=='''Часть 1. Орда.'''==
==='''Один. Восход красного солнца.'''===
''Лотара''
<br />
==='''Два. Сломленный гладиатор.'''===
''Каргос''
==='''Три. Богиня с копьём в спине.'''===
''Улиенн''
==='''Четыре. Путь к славе.'''===
''Каргос''
==='''Пять. Бессмертие через уничтожение.'''===
''Ангрон''
=='''Часть 2. Ослеплённый мир.'''==
==='''Шесть. Последний человек на Терре.'''===
''Амит''
==='''Семь. Прокажённое чрево.'''===
''Зефон''
==='''Восемь. Тысяча огоньков.'''===
''Рюкат''
==='''Девять. Последняя шутка.'''===
''Трансакта-7Y1''
==='''Десять. Последний страж.'''===
''Вулкан''
<br />
==='''Одиннадцать. Роза, вспоенная кровью.'''===
''Лотара''
==='''Двенадцать. Брат по цепи.'''===
''Каргос''
[[Файл:Echoes of eternity1.jpeg|центр|мини|Дуэль Каргоса Плюющегося Кровью и Нассира Амита.]]
==='''Тринадцать. Слишком ценный, чтобы умереть.'''===
''Лэнд''
==='''Четырнадцать. Верность сокрушенного апостола'''===
''Трансакта-7Y1''
==='''Пятнадцать. Отказывающее сердце войны.'''===
''Дорн''
[[Файл:Echoes of eternity2.jpeg|центр|мини|Медики заботятся о Сангвинии, Великом Ангеле]]
==='''Шестнадцать. Длинный путь.'''===
''Вулкан''
=='''Часть 3. Длина запятнанной кровью цепи.'''==
==='''Семнадцать. Пожиратели мёртвых.'''===
''Сотни лет назад, на заре Великого Крестового похода''
<br />
==='''Восемнадцать. Бог поневоле.'''===
''Много лет назад, во время Великого Крестового похода''
И так они и сделали.
== '''Девятнадцать. Владыка Девятого легиона''' ==
''Три года спустя, во время Великого Крестового похода''
Сангвиний
В ночь, когда он встретился со своим легионом, шел дождь. Позже об этом будут рассказывать совсем не так: многие истории рисуют (иногда буквально, на холсте) картину Ангела, стоящего в потоках солнечного света перед стройными рядами его великолепных сынов. На самом же деле в северном полушарии планеты Тегар Пентавра был самый разгар сезона дождей. Струи дождя секли снижающиеся корабли, по раскаленной после входа в атмосферу броне били порывы штормового ветра.
Сангвиний стоял в отсеке для экипажа «Громового Ястреба», окруженный воинами в безукоризненно-белых доспехах. В голове крутились мысли о Ваалфоре, с которой все началось. После трех лет сражений рядом с братом Хорусом он наконец здесь. После трех лет изучения нарождающегося Империума во всей его бесконечной сложности. После трех лет войн плечом к плечу с теми, кто его сейчас окружал. Их броню украшали полумесяц и волчья морда – символы Лунных Волков. Без сомнения, они были превосходнейшими воинами – превосходнейшими людьми – каких он знал в жизни.
– Волнуетесь, повелитель? – спросил один из них.
– Нет, Эзекиль. – повернувшись к воину, ответил невинной ложью Сангвиний. – Но спасибо, что беспокоишься.
– Я бы на вашем месте волновался, – с усмешкой сказал другой. – Вы наверняка успели привыкнуть к высоким стандартам, повелитель. Что, если они дерутся хуже нас? У вас же просто сердце разорвется.
– Тарик прав, – улыбнулся, сверкнув зубами, Эзекиль, которому труднее давалась непринужденность. – Мы, наверное, избаловали вас за эти годы.
– Я только надеюсь, Волчата, что если воинам моего Легиона не хватает вашего упорства на поле боя, то им недостает и вашего безграничного самодовольства.
Они засмеялись, и Сангвинию пришлось скрыть свою печаль. Он будет с грустью вспоминать время, проведенное с возлюбленным Шестнадцатым легионом брата, это уж точно. Говоря языком Ваалфоры, они были воинами, с которыми можно пойти в пустыню: верными, стойкими, дисциплинированными. Хорус превратил терранских бандитов и хтонийских варваров в прекрасное в своей безупречности, подлинно благородное оружие.
Слово «волнение» не совсем точно описывало чувство, что омрачило его душу, но и вовсе неподходящим оно не было. Многое рассказывали о Бессмертном Девятом, о Несмертном Легионе, о Пожирателях мертвецов, и Сангвиний не испытывал никаких сомнений в боевой доблести воинов, с которыми собирался впервые встретиться. В сущности, склонность к насилию была единственным, чего он с уверенностью от них ожидал.
– Мне понравилось, повелитель, – сказал Тарик и схватился за поручень. Челнок задрожал, заходя на посадку. – Сражаться вместе с вами, я имею в виду.
— Это было честью, – добавил Эзекиль. – Мы будем скучать по вам.
Их привязанность вызвала у него более искреннюю улыбку. Он посмотрел на обоих, затем оглядел остальных воинов отделения, державшихся за поручни на случай турбулентности.
— Это для меня было честью сражаться рядом с вами, племянники. – Он едва не добавил пожелание, чтобы их легионы всегда связывали такие же крепкие узы, но будущее казалось таким неопределенным, что оно прозвучало бы банально, если не хуже. Он решил остановиться на тех искренних словах, что уже произнес. Пока и этого достаточно.
Корабль затрясся; они приземлились. Сангвиний услышал, как двигатели сбавляют обороты, их затихающий вой сменился грохотом муссонного ливня по обшивке. Он чувствовал на себе взгляды Лунных Волков, чувствовал, что они находятся под впечатлением от обыденного величия этого момента, и ощущал их любопытство – что же он скажет, когда опустится рампа корабля?
Никого не удивило, что именно Тарик осмелился нарушить задумчивое молчание перед встречей сына Императора с воинами, созданными из его генного материала. Тарику Торгаддону, центуриону Второй Роты, редко удавалось настроиться на торжественный лад.
– Вы подготовили речь, повелитель? Луперкаль выдал ту еще лекцию, когда мы собрались, чтобы встретиться с ним в первый раз. Братство, долг, ответственность… Все, что душе угодно. Довольно трогательная получилась речь, скажу я вам.
– Теперь ты шутишь, – заметил Абаддон, – а тогда плакал вместе со всеми.
Торгаддон ответил низким смешком, но Сангвиний в этот раз не улыбнулся. Он смотрел вперед, будто бы сквозь металлический корпус корабля мог разглядеть ряды ожидающих его воинов.
Эзекиль, сегодня облаченный не в черную боевую броню Юстаэринской элиты, а в церемониальную белую, наблюдал за Сангвинием с несколько большей почтительностью, чем Тарик.
– Вы знаете, что им сказать? – спросил он.
Три года, подумал Сангвиний. За эти три года ни единого часа не прошло, чтобы я не думал об этом.
Он просмотрел пикт-запись первой встречи Хоруса с Лунными Волками, изучил его слова, язык тела и чувства, что скрывались за ними. Когда он готовился к тому, что должно было сейчас произойти, в его уме мелькали речи, гимны, лекции и даже проповеди – разумеется, сугубо мирного и нерелигиозного свойства. Он исписал столько свитков, полных тщательно выверенной искренности, и бросил неоконченными столько томов, полных отрывочных размышлений. Множество фраз приходило ему в голову, и каждую из них он мог бы произнести через несколько минут.
– Нет, Эзекиль. Если честно, не знаю.
Даже Торгаддон не нашелся, что ответить на такую прямоту. Сангвиний услышал гудение сервоприводов брони – Лунные Волки за его спиной обменялись молчаливыми взглядами.
– А что насчет войны на Тегар Пентавра? – опять начал Тарик. – Как думаете, мы вам понадобимся?
– Посмотрим, – ответил Сангвиний.
Снова воцарилась тишина, еще более неловкая, чем прежде.
К счастью, в воксе затрещал голос пилота: «В сторону, в сторону!», и с ревом гидравлики рампа корабля опустилась. В кабину ворвался шум дождя.
Сангвиний вышел в непогоду. За ним шагали Лунные Волки. Перед ним в строю стояли воины Несмертного Легиона.
Они ждали, выстроившись в ряды и вытянувшись под ливнем по стойке смирно, как статуи. Несколько тысяч лиц без шлемов были словно отлиты по его образу и подобию; с помощью генетической техномагии их вылепили заново, чтобы они походили на лицо неведомого отца. Разные оттенки кожи этого не скрывали, разный цвет волос и прически тоже подчеркивали непреложный факт: у каждого было его лицо. Сангвиния предупреждали, что, вероятно, так и будет, но реальность поразила его. Многие Лунные Волки после своего возвышения в ранг Астартес стали похожи на Хоруса; для легионеров это было обычным делом. Здесь же Сангвиний видел не сходство, но полное подобие. Сыны Хоруса напоминали своего примарха, как сыновья, очень похожие на отца. Сыны Сангвиния напоминали его собственное отражение в треснувшем зеркале. Лица воинов покрывали боевые шрамы, но они были его точными копиями.
И они боялись его. Это было ясно по глазам, что так походили на его собственные, по напряженным чертам таких знакомых лиц. Мука ожидания заставила его поверить, что сыны возликуют при одном его виде, но на самом деле все оказалось намного сложнее. Они боялись того, что он представлял собой, и перемен, которые предвещало его появление.
Выйдя из тесного корабля, он расправил крылья навстречу дождю. Это был просто инстинкт, как если бы кто-то поднял руку, чтобы заслониться от ветра, или размял плечи перед тяжелой работой. Но в мгновение, когда раскрылись его белые оперенные крылья, некоторые воины в первых рядах вздрогнули. Сангвиний понял, что они боялись не того, что он символизировал. Они боялись его самого. Может быть, их пугали признаки мутации, трепещущие за его спиной? Примарх не думал, что все так просто. Их пугало само его присутствие.
Но почему?
Ливень хлестал без устали, заполняя грозную тишину непрекращающимся шумом. Сангвиний ощущал спиной взгляды Лунных Волков так же явственно, как видел разглядывающих его Несмертных. Плотно прижав крылья к телу – скорее для удобства, чем в качестве предосторожности – он пошел вдоль рядов воинов в мокром сером керамите. Он смотрел им в глаза, проходя мимо, и отмечал про себя шрамы, что пятнали их броню и преображенную плоть.
Они, в свою очередь, смотрели на него не только с отчаянной надеждой, как он ожидал, но и с неожиданным вызовом. Они хотели, чтобы этот день наступил, мечтали о нем, но теперь решалась их судьба. Напряжение ощущалось физически, оно довлело над всеми.
Он читал по их лицам повесть о Великом Крестовом походе. О том, как они поглощали кровь и плоть для того, чтобы обрести тактическое преимущество, для того, чтобы выжить, а иногда – слишком часто – для удовольствия. По шрамам, что омрачали их красоту, он читал хроники подземных сражений с ордами мутантов и почти нечеловеческими племенами ради отчаянно необходимых пополнений. В их суженных, полных смятения глазах он видел безосновательные отказы Дивизио Милитарис предоставлять им боеприпасы и бронетанковые подразделения наравне с другими новорожденными легионами – из страха перед выродками из Несмертного. Он видел как имперские распоряжения разделяют их на малые группы, и осколки осколков прикрепляют к другим легионам – вот почему так долго не удавалось собрать весь легион воедино. Он видел, как тяжелы были их кампании и на какие компромиссы им приходилось идти, когда к этому принуждала судьба. В наклоне головы, в линии рта он видел, какие приговоры выносили им другие, более достойные легионы. Он видел, какие грехи они совершали против собственной империи, и какое презрение должны были из-за этого выносить. Он видел, как они щеголяли этим презрением, словно знаком нежеланной чести.
Словом, он видел их такими, какими они были: каннибалами и убийцами с лицами ангелов.
И наконец, в их дерзких взглядах светилось знание о собственной гибели. Их история подходила к концу. Даже если бы Сангвиний не стоял сейчас перед их рядами, срок жизни Несмертного Девятого определенно истекал. Другие легионы, какими бы свирепыми они не были, представляли собой надежные орудия из арсенала Императора. Восьмой он посылал, чтобы навести на планету раздирающий страх. Двенадцатый – чтобы утопить восстание в крови самих бунтовщиков. Безжалостность этих легионов все же сдерживалась рамками Великого Плана.
Но Девятый… эти запятнанные кровью рыцари с их багряными ритуалами, эти Пожиратели мертвецов… Они уже были сломлены, на их силу как легиона нельзя было положиться. Целые армады экспедиционных флотов отказывались иметь с ними дело. Снова и снова они были близки к полному уничтожению, и не раз им удавалось отползти от края только благодаря отчаянному набору пополнений, поддерживая свою численность за счет генетических отбросов человечества, которых они наделяли имперским совершенством. Вот почему в их рядах оказалось множество воинов, тела которых были великолепны, но души пусты. Их вел один только долг. Эти постлюди воевали за Империум, но мало о чем заботились и ничего не любили. Страдания не облагораживали их, а только давали повод гордиться своей стойкостью.
Гордость животного, загнанного в угол – вот все, что у них осталось.
Сангвиний прогнал эту мысль сразу же, как только она появилась. Нет. Не все, что осталось. У них никогда больше ничего и не было. Им больше ничего не позволено было иметь.
Как же похожи они были на людей Ваалфоры – такие уязвимые при всем своем мужестве, они умели выживать, но никогда не процветали. Сангвиний был принят в кланы Чистой Крови и стал их чемпионом. Он мог бы править ими, как царь и бог, которым они его считали, но хотел он только одного – защитить их. Не как господин он смог облегчить страдания, что племена Чистых терпели на своих пропитанных радиацией землях, но как слуга.
Теперь он понимал, почему Несмертные боялись его. Он собственными глазами видел правду, которую не мог передать никакой гололитический отчет. Чего потребует от них этот крылатый полубог? Смогут ли они оправдать его ожидания? И захотят ли, если новообретенный отец и его идеи вызовут у них только презрение?
Сангвиний шел дальше, не переставая изучать их. Он мог бы заставить их принести клятву верности. Он мог бы пообещать им славу, поделиться с ними гордостью, которую испытал, когда Император даровал ему собственный легион. Он был их примархом, и ничто не помешало бы ему поступить именно так, как его сыны ожидали – привязать их к себе священными обетами.
Но его первые слова, обращенные к легиону, были далеки от тех напыщенных речей, которые ему приписали бы историки позднейших лет.
– Как тебя зовут? – спросил Сангвиний ближайшего из Несмертных, первого из сынов, с кем он оказался лицом к лицу. Он задал вопрос мягко, но уверенно, с очевидным любопытством.
– Идамас, – ответил воин с мокрым от дождя, покрытым шрамами лицом. В его темных глазах Сангвиний увидел замешательство; Астартес помедлил, не зная, стоит ли добавить титул.
– Спасибо, – сказал Сангвиний. Он повернулся к следующему. – А тебя как зовут?
– Амит. – И снова короткая пауза, хотя потом Амит все же добавил сдержанно: – Повелитель.
– Спасибо. А тебя?
Так оно и пошло. Скоро он перестал задавать им вопросы по очереди, позволив вместо этого нарушать строй и подходить к нему небольшими группами. Он смотрел им в глаза, когда они называли свои имена; многие, разгорячившись, перекрикивали друг друга, и он запоминал всех, отводя каждому место в своей сверхъестественной памяти. Это его первые сыновья, и он будет помнить их до конца своих дней.
Когда они закончили, снова опустилась тишина – напряженная тишина ожидания. Раньше Несмертные смотрели на него со смесью надежды и непокорного страха. Теперь же вызов в их глазах был почти лихорадочным. Зачем он спрашивал их имена? Что будет делать теперь, когда он их знает?
Сангвиний отсалютовал им, прижав кулак к сердцу. И наконец заговорил.
– Вы назвали мне свои имена; я читал отчеты о ваших деяниях. Я знаю вас, и знаю, как Империум моего отца – наш Империум – относится к вам. Вы служили верно, но были вознаграждены в равной мере благодарностью и злобой. Вам давали трудные задания, а потом платили недоверием, когда вы выполняли их, как вам казалось, наилучшим образом. Я не стану говорить, что вы были неправы, когда делали то, что делали, но и винить тех, кто начал вас бояться, тоже не стану. Все это в прошлом; теперь у нас есть возможность отступить от края гибели. По моему первому приказу вас снова собрали вместе. Мы будем сражаться вместе, как кровные родичи. С этой минуты вы больше не сломленный легион.
Все Несмертные смотрели на него. Он больше не чувствовал сомнений. Он точно знал, что хотел сказать.
– Не приносите мне клятв. Не давайте обещаний. Не присягайте мне только потому, что в ваших жилах течет моя кровь.
Сангвиний вдруг засмеялся: его смех прозвучал музыкой на фоне барабанного стука капель.
– Впрочем, не присягайте мне вовсе. До тех пор, пока не убедитесь, что я достоин этого.
Примарх вынул меч из ножен и вонзил его в землю перед строем. Он расправил крылья, и капли дождя украсили их, словно жемчужины. И тогда, к восторженному ужасу своих сынов, он почтительно опустился перед ними на одно колено. Хоть он и опустил голову, его голос все же перекрыл шум бури.
– Вместо этого я присягну вам. Примите мою клятву здесь и сейчас. Я – Сангвиний, сын Императора, примарх Девятого легиона, и я обещаю, что буду стоять рядом с вами в славе или умру рядом с вами в стыде. Сегодня я пришел к вам не для того, чтобы навязать свой путь, но для того, чтобы учиться у вас.
Несмертный Легион смотрел на него в немом изумлении. Ни наказаний, ни обличений, к которым они готовились, не последовало. Их новообретенный отец не произносил самодовольных клятв перековать их по своему образу и подобию, как они ожидали.
– Этот легион – не мой, – воззвал Сангвиний к своим сыновьям, поднявшись на ноги. – Он не вещь, с которой я могу поступать как мне угодно. Этот легион – наш. И хотя вы мои сыновья и обязаны отвечать передо мной, я – ваш примарх, и буду отвечать перед вами.
Сангвиний услышал, как Лунные Волки неловко переступили с ноги на ногу. Все шло не так, как на их первой встрече с Хорусом. Эти встречи вообще не должны были проходить подобным образом.
Ангел вытащил меч из мокрой земли и возвысил голос, чтобы перекричать гром.
– Каждый из вас – обагренный кровью ветеран Великого похода. Я тоже сражался за Империум, изучая его бок о бок с моим братом Хорусом. Но я новичок в моем звании, так же как и в военном деле. Когда-нибудь я смогу командовать вами. Но сейчас я прошу только о возможности сражаться рядом. Если вы откажете, я не затаю обиды. Я разорву мой договор с Императором и вернусь на Ваалфору, а вы останетесь выживать, как выживали до этого. Но если вы примете мое предложение… тогда мы вместе узнаем, каким станет наш легион. Давайте же напишем его историю как единый род, связанный узами крови!
Сангвиний позволил струям дождя омыть лезвие меча. Плавным движением он вложил его в ножны, по крыльям прокатилась волна дрожи от штормового холода.
– Император приказал нам взять этот мир. Он хочет Тегар Пентавра. Он хочет привести этот мир к согласию не позднее чем за земной месяц. Я видел планы. Я видел сообщения, в которых Имперская Армия умоляла Лунных Волков прибыть сюда, и официальные запросы, из которых безупречные сыновья моего брата могли понять только одно – что Девятому легиону нельзя доверить приведение к согласию.
Несмертные зашевелились, задвигались, крепче сжали в руках оружие. Гордости у них хватало в избытке. С нее и надо было начинать.
– Император хочет этот мир, и Лунные Волки с радостью преподнесут его на блюдечке.
Сангвиний сделал паузу с полуулыбкой на прекрасном лице; сейчас он походил на человека, который делится остроумной шуткой с ближайшими друзьями.
– Но мне почему-то кажется, что мы обойдемся без наших многоуважаемых кузенов. Мне кажется, мы возьмем эту планету без их помощи и напишем первую главу настоящей истории нашего легиона!
Он повернулся, словно посредник между офицерами Лунных Волков и смешавшимися рядами Несмертных. Эзекиля, казалось, слегка забавляло происходящее. Тарик улыбался во весь рот.
– Что скажете, воины Девятого легиона? – крикнул Сангвиний. – Что вы скажете нашим достойным представителям Шестнадцатого?
Словно раскаты грома, раздались тысячи голосов, в которых звучали насмешка, несогласие и вызов. Весь Несмертный Легион орал, чтобы поставить на место Лунных Волков, и этот слитный рев заглушал бурю.
Эзекиль Абаддон шагнул вперед, успокаивающе подняв руки. Тишина наступила не сразу. Тарик вышел вместе с ним и отвесил шутливый, изысканный поклон, в то время как Абаддон склонил голову в знак уважения к смолкающим Несмертным.
– Что ж, владыка Сангвиний, – сказал Тарик достаточно громко, чтобы его услышали даже задние ряды. – Мы с моим дорогим Первым капитаном Абаддоном посовещались и решили, что вполне можем отозвать силы нашего легиона и позволить Девятому самому со всем разобраться.
Сангвиний взглядом поблагодарил обоих, проследил, как они возвращаются на борт челнока, и снова повернулся к своему легиону.
– Друзья мои, – обратился он к Несмертным, – мои сыны! Готовьтесь победить в нашей первой войне!
[[Категория:Warhammer 40,000]]
[[Категория:Ересь Гора: Осада Терры / Horus Heresy: Siege of Terra]]