Исповедник Питт руководил зачисткой палаточного города с пистолетом и клинком наголо. Он упивался резнёй, и когда к нему привели мастного магистра, Питт сорвал с головы мужчины чёрную шляпу и напялил поверх своей собственной, придав себе ещё более жуткий и угрожающий вид.
— Мы должны разыскать нечестивцев и безбожников! — крикнул он кавалерам. — Ведите их ко мне, и я испытаю их веру!
Юноши проорали боевой клич, однако Каркал поднял руку.
— А как мы их узнаем?
— Доверься сердцу, — сказал ему духовник, поправляя помятую шляпу. — Император направит тебя!
Каркал повёл свой отряд от блока к блоку, ища нечестивцев. Они хватали людей с татуировками, старух, и любого, кто, по их мнению, выглядел подозрительным или испуганным.
Когда они доставили пленников к исповеднику, тот, сдвинув чёрную шляпу набекрень, прошёлся вдоль строя с цепным мечом и лазпистолетом. — Виновны! — огласил он, и поочередно расправился с ними всеми ударом меча либо выстрелом в голову.
Достигнув конца линии, духовник резко развернулся.
— Где остальные? — Стежки, удерживавшие веки исповедника открытыми, стали натягиваться от напряжения. Выпученные глаза уставились на Каркала. — И это всё? Больше еретиков нет?
— Больше мы не нашли, — признался юноша.
Исповедник Питт подошёл к нему, в ярости поддавая обороты цепному мечу.
— Ты искал недостаточно усердно! Еретики везде! Приведи их ко мне, и я осужу их!
Они отыскали ещё еретиков. Двух бородачей. Болезненного юношу в рваных шелках. Женщину и старуху, которая назвалась её матерью.
— Схватить их! — приказал Каркал.
Когда они добрались до следующего блока, парень вдруг понял, что это место ему знакомо. Именно здесь он провёл свою первую ночь на Потенсе. Казалось, с тех пор прошла целая вечность. Из слабого испуганного юноши он превратился в нового человека — кавалера Братства, могучего, сосредоточенного, бесстрашного.
Вывеска была на месте, хотя «Дом Маттео» оказался заперт.
— Открывайте, во имя Императора! — крикнул Каркал.
Ему не ответили. Он достал нож и пропорол в стене палатки огромную дыру.
Кавалеры ворвались внутрь. Лица, которые он там увидел, были ему знакомы. Навстречу им шагнул мужчина с оружием. — Назад! — крикнул человек, но сила, которую тот прежде внушал своим присутствием, исчезла. Он был один, а людей с Каркалом — много.
Юноша без капли страха шагнул в палатку и забрал автомат из рук мужчины.
— Император защищает, — промолвил он.
— Что вам нужно? — спросил Маттео. Он по-прежнему был в переднике, но теперь вместо усталости на его лице читался ужас.
— Мне нужны еретики! — выплюнул Каркал.
— Тут таких нет, — запинаясь, пролепетал Маттео. — Только провиант и честные люди, пытающиеся свести концы с концами.
— Честные люди! Как ты смеешь судить о себе сам? Кто сказал, что вы честные? Это нам решать, кто честен, а кто нет! — Юноша пинком отправил Маттео на пол. — Ты запер дверь перед Братством, и называешь себя честным! Ты закрыл своё сердце от Его истины? В сердцах бесчестных скрывается тьма.
Маттео что-то закричал в ответ, но Каркал пнул его снова.
— Ложь! — выплюнул он. — Ты — гадюка в наших рядах. Отведите его к исповеднику.
Маттео вцепился Каркалу в ноги.
— Я могу объяснить…!
Но Каркал лишь отпихнул его прочь.
— Разговоры за дополнительную плату.
Они шли от палатки к палатке, выволакивая всех, кто казался им нечестивцем.
Настала время криков, избиений, воплей, осуждений.
Спустя несколько часов они нашли исповедника Питта стоящим на груде трупов с ревущим цепным мечом. Его руки были багровыми по локоть. Кровь покрывала его шляпу и скапывала с лица.
— Виновны! — шипел он, топчась по покойникам, так, будто пытался разгладить сбившийся ковёр. То и дело исповедник пошатывался, когда тела под ногами опрокидывались и переворачивались. — Они все виновны!
Он повернулся и огляделся вокруг. Перед ними лежали сотни сваленных в кучи тел.
— Вы хорошо потрудились, братья.
— Нужно больше? — спросил Каркал.
Духовник вперился в него безумным взглядом.
— Нет. Мы должны оставить нескольких на суд другим. Император призывает нас выполнить ещё один священный долг.
Колонна транспортников уже ждала их. Бригада исповедника Питта расселась по своим машинам.
— Залезай, брат! — сказал он Каркалу. — Поедешь со мной. У тебя нюх на ересь, а нас ждёт священная миссия!
Юноша встал по правую руку духовника, и конвой двинулся прочь из палаточного города на равнины. Тот так и не снял с головы магистратовой шляпы.
— Куда мы едем, исповедник?
Питт перевёл на него сумасшедший взгляд.
— Вверх! — указал он. — В горы!
— Но почему туда, исповедник, когда там так много еретиков? — Он ткнул пальцем на Вечноград, однако колонна двигалась в противоположном направлении.
Исповедник Питт осклабился.
— Не бойся. Мы — часть куда большей войны, дитя моё. Войны, что готовилась долгие тысячелетия.
Бригада исповедника Питта пересекла равнины, после чего начала взбираться на подножье Супрамонта.
Склон с каждым поворотом становился всё круче, и вскоре скала стала такой отвесной, что дорога пролегала уже в самой её толще. Машины, с трудом преодолевавшие каждую новую петлю, теперь едва ползли. Каркал лишь крепче прижимал лазкарабин к груди, когда их кидало из стороны в сторону, и молился. Постепенно земля исчезла из виду далеко внизу.
Люди, слишком робкие, чтобы обратиться к исповеднику напрямую, стали задавать вопросы Каркалу.
— Какая у нас миссия? — поинтересовался один из отряда.
— Мы едем убивать еретиков, — сказал ему парень.
— Мне не нравится эта дорога, — отозвался тот.
Каркал взял его за плечо.
— Имей веру. Император защищает.
Больше им ничего не сообщали. После полудня, когда в небе начали собираться тучи, ехавший за ними грузовик вошёл в поворот слишком широко. Раздались возгласы и крики, когда машина соскользнула с дороги. В пропасть посыпались камни, но грузовик удержался, поскольку водитель резко вжал педаль газа.
Гусеницы бешено завращались. Открытый отсек наполнился пылью. Транспортник заскользил назад. Остальные лишь заворожено наблюдали за тем, как его борт утянуло за край, а следом за ним сорвался и весь грузовик.
Из кузова раздались крики. Машина полетела сквозь разрежённый горный воздух, рассыпая по пути людей, и трижды ударилась о склоны, прежде чем рухнуть на дорогу далеко внизу.
Каркал отвёл взгляд и посмотрел на исповедника Питта, который наверняка смог бы истолковать такое дурное знамение.
Пошёл снег. В выпученных глазах пастыря он не увидел ни капли жалости.
— Они были слабыми, — объявил он.
За следующим поворотом часть дороги оказалась разрушенной. Эту петлю водитель проехал очень медленно. Питт стоял в передней части машины, когда участок перед ними внезапно рассыпался.
Кто-то испуганно вскрикнул. Исповедник повернулся к ним.
— Кому недостаёт веры?
Первым делом он посмотрел на Каркала. Лицо юноши излучало убеждённость.
— Я верю, — заявил он.
Питт кивнул.
Он поочередно оглядел каждого из них, и кавалеры с исполненными твёрдой веры лицами смотрели на него в ответ. Скребя землю гусеницами, транспортник неспешно прополз поворот. Всё это время исповедник не спускал с них глаз. Никто не посмел вновь показать свой страх.
Они взбирались выше и выше, и кавалеры стали ёжиться от секущего ветра. Впрочем, укрыться от холода было негде. Ближе к вечеру небо заволокло окончательно. Дождь превратился в снегопад. Ветер затянул скорбную песнь среди скальных пустот. Он трепал машину с такой силой, что, казалось, её вот-вот унесёт со склона, будто грызуна в когтях хищной птицы.
Гусеницы вздымали ледяную крупу, и за дёргающимся брезентовым пологом Каркал различал лица, напоминавшие его собственное: раскрасневшиеся, замёрзшие, решительные. Исповедник Питт вцепился в передние поручни, радуясь непогоде. Под взмётываемый порывами полог залетали снежинки. Каркал прежде не видел снега и в жизни не чувствовал такого холода, однако не смел проявить малодушие, не решался жаловаться, поскольку проповеди исповедника с каждой минутой становились всё неистовей.
Казалось, темнеющий над ними шторм лишь распалял в нём ярость.
— Мы — клинок Императора, кувалда для неверующих. Услышьте меня, братья, и закройте сердца от наших врагов. Горе, говорю я вам! Горе недостойным! Горе испорченным! Горе тому, кто льёт елей на воды, кои взбурлил сам Император! Горе тому, кто стремится умилостивить, а не ужаснуть! Горе всем, кто не был избран!
Наконец, дорога начала выравниваться, и на смену голой скале пришли безмолвные тёмные ряды сосен.
Раньше Каркал никогда не видел леса. Чаща показалась ему странной и зловещей, проносящиеся мимо деревья напоминали железные столбы, чёрными силуэтами вздымавшиеся на фоне белизны снега, что вмётывали из-под себя гусеницы. Его не покидало чувство, словно из теней за ними неотрывно кто-то следит. Словно дикие животные не спускали с них глаз.
Исповедник Питт как будто ничего не замечал.
— Отдайте себя огню, — продолжал вещать он. — Вспомните раны Императора. Его горе несёт мудрость. Он — наш владыка! Наш щит и наш нож! Только трусы ищут компромисс!
Каркал принялся повторять за духовником.
К ним присоединились остальные, стуча зубами от холода.
Он крепче сжал лазвинтовку, замёрзшими пальцами вцепившись в деревянный приклад.
— Сомнение — слабость! — произнёс Каркал, эхом вторя каждому слову Питта. — Я не усомнюсь в воле нашего владыки! Я сокрушу врагов Императора! Я размажу сапогом лица наших недругов. Они осквернили Тронный мир. Они предали Его волю.
— Испытайте себя, кавалеры! — скомандовал исповедник. — Найдите слабых!
Братья, хоть и продрогли до костей, всё равно поспешили исполнить его распоряжение.
— Во что ты веришь? — спрашивали они, едва ворочая языками от холода.
— Я верю в одного истинного Императора. Я верю в Его Святую Церковь и право Фратерис Милиции быть Его сильной десницей.
— Во имя истины, брат.
— Во имя истины.
=== Глава тринадцатая ===
Чтобы отпраздновать возвращение генерала Исайи Бендикта квартирмейстер Прошёдших Ад выдал бойцам трехдневную порцию спиртного. Кадийцы поприветствовали вошедшего в столовую генерала радостными возгласами. Минка осталась стоять сзади, когда толпа обступила Бендикта со всех сторон.
Она огляделась. Несмотря на весь энтузиазм кадийцев, новобранцев среди встречающих не оказалось.
Девушка разыскала Виктора.
— Не знаешь, где остальные?
Тот пожал плечами.
— В казармах?
— Схожу поищу их. Они ведь моё отделение.
Минка захватила с собой бутылку.
Большая часть её отряда сидела снаружи казармы, играя в карты. Не было даже слабого ветерка. В воздухе висел давящий зной. Возле уха жужжал москит.
Донсон с ухмылкой сгребал металлические жетоны, что заменяли им деньги. У остальных был уставший вид. Радостные возгласы из столовой эхом докатывались до плаца, лишь усугубляя атмосферу уныния и обособленности.
Минка попыталась разрядить обстановку.
— Время праздновать! — объявила она. — Давайте сюда кружки!
Они нашли каждому по эмалированной кружке, и Минка пустила бутылку по кругу.
— Спасибо, серж, — отозвался Яромир. Он попробовал напиток и зажмурился. — Ого, недурно. Прямо как дома. Смекаете, о чём я?
— Да, — сказала она и хлопнула здоровяка по руке.
Ясон подмигнул ей. Ласмонн осушил кружку одним махом. Дрено взял бутылку, не глядя на Минку, после чего передал Эмерсону. Следующей она досталась Рустем.
— Вы очень добры, серж. — Женщина была в одной майке, и меж её плоских грудей темнело пятно пота. Бицепс Рустем напрягся, когда она приняла бутылку и плеснула себе с Минкой, после чего они стукнулись кружками.
— Спасибо, что не забыли о нас, серж, — добавила она и опрокинула в себя выпивку.
Минка повторила за ней.
— Кто-нибудь видел Лаптева? — спросила она в конце.
Остальные покачали головами.
— Лучше мне поискать его.
— На вашем месте я бы его не трогала, — отозвалась Рустем.
Теперь Минка почувствовала себя виноватой. Она, как-никак, несла за него ответ.
— Он тоже часть отделения.
— Я бы не забивала этим голову.
— Схожу с ним поговорю. Всё будет в порядке. Честное слово.