33
правки
Изменения
Перейти к навигации
Перейти к поиску
Добавлена глава 15
{{В процессе
|Сейчас =1516
|Всего =28
}}
– Ксантин! Ксантин! Ксантин!
<br />
==Часть вторая==
Саркил, не дрогнув, взглянул на него сверху вниз. Без единого слова он вызвал к жизни энергетическое поле своего силового кулака. Между разжатыми пальцами затанцевали зеленые вспышки.
– Ты не принц, каким себя воображаешь, Ксантин, и я больше не буду выполнять твои приказы. – Саркил отвернулся и твердыми шагами вышел из комнаты.
==='''Глава тринадцатая'''===
Она вгляделась в ночной город, в отсветы его приглушенных огней, в огоньки его душ, мерцающих, как свечи, когда они погружались в сон. Другие души горели ярче – они предавались наслаждениям, поощряемым Слаанеш. Сьянт решила присоединиться к ним. Какие восторги она им откроет!
<br />
== Часть третья ==
=== '''Глава пятнадцатая''' ===
Она несла его, как ребенка.
Бережно. Уверенно. В ее руках он мог ничего не бояться: она была такая сильная. А он – слабый, маленький и хрупкий. Вот и хорошо. И хорошо. Можно просто закрыть глаза и уснуть. И спать в ее объятиях вечно. В тепле, в темноте, в безопасности.
Но что-то было неправильно. Что-то не так с его телом. Он знал свое тело. Оно ведь принадлежало ему и больше никому, он родился с этим телом, вырос и жил с ним. Он знал свои веснушки, шрамы, волоски и шишки лучше всего на свете, и что-то было не так.
Вес был не тот, вот что. Вес у него был какой-то неправильный. Он выскальзывал из ее объятий, его кренило в сторону, и, Трон, как же было больно, и чего-то не хватало, и было так больно, что он выл в агонии, и сползал, и падал, падал, падал…
Аркат проснулся, готовый закричать.
Жесткая, с пергаментной кожей рука не дала ему поднять шум.
– Ш-ш-ш, – тихо, но настойчиво прошипел Санпу. Морщинистое лицо старика нависло над Аркатом, белки глаз сверкали в темноте. Он медленно отвел руку и приложил палец к собственным губам, призывая к тишине.
– Кто? – одними губами выговорил Аркат.
– Газеры, – ответил Санпу почти беззвучно.
– Сколько?
Санпу показал три пальца.
Аркат кивнул. В крови кипел адреналин; он совершенно проснулся, память о кошмаре постепенно исчезала. Аркат видел этот сон каждую ночь, что провел в трубах, и знал, как его стряхнуть. Когда охраняешь границы территории, очухиваться нужно быстро, особенно если рядом газеры. Вот уж кому ни зубы не заговоришь, ни денег не сунешь. Может, они тебя сразу и не убьют, как другие банды, что грызутся за Переработку Седиль-Пять, но если попадешь к ним в руки, то уж лучше смерть. Они тебя придушат своим газом, пока розовый мир не превратится в серый, а потом уволокут в свое укромное место и начнут срезать с тебя здесь кусочек, там лоскуточек, пока и человеком-то быть не перестанешь.
Санпу выпучил глаза. Аркат знал, что это значит: старик прислушивался. Он и сам напряг слух, разглядывая пятно ржавчины на стене трубы в ожидании характерного шлепанья обмотанных тряпками ног по металлу.
Ничего. Только стук капель где-то поблизости: конденсат, смешанный с остатками старого сока – вечный звук Серринских перерабатывающих заводов. Когда Аркат только появился внизу, этот стук его страшно раздражал, но теперь он, наоборот, успокаивал – привычный ритм артериальной системы труб, которые стали его новым домом.
Старик поднял руку.
– Вот! – одними губами произнес он.
Аркат ничего не слышал, только кап-кап-кап по ржавому металлу. Может, старикашке чудится, за десятки лет в трубах мозги-то протухнут. Может, не надо его брать на выходы.
– Уверен? – так же беззвучно проговорил он, подняв брови. Они старались быть незаметными, всю дорогу заметали следы, пока шли по многокилометровым трубам, из которых состояли громадные перерабатывающие комплексы Серрины, а когда нашли место для ночевки, Санпу спихнул вниз пустую силовую ячейку, по которой они забрались в технический люк.
Санпу яростно закивал и приложил руки к ушам. Аркат все еще ничего не слышал.
Стоп. Тихий звук между ударами капель.
Эти газеры, они не шумели. Они драться не любили, им больше нравилось вырубать противников по-тихому. Самим-то им, конечно, яд был по барабану, ну или почти по барабану. Они напяливали старые костюмы химзащиты с переработки, накручивали на них всякие тряпки, изоленту и все, до чего дотягивались их загребущие лапы. Смотрелись они после этого уроды уродами, рассказывал Санпу, глаза как блюдца, носы как хоботы. Ребята болтали, что они такими стали из-за газа, но Аркат-то знал, что это просто маски. Ну то есть так он себе говорил.
Все жители нижнего города жили под линией облаков, но газеры ушли еще ниже, в глубь перерабатывающих заводов. Они спустились туда сразу после того, как отказали фильтрационные установки – самая рвань, самые тощие крысы со всего города, им нипочем было, что случится с их телами и умами, лишь бы добиться успеха. Да, внизу было полно ядовитого газа, но еще там было полно таких мест, какие заставили бы главарей банд позеленеть от зависти – да что там, банды наверху поубивали бы друг друга за такие места.
Но за все надо платить. Говорят, первые, кто туда отправился, вернулись ''другими''. Сам Аркат тогда был слишком молод и только недавно попал в нижний город, но Санпу рассказывал о чудовищах, которые выбредали из глубин – о воющих, невнятно что-то бормочущих существах. Газ их всех перековеркал, где сжал, где растянул.
Раздался новый звук – шипение. От решетки у основания трубы там, где они забрались внутрь прошлой ночью, метрах в пятидесяти от них, потянулись клубы зеленоватого дыма.
– Газ! – крикнул Аркат и потянулся за маской. Он нащупал списанный дыхательный аппарат и попытался застегнуть ремешок на затылке одной рукой. Не вышло, маска сползла набок и бессмысленно повисла на одном ухе. Он попробовал снова, сердце отчаянно колотилось у него в груди, потому что противоположный конец трубы уже заволокло густым облаком газа. Опять не вышло. Рука тряслась; он заставил себя сделать вдох и выдох. Казалось, в воздухе уже пахло газом.
Он почувствовал на запястье шершавую руку Санпу, который помог ему натянуть маску, плотно прижать ее к носу и рту и застегнуть защелку.
Старик хлопнул его по плечу, и Аркат нервно кивнул. Списанная маска все равно не смогла бы надолго защитить его от удушливой зеленой субстанции, но дорога была каждая секунда.
– Нам пора, – сказал Санпу и поковылял по трубе на полусогнутых ногах. Аркат пошел за ним. Санпу будто родился для перемещений по трубам – старик вырос в нижнем городе и еще до прихода ангелов провел целую жизнь, шныряя по его тайным местам. Аркат был на голову выше и намного крупнее, его узкие юношеские плечи за годы тренировок раздались вширь. Он пригнулся и неуклюже топал за своим провожатым, пока едва не врезался в его спину. Труба была узкая, но через сутулое плечо Санпу Аркат смог разглядеть, почему они остановились. Впереди тоже был газ, почти такой же плотный, как и облака, что застилали небо. Газеры загнали их сюда, а теперь пытались выкурить.
Старик повернулся к нему и показал взглядом вниз. Аркат опустил глаза и увидел под ногами ряд технических люков. Эти люки шли по всей длине труб, чтобы обслуживающие бригады могли обследовать каждый сантиметр трубопровода, несущего драгоценный сок Серрины на поверхность. Теперь многие люки приржавели намертво. Аркат и Санпу безмолвно кивнули друг другу: план был ясен обоим.
Санпу встал над одной из решеток и указал своему молодому товарищу на другую. Это они уже проходили. «Несколько точек выхода, чтобы посеять максимальную неразбериху, ограниченное применение насилия, а затем удачное бегство». Так Галлетти объясняла на тренировках.
«Почему “ограниченное”?» – спросил однажды Аркат, подняв обрубок руки. – «Почему бы нам их не прижать? Мы сильнее газеров, даже сильнее Крикунов». Другие ребята одобрительно загудели, но Галлетти закатила глаза и объяснила. Они бы ничего добились, если бы то и дело схватывались врукопашную с другими бандами. «Мы и так ничего не добились», – пробормотал тогда Аркат себе под нос.
Санпу махнул ему, чтобы привлечь внимание, а потом указал вниз и рубанул рукой по ладони. Аркат знал, что это значит: прыгай вниз и беги. Они встретятся в заранее оговоренном месте, ближе к собственной территории. Аркат кивнул, ухватился за решетку в полу и потянул, готовясь спрыгнуть в технический туннель.
Внизу было лицо. На его невыразительной поверхности блестели огромные глаза, черная поверхность которых отражала чахлый, мигающий свет последней светосферы, освещавшей коридор. Газер озадаченно склонил голову. В руках у него что-то было – тускло-серебристое, похожее на бутылку.
Аркат спрыгнул прямо на газера. Ноги его угодили в корпус противника, и оба повалились на пол с грохотом, который пронесся по всему туннелю.
Он услышал, как старик приземлился в нескольких метрах поодаль: сначала глухой удар, потом хруст. Должно быть, Санпу на что-то упал, понял Аркат, заметив, как его маска выскользнула из руки и покатилась в сторону. Маска скользила по полу, пока на ее не остановила обмотанная тряпками нога. Обладатель ноги обернулся, взглянул на распластавшегося на полу старика, а потом наступил на дыхательный аппарат, раздавив стекло.
Санпу попытался встать, но нога под ним подогнулась. Нижняя часть торчала под неестественным углом. Аркат не был лекарем, но даже он понял, что нога сломана. Теперь старик никак не смог бы сам выйти отсюда.
Аркат поднялся на ноги, стряхнув с себя головокружение, вызванное ударом, и хотел подойти к своему обессилевшему другу. Но ему не удалось сделать и шага: вокруг талии обвились тонкие руки, удержав его на месте. Он попытался вырваться, но руки газера были как веревки; он услышал, как над ухом кто-то засипел. С отвращением он понял, что это был смех.
Первый газер поднялся на ноги – дерганые движения и громадные глаза делали его похожим на большого паука, какие жили в самых темных тоннелях под переработкой. Аркат боялся их до трясучки, когда только попал в нижний город. Да и сейчас он их недолюбливал.
Существо опустилось на колени рядом со стариком и обхватило его руками за шею, повернув лицо к Аркату. Глаза Санпу, всегда такие острые и внимательные, сейчас поблескивали в темноте, словно безумные.
Газер вытащил из патронташа маленькую серебристую бутылочку и поднес ее к подбородку Санпу. Следя своими жучиными глазами за Аркатом, он осторожно вытащил пробку. Что-то тихо зашипело, из бутылочки поднялся густой фиолетовый дым и пополз вверх, к лицу старика.
Санпу за мгновение состарился на десять лет. Его кожа, и без того сухая и обтянутая на скулах, сморщивалась еще больше, как только ее касался газ.
– Беги, – выдохнул Санпу, силясь произнести хоть слово, в то время как язык высыхал у него во рту. – Беги-и-и…
– Нет! – закричал Аркат, вырываясь из рук нападавшего. Сиплый смех стал еще громче.
Плоть отмирала с лица Санпу прямо на глазах, темнела и разлагалась, обнажая белоснежную кость.
Аркат снова закричал, взвыл сквозь свою дыхательную маску в бессильной ярости, выкручиваясь из хватки газера. Сильные, жилистые пальцы вцепились ему в лицо: газер хотел заглушить крики, но ненароком стянул с него маску.
Внезапно Аркат почувствовал воздух туннеля, влажный, сладковатый, гнилостный. Его сознание замутилось, и на поверхность всплыло воспоминание: покачивающееся кадило, удушливый запах ладана, старый священник Тюма. Он был слаб и не смог спасти свою паству. Аркат его ненавидел.
Он не упустил свой шанс. Здоровой рукой он выхватил мачете и бил, бил, бил в воздух над плечом, пока не попал. Газер вскрикнул и отпустил его. Аркат развернулся; оказалось, что враг хватается за то, что осталось от его лица, а между забинтованными пальцами хлещет кровь.
Другой газер отпустил ссохшуюся голову Санпу, полез в складки своего защитного костюма и вытащил автопистолет. Он навел оружие на Арката и нажал на спуск, но, как и большая часть газерского снаряжения, пистолет был в ужасном состоянии, и патрон застрял в патроннике. Газер шлепнул по пистолету свободной ладонью и снова прицелился, но выстрелить ему не пришлось. Аркат бросился на него, обхватил здоровой рукой и повалил на склизкий пол.
Они боролись рядом с трупом его учителя. Его друга. Аркат мельком увидел то, что осталось от лица Санпу. Это зрелище вывело его из себя, и он набросился на противника со звериной яростью, осыпав градом ударов его торс, шею и голову. Этот газер был очень похож на своего товарища, такой же жилистый и сильный, и сопротивлялся изо всех сил; Аркат хрипел от напряжения и гнева, а газер злобно, не по-человечески шипел. Вдруг он выхватил откуда-то нож и с силой полоснул Арката по животу, прорезав кожу и задев мышцу.
Аркат ожидал, что рана его замедлит, но боль была словно раскаленное добела горнило, и она разжигала его, давала силы. Он впечатал локоть в шею газера, дробя позвонки и перекрывая доступ к воздуху. В глотке у газера заклокотало, и Аркат злобно оскалился в ответ. Ему уже приходилось убивать – здесь, внизу, иначе было никак, – но это убийство ему понравилось. Он перекатился, зацепил ногами газера-хохотуна, взгромоздился на замаскированного врага и принялся давить коленом ему на горло. Основанием ладони он врезал по похожей на рыло насекомого маске так сильно, что почувствовал хруст. Пустые стеклянные глаза смотрели на него все так же равнодушно.
Газер продолжал сипеть.
– Хватит смеяться! – закричал Аркат и ухватился за прорезиненный шов сбоку маски. Со всей своей новообретенной силой он потянул и сорвал маску с лица газера. Вместе с ней оторвался нос. Из дыры хлынула кровь, чернильно-черная по сравнению с бледной, как у привидения, кожей лежащего под ним человека. Мутно-розовые глаза смотрели на него с насмешкой – по крайней мере, ему показалось, что под кровью он увидел насмешку, - и Аркат зарычал от гнева.
– Хватит, хватит, ''хватит!''
Он раз за разом вколачивал кулак в зияющую дыру на лице газера и бил, бил, бил по его черепу. Только когда от черепа ничего не осталось, кроме месива из мяса и костей, он остановился и оглянулся. Последний газер в немом ужасе смотрел, как голову его товарища разносят вдребезги. В панике он зашипел и развернулся, готовясь бежать. Но бежать было некуда, а ярость Арката сделала его быстрее.
Газера остановило острие клинка, пронзив его позвоночник. Ноги человека в маске немедленно подогнулись – лезвие разрезало нервы. Аркат повалил его на пол и вдавил колени в нижнюю часть спины. Он почувствовал, как тазовые кости противника хрустят и ломаются о прочный металл.
– Нет… – просипел газер голосом, искаженным маской. – Пощади…
Он дернулся, когда Аркат выдернул мачете из его спины – неестественное движение, подходящее скорее марионетке, чем человеку. Из раны ручьем забила кровь, будто сок, что тек когда-то по этим туннелям в верхний город. Аркат вонзил клинок в шею газера с такой силой, что острие воткнулось в металлический пол. Обагренное кровью оружие на мгновение застыло в воздухе, словно монумент его гневу, пока Аркат его не вытащил.
– Никакой… пощады, – выдохнул он сквозь стиснутые зубы. – Только… кровь.
Сьянт все чаще овладевала его телом. Он говорил себе, что к такому уж соглашению они пришли, но в глубине души знал правду: он просто не мог больше сопротивляться, если она желала взять его телесную оболочку. Демоница раздувалась от силы. В то время, когда она призвала Ксантина к себе, она была не более чем тенью прежней себя, ее подточили тысячелетия, проведенные в плену у эльдаров, но теперь, в его теле, она процветала, питая свою сущность скорбями и восторгами людей Серрины.
В дни, когда она брала верх, Ксантин учился властвовать своим разумом. Он прожил долго – хотя тысячелетия, проведенные в вечно изменчивых волнах варпа, и не поддавались точному подсчету, – и забыл больше, чем иные существа узнавали за всю жизнь. Чтобы не скучать, он ворошил эти воспоминания, хватаясь за малейшую искорку интереса.
Вот и сейчас он коротал время, охотясь за этими искорками. Он смаковал воспоминание о том, как обрел власть на Серрине, наслаждался звуком собственного имени, которое выкрикивали десятки тысяч голосов. Тогда его любили – по-настоящему любили – впервые за всю его жизнь. В этой любви все еще была сладость, но теперь она была ему не внове. Она приелась ему за все те годы, что прошли с его прибытия. Скучно. Ксантин двинулся дальше.
Он погрузился в воспоминания, вновь переживая свой побег от Черного Легиона на борту «Побуждения». Он забрал и корабль, и банду у Эйфороса. Узколобый болван присоединился к сброду Абаддона, переименовав своих братьев по оружию в Детей Мучений. Ксантин, слишком харизматичный и талантливый для того, чтобы терпеть такое положение дел, вызвал Эйфороса на дуэль, победитель которой должен был получить командование равно над кораблем и воинами. Естественно, Ксантин победил, и выжившие члены банды, которые видели в нем эталон всех добродетелей Третьего легиона, решили последовать за ним в его доблестном походе к звездам.
''«Нет,'' – проговорил какой-то голос. – ''Все было совсем не так».''
Он оказался в древнем эльдарском храме. Над ним возвышались гигантские статуи, их головы украшали высокие шлемы. Грязные ксеносы. В этом месте была смерть – воины, облаченные в доспехи цвета обсидиановых стен. Он сражался с ними; он их убил. Такова было его миссия.
''Не только. Всегда бывает что-то еще.''
Да, он искал чего-то еще. Чего-то, что-то жило в этом месте. Оно говорило с ним. Копье, безупречное, неповрежденное, лежало на ковре из цветочных лепестков. Как могли расти цветы в этом пристанище смерти? Ему так хотелось коснуться их, взять копье, стать с ним единым.
– Я не хочу этого видеть, – пробормотал он, и образ дрогнул.
''– Правда?''
– Да. Там что-то умерло. Что-то закончилось.
''– Что же ты хочешь увидеть?''
– Что-то новое.
''– Конечно.''
Он увидел себя так, как его видели жертвы-Нерожденные. Черной пастью, острыми зубами, забрызганными кровью. Глаза его были как ямы, полные первозданной тьмы, как драгоценные камни, которые поглощали свет. Поглощали всё, и ничто не могло спастись. Он чувствовал то, что чувствовали они. Прежде он понимал их неверно – эти создания ''сами'' были страхом, или гневом, или похотью, или злобой, или любой из бесчисленных эмоций, что обрели омерзительные тела в океане варпа, – но все они ощущали одно и то же. Они боялись. Боялись его. Все они привыкли жить в мире мягких граней и текучих форм, в мире мыслей, образов и идей, временно получивших вещественность. Для них он был чудовищем – жестким, грубым, ''реальным''. Он извлекал их из утробы и пожирал целиком, и хохотал, уничтожая их сущность. Они содрогались в его чреве, тщась умереть.
Что-то мелькнуло в нем, какое-то новое ощущение.
Жалость. Это было что-то новое.
– Да, – прошептал он, наслаждаясь чувством.
Он увидел розовый и пурпур, проблески перламутрово-белого, пронзенные кинжалом из чистой тьмы. Он услышал вопль тысяч стеклянных шпилей, кричащих в небо о своей агонии. Он ощутил благоухание и дым. Он почувствовал на языке кровь. Он почувствовал боль – нестерпимо болели ноги и сердце.
Град Песнопений. Даже для него это было чересчур.
– Забери меня отсюда.
''– Ты уверен?''
– Да… да. Прошу, забери меня.
''– Куда?''
– Куда угодно. Здесь слишком больно.
Кинжал из тьмы вонзился в цель, на мгновение затмив собою все небо. Розовый и пурпур исчезли, их сменил огонь, а потом… ничего.
Черный песок, утекающий сквозь пурпурные пальцы.
Ксантин отпрянул, будто пораженный масс-реактивным снарядом. Споткнувшись, как от физического удара, он почувствовал, что его затягивает в водоворот воспоминаний. Пока его тащило сквозь уровни сознания, он в одно мгновение увидел и Град Песнопений, и храм, и «Побуждение». Ксантин почувствовал в себе Сьянт, заполнявшую его, как вода заполняет сосуд, но отбросил ее с легкостью.
Он вернулся в реальность, выкрикивая одно-единственное слово:
– Отец!
[[Категория:Warhammer 40,000]]
[[Категория:Хаос]]
[[Категория:Космический Десант Хаоса]]
[[Категория:Дети Императора]]
