Изменения

Перейти к навигации Перейти к поиску

Обеты проклятия / Oaths of Damnation (роман)

61 542 байта добавлено, 22:26, 31 октября 2024
Нет описания правки
{{В процессе
|Сейчас =810
|Всего =24
}}
Она потрясала лазпистолетом, но, судя по всему, никто из членов экипажа не заметил её. Они были потеряны, потеряны и прокляты.
Из отсека переработки вело два люка, один слева, другой справа. Хэрроу заставила себя притормозить и не выбирать путь наудачу. Она была инквизитором, плутонийкой(<ref>Плутонийцы — радикальная секта Ордо Маллеус, которая сыграла решающую роль в становлении современных Экзорцистов.)</ref>, и бывшим дознавателем лорда-инквизитора Мундара. Она уже сталкивалась лицом к лицу с ужасами варпа. И не усугубит свои просчёты ещё большей неосмотрительностью.
Направо. Она вспомнила литанию, высеченную над проходом, которую заметила на пути со взлётной палубы. ''Дамнацио про нобис омнибус венит,'' строчка из ''Либер Экзорцизмус''<ref>«Книга Экзорцизма» (лат.).</ref>. ''Проклятие ждёт всех нас.'' Слишком уместно.
Рабы Ложного Императора уже настигли их.
 
 
===Глава VIII. Охота на грехи===
 
Они напали на след. В этом Вей был абсолютно уверен. Он ощущал впереди некое присутствие, тёмное и гнусное, оно источало скверну в окружающий её эфир. Без сомнений, злобное исчадие Хаоса, сродни прогнившим душам встреченных им ранее еретиков, но бесконечно более древнее и могущественное.
 
— Ступайте осторожно, братья мои, — воксировал он отделениям Хаада и Беллоха. — Нас там ждут не только простые культисты.
 
Отделение Хаада отправило невербальное подтверждение на его наручный дисплей. Лазутчики уже вычищали еретиков из зданий слева и справа от Вея. Чем дальше они продвигались, тем чаще в стенах хижин раздавалось рявкание болт-карабинов.
 
''— Вижу храм, —'' доложил ушедший вперёд Беллох. — ''Вокруг дверей собралась пехота еретиков. Численностью в одну роту. Прошу разрешения вступить в бой.''
 
Вей подумал было над отказом, но он уже ни капли не сомневался, что они на верном пути. Если отродья Лоргара захватили храм, то и Сломленный почти наверняка где-то рядом. Время для осторожности прошло.
 
— Даю разрешение, — воксировал он Беллоху. — Отделению Хаада оказать непосредственную поддержку, атакующий маневр «реш»<ref>Реш — «голова», двадцатая буква еврейского алфавита.</ref>.
 
Движением века он отправил пакет данных Зайду, отметив храм и вероятное присутствие цели. После чего перешёл на бег и отстегнул Керувим, приступив к пробуждению клинка и объединению своей психической сущности с духом оружия.
 
Впереди уже слышался знакомый, характерный грохот болтеров. Отделение Беллоха вступило в бой.
 
 
Сержант-причетник Беллох вёл всех за собой.
 
Став новым командиром головорезов в составе Разрушителей Чар, он ещё ко многому не успел привыкнуть. До кампании на Деметре именно Зайду и только он всегда бросался первым в гущу сражения. Он был Палачом Грехов, охотником на проклятых, вечно голодным, всегда неумолимым. Но теперь он руководил целой ударной группировкой, и по мнению Беллоха, этот пост ему не подходил. Он всё ещё хотел быть первым, однако новая должность требовала от него сдержанности. В какой-то момент, ещё на пути к упавшей спасательной капсуле, Зайду ускользнул из оков командования и обогнал даже своих прежних братьев-головорезов.
 
Это было откровенное издевательство над новой должностью Беллоха, но тот не возражал. По правде говоря, он и сам сомневался в своей пригодности к роли сержанта, командира отделения, которое теперь носило его имя. Он не был Зайду. Его руки не оплетали свитки с изречениями из ''Либер Экзорцизмус'', а клинки не сверкали рунами отречения.
 
Все эти сомнения были мгновенно забыты, как только он ворвался на маленькую, захламлённую площадь перед мусорным храмом. Беллох увидел перед собой смердящее стадо еретиков, которые прекратили таращиться на покосившееся здание и с изумлением повернулись к великанам, несущимся на них из аллей и боковых улочек.
 
Беллох проревел Литанию Наставления, полумаска-череп превратила слова в оглушительный вой, заглушивший грохот тяжёлого болт-пистолета. Ближайших к нему культистов срубило, будто косой, а остальные потянулись за своим примитивным оружием.
 
Причетник оказался среди них прежде, чем они успели вскинуть винтовки. Его боевой нож сверкал, обливаясь кровавыми слезами. Краем глаза он отмечал следующих за ним остальных бойцов отделения, но всё его внимание было приковано к храму, и к тем, кто вышел из него наружу.
 
Это были громадные создания, закованные в доспехи цвета свернувшейся крови с бронзовой и костяной каймой. На них повсюду висели обрывки содранной плоти, исписанные богохульными молитвами и катехизисами. Беллох даже сквозь маску чуял прогорклый смрад варпа. Дети Лоргара, Экскоммуникаты Трейторис. Несущие Слово.
 
Беллох рассчитывал, что они займут оборонительную позицию и встретят атаку головорезов. Вместо этого, изменники принялись отступать, защищая собой одного из своих, сжимающего нелепый изогнутый посох. Беллох взревел и бросился на них, отказываясь позволить им уйти. На бегу он скомандовал своим братьям прикрыть его с флангов, защитить от культистов, которые уже оправились от шока и с самоубийственной решимостью стремились ему наперерез.
 
Один из предателей замешкался, явно разрываясь между приказом к отступлению и желанием встретить лицом к лицу наступающих Экзорцистов. Беллох выпустил последние патроны магазина в этого воина. Болты отскочили от нагрудника и наплечников, после чего сдетонировали, прошивая изношенный керамит острыми осколками. Эта очередь дала нужный эффект, став явным вызовом, который Несущий Слово не смог проигнорировать.
 
— ''Глория Этерна<ref>Вечная слава (лат.).</ref>,'' — рявкнул еретик, затем встал в удобную стойку и открыл огонь из собственного болтера, чей дульный срез был выполнен в виде клыкастой демонической пасти. К тому моменту, Беллох уже примагнитил пистолет к бедру и цапнул за шею ближайшего культиста, выставив его перед собой как живой щит. До цели остался всего десяток метров. Смертный сопротивлялся недолго — через секунду его настигли болты Несущего Слово, срабатывая от ударов по железу и мясу. Еретик разлетелся на куски прямо в руке Беллоха, и тот швырнул остатки его тела в Несущего Слово, после чего влетел в него на полной скорости.
 
Предатель был быстр, но Беллох превосходил его. Сержанту уже доводилось убивать его сородичей. Прежде чем еретик успел бросить болтер, чтобы достать собственный клинок, кинжал Беллоха вонзился снизу вверх в сочленение между плакартом<ref>Плакарт — часть доспехов, созданная для защиты нижней передней части торса.</ref> и нагрудником, прорезал оголившиеся кабели силовой брони возле пупка и погрузился в плоть. Он провернул и вырвал нож, а еретик ответил ему ударом кулака в лицо, раздробив ухмыляющуюся маску-череп.
 
Сержант-причетник мгновенно понял, что перед ним не ветеран Долгой войны, а жалкий отброс, лишь недавно посвящённый в ряды осквернённого братства. Изменник несколько мгновений тщетно пытался перебороть его грубой силой, после чего ударил Беллоха головой в горжет. Причетник вновь пырнул его ножом, вогнав клинок под углом в брюшину предателя и пытаясь протолкнуть его дальше, под сросшиеся рёбра, чтобы добраться до жизненно-важных органов.
 
Затем что-то ударило его справа, что-то гораздо более массивное и сильное, чем стоящий перед ним еретик. Он едва не упал, но сервоприводы успели зафиксироваться, а отточенные рефлексы позволили ему удержать равновесие и  развернуться, чтобы дать отпор новому оппоненту.
 
Беллоху столкнулся лицом к лицу с тварью, которая физически не могла бы появиться на свет в любой адекватной, упорядоченной вселенной. Бесформенная масса пульсирующей плоти, костяных шипов и извивающихся щупалец пыталась опрокинуть его на землю и сожрать по кускам сразу шестью визжащими, истекающими слюной пастями. Беллох зарычал на монстра в ответ и вогнал нож в ближайший нарост, кромсая и расширяя рану. Оттуда брызнул вонючий ихор, но рана просто вырастила из осколков рёбер новые клыки и превратилась в ещё одну пасть, которая немедленно принялась огрызаться на него и блевать чёрными внутренностями.
 
В глубине опустошённой души Беллоха вспыхнул такой жаркий огонь ненависти и отвращения, какого он не ощущал уже очень давно. Он принялся бить и колоть напирающее на него отродье, уже не заботясь о Несущем Слово. Он отрубил перекрученные конечности твари, затем вогнал нож в дрожащую массу щупалец, которая, судя по всему, некогда могла служить чудовищу головой. Удар заставил существо пошатнуться и подарил Беллоху драгоценное мгновение, которое ему было нужно для того, чтобы оставить нож в ране и зарядить в пистолет новый магазин.
 
Он зажал спуск, высаживая в монстра все патроны. Пузырчатая плоть и корчащиеся органы полопались, обдав Беллоха смердящими, дымящимися потрохами с ног до головы. Яростная очередь частично подожгла тварь. И всё же, она продолжала атаковать его, царапать когтями и костяными клыками керамит доспехов, соскабливая вырезанные на нём оккультные руны.
 
Прежде чем Беллох успел перезарядиться, раздался оглушительный треск, словно от удара молнии. Он едва успел сделать шаг назад, как в отродье прилетел заряд актинической энергии. На его теле возник идеальный разрез, и монстр развалился пополам, обнажив свою внутреннюю мерзость. Кошмарные корчи уступили место кратким подёргиваниям.
 
Рядом с Беллохом стоял Торрин Вей с психосиловым мечом в руке. На клинке оружия играли всполохи ментальной энергии, выжигая чёрный ихор с синеватой, пси-реактивной стали.
 
— Благодарю тебя, просветлённый брат, — прорычал Беллох, нагибаясь, чтобы вытащить нож из дымящихся останков. Затем он повернулся туда, где оставил Несущего Слово.
 
Другой астартес-еретик вернулся за своим бывшим братом, и теперь вытаскивал раненого Беллохом воина из гущи схватки. Другие предатели уже растворялись в аллеях на другой стороне площади. Того, что держал в руках посох, нигде не было видно.
 
Он посмотрел в противоположном направлении. Лазутчики из отделения Хаада добивали остатки пехоты, как и других отвратительных отродий, по-видимому, выскочивших из храма вслед за Несущими Слово.
 
— Отвлекающий манёвр, — заметил Вей, пока грохот болт-карабинов соревновался в громкости с воплями и визгами отродий. — И весьма эффективный.
 
— Разрешите преследовать? — спросил Беллох.
 
— Разрешаю, но в бой не вступать, — согласился Вей. — Нужно лишь выяснить, куда они направляются, и с ними ли Сломленный.
 
Беллох не обсуждал приказы. Он немедленно поручил четырём своим головорезам — Макру, Аззаилу, Набуа и Шемешу — следовать за ним, оставив лазутчиков заканчивать мрачную работу возле храма.
 
Беллох ещё докажет, что не только Зайду умеет охотиться на такую добычу.
 
 
— Шевелись, варпом набитый дурак, — яростно сплюнул Артакс, волоча за собой Икара. Юнец был ранен, но Артакса это не заботило. Он проклинал себя за то, что оказался таким идиотом и вернулся за ним. Если бы не отродье, то вероятно, они оба были бы уже мертвы.
 
Встретившись лицом к лицу с ревущим воином в красных, покрытых рунами доспехах мясника и полумаске-черепе, Артакс на мгновение решил, что на них напал берсерк Кровавого бога. Но убийца был слишком велик, а на его нагруднике гордо раскинула крылья проклятая аквила Трупа-Императора.
 
Артакс мог понять желание Икара остаться и принять вызов раба Трона, но это стало бы безумием, достойным самоубийственного рвения культистов из паствы. Повинуясь сиюминутному импульсу, Артакс отделился от остальных, чтобы вытащить Икара с охваченной битвой площади. Он понимал, что ему не стоит рисковать собой ради сопляка, но ряды группировки и без того истощились. Икар ещё не до конца преодолел свою гордость, чтобы поблагодарить его — впрочем, не то чтобы Артаксу было до этого дело.
 
— Во имя Восьмеричного пути, что это было? — рявкнул он, поравнявшись с остальными воинами, пробиравшимися сквозь трущобы к долине на севере города. Он затолкнул Икара в центр строя, под защиту группы. — Вы видели их доспехи? Метки на них?
 
— Это братья сосуда Благословенного, — отозвался Мордун из головы колонны. — Потомки Дорна.
 
— Я ни разу не видел детей Каменотёса, которые выглядели бы вот так, — крикнул Артакс. — И при этом они верны Трону?
 
— Сильнее, чем большинство остальных, — ответил Мордун. — Я знал, что они придут за своей ходячей темницей. Теперь нам придётся ускорить наши собственные поиски. Нельзя позволить им вновь украсть Благословенного. Он жизненно важен для нашего возвышения.
 
Артаксу стало любопытно, откуда Мордун всё это знает, но предположил, что скорее всего, сидящий внутри его тела демон вложил эту информацию прямо ему в голову.
 
— Он рассказывает мне куда больше, брат, — внезапно произнёс Мордун. Артакс дёрнулся и на мгновение ощутил стыд за то, что лукавый нерождённый так легко смог поймать и поглотить его мысли.
 
— А он, случаем, не в курсе, куда подевался Благословенный? — спросил он, пытаясь сохранить лицо.
 
— В курсе, — ответил Мордун. — Он внизу.
 
 
===Глава IX. Культисты===
 
Экзорцисты перегруппировались на северной окраине Посёлка Пилигримов, посреди Священных Путей. За ними раскинулась долина, отделявшая трущобы от соседнего поселения, Посёлка Избавления. Два этих города-свалки изначально были возведены вокруг твердыни, известной как Форт Избавления — именно там случилась одна из тех знаменательных осад, что упрочили славу Фидема IV. Они были практически неотличимы друг от друга, представляя собой лабиринты из обветшалых, кособоких лачуг. Земля между ними избежала застройки лишь в силу того, что там находилось одно из Одиннадцати Сотен и Одиннадцати Священных-Пресвятых Полей Битвы, выражаясь архаичным жаргоном фидемских правоверных. Четыре тысячи лет назад, в разгар так называемой Войны Основания Веры, эта долина стала эпицентром яростного сражения. В наши дни она вновь стала границей между силами Империума, удерживающими Посёлок Пилигримов, и слугами Архиврага, которые захватили Форт Избавления и его окрестности ещё в самом начале вторжения.
 
— Еретики пересекли долину, — сообщил Беллох Зайду, как только лейтенант привёл отделения Эйтана и Ану, вновь объединив их с Веем, отделением Хаада и головорезами. — Мы начали преследование, но они вызвали огонь артиллерии, чтобы прикрыть своё отступление. Просвещённый брат приказал мне не выходить за пределы линии фронта.
 
— Сломленный с ними? — спросил Зайду, глядя в пустоту между Беллохом и Веем. Библиарий ответил первым.
 
— Я не уверен.
 
— Ты не смог почувствовать его?
 
— Всё дело в вожаке еретиков. Его присутствие в варпе лишило меня возможности сказать наверняка. Не думаю, что им удалось обнаружить Сломленного до того, как мы выкурили их из храма, но мне нечем подкрепить это предположение.
 
Зайду на мгновение отвёл взгляд. Он сделал неверный выбор. Вей же крайне точно оценил значимость храма. Но почему именно храм?
 
— Зачем Кейдусу понадобилось уходить от места крушения в сторону случайной церкви? — стал размышлять он вслух. — Причём, прямо посреди имперских оборонительных линий. Он решил подпитаться энергией сражения? Но если так, почему бы тогда не направиться дальше, на запад, где бушует куда более яростное противоборство?
 
— Зачем вообще лететь на Фидем IV? — подключился Вей. — Нам известно, что у Кейдуса есть связь с этим миром. Именно здесь, четыре тысячи лет назад, он потерпел поражение. Таким образом, я делаю вывод, что Кейдус прибыл сюда ради мести за тот проигрыш, и своей местью он вознамерился вернуть былую мощь, которую растерял за эти тысячелетия.
 
— Тогда, быть может, храм имеет какое-то отношение к историческим сражениям? Если не само здание, то хотя бы место, на котором оно выстроено? Возможно, используя знания о прошлых кампаниях Кейдуса, мы сможем предсказать его передвижения?
 
— Таких знаний почти не осталось, — возразил Вей. — Я сделал всё, что мог на Изгнании и здесь, сверился со всеми текстами, какие только получилось найти. В итоге, всю надёжную информацию о той войне можно уместить в двух параграфах. До нас дошли лишь истории, передаваемые из поколения в поколение местными пилигримами и падальщиками. Ну, и сами поля сражений.
 
— Как можно было забыть детали этого противостояния, если они все здесь, прямо у нас под ногами? — удивился Зайду, обводя рукой окрестности.
 
— Шрамы всегда остаются, даже если история их происхождения давно забыта, — заметил Вей.
 
С этим Зайду спорить не собирался. Он взглянул на Священные Пути, протянувшиеся влево и вправо от того места, где собрались Разрушители Чар. Это были линии окопов, или же то, что от них осталось. Именно здесь, во времена той первой, великой войны, защитники Фидема жили, сражались и умирали миллионами. Здесь, посреди оборонительных укреплений, опоясавших собой главный континент планеты. Эти жертвы, как и купленная ими победа Империума, преобразовали наспех выкопанные траншеи. Военная необходимость превратилась в десятки тысяч святых тропинок, которые тянулись зигзагами на долгие километры.
 
За те тысячи лет, что минули с Войны Основания Веры, Фидем IV стал центром паломничества, куда стекались бесчисленные толпы имперских подданных со всего субсектора — и даже из-за его пределов. Они ходили по старым окопам, пытаясь добраться от крепостей на утёсах Кастернова моря до пролива Дормуза через Башню Преторианца — именно там войска Империума одержали окончательную победу, а Красный Маршал был изгнан в варп. По мере того, как слава Фидема IV росла, окопы постепенно теряли свои характерные черты, мешки с песком прогнивали, а дощатые настилы рассыпались под бесконечным шарканьем ног. Блиндажи превратились в храмы, где каждый, кто мог расплатиться либо монетой, либо оговоренным сроком службы, получал возможность провести несколько судорожных, безмолвных мгновений перед святыми реликвиями праведной войны — предметами, которые почти в любой другой точке Галактики приняли бы за мусор. Ржавеющие шлемы, измазанные грязью штыки и лопаты, выкопанные из земли. Давно разряженные батареи для лазвинтовок, гильзы от патронов, обрывки униформы, древний сапог, иссохший и потрескавшийся от времени — на каждую из этих вещей паломники смотрели с таким фанатичным пылом, словно те были костями благословенных святых и кардиналов, какие Зайду видел на иных, более светских мирах.
 
Разумеется, теперь, когда война вновь добралась до Фидема, Священные Пути снова обрели былое предназначение. Милитарум приспособили к делу древние укрепления, и вскоре, вместо нескончаемых потоков оборванцев траншеи вновь заполнили вооружённые и облачённые в броню солдаты. Святые иконы прикрыли досками, узловые храмы снова стали блиндажами, на новых парапетах появились свежие мешки с песком, а новые кольца колючей проволоки натянули прямо поверх ржавых остатков старых. Проводникам Одиннадцати Сотен и Одиннадцати, которые зарабатывали на жизнь сопровождением пилигримов в ничейные земли, было настрого запрещено туда выходить.
 
Война ураганом обрушилась на планету, словно оскорбившись существованием тех, кто ещё помнил о ней. Она жаждала разорвать на куски поблёкшие, затхлые воспоминания и похоронить их под новыми ужасами.
 
— Эта земля была освящена кровью миллионов, — произнёс Вей, внимательно наблюдая за озирающим траншеи Зайду. — Вот, что сделало её святой. Кровь. Никогда не недооценивай её силу.
 
— Не стану, — резко ответил Зайду. — Потому что Кейдус не стал бы. Кто мой Не-брат, если не создание крови?
 
— Тебе известны догматы ордена, — сказал Вей. — Мы все носим проклятие внутри себя. Это цена, которую мы платим за то, что позволяем ему пустить корни, за то, что приглашаем его в наши тела на заре новой жизни. Но конкретно твоё проклятие, Палач Грехов, таится в твоих сердцах. Оно горячее, быстрое, живое. Это сама эссенция бытия — как для нашего вида, так и для многих других обитателей галактики. У тебя не получится отвергнуть Кейдуса, как не получится отвергнуть то, что течёт по твоим жилам.
 
— Я не хочу отвергать его, — мрачно произнёс Зайду. — Я хочу найти его и сокрушить навсегда.
 
— И всё же, мы не знаем, где его искать, — заметил Вей.
 
— На той стороне, — сказал Зайду, протягивая руку в сторону долины. — Согласно вашим с Беллохом докладам, Несущие Слово ретировались слишком легко. Если Сломленный ещё не у них, то они знают, где его искать. Необходимо навязать им бой и сохранять давление.
 
— Ты намерен атаковать укрепления еретиков по ту сторону долины? — уточнил Вей. — Штурм?
 
— Да.
 
— Армия Астра Милитарум числом более двухсот тысяч боевых единиц вот уже почти год как пытается это сделать, и безуспешно.
 
— И ты считаешь, что двух дюжин Экзорцистов будет недостаточно? — спросил Зайду. Вей посмотрел на него сверкающими золотыми глазами из-под капюшона камуфляжного плаща, и Зайду уловил в его ответе тонкую нотку юмора.
 
— Более чем достаточно, Палач Грехов.
 
— Мы проведём обряды Моления, — сказал Зайду твёрдым, уверенным голосом. — А вечером, когда станет темно, охота продолжится вновь.
 
 
Герметическое Братство Первой Ступени встретилось в здании старой скотобойни, на северной окраине Посёлка Пилигримов. Оно представляло собой склад и прилегающий к нему упаковочный цех, собранный из разношёрстных стальных и фанерных листов, сшитых вместе прямо посреди крайне ненадёжных жилищных блоков. Потрескавшийся скалобетонный пол под ногами пересекали глубокие каналы, ведущие к потемневшим решёткам кровостоков. С конвейерной рамы по-прежнему свисали изогнутые мясные крюки, поблескивая в последних лучах заходящего солнца, пробивающихся сквозь высокие окна.
 
Трубы охлаждения, бегущие по стенам и потолку, и предназначенные для заморозки продукции, давно вышли из строя. По мере того, как солнце садилось и ночь укрывала трущобы, снаружи становилось всё холоднее, но внутри склада воздух оставался спёртым и затхлым. Наверняка прошли уже месяцы с тех пор, как с потолка сняли последнюю гроксовую тушу, и всё же вонь скотобойни никуда не исчезла.
 
Утен счёл это уместным. Кто они, как не очередные животные для убоя?
 
Он отбросил эти мысли, стараясь не обращать внимания на глухой, голодный рык внутреннего зверя. Всё, что он слышал — лишь отголоски. Отголоски проклятия.
 
— Собрат Утен вызвался провести для нас обряды этой ночью, — провозгласил иерарх Эйтан, призывая Герметическое Братство к порядку. На складе собралось семеро братьев, готовых пройти те обряды Моления, что были присущи их подкульту.
 
В ордене Экзорцистов существовали десятки, а может и сотни Молельных братств. В некоторые из них можно было вступить лишь по приглашению, иные открывали свои двери всем желающим, причём, членство в одном из них не мешало членству в любом другом. В каждом Молении имелись свои звания, обращения и способы приветствия. Основной целью существования Молений было приумножение и совместное изучение огромного массива эзотерических и оккультных знаний, которые орден накопил за четыре тысячи лет своего существования. Однако, большинство Молений исполняли и иные, менее очевидные задачи.
 
Утен стал членом Герметического Братства Первой Ступени сразу же, как вступил в отделение Эйтана. Его старшим членом был сам сержант-причетник, известный внутри Герметического Братства под титулом иерарха. Экзорцисты пользовались множеством полевых званий — от братьев-инициатов и подаятелей до причетников, стяжавших славу службой в Первой роте — но в присутствии братьев по Молению, они предпочитали титулы, уникальные для каждого подкульта, что добавляло им ещё больше таинственности.
 
Утен был благодарен иерарху Эйтану за приглашение в Герметическое Братство. Ему не приходило в голову иного способа заглушить отголоски — особенно после прибытия на Фидем IV, когда они принялись терзать его пуще прежнего.
 
— Сим, мы проведём Обряд Переосвящения вместе с Утеном, братья среди братьев, — провозгласил Эйтан.
 
— Братья среди братьев, — повторили остальные пятеро. Утен молчал. Он торжественно склонил голову, выражая благодарность.
 
Герметическое Братство было крупнейшим Молением внутри Разрушителей Чар. Оно состояло из тех семи членов, что расположились кругом в центре скотобойни, не считая брата-инициата Пазу, добровольно пропустившего вечернюю встречу, стоя в дозоре на Священных Путях. В круг не встал и брат-инициат Урхамму, исполняющий свою роль Хранителя Внешней Двери — в данном случае, главного входа на склад, который он должен был охранять согласно ритуалу в течение всей встречи, с обнажённым клинком в руке.
 
Каждый из присутствующих снял шлем, подтверждая свою личность перед остальными собратьями. Уродства и шрамы, которые обычно находились в строжайшем секрете, особенно от союзных имперских сил, теперь открыто явили себя миру. Бездонные, чёрные глаза брата-инициата Балхамона. Красные рубцы брата-инициата Хокмаза, оставшиеся от очередного приступа оспы. Острые костяные наросты, торчащие из черепа брата-ритуалиста Кефраса.
 
Собственные уродства Утена были очевиднее, чем у любого другого из собравшихся здесь, поскольку он, вдобавок, снял с себя верхние доспехи. Выше пояса на нём остался лишь пентакль<ref>Пентакль — магическая фигура в виде пятиконечной звезды.</ref>, оккультный металлический жетон, продетый через цепь у него на шее. Из его локтевых и лучевых костей торчали длинные, костяные шипы, протыкающие красные мышцы предплечий и поблёскивающие на свету бритвенными остриями. Уже почти год прошёл с тех пор, как он в последний раз отрезал их, и за это время они снова пробились сквозь его плоть, как делали это всегда. Они обезобразили его тело в той же мере, что и внутренний зверь обезобразил его расколотую душу.
 
Брат-инициат Хокмаз позвонил в маленький серебряный колокольчик, который всегда носил при себе. Эйтан выступил вперёд и поднял боевой нож, по лезвию которого вилась литания из ''Либер Экзорцизмус.''
 
— Принимаешь ли ты кровавый обряд этой ночи, собрат Утен? — спросил иерарх.
 
— Принимаю, — выдавил из себя Утен. Челюсть начинала болеть — верный признак того, что клыки начинают удлиняться, затрудняя речь. Теперь он отчётливо слышал своего зверя, его рёв эхом отражался от стен вонючей скотобойни.
 
Ещё два Экзорциста встали перед Утеном — брат-ритуалист Кефрас и брат-диакон Мардук. Они тоже обнажили свои клинки. Утен протянул им руки, чувствуя укол стыда столь же болезненный, как и шипы, пронзающие его кожу. Он был изуродован, искажён, навеки помечен тварью, которую некогда носил внутри своей плоти. Ему не избежать проклятия, что уж поджидает его.
 
Кефрас и Мардук принялись отрезать шипы. Воздух скотобойни заполнил визг зазубренных лезвий, отпиливающих торчащие кости.
 
Это было больно. Утен приветствовал боль, стиснув зубы и чувствуя, как его тело реагирует на вмешательство. Болеутоляющие начали отключать чувствительность предплечий, в то время как стимуляторы из гланд добрались до кончиков пальцев, чтобы он по-прежнему мог сгибать суставы и пользоваться ими. Боль и травмы не могли остановить космодесантника, что в бою, что вне его.
 
Те Экзорцисты, что не трудились над Утеном, затянули молитву — вначале тихо и неразборчиво, но по мере обретения согласованности, их голоса становились всё громче. Хокмаз вновь позвонил в колокольчик. Его мелодичный звон резко выделялся на фоне мерзких звуков пилы.
 
Эйтан подошёл к Утену. Один глаз иерарха, тёмный, как у большинства Экзорцистов, спокойно держал его взгляд, а холодное сияние бионической оптики заставляло Утена чувствовать себя так, словно на него навели прицел.
 
— Принимаешь ли ты переосвящение своей плоти, собрат мой? — спросил Эйтан.
 
— Принимаю, — прорычал Утен, стараясь пропихнуть слова сквозь загнутые клыки. По подбородку потекла слюна.
 
''— Ту субикис цикатрисем карнис туэ?<ref>Tu subicis cicatricem carnis tuae? (лат.) — Несёшь ли ты шрамы на плоти своей?</ref>'' — продолжал Эйтан, переходя на высокий готик. Утен вновь дал своё согласие.
 
Эйтан положил ладонь на грудную мышцу Утена и наклонился вперёд, вонзая кривое острие кинжала в толстую, грубую кожу прямо над кулоном-пентаклем. Кровь потекла неохотно, заставляя Эйтана резать сильнее и глужбе, продолжая при этом бормотать тайные ритуалы Моления.
 
Утен всё ещё носил на теле шрамы от предыдущего переосвящения, но они успели поблекнуть и стали практически неразличимыми, утратив свою силу. Эйтан обновлял их голой сталью, и Утен цеплялся за новую боль, пытаясь с её помощью изгнать отголоски.
 
Это лишь разозлило зверя. Он чувствовал его присутствие в своей голове, дикий и неукротимый зверь больше не рыскал в тенях, а рычал и лязгал зубами. Его затрясло, тело оцепенело, сражаясь за контроль над собой, а песнопения Моления становились всё громче, всё быстрее.
 
Свет уже практически погас, и на складе постепенно сгущалась тьма. Колокольчик Хокмаза прозвенел вновь, но сам Экзорцист даже не пошевелился. Утен понял, что рычит, но ничего не мог с собой поделать. Кровь мерцающими ручейками стекала по его телу, заливая пентакль.
 
Последний луч вечернего солнца угас. Раздался грохот, затем болезненный визг ржавых шестерней, а за ним последовал методичный лязг, длившийся достаточно, чтобы развеять окутавшую мысли Утена пелену. Он смутно догадался, что над его головой включилась конвейерная лента с мясными крюками — похоже, что она двигалась сама по себе.
 
Вращение механизмов привело к тому, что над головами Моления засвистели крюки и другие орудия скотобойного ремесла. Но Эйтан, Кефрас и Мардук продолжали своё кровавое, суровое дело, не позволяя себе отвлекаться. К тому времени, нож Эйтана уже чертил линии внизу живота Утена, заливая кровью бёдра и наколенники.
 
Он больше не мог терпеть. Казалось, что зверь внутри него был уже в одном ударе сердца от свободы. Он словно заново переживал свои первые обряды посвящения.
 
Не в силах сдержать себя, Утен выбросил руку вверх и оторвал один из пролетающих мимо крюков. Затем, с чудовищным воем, он вогнал его себе в череп.
 
Орден Орла На Вершине встретился в месте, плохо сочетающемся с его натурой, но выбранном в силу необходимости. Ану и два его брата-устранителя, Лакму и Думузи, готовились к своим обрядам в подвале одной из высоких многоэтажек на опалённой войной окраине Посёлка Пилигримов. Ану привлекла высота здания — оно бы неплохо подошло для снайперской позиции — но на верхних этажах уже разместился на постой гвардейский взвод Милитарума. Ану не хотел выгонять солдат из кроватей, так как это шло вразрез с идеалами Ордена Орла На Вершине, который во всех делах ценил минимум беспокойства и шума. А присвоив себе верхние этажи здания, они неминуемо вызвали бы страх, гнев и непонимание, что очень плохо сказалось бы на проведении ритуала.
 
Лучше служить в глубинах вершины, чем стоять на вершине низменности. Так звучало одно из эзотерических высказываний их Моления, и к данной ситуации оно подходило более чем полностью. И потому, тихо и незаметно, троица снайперов спустилась в подвал.
 
Это было убогое место с низким потолком, с которого свисала одинокая лампочка. Две стены так и вовсе представляли собой деревянные рамы, замазанные землёй. Ступени жалобно стонали под весом астартес, даже с учётом того, что они спускались по одному. Ану пришлось убирать с пути клочки паутины и очистить центр комнаты от крысиного помёта.
 
— Сойдёт, — объявил он после небольшой уборки. По правде говоря, помещение было ничем не хуже многих жилых келий в Базилике Малифекс.
 
Троица приступила к делу. Думузи сунул руку в маленький кожаный кармашек, пришитый изнутри к плащу, и раздал остальным по кусочку мела. Они принялись наносить на пол все необходимые символы, образуя ими большой треугольник. Кроме того, Лакму решил снова подняться по лестнице и нанести такие же символы на дверную раму. Они не хотели, чтобы их беспокоили. Но что важнее, они не хотели, чтобы нечто выбралось отсюда и побеспокоило спящих наверху людей.
 
Тихое щёлканье мелков казалось оглушительным в абсолютной тишине.
 
Когда все символы были закончены, Ану пробормотал отверзающие ритуалы и пригласил собратьев присоединиться к нему в сегодняшнем действе — прорицании.
 
— Вооружение, — провозгласил он.
 
Устранители достали своё оружие. С величайшей осторожностью они положили на пол болт-винтовки типа III модели «Сорокопут». Каждая винтовка касалась дулом приклада другой, образуя в центре комнаты треугольник. Затем, они отстегнули боевые ножи и поместили их внутрь треугольника, клинками к середине. Достав из собственного кармана маленькую свечку, Ану поставил её между остриями ножей и поджёг ударником.
 
Вспыхнул маленький огонёк. Ану набросил капюшон и кивнул Лакму, который выключил висящий над головой люмен, оставив свечу единственным источником света.
 
Казалось, что вместе с освещением, из комнаты исчезло что-то ещё. Ану понял, что не дышит, а окружающая тьма будто бы извивалась и сворачивалась вокруг них, подобно кольцам огромной, чёрной змеи.
 
Пламя свечи моргнуло, но не погасло.
 
Они сидели неподвижно, каждый перед своей винтовкой. На прикладах Думузи и Лакму виднелись метки убийств, но Ану держал своё оружие в чистоте, отвергая любые украшения и гравировки. Он отказывался марать его чем-то, что считал недостойным. Единственной меткой, которую он нанесёт на винтовку, будет памятка о совершённом им идеальном убийстве. А этого пока ещё не случилось.
 
''И никогда не случится.''
 
Ану проигнорировал издевательский шёпот, проверяя готовность своих собратьев. Думузи и Лакму сидели, скрестив ноги и слегка склонив головы, спрятав лица в тени капюшонов. Казалось, что их плащи мерцают и переливаются в пламени свечи — хамелиолин пытался утянуть своих владельцев целиком во тьму за спиной.
 
— Отсоединить прогностикаторы — приказал Ану.
 
Вся троица потянулась к оккускопам своих винтовок и принялась откручивать их, не только нарушая калибровку оружия, но и нанося вред сущности обитавшего внутри духа машины. Для Ану, этот процесс казался изощрённой пыткой, словно он отрывал сухожилие от кости. Он чувствовал боль духа машины, но заставлял себя продолжать, непрерывно бормоча слова умиротворения. Этой ночью, прицелы нужны были им для важной цели, даже более важной, чем приносить смерть врагам Императора.
 
Когда дело бы сделано, а машинные духи — умиротворены, Ану заговорил снова. Он описал Семь Неописуемых Имён, назвал имя Безымянного Владыки и произнёс Непроизносимое Богохульство. Затем, чувствуя боль в зубах и жжение в горле, он приказал собратьям приступить к прорицаниям.
 
Поднимая окуляр к глазу, он внезапно кое-что осознал.
 
Кто-то стоял в темноте у него за спиной.
 
Чужое присутствие спровоцировало мгновенные рефлексы в его трансчеловеческом теле. Каждый удар сердца, каждое сухожилие и каждый мускул кричал ему повернуться, повернуться и драться за свою жизнь. Сидение в неподвижности, в полной уязвимости, не сопротивляясь возникшей угрозе, было анафемой для таких, как он. Это шло вразрез с каждой секундой гипно-индоктринации, с каждым мгновением мышечной памяти, закалённой в сотне тысяч жестоких, отчаянных схваток не на жизнь, а на смерть.  Это был воистину немыслимый подвиг, и всё же Ану совершил его.
 
Он не повернулся. Он остался сидеть неподвижно и не стал обращать внимания на кого-то у себя за спиной, вместо этого медленно, добровольно приложив окуляр к глазу.
 
И сквозь него он узрел предательство, смерть и окончательное проклятие для них всех.
[[Категория:Warhammer 40,000]]
[[Категория:Хаос]]
5323

правки

Навигация