''«Нет, не тот же...»'' — понял Ха'гарен, пока секундное окно возможностей растягивалось в его сознании. Их инстинкты не были одинаковы. По крайней мере, изменился инстинкт Ха'гарена. То, о чем раньше не приходилось даже задумываться, теперь неизменно оказывалось продуктом анализа. Поле боя в его глазах являлось всего лишь упражнением в правильном применении силы, а действия более не подчинялись простой интуиции. Природа отчуждения Ха'гарена от боевых братьев стала еще более явной. Пускай их решения и могли совпадать, но происходили они теперь из разных источников. Ха'гарен всю жизнь проведет среди братьев, но никогда снова не станет частью братства.
Технодесантник обдумал все это и добрался до неутешительного вывода за то время, которое понадобилось Ба'бирину на ответ — и именно столько времени продержалась уже упущенная Саламандрами возможность. Она погибла в буре — под градом мелта-бомб и под порывами огненного ветра.
= Седьмая глава =
Ударную группу эльдар знатно потрепало. Ее численность упала до половины от изначального состава, и гибель эльдар стала лишь вопросом времени — однако это не волновало воинов, ведь выполнение задачи стало краеугольным камнем их жизней. Огненные Драконы ударили с яростным отчаянием смертельно раненого зверя. Экономия топлива перестала их волновать — Саламандр требовалось остановить здесь и сейчас, в этом кошмарном месте, пока они не исчезнут в лабиринте узких коридоров. Кроме этого свершения, аспектным воинам больше не на что было надеяться.
В будущем у Ха'гарена найдется несколько лишних секунд, чтобы вспомнить этот момент и понять причину отчаянного рвения эльдар, но в настоящем все, что ему удалось познать — это ужасный жар и алхимическое чудо, что превращало металл в жидкость и облачка газа, а боевых братьев — в бесформенные туши, а то и вовсе в ничто.
Огненные Драконы неслись вперед, не прекращая вести огонь из своих фузионных ружей. Группа орков, стоявших у них на пути, испарилась бесследно, а затем и несколько Саламандр последовали их примеру, оставив после себя лишь считанные молекулы.
(Запомните их имена, и добавьте их в списки потерянных и благочестивых: Вер и Гатерис, Тихей, Си'пакс и Об'ианг. Они стали стеной между Огненными Драконами и Элисатом. Космические десантники, принесшие себя в жертву ради эльдара. Воины чистейшей веры, с непоколебимым чувством долга.)
Не существовало построения, надежно защищающего от оружия, способного плавить танки и бункеры.
Несколько секунд Саламандр находились под натиском со стороны врагов с радикально противоположными взглядами на войну. Противостоять одному из них сейчас означало стать уязвимым к атаке другого, но когда эльдар сожгли орков, бросавшихся на космический десант, у Астартес появились хоть какая-то свобода выбора.
Саламандры бросились врассыпную, снижая эффективность фузионных ружей. Как ни странно, гранаты эльдар больше не применяли — Ха'гарен рассудил, что этого оружия можно было больше не опасаться. Если бы у аспектных воинов еще оставались мелта-бомбы, они бы уже пустили их в ход и окончательно добили потрепанные отделения, но вместо этого эльдар быстро приближались к Астартес, стреляя из своего оружия, пока их лидер окутывал землю перед собой — и всех, кому не повезло стоять на ней, — пламенем из своего мощного огнемета.
Ха'гарен схватил Элисата двумя серворуками и швырнул его подальше от одного из эльдарских воинов, успевших подобраться поближе. Его настоящие руки тем временем взмахнули цепным топором. Эльдар бросился влево, чтобы проскочить мимо технодесантника и достичь провидца, но искалеченная серворука Ха'гарена, от которой пользы было не больше, чем от дубины, была использована именно в этой манере, лишив воина равновесия. Миг спустя, цепной топор настиг эльдара, раздробив его шлем и скрывавшееся за ним лицо.
Завершая удар, Ха'гарен заметил, как какое-то размытое пятно кинулось прямо на него, после чего новый противник взмахнул мечом, намереваясь перерезать ему горло. Ха'гарен, пошатнувшись, отступил назад, и ведьмовскому клинку не хватило считанных сантиметров, чтобы вонзиться в промежуток между шлемом и горжетом силовой брони.
Ха'гарен уперся пятками в пол и парировал удар взмахом топора, вскидывая оружие вверх. Цепной топор зарычал, впустую молотя своими зубами по воздуху — вместо этого ему хотелось вонзиться в чужацкую плоть.
Кадериал шагнул в сторону — и это движение было выверено так точно, что казалось невозможным. Когда удар Ха'гарена ушел в пустоту, технодесантник понял, что колдун увернулся еще до того, как Ха'гарен нанес контрудар — а теперь ведьмовской клинок нацелился ему прямо в грудь. Ха'гарен повернулся, чтобы отразить атаку, но оказался настолько же медлительным, насколько Кадериал — молниеносно быстрым. Технодесантнику удалось лишить атаку полной силы, но меч все равно без проблем прошил силовой доспех и проскользнул промеж ребер, отчего Саламандра почувствовал в своей груди что-то холодное и безжалостное — зловещее напоминание о смертности. Огнерожденный поднял огнемет, но Кадериал уже зашел ему за спину. Ха'гарен снова развернулся, размахивая топором перед собой в надежде использовать больший радиус поражения своего оружия, чтобы отогнать от себя колдуна и перехватить инициативу.
И вновь Кадериал был на шаг впереди. Эльдар пригнулся, пропуская топор над собой, а его меч тем временем взмыл вверх, чтобы выпустить Саламандре кишки. Броня Ха'гарена выстояла, но колдовской клинок прорубил глубокую борозду на его набрюшнике. Технодесантник отскочил, блокируя второй удар поврежденной серворукой. Меч перерубил ее чуть ниже первого сустава, оставляя Ха'гарена лишь с жалким, подергивающимся обрубком. Конечно, серворука и без того уже была практически бесполезна, и не являлась частью его тела, но нервная система Саламандры все равно ощутила потерю так же остро, как если бы ему ампутировали настоящую конечность.
Кадериал прыгнул вперед, закрепляя полученное преимущество. Ха'гарен же сменил тактику, решив, что лучшая защита — это нападение, и стал предпринимать попытки загнать колдуна в угол, лишить его места для маневра. Их дуэль превратилась в жестокий танец из ударов и контрударов, но увы, в этом танце Ха'гарен всегда отставал на шаг и никак не мог попасть в ритм. Схватку можно было сравнить с партией в регицид, где один из игроков обязывался раскрыть все свои ходы сопернику еще до начала игры. Как бы Ха'гарен не блокировал удары Кадериала, он лишь открывал эльдару другое слабое место. Каждый контрудар становился приглашением для новой атаки, а самому технодесантнику не удалось ни разу попасть по сопернику. Кадериал был неуловимым, как тень, текучим, словно ртуть — и он был волен атаковать технодесантника, как ему только вздумается. В его движениях была ясно видно надменное изящество, как будто эльдар был оскорблен тем, что против него выставили такого грубого и неуклюжего соперника. Когда же ксенос обезглавливал орков, что пытались использовать сосредоточенность дуэлянтов друг на друге, эти убийства казались фиоритурами в мелодии об идеальном балансе и гармонии.
Единственным успехом Ха'гарена было то, что он еще оставался в живых. Он страдал от тысячи ран, которые ему лишь чудом удалось превратить в незначительные порезы, перенаправляя или отбивая колдовской клинок. Трансчеловеческая природа Ха'гарена помогала ему не умереть, заживляя раны почти так же быстро, как он получал новые, но затягивая бой с Кадериалом, он не мог надеяться на настоящую победу.
Так что, пока Саламандра сражался, отбивал новые удары и истекал кровью, он продолжал анализировать происходящее. Эльдар был быстрей и ловчей его, и на каждое движение Ха'гарена он отвечал так, как не могло позволить простое умение читать своего соперника. Колдун знал о намерениях технодесантника раньше его самого, что говорило только об одном — у Кадериала был талант к предвидению.
Вопрос: как победить противника, который видит будущее?
Решение: обрати обстоятельства ситуации так, что это не будет иметь никакого значения.
Ха'гарен увидел, как ему поступить — как и Кадериал.
Колдун отскочил от Ха'гарена и одновременно с этим выставил вперед левую руку ладонью вперед, словно швырнув что-то в Саламандру — что-то бесформенное, но бесспорно осязаемое. Это что-то жестоко врезалось в Ха'гарена, подобно невидимому приливу. Волна ненависти и презрения ударила технодесантника, сокрушая его волю и утягивая на дно. Она затопила его осознанием того, что человечество было самой отвратительной аберрацией, которую когда-либо порождала эта галактика. Она «намекала», что простое вымирание было слишком милосердной судьбой для вида настолько извращенного, отвратительного и злобного. Вида, не заслуживающего ни единого шанса на искупление.
Давление такой презрительности было невероятным, а ключевой аспект силы атаки Кадериала заключался в деперсонализации ненависти. Когда она ударила по Ха'гарену, она не выражала чувства лишь одной сущности, но словно бы становилась гневным осуждением со стороны самой вселенной. Эта ненависть изливалась в мельчайшие трещинки его души, как потоп обрушивается на песок, чтобы в итоге разорвать Саламандру на части.
Ха'гарен не ведал страха, а с момента своего посвящения в ряды Культа Омниссии и вовсе практически перестал испытывать эмоции любого рода, но в нем все еще оставались следы человека, которым он некогда являлся, так что Ха'гарен мог испытывать сомнения. Не в Императоре. Не в Боге-Машине, и даже не в своем ордене...
''Что ты такое?''
Но в самом себе...
Семена сомнений проросли под ливнем обжигающей ярости и вылезли на поверхность, подобно ядовитым пустынным цветкам. Их усики обвились вокруг воли Ха'гарена, пытаясь прикончить его самосознание. Они душили его, скрывая за собой все, и становясь всем. У них была своя собственная злая воля, которая хотела заставить его в отчаянии упасть на колени. Черная порча выбралась за пределы одной лишь его души, когда сама физиология Астартес среагировала на атаку извне. Ха'гарен перестал различать цвета, его конечности обмякли. Сам воздух, казалось, превратился в густую грязь, которая сковывала движения. Осознание того, что к нему из-за спины приближаются орки, или того, что Кадериал вскидывает над головой свой клинок — да и вообще чего угодно, кроме темного цветения сомнений, — отошло на задний план.
Ха'гарен сопротивлялся как мог. Он атаковал свои сомнения всем оружием, что у него оставалось — незыблемыми истинами в лице Императора, Омниссии и ордена. Они являлись непоколебимой основой его существа, ядром, без которого он не мог бы существовать — а он, безо всякого сомнения, существовал. И пока он продолжал существовать, у него оставался долг. Долг, в котором тоже нельзя было усомниться. Долгом было действие — и если Ха'гарен не будет действовать, то не исполнит свой долг. Предаст Императора, Омниссию и орден.
Ярость, направленная на само понятие предательства, чистая и священная, выжгла скрывающую все вокруг листву сомнений. Яд все еще тек по его венам, но он находился внутри Ха'гарена задолго до нападения Кадериала — и он останется там даже тогда, когда эльдар будет недвижно лежать у его ног.
Зрение Ха'гарена прояснилось, наступающая тьма рассеялась. Кадериал все еще не опустил свой меч — более того, он все еще стоял с ладонью, выставленной вперед. Война внутри Ха'гарена окончилась, не успел он и глазом моргнуть. ''Все еще недопустимо долго.'' Разозленный, Саламандра рванулся вперед, вскинув ревущий от жажды крови топор. Три уцелевшие серворуки метнулись в сторону Кадериала, чтобы схватить его, изрезать его, обжечь его. Ха'гарен намеревался ошеломить колдуна — и именно этого пытался избежать эльдар. От такой атаки его не спасло бы никакое предвидение. Его ожидала ''неминуемая'' ''смерть''.
Ха'гарен врезался в Кадериала, заключая ксеноса в ужасной буре, коей была его хватка. Он окружил колдуна аватарой своей ярости. Плазменный луч, струи прометия и цепной топор со всех сторон неслись к плоти эльдара. Теперь ксеносу некуда было бежать. Кадериал даже не попытался уклониться — он осознавал безнадежность этого действия. Вместо этого, он постарался убить космического десантника, полностью поглощенного праведным гневом. Понимая, что отступать некуда, он решил встретить угрозу лицом к лицу. Их силы были явно неравны — сейчас эльдар был не более чем стеблем тростника на пути обезумевшего завротура. И все же у этого стебля нашлась и колючка, которую Кадериал вонзил глубоко в грудь Ха'гарена.
Технодесантник не отбил вовремя этот последний удар, но его яростный натиск сбил прицел Кадериала, так что меч не вонзился туда, куда метил эльдар. Вместо этого, колдовское лезвие вонзилось ему в бок. Рана оказалась глубокой, кровотечение — обильным... Но он исцелится. Спустя несколько мгновений кровь свернется. Зато теперь оружие колдуна принадлежало ему. Ха'гарен прижал руку к раненому боку, заклинивая меч в своей плоти. Кадериал тщетно пытался вырвать оружие, но ему не хватало для этого сил — а технодесантник тем временем замыкал обжигающую, сокрушающую смертоносную западню вокруг эльдара.
— Своим невежеством... — захрипел ксенос. — Ты уничтожишь...
В конце концов, голос подвел Кадериала, и Ха'гарен едва сумел разобрать даже то, что колдун все же успел произнести до того, как был полностью обездвижен, изломан, изрублен на части и сожжен. Саламандра превратил ксеноса в угли и кровавое месиво.
Когда от эльдара не осталось ничего, что можно было опознать, как колдуна Кадериала, Ха'гарен поднял взгляд, ища Элисата. Провидец оказался недалеко. Он все еще был укрыт за поредевшими рядами Саламандр.
Старик пригнулся за большим металлическим ящиком, из которого торчало множество гибких стеблей. С этих стеблей свисали куски железа, нарезанные в бессмысленном многообразии форм. Ха'гарен не имел никакого представления, какое применение могло найтись этому объекту — впрочем, то же самое он мог сказать и про самого Элисата. Так или иначе, он осознавал свой долг.
Ха'гарен побежал к провидцу. Прямо за ящиком он увидел кратер, образованный в металлоломе после детонации мелта-бомбы и почти достающий до основания палубы. Он мог похвастаться крутыми откосами и чем-то наподобие спинного плавника в пять метров высотой, в дальнем от Саламандры конце кратера. Эта яма выглядела почти пригодной в качестве оборонительной позиции. Ха'гарен швырнул эльдара туда.
Пока его боевые братья добивали Огненных Драконов и одновременно с этим перегруппировывались вокруг технодесантника, он повернулся к следующей по серьезности угрозе жизни провидца — командиру отряда эльдар. Экзарх размеренно и неумолимо продвигался позади стены пламени, которую сам же и возводил своим огнеметом, отчего Ха'гарен подумал, что тот больше напоминает ему еще одну Саламандру, нежели презренного чужака. Впрочем, помимо размеренности и неумолимости, этот воин, судя по всему, еще и не ценил собственную жизнь. Лишившийся почти всех своих бойцов, облаченный в легкую броню, окруженный многими тысячами врагов, ксенос не мог и надеяться пережить следующие несколько секунд — и все же был готов попытаться спалить своим пламенем достаточно врагов, чтобы успеть зацепить и единственную представляющую важность цель. Ха'гарен прекрасно понимал подобную целеустремленность, и все же он приготовился помешать чужаку.
Внезапно, Саламандра услышал раскаты грома — а бросив взгляд за спину командира эльдар, увидел и орков, которые из-за стены огня представали его взору лишь в качестве темных силуэтов. Они были огромны — куда крупнее всех тех, кого до сих пор довелось встретить ударной группе Саламандр, — а вело их самое настоящее чудовище. Ха'гарен узнал гигантский силуэт, вспомнив стычку на арене. Этот ксенос был крупнее любого орка из всех, кого за свой век повидал технодесантник — казалось, что от его предвещающих гибель шагов дрожит весь трюм корабля.
— Братья... — только и мог промолвить Ха'гарен. — Он здесь.
Верховный Изверг нависал над командиром Огненных Драконов. Эльдар не мог не понимать, что его ждет. Одна лишь энергетика, сопровождавшая появление орка, ошеломляла и подавляла, но чужак не оглядывался назад, не изменял курса, а продолжал шагать в сторону Ха'гарена и провидца.
Таким был его долг — таким же был и его конец.
Изверг бросился на Огненного Дракона, и потянулся к нему своим здоровенным бронированным кулаком, однако, прежде чем орк схватил эльдара, случилось нечто... И горящие повсюду огни адским сиянием осветили ужасное чудо.
Убойный крузер наконец-то вышел на низкую орбиту Лепид-Прим. Пройдя сквозь ионосферу и нависнув над планетой на высоте менее чем в сотню километров, корабль заскользил по верхней кромке мезосферы, подобно хищной птице, высматривающей в воде рыбу. Судно было видно даже с поверхности — в виде гротескной, раздутой тени, пролетевшей перед солнцем. У планеты появилась новая луна, и ее восход не предвещал ничего хорошего. Он стал знаком того, что всякое сопротивление не имело смысла, а в мечтаниях местных проку было и того меньше. Он был смертью надежды. Концом всего.
Верховный Изверг явился — а с ним и зеленая орда, готовая затопить собой целый мир.
На поверхности, жители города Рекламация взирали на новую луну, пролетающую над их головами, и их сердца наполняло отчаяние, пока Гвардейцы Ворона, мрачные реалисты, набирались решимости перед новым испытанием.
Существо, воплощающее собой чистейшую агрессию, преодолело эфемерную границу планеты и космоса — и под поверхностью этого мира ему ответил фрагмент расколотого божества. Подле него не было ни одного из почитателей, способных успокоить и перенаправить ту хаотичную жажду войны, которую воплощал собой осколок — зато относительно рядом находилась целая орда существ, которые не только не сопротивлялись желаниям осколка, но и алкали его даров, даже сами этого не осознавая. Они были чисты. Они были агрессией и войной — и ничем иным. Они уже накормили обломок актами насилия, и тот с готовностью отплатил им способностью учинять еще большие разрушения.
Осколок потянулся всем своим естеством к кораблю на орбите и нежно приласкал его. Его влекло внутрь корабля, где находилось преисполненное нереализованным потенциалом существо, которому подчинялось все судно. Существо было найдено — и неразумная энергия испытала своего рода экстаз, излившись в орков, — а в особенности, в чудище, чья склонность к насилию была поистине неизмеримой.
Во тьме своего храма, осколок вспыхнул и задрожал. Он звал монстра. Он подкармливал его и обещал еще больше силы — силы тех масштабов, какие орк видел лишь в своих наполненных яростью снах.
Новая луна, бывшая дурным знамением, взошла не просто над одной планетой. Она взошла надо всей галактикой.
Что-то проникло в корабль. Ха'гарен почувствовал это на атавистическом уровне, как появление чего-то чуждого и одновременно божественного, но не более того — но орки среагировали на феномен куда сильнее. Они бросили все, чем были заняты до этого, остановились и заревели. Этот животный вой заглушил собой даже грохот от работы грубых механизмов. В нем ясно угадывались триумфальные нотки, ликование — и вместе с тем беспредельная ярость. Именно так целый вид сообщал об ожидающем его апофеозе. На какой-то миг даже показалось, будто орки засияли. От них не исходило реального света, но они излучали практически осязаемую энергию. А еще они росли. Ха'гарен мог поклясться, что вот это было фактом, а не простой иллюзией восприятия. Лямки и ремешки брони зеленокожих заскрипели от натуги, когда грудь каждого из них разошлась вширь, а конечности вздулись от наполнившей их силы. Обычные пехотинцы, которые в представлении космического десанта были всего лишь пушечным мясом, внезапно обрели облик и свирепость элитных отделений. Офицеры обратились в настоящих чудовищ. А сам же Верховный Изверг...
Ха'гарен не хотел использовать это слово по отношению к тому, чем становился лидер зеленокожих, но оно само собой возникло у него в голове.
«Бог.»
Изверг воздел руки вверх, словно желая сокрушить всю вселенную, а последовавший за этим рев затмил собой вопли всей остальной орды. Он уже был вдвое выше обычного человека, и все равно продолжал расти.
На обоих наплечниках орка красовалось по черепу термаганта, а сама броня, казалось, была собрана из частей расчлененного танка «Леман Русс». Массивные стальные пластины закрывали торс и конечности, а нижняя часть его морды была защищена выдающейся вперед металлической челюстью. Все сочленения громадного доспеха соединялись между собой поршнями, облегчая нагрузку на владельца, но все же Ха'гарен мог с уверенностью сказать, что сходство брони с танком было не только лишь внешним — она была и адски тяжелой. С тем же успехом чужак мог тащить «Леман Русс» на себе.
А теперь Изверг еще и разрастался во все стороны. На какой-то миг, технодесантник осмелился надеяться, что броня орка раздавит его — но вместо этого, плоть и мускулы одержали верх над металлом. Поршни вылетели со своих мест, хотя крепления отдельных пластин оказались достаточно гибкими, чтобы выдержать возросшее давление. Без поддержки сервоприводов, чудовище должно было рухнуть наземь под весом брони — и все же орк с легкостью выдерживал ее тяжесть. Теперь он был в полтора раза выше и шире, чем несколько минут назад, а его родная челюсть сравнялась размером со стальным горжетом брони. Многоствольная пушка в правой руке орка теперь казалась не более чем пистолетом, а левая рука чудища ничуть не уступала силовым клешням, которые использовали его лейтенанты.
Эльдар почувствовал, как к нему из-за спины тянется орочья лапа, и в самый последний момент развернулся — но когда он увидел своими глазами, с чем столкнулся, его миссия тут же лишилась былой важности. Он не отпускал гашетку огнемета, ни на миг. Пламя его огнемета и болты, выпущенные Саламандрами, однако, стали лишь ритуальным сопровождением к трансформации зеленокожего. Болты отрывали куски от его доспехов, но не более того, а жаркое пламя лишь омывало кожу орка. Нечто невероятное избрало этого ксеноса — и оно не желало, чтобы этот знаменательный момент был испорчен.
Так или иначе, момент — жалкая секунда на хронометре (но целая эпоха по меркам реальности войны), — прошел. Получив свое благословение, орки загорелись нечистой энергией, а сам Изверг ринулся вперед со скоростью, совершенно недопустимой для существа, несущего на себе столько металла. Его рука сомкнулась на торсе Огненного Дракона, а затем орк поднял эльдара с такой легкостью, словно тот был лишь куклой. Зеленокожий сжал руку в кулак. Руническая броня раскололась, раздался громкий треск ломаемых одна за другой костей. Умирающий ксенос задергался в муках, будто схватив оголенные провода — а затем изнутри шлема ему на плечи хлынула кровь. Изверг, наигравшись со сломанной игрушкой, бросил ее наземь и двинулся в сторону Саламандр.
От Огненных Драконов не осталось и следа. Саламандрам ничего не оставалось, кроме как сомкнуть ряды вокруг провидца, который внезапно заговорил на идеальном Готике, но со слышимым отчаянием в голосе.
— Вы должны сказать своему командиру, чтобы он уничтожил этот корабль!
[[Категория:Warhammer 40,000]]
[[Категория:Империум]]