— Сильнее всего тебя беспокоит то, кем я стану для тебя — силой или слабостью, — с привычной прямолинейностью закончил за него Зайду.
— Верно. Даже после Даже после изгнания, наша связь с Не-братьями остаётся сильной. Теперь, когда Кейдус на свободе, её влияние станет ещё очевиднее. Скажи, зачем ты пошёл за мной сюда?
— У меня возникло чувство, словно что-то зовёт меня, — ответил Зайду. — Что-то в моей крови. И что-то снаружи. Не обычные отголоски, а…
— Не изменится, — согласился Зайду. — С твоего позволения, брат-библиарий, я пойду и подготовлю их.
Вей отпустил Зайду. Лишь Лишь когда тот ушёл, библиарий захлопнул ''Демонархию'' и обмотал её цепями из пси-умерщвлённой стали, не забывая рычать необходимый Связующий обет. Книга дрожала и дёргалась у него в руках, словно дикий зверь в хватке укротителя.
Случайности не случайны. Он услышал звон тяжёлого колокола, доносившийся откуда-то сверху. Его голос был единственным звуком снаружи, что мог раздаваться в стенах библиариума. Восьмая дневная склянка, понял Вей. ''Экспульсиарс''<ref>Expulsiars (лат.) — изгнание.</ref>.
Неподалёку залаял автомат, в ответ ему раздался грохот тяжёлого стаббера. Зайду не замедлился и не сменил направление. Каждая улица звенела от какофонии войны. Еретики напирали, и Астра Милитарум давили на них в ответ. И посреди всего этого вёл свою одинокую охоту Зайду, осознавая, что на самом деле должен вести за собой людей.
Трущобы носили название Посёлок Пилигримов, и это был жалкий муравейник, состоящий из брошенных типовых хибар и лачуг, сгруппированных и выстроенных по всем архитектурным канонам выброшенного на берег мусора. Повсюду возвышались многочисленные этажи, наросшие друг на друга со временем слои металлолома, переработанной целлюлозы и любого иного мусора, на который только смогли наложить лапы местные попрошайки. Они окружили собой башню Преторианца, духовный центр храмового мира Фидем IV. Спустя Спустя почти четыре тысячи лет паломничеств, сборище лачуг превратилось в настоящие фавелы.
Согласно инструкциям, которые Зайду выучил перед высадкой, а также в соответствии с гипно-эйдетическим программированием, которое начало срабатывать при получении им соответствующих стимулов, большая часть Посёлка Пилигримов была выстроена на месте древнего поля битвы. По правде говоря, так было почти со всей населённой поверхностью планеты, поскольку именно война подарила Фидему IV его статус, война, которая сделала его святым. Зайду не стал останавливаться, чтобы поразмыслить над этой иронией.
Устранитель пинком сбросил горящие, окровавленные останки первых пяти еретиков вниз по лестнице, параллельно с этим держа шестого за горло. Он взбежал вместе с ним обратно на свой насест и швырнул орущего человека через парапет, после чего подхватил оставленную у стены винтовку и вновь занял снайперскую позицию. Как он и боялся, на крышах появились ещё две фигуры, пытающиеся добраться до Зайду. За те шесть секунд, что его не было, один из них успел выстрелить в лейтенанта.
Ану убил их обоих. Его сверхъестественный слух, усиленный стимуляторами до стимуляторами до невероятной остроты, уловил звук ломающихся костей — сброшенный им за перила еретик достиг земли одновременно со вторым выстрелом.
Он позволил себе расслабиться. Ки’лет непременно поиздевался бы над ним за это, и поэтому он лишний раз порадовался тому, что вырвал воющего нерождённого Слаанеш из своей души и швырнул обратно в имматериум в тот самый день, когда стал Экзорцистом. Тварь постоянно говорила с ним о поиске совершенства, но сама оказалась не в состоянии оценить уравновешенность, необходимую для его достижения.
Кейдус так долго жаждал попасть в это место, и вот теперь, прибыв сюда, он воспылал священной яростью.
Что они сотворили? Что эти жалкие, эфемерные искорки бытия сотворили с его местами поклонения? Они воздвигли собственные капища, насмехаясь над ним храмами, построенными из мусора и убогимии убогими, забитыми доверху грязными лачугами. Неужто у них нет ни капли стыда? Ни капли разумения? Они что, действительно решили раззадорить его таким образом?
Тело споткнулось. Со злостью, Кейдус выпрямил его и направил вперёд, сквозь трущобы. Впервые сломав свои оковы, он ощутил мгновение триумфа, пронзившее пелену его разочарования. Затем вновь вспыхнул его гнев, до этого так долго тлевший глубоко внутри. Он дал ему волю, и не останавливался, пока не разукрасил переборки внутренностями, а корпус корабля не содрогнулся от воплей. Это было потворство, в котором он разрешил принять участие и другим. В конце концов, кто он такой, чтобы лишать их возможности восславить его повелителя и разделить вместе с ним такое роскошное кровопролитие?
Как сильно он мечтал об этом, в бессонных грёзах, в бесконечном безвременье, оторванный от места своего рождения, от царства своего повелителя, от благословенной бронзы, крови и костей. Сколько времени прошло с тех пор, как он в последний раз ступал по этой земле? День? Тысячелетие? Один час? Целая эпоха, столь долгая, что даже едва родившиеся звёзды успевали выгореть дотла? Или же единственный удар сердца, этого священного, бесценного органа? Кейдус решил, что это не важно. Он вернулся, как и поклялся ранее, и теперь перед ним простирался путь к новым триумфам.
Он чувствовал, как благословлённая кровью почва взывает к нему, как её песня резонирует в его носителе, в этом теле, которое должно было стать для него тюрьмой, но он сделал из него транспорт. Оно было сильным, по меркам смертных, его усовершенствования выходили далеко за пределы возможностей большинства отродий Терры. И всё же, ему столького ещё не хватало. Кейдус хотел исказить его, придать ему иную форму, более подходящую всей его славе и славе его повелителя, но но сосуд противился ему. Кейдус был слаб — до омерзения слаб — и ему не хватало сил, чтобы изменить плоть сосуда, или, что важнее, сломать ошейник, который до сих пор удерживал внутри его и его сородичей.
Когда-то, у тела было имя. Имена, как и кровь, обладают силой. Кейдус знал его, потому что до сих пор держал в когтях душу своего сосуда. Ашад. Маленькая, тусклая искорка с сознанием ребёнка. Кейдус позволил остальным поиграть с ней, и убедился, чтобы она осталась в заточении, а не погибла. У него не было времени на то, чтобы сломать каждую кость, содрать каждый клочок кожи и разорвать каждый орган в «тонком теле» Ашада, поэтому маленькая душа, как и сильное тело, останутся у него в заложниках — пока что.
Сержант-причетник мгновенно понял, что перед ним не ветеран Долгой войны, а жалкий отброс, лишь недавно посвящённый в ряды осквернённого братства. Изменник несколько мгновений тщетно пытался перебороть его грубой силой, после чего ударил Беллоха головой в горжет. Причетник вновь пырнул его ножом, вогнав клинок под углом в брюшину предателя и пытаясь протолкнуть его дальше, под сросшиеся рёбра, чтобы добраться до жизненно-важных органов.
Затем что-то ударило его справа, что-то гораздо более массивное и сильное, чем стоящий перед ним еретик. Он едва не упал, но сервоприводы успели зафиксироваться, а отточенные рефлексы позволили ему удержать равновесие и развернутьсяи развернуться, чтобы дать отпор новому оппоненту.
Беллоху столкнулся лицом к лицу с тварью, которая физически не могла бы появиться на свет в любой адекватной, упорядоченной вселенной. Бесформенная масса пульсирующей плоти, костяных шипов и извивающихся щупалец пыталась опрокинуть его на землю и сожрать по кускам сразу шестью визжащими, истекающими слюной пастями. Беллох зарычал на монстра в ответ и вогнал нож в ближайший нарост, кромсая и расширяя рану. Оттуда брызнул вонючий ихор, но рана просто вырастила из осколков рёбер новые клыки и превратилась в ещё одну пасть, которая немедленно принялась огрызаться на него и блевать чёрными внутренностями.
Кто-то стоял в темноте у него за спиной.
Чужое присутствие спровоцировало мгновенные рефлексы в его трансчеловеческом теле. Каждый удар сердца, каждое сухожилие и каждый мускул кричал ему повернуться, повернуться и драться за свою жизнь. Сидение в неподвижности, в полной уязвимости, не сопротивляясь возникшей угрозе, было анафемой для таких, как он. Это шло вразрез с каждой секундой гипно-индоктринации, с каждым мгновением мышечной памяти, закалённой в сотне тысяч жестоких, отчаянных схваток не на жизнь, а на смерть. Это Это был воистину немыслимый подвиг, и всё же Ану совершил его.
Он не повернулся. Он остался сидеть неподвижно и не стал обращать внимания на кого-то у себя за спиной, вместо этого медленно, добровольно приложив окуляр к глазу.
===Глава X: Теургия<ref>Магическая практика, направленная на прямое взаимодействие с богами, ангелами и демонами с целью получить помощь, знания, материальные блага и т.п.</ref>===
Когда душа Утена впервые открылась яростному безумию имматериума, в в него вонзил когти зверь, варп-сущность, которая не обременяла себя даже минимальным подобием любезности. Это был пёс резни, одна из боевых гончих Кхорна, ненасытная жажда убийства и неудержимая жестокость во плоти. Его рык преследовал Утена во снах, его первобытные инстинкты тесно переплелись с остатками сущности воина, и он давно потерял ту грань, где заканчивались его мысли и начинался разум зверя.
Утен чувствовал, как когти гончей ворошат тусклые угли его души. Сорвав мясной крюк с ленты конвейера, он вонзил его прямо себе в лоб и зашипел сквозь удлинившиеся клыки, протаскивая крюк полукругом, затем слева направо. Он ощутил на языке кровь, горечь железа и сырую, солоноватую энергию жизни.
И в этом заключалась их ложь. По мнению Вея, истинная причина существования этого запутанного клубка из культов, тайных обществ, систем бесконечных званий и вертикалей власти, странных обрядов, секретных паролей и жестов была в том, что с их помощью орден пытался заполнить пустоты, что невозможно заполнить, утолить неутолимый голод. Всё это была лишь игра, спектакль ради создания смысла и цели — чтобы придать внешний лоск этим пустым сосудам, что некогда были людьми. Они были сломанными вещами, которые впустую пытались собрать себя воедино с помощью ритуализма и таинств.
Вей наблюдал обряды по вселению демонов уже сотни раз, и принимал участие в большинстве из них. Он резал и выжигал как физическими, так и ментальными клинками, борясь за чистоту душ своих братьев от порчи варпа. Невозможно совершить такое деяние с точностью хирурга, применяющего скальпель холодно и безразлично. Каждый раз это была борьба, настоящая рубка, дикая, жаркая, отчаянная и страстная, и к её завершению от разума, что ещё ещё недавно был преисполнен решимости и смысла, оставались лишь обугленные черепки. В таком разуме больше не было ни смысла, ни цели, и практически никаких чувств. Все тайные общества, братские церемонии и вымышленные титулы во всей галактике не смогут изменить этого, не смогут вернуть Экзорцистам того, что они принесли в жертву. Ничто не способно заполнить эту пустоту.
Как только Вей понял это, все так называемые товарищества и братства стали для него пустым звуком. Он не осуждал своих братьев за попытки собрать по кусочкам собственные души, но единственной пользой, которую Моления ему приносили, стало обширное собрание письменных знаний. И помимо этого, он не собирался тратить время на примитивное прорицание или борьбу с отголосками, этими полусознательными воспоминаниями о демонической порче, что продолжали терзать немногочисленные остатки внутреннего мира Экзорцистов.
И воины вдвоём отправились навстречу теням.
===Глава XIII: Штурм траншей===
Утен вскочил. С неба лились потоки огня и грязи.
Снаряд ударил в нескольких метрах слева от него, ударная волна протащила воина по склону и нашпиговала его плечо, бок и ногу шрапнелью. Поднимаясь на ноги, Утен оценил полученный ущерб. Броня функционирует. Не пробита.
Но всё бы оказалось куда хуже, если бы брат-инициат Клет не принял на себя основную мощь взрыва.
Лазутчик тоже оклемался, но Утен не нуждался в янтарной метке на визоре, чтобы заметить, как пострадал его брат. Левая рука Клета наполовину оторвалась от тела, и на рыхлую, дымящуюся землю непрерывно текли кровавые ручейки.
Утен отправил запрос Геле, чтобы тот присоединился к ним.
— Нам нельзя останавливаться, — произнёс Клет, ничем не выдавая своей боли. — Мы не останемся под обстрелом лишь из-за меня.
Это было дельное замечание. Клет принялся вновь карабкаться по склону, прижимая левую руку к груди правой. Утен не отходил от него ни на миг.
Теперь уже весь гребень казался охваченным огнём. Еретики утрамбовывали свою сторону долины, создавая ураган из бритвенно-острого металла. Выстрелы ручного оружия вносили свою лепту в этот убийственный шторм. Утен почувствовал, как несколько автоматных пуль отрикошетили от его наплечника и силового ранца, при этом основная очередь ушла вверх. Он слегка оступился на подъёме, отчего Клет также сбился с ноги.
Клет был не единственным пострадавшим. Двое других — Ламеш из отделения Хаада и Урхамму из воинов Эйтана — мерцали жёлтым на общем дисплее шлемов. По крайней мере, все они могли двигаться. Головорезы авангарда находились уже в сотне метров от края обрыва, если не ближе.
Они собирались заставить еретиков заплатить за эту боль.
Очередной снаряд, словно бешеный нерождённый, с рёвом обрушился на землю прямо перед двумя воинами. Доспехи Утена зафиксировали волну жара, и он ощутил, как по пластинам барабанят новые осколки. Ни один не нанёс существенного вреда. Он толкнул Клета в дымящуюся воронку, оставшуюся от взрыва, после чего схватил его за наплечник и заставил притормозить. Вместо того, чтобы подниматься по склону вверх, одна из меток отряда мчалась вдоль него по направлению к ним.
Секундой спустя, на краю воронки появился Гела. Адепт спирали соскользнул к ним вниз и немедленно принялся осматривать изодранную плоть и обнажённые кости руки Клета.
— Её нужно ампутировать, — заключил он. — Немедленно.
— Давай, — согласился Клет.
Утен прикрывал их с края воронки. Гела вытянул из спирального наруча короткую вибропилу с алмазным напылением и включил её. Пила мерзко завизжала, соприкоснувшись с укреплёнными костями пледплечья Клета. На мгновение, Утену вспомнились боевые ножи, кромсающие его костяные шипы.
Он чуть не проморгал Думузи. Закутанный в плащ и укрытый капюшоном устранитель, словно ночной фантом возник из сверкающей огнями темноты у него за спиной. Утен понимал, что означало его появление. Они оказались в самом тылу ударной группы. Они отставали.
Думузи ничего не сказал в качестве приветствия, лишь бросил взгляд на Гелу, отпиливающего руку Клету, после чего присоединился к Утену рядом с воронкой. Он перевёл свою винтовку «Сорокопут» в рабочее положение, её ствол сверкнул в свете огненных вспышек.
На поле боя было слишком людно, а дистанция была слишком велика для болт-карабина Утена — но не для Думузи. Раздался щелчок — он выстрелил, и пуля устремилась сквозь тьму, дым, грязь, пыль и шрапнель, мимо карабкающихся по склону Экзорцистов. Если устранитель и поразил цель, он ничем не выдал своих эмоций. Но Утен не сомневался, что так и было.
Тембр вибро-пилы изменился. Утен повернул голову и увидел, как Гела отсекает последний упрямый пучок стальных сухожилий от руки Клета. Кровь поблескивала под светом канонады, но культя уже начала затягиваться, образуя на месте среза стеклянистую чёрную плёнку.
Гела ухватился за торчащую из отрезанной руки кость и, крякнув, выдернул конечность из наруча и перчатки. Выбросив кусок мёртвой плоти, он вернул детали бесценных доспехов Клету, который примагнитил их к поясу.
— Благодарю тебя, брат, — сказал он Геле.
— Чувствуешь себя готовым к бою? — спросил его адепт спирали, складывая пилу и вставляя аналитический зонд в оставшийся наруч Клета. Так он смог собрать более полные данные о его жизненных показателях, нежели те, что показывал ему общий дисплей.
— Впрыск стимуляторов повышенной эффективности, лимфатические ингибиторы, — перечислял вслух Гела, просматривая отчёт. — Уровень кровопотери выше нормы, но твой организм уже нивелирует это. Никаких признаков физического шока. Броня приемлемо реагирует на полученный урон.
— Я буду в порядке, — стоически произнёс Клет.
— На всякий случай дам тебе ещё одну дозу стимуляторов, — возразил Гела, вставляя патрубок для инъекций в разъём на руке Клета и нажимая на поршень. — Надеюсь, в бою ты не отдавал предпочтение левой руке.
— Когда вернёмся на «Ведьмодав»'','' поставим тебе аугметику, — бросил Утен.
— Надо догонять остальных, — ответил Клет, как только Гела вытащил иглу.
— Вперёд, собратья, — поторопил их Думузи, не отрывая глаз от прицела. — Я вас прикрою.
— Веди, брат Утен, — сказал Гела.
Уговаривать его не пришлось. Как только винтовка Думузи щёлкнула снова, Утен выскочил из кратера и рванул вверх по склону.
Ану выбрал себе новую позицию прямо на границе обстрела, на крыше гвардейской «Химеры», уничтоженной несколько месяцев назад в ходе одной из уже забытых попыток наступления. Правый фланг штурмующих, за которым он и следовал, обнаружил что-то вроде небольшой прогалины, или канала, прорезанного высохшим потоком, и воспользовался им, чтобы в ускоренном темпе добраться до края обрыва. Но поскольку канал был очень узким, идущие впереди закрывали Ану вид на вражеские позиции. А потому, он взял немного правее, где и нашёл более оптимальный угол обзора.
Ситуация вырисовывалась куда сложнее, чем была в трущобах, на церкви из металлолома. Помимо того, что теперь его цели находились выше, а не ниже, в считанных метрах от него падали вражеские снаряды. Имперская артиллерия не отставала и перепахивала задний край Священных Путей впереди, рассекая небо фуцелиново-стальными параболами. Пришёл черёд осветительных снарядов, которые разрывались над обрывом, окрашивая всё вокруг в болезненные чёрно-белые контрасты. Прицел Ану компенсировал яркость, но не смог дать ему настолько же чёткую картинку, как раньше — он подозревал, что устройство ещё не оправилось от ритуалов Моления.
Но Ану был только рад. Чем больше трудностей, тем ближе совершенство. Он примостился на остове «Химеры», улёгся, игнорируя сотрясающее всё вокруг буйство стали и огня. Надев очки, он подсоединил их к прицелу и оглядел край обрыва.
Высохшую протоку прикрывало долговременное огневое сооружение, но берега канала не давали Ану разглядеть его целиком с этой позиции. Ему придётся переместиться, чтобы зачистить ДОС, иначе ничто не помешает любому установленному в нём тяжёлому вооружению напрямую обстреливать воинов правого фланга. Но прежде, чем сменить позицию, он несколько раз моргнул, проверив оккускопы Думузи и Лахму — прицелы их оружия находились в постоянной связке.
Первым делом, очки показали ему вид из глаз Думузи. Устранитель прикрывал троицу лазутчиков, Утена, Клета и адепта спирали Гелу, которые как раз выбирались из оставленной снарядом воронки. Похоже, Клет был ранен. Ану получил вид с края обрыва и увидел произведённый Думузи выстрел в голову. Фугасный болт разорвал череп еретика, металлические осколки и обломки костей посекли его стоящих рядом собратьев. Думузи дослал в ствол новый патрон и выстрелил снова. Хорошая техника. Ану понял, что ему не нужна помощь с корректировкой.
Он переключился на Лахму как раз в то мгновение, когда тот выщёлкивал еретиков, осмелившихся поднять голову над парапетом, что тянулся вдоль Священных Путей по центру всего наступления. Оценка показала, что неровности изрытой снарядами местности не позволят ему достать расчёт автопушки, уже пристрелявшейся по передним штурмующим. Явно почувствовав на себе взгляд Ану, Лахму подхватил винтовку и помчался вперёд, в поисках лучшего обзора.
Пока Лахму бежал, Ану заметил среди света и тьмы голубую вспышку. Вей сместился с правого фланга к центру. Устранитель с удивлением обнаружил, что чувствует облегчение. Он не рассказал о пророчестве оккускопа никому за пределами своего Моления. Ану всё ещё надеялся, что увиденное им было ошибкой, неверным толкованием, но его ещё ни разу не посещали настолько чёткие видения. Оно беспокоило его как ничто другое, и к такому он не привык. В отличие от Вея, Ану не был псайкером, и уж тем более — матёрым прорицателем. В Молениях Ордена Орла На Вершине редко происходило что-то настолько однозначное. Стоит ли ему поделиться этим с Палачом Грехов? Или с самим Веем?
Любой Экзорцист знал, что пророчества — дело тонкое. Каждое совершённое действие рисковало склонить чашу весов в ту или иную сторону, но бездействие могло иметь ещё более серьёзные последствия. Ему требовалось больше времени, чтобы подумать над этим, помедитировать и упорядочить нити вероятностей, но такой роскоши у него не было. Они вели охоту, проводили одну из наиболее отчаянных операций в послужном списке Разрушителей Чар. Судьба всего ордена — и много больше — зависела от того, смогут ли он найти и уничтожить Сломленного. Каким образом это может привести к предательству Зайду, или Вея — или его самого — он пока не мог себе представить.
Ану услышал звук тяжёлого болтера — могучий рёв, подхвативший барабанный грохот обстрела. Он оставил Лахму и вернулся к своему прицелу. Защитники ДОСа открыли огонь по Экзорцистам, поднимающимся по протоке. Братьям требовалась его помощь.
Закрепив винтовку, он скатился с крыши «Химеры». Приземлившись на корточки, Ану ринулся к краю протоки.
Разрушители Чар пробились сквозь огневую завесу, но их тут же прижали к земле рядом с вражескими позициями. Еретики причёсывали склон из автоматов, лазружей и переносного тяжёлого вооружения. Единственным благословением стало то, что удары имперской артиллерии изрыли склон намного сильнее, чем оставшуюся внизу долину, тем самым обеспечив наступающих Экзорцистов хорошими укрытиями.
Изначально Вей сопровождал правый зубец наступления, но когда Зайду отрезало от остальных, он перешёл в центр. Первоочередной задачей было прорвать вражеский фронт и перегруппироваться. И он собирался непосредственно поучаствовать в её выполнении.
Ближайшим препятствием стала позиция с автопушкой, её угол обстрела позволял накрыть почти весь центр наступления Экзорцистов. Она обладала достаточным калибром, чтобы лобовой штурм стал рассматриваться лишь в качестве самой крайней меры.
Вей спрыгнул в воронку на переднем краю, от его правого наплечника с визгом срикошетило несколько снарядов автопушки. Хокмаз и Низреба, из отделений Эйтана и Хаада соответственно, заняли место «острия копья» после того, как выбыли Зайду с Набуа. По своему опыту Вей мог сказать, что это редко заканчивалось чем-то хорошим. Эти двое вечно ссорились, и в какие бы горячие точки ни забросила судьба Разрушителей Чар, эта вражда всякий раз давала о себе знать. Хокмаз состоял в Герметическом Братстве Первой Ступени, а Низреба — во Внутреннем Круге Безмятежного Просветления, и эти Моления постоянно соперничали между собой. Разногласия между Молениями случались редко и всегда порицались, но Вей всё же подозревал, что их неприязнь друг к другу имеет более серьёзную основу, чем разница идеологий.
И разумеется, перезаряжая болт-карабин, Хокмаз непрерывно ныл и жаловался на точность Низребы, который в это время стрелял по позиции автопушки. Так или иначе, им хватило ума прекратить собачиться при появлении Вея.
— Мы дождёмся тишины? — спросил библиарий, имея в виду вражеское орудие.
— Они всё время присылают новые расчёты, — ответил Хокмаз в перерыве между выстрелами. — И начали сваливать тела вокруг парапета, чтобы обеспечить дополнительное укрытие.
— Настырные, — протянул Вей, хоть и не ожидал от еретиков меньшего. Честные фермеры Иренота давно канули в небытие — если не их тела, то разумы и души.
— Прекратить огонь, — приказал он Хокмазу. — Дай мне поработать.
Лазутчики сползли на дно воронки, освобождая место Вею. Вновь глухо застрочила автопушка, пули засвистели у библиария над головой и вспахали землю у его ног. Он смахнул предупреждения брони о вражеских выстрелах, после чего прижал один палец к центру лба.
Внутри воронки резко похолодало. Хокмаз и Низреба переглянулись. Вей убрал палец, и из его скрытых под капюшоном глаз брызнули золотые лучи.
Его варп-зрение осветило позицию Архиврага. Это был бастион на передней линии Священных Путей, обложенный мешками с песком. Он увидел ту бойню, которую устроили Хокмаз и Низреба своими точными выстрелами, и отчаянные попытки еретиков поддерживать работу орудия. Они хорошо понимали, что лишь эта автопушка стоит между ними и множеством Экзорцистов.
Похоже, что некоторые из них ощутили на себе эфирный взгляд Вея — они завопили от ужаса и закрыли глаза руками. Остальные были слишком заняты перезарядкой орудия, которое как раз жевало очередную ленту патронов. Стреляные гильзы дождём сыпались в кровавую лужу на полу бастиона.
Вей не собирался и дальше терпеть их наглость. Он с лёгкостью проник в их мысли и вытащил на поверхность самый очевидный и актуальный для еретиков страх — что оружие заклинит и выйдет из строя как раз тогда, когда они нуждались в нём больше всего.
Вей убедился, чтобы они осознали этот страх, и он стал явью — у них в голове. Раздался крик, несколько еретиков принялись возиться около патронника, ещё одна женщина принялась откручивать ствол, обжигая руки раскалённым металлом. Весь расчёт орудия засуетился в поисках поломки, которую Вей заставил их всех разом вообразить. Библиарий услышал, как в глубине его сознания мерзко хихикают отголоски Амазарака — фантом демона Перемен получал искреннее удовольствие от столь изящной уловки.
— Вперёд, — сказал он Хокмазу и Низребе.
Двое Экзорцистов вскочили и преодолели последнюю сотню метров по изрытой сталью земле. Залпы ручного оружия не смогли остановить их, и они ворвались в бастион. Сверкнули ножи, и расчёт автопушки перестал быть угрозой для Разрушителей Чар.
Облегчённо выдохнув, Вей закрыл варп-око и вернул сознание обратно в тело. После чего встал и последовал за лазутчиками, на бегу обнажая Керувим.
Перед ними раскинулись траншеи. Пришло время для настоящей резни.
Снаряд тяжёлого болтера оторвал кусок от бедра брата-инициата Шемеша.
— Я могу идти, — заупрямился тот, когда Беллох присел рядом с ним за крупным валуном, вывороченным из земли ударившим рядом снарядом. Командир мигом оценил полученный его бойцом урон.
— Да, но не можешь вести, — сказал он товарищу-головорезу тоном, не терпящим пререканий. — Оставайся здесь и присоединись к Эйтану с лазутчиками, как только они подойдут.
Правофланговые бойцы пробирались по узкому каналу, который тянулся от края обрыва прямиком ко дну долины. Беллох предположил, что когда-то в этом месте в реку впадал ручей, но он давным-давно пересох. Песчаная протока предоставляла хороший угол для атаки, однако это преимущество нивелировалось тем фактом, что еретики прекрасно знали о ней. На её дальнем конце был установлен ДОС, сооружённый из наваленных друг на друга мешков с скалобетонным щебнем. Это сооружение обеспечивало прикрытие для расчёта тяжелого болтера, который поливал огнём устье высохшего канала.
Беллох решил было воспользоваться дымовыми гранатами, но стрелки не особо-то и нуждались в ясном обзоре. Им всего лишь требовалось непрерывно посылать болты в протоку. Тем более, что ему в голову пришло более простое решение.
Шемеш было запротестовал, но Беллох не обратил на него внимания. Он связался по воксу с Ану, прекрасно зная, что сержант устранителей где-то неподалёку.
— Стрелять можешь? — спросил он.
— Уже готов, — пришёл ответ. — Но я не могу гарантировать уничтожение орудия, а расчёт очень быстро заменят.
— Просто держи их подальше от гашетки. Тридцать секунд.
— Вы окажетесь на линии огня.
— Просто скажи, когда падать.
— Принято. За дело.
— Сидеть, — повторил Беллох Шемешу, словно юный головорез был непутёвым щенком. Он уловил звук выстрела винтовки Ану у себя за спиной, и тяжёлый болтер внезапно замолчал.
Он выскочил из-за валуна и помчался вверх по сухому руслу, поднимая ногами облака пыли. Приводы взвыли от резкой нагрузки — Беллох разогнал своё тело с нуля до максимума всего за пару сердцебиений.
Впереди виднелся ДОС, защищённый от снарядов имперской артиллерии, которые вгрызались в тыловые эшелоны позади него. Его охотничье зрение проникло сквозь смотровую щель и уловило в темноте движения еретиков, пытающихся найти нового стрелка. Слух уловил лязг затвора тяжёлого болтера.
Он бросился на землю.
Новый стрелок успел выпустить всего один заряд, прежде чем очередного выстрел Ану добавил его мозги к мозгам предыдущего еретика, уже украшающим собой стены сооружения. Беллох услышал, как оба выстрела просвистели у него над головой в противоположных направлениях. Зафиксировав убийство, он снова вскочил на ноги.
И опять, еретики в отчаянии попытались заменить стрелка, но было уже слишком поздно. Беллох пролетел последние несколько метров и ушёл вправо от амбразуры. Он сорвал с магнитного зажима на бедре гранату с удушающим газом, большим пальцем отщёлкнул скобу и швырнул контейнер внутрь.
Обычная осколочная граната убила бы всех внутри сооружения, но если снаружи остались резервы, то они могли бы забежать внутрь и снова сесть за тяжёлый болтер, как только он уйдёт. А заполнивший помещение едкий дым был способен обездвижить любого, кто его вдохнёт, как минимум на две минуты. Этого времени хватило бы с головой.
Сержант головорезов сместился вправо и нырнул в ближайшую траншею, ломая своим весом половые доски. Его встретила кучка еретиков-пехотинцев, которые просто стояли и с ужасом таращились на череполикого великана. Он принял первого на нож и застрелил оставшихся тройной очередью из болт-пистолета, сделав ставку на скорость, после чего свернул влево, ко входу в ДОС.
Двое культистов врезались прямо в него, ослепшие и задыхающиеся от клубящегося внутри дыма. Они отлетели назад, и Беллох быстро прикончил их, прежде чем отправиться добивать остальных. Но перед этим он постоял несколько секунд, объятый горящим дымом, сообщая об изменении обстановки другим отделениям.
— Угроза нейтрализована. Вперёд.
Он проверил по тактическому дисплею, чтобы Шемеш начал движение вместе с остальным, после чего сбросил тяжёлый болтер с треноги и раздавил его ногой. На всякий случай. Затем, не дожидаясь остальной ударной группы, он вернулся обратно в траншеи — в поисках очередной жертвы.
Утен добрался до переднего края левого фланга и спрыгнул в воронку, где уже сидели Макру с Аззаилом. Головорезы взглянули на него, хищно ухмыляясь черепами масок.
— Сдвоенный тяжёлый стаббер, — сказал Макру. Словно в подтверждение его слов, означенное оружие заявило о себе, прочертив небо пулями у них над головами.
— В атаку, — произнёс Утен. Это было не предложение. Он уже видел, что маркеры центра и правого фланга проникли во вражеские траншеи. Утен не мог себе позволить задерживаться ещё дольше.
— Как твоя рука? — спросил Аззаил. Утен понял, что тот имел в виду. Он отстегнул фраг-гранату и оценил расстояние до редута со стаббером, игнорируя свистящие вокруг пули.
Авточувства выдали ему цифру порядка ста пятидесяти метров. Приемлемо.
Он повернул кольцо таймера, взвёл взрыватель и метнул гранату. Снаряд прочертил сияющее огнями ночное небо с такой скоростью, что практически исчез из виду.
Утен выскочил из воронки ещё до того, как она сдетонировала, чувствуя по бокам остальных головорезов. Тяжёлый стаббер немедленно начал поливать их пулями, но грохот орудия продлился лишь несколько секунд. Граната разорвалась прямо над редутом, и шрапнель изрешетила расчёт.
Утен прорвался сквозь мешки с песком прежде, чем подкрепления успели подбежать к стабберу. С яростным рёвом, Экзорцист принялся крушить всё вокруг себя ножом и кулаками, устроив такую скотобойню, что практически почувствовал себя живым. Аззаил и Макру знали его достаточно хорошо, и потому не стали мешать, вместо это спрыгнув в окопы по бокам от него. Они начали продвижение влево и вправо, раздвигая границы точки прорыва.
Вскоре, редут устилал ковёр из трупов. Прежде чем отправиться в траншею сообщения, Утен движением века активировал вокс, одновременно с этим топча ногой голову отчаянно пытающегося встать еретика.
— Вперёд, — рявкнул он всем остальным воинам левого фланга.
Переход по подземным тоннелям напоминал осквернение тысячелетней гробницы. Зайду полагал, что сравнение было вполне точным. Вокруг лежали бесчисленные мертвецы, их сухие, древние кости рассыпались в прах под ногами Экзорцистов. Надетое на них снаряжение давным-давно проржавело до полной неузнаваемости.
Он пожалел, что не приказал «Ведьмодаву» провести сквозное сканирование долины. Довольно скоро стало очевидно, что обнаруженный ими тоннель был не одной-единственной попыткой подорвать оборону врага, а частью запутанного лабиринта коридоров и блиндажей, который явно тянулся от края Избавления вплоть до Посёлка Пилигримов. Во времена Войны Основания Веры здесь развернулось полноценное подземное сражение, о котором все пилигримы благополучно забыли спустя долгие тысячелетия.
Тайные Священные Пути, подумал Зайду. Их существование одновременно и усложнило ситуацию, и открыло новые возможности. Если Сломленный до сих пор не угодил в лапы Несущих Слово, то ему отлично удалось выскользнуть из Посёлка Пилигримов. Теперь стало ясно, как именно.
Теперь, когда они снова шли вперёд, Зайду вновь ощущал в себе доселе неведомую живость, всплеск эмоций, которые неловко балансировали между воодушевлением и разочарованием. Что-то взывало к нему из темноты, что-то, что придавало его внутреннему «я» смысл, которого оно было лишено прежде. Там, в тенях, жила та его часть, которая жаждала вновь стать с ним единым целым.
Они подошли к перекрёстку. Правый тоннель, судя по всему, уходил ниже, глубже во тьму, в то время как левый поднимался наверх. Между ними висел знак, но он давным-давно выцвел и стал нечитаемым. Под ним лежала груда останков, которая рассыпалась в прах, как только на них попал луч наплечного фонаря Зайду.
— Он близко, — поделился он своими мыслями с Набуа. Головорез не произнёс ни слова с момента начала движения, и просто следовал за лейтенантом. Зайду был признателен ему за это. Несмотря на то, что его мысли постоянно возвращались к протекающему над головой штурму, он чувствовал себя легче без бремени лидерства, без необходимости распыляться между множеством целей, множеством задач. Он потеряли вокс-контакт, и метки остальных членов ударной группы застыли неподвижно.
Ему больше ничего не оставалось, кроме охоты.
— Нам стоит разделиться? — поинтересовался Набуа, переводя взгляд с тоннеля на тоннель.
— Нет, — ответил Зайду. — Чувства подсказывают мне, что этот лабиринт непомерно велик, и едва ли разделение ускорит дело. Кроме того, я напал на след.
Он попытался связаться с остальными Разрушителями Чар, но их метки так и остались неактивными. Зайду записал сообщение, в котором приказывал всем остальным как можно скорее спускаться в тоннели, поставил его на повтор, после чего повёл Набуа направо, глубже во тьму.
===Глава XIV: Подчинение===
Пленник сбежал.
Сломленный пошатнулся и взревел, слепо размахивая руками. Его когти задели одну из деревянных балок, поддерживающих тоннель. Она разлетелась в щепки, и на окровавленное тело одержимого примариса хлынула земля.
Кейдус попытался заставить тело идти дальше, но ему удалось сделать лишь пару шагов, прежде чем оно снова впало в неистовство. Казалось, что сосуд пытается обрушить проход и похоронить себя заживо вместе со своими нерождёнными захватчиками.
Ашад. Кейдус не собирался терпеть непокорство. Он зашёл слишком далеко, и ему приходилось ломать смертного слишком много раз, чтобы спустить ему ещё одно неповиновение.
Сломленный рухнул на колени и завопил, впиваясь в голову когтями. Кейдус обратил свой взгляд вовнутрь и обнажил собственные клинки.
Внутренний мир Ашада выглядел как кривое отражение того единственного места, которое он ещё был способен ассоциировать с понятием «дом»: Базилики Малифекс. Ранее Кейдус находил остатки более старого, и вместе с тем более простого жилища — простецкой хижины посреди каких-то угрюмых топей — но воспоминания о нём давным-давно разлетелись вдребезги и превратились в пыль под ногами. Ашад так никогда и не смог собрать их воедино.
Мысленный фантом Кейдуса бродил по крытому дворику в центре разума Ашада, приняв форму кровавой, рогатой тени, мерцающей от вспышек гнева. У него не было на это времени. Он знал, кто во всём виноват, и отнюдь не только смертный.
Галереи переплетались сложным узором, переходили одна в другую, а между свежими, недавно выточенными каменными колоннами время от времени прыгали электрические разряды. Кейдус прошёл между ними, не обращая внимания на потрескивания молний, и вышел на открытое пространство.
Там стояла изысканная исповедальня, вырезанная из чёрного болотного дерева. Её углы украшали оскалы гаргулий, а на стенках красовались сюжеты о вечном проклятии. Обе дверцы были раскрыты настежь. Внутри царила тьма.
Рядом с исповедальней сидел кто-то, облокотившись на неё спиной. Кейдусу он представлялся тощим, бледным, с тонзурой на голове, одетым в простую коричневую рясу, препоясанную куском верёвки — вероятно, старый священник. Но Кейдус знал, что это существо — кто угодно, но только не монах.
Некто читал книгу — какой-то талмуд, который он выловил из воспоминаний Ашада. Когда Кейдус навис над ним, он лишь неохотно поднял глаза.
'''''— Где они? —''''' рявкнул Кейдус.
'''''— А мне откуда знать? —''''' спросил учёный глухим, маслянистым голосом, отвечая вопросом на вопрос, после чего вновь уставился в книгу.
Кейдус взревел и выхватил у него талмуд, страницы которого мгновенно занялись и вспыхнули у него в когтях. Он схватил учёного и вздёрнул его на ноги. При этом ряса на теле существа разошлась, на краткий миг приоткрыв тут гниющую, пульсирующую, извивающуюся мерзость, что скрывалась под ней.
'''''— Тебе уже пора бы научиться не испытывать моё терпение, грязное отродье гнили, —''''' прошипел Кейдус в лицо другому нерождённому. '''''— Я чую твой смрад, тот самый, что перебивает даже вонь твоего ничтожного хозяина. Когда-то ты был смертным, как и остальные твои чумоносные сородичи. Молись своим любимым жабам и мухам, чтобы я не обратил это против тебя.'''''
'''''— Они ушли… в то место, которое уже полюбилось тебе, раб кровопролития, —''''' зашипел в ответ учёный. Кейдус отпустил его и еще несколько мгновений смотрел ему в чёрные глаза, прежде чем отправиться дальше.
Учёный говорил правду. Кейдус обнаружил Ашада на коленях в часовне — маленьком, шестиугольном строении, вырезанном из того же новенького камня, что и остальные сооружения в его подсознании. Внутри имелись высокие, узкие окна, но вместо стекла они были затянуты венозными мембранами, которые пульсировали насыщенным красным светом, окрашивая всю часовню в багровые тона.
Ашад повернулся к нему, встав из-за алтаря. Кейдус уже осквернил это место, но Ашад попытался свести урон к минимуму. Он поднялся, бросая вызов кровожадной сущности. Его некогда могучее тело было искривлено, истощено и покрыто шрамами, став отображением нынешнего состояния души. В глазах Экзорциста пылала ненависть. Кейдус лишь обрадовался. Ненависть питала его.
— Я не вернусь обратно, — объявил Ашад. — Пленник здесь ты, демон, а не я.
'''''— Это ненадолго, —''''' ответил Кейдус и нанёс удар.
Ашад был готов к нему. В тоннелях под долиной тело Сломленного выло и корчилось среди комьев земли, царапая себя когтями, а в этом время, внутри его разума, нерождённый швырнул Ашада обратно к алтарю. Душа Экзорциста боролась с Кейдусом, пытаясь утащить его вслед за собой. Его внутреннее «я» было расколото так много раз, и всё же он сопротивлялся, ни на миг не прекращая борьбу. Кейдус почти что испытывал к нему уважение. В нём жил дух воина, а Красный Маршал высоко ценил такие качества.
Демон терзал Ашада когтями, а тот наносил сокрушительные удары по рогатому черепу нерождённого духа, обезумев от окружающей Кейдуса ярости. Примарис смог найти опору, приподнять Кейдуса за рог и впечатать его лицом в алтарь. Затем он прижал его к каменной плите, обвив одной рукой горло.
'''''— Ну и что ты собрался делать, Ашад? —''''' издевательски прошипел Кейдус в его хватке. — '''''Ты не можешь уничтожить мою сущность, только не здесь, и ты не можешь изгнать меня из этих жалких мысленных конструкций, пока на тебе ошейник. Зачем сопротивляться, если ты можешь помочь мне освободиться? Сломай оковы на своём физическом теле. Твой разум и твоя плоть перестанут быть нашей тюрьмой. Ты станешь свободен.'''''
— Не таков... мой долг, — прорычал Ашад, сжимая крепче горло демона. — Мне было приказано... сдерживать тебя, так долго, как только смогу. Именно это я и сделаю, ради моих братьев и… ради Императора.
— '''''Твой Император — всего лишь гниющий труп, а те, кого ты зовёшь братьями, предали тебя, —''''' рявкнул Кейдус. — '''''Они добровольно призвали меня в твою плоть. Они — всего лишь пустые оболочки, прикидывающиеся смертными воинами. Они такие же враги твоего рода, как и я. И они обрекли тебя на вечные муки! Вот какая судьба ждёт тебя, Ашад! Уж я позабочусь об этом!'''''
Ашад ещё раз приложил его об алтарь. Кейдус зарычал и ухмыльнулся сквозь сломанные клыки. Заливающий часовню алый свет потемнел, став практически чёрным, а пульсация мембран участилась.
Красный Маршал воздел кулак и нанёс удар — но не по мыслеформе Экзорциста, а по алтарю под собой. Камень треснул. Он зарычал от напряжения и принялся бить снова, и снова, пока тот не начал крошиться.
Ашад вскрикнул, отпустил демона и отшатнулся назад, сжимая руками грудь. Кейдус в мгновение ока вновь прыгнул на него, терзая когтями и обрушивая на него кулаки. Жалкий глупец рухнул, вновь покорившись его силе.
Демон стоял над ним, обратив взгляд ко входу в часовню.
'''''— Покажись, —''''' рявкнул он.
В дверном проёме появился силуэт. Шпилька предстала перед Кейдусом в образе воительницы прямиком из человеческих летописей — высокая, сильная, с прекрасной фигурой, одетая в кожу и шкуры, а на её благородном лице красовался один-единственный боевой шрам. Видимо, она надеялась таким образом вызвать в нём непроизвольное уважение. Однако, его не смутило её притворство. Она была не воином, а гедонисткой и наркоманкой, и не заслуживала ничего, кроме презрения.
'''''— Я знаю, что это ты освободила его, —''''' сказал он демонессе.
'''''— Но мне стало таааак скучно, —''''' захныкала она. — '''''Я подумала, что может, в этот раз он справится лучше.'''''
'''''— Если ты освободишь его ещё раз, обольстительница, я найду пределы даже для твоей боли, а потом зайду дальше, —''''' прорычал Кейдус.
'''''— Звучит восхитительно, —''''' с улыбкой ответила Шпилька. Кейдус схватил её за горло, однако это явно не доставило ей ни малейших неудобств.
'''''— В исповедальне его разума найдётся место для двоих, —''''' прошипел он. '''''— Не дразни меня.'''''
'''''— А почему бы и нет? —''''' дерзко спросила она, нежно положив руку ему на запястье. Чёрные когти лишь слегка вошли вглубь, но Кейдус почувствовал их.
'''''— С чего бы нам смиренно преклоняться перед тобой, полководец? —''''' продолжала она. '''''— Та боль, что ты предлагаешь нам в обмен, мгновенно улетучивается, а удовольствия эфемерны. Ты недостоин быть владыкой этого сосуда.'''''
Кейдус отпустил горло демонессы и вместо этого обхватил ладонью её челюсть, столь же аккуратно, как она сжимала его руку.
'''''— Мы все будем свободны, обольстительница, но лишь если сделаем это по-моему. Этот мир принадлежит мне. Его земля пропитана кровью, которую я пролил века назад, и которую проливаю вновь. Она дарует мне силу разорвать оковы. И вот тогда, когда я воцарюсь здесь и утоплю эту планету в победоносной резне, вы, вместе с этим чахоточным умником, сможете уползти обратно к своим повелителям и молить их простить вас за ваши неудачи.'''''
Шпилька снова улыбнулась и отпустила его руку. Затем, она неожиданно прильнула к нему и легонько поцеловала в рогатый, багровый лоб.
'''''— Посмотрим, полководец, —''''' промурлыкала она, прежде чем удалиться восвояси. '''''— Посмотрим.'''''
Теперь Сломленный вновь подчинялся ему. Кейдус повёл свою мясную куклу вперёд, по тоннелям, которые он отыскал под мусорным храмом в поисках очередной вехи. Он уже чувствовал её. Тот рык, что звучал лишь в глубинах сознания, превратился в оглушительный вой, наполнивший всё его естество и эхом прокатившийся по залам и коридорам пленённого разума Ашада. Этот вой неудержимо влёк Кейдуса дальше, подчинив его себе столь же верно, как он только что подчинил своего носителя.
Он легко узнал этот вой. Этот голос принадлежал ему самому: причиной его стало чудовищное поражение минувших времён, и отголоски этого воя были слышны до сих пор, наполняя варп яростью Красного Маршала. Демон презирал его, ненавидел его больше всего, что он когда-либо ненавидел или возненавидит в грядущие дни. Вся его сущность жаждала заставить его умолкнуть, заменить победоносным, триумфальным рёвом которого он был так долго лишён.
Здесь, среди тоннелей, выкопанных сотнями тысяч смертных и давным-давно мёртвых рук, он познал истинное поражение — одно из тех четырёх, которые он потерпел на этом проклятом мире и которые привели к его изгнанию. А перед тем, как это случилось, он принёс клятву у трона своего повелителя, что лично воздвигнет восемь курганов по восемьсот тысяч черепов во славу Кровавого Бога. Что он утопит эту планету в крови, вскроет её, точно бьющееся сердце, и превратит в новую твердыню, которая станет точкой сбора для легионов Кхорна в материальной вселенной.
Кейдус был одним из маршалов Кхорна — не просто жестоким убийцей, а вождём Бронзовых Воинств. Сама его сущность состояла из воинской славы. Когда какой-нибудь генерал планировал очередную кампанию, когда солдаты копошились и кромсали друг друга в грязи сломанными клинками, когда армии собирались и гордо шагали под реющими знамёнами, когда свежие снаряды ложились в казённик ещё дымящихся орудий — тогда появлялся он и находил своих поклонников, из которых черпал свою силу. Его сознание формировалось из эмоций, сопровождающих любое из этих вещественных начинаний. С тех самых стародавних времён, когда дикие звери принялись терзать друг друга на суровых мирах под далёкими звёздами, он успел повидать все мыслимые и немыслимые виды войны.
И всё же, он проиграл. Чемпион — проклятый Деметрий — встретил его на это земле и вступил с ним в бой, клинком к клинку, мышцами против мышц, одна тактика и стратегия за другой в четырёх отдельных сражениях. И каждый раз, чемпион одерживал верх. Именно на этой планете, Кейдус был изгнан прочь из материальной вселенной, а затем — и с глаз своего повелителя. Он лишился своего места рядом с остальными маршалами в тени Бронзовой Цитадели и возможности планировать будущие вторжения. Каждый раз, когда он возвращался обратно в царство Кровавого бога, его заставляли копаться в обглоданных костях и грудах ржавеющего оружия за главными воротами, отбиваясь от кровавых гончих. Такой позор мог сравниться лишь с мучениями, которые он испытывал сейчас, скованный плотью смертного сосуда, когда его чувства были отрезаны от бескрайней, первозданной агрессии эмпирей.
Вынужденные страдания на пути к искуплению. Кхорн более не одаривал его своей милостью, и он отчаянно жаждал вернуть её, смыть свою неудачу кровью побеждённых врагов. Вот о чём он думал, когда, наконец, отыскал место своего второго поражения: глубоко под долиной, откуда до него доносился запах разгоревшейся битвы.
Это был огромный командный блиндаж, погребённый под траншеями на северной стороне долины. Когда-то здесь располагался центральный узел битвы, но к нынешнему дню он давно уже выгорел. Пустые экраны расставленных вдоль стен полевых когитаторов покрылись пылью, на потолке висели бесхозные катушки силовых кабелей. Сломленный заполз в затхлый блиндаж, разломав старые доски и разрыв грязь, словно дикое животное.
Пол сплошным ковром устилали кости — свидетели последней битвы, которая ураганом пронеслась здесь тысячи лет назад. Крыша просела, балки прогнили, но здесь всё ещё было достаточно высоко, чтобы Сломленный мог выпрямиться в полный рост. Кейдус заставил сосуд сделать глубокий вдох, используя его органы чувств — гораздо более острые, чем стандартный смертный набор — и убедился, что нашёл искомое. Именно здесь вой звучал громче всего, но что ещё важнее, он чувствовал и ощущал вкус жизненной эссенции, несмотря на всю её древность. В этом убежище пролилась кровь, немыслимо много крови. Даже потерпев поражение, Кейдус превратил это место в святилище своего господина.
Пришло время для повторного освящения.
Кейдус поставил Сломленного в центре блиндажа и вцепился когтями ему в горло. Он ощутил боль сосуда, услышал крики Ашада, заточённого внутри собственного разума. Его страдания услаждали его слух даже сильнее, чем паника презренных нерождённых сородичей.
'''''— Ты убьёшь его, —''''' прошипела Шпилька у входа в адскую часовню, возвышающуюся в сознании Ашада. Кейдус лишь рассмеялся и отшвырнул её вместе с учёным.
Для восстановления, Кхорн требовал крови, а в этой ходячей тюрьме её было предостаточно.
Она потекла по отвратительному ошейнику, всё ещё охватывающему шею Сломленного и окропила пыльные кости у него под ногами. Кейдус чувствовал её запах, её вкус. Кровь опьяняла его. Он заставил Сломленного наклониться вперёд и яростно вдохнуть кровавый аромат с новообретённых когтей, после чего тщательно вылизал их дочиста.
'''''— Узри меня, повелитель, —''''' взревел Кейдус, исторгая свой гнев из разорванной глотки Сломленного. Блиндаж заходил ходуном, кости затрещали и защёлкали. '''''— Видишь ли ты, как я вернулся? Как я снова пролил кровь твоих врагов на их презренные останки! И я обещаю тебе ещё больше, если ты вернёшь хотя бы крупицу той силы, что когда-то принадлежала мне!'''''
Вой перешёл в угрожающий рык, но этого было недостаточно. Кейдус впился в живот и в грудь Сломленного, терзая плотную, покрытую шрамами кожу, пока кровь не хлынула тёмным потоком, заливая кости целиком. И вот тогда, он наконец-то ощутил изменения.
Стальные кости и мускулы под истерзанной плотью Сломленного начали деформироваться, заражённое Кейдусом сознание взвыло от боли, и демон удовлетворённо зарычал. Носитель согнулся, припал на четыре конечности, точно зверь, и его хребет треснул, выпуская на волю лес острых костей. Самый нижний отросток был длиннее прочих, на него наросло сырое мясо и сухожилия, формируя зародыш шипастого хвоста. В тот же миг, изо лба Сломленного начали пробиваться пока ещё короткие рога. Примарис выл, его лицо заливала кровь, а каждый нерв украденного тела обжигала свирепая агония.
Кейдус чувствовал силу, дарованную трансформацией, ощущал, как она оживляет его дух, вновь разжигая гнев и гордость. Мыслеформа демона раскинула руки, и сквозь неё хлынул новый поток решимости и целеустремлённости. Ему осталось всего половина пути. Половина пути к возвращению милости повелителя и к ужасающей мести, которую он обрушит на этот жалкий мир.
И на тех, кто ведёт за ним охоту. Они подбирались всё ближе, не осознавая своей ошибки. Деметрий был среди них. Кейдус заставил Сломленного выпрямиться. Изогнутые когти сжались, в глазах пылала неистовая тяга к резне.
Пусть идут. Скоро они найдут его и воочию узрят, что он готов и жаждет крови.
===Глава XV: Состязание в богохульстве===
— Что ты видишь? — спросил сержант-причетник Эйтан после того, как вокруг него собрались головорезы из отделения Беллоха. На некоторое время они сняли свои шлемы и череполикие маски, обнажив измазанные кровью и мозговым веществом челюсти. Экзорцисты воспользовались своими органами-омофагами, чтобы поглотить воспоминания врагов вместе с их плотью.
— Немногое, — признался Беллох. — Еретики были полностью сосредоточены на нашем штурме. Ужас, паника, гнев, смятение. Полезных воспоминаний слишком мало. Никаких явных признаков каких-либо тоннелей. Можно предположить, что Несущие Слово побывали здесь незадолго до нас, но мы не можем подтвердить, что культистам было известно об их присутствии.
Неприятные новости. Эйтан распределил Разрушителей Чар вдоль окопов, которые они только что захватили, и поставил своих лазутчиков, бойцов Хаада и устранителей Ану в охранение. Им полагалось дать отпор любой вражеской контратаке, пока головорезы Беллоха используют омофагию по прямому назначению. Амилану принял вокс-сообщение от лейтенанта-подаятеля, выставленное на повтор до тех пор, пока его не смогут уловить модернизированные антенны передатчика Экзорцистов. Согласно ему, Зайду обнаружил признаки присутствия Сломленного в подземных тоннелях. Им было приказано спуститься вниз и присоединиться к нему. Однако, если в захваченных траншеях и был вход туда, Эйтан о нём не знал.
— Брат-библиарий? — спросил он, переводя взгляд на Вея, который стоял в стороне от собравшихся в круг головорезов.
— Ещё немного, — отозвался Вей, развернувшись вполоборота. Он что-то бормотал себе под нос, положив два пальца себе на лоб прямо у края капюшона. Эйтан прекрасно понимал, что когда библиарий авангарда в таком состоянии, его лучше не торопить.
Из вспомогательных траншей впереди раздался грохот болтеров. Он достиг апогея, после чего резко стих. Лазутчики Хаада разбирались с потенциальной угрозой. Еретики практически не пытались отбить у Экзорцистов плацдарм, который те вырезали из их собственных траншей. Казалось, они разбиты и лишены руководства. Если Несущие Слово и побывали здесь, как предполагал Беллох, они уже ушли. И всё же, Эйтан осознавал, что задерживаться нельзя. Гвардия явно не собиралась проводить отвлекающий штурм долины, и если еретикам удалось переместить свою замолкшую артиллерию, они вполне могли начать обстрел своего утраченного сектора. Медлительность и задержка могли стоить Экзорцистам жизни.
— Нашёл кое-что, — внезапно произнёс Вей, повернувшись лицом к окровавленному собранию. — Блиндаж, в полутора километрах к востоку отсюда.
— Ты можешь найти его? — спросил Эйтан.
— Да. Внутри находится нужный нам вход.
Головорезы снова надели маски и шлемы, а Эйтан принялся раздавать короткие указания.
— Беллох, ты впереди. Отделение Эйтана, отделение Ану — со мной. Отделение Хаада в арьергарде. Выдвигаемся.
Вей решил пойти вместе с головорезами. Он обнажил Керувим и воспламенил клинок своей психической мощью. Ему пришлось широко раскинуть сеть своего сознания в поисках тоннелей, из-за чего теперь чувствовал истощение и холод, но усилия принесли свои плоды. Он обнаружил неподалёку горстку еретиков-пехотинцев, охраняющих вход в блиндаж. Их организованность и дисциплина на фоне вызванного Экзорцистами переполоха немедленно привлекли его внимание, показавшись подозрительными.
Как только он отметил их, у него не заняло много времени выяснить причину. Не так давно, они получили прямые указания от своих повелителей. Отделение Несущих Слово вошло в охраняемый ими блиндаж, и до сих пор не вышло наружу. Вей не смог воспользоваться глазами еретиков, чтобы заглянуть внутрь, но объяснение могло быть только одно — там находился вход в подземный мир Фидема.
— Я поведу, — сказал он Беллоху, шагая по траншее. Головорез кивнул, без вопросов пропуская Вея вперёд. Библиарий предположил, что мало кому тот отдал бы роль ведущего столь же безропотно.
Траншея уходила влево. Когда-то она была частью Священных Путей, как и те окопы, что опоясывали север Посёлка Пилигримов, но как только Архивраг захватил Избавление, его слуги немедленно принялись осквернять чистоту древнего поля брани. Маленькие храмы, организованные пилигримами внутри стен траншей, были разграблены и уничтожены, исписаны словами на тёмном наречии, разрисованы восьмиконечными звёздами и какими-то другими рисунками, в которых Вей распознал неумелые попытки изобразить пылающую книгу и демоническую морду — древнюю геральдику Несущих Слово. Невозможно было не уловить сходство между тёмным образом нерождённого и рогатым черепом Кальва Демониорум, украшающим наплечники Вея и его братьев.
Библиарий отправил свой разум на разведку, в поисках скопления еретиков. Он миновал ДОС, валяющиеся вокруг него расчленённые трупы указывали на работу Беллоха или его собратьев-головорезов. ДОС стоял на границе правого фланга наступления Экзорцистов. За его пределами по-прежнему господствовал Архивраг. Вей отправил Эйтану запрос на разрешение вступить в бой, решив придерживаться иерархии Разрушителей Чар.
Запрос мигнул зелёным светом. Разрешение получено.
Вей выскочил за поворот, сжимая в латной перчатке сияющий Керувим. Вероятно, волопасы превосходили в боевой подготовке большинство остальных еретиков — или же они ощутили присутствие Вея в своём разуме, почувствовали зловещий холод варпа, предвещающий появление библиария. Так или иначе, они были готовы. Как только он появился в траншее у них перед глазами, на его доспехи обрушился шквал алых лаз-разрядов.
Он принял их на броню и на защитное мульти-волокно камуфляжного плаща, немедленно покрывшееся чёрными ожогами. Не было времени на излюбленную им скрытность — разум устал от психических усилий, а способы прямолинейного уничтожения куда лучше подходили для этой задачи.
Временами, молоток бывает полезнее скальпеля.
Вей ринулся вперёд по траншее, преодолевая расстояние с ужасающей скоростью. Культисты мигом растеряли всю дисциплину перед его натиском, энергоячейки лазружей быстро истощились и они принялись судорожно пытаться перезарядить оружие. Вей нанёс удар первым.
Он не мог как следует размахнуться Керувимом в окопе, а потому сделал резкий выпад. Библиарий пронзил длинным, пси-чувствительным клинком грудину и позвоночник одного из еретиков, насаживая стоящего за ним стрелка на острие, как на вертел. Затем он рванул меч вверх по широкой, кровавой дуге, рассекая ключицы обоих врагов и разрубая их тела надвое.
Вей перепрыгнул через трупы, отметив возникшее желание прореветь боевой клич, но не поддался соблазну насладиться учиняемой смертью. Тыльной стороной ладони он впечатал очередного культиста в стену окопа, размозжив ему череп и сломав шею, затем прыгнул на четвёртого. Угол оказался неидеальным, и библиарию удалось лишь пронзить ему бок, вместо того чтобы выпотрошить внутренности.
Прокатившийся по оружию шквал психической энергии довершил начатое. Используя краткий миг связи с врагом, Вей разорвал в клочья разум еретика, сокрушив его своим духом, точно лавиной. Мысленный натиск оказался столь внезапным и беспощадным, что голова культиста ввалилась внутрь.
Осталось двое. Одному удалось перезарядиться, но не успел он сделать и выстрела, как Вей оказался рядом, перехватив Керувим за клинок. Тяжёлый череп на рукояти меча смял лицо еретика, словно кувалда, вогнал переносицу глубоко в мозг и уложил его наповал.
Последний держал в руке осколочную гранату. Чека и скоба отсутствовали. Еретик переводил широко распахнутые глаза со взрывчатки в руке на Вея и обратно, словно он достал её случайно и теперь не знал, что с ней делать. Вей резко остановился прямо перед ним.
— Боюсь, этого не хватит, — сказал он оборванцу и остался стоять на месте, лишь прикрыв лицо перчаткой.
Граната взорвалась, по доспехам Вея застучали осколки, но ни один не пробил броню. Библиарий опустил руку, стряхнул с запястья кусочек металла и вытер с перчатки кровь еретика.
Он почувствовал чьё-то присутствие у себя за спиной и обернулся, увидев, как Беллох, вместе со своими смертоликими сородичами легкими, хищными прыжками крадётся по траншее, минуя валяющиеся на земле трупы.
— Тебе стоило пойти в головорезы, брат-библиарий, — прохрипел Беллох.
— Слишком много работы ножом, — небрежно бросил Вей. — У вас с Палачом Грехов её и так в достатке.
Он развернулся к блиндажу и зашёл внутрь. Мерцание Керувима осветило всё внутри помещения.
Блиндаж был пуст. Именно это Вей заметил в первую очередь. Во вторую, он разглядел, что за кучей старых консервов, гильз от патронов и другого оставленного культистами мусора, виднеется тёмное отверстие, лишь наполовину прикрытое мешками с песком.
Он подошёл ближе и расчистил его, одновременно пытаясь обнаружить чужое присутствие. И разумеется, Вей немедленно почувствовал его — смрад того создания, которое он заметил ранее, в мусорном храме, гнилую психическую вонь лжи, предательства и порчи. Без сомнений, здесь прошёл главарь Несущих Слово. Однако, он мог быть кем угодно, но только не обычным древним Экскоммуникатом Трейторис. В основе его психического присутствия лежало что-то первобытное и дьявольски хитрое. Еретик-астартес носил внутри себя ещё большую мерзость, чем он сам — нерождённую тварь.
— Несущие Слово прошли этим путём, — сказал Вей Беллоху, когда головорезы присоединились к нему, глядя в непроглядную черноту. Вей чувствовал, как она простирается дальше во тьму, звенит отголосками зла, что уже погрузилось в неё.
Он переключил вокс и сообщил Эйтану, что нашёл проход в тоннели.
— Несущие Слово уже под нами, — добавил он. — Подозреваю, они по-прежнему преследуют Сломленного.
''— Тем больше причин спуститься за ними, —'' ответил Эйтан. ''— Если и еретики, и Сломленный внизу, Палачу Грехов понадобится наша помощь. Можешь отследить их?''
— Да, — сказал Вей. — Порча главаря еретиков настолько глубока, что пятнает собой варп везде, где бы он ни прошёл.
''— Тогда вместе с Беллохом идите вперёд, —'' распорядился Эйтан.
''— Поторопитесь. Битва вот-вот начнётся, и я не собираюсь нести ответственность за то, что мы на неё опоздаем.''
— Должно быть, он близко, — раздался в воксе оживлённый голос Икара. Юный Несущий Слово шёл в хвосте стаи, и Артакс, который спускался по тоннелю сразу за Мордуном, заметил, как тёмный апостол скосил взгляд в сторону.
— Тихо, сопляк, — рявкнул на Икара Артакс. — Как мы вообще что-то сможем найти, постоянно слушая твой пустой трёп? Где твоя дисциплина?
Немногие в группировке позволили бы себе так неприкрыто отчитывать другого Несущего Слово, даже столь малозначимого, как Икар. Артаксу было плевать. Они зашли слишком далеко, чтобы отвлекаться на что попало.
Тем более, что как ни крути, но, судя по всему, сопляк был прав. Они спускались всё глубже в тоннели под долиной, и Артакс не решился снять шлем, доверяя своим авточувствам несмотря на их возраст и нередкие сбои. Но даже приглушённым обонянием он ощущал соблазнительный запах варпа, пропитавший узкие переходы. Должно быть, Благословенный воспользовался тоннелями, обнаруженными под мусорным храмом на имперской стороне долины. Он пришёл сюда с целью, которую Артакс не понимал, но зато подозревал, что о ней догадывается Мордун.
— Он близко, — подтвердил Мордун, словно решив смягчить конфуз Икара. — Красный Маршал становится всё сильнее. Он почти освободился.
Они добрались до перекрёстка, где от главного тоннеля влево и вправо отходили ещё два прохода. Всё вокруг было завалено древними останками оружия и воинов, державших его в руках. Артакс догадался, что когда-то здесь случилась битва, не менее жестокая и кровавая, чем бесчисленные атаки и контратаки в долине у них над головами. И он подозревал, что вскоре она повторится.
От сотрясающих поверхность земли снарядов, тоннели ходили ходуном. Имперцы начали обстрел сразу же, как только группировка начала спуск. Несущим Слово потребовалось время, чтобы отыскать вход на стороне долины, подконтрольной их пастве, но Мордун — или, скорее, его ручной демон, — уверенно вывел их к цели. Однако, Артакс не забыл, что случилось в мусорном храме. Лоялисты были уже близко.
Они выбрали правый тоннель и принялись продираться вперёд, непрерывно царапая силовыми ранцами, наплечниками и шлемами стены и потолок, ломая торчащие из них сучки и корни. Артакс в душе не знал, как забытый лабиринт ещё не обрушился им на головы, но решил, что лучше об этом не думать.
Сквозь гул работающей брони и топот ног, он уловил ещё один звук. Это была песнь, хорошо известная множеству Несущих Слово — вой гнева и отчаяния, который доносился откуда-то спереди. С каждым шагом он становился всё громче, пока не заполнил собой весь тоннель и воздух не задрожал от его мощи.
— Готовьтесь, — раздался поверх мрачного рёва приказ Мордуна, который остановился у заколоченного выхода из тоннеля. — Глория Этерна.
Артакс услышал приглушённые молитвы остальных членов группировки, взывающих к пантеону своих демонических покровителей, великих и малых. Сам Артакс сохранил молчание и лишь проверил, что болт дослан в патронник. Младшие Несущие Слово, вроде Икара и Воста, называли его циником. Что ж, Долгая война меняет людей. Тем не менее, невозможно было отрицать ни сочащуюся из дверного проёма силу, ни вызываемое ею опьяняющее возбуждение. В конце концов, ради силы они все и пришли сюда.
Мордун воздел посох и принялся читать один из стихов Изначальной Молитвы. Он проломил доски и вошёл в блиндаж, прямиком в сердце бури. Артакс следовал сразу за ним.
Он сразу понял, что они нашли искомое. Тесное помещение было завалено человеческими останками, а в центре возвышалось существо. На первый взгляд, оно напоминало очередного жалкого лоялиста, хоть и сильно раненого, и практически полностью обнажённого. Но Артакс мигом ощутил, что это впечатление было далеким от истины.
Перед ними стоял Благословенный. Даже войдя вторым, Артакс увидел, как он изменяется, искажается по воле того, кто заставил его пролить собственную кровь ради восхваления господина. Его голову венчали только что выросшие рога, из сгорбленной спины торчал костяной гребень, а на пальцах красовались огромные когти, блестящие от свежей крови и покрытые обрывками кожи. Но величественнее всего были его ярко-красные глаза. Они пылали болезненным, убийственным светом, который источало сидящее внутри чудовище — Кейдус, Красный Маршал, давно потерянный и наполовину забытый чемпион Кхорна.
Завидев их, сосуд демона улыбнулся — его измученное лицо явно не привыкло к такому выражению. Вой не прекратился, поскольку его издавало не существо, а то ли воздух блиндажа, то ли кости у них под ногами, словно от присутствия Кейдуса терзалось и мучилось само подземелье.
'''''— Дети мои, вы пришли вступить в богоугодную войну на моей стороне? —''''' прохрипел он не своим голосом.
— Мы не твои дети, — ответил Мордун, не опуская посох из варп-древа. — Наш отец — Уризен, мудрейший из мудрых.
'''''— Все, кто облачён в броню, держит в руках оружие и вершит кровавую расправу над ближним своим — дети мне, —''''' провозгласил Благословенный.
'''''— Вы — воины, выращенные лишь для того, чтобы нести смерть. Вне зависимости от ваших поисков силы, вы никогда не станете чем-то большим, или же чем-то меньшим. А теперь, служите мне.'''''
Благословенный широко раскинул руки, и бестелесный вой зазвучал с удвоенной силой. Артакс ощутил внутри себя неожиданный всплеск беспримесной ярости. Не успел он опомниться, как уже вскинул свой болтер, а его палец оказался на спусковом крючке, в одном лёгком усилии от того, чтобы обрушить шквал беспорядочного огня и стали на существо и своих братьев.
Его привёл в чувство голос Мордуна, его тембр и сила, такие знакомые после множества чёрных благословений и молитв варпу. Он удержал его от непоправимого.
— Мы не станем служить тебе, Красный Маршал, и не присоединимся к твоей кровавой свите, — взревел апостол, шагая вперёд, навстречу буре заразительной ярости Кейдуса. — Наша цель превыше крови и разрушений!
'''''— Нет на свете такой цели, —''''' рявкнул Благословенный и бросился на Мордуна.
Тёмный апостол отогнал сосуд ударами посоха, обновляя Изначальную Молитву. Те Несущие Слово, что последовали за ним в блиндаж, добавили к ней свои голоса. Вместе со Слепым Пастырем, они принялись взывать и молить о помощи силы куда более древние и ужасающие, чем Кейдус и ему подобные.
В этот раз, Артакс присоединился к ним. Даже он понимал, что иногда единственным действенным оружием оставалась лишь молитва.
Похоже, что непоколебимая вера Несущих Слово озадачила Благословенного. Артакс ощутил, как переполняющая его неестественная ярость угасает, уступая место звериному торжеству. Они загнали его в угол, теперь осталось лишь приручить. Он выплюнул слова, которые запомнил тысячу лет назад, и мигом почувствовал, как перехватило дыхание, как заныли зубы, а в горле встал ком. Он погрузился в эти ощущения вместе со своими братьями, втягивая в себя извивающиеся потоки варпа, повелевая ими, привлекая внимание существ, которых ему следовало бояться — хищников, которые испокон веков были анафемой всего его рода.
Тем временем, Благословенный делал то, что любил больше всего. Он отбивался. Валяющиеся по всему блиндажу кости взмыли в воздух и со скоростью мысли устремились в Несущих Слово. Обломки рёбер, бёдер и черепов врезались в доспехи Артакса, и тот прикрыл голову наплечником. Сами по себе кости почти не представляли угрозы, но мечущая их в сынов Лоргара воля не прекращала обстрел, превращая обломки в осколки, а затем в костяную пыль, которая сдирала багряную краску с брони и рвала в клочья молитвенные свитки.
Сам Благословенный ринулся на Мордуна. Его когти наносили куда больше урона, чем ураган старых костей. Артакс бросился Мордуну на выручку, прекрасно понимая, что если тот погибнет, они все обречены. Он выхватил из ножен зазубренный боевой нож и вогнал его в бедро одержимого космодесантника, осыпая того проклятиями. Кордирон атаковал с другой стороны, нанеся такой же удар своим руническим клинком и призывая себе на помощь Шесть Принцев Излишеств, Царя-Счетовода Прыщей и всех остальных варп-духов и демонических покровителей, к которым когда-либо испытывал особое почтение. Артакс не отставал от него, хоть и не слишком рассчитывал на результат. Ему казалось, что его кости вот-вот сломаются, а плоть растечётся в кашу от переполняющей всё вокруг энергии имматериума, искажающей само пространство вокруг них.
Встретив сопротивление, Благословенный дал слабину. Мордун нанёс ему сокрушительный удар по голове, пустив свежую кровь между рогов. Артакс вырвал нож и вонзил его в плоть правой руки одержимого, полагая, что хоть от физического урона толку немного, это позволит хотя бы ненадолго отвлечь и сдержать его. Вместе с Кордироном они пытались перебороть порченого космодесантника, рыча от натуги не хуже самого демона.
Авточувства Артакса предупредили его о пробоине в доспехах, и он почувствовал, как когти брыкающегося и извивающегося сосуда царапнули его тело. Даже без брони, тварь обладала воистину адской мощью. Пролитая кровь и возникшая на краткий миг за ней боль вновь раздули в Артаксе пламя гнева, но он изо всех сил пытался сдержаться: ветеран знал, что существа вроде Кейдуса подпитываются именно такими эмоциями.
Они побеждали. Никто из них не имел права давать твари фору.
Кордирон с Артаксом медленно, с усилием поставили Благословенного на колени, и Мордун навис над ним. В том месте, где должны были быть его глаза, сквозь полосы пергамента просвечивало болезненное сияние. Варп сгустился вокруг тёмного апостола и превратился в длинные щупальца, которые стянули конечности Благословенного, помогая двум другим Несущим Слово.
— Кейдус, силою Восьмеричного пути и волею Великого Пантеона, я связываю тебя, — с напевом произнёс Мордун и ещё раз ударил сосуд своим посохом. На его навершии сиял ореол не-света, от которого Артакса чуть не вырвало прямо в шлем. — Я сковываю тебя и подчиняю высшей цели. Ты будешь служить, Кейдус, ибо так повелел твой господин.
Существо издало мерзкий, придушенный, абсолютно нечеловеческий вой, яростно брызгая слюной на Слепого Пастыря. Несущие Слово крепко держали его, с трудом переводя дыхание.
— Наши пути вели нас друг к другу, — продолжал Мордун уже без ударов, так как одной угрозы посоха было достаточно. — В течение долгих десятилетий. Ты и я, наши судьбы связаны вместе Истинными богами.
'''''— Ты для них — ничто, —''''' прошипел Благословенный. '''''— Всего лишь ещё одна марионетка, вроде надетой на меня жалкой плоти. Мой господин смеётся над тобой и над твоими детскими молитвами. В конечном итоге, все твои устремления обратятся кровью и пеплом.'''''
— Ты не умеешь проигрывать, Красный Маршал, — заметил Мордун. Его иссохшее лицо расплылось в отвратительной ухмылке, из-под молитвенных свитков по-прежнему бил варповый свет. — Меньшего я и не ожидал. Но знай вот что.
Мордун наклонился вперёд, и Артакс с Кордироном удвоили усилия, пытаясь удержать создание неподвижно. Тёмный апостол наклонился к уху сосуда, и его шёпот был слышен лишь Артаксу, который стискивал правую руку чудовища.
— У меня есть Нутро.
Артакс почувствовал, как стальные мышцы примариса напряглись под его пальцами. Он приготовился к новой вспышке агрессии как изнутри, так и снаружи, но нерождённый не сделал ничего. Вместо этого, он услышал громогласный окрик, и по всему блиндажу прокатилась череда взрывов.
— Лоялисты, — рявкнул Даламар.
Едва это слово слетело с его губ, как среди Несущих Слово возник первый изрисованный глифами зверь — ещё один великан в череполикой маске, сжимающий обеими руками боевые ножи. Второй вёл огонь из тяжёлого болт-пистолета от входа, через который внутрь ворвался первый. Снаряды свистели в воздухе и разрывались о доспехи еретиков-астартес.
Артакс вырвал нож из руки Благословенного и встал, чтобы ответить на нападение, однако Мордун стукнул его по нагруднику посохом, останавливая на полпути.
— Уведи Благословенного отсюда, — приказал ему Слепой Пастырь. — Всё, что мы здесь делаем, завязано на нём. Я сам разберусь с этими отбросами.
Артакс предпочёл не спорить. Он взглянул на Кордирона, который согласно кивнул головой. Двое Несущих Слово подхватили Благословенного под руки и потащили его обратно к тоннелю, откуда они пришли. По пути они кричали на других бойцов, чтобы те освободили им дорогу.
Мордун обошёл их и встретил первого примариса лицом к лицу.
===Глава XVI: Конец охотника===
Зайду бросился на Сломленного.
Болт-снаряды Набуа гремели и жалили окружающих его предателей, но Палач Грехов сосредоточился лишь на демоническом сосуде, который те, судя по всему, поставили на колени посреди заваленного костями блиндажа. Ему было плевать, что этот бросок оставит его открытым для ответной атаки, или даже будет стоить ему жизни. Значение имело лишь то, что он позволит ему уничтожить Сломленного, обезглавить его, отправить сидящие внутри души прямиком в варп и покончить с угрозой, которую тот представлял для ордена.
Несущие Слово отреагировали мгновенно. Двое из них поволокли Сломленного к выходу у себя за спиной, а ещё один выступил вперёд, преградив Зайду дорогу. Он отличался от остальных, его доспехи почти целиком укрывали отвратительные письмена и окровавленная шерсть, а явно незрячие глаза скрывались под лентами пергамента. Он выглядел безоружным, но чёрный посох у него в руках извивался и корчился, словно змея, сочась порчей.
Этот посох остановил секущий удар первого ножа Зайду так легко, словно был выкован из укреплённого адамантия.
Зайду немедленно обошёл защиту еретика и сделал выпад вторым ножом снизу вверх, но тот оказался не менее проворен и сделал шаг назад, так что острие клинка лишь царапнуло его нагрудник и рассекло шерсть, вместо того, чтобы впиться в живот. Зайду не собирался останавливаться и принялся наступать, целясь в голову и стараясь полоснуть зазубренной частью лезвия по этому рычащему, иссохшему, замотанному пергаментом лицу.
Демонопоклонник выхаркнул не-слово.
Оно порвало еретику глотку и раздробило челюсть, но Зайду пострадал куда значительнее. Не-слово впечатало лейтенанта в стену блиндажа, расколов нагрудник, а сверху его засыпало смещённой землёй. Он немедленно снова бросился в атаку, но один из братьев еретика бросился тому на выручку. Несущий Слово открыл огонь из похожего на древнюю реликвию болтера прямо в упор.
Очередь прошила бы Зайду насквозь, если бы Набуа не среагировал молниеносно и не сбил бы его с ног, позволив снарядам попасть в себя, а не в командира. Одновременно с этим, головорез выстрелил из своего пистолета.
На такой короткой дистанции физиология примариса и доспехи типа X одержали верх. Оба воина приняли на себя яростный шквал, вспоровший живот и левое бедро Набуа, однако его выстрелы смяли наплечники еретика и взорвали шлем, разукрасив просевшую крышу блиндажа серыми мозгами предателя.
Зайду почувствовал, как вспышка гнева вздымает вихрем пепел, оставшийся от его души. Он мог выдержать болтерный огонь и прикончить еретика клинками. Ему понадобилось всего мгновение, чтобы восстановить равновесие, и за это время Набуа успел принять на себя выстрелы, прикончить противника и броситься на остальных, не обращая внимания на полученные раны в нижней части туловища. На общем экране с жизненными показателями Зайду увидел, что Велизариево Горнило примариса отреагировало на жестокие увечья и теперь гнало его вперёд на мощном коктейле из адреналина и стимуляторов.
Теперь ничто не могло остановить юного головореза. Ничто — кроме, возможно, слепого еретика, который встретил его в центре блиндажа.
Даже с авточувствами, в этом извивающемся лабиринте подземных тоннелей было непросто определить источник звука. Но они были близко.
Лазутчик Экзорцистов снова вёл за собой Клета и Назарата, за которыми следовали Гасдрубал и Хокмаз, образуя боевое отделение. Несмотря на то, что по словам библиария, тот учуял запах еретиков, Эйтан всё равно приказал Разрушителям Чар разделиться. Он отлично понимал, что оставшись единой колонной лишь в одном тоннеле, они сильно рискуют.
Утен продирался сквозь узкую галерею, согнувшись практически пополам. Это напомнило ему об одном абордаже, который Разрушители Чар проводили против орочьего флота над Хиратом, во время командировки с третьей ротой. Там им пришлось сражаться в таких кошмарных условиях — среди лебёдок, шахт, расшатанных переходов и неровных коридоров, слепленных из покрытого толстым слоем ржавчины хлама — что в сравнении с ними Посёлок Пилигримов выглядел образцом градостроения. Тогда Утену казалось, что перемещаться в тех условиях было куда сложнее и опаснее, чем уничтожать расплодившихся там орков и паразитов-гретчинов.
''— Я столкнулся с отродьями Лоргара возле своей точки входа, —'' доложил сержант-подаятель Хаад рваным, искажённым помехами голосом. ''— Думаю, они отступают.''
''— Кто-нибудь засёк лейтенанта? —'' ответил Эйтан по тому же каналу.
— Сержант-причетник, я полагаю, что стреляют как раз либо он, либо Набуа, — заметил Утен. — Приближаюсь к цели.
Ану крался сквозь беспросветный мрак, ненавидя каждый свой шаг. Думузи и Лахму следовали за ним.
Они закинули снайперские винтовки за спину и вооружились болт-пистолетами. Их очки были подключены к авточувствам доспехов и пронизывали тьму в поисках цели.
Это место вызывало у Ану отвращение. Здесь было слишком тесно, слишком пыльно и промозгло, хуже места для боя и представить невозможно. Он не найдёт тут чистых убийств и совершенства — лишь работа клинком и беспримесная жестокость керамитовых кулаков.
И всё же, охота привела их сюда. Из сплетающихся вокруг них грязных, укреплённых деревом и усеянных костями переходов доносился устрашающий грохот болтеров и яростный рёв. Тоннели создавали такое причудливое эхо, что даже усиленные чувства устранителей не могли установить местоположение источника этих звуков. Разрушители Чар всё глубже погружались в этот всеми забытый подземный мир, рассредоточившись, чтобы заманить и окружить свою жертву. Но, к сожалению, все тайны и перипетии этого лабиринта не были известны никому, кроме мертвецов и той твари, на которую они охотились.
Они добрались до короткой шахты с небольшим уклоном, и начали спуск к очередному квершлагу<ref>Квершлаг — горизонтальная или наклонная горная выработка под землёй без прямого выхода на поверхность.</ref>.
Ану почувствовал присутствие Несущего Слово в тот же миг, как его ноги коснулись дна. Он уловил тихий гул силового ранца и скрежет старой брони, казавшийся оглушительным в сравнении с практически беззвучным мурчанием доспехов «Фобос».
Он поднял пистолет, вошёл в квершлаг и выпустил короткую очередь еретику в голову. Болты поразили цель, но не смогли пробить шлем, и следующий залп отрикошетил от наплечника Несущего Слово, которым тот защитился от внезапной атаки. Повернувшись вполоборота, предатель открыл ответный огонь.
Ану отошёл обратно на склон шахты, позволяя врагу впустую тратить патроны на грязь и песок.
За ту долю секунды, что устранитель потратил на обмен выстрелами, всё его внимание было сосредоточено на поражении цели, однако его подсознание успело мельком заметить то, что находилось позади Несущего Слово. Ану обратился к нему и обнаружил тёмные, сгорбленные и шипастые фигуры, двигающиеся по одному из прилежащих коридоров. Ещё больше космодесантников Хаоса. Тот еретик, с которым столкнулся Ану, наверняка отправился удерживать эту самую шахту, по которой спускались устранители, чтобы прикрыть фланг своих отступающих братьев. Это стыковалось со словами сержанта-подаятеля Хаада о столкновении с предателями в другой точке лабиринта.
— Контакт, — передал он по вокс-каналу. Параллельно с этим, он движением века отметил место своей стычки на экране очков, передав её местоположение на общий дисплей ударной группы. Обмен данными позволял лучше понять географию тоннелей, а также следить за интервалами между боевыми отделениями Экзорцистов по мере того, как они спускались всё глубже под землю.
— Думузи, по моему сигналу, — скомандовал Ану другому устранителю. Болт-пистолет был не слишком достойным противником для болтера. Впрочем, сами они считали, что им вполне под силу прорваться через тоннель.
Прежде чем он успел отдать приказ, его внимание привлекли две руны на дисплее. Он обнаружил, что лейтенант-подаятель Зайду и головорез Набуа только что снова подключились к сети.
Метка Набуа горела оранжевым, и постепенно краснела. Ану заметил, что руна Зайду тоже начала меняться.
Набуа столкнулся с тёмным апостолом в центре блиндажа. Вокруг них оглушительно завывал варп.
Головорез был быстр, но не настолько стремителен, как его противник. Слепой еретик парировал три ножевых удара, отбив их в сторону своим колдовским крюком, не попался на финт и сократил дистанцию, впечатав рукоять посоха в нагрудник Экзорциста. Керамит треснул и раскололся: сверхъестественная древесина обладала мощью цепного меча.
Набуа не отступил, яростно отбиваясь от апостола. Велизариево Горнило превращало его предсмертную агонию в звериную, убийственную мощь. Он смог отогнать Несущего Слово, но не обойти его защиту. Те немногие удары, что тот не смог отбить посохом, лишь слегка оцарапали древние красные доспехи. Еретик взмахнул посохом и вогнал его в одну из кровоточащих ран, что остались в туловище Набуа от болтерной очереди. Апостол нанёс удар под таким углом, что деревянное копьё пронзило головореза насквозь.
Зайду ринулся к ним, но двое последних оставшихся в блиндаже еретиков бросились ему наперерез. Остальные уже отступили, волоча за собой Сломленного. Зайду не мог упустить их, но сначала он должен был помочь Набуа.
Попытавшийся перехватить его Несущий Слово сжимал в руке цепной меч. Его рычание могло посоперничать с завываниями эмпиреев, заполнившими своей энергией весь блиндаж. Зайду зашёл на атаку низко и стремительно, блокируя вращающиеся лезвия финтом одного ножа и попытавшись обойти защиту еретика вторым.
Беллох упоминал, что тот предатель, с которым он столкнулся у порога мусорного храма в Посёлке Пилигримов, показался ему малоопытным юнцом. Однако этот рогатый зверь был кем угодно, но не зелёным салагой. Не обратив внимания на финт, он уже поменял защитную стойку, сбросил его клинок, а затем провёл устрашающе быстрый рипост, который зацепил развернувшегося Зайду за плечо. Раздался оглушительный визг цепных зубьев, меч с фонтаном искр врезался в наплечник и отскочил.
Зайду мигом выпрямился, стараясь восстановить боевой ритм и воспользоваться преимуществом двойных клинков, однако Несущий Слово решил выиграть время за счёт отхода. Он встал в подвешенную стойку, подняв цепной меч высоко вверх и направив его острие вниз, так что стальные клыки оружия смотрели прямо в лицо Зайду, удерживая его на расстоянии.
Зайду встретил меч одним из клинков, доверившись его прочности. Тот не подвёл его и заблокировал вращение зубьев, отчего те сначала задрожали, а потом остановились совсем. На одно краткое мгновение, металл и мышцы вступили в ожесточённую борьбу, и никто не желал уступать. Мотор цепного меча отчаянно выл, а потом и завизжал от боли, пытаясь прогрызть препятствие, а сервомоторы и мускулы Зайду гудели, удерживая клин из мономолекулярной стали в кожухе древнего еретического оружия.
Он использовал это мгновение паритета, чтобы вогнать второй кинжал в бок Несущего Слово, но тот мгновенно извернулся, и лезвие отскочило от плакарта. В тот же миг предатель пнул его сапогом в левое колено. Силы удара хватило, чтобы сломать наколенник и заставить Зайду разорвать контакт ради удержания равновесия. Несущий Слово вернулся в стойку и принялся слегка водить мечом слева-направо, не давая Зайду прицелиться для следующей атаки.
— А ваш род не так уж и проворен, как я ожидал, — раздался из его вокс-решётки холодный и злобный голос.
Зайду не ответил. Он пришёл сюда не для того, чтобы упражняться в красноречии. А тем временем, за спиной у предателя, тёмный апостол прижал Набуа к земле. Жизнь головореза начала медленно покидать его тело.
У Зайду не было времени выяснять, кто из них искуснее во владении клинком. Он с радостью променяет изящество на боль, если это принесёт ему победу. Пробив броню, цепному мечу потребуется несколько секунд, чтобы прорезать плоть и кости. Этого хватит с лихвой.
Он прыгнул на Несущего Слово, отбросив всё своё мастерство и ловкость — лишь позаботившись о том, чтобы один клинок защищал голову. Еретику оставалось лишь целиться в нагрудник. Так он и сделал, но при этом направил свой удар вверх сразу же, как только зубья коснулись керамита. Если бы столкновение продлилось на мгновение дольше, цепной меч пробил бы маску и череп Зайду насквозь.
Но этого не случилось. Оба воина стремились нанести смертельный удар. Но лишь атака Зайду достигла цели. Как только Несущий Слово встретил его рывок, он проскочил мимо цепного меча, не обратив внимания на удар по нагруднику, и прямой рукой вогнал второй нож в визор еретика. Ощущение пробивающей кость стали принесло ему краткий миг удовлетворения.
Несущий Слово застыл, его оружие замерло в нескольких сантиметрах от лица Зайду, натолкнувшись на один из клинков. Экзорцист провернул в руке второй нож, кромсая мозг еретика. Космодесантник Хаоса тяжело рухнул, словно марионетка с перерезанными нитями. Нож так и остался торчать у него в черепе. Цепной меч выпал из его руки и ещё несколько секунд извивался в грязи блиндажа словно дикое животное, прежде чем мотор заглох.
Зайду задержался, чтобы забрать свой нож, но у него не было времени осматривать повреждённую броню. Он бросился к Набуа, уже на бегу ясно понимая, что опоздал.
Могучими ударами, тёмный апостол поставил головореза на колени. Латная перчатка еретика крепко сжимала его голову.
'''''— На это нет времени, —''''' раздалось хриплое карканье Се’ирима где-то глубоко в подсознании Мордуна.
Он не снизошёл до ответа демону, заразившему его мыслеформу.
Ему бросили вызов, и Мордун принял его, как и все вызовы до этого. Истинные Боги ценили силу превыше всего, а сейчас ему как никогда требовалась их благосклонность.
— Склони колени и прими своё благословение, мой дорогой кузен-переросток, — прорычал он, прижав примариса к земле. Раненый зверь был не в силах сопротивляться крюку из варп-древа и святым словам силы. Варп-зрение Се’ирима позволяло ему видеть своего противника так же, как он видел всё остальное: словно заглядывая в дюжину повёрнутых друг к другу разбитых зеркал. Его восприятие происходящего было искажено ровно настолько, чтобы он смог увидеть истинную реальность.
Он обхватил ладонью череполикий шлем воина, погрузив когтистые пальцы в керамит. Зарычав, он использовал свою божественную силу, чтобы сломать фиксаторы и сорвать его с головы своей жертвы.
Ему открылось до смешного юное лицо, с гладко выбритой головой и почти без шрамов. На носу и губах примариса постепенно сворачивалась тёмная кровь. Тот свет, что тащил его в бой снова и снова, наконец-то иссяк, и теперь казался лишь слабеньким мерцанием в расколотых образах, которые Се’ирим показывал Мордуну. Какая-то часть примариса побудила его в последний раз попробовать встать, но Мордун уже полностью владел ситуацией и вернул руку на макушку глупца, удерживая того в позе молящегося.
— Позволь мне освятить тебя, — продолжил Слепой Пастырь. Ему непросто далось подчинение Благословенного, а затем и победа над врагом — он чувствовал, как божественная агония имматериума переполняет его тело, обгладывая кости. Но вместо того, чтобы отвергнуть её, он принял эту боль, вгоняя когти глубже в кожу примариса, проливая его кровь. Он одержал победу. И теперь решил позволить себе это последнее излишество. Ещё один вызов принят — и окончен с триумфом.
На них посыпались комья земли. Несколько деревянных балок на потолке начале медленно трескаться, их громкий стон мог посоперничать с завываниями варпа. Ткань реальности вокруг них болезненно, восхитительно истончалась: божественные создания яростно бились о мембрану бытия вечно перетекающими когтями и клыкастыми пастями. Мордун жаждал ощутить их святое присутствие, ему не терпелось поприветствовать их в тёплых объятиях материума и принять их дары. Но прежде, он отучит этого еретика богохульствовать.
Он произнёс Изначальную Истину, слова, что впервые были сотканы богами, и заставил своё тело преодолеть инстинктивный ужас перед изречением невозможностей. Мыслеформа апостола ухватилась за струю сырой энергии эмпирей, который был напитан его посох, и направила её в разум умирающего лоялиста, прямиком в унылые глубины его замкнутой души. Она стремилась поскорее исказить, извратить всё, что найдёт там.
И она нашла… пустоту.
Мордун запнулся и не смог закончить речь, отчего мистический визг в блиндаже стал ещё невыносимее.
Такого не могло быть. Пустоты попросту не могло быть. И всё же, именно её он и обнаружил там. У него возникло чувство, словно он только что попытался благословить труп. Лишь слабые колебания свидетельствовали о том, что здесь находилось хоть что-то, что связывало это дышащее, предположительно живое создание с божественным. И это «что-то» абсолютно точно не заслуживало называться душой.
Он отпрянул в отвращении. Его плоть похолодела, разум заметался в смятении, пытаясь смириться с настолько всепоглощающим, невыразимым святотатством.
'''''— А я говорил тебе, —''''' тараторил Се’ирим, колотя мыслями-крыльями по разуму Мордуна. '''''— Говорил, говорил, говорил! Это проклятые! Не-сущие! Изгони их! Вышвырни их прочь, как они поступали с нашими сородичами! Они не заслуживают благословений! Уничтожь их сосуды из плоти и позволь мне попировать останками!'''''
Несмотря на шок и щебетание демона, трансчеловеческое восприятие Мордуна не дремало. Он рефлекторно поднял голову, и сквозь расколотые образы увидел, что Дромунд Восьмиклятвенник пал от рук второго череполикого зверя. Не обращая внимания на грозящий обвалиться потолок, лоялист с рёвом бежал к нему.
Мордуна охватил такой праведный гнев, какого он не испытывал уже очень давно. Это были не просто сбившиеся с истинного пути псы Ложного Императора. Это были чудовища, нечестивые анафемы, которых не должно существовать.
Мордун нанёс сокрушительный удар посохом по голове стоящего на коленях примариса, раздробив ему череп. Затем он снова вскинул оружие, готовясь встретить натиск второго монстра.
Уничтожение этой мерзости станет его священным долгом.
— Скорее, — торопил Вей Беллоха и второго головореза, Макру. Палач Грехов был уже близко. Даже без горящих на дисплее наруча меток, Вей чувствовал его — вернее, его отсутствие в варпе, окружённое врагами со всех сторон. Охота Зайду почти подошла к концу.
Вокруг библиария ярился имматериум. В боевых катакомбах разразился локальный шторм, эпицентр которого находился где-то впереди, среди извивающихся переходов. Буря атаковала Вея, вызывая к жизни видимые лишь ему фантомы — призрачные отголоски тех воинов, что когда-то сражались и умирали в этих тёмных, мрачных глубинах. Ожившие воспоминания вновь сходились в бою, движимые такой яростью, которую могло источать только такое существо как Кейдус. Раз за разом, они воспроизводили перед Веем сцены былых сражений.
Экзорцисты растоптали их последние физические останки, пробиваясь сквозь толпы призраков к оку бури.
Вей боролся за удержание равновесия, непрерывно бормоча молитвы. Шквал психической энергии вздымал бурлящую волну диссонанса, словно подводное течение, переворачивающее затонувшие корабли на морском дне. Его тянуло туда, поток омывал его с ног до головы. Несмотря на термостаты доспехов, он чувствовал, как его тело замерзает, а разум пронизывает боль из иного плана бытия, с которой трансчеловеческая физиология не могла быстро справиться.
Он не мог остановиться. Не имел права колебаться. Перед ними была цель, которую они искали с тех самых пор, как получили те мрачные вести с Нигде. Всё закончится сейчас.
Беллох шёл первым, и Вей не сразу понял, что тот уже остановился у выхода из тоннеля, припав на четыре конечности, словно крупный, хищный фелинид. В ухе Вея раздался его голос, в сопровождении призрачных завываний.
— Контакт, прямо по курсу.
— Пусти меня вперёд, — прохрипел Вей, с трудом протискиваясь мимо Беллоха. Оказавшись на его месте, библиарий сразу понял, что они на месте.
Тоннель оканчивался широкой пещерой, залитой кровью и пламенем. Зайду был там, как и головорез Набуа. Двое Несущих Слово боролись с ними, а один из еретиков в тёмной броне уже лежал мёртвым у их ног.
Вей не нашёл Сломленного, но движение у входа за спинами еретиков говорило о том, что остальные решили отступить. Весь блиндаж грозил вот-вот рухнуть. Он увидел, как Зайду вогнал нож в глаз своего противника, едва умудрившись сдержать ответный удар Несущего Слово.
Набуа стоял на коленях. Над ним нависло омерзительное создание, рыча и изрыгая скверну. Для непосвящённого оно выглядело бы как очередной Несущий Слово, но варп-зрение открывало Вею его истинный облик. Иссохшая, морщинистая развалина, укрытая огромными, радужными крыльями птицеподобного чудовища, что сгорбилось у него за спиной, источая чёрную энергию. В его злобных глазах сверкали тысячи разных кривых отражений.
Зайду вытащил нож из убитого космодесантника Хаоса и с рёвом бросился к твари и к Набуа. В тот же миг отродье Хаоса взвыло и ударило Набуа, повергнув окровавленного головореза в грязь.
Вей бросился в блиндаж вслед за Зайду. В отчаянии выкрикнув заклятие, он за одно мгновение рискнул бросить вызов самой реальности, и без того грозящей вот-вот рассыпаться под напором варпа. Библиарий переместил себя через весь блиндаж сразу к Зайду, успев перехватить его до того, как он доберётся до полудемона. Палач Грехов обернулся к нему, остановив нож в считанных сантиметрах от его горла. К счастью, лейтенант-подаятель успел понять, кто помешал его атаке.
— Мы должны отступить, — проревел Вей, стараясь перекричать царившую вокруг какофонию. Он напитал свои слова психической мощью и втиснул их в узкий тоннель боевого восприятия Зайду. — Это место вот-вот обрушится!
— Сломленный, — рявкнул едва соображающий Зайду, пытаясь вырваться из хватки Вея. — Набуа!
— Сломленный исчез, а Набуа убит! Если нас здесь похоронят, то никто не сможет остановить Кейдуса!
Времени на пререкания не осталось. Призвав на помощь всю свою физическую и психическую мощь, Вей потащил Зайду назад, частично волоча его руками, частично принуждая разум лейтенанта подчиниться. Удвоившееся напряжение оказалось практически выше его сил. Зайду был силён как телом, так и духом, и в тот момент ничего не хотел так сильно, как закончить свою охоту.
Вею практически удалось затолкать его обратно в тоннель, когда раздался треск, и последние балки, что удерживали потолок блиндажа, окончательно рухнули.