог бы лишить его руки. Он не отдавал явного приказа, но дюжина туманных фигур вырвалась из теней и понеслась в атаку на Саван Смерти. Это были члены «специального» отряда Первого первого капитана, которых он назвал Могильными Стражами, и ни один из них не напал на своего примарха. Эта дуэль, несомненно, была только между Мортарионом и его старым другом.
  Брызги неестественного огня разорвали листы железа, когда две группы телохранителей столкнулись между собой. В центре между ними примарх и его капитан дрались друг с другом, обмениваясь провоцирующими ударами, темп их ускорялся, а шансы получить смертельную рану увеличивались.
  ''«Я совсем не знаю этого человека».''
  Их клинки сошлись друг с другом и сверкнули. Тифон попытался дотянуться до Мортариона и оттолкнуть его назад. Это была довольно дерзкая тактика, от любого другого примарх просто счёл бы её бесполезной. Но Первый первый капитан знал его как никто другой. Эти двое сражались во множестве битв бок о бок, шагали через мрачные хребты Барбаруса в годы безжалостной войны. Они вместе учились на ходу и укрощали жестокий мир на своём пути. Да и в завоеваниях Великого Крестового крестового похода Калас всегда был рядом. Его правая рука. Его перст и просто доверенный товарищ. Их оружие вновь соприкоснулось, и они с трудом, но всё–таки остановились. Несмотря на свой болезненный вид, Тифон оказался куда более сильным и выносливым, чем любой обычный легионер. Мортарион встретился с ним взглядом и увидел в его таких знакомых глазах чужого человека. Всё, что он знал о старом друге, рухнуло в этот самый момент. Изменившее Грульгора произошло и с его соратником; он, наконец–то, понял это. Человека, которым на самом деле был Калас Тифон — напуганным юным полукровкой, дерзким мятежником, доверенным командиром его освободительной армии — больше не существовало.
  Жнец позволил последнему угольку родства между ними угаснуть и зачахнуть, подобно свече. Он в момент стал жесток:
  — Если ты и есть то, что удерживает нас здесь, — прошипел примарх, — я разорву эту связь.
  С усилием Мортарион ударил ''Безмолвием'' по оружию противника, сломав его. Куски разлетелись в стороны. Первый капитан отшатнулся назад, но примарх продолжал атаку уже по инерции.
  Неуловимое и неудержимое лезвие огромной боевой косы вонзилось в нагрудную броню Тифона и пронзило её. Послышался скрежет разорванного керамита. Серповидное лезвие проникло в плоть через зияющий порез пластины, добралось до обоих сердец капитана и рассекло их. Черная кровь потоком хлынула из смертельной раны и Калас безжизненно осел, опираясь на конец клинка, подобно рыбе на крючке.
  ''«Прости меня, мой старый друг…»''
  Эта мысль была единственной в голове Мортариона, он хотел сказать её вслух, но тут голова Первого первого капитана резко поднялась, и его желтые глаза уставились на примарха. В его зрачках горел зловещий огонь:
  — Ты думал, что так просто убьешь меня? — ядовитая желтая пена текла изо рта Тифона, когда он говорил, она с шипением разъедала всё, к чему прикасалась, — Я уже говорил тебе, мы здесь бессмертны. Ты не можешь меня убить, ''мой старый друг''.
  Рука Первого первого капитана, расплывшись, приближалась к Мортариону с невероятной скоростью, но тот успел отскочить, блокируя атаку. Кинжал, нацеленный в шею примарха, прошел мимо, однако он нашел лазейку между пластинами брони и с лёгкостью прорезал тяжелый комбинезон. Жнец ощутил, как кончик лезвия впился в плоть, и эта боль была едва ли терпима. Потрясённый силой удара, он отшатнулся, потеряв контроль над ''Безмолвием,'' и потянулся к кинжалу. Он вытягивал оружие, обуздав волны мучения, когда лезвие медленно покидало его тело. Мортарион прекрасно знал этот кинжал — кусок старой меди, самодельное оружие, когда–то потерянное и забытое в пропитанной кровью грязи Барбаруса. Он зашипел в руке, источая разложение чумной материи, разъедая металлическую обшивку перчатки примарха. Мортарион отбросил его и оглянулся на Тифона, который тянулся вниз и вытаскивал ''Безмолвие'' из своей груди.
  — У меня есть кое–что твоё, — произнес Первый первый капитан и отбросил боевую косу к примарху. Мортарион поймал её, и его лицо искривилось от отвращения, когда он увидел пораженные язвами кишечник и органы, свисающие из раны его противника. — Смертный с бессмертным покончить не может, — продолжил Тифон, — и ты навсегда останешься низшим, если не переродишься, — он указал на руку Мортариона, усыпанную багровыми нарывами. Яростная боль, обжигающая нервные окончания, пронзила руку Жнеца в тот же момент. — Чтобы убить меня, тебе потребуется стать чем–то большим, чем сейчас, — он оскалился.
  Мортарион выпрямился:
  — Так и есть. Я подозревал это, — значит, это был момент истины. Ему оставалось разыграть туз в рукаве. — Теперь мне всё ясно. Для уничтожения того, чем ты постепенно становишься, требуется оружие особенного происхождения, — он потянулся к патронташу, висевшему у него на груди, и достал оттуда тонкий металлический стержень. Он нажал кнопку на одном конце и швырнул предмет в Тифона. Стержень приземлился у ног Первого первого капитана, издав пронзительный вой, но это было не взрывное устройство.
  — Маяк? — когда Тифон договорил это слово, между двумя воинами расцвел взрыв, источая изумрудный свет искривленной энергии. Из портала переноса материи медленно появилась огромная тучная фигура.
  — Демон! — крикнул Мортарион. — Ты умолял, чтобы я позволил тебе убить за меня. Что ж, теперь у тебя есть такая возможность. Ты клялся исполнить мой приказ. Вот он — уничтожь Тифона!
  — '''Это ли то, чего ты хочешь?''' — гигантская опухшая рука Пожирателя Жизни со сверхъестественной скоростью метнулась вперед и схватила Первого первого капитана и яростно встряхнула его до того, как тот успел увернуться. Мутировавшие когтистые пальцы обхватили горло Тифона и начали сжимать его.
  Мортарион с мрачным лицом наблюдал, как демоническое отродье душит его товарища, игнорируя каждый удар. Тифон начал задыхаться и брызгать слюной, маслянистая субстанция хлынула из его закрытого рта и чудовищных ран на теле.
  Когти разжались, и Тифон отшатнулся, выплевывая куски зубов и сгустки черной слизи. Мортарион двинулся вперед.
  ''«Еще одно предательство?».'' Его мысли ревели в осознании этой перспективы. «''Невозможно!».''
  Пожиратель Жизни поклонился примарху. Открыто хихикая, он начал разговор:
  — '''С сожалением вынужден сообщить Вамвам, Лорд лорд Мортарион… я уже поклялся Богу Чумы, королю распада и самому мерзкому регенту. Эта клятва аннулирует любые последующие клятвы, которые я даю смертным. Всё в гниющей власти Нургла. Это понятно?'''
  Мортарион попытался произнести имя, которые произнёс демон, но оно застряло желчью во рту. Примарху пришлось проглотить требование, которое он хотел озвучить.
  Мортарион бросился к нему с высоко поднятой косой, пытаясь остановить происходящее, но Тифон отшвырнул его в стену невидимой силой. Воздух сгустился до консистенции влажного цемента, и теперь каждый шаг требовал усилий сотни человек.
  Тифон протянул руки к горлу демона и разорвал его, словно сорвав кожу с убитого животного. Сквозь проделанную им дыру вырвался поток чёрной, кричащей пелены — огромный рой сверкающих мух. Туча насекомых вылетела наружу и поглотила Первого первого капитана, сбив его с ног силой удара.
  Повинуясь своему инстинкту, Мортарион воткнул ''Безмолвие'' в палубу и держался за неё, когда над ним пронёсся воющий вихрь. Он чувствовал, как их тысячи крошечных острых, как бритвы, жвал впиваются в каждый дюйм его обнаженной кожи, обжигая кислотным ядом его кровь. Оглянувшись, примарх мельком увидел, как серый клубок роя делится на группы. Они пикировали, атакуя как Саван Смерти, так и Могильных Стражей Тифона. Мухи пировали на воинах, поедая всю мягкую ткань в их телах вместе с глазами. Даже те, кто был внутри своих доспехов, не могли избежать участи, так как насекомые из варпа, казалось, могли проникнуть через мельчайшие отверстия, пожирая плоть.
  Подобно отливу, вопящий Рой покинул иссохшие тела павших воинов и устремился обратно к центру зала. В самом эпицентре этого шторма стоял Мортарион и его бывший брат.
  Ошеломленный этим зрелищем Мортарион ничего не мог поделать, пока тело старого друга продолжало дёргаться, корчиться и растягиваться, приспосабливаясь к трансформации изнутри. Его спина вздулась под треск ломающихся костей и керамитовых пластин. Из выемок вырвались тучи мух, а за ними — огромные рога. Он вздрогнул, стряхивая с себя комки мёртвой серой плоти, показывая цвет гниющих мышц под ней. Места стыка его боевой брони и гниющей плоти были совсем незаметными.
  Наконец–то, с отвратительным хрустом ломающихся хрящей и распухшего лица, у Первого первого капитана вырос искривлённый рог. Он поднял голову, хрипя и вздрагивая, и с каждым его вдохом и выдохом Мортарион слышал жужжание мух. Он стал пристанищем для тварей, живым гнездом разрушительной чумы.
  — Калас, — прошептал Жнец в наступившей гробовой тишине. — Что же ты наделал?
  '''— Знай моё имя,''' — последовал шипящий ответ. — '''Я пример того, кем нам суждено стать, Мортарион,''' — он выпрямился, разминая руки и пробуя возможности своей мутировавшей формы, — '''Я ТифусТиф.'''
  Эти слова, казалось, резонировали в воздухе, поразив что–то глубоко в душе Мортариона. В душе Жнеца образовалась тёмная и бездонная яма скорби с того самого дня, когда он впервые открыл глаза среди кровавой бойни у подножья скал на Барбарусе. Он игнорировал эту бездну, отрицал её существование — и на некоторое время, когда он нашел свою цель в создании Гвардии Смерти, а позже в Великом Крестовом крестовом походе, она была запечатана. Но всё–таки чувство пустоты никогда не покидало примарха, и вид трансформации Тифона разрушил попытки заполнить её. Величайшее отчаяние захлестнуло его, когда он посмотрел в глаза правде. Его легион падёт в эту бездну, будет так же разлагаться, и он ничего не сможет сделать, чтобы это предотвратить.
  '''— Так всё и должно было закончиться,''' — начал ТифусТиф, его слова звучали подобно ветру из могилы, — '''Судьба, которую ты отказался принять, ходила за тобой по пятам. Вопросы в твоей голове. Те самые, что ты задавал себе с тех пор, когда мы были просто глупыми юнцами и бесстрашными мятежниками. Они были лишь семенами, а теперь выросли и превратились в сомнения,''' — он согнул свои костлявые руки, протянув одну Мортариону, в жуткой пародии на дружбу, — '''Твои увлечения демонологией. Твоя цепь для Пожирателя Жизни…''' — он кивнул на пенистую лужу гнойной слизи, что осталась от существа. — '''Всё было предопределено Дедушкой. Он вёл нас к этому моменту, к моему перерождению. А затем поможет переродиться нам всем.'''
  — Ты привёл меня сюда… — горе и страдания от осознания этого жгли примарха изнутри сильнее любого яда, они истязали его хуже любого клинка.
  '''— Да,''' — ответил ТифусТиф, — '''но последний шаг ты должен сделать сам. Покорись, Мортарион. Сдайся. Или ты обречешь Гвардию Смерти на вечную слабость и страдания.'''
  ''Незнакомец в зале ложи. Пришелец.'' В бронзовокожем человеке было что–то знакомое, от чего нельзя было отмахнуться. Мортарион инстинктивно узнавал его, но не понимал как. Происхождение Мортариона было загадкой, и если тот незнакомец был хоть каким–то образом ''связан'' с ним, то возможность узнать все факты и тайны, стоящие за его величественной спиной, казалась ближе, чем когда–либо до этого.
  — ''Но какую пользу мне принесёт это знание?'' — прошептал он сам себе. — ''Как это поможет мне стать лучше?'' — он Он снова взглянул на Цитадель. — ''Как оно может помочь мне в этой борьбе сейчас?''
  Мортарион отмахнулся от назойливых и предательских мыслей и заставил их замолчать. Кто он и откуда пришёл — не имело никакого значения. В этот момент единственно важной была его цель, а не прошлое.
  Теперь он был так близко. Тень, отбрасываемая последним оплотом ВладыкВластителей, нависала над ним, мелькая лоскутами сквозь завесу ядовитых облаков. Он чувствовал, как его приёмный отец стоит на зубчатой стене и смотрит на него сверху вниз.
  — ''Последнее испытание'', — сказал Мортарион сам себе. — ''Всё скоро закончится.''
  Его тело содрогалось от пагубного воздействия смертоносных токсинов, витающих в воздухе. И все же ему удалось сделать глубокий вдох. Никогда прежде он не рискнул бы подняться так высоко, прямо к воротам замка приёмного отца. Но гнев разжигал в нём пламя, ведущее его вперёд.
  — ''Некаре!'' — хрипло проревел он имя Верховного Владыкиверховного Властителя, и этот рёв эхом разнёсся по вершинам. — Ответь и предстань перед вершителем твоей судьбы!
  Слова слетели с его губ довольно быстро, но цена их произнесения была гигантской. Грудь Мортариона была словно в огне, его тело кипело от пота, когда он пытался бороться с мучительной токсичностью тумана. Его мышцы содрогались от спазм и судорог. Он едва сохранял равновесие, коса дрожала в его руках.
  Мортарион попытался развернуть свою боевую косу в атакующую позицию, но дрожь в его руках не была ему подвластна. Он потерял контроль над оружием. Коса упала на рыхлую землю и начала крошиться, словно гниющая полынь.
  — Ты никогда не станешь достойным, — сказал ВладыкаВластитель, подходя к нему. Яд в воздухе, казалось, сгустился, собираясь вокруг Некаре, когда он приблизился и протянул свои тонкие щупальца, чтобы задушить Мортариона.
  Он и так задыхался. Воздух был тяжелым, словно свинец, и разрывал его изнутри. Никогда еще Жнец не чувствовал себя таким хрупким, как сейчас. Он отшатнулся назад, дождь из гниющих осколков посыпался с его брони, едва веревки вокруг дыхательной маски истлели.
  ''«Я подвёл свой народ».'' Если бы он мог, то разрыдался.
  — Я предупреждал, что ты умрёшь, — Некаре не предпринимал никаких усилий для атаки. Владыка Властитель просто стоял и смотрел, как собственная гордыня Мортариона уничтожает его. Он смотрел, как его найдёныш потерял равновесие и упал на колени, приближая свою смерть каждым своим вдохом.
  '''— Ты понимаешь?''' — произнёс мрачный голос, спускаясь вслед за ним на землю. — '''Одного неповиновения недостаточно,''' — слова эхом отдавались в гудящем хоре, нанося ему физические удары. Говорил не Некаре, это было нечто другое. Разум, обращающийся к нему, представлял собой нечто огромное и дряхлое, древнее и бессмертное. — '''Чтобы победить смерть, ты должен стать…'''
  Мортарион упал, чувствуя, как его тело бьётся в конвульсиях. Пришелец — единственное, что он видел. На лице этого незнакомца было то сострадание, какое ранее Жнец не видел и не знал.
  — Успокойся, — сказал воин. — Ты не умрёшь сегодня…сын сегодня… сын мой.
  Мортарион попытался заговорить, но слова, которые он пытался произнести, были украдены у него. Украдены так же, как и его давняя мечта победить Некаре. Когда он потерял сознание и погрузился в отчаяние, эти слова прозвучали эхом.
  ''«Я всегда буду тебя ненавидеть».''
  Печаль охватила его.
  Жестокий круговорот событий обрушился на Мортариона, когда он шёл по коридорам ''«Терминус Эст»''. Пустота в его душе была такой же пыткой, как и зловонный воздух Барбаруса в легких. Тогда он стоял на краю пропасти отчаяния и едва ли отстранился от бездонного мрака запустения. Теперь он был в свободном падении, он был потерян.
  Его брат по оружию, Тифон…
  ''«Нет, надо называть вещи своими именами».''
  ''«Тифус»«Тиф».''
  Воин, который когда–то был ему самим близким другом, его союзником, изменился навсегда. Честнее было бы сказать, что вся ложь Первого первого капитана была раскрыта, и перед примархом предстала его истинная сущность. Неживой монстр ТифусТиф, переродившийся благодаря слиянию с силами варпа. Он теперь был тем, кем ему суждено было стать.
  Не желая больше слушать слова этого создания, Жнец оставил его, отчаянно цепляясь за оставшиеся обрывки разума. Неотвратимость происходящего его потрясла. Желал или не желал он того, осознавал или нет, но Мортарион был виноват в том, что привёл своих сыновей в это место и подставил их под коварную власть того, кому Тифус Тиф служил всю свою жизнь.
  Как и Игнатий Грульгор, до становления Пожирателем Жизни, Калас Тифон теперь навсегда останется бессмертным Тифусом Тифом — вестником чумы и разрушений. Подвешенный тёмным колдовством где–то посреди смерти от болезни и новой жизни, он таки являлся воплощением идеала Гвардии Смерти: несокрушимым и вечным. Но какую же он огромную цену заплатил за этот статус.
  ''«И не только он».''
  Мортарион огляделся, замечая, как неуклюже меняются легионеры. Каждый Гвардеец Смерти, которого он знал, был охвачен агонией отвратительной трансформации. Их тела бунтовали и мутировали в метастазирующих переносчиков чумы. Мерзкие бубоны и реки гноя текли из их распадающейся, перерождающейся плоти, а мясо и кости становились неотличимы от проржавевшего до основания металла или крошащегося керамита. На раздутых лицах росли бутоны из глаз насекомых, трансформировались руки и пальцы. Всё это происходило в зловонном, тумане ядовитых и заразных испарений.
  Некоторые из его людей были встревожены и ошеломлены этими переменами, сражаясь с собственными телами в битвах, которые Мортарион мог заметить лишь мельком. Другие просто сошли с ума от боли трансформаций. Их разум окончательно сломался, они утратили связь с реальностью. Хуже всего пришлось тем, кто, как казалось, легко переносил боль. Подобно ТифусуТифу, они просто ждали момента перерождения.
  Как долго они находились в этом нереальном мире? Дни? Недели? Месяцы или годы? Течение времени в варпе было таким же изменчивым, как и всё остальное. Если они вырвутся на свободу, то ''где'' они окажутся? ''Когда'' они будут там? Гвардия Смерти могла вернуться в реальность в какой–нибудь затерянной эпохе далёкого прошлого или вернуться в такое же далёкое будущее, или попросту обнаружить, что прошло всего лишь мгновение. ''«Если мы вообще сможем выбраться отсюда». Как'' бы сильно он ни желал иного, примарх шёл по пути своих сыновей. Слишком остро Мортарион ощущал бурлящий конфликт в своих жилах, он чувствовал химерную инфекцию, буквально бушующую и сражавшуюся против его защиты и решимости. Если его тело — крепость, то её осадили враги несравненной силы. Яд в одно мгновение смог захлестнуть его, если бы он позволил. Нигилизм такого исхода был заманчив. Он может просто согласиться и переступить черту. Но это будет точка невозврата. Оставался только один выбор. Он мог принять отчаяние или продолжать бороться. Но…''за что?''
  ''«Вечность, проведенная в слабости и страданиях».'' Слова Тифуса Тифа давили на него. Он мог видеть только бесконечную битву. Войну жертв, а не победителей.
  — Я подвёл своих сыновей, — он озвучил эту мысль, не осознавая факта. Слова Жнеца эхом отразились от отслаивающихся стальных стен посадочного отсека военного корабля.
  Руководствуясь только своим инстинктом, Мортарион вернулся к пришвартованному ''«Бледному сердцу»''. Его шаттл, приготовленный к бою, к великой войне, теперь напоминал обломки, извлеченные из какого–то тёмного болота. Корабль разлагался, как и всё остальное, находящееся в тисках этого гнилого пространства Имматериумаимматериума.
  За ржавой люлькой дока, где висел скрипучий космический каркас ''«Бледного сердца»'', виднелся главный люк, отгораживающий внутренности корабля от космоса.
  Тяжелые затворки прогнулись под их собственным весом и открылись, позволив частичкам искаженного сияния снаружи наполнить покои лихорадочным светом. В любой другой ситуации Мортарион ждал бы, что отсек подвергнется взрывной декомпрессии, но это был ''варп.'' И он понял — ничто в этом месте не следует законам вселенной, где он был рождён.
  Мортарион откинул капюшон назад, обнажая своё бледное лицо и глядя всему безумию в глаза. Он собрал силы, чтобы сделать шаг вперед и противостоять истине.
  Его ботинки звенели странным эхом, когда он приближался. Корпус ''«Терминус Эст»'' был далеко от него по всем меркам, металл перемещался и изменялся, разрастаясь. Другие корабли флота застыли вокруг ''«Бледного сердца»'', как потускневшие украшения, привязанные к безумному небу дикой, необузданной силой. Переливающиеся цвета, сотканные из иллюзий невообразимых горизонтов, складывались в бесконечность. Но одна константа всё–таки была.
  Мортарион увидел набросок того, что могло бы быть ликом бога — три сверкающих глаза в запретном орнаменте. Он внезапно осознал, что ждал этого момента целую вечность.
 [[Файл:BD3.jpg|мини|''На Барбарусе Мортарион взбирается на гору, чтобы добраться до Некаре.'']] 
  Мрачный незваный Жнец, полный отчаяния, принявшего человеческую форму. Его плащ был таким же тёмным и пустым, как космос между звезд. Война в крови примарха кипела, сжигая его изнутри.
   
  Под Императорским Дворцом дворцом находились помещения, которые практически никто никогда не видел.
  Некоторые состояли из лабиринтов, проходов, галерей и атриумов, ведущих в самое сердце Терры, к запретным зонам, куда имели право заходить только Адептус Кустодес, Сёстры Безмолвия и сам Император. Другие были перестроенными остатками первых жилых комплексов, сооруженных в этом месте — огромные леса каменных колонн, высеченных разумными машинами-ремесленниками во времена правления Железных Людей.
  Гарро проехал на скиммере мимо запечатанных камер и задумался, кого он найдёт внутри, если выберет дверь наугад и откроет её.
  ''«Каждая из этих комнат хранит тайны Малкадора»Малкадора'', — подумал он. «''Или ещё хуже? Возможно, они несут ответственность за его ошибкиошибки».»''
  Вскоре он вышел из скиммера перед дверью камеры на седьмом ярусе, к большому удивлению и шоку охранников, стоявших там на страже.
  Он улыбнулся.
  — Может быть, и так. Но мне нравятся наши беседы, — Гарро смотрел на эту хрупкую и непритязательную женщину и удивлялся, какая причуда судьбы превратила её в ту, кого он знает сейчас. Эуфратия Киилер когда–то была летописцем, путешествовавшим с флотами Великого Крестового крестового похода, она шла со своим пиктером в неизвестность, чтобы задокументировать кампанию человечества по воссоединению всех разрозненных детей Терры и отражению волны инопланетного влияния, накатывающей из–за пределов освоенного космоса. Эта обыкновенная личность с ничем не примечательной судьбой была уничтожена рядом событий, порожденных восстанием Магистра магистра войны.
  Что–то большее, чем все они — Гор, Гарро, сама Киилер — было найдено в те ранние, неспокойные дни. Женщина навсегда изменилась, став проводником высшей силы. Художница и простолюдинка Эуфратия Киилер стала Эуфратией Киилер, Святой и Священной Душой.
  Он посмотрел в небо, сквозь призрачные очертания немногих оставшихся суборбитальных платформ, и увидел бледный диск Луны. Она превратилась в укреплённый опорный пункт: оборона была усилена боевыми флотилиями, автоматизированными системами и защитными высоковольтными сетями. Еще дальше, ближе к области пояса астероидов и за ним, как он предположил, идет подготовка к битве. Некоторые станции и боевые платформы уже хранили вокс-молчание, укрепляясь и готовясь к худшей участи.
  ''«Что могли засечь авгуры дальнего действия?»'' — удивился он. ''«Какие Какие грандиозные ужасы Магистр магистр войны держал в резерве, сберегая их для сегодняшнего дня?»''
  — Мы скоро узнаем ответ на этот вопрос, — Рубио подошёл к нему и встал рядом.
  — Здесь твои мысли звучат громко, как выстрелы, — ответил псайкер. Затем он окинул Локена долгим оценивающим взглядом. — Никогда не задумывался, отчего так?
  — На что бы ты ни намекал, ТайлосТилос, выкладывай. Сейчас не время для недомолвок.
  Другой воин постучал себя по виску.
  — Как пожелаешь… ''Япет'', — согласился Локен.
  Воин, которого он знал под именем Севериан, также участвовал в злополучной миссии по поиску пути на флагмане Магистра магистра войны, но сейчас он казался другим — как и все собравшиеся здесь. Каждый из Странствующих Рыцарей был изменённой душой. Некоторые, как Локен, были сломлены и возродились в результате событий восстания. Другие, как Гарро и Рубио, были оторваны от своих прежних сущностей и поставлены исполнять роли, которых они никогда не ожидали. А еще были такие, как Севериан, воин, которого они называли «Волк» — казалось, он рос, чтобы быть готовым к любым ситуациям, что могли произойти во время войны.
  — Значит, он и тебя вызвал, — сказал Япет, оглядываясь по сторонам. — Ты чувствуешь это, парень? Всё не так, как раньше, — он поднял руку, ощупывая холодный воздух, словно это была осязаемая вещь. — Последнее откровение формируется прямо у нас под носом. Я вижу это. А ты? — легионер посмотрел на Рубио, который медленно кивнул в знак согласия. — Скоро мы доберёмся до конца.
  Холодная улыбка вернулась на губы Сигиллита:
  — Нет. Эта задача предназначена для других. Ты, мой друг, никогда не поднимешь свой топор против Гора Луперкаля, — Локен напрягся, услышав слова Малкадора, и почувствовал смятение остальных собравшихся Странствующих Рыцарей. — Позвольте мне объясниться, чтобы не допустить недоразумений, — продолжал Сигиллит. — Вы полагаете, что собрались, дабы сражаться на острие копья, отражающего вторжение Магистра магистра войны. Вы ошибаетесь.
  Недоверие закружилось в мыслях Локена, и он больше не мог молчать.
  Затем смена изображений стала набирать скорость, каждое последующее появлялось быстрее, чем предыдущее.
  Гарвель увидел то, что могло быть только Великой столицей Ультрамара, раскинувшейся перед ним; но некогда величественные бульвары Магна Макрагг Цивитас были залиты алыми реками, а там, где когда–то развевались огромные знамёна XIII Легионалегиона, остались лишь рваные полотна из содранной человеческой кожи.
  Всё живое в этом мире было рабами чудовищ, рыскающих в отбрасываемых кострами тенях. Немногие выжившие были прикованы цепями, испытывая боль и страдания. Они жили только для того, чтобы их постоянно терзали и унижали, для того, чтобы развлекать этих бессмертных демонов.
  — И для меня, брат, — Гарро обхватил его руку, их наручи лязгнули, соприкасаясь. — Надеюсь, ты простишь меня за то, что я сделал, чтобы привести тебя сюда, — Натаниэль всегда чувствовал вину за то, что вынудил Рубио пойти против Никейского Эдикта на Калте и суждений его товарищей-Ультрамаринов.
  — Тайлос Тилос Рубио из Двадцать первой роты не простит тебя, — ответил воин после нескольких секунд молчания. — Но Койос сможет, — он разжал руку и вышел из зала.
  Белый камень с грохотом вернулся на место и запечатал проход, вход в Завесы плавно растворился среди стен.
  Без примарха, без братства, один. Можно было сказать, что нет легионера более одинокого, чем он в это мгновение. Затем эмоции померкли и были отброшены в сторону.
  Гарро зашагал прочь, держась одной рукой за рукоять ''Вольнолюбца'', направляясь к зубчатым стенам и к грядущей войне.
  Голова Локена всё ещё была занята произошедшим в Зале Эпох, и он понял, что тщетно пытается собраться с мыслями. Даже в самые мрачные моменты воин осмеливался надеяться, что во всём этом безумии и разрушении, свидетелем которых он стал, была великая цель, но бывший Лунный Волк никогда не подозревал, что она окажется именно такой.
  Потайной ход привёл их в другое помещение: сферическое пространство, окаймленное чернильными тенями и усеянное гудящими силовыми ядрами и другими сложными техно-массивамитехномассивами, о назначении которых можно было только догадываться. Посередине зала, под большим каплевидным полотнищем из черного шелка виднелись очертания объекта, состоящего из кривых и острых углов, превышающего по размерам рост простого легионера более чем в три раза. Сервиторы с одинаково пустыми лицами перемещались по камере, выполняя задания, щелкая друг на друга, когда они использовали эхолокацию для навигации. Для чего бы это место ни было предназначено, Малкадор не хотел, чтобы его кто–нибудь видел.
  — Я показал вам далёкое будущее, то завтра, где человечество погибнет, — продолжал Сигиллит. — Скоро я перенесу вас в другой мир, где уже сделаны первые шаги для того, чтобы предотвратить это. Вы будете хозяевами этого места. Лучшее оружие и передовые технологии ждут вас в цитадели. Группа рекрутов, отобранных со всей галактикиГалактики, готовых сформировать боевую силу, какой ещё не было. Хранилище самых тёмных тайн и моих самых запретных знаний, всё под рукой, всё для того, чтобы вы могли изучить их и принять командование, — он кивнул сам себе. — Я отобрал вас, чтобы создать Легионлегион. Не для этой войны. Не для такой войны, которую можно описать с позиций здравого смысла. Вы станете магистрами рыцарского ордена, чтобы сражаться в войне, которая никогда не закончится, в царствах за пределами реальности и в аду.
  — Как такое возможно? — сказал Йотун. — Целый легион не может быть создан за одну ночь! Даже в спешке на это уйдут поколения… Даже столетия.
  — Верно. И у вас будет время, которое вам нужно, — Малкадор оглядел группу, найдя темноглазого воина. — Янус, ты поведёшь своих братьев за собой. И только ты будешь знать, когда наступит подходящий момент для возвращения.
  — Я не понимаю, — тихо сказал Локен, и его голос разнёсся по комнате. — Все мы видели неестественные ужасы, прорывающиеся из Имматериумаимматериума. Мы боролись с этими тварями в разнообразных воплощениях, расправлялись с ними, как могли. И всё же ты показываешь нам будущее, в котором эта битва будет проиграна, и просишь нас изменить его до того, как это произойдет.
  — С моей точки зрения, вы, кажется, достаточно хорошо это понимаете, — сказал Сигиллит.
  — Скажи мне вот что, — ответил Локен. — Если эта трагедия неизбежна, если она, как ты предполагаешь, представляет большую опасность, чем восстание Магистра магистра войны… как один Легион легион сможет остановить её?
  — Не поколеблется ли ваша вера в меня, если я признаюсь в неудаче? — звук исходил не от Малкадора, а из воздуха вокруг них. — Надеюсь, что нет. Мы в любом случае остаёмся людьми, верно? Несовершенны даже тогда, когда ищем способ усовершенствовать себя.
  Локен не мог найти другого чувства, кроме благоговейного трепета при мысли о том, что в какой–то малой доли крови в его жилах заключена частичка великой силы Императора.
  — Я открою вам одну истину, — сказал он им, подзывая Малкадора к себе, когда проходил мимо него. — Во времена, предшествовавшие Великому Крестовому Походукрестовому походу, мое внутреннее око узрело бесчисленные угрозы в космической пустоте. Ксеносы. Изменения потерянных ветвей человечества, зашедшие слишком далеко, настолько, что была утеряна возможность воссоединиться с нами. Ведьмы и мутанты.
  Воздух сгустился и потускнел. Пока он говорил, Император медленно переходил от воина к воину, изучая их по очереди, как наставник рассматривает ученика на пороге величайшего испытания.
  Император пристально посмотрел в глаза Януса, и время будто остановилось. Выражение Его лица было непроницаемым, и Локен ощутил кислый привкус псионической силы в атмосфере. Затем мгновение прошло, и он двинулся дальше, изучая воина, который теперь был Койосом.
  — Хотя мой друг и я много раз расходились во мнениях на протяжении столетий, Малкадор был прав во многих вещах, — Император осмотрел товарища Локена с тем же пристальным вниманием, прежде чем вопросительно взглянуть на Сигиллита. Малкадор склонил голову, но не произнёс ни слова, и, наконец, Повелитель Человечества двинулся дальше. — Это он осознал необходимость в новом виде оружия. Он принёс мне проект Легионалегиона, отличного от тех, что были до этого. Именно Малкадор убедил меня в том, что грядёт война, выходящая за рамки обычной.
  Затем Император остановился перед Локеном, и воин лишился голоса и всего остального, кроме желания действовать и выполнить любой приказ, который отдаст ему высочайший повелитель.
  — Я говорю о конфликте, где инферналы должны сражаться друг с другом, огонь против огня, подобное против подобного, — произнёс он нараспев. — Я прикажу вам выковать из ваших душ мечи, а из разума — щиты. ''Если, конечно, такова ваша судьба'', — последние слова эхом отозвались в душе Локена, словно предназначались только ему и никому другому.
  Ледяная хватка сомнения сжала его сердце, и Локен посмотрел вниз, когда Император отошел. «''Это «Это неправильно'', — сказал голос в его голове. — ''Я не должен быть здесь».''
  ''Это «Это не моя судьбасудьба».''
  Когда Локен снова поднял глаза, их было только девятеро, а с ними слуги, Сигиллит и его поверенный. Он чувствовал себя несколько потерянным, как будто прожил всю свою жизнь в темноте и мельком увидел солнце только для того, чтобы снова наступила глубокая ночь.
  — Подумай хорошенько, что ты скажешь дальше. Твой жизненный путь будет зависеть от этого.
  — Я никогда ни в чём не был так уверен, — ответил легионер, чётко осознавая каждое своё слово. — При всем уважении, Лордлорд-Регент… Я отказываю вам, — он подбросил серебряную монету в воздух, и Малкадор телекинетическим рывком поймал её когтистой хваткой. — Какова бы ни была моя судьба, она на Терре, а не на Титане.
  Противоречивые эмоции промелькнули на лице Сигиллита. Для великого псайкера было пустяком заставить Локена повиноваться ему и последовать за ним на далекую Сатурнианскую сатурнианскую луну — но был бы правильным такой поступок? Наконец, монета исчезла в складках его одежды. — Значит, восемь… Восемь добьются успеха, — он поднял глаза на воина, который теперь стоял в одиночестве в дальнем конце зала. — Как пожелаешь, Локен.
  Малкадор стоял молча, пока Койос, Йотун и остальные исчезали во вратах вместе с Винтором, следовавшим за ними по пятам.
  Прошлое и путь, по которому он шёл, подобны песку во время бури, они уносились и исчезали. Всё, что сейчас было важно — это следующее мгновение и последующие за ним. Его цель была близка, она билась в его груди, как двойной перестук его сердец. Разрезав и сбросив путы, Гарро был свободен делать то, что хочет. Теперь он был оружием судьбы, обнаженным клинком, который никогда больше не будет вложен в ножны.
[[Файл:BD4.jpg|мини|''Император обращается к Избранным'']]
  Внизу, на площади, он увидел ряды легионеров в потрепанных силовых доспехах цвета грозового неба. Там, впереди всех, Хелиг Галлор проводил боевую тренировку, и лес мечей и болтеров поднимался в боевом приветствии, когда они сигнализировали о готовности к бою. ''«Семьдесят — по имени и чести, если не по количеству,'' — подумал он, — были готовы встретить врага, независимо от того, чей цвет они носили».
[[Файл:BD4.jpg|мини|''Император обращается к Избранным.'']]   Гарро вытащил Внизу, на площади, он увидел ряды легионеров в потрепанных силовых доспехах цвета грозового неба. Там, впереди всех, Хелиг Галлор проводил боевую тренировку, и лес мечей и болтеров поднимался в боевом приветствии, когда они сигнализировали о готовности к бою. ''«Семьдесят — по имени и чести, если не по количеству,''Вольнолюбец— подумал он, — были готовы встретить врага, независимо от того, чей цвет они носили».''    Гарро вытащил Вольнолюбец и ответил на их приветствие, высоко держа за рукоять меч с опущенным вниз лезвием.
  — Ты принимаешь свою роль в этой битве, Натаниэль Гарро? — воин задал себе этот вопрос, шепча его и отбрасывая прочь. — Ты отдашь свою жизнь за Бога-Императора и Имперскую Истину? — он повысил голос. — Ты обещаешь бросить вызов тем, кого когда–то называл братьями?
  — Мне всё равно, — Гарро усмехнулся. — Я рад, что ты здесь, Гарвель. Наши шансы только что увеличились, — он увидел, что у другого воина теперь был второй меч, в дополнение к его собственному — оружие со знакомой золотой Ультимой, выгравированной на навершии. — Это меч Рубио…
  — Да, — ответил Локен, настороженно пожав плечами. — Тебе не кажется, что было глупо оставлять его там пылиться? — он кивнул на ''Вольнолюбец''. — Может, закончим с этим?
  Гарро глубоко вздохнул и закрыл рот.
  '''''— Присягни на верность Дедушке.'''''
  Мортарион медленно опустился на одно колено, больше не в силах удерживать свой взгляд на ржавой, потрескавшейся стали ''«Терминус Эст»''. Он посмотрел вверх, в грозные глаза огромной сущности, поглотившей бушующее небо. Слова Божественного Создания заставляли струны реальности резонировать и гудеть. Тёмный эфир разложения падал, как густой и мокрый снег, сжимая пространство вокруг.
  Создание, называющее себя Дедушкой, наполнило лёгкие Мортариона спорами живой смерти и проникло внутрь примарха, открывая давно закрытые двери, чтобы найти обильную пищу из его самых тайных надежд и скрытых страхов.
  Вечность и это мгновение, прошлое и настоящее — их структуры раскрошились и обратились в песок, погребая Мортариона в небытие.
  Он был там, на Барбарусе, и прошли десятилетия, ''и он был здесь, поддавшись безумию Имматериумаимматериума''. Вместе и ''врозь'', разделившись и ''слившись воедино.''
  Его отец, Император Человечества, ''его покровитель, Владыка Властитель Распада Нургл,'' поманил его к себе'','' предлагая Жнецу то, от чего он не мог отказаться. Его клятва и его честь запрещали с этого момента идти по другому пути.
  Он поклялся преклонить колено перед незнакомцем в зале, если не сможет победить Верховного Владыкуверховного Властителя, ''и он дал клятву защищать своих генетических сыновей и свой легион в первую очередь.''
  Мортарион боролся, неистово пытаясь понять, что есть правда, а что есть ''ложь,'' отчаянно отделить ''разорванное, губительное настоящее'' от эха его испепелённого прошлого. Какой была его реальность, и были ли эти вещи на самом деле?
  Это уродливое, чудовищное извержение исторгло чистое безумие и осколки извращённых невероятностей. Открыв гноящуюся рану на лице пространства и времени, эта слеза в реальности бросала вызов жалким правилам грядущего и канувшего в лету. Причудливые создания, которые не могли обитать вне мира кошмаров, обретали на мгновения плоть, сам факт раскола реальности заставлял их существовать.
  Вокруг пульсирующих, визжащих краёв разлома образовались огромные сверкающие волны смертоносной радиации, и бури частиц, осквернённых магией, ворвались в безвоздушную пустоту в пламени невозможных красок, искажающих душу. Флотилия Легиона легиона Гвардии Смерти сумела сбежать из своей зачарованной тюрьмы в глубинах Имматериумаимматериума.
  Сотни ржавых боевых корпусов кораблей зависли в небе вокруг величайшего бастиона Империума, загрязняя космическую черноту своим присутствием, когда лучи далёкого Солнца падали на их полуразрушенные корпуса. Кинжалы из ржавеющего металла, которые некогда были гордыми символами XIV Легионалегиона, высыпались из кораблей и сплетались друг с другом как мухи-падальщики, роящиеся вокруг окровавленного куска мяса. Рядом с ними медленно и тяжело проплывали гигантские боевые баржи, оставляя за собой потоки гнилых и ядовитых отходов.
  Наступил момент, когда проклятый флот полностью прошёл через варп-портал, и рана в пространстве схлопнулась в ту же секунду. Масса неживой материи и зараженной стали, являющаяся перерождённой Гвардией Смерти, неспешно повернула свои штурвалы к далёкой Терре.
  Я не буду отрицать того факта, что эта книга оказалась тернистым путём с самого первого шага. Некоторые произведения после первой строки идут как по маслу, в то время как с другими вам придется побыть мастером и вырезать их подобно скульптурам из мрамора. Рассказывать две параллельные истории, связанные общими темами и образами — этот подход отличается от всех моих других работ по Ереси Гора. Нам, писателям, всегда предоставлялась свобода действий в поиске подхода для написания подобных историй, что и является нашим огромным преимуществом.
  Мой первый роман в этой серии — «''Полёт «Полёт Эйзенштейна»'' — выстроился вокруг структуры ключевых событий в истории Гвардии Смерти и судьбы Натаниэля Гарро. Таким образом, факт того, что моя последняя книга, несущая знамя Ереси Гора, разделяет некоторые из сюжетных тем, взывает к моему чувству синхронности. С того момента, как ''«Полёт»'' был опубликован, я углубился в неизведанные храмы ассасинов из ''«Немезиды»'', задокументировал демонические ужасы и испытания Кровавых Ангелов на Сигнус Прайм в романе ''«Где Ангел не решится сделать шаг»'', и наконец–то воплотил линию Гарро в цепочке аудиокниг, прежде чем собрать их под именем ''«Гарро: Оружие судьбы»''. Здесь, на страницах ''«Погребённого кинжала»'', вещи, которые были сокрыты от глаз, становятся ясными и проливают свет на начало осады Терры. Для меня было большой честью стать тем писателем, который закончил эту главу и осветил дорогу к следующей.
  Это и являлось тем, что мы старались сделать с помощью этих романов с самого начала — рассказать историю современной легенды о титанической борьбе добра и зла со всеми оттенками неопределённости в их отношениях. Каждый автор из проекта «Ересь Гора» пришел в него, осознавая, что мы работаем с ювелирными изделиями этой истории, ядром вселенной Warhammer 40000, и я не преувеличу, если скажу, что мы ощущаем вес каждого нашего слова.
  ''Июнь, 2018''
<br /> 
[[Категория:Warhammer 40,000]]
[[Категория:Ересь Гора / Horus Heresy]]
3948

правок

Навигация