29
правок
Изменения
Перейти к навигации
Перейти к поиску
Добавлена восьмая глава
<br />
=== '''Глава седьмая''' ===
Дети Императора всегда сражаются двумя клинками: открытым и скрытым. Скрытый клинок, тот, что наносит смертельный удар, собрался вести сам Ксантин. Так было всегда, подумал Торахон с досадой. Он был лучше Ксантина во всем, что ценили Дети Императора: более опытный тактик, более искусный дуэлянт, более одаренный художник, – но его предводитель никогда не поступился бы своим самолюбием ради других воинов, как бы сильны они ни были.
– И все-таки ты добрался сюда целым и невредимым! – крикнул ему вслед Фрожан. – Браво!
<br />
=== '''Глава восьмая''' ===
– Ты манипулировал ими, Ксантин, – сказал Саркил. Красная внутренняя подсветка «Клешни Ужаса» отражалась от его блестящей серебристой головы.
– Манипулировал? Я?! – игриво возмутился Ксантин.
– Ты думал, я не проверю регистрационные записи арсенала? Ты приказал подготовить «Клешни Ужаса» и начать ритуалы благословения оружия еще до того, как конклав собрался для голосования.
– Разумеется, друг мой. Каким бы лидером я был, если бы не готовился ко всем неожиданностям? – Ксантин внутренне улыбнулся. Он не обязан был вдаваться в столь подробные объяснения, но трудно было устоять и лишний раз не покрасоваться. Ксантин знал, что настырный квартирмейстер обязательно сунет нос в записи «Побуждения» – на борту корабля только он и его шайка угрюмых маньяков интересовались такими скучными мелочами – и, приготовившись к битве до того, как было принято решение в ней участвовать, он доказал свою способность перехитрить сотоварищей. Если бы реактор «Побуждения» не был поврежден все еще активными батареями планетарной обороны, они бы уже уходили из системы – в конце концов, в голосовании он проиграл, – но об этом думать не хотелось.
Намного приятнее было наслаждаться бессильным раздражением Саркила. Ах, маленькие радости.
– И в результате моих приготовлений мы смогли привести Обожаемых в состояние полной боеготовности в шестьдесят восемь целых и двести пятьдесят девять тысячных раз быстрее, чем без них, – продолжил Ксантин, с удовольствием используя Саркилову статистику против него же самого. – Удар рапиры должен быть точным, но прежде всего он должен быть быстрым, Саркил – я думал, ты это знаешь.
– Дело не в этом, Ксантин. Конечно, знаю. Это я разработал наши протоколы боевой готовности, вымуштровал наши отряды и вдолбил нашему сброду принципы совершенства.
''И они тебя за это ненавидят,'' подумал Ксантин. Учения Саркила продолжались целыми днями и были зубодробительно скучными – такими скучными, что сразу несколько воинов из Ксантиновой банды добивались права убить квартирмейстера на дуэли. Но Ксантин не разрешил. Он предпочел оставить Саркила на относительно высоком посту, по крайней мере – пока. Саркил невероятно утомлял, но его было нетрудно умаслить материальными приобретениями, и Ксантин не мог не признать, что его одержимость военной дисциплиной сделала Обожаемых более эффективной боевой силой.
– Воистину, я ценю твои усилия, – сказал Ксантин вслух. – Не могу дождаться битвы, чтобы увидеть их плоды.
Саркил фыркнул, открыл рот, чтобы заговорить, но потом закрыл. Он перевел взгляд на свой цепной пулемет, вытащил патронную ленту из патронника и в четвертый раз за день стал пересчитывать отдельные пули.
«Клешня Ужаса» была спроектирована для десяти космодесантников, но Ксантин и Саркил находились в компании всего лишь нескольких избранных Обожаемых. Да сейчас туда десять и не втиснулось бы – только не с Лордёнышем на борту.
Когда-то этот дородный воин был космодесантником, но с тех пор он так вырос, что броня его больше не вмещала. Теперь его словно раздуло и в высоту, и в ширину, объемистое розовое брюхо нависало над поножами доспеха, которые треснули от внутреннего давления и теперь держались вместе только благодаря скрепляющим их кожаным ремням неясного происхождения. Зная предпочтения Лордёныша, Ксантин предположил, что они были из человеческой кожи. Поверх его туши на нескольких валиках жира сидела безволосая голова. Глаза у него были темные, а рот растянут в вечной неестественной усмешке.
Сейчас он растерянно похрюкивал, теребя свои ремни безопасности. Чтобы удержать этого монстра на месте на время бурного путешествия из ангара «Побуждения» на поверхность, его пришлось пристегнуть ремнями от трех сидений, каждое из которых могло вместить массивного космодесантника.
– Надеюсь, тебе удобно, брат? – спросил Ксантин, который был рад отвлечься.
«Клешню Ужаса» тряхнуло, и громадный воин поднял на него глаза, в которых плескалось возбуждение; в уголках его рта в предвкушении боя пенилась слюна. Он вцепился чудовищными пальцами в ремни, чтобы не вывалиться из своего импровизированного седалища.
– Га! – отозвался он.
– Приятно слышать, – кивнул Ксантин, благодарный великану хотя бы за то, что ему не нужно было разговаривать с Саркилом.
Лордёныш был полезен Ксантину во многих отношениях – его незамысловатый подход к жизни и сговорчивость делали его отличным телохранителем, но собеседником он был неважным: за все годы, что он служил в банде, Ксантин ни разу не слышал, чтобы он выговорил членораздельное слово.
К счастью, вести продолжительные беседы во время десантирования на Серрину было некогда. Ксантин обдумывал идею эффектного появления на «Нежном Поцелуе», но «Громовой Ястреб» представлял бы собой слишком соблазнительную цель для сил противовоздушной обороны. У Ксантина были некоторые догадки о корнях и причинах восстания, и все же сажать десантный корабль в самом центре боевых действий было рискованно. Один удачный выстрел из ракетной установки, и явление героя превратилось бы в конфуз.
Нет, намного лучше было высадиться в «Клешне Ужаса». Дети Императора предпочитали десантные капсулы еще со времен Великого Крестового похода: успешно организованный удар обеспечивал им головокружительную смесь неожиданности, возможности продемонстрировать свое мастерство и немного покрасоваться. Их часто использовали в легендарном маневре легиона «Мару Скара» - двоякой атаке, в которой за открытым клинком следовал скрытый, предназначенный для того, чтобы выявить и истребить вражеских лидеров и таким образом обезглавить их войска.
Но, хотя они и носили доспехи легиона, даже Ксантин не мог не признать, что Обожаемые не обладали мощью Детей Императора во всем их великолепии. Легион задействовал бы скаутов и дозорных, выявил бы слабые места и ударил с такой силой, что враг был бы сломлен за считанные часы. А сейчас Ксантин не знал даже, с кем они сражаются на этой планете, не говоря уже об их лидерах. Бестолковый Пьерод в своих невнятных сообщениях описывал только немытые толпы, появившиеся посреди города неведомо откуда, словно они выползли из подземных труб.
'''«Бей быстро и сильно»,''' прошептала Сьянт. Демоница становилась все беспокойнее по мере приближения к планете, словно близость миллионов душ пробуждала ее самосознание.
– Да, любимая, я знаю, как сражаться. Это далеко не первая моя битва.
– Га? – осведомился Лордёныш. Услышав слова Ксантина, гигант снова стал дергать ремни.
– Ничего, Лордёныш.
'''«Не смей звать меня «ничем!»''' – ощетинилась Сьянт. – '''«Я – искусительница девственной луны, пожирательница света Сульдаэна, крещендо…»'''
Ксантин ощутил восторг, когда перечень завоеваний демона утонул во внезапном реве пылающей атмосферы. Это означало, что они проделали путь от пусковых установок «Побуждения» до планеты и скоро ударятся о землю. Через считанные секунды «Клешня Ужаса» раскроется и извергнет Ксантина на поверхность. Он увидит новый город, новое небо, новый мир. Он сделает его совершенным.
Протопав вниз про винтовой лестнице, ведущей к бункеру, он улучил минуту, когда на него никто не смотрел – ни жутковатые космодесантники, ни тупые солдаты из Шестого Изысканного, ни проклятый Фрожан, – и наскоро привел себя в порядок. Он одернул одежду, подтянул ремень и подпустил в голос толику радости, которой определенно не чувствовал.
Массивную, отлитую из усиленной пластали дверь бункера преграждали гидравлические засовы. Несмотря на ее размеры, фигура самого высокого из космодесантников заняла почти весь проем, когда тот ткнул огромным пальцем в кнопку вокс-вызова.
Из квадратного, похожего на коробку устройства донеслись слабые голоса; защитные слои ферробетона ослабляли сигнал, но Пьерод все же смог разобрать суть разговора. Они бранились.
Космодесантник нажал на кнопку еще раз – с такой силой, что Пьерод испугался, как бы передатчик не треснул. Наконец из аппарата послышался один-единственный голос, в котором явственно слышался страх.
– Кто там?
Пьерод узнал голос губернатора Дюрана. По его глубокому убеждению, этот голос тотчас узнала бы вся планета – так любил губернатор выступать перед своим народом.
– Открой дверь, смертный. Славные Обожаемые требуют твоей присяги.
''– Простите?'' – пролепетал Дюран.
В сердце Пьерода взбурлила храбрость, что случалось нечасто, и он выступил вперед.
– Мой господин, – обратился он к рослому космодесантнику, не смея смотреть ему в глаза. – позвольте мне.
Космодесантник дернулся, как бы собираясь нанести удар, потом передумал и отвел руку.
– У тебя одна минута, а потом я сам открою эту дверь.
Пьерод нажал кнопку вокса и быстро проговорил:
– Господин Дюран! Это Пьерод, член совета и ваш покорный слуга!
С другой стороны двери состоялась короткая дискуссия, и Пьерод притворился, что не слышит, как Дюран спрашивает своих товарищей-парламентариев, кто это, черт возьми, такой.
– Ах да, Пьерод! Помощник казначея Тентевилля. Что ты там делаешь, парень? Это место только для высшего руководства. У нас тут запасов не хватит для персоны с твоим… аппетитом. – Даже через вокс Пьерод слышал снисходительность в губернаторском голосе.
– Нет, господин мой, дело совсем не в этом, – в приподнятом тоне произнес Пьерод. – Я принес радостную весть – я спас всех нас!
В воксе кто-то фыркнул.
– И как же ты это сделал, Пьерод? Расскажи мне, умоляю.
– Я организовал прибытие Адептус Астартес, Детей Императора, не больше ни меньше! Терра прислала на наш крик о помощи своих самых благородных сынов.
– Это какой-то трюк бунтовщиков, – проговорил Дюран. – У нас не было контакта с Империумом больше трех десятилетий. Откуда они взялись в тот самый день, когда нас атаковали изнутри?
– Я… я не знаю, сэр. Но я точно знаю, что они смогли остановить вражеское наступление. Они требуют передать им командование над остатками вооруженных сил Серрины, чтобы завершить наше освобождение.
Слышался шум помех, будто Дюран обдумывал эту идею.
– Сэр, – позвал Пьерод. – Я принес нам избавление. Откройте, и мы все будем спасены.
Планетарный совет Серрины представлял собой жалкое зрелище, когда тащился вверх по ступенькам командно-диспетчерского пункта. Без своих пышных одежд, многослойных нарядов и сложных париков все они были какие-то помятые, слуги и солдаты явно подняли их с постели и увлекли в безопасность подземного бункера поздним утром. На них были ночные рубашки и кальсоны, некоторые кутались в толстые одеяла, чтобы согреться.
Некоторые щеголяли следами вчерашних излишеств. Цветастые комбинезоны и элегантные корсажи выдавали тех, кто вчера засиделся в разнообразных питейных заведениях Серрины, пока их развлечения не прервали эвакуационные бригады. Пьерод почти жалел этих бедняг. Лорд Арманд, сжимая руками голову, скрючился у ближайшей стены и тихо стонал. Когда он выходил из бункера, Пьерод учуял в его дыхании запах амасека – спиртного, последствия употребления которого, без сомнения, сделали этот ужасный день еще ужаснее.
Сначала совет не желал выходить из бункера, но передумал, когда рослый космодесантник начал прорубать дверь своим силовым мечом.
Насмешливый цинизм Дюрана испарился при виде того, как в бункер входит воин Империума ростом в два с половиной метра в ярко-розовой броне. Потрясение уступило место страху, а затем – тихому благоговению, когда стало очевидно, что Пьерод был прав: Серрина не только вступила в контакт с Империумом впервые за тридцать лет, но и удостоилась чести встретиться с величайшими воинами Императора.
Остальные члены совета слонялись тут же, поглядывая то на космодесантников, то на Пьерода с плохо скрываемым любопытством. Они вышли из бункера вслед за Дюраном, успокоенные наконец грубоватым заверением космодесантников, что да, они нейтрализовали атакующих. Последние сомнения в правдивости этого утверждения рассеялись, когда большие двойные двери башни распахнулись и вошла крохотная женщина, так усыпанная драгоценностями, что напоминала экзотическую птицу.
Она шла так легко, что, казалось, парила; босые ноги ступали по отполированному полу башни совершенно бесшумно. Ни слова не слетело с ее губ, и хотя ее украшения подошли бы любому аристократу Серрины, было в ней что-то странное и зловещее, что заставило членов совета отшатнуться. Некоторые почувствовали физическое отвращение: леди Мюзетту видимым образом передернуло, когда женщина прошла мимо нее. Вновь прибывшая повернула к ней свою птичью голову и расплылась в широкой улыбке. Она приближалась к леди Мюзетте, пока между их лицами не осталось всего несколько сантиметров. Кожа у нее была туго натянутая и свежая, розовая и припухшая, будто под ней постоянно происходило воспаление – явные признаки омолаживающей терапии.
Ожерелья на скрюченной шее зазвенели, когда она склонила голову набок и принюхалась к шее леди Мюзетты. Та издала сдавленный крик. Не отстраняясь от нее, крохотная женщина наконец заговорила.
– Не та, – проговорила она сухим голосом, который словно исходил откуда-то извне комнаты. Изо рта у нее пахло гнилым мясом и стоячей водой. Леди Мюзетту затошнило.
Женщина отвернулась, оставив Мюзетту тихо всхлипывать у стены, и снова медленно пошла вокруг комнаты, вытягивая шею, чтобы рассмотреть остальных членов совета.
– Позвольте, – начал оправившийся от потрясения Дюран, делая шаг вперед, – кем вы себя возомнили?
Крохотная женщина не обратила на него никакого внимания; она по очереди осматривала каждого из членов совета. Дюран сделал еще один шаг, но внезапно обнаружил, что к его груди приставлен бритвенно-острый клинок, который как баррикада преграждает ему путь. На другом конце меча обнаружился красавец-космодесантник, удерживавший его в горизонтальном положении одной рукой.
– Ты не будешь мешать работе Федры, – произнес космодесантник таким тоном, будто объяснял ребенку основы арифметики. – Все закончится намного быстрее, если ты просто сядешь на пол и заткнешься.
Дюран открыл рот, чтобы что-то сказать, и закрыл, когда Астартес включил силовое поле клинка, по которому заплясали вспышки молний. Космодесантник кончиком меча указал на пол, и Дюран, нахмурившись, сел.
Маленькая женщина остановилась в середине зала и ткнула пальцем в лысого мужчину, который до этого упорно избегал ее взгляда. Пьерод узнал его: он представлял в совете департамент урожая. Сотрудники этого департамента были в числе тех немногих, кто регулярно спускался в нижний город; Пьерод прилагал все усилия, чтобы поменьше встречаться с такими коллегами, дабы вонь низших классов не перешла на него самого.
Женщина словно преобразилась, когда лысый понял, что она на него смотрит, и поднял на нее глаза. Ее улыбка, прежде благостная, стала жесткой, а на лице появилось выражение чистой злобы. Ее скорость пугала. Она оказалась рядом с лысым во мгновение ока, несмотря на разделявший их десяток метров, словно телепортировалась. По комнате пролетел вздох, когда она схватила мужчину за подбородок и задрала его голову кверху, обнажая горло. Она опять приблизила лицо к его шее и принюхалась.
– А-ах, вот и он, – выдохнула она, будто говоря сама с собой.
– Что вы делаете? – возмутился мужчина, выпучив глаза. Он дернул головой, чтобы освободиться от ее хватки, но она, очевидно, была слишком сильна. Уцепившись за ее запястья, он потянул, стараясь оторвать руки женщины от своего лица, но, несмотря на разницу в размерах и его явные усилия, она не отпускала.
– Я чую секреты, – прошипела она. Украшения и цепи из драгоценных металлов звенели, пока мужчина пытался вырваться, но женщина, казалось, этого не замечала.
– Господин, помогите! Отзовите эту нечисть! – закричал он. Дюран бросил взгляд на космодесантников, оценивая ситуацию. Красавец снял левую перчатку и рассматривал свои ногти, небрежно держа правой рукой силовой меч, все еще гудящий от энергии. Урод, казалось, скучал.
– Мне больно! – взвизгнул мужчина.
– Было бы так сладко просто сдаться, правда ведь… Бали̒к? – пропела Федра голосом, в котором сквозила жестокость. – Просто расскажи мне то, что я хочу знать. – Она обхватила длинными пальцами нижнюю часть лица мужчины, расплющив его губы друг о друга.
– Я не знаю, о чем ты говоришь? – запротестовал тот сдавленным голосом. – Откуда ты знаешь мое имя? Что тебе от меня нужно?
– Мне нужно узнать, где прячется твой вожак, Балик, – сказала Федра. Она шептала мужчине в самое ухо, но благодаря какому-то жуткому эффекту ее слышали все находящиеся в комнате. – Просто скажи, и будешь свободен.
– Мой вожак здесь, ты, ненормальная! – проскулил Балик, взмахивая рукой в сторону губернатора Дюрана.
– Не он, глупыш. Где твой настоящий вожак? Где патриарх?
Теперь в глубоко посаженных глазах Балика заплясала настоящая паника; похоже, он догадался, какая опасность ему грозит.
– Я… я… я не могу сказать… – проговорил он, запинаясь. Те, кто старательно избегал его взгляда на протяжении всего допроса, теперь поворачивались к нему: ответ явно указывал на его причастность к нападению.
– О, дорогуша, конечно, можешь! – Федра провела другой рукой по его краснеющей щеке.
– Нет, нет, вы не понимаете – я не могу сказать. Не могу, – зачастил он, постукивая пальцем по виску. – Я хочу, поверьте, хочу. Но слова…
– Какой стыд, – протянула Федра и оттолкнула его лицо. Балик начал массировать свободную от ее хватки челюсть, опасливо посматривая на крохотную женщину.
– Неважно. Не хочешь давать то, что мне нужно, по-хорошему – я это из тебя вытащу.
Браслеты Федры подпрыгнули, когда она подняла руку. Глаза мужчины расширились, его собственная рука внезапно дернулась, пальцы сложились вместе и образовали клин, и потом этот клин ткнулся ему в рот, шаря, нащупывая, как червь, ищущий нору.
Федра шевельнула длинными пальцами, и та же сила, что контролировала руку Балика, растянула его рот в неестественной ухмылке. Он хотел что-то выкрикнуть, но не смог – его слова заглушила собственная рука, которая скреблась и царапалась, пропихиваясь мимо зубов и языка в глотку.
– Что такое? – ласково спросила Федра. – Уже готов мне сказать?
Раздался булькающий звук, словно он пытался закричать, но звук затих, когда Балик наконец просунул руку себе в горло.
– Ш-ш-ш, – Федра придвинулась ближе. Она прислонилась лбом ко лбу мужчины и сжала его голову обеими руками. Воздух вокруг них, казалось, замерцал, словно что-то невидимое перешло из разума мужчины в ее собственный разум.
Со вздохом она притянула голову Балика к себе – рука все еще торчала у него изо рта – и легко поцеловала его в лоб.
– Ты уже отдал мне все, что нужно, – певуче проговорила она.
По щекам мужчины бежали слезы. Кровеносные сосуды в глазах полопались, разукрасив белки алыми цветами. Он упал на колени, при этом не переставая впихивать правую руку все дальше и помогая себе левой, как рычагом, пока она наконец не оказалась по локоть в пищеводе. На мгновение Балик замер в тишине – из-за закупорки дыхательных путей он не мог издать ни звука, – а потом сильно рванул и с влажным хлюпаньем вытащил изо рта пригоршню кишок. Пару секунд они вяло, слегка покачиваясь, свисали изо рта, кровь и другие жидкости капали на отполированные доски пола, а потом Балик упал лицом вперед в кучу собственных внутренностей.
Федра некоторое время разглядывала его, на губах у нее расплывалась застенчивая улыбка; потом отвернулась и отошла теми же неслышными шагами.
– Собор Изобильного Урожая. Там мы найдем то, что ищем.
[[Категория:Warhammer 40,000]]
[[Категория:Хаос]]
[[Категория:Космический Десант Хаоса]]
[[Категория:Дети Императора]]
