38
правок
Изменения
Перейти к навигации
Перейти к поиску
Добавлена третья глава.
Ксантин развернулся и вышел из комнаты. Его правая рука сжималась в кулак и снова разжималась, не повинуясь его воле.
<br />
==== Глава третья ====
Пьерод ненавидел космопорт Серрины. На планете такие строения – скорее функциональные, чем стильные – были редкостью: если не считать нескольких статуй, фресок и декоративных садов, которые были так популярны в верхнем городе, в порту не было ничего, кроме голого ферробетона. Отчасти причиной этому послужил его возраст – о постройке космопорта по СШК рассказывали самые древние собрания пророчеств и проповедей на планете, - а отчасти его назначение.
Как агромир, производивший жизненно важный компонент сильнейших омолаживающих процедур, Серрина с момента своего возвращения в состав Империума принимала самые разнообразные космические суда. Корабли приходили в небеса Серрины каждый месяц – на расписание прилетов можно было положиться так же твердо, как и на Астрономикан, – и изрыгали флоты толстобрюхих грузовых челноков. Эти челноки, каждый больше личного фрегата планетарного губернатора, приземлялись в космопорте ровно на столько времени, чтобы заполнить свои обширные трюмы драгоценным жидким грузом, а потом снова взлетали.
Изобилие давало планете силу и влияние в Империуме, а это означало, что связи отца тянулись к самой Терре. Пьерод никогда не позволял другим мальчикам в схоле об этом забывать. Он использовал это влияние, чтобы заставить Изака, который был двумя годами младше, сдать за него квалификационные экзамены по арифметике – пригрозил, что того заберут Адептус Астартес. Когда Изак поумнел и перестал бояться этих угроз, Пьерод обратился к подкупу: предлагал редкости, что отец привозил из своих путешествий на Тронный Мир, и обещал, что за Изака замолвят словечко перед большой шишкой из Администратума. Словечко так никто и не замолвил, но Пьероду к тому времени было наплевать: он сделал то, что он него требовалось, сдал экзамены и предположительно обеспечил себе такую же роскошную жизнь, как у отца.
Но потом открылся Великий Разлом, и жизнь на Серрине изменилась. Корабли-сборщики перестали приходить, когда Пьерод был совсем молод; их место в небесах занял зияющий, красный, как сырое мясо, рубец, от одного взгляда на который начинали болеть глаза. До прилета следующего корабля прошло десять лет. Когда сборщик все-таки появился, он неделю безмолвно провисел на орбите, пока на планете не приняли решение отправить туда разведывательную экспедицию. Из экспедиции никто не вернулся, но стали ходить слухи, что перед тем, как связь оборвалась, они успели-таки отправить несколько невнятных сообщений о сгорбленных монстрах-полулюдях и об остатках социума, настолько деградировавшего, будто корабль долгие годы провел затерянным в варпе.
Больше сборщики не приходили. Серрина, созданная и живущая ради производства одного-единственного вещества, продолжала в заведенном порядке растить и собирать урожай: ее общество слишком закостенело для того, чтобы меняться вместе с реальностью.
Как правительственному чиновнику, Пьероду доводилось видеть склады, где хранился сок Солипсуса – громадные цистерны пролитой и подпорченной лиловой жидкости, укрытые в самых темных уголках верхнего города, чтобы не напугать широкие слои населения. Они олицетворяли то, что Серрина потеряла: тысячелетнее предназначение, контакт с Империумом и, что было больнее всего для Пьерода, галактический престиж. Поэтому он нашел изящное решение, роскошь для того, кто привык к роскоши: он просто перестал об этом думать.
Благодаря прежнему богатству на Серрине не было недостатка в запасах продовольствия и сооружениях для очистки воды. Для Пьерода и прочих семей, составлявших запутанную сеть крупных и мелких высокородных домов Серрины, перемены были проклятием. Пока трава росла, а урожай собирали, Пьерод мог проводить свою жизнь – разумеется, искусственно продленную благодаря омолаживающему лечению – так, как полагалось сообразно его благородному происхождению. И эта жизнь определенно не подразумевала беготню.
Он чувствовал, как сердце часто и неровно колотится где-то ближе к горлу. Пьерод сглотнул, чтобы вернуть его на место, и приоткрыл выходной люк. Набравшись смелости, он прижал малиновое от натуги лицо к холодному металлу и выглянул наружу.
Космопорт выглядит еще безобразнее, чем обычно, подумал Пьерод с печальным смирением. Раньше он старался убедить себя, что в брутализме посадочной площадки есть своя красота – идеально плоская серая гладь, уходящая вдаль, как спокойный рукотворный океан. Но теперь этот океан был изуродован ямами и выбоинами, буграми и ухабами. В целом, космопорт напоминал сейчас Пьероду юношеское лицо Изака: то, что раньше было чистым и незапятнанным (и вместе с тем ужасно скучным), теперь изрыто разрушительными последствиями взросления.
Величайшими из этих уродств были громадные цилиндры – останки орбитальных лифтов, с помощью которых когда-то поднимали сок Солипсуса на грузовые корабли. Три из них еще маячили на горизонте, но остальные валялись поперек посадочной площадки, как срубленные деревья, и там, где прежде было открытое пространство, меж их «стволами» образовались коридоры и баррикады.
Он с ужасом осознал, что кучки поменьше – это трупы, одетые в бледно-розовую форму серринской милиции. Они лежали поодиночке, по два, по три. Судя по всему, они были убиты выстрелами в спину на бегу; оружие лежало перед ними, будто отброшенное в сторону огромного квадратного здания, которое служило центральной диспетчерской вышкой космопорта.
Это было нехорошо. Не то чтобы Пьерода заботила смерть ополченцев – Серрина всегда могла обеспечить пополнение, - но если гарнизон порта разгромлен, кто защитит его самого?
И кто все-таки в ответе за это нападение? Иномирники, позавидовавшие их богатству? Грязные ксеносы, что пришли осквернить самое цивилизованное общество в галактике? Ему доводилось слышать рассказы о подобных вещах в роскошных курильнях совета. А может, что бесконечно вероятнее, другой благородный дом решил таким образом побороться за влияние?
Если так, то размах этой интриги был побольше тех, к каким он привык. Попытки переворотов случались каждые несколько лет, но обычно все обходилось парой потасовок во дворцах, парой украшенных драгоценными камнями ножей в благородных спинах да небольшими изменениями в порядке наследования. До выкатывания тяжелой артиллерии еще ни разу не доходило.
Но сейчас это был чисто теоретический вопрос. Какие-то люди убивали других людей, и хотя Пьерод не знал, держится ли еще диспетчерская вышка, он решил, что если будет и дальше сидеть в этом туннеле, как самая обыкновенная крыса, то точно никуда не улетит.
Он перевел дыхание и, собравшись с силами, высунулся из люка, чтобы бежать дальше.
И тут же нырнул обратно – мимо пробегали трое людей, так близко, что он мог рассмотреть изношенные подошвы их одинаковых башмаков. Они были одеты в грязные комбинезоны, когда-то белые, а теперь сплошь забрызганные коричневым, черным и пурпурным. Розоватая кожа выдавала в них жителей нижнего города.
– Рабочие с перерабатывающего завода? – проговорил Пьерод вслух. – Что они тут делают?
Как вице-казначею, ему приходилось иметь дело с существами – он предпочитал не называть их людьми, - жившими ниже уровня тумана, но только в упорядоченных пределах своего кабинета. Он не любил, когда такие встречи длились больше нескольких минут; все дальнейшие вопросы – когда собирать урожай, как ремонтировать жатки, сколько выплачивать людям, потерявшим своих близких в траве – он оставлял своим подчиненным. У жителей нижнего города был специфический запах, который заставлял Пьерода морщить нос и оскорблял его деликатные чувства.
Он смотрел, как двое рабочих с усилием подняли с земли длинноствольное орудие и водрузили его на треногу, установленную третьим на куске разбитого ферробетона. Ленту с боеприпасами заправили в приемник, третий рабочий навел орудие на центральную вышку и, когда ствол оказался в нужном положении, нажал на спусковой крючок.
Орудие с грохотом выплюнуло вспышку света. Пьерод вздрогнул и, пригнувшись, отступил подальше от всей этой какофонии.
– Трон! – прошипел он. Потом прикрыл крышку люка, оставив лишь небольшую щель, пока переносное орудие расстреливало первую ленту боеприпасов.
Когда орудие замолкло, с башни пришел ответный огонь, перегретый воздух зашипел от лазерных разрядов. Они били по ферробетонной баррикаде, пробивая одинаковые небольшие отверстия в почерневшей кладке. Ну, хоть что-то, подумал Пьерод. Значит, серринская милиция еще сражается, и, встретив кого-то из вышестоящих, они не пощадят своей жизни, чтобы помочь ему выбраться с планеты.
Лежа на ферробетоне, рабочие шарили в рваных холщовых мешках и доставали из них патронные ленты и обоймы, будто вытаскивали кишки и органы из матерчатых трупов.
Как только стрельба стала утихать, они вскочили и один начал скармливать орудию следующую порцию боеприпасов, а другой – соединять проводами комки похожего на воск вещества, которое Пьерод не смог опознать.
Если бы у него было оружие! Нет, не так. Если бы с ним был Рожир, а у Рожира было оружие! Он не хотел марать руки, и потом, что, если бы он промахнулся? Намного лучше, когда есть человек, который сделает грязную работу за тебя.
Тот, с восковыми комками, закончил свою сложную работу и кивнул двоим другим. Глазки у него были маленькие, как бусины, и сидели глубоко под тяжелыми бровями и выпуклым безволосым черепом. Они отливали желтым блеском, который Пьерод заметил даже из своего укрытия.
Пьерод провел рукой по собственным взъерошенным пепельно-русым волосам, когда рабочий, у которого была штука с проводами, нажал на кнопку на подсоединенном блоке управления. Кнопка вспыхнула ярко-красным, и человек вскинул сжатый кулак.
Боезапас был пополнен, и рабочий с тяжелым орудием снова открыл огонь, выпустив сокрушительный залп по командной вышке. Под этим прикрытием человек с непонятным объектом – Пьерод решил, что это подрывной заряд, - прижал его к груди, выскочил из-за баррикады и, пригнувшись, побежал по открытому пространству.
Первый лазерный разряд попал ему в колено, и он рухнул на землю на середине шага. Очевидно, ноге был конец – одна черная, дымящаяся дыра в ткани комбинезона чего стоила, – но рабочего это, казалось, не волновало. Глаза-бусинки светились мрачным упорством, и он полз, цепляясь за побитый ферробетон, пока второй и третий разряды не пронзили его спину и левую сторону головы. В течение ужасной секунды Пьерод был уверен, что существо поползет дальше, словно живой труп из легенд тысячелетней старины, однако тощие руки рабочего обмякли и он затих, уткнувшись в свой сверток. Еще через несколько секунд Пьерод услышал звук детонации и снова нырнул в свой люк, когда составные части несчастного рабочего застучали по земле, как какой-то жуткий дождь.
Похоже, взрыв дезориентировал двоих оставшихся за баррикадой; они попятились назад, тем самым позволив снайперам с вышки точно прицелиться. Сразу несколько лазерных разрядов сошлись на них, прожигая кожу и мышцы до костей. Следующие выстрелы ударили в уже безжизненные тела, заставив их покатиться по ферробетону.
Над космодромом воцарилась тишина, и на мгновение Пьерод задумался: а что, если остаться на месте, затаиться в этой дыре, пока эта отвратительная передряга не закончится (или пока ему не прилетит пуля в голову от какого-нибудь головореза – смотря по тому, что случится раньше). Но он был так близко! С апломбом, присущим его званию, он мог бы потребовать, чтобы его пропустили на корабль; он мог бы покинуть планету, хотя бы на время, и жить на роскошной яхте, пока все это не закончится, чем бы ''все это'' ни было. И когда стрельба прекратится, он вернется на Серрину потенциальным лидером, его благородное происхождение и очевидно первоклассные гены обеспечат ему место в самых высших сферах будущего правительства.
Пьерод перенес вспотевшую ногу через край люка, пристроил зад в проеме и приготовился перекинуть наружу вторую ногу. На полпути ноги зацепились друг за друга, и Пьерод вывалился из люка на открытый ферробетон. Он сжался в комок, стараясь занимать как можно меньше места, и захныкал в ожидании снайперского выстрела, которым закончился бы этот безумный день.
Но выстрела не было. Пострадали только его чувства – от едкой вони дыма, ферробетонной пыли, фицелина и чего-то еще, напоминавшего кухню Рожира. Этот запах шел от мертвецов, понял он, это пахла человеческая плоть, поджаренная пламенем взрывов и лазерными разрядами.
Он подумал о колбасках и жирных ломтиках бекона, о том, как шкворчат и брызжут на сковороде животные соки, о корочке на превосходно зажаренном мясе. В животе забурчало, и в приступе отвращения его ярко-розовое лицо стало мертвенно-бледным.
Потом его шумно вырвало – тело избавлялось от последнего дара, что Рожир преподнес своему господину. Поток вязкой жидкости вырвался из раскрытого рта и с веселым плеском ударил в разбитый ферробетон; в массе все еще можно было рассмотреть куски полупереваренной птицы и семечки фруктов.
Пьерод не плакал с четырнадцати лет, с тех пор, как отец избил его в кровь за то, что он заговорил в городе с сыном мясника, но сейчас, сидя посреди осажденного города, изгнанный из собственного дома, вымазанный собственной рвотой, он едва сдерживал слезы.
В глазах жарко щипало, как будто в них тоже попали крошечные лаз-лучи, совсем как в этих отвратительных рабочих. Они поднялись сюда из неведомых лачуг в нижнем городе, принесли свой пот, грязь и вонь в его город – в его культурный, спокойный, чистый город! Как они посмели?
Нет. Нет! Так не пойдет! Что сказал бы отец? Отец бы восстал, отец повел бы за собой других, отец бы выжил! Он – Пьерод, наследник семьи Воде̒, вице-казначей Серрины. Он не падет от руки забывшего свое место выскочки-хулигана в грязном комбинезоне!
Пьерод распрямился, уперся дрожащим коленом в ферробетон и, пошатываясь, поднялся на ноги. Упрямо, демонстративно он поднял руки и уставился на здание. «Да поможет им Трон, если они выстрелят в ''меня''», – пробормотал он. А потом закричал:
– Я – вице-казначей Пьерод, и сейчас вы меня впустите!
Из здания раздался выстрел.
[[Категория:Warhammer 40,000]]
[[Категория:Хаос]]
[[Категория:Космический Десант Хаоса]]
[[Категория:Дети Императора]]
