934
правки
Изменения
Перейти к навигации
Перейти к поиску
Нет описания правки
{{В процессе
|Сейчас =56
|Всего =43}}
— Я не разобрал её слова полностью, но, помимо прочего, там идёт речь о враге, — сказал он. — Если верить госпоже Сов, тот уже скоро будет здесь.
=='''ГЛАВА ШЕСТАЯ'''==
'''ПУСТОТНЫЕ САБЛИ'''
'''УЛЬТИМА-ОСНОВАНИЕ'''
'''ПРОЩАНИЕ С ЧЕТВЁРКОЙ'''
В ветреный прохладный полдень родились Пустотные Сабли – капитул Адептус Астартес.
Чуть больше тысячи космодесантников выстроились рядами в соответствии с ротой, специализацией и постом. За ними располагалась сотня боевых машин различных типов, которые примарх даровал капитулу для облегчения его задачи. Знаменосцы высоко держали древки штандартов с пока ещё отсутствующими знамёнами, а позади них, вдали, виднелись почерневшие и разбитые башни города Олда. Свою награду космодесантники заслужили как раз тем, с какой эффективностью сделали эти сооружения такими.
Основывалось новое братство.
Шеренги космодесантников разнились по высоте, так как воины сформировали идеально ровный строй невзирая на оставленные оружием шрамы на искалеченной земле или разбитые булыжники, на которых стояли Адептус Астартес. Хоть занимаемая ими территория и несла следы отгремевшей войны, доспехи бойцов были безупречными и свежевыкрашенными в насыщенный тёмно-коричневый и бронзовый цвета. Керамит же отражал льющий с небес дневной свет. Пустотные Сабли демонстрировали присущее всем новым капитулам единообразие, ведь на броне космодесантников ещё не отпечатались сказания об их деяниях. Тем не менее, все они сражались с самого начала крестового похода, поэтому даже сейчас, в самом начале пути капитула, на поножах и наплечниках воинов повсеместно виднелись различные значки и почётные отметины.
— И так началась их история, — пробормотал Девен Мудире.
Виабло косо взглянул на него.
— Довольно затейливое изречение для тебя, разве нет? — сказал пустотнорождённый и вернулся к своей работе.
Перо Виабло скрипело о пергамент, не уносимый ветром благодаря стеклянному пресс-папье.
Мудире пожал плечами. У него был слишком меланхоличный настрой для остроумной реплики в адрес товарища.
— Поэзия – мой дар.
— Как и скромность, — произнёс Фабиан Гвелфрейн, чем вызвал у Соланы улыбку.
Четвёрка Основателей – группа историторов Логос Историка Верита – наблюдала за созданием нового капитула с высокого холма к западу. Они пользовались привилегиями своего ранга, поэтому их небольшой лагерь был великолепно обеспечен. Длинный стол, за которым работали историторы, находился в тени украшенного кисточками тента, а ещё там присутствовали слуги, на чьих подносах стояли бокалы с освежающими напитками, защищённые от пыли и пепла бумажными колпаками. Рядом находился второй стол, где укрытые клошами тарелки с едой подогревались на конфорках. Пищу приготовили на потом, для празднования, но никто из Четвёрки, на самом деле, в нём участвовать не хотел. Перед пиром они выполняли свою роль летописцев крестового похода, все, кроме Мудире. Тот оставил рабочее место и встал на краю склона, позволяя солнцу и слабому ветерку ласкать себя.
— Вы разве совсем не тронуты? — требовательно спросил у остальных Мудире, начиная гневаться.
Фабиан уже был готов выдать очередную остроту, но решил не делать этого, когда увидел взгляд в глазах коллеги.
— Да, — ответил он. — Да, конечно же я тронут. Сегодня печальный день.
Однако, успокоить Мудире не удалось. Гнев и скорбь внутри него породили взрывную смесь.
— Мы годами работали вместе. Каждый из нас рисковал собственной жизнью. Под руководством примарха мы создали новый Адепта, и теперь этому конец, а у тебя нет ничего, кроме оскорблений?
— Всё не так, — сказал Фабиан. — Это не конец.
— Это – начало, — произнесла Солана. — Девен, Фабиан просто подшучивал над тобой.
— Тогда у него нет чувства важности момента, — проворчал Мудире.
Подошёл младший член ордена и положил на стол Солане свежие пергаменты. Та тихо его поблагодарила.
— Мне грустно, но времена меняются, — продолжила она. — Всё двигается вперёд согласно плану Машинного бога. Это – его Воля, воля Императора.
Мудире развернулся обратно, чтобы взглянуть на новый капитул.
— Ох, освободиться бы от воли богов.
— Сколько сейчас капитулов Ультима-основания? — громко спросил Виабло. — Здесь у меня отмечено, что сто три, но входят ли в это число все созданные во время крестового похода наряду со сформированными при Раскрытии примарисов? — Он вновь взглянул на свои записи. — У кого-нибудь есть другие цифры? Было бы досадно вносить исправления.
— Первый вариант всегда чистовой, — заметил Фабиан. — В этом весь ты, Виабло.
— Я нахожу подобное практичным, Фабиан, — ответил Виабло. — Нет смысла мучиться над словами, когда столько нужно сделать.
— Мой дорогой Теодор, — заявил Мудире. — Ты можешь хоть на мгновение оторваться от работы? Нас сегодня разделяют. Для тебя это тоже ничего не значит?
Виабло не перестал писать.
— Конечно же значит, Девен, но сначала нам нужно выполнить нашу работу – мы должны увековечить основание сего капитула со всем уважением. — Он улыбнулся. Виабло редко демонстрировал эту свою высокомерную ухмылку, которая удивляла каждого, кто видел её. — Уже после мы сможем выпить и порыдать столько, сколько захочешь.
Вздохнув, Фабиан положил стилус, сохранил написанное, а затем стёр работу с табулы цера взмахом руки. Воск покрылся рябью и изменил форму.
— Я почти что согласен с Девеном, — сказал он. — Какой смысл от всех тех особенностей процесса формирования Пустотных Сабель, сто четвёртого капитула Ультима-основания…
— Ага! — воскликнул Виабло. — Спасибо.
— … если они не зафиксированы? Это ведь больше настоящая история, чем простая запись. Кто-то должен прожить её.
Виабло продолжил писать.
— Фабиан, ты серьёзно? Наша роль заключается в протоколировании и исследовании. Мы – свидетели истории, а не её проводники. Нам следует знать своё место.
— Ну, я никогда не был полностью доволен теми вещами, которые мне велели делать.
— Тогда почему не говоришь это ему? — спросил Виабло и показал бородками пера вверх. За вспышкой в небесах последовал грохот вхождения в плотные слои атмосферы – схожий с низкой барабанной дробью шум, обрушившийся на холмы возле увеченного города. — Примарх уже почти здесь.
— Скажу, — произнёс Фабиан, после чего хлопнул по столу обеими руками, поднимаясь на ноги. — Вот почему он дал эту работу в первую очередь именно нам, разве нет? Я не вижу среди вас никого, кто выполнял бы приказы прямо буква в букву, так давайте же сейчас выпьем? Понаблюдаем за теми храбрыми воинами с надлежащей торжественностью, с тостом!
Четвёрка переглянулась.
— Я согласен, — в конце концов сказал Мудире.
— В тебе я не сомневался, Девен, но как насчёт вас двух? Теодор? Солана? — поинтересовался Фабиан.
Улыбка Соланы сама по себе стала согласием. Виабло принял расстроенный вид, однако, он, обычно, пил больше, чем все остальные вместе взятые, поэтому долго его уговаривать не пришлось.
— Ох, ну ладно, — с притворной неохотой согласился Виабло.
Корабль Гиллимана с рёвом снижался, увеличиваясь в размерах на фоне неба. Вход в атмосферу был суровым процессом, и летательный аппарат был объят пламенем, из-за чего напоминал спускающегося с небес бога, который собирался совершить суд на земле.
— Резилису, подашь нам, пожалуйста, выпить?
Потомственный слуга Фабиана стоял рядом со столиком на колёсиках для напитков. Земля была неровная, поэтому им пришлось прибегнуть к использованию гусеничного сервиторного модуля, чья частично рассечённая голова виднелась под поцарапанным пластековым куполом перед бутылками, что выглядело довольно отталкивающе. Резилису поклонился. Он всегда выглядел несуразно, и даже в форме сервов Логоса умудрялся казался неряшливым, однако, слуга достаточно бойко подносил освежающие напитки историторам и вполне расторопно передавал и наполнял бокалы, которые тряслись из-за заходящего на посадку судна примарха: исполинского, великолепного, сделанного в форме двуглавого орла десантно-штурмового корабля ''«Аквила респлендум»''.
— А теперь, Девен, пойдём сядем, — перекричал Фабиан вопль посадочных двигателей и отпил горький, настоянный в олешиновой бочке ром, чтобы смягчить сухость в запыленном горле. — Теодор прав, нам действительно нужно это записать.
Сервочерепы историторов поднялись со своих стоек-насестов и, сверкая вид-глазами, полетели над только что созданным братством, начав запись.
''«Аквила респлендум»'' приземлилась в вихре пыли, поднятой грохочущими двигателями. Завыли приводы органов управления, а крылья и две головы изменили конфигурацию на посадочную. Корабль не касался земли когтями до тех пор, пока перья на груди не расцепились, и от корпуса не отделилась опустившаяся десантно-высадочная рампа.
Наружу вышел исполинский в своих доспехах Судьбы Робаут Гиллиман, которого сопровождала скромная свита, состоящая из двух десятков различных по виду смертных. Его космодесантник-советник Хурак был единственным трансчеловеком в группе, чья бледная кожа бросалась в глаза даже на таком расстоянии. Ещё там находилась уже привычная группа священников, а рядом держались протоколисты из четырёх Адепта, запечатлевавших процесс основания на страницах соответствующих томов. Самым крупным и наиболее важным из них являлась принадлежащая примарху копия Индекса Астартес: почти метр высотой, в кожано-металлическом переплёте и такая тяжёлая, что её приходилось нести двум мужчинам, державшим за оба края жердь, вдетую в корешок книги.
Разрушенный город, тысяча космодесантников с их вооружением, примарх и его корабль, нависавший над ним подобно живому воплощению воли Императора, создавали эмоциональное и воинственное зрелище. Эта была открытая демонстрация мощи Империума, которую мог узреть каждый. Фабиан подумал, что из неё выйдет отличная картина, и сделал себе заметку передать свой вид-фикс флотским художникам.
И тем не менее, это событие оказалось небольшим по сравнению с такими же в прошлом. В начале крестового похода рождение каждого капитула проходило с огромной помпой. Теперь нет. Когда Фабиан поинтересовался, почему церемонии так упростились, представители Адептус Администратум и Департаменто Муниторум начали утверждать, что Гиллиман занят великим множеством задач, и что сложности войны делали проведение торжеств непростым делом. Фабиан поддерживал озвученные причины и не считал их простыми оправданиями. По мнению историтора, факт выделения примархом времени для благословения братства Пустотных Сабель говорил о его преданности своим обязанности. Но это не всё. Фабиан не мог не думать о влиянии частоты подобных событий на их грандиозность. Некогда они являлись знаменательными, а теперь просто примечательными, и неважно, какой была официальная линия или о чем заявлялось в его собственных трудах.
Историторы запечатлевали происходящее на бумаге и вид-записях. Фабиан знал, что у всех у них были схожие мысли по этому поводу, и они как могли пытались простить лорда-командующего за то, что им приходилось ограничивать себя рамками сухого официального стиля хроник.
Но даже так, даже будучи менее торжественным, рождение нового капитула являло собой достойное внимания зрелище.
Свита Гиллимана разошлась, окружая последнего верного сына Императора знамёнами, которые громко хлопали на слабом ветру. Для Индекса Астартес вынесли подставку, а затем рядом с ней поставили высокое кресло. Туда сел пожилой писец – Записывающий списки. Возле него разместили небольшой стол с флаконами чернил и множеством перьев. Окинув принадлежности критическим взглядом, писец жестом подал знак носильщикам индекса, что почтительно открыли книгу на первой чистой странице. Лишь когда Записывающего списки всё удовлетворило, он слегка кивнул примарху, после чего Робаут Гиллиман начал.
По своей привычке, прежде чем заговорить, лорд-командующий обвёл взором собравшихся, давая знать каждому, что видит его.
— Воины Неодолимого крестового похода, — сказал примарх, чей звонкий властный голос разносился над местностью без нужды в звукоусилении. — Вас без объяснения забрали из ваших домов, положили в сон на тысячи лет и изменили до неузнаваемости. Никто из вас не ожидал такой судьбы, и мало кому выпала возможность дать на неё согласие. Тем не менее, вы покорились воле Императора. Вы отдали себя Империуму. Вы позволили выковать из своих тел клинки, сделать из своих разумов оружие. Когда вы пробудились ото сна, вас бросили в битву. Многие погибли. После потери семей вы потеряли тех, кого считали братьями, и не только из-за войны. Вы терпеливо перенесли реорганизацию ваших подразделений и смену назначения. Вы продемонстрировали выдающуюся и непревзойдённую верность! — Робаут Гиллиман сделал паузу, во время которой слышалось щёлканье флагов на ветру. — Теперь же я должен попросить вас вновь оставить братство, оставить в последний раз. Вы беззаветно служили мне в рядах Неисчислимых Сынов. Больше вы неисчислимыми не будете. Прежде вы являлись Сынами Коракса, а теперь вы – Пустотные Сабли. Каждый из вас выказывал величайшую храбрость, величайшее послушание. Сей мир достаётся вам в знак признания вашей непоколебимости. Он – ваша ответственность. Вы станете помогать ему и окружающим эту систему секторам. Долг – ваша награда. Служба – ваша плата. Ныне наступили чернейшие из времён, и я не способен дать вам многого, помимо собственного доверия. Подтвердите его и умрите героями Империума.
Фабиан с коллегами наблюдал за всем молча. Между Пустотными Саблями и Четвёркой Основателей существовали параллели, и историтор легко мог представить, что слова Гиллимана были предназначены для Логос Историка Верита в той же мере, сколь и для Адептус Астартес.
— Выйди, Адрин Фас – первый магистр капитула Пустотных Сабель.
Воин в тяжёлых доспехах «Гравис» прошёл вперёд и преклонил колени у ног примарха. Начался обмен клятвами, которые Фабиан уже множество раз слышал в прошлом. Фас поклялся, что он и его воины станут поддерживать власть Императора и отражать все угрозы. Магистр поклялся противостоять ксеносам, ведьмам и еретикам. Основная суть заключалась именно в этом, хотя сами клятвы были гораздо длиннее. Фас произносил их на протяжении пяти минут: без подсказок, без пауз и без запинок. Фабиан тоже так мог, но разумы Адептус Астартес превосходили разумы смертных во многих аспектах. Магистру Фасу не требовалось старательно заучивать клятвы, ибо ему хватило бы прочесть текст всего один раз, не более.
Иногда Фабиан задумывался, а не влияла ли подобная лёгкость на эти обещания, делая их менее искренними. Если бы историтору пришлось так долго говорить по памяти, он бы читал, перечитывал и повторял слова много раз. Каждое повторение заставляло бы его проводить сравнительный анализ обещания, из чего проистекали бы размышления. Возможно, они бы казались ему поверхностными, но, по итогу, в процессе Фабиан бы всё тщательно обдумал. Когда немодифицированный человек приносил такую клятву, то делал это с полным пониманием того, что обязывался сделать. А космодесантник? Адептус Астартес создавали для того, чтобы подчиняться, и приучали без вопросов отдавать Императору что угодно. Было ли обещание воина, не имеющего особого выбора, равносильно добровольной присяге на верность или обещанию, данному после тщательных раздумий? Какой прок от клятвы, которую принёс подобный человек?
Некогда Фабиан считал Адептус Астартес ангелами, а когда сей образ померк, долгое время историтор находился под впечатлением, будто космодесантники являются чем-то большим, нежели люди. Оно тоже оказалось ошибочным. Фабиан встречал таких, кто оказывался едва-ли лучше автоматов, и знавал тех, у кого были души поэтов. Обе крайности встречались редко, но историтор решил, что если брать золотую середину, то их недостаток самоопределения, искусственно созданная верность и отсутствие более деликатных чувств, делали большинство космодесантников даже наоборот, чем-то меньшим, чем нормальный человек.
Фабиан взглянул вниз, на свою табулу, где он, неосознанно, стилусом выдавил все свои мысли в воске. Историтор мог бы стереть их, но вместо этого, немного помешкав, нажал на кнопку сбоку устройства, перенося информацию в инфопланшет через обшитый пласталью кабель, после чего очистил поверхность. Пусть размышления будут записаны, подумал Фабиан, ведь целью историторов являлась истина. Нынче члены Логоса слишком часто подвергали цензуре самих себя.
Принеся клятвы, магистр поднялся на ноги. Записывающий списки внёс в Индекс Астартес его геральдику, ставшую вторым после символа капитула цветным рисунком в колонке, где описывались Пустотные Сабли. Подробности о них будут разнесены как можно дальше по Империуму с помощью астротелепатии и добавлены в другие копии индекса.
''«И так, из-за неправильно истолкованных видений в тексты закрадётся ошибка, которая повлечёт за собой несовпадения. А потом, когда-нибудь в далёком будущем, неверно запомненная деталь станет причиной конфликта»,'' — подумал Фабиан.
Фас вслух прочёл отдельную запись о самом себе – слишком маленький параграф для полного описания героических поступков, совершённых даже за несколько коротких лет – и поставил подпись, после чего вернулся к своему братству.
После магистра подошли офицеры, руководящие подразделениями капитула: магистр святости, старший библиарий, магистр апотекариев и магистр кузницы. Они принесли собственные клятвы и оставили свои отметки в огромной книге. Далее десять капитанов с клятвами покороче, хотя их обязанности будут едва ли менее тяжёлыми. Дневное время подходило к концу. День здесь тянулся долго, но ночи – ещё дольше, и по мере того, как солнце ползло к горизонту, вместе с ним падала и температура. В конце концов, историторы начали дрожать от холода. Им принесли шубы и горячее вино, а в бокалы то и дело вновь наливалось спиртное, поэтому, когда братья из линейных отделений стали все разом приносить клятвы, сотрясая местность очень низкими басовыми голосами, Фабиан уже находился под неплохим таким хмельком.
Пустотным Саблям передали штандарты. Знаменосец капитула получил знамя первым. Потом своими знамёнами обзавелись роты. Сохраняя почтительную тишину, космодесантники повесили их на крестовины и позволили им развернуться на ветру. На колыхающейся ткани виднелись незамысловатые узоры, коим в грядущие годы предстояло дополниться знаками отличия.
Примарх ещё раз окинул воинов полным гордости взором.
— Теперь вы – капитул Адептус Астартес. Вы – Пустотные Сабли, и останетесь ими до самой смерти. Дорожите своими братьями. Служите Императору. Защищайте закреплённые за вами территории. Вы больше не летаете со флотами крестового похода, но я всё так же полагаюсь на вас. Император ценит ваше мужество. Приступайте к своим обязанностям. Ваши деяния будут помнить, а жертвы – прославлять.
Фабиан почувствовал, что эти слова касаются и его. А останется ли память о нём самом? Скольким верным слугам Императора давались такие же обещания, а потом их имена обращались в прах вместе с костями? Слишком многим, подумал он.
— Аве Император.
Гиллиман отсалютовал космодесантникам, ударив кулаком по груди. Ответом ему была тысяча ударов керамитом о керамит, что прозвучало как орудийные выстрелы.
— Аве Император! — закричали Пустотные Сабли.
Более ничего не сказав, примарх вернулся на свой корабль вместе с последовавшими за ним служителями. В корешок Индекс Астартес почтительно вдели жердь, а затем книгу подняли. Рампа закрылась. ''«Аквила респлендум»'' обратила две свои головы к небесам, после чего тяжеловесно полетела вверх под вопли ракетных двигателей. Корабль набрал скорость и исчез среди звёзд на вечернем небе.
Первым перо положил Виабло.
— Ну что ж, — сказал историтор. — Как всегда драматично.
— Я слушал его слова, — негромко произнёс Мудире, — и они были обращены ко мне, ко всем нам. Тут нет сомнений.
Пустотные Сабли тоже отбывали, погружаясь на свои транспортники и десантно-штурмовые корабли, а также уходя в лагерь. Последний стоял на том месте, где в будущем возведут крепость-монастырь, чьи шпили и орудия будут возвышаться над равнинами теперь уже родного мира капитула.
— Я тоже это ощутил, — подал голос Фабиан. — Он говорил с нами. — Вздохнув, историтор согнул задеревеневшие пальцы. Мужчина испытывал острое состояние эмоционального оцепенения, лишившее его способности чувствовать. — Значит, вот и всё.
Виабло мрачно кивнул. Сочленения фиксирующего устройства, которое поддерживало худое тело рождённого в пустоте, тихо заскулили.
— Ты знаешь, куда отправляешься? — поинтересовался Виабло.
— Нет, — ответил Фабиан. — А ты?
— Я слышал только то, что остаюсь с флотом Примус.
Сердце Фабиана уколола зависть, но он пытался не показывать этого. Виабло являлся очевидным выбором на роль личного летописца Гиллимана, ибо был гораздо более сдержанным и исполнительным, нежели Фабиан.
— Я присоединяюсь ко флоту Октус, — сказал Мудире. — Солану ждёт путешествие к мирам-кузницам в качестве герольда нашей маленькой организации.
— Так вы все знаете, куда отправитесь? — спросил Фабиан.
— Похоже на то, — произнёс Мудире.
— Тогда почему я понятия не имею, какие приказы у меня? — задал вопрос Фабиан.
— Особая роль, вне всяких сомнений, — ответил Мудире, чья зависть к Фабиану не уступала зависти последнего к Виабло.
''«Всего несколько лет вместе, и мы уже превратились в змеиное гнездо»,'' — подумал Фабиан, — ''«конкурируя за места. Не лучше придворных Верховного лорда.»''
— Давайте не будем грустить, — сказала Солана. — Приступим же к пиру, которого ждали весь день.
Она старалась демонстрировать жизнерадостность, но её голос звучал сдавленно.
Слуги начали зажигать огненные чаши и включать обогреватели, а подошедшие младшие члены Логоса забрали работы Четвёрки в архив. Фабиан взглянул на последних, размышляя, кто из них однажды займёт его место подле Гиллимана, если это вообще случится.
— Лучше не рассматривать произошедшее как конец, — продолжила Солана и нетвёрдо поднялась на ноги, так как не привыкла выпивать. Однако, судя по всему, ей, как и всем остальным, сейчас спиртное было нужно. — Благодаря нам, Логос просуществует вечность. — Историтор подняла свой бокал. — Четвёрка Основателей, да не распадётся никогда наше содружество.
Мудире выглядел так, словно вот-вот расплачется.
— Четвёрка Основателей! — воскликнул Фабиан, перекрикивая шум взлетающих десантно-штурмовых кораблей.
Историторы сидели до глубокой ночи и много пили.
Пройдёт ещё много лет, прежде чем кто-нибудь из них вновь встретится друг с другом.
