Изменения

|Сейчас =1314

==='''Глава тринадцатая'''=== Беззвучный крик астропата ощущался так, словно в разум Думы заливали кипящую кислоту, и капеллан знал, что разум каждой души на борту ''«Судьи»'' страдает точно так же. +Дикий мир омоется кровью павших ангелов.+ Слова псайкера являли собой перекованное в слоги чистейшее безумие, и слоги эти были прогорклыми от мук псионика. Дума поморщился и схватился рукой за шлем, когда слова пронзили его череп. Капеллан отбил в сторону удар Адариэля, а Танатос и Пашар рухнули на колени, сжимая головы руками. Влажные от витэ клинки попадали на песок тренировочной арены с глухим стуком. Сощурив от боли глаза, Дума увидел, как библиария рвёт кровью, которая также обильна текла и из его ушей. Из очей Пашара лилось багровое пламя, пальцы оставляли на лице глубокие кровавые борозды, разрывая плоть и мышцы, что сочились витэ, а воздух потрескивал и мерцал, наполненный нестабильной психической энергией. Вдыхая пси-заряженный воздух, капеллан слушал бормотание и хрипы тренировочных сервиторов с перегруженными нейронными кортексами. + Бури яростно пронесутся по его поверхности, восемь взойдёт в восьмую степень, а с небес прольётся кровь. Звери утонут в своих убежищах, и сия мерзость запятнает душу мира. Дикарь познает искушение Черепастого и апостолов тёмной ярости, а в заброшенных залах будет бродить смерть, носящая чёрно-красные доспехи.+ — Брат, ты разве не можешь заглушить это? — прокряхтел Танатос, прижимая к виску кулак со сжатым боевым ножом. — ''Х-н-н-н-х''… Я чувствую, как мои мозги закипают в черепной коробке. — Это Первый голос хора, — с трудом поднимаясь на ноги ответил Пашар, чья кожа была мертвенно-бледной. Меж его резких и коротких вдохов прорывался сухой кашель. — Она управляет их силой и объединяет с собственной. — Хлынул очередной поток крови, сопровождаемый лицевым тиком. — Я не могу заблокировать её, пока она направляет всех остальных. Взор Думы затуманился от боли. Красные пятна перед глазами напоминали капли крови в плевральном выпоте поражённого радиационным излучением. Изрыгнув мерзкую смесь витэ и слизистой оболочки желудка, капеллан переключил вокс-бусину на открытую частоту, после чего его вновь вырвало. Он силой заставлял себя делать полные агонии вдохи между каждым рвотным позывом, подтягивая себя руками к выходу. — Расчленители… Доберитесь до астропатической палаты… Убейте её… Сейчас же! — ''Я''… ''х-н-н-н-х''… ''Я рядом, брат'', — прорычал Барахиэль сдавленным от боли голосом, но Дума почти не слышал апотекария, так как его разум заволакивала краснота. — ''Я''… ''покончу''… ''с ней''. Вокс заполнился помехами, которые прерывались лишь рыком братьев Думы. Голос астропата вонзался в плоть разума капеллана грубо и беспощадно. +Место крепостей из железа, обсидиана и камня займут бастионы из кости и меди, а ярчайшие сыны познают отчаяние–+ В вокс-сети раздался треск болтера, а после него – множество криков. — ''Астропат ликвидирован'', — рявкнул Барахиэль. — ''Ничто не помешает нам вернуться в колыбель капитула и обрести спасение для нашего братства.'' Дума облегченно рассмеялся. В этот момент капеллан не осознавал слова апотекария полностью, ибо все его чувства смазывались остаточной болью, и он продолжал изрыгать кровь.  Капеллан наблюдал за поединком сержантов с пульвинуса. Инцидент с астропатом случился много дней назад и уже забылся. Двое космодесантников рубились друг с другом, обнажённые клинки и кровь заставляли их сердца биться быстрее. Думу сердился из-за того, что сам не мог принять участие в состязании, ибо ему выпала сомнительная честь наградить победителя – нового чемпиона Четвёртой роты – реликтовым мечом, который лежал рядом с ним на постаменте. Звон клинков отвлёк капеллана от самокопания. Адариэль впечатал гарду Мике в щёку, расколов тому кость, и изо рта сержанта хлынула кровь вперемешку с зубами. Взревев, Мика оттеснил противника назад свирепым шквалом режущих и колющих ударов. Вылетавшие из оружия зубья вонзались в скалобетонную стену арены, а на песок брызгала кровь из новых ран на туловище и руках Адариэля. Мика увернулся от выпада, который был нацелен ему в череп, после чего оставил на туловище Адариэля ещё более глубокий разрыв.  — Долго Адариэль не протянет, — сказал Кайр. Он стоял сбоку от Думы, облачённый в доспех с недавно нанесённой сержантской инсигнией. — Ему не хватает жёсткости Мики. Дума рассмеялся. — Ты так раздражён лишь потому, что Адариэль побил тебя. — А что такого постыдного в том, чтобы относиться к кому-то предвзято? — ухмыльнулся Кайр. Дума согласно кивнул. Он увидел, как ударом ноги Мика расколол Адариэлю рёбра, отчего тот рухнул на колени, однако ему удалось отразить калечащий удар, грозивший лишить его руки с оружием. От столкновения цепных зубьев на песок излился дождь искр. Повалив Мику на землю, Адариэль принялся работать кулаками, окропляя арену ещё большим количеством крови. Хоть нос Мики и превратился в луковицу с изломанных хрящём, он смог вогнать клинок в бок Адариэля одним стремительным движением. В кричалки других сержантов вклинился полный боли рёв. — Мой лорд. — Вышедший из тёмного алькова сержант трижды поклонился. Поршни его грубой аугметической руки из хрома шипели и щёлкали. — Навигаторы докладывают, что мы почти пересекли Разлома, хотя контакт с ''«Сыном Крови»'' и ''«Копьём Баала»'' полностью потерян. Мы не можем сказать наверняка, выйдут ли они из варпа вместе с нами или же затерялись. — Хорошо. — Теперь реликвии были ещё ближе. — Свободен, лейтенант. Смертный мялся и нервно переводил взгляд из стороны в сторону. — У тебя есть ещё новости, человек? Лейтенант облизнул губы. Его аугметика щёлкала каждый раз, как он менял позу. — Члены экипажа страдают, мой лорд. Тирада астропата посеяла среди людей сомнения, а условия на жилых палубах продолжают ухудшаться стремительными темпами. Нужно что-то сделать.Дума зарычал. До него уже давно доходили слухи о культах смерти и горе-предсказателях, распространяющих на палубах сервов рецидивистский яд. Демагоги использовали безумие астропата для подталкивания людей к мятежу, поэтому капеллан приказал патрулям астартес на жилых палубах поддерживать дисциплину среди членов экипажа и напоминать им об их клятвах капитулу. Они были уже слишком близки к Кретации. Дума моргнул, осознавая, что смертный до сих пор болтает о всякой ерунде. — …а отсеки гидропоники и водоочистные установки в жилых секторах с алефа по каппу вышли из строя, лорд-капеллан. Интендант направил лорду Хариилу прошение, но тот не занялся ремонтом и не послал ни одного трэлла или сервитора техникарума. Дума нахмурился. — Хариэль занимается тем, что требует его внимания. Поддержание целостности поля Геллера во время пересечения Разлома создает нагрузку на генератор. Его обслуживание требует большого количества времени и усилий со стороны техникарума, но Хариэль займётся ремонтными работами тогда, когда убедится, что генератор не выйдет из строя. Это всё. Свободен. Смертный, чьи глаза наливались ненавистью, никуда не ушёл. По серой коже лейтенанта, по редким приступам дрожи, сотрясавшей его тело, и по впалостям под глазами Дума понял, что тот страдал от голода и нарушения питания, однако всё внимание Расчленителя было сосредоточенно на сонной артерии человека. Она пульсировала слабо, но маняще. — Мой лорд, люди массово умирают от голода, в то время как других по приказу лорда Барахиэля медикэ-сервы забирают на генетические тесты, и их больше никто никогда не видит. Свирепый апперкот и пара мощнейших прямых ударов отправили Адариэля на землю. Тот с грохотом рухнул и потерял сознание. Из своего алькова выскочили медикэ-трэллы, которые метнулись к Расчленителю, стараясь избегать Мики, ведь он смотрел на них голодными глазами хищника. Дума, в чьих глазах плясали красные искорки, повернулся к смертному. Когда он, крепко стиснув зубы, встал со своего трона, лейтенант поник и вскинул руки в тщетной попытке защититься. Капеллан заставил себя успокоиться, сжимая и разжимая кулаки до тех пор, пока рёв в его крови не утих. — Убирайся немедленно! И не говори о вещах, о которых ничего не знаешь. Мужчина бросил на космодесантника странный взгляд, наполненный эмоцией, которую Дума не мог определить. Выбросив это из головы, капеллан вновь перевёл внимание на Мику – нового чемпиона Четвёртой.  Коридор усеивали трупы и части тел. Безжизненные глаза пялились в заляпанный кровью потолок, а потроха гирляндами висели на крепежах люменов словно жуткие полотна или же мотались в сухих как пустыня потоках воздуха из аэрационных устройств, напоминая геральдические флажки имперских рыцарей. Выжившие с безмолвным ужасом наблюдали за тем, как багровые ангелы рыскали среди изуродованных тел, клинками и болт-винтовками душа любую мысль об очередном восстании. Дума, чьи щёки покрывала корка высохшей крови, улыбнулся, гордый работой своих братьев. Звук тяжёлого дыхания зажёг в его сердце мрачную радость. Выживший. Капеллан нашёл изменника придавленным упавшей колонной. Рёбра человека раздробились, омерзительная посмертная маска треснула. Капеллан сорвал её с предателя, и пронзавшие его лицо крючья выдрали рваные ленты плоти. Пепельная кожа, которая плотно обтягивала скулы и глазницы, окрасилась кровью, а сквозь сломанные зубы серв выкашлял ещё больше драгоценной жидкости. — Почему? — зарычал Дума, слегка придавливая рану в животе человека. Лай болт-винтовок и цепных мечей заглушил крики агонии. — Почему вы преступили свою клятву капитулу и Императору? — Он сильнее нажал на рану. — Отвечай, тварь! — Мы отказались быть… скотом. — Боль наполняла каждый с трудом вылезающий из глотки предателя слог. Пальцы капеллана сжались вокруг его горла, и сухой треск рвущихся сухожилий рассёк негромкое жужжание аэрационных устройств. — Вы безжалостно убивали нас во… во вспышках гнева и оставляли умирать на заполненных чудовищами кораблях. Вы забивали нас, чтобы утолить свои девиантные аппетиты. Вы всего лишь демоны в обличье ангелов. Дума рассмеялся. — Так вы отвернулись от Империума лишь потому, что у вас тяжёлая служба? — Он наклонился ближе, чувствуя во рту сильный привкус крови. Отстегнув шлем, капеллан продемонстрировал свою побагровевшую кожу и выдвинувшиеся на полную длину клыки, заставив серва сникнуть. — Думаешь, ты имеешь право судить о наших душах, предатель? Ты не знаешь ничего окромя тех легенд, которые тебе рассказали твои родичи, и все они смехотворны. — Тогда поведай мне правду, Расчленитель. — Правда заключается в том, тварь, что мы убиваем, так как должны убивать. Мы – дети войны, крещённые в пепле победы. — Он вспомнил слова Амита, которые в этой ситуации казались уместными. — В своей плоти мы сковываем ярость отца, позволяя ей терзать наши души каждый день, пока мы дышим, и сопротивляясь желанию учинять резню. Его Жажда преследует нас круглыми сутками, и от сего бича нам не освободиться никогда. Однако, он же дарует нам силу для защиты человечества. Многие считают нас берсерками, лишёнными совести и сознательности, но мы просто решили жить с истиной, которую отрицают наши сородичи. Наш отец не был идеален, но именно борьба и гнев примарха сделали его чистым.  — Э-этим… э-э-этим оправданием в-вы прикрываетесь? — пробулькал вероломный пёс, и за страхом в его глазах капеллан увидел искорки жалости. Дума ещё сильнее сжал пальцы. Одно резкое движение, и жизнь предателя оборвётся, а в глазах Императора его душа будет навеки проклята. Внутри Расчленителя ревел зверь, чья ярость вонзалась в разум космодесантника подобно множеству раскалённых кинжалов. Дума едва смог устоять перед порывом убить изменника. — В-вы… Вы верите, что ваши преступления – это проявление прагматизма? И что они по-позволяют вам служить Императору с ещё большим отличием? — Такова правда. А вот тебе другая. Сотни умирают, чтобы миллионы могли жить. Таков путь империи, и это причина, почему Он сотворил Адептус Астартес в качестве стражей человечества. Он с хрустом свернул предателю шею. Воцарившееся на лице изменника облегчение разозлило капеллана ещё сильнее. Жалкие заблуждения человека и присущий смертным эгоизм подвергли опасности паству Думы, их возможность обрести искупление и обезопасить реликвии. Во вселенной не хватило бы страданий, которым следовало бы подвергнуть за подобное преступление. Когда к капеллану подошёл Туриэль, он вновь надел шлем. На доспехе молодого апотекария виднелись следы от попаданий из стрелкового оружия, а в его дыхании чувствовался сильный запах крови. — Лорд-капеллан, нам следует немедленно избавиться от тел. — Нет, — рявкнул Дума. Наказания заслуживали даже мёртвые. — Выкачать оставшуюся кровь и перемолоть плоть в протеиновую пасту. Всё, что нельзя использовать с пользой, закинуть в плазменные двигатели. Пусть беззаветно послужат в смерти, если уж не делали этого при жизни.  Дума стоял рядом с дёргающимся Кастом в камере на палубе двенадцать-алеф. Щёки заступника были запачканы высохшей витэ, а его губы двигались в грубом подобии речи вперемешку с рычанием. Дыхание, проходящее меж зубов, сломанных ударами бронированного кулака, несло вонь крови и сырого мяса. От тела космодесантника разило застарелым потом и смазкой для брони, глаза Каста, скрытые веками с кровавой коркой, метались из стороны в сторону. Жестокая пародия на нормальный сон. На багрово-пепельном керамите виднелись следы боя – трещины от ударов силовым оружием и попаданий болтов. Каст забился в конвульсиях, и сдерживающие его фиксаторы застонали от напряжения. Капеллан плавно настроил звучание молитвы: спокойной хоровой музыки и печальной мелодии оркестровых сервиторов в сочетании с его собственным голосом в регистре бассо профундо. Пока Дума читал молитвы, его разум наполнялся воспоминаниями Сангвиния. Небеса, потемневшие от боевых кораблей предателей. Земля, дрожащая от поступи изменнических титанов. Кровь сородичей на клинке и мечта отца, навеки загубленная завистью брата. Дума отбросил прочь сентиментальные мысли, сосредотачиваясь на настоящем. Псалтыри успокоили падшего Расчленителя, и сковывавшее его мышцы напряжение наконец начало спадать. Каст резко распахнул глаза, но взгляд его остекленел, когда космодесантник впал в вызванный психообработкой капитула транс. Капеллан принялся обходить стол, натирая конечности воина мазями. На протяжении нескольких недель он с гордостью взирал на проклятого и не видел истины, не желал рассматривать даже вероятность той гнусности, которую теперь был вынужден совершать. Капеллан аккуратно достал из лакированной деревянной шкатулки старинный болт-пистолет, проверил патронник и вложил в него снаряд, после чего вдавил дуло в висок Каста. Ему пришлось держать голову ровно, так как Расчленитель вновь начал дёргаться. В коридоре за дверью гуляло эхо завываний – это кричала паства Думы, моля о войне, крови и смерти. Их было шестеро, что составляло лишь малую часть от нынешней численности роты. Реликтовый болт-пистолет задрожал в руках Думы, и тому пришлось собрать всю свою решимость с помощью литании мужества, одновременно снимая щёлкнувший предохранитель. — Ты уже давно страдал в дебрях, брат, — сказал Дума. — Брошенные на путь ярости, твои тело и душа были принесены в жертву на службе Сангвинию и Императору. Каст зарычал. Он первым слишком глубоко погрузился в пучины Ярости и стал бешеным животным, для которого значение имели лишь кровь и резня. Дума знал о подобных созданиях, а также знал о тягостных обязанностях капелланов по отношению к ним. В то время как других можно было использовать, вогнав в сердце врага словно клинки, выкованные из чистого гнева Сангвиния, Каст являл собой обузу. Опасности от него больше, чем пользы. Предоставь ему хоть малейший шанс, и он убьёт их всех. Дума не мог позволить этому произойти, пусть даже и пожертвовав искуплением для своего боевого брата. Остальным следовало дать шанс сражаться за Сангвиния и умереть с честью да славой. Капеллан нажал на спусковой крючок. Каст резко дёрнулся и замер. Дума встал на колени перед телом брата словно кающийся перед алтарём и позволил пистолету выпасть из руки. Его глаза блестели от слёз. Он потянулся к висящему на талии розарию и затянул адамантовую нить ещё туже. Та разрезала кожу, а на обсидиановые чётки пролилась кровь. Закрыв глаза, капеллан упёр подбородок в грудь. — Сангвиний хранит тебя, и да простит он меня за мою неудачу. Капеллан оставался в камере на протяжении долгих часов и молился в скорбной тишине.  Когда Дума вернулся в личные покои, сервы сняли со своего хозяина броню. Один, в простых чёрных одеяниях, он подошел к деревянному столу в дальней части комнаты – единственному предмету мебели здесь помимо койки и стоек для вооружения. Капеллан сел за стол, открыл секретное отделение и достал оттуда свиток, после чего развернул документ. С минуту Дума изучал имена тех павших жертвой Чёрной Ярости, кто находился под его присмотром. ''Исайя Ахмани – штурмовой сержант, Четвёртая рота, рождён на Терре, 654.М35.'' ''Ганибал Адамарани – лейтенант, Четвёртая рота, рождён на Марсе, 832.М33.'' ''Алексей Тамаэль – головорез, Четвёртая рота, рождён на Некромунде, 621.М38.'' ''Гаэл Люциферус – штурмовой заступник, Четвёртая рота, рождён на Калте, 159.М33.'' ''Гелиос Варрон – штурмовой заступник, Четвёртая рота, рождён в пустоте, 137.М36.'' У каждого капитула Крови имелся подобный перечень – тайный почётный список, известный лишь капелланам, которые оберегали проклятых. Они вели собственные списки и добавляли имена в свитки памяти в реклюзиаме, что сжигались после смерти капелланов. Взяв перо, Дума окунул его кончик в стоящую сбоку чернильницу и со скрипом вывел на пергаменте ещё одно имя, после чего положил перо и посыпал лист песком, чтобы чернила высохли. Затем он прервался, шёпотом вознося молитву за обладателя этого имени. ''Нерон Каст – заступник, Четвёртая рота Расчленителей, рождён на Неогеддоне, 547.М36.'' Дума на мгновение замер, после чего вновь взял перо и сделал под именем подпись. Его сердце сжалось от скорби, когда он прочёл слова, и капеллан обругал себя за неудачу. ''Мортуус сине Редемтио.'' Вновь положив перо, Дума задумался, сколько ещё боевых братьев попадёт в этот список, пожертвовав рассудком и душами ради мира, который изгнал бы их из братства за мнимый грех не оказаться рождёнными на его поверхности. А ещё он подумал о том, скольким из них предстоит погибнуть без шанса на искупление. Кретация не стоила даже одного.  Из обязательного цикла сна Думу вырвал пронзительный рёв сигналов тревоги, а решётки двери его камеры разрезали проходящий меж них багровый свет на равные ломтики. Сквозь шум пробились низкие дребезжащие голоса, принадлежавшие смертным. Перекатившись, капеллан вскочил с кровати, и спустя один удар сердца он уже держал в руках пистолет с боевым клинком. Дверь скрипнула, Расчленитель взвёл курок. Внутрь ввалились сервы, носившие чёрные балахоны из мешковатой ткани. Дума опустил оружие и недовольно вздохнул. Поклонившись, смертные зашагали к рамам, на ходу доставая из своих одеяний разнообразные свёрла, молотки и прочие инструменты, что использовались для облачения космодесантника в доспехи. Мимо них прошёл самый пожилой слуга, который произносил благословения и разбрызгивал кропилом капельки священных мазей. Поклонившись, он жестом пригласил Думу занять место возле стойки для брони. Расчленитель так и поступил. — По какой причине ты облачаешь меня в доспехи, серв? — спросил капеллан старца. — ''Мы приближаемся к Кретации, мой лорд'', — жестами показал тот, скрюченными пальцами сотворяя сложные символы боезнака астартес. — ''Командующая кораблём уверена, что мы выйдем из имматериума в течение считанных часов. Кроме того, вашего присутствие требует лорд Барахиэль.'' — Что с кающимися? — Он не мог скрыть омерзение, которое испытывал, когда с его губ срывалась необходимая ложь. Капеллан унижал своих братьев, называя их таким порицающим словом. — Как они себя чувствуют? — ''Они в порядке, мой лорд. Лорда Туриэля видели на палубе с новыми кающимися.'' Дума нахмурился. — Проинформируй лорда Барахиэля, что я буду с ними. Серв кивнул, в то время как остальные продолжали заниматься доспехами.