3581
правка
Изменения
Перейти к навигации
Перейти к поиску
м
Нет описания правки
Он пришёл незваным, словно подарок: арлекинада риллиетаннов, впервые за многие века, вышла из косых лучей света врат Паутины и молча прошла через вырезанные из призрачной кости палаты искусственного мира к залу Овации. Там, без прелюдии и увертюры, они начали своё выступление.
Азуриане Ультанаш Шельве<ref>Ультанаш Шельве — полное название искусственного мира Ультве.</ref> собрались, чтобы посмотреть на зрелище. Одни спрашивают: «Что это значит? Это благословение или предостережение?» Другие вопрошают: «Что это за танец?»
Эльдрад Ультран знал ответ. Хотя арлекины скрывались в Паутине со времен Падения, хранимые Смеющимся Богом Цегорахом, их танец никогда не заканчивался. Они танцевали в уединении, сохраняя старые театры масок, такие как театр Полутени и театр Ухмыляющейся Луны, и создавая новые, например театр Танца без конца. Он никогда не видел этот театр масок, но слышал разговоры о нём. То был великий обряд оплакивания, добавленный в репертуар арлекинов за годы уединения, ибо в нем запечатлена трагедия Грехопадения.
Эльдрад пришёл в зал Овации, чтобы побыть зрителем вместе со всеми. Зал Овации — его любимое место в Ультве. Будучи огромным, он единственный в искусственном мире производит впечатление, как будто ты не находишься взаперти. Здесь есть бескрайний небосвод, мягкий закат и широкие луга эйтока, трепещущие на едва заметном ветерке. Травянистую чашу окружает километровое кольцо из нежно-бежевых скал. Тени здесь длинны, а сумерки приглушены. Всё это смоделировано. Пси-энграммы в палубе из призрачной кости и парящем куполе воссоздают эту обстановку из воспоминаний, а оптические поля заставляют пространство казаться ещё больше, чем есть на самом деле. Эльдрад стоял среди скал вместе с остальными, наблюдал за танцем, ощущал солнечный свет из воспоминаний, вдыхал вызванные из памяти запахи эйтока и полевых цветов. За воображаемым горизонтом гремел вечерний гром и сверкали зарницы. Но то шумел не гроза и сверкали не молнии. Это трещали активные врата вдалеке, по краям комнаты.
Танец — зрелище высочайшего актёрского мастерства. Это целая труппа мимов и шутов, колдунов, света, тени и спектра между ними, ведомые арлекином-главой труппы, все в ослепительных домино-костюмах, все под фальшивыми личинами избранных ими агаитов<ref>Агаит — «ложное лицо», маска арлекинов.</ref>. Среди них мелькала и синяя тень солитера, знаменующего важность постановки. Они двигались по полу травянистой чаши в танце, что одновременно выверен до предела и текуч, словно вода.
Когда танец закончился, танцоры тут же начали снова, повторяя его целиком.
Диагностика не выявила никаких неисправностей. Повторное сканирование даёт ту же ошибку. Насторожившись, генерал-фабрикатор повторяет диагностику и сканирование. Диагностика не выявила ошибок. Повторное сканирование возвращает две микроошибки. Две соринки диссонанса. Две темпоральные аномалии.
Кельбор-Хал отвлекает всех основных магосов на решение этой проблемы. За то время, пока они работают — четыре наносекунды, ошибок возвращается четыре. Потом шестнадцать. Потом двести пятьдесят шесть<ref>1, 2, 4, 16 и 256 — это степени числа 2.</ref>.
Он наблюдает каскадный сбой. Расширяющуюся зону темпорального коллапса. Эпицентр — Терра, но волна ошибок распространяется по всему Солнечному царству.
Вместо этого её времяпрепровождением стал сам корабль.
Корабль. «''Фаланга''», самая большая и могучая крепость-корабль в истории человечества. Час за часом она бродит по её коридорам и галереям, огневым палубам и двигательным отсекам, тщательно осматривая их, а иногда и внося собственные изменения и проводя техническое обслуживание. Она шёпотом разговаривает с каждым встречным членом экипажа, от дежурных офицеров и до самых младших орудийных рабочих и кочегаров. Она узнаёт их имена. Она слышит обрывки историй их жизни. Она наблюдает за их образом жизни и играми, в которые они играют, дабы не потерять бдительность. В офицерской трапезной это были регицид, девятигамбит и сенет<ref>Сенет — древнеегипетская игра.</ref>; в зале картографии — аштапада<ref>Аштапада — древнеиндийская игра.</ref>; в военном зале — гов и «гончие и волки»; игры в кости и пари на казарменных палубах; раскладывание тарока<ref>Тарок — одна из вариаций слова «таро».</ref> на запальных камерах автоматов заряжания орудий; раунды «Песен и картомантии» в столовых, стремительные партии в «Обмани меня трижды» в поддонах котлов.
Их непосредственный враг — скука. Скука и сопутствующее ослабление боевого духа и бдительности. «''Фаланга''», несмотря на всю свою мощь, прячется в радиационной тени колец Сатурна, укрытая магнитными полями газового гиганта. Вместе с ней, так же безмолвно, скрываются сотни боевых кораблей лоялистов: выжившие в Солнечной войне изрядно потрёпанные остатки флотов легионов и великолепный флот Сатурна. Все они погрузились во тьму, сведя работу своих систем до минимума, пребывая в состоянии спячки, на грани полного отключения.
Нет.
Если мой господин может вынести это, то и я смогу. ''Сосредоточься'', Сигиллит! ''Сосредоточься, бесполезный старик!'' Не обращай внимания на боль и сосредоточься на работе. Используй видение своего старого друга в качестве дришти<ref>Дришти — техника концентрации внимания в йоге.</ref>, чтобы отвлечься от мук, пожирающих твою душу...
Да. Так лучше. Так действительно лучше. Сосредоточься на нём. На его образе. Вот так. Мой Царь Веков, и в этом месте. Это...
— Но Он решил этого не делать. Он лишил нас всех духовных знаний, и поэтому мы совершенно неподготовлены к происходящему сейчас.
==5:xi. То, что превыше всякого ума<ref>Изменённая цитата из Библии (Послание к Филиппийцам 4:7).</ref>==
Эти произведения искусства...
Вторая — это то, что ни одно из имеющихся в их распоряжении средств, будь то краска, карандаш, уголь, слова, рифма... попросту не мог передать истину. При виде «Сада земных наслажденийнаслаждений»<ref>Картина «Сад земных наслаждений» — картина Иеронима Босха.</ref>» или «Великого дня гнева ЕгоЕго»<ref>Картина «Великий день гнева Его» — картина Джона Мартина.</ref>» можно содрогнуться, но это лишь намёки, лишь догадки, будто смотришь сквозь тёмное стекло.
Правда заключается не в пляшущем пламени, не в рваных пятнах, не в раскалывающихся горных пиках, не в капающем яде и не во вьющихся шипах; правда заключается не в дьявольских богопротивных тварях, неуклюжих и неподвластных разуму, капризно и визгливо отплясывающих в огненном сиянии. И не в том, что мой господин и его последние золотые соратники прорубают себе путь клинком и болтом. Физические ужасы можно принять и проигнорировать. Настоящая правда — в мысли о ''бессмысленности''.
На них падает демон. Пока что это самое крупное существо, с которым они столкнулись за тридцать девять — теперь уже сорок — секунд схватки. Оно кажется Константину каким-то огромным стервятником или птицей-трупоедом, но рассмотреть его не удаётся. Колоссальные плечи сгорблены и высоко задраны, шея змеиная, голова опущена и щёлкает хищным клювом длиннее джетбайка. Его крылья, невидимые им, но, судя по всему, способные охватить галактику, ударяют по их нестройному ряду, сминая Меузаса и Тибериана и сбрасывая префекта Каледаса с края уступа в пустоту внизу. Константин не видит Каледаса и не может сказать, как далеко он упал, но слышит его крики. Крики продолжаются слишком долго. В конце концов они становятся частью девятидольного песнопения.
Демон среди них. Его крючковатые когти, каждый из которых размером с «медвежий коготькоготь»<ref>«Медвежьи когти» — это гарпуны, устанавливаемые на титаны и космические корабли для захвата и удержания им подобных.</ref>» титана, в поисках опоры вгрызаются в уступ из мышц. Он усаживается, словно птица на вершине скалы, и бьёт своим клювом-копьем. Его крылья повсюду, он молотит ими, наполняя воздух волокнами-перьями и вонью болезнетворных вшей. Клюв пронзает Лафроса, пригвоздив его к мясной стене. Брызжет кровь — отчасти его, отчасти — пробитой скалы. Симарканту удаётся вонзить копьё демону в бок под левым крылом, и он пытается оттолкнуть его. Демон поворачивается к нему и, извернув свою шею, сбрасывает с клюва труп Лафроса. Людовик перерезает его горло своим силовым мечом.
Огромная туша демона, продолжая хлопать массивными шестернями, срывается с уступа, клоки перьев и пуха кружатся в воздухе и сгорают там, где оседают. Чудовище утаскивает с собой копье Симарканта, застрявшее в его боку. Лишь благодаря крепкой хватке Константина Симаркантне утягивает за край вслед за копьем.
Шёпот отвлекает. Спустя ещё несколько лет он решает говорить вслух во время работы, чтобы заглушить его. Красной сущности это тоже не нравится.
— За два тысячелетия до начала первой современной эпохи на Терре, в эпическом произведении шумаров<ref>''искаж.'' шумеры</ref>, также иногда называемом «Сказаниями о Гигамехе»<ref>''искаж.'' Эпос «Эпос о ГильгамешеГильгамеше»</ref>, повествуется о том, как два воина спорили, казнить или не казнить захваченного врага...
За стеной красное шипит от досады. Снова это.
Он продолжает работать, царапаться, планировать. На самом деле он не разговаривает с красностью, потому что с ней нельзя разговаривать, да он и не готов к такому диалогу. Но кроме него и красноты здесь больше никого нет. Он говорит, чтобы заглушить её шепот и сосредоточиться. То, что его слова раздражают сущность — просто дополнительный бонус.
— Примерно... и мы можем только предполагать... но примерно полторы тысячи лет спустя культуры архаичной Эленики разработали первые правила войны<ref>По всей видимости речь идёт об обычае Священного мира, объявляемого на период Панэллинских игр (в том числе Олимпийских игр древности).</ref>. Они не были обязательными и не имели юридической силы, но были согласованы и соблюдались на социальном уровне.
Он помнит эти вещи. Он узнал их давным-давно. Кто-то рассказал ему о них, когда он был молод. Возможно, его отец? Он думает, что у него был отец. Он читает историю воинской этики как мантру, как фокус для своего ржавеющего разума, как стену, отгораживающую от шёпота. Как просчитанное раздражение.
За стеной рычит красность.
— Это понятие позже стало известно как jus ad bellum<ref>''лат. '' Право войны — понятие о монополии государства на ведение войн.</ref>.
Проходят годы. Планы царапаются, отбрасываются, затем добавляются новые версии. Раздражённая его лекциями, рассказываемыми сухим голосом, и скрежетом клинка, краснота перестает шептать. Вместо этого появляются звуки. Шум по ту сторону стены. Далекий рокот битвы и разрушений.
Если бы не он.
Сангвиний — переменная. Он — непропорциональный фактор, перечёркивающий даже самые тщательно выверенные прогнозы и сводящий на нет самую неуязвимую логику. Он — статистический выброс<ref>Выброс в статистике — часть данных, значительно несовпадающая с остальным массивом данных.</ref>, отменяющий любой тактический план, и именно поэтому Дорн в своей мудрости никогда не пытался учесть его.
Дело не только в физической силе Сангвиния, не вызывающей сомнений. Дело в его разуме. В чистоте его сосредоточенности и почти священном совершенстве его преданности. В его присутствии; в его аспекте явной проекции света Императора. Сыны Гора, которых он пронзает насквозь, прикрывают глаза, несмотря на полную работоспособность их визоров. Некоторые начинают дымиться и гореть ещё до того, как он до них доберется. Некоторые умирают, даже не коснувшись его. Он прокладывает багровую нить сквозь стены из бронированных врагов, чтобы его сыновья последовали за ним.
— Мне казалось, что его царственное высочество Малкадор должен жить в более впечатляющем месте, — замечает он.
— Он живёт не здесь, — говорит Ксанф. «''Он вообще теперь нигде не живёт''», думает он. — Это всего лишь фронтистерий<ref>Фронтистерий — место для размышлений и исследований.</ref>. Место для размышлений и исследований.
— Фронтистерий, — повторяет Фо, забавляясь напыщенностью этого слова. — Здание выглядит так, будто вот-вот упадёт.
— Часы остановились! — восклицает Фо.
На четвертом этаже Ксанф и Андромеда наблюдают за Фо, который осматривает помещение. Здесь также есть много книг, расставленных по вдоль стен, и множество предметов и безделушек, выставленных на обозрение: хронометры и старинные научные инструменты, образцы, хранящиеся в подтекающих сосудах, анатомический экорше<ref>Скульптурное изображение фигуры человека без кожи, показывающее мышцы. Используется в учебных целях.</ref>, статуэтки покинутых богов и позабытых мессий, раковина наутилуса в разрезе<ref>Скорее всего, это демонстрация золотого сечения.</ref>, колоды карт и чаши с игровыми фигурами, сургучные диски и печати, изящный скелет маленькой кошки, установленный на подставке.
— Я ожидал большего, — говорит Фо.
Амон вводит серию кодов. Как и прежде, требуется высший уровень шифрованных разрешений, чтобы обезвредить скрытую автозащиту и разблокировать зону. Противовзрывной люк открывается, и просыпаются системы освещения.
Фо заглядывает в проём. На этом этаже находится мастерская. Пол, стены и потолок обшиты нержавеющей сталью, в стены встроены воздухоочистители. На длинных металлических верстаках, повторяющих форму стен, стоят стеллажи с хирургическими инструментами, соединёнными в сеть когитаторами, центрифугами<ref>Центрифуга — прибор для разделения неоднородных жидкостей на составляющие.</ref>, генопрядильщиками и микроимплантационными устройствами, клеточными сканерами, сплайсерами<ref>Сплайсинг — процесс вырезания участка молекулы РНК.</ref> и геномными семплерами<ref>Семплинг — процесс сбора образцов ДНК.</ref>. Под скамьями гудят криостабилизированные шкафы.
— О, какие же чудесные вещи, — говорит Фо.
— Всё внимание вперёд, — приказывает Тамос Рох по воксу. — Сохраняйте темп.
Чем глубже они заходят в Санктум, тем чаще видят другие воинские части, занимающие позиции. Отряды Астартес и бригады Экзертус, стянутые из других секций Дельф, занимают позиции на перекрёстках и слияниях или устанавливают посты охраны у основных переходов. Некоторые сооружают импровизированные баррикады из брошенной мебели и аурамитовых панелей, содранных со стен. Амит видит, как устанавливаются и фиксируются орудия поддержки, как взводы устанавливают на треноги полевые орудия. В одном из коридоров показалась эскадрилья боевых танков Палатинской горты, их двигатели гудят. Роты Отрицания автоматически расступаются, чтобы обойти их, не теряя темпа. От массы стоящих на месте Карнодонов«Карнодонов»<ref>Карнодон «Карнодон» — основной боевой танк Солярной Ауксилии.</ref> плиточный пол в коридоре искрошился в порошок. Грязные, испачканные танки кажутся неуместными в царственном коридоре, хотя он достаточно велик, чтобы вместить их. Амит задаётся вопросом, предусматривал ли Преторианец Дорн необходимость размещения бронетехники внутри Санктума, когда разрабатывал план Дворца? Или же вдохновляющие масштабы имперской архитектуры — это само по себе преимущество, которым могут воспользоваться защитники? Крепкие внешние стены и ворота были созданы для войны, но были ли внутренние коридоры Дворца построены только для того, чтобы демонстрировать великолепие?
Чем дальше Амит проходит, тем больше он подозревает, что Дорн подготовился ко всем сценариям, будучи почти одержимым вниманием к деталям. Убранство Дворца явно не предназначено для войны, но в его вычурном золоте и роскошной отделке Амит может различить дальновидную работу воина-архитектора. Неуловимые следы прикосновения Дорна прослеживаются повсюду: в том, что соединения и пересечения величественных коридоров почти незаметно смещены друг относительно друга; в том, как ломаные линии цоколей статуй обеспечивают идеальное огневое прикрытие у входов; в том, как одна галерея слегка сужается, создавая углы обстрела другой; в том, как склонены верхние бельведеры, обеспечивая сектора обстрела галерей внизу. Он думает, что балюстрады не просто отделаны золотом — под его блеском скрывается реактивная броня; ниши в верхней части арок скрывают взрывостойкие двери, готовые опуститься и запечатать огневые мешки; жёлобы и выемки, кажущиеся частью замысловатого узора мозаичного пола, сделаны так, чтобы в них можно было вставлять выступы в основании штормовых щитов, чтобы мгновенно создать стены из щитов, перегородив площади и проходы.
==5:xxx. Рука Ложного Императора==
Абаддон первым спускается по носовой рампе<ref>У единственной (на момент выхода книги) официальной модели «Грозовой птицы» нет носовой рампы.</ref>. Пространство вокруг него в точности соответствует тому, что он видел через окна кокпита, но это не делает окружение более правдивым. Это не Ризничье поле.
Его «Грозовая птица» стоит на посадочной платформе 2-й взлётной палубы. В этом он не сомневается. Он слишком хорошо знает это место. В помещении царит тишина. Восемь «Грозовых птиц» стоят на приемных позициях, как будто они только что сели и охлаждают двигатели, готовясь к развороту. Он видит длинные мосты стартовых рельс, мигающие направляющие огни, ожидающие тележки с ящиками для боеприпасов. Он медленно поворачивается и видит позади себя широкий туннель, уходящий к структурным полям и открытому космосу снаружи.
<br />
==5:xxxiv. Суд Вулкана<ref>Отсылка к суду Соломона.</ref>==
По сигналу Вулкана просителей выводят из Тронного зала. Примарх наблюдает за тем, как их уводят, пока они не оказываются в конце нефа, приближаясь к Серебряной двери.
Он поворачивается к Хасану.
— Избранник, пусть их стерегут часовые<ref>Часовые — подразделение Легио Кустодес.</ref>, — говорит он.
— В Антипалатах? — спрашивает Хасан.
— Желательно да, — говорит Вулкан, — если соратник Раджа сочтет это место достаточно безопасным. Если нет, то в Темницах<ref>Темницы — тюрьма Легио Кустодес, в которой они стерегут различные хтонические ужасы.</ref>. На твое усмотрение, Хассан. Что бы ты ни выбрал, на время войны члены этой группы должны быть лишены возможности действовать.
— Да, мой господин.
— Ш-ш-ш, — шипит Сартак. Хотя он и не может увидеть, но чувствует, что пространство вокруг них огромно. Марсианские подступы и так огромны, но это место кажется ещё больше.
Он оглядывается назад. Он видит Реву Медузи, стоящего в продолговатом пятне света открытого люка с болтером наготове. Сартак быстро отдает команды горткодом<ref>Горткод — жестовый язык Легионес Астартес.</ref>.
— Ветерок... — бормочет он Онфлеру.
Но вспышка не исчезает. Это не краткий миг детонации. Она продолжается, постоянная и жестокая.
Своей спиной проконсул Цекалт чувствует жар. Он чувствует, как жарится внутри доспехов «Аквилон»<ref>«Аквилон» — терминаторские доспехи Легио Кустодес, основанные на доспехах «Катафракт» Легионес Астартес.</ref>, а броня перегревается. Ему кажется, что он стоит рядом с новорождённой сверхновой.
''Какое великолепие...''
Он прочищает горло от пыли и начинает с места, на котором остановился, возможно, несколько часов или столетий назад.
— Давным-давно один философ и по совместительству летописец предложил систему ведения войны, заявив, что война допустима, если она приводит к надежному миру. Это было уравновешено идеей о том, что война может быть разделена на справедливую, ведущуюся против чужаков, и несправедливую, ведущуюся против собственного народа<ref>Речь идёт об Августине Блаженном и его труде «О граде Божьем».</ref>. Это различие сохраняется и сейчас. Война, направленная на подавление или уничтожение внешней угрозы — ксеносов — считается оправданной как средство обеспечения безопасности. Гражданская война считается несправедливой и отвратительной. Не всякая кровь одинакова.
Звуки войны становятся громче. Стена слегка трясётся, красная пыль оседает на его работающих руках.
Он идёт обратно в тень красной стены и возвращается к своей работе. Истёртым остриём меча он чертит новые линии побега и защиты. Он возобновляет декламацию.
— Один из более поздних философов сформулировал основные критерии, служащие основой для ведения войны в цивилизованных обществах. Их два — справедливая причина и официальная власть. Объявить войну может лишь король или император, и то лишь в том случае, если у неё есть законное обоснование, например, защита культуры. В противном случае она незаконна и находится под запретом даже для богов<ref>Речь идёт о Фоме Аквинском и его труде «Сумма теологии».</ref>.
Шум войны по ту сторону стены перерастает в ощутимый рёв.
