5399
правок
Изменения
Перейти к навигации
Перейти к поиску
м
Когда я Когда я вернулась с ребятами из шихтового лагеря, чтобы выручить ее, она уже успела заползти в пещерку под белой эмблемой. Внутри она рылась в какой-то металлической капсуле, размерами чуть крупнее человека и имевшей форму семечка гвоздокорня. Снаружи она была вся обуглена, словно побывала в огне, а одна из сторон треснула, так что виднелось месиво из запятнанной кровью обивки. В капсуле жила Железная Магия, однако Ангел вела себя так, словно это ничего не значило, и дергаными движениями копалась в ней. В конце концов, она вытащила наружу этот небольшой ребристый серый блок с маленькой стеклянной пластинкой на нем, после чего отключилась. С тех пор она его не отпускала.
Нет описания правки
Я провалилась сквозь поверхность кургана, в один из больших чертогов первых людей. Заклепщики говорят, что такие места хуже всего, ведь Двоептица не может заглянуть в них и отпугнуть призраков. Мы, Снарядники, умнее. Мы несем зрение Двоептицы – Тела Вверху и Эмпры – куда бы мы ни пошли. Продолжая разводить руки Квиллой и выставляя их перед собой, словно щит, я обвожу взглядом затхлую древнюю пещеру.
Потом я вижу эмблему – огромный белый знак, которые который проступает между моих скрещенных больших пальцев и едва различим во мраке. Намалеванный густой белой глиной череп, рассеченный надвое в окружении кольца зубьев. Я застываю, будто крыса перед гастергриффом, волоски на шее деревенеют. Череп Череп в пасти – это священный символ, я знаю. Могущественный. Но мне никак не вспомнить, что же он означает.
Прежде чем я успеваю воскресить его в памяти, из темноты разворачивается что-то жуткое. Оно долговязое и красное, и я было принимаю его за пятичелюстника, пока не определяю, насколько оно большое – крупнее дикого грокса. Из-под мешковатой красной перепонки расходятся заросли щупалец, когтей и ножниц, а еще у него один глаз, который пылает, словно раскаленное железо.
Те трое, кто помогает мне принести ее в лагерь – славные парни из квартала грузчиков, из той породы, у которой в голове больше мяса, чем мозгов. Поначалу они любопытствуют, лопоча вопросы и тыкая в металлические части Ангела. Но им известно, что я выше их по рангу, поэтому они прекращают по первому слову. Это удачно, ведь я знаю едва ли больше их – я могу сказать лишь правду: что этот Ангел упал из ''Вакума'' и нуждается в лечении.
Дома в Снарядне все уже не так просто. Потому что у ворот лагеря стоит Мягкогласный Кэл, который проверяет проезжающие вагонетки с шихтой и царапает пометки на своей учетной колоде. По меркам шаманов шаманов Кэл нормальный – он взял на себя долю обязанностей мамы, когда той стало хуже, а его вера так же крепка, как его здоровая рука. Однако он одержим деталями и из-за крошечной ошибки может развести суету на час. Двоептица его знает, что он решит насчет Ангела, думаю я, а он как раз замечает меня и подзывает вагонетку взмахом своей бесформенной и вытянутой увечной руки.
– ''Эмпращит'', Тоа.
– ''Эмпращит'', Кэл, – отзываюсь я и стараюсь привлечь его внимание радостной улыбкой. Но он уже выгнул шею, пытаясь заглянуть мимо меня в ложе вагонетки. Должно быть, уже успел услышать от кого-то с одной из прочих вагонеток.
– Что ж, давай посмотрим на это, – говорит он так, словно мне пять лет, и я прячу за спиной ворованный пищевой паек. Фыркнув, он отталкивается от стойки ворот и ковыляет к борту вагонетки, где под чехлом лежит Ангел.
– Это ''она'', Кэл, и она – Ангел с небес.
– Увидим, девочка. Ты не первая, кто роется в старом городе, находит какую-то игрушку первых людей и пытается выдать ее за творение Эмпры. Хмм, то есть за ''Ангела''. Давай-ка поглядим, что же ты на самом…
Кэл приподнимает чехол кончиком своей увечной руки и осекается, словно его ударили по голове. Он и выглядит так же: рот приоткрыт, глаза блуждают. Но потом его лоб сморщивается, а взгляд приобретает резкость, словно он что-то узнал, но не понимает, откуда.
– Я же сказала, – приглушенно произношу я и натягиваю чехол обратно, пока кто-нибудь не забрел посмотреть.
Не нужно, чтобы шаманы глазели на Ангела и тыкали в нее, поэтому мы устраиваем ей гнездо наверху, на чердаке огромной юрты, где мама проводит ночи в своем кресле и где в стойках с тубусами хранятся священные распечатки.
На протяжении всех смен я остаюсь возле Ангела, ухаживаю за ней согласно указаниям матери и сплю на груде шкур рядом. Когда мама позволяет, я присматриваю и за ней тоже. Мне разрешили брать пайки из запасов шаманов и освободили от эфеста до тех пор, пока Ангел не придет в чувство, или пока она не умрет. В ночь, когда это, наконец, происходит, я обмываю ее. И, как и любая хорошая дочь Снарядников, во время работы я мысленно повторяю догматы.
''I) Эмпра – создатель небес и властитель Железной Магии. Его дом на Тере, самом верхнем небесном своде, и там он ведет войну со своим великим Врагом.''
Одна из ее рук представляет собой мешанину разветвляющихся металлических лап и щупалец, а бедра переходят в латунные ноги, как у насекомого, и к тому же у нее половина головы из стали. Однако не считая этого, большая ее часть – бледная плоть, и она худая, как заморыш. Даже после нехватки пайков в прошлую зиму я бы перевесила ее на один-два камня. Сейчас, когда ее кровь исцеляется, кожа уже не такая обесцвеченная, но все равно морщится отекшими красными каемками вокруг трубок и кабелей, вбитых в ее грудную клетку. Я умащиваю бальзамом стыки между плотью и металлом, хотя и не уверена, нужно ли это. Сложно понять, где инфекция, а где просто ее естественное состояние. Похоже, жить на небесах может быть болезненно.
''II) Давным-давно Эмпра сотворил первых людей, но они позабыли его и позабыли Железную Магию. Мы – Град-ане , дальние и кающиеся потомки первых людей. Мы стали Град-анами, когда Эмпра сошел с Теры в своем огромном стальном Теле. Он явился сюда, дабы сделать мир частью небес.''
Пока я чищу порезы на руке из мяса, ее кисть сжимается на талисмане, который она держит – даже во сне. Это странная кисть: пальцы на ней вдвое тоньше моих, не больше, и мягкие, как масло – но предмет в ней еще страннее.
''III) Однако на Эмпру напали. Его Враг отсек его Дух от его Тела и отправил обратно на Теру, а израненное и спящее Тело осталось на самом нижнем небесном своде, именуемом Вакумом. Пока Тело Вверху остается сломленным в Вакуме, Эмпра заперт на Тере. Мы не можем встретиться с Эмпрой, а он не может сделать мир частью небес, пока его Тело не исцелится.''
– Не кощунствуй, девочка. Не отлынивай при ее очистке и обязательно помолись над металлом… равно как и над плотью. – Маму прерывает влажный, всасывающий кашель, а затем она снова обретает дар речи. – Есть клятья…
После этого она опять засыпает, или же просто забывается в поисках мысли – теперь, когда горлосыпь уже у нее в голове, бывает сложно сказать наверняка.
Я гадаю, сколько дней ей еще осталось, как гадала в большую часть ночей за прошедший год. Она умирает не быстро. Втайне я считаю, что ей невыносима мысль дать Трудам племени продолжаться без ее надзора. Пусть даже сейчас основную часть бремени несут на себе Кэл и остальные, нет никаких вопросов, кто верховный шаман. Сидя здесь, ближе всех к Телу Вверху, исключая лишь рабочих на пылающем склоне эфеста, она все еще правит.
''V) Когда наши тела отказывают, мы отсылаем их к Телу Вверху, дожидаться окончания работы. Тогда, когда Дух Эмпры вернется к его Телу, он наконец-то узнает своих детей. Он выпьет отраву из нашего мира и начнет День Славы, когда все сломанное будет починено Железной Магией, а все мертвые возвратятся из Вакума.''
Вокруг сотни племен, каждое из них трудится над отдельной частью Тела. И у всех нас свои способы воссоединять наших павших с Эмпрой, чтобы они дожидались с ним Славы. Полчища Балочников опускают своих умерших в расплавленный металл, из которого создают свои Труды, чтобы их люди смогли вплестись в сами кости Тела. Крововары с дегтярных болот бальзамируют ушедших и оставляют их плавать в огромных баках, где хранится очищенная богокровь. Заклепщики смазывают свои подношения топленым жиром мертвецов, а мы помещаем их в изготавливаемые нами снаряды. Нам неизвестно, для чего предназначены снаряды – мама считает, что это зубы Эмпры, исходя из их формы – однако за воспламенителем из бах-праха, который мелют для нас Порошочники, мы всегда захораниваем кольцо из трупов. Иногда всего один – в случае, если это кто-нибудь важный, как мать.
Омывая тело Ангела, я стараюсь не думать о маме внутри снаряда. О том, каково будет, когда ее не станет, и о том, что мы никогда толком не говорили ни о чем, кроме работы в кузнице. Важнее помнить, что она вернется. Жизнь не для того, чтобы жить – она для того, чтобы работать. Когда настанет День Славы, у нас будет целая вечность на разговоры, и нам никогда не придется поднимать таких тяжестей, как молот – таково обещание Эмпры.
''VI) ''Мы не можем прикоснуться к самому Телу Эмпры, ибо мы слишком нечисты, и воздух Вакума сожжет нас. Однако дух по имени Двоептица, обладающий множеством тел из стали, способен летать между нашим миром и небесами. Это Двоептица принесла нам кузницы-эфесты, она приносит нам питающие нас пайки, она является забрать наши Труды. Двоептица – страж Эмпры и его защитник''.
Когда я добираюсь до шестого стиха кредо, он напоминает мне, что Ангелу нужно есть – как и мне самой. Поэтому я направляюсь к складской корзине, достаю одну из серебристых упаковок с с пайком, проштампованных Квиллой, знаком Двоептицы, и, произнеся короткую молитву, разрываю ее. Пересчитываю содержимое – три белых бруска, зеленый квадрат, два красных кубика (мои любимые) и розовая вода.
Пайки – не единственная пища, но на данный момент они лучше всего. Время от времени я употребляла мирскую еду – по большей части мясо барратура и туннельные трубки – но она грязная, и ее сложно готовить, к тому же обычно от нее делается плохо, так что на самом деле она предназначена только на крайние случаи и перебои с пайками. Мама говорит, что когда она была маленькой, существовали места под названием «фермы», которые производили вещество, слегка похожее по вкусу на зеленые квадраты, но отрава стала слишком сильной, и они больше не смогли работать. Впрочем, это ничего, ведь я все равно люблю зеленые квадраты меньше всего в пайках.
На поверхности все так же идет нормальная жизнь. Луна прибывает и убывает, совершая очередной цикл, маме становится еще хуже, а я возвращаюсь к работе. Раскопки в шихтовых лагерях пока приостановлены, так что я снова орудую клещами в эфесте, сменив ссадины и кашель на ожоги с волдырями. Но еще это означает, что я нахожусь в лагере, поэтому после смен я возвращаюсь на чердак поговорить с Ангелом.
В течение дня та сидит напротив мамы, храня молчание. Исцеляется и возится с этим странным маленьким блоком со стеклянной стенкой. По тому, как она на него смотрит, я предполагаю, что талисман каким-то образом дает ей заглянуть внутрь самой себя – но мне неизвестно, что она ищет, или что находит. Теперь, когда на ней снова надето красное облачение, ее так же сложно понять, как и мерцающие знаки на талисмане. Она уже не позволяет мне омывать ее и прикрывает как можно большую часть своей кожи. Кажется, будто она напугана тем, что я вообще заглянула под одеяния. Будто она ''стыдится'' своего тела.
Возможно, я понимаю, в чем причина. Во время лихорадки она изменилась. Без одеяния, когда стали видны те красные рубцы между мясом и механизмами, она начала походить на человека. Больного и странного, с подключенными неизвестными штуками. Но все-таки на женщину, у которой по крайней мере кожа не выглядела особо старше моей. Пусть она и родилась на небесах, но все равно испражнялась, и все равно нуждалась в подтирке от кузничной крысы вроде меня. Теперь же, когда этот саван вернулся на свое место, и ее глаз горит под алым капюшоном, она снова Ангел. ''Оно'', не ''она'' – нечто яростное, не имеющее лица и возраста, к которому не станешь прикасаться, если только не захочешь лишиться руки.
И все же я не могу полностью отделаться от увиденного внутри. Замечаю слегка наморщенный лоб, выдающий ее раздражение, когда возня заходит в тупик, и вижу беспокойство, с которым она поднимает глаза на Тело Вверху. Хоть она насквозь рассечена Железной Магией, но она – личность. И у нее есть проблемы, решение которых ей неизвестно.
– День Славы вообще не настанет, если Двоептица не выпустит Тело из своих когтей. Тебе придется отправиться в ''Вакум'', к Телу, и это можно сделать лишь внутри снаряда. Займи мое место и доставь заклинание на небеса.
Ее манера говорить, выражение ее лица – она словно решает проблему с механизмом. Она только что отказалась от ''воскрешения'' – единственной перспективы, которая делает жизнь сносной – но можно подумать, что она просто сказала кому-то, куда свалить тачку шихты. Я никогда не утруждала себя волнениями насчет того, что толком не знаю ее, ведь мне известно: на то будет время по завершении Трудов. Но если я займу ее место в снаряде, нам не достанется и этого.
Я открываю рот, чтобы так и сказать, но не могу найти слов. Хочется произнести, что я люблю ее, но мне невыносимо будет узнать наверняка: ей все равно. Поэтому вместо этого я обращаюсь к священному тексту.
Я поочередно притрагиваюсь к обоим кускам стали на удачу и опять начинаю повторять план. Машинерия вокруг начинает дребезжать от присутствия Двоептицы наверху, и я практически чувствую, как ее тень давит на меня. Однако я сохраняю спокойствие, представляя светящуюся карту, показанную мне Ангелом. Следую по маленьким подвижным стрелкам из зала, который Ангел называла ''Арсиналом'' – туда я прибуду – сквозь внутренности Тела к месту, именуемому ''Главузел'', где необходимо наложить заклинание.
Я уже собираюсь начать повторять известные мне слова из языка Ангела – ''Магас, меканикас, еретех, транц-порт, звез-далет'' – когда слышу лязг шагов, поднимающийся по внешней стороне снаряда. Все происходит быстрее, чем я ожидала. Раздается глухой стук – я костями ощущаю, как один из моих соплеменников прикрепляет когти к снаряду. Потом Потом следует низкий протяжный скрип: цепь принимает на себя вес. По дрожи в желудке я понимаю, что покинула землю, и судорожно глотаю воздуха. Отныне я в небесном мире.
Сквозь крошечную щель окошка мне видно только грязное небо, пока снова не слышится гул, и снаряд не заваливается вперед, прикрепляясь к телу Двоептицы – телу ''транц-порта''. Я знаю, что этого следует ожидать, но у меня все равно екает внутри, когда панорама качается вниз, и я оказываюсь лежащей на животе, а в сотнях калибров подо мной раскидывается мир.
Спустя еще, наверное, двадцать поддувов пути, в широкой и низкой пещере, все едва не случается. За мной вдруг раздается шлепанье ног по камню, и я дергаюсь, когда из темноты что-то выбегает – но что бы это ни было, оно проносится прямиком мимо меня. ''Спасается от чего-то''. Пока эхо воплей разносится по туннелю позади, я ныряю в уголок за упавшей статуей и лежу неподвижно. По дороге тяжело ступают ноги, и я готова поклясться: нечто наклоняется над щербатым камнем и обнюхивает меня. Однако оно проходит мимо, и я снова одна.
Я углубляюсь в чрево Тела. По мере продвижения корка сажи на стенах становится толще, а пол все глубже погружается в жижу. От ходьбы по ней моя одежда грязная, пусть даже я избегаю более глубоких участков после того, как увидела, что в слизи переваливается что-то большое. Магические огни на потолке, которые и в начале были тусклыми и нечастыми, теперь полностью гаснут. Когда их не остается, меня направляет только сальный свет от пятен плесени на стенах туннеля. Проход расходится в вереницу широких затхлых пещер, и я стараюсь не думать, что может наблюдать за мной из теней.
Однако на меня ничто не нападает, и нет никаких признаков погони. Возможно, моя вера в Эмпру наконец-то окупилась. Возможно, вверив себя недрам его Тела, я заслужила его защиту. Я вслух благодарю его в темноте, не заботясь о том, кто это слышит, и радуясь тому, что я жива.
'''Примечание переводчика:'''
#Калибр - мера длины, средней величины.#Болт / толщина болта - мера длины, малой величины.#Камень - мера веса.#Поддув - мера времени, соответствует одному циклу работы кузнечных мехов.
[[Категория:Warhammer 40,000]]
