27
правок
Изменения
Перейти к навигации
Перейти к поиску
Добавлена седьмая глава
{{В процессе
|Сейчас =57
|Всего =28
}}
<br />
=== '''Глава шестая''' ===
От первого взрыва с древнего каменного потолка посыпалась пыль. Аркат раздраженно стряхнул ее со страницы: его могли высечь за перерыв в работе, в котором он был не виноват. Даже второй взрыв, громче, ближе и такой силы, что золотой канделябр покатился с алтаря Императора, не отвлек его от занятий. И только после третьего, когда разлетелся на осколки двадцатифутовый стекломозаичный витраж с нисходящим с золотого неба ангелом в пурпуре, Аркат поднял глаза.
– В нашем распоряжении целая планета, – заявил Ксантин. – Я не сомневаюсь, что там мы раздобудем что-то – кого-то – кто нам подойдет.
<br />
=== '''Глава седьмая''' ===
Дети Императора всегда сражаются двумя клинками: открытым и скрытым. Скрытый клинок, тот, что наносит смертельный удар, собрался вести сам Ксантин. Так было всегда, подумал Торахон с досадой. Он был лучше Ксантина во всем, что ценили Дети Императора: более опытный тактик, более искусный дуэлянт, более одаренный художник, – но его предводитель никогда не поступился бы своим самолюбием ради других воинов, как бы сильны они ни были.
Но по крайней мере его избрали командовать открытым клинком, и теперь его отряд несся к космопорту Серрины, в самую гущу боя, чтобы посеять панику и неразбериху в центре вражеских позиций. Эта демонстрация силы выманила бы из укрытия командование врага и дала бы Ксантину возможность его обезглавить.
– Может быть, Ксантин все-таки уступит мне честь нанести смертельный удар? – вслух произнес Торахон в тесной тьме «Клешни Ужаса». – Я много раз доказывал свою силу.
– Ха, – презрительно отозвался Орлан. – Ни единого шанса. – Он так язвителен из зависти, решил Торахон: Орлан был много меньше и слабее его.
Торахон решил не обращать внимания на его дерзость и вместо этого задумался о более фундаментальных вопросах. Он никак не мог решить, что ему нравится больше – предвкушение битвы или битва сама по себе. Этот вопрос мучил его давно, и Торахон еще не нашел удовлетворительного ответа. Когда он испытывал одно, то неизменно тосковал по другому, и в результате не мог сполна насладиться послевкусием боя.
Он вздохнул и отложил экзистенциальные вопросы на потом, чтобы сконцентрироваться на восхитительном напряжении последних минут перед падением десантной капсулы на планету. Закрыв глаза, он потянулся так сильно, как только позволяли тесные стенки капсулы, и мысленно прислушался ко всему своему генетически улучшенному телу с головы до ног. Каждый нерв трепетал на грани рывка, готовый к атаке.
Хорошо. Он погладил обтянутую промасленной кожей рукоять своей силовой сабли, которую забрал у мастера дуэлей на Луцине-IV, и почувствовал определенное родство с клинком. Оба они были убийцами, быстрыми, грозными и опасными, и в обоих звенела с трудом сдерживаемая энергия. Торахон защелкал переключателем силового генератора сабли, то включая, то выключая его, наслаждаясь ощущением резкой вибрации, с которой голубая молния проскакивала вдоль лезвия. Другие Обожаемые покосились на него с раздражением.
«До столкновения десять, девять…» – раздался синтезированный голос из вокс-динамиков «Клешни Ужаса», и по телу Торахона, точно силовое поле по его клинку, пробежала приятная дрожь. В нем вспыхнула гордость, и в глубине души он возблагодарил своего повелителя за оказанную ему честь. Именно ему доверили возглавить атаку на новый мир, именно он будет на острие атаки Обожаемых, он встретит опасность лицом к лицу и первым изведает славу – должно быть, Ксантин и вправду высоко его ценит!
«… три, два, один, столкновение…»
Последнее слово слилось с низким грохотом и толчком настолько сильным, что Торахона бросило на привязные ремни. Он мгновенно воспользовался этим импульсом: одной рукой расстегнул пряжку ремня и, перекатившись, устремился вперед – акробатический маневр, который не представлял никакой трудности для его генетически усовершенствованного тела и модифицированной брони. Доспех «Марк-VII» достался ему от какого-то ордена космодесантников-лоялистов, его название он узнать не удосужился. Да и какая разница? Важно было только то, что доспех позволял ему делать. Как и всё, на чем ставил свои эксперименты Байл, он разительно изменился. Абляционные пластины разрезали на сегменты, что обеспечило большую свободу движений, хотя свои защитные свойства броня в некоторой степени утратила. Но и это Торахона не беспокоило – он не сомневался, что у врага просто не будет возможности нанести удар.
В некоторых местах пластины доспеха были полностью удалены, обнажая ничем не прикрытое тело. Торахон украсил броню и собственную кожу затейливыми шрамами, вырезал на них завитки и спирали, которые переходили с керамита на плоть. Лишь его лицо с идеальной кожей и фиолетовыми глазами того же оттенка, что доспехи примарха, оставалось нетронутым, и портила его только злобная ухмылка.
Зашипели гидравлические механизмы, и откидные люки «Клешни Ужаса» открылись, выпустив клубы пара. Этот процесс занял всего несколько секунд, но Торахон не мог ждать. Он поставил ногу на створку ближе к открывающемуся проему и выпрыгнул из полуоткрытого люка, и голубая молния его сабли осветила облака гидравлических газов и образовавшейся от удара пыли, словно древний бог грома явился с небес.
Он оказался на открытом месте – залитая ферробетоном площадь была достаточно велика, чтобы на ней могли приземляться грузовые суда, тут и там виднелись заправочные станции. «Хорошо», – пробормотал Торахон себе под нос, довольный, что «Клешня Ужаса» не отклонилась от курса.
Под ногой что-то шевельнулось, и он посмотрел вниз. Из-под выпуклого, безволосого черепа на него не мигая уставились желтые глаза-щелочки. Падением десантной капсулы человека разрезало напополам, нижнюю половину или начисто отхватило, или раздавило так, что его тело теперь заканчивалось у пупка, и все же он был жив. В его странных глазах не было страха, только холодный гнев. От этого Торахону стало не по себе; нагнувшись, он стиснул горло человека бронированной рукой и сжимал до тех пор, пока не услышал щелчок сместившихся позвонков.
Вокруг были десятки смертных. В медленно оседавших облаках пыли видны были только их силуэты, смутные, но постепенно вырисовывающиеся по мере того, как они поднимались на ноги после удара, вызванного падением капсулы. По всему космопорту все больше людей поворачивались к новоприбывшим, наводя тяжелые орудия и нацеливая автоматы на внезапно появившегося среди них гиганта в ярко-розовой броне.
Он понял, что окружен: его отряд успешно приземлился точно посреди вражеских сил. Менее могучий воин начал бы планировать отступление, но Торахон только улыбнулся. Как-никак он был открытым клинком, нацеленным глубоко в ряды противника. Он знал свою роль в совершенстве.
– Узрите, смертные! – провозгласил он, высоко подняв саблю и воззрившись холодным взглядом на врагов. – Узрите мою красоту и свою смерть!
Клинок Торахона описал длинную дугу, пышные белые волосы взметнулись в воздух, когда он вскрыл живот одному из тех, кто пытался встать. Он был вознагражден жутким криком и запахом жженой крови, повисшим в душном воздухе. Залаяли болтеры, их звонкая перекличка напоминала барабанный бой – из «Клешни Ужаса» выбирались другие Обожаемые. Активно-реактивные снаряды разрывали мутантов и культистов изнутри, а ярко разрисованные доспехи воинов покрывались пылью и кровью, из насыщенно-розовых и фиолетовых превращаясь в блекло-серые и кроваво-красные.
Торахон убивал бы ради одного этого звука. В оседающей пыли он кружился между упавшими, всаживая свой клинок во всех без разбора, добивая тех, кто пытался встать. Снова он заметил странность в их физиологии: слишком много рук у них было для нормальных людей. Возможно, они стали такими из-за этого необычного розового тумана, который отделял город от поверхности. Впрочем, умирают они не хуже, подумал он, раздавив ногой грудную клетку грязного человека в лохмотьях.
– Эта рвань воняет ксеносами, – передал Орлан по открытому вокс-каналу в то же время, когда Торахон пронзил силовым клинком сердце трехрукого мутанта. Он немного подождал, пока тварь не перестала биться и метаться на шипящем лезвии, которое поджаривало ее внутренние органы – это заняло на удивление много времени, – и подтащил оружие вместе с существом к себе, чтобы рассмотреть его получше.
– И в самом деле, странные создания, – заметил он. Кипящая черная кровь шкворчала и брызгалась, издавая странный, горький и чужеродный запах, совсем не похожий на приятный аромат человеческой крови. – Пахнет пустотой. – Он усмехнулся и стряхнул мутанта с клинка.
Сказать по правде, Торахон никогда особенно не присматривался к людям. Он припомнил их главные качества: они были маленькие, пугливые и очень, очень мокрые. Торахон начал подозревать, что между страхом и степенью влажности есть какая-то зависимость; правда, все экземпляры, которых он отбирал для того, чтобы найти научное обоснование этой гипотезы, быстро умирали, и он так и не смог ни подтвердить ее, ни опровергнуть.
Но эти уж очень отличались от привычных сортов людей, которых он навидался, странствуя по Оку. Они не походили ни на бубнящих маньяков с миров, которые слишком увлеклись поклонением Пантеону, ни на простолюдинов, недовольных безумным запретом Императора на удовольствия.
Необычным было то, как они двигались: молча, но слаженно, будто ими управлял один ум. Торахон вспомнил дни своей юности и понял, что уже видел подобных существ в генокузнях своего создателя, хотя тогда они выглядели совсем по-другому. Там они походили на шустрых гигантских насекомых с высокоспециализированными мутациями. У одних были когти длиной с Торахонову ногу; другие отрастили здоровенные мешки с ядом и слизистые хоботки и с пугающей меткостью плевались ядовитой слюной.
Тираниды – вот как Фабий называл их основную разновидность, но был еще один, особенный их вид, который, по словам Фабия, необычайно быстро заражал колонизированные людьми миры.
Из канализационного люка прямо перед Торахоном вылезло четырехрукое существо – оно выскользнуло из дыры не шире ладони, прежде чем выпрямиться во весь рост. Оно широко раскинуло все четыре руки с черными когтями, на которых блеснуло солнце, и завопило. Щупальца на лице чудовища затрепетали от крика.
А, вот как они назывались.
– Генокрады! – крикнул Торахон; существо резануло когтями, как косой, сверху вниз, метя вскрыть грудную клетку. Он прикрылся мечом и, сделав разворот, оказался сбоку от своего противника. Не раздумывая, Торахон нанес твари единственный удар поперек спины. Меч прорезал хитин, прошел сквозь мягкое мясо внутри и полностью рассек генокрада на две части. Обе половины существа не перестали дергаться даже на ферробетоне, его когти все еще тянулись к возвышавшемуся над ним Торахону. Он с усмешкой пнул верхнюю часть генокрада, та отлетела к стене и наконец перестала шевелиться.
Фабий хотел использовать эти существа в своих экспериментах – он пытался извлечь их самые полезные свойства и применить в будущих проектах, но они оказались до обидного устойчивы к хитростям Повелителя клонов. Грязные ксеносы, да, но было в них определенное совершенство формы, которое мог оценить даже хитроумный Байл.
Из того же люка выбирался второй генокрад, за ним напирал третий, блестящие черные когти разреза̒ли воздух в попытках достать добычу.
Торахон принял дуэльную стойку: эфес сабли на уровне плеча, острие вперед. Он уже собирался сделать выпад, когда из-за спины кто-то пробасил:
– Отойди-ка, мальчик.
Даже в грохоте боя голос Вависка едва не сбивал с ног. Шумовой десантник участвовал во второй волне открытого клинка и вместе со своей свитой высадился на другом конце космопорта. Теперь оба отряда объединились, как и было запланировано, чтобы атаковать центр управления порта.
В горле Торахона поднялась желчь, когда капитан шумовых десантников положил бронированную перчатку ему на плечо и отодвинул в сторону. Рука с саблей дернулась в ответ на этот пренебрежительный жест, но даже нахальному Торахону хватило ума не задевать ближайшего сподвижника Ксантина. Он проглотил обиду и решил получить удовольствие от разворачивающегося на его глазах спектакля.
Вависк выступил вперед и коротким всплеском визгливой статики призвал пятерых шумовых космодесантников занять места в строю рядом с ним. Тела его братьев были почти так же изуродованы, как и его собственное, но двигались они с удивительной четкостью, будто подчинялись неслышному Торахону ритму. Все как один подняли свои звуковые бластеры – богато украшенные золотые предметы, больше напоминавшие древние музыкальные инструменты, чем оружие, – и разразились инфернальными звуками.
Воздух гудел, пока бластеры, разогреваясь, искали общую тональность, которая позволила бы им звучать на одной и той же частоте, в единой мелодии разрушения. Настройка заняла несколько секунд, в течение которых генокрады, не подозревая об ожидавшей их чудовищной атаке, продолжали стремительное наступление. Торахон отсоединил от бедра примагниченный болт-пистолет и прострелил голову той твари, что оказалась ближе всех остальных. Она отлетела в сторону, все еще хватаясь когтями за воздух, и приземлилась у ног Вависка. Шумовой десантник издал неблагозвучный рев, который Торахон решил принять за одобрение.
По ядовито-розовой броне шумовых космодесантников застучали автоматные пули: все больше культистов-генокрадов поднималось с огневых позиций, чтобы атаковать нового врага. В горло одному из братьев Вависка попал снаряд из тяжелого стаббера, и хор немного сбился с тона, когда он оступился. Рана была глубокая, но она затягивалась фиброзными нитями прямо на глазах у Торахона, тягучие связки перекрещивались, пока не образовали на шее шумового десантника вокс-решетку. Он снова шагнул в строй, и его новый, полностью функциональный орган издал ужасающий вопль, который идеально влился в общую гармонию.
– Начинаем! – взревел Вависк, и бластеры шумовых десантников, в свою очередь, взорвались какофонией. Шум был такой мощи, что Торахон его увидел: ударная волна пронеслась по всему порту со скоростью звука. Она прошла сквозь тела, и хитиновые, и состоящие из мягкой плоти, будто их там не было, разрывая барабанные перепонки и превращая кости в желе.
Люди (или те, кто больше походил на людей) зажали уши руками и открыли рты. Торахон предположил, что они воют в агонии, но их крики полностью поглотил благословенный шум.
Чистокровные генокрады, не имеющие психологических механизмов, способных эмоционально обработать и выразить боль, просто падали на бегу, их внутренние органы превращались в кашу внутри экзоскелетов, смертоносные когти бесцельно вспарывали воздух, пока они умирали.
Вависк задавал своей свите ритм, посылая в гущу непрекращающейся атаки то высокие, то низкие ноты. Эти импульсы вынуждали культистов покидать укрытия, кровь ручьем лилась из и глаз, ушей и прочих отверстий тела. Мутации гибридов работали против них: обычно хитиновые пластины защищали их от баллистического оружия, но сейчас они усиливали давление внутри их черепов. Торахон видел, как голова одного из мутантов-великанов взорвалась, осколки кости и мозговое вещество полетели назад, на его воющих собратьев.
Звуковые бластеры взывали к самому варпу, и чем дольше они выпевали его песнь, тем тоньше становилась преграда между материальностью и эмпиреями. Сквозь крохотные дырочки в ткани реальности просовывались язычки и щупальца, они пробовали воздух в поисках источника богохульного шума. Некоторые полностью выскальзывали наружу и обвивались вокруг конечностей Вависка и его братьев, не прекращавших своей звуковой канонады.
У Торахона потемнело в глазах от этой апокалиптической музыки. Он моргнул, и в мгновение ока перед ним предстал иной мир. Космопорт был объят пурпурным туманом; генокрады исчезли, но шум остался, хоть и изменился, стал фоновым гулом, будто где-то за гранью видимости звезды непрерывно коллапсировали в черные дыры. И тогда Торахону явились чьи-то глаза, такие же фиолетовые, как и у него самого, но с кошачьим вертикальным зрачком, и обратили на него свой взор. Словно что-то впервые увидело его сквозь спутанные нити эмпиреев.
Он снова моргнул и вернулся в реальность. Сердца его затрепетали при звуке мощного крещендо, которого достигла песнь, и вот с последним, невыносимо громким звуком она завершилась. Маленькие толстенькие щупальца зашлепали по ферробетону, растворяясь в воздухе, возвращаясь в ничто, когда материальный план бытия снова вступил в свои права. Торахон осознал, что стоит на коленях, тяжело дыша.
Он услышал, как из громадного здания перед ним кто-то пролаял приказ – невероятно тихо по сравнению с оркестром Вависка, – и нежно затрещали лазганы, когда люди-защитники начали выкашивать то, что осталось от атакующих сил генокрадов. Он услышал щелчок замка и скрип массивных дверей.
В ноздри ему ударил запах страха и пота, когда в проеме появились маленькие мужчины и женщины со слабыми телами и мокрыми глазами. Для Торахона они мало чем отличались от ксеносов, которые на них нападали.
– Спасибо, спасибо! – закричал тонкий голос.
После трех десятилетий тишины обнаружить в системе корабль Империума – принадлежащий Адептус Астартес, ни больше ни меньше! Это само по себе было случайностью из разряда легендарных. Правду говорил отец Пьерода, Император улыбается своим любимцам.
С деталями он разберется потом. Адептус Астартес – при одной мысли об их величии у него сбивался шаг – прибыли, сдержали главное наступление врага, а потом окончательно разделались с чернью. Скоро он сможет вернуться в свое поместье. Может быть, его наградят новым поместьем! Да, почетно быть спасителем Серрины, единственным человеком, который смог призвать ангелов в небес и избавить мир от проклятия!
Какая мощь! Даже простая беседа с одним из ангелов заставила его коленки задрожать, а сердце заколотиться, но он сделал то, что должен был сделать, и не даст никому об этом забыть. Половина серринских аристократов, скорее всего, лежала с пулями в спинах; кто-то должен был возглавить оставшихся и все восстановить. Так кто же мог сделать это лучше, чем он? Пьерод Решительный, Пьерод Храбрый, Пьерод, Призвавший Ангелов.
Нужно будет найти кого-то, кто заменит Рожира. И одежда нужна будет новая.
Но всему свое время. Сначала надо поприветствовать Астартес. Он никогда еще их не встречал, но слышал легенды, и шум происходящей снаружи битвы тоже слышал. Этот звук был невозможно, нелогично громким, и даже самые закаленные из Шестого Изысканного теперь валялись на полу центра управления, зажимая уши руками. Пьерод от них не отставал: он зажмурился и стонал от боли, пока шум не прекратился. Он сел на полу и немного посидел, пытаясь уложить в голове услышанное.
Дети Императора, так они себя называли. Естественно для сынов самого Императора вести войну таким ужасным способом, с такой разрушительной силой, что никто не смог бы, никто не ''стал'' бы противиться превосходству человечества и его повелителя. Он вздрогнул, представив себе, каково было бы встретить этих Ангелов Смерти на поле боя.
Интересно, как они выглядят? Он вообразил мускулистые фигуры, широкоплечие, улыбающиеся с неизъяснимым благоволением – живые воплощения статуй и портретов Императора, украшавших город.
Скоро он узнает. Пьерод приказал Фрожану открыть большие двери командно-диспетчерской башни; худощавый мужчина передал это задание одному из солдат милиции, которые только начали подниматься с пола.
Пьерод встал на верхней площадке лестницы и приготовился встречать гостей. Этому трюку он научился в высшем обществе: во время знакомства ты должен иметь преимущество высоты. Он кашлянул, чтобы ничто не мешало управлять голосом. От диафрагмы, как учил отец.
– Добро пожаловать, Адептус Астартес Императора…
По лестнице пронесся ошеломленный вздох, когда первый из воинов, пригнувшись, вошел в дверь, и приветствие увяло на языке Пьерода. Космодесантник был облачен в ярко-розовый доспех, пластины которого украшали странные символы и кольца с подвешенными на них амулетами из золота и кости. Он ввалился в вестибюль, и на поясе у него колыхнулась выделанная кожа. Пьерод готов был поклясться, что разглядел у этого жуткого табарда человеческую руку с пальцами, указывавшими на пол.
Но ужаснее всего было лицо. Сначала Пьерод подумал, что воин носит странный шлем, возможно – для того, чтобы устрашать в битве врагов, но потом с оторопью осознал, что смотрит на живое лицо, бывшее когда-то человеческим. Ему показалось, что космодесантник словно бы оплавился, как свеча, которую надолго оставили гореть без присмотра. Болезненно-бледная кожа свисала с его скул, словно прибитая гвоздями. Нижней челюсти не было совсем, ее поглотила неестественно разросшаяся вокс-решетка, из которой при каждом шаге гиганта доносились гудение и жужжание. Космодесантник остановился, но звуки не прекратились, и Пьерод понял, что это было его дыхание.
Фрожан первым справился с потрясением и шагнул вперед, чтобы поприветствовать гостя.
– Мой… мой повелитель! Вы ранены? Прошу, позвольте моим людям позаботиться о ваших тяжких ранах!
Воин-Астартес склонил голову набок и, сощурив налитые кровью глаза, оценивающе посмотрел на тонкого как прут человека.
– Я не страдаю от ран, – произнес он голосом, искаженным помехами.
Этот звук заставил Пьерода отшатнуться и ухватиться за перила. Он сглотнул, взял себя в руки и попытался заговорить:
– Ксантин из Детей Императора, приветствую тебя на Серрине!
Гигант повернулся к нему и издал серию визгливых звуков, которая, возможно, означала смех. Пьерод вскинул руки к ушам, но опомнился и снова опустил их, чтобы соблюсти вид государственного мужа.
– Я не Ксантин, – пророкотал космодесантник голосом, который мог бы исходить из центра планеты. – Он на орбите, ожидает нашего первого удара.
Пьерод поежился от смущения. Все шло совершенно не по плану.
– Могу ли я узнать, к кому обращаюсь? – спросил он, стараясь говорить как можно более серьезно и важно.
Через открытую дверь в вестибюль, пригнувшись, ступила еще одна громадная фигура. Космодесантник был высок, выше даже, чем его братья, и одарен той ангельской наружностью, какой Пьерод и ожидал от Астартес из легенд. Он выпрямился и отбросил назад длинные светлые волосы, а потом смерил Пьерода презрительным взглядом.
– Он – Вависк, а я – Торахон. Но ты будешь обращаться к каждому из нас «мой господин», или я оскверню мой клинок твоей кровью.
– Клянусь Троном, – пробормотал Пьерод, отступив на шаг от края площадки.
– Не смей произносить это слово, смертный! – отчеканил красавец, берясь за рукоять сабли. Пьерод воспринял этот жест как угрозу, каковой он, собственно, и являлся, и решил, что из двоих посланников-Астартес этот самый набожный.
– Нам известно, что у вас есть солдаты, – сказал тот, с расплавленным лицом, не обращая внимания на позерство своего товарища.
– Есть, мой господин, – ответил Пьерод. – Я отдаю Шестой Изысканный под ваше командование. Они – лучшие из лучших и будут служить вам верно, как и солдаты из других подразделений милиции, все еще действующих в городе.
Оба космодесантника оглядели его с ног до головы. Внезапно смутившись, Пьерод спрятал руки за спину, втянул живот и изо всех сил выпрямился. Оставалось только надеяться, что они не заметят засохшую рвоту на его парадном облачении.
– ''Ты'' возглавляешь вооруженные силы планеты? – поинтересовался красавец. – Тогда ты потерпел полное фиаско. Если бы я сюда не прибыл, от твоего мира ничего бы не осталось.
Лицо Пьерода вспыхнуло, паника превратилась в гнев. Он воспользовался им, чтобы добавить стали в голос. Попытка удалась только частично.
– Я – Пьерод, вице-казначей Серрины, – объявил он голосом, дрогнувшим перед лицом пугающих пришельцев. – Это я призвал вас сюда, и поскольку все члены правящего совета Серрины пропали без вести, а скорее всего – погибли, то я также являюсь самым высокопоставленным лицом на этой планете.
Ему хватило смелости посмотреть в глаза самому высокому из воинов. Он встретил взгляд фиолетовых, холодных, словно самоцветы глаз на слишком симметричном, слишком идеальном лице. Сердце его сжалось от страха, и он отвернулся, рассматривая других воинов из авангарда.
Гармонии в этом зрелище было немного: они носили розово-черные доспехи с плохо сочетающимися, выкрашенными кое-где в тускло-пурпурный и ядовито-зеленый цвета щитками и наплечниками. Самый высокий из них был наделен красотой высеченной из мрамора статуи, но остальные могли похвастаться разве что причудливыми увечьями и лицами, изуродованными шрамами и ранами, полученными, вероятно, во многих битвах.
Вид у них, к большому беспокойству Пьерода, был крайне устрашающий.
– Говори, маленький человек, – потребовал красавец, сверкнув глазами. Пьерод вздрогнул и заставил себя продолжить:
– Да! Так вот, как я уже сказал, теперь я в ответе не только за вооруженные силы, но и за логистику, экономику и все важные решения, которые принимает население планеты…
– Вице-казначей Пьерод?
Пьерод нахмурился, когда Фрожан его перебил.
– Да, Фрожан? – проговорил он сквозь зубы.
– Насчет совета… Они не пропали и не погибли. Почти половина членов совета находится в безопасности. Они тут внизу.
– Совет здесь? – недоверчиво переспросил Пьерод.
– О да, – ответил Фрожан с таким видом, будто сообщил нечто очевидное. – Шестой Изысканный сразу же вывел губернатора, как только началась атака. Всех важнейших членов совета нашли и препроводили сюда.
– Отведи меня к ним, – приказал самый высокий космодесантник, шагнув вперед так быстро, что Пьероду пришлось отшатнуться в сторону, чтобы его не снесли. Фрожан последовал было за ним, но Пьерод крепко схватил его за руку.
– А меня вот никто никуда не препроводил, – прошипел он.
– Ну да… – Фрожан неискренне улыбнулся и положил руку ему на плечо. – К сожалению, решено было использовать наши ресурсы более… эффективным образом.
Пьерод сбросил руку Фрожана и устремился вниз по ступенькам, вслед за космодесантниками, которые направлялись к бункеру в подвале командной башни.
– И все-таки ты добрался сюда целым и невредимым! – крикнул ему вслед Фрожан. – Браво!
[[Категория:Warhammer 40,000]]
[[Категория:Хаос]]
[[Категория:Космический Десант Хаоса]]
[[Категория:Дети Императора]]
