3884
правки
Изменения
Перейти к навигации
Перейти к поиску
{{В процессе
|Сейчас =19
|Всего =22
}}
Нет описания правки
{{Перевод БН}}
{{Книга
|Обложка =AngronTheRedAngel.jpg
– Пока мы разговариваем, мои братья высаживаются на поверхность. Тем временем, однако... – Взгляд серых глаз космодесантника был глубоко печальным. – Мне требуется помощь вашего астропата.
== ПЯТНАДЦАТАЯ ГЛАВА ==
Капитолий Гиады был пыльным городом.
– Он придет, потому что его позовет не Гиада, а один из людей отца.
== ШЕСТНАДЦАТАЯ ГЛАВА ==
«Завоеватель» содрогнулся от ярости своего хозяина.
– Будет сделано.
== '''АКТ ТРЕТИЙ. ТЕ, КТО ПРЕВОЗНОСИТ КХОРНА''' ==
== СЕМНАДЦАТАЯ ГЛАВА ==
Коссолакс выкрикнул боевой клич, и блоки пенокамня и пермакрита размером с кулак разлетелись вдребезги под его ногами, когда он бросился на врага. Автоматные очереди сыпались с обеих сторон разрушенной улицы, рикошетя от его тяжелой брони, лазерные лучи попадали в него под прямым углом, словно свет, попавший в призму размером с танк. В его кулаке загрохотал болтер.
Пора было освободить некоторых воинов, которых он держал на орбите на случай, подобный этому. И он точно знал, кого послать.
== ВОСЕМНАДЦАТАЯ ГЛАВА ==
Пожиратель Миров, назвавшийся Лобазом, в один из кратких моментов просветления начал бить цепным топором по люку шаттла. Адамантивые зубья затупились от такого грубого обращения, а ремень лопнул, но все равно при каждом ударе из рампы вылетали куски металла. Бесстрастное лицо воина выражало сосредоточенность. Его разбитая губа подергивалась в промежутках между ударами, а «Гвозди Мясника» так обжигали его мышцы, что он покрылся потом. Люк выглядел так, словно на него напал зверь, но шаттл по-прежнему держал курс на вход в атмосферу.
Тяжело дыша, слишком разъяренный, чтобы размышлять о том, кто была эта женщина и что она пыталась сказать, он бросился в бой, а за ним и Шака.
== ДЕВЯТНАДЦАТАЯ ГЛАВА ==
Шака Бескровный с хрустом приземлился на разбитую стеклосталь, которая устилала пространство внутри зала. Он сложил крылья, поморщившись от неудобства, когда выпуклая мускулатура его брони втянула их обратно, и нерушимые стеклостальные пластины раскололись и лопнули под его огромным весом, когда он протиснулся внутрь. Шака оказался в большом круглом помещении, украшенном загадочными механизмами и большим количеством битого стекла. Двенадцать космодесантников в серебристо-золотых доспехах занимали позиции по окружности помещения, чтобы преградить ему дальнейший путь. У одно был шлем-череп капелана, другой в облачении – техномарина, а третий с чемпионской осанкой. Шестеро стояли в терминаторской броне.
Он сможет сделать это снова.
== ДВАДЦАТАЯ ГЛАВА ==
В воздухе висел липкий туман. Он прилипал к лицу, обволакивал заднюю стенку горла. Как только облако пыли, поднятое телепортами «''Меча Дионы''» рассеялось в коридоре, тело Грауца попыталось втянуть его обратно в легкие. Это происхоидло на подсознательном уровене, и его тело не смогло этому противостоять. Физиология космодесантника делала его невосприимчивым к большинству токсинов. Он не мог отравиться, не болел и не старел, никогда не подхватывал биологические инфекции. Как следствие, рефлекс, который существовал у людей для защиты от вредных испарений и токсинов, оказался намерено ослаблен, что позволяло ему и таким, как он, сражаться, не отвлекаясь, в самых вредоносных условиях, известных ранним генам человечества.
Эти знания никогда не распространялись на среду, столь неблагоприятную для рассудка, как недра «''Завоевателя''».
Его диафрагма сжалась, грудные мышцы бессмысленно напрягались и расслаблялись, когда кислота обожгла горло. Он наклонил голову вперед, словно его вот-вот вырвет, но облачение Рыцаря-Дредноута, Святость веры, удержала его в вертикальном положении. Психически подключенный к его разуму, в отличии от прямого нервного контроля его плоти, оно оставалось инертным без команд разума, и за это Грауц был ей благодарен.
В глубине внутренностей «''Завоевателя''» бессознательная судорога могла легко покалечить или убить одного из его братьев.
+Ангрон выстоял. Мы потерпели неудачу+.
За мгновение до уничтожения Базиликарум Астропатика и гибели Гиады «''Меч Дионы''» телепортировал одиннадцать выживших Серых Рыцарей прямо на «З''авоеватель''». Он оказался единственным кораблем в системе, достаточно прочным, чтобы выдержать неминуемое уничтожение планеты.
Грауц повернулся к Луминону, который послал ему эту мысль.
– Он выстоял, но мы не потерпели поражение. И мы не уступим, пока среди Братства Тринадцати остался хоть один, кто еще может держать в руках болтер или клинок.
Серые Рыцари склонили головы, словно бы молча примеряясь с тем, что он неизбежно потребует от них сейчас.
– Если Ангрону удастся вернуться на этот корабль и покинуть систему, он возобновит свой курс на Малакбаэль. Там он уничтожит то, что никогда не удастся заменить, и союз Двенадцатого легиона со своих примархом, как бы анархичным и кратковременным он ни был, станет ударом, который раненный Империум не перенесет. Нет, братья. Если Ангрона не удастся связать, как мы намеревались, то лучший путь, который все еще остался открыт для нас, - это уничтожить «''Завоеватель''» и сделать так, чтобы он никогда не добрался до истинного объекта своей ненависти.
– Пусть наша неподверженность порче станет абсолютной, – произнес Джеромид, его голос прозвучал хрипло в испорченном воздухе. – Мы сможем укротить варп.
– И, хотя колдовство будет против нас, никакая магия не принесет нам погибели, – продолжил Дворик, подхватывая стих, который капеллан выбрал из «Кабулос Луминар».
В это же время Галлеад и терминаторы братства выстроились в Перевернутую Восьмерку – боевой строй, наиболее неблагоприятный для сущности Кровавого Нечестивого: два воина смотрели вперед, двое – назад, а сам юстикар находился в промежутке между ними.
Как только они заняли позицию, Грауц почувствовал, что дышать стало легче: застоявшийся запах крови более не всасывался в дыхательные фильтры.
– Пусть нам и противостоят заклинания и заговоры, но Император все равно увидит нас победителями, – в унисон произнесли Галлиад и его отряд.
Сила их коллективной эгиды окружила Серых Рыцарей, словно крепость. Оскверненная кровь закипала в местах соприкосновений с ментальным силовым полем. Изнутри казалось, что миллионы обезумевших насекомых бросились на невидимый барьер, заключив Грауца и Серых Рыцарей в купол из черного дыма и мигающих огней, которые скрывали практически все. Все здесь было враждебно человеческому существованию, более смертоносно, чем пустота, более извращено в своем безумии, чем Врата Красного Ангела или поля смерти на Стиксе. Грауц чувствовал злобное сознание, которое скрывалось за этим – медный разум и медленно тлеющую ненависть, мысли, проносящие по неизолированным медным проводам электрическими импульсами.
– На этом корабле заключена демоническая сила, – сказал Грауц. – Возможно, это даже разум самого «''Завоевателя''».
– Куда, брат? – Дворик держал свой силовой меч двумя руками. Серебряные переплеты «Либер Демоника» звякнули о его нагрудник, словно бы они тоже почувствовали притяжение того, что ждало их впереди.
– Сюда, – указал Грауц.
Он не мог сказать, откуда ему известно куда идти.
В природе таких существ, как Ангрон, заключалось умение подстраивать судьбы других людей под себя. Грауц преследовал примарха веками, через световые годы и за пределами хрупких границ его реальности. Лишь в этом они с «''Завоевателем''» были очень похожи.
– Я велел корабельному мастеру Орену телепортировать нас как можно ближе к координатам, которые я смог определить.
– Вечным будет их долг, – пробормотал Геромид.
Дворик изобразил аквилу на своем нагруднике.
Забрав Серых Рыцарей из Базиликарум Астропатика и телепортировав их на «''Завоеватель''», «''Меч Дионы''» подвергл себя опасности, показав себя для всей армады Пожирателей Миров. Даже если бы у нее хватило скорости, чтобы опередить смерть Гиады, она не смогла бы укрыться от оружия Еретиков Астартес. Большинство Пожирателей Миров, скорее всего, обрадовались возможности сразиться с другим военным кораблем, даже если Гиада погубит их собственные корабли.
Кровь и медь не награждают души, которые спокойно войдут в его цитадель.
Так гласила Либер Демоника, и так оно и есть.
– ''Et Imperator invocato diabolus daemonica exorcism'', – произнес Грауц.
Сервоприводы взвыли, когда терминаторы Галлеада крепче сжали свои штурмовые болтеры. Лиминон сделал шаг вперед, протянул руку к борющейся оболочке между чистотой внутри и всепоглощающей ненавистью Ангрона и «''Завоевателя''» снаружи, и послал свой разум, чтобы исследовать путь впереди.
– Что видит твой разум, брат? – спросил Грауц.
+Наше вторжение наконец-то замечено+.
Откуда-то из глубины поврежденного корабля донесся вопль возмущения. Не заметив никаких заметных изменений в форме и размерах прохода впереди, Грауц ощутил, как его скрутило, словно мясник натянул веревку из кишок, чтобы выдавить что-то нечистое. Одиннадцать Серых Рыцарей, прикрепленных к металлическим пластинам палубы с помощью магнитных зажимов, держались стойко, а эгида вспыхивала такими мощными вспышками, что разум Грауца видел в субгипнотических образах слова.
+Противник+ Закричал Лиминон, все еще крепко прикованный магнитами к палубе. Его свободная рука опустилась на рукоять силового топора, и он отступил на полшага назад, чтобы встать между двумя терминаторами, словно приготовившись к атаке.
Коридор в обоих направлениях огласился криками. Огонь в гуманоидной форме рогатого Нерожденного расцвел по всей эгиде.
– Опустить болтеры, – рявкнул Галлеад, когда барьер содрогнулся от яростных ударов. Каждый удар стал огненной предсмертной агонией одного из меньших Нерожденных легиона «''Завоевателя''». Ни один меньший хор, скольких бы он не насчитывал, не сможет прорвать их эгиду, а тратить на них боеприпасы, изготовленные вручную из серебра и освященные в кузницах Деймоса, считалось расточительностью, граничащей с грехом.
+За мной, братья мои+ послал Грауц, одновременно обращаясь к разуму каждого из братьев и пробуждая мыслью Святость Веры. Сервоприводы загудели в каскадной последовательности, мощные гидравлические поршни удлинили конечности Рыцаря-дредноута и заставили его двигаться вперед, так что палуба содрогалась глухим стуком под его когтистыми лапами. +Теперь это наш курс. Наш единственный курс. Как и для меня, с тех пор как собиратели впервые забрали многих из вас из ваших родных миров. Как тринадцать Серых Рыцарей выжили в бойне на Армагеддоне, так и тринадцать вернуться, чтобы выполнить свою задачу. Во имя Малкадора Сигиллита и Повелителя Человечества, ни один из нас, собравшийся сегодня здесь, не сойдет с этого пути до его окончания. Силой ста и одного Истинного Имени, записанного в Конклаве Диаболус, все закончится лишь тогда, когда Ангрона сгинет, а последний из нашего братства наконец-то обретет покой+
– За Бариса и Локара, – крикнул Дворик.
– За Сигиллита и Императора! – вторил Геромид, и один за другим оставшиеся воины принесли клятву.
+За Сигиллита и Императора!+
Терминаторы Галлеада стояли спереди и сзади строя, а Святость Веры держала центр. Серые Рыцари продвигались по коридору, выжигая эгидой тлен на стенах, и уничтожая на пути бессильных Нерожденных. Те, кто заполнял коридор позади них, шипели от нарастающей ярости, отталкиваемые как психической эгидой, так и призывом Серых Рыцарей к Тому, Кого они знали как Анафему.
Одной мыслью, Грауц зарядил свои пси-пушки священными боеприпасами. Они двигались недостаточно быстро. Эгида считалась нерушимым барьером для низших ужасов Нерожденных, но у «''Завоевателя''» существовали и другие слуги, которых он мог призвать.
Пожиратель Миров с огромным щитом, усыпанным шипами, и ржавой булавой в другой руке, пробил себе путь сквозь дрожащее силовое поле Серых Рыцарей. Из поганых сплавов его брони вырывался дым, а раковые мутации извергали кровавый туман лимфы, но его лоботомированное безумие не допускало ни колебаний, ни боли.
Его прикончил поток нуль-снарядов терминаторов Восьмого братства, оказавшийся не менее эффективным против мяса и металла, чем против Нерожденных. Еще больше еретиков-астартес с воем набросились на эгиду, и Грацию пришлось добавить свой огонь к огню терминаторов. Психический импульс поднял один из силовых кулаков Рыцаря-Дредноута, и тяжелая пси-пушка под его плечами загрохотала, зарядившись из прикрепленного к ней коробчатого магазина. Орудие издало оглушительный рев, уничтожая как Пожирателей Миров, так и низших Нерожденных. Те, кому удалось прорваться сквозь град разрывного пси-реактивного огня и последующие потоки мяса, попадали под точные удары силового меча Дворика и совершенные, гудящие взмахи омниссийского топора Лиминона.
Первым из них пал технодесантник.
Очередь из автопушки, находящейся на потолке бойнице, расположенной где-то за пределами их эгиды, и, следовательно, за пределами возможности Гриция что-либо разглядеть, пробила визор Лиминона и взорвалась у него на затылке, разбрызгав кровь и керамит. Джеромид закричал, его горе оказалось настолько ощутимым, что металл коридора содрогнулся, а «''Завоеватель''» нанес ответный удар новой волной Нерожденных, которые в пиротехническом безумии уничтожали себя, набрасываясь на барьер эгиды.
+За Сигиллита и Императора…+ – пронеслась мысль, которая, как мог поклясться Граий, принадлежала Лиминону.
Он с трудом удержался, чтобы не повернуться и не посмотреть на тело технодесантника.
– Мы - чистота среди нечисти, – прорычал Грауц, его старческий голос охрип от психических усилий последних часов и горя. – Мы не уступим ни неживым, ни Нерожденным.
Меч Дворика рассек Пожирателя Миров с жужжащими цепными кулаками, приваренным к каждой руке, и уклониться от обезглавливающего удара топора другого. Сокрушительный взмах силового кулака Немезиды Грауца уничтожил третьего. Анхрум и Эпикран с психической точностью бешено стреляли сквозь эгиду, мстя за технодесантника.
Грауц сомневался, что за последний десять тысяч лет палубы «''Завоевателя''» слышали более чистый звук, если вообще он когда-либо здесь разносился. Еще до того, как Ангрон поддался Хаосу, «''Завоеватель''» только и ждал удобного случая, чтобы пасть.
Грауц, словно буря из иссушающего серебра, раздавил под ногами полмертвого еретика, а затем телекинетическим ударом, отбросил еще троих, которые яростно атаковали Дворика, туда, откуда они пришли.
Это было…приятно.
Он слишком долго просидел в закрытых библиотеках в погоне за забытыми легендами о демонах. Но его момент настал. Он чувствовал это. Когда психическое эхо этого деяния дойдет черед вар под Прогностиков Титана, все, что он сделал для гибели Ангрона, будет увидено. Его мемориал в Полях Мертвых, под мерзлой корой Титана и под фундаментом Цитадели, наконец-то будет покоиться рядом с его погибшими братьями на Армагеддоне.
Его долгие поиски будут оправданы смертью.
Грауц уловил движение за пределами эгиды. Он повернулся к нему.
Раздался треск пламени. Струя прометия прорвалась сквозь эфемерный барьер и сожрала Эпикрана целиком, испепелив закованного в силовую броню Брата-Штурмовика до костей за долю секунды, которая потребовалась Галлеаду, чтобы вскинуть руку и прокричать заклинание, по которому пламя вырвалось из него во все стороны и растеклось по стенам, потолку и полу, словно вода. Мастерство Юстицара в пиромантии соперничало с мастерством Грауца в фулминации, и Грауц даже не ощутил жара пламени, когда пронеслось по адамантовым ногами его конструкции.
Их осталось девять.
И передышка оказалась короткой.
Отряд космодесантников Хаоса, закованный в промасленную терминаторскую броню, пробился сквозь эгиду, словно ее и не существовало. Отступающие языки пламени мерцали на медных украшениях и блестящих наростах их брони, в то время как чемпион, казалось, поглотил тяжелый огнемет в руке и заменил его полудюжиной венозных молниевых когтей. Галлиад открыл огонь по остальным членам отряда, мгновение спустя к нему присоединились его терминаторы, но бесконечно мутирующая броня чемпиона отбрасывали их снаряды, словно бы он шел под дождем. Воин зарычал, неистово ликуя, и парировал удар силового меча Галлеада, а затем пробил молниевыми когтями нагрудник юстикара.
Не обращая внимания на все еще бьющегося юстикара, которого он оторвал от пола, и поднял над головой, разъяренный космодесантник Хаоса поднял левую руку в сторону остальных Серых Рыцарей.
Костяшки его пальцев превратились в дула болтеров.
Грауц размозжил череп павшему терминатору одним ударом силового кулака Немезиды Рыцаря-Дредноута, впечатав его и Галлеада в переборку позади себя.
Ни один из них не смог подняться.
Эгида Серых Рыцарей пошатнулась, когда братья Галлеада изо всех сил пытались справиться с потрясением, вызванным кончиной их юстикара. Но в тот момент, когда Грауц опасался, что эгида может ослабнуть и позволит ненависти демонических легионов «''Завоевателя''» победить их, он почувствовал, как сила Галлеада вновь поднялась откуда-то изнутри, и укрепила ее заново.
– Ни один из нас не сойдет с этого пути, – крикнул Грауц. – Все закончится, когда Ангрон сгинет, а последний из нашего братства наконец-то обретет покой.
Так он сказал, и силе их предсмертных клятв и последними лучами сияния Императора, он воплотит это в жизнь.
Его павшие братья все еще шли рядом с ним.
Остальные мутировавшие терминаторы перестреливались с выжившими Серыми Рыцарями, в то время как второй громадный чемпион и его воины пробились сквозь эгиду. Он не носил шлема, а выражение лица оставалось хмурым. Молниевыми когтями, торчащими из каждого силового кулака, он выпотрошил ближайшего из авангарда Галлеада. Серый Рыцарь терминатор продолжал сражаться, даже не застонав от боли, успев отправить на тот свет еще троих воющих воинов, прежде чем пал под численно превосходящими силами. Затем чемпион уничтожил второго из авангарда Галлеада, обезглавив последнего брата-штурмовика, Анкрума, тем же ударом, прежде чем Дворик смог забрать голову еретика.
Эгида дрогнула. Меднокожий джеггернают, размером с крупную лошадь, но массой с Теневой Клинок, прорвался сквозь слабеющую эгиду. Нерожденный на его спине тут же вспыхнул, но сам конь был настолько массивным, что растоптал копытами еще одного терминатора Галлеада, прежде чем рухнуть под мощью эгиды. В образовавшуюся брешь в психическом барьере влетела орда низших Нерожденных, черные мечи поднимались и опускались, слетаясь на павшего Терминатора, словно стая ворон.
Грауц, Дворик, Геромид и один-единственный терминатор Восьмого Братства, Орфео, - вот и все, кто остался.
– «''Завоеватель''» посылает смертные легионы своего хозяина, чтобы противостоять нам, – воззвал к ним Грауц. – Он уже недалеко, братья мои.
Новые стаи кровожадов вгрызались в дрожащую эгиду спереди и сзади. Лающая демоническая гончая с шипастым латунным ошейником сумела прорваться сквозь барьер и укусить Орфео за лодыжку. Терменатор взревел, и нуль-снаряды из его штурмового болтера разорвали гончую в клочья. Однако, он все же потерял равновесие, и уже через мгновение упал с тяжелым лязгом, и орды Нерожденных с воплями бросились на него.
Геромид повернулся к ним, освобождая свою душу от скорби по Лиминому, готовясь к смерти, и бросил всю свою ярость обратно по коридору в виде шара психического пламени.
– За Сиггиллита… и Императора, – выдохнул он, изнеможенно оседая на палубу, где вместе с Орфео исчез под неописуемым потоком бронзовых зубов, режущих лезвий и бешеных когтей.
– Брат! – закричал Грауц.
Остались только он и Дворик.
Ни их усилия не пропали даром.
На последнем этапе их пути преградили прочные двери из адамантия. Запорный механизм был поврежден недавним взрывом, но у Грауциса возникло ощущение, что эти двери представляют собой нечто большее, чем просто физический барьер. Пока Дворик и его силовой меч сдерживали орды позади них, он воспользовался моментом, чтобы изучить их. Зыбкое ощущение демонического присутствия, с внешностью женщины, с красным пятном, заполняющим предполагаемый контур ее груди, стояло поперек него, раскинув руки, словно намеревалось физически преградить ему путь.
– ''Ты вторгся в покои Ангрона с Нуцерии'', – раздался в его голове голос, одновременно женский и чудовищный. – ''Только не говори, что тебя не предупреждали''. – Грауцис не ответил, и демоническое видение вскоре рассеялось по его воле.
– Прикрой мою спину, брат, – сказал Грауцис.
– Всегда, – ответил Дворик, когда Грауцис поднял кулак Неиезиды и призвал свою силу.
== ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ ГЛАВА ==
Двери с грохотом рухнули внутрь, сорванные со своих направляющих телекинетическим ударом, сотканным из молний. Две смятые половины ударились о палубы и со скрежетом повалились внутрь, слишком тяжелые, чтобы отскочить, и не одна из искр не высеклась об металлический пол, подавленные темно-красной пеленой, осевшей, словно туман, над омертвевшими терминалами. Грауц прошел сквозь проем, и электрические нити поползли по силовому каркасу рыцаря-дредноута, а гулкие шаги возвестили о его прибытии, как последний звон «Колокола Потерянных Душ».
Он оказался в месте, которое, по всей видимости, когда-то называлось командной палубой, хотя и глубоко погрузившейся в восьмикратное разложение Кровавой Нечисти и с тех пор заброшенной.
Все стандартные командные посты находились на своих местах, и узнавались в своих новых формах, вызвавших отвращение у смертного. Рабочие места превратились в столы мясников, измазанные кровью и утыканные латунными шипами, с которых, словно трофеи, неподвижно свисали отрубленные головы и расчлененные тела астартес-еретиков в разнообразной геральдике Пожирателей Миров. В центре палубы возвышался командный трон. На нем неподвижно лежала мертвая фигура с посеревшей плотью, и редкими волосами, мумифицированная прошедшими тысячелетиями и облаченная в разорванные остатки белой униформы капитана корабля. Меньшие хоры Нерожеденных, чьи пылающие желтые глаза прожигали тонкие дыры в, затянувшем все, красном тумане, скребли палубу медными когтями и скулили из своих укрытий – падальщики, заманенные в логово бога-хищника и не желающие убегать, даже когда он обнажил свою мощь.
Со звуком, похожим на звук разжимаемого кулака, сжимавшего кусок хряща, Ангрон выпрямился у подножия трона и повернулся к взорванной двери. Все это действо напоминало оживление статуи первобытного бога войны, измазанного кровью от тысячелетних жертвоприношений.
Грауц подавил желание сделать шаг назад.
До того, как Грауц прервал его, демон-примарх, по-видимому, ни не занимался. После столкновения с разрушением Гиады его кожа почернела и шелушилась, окутываемая красным дымом, по мере исцеления. Казалось, что каждая мысль, каждое внутреннее усилие в этом нечестивом теле, стремились сдерживать его ужасающую ярость.
Ангрон был ранен, его настигла кара, но именно в таком состоянии зверь считался наиболее опасен.
За последние шестьсот лет Грауц почти ежедневно посещали видения с Ангроном. В запретных текстах, которые он собрал и изучил за это время, говорилось об Ангроне с Нуцерии, Ангроне, демоне примархе XII, и Ангроне, Великом звере Армагеддона. Неудивительно, что именно Ангрон появлялся в его воспоминаниях и преследовал во снах, когда ему приходилось остановиться и уснуть. Когда Грауц медитировал, то думал о том, как уничтожить полубога войны, и просыпаясь он продолжал этот великий труд, пока голос Ангрона звучал в его голове, высмеивая высокомерие верных сыновей Императора.
Но все же он не чувствовал, что не полностью готов к тому, что предстало перед ним сейчас.
Демон-примарх казался каким-то более крупным, чем тот монстр, который властвовал на полях сражений в его кошмарах. Его широкие мышцы согнулись под тяжестью кровоточащих мускулов. Потускневшая бронза его разрозненных доспехов стала толще и темнее, словно запятнанная шестью столетиями ненависти, в то время как его плоть приобрела более яростный красный цвет, окрашенный каждой каплей крови, пролитой во имя его. Гребень из кибернетических дредов, хоть и почерневший от огня Гиады, обрамлял ореол света, и он сверкал в темноте зала. Ангрон моргнул и желтые глаза без зрачков покрылись кровавой пленкой. А когда он усмехнулся, от того, что явно узнал того, кто отдал все силы, чтобы уничтожить его, обожженные губы растянулись в липком оскале ржавого цвета.
Кулак, размером с туловище космодесантника Хаоса, сжал рукоять бронзового меча Самниариус. По крайней мере, уничтожение Черного меча на Армагеддонне оказалось более продолжительным, чем уничтожение его хозяина. Другой рукой он потянулся, чтобы поднять огромный цепной топор Хребтомол, который лежал на палубе.
Грауц зашипел, вцепившись в удерживающие планки каркаса рыцаря-дредноута, когда боль в бедре внезапно стала сильнее, чем когда-либо. Струйка слабокислотной слюны стекла по подбородку, пока он пытался вернуть контроль над своим телом и разумом.
Ангрон издал влажный звук, похожий на усмешку. Он не произнес ни слова. Остался ли разум примарха достаточно ясен, чтобы использовать эту человеческую силу?
Грауц не знал, да это и не имело значения.
Падший примарх выразил свое намерение красноречивее любого капеллана. В его глазах бушевала ярость, достаточная для того, чтобы сжечь каждое слово во всех библиотеках человеческих цитаделей. От жара, но его рельефном, по-звериному вытянутом лбу выступил кровавый пот. Каждый выдох звучал как фырканье разъяренного амбула, готовящегося к атаке, капли крови и шипящие угольки нескрываемой ненависти брызгали из его приплюснутой морды.
Грауц ощутил, как участилось сердцебиение, когда боль в бедре перешла не чистый жар гнева, а в неожиданное, но совсем нежелательное чувство радости.
Серый Рыцарь чувствовал, как в нем разгорается тот же огонь, который он видел в Ангроне, и какой-то его части это нравилось.
Ангрон был отвратителен: самые худшие стороны человеческой натуры, объединенные в яростной плоти и заключенные в бронзу, кожу и кости. То, до чего он опустился, могло бы разорвать Империум на части, если его оставить на свободе. Ангрон сожжет дотла все, что осталось от руин человечества, начав новую эру тьмы, из которой не будет течь ничего, кроме крови и измученного вопля повелителя демонов, которому не осталось ничего, кроме полумиллиарда безжизненных звезд и костей его бывшего вида.
Все утешительные оправания чести и цели не помогли Грауцу. Он попробовал ухватиться за проповеди генетической божественности, оправдывающей все грехи, но под желтым, почти семейным взглядом стигийских глаз не смог более найти их в себе. С поразительной ясностью глаз, залитых красным, он увидел все яснее, чем когда-либо мог пожелать. Он ненавидел Ангрона, и это было правильно. Испытывать какие-либо другие чувства или, что еще хуже, вообще не испытывать никаких эмоций казалось немыслимым. Грешным. Их общий с Ангроном отец, никогда не хотел, чтобы подобные мерзости существовали, и в своем всеведении создал Серых Рыцарей как священный инструмент, с помощью которого его ошибка однажды может быть исправлена.
Этот день скоро наступит.
И если на то будет воля Императора – уже сейчас.
Грауц чувствовал, как по его венам растекается ярость, и он был уверен в этом так же, как и в совершенстве генетического кода, заключенного в каждую вибрирующую клетку его тела. В это время и в этом месте не могло существовать чувства чище.
Грауц впустил молнию в свои кулаки.
Энергия заструилась по боевой броне рыцаря-дредноута, когда она ощутила ярость своего пилота, преобразуя ее в кинетическую энергию для силового щита и пси-оружия.
– Мы - хозяева своего разума, – предостерег его Дворик, все еще державший свою клятву по сдерживаю орд Нерожденных «''Завоевателя''». – Наши эмоции - всего лишь ветер, нарушающий святость наших мыслей. Не обращай на них внимания, а только игнорируй. Владыку двенадцатого не одолеть гневом.
– За Сигиллита! – прорычал Грауц, оставив брата прикрывать проход. – За Императора! – Слова молнией срывались с его губ, когда он устремил в атаку вверенную ему Святость Веры. – Во имя душ ста девяти! – Его боевая конструкция стремительно врезалась в Ангрона. Он протащил примарха вперед, нанося удары коленями и кулаками.
Рыцаря-дредноута специально рабработали для того, чтобы превратить огромную психическую мощь Серого Рыцаря в непосредственную боевую мощь. Облаченный в доспехи рыцаря-дредноута, Серый Рыцарь мог сразиться лицо к лицу с Нерожденным из великих хоров, кошмарами, подобными тем, что упоминаются в Либер Демоника, и против которых сражался бы полный отряд паладинов братства. Но Ангрон мог стать тем испытанием, что не могли осилить даже самые могущественные из Нерожденных. Измученный клочок его человечности не стал недостатком. Он скорее приумножал силу. Его душа страдала, а мучения лишь подливала масла в огонь ярости.
С ревом демон-примарх схватил Грауца за крепления и швырнул в стоящий неподалеку вокс-терминал.
Рыцарь-дредноут врезался в приборную стойку, но Грауцу усилием воли удалось замедлить свое падение. Психически сгустив воздух над собой больше, чем внизу, он повернул рыцаря-дредноута так, что тот приземлился на ноги, раздавив когитационный массив вокс-станции под своими растопыренными пальцами, сплющив потемневшее стекло и древнюю сталь.
Ангрону не потребовалось много времени, чтобы прийти в себя.
Демон-примарх яростно налетел на него, расправив крылья, а с его подбородка свисали кровавые струйки слюны.
Грауц инстинктивно вскинул руку, и кулак Немезида рыцаря-дредноута, словно кувалда, врезался в лицо Ангрона. Челюсть демон-примарха хрустнула. Из его рта полетела слюна. Сосредоточившись и скорчив лицо, Грауц заставил противоположный кулак подняться и направил через него телекинетический удар, который поразил Ангрона в плечо. Кинетический разряд сломал кость демона-примарха, словно сухую древесину, и Ангрон взревел от боли, когда бронзовый наплечник взорвался. Расширяющийся конус пси-волн отлетел от прогнувшийся пластины и смял потолок. Облака химикатов, тысячилетиями кипевших в хлипких трубах, вырвались из пролома, вызвав огненную бурю, пересекающую оборванные электрические кабели, и вызвавшую визг десятков низших Нерожденных, которые нашли еще одну причину бежать в более темные углы командной палубы.
В реве пламени Грауц услышал гневный женский голос, но он не мог уделить ему достаточно внимания.
Ангрон невредимый прошел сквозь пламя.
Клинок, огонь и магия – вот чего боялись Нерожденные, но Ангрон, похоже, стал еще более могущественнее в своем изгнании.
Грауц отчаянно отразил выпад Самниария тыльной стороной своего силового кулака. Демонический меч прошел мимо, но учитывая колоссальную силу Ангрона, он едва не сбил его с ног. Грауц раздавил ногой еще одну часть палубы, едва успев выставить второй кулак, чтобы блокировать дикий удар Хребтомола.
Кровоточащая мускулатура раздулась до невероятных размеров, и демон-примарх нанес удар обоим оружием одновременно. Святость веры застонала, когда Грауц скрестил оба запястья над головой, до предела напрягая конструкцию, чтобы блокировать удар. Самниарий отскочил от усиленного поля Грауца, но Хребтомол срезал пси-пушку из его запястья, и оружие вонзилось в освященное серебряное покрытие предплечья рыцаря-дредноута, пробивая защиту за защитой, прежде чем выбить искры из его силового щита.
Грауц зарычал от облегчения и ярости, и ударил все еще целым кулаком Немезида по ребрам Ангрона. Примарх взревел в ответ, когда затрещали его доспехи и хрустнул кости. Ангрон сражался со ста девятью самыми могущественными братьями Грауца на Армагеддоне, убив всех, кроме тринадцати, но он сделал это не в одиночку. Он шел во главе Круора Претория, самого древнего и пропитанного кровью из всех Нерожденных, который, в свою очередь, командовал восьмью легионами Кровавой Нечисти.
Но в этот раз он стоял один. Его собственная ярость на Гиаде дала об этом знать.
Грауц обрушился на примарха с такой силой, что Ангрон слепо ответил ему тем же, и его сила, казалось, росла пропорционально растущему гневу Грауца. Они пронеслись по командной палубе, а затем вернулись обратно, снося все приборы и рабочие станции, попадавшиеся на их пути, независимо от их массивности и размеров. Был ли это рыцарь-дредноут или нет, но в те неистовые минуты Грауц мог умереть дюжину раз. У него не осталось возможности потратить душевные силы на то, чтобы объяснить, как этого не произошло, отметив лишь, что каждый раз, когда цепной топор примарха пробивал его защиту и грозил пробить силовые щиты, подле него словно бы оказывался топор Лиминона или крозиус Геромида, который отклоняли удар. Всякий раз, когда рыцарь-дредноут натыкался на обломки, грохот болтера Галеада отдавался в его ушах, и Ангрон отступал назад, отбиваясь от густого красного тумана, окружавшего их обоих, вместо того чтобы добить его. Братья Грауца сражались с ним.
Их души отправились на поиски Императора, но Он еще удерживал их здесь, силой клятвы, данной Ему, повелевая им остаться, пока задание не будет завершено и один из их братства все еще будет продолжать сражаться.
– Вечным будет их долг, – пробормотал Грауц, вспомнив строки Геромида, прежде чем завершить стих криком. – ''Et Imperator invocato diabolus daemonica exorcism!''
Пока Ангрон отмахивался от полувоображаемого огня, Грауц навел оставшуюся пси-пушку и разнес нагрудник демона-приарха. Из-за ударов, которые рыцарь-дредноут выдержал до этого момента, его прицел сбился от мощной отдачи, и половину залпа вырвала красное мясо из груди примарха, а остальное взорвалось на стенах.
С ревом, Ангрон бросился на Грауца, опустив голову, и впитав в себя мощь пси-пушки, изгоняющей варп. Он повалил рыцаря-дредноута на землю.
Боевой костюм спиной рухнул на палубу.
С жужжанием сервомоторов Грауц мысленно приказал ему подняться, но сапог Ангрона опустил его обратно. Грауц взмахнул пси-пушкой. Ангрон отбил ее в сторону с такой силой, что вывихнул плечо механизма и разорвал пси-проводящий интерфейс с остальными частями костюма. Рука безжизненно упала на палубу.
Повелитель XII торжествующе зарычал.
Грауц, несмотря на свою первозданную генетику и все свои тренировки, не смог удержаться и зарычал в ответ.
– Уймись, мерзость! – раздался крик Дворика откуда-то сзади.
Грауц повернул голову и посмотрел через плечо рыцаря-дредноута.
Ярость Ангрона и огонь Дворика отбросили меньших Нерожденных от входа и оттеснили в коридор даже горстку Пожирателей Миров, поддерживающих их. Случайные сервиторы, запрограммированные на абсолютное следование своим защитным протоколам, пробивались сквозь завалы и огонь, пока не погибли. Наступила короткая передышка, но ее хватило, чтобы древний паладин опустил меч и, по крайней мере, на мгновение повернулся к Ангрону.
– In nomine veritas, я приказываю тебе.
Раздался оглушительный треск, когда тяжелая челюсть Дворика отделилась от черепа, выпустив поток нечеловеческих звуков и оскорблений, хлынувших из его рта. Вместе со словами пришли и психические импульсы. Яростное презрение сына к творениям своего отца. Ярость поверженного ангела. Стыд от того, что его снова захватили в рабство чужих замыслов. Словами и мыслями паладин выкрикивал Истинное Имя Зверя. Он направил бессилие в ярость. Он воплотил его в себе.
Дворик не обладал психическим мастерством Грауца, и имя, полученное им на Армагеддоне, имело лишь фрагментом целого, но его воздействие на павшего примарха оказалось мгновенным и драматичным.
Ангрон откинул голову назад.
Из его рта повалил дым, а вены на его мускулах вспыхнули огнем.
Физический удар, исходил одновременно звуком и психическим проявлением ярости, обрушившись на Дворика словно удар кулака, подняв паладина с ног и швырнул его через всю палубу.
Излияние ярости демон-примарха продолжалось.
Грауц чувствовал, как она бьет по силовому полю Святости веры, вырываясь наружу яростным красным шквалом, и ее мощь прижимала конструкцию с такой же силой, как мгновение назад сапог Ангрона.
Задыхаясь от гнева примарха, Грауц застонал и попытался подняться, вложив всю свою силу воли в единственную действующую руку рыцаря-дредноута и оторвав кулак Немезида на дюйм от палубы.
Он закричал и сумел поднять его еще раз.
Ярость, высвобожденная произнесением Истинного Имени Ангрона, все сильнее выходила из-под контроля. Она распространялась словно ураган. Рука рыцаря-дредноута дрожала, Грауц пытался поднять ее достаточно высоко, чтобы сжать кулак и завершить то, что начал Дворик, пока Ангрон оставался ослаблен. Тем временем, ярость, превосходившая любые смертные пределы, продолжала вырываться из горла демона-примарха и бушевать на палубе.
Она вырывала плиты из пола и, закручивая их, швыряла к дальним переборкам. Еретические идолы падали перед его гневом. Струи пламени, все еще бьющие с потолка, изгибались вокруг эпицентра бури Ангрона, как выбросы корональной массы, падающие в вечно голодную пасть черной дыры. Терминалы, сорванные с постаментов, взрывались, разлетаясь на куски в ускоряющимся и все более яростном вихре.
Лишь командый трон в центре палубы с мумифицированным трупом какого-то мутанта, сгорбившегося в своем кресле, казался неуязвимым. На мгновение Грауц ощутил, как над плечом трупа возникла седовласая женщина в накрахмаленном белом мундире – ее опрятный вид совершенно не соответствовал тому водовороту, в котором она решили появиться.
Грауц почувствовал, как по телу пробежал холодок беспокойства. Все свои усилия он направил на то, чтобы запечатать или уничтожить Ангрона. Но он не учел, что у «''Завоевателя''» есть своя воля.
Прежде чем он успел что-либо сделать, переборка прямо за его спиной разлетелась на куски.
Этому не предшествовал никакой взрыва, который смогли бы уловить сенсоры брони Грауца, просто внезапная и необъяснимая разгерметизация, словно спящая электрохимическая система кровообращения, проходящая через стену, выбрала именно этот момент для взрыва. Насколько невероятно это не выглядело, но последующие переборки продолжали разрываться таким же образом, пока у «''Завоевателя''» просто не закончились стены.
Герметично запертому внутри своей боевой брони, подкрепленной Святостью веры, Грацию потребовалось на полсекунды больше времени, чем следовало бы, чтобы засечь внезапное исчезновение гравитации или свистящий выход атмосферы из командной палубы. Струи пламени с потолка устремились к пробоине в корпусе, а затем погасли. Блестящие металлические обломки, которые Ангрон закрутил в вихрь вокруг себя, начали вылетать наружу, так как выходящий воздух тянулся к притягательной силе ярость демона-примарха.
Грауц повернулся.
В конце длинного коридора из искореженных рам переборок мерцали звезды.
– Трон, – выругался он, когда разгерметизация потащила его поврежденного рыцаря-дредноута на спине в пустоту.
Одной лишь мыслью, он прикрепил свою броню магнитными зажимами к палубе.
На мгновение она удержала его на месте, пока сами палубные плиты не оторвались от пола, и человек, и рыцарь-дредноут, перевернувшись, полетели в открывшуюся пустоту. Переборка за переборкой проносились мимо него, а его единственная рабочая рука инстинктивно пыталась ухватить за что-либо, до чего могла дотянуться, пока он не вывалился в космос.
Он пробил внешнюю обшивку «''Завоевателя''» и продолжил падение.
Обломки палубы, которые унесло вмести с ним, превратились в мерцающий дождь, сверкающий, как звездная пыль, в сиянии двух красных солнц Гиады. Он продолжал вращаться вокруг своей оси, пока не оказался лицом к лицу с освещенной стороной «''Завоевателя''». Видя великий линкор со стороны, не имея ни собственного корабля, ни астрономических расстояний, которые, как правило, скрывают от воина его ничтожные размеры, Грауц не мог не оценить какой тот огромный. Двенадцать с лишним миль в длину – буквально гора из латуни, адамантита и покрытых шрамом мышц, намного превосходящая любой природный пик, все еще гордо возвышающийся на Терре.
Он выглядел поистине чудовищным. Истинный Пожиратель Миров.
Продолжая медленно вращаться, он мельком увидел Дворика.
Паладин преодолел брешь в корпусе на несколько секунд позже Грауца, вращаясь в пустоте по совершенно другой траектории.
Глубоко вдохнув воздух из доспехов, Грауц сконцентрировал свои мысли и направил их, словно нить, к брату. Он почувствовал, как в затылке у него все сжалось, когда Дворик ухватился за психический спасательный круг, а затем медленно, усилием мысли, вызвавшим прилив давления к глазам и медленное кровотечение из носа, притянул брата к себе. Вектор их взаимных траекторий начал сближаться, а затем и вовсе пересекаться. В условиях дрейфа в пустоте это была сущая мелочь, но, сблизившись, они могли…
С ревом, потрясшим даже пустоту и еще долго отдававшимся в черепе Грауца, Ангрон прорвался сквозь исчезнувшую брешь в корпусе «''Завоевателя''». Метафизическую природу демона-примарха совершенно не волновало ни опустошение палубы, ни потеря атмосферы, и он на кровоточащих крыльях влетел в пустоту. Не обращая внимания на Дворика, Ангрон направился к Грацию, который представлял большую психическую угрозу, становясь все больше с каждым скрипом своих крыльев.
Грауц напрягся, направив часть психической силы, чтобы удерживать нить связи с Двориком. Он пожертвовал планетой и всем своим братством ради этой миссии. Он не отдаст еще одного брата пустоте.
Когда Ангрон с ревом преодолел немыслимые расстояния космоса и оказался на расстоянии вытянутой руки, Грауц нанес удар в красную челюсть демона-примарха. Из-за отсутствия сопротивления воздуха, и гула молекул, распадающихся на атомы под воздействием силового поля Немезиды, удар казался очень медленным. Ангрон парировал его с презрительной легкость.
Сила противодействия, которой не требовалось преодолевать трение и гравитацию, вывела Грауца на совершенно новую траекторию.
Он вращался в пространстве, крутясь вниз головой, в пятьдесят раз быстрее, чем до этого. Картинка сменялась быстрее, чем могла обработать зрительная кора даже трансчеловека, вызывая головокружение, которое ему с трудом удалось сдерживать.
Он видел «''Завоевателя''».
Черноту.
«''Завоевателя''».
Черноту.
«''Завоеватель''».
Еще более глубокая чернота.
Планета.
За ту долю секунды, что она была пред ним, он увидел повреждения, прочертившие ее пыльную поверхность. Трещины раскололи ее кору, словно скорлупу разбитого яйца, расщелины длиной в шестьсот миль пресекали полушарие. Из космоса виднелся кратер глубиной до ядра, оставленный Грауцем после случайного разрушения Базиликарум Астропатика. Газы вырывались вверх через расколовшуюся кору, достигая верхних слоев атмосферы и выбрасывая на орбиты минералы, содержащиеся в Гиаде. Если бы планета выжила, то помимо кратера, Гиада унаследовала бы систему тускло-кремневых колец в память о том дне, когда Грауц Теломейн не смог сразить полубога.
Но она не выживет.
Гиада уже умерла.
По одному лишь взгляду, брошенному на нее, это невозможно было понять, но каким-то образом Грауц чувствовал это. Дикие скачки геомагнитного поля уходила далеко в космос, воздействуя на его психику подобно предсмертному крику. Грауц тряхнул головой, даже этого движения оказалось достаточно, чтобы изменить траекторию его вращения, и быстро воздвиг стену вокруг своих эмоций.
Там много смертей и за так мало.
Уничтожение Гиады, уничтожило флот Ангрона, это правда. Примарх не привел в эту систему ни одного корабля с такой массой и силой, как «''Завоеватель''», и гибель тысячи еретиков-астартес или более уже считалась немаловажным триумфом, стоящим жизни его собственных братьев. Но Грацию следовало бы знать… Если бы он был настолько подготовлен, насколько считал, то понял бы, что Кровавой Нечисти все равно, откуда льется кровь.
Любая кровь подпитывает ее одинаково.
Разве Дворик не пытался предупредить его? Разве Геромид не пытался с самого начала подсказать ему план? Разве он сам не чувствовал, как возросла мощь Ангрона после Армагеддона?
«Повелителя Двенадцатого не победить яростью», - сказал ему Дворик.
Грауц проклял свою собственную слепоту.
Он сделал это. Своей решимостью, граничащей с яростью, он подпитал дух примарха. Принеся в жертву Гиаду и всех, кто сражался на ней, он сделал его только сильнее. Но ему пришло в голову, что он еще может все исправить. Грауц может отменить невольно сделанный им дар крови и гнева и лишить примарха безоговорочной победы, даже если это будет стоить ему того ничтожного шанса, который еще оставался, чтобы исполнить свою волю.
Этой победы будет достаточно.
Своей собственной рукой, психически отсоединив ее от руки Святости веры, он прикоснулся пальцами к пластине на бедре и поморщился. Старая рана снова кровоточила под броней. Одинокая слеза боли и отчаяния увлажнила его веки, но, несмотря на это, он мрачно улыбнулся.
С алой вспышкой Ангрон сделал вираж в пустоте, расправив крылья, словно ловя небесные потоки, поднимающиеся из умирающего мира, и полетел на него второй раз.
+Отпусти меня, брат+ Красноватое пятно на доспехах Дворика, освященное серебро, окрашенное светом двух солнц Гиады, отдалилось, но голос в голове Грауц был силен, как никогда. +Поражение Ангрона – это все, что имеет значение+
+Нет, брат+ отозвался Грауц. +Нет. Не в том случае, если это будет достигнуто ценой наших собственных душ. Не в том случае, если сама попытка превратит нас в тех, кого мы стремимся уничтожить.
Теперь он видел это.
Ангрон пал давным-давно.
Он пал на Нуцерии, когда Лоргар Аврелиан пригласил силы варпа поселиться в его плоти и завладеть его душой, а он не смог устоять. Оставшаяся от него оболочка стала худшим проявлением человеческого духа, его идеально сконструированная форма была переделана и переосмыслена, чтобы лучше воплотить тот отвратительный идеал, ради которого его воскресили. Он стал воплощением универсальной истины, а с истинами нельзя противостоять.
Их можно только отрицать силой воли.
Грауц не мог убить того, кто уже мертв, но, возможно, самое болезненное, что он еще мог совершить по отношению к богу битвы – это вообще ничего не делать.
Собрав последние душевные силы, он оттолкнул от себя Дворика, направляя его обратно к «''Завоевателю''», где тот еще мог найти убежище от смерти Гиады, и повернул голову к разъяренному примарху.
– Я отвергаю тебя, демон, – прошептал он и опустил кулак Немезиды рыцаря-дредноута на бок.
Эмпиреи, как его учили, считались областью разума.
Как физические трубы и соответствующие инструменты могут быть использованы для формирования архитектуры реального пространства, так и варп возможно изменить с помощью силы воли.
Закрыв глаза, он отправил свой разум подальше от этого места боли, крови и ярости, и позволил ему лететь туда, куда он всегда отправлялся, когда мог идти куда-угодно. Из этого далека он почувствовал, как Самниариус пронзил его покинутую плоть: демонический металл жадно впился в осколок своего бывшего собрата, который остался торчать в его теле столько лет назад, и, возможно, только возможно, заключая себя в ловушку с частичкой бессмертного духа Грауца Теломейна.
Младшая психическая сущность Грауца улыбнулась, увидев своего рода победу в совершенно неслышном вопле ярости Ангрона.
Вселенная начала темнеть.
Над горой Анарх все еще шел дождь.
''«Да»'', – подумал он. – ''«Здесь».''
== ЭПИЛОГ ==
Ортан Лейдис то приходил в сознание, то снова погружался в сон. О побеге с планеты он помнил лишь отрывки. Он помнил свет – вспышку, настолько яркую, что она разрезала мир пополам и не оставила ни тени. Помнил, как лежал среди обломков, его тело было изуродовано, черная душа обуглилась, и он ждал смерти. Помнил женский голос у себя над ухом, маленькие смертные руки, трясущие его за израненное плечо.
– Проснись, Лейдис. Проснись. Проснись, проснись, проснись.
Его веки разлепились и дрогнули, открываясь.
Он находился в небольшом помещении с полированной отделкой и зазубренными краями. Кровавые разводы украшали зеркальные дверцы хирургических шкафов. Они покрывали эмалированные поверхности и все остальное, кроме блестящих от остроты различных ножей и пил, прикрепленный к магнитной ленте на стене.
Он несколько раз моргнул и закрыл глаза.
Сознание покинуло его, и он задремал.
В наркотическом сне перед ним возникали и исчезали лица. Некоторые знакомые. Некоторые чудовищные. Большинство представляли собой кошмарные слияние того и другого. Он увидел Джиневу. Оруженосец сидела на складном табурете, склонив голову над многократно прочитанным экземпляром Стихов Ангела, лежащим у нее на коленях. Стихотворение, которое она читала вслух, разозлило его, но, что еще хуже, оно принесло ему такую боль, какую он не испытывал со времен их бегства из Эдема, и Лейдис не смог сдержать ярости.
Он снова погрузился в сон.
Через некоторое время он очнулся от сна, в котором ангел Сангвиний стоял над ним и судил его, а Джинева читала ему стихи.
Полусонный, он принюхался.
Он находился в апотекариуме.
Все они имели общий запах – имперские технологии подразумевала стандартизацию используемых антисептиков, мазей и препаратов. Воздух пропитал запахом крови и желчи, рвоты и фекалий, воздухоочистители, установленные в ржавых панелях, чавкали, словно в холодном супе. Лейдис сомневался, что их когда-либо чистили. Он почувствовал, как раздуваются его ноздри, как учащается дыхание, когда они вдыхают этот сладковатый воздух. Он вспомнил благовония, которые Ангелы Грааля возжигали в своих апотекариумах, чтобы заглушить запах крови, и понял, что скучает по ним.
Медленно открыв глаза, он окинул взглядом свое тело.
Это был не совсем сон.
Мускулистый Пожиратель Миров в тунике без рукавов, которая когда-то имела белый цвет, но теперь стала коричневой от крови, стоял, сгорбившись и что-то причитал над правой ногой Лейдиса. От нее не осталось ничего, кроме кровавого фарша и осколков кости ниже колена. Послышался влажный стук, затем скрежет, когда обрубок свалился со стола в ведро.
Мясник-хирург перешел к другой ноге.
Лейдис ничего не почувствовал.
Он пробормотал какой-то вопрос и снова погрузился в сон.
Его вернул в сознание пронзительный писк сверла для костей.
Апотекария уже не было.
Как и его ног.
Из прижженных культей, словно вилки, торчали рудиментарные металлические штыри, готовые принять бионические импланты, которые мог предоставить такой полудикий корабль, как «''Завоеватель''». Он ощутил глухую вибрацию в костях черепа и шеи, в голове нарастало ужасающее давление, пока через минуту или две сверление не прекратилось. Сверло вышло из черепа. Вибрация прекратилась.
Внезапный приступ боли привел его в чувство.
Они никогда не испытывал подобной боли. По его телу прошла пульсирующая боль, которую не могла полностью заглушить или игнорировать физиология астартес. Нервные спазмы, пробегающие по его мышцам под наркозом, заставляли его руки и ноги биться о хирургический стол, к которому он был привязан. Из его рта пошла пена, когда он пытался освободиться, вырвать боль из черепа, выцарапать себе глаза и вонзить пальцы в мозг, если бы это было возможно. Он дернулся, сжавшись так, как это делал Архор, сотрясая весь стол под собой, и слезы от раскаленной добела агонии потекли по его лицу.
Джинева сидела на том же табурете, где он видел ее последний раз, на коленях у нее все еще лежали «Стихи Ангела». Казалось, она вообще не сходила с места.
– Милорд, – мягко произнесла она, неуверенно протянув руку к нему, только чтобы поспешно убрать ее обратно, когда он заметно отпрянул от ее прикосновения.
Он оскалил зубы в стоне.
– Т-Т-Т…
Лейдис попытался сформировать слова, но, казалось, что-то замкнуло цепь между ртом и мозгом, а боль в голове лишь усиливалась. Казалось, что его череп вот-вот лопнет. Слюна стекала у него по подбородку, словно для того, чтобы хоть немного ослабить давление в голове.
И его посетила внезапная мысль, ужасающая по своему масштабу.
Он посмотрел вниз.
Гвозди Архора, прикрепленные проволокой к сгибу бедра, исчезли.
– Теперь вы в порядке, милорд, – прошептала Джинева, словно стараясь не вызвать приступ головной боли. – Вы снова на борту «''Завоевателя''», и, как только ваше состояние стабилизировалось, я позаботилась о том, чтобы вам сделали операцию. – Он наклонилась вперед, ее глаза блестели, и она поразила его своей преданностью. – Теперь вы Пожиратель Миров, мой господин. У вас есть все, чего вы когда-либо желали. И с падением Бескровного на планете, вы…
Для Лейдиса навсегда останется загадкой, как, по мнению оруженосца, смерть Шаки повлияла на его статус.
Джинева поперхнулась.
«Стихи Ангела» упали с ее колен, металлический табурет с грохотом упал на пол, когда рука, в которой Лейдис лишь отдаленной узнал свою собственную, подняла ее с земли.
Каким-то образом он освободился от наручников, преодолев действие анестетиков, которые все еще мешали полностью прочувствовать это.
– Н… – сказал Лейдис, зажмурившись от разочарования. Приложив все сознательные усилия, которые его измученный разум все еще мог направить на решение одной задачи, он сконцентрировался на своих губах, заставляя их произносить слова, которые он хотел, чтобы они произнесли. – Н-н-Нет... – Он раздраженно встряхнул женщину, словно Джинева была виновата в том, что не смогла понять. – Н-н-нет, – произнес он, но его мучения оказались слишком сильны, чтобы гордиться столь ничтожным достижением, как произнесение слова.
Он выжидающе посмотрел на оруженосца.
Она посмотрела в ответ остекленевшим взглядом, ее голова безвольно повисла на пальце его руки, обхватившую тонкую, сломанную человеческую шею.
Она умерла.
В этот момент он испытал такой прилив облегчения от боли, что чувство вины ушло на второй план, и он задыхался на операционном столе, стараясь сдержать смех.
Это продолжалось целую секунду.
И каким-то образом он понял, что более никогда не познает такого продолжительного блаженства.
Он уже жаждал большего.
– Хнннг! – проворчал Лейдис, отбрасывая тело своего последнего и самого верного товарища, о котором он уже забыл, сосредоточившись на том, чтобы освободиться от оставшихся пут.
Теперь он Пожиратель Миров.
[[Категория:Warhammer 40,000]]
[[Категория:Империум]]
