4741
правка
Изменения
Перейти к навигации
Перейти к поиску
м
Мадельхан Мандельхан подняла взгляд, увидела в глазах Уст решимость, увидела чистый клинок у нее в руке. Она медленно встала, вытерла кровь с собственного клинка о штанину форменных брюк и развернулась к Уст.
Нет описания правки
Даже продолжая говорить, он не знал наверняка, почему произнес это название, ведь сама мысль о нем лишала его покоя. Это была одна из первых историй, что он услышал молодым парнишкой, когда получил место на борту «Шарпасиана», шахтерского судна «Тип 2» – история, которую ему рассказал сосед по койке, старый матрос по имени Биксин, и которая надолго задержалась у него в голове, хотя с момента, когда он последний раз думал о ней, прошла уже почти половина его жизни. Бросив взгляд в сторону смотрового проема, он задумался, не страх ли перед окружавшим их неведомым пространством подстегнул его память.
– Среди звезд есть планеты, невидимые для сканеров, невидимые для людских глаз: планеты, созданные из душ умерших, где властвуют древние, злые духи. Эти духи высматривают проходящие корабли, чтобы похитить с них новые души для своих миров, постоянно желая преумножить бесконечные страдальческие вопли тех, кого уже забрали. ''Этот'' Валгааст – один из таких миров; по крайней мере, так мне рассказывали. Планета-призрак, плывущая в космосе, не прикованная ни к какой орбите, неуловимая. Место, весь ужас которого можно увидеть, лишь перешагнув порог смерти, когда душа покидает тело, и ее неотвратимо увлекает вниз, к миллиарду других в их вечной муке.
Закончив говорить, Каден осознал, что вокруг него воцарилась тишина. Он поднял взгляд на окружавшие его лица. Остальные выглядели задумчивыми, их хорошее настроение сменилось мрачным самосозерцанием, как будто нечто в его словах лишило рассказывание историй всякого веселья.
Каден лежал на своей койке и глядел в потолок. Он был один, как и большинство оставшихся. В шкафу еще висела форма другого члена экипажа, но Каден старался не думать о том, в чьей кровати сейчас спит, и что с тем произошло. Сварился заживо при взрыве, когда корабль только разорвало варп-штормом? Раздавлен стенами, сложившимися внутрь при внезапной декомпрессии? Или же несколько долгих мгновений плыл снаружи корпуса корабля, судорожно пытаясь сделать последний, невозможный вдох?
Каден перевернулся на бок. Он жалел, что вообще завел речь про планету-призрак. Это омрачило вечер, испортив остальным настроение ровно в тот момент, когда они обрели небольшую передышку в безнадежной обстановке. Зачем он это сделал? Сложно было сказать, разве что изоляция и отчаянность ситуации творили с мыслями странные вещи, чего он порой даже не сознавал.
Джоддриг закинул свои тяжелые ботинки в угол каюты, где они лязгнули о металл. Внутри него, будто в котле на печи, кипела и пузырилась злость.
– Трус, вот как? – пробормотал он. От одного упоминания этого слова у него разгоралась кровь. Он прошел через большее, чем когда-либо выпадало таким, как Мандельхан – больше, чем он она могла надеяться пережить за десяток жизней. Он снова и снова проявлял себя и в глубине души знал, что обладает отвагой? Обладает силой, обладает стойкостью. Знал, что он за человек. Он не боялся ничего – ничего живого, дышащего или…
В его разуме промелькнул образ, и он затряс головой, словно пытаясь избавиться от крючка. ''Нет«Нет'', – сказал он себе, – ''не сейчас. Не этоэто»''.
Он встал с койки и прошелся по маленькой каюте. Он был прав, он это знал. Усилитель сигнала – чересчур большой риск. Они и так испытали судьбу, вообще впустив Волл внутрь корабля, сокращая тем самым размер доли пайков, используя больше воздуха. Лучше было бы оставить ее снаружи, оставить…
Отчаянно цеплявшийся за корпус Джоддриг нащупал пальцами бороздку на краю входного люка, что позволило ему прижаться к кораблю. Но когда он обернулся посмотреть, нашел ли Грейжов схожую опору, его едва не сдернуло с безопасного места. Грейжов парил позади, на конце туго натянутого кабеля, а за ним закручивались и лопались волны варп-шторма. Джоддриг попытался подтянуть его ближе, однако для этого требовалось большее усилие, чем он мог приложить, не выпустив корпус. Вместо этого он мог только смотреть, как появившиеся на визоре Грейжова трещины множатся и перекрещиваются, пока, в конце концов, вся поверхность не взорвалась, разметав осколки забрала и оставив Грейжова беззащитным перед ледяным безвоздушным пространством.
Какое-то мгновение на лице Грейжова были только ошеломление и изумление, затем мелькнул ужас от осознания того, что будет дальше. Джоддриг увидел, как губы Грейжова приоткрылись, испуская последний выдох. В это же время лицо Грейжова начало раздуваться и деформироваться. Плоть вокруг глаз пошла буграми и перекосилась, быстро разрастаясь вширь почти вдвое. Лишенная защиты от энергий варп-шторма, кожа Грейжова стала покрываться пузырями и темнеть, словно мясо на жаровне, а потом полностью стекла прочь, и из-под нее показалась вспухшая и окровавленная мякоть.
Но больше всего ужаснули Джоддрига его глаза, в которых отражался каждый миг боли, каждый прилив агонии. Это было слишком невыносимо. Свободной рукой Джоддриг потянул за рычаг, высвобождавший его конец кабеля, и проследил, как тело Грейжова утягивает прочь в глубины шторма, а округлившиеся ободранные губы судорожно пытаются сделать следующий вдох, которому уже не суждено было произойти.
Каюты соединял с дверью в комнату связи всего один коридор, и Падрин расхаживал по нему из конца в конец, будто охранник в карауле, выбивая своими ботинками по металлическому полу размеренную дробь: ''д-дун д-дун д-дун д-дун''. Поворот на каблуках у запертой двери – и он опять направился обратно, ''д-дун д-дун'', концентрируясь на звуке и движениях тела, блокируя прочие мысли, пытавшиеся захлестнуть его.
''Джоддриг «Джоддриг прав'', – витало у него в голове, – ''нам не следовало впускать ееее»''. Он ничего не имел против Волл – он ее вообще не знал. Однако что им требовалось в последнюю очередь, так это еще одно тело на борту. Дело было не только в пайках или системах жизнеобеспечения, а в нехватке пространства. С тех самых пор, как взрывы вспороли корабль и разорвали тот на части, а они впятером оказались загнаны в эту подлатанную секцию звездолета, в нем нарастало ощущение клаустрофобии. Он ненавидел вот так сидеть взаперти, будто животное в клетке, или как…
Как заключенный. Он перестал ходить и положил руку на стену рядом с собой. Была жестокая ирония в том, что он уцелел в шторме, который разрушил корабль. Разрывы, нарушившие целостность корабля, также освободили его из заключения в карцере, где он томился несколько долгих месяцев. Одного воспоминания о камере, в которой его держали, хватило, чтобы на лбу выступил пот. Четыре стиснутые стены, нет места прилечь, едва хватает пространства, чтобы сидеть, а компанию составляет только собственный разум. Этого хватало, чтобы свести человека с ума.
Бутылка амасека, дешевого, но сильного пойла – последний алкоголь на борту корабля. Джоддриг нашел ее на следующий день после гибели звездолета, когда они проводили инспекцию пайков, и с тех самых пор ухитрялся прятать от остальных. В первые дни он делал глоток-другой каждый вечер – просто чтобы поддерживать в себе спокойствие. Однако по прошествии нескольких медленно тянувшихся недель он увидел, что бутылка пустеет все сильнее, решил ограничивать себя и поставил ее в тайник за койкой, чтобы не допускать соблазна. Но теперь, когда в голове продолжали кружиться воспоминания о Грейжове, ему требовалось немного выпить для успокоения нервов.
В бутылке оставалось еще где-то на палец золотистой жидкости, и Джоддриг разрывался между желанием выхлебать ее немедленно, или же растянуть как можно дольше. Он вытащил пробку, поднес бутыль ко рту и, едва ощутил ощутив прикосновение алкоголя к губам, понял, что не сможет сдержать свой первоначальный порыв. Он допил ее в три больших глотка, наслаждаясь огнем на языке и в горле, и удовлетворенно прикрыл глаза, когда в желудке разлился жар.
Открыв глаза, Джоддриг облизнул губы в поисках остатков жидкости, баюкая пустую бутылку на коленях, будто мертвое тело любимого питомца. Последние едва уловимые капельки алкоголя смешались с его слюной, и он увидел, как огни каюты замерцали, услышал вокруг гул энергии, а потом комната погрузилась во мрак.
Когда отключилось освещение, Падрин находился на складе. Он знал практически каждый дюйм этого места – обязанность члена бригады снабжения – но все же заволновался. В темноте каждый проход казался уже, каждая стена – ближе. Он стал нащупывать на поясе фонарь, однако пальцы наткнулись на пустой подсумок. ''Сохрани «Сохрани нас Трон'', – пробормотал он себе под нос. – ''Ну какой дурак ходит без фонаря?»''
Теперь он шел медленно, смотря под ноги. Заходя на склад, он намеревался добраться до самого дальнего хранилища – там находилась сотня штабелей пустых жестянок из-под пайков, не нужных им и потому оставленных прочими без внимания. Именно там Падрин запрятал последний нашедшийся на корабле лазпистолет, приберегая его ровно на такой случай – когда может потребоваться твердая рука, которая бы увела группу с гибельного пути.
Неожиданно сдвинувшись с места, Уст прошла мимо них к иллюминатору, оставляя следы в крови Джоддрига. Она вперила взгляд в стекло, в темноту за ним.
– Планета где-то там, неподалеку. Так она и смогла до нас добраться. Нет никакой другой части корабля, уцелевшей при взрыве. Это все ложь. Небылица, чтобы мы ей поверили. И вся эта чушь про усилитель сигнала… ха! – Вырвавшийся у нее смешок напоминал выстрел. – Это просто способ заставить нас убить себя. Залезть к нам в голову, как она сделала с Джоддригом, как сделала с падриномПадрином. – Уст отвернулась от окна и рассерженно посмотрела на Кадена с Мандельхан. – Вы что, не видите?
Мандельхан покачала головой, сочувственно глядя на Уст.
– Отойди от пульта, – произнесла Уст. – Я не хочу причинять тебе вред.
Каден молотил кулаками по двери помещения связи.
Мандельхан и Уст двигались кругами, выставив перед собой боевые ножи. Каждая ждала хода противницы. С каждым шагом Мандельхан на полу у нее под ногами появлялись новые пятна крови. Рана на спине пропитала форму насквозь, и она чувствовала, как по телу начинает расходиться холод.
Ей хотелось сказать Учт Уст что-нибудь – что-нибудь, чтобы унять ее паранойю, заставить понять: они должны рискнуть, иначе их не ждет ничего, кроме безумия. Однако глядя в глаза Уст, она видела, что время для разговоров прошло. Какая Какие бы непрочные узы не связывали выживших прежде, теперь они были разорваны, и обратного пути не существовало.
Пока они кружили, Мандельхан заметила, как Уст метнула взгляд на пульт управления, где размещался усилитель сигнала, ища способ насовсем вывести его из строя. В тот же миг она бросилась вперед и глубоко всадила свой клинок в тело Уст, почувствовав, как рукоятка уперлась в плоть, а острие наткнулось на кость. Уст судорожно вздохнула, и ее свободная рука вцепилась в спину Мандельхан, притягивая ту поближе, словно для объятия. В этот же миг Мандельхан ощутила, как клинок Уст погружается ей в живот, и зазубренное лезвие оставляет рваный порез. В нос ударил запах ее собственных обнажившихся внутренностей, и она поперхнулась.
Когда Каден с Волл наконец-то заставили дверь открыться, и Макндельхан Мандельхан и Уст были уже мертвы. Их сплетенные тела лежали на полу комнаты, продолжая сжимать в руках глубоко вонзенные ими друг в друга клинки, из-за чего казались одним двухголовым существом.
Каден долго глядел на тела. Волл наблюдала за ним, молча следя за его мучительными размышлениями, как будто гулявшими по напряженным мускулам лица. В конце концов, Каден подошел к пульту связи, положил руки по бокам от переключателя и склонил голову, словно в безмолвном раздумье.
