— Что скажешь? — спросил полковник Баратус. — Не так ты себе это представляла?
Ему пришлось наклониться вплотную, чтобы Хеллскер смогла его услышать, от восторга стиснув её плечо железной хваткой.
— Да. — Марда опустила монокуляры. Она прищурилась от холода, а затем, проморгавшись, прижала руббариновые накладки обратно к глазам. В чёрном туннеле майор различила грязное пятно выхлопных газов и насекомьи фигурки противников.
Она уже собиралась ответить полковнику, сказать, что никогда особо не задумывалась, какой окажется её первая встреча с врагами, но прежде чем успела соврать, у них под ногами раздался металлический грохот трёхствольной батареи «Сотрясателей».
Картинка перед глазами заболталась, а когда тряска прекратилась, она увидела над карабкающимися неприятелями тёмное облачко воздушного взрыва. Несколько фигурок перестали шевелиться.
— Цель обнаружена, — крикнул офицер-артиллерист слева от них, глядя, точно как и они, в смотровую щель бункера корректировки огня. Сосредоточенно рыкнув, он снова включил переносной вокс. — Они у нас на прицеле. Выжившие движутся. Вижу лёгкую технику. Разведывательные «Саламандры», за ними вроде несколько «Химер». Возьмите на один с четвертью градуса влево, квадрат зелёный-два-ноль.
Они вели огонь уже четыре часа. С тех пор как Баратус получил сигнал от корректировщиков, высланных им на Россварский Кинжал. Кинжал представлял собой отвесный пик, возвышавшийся на две тысячи футов над Делвианской расселиной, настолько крутой, что артиллерийские наблюдатели — все парни с гор, выросшие на Северном массиве и показавшие хорошие результаты на альпинистских состязаниях 24-го, — были вынуждены подниматься, пользуясь верёвками и обувью с шипами. Наверху находился небольшой одинокий дот, цеплявшийся к утёсу подобно осиному гнезду, чуть ниже естественного слоя облаков.
Благодаря такому расположению вид им открывался лучший, чем с позиций тяжёлой артиллерии в северном конце расселины. Впрочем, «Сотрясателям» не требовалось видеть цель, чтобы её уничтожить. Поэтому вскоре после речи Баратуса они начали стрелять навесом, выше заслонявших обзор гряд и слонов, накрывая ряды вольсканцев всё утро напролёт.
Весьма иронично. Кадию обстреливали с орбиты практически безнаказанно, а здесь, среди серых клыков Россвара, всё было совсем наоборот.
Но теперь они увидели врага. И Марда Хеллскер собиралась не запятнать честь семьи и показать всё, на что способна. Она коснулась дядиного меча, помолившись придать ей сил. Отстранённо подумала, что следовало бы проверить резную деревянную шкатулку в своём шкафчике, где она хранила плазменный пистолет. Холод плохо влиял на катушки.
Мало того, что она его прежде не прогревала — она его не касалась в жизни. От одной лишь мысли об оружии Марда почувствовала призрачную вонь горелой плоти.
— Огонь, — произнёс артиллерист, и пол содрогнулся снова.
— Я помню, как впервые увидел врага, — сказал Баратус, переключившись теперь на командную вокс-частоту. — На Сагатисе. Я тогда лишь покинул Кадию. Это был агромир, отданный в основном под пашни. Огромные колышущиеся нивы, от горизонта до горизонта. Вражеские танки прожигали себе путь вперёд. И я задался вопросом, каким несчастным ублюдкам выпадет остановить их. Когда я понял, что это будем мы — я, семнадцатилетний кадет-лейтенант и моя рота белощитников, — то чуть не наложил в штаны.
— И? — спросила Хеллскер.
— Обгадился ли я?
— Остановили их?
— Остановили. — Он помолчал, поднял свой магнокль. — Но тогда я кое-что понял. Я не был готов. Не готов к тому, чтобы их остановить. Точно как ты сейчас.
— Чёрта с два, — прошипела она. Хеллскер опустила монокуляры, смерила полковника взглядом. Дыхание заклубилось перед ней облачком пара. У неё закружилась голова, когда нанесённое оскорбление вызвало всплеск адреналина, и тот попал в изголодавшийся по кислороду организм. — Зачем вы мне это говорите? Что, другим — стих, а мне, значит, порция унижений? Я что…
— Расслабься, Марда. — Баратус поднял руку. — Я говорю тебе это потому, что уважаю тебя. И это — самое важное, что тебе следует понять как офицеру.
Он оглянулся на боковую бойницу, из которой открывался вид на дно ущелья, где солдаты укрепляли одиночные окопы и траншеи.
— Я хочу сказать, что к такому не готов никто. Ни ты, ни я, ни лорд-кастелян, фрекк его, Крид. Война противоестественна. Нет ничего нормального в том, чтобы стоять в яме, стараясь её удержать, пока кругом сверкают лазерные лучи. Люди не настроены на такое ментально. Это ломает психику. Поэтому, чтобы делать то, что нужно сделать, и остановить их, — он указал на далёкую колонну врагов, — мы должны стать кем-то другим. Верховное командование делает большую часть работы вместо нас. Они одевают нас в униформу и определяют стрижку. Дают нам звания, основанные на ролях внутри механизма — лейтенант, сержант, наводчик, пилот. Говорят нам, что мы — часть большой организации со своим укладом и историями о мужестве. Крутят фильмы о великих подвигах. Всё для того, чтобы похоронить тех, кто мы есть, и превратить в инструменты, которыми нам нужно быть. Но последний шаг ты должна сделать сама, Марда. Тебе нужно стать тем, кто останется стоять, когда Марда Хеллскер побежит. Тем, кто пожертвует дорогими людьми за пару ярдов грязи, которых она никогда раньше не видела, и никогда больше не увидит. Тем, кто будет обманывать верящих ей людей, посылая их на убой, и называть это лидерством.
— Полковник…
— Мы вот-вот встретимся с врагом, и тебе нужно найти этого человека. Облачиться в него, как астартес в боевой доспех, потому что без него ты не выживешь.
Марда ошеломлённо глазела на него, не зная что сказать. Такие разговоры попахивали рецидивизмом. Обсуждение Кадии, так, словно её культура и традиции представляли собой один сплошной обман, чтобы втёмную заставлять людей отдавать свои жизни.
Но… так ведь и было, разве нет? Она чувствовала правдивость его слов.
— Сделай лишь одно. Не потеряй того человека, каким ты есть сейчас. Помни его. Держи его втайне у самого сердца, чтобы отыскать вновь, когда всё закончится. Поскольку в противном случае, если ты навсегда станёшь бронёй… Что ж, тогда ты превратишься в кого-то вроде Урсаркара, фрекк его, Крида.
— Да, сэр, я понимаю, сэр.
— Нет, пока не понимаешь. — Он хмыкнул. — Знаешь, что я увидел на Сагатисе?
— Сэр?
— Детей. Играющих на улице. Я не знал, что дети таким занимаются. Здесь они бы уже давно…
Внезапно он вытянул шею, обратившись в слух.
— Ты слышишь…? — спросил полковник.
Она услышала. Пронзительный, неровный свист, похожий на игру флейтиста, силящегося взять верхнюю ноту.
— Я…
— Обстрел! — заорал в трубку капитан.
Сполох, напоминавший разряд молнии, сверкнул перед бойницей, и передняя часть бункера обвалилась на Хеллскер.
Мир исчез в ослепительной белизне, и она перестала чувствовать что-либо, кроме острого привкуса крови на языке.
Моркат знала, что когда магистр войны по-настоящему злился, он становился тихим. Больше того, чем большая ярость его обуревала, тем более бесстрастным он казался.
Прямо сейчас Абаддон походил на луну, недвижимую и холодную. Даже его мысли щёлкали в медленном, размеренном темпе, будто стрелки точно настроенного хроно.
Окружавшие его мутировавшие выросты, которые Моркат использовала для усмирения мостика, пребывали в непрерывном движении. Переполненные эфирной энергией после выстрела орудия, они без устали дёргались и сжимались. Стена розово-серых лёгких раздувалась и съеживалась. Выраставшие из потолка пальцы шевелились подобно морским анемонам. Волоски на гусиной коже, что обтягивала половину трона магистра войны, стояли торчком.
Абаддон не задавал вопросов, не требовал объяснений, почему варп-луч не принёс желанного результата.
— Переходим к запасному плану, — вместо этого произнёс он. — Корда, извести легион и начинай бомбардировку. Приоритетные цели — вражеские опорные пункты вокруг означенных районов высадки. И продолжай обстрел касра Краф — не дай им вылезти оттуда и атаковать наши зоны приземления.
— Абаддон… магистр войны, — выдавил Уркантос, не в силах сдерживать радостное злорадство своей демонической половинки. — Вы '' '''обещали мне Кадию''' ''. Нареките меня командиром и…
— Ты слишком торопишься, Уркантос. Сперва мы проводим обстрел, чтобы разрушить вражеские укрепления и прижать их силы, пока сами захватываем зоны высадки и ключевые точки. Как только мы блокируем неприятельскую цитадель — тогда ты сможешь выдвинуться к Крафу.
— Я хочу '' '''высадиться сейчас,''' '' и…
— Не забывай о принесённых клятвах, Уркантос. Твоя смертная половина по-прежнему подчиняется мне. Советую воспользоваться этим временем для подготовки войск. Как мы уже выяснили, трупопоклонники оказались более находчивыми, чем ожидалось, хотя наши планы учитывают и такой поворот.
Магистр зашагал к огромным дверям мостика. Два громадных мутанта, прикованных к стене, склонили покрытые костяными наростами головы и отворили перед ним створки.
— Корда, через десять минут я хочу услышать бомбардировку. Отчёт о сборе войск жду через час. Моркат!
Она поспешила за ним в звукоизолированную картографическую комнату.
Внутри клубился ароматный дымок, поднимавшийся над пожелтевшей ритуальной чашей из черепа альдари. Одну стену занимала карта из содранной кожи, встопорщённую поверхность которой покрывал набитый план Крафского театра боевых действий. Эзекиль прикипел к ней взглядом.
— Простите, магистр войны, но в крепости не было сбоев, я это чувствую, я…
— Извинения ничего не стоят. Они приняли контрмеры. — Абаддон провёл двумя пальцами по вытатуированным шпилям Элизионских полей, заставив взвихриться чернила. — Они поняли, как пользоваться пилонной сетью Кадии. Удивительно то, что ты не смогла этого обнаружить.
— Я могу объяснить.
— Объяснения — пустая трата моего времени. Найди мне решение. Иначе отправишься на поверхность и возглавишь атаку культистов.
— Вы не можете позволить Уркантосу руководить штурмом Крафа.
Он не снизошёл до ответа, вместо этого взмахнув рукой над метками войск и направив их к проходу в Россварских горах.
— Магистр войны, если Уркантос возвысится, вся ваша сбалансированная система покровительства рассыплется. Я больше не могу читать его мысли.
— Я знаю, что он не должен вознестись в демоничесство. Иначе зачем бы приказывал Корде стрелять по нему?
Моркат ошеломлённо моргнула.
— Но если Корда признается…
— Корда может держать рот на замке и принимать побои, когда это играет ему на руку. Скрывать это от тебя ему смысла нет, и, наверное, скоро ты сама всё увидишь в его мыслях. Следи за ним, Моркат, и убедись, что он не замышляет воспользоваться этой информацией против меня.
— Да, магистр войны. Но Уркантос уже наполовину вознёсся. Если он доведёт дело до конца, разгорится внутренняя борьба.
Абаддон коснулся дрожащей кожи, соткав среди Элизионских полей глиф Железных Воинов.
— На Кадии будет резня, что бы мы сейчас не делали. Если я не дам ему высадиться, мои мотивы станут очевидны, и он восстанет — а сейчас нам не нужна война между группировками. Особенно если одной из них будут Гончие Абаддона, следующие за возвысившимся князем.
Он помолчал и хмыкнул.
— Нет, Уркантоса мы сдерживать не можем. Следует допустить, что болван вознесётся, хотя даже не могу тебе сказать, сколько раз я предупреждал его не принимать даров. Моркат, я знаю больше, чем можно написать, об искушении стать монстром во имя достижения своих целей. Я видел, куда ведёт такая тропинка.
Мысли её магистра летели, словно брошенные кости.
— Вы ведёте рискованную игру. Вы дадите Уркантосу битву, но только самую опасную.
Эзекиль сложил пальцы перед Крафом, вызвав кхорнатскую руну на равнинах смерти перед восточными воротами.
— Уркантос хочет вручить нам Кадию, и мы ему позволим. Пусть он со своими Гончими отправляется в мясорубку у касра Краф. Уркантос слишком кровожаден. Он ошибочно приравнивает победу в Крафе с победой на Кадии. Да, там будет самое жестокое сражение, но оно нужно лишь для того, чтобы устранить сопротивление и позволить нам разрушить пилоны. Краф — ключевая цель, и, вероятно, самая значимая. Получается идеальная ситуация. Он принесёт нам победу…
— … либо умрёт.
— Если повезёт, он сильно потреплет врага, прежде чем погибнуть.
— Магистр войны, чутьё подсказывает мне, что обнуляющее поле контролируется изнутри Крафа. Если Уркантос выведет его из строя, мы сможем выстрелить из варп-пушки по Крафу, пока он будет внутри. Лорд-губитель полезный инструмент, но мы можем пожертвовать им, если так добудем Кадию.
Мысли вокруг головы Абаддона теперь кружились, становясь тёмно-фиолетовыми и чёрными. Приобретая тот же цвет, что его глаза, когда он посмотрел на Моркат и одарил её волчьей улыбкой.
— Вот видишь, на что ты способна, когда сосредоточена на решении, а не на проблеме?
Во мраке шестого торпедного отсека слаанешитского корабля «Замученный святой» сидело божество, дожидаясь падения на землю.
Его звали «''Несущий войну''». На протяжении девяти поколений ему поклонялся клан Валшак с орудийной палубы. Обшивку торпеды покрывали кровавые отпечатки их ладоней, смешанные с кремированными останками членов рода, что не дожили до исторического момента загрузки. Плиты его были испещрены выцарапанными молитвами.
Когда дульная створка откатилась в сторону, впустив в отсек холод пустоты, трехсоттонное оружие стало невесомым и поехало по направляющим полозьям.
На корпусе вспыхнул красный аварийный свет, мигнув раз.
Второй.
Третий…
В хвосте торпеды расцвёл огонь, на одну наносекунду озарив чёрную шахту оранжевым сиянием, прежде чем «''Несущий войну''» понёсся вперёд.
На краткий миг закрутились и завращались звёзды, затем гордый «''Замученный святой''» остался позади, и «''Несущий войну''» устремился к сине-зелёной планете внизу, содрогаясь при вхождении в верхние слои атмосферы.
Сквозь него прокатилась вибрация, сдетонировали взрывные болты, и двигатель первой ступени исчез вдали, разгораясь в мезосфере до невыносимо яркой белизны. Выровнявшись, боеголовка и вторая ступень продолжили падение.
«''Несущий войну''» вырвался из нижнего атмосферного слоя и оказался в чистом небе Кадии.
И не он один. Падая в направлении земли среди длинных струй загрязняющих веществ, что расходились от головной части, снаряд присоединился к множеству других таких же инверсионных следов и дымных полос.
Тонкие росчерки десантных капсул, чьи основания пылали оранжевым заревом от прохождения сквозь атмосферу. Барражирующие бомбы и скоростные торпеды. Кассетные боеприпасы, раскручивавшиеся подобно волчкам, когда их индикаторы высоты достигали нужной отметки, и расшвыривавшие субснаряды размером с гранату над районом цели. Самонаводящиеся снаряды, кратковременными запусками двигателей корректировавшие траектории к зонам нанесения удара.
Навстречу им взвился ответный огонь. Очереди из зенитных установок. Лазеры перехвата, вслепую палившие по квадратам, подрывая боеголовки и отсекая ракетные двигатели от боевых частей, так что обе половинки разлетались в разных направлениях. Орудия-постановщики помех, наполнявшие небо отражающими дисками и волокнами, которые сбивали с толку сенсоры снарядов с наведением. Невидимые глушащие сигналы, превращавшие управляемые боеприпасы в неуправляемые.
Отделился двигатель второй ступени, полетев к Крафской равнине, между тем как боеголовка начала финальное снижение.
Она падала стремительно, быстрее, чем за ней мог уследить человеческий глаз. Пространство внизу без остатка заполонила вспыхивающая синева небесного щита. А за ним — гряды укреплённого скалобетона, ощерившиеся жерлами орудий.
Сенсоры носового обтекателя засекли жужжание экрана. Запустились установленные в верхней половине головной части подрывные заряды — ''вум, вум,'' — последовательно пробив небесный щит, а затем пустотный барьер. Открыв проход на десятую долю секунды.
— Святой, фрекк его, Трон, — ахнул Крид, глядя в магнокль.
Окна штаба верховного командования задребезжали, и Келл понял, что кому-то только что пришлось очень несладко.
— Сэр?
— Касра Старк больше нет.
Крид отвернулся от треноги с магноклем у окна, прошёл к столу с картами и поставил крест на городе, когда-то служившим домом для десяти миллионов человек.
Джарран решил посмотреть в магнокль самому. Старк не просто горел, он попросту исчез. Вторичные взрывы ещё выбрасывали фонтаны земли и обломков, шпили, не выдержав напряжения, рушились подобно срубленным деревьям. Везде разгорались пожары, исторгая едкий чёрный дым.
Затем туман разрушения — расщеплённые частицы уничтоженного города, атомизированный камень, металл, плоть и кровь, — опустился в достаточной мере, чтобы скрыть сцену из виду.
— Весь Секундус под обстрелом, — произнёс Крид. — Десантные капсулы замечены к северу от нас, титаны наступают с востока, а тяжёлая артиллерия концентрирует огонь на южных укреплениях Крафа.
— Картина ясна, сэр?
— Нет, мне нужны глаза. Поднимай все эскадрильи Крафа.
Топот ботинок по взлётной полосе. Крики экипажей. Сигнальщик с сержантскими лычками машет двумя неоновыми жезлами, силясь переорать утробный рёв двигателей.
Аэродром Стетзена плясал перед глазами Кезтраль. Всё вокруг тонуло в шуме. Слева от неё синеву разрывал огонь с бастионов воздушной обороны. Вверху небесный и пустотный щиты расцветали от попаданий, раскатистым эхом отражавшихся от стен Крафской цитадели. С каждым вдохом она чувствовала, как лёгкие наполняет ионизированный, перегретый огнём лазбатарей воздух.
Стетзен служил ей аэродромом приписки на протяжении всей войны. С его четырёх перекрещённых полос она с Дарвусом вылетала на задания десятки — если не сотни — раз. Иногда они поднимались в небо до трёх раз в день. На действующем аэродроме, пусть даже и небольшом, разведывательно-наблюдательном как Стетзен, всегда творился хаос.
Но сегодня всё было иначе.
Она, Дарвус и техники «''Меткого глаза''» болтались по взлётному полю словно амебы, крепко держа друг друга за куртки, чтобы не потеряться среди сутолоки одновременного разворачивания сразу трёх эскадрилий.
— Нет! — закричал Дарвус, махая свободной рукой. — Нет, нет, нет, нет, нет!
Ханна кинула туда взгляд, и из инстинктивного ужаса завопила. Разнёсшийся над аэродромом одинокий вопль быстро заглушил рёв сирен.
«Валькирия», экипаж которой не успел изучить аэродром, поднялась на тяге векторных двигателей и ушла влево прямо над взлётной полосой, не заметив разгоняющуюся по ней флотскую «Молнию».
Дарвус кинулся навзничь, утягивая за собой Кезтраль.
Она прикрыла голову рукой, жалея, что не успела надеть шлем.
На один кошмарный момент она перестала видеть «Молнию», полностью скрывшуюся за чёрным корпусом «Вальки». В открытом люке транспортника она углядела бортстрелка, с разинутым ртом сжимавшего тяжёлый болтер, словно мать родную.
Взревев векторными двигателями, «Валька» с опущенным носом косо взмыла к небу, омыв рвущимся из сопла пламенем крыло промчавшейся ниже «Молнии».
Уже задравший нос истребитель пронёсся мимо, и спустя миг поднялся в воздух.
Ханна прикрыла глаза, и увидела «Вальку», кидавшуюся из стороны в сторону, однако неповреждённую. Из-за резкого манёвра испуганного бортстрелка выкинуло наружу, и теперь он дёргался на фале, болтая ногами в пятидесяти футах над взлёткой. Командир экипажа уже затягивал его на борт, будто пойманную рыбину.
Кезтраль почувствовала на рукаве что-то мокрое и тёплое, и поняла, что её помощника механика только что вырвало.
— Фрекковы диспетчеры Флота и Муниторума что, не общаются между собой? — спросил Дарвус.
— Давайте-ка уберёмся отсюда, пока не поднялось следующее такси, — сказала Кезтраль, поднимая товарища на ноги.
Минуту спустя, запыхавшись, они добрались до «''Меткого глаза''». В Стетзене царила полная фрекковщина. Взлётную полосу Бета перекрыл «Мародёр», у которого отказал двигатель. Сервиторы и наземные техники крепили его к буксировщику, чтобы вытащить на травяную разделительную полосу.
— Проводи предполётную проверку, пока я готовлюсь, — сказала Кезтраль, напяливая шлем. Она ухватилась за лесенку и стала взбираться наверх.
— Жилет! Жилет! — пискнула Навелла, её главный механик.
— Чёрт!
Ханна спрыгнула обратно, принявшись срывать с себя жёлтый светоотражающий жилет, который им требовалось носить на взлётной полосе.
— Зацепился за разгрузку, — сказала Навелла, пытаясь выпутать жилет из ремней и кислородного шланга. — Ты что-нибудь сломаешь. Давай я…
— Проклятье! — Кезтраль дёрнула его снова.
— Окно для взлёта пять минут! — предупредил Дарвус.
— Просто отойди! — Ханна отпихнула Навеллу и достала из ножен на икре зазубренный нож для выживания. Она просунула его под жилет, затем рывком потянула вверх. — Так, теперь снимай.
На этот раз им удалось от него избавиться.
Минуту спустя она уже сидела пристёгнутая в кресле. Навелла дважды стукнула её по шлему, после чего нырнула в сторону из-под опускающегося фонаря.
Несмотря на царившую суматоху, постепенно самолёты начали взлетать. Рои «Валькирий», напоминавшие тучи насекомых на рассвете, поднялись в небо и направились на запад. Расчищать северный коридор полёта для машин без векторных двигателей.
Спустя десять минут «''Меткий глаз''» уже был в воздухе, и Кезтраль приготовилась испытать неприятный вибрирующий гул от прохождения сквозь пустотный щит.
— Взглянешь? — поинтересовался Дарвус.
Ханна не сводила глаз с приборной панели, зная, что если издалека экран казался едва различимым, то вблизи он превращался в практически непроницаемую дымку.
В небе — и даже на земле, если на то пошло, — находилось больше самолётов, чем она когда-либо видела.
Облака «Валек». Широкие построения «Мародёров». Клинья «Молний». Угловатые «Громы», забирающие в сторону от собственного флотского аэродрома двумя районами дальше.
Им приходилось держаться вместе, собравшись в длинную полосу внутри воздушного коридора шириной в десять миль, организованного для них оборонительными батареями. По обе стороны от него небо прочёрчивали лазерные лучи, и Кезтраль слышала сверхзвуковой треск от проносящихся мимо артиллерийских снарядов. Наверху, огонь зенитных орудий мерцал с такой частотой, что уподобился штучной облачной гряде, из которой на летевшие самолёты дождём сыпались мелкие обломки.
Сначала Ханна решила, что длинный хвост из летательных аппаратов напоминают ей стаю мигрирующих птиц — а затем у неё в памяти всплыл яркий образ.
Фестиваль боевых змеев. Когда каждый ребёнок в Салгорахском внешблоке поднимал в небо по три или даже четыре самоделки из мусора, привязывая их к длинным палкам, чтобы удерживать все сразу. В те дни облака можно было разглядеть лишь сквозь блеск просвечивающей пластековой плёнки, так, будто небо становилось сплошным глассическим окном.
— ''Всем машинам, Крафский сектор. Говорит полковник Стрекка из Ревущего Сто девятнадцатого. Как вы знаете — или, может, нет, — северо-восточным коридором командую я.''
— Люблю этот голос, — произнёс Дарвус.
Кезтраль улыбнулась.
Голос Стрекки искажали вокс-помехи, однако его знаменитый протяжный баритон всё равно оставался узнаваемым. Ходила шутка, что не один авиатор влюбился в Стрекку по воксу, но тут же приходил в чувство, увидев его толстое, как гроксов стейк, лицо.
— ''Буду краток. Просто хочу, чтобы вы знали, что сейчас над Крафским сектором находился одиннадцать полных эскадрилий, плюс шесть полуэскадрилий. Таким образом, это наибольшее развёртывание боевых летательных аппаратов в одном секторе за всю историю Кадии — а следовательно, когда мы вступим в контакт с врагом, это будет крупнейшее воздушное сражение в истории планеты.''
Каждая «Валькирия» имела пять членов экипажа, плюс двенадцать пассажиров, если летела без груза. «Молнии» и «Громы» были одноместными. «Мстители» — двуместными. Экипаж бомбардировщика «Мародёр» составлял пять либо шесть человек.
Сколько людей сейчас летело в строю? Тысячи, как минимум. Каждый с собственными родителями, прошлым, воспоминаниями о детстве и академии — всем тем, что они ставили на кон ради защиты родного мира.
— ''Одно то, что вы поднялись в воздух без происшествий, уже свидетельствует о вашем мастерстве и милости Бога-Императора. Он сейчас с вами, я чувствую это, и по Его божественной воле мы ударим по зонам высадки Архиврага. Свяжите боем их летательные аппараты и не дайте им атаковать Краф. Если проще, найдите врага и надерите ему зад. Оставайтесь в границах коридора, но держите дистанцию между самолётами. Нам не нужен огонь по своим или столкновения. И последнее. Когда вступите в бой, будет горячо, так что не стесняйтесь просить о помощи. Покажем еретическим ублюдкам, что Кадия не просто стоит — она летает.''
— Найдите врага и надерите ему зад. — Дарвус хохотнул. — Ханна, я официально прекращаю свою вражду со Сто девятнадцатым.
— Они больше не в твоём чёрном списке?
— Совершенно верно, — шутливо официозным тоном изрёк Дарвус. — Я, лейтенант Лахон Дарвус, в чине враждомастера-генерала и хранителя чёрного списка, официально заявляю, что Сто девятнадцатая кадийская эскадрилья больше… фрекк! Контакт! Контакт!
«Мародёр» в двухстах футах над ними взорвался пламенем и стал падать на землю. Поток ветра подхватил обломки размером с палец, и те забарабанили по кабине Кезтраль, между тем как бомбардировщик пролетел справа от них, и, кувыркаясь, разломался пополам.
Прилизанный чёрный силуэт, с заведёнными назад крыльями и объятым пламенем носом, спикировал мимо них вниз. Слишком быстро, чтобы опознать.
— ''Крыланы!'' — закричал кто-то на канале эскадрильи. — ''Крыланы! Крыланы! Крыланы!''