6335
правок
Изменения
Перейти к навигации
Перейти к поиску
Нет описания правки
{{В процессе
|Сейчас= 78
|Всего = 35
}}
Едва ли что-то ещё смогло бы раззадорить его сильнее.
=== Глава третья ===
'''Площадь Статуй'''
Последние шесть дней рота Рафа базировалась на южной стороне площади Статуй. Располагавшиеся там монументальные сооружения предоставляли достаточно хорошую защиту от налётов с воздуха, но ещё они имели символическое значение. Кадийцы, несмотря на продолжающиеся атаки, держались.
Полевой госпиталь занимал узкую щель между музеем и залом ветеранов. Морагу Герану пришлось свернуть в сторону, чтобы забраться в нишу. Там он, наконец, опустил Минку с нежностью, совершенно не соотносившейся с его размерами.
До войны Минка знала об огринах только то, что они были огромными недолюдьми, чья сила с лихвой окупала недостаток интеллекта. Но кем-кем, а глупым Герана назвать было нельзя. Его широкий рот и тупые коричневые клыки не придавали ему особо человеческий вид. Говорить на готике огрину, по всей видимости, давалось с большим трудом, как будто ему приходилось переводить всё сказанное с рыков на слова, однако разноцветные глаза Герана — один карий, второй голубой — говорили громче его голоса.
— Нинка. Нинка, — продолжал он повторять её имя. Хмуря лоб, он уставился на неё полным сострадания и беспокойства взглядом.
— Я в порядке. — Минка осторожно поднялась на ноги. Всё её тело болело. В голове всплыли воспоминания: взрыв, тьма, валяющийся в пыли Йегор.
— Фрекк, — пробормотала она. — Там был стаббер.
Геран едва ли не застенчиво пихнул ей в руки тот самый стаббер вместе с магазином.
— Я его взять, — сказал он и отодвинул назад затвор. Тот лязгнул с приятным звуком поданного в патронник снаряда. Огрин показал ей тупые побуревшие зубы. — Работать! — с ухмылкой произнёс он.
Минка выдавила улыбку. Получилось не очень.
— Я убивать за Йегора, — заявил Геран.
— Хорошо, — ответила девушка.
Шестьсот бойцов из роты Рафа — вот и все, что осталось от тех ста тридцати тысяч человек, которые защищали каср Мирак на протяжении ста восьми дней осады. Шестьсот мужчин, женщин и детей по последнему подсчёту, проведённому два дня назад. Два дня непрерывного отступления, в результате которого они оказались на южной стороне площади Статуй.
Они были ударниками, в большинстве своём из 94-го, 45-го, 772-го и 87-го, набранных в самом каср Мираке, полков. Но были среди них и другие — белощитники вроде Минки, гражданские, и выжившие из других подразделений, которые прибыли сражаться на Кадии, части, некогда исчислявшиеся тысячами, а ныне насчитывавшие всего горстку человек.
Тем утром кадийцы не сдали руины между площадью и рекой, берег которой был плотно застроен жилыми блоками, складами и пусковыми башнями. Они продержатся ещё с месяц, прежде чем их истребят окончательно. Или даже меньше, если Безымянные продолжат наступать в прежнем духе.
Враги обрушивались на них всеми силами вот уже пятнадцать дней кряду, орды еретиков вздымались, накатывали и отступали обратно подобно морским волнам. Новая атака как раз начиналась, когда медике Роун обработал раны Минки, после чего та отряхнулась от пыли и отправилась к баррикадам на южной стороне заблокированной улицы.
Девушка выглянула из заложенной мешками с песком двери и увидела, как на широкую магистраль Имперских шествий выходят первые Безымянные. Минка поднесла карабин к ноющему плечу и скривилась от боли. Двадцать, потом пятьдесят, и внезапно их стали сотни, сплошная стена тел с топорами, дубинами и щербатыми ножами. Они прицелилась, выстрелила и скривилась, а затем прицелилась снова.
Рота Рафа заняла позиции вокруг неё. Гвардейцы ложились за амбразурами, заседали в обложенных мешками с песком оконных и дверных проёмах и прятались среди руин, пока Безымянные неслись по открытой местности.
Еретики бежали вперёд с диким воем и выкашивались анфиладным огнём тяжёлых орудий, укрытых в боковых зданиях на Золотой и Музейной улицах. Минута за минутой, час за часом, они всё продолжали прибывать, до тех пор, пока плечо Минки не превратилось в один сплошной синяк, палец, жавший спусковой крючок, не ныл от боли, пока она не стала хотеть — молиться — чтобы всё это поскорее закончилось.
— Не стрелять! — внезапно закричал Раф. — Не стрелять!
Минка остановилось, и гвардейцы один за другим опустили винтовки. Однако Безымянные по-прежнему падали, и внезапно девушка увидела то же, что капитан. Враги гибли от выстрелов сзади.
— Думаете, пришли подкрепления? — спросил сержант Таави.
Раф кинул в него испепеляющий взгляд. Никаких подкреплений не ожидалось.
— Силы Хаоса понимают только силу. Это значит, что Безымянных гонит вперёд кто-то побольше и покрепче. И нам нужно узнать, кто именно… — Он многозначительно посмотрел на Таави.
Пятью минутами позже сержант сидел в канализационной трубе вместе с пятью отобранными им бойцами. Он опустил нож за голенище ботинка и кивнул остальным членам своего временного отряда: Тео, Малфред, Улант и Делант.
— Не следовало вам открывать рот, — заявил Делант.
— Не следовало вообще вступать в Гвардию, — хохотнул Таави. Он вырос в каср Мираке, и если ему судилось умереть, то казалось уместным, чтобы это случилось здесь.
Он хорошо знал местную канализацию. Это входило в кадетскую программу обучения — изучить город сверху донизу — и до войны Таави водил дружбу с миленькой кадеткой, жившей в одном из блоков поблизости. Они частенько спускались в канализацию вместе, пока он не отбыл с планеты. Её звали Алёна. Всего на миг сержант как будто снова почувствовал её запах, несмотря на витавшую вокруг вонь дыма и пепла. Таави проверил, на месте ли граната в патронташе. Он нашёл её утром у трупа другого кадийца, и похлопал по ней на удачу.
Раздался сигнал Рафа — два, и после недолгой паузы, ещё три быстрых стука пальцем по вокс-бусине.
Таави поочередно кивнул каждому бойцу. Его дробовик был заряжен всеми оставшимися патронами. Сержант мысленно помолился Золотому Трону, а затем резко откинул деревянную крышку.
Миниатюрные размеры никогда не доставляли Белаггу Гракку проблем. Ратлинг, размерами не превышавший ребёнка, мог пробираться в щели, недоступные обычным людям. Он поднимался всё выше, этаж за этажом, пока не оказался в спальне некогда хорошо обставленного жилого блока на южной стороне площади Статуй. Широкие половицы из бледного дерева усеивали вырванные страницы книг. Возле треснувшего шкафа валялась посеревшая от пепла и пыли одежда. В стене зияла дыра, пробитая ракетой, а в самом помещении стояла прогорклая вонь взрывчатки. Ратлинг лёг на пол, тяжело дыша, подполз к окну и высунул перед собой снайперскую лазвинтовку.
Внизу аж до самой Евфратской тянулись колонны еретиков. Прильнув к прицелу, он стал искать цель. Вот — командир танка в хвосте колонны, стоящий в башне и машущий водителю позади него.
Белагг сделал три долгих, медленных вдоха, чтобы унять дрожь в руках. Взял голову еретика в перекрестье прицела. Далекое туловище отлетело назад от меткого попадания луча. Колонна замедлилась, пока солдаты принялись озираться в поисках снайпера.
Ратлинг навёл оружие на сержанта, шагавшего рядом с танками и жестами что-то яростно показывавшего своим людям. Он открыл огонь снова, и точный выстрел в голову мгновенно свалил еретика с ног. Теперь колонна встала уже окончательно, и он отыскал следующую цель. И выстрелил.
Таави в мгновение ока поднялся и выскользнул наружу, присев в коридоре жилого блока. Во тьме, где следовало находиться двери, виднелась фигура. Он дважды выстрелил. Услышал тихий стон, достал гранату. Двинулся дальше.
С улицы загрохотали выстрелы. На него прыгнула тень. За секунду он оказался верхом на человеке, после чего вмазал прикладом в лицо еретику. До него донёсся хруст ломающихся костей и зубов.
Таави кинулся навзничь, и штукатурка у него над головой разлетелась от выстрелов. Голоса врагов звучали резко и чужеродно. Сержант прижался к стене и метнул взгляд в выбитое окно. О стену снаружи залупили лазерные импульсы. От задымившейся рамы во все стороны полетели щепки. Таави почувствовал отдачу от попаданий даже сквозь стену. Он выдернул чеку, сосчитал до пяти, и швырнул гранату на улицу.
— Крак! — крикнул он за миг до взрыва, наполнившего всё снаружи осколками.
Таави бросился в окно и приземлился на улице. Он выстрелил из дробовика с одной руки, попав еретику точно в лицо, а другой вырвал автомат из рук умирающего противника.
Таави был кадийцем. Он научился отнимать оружие раньше, чем стал дотягиваться до дверной ручки. Дети на Кадии умели делать это с закрытыми глазами. По весу и балансировке сержант сразу определил, что у него в руках.
Автоматическая винтовка. Модификация М40, Армагеддонская модель. Барабанный магазин. Тридцать пуль. Пробивная штука.
Таави крутанулся, уже зажимая спусковой крючок. Он дал пару коротких очередей, откинув троих еретиков к дальней стене. Одного он уложил выстрелом в корпус, другого отбросило в сторону попаданием в голову.
Сержант пригнулся, продолжая стрелять под шквалом прошивающих воздух пуль и лазерных лучей.
Из-за угла выскочил боец в красной униформе, и, занеся топор, бросился на Таави. Автомат в руках кадийца содрогнулся, выпустив в грудь еретику несколько пуль. Враг заплясал, словно кукла на ниточках. Величественный момент избыточности.
Еретик свалился в паре футов от него, и увенчанная шипами каска лязгнула о скалобетонный пол. Таави пригнулся и перевернул тело. На его воротнике были вышиты две переплетённые литеры, ВК.
— Раф, — прошипел он в вокс-бусину. — Контакт. Угадай, кто в городе?
— ''Сёстры Нашей Девы-Мученицы'', — отозвался Раф.
— Если бы. Волсканские катафракты.
Раф невесело хохотнул.
— ''Чудесно. А теперь выбирайся оттуда.''
Сержант повёл своих людей обратно к входу в канализацию.
Тео отходил последним. Таави собирался последовать за ними, как вдруг ощутил вибрацию под ногами. В дальнем конце Имперских шествий из боковой улицы показался узнаваемый силуэт «Лемана Русса», изрыгающий в воздух густые облака чёрного прометиевого дыма. Танк развернулся на гусеницах и выехал на магистраль. За ним появилась следующая машина, и ещё одна, и реявшие над ними знамёна из человеческой кожи влажно захлопали, когда они быстро покатились в его сторону.
— У них танки, — провоксировал он.
— ''Сколько?''
— Ну, я увидел шесть.
Раф выругался.
— ''Будет весело.''
В юго-восточном углу площади Статуй находились руины жилого блока. Остальной ряд состоял из монументальных сооружений: громада зала ветеранов, а рядом с ним — музей Сопротивления, в котором находилась часовня Святых Мощей. Фасады зданий выходили на площадь, и по треугольному фронтону музея строевым шагом маршировали фигуры кадийских солдат из белого мрамора.
Огромные строения обеспечивали гвардейцев укрытием в виде сплошной стены длиною в сто пятьдесят ярдов, однако с танками правила игры кардинально менялись. Высокие своды и массивные блоки не защитят от пушек. Один выстрел, и стены сложатся прямиком им на головы. Впрочем, это их не остановило — защитники всё равно выползли на позиции, приготовившись встречать танковые колонны волсканцев.
Минка взбежала по широким ступеням музея. Во внутреннем холле царили мрак и запустение, повсюду валялись обрывки бумаги, упаковки из-под пайков и осколки камней. От каждой из трёх дверей расходились галереи, ведущие в разные концы здания.
Выставочные экспонаты танков, снаряжения и медалей были спрятаны в подвалы или взяты на битву. Внутри остались только пустующие пьедесталы, манекены в униформе — ныне сваленные у стены — и посечённые в боях знамёна каср миракских полков.
Она услышала крики из дальнего конца музея, где из бойниц и окон открывался отличный вид на юг, откуда наступали волсканцы. Девушка направилась в зал кастелянов, где двое бойцов из отделения Конна заряжали ракетную установку. Остальные заняли позиции у забаррикадированных окон — уже стоящие наизготовку, чтобы сделать пару выстрелов и мигом нырнуть назад.
Геран находился в дальнем конце зала, присев за тяжёлым стаббером. Огрин, высунув язык, сосредоточенно вставлял в оружие новую патронную ленту.
— Помочь? — крикнула Минка, но огрин, рыкнув, наконец справился с кропотливой задачей. Вскинув стаббер одной рукой, он открыл по улице шквальный огонь, после чего ухмыльнулся.
— Ты со мной?
Минка кивнула. Она встала у окна напротив и быстро выглянула наружу. Волсканские танки шли по дороге колонной по одному. В голове двигалась «Химера», развернув мультилазер на сорок пять градусов влево. Выстрелы вспыхивали короткими очередями по три красных луча. Командир танка стоял в куполе. Минка трижды выстрелила. Мимо. Девушка выругалась и сделала ещё выстрел, но к тому времени батарея села окончательно.
Фрекк, ругнулась она. Пока кадийка рылась в карманах, ища новый аккумулятор, из окна музея взвилась ракета и попала бронетранспортёру в нос.
Из машины повалил густой белый дым, а через секунду башню «Химеры» сорвало в облаке ревущего жёлтого пламени. Минка загнала свежую батарею на место, но к тому времени «Химеру» оттолкали в сторону, и на улице появился легко различимый силуэт «Лемана Русса» типа «Разрушитель».
Танк развернулся на гусеницах, наведя неподвижное орудие на заднюю стену музея Сопротивления. Отряды волсканцев хлынули в атаку. Геран накрыл их ливнём свинца из тяжёлого стаббера, прежде чем послышался громкий лязг опустевшего магазина. Огрин в смятении посмотрел вниз, и в этот момент «Леман Русс» с глухим рокотом выстрелил. Снаряд попал в крыло святой Иосманы. Через открытую галерею Минка увидела, как здание тряхнуло будто до основания, прежде чем его фасад рассыпался грудой щебня.
Дымящийся ствол «Разрушителя» повернулся как раз туда, где стояла Минка. Волсканцы уже начали карабкаться по обломкам внутрь музея, поэтому ей пришлось схватить огрина за локоть обеими руками.
— Пошли, — закричала она. — Быстро!
