Вею практически удалось затолкать его обратно в тоннель, когда раздался треск, и последние балки, что удерживали потолок блиндажа, окончательно рухнули.
==Обряд II: Одержимость==
===Глава XVII: Экзорцизм Даггана Зайду===
<center>''Задолго до того, как Экзорцисты высадились на Фидем IV''</center>
— Ты не представляешь, что тебе предстоит, — сказал кандидату лексиканий Торрин Вей. — Не до конца. Ты должен быть сильным.
— Я сильный, — ответил Дагган Зайду, озадаченный мрачным настроением Вея. — Я знаю, чего ждать. Я готов к этому.
Библиарий ничего не ответил, но его угрюмость никуда не делась. Бросив на Зайду ещё один долгий взгляд, он отвернулся, предоставив кандидата чёрным жрецам.
Его подготовку поручили троим людям в чёрных одеждах. Как и все сервы ордена, каждый из них был либо слеп, либо глух, либо нем<ref>Вероятно, автор подразумевает всемирно известный буддийский символ из трёх обезьян, каждая из которых закрывает себе либо глаза, либо уши, либо рот — «не вижу зла, не слышу зла, не говорю зла».</ref>, но в отличие от оруженосцев Зайду, эти составляли особую касту в иерархии Экзорцистов. Они никогда не снимали капюшонов и редко покидали Чертоги Закаливания.
Им было приказано подготовить Зайду к обрядам посвящения. Он несказанно радовался, что его время наконец-то настало, хоть и старался сильно не задумываться о предстоящем испытании. Почти десятилетие службы ордену, подвиги на множестве полей сражений, от Чистки Аврелиаса до Ксеноцида Ликсиса, кровь, ярость и смерть — всё это привело его сюда. Его и ещё дюжину других кандидатов, кому удалось снять Семь Печатей Саломонетовых. Их сочли достойными пройти последнее, самое страшное испытание и, если у них получится, обрести оставшиеся органы Астартес и вступить в ряды полноправных братьев-инициатов Экзорцистов. Один за другим, они войдут в Чертоги Закаливания, что в глубинах Базилики Малифекс, и там встретят свою судьбу.
Зайду стоял в подготовительной камере. С него сняли экипировку и одежду — снаряжение скаута 12-й роты — и оставили в наготе. К нему подошли чёрные жрецы. Двое из них, кто был способен говорить, шептали гоэтические напевы, при этом все трое помазывали его странно пахнущими маслами и расписывали его покрытое шрамами тело пеплом от головешек, взятых из Вечного Костра. Зайду понимал, что обряд потребует от него не только силы тела, но и веры. Ритуал был специально устроен так, чтобы испытать пределы физической и духовной стойкости кандидата. Эти приготовления охранят его душу и станут свидетельством его праведности.
Сами по себе, они стали завершающим этапом всенощного бдения, что продолжалось почти целую неделю. Зайду провёл это время в одиночестве, вплоть до этого момента. Он медитировал над заповедями из ''Либер Экзорцизмус'' и других основополагающих трудов ордена, пытаясь подготовиться к тому, что его ожидает. Своим мрачным напутствием Вей, очевидно, намекал, что этого будет недостаточно. Но Зайду уже не мог представить себе неудачу.
Жрецы сделали шаг назад — один ему за спину, другой встал слева, а третий справа. Все, как один, они склонили головы. Немой сделал жест рукой.
''Склонись.''
Зайду повиновался, и слепая жрица подняла руки, ощупывая его короткостриженую голову и широкое лицо, прежде чем ей удалось туго затянуть у него на глазах шёлковую ленту, помеченную руной Внутреннего Зрения. Теперь он был слеп, как и она сама.
— Ты готов, кандидат, — произнесла жрица.
Зайду кивнул, но ничего не ответил. Он почувствовал, как его руку сжимает чья-то ладонь. Она казалась маленькой и мягкой в его мозолистых пальцах, но он принял её и осторожно сжал в ответ. Его чувства были достаточно остры, чтобы он легко мог найти путь к Залу Испытания и без посторонней помощи. Но всё это было частью ритуала, а ритуалы надлежало чтить.
Он позволил чёрной жрицы вести его за собой. Он услышал лязг ржавых петель — дверь со скрипом отворилась.
Зайду шагнул внутрь.
На глазах Вея, Зайду вошёл в Зал Испытаний. Комната была вытесана резцами прямо в каменной породе Изгнания. Её стены и пол украшали концентрические круги из сотен тысяч таинственных символов, расходящихся от центра, где стояла огромная каменная плита. На ней лежали стальные оковы для запястий и лодыжек, также исписанные заклятьями. По краям комнаты стояли длинные ряды горящих свечей. По углам, на уровне пола, из каменной кладки торчали сопла огнемётов, забитые старым, перегоревшим прометиевым гелем. Ещё одной примечательной деталью, помимо обклеенных печатями чистоты дверей слева и справа от плиты, была узкая смотровая щель, которая тянулась вдоль всей стены напротив плиты, невидимая для находящихся внутри комнаты.
Каждая поверхность Зала почернела от пламени.
Вей провел больше недели, тщательно подготавливая помещение к грядущему ритуалу и совершая первые действа, что вели к Правилу Сочувствия. Помимо начертания на полу новых символов, он разложил вокруг центральной плиты мистические инструменты. Слева стоял фиал с освящённым маслом, справа — пылающая жаровня, в углях которой лежало железное клеймо. В изголовье каменного стола он положил тонкий ритуальный меч. Сам Вей стоял в ногах плиты, и его окружали другие оккультные реликвии — плеть с шипами, изогнутый кинжал, моток серебряных цепей и личная колдовская чаша. Он стоял среди них, облачённый в тёмно-синюю рясу, на его груди ярко горел символ Кальва Демониорум, а голову опоясывал простой венец из старой, кованой бронзы. В одной руке он сжимал чёрно-красный Жезл Эл. Другая была пуста… пока что.
Перед тем, как он пришёл сюда, чёрные жрецы тщательно помазали его тело. Дюжина из них встала в круг по периметру самых крайних символов, сжав руки под длинными рукавами, подняв капюшоны и не произнося ни слова. Тот, что стоял слева от Вея, держал в облечённых перчатками руках тяжёлый, потрёпанный том, обложку которого крепко стягивали адамантиевые обручи. Это была ''Либер Малорум Спиритуум''<ref>«Книга о Злых Духах», лат.</ref>, и само её существование являлось анафемой для любого здравомыслящего существа.
С некоторым усилием дверь слева от Вея отворилась. Внутрь вошла ещё одна чёрная жрица, которая вела за руку кандидата с повязкой на глазах. Он был высок и хорошо сложен, несмотря на то что его тело ещё не обрело истинную, могучую форму полноценного примариса. Белые шрамы на коже ярко выделялись на фоне серых пепельных меток.
Вей попытался вспомню собственные обряды посвящения, чтобы проникнуться сочувствием к кандидату. Впустую. Единственное, чего он желал — правильно исполнить свою роль в ритуале. Всё остальное зависело от Даггана Зайду.
Впервые Вей проводил эту церемонию без чуткого надзора эпистолярия Кастора Махена. Зайду не знал об этом, но жажда проявить себя, преуспеть и стать воистину достойным членом ордена лежала не только на плечах молодого кандидата, но и самого Вея. Для члена библиариума, не говоря уже о новоизбранном посвящённом Разрушенной Башни, не было обязанности более важной — и более опасной — чем эта. Малейшая ошибка не просто окончила бы службу Вея в должности библиария — вместе с жизнью — но также вполне могла привести к гибели ордена.
Зайду провели к каменной плите и уложили на неё спиной. Жрица застегнула оковы на его руках и ногах, убедилась, что они крепко сидят в камне, после чего вышла из комнаты. Зайду лежал с завязанными глазами, спокойно и молча.
Где-то высоко наверху прозвонил колокол. ''Унатус.'' Первый час.
— Гримуар, — сказал Вей.
Стоящий слева от него чёрный жрец шагнул вперёд, поклонился и протянул ему ''Либер Малорум Спиритуум.'' Руки мужчины дрожали под весом книги. Вей принял её, произнёс необходимые слова и снял печати. Помедлив мгновение, чтобы сосредоточиться, он открыл проклятые страницы и начал чтение.
Зайду узнал голос Вея, но не слова. Он старался не двигаться. Слепота и оковы раздражали его, особенно когда он знал, что должно случиться что-то ужасное. Оба сердца колотились в груди, тело стремилось встать и сражаться, встретить угрозу лицом к лицу. Но угроза ещё не появилась. Он взял себя в руки и остался недвижим. Ему уже приходила в голову мысль, что испытанию будет подвергнута не только его физическая сила, но и самообладание.
В какой-то момент, к Вею присоединились другие голоса — сначала тихо, потом постепенно всё громче и громче. Те слова, что они произносили, звучали неправильно и тревожили его на каком-то глубинном, подсознательном уровне. Они напомнили ему шаманское бормотание говорящих-с-варпом из племён Изгнания — племён, которые он некогда называл своими.
Судя по всему, в комнате становилось всё жарче. Он чувствовал, как нагревается каменный стол, на котором лежало его тело.
Затем, он почувствовал боль. Её принесла холодная сталь: рассекающее его грудь лезвие клинка. Его руки непроизвольно дёрнулись и цепи зазвенели, прежде чем он подавил в себе рефлекторный порыв защитить себя.
Клинок продолжал вгрызаться в его плоть. Скорее всего, им вырезали отметки, подобные тем, первым, что нанесли на него в первый раз, когда он очнулся после имплантации прогеноидов. Он почувствовал запах железа и резкую боль, которую его тело быстро притупило до незначительной, оставив лишь ощущение стекающей по бокам крови.
Клинок исчез, и гортанное песнопение продолжилось. Время шло, и тело Зайду начало понемногу расслабляться.
Колокол прозвонил вновь.
Жар усилился вдвое, и уже начал пощипывать кожу. Он ощутил, как что-то, что он мог назвать лишь когтями, бежит по его левой руке и переходит на грудь. Они не впивались в него, как клинок, а вместо этого словно изучали его, присматриваясь поближе. Через мгновение он уловил резкое зловоние — не только кровь, но и многое другое: потроха и горы гниющих внутренностей. Смрад скотобойни. Его сопровождало шумное сопение, словно влажное дыхание мясника на щеке. Нечто звероподобное и злобное обнюхивало и трогало его, подавляя своим мерзким присутствием.
По телу Зайду непроизвольно пробежала дрожь. Он захрипел, всё ещё пытаясь сопротивляться желанию сорвать оковы.
Зайду почувствовал, как когти добрались до головы. И тогда началась настоящая боль.
Демон был среди них.
Вей ещё не мог увидеть его, даже с помощью варп-зрения, но он чувствовал его. Для псайкера вроде него, присутствие этого конкретного нерождённого ощущалось словно прижатый ко лбу раскалённый уголь, словно заполняющий лёгкие серный дым. Ему захотелось потянуться за оружием — кинжалом, ритуальным мечом, или даже плетью и цепями. Но он заставил себя продолжать читать изуверские строки из ''Либер Малорум Спиритуум,'' ведь единственная ошибка в произношении могла погубить их всех. Даже сами мысли о насилии могли дать этой твари силу. Это был кровавый зверь, воин и обожатель душегубства.
Его призвали обряды Вея, его слова, но прежде всего — Правило Сочувствия, которым в данном случае стало кровопролитие. Оно воззвало к эссенции жестокости, что наполняла собой имматериум — это мрачное отражение мрачной галактики. Зайду забился в цепях, но они держались крепко. Наконец, кандидат начал понимать весь суровый смысл этого испытания. Вырезанные на нём символы были не оберегами и не печатями чистоты. Тело Зайду испещряли строки на тёмном наречии, мерзкие богохульства, созданные, чтобы приготовить его к осквернению. Вей совершил злейшее из предательств, и всё же, они не могло сравниться с тем, что должно было случиться — что, как он ''надеялся,'' обязано произойти.
Демон пустил корни, и Зайду завопил.
Стол под ним из каменного превратился в холодную, голую сталь. Повязка исчезла. Зайду огляделся, щурясь от яркого света.
Вокруг него стояли фигуры, резкие силуэты под слепящими люменами. Это были сгорбленные, уродливые существа в медицинских халатах и масках, их конечности оканчивались остро заточенными хирургическими инструментами. Все, кроме одного — высокого наблюдателя в белых доспехах. Космодесантник. Апотекарий.
'''''— Твой разум не помнит этого, —''''' произнёс голос одновременно отовсюду и ниоткуда. От его звериного рыка у Зайду задрожали кости. '''''— Они лишили тебя сознания, но твоё тело помнит. Ты прочувствуешь всё это сполна, если не впустишь меня.'''''
— Кто ты? — спросил Зайду, пытаясь подняться. Цепи по-прежнему крепко удерживали его на месте. Он зарычал от натуги, но не смог порвать их.
Раздалось тонкое жужжание. Один из медицинских сервиторов запустил вибропилу и занёс её над голой грудью Зайду. Жужжащее лезвие начало медленно опускаться.
'''''— Впусти меня.'''''
— Нет! — крикнул Зайду.
Пила коснулась плоти.
Вей почувствовал на языке кровь, но не остановился, чтобы сглотнуть её. Она потекла по подбородку и капнула на рогатый череп — символ его ордена. Вей продолжал читать.
Зайду яростно бился в цепях, на его губах выступила пена. Чёрные жрецы раскачивались из стороны в сторону, распевая молитвы окровавленными ртами. Один из них упал и забился в конвульсиях. Никто не сдвинулся с места, чтобы помочь ему. Никто не прекратил молитв. Вей боролся за удержание контроля. Всё только начиналось.
Раздался третий колокол. ''Трибус.''
Кислотный дождь лился с небес и шипел на известковом плетении. Его шелест напоминал шёпот тысячи голосов.
Частично очищенная вода текла на головы аралиев. Их деревня была построена на ветвях огромных болотных деревьев. Их рябые серые стволы и гнилые чёрные листья обеспечивали поддержку и укрытие для ветхих лачуг и деревянных мостиков. Внизу клубился густой туман, зависший над неподвижной, ненасытной тьмой кислотных топей.
Вокруг царили невыносимые уныние и мрак. Единственные и вечные спутники жизни Зайду.
Вместе с другими юношами он шёл по мостику, ведущему к платформе для встреч — широкому бревенчатому настилу, установленному между двумя ветвями Призрачного Рода — огромного дерева в центре поселения.
Экзорцисты пришли благословить аралиев, и Зайду отчаянно хотел быть первым в своём племени, кто увидит их.
Он слышал истории — как и любой юнец на Изгнании. Когда кислотные дожди шли сильнее обычного, а в тумане под ногами раздавалось таинственное рычание, когда огонь в хижинах горел слишком тускло, и тьма подбиралась к ёжащимся и полусонным людям, народ Изгнания молился Небесному Отцу и Его слугам-воинам — Погибели Демонов, что выжигают тени и уничтожают противное жизни. Они посещали деревни, находили юношей, проявивших себя в охоте под навесом и на боевых досках, чтобы забрать их к бессмертию.
Впервые, Зайду узрел их на платформе для встреч. Это была троица великанов в тёмно-красной броне, исписанной таинственными символами. Их рост практически вдвое превышал рост Гугаллу, самого крупного мужчины в деревне. Они стояли спокойно и неподвижно, глядя на преисполненных надежды юношей, жмущихся к собравшихся вокруг них взрослым. Казалось, что само пространство вокруг гигантов изгибается и меняется, пока Зайду не сосредоточился на них.
Как и всегда, он хотел быть первым. Он растолкал своих соперников, нетерпение и предвкушение в нём пересилили страх. Лишь оказавшись перед центральным великаном, он начал понимать, что происходит. Гигант посмотрел на него сверху вниз, пригвоздив его к месту хищным взглядом жёлтых линз. Зайду оцепенел.
— Присоединяйся ко мне, — прорычал великан.
— Нет, — ответил Зайду.
Четвёртый колокол. Вей чувствовал, будто его глотка разрывается пополам. Зайду был прав — он действительно силён. Но недостаточно силён, не настолько, чтобы остановить то проклятие, которое Вей насильно помещал внутрь него. Он продолжал.
Бабушка Зайду что-то бормотала, но её голос заглушал грохот кислотного дождя, барабанящего по крыше хижины.
Огонь угасал. Остальная семья Зайду сгрудилась вокруг него. Среди ветвей и листьев, что служили лачуге кровлей, имелось затянутое сетью отверстие, которое предназначалось для пропускания дыма. Но всё же, очень много дыма задерживалось внутри помещения, и запах мокрых листьев и жжёной древесины смешивался с терпким ароматом священных корешков и душистых палочек, которые специально бросили в костерок, чтобы отогнать нечто большее, чем просто ночную тьму.
Раздался стук в дверь. Лишь один. Никто не шелохнулся.
В дверь постучали снова, на этот раз дважды. Затем ещё три раза. Старший брат Зайду взглянул на него через огонь, но на его изъеденном кислотой лице нельзя было ничего разобрать.
Четыре стука. Младшая сестра Зайду всхлипнула, и мать пододвинула её ближе к себе.
Пять ударов, затем шесть. Хижина задрожала. Удары сыпались всё чаще, постепенно становясь всё сильнее.
— Не впускай его, — сказал отец Зайду. Брат всё ещё глядел на него. Он так ни разу и не моргнул. На самом деле, он не был его братом — а если и был, то он предал его так, как сам Зайду ещё не мог объяснить.
Семь ударов, затем восемь. Восемь стуков, один за другим. Лачуга ходила ходуном. Младшая сестра Зайду кричала и плакала. Бабушка раскачивалась взад-вперёд, не прекращая что-то нашептывать. Её глаза закрывала тряпичная повязка. Зайду не помнил, чтобы та была слепой. Он вдруг понял, что вообще не помнит происходящего. Кто все эти люди, и что это за место?
С потолка начали падать куски кровли. Зайду ощутил тошноту и холод. Пошатываясь, он побрёл к двери, стараясь не расстаться с содержимым желудка.
Ещё одно секундное замешательство. Стук раздался вновь. Восемь раз.
— Открывай, — произнёс брат Зайду не своим голосом.
Затаив дыхание и весь в поту, Дагган Зайду снял щеколду с двери и впустил стучащего внутрь.
Зайду ощутил нечто, чего никогда не ощущал прежде. Надругательство. Скверну, которая загрязнила его плоть и душу, нечто, чего не должно там быть. Всеобъемлющая и ужасающая порча.
Он закричал, но его крик превратился в смех. Он чувствовал на языке кровь и грязь. Его зрение вспыхнуло, затуманилось, показывая ему вещи, которые он не должен был видеть. Корни мира вокруг него, глубины Базилики Малифекс и зло, таящееся в них. Бьющиеся сердца рядом с ним. Колоссальную цитадель из костей и бронзы, настолько высокую, что она словно изгибалась внутрь самой себя. Он ощутил запах расплавленного металла, а в горле у него запершило от крови. И каждый раз, омерзительное не-существо внутри него проталкивалось всё глубже, туда, где ему не было места.
Когти терзали его изнутри. Зайду натягивал оковы, пытаясь сделать хоть что-то, что угодно, лишь бы избавиться от этой скверны. Раскалившиеся наручники держались.
Вей наблюдал за проклятием Даггана Зайду. Он закрыл и запечатал ''Либер Малорум Спиритуум'' и теперь молчал, пока чёрные жрецы тихим шёпотом продолжали свои напевы.
Нерождённый и Зайду сражались за власть над душой кандидата. Демон глубоко погрузил свои когти. Тело Зайду — теперь уже и тело демона — взлетело над окровавленной плитой, звеня цепями. Его кожа начала изменяться и деформироваться, в особенности это затронуло левую руку, плечо, шею и челюсть. Вместо неё возникла чешуя цвета сырого мяса — варп-тварь пыталась упрочить своё положение и преобразить жертву по своему вкусу.
Цепи натянулись. Сначала порвалась та, что слева, за ней последовала и правая. Тело выпрямилось и зависло в воздухе вертикально, всё ещё прикованное к столу за лодыжки. Но и эти оковы едва держались.
Вей воздел Жезл Эл, рыча на высоком готике.
— Сюда, но не далее, дитя гнева! Волею Императора и Его пресвятого света, более ты не коснёшься никого в этих чертогах!
Ярость исказила лицо Зайду — демон огляделся вокруг, впервые как следует рассмотрев то место, где оказался. Он понял, что его поймали в ловушку. И всё же, тварь расхохоталась.
'''''— Как же чудесна эта тюрьма,''''' — проревело чудовище ртом Зайду. '''''— Как же давно я мечтал осквернить её. Сколько тысячелетий я ждал этого тела, и теперь могу терзать его вечно!'''''
Раздался громкий хруст. Передние зубы Зайду удлинились, превратившись в изогнутые клыки. В его глазах горел алый, убийственный свет.
Вей не стал отвечать демону или бороться с ним дальше. Это предстояло сделать самому Зайду.
На руках у него была кровь, а под ногами — тело.
Зайду опустил взгляд на него. Мужчина, что был старше него, испускал свой последний вздох, держась за пронзившее его грудь копьё. Зайду схватил оружие за древко и с усилием выдернул его наружу — руки стали скользкими от крови.
Битва ещё продолжалась, оставив Зайду позади и переместившись на следующий уровень хижин, мостиков и вырезанных в стволах помещений. Аралии напали на поселение своих соперников, гоэтийцев, расположенное на верхушках деревьев. Они спланировали этот налёт с целью отобрать скудные ресурсы, захватить пленников и набрать скальпы. Всего лишь очередная из бесконечного множества битв между племенами Изгнания, но для Зайду она стала первой.
Зайду обернулся и увидел возле себя воина, которого он не знал. Мужчина был одет как его отец, в угловатые доспехи из коры болотного древа и плащ из противокислотной сетки. Но этот воин не мог быть его отцом, поскольку голову его венчал закрытый шлем в виде рычащей пёсьей головы. Семья Зайду не могла себе позволить такую вещь. Такой шлем больше подошёл бы вождю или ветвь-чемпиону.
'''''— Идём со мной, и убьём ещё больше, —''''' сказал незнакомец в зверином шлеме.
— Я убиваю лишь по приказу, — ответил Зайду.
'''''— Тогда я буду приказывать тебе, Деметрий, —''''' рявкнул Зверь. '''''— Ты такое же животное, как и я. Хищник. Убийца. Запомни это.'''''
— Это не моё имя, — ответил Зайду. — И я никогда не подчинюсь тебе.
'''''— Тогда ты сгинешь, —''''' взревел Зверь и нанёс удар.
Прозвонил восьмой колокол. ''Экспульсиарс.''
Вей медленно расхаживал вдоль стен Зала Испытаний, изрекая защитные обереги и перешагивая через павших жрецов. Осталась лишь половина из них, кто всё ещё боролся против беспримесного зла, осквернившего эти чертоги. Сам Вей практически не ощущал этой порчи. И всё же, усилия по её сдерживанию дорого ему стоили. Это был не младший демон, не один из тех, кого обычно следует призывать для подобных ритуалов. Он был древним и могучим. Что-то явно пошло не так, но сейчас не было времени заниматься рефлексией. Вей знал, что ему придётся сдержать эту тварь. Ему придётся не дать ей добраться даже до тех, кто наблюдал за происходящим через смотровую щель — инквизитора Мундара и его дьяволистов. Иначе, он потерпит неудачу, и его жизнь будет прожита зря.
Он чувствовал напряжение сражающегося с демоном Зайду, но вместе с этим и какое-то странное отчуждение, неспособность сопереживать ему. Он знал, что таково наследие его собственного экзорцизма. Никто из тех, чью душу практически без остатка вырвали из тела, более никогда не мог по-настоящему соприкоснуться с представителями своего рода — или любого другого. Любая мысль о подобном была всего лишь эфемерным заблуждением.
Вей никогда не оплакивал свою потерю. Она позволила ему лучше служить ордену и Империуму. В этом заключался единственный смысл его существования, так что утрата возможности отвлекаться на истинные человеческие эмоции стала для него благом.
Демонхост-Зайду пытался сорвать крепкие оковы со своих лодыжек. В перерывах он взрывался криками, воплями и потоками богохульств пополам с бессмысленной тарабарщиной, которую даже Вей, со всеми его оккультными знаниями, не мог разобрать.
— Тебе не познать свободы, отродье варпа, — как бы между делом произнёс библиарий. — Ты был призван сюда, чтобы служить Императору.
'''''— Чума на твоего Ложного Императора, —''''' выхаркнул Зайду, брызгая чёрной желчью с оскаленных зубов. '''''— Он мёртв уже тысячи лет — он сидит, гниёт и не слышит твоих молитв!'''''
— Он не мёртв, иначе Его свет не вёл бы Империум по сей день, — ответил Вей. Шагая по исписанному символами полу, он зашёл демонхосту за спину. Зайду развернулся лицом к нему, содрав себе оковами кожу на ногах и сломав кости.
'''''— Ты не знал, так ведь? —''''' прохрипел демон. '''''— Ты воззвал ко тьме, но ты не знал, что я отвечу.'''''
Вей ничего не сказал и пошёл дальше. Зайду следовал за ним, безумно ухмыляясь.
'''''— Он называл тебя братом. Он верил тебе без сомнений. Он был так горд, Торрин Вей, так горд попасть сюда и совершить этот обряд. Так мне стало гораздо легче войти в него. И теперь он ненавидит тебя. Он хочет разорвать тебя на куски и выпить твою кровь. Как и я. Мы сделаем это вместе. Мы…'''''
Речь прервалась, и из груди Зайду раздался неестественный, глухой рёв. Его спина выгнулась, примарис ударился головой о стол, послышался жуткий хруст. Он ударился снова, размазывая по камню кровь, затем взвыл. Несмотря на внутреннюю пустоту, Вей смог улыбнуться.
— Дагган Зайду — истинный слуга Императора и своего ордена, демон, — провозгласил библиарий. — И он никогда не оставит борьбу.
Зайду сражался со Зверем. Тот сжимал в руках костяной топор, который по всем признакам должен был одним ударом разрубить Зайду пополам вместе с копьём. И всё же, окровавленное древко не поддалось его укусам, и Зайду перевёл парирование в выпад, которым почти достал Зверя в бок.
Он понятия не имел, как долго они сражаются. Остальные его соплеменники словно испарились, и гоэтийцы вместе с ними. В деревенских хижинах и под широкими навесами царили мрак и запустение. С небес непрерывно лился дождь, он стекал с кальцитовых сетей и его шипение превращалось в оглушительный рёв.
Зверь отбросил Зайду назад. Он был силён, быстр и пылал таким неистовым гневом, что Зайду буквально видел, как эта ярость клубится вокруг него, словно чёрный дым. Однако юноша встретил его агрессию абсолютной стойкостью, отыскав внутри себя каменную решимость, что не согнётся и не сломается. Гибкое тело Зайду проворно уклонялось от всех атак, отчего Зверь выл ещё яростнее.
Монстр не мог покорить Зайду, и всё же юноше не удавалось нанести смертельный удар, не рискуя подставиться под ответную контратаку. Тело пылало в агонии от неестественного присутствия, которое словно вытягивало силу из его конечностей и затуманивало разум.
Он осознал, что ему не выиграть этот бой. Его единственной надеждой было самопожертвование.
Он отшвырнул копьё и бросился на Зверя. Теперь, его тело принадлежало не мальчику, и уже тем более не оголодавшему щенку из дикого племени с Изгнания. Он превратился в воина, что хранил в себе наследие Императора и каменную волю Преторианца. Зайду схватил Зверя и с рёвом протащил его последние несколько метров наружу, из-под огромного навеса, что защищал деревню гоэтийцев от природы Изгнания.
Кислотный дождь обрушился на них обоих. Зайду почувствовал боль, но не разжал хватку. Он закричал, и его крик вторил яростному рёву Зверя, пока оба звука не сплелись в одно целое.
Плоть Зайду начала плавиться, как и плоть Зверя. Доспехи сползли с его тела, обнажив алые чешуйки и чёрный мех, от которых немедленно повалил пар. Шлем растаял под шипящим ливнем, и наружу показалась чудовищная морда, похожая на голый череп. Она оказалась в считанных сантиметрах от Зайду, который боролся изо всех сил. Юноша взглянул в красные глаза Зверя, и увидел лишь ярость.
'''''— Ты узнаешь меня снова, Деметрий,''''' — рявкнул монстр.
Зайду не мог ответить. Кислота ослепляла его, запах собственной разжижающейся плоти забивал ноздри. Никогда прежде ему не доводилось испытывать такой боли, и он знал, что уже никогда не испытает её вновь — до тех пор, пока целиком не окажется по ту сторону завесы и не примет ожидающее его вечное проклятие. Он выл и выл, пока не захлебнулся жидким месивом собственного тела.
Зазвонил последний, двенадцатый колокол. ''Ипсиссимус.'' Если Зайду не изгонит демона сейчас, то уже не сможет никогда. Вей пристально смотрел на него, стиснув зубы и подняв Жезл Эл на тот случай, если на последних секундах своего пребывания в материуме нерождённый попытается захватить ещё одну душу.
Тело Зайду тряслось и корчилось в позах, невозможных для человека. На его губах и ноздрях пузырилась разноцветная варповая эктоплазма. Из глаз исчезла демоническая краснота, и теперь они были полностью белыми.
Не прерывая песнопений, Вей подошёл к пылающей слева от кандидата жаровне, и свободной рукой сжал рукоять лежащего в ней железного клейма.
Реальность дрожала вокруг него. Зайду рассыпался и вновь обретал форму, умирал и возрождался вновь. Он тонул в кровавых океанах, летел на чёрных крыльях сквозь космическое великолепие, насыщенное всеми цветами мироздания, и теми, что существовали лишь за его пределами. Он плакал, смеялся, лежал тихо и неподвижно многие годы. Он бил себя и рвал собственную плоть, ломал свои кости, вырывал себе зубы, выкалывал глаза.
Его звали Дагган Зайду. Таково было его истинное имя. Каким-то образом, это знание удерживало его на плаву среди рождающихся и умирающих звёзд, среди распахивающей объятия вечности, которая показывала ему всё — но вместе с этим отбирала весь смысл существования и все способы осознания.
Он увидел золотого воина, сокрушающего Зверя.
Гнев, ярость, злоба — он уничтожил всё это. Они не имели смысла, как и все остальные эмоции. Бессильные по сравнению с краеугольным камнем его сущности — долгом и бескорыстным самопожертвованием. Он был этой каменной стойкостью, облечённой в плоть. Зайду уцепился за этот образ, изо всех сил стараясь исторгнуть из себя то, чего там быть не должно.
Он услышал звон колокола. Двенадцать громких, звучных ударов. Двенадцать часов. Конец испытания — и его новое начало.
Он взревел, схватил сгусток черноты, в которую Зверь — ''демон —'' превратился внутри него, и последним усилием вырвал её из себя.
Всё кончилось.
Вей вскочил на удерживающую кандидата плиту и прижал к телу Зайду раскалённое клеймо. Кожа зашипела и покрылась волдырями, добавляя запах горелой плоти к царящему в комнате смраду. Железо выжгло Кальву Демониорум в груди Зайду.
Кандидат вскрикнул снова, но уже из последних сил, и его крик был похож на жалобный стон. С громким лязгом клеймо полетело в сторону, а Вей схватил Зайду за горло, прижав истерзанное тело к столу, не давая ему подняться. Библиарий зашипел ритуалы очищения, и выжившие жрецы подошли ближе. Один из них прижал к почерневшим губам Зайду фиал со святой водой, заставив его проглотить благословенную жидкость, а другой взял кропило и обрызгал тело кандидата ладаном — теперь он был чист как изнутри, так и снаружи. Зайду бился в хватке Вея, но освободиться не мог.
Постепенно, он успокоился, его дыхание замедлилось и выровнялось. Кровожадный свет в глазах исчез. Его взгляд с трудом сосредоточился на Вее — последствия изгнания давали о себе знать.
Наконец, библиарий смог заговорить.
— Добро пожаловать в орден, брат-инициат.
В течение множества дней, Зайду лежал в своей келье совсем один, и компанию ему составляли лишь крысы, временами копошащиеся среди пыли, костей и скопившейся по углам паутины.
Ему не давали выйти отсюда, наблюдая за ним через камеры, но даже будь он свободен, Зайду не покинул бы эту холодную, каменную комнатку с тусклыми свечами. Он лежал, не отрывая глаз от танцующих на потолке теней, и пытался отыскать себя.
Его тело до сих пор ужасно болело. Каждую из костей словно изломали в щепки, а потом восстановили заново. Кожа горела. Он протянул руку, и уже в сотый раз аккуратно провёл пальцем по чешуе, покрывавшей всю левую верхнюю половину его лица и тела, коснулся исказивших его рот клыков.
Он стал мерзостью. Но возможно, он и так был мерзостью с того самого дня как впервые принял прогеноиды и стал чем-то одновременно большим и меньшим, чем человек. По причинам, которые пока что ускользали от него, теперь ему было практически всё равно.
Как такое возможно? Почему богохульство и мутации не вызывали в нём ничего, кроме холодного безразличия? А ведь буквально несколько дней назад его праведная душа преисполнилась бы пылающим гневом при виде такой скверны!
В конечном счёте дверь кельи отворилась. Внутрь тяжело шагнул Торрин Вей. Он был одет в полный доспех и вооружён.
Зайду с трудом поднялся, едва шевеля затёкшими конечностями. Он попытался найти правильные слова, или хоть какие-нибудь. В итоге ему удалось выдать лишь сухой, тихий хрип.
— Зачем?
— Ты знаешь, зачем, — без тени эмоций или сомнений ответил Вей. — Я не стану принижать тебя, цитируя тексты. Хаос оскверняет. Мы сделали так, чтобы осквернять ему было нечего.
Зайду вновь попытался отыскать в себе гнев и боль, которые ощущал в процессе ритуала. Он попытался пробудить отвращение, отторжение, жажду возмездия. Но не смог найти ничего.
— Я словно… пуст изнутри, — в итоге признался он, с трудом подбирая слова.
— Это твоё благословение, — ответил Вей. — Используй его. У нас нет времени на сострадание или сочувствие. Они отвлекают от цели.
— Я кое-что видел, — снова попытался сказать Зайду, после чего умолк.
— Если хочешь, то можешь поделиться со мной своими переживаниями, и я помогу тебе всем, что в моих силах, — заверил его Вей. — Но пока что у нас есть долг, который нужно исполнить. Мне была оказана честь проводить тебя в палаты синедриона, где вы с остальными свежеиспечёнными братьями-инициатами принесёте свои последние клятвы и станете полноправными членами ордена.
Зайду обдумал своё будущее, и согласно кивнул.
— Я пойду первым.
— Как пожелаешь, — ответил Вей.
Зайду встретился с другими выжившими кандидатами — Амратом, Эйтаном, Беллохом и Ди. Он не стал спрашивать, что случилось с остальными. Эту тайну он решил оставить неразгаданной.
Они получили свою первую силовую броню, которую на них торжественно надели сервы под крышей Галереи Шрамов, а затем проследовали в палаты синедриона. Они вошли в каменный зал посреди Базилики Малифекс — сердце всего ордена. Вдоль его стен стояли мрачные статуи — Адептус Астартес, святые и простые смертные, сжимающие в своих каменных руках огромные жаровни, свет которых едва заполнял обширное пространство чертогов. Повсюду сновали автохерувимы с кадилами, источающими густой дым ладана. Воздух дрожал от нескладных песнопений сотен литургистов, жрецов, ревнителей и боготворителей ордена, которые стояли по обеим сторонам центрального прохода, облачённые в чёрно-красные одеяния.
Экзорцисты прошли по нему до самого конца зала, где находилась огромная кафедра. Там, под сотнями древних, осыпающихся знамён и молитвенных стягов, их ждал магистр ордена Васафон, также полностью облачённый в боевые доспехи. Рядом с ним сидел магистр святости, капеллан Нахманид в чёрной броне. Его череполикий шлем венчали огромные витые рога, как у овна, отчего он казался живым воплощением Кальвы Демониорум. Но высокий помост занимали не только Адептус Астартес. На церемонии присутствовал лорд-инквизитор Васкес из Ордо Маллеус, в лакированной красной броне и горностаевой мантии. Его сопровождала свита из сгорбленных лекс-нотариусов, жрецов с тонзурами, дьяволистов и библиософов, которые яростно записывали всё происходящее, сгибаясь под тяжестью бесчисленных томов и свитков.
Шагая по залу, Зайду внимательно оглядывал всё вокруг. Остальные четверо братьев шли с ним в ногу чуть позади. Он помнил, как с нетерпением ждал этого дня, и вот он настал, но Зайду уже не мог найти в себе эту былую страсть. Не было ни гордости, ни радости. Лишь холодная решимость. Всё, как и сказал Вей. Они лишь отвлекали от цели.
Он занял место перед помостом, и братья встали рядом с ним. Песнопения собравшейся толпы прекратились, и лишь эхо ещё некоторое время металось среди стен, отказываясь исчезать.
Лязгнув керамитом по каменному полу, пятеро воинов преклонили колени. Нахманид поднялся на ноги и открыл ''Либер Экзорцизмус.''
Вместе со своими братьями-Экзорцистами, Зайду принял Обет Проклятия.
===Глава XVIII: Разрешения===
<center>''Наши дни, на Фидеме IV'' </center>
Торрин Вей предпочитал ассоциировать свои силы с изящным кинжалом ночи, а не с боевым молотом зари.
Однако порой, когда не было времени проникать в разумы врагов, сотворять иллюзии или проворачивать иные фокусы, чтобы запутать противника и поймать его в западню, изящество требовалось отложить в сторону. Иногда ему приходилось прыгнуть навстречу водовороту и погрузиться в него с головой, используя свой дар, своё проклятие, свою ''мутацию'' самыми чудовищным образом, какой он только мог себе представить.
Он совершил это в подземных тоннелях под долиной, между Посёлком Пилигримов и Избавлением. Он понял в мгновение ока, что вход в блиндаж, где они столкнулись с Несущими Слово, вот-вот рухнет — точно так же, как обрушился сам блиндаж. А ещё он понял, что только ему под силу этому помешать.
Он воззвал к варпу, к тем самым силам, которые сотрясали землю вокруг них, и подчинил их себе. Убрав Керувим, он воздел руки и выхаркнул заклятие, разрезавшее его глотку, точно лезвие бритвы. Он схватил воющий поток вихря и приказал ему разорвать реальность, тем самым жертвуя частичку самого себя. Ещё одна крупица его и без того истерзанной души пропала навсегда. На нынешнем этапе, какая уже разница?
Ткань смертного плана опасно истончилась. Вей смог воспользоваться этим, чтобы ещё на несколько секунд изменить смысл бытия точно так же, как он поступил в блиндаже, успев поймать Зайду. Держа руки поднятыми, он приказал земле и ломающимся у себя над головой брёвнам выдержать гравитацию Фидема IV, и тем самым нарушил первозданные законы природы.
Против всякого здравого смысла, падающая крыша остановилась — какая-то незримая сила удерживала на месте лавину грязи и деревянных обломков. Это было похоже на видеозапись, которую кто-то поставил на паузу за мгновение до катастрофы. Лишь тонкая струйка песка посыпалась вниз на поднятые руки Вея. Даже зафиксированные приводы доспехов не могли скрыть их дрожь.
Ему удалось взглянуть на Зайду. Тот перестал сопротивляться сразу же, как только Вей вытащил его из блиндажа. Теперь он стоял неподвижно и молча, подняв глаза на застывшую землю.
— Только с тобой, — ответил Зайду. — Я уже похоронил одного брата — и не собираюсь хоронить второго.
— Тогда… по моей команде… беги.
Ему удалось продержаться ещё мгновение, непрерывно ощущая, будто он горит и промерзает насквозь одновременно. Его сердца были готовы вот-вот лопнуть, хребет трещал, мозг кипел в черепной коробке. Он знал, что в любое мгновение может включиться Велизариево Горнило. Тело реагировало на напряжение так, словно он умирает. Так оно и было.
Завывания варпа превратились в тихий шёпот. Дерево трещало, земля медленно и печально смещалась вокруг них с глубоким, звучным стоном, как если бы сам Фидем взбунтовался против их богохульства, против их надругательства над всем, что истинно и правильно.
— Давай, — прошипел Вей.
Он начал перемещаться ещё до того, как ослабил хватку, заставляя своё тело двигаться, реагировать. Вей споткнулся, но Зайду был рядом с ним поддерживая его за наплечник.
Он отпустил.
Освобождение могло уничтожить его само по себе. Энергия эмпиреев высвободилась с рёвом, подобно турбинам «Громового ястреба». Фидем ответил собственной яростью, обрушивая за спинами Экзорцистов сотни тонн земли и камней.
Им удалось обогнать лавину. Одна секция за другой, своды тоннеля обрушивались вниз, заполняя всё вокруг яростным грохотом. Вей приказывал своему телу двигаться, невзирая на сменяющие друг друга онемение и резкую боль, протолкнул его через вход в тоннель, а затем — к примыкающему перекрёстку.
Обрушение преследовало их до самого перекрёстка, но не дальше. Стена грязи мгновенно запечатала проход, и балки над головой застонали, затрещали, но выдержали. Вей затормозил, увидев, что перекрёсток занят отделением Эйтана. Свет прожектора на наплечнике Вея выхватил из темноты ближайшего из них — громадного зверя по имени Утен, который присел на корточки рядом с библиарием.
— Как нам помочь вам, собратья? — спросил Утен, как только Зайду и Вей остановились. Библиарий пытался восстановить силы, его череп раскалывался, а всё тело словно окоченело, несмотря на внутреннюю саморегуляцию доспехов.
— Что с остальной ударной группой? — потребовал отчёт Зайду, который уже переключился на другую цель и не обратил внимания на дискомфорт Вея.
— Рассредоточена по тоннелям, — доложил Утен. — Сержант-подаятель Хаад и сержант-причетник Ану сообщают, что еретики вышли из боя и отступают.
— Соедини меня с остальными, — приказал Зайду, после чего обратился к Вею по личному вокс-каналу.
— Сломленный у еретиков.
— Я знаю, — выдавил из себя Вей.
— Нужно немедленно начинать преследование.
— Мы не знаем, куда они направляются и что конкретно собрались делать. Возможно, они планируют вывезти сосуд с планеты.
— Тем более, необходимо догнать их как можно скорее. Недавно у тебя получилось отследить их предводителя. Сможешь ещё раз?
— Возможно, — предположил Вей, не желая признавать, насколько он выдохся. Зато он смог обдумать слова Зайду. — Он могуч. Он в союзе с демонами. Мне непонятно, то ли Кейдус или другие нерождённые внутри Сломленного помогают ему, то ли они сопротивляются его начинаниям. Разница может сыграть решающую роль.
— Но это не отменяет необходимости уничтожить Сломленного, — возразил Зайду. — Мы должны собрать Разрушителей Чар и вернуться на поверхность. Твори свои заклятия, Пожиратель Лжи, и отыщи мне этих еретиков. А потом я закончу весь этот фарс.
Вей подавил желание рявкнуть на лейтенанта-подаятеля. Он осознавал риски, когда поручал это дело Зайду. Палач Грехов целиком отдался охоте, и единственная надежда Вея была в том, чтобы попытаться не отставать.
— Сделаю что смогу, — сказал он. Но Зайду уже отвернулся и зашагал по тоннелю, отмечая своё местоположение на общем дисплее и отдавая приказ остальной ударной группе направиться на соединение с ним.
Вей позволил себе на краткий миг закрыть глаза и пробормотать катехизис облегчения, сосредоточившись на знакомых словах и пытаясь изгнать из себя боль, которая упорно проникала в его разум и тело. Затем, отринув дальнейшие проявления слабости, он последовал за Палачом Грехов.
Зайду вернулся на то место, где они с Набуа впервые обнаружили лабиринт, провалившись под землю в результате падения снаряда, обрушившего потолок тоннеля. Он собрал здесь сержантов, Вея и Амилану, а остальным Разрушителям Чар было велено следить за соседними переходами.
Артиллерия непрерывно сотрясала верхние пересечения тоннелей, гвардейский штурм долины шёл своим чередом у них над головой. Это лишь подогревало тлеющий гнев Зайду. Он не находил себе места. Сломленный был прямо перед ним, буквально у него под ножами, и всё равно смог ускользнуть. А тот факт, что еретикам удалось его схватить, ещё сильнее давил на него, заставляя ощущать себя неудачником. Он не привык чувствовать что-то подобное, не привык стыдиться за свои ошибки.
Возможно, ему не следовало бросаться вперёд, сломя голову. Возможно, ему стоило сосредоточиться на управлении остальной ударной группой и восстановить с ними связь сразу же, как только он спустился в тоннели. Тогда они смогли бы отрезать Несущих Слово от добычи, окружить их, превратить галереи и переходы в свои охотничьи угодья. А вместо этого он просто ринулся вперёд, словно неуправляемая ракета «охотник-убийца», и не замечая в своём прицеле ничего, кроме Сломленного.
В итоге, за его горячность и неумение планировать свои действия наперёд поплатился Набуа. Зайду ожидал, что это осознание накроет его с головой и ещё больше усугубит разочарование в себе. Но он обнаружил, что почти не сожалеет об этом. Понятие родства было ему чуждо уже очень давно, и уж точно он не испытывал бы таких чувств по отношению к совсем молодому бойцу Разрушителей Чар, лишь недавно вступившему в их ряды. Большинство Экзорцистов старались поддерживать видимость братства, но Зайду не мог заставить себя играть в эти игры — особенно, когда нужно было продолжать охоту.
Амилану смог связаться с «Ведьмодавом» по рации. Командир Назмунд доложил, что флот еретиков на высокой орбите принимает атакующее построение, но позиции корабля Экзорцистов на низкой орбите пока ничего не грозит.
Зайду приказал ему провести подземное сканирование долины, наложить на карту систему тоннелей и проложить маршрут на выход. Как он и надеялся, переходы тянулись до самого края Посёлка Пилигримов. Это объясняло, как Сломленному удалось проскочить мимо них.
— Поверни антенны сенсориума к противоположной стороне долины, — объяснил Зайду Назмунду по воксу, как только Амилану подключил его к своему модулю. — Прежде всего, удели особое внимание крепости, Избавлению. Разведка милитарума считает, что именно там находится штаб Архиврага на поверхности планеты. Мне нужны любые аномалии, любые намёки на местоположение Сломленного или Несущих Слово.
''— Принято, лейтенант-подаятель, —'' пришёл ответ Назмунда.
— Брат-библиарий? — спросил Зайду, бросив взгляд на Вея. Как обычно, Пожиратель Лжи стоял несколько поодаль от остальных Разрушителей Чар. Казалось, он не услышал вопроса, поэтому Зайду пришлось повторить.
— Тебе удалось взять след еретиков?
— Не… вполне уверен, — ответил Вей, лишь мельком взглянув на Зайду. Он был бледен и выглядел измождённым. — Они спрятались среди своей паствы — скорее всего, внутри Форта Избавления. Полагаю, они собираются провести теомантические обряды. Вполне возможно, что предатели хотят освободить демонов и обуздать их силу для дальнейшего завоевания планеты.
— Нельзя позволить Кейдусу воплотиться, — отрезал Зайду.
Его наруч мигнул. Зайду поднял запястье и открыл пакет с данными разведки, отправленными Назмундом с «Ведьмодава»''.''
''— Наши системы не в силах прицельно определить наличие Несущих Слово или Сломленного в месте сканирования, однако они показали большое количество отдельных сигнатур в остатках крепостных сооружений, —'' сообщил Назмунд, обобщая для Зайду полученные результаты. ''— Укрепления приведены в состояние боевой готовности. Кроме того, системы зафиксировали резкий скачок энергии, соответствующий активации пустотных щитов.''
— Когда-то Избавление обладало такими оборонительными возможностями, — подтвердил Зайду, обращаясь к гипно-эйдетическим знаниям, поглощённым им во время высадки на Фидем. — Но считается, что эти системы обороны давно вышли из строя.
''— Технодесантник Котар считает, что еретикам удалось починить щит. До тех пор, пока его не выключить, или не случится перегрузка, он будет прикрывать крепость от орбитальной бомбардировки или прямой атаки с воздуха.''
— Понятно, — ответил Зайду. — В любом случае, для наших целей бомбардировки недостаточно. Нам нужны железные доказательства гибели Сломленного. Флот еретиков всё ещё идёт на сближение?
''— Так точно. Имперский Флот под началом командора Рэнкроу отправился на перехват. Согласно моим тактическим прогнозам, бой наверняка перейдёт на низкую орбиту. Разрешите помочь командору?''
— Лишь до тех пор, пока крепость остаётся у тебя на прицеле, — разрешил Зайду. — Нам ещё может пригодиться твоя бомбардировочная пушка.
''— Понял, лейтенант-подаятель.''
— Правильно ли я понимаю, что ты собрался штурмовать Форт Избавления в лоб? — спросил Вей. Слова библиария застали Зайду врасплох, как и резкость в его голосе.
— А ты считаешь, что Сломленного держат где-то в другом месте? — спросил он.
— Нет. Но я думаю, что обстоятельства явно не благоприятствуют такому подходу. Напасть прямо сейчас — значит, повторить те же ошибки, которые мы непрерывно совершали с самой высадки на поверхность.
— Ты хотел сказать, «ошибки, которые '''я''' непрерывно совершал», — внёс ясность Зайду. Его удивило, что Вей подвергает сомнению его решение, тем более — на глазах у остальных командиров Разрушителей Чар. — Разве не очевидно, что мы должны действовать незамедлительно?
— Эта стратегия уже подвела нас, — сказал Вей, присоединяясь ко внутреннему кругу. Ану и Хаад уступили ему место. — Несущие Слово будут ждать нас. Возможно даже, что атака сыграет им на руку. Я не в силах предугадать, какой ритуал они собираются провести, но совершенно очевидно, что предатели попытаются использовать против нас либо Сломленного, либо демонов внутри него.
— Ну и что ты тогда предлагаешь? — спросил Зайду, изо всех сил стараясь проявить уважение к библиарию. Раньше ему удавалось отыскать в себе силы оценить и принять совет Вея. Однако, в разгар охоты и в условиях ограниченного времени, его сомнения были не к месту.
— Используй мощь имперской военной машины. Астра Милитарум, Флот. Обложи Форт Избавления осадой и сокруши его. Несущих Слово не так много. Это всего лишь огрызки разбитой группировки, а их культисты утратили инициативу. Они не выстоят под единым ударом разных родов войск, особенно если нанести его снизу и сверху одновременно.
— На подготовку такого удара потребуются дни, если не недели. Ты сам сказал, мы не знаем, что Несущие Слово намерены делать со Сломленным. Нельзя рисковать и тратить время, чтобы укрепить уверенность.
— В противном случае, мы рискуем потерпеть полное поражение, — возразил Вей. — До сих пор нам невероятно везло, и мы потеряли лишь одного воина. Если мы совершим ошибку во время прямого штурма, то погибнет намного больше, и если наши ряды ослабнут, Сломленного уничтожить не получится. Не сомневайся, Палач Грехов, лишь эта цель и имеет значение. Я не собираюсь подвергать опасности нашу возможность достичь её, снова и снова потакая твоему безрассудству.
Зайду набычился, заставляя себя поразмыслить над словами библиария. Он и в самом деле действовал опрометчиво, возможно, даже слишком. Однако, он не просто хотел уничтожить Сломленного и изгнать Кейдуса. Условия операции подразумевали непрерывное, агрессивное наступление. Любое сомнение может сыграть роковую роль. Вей предлагал избавиться от сиюминутной неуверенности, рискуя при этом в дальнейшем. Зайду счёл это излишней роскошью.
— Я видел гибель своего не-брата, — сказал он Вею. — Своими собственными глазами. Император показал мне, что я нанесу удар, который уничтожит это чудовище. Сомневаясь сейчас, я грубейшим образом нарушу свой долг. Я должен действовать. Я должен биться с Архиврагом при каждой удобной возможности, иначе увиденное мною будущее так и не воплотится в жизнь.
— Зайду, нельзя торопить пророчество, — возразил Вей. — Нельзя отрезать каждую нить вероятности, пока не останется лишь одна.
— Но бездействие приведёт к противоположному. Пророчество никогда не сбудется.
— Я не предлагаю тебе бездействовать, — рявкнул Вей, и Зайду поневоле заметил, как его глаза сверкнули золотом в темноте тоннеля. — Я знал, чем рискую, когда рассказал тебе о побеге Кейдуса. И я знаю, что эта охота наполняет тебя силой, делает единым целым. Но тебе ни в коем случае нельзя привыкать к ней. Впадать в зависимость от тех эмоций, которые, как ты думал, давно забыты.
— Думаешь, причина в этом? — повысил голос Зайду, чувствуя, как внутри него вскипает ярость. — Думаешь, я ищу Кейдуса лишь для того, чтобы вновь ощутить хоть что-то? Поверь мне, Пожиратель Лжи, ни одну из этих эмоций я бы не хотел испытать добровольно.
— Даже сухой, заплесневелый хлеб — целый пир для измученного голодом, — сказал Вей. — Хоть ты и не вполне осознаёшь это, но наша операция подарила тебе такую решимость и целеустремлённость, какую ты не испытывал слишком давно. Твоё суждение затуманено чувствами, а разжигает их в тебе твой не-брат.
Зайду отлично понимал, что если сейчас вызверится на библиария, то лишь докажет его правоту. Но сдержаться было тяжело. Пока он подыскивал правильные слова, на краю его восприятия послышался звук, который внезапно развеял всё его недовольство.
Шёпот.
Зайду взглянул за спину Вея, в темноту тоннеля. Казалось, тьма на мгновение пошевелилась, прежде чем всё стихло. Вей проследил за его взглядом, но Зайду не был уверен, слышал ли тот то же самое, или просто отреагировал на его поведение.
Он понимал, что лучше не спрашивать. Слова имеют свойство воплощаться в жизнь.
— Время бесценно, и оно утекает у нас сквозь пальцы, — вместо этого сказал он, позволив недовольству рассеяться в никуда. — Твои советы приняты к сведению, просветлённый брат.
Он включил вокс и открыл канал связи с Назмундом, который держал для него Амилану.
— Скажи Котару, чтобы он подготовил «Демониум Эверсор»<ref>Сокрушитель Демонов, лат.</ref> к суборбитальному развёртыванию.
===Глава XIX: Покаяние===
Пока группировка возвращалась в крепость, Мордун решил переговорить с Артаксом с глазу на глаз.
Был момент, когда они испугались, что Слепой Пастырь не выйдет из подземелья вслед за ними. Его руническая метка на дисплее группировки исчезла, что совпало с дрожью в тоннелях, в которой Артакс опознал обрушение сводов. Младшие братья заранее оплакали скоропостижную кончину апостола, но в тот момент Артакс был слишком занят тем, что пытался удержать Благословенного в узде. Каким-то образом, Мордуну удалось его подчинить, но ветеран каждую секунду ждал от него подвоха. Они вместе с Кордироном тащили его вперёд за ошейник. Проклятая имперская сталь жгла кожу мычащего пленника.
Они выскользнули из ловушки, которую лоялисты устроили для них в примыкающих тоннелях, и вернулись на улицы за северным обрывом равнины. Там, в полутьме молодого рассвета, они остановились для перегруппировки, и ужасно обрадовались, когда Мордун вновь появился среди них. Даже Артакс испытал облегчение, хоть оно и не было связано с божественным вмешательством, которое — согласно клятвенным заверениям Тарвина Литаниста — и спасло Слепого Пастыря.
Просто сейчас было не время выяснять, кто станет следующим вожаком группировки.
Они двинулись дальше, в крепость. Новый день проливал слабые и бледные лучи на её тёмные парапеты, словно боясь их коснуться. Эта твердыня стала свидетельницей чудовищной битвы, разразившейся здесь во времена последней священной войны, что бушевала на этой жалкой, забытой богами планете. Её построили с умом и в удачном месте, низкие стены из чёрного скалобетона, пластали и сбитой земли были расположены звёздчатым манером, образуя фракталы смертоносных укреплений, окруженных со всех сторон глубоким и широким рвом.
Крепость стала бы идеальной штаб-квартирой, если бы не лежала практически в руинах. В стенах зияли бреши, на дне высохшего рва скопились груды обломков, а цитадель почти полностью рухнула, за исключением северной и восточной половины верхних этажей. То немногое, что ещё осталось невредимым, усеивали старые отметины от снарядов и лазерные ожоги.
Тысячелетия назад эта твердыня перестала быть полем битвы и превратилась в место паломничества. Над осыпающимися бастионами реяли молитвенные знамёна, а в тени уцелевших стен ютились часовни, построенные из обломков.
Прибытие Несущих Слово изменило всё. Тряпки Ложного Императора сорвали и торжественно сожгли перед разрушенной цитаделью. Теперь здесь царствовал излюбленный паствой рогатый череп овна, вместе с восьмиконечной звездой и древним символом Несущих Слово, а стены украсили надписи и восхваления богов на тёмном наречии, чередуясь с гниющими трупами пленных гвардейцев и пилигримов, которые еретики свесили с парапетов на мотках колючей проволоки.
Сыны Лоргара почтили древний дух крепости, дав ей новое предназначение. Заваленные мусором улицы, что окружали её, были тщательно убраны, чтобы освободить линии обстрела, а собранные материалы пошли на укрепление брешей в обороне. Захваченное на Диамантусе тяжёлое вооружение разместили на бастионах и в равелине — внешнем укреплении, прикрывающем внутренние ворота. Отборные волопасы стали крепостным гарнизоном. Всё это не смогло бы сдержать лизоблюдов Императора надолго, но Артакс подозревал, что раз Благословенный уже с ними, много времени им и не потребуется.
Стоило им пересечь открытое пространство перед равелином и ступить в его отчётливую тень, Мордун приказал Артаксу сдать Благословенного на попечение Варантора и задержаться вместе с ним возле зияющей пасти внешних ворот.
— Брат мой, ты в порядке? — спросил Мордун.
Вопрос прозвучал совершенно обыденно, практически неуместно, если вспомнить отчаянные события последних нескольких часов. Артакса он не на шутку встревожил.
Он знал, что имеет в виду Слепой Пастырь. А ещё он знал, что хоть и устроил бы выволочку любому другому воину, кто осмелился бы задать ему такой вопрос, перед Мордуном попросту нельзя было не раскрыться. В нём было что-то слишком благопристойное, слишком патрицианское. Его влияние смягчало озлобленность Артакса.
— В последнее время я слишком небрежно отношусь к молитвам, — неожиданно для себя признался он, ощутив нечто вроде укола стыда. — Я… обеспокоен.
— Как же иначе, — поддержал его Мордун. — Группировка балансирует на грани победы или поражения, а немногие знают наших братьев так же хорошо, как ты, Артакс. Тяжкое бремя наставничества, которое ты несёшь на плечах ради нашей молодёжи, не осталось незамеченным.
Артакс запретил себе насладиться похвалой Мордуна. Он знал, что в этот самый миг, личный демон тёмного апостола мог копаться у него в мыслях. Впрочем, если Мордун и вправду знал, что у него на уме, то ничем этого не выдал.
— Мне известно, что некоторые говорят обо мне, — сказал он, решив перейти в наступление. Плевать, предают его мысли или нет. — Что мне недостаёт веры, подобающей Носителю Слова.
— Как думаешь, они правы?
— Я думаю, что задаюсь вопросами чаще остальных.
— Вопросы — это хорошо. Именно вопросы вывели нас из-под сокрушающего гнёта лжи Императора. Мы стали задавать вопросы о своей сути, о галактике, о самих богах. Никогда не переставай задавать вопросы. Если остановишься, то не пройдёшь далеко по Восьмеричному пути.
— Но я обнаружил, что ответы меня больше не удовлетворяют. — сознался Артакс, решившись повысить ставки. Мордун любил общаться со своими братьями, вступать в споры, подвергать сомнению принципы их личной веры и само их отношение к этому путешествию. Однако прошло уже немало времени с тех пор, как он подобным образом разговаривал с Артаксом.
— Я не сомневаюсь в существовании Истинных богов или в их мощи, — сказал Артакс. — Я сомневаюсь в природе этой божественности. С тех пор, как варп открыл мне глаза, мне довелось увидеть множество великих и ужасных вещей. Я снова и снова видел повелителей, которым мы поклоняемся, когда наша кровь и наши молитвы облекали их в плоть. И ещё ни разу не было случая, когда они были похожи на что-то, кроме злобных хищников, готовых убить и пожрать нас всех. Ещё не было случая, когда я ощутил бы родство с ними.
Мордун ничего не ответил, и Артакс заставил себя продолжать.
— Возьмём, к примеру, нашу так называемую паству. Они — добыча, и в некой отчаянной попытке самосохранения они вообразили нас, хищников, своими богами. Каждый раз, когда мы сообщаемся с существами по ту сторону завесы, или заключаем с ними соглашения, происходит ровно то же самое. Они жаждут полакомиться нашими душами, нашей плотью и кровью, и ничто этого не изменит. Они предлагают нам лишь ту силу, которая позволит нам действовать в их интересах. А это — не истинная сила.
Мордун пробормотал что-то, похожее на согласие. Он положил руку на наплечник Артакса.
— Пройдись со мной, — предложил он, проталкивая Артакса через внешние ворота. Равелин представлял собой бастион треугольной формы, который располагался снаружи крепости и прикрывал собой внутренний вход. Посох Мордуна тихонько постукивал по расколотому и обожжённому скалобетону, пока они шагали к этим вторым воротам.
— Брат мой, ты определил одну из истин нашей веры, — произнёс Мордун, не убирая руку с плеча Артакса. — Сила, данная другими — не сила вовсе. Истинную силу можно только взять самому. Вот почему мы здесь. Вот почему мы проследовали за Благословенным от Монтакса до Тиреллума, а оттуда — к Огненным Мирам.
— Сосуд, — сказал Артакс. — В нём действительно содержится тот, кого мы так долго искали? Красный Маршал?
— Да, — ответил Мордун. — И с его помощью, возвышение перестанет быть лишь абстрактной надеждой. Я считаю, твои соображения насчёт этих материй достойны похвалы. Более того, некоторые из них я предлагаю развить дальше. Многие из тех сущностей, с которыми мы имеем дело, ненавидят нас. Но ещё они ненавидят друг друга. Во многих аспектах они ''и есть'' ненависть — ненависть придала им форму, подарила им смысл жизни и цель, к которой нужно стремиться. Они существуют для того, чтобы истязать и уничтожать. Что, в свою очередь, раскрывает нам их слабость, их величайший изъян, ведь у них нет ни единой причины для существования, кроме той, что дал им их повелитель, их творец. У них нет своей собственной воли. А вот у нас — есть. Все сделки, все договоры, что мы заключаем, имеют значение. Они не пусты и не бесплодны. Они — свидетельство истинной силы. Могущества, бессмертия. И если мы будем осторожны, то не потеряем себя на этом пути. Не станем пешками бездумных, голодных тварей, которых ты только что описал.
— Ну так когда, когда мы получим эту силу? — спросил Артакс, остановившись и глядя прямо в лицо Мордуну. Это был искренний вопрос, и он задал его с искренним рвением. Они дошли до короткого мостика, перекинутый через ров и соединяющий равелин с самой крепостью. По краям моста торчали длинные пики, на которые были насажены тела. Избавившись от необходимости охранять Благословенного, Артакс снял шлем, и теперь полной грудью вдыхал сладковатый запах гниющей плоти. Его уши ловили неистовое жужжание кровавых мух, облепивших каждый труп.
— Скоро, — ответил Мордун.
— Каждый раз «скоро», — пробормотал Артакс, отвернувшись. Однако Мордун вновь схватил его и развернул к себе, приковывая его взгляд к священным письменам, которыми была обмотана вся верхняя половина его старого, морщинистого лица.
— Храни веру, брат мой, осталось совсем чуть-чуть, — прошептал Слепой Пастырь. — Награда уже близка. Нам осталось победить всего одного врага. И он куда ужаснее любого другого, что встречались нам прежде.
Артаксу почудилось, что некогда ясный ум Мордуна охвачен смятением.
— Примарисы? Мы уже убивали таких, как они. Их неопытность…
— Дело не в том, что они марсианские игрушки, — перебил его Мордун. В его голосе было что-то, что заставило Артакса прислушаться. — Дело в том, кто они изнутри, в самой их сути. Анафема.
Несмотря на стремление к ясности, эти слова вызвали у Артакса резкое отторжение.
— В каком смысле?
— Пока мы сражались в подземелье, меня настигло откровение, — сказал Мордун. — Я увидел их истинную суть. Бездушные. Пустые создания. Отрезанные от божественности и неспособные взаимодействовать с эмпиреями.
— Но как такое возможно? Они не автоматоны и не восставшие мертвецы. Как у них не может быть души?
— Это случилось путём ужаснейшего из возможных святотатств. Они нарушили договор и совершили низменнейшее из предательств. Они добровольно обручили себя с нашими демоническими братьями, после чего отвергли их через богохульное изгнание.
— Каждый из них? — переспросил Артакс, не веря своим ушам. — И слуги Ложного Императора одобряют такое?
— Вовсе нет, это братство проклято. Они — охотники на подобных нам. И они придут сюда, чтобы уничтожить всё, над чем мы так упорно трудились. Но так и должно быть, поскольку даже их появление — часть великого плана. Однако, нельзя позволить им прервать церемонию. В итоге мы заставим их заплатить за это осквернение. Так хотят Истинные боги.
— Я лично приму командование над бастионами, — начал было Артакс, но Мордун остановил его, легонько стукнув пальцем по нагруднику.
— Этим вопросом уже занимается Кордирон. Он вполне подойдёт для такой задачи. Для тебя я уготовил иную роль, даже более важную.
— Назови её, мой пастырь, — произнёс Артакс, склонив голову.
— Я хочу, чтобы ты осуществил последние приготовления к обрядам коронации.
— Ты оказываешь мне честь, но я не чувствую… — Он запнулся, смутившись своей неожиданной слабостью.
— Твоя вера глубже, чем тебе кажется, брат Артакс, — сказал Мордун. — Никому другому я бы не доверил такое дело. Иди к епарху Сублимусу. Он обеспечит тебя всем необходимым.
— Если ты так уверен, — согласился Артакс. — Час действительно настал?
— Настал, — ответил Мордун. — Я обращусь к пастве. Они должны узнать, что час вознесения близок. Взор богов обратится к нам.
— Да, мой пастырь, — произнёс Артак. — С твоим благословением, я начну готовиться.
— ''Глория Этерна,'' брат мой, — кратко напутствовал его Мордун, после чего вошёл в ворота.
Артакс задержался, наблюдая за поднимающимся солнцем и слушая пированье кровавых мух.
Наконец-то. Он уже воображал гнев остальных ветеранов группировки, как только они, мнившие себя более праведными, более просвещёнными Изначальной Истиной узнают, что Мордун выбрал именно его для финальной церемонии. Когда время придёт, Артакс с удовольствием поглумится над ними. Но сейчас его ждали более неотложные дела, чем упрочение своего положения в группировке. На протяжении веков они встречали немало слуг Мёртвого Императора, которые в своей глупости считали, будто способны обуздать силу Хаоса. Но он не знал, что и Адептус Астартес занимаются такими вещами. То, о чём рассказал ему Мордун, звучало практически непостижимо, ведь не может быть на свете столь вопиющего богохульства. Одно дело бороться с нерождённым за господство, но добровольно пригласить его в своё тело, чтобы затем вырвать его вместе со своей душой, тем самым обеспечив себе вечное проклятие — Артакс мог назвать такое лишь полным безумием.
Впрочем, в этом была своя извращённая сладость. Что бы сказал Преторианец, если бы дожил до этого дня, когда его сыны начали заниматься богохульством, осквернять себя и своё геносемя, порочить его наследие? Воистину, Империум превратился в прогнившего насквозь истукана, и уже близок к своей тысячу раз заслуженной гибели.
Артакс надел шлем и последовал за тёмным апостолом в крепость.
===Глава XX: Откровения===
Пылая сине-белой плазмой из ревущих турбин, «Демониум Эверсор» приземлился на площади Посёлка Пилигримов, совсем рядом со Священными Путями.
Площадь занимал батальон гвардейцев с ледяного мира Логрес, но когда прибыли Экзорцисты, солдаты мудро решили сменить место дислокации. Возвращаясь из подземелий Фидема за линию фронта, Разрушители Чар обнаружили, что подъём вывел их прямо под станцию водоочистки, которой руководили инженеры милитарума. Когда из-под земли, которую они считали вполне твёрдой, появились красные, покрытые пылью гиганты, их лица исказил невыразимый ужас. Вею пришлось проскользнуть в их мысли, и искусственно притупить — а следовательно, и расслабить — их разум на некоторое время, пока Разрушители Чар не назвались и не убедили гвардейцев в том, что они не враги.
Даже такая относительно простая когнитивная психомантия в эту минуту дорого ему стоила. Как и все его братья, Вей был способен днями, если не неделями проводить боевые операции без оглядки на сон или регулярные приёмы пищи. Его иссушал непрерывный, прямой контакт с варпом, который словно яд или радиация выжигал разум и истончал кости. Он нуждался в передышке, чтобы расслабиться и совершить обряды переосвящения, но ему не удалось бы это сделать, не признавшись в своей слабости Зайду.
А Вей отказывался показывать ему свою слабость. Именно Вей провёл Зайду через обряды посвящения, направлял его во тьме и помогал советом в те первые дни, когда тому предстояло смириться со своим новым положением. С тем, во что превратил его орден. Он был проклят — но не потерян.
Возможно, Вей поддался излишней гордости. Он и тогда подспудно понимал, что Палач Грехов увлечётся охотой. Но решил, что сможет контролировать его, не позволит целеустремлённости стать уязвимостью. В этом смысле, он потерпел неудачу. Теперь им предстояло атаковать врага в месте, где тот был сильнее всего, воспользовавшись последней отчаянной попыткой избежать катастрофы. Вей жалел, что его не оказалось рядом с Зайду в тот момент, когда он, пусть и ненадолго, настиг Сломленного в тоннелях. Библиарий был уверен, что действуя сообща, они смогли бы ликвидировать цель.
Но Сломленному не суждено было пасть от руки Вея или Зайду. С каждым часом, это становилось всё очевиднее.
Демон, Башня и Кубок.
Экзорцисты оцепили площадь задолго до того, как прибыл «Демониум Эверсор». В небесной вышине у них над головами творилось убийство. Флот Архиврага и флот Империума, которые прежде лишь глядели друг на друга через курватуру Фидема, теперь сошлись в равной схватке на высокой и средней орбите. Когда Вей первый раз ступил на площадь, его усиленное зрение помогло ему различить на небосводе битвы самых крупных из капитальных кораблей, однако затянувшие небо облака, вкупе с горящими в атмосфере миллионами тонн обломков, скрывали от глаз все подробности космической баталии, за исключением беззвучных вспышек бортовых залпов, редких импульсов энергетических орудий и пульсирующего мерцания попаданий по щитам.
Сквозь весь этот хаос к ним пробился «Демониум Эверсор». Это был один из двух ганшипов модели «Властелин», который, вместе со своим собратом «Диаболусом Малум»<ref>Злобный дьявол, лат.</ref>, верно служил Разрушителям Чар в этой кампании. Как и остальные машины этой модели, он превосходил в размерах даже орденские «Громовые ястребы», имея два десантных отсека по обе стороны от кабины пилота и огромные, покатые крылья. Его корпус напоминал доспехи самих Экзорцистов: глубокого, тёмно-красного цвета, мелко исписанный строками из ''Либер Экзорцизмус'' и Гимна Отпущения. С его крыльев и крепкого носа, прямо из-под бронестекла кабины мрачно взирала Кальва Демониорум, а рядом с ней виднелся герб Разрушителей Чар — уникурсальная<ref>То есть, выписанная одним движением, без отрыва руки.</ref> гексаграмма, пронзённая сверху боевым ножом.
«Властелин» приземлился, разбрасывая в стороны валяющийся на площади мусор и сжигая плазменными двигателями те обломки, что находились прямо под ним. Пепел и зола немедленно взвились на воздушных потоках, как только летательный аппарат выпустил шасси. Машина приземлилась в центре площади с изяществом, не соответствующим её габаритам. Технодесантник Котар, сидевший в кресле главного пилота, управлял двумя с половиной сотнями тонн адамантия, керамита и термопластикового волокна так легко, словно ему это ничего не стоило. Как только движки вернулись в горизонтальное положение, и десантные аппарели обоих отсеков принялись опускаться, сержант-причетник Эйтан отдал несколько коротких приказов по воксу, отправив своих лазутчиков в первый трюм, а отделения Беллоха и Ану во второй. Отделения Хаада и самого Палача Грехов среди них не было — план подразумевал, что они останутся в глубинах Фидема.
Вей уже последовал было за головорезами в отсек на правом борту, когда кто-то произнёс его имя.
Это был Ану, сержант устранителей. Снайпер снял капюшон, подставив ветру копну идеальных белых волос, которые тот стриг под длинный ирокез. Его эмоции было тяжело прочитать из-за маски-респиратора, прикрывающей нижнюю часть лица.
— Сержант-причетник Ану, — произнёс вместо приветствия Вей, гадая, с чего вдруг снайпер решил обратиться к нему. Устранители Разрушителей Чар славились почти такой же замкнутостью, что и отделение головорезов.
— Есть кое-что, что я хотел бы обсудить, — сказал Ану. — Наедине.
Его слова удивили Вея, особенно учитывая, что они почти час прождали, пока прилетит «Властелин». Почему тот решил подойти лишь сейчас, когда они уже начали погрузку? На первый взгляд, это объяснялось тем, что устранитель всё это время не решался заговорить, и только теперь отыскал в себе решимость.
— Будь краток, брат, — попросил его Вей.
— Это касается недавних обрядов в одном из моих Молений, — объяснил ему Ану, отойдя с Веем в сторону от аппарели. — В Ордене Орла На Вершине.
— А что с ними? — спросил Вей, всё больше и больше недоумевая. Он не состоял в братстве этого Моления, и тот факт, что Ану решил поделиться с ним подробностями его обрядов, был крайне необычен. Такое разглашение могло повлечь за собой в лучшем случае отлучение, и всё же сержант продолжил.
— Во время последнего привала, мы с собратьями занимались провидением будущего с помощью оккускопа. Уверен, тебе известен этот метод прорицания.
— Я знаком с ним.
— Как правило, результаты подобных обрядов весьма размыты и требуют многих часов изучения и медитации, чтобы разгадать их значение. Но не в этом случае. Я самолично испытал то, что нельзя описать иначе как видение.
Вей не собирался бранить его за такое признание. Снайпер не был псайкером, и мало какой орден стерпел бы подобные заигрывания с варповством. Однако, внутри некоторых Молений разрешались небольшие ритуалы теомантии. И тот факт, что Орден Орла На Вершине видел в своих прицелах нечто большее, чем свою следующую цель, сам по себе не являлся какой-то тайной.
— И что же ты видел? — спросил Вей, не желая выглядеть так, будто не воспринимает его слова всерьёз. Он в любой момент ожидал почувствовать сладковатый привкус во рту, но он всё никак не появлялся.
— Предательство, — выдавил из себя Ану, явно не желая верить собственным словам.
— Чьё предательство?
— Твоё, просветлённый брат. Или лейтенанта-подаятеля. Было трудно сказать наверняка.
Вей замолчал, пристально глядя на Ану. Тот говорил правду — во всяком случае, как он сам понимал её. Теперь-то стало понятно, почему он так не хотел об этом рассказывать.
— Продолжай, — приказал Вей, хотя часть его не желала этого слышать. Он уже и так знал, что Ану собирался сказать. В своих собственных обрядах он видел то же самое.
— Тебя поразила скверна варпа, какое-то безумие. Ты сражался с Палачом Грехов, и вы оба пылали гневом.
— И кто победил? — спросил Вей, с трудом сохраняя спокойствие в голосе.
— Я не видел, но… я не был сторонним наблюдателем. Я сам сделал выстрел. Мне кажется, что в Палача Грехов.
— Значит, наравне со мной ты обвиняешь и самого себя?
— Выходит, что так, брат-библиарий. Прости, я понимаю, что сейчас не время для таких признаний, и осознаю, что наши попытки прозреть будущее не идут ни в какое сравнение с твоими способностями. Но я просто не мог молчать.
— Невысказанное пророчество — не пророчество вовсе, — сказал Вей, цитируя Теневое Кредо Никенора. — Я считаю, что ты поступил правильно, рассказав мне об этом. Но лишь время покажет нам истину.
— Ты что-то понял из всего этого? — спросил Ану. — Ведь увиденное мною, без сомнения, невозможно? Имматериум не способен осквернить нас так же, как это делает с другими. В нас осталось слишком мало братства, слишком мало «нас», чтобы это можно было извратить.
— Сержант-причетник, тебе хорошо известно, что ни в нашем царстве бытия, ни в том, что следует за ним, нет более всепроникающей силы, чем варп, — ответил Вей. — Как только ты решишь, что лишил его силы, он победит. Я благодарю тебя за то, что поделился со мной своими откровениями, и придержу их до того часа, когда они станут уместны. Выбрось их из головы и сосредоточься на командовании своими братьями. В ближайшее время твой острый глаз пригодится нам для много большего, чем прорицание.
Ану прижал открытую ладонь к черепу золотого стрелка на нагруднике, затем быстро потёр двумя пальцами лоб — типичный знак благодарности среди Молений. Затем он поднялся на борт «Демониум Эверсора», оставив Вея одного в тени «Властелина».
Библиарию потребовалась секунда, чтобы привести в порядок мысли и взять себя в руки. Казалось, с каждым шагом его судьба становится всё яснее. И несмотря на это, он противился ей. Несмотря на это, он искал способы избежать её. Нет ничего по-настоящему неотвратимого — так сказал ему Зайду, повторяя принцип, которому Вей сам когда-то научил его в расцвете юности.
''— Отделения на борту, просветлённый брат, —'' раздался в ухе голос Эйтана, красноречиво напоминая ему о долге. — ''Мы ждём только тебя.''
Движением века, Вей подтвердил, что услышал его, и ещё плотнее запахнулся в камуфляжный плащ. Затем, он шагнул на десантную аппарель, ведущую в полумрак правого отсека.
«Демониум Эверсор» ещё некоторое время оставался на земле, пока технодесантник Котар не удостоверился, что атмосферные эскадрильи Имперского Флота уже в воздухе. Как только разгорелась война в пустоте, большинство флотских истребителей и бомбардировщиков, до этого помогавшие гвардии на поверхности Фидема, вернулись обратно на свои корабли. Однако, некоторые всё же остались, чтобы прикрывать сухопутные войска Милитарум от проклятой вражеской авиации — включая стаи демонических механизмов, что, по словам очевидцев, охотились в небесах. Ныне же флотским лётчикам предстояло оказать поддержку Экзорцистам в их отчаянном гамбите и защищать «Властелин» во время атаки на Форт Избавления.
Не то что бы сержант-причетник Эйтан осуждал этот план как таковой, но его собственная роль в нём оставляла желать лучшего. Тем не менее, он не стал обсуждать решения лейтенанта-подаятеля. Эйтан знал, что бремя лидерства тяготило Зайду и в лучшие времена, но сейчас он выглядел так, словно ничего не желал так страстно, как отвергнуть свой долг и в одиночку броситься на вражеские ряды.
Эйтан собирался выполнить свою задачу, как и все остальные. Он был полностью уверен, что в конечном итоге цель будет устранена.
«Властелин» оторвался от земли, и Эйтан покрепче затянул ремни безопасности, непрерывно шепча приветствия машинному духу могучей машины. Она множество раз выносила Разрушителей Чар сквозь железо, ярость и пламя — Эйтан нисколько не сомневался, что так будет и сейчас.
— Куда лучше, чем копаться в этих мерзких тоннелях. А, сержант-причетник? — спросил Утен, занимая сидение рядом с ним. Хоть оно и было рассчитано на вес космодесантника в полной броне, но несмотря на это, Эйтан услышал, как пласталь стонет, пока огромный брат-инициат устраивался поудобнее. Даже нарастающий рёв двигателей не смог скрыть этот звук.
— Мы сокрушим еретика, где бы тот ни оказался, — уклончиво ответил Эйтан, цитируя Седьмое Отречение ордена. Утен лишь что-то невнятно буркнул.
Эйтан предпочёл бы вообще не поддерживать нерешительную попытку Утена завязать разговор, но в доктрине этого писания содержалась глубокая истина. Умение приспосабливаться было ключевым принципом ордена на всех уровнях — стратегическом, оперативном, тактическом. Немногие командиры Империума отреагировали бы на инцидент, вроде побега Сломленного, с такой же скоростью и решимостью, какую продемонстрировали Экзорцисты. И сейчас, Разрушители Чар практически без задержки переключились с подземных боёв на атаку с воздуха. Разумеется, Кодекс Астартес всегда поощрял такую гибкость в бою, но Экзорцисты всегда применяли её на практике при первой же возможности.
Чтобы сражаться с демонами, орден должен быть готов ко всему.
«Властелин» поднялся в воздух, и Эйтан ощутил на себе бесплодные попытки гравитационных сил вжать его в кресло. Он оглядел десантный отсек. Внутреннее убранство «Демониум Эверсора» больше напоминало оккультную крипту, нежели десантный отсек тяжёлого ганшипа. Его стены были покрыты пёстрой мозаикой из печатей чистоты и молитвенных свитков, а в железных клетках висели канделябры со множеством потрескивающих свечей. Потёки старого воска лежали под причудливыми углами из-за частого пикирования и полётов сквозь зоны турбулентности. Под ногами у астартес скопилось ещё больше воска, растоптанного в пыль керамитовыми ботинками и забившего собой стыки в палубном настиле. Над каждым сидением размещался маленький альков-реликварий. Большинство из них содержало в себе очередные пачки литаний и святых текстов, а некоторые превратились в оссуарии, где лежали просверленные обломки костей и привинченные к стене черепа бывших технодесантников и смертных членов экипажа, которые после смерти удостоились чести стать частью своей машины.
Подобное убранство боевого ганшипа не имело ничего общего с практичностью, но, с другой стороны, Экзорцисты постоянно имели дело с врагами, которые вовсе не задумывались о практичности бытия.
Экзорцисты сидели вдоль стен, похожие на украшающие гробницу каменные статуи. Пламя свечей танцевало на их тёмных, пыльных доспехах. Они почти не разговаривали, не видя для этого особых причин. Даже внутри отделения, среди братьев, что были связаны общим генетическим наследием и сотнями отчаянных битв, существовал лишь призрачный намёк на родственные чувства. Эйтан подозревал, что иные сочли бы это трагедией. Ему так не казалось. Галактика и без того была полна скорби, не стоило добавлять к ней собственную горечь утраты.
В десантном отсеке они находились не одни. Как только Экзорцисты сели, около десяти силуэтов, до этого сидевших на скамейках в дальнем конце отсека, поднялись с мест и приступили к своим обязанностям. Эту группу орденских сервов отправили сюда с «Ведьмодава»'','' распорядившись перевооружить и помочь своим повелителям, прежде чем те вернутся в бой. Облачённые в чёрно-красные одеяния и набросив на головы капюшоны, они распределились по палубе между сидящими космодесантниками, держась руками за бегущие под потолком поручни, чтобы не упасть от тряски.
Среди них была и Анунит, одна из личных сервов Эйтана. Она служила ему вот уже восемь лет — или девять, он не утруждал себя счётом. Как и у большинства слуг ордена, её голова была гладко выбрита и иссечена строками из ''Либер Экзорцизмус.'' Вместе с пятёркой других вассалов она благоговейно держала в руках свежие магазины и связки гранат, которые осторожно распределяла между Экзорцистами, постепенно двигаясь вдоль прохода.
В её первый день службы ордену, Эйтан лично совершил ритуал и вырезал ей язык. Пока он орудовал ножом, она тряслась и рыдала, но потом всё же смогла сделать благодарный жест, по-прежнему обливаясь слезами. Быть избранной для службы божьим воинам — значит, подойти к божественному настолько близко, насколько это было возможно для простых дикарей с болот Изгнания.
Процессию возглавлял серв, который держал в руках кадило со святой водой и бормотал литании, значения которых не понимал. Когда кадило резко качнулось в его сторону, Эйтан ощутил реакцию боевых рефлексов и подавил желание броситься на серва. Лёгкая водяная дымка осела на его шлеме и наплечниках. Он принялся наблюдать, как святая вода медленно стекает по доспехам брата-инициата Пазу, сидевшего напротив него. Ручейки очищающей жидкости с трудом прокладывали себе путь сквозь слой пыли фидемских подземелий.
После операции им потребуется полноценное переосвящение, но сейчас оно могло и подождать. Охота несколько раз принимала неожиданный поворот, но Эйтан довольствовался тем, что его отделение по-прежнему действовало практически на пределе эффективности. Лишь брат-инициат Клет получил тяжёлую травму, и Геле пришлось отрезать его левую руку. Неприятное событие, но оно не заставит сержанта оставить Клета на «Властелине». Эйтан не сомневался, что остальные бойцы отделения прикроют его слабую сторону. Кроме того, он подозревал, что скоро им потребуется каждый брат, способный держать клинок или болтер.
Он взял у Анунит два свежих магазина к болт-карабину, примагнитил их к доспехам и затем решил нарушить тишину, повисшую между Экзорцистами.
— Чёрная Псалтирь Изначалия-Примус, — произнёс он. — Стихи с первого по двадцатый. Подаятель Гасдрубал, начинай, а мы за тобой.
Гасдрубал затянул песнопение, заглушая могучим голосом шум плазменных двигателей и вибрации металла. Другие Экзорцисты подхватили распев, и воздух задрожал от воззваний и ответов, которые вселили бы леденящий ужас и скрутили бы живот любому смертному, услышавшему их.
Но Экзорцисты не были смертными, только не в истинном значении слова. Они стали чем-то большим — и одновременно с этим чем-то намного, намного меньшим.
Всё то время, пока «Властелин» набирал высоту, Ану не сводил глаз с библиария.
Он знал, что ему не следует так делать, но такова была его натура. Он наблюдал, и он убивал.
Беллох со своими головорезами занял сидения поближе к аппарели, чтобы высадиться первым, а устранители Ану и Вей сели рядом со скамейками сервов, где те сидели, пока не прислуживали своим повелителям. Думузи сидел напротив Ану, а Вей справа от него.
Глаза библиария были закрыты, а губы непрерывно двигались. Он постоянно прижимал два пальца ко лбу. Ближайшие к нему свечи погасли.
Может, Ану и не стоило ему рассказывать? Может, он только что своими руками запустил неотвратимую цепочку событий, которая претворит увиденное им в жизнь? Варп знал, как одурачить их всех.
Внезапно, в его ухе раздался голос Лакму.
— Лазерные фузеи, сержант-причетник?
Хороший вопрос. Помимо запасных магазинов, сервы принесли на борт «Демониум Эверсора» альтернативное вооружение для устранителей. Лазерные фузеи жертвовали некоторой частью прицельной точности винтовок «Сорокопут» в обмен на повышенную бронебойность. Будет мудро взять одну из них с собой, учитывая особенности операции.
— Только для тебя, Лакму. Сохраняем тактическую гибкость. Разведданные о месте высадки весьма... обрывочны.
Лакму распорядился, чтобы серв поднёс ему оружие, и принялся разбирать свою винтовку, устанавливая на неё зарядные катушки и громоздкую энергоячейку — не забывая при этом бормотать молитвы духу машины. Внимание Ану вернулось к Вею.
Библиарий открыл глаза. Он смотрел прямо перед собой, его взгляд был направлен вникуда, но Ану точно знал, что Вею известно о его пристальном взгляде. Тем не менее, он не стал отворачиваться.
Он был наблюдателем. Он был тем, кто охватывает взглядом поле боя и устраняет врагов прежде, чем они нанесут смертельный удар и причинят вред его братьям.
И поэтому Ану наблюдал. Он ждал, когда эти золотые глаза окрасятся багрянцем.
===Глава XXI: Железный шквал===
Тьма подземелий осталась позади, и сквозь неё мчались охотники на демонов.
Палач Грехов вёл лазутчиков из отделения Хаада обратно к древнему полю битвы под долиной. Они бежали настолько быстро, насколько позволяли низкие потолки тоннелей и узкие переходы, уже гораздо лучше ориентируясь на местности. «Ведьмодаву» удалось провести сканирование верхних подземелий и переслать карту лабиринта Разрушителям Чар. А прибавив к этому показания ауспика Хаада, они прокладывали маршрут куда увереннее, чем раньше.
Ценное преимущество, учитывая недостаток времени.
Словно стая призраков, они пронеслись мимо останков старой битвы, и несмотря на свои внушительные размеры, ни один из лазутчиков не споткнулся и не врезался в стену на поворотах. Вокруг царила мёртвая тишина, за исключением едва слышного урчания доспехов и глухого, нестройного топота ног, напоминающего игру свихнувшегося барабанщика. Несмотря на протесты командиров и просьбы дать бойцам время отдохнуть и пополнить боезапас, Милитарум продолжили штурмовать долину на рассвете. Зайду настоял на том, чтобы гвардейцы не ослабляли натиск, и добавил, что от этого зависит не только судьба Фидема IV, но и нечто гораздо большее.
Экзорцисты пересекли северный рубеж прямо под позициями врага. Здесь тоннели заканчивались, большинство выходов было завалено, перекрыто или вело к блиндажам и резервным траншеям. Лазутчикам потребовалось время, чтобы пробраться к самому дальнему из них, надеясь, что им удалось миновать бушующую на поверхности битву.
В итоге им пришлось вылезти наружу. Судя по всему, Хаад оказался посреди какого-то склада боеприпасов, расположенного в дальнем конце траншей. К нему бежали грязные оборванцы в свалявшихся шкурах и плащах-кепе, которым, очевидно, приказали вскрыть ящики со снарядами и отнести их артиллеристам. Батарея тяжёлых орудий грохотала в нескольких сотнях метрах отсюда, и еретикам пришлось бы как-то срезать путь.
Зайду уже кромсал их на куски. Хаад присоединился к командиру, сменив ауспик на боевой нож. Еретики так вымотались и оглохли от непрерывного обстрела, что большинство даже не заметили, как их настигла смерть. Работая вдвоём, Экзорцисты не оставили на складе ничего, кроме трупов и свежих снарядов.
— Вот этот — сказал Хаад, вновь глядя на ауспик, и ткнул пальцем в начало улицы, ведущей на северо-запад. Перед ними раскинулся Посёлок Избавления — беспорядочная мешанина из брошенных домов и гор мусора, возвышающихся у подножия склона холма, на котором стоял Форт.
С Зайду во главе, Экзорцисты вошли в трущобы. Хаад подсоединил экран ауспика к системам наруча и пометил на карте здание, которое они искали. Когда-то это был окружной пункт сбора десятины, а потому его строили более умелые руки, чем хибары вокруг. В этом месте располагалась налоговая служба, куда пилигримы несли свою плату за право ходить по примыкающим к посёлку участкам Священных Путей.
Зайду вошёл в парадную дверь. Прежде чем последовать за ним, Хаад отметил, что грохот артиллерии стих. На той батарее, которую обслуживал склад, закончились боеприпасы, и скорее всего, расчёты орудий скоро узнают, что стало с подносчиками. Несмотря на плачевное состояние командования еретиков и их вертикали власти, следовало учитывать, что новость о нападении скоро достигнет нужных ушей.
Ещё один повод шевелиться. Хаад заставил себя не смотреть на отсчитывающий минуты таймер, который он установил в углу своего ретинального дисплея.
Изнутри, здание налоговой превратили в барак для вражеской пехоты. Пол был завален полотенцами, пустыми консервными банками и магазинами для автоматов, разряженными лаз-ячейками, рюкзаками и странными бумажками с еретической писаниной. На прилавок, где некогда работали налоговики, была натянута шкура, исписанная тёмным наречием. Культисты заколотили и без того зарешеченные высокие окна, но часть досок отвалилась, пропуская внутрь лучи восходящего солнца. Казарма и без того воняла, словно загон для скота, а на дневной жаре всё станет куда хуже.
Зайду обошёл комнату, выискивая цели, но здесь никого не было. Видимо, гвардейцы привлекли к себе всё внимание местных жильцов. Экзорцисты нашли давно взломанное и разграбленное хранилище десятины, а в нём обнаружили совсем свежий подземный проход, соединяющий налоговую с заваленным мусором подвалом соседнего здания.
Снова под землю. Этот тоннель отличался от лабиринта под долиной. Местные переходы были новыми, и копали их не для убийства, а для выживания. Кое-как выстроив свои города из отбросов и шлака, пилигримы Фидема вгрызлись в пыльную почву у себя под ногами и вырыли погреба, переходы, а в некоторых местах — даже примитивную канализацию. В этом смысле земля под Посёлком Пилигримов куда больше напоминала лабиринт, чем тоннели под долиной, хоть тут он и не уходил настолько глубоко.
Впрочем, для Экзорцистов такой глубины было более чем достаточно.
Они продирались вперёд, часто двигаясь боком или согнувшись в три погибели. Здешние переходы оказались даже уже, чем предыдущие. Если тоннели под долиной напоминали заброшенную гробницу — тёмную, холодную, пыльную и безмолвную, точно сама смерть, — то в этом месте ещё сохранилось дыхание жизни. В погребах и тоннелях виднелись следы нынешних или недавних обитателей, а воздух был горячим, спёртым и периодически дрожал — где-то рядом находились рабочие электроблоки. Лучи света проникали сюда через решётки и рытвины, помогая судорожно мерцающим старым, грязным люменам. Пробиваясь сквозь путаные подземные тоннели, лазутчики пересекали одну улицу за другой.
Даже с помощью ауспика и сканеров «Ведьмодава»'','' это заняло много времени. Слишком много времени. Хаад позволил себе взглянуть на хроно. Они не успеют.
Зайду молча пёр вперёд. Хаад понимал, что бессмысленно лишний раз напоминать о временных рамках. Никто из них не осознавал серьёзность ситуации лучше, чем Палач Грехов.
Они переместились в тоннели нижней канализации — неровный, грязный циркулярный переход с короткими ответвлениями, в которые сливались отходы из примитивных водопроводов. Вокруг ботинок Экзорцистов клубились удушливые миазмы, а им приходилось двигаться в полуприседе. Они добрались до люка, ведущего в служебный тоннель. Короткая, ржавая лестница прогнулась и развалилась под весом Зайду, но ему удалось подпрыгнуть, вцепиться руками в край люка и подтянуть себя наверх. Он немедленно отправился дальше, дав место Хааду, который прыгнул вслед за ним. Сержант задержался, чтобы помочь следующему лазутчику, Аккаду.
Как только он втянул Аккада наверх, хроно показал «ноль».
Лазутчики догнали Зайду и застали его за разбрасыванием старых стеллажей в попытке пробраться в очередной подвал. Внезапно, Хаад почувствовал, как что-то сработало. Раздалось характерное электрическое потрескивание, а в воздухе появился резкий привкус озона.
Зайду не колебался. Он прошёл подвал насквозь до очередного прохода. Там, впервые с тех пор, как они отделились от основной группы, лейтенант остановился и бросил взгляд на Хаада.
Сержант лазутчиков сверился с ауспиком и с помощью его индикации подсветил участок стены подвала.
— Здесь, — сказал он.
Зайду пробил кулаком штукатурку и нащупал за ней землю. За его спиной собрались все лазутчики Хаада.
— Копайте.
Артакс сделал так, как сказал ему Мордун, и отыскал епарха Сублимуса.
Он был смертным — по крайней мере, в основном — как и вся остальная епархия, что служила Несущим Слово. Никто из них не вышел из паствы с Иренота. Этот внутренний ковен зародился задолго до них: группировка управляла им, в той или иной форме, уже около половины тысячелетия с тех самых пор, как откололась от остатков Братства Расколотой Арки.
Что касается Сублимуса, то сам он некогда был учёным мужем в свите какого-то клятого инквизитора-тронолюба. Ныне же он стал демонологом, чьи познания о силах варпа сделали его первейшим из смертных слуг Мордуна. Иные Несущие Слово проявляли к нему уважение, а иногда — даже почтение. Но не Артакс. Впрочем, сегодня он всё же сделает исключение.
— Коронация продолжится, — сообщил он Сублимусу, как только тот явился в главный зал на вершине цитадели. Когда-то здесь располагался командный пункт, но когда западная и восточная стена обвалились, он стал открыт всем ветрам.
— Щедры благословения Пути, — просипел Сублимус, поспешно сотворив в воздухе Святой Знак Слова. Он был одет в чёрные одежды и в свою любимую красную ризу, вышитую рунами. Благочестивый образ дополняла тонзура и восьмиконечная звезда, вырезанная на его голой макушке.
— Мордун вверил мне надзор за церемонией, — сообщил отбросу Артакс. — Я же, в свою очередь, поручаю тебе заняться тонкостями обряда.
— Да, владыка Несущий, разумеется, — залебезил Сублимус. — С чего желаете начать? Возможно, с Чёрной Мольбы Девяти? Или с Великой Молитвы о Святом Отлучении?
— Слишком длинно, слишком сложно, — небрежно сказал Артакс. — Нет времени на твои фривольности. Главное, чтобы всё сработало. Время не на нашей стороне.
— Из какого озарённого текста мне взять связующие строки?
— У тебя есть ''Гептамерон<ref>«Гептамерон» — гримуар, руководство по церемониальной магии, приписываемый перу Пьетро д’Абано, XIV век.</ref> Нарсуса?''
— Да, повелитель.
— Тогда воспользуйся им, но помни, что прежде, чем начать саму коронацию, Слепой Пастырь займётся изгнанием недостойных духов.
— ''Гептамерон'' подойдёт и для этого, милорд.
— Тогда веди сюда епархию и начинайте приготовления.
Внезапно раздался сухой треск, словно отломилась ветвь у высокого, старого дерева. Артакс моргнул. Он обнаружил, что держит Сублимуса за горло, прижав длинный, изогнутый кинжал к восковой коже смертного. Епарх корчился и задыхался, беспомощно хватаясь руками за керамитовые наручи Артакса.
Он отпустил Сублимуса так же быстро, как и схватил. Артакс догадался, что его переутомившееся тело просто на автомате среагировало на то, что приняло за стимул боевой агрессии.
Его тело не ошиблось — во всяком случае, не совсем. Треск издал сработавший пустотный щит. Даже сквозь шлем он почувствовал запах озона. Артакс развернулся и подошёл к разрушенной половине зала, откуда ему открывался вид на участок крепости под ногами.
Сверкающий синей энергией купол оканчивался прямо за внешними стенами, мерцая на тёплом воздухе. Проходящие сквозь него лучи света преломлялись и рассеивались на причудливые цвета. Пустотный щит работал, а значит, произошло одно из двух. Либо сам Мордун приказал включить его — что было маловероятно, учитывая доносящийся до Артакса голос апостола, который до сих пор разглагольствовал перед паствой на площади. Либо щит перешёл из спящего режима в активный от попадания снаряда. И если дело было в снаряде, то лишь одна фракция лоялистов обладала достаточной дальнобойностью и точностью, чтобы попасть в них на таком расстоянии от линии фронта.
— Подъём, — сказал Эйтан. Утен отстегнул ремни безопасности и встал, примагнитив ботинки к палубе, чтобы его не унесло от постоянных нырков и резких поворотов «Властелина». Машина шла на снижение.
Орденские сервы вернулись на свои места, освободив центральный проход для выстраивающихся Экзорцистов. Десантный отсек задрожал, и огоньки свечей суматошно задёргались. Большая их часть давно погасла.
Тряска сопровождалась яростным визгом плазменных двигателей. Утен не стал отсекать его от своего восприятия. Этот звук напоминал ему о тысячах успешных высадок, и его одного хватало, чтобы ввести воина в состояние боеготовности. Он уже ощущал, как обостряются чувства и собираются мысли, как его тело начинает выработку стимуляторов, которые непременно приведут его к победе, невзирая на ужасные раны и не менее ужасных врагов.
Именно для этого он жил на свете. Император и примарх свидетели — на свете не осталось практически ничего, что могло бы подарить ему такую же целеустремлённость.
Шум двигателей изменился и начал стихать. Снаружи раздался ритмичный грохот — тяжёлые болтеры под правым крылом «Властелина» открыли огонь, расчищая зону высадки. Ему вторил барабанный стук, словно снаружи шёл проливной дождь. Сотни твердотельных снарядов тщетно пытались пробить корпус «Демониум Эверсора».
Утен в последний раз взглянул на состояние доспехов и жизненные показатели в углу ретинального дисплея, затем осмотрел болт-карабин и проверил, чтобы клинок крепко сидел на бедре. Он чувствовал себя сильным и живым. У него вновь появилась цель, которой почти хватило на то, чтобы заполнить пустоту в груди. Пришло время охотиться, время убивать.
Раздался резкий гул сирены.
Аппарель отсека распахнулась. В этот раз, на степенную работу гидравлики времени не было, и пилот просто отключил магнитные замки. Как только её край упал на землю, Экзорцисты ринулись наружу, навстречу дневному свету и железному шквалу.
Последняя свеча на борту «Демониум Эверсора» мигнула и погасла.
===Глава XXII: Вторая осада Форта Избавления===
Благодаря поколениям упорного труда и рекам пота, пилигримы Фидема IV обеспечили Экзорцистам прекрасный способ проникнуть в крепость.
Огромный форт имел в своём распоряжении большой арсенал, погребённый глубоко под главной цитаделью. Когда крепость только строили, это хранилище обложили сотнями метров земли — достаточно для того, чтобы осаждающим потребовались бы долгие недели на подкоп к нему, и осаждённые успели бы им помешать. Но так было до появления города-свалки.
Форт Избавления давным-давно перестал быть крепостью в прямом смысле слова. Он стал местом поклонений и святого благоговения, отчего вокруг него мгновенно раскинулись пилигримские трущобы — точно так же, как и вокруг Башни Преторианца по ту сторону долины. Правоверные бедняки сколотили себе хибары и тоже принялись копать, копать внутри заградительного периметра крепости, где ни один кастелян или начальник гарнизона не разрешил бы им этого делать, сохранись в крепости такие должности.
С прибытием Несущих Слово, крепость вернула себе некоторую часть своей былой славы. Бреши залатали, огневые батареи снова заняли свои места, склады вновь наполнились припасами, и даже пустотный щит вновь пробудился к жизни. Но несмотря на то, что еретики сровняли с землёй близлежащие лачуги, чтобы очистить секторы обстрела, подземную сеть погребов и тоннелей они таки не обнаружили. Зато её обнаружили мощные антенны «Ведьмодава», которые своим сигналом пронзили толщу земли и выявили скрытые под ней пустоты, а заодно отметив тот самый проход, который совершенно случайно вёл прямо к арсеналу форта.
А потому, Зайду и отделение Хаада принялись копать. Они копали, используя перчатки вместо лопат, а боевые ножи вместо кирок, попарно вгрызаясь в фидемскую землю бок о бок, пока сенсоры доспехов не фиксировали падение эффективности — тогда одну пару сменяла другая.
А тем временем, стоящий у них над головами Форт Избавления впервые за четыре тысячи лет огласила песнь войны.
Широкими шагами, Вей покинул глубины «Демониум Эверсора», рыча варп-клятвы, которые расщепляли на атомы летящие в него твердотельные снаряды.
Возвышающийся перед ним равелин Форта Избавления был объят пламенем, а прямо за ним пульсировал голубой свет пустотного щита. Бастионы кишели пехотой изменников, которая принялась поливать «Властелин» огнём из винтовок и станковых орудий сразу же, как только тот попал в зону поражения.
Империум имел в своём распоряжении не так много десантных средств, которые могли бы приземлиться прямо у ворот неприятеля и оставаться там, прикрывая штурмовиков своим огнём. «Демониум Эверсор» был одним из них. Его гласисные лобовые пластины обладали толщиной брони сверхтяжёлого танка. Что ещё важнее, на «Властелине» был установлен уменьшенный вариант той же оборонительной системы, какой обладала сама крепость: пустотный щит типа «Баклер», создаваемый управляемыми проекторами, благодаря чему им можно было прикрыть лоб, борта, корму ганшипа, а также верхнюю и нижнюю проекции. Технодесантник Котар включил его сразу же, как только они оказались на расстоянии полёта ракеты от Форта Избавления, и теперь поле мерцало и пульсировало, принимая на себя крак-ракеты и лучи лапушек, а затем с актинической вспышкой отправляя их в имматериум.
Равелин крепости не мог похвастаться такой защитой. В то время как мерцающий за ним пустотный щит прикрывал основную площадь крепости от всего, что было мощнее тяжёлого болтера, внешние укрепления остались без защиты — то ли отвечающий за этот участок излучатель вышел из строя, то ли он вовсе не подразумевался изначально. Ярость Экзорцистов сотрясла стены равелина: «Демониум Эверсор» вёл ответный огонь из тяжёлых болтеров и лазпушек модели «Опустошитель», вспарывая бастионы, кроша тёмный скалобетон и окрашивая руины кровью.
Разрушители Чар высадились посреди огненной бури через кормовые люки, чтобы корпус и щит «Властелина» прикрыли их от обстрела, после чего рассредоточились влево и вправо. Вей остался с Беллохом и его головорезами, и вместе с ними ушёл из-под защиты пустотного поля, попутно ощутив, как его напряжение на мгновение прервало работу электроники в силовой броне.
— Огонь на подавление, — скомандовал Эйтан по воксу. — Целиться в амбразуры с тяжёлым вооружением.
Как только болт-карабины лазутчиков присоединились к залпам «Демониум Эверсора», Вей отправил свой разум вперёд, нащупывая мысли врагов и пытаясь разузнать, что именно ждало Экзорцистов среди укреплений. В особенности его интересовали ловушки, которые те могли установить вокруг или внутри ворот. Библиарий шептал оккультные катехизисы, а его сознание, словно невидимая цепная молния, перескакивало с одного деградировавшего разума на другой.
Среди комков страха и фанатизма, он не нашёл никаких намёков на вражеские силки, а глаза тех, кто находился непосредственно рядом с воротами, не показали ему ничего заслуживающего беспокойства. С трудом переводя дыхания, он вернул разум в тело, попутно стараясь стряхнуть с себя зловещий варповый холод.
— Ворота свободны, — сообщил он Эйтану и Котару по командирскому каналу.
Установленная на носу «Демониум Эверсора» мультимелта взвыла, копьё перегретого воздуха ударило прямо в ворота, напротив которых приземлился «Властелин». Пластальные створки начали деформироваться, металл покраснел, пошёл пузырями, а затем потёк ручьями на землю. Котар удерживал луч, пока тот не прожёг в центре ворот огромную дыру.
— Нам нужна дополнительная точка входа, — воксировал Эйтан. Было слишком рискованно и тактически невыгодно отправлять всю группу через ворота.
— ''Нашёл, —'' доложил Котар. — ''Старая брешь справа от вас.''
Сказав это, он с помощью тактической схемы, доступ к которой был у всех командиров Экзорцистов, подсветил груду обломков возле примыкающей к воротам стены. Чтобы заделать брешь, еретики использовали всё, что было под рукой: куски скалобетона, железный шлак и оторванные от домов доски.
— Приемлемо, — ответил Эйтан.
Лучи «Опустошителя» ударили в примитивную баррикаду. Залп не смог уничтожить её целиком, но оставил в ней множество дымящихся отверстий, благодаря которым ни о какой структурной целостности больше не шло и речи.
— Этого хватит, — сказал Эйтан. — Беллох, на тебе брешь. Я займусь воротами. На приступ.
''— Иду на взлёт,'' — добавил Котар, как только Экзорцисты перешли от обстрела с позиций к массированному штурму. Плазменные двигатели снова взвыли и развернулись вертикально: «Властелин» начал отрываться от земли, пылая жаром и взметая обратной тягой пыль и пепел.
Вей прошёл сквозь песчаное облако и набрал скорость, присоединяясь к головорезам в их рывке до бреши в стене. «Демониум Эверсор» не прекращал обстрела даже на взлёте. Медленно и грациозно он поднимался в воздух, поливая лазерными лучами и болтами копошащихся на стенах еретиков, которые отчаянно пытались прицелиться в атакующих Экзорцистов.
Не обращая внимания на клацающие по доспехам пули и разряды, отделение Беллоха достигло основания бреши.
Ану и его собратья остались на борту «Демониум Эверсора». Еретики хорошо потрудились, чтобы на расстоянии выстрела от захваченных ими укреплений не осталось ни одной постройки, подходящей для снайперской позиции. К счастью, в этот раз устранители взяли позицию с собой.
''— Разворачиваюсь правым бортом, —'' предупредил их из кабины Котар, прежде чем взяться за штурвал. Это дало Ану время переместиться и снова примагнитить ботинки к палубе. Кормовые люки отсеков остались открытыми, что хоть и снижало лётные возможности «Властелина», но зато открывало снайперам-Экзорцистам прекрасный вид на крепость. Лакму со своей лазерной фузеей подошёл к правому борту, а сам Ану с Думузи остался на левом.
«Демониум Эверсор» заложил вираж, Котар увёл «Властелин» подальше от стен форта, и град попаданий малокалиберных снарядов по корпусу стих. Защитники по-прежнему обстреливали ганшип из переносных ракетниц, но взлетающие на столбах дыма снаряды либо проносились мимо, либо разбивались о пустотный щит, который теперь прикрывал подбрюшье «Властелина».
Поднявшись выше, «Демониум Эверсор» стал целью более серьёзных противовоздушных орудий. Небеса над фортом прикрывали две «Гидры», одна располагалась на вершине полуразрушенной цитадели, а вторую установили над главными воротами, под защитой внешних стен. Как только «Властелин» вошёл в зону поражения, счетверённые орудия тут же принялись поливать его огнём, выплёвывая тысячи снарядов за считанные секунды.
Они были слишком малы, чтобы пустотный щит «Властелина» смог их уловить. Трассирующие снаряды превращали обстрел в светящуюся «лесенку», которая тянулась с земли к корпусу «Демониум Эверсора». Котар среагировал, нырнув вправо, и Ану зарычал — он не упал лишь благодаря примагниченным подошвам. Выстрелы с грохотом прошивали борт ганшипа рядом с открытым трапом.
''— Я собираюсь атаковать непосредственно цитадель, —'' сообщил Котар снайперам. ''— Так ты сможешь стрелять по воротам, но ещё это означает, что нас зажмут между двух огней.''
— Ненадолго, — заверил его Ану.
И снова «Властелин» совершил маневр, который не осилил бы ни один другой боевой самолёт. Он атаковал зенитку цитадели в лоб, кабиной вперёд, и лишь угроза врезаться в изгиб щита крепости заставила его скорректировать курс. Лазерные пушки «Демониум Эверсора» были слишком мощными, чтобы пройти сквозь щит, а вот тяжёлые болтеры — нет. Они обрушили масс-реактивные снаряды на крышу цитадели.
В тот же момент, Ану перегнулся через трап, пытаясь прицелиться в еретиков на воротах, пока «Властелин» удалялся от них в противоположном направлении. Расчёт «Гидры» разворачивал оружие, стараясь снова поймать «Демониум Эверсор» в прицел, в то время как тот проявлял такие чудеса маневренности, что вовсе не соответствовали его габаритам. Ану же навёл на них ствол винтовки и прильнул к окуляру.
— Думузи, на тебе заряжающий. Лакму, поворотный рельс, — приказал он. — Огонь по готовности.
«Демониум Эверсор» был крепок, но даже ему не удалось бы выжить под слаженным огнём зениток спереди и сзади. Устранители собирались позаботиться о том, чтобы этого не произошло. Им предстояло вести огонь сверху вниз, сквозь изгиб пустотного щита крепости, но их выстрелы — даже лучи из фузеи Лакму — не обладали достаточной массой или энергией, чтобы тот сработал.
Ану переключил очки на охотничье зрение, и мир под его ногами превратился в россыпь тепловых сигнатур. У внешних стен, где проходил основной наземный штурм, царило смятение, но он сфокусировался на самих воротах и отыскал там ярко-белое сияние четырёх раскалённых стволов — а за ними, укрытый бронепластиной красно-жёлтый огонёк стрелка.
Ану выбрал бронебойный патрон, а затем всадил его сквозь щит прямо еретику в голову.
Его собратья выстрелили практически одновременно с ним. Выстрел Думузи разорвал пополам заряжающего, который как раз тащил к «Гидре» новый цинк с патронами, и его тепловая сигнатура внезапно разделилась на две. Сияющий белый луч из фузеи Лакму ударил в рельс, на котором была установлена зенитка, и прожёг дыру в поворотном механизме. Теперь экипаж не смог бы развернуть орудие на цель.
''— Поворачиваю на левый борт, —'' раздался напряжённый голос Котара.
— Принято, — ответил Ану. «Властелин» снова зарыскал, и он успел выстрелить ещё раз, но не увидел, получилось ли у него попасть в еретика, который как раз пытался стащить обезглавленный труп своего сородича с кресла стрелка.
«Демониум Эверсор» снова начал набирать высоту, и ворота скрылись из виду. Вновь застрочила раненая «Гидра», но благодаря искалечившему её выстрелу Лакму, зенитка не смогла развернуть орудия за целью, и огненный шквал пронёсся мимо.
Пока они кружили над цитаделью, Ану высунулся наружу и оглядел то, что осталось от зенитки на её крыше после того, как над ней поработали тяжёлые болтеры «Властелина». Расчёт орудия превратился в кровавый фарш, а сама «Гидра» — в груду дымящихся обломков.
''— Погода продолжает ухудшаться,'' — воксировал Котар. Ану понял, что скоро начнётся дождь. С тех пор, как они покинули Посёлок Пилигримов, тучи сгустились ещё сильнее.
— Скажи мне, если решишь задраить люки, — ответил он.
''— Скорее всего решу, но не из-за погоды. Воздушные силы Архиврага на пути к нам. Флотские перехватчики стараются очистить небо от них, но вряд ли им это удастся. Братья, как думаете, ваша меткость не ухудшится посреди воздушного боя?''
— Звучит как достойное испытание, — ухмыльнулся Ану.
Пока шла подготовка к коронации, Благословенного держали в тоннеле, ведущем в цитадель. Его охраняли брат Скерин, Сирон Лектор и Даламар Библиогност.
Как только звуки сражения охватили крепость, Мордун отправился к ним. Он миновал Несущих Слово, которые почтительно отошли в сторону, и приблизился к Благословенному.
'''''— Он сломлен, —''''' едва слышно прокаркал Се’ирим. '''''— Сломлен, сломлен, сломлен.'''''
— Возможно, — пробормотал Мордун, обращаясь к демону в своей голове. Он уже не был так уверен. Глупо было бы праздновать победу до того, как она станет окончательной и бесповоротной. Мордун уже практически достиг своего триумфа, он весь извёлся от предвкушения — но всё же, Слепой Пастырь осознавал, что нельзя терять бдительности. Именно в этот момент, когда всё обещанное уже вот-вот попадёт ему в руки, опасность неудачи была велика, как никогда.
Благословенного держали посреди пентаграммы, которую вырезали в полу ещё до его прибытия. Несущие Слово начали готовить это место сразу, как только захватили его. Мордун никогда не сомневался, что придёт день, когда все их приготовления послужат делу. Истинные боги были с ним, во всех смыслах Слова.
— Ты слышишь меня, Красный Маршал? — тихо спросил Мордун, осторожно обходя пентаграмму по кругу. — Или ты проиграл в бою одному из своих соперников?
'''''— Я не проигрываю,''''' — прохрипел Благословенный.
— Но ведь проигрываешь, снова и снова. Четыре тысячи лет назад, тебя поверг здесь выродок Дорна. С тех пор, ты знал одни лишь поражения. Некогда великий чемпион Кровавого бога превратился в тень самого себя и был заперт в этом жалком сосуде из плоти и костей.
Благословенный поднял голову, на его лице читалась неизмеримая ненависть. Глаза пылали красным огнём.
'''''— Смейся пока можешь, слепой глупец. Всё идёт по воле моего господина. Меня ждёт великая победа, а ты утонешь в крови.'''''
— Нет, — сказал Мордун, остановившись перед сосудом. — Победа моя, а не твоя. Твои родичи давным-давно обещали её мне.
'''''— Ты просто хочешь стать ещё одним мелким князьком в хоре Аврелиана,''''' — прошипел Благословенный. '''''— Недостаток достойных амбиций у смертных всё так же отвратителен.'''''
— Ты и сам говоришь подобно слуге, демон, — ответил Мордун. — Я всего лишь даю тебе новое поручение.
'''''— Я — воин, —''''' взвыл Кейдус, его сосуд вскочил и начал бессильно биться о невидимые стены своей темницы. '''''— Мой единственный владыка — бог крови и битв, и нет его воли в том, чтобы я превратился в подателя корон!'''''
— Не знаешь ты его воли, нерождённый! — заорал в ответ Мордун. Несмотря на самоконтроль, он не мог не чувствовать гнева, который в нём вызывал яростный демон. — А я — знаю! Я общался с его демонами, куда более ужасающими и возвышенными при дворе Кхорна, чем ты. Скартакс, Дрокс Бронзовый Рог и остальные пообещали мне бессмертие, если я выполню эту последнюю задачу. Мне всего лишь нужно ещё раз проявить себя. Получить корону, возложенную мне на голову порабощённым чемпионом. Она прекрасно подойдёт, чтобы объявить о моём возвышении.
'''''— Ты недостоин!''''' — взревел Кейдус, в отчаянии царапая когтями плоть сосуда.
'''''Он в гневе,''''' каркнул Се’ирим. '''''Злоба! Ярость! Гнев!'''''
Мордун не обратил внимания на безумные вскукареки демона Перемен.
— Приведите его в центрум доминус, — приказал он другим Несущим Слово, указывая на мечущегося посреди оберегов демонхоста. — Время пришло.