Она крутанулась на каблуке и унеслась прочь. Я не стал смотреть ей вслед, устремив взгляд на тлеющий окурок палочки лхо, пока тот в конце концов не погас.
== '''Глава 26''' ==
Я ушёл вскоре после этого, но не спал, хотя и растянулся на кровати. Мне не удавалось закрыть. Они как будто прилипли к койке сверху. Теперь та пустовала, как и все. Остался я один, если не считать груз комиссара. Наверное, мне следовало проверить псайкера, убедиться, что его жизненные показатели стабильны. Но я не хотел идти на риск, что он снова со мной говорит. Я до сих пор помнил его слова.
''Узри её падение. Оплачь её смерть. Больше не ищи''.
Я практически испытал облегчение, когда линзы Ивазара засветились, и его проектор вспыхнул. Предстояли плохие новости, это я знал. Но этими новостями хотя бы можно было с кем-то поделиться. По крайней мере, это могло поднять меня с койки.
– ''Искатели света Бога-Императора. Боюсь, пришло время поведать некоторые болезненные истины''.
У голоса была всё та же интонация – медоточивая, но пронизанная ядом. И вот он появился передо мной. Если считать, что это был «он», поскольку воздушное одеяние и андрогинное лицо мешали определить наверняка. Но несмотря на угловатость, его черты настолько походили на человеческие, что практически можно было забыть, кто он такой, невзирая на заострённые уши.
Наверное, сильнее всего его выдавали глаза. Они были скорбными, красивыми и холодными, как сама пустота. Когда его взгляд падал в мою сторону, я испытывал жуткое ощущение, будто он глядит прямо на меня.
Он улыбнулся. По крайней мере, его губы искривились, и блеснули зубы.
Затем картинка переключилась на прорыв Лаайх в Эдбар. Я уже видел часть этого материала, но многое было новым. Особенно священник, который пытался бежать, но ему в спину всадили клинок, и нападавшие сопроводили его падение торжествующим воем. Голос Кеша комментировал всё это:
– ''Иномирцы? Мнимые служители света Бога-Императора? Они истребляют ваш народ, убивают ваших жрецов и сжигают всё, что остаётся''.
Изображение сменилось безумной ухмылкой комиссара Шарда, въезжавшего на «Адской гончей» в ряды сепаратистов. Его цепной меч завывал, пламя пожирало и живых, и мёртвых. Воспроизведение замедлилось, объектив сфокусировался на лице комиссара, рот которого был ликующе открыт, а глаза сверкали, пока клинок рвал бегущих бойцов.
Снова Кеш с низко поникшей головой, словно согнутый горем, волосы разметались по плечам. Просто наклонив голову, он передал этим жестом вечность боли, невообразимые тяготы. Будь он актёром, я бы рекомендовал его в лучший театр Терры.
Он как будто встретился со мной взглядом. И вдобавок с остальными зрителями, поскольку приходилось предположить, что его послание транслировалось по всему Эдбару через оставшиеся вокс-модули и проекторы. Он помедлил и отвернулся, словно не желая признавать то, что последует дальше. Я обнаружил, что подался вперёд, увлечённый его словами. Словами ксеноса. Мне пришлось вспомнить об этом. Можно было понять по тому, как он двигался. Слишком грациозно. Слишком самоуверенно.
– ''Мой народ служит Свету Истины. Так же, как когда-то делал ваш мир, и как всё ещё делает ваш Бог-Император. Вот почему мы не вмешивались в вашу жизнь, согласившись предоставить вас вашим трудам. Пока не пришли они. Пока они не попытались заглушить свет своей ложью.''
Он сделал паузу и пригладил волосы, убирая их с глаз, так что они вновь упали на плечи.
– ''Ваши пути – пути Бога-Императора. Вы выжили, не изменившись с тех пор, когда Он впервые поднялся из пустыни и озарил вас своим светом. А теперь чужаки заявляют, что в Его глазах вы недостойны? Что они – его истинные последователи, и вы должны отдать им свой мир? Нет, вы не отпали от Его света. Единственное, в чём вы провинились – заколебались, когда они потребовали подчинения, и лишь потому, что не знали, действительно ли они служат Ему. Теперь вы получили ответ. Они убьют вас всех. Жестокостью или пренебрежением – им без разницы''.
Изображение перескочило на самолёт в расцветке Шард. Это был бой несколько дней назад, где Кеш сразил дюжину противников, пока уклонялся от её атак.
– ''И кто же их ширма? Кто такая Люсиль фон Шард?''
На смену его лицу пришло её. Не настоящее, а один из улучшенных пиктов Эсека. Но постепенно оно изменилось, порез на щеке расширился до кровоточащего рубца, стальной взгляд стал затравленным, морщины вокруг глаз как будто прочертил клинок. От развевающейся гривы волос осталась полукороткая причёска, левая сторона которой была подпалена. Её улыбка теперь представляла собой озлобленную, опустошённую гримасу.
– ''Признаюсь, услышав истории об её умении, я страшился встречи с ней. Но это было до того, как я узнал, что вместо неё летают другие, а пикты, возвещающие о её мастерстве, лживы. Истина же ясно видна. Величайший ас в Империуме. Так её называют? Им она себя провозглашает?''
Снова кадры схватки. Это всё были файлы Эсека? Я не мог определить, однако с такого ракурса стновилась видна правда: у Кеша был десяток возможностей прикончить её. Срезать её самолёт с неба. Она выжила лишь потому, что он решил не стрелять.
– ''Теперь я привлёк твоё внимание, Люсиль фон Шард?''
Снова возник Кеш, но уже наряженный для боя. Его броня была гладкой, идеально подогнанной, словно экзоскелет насекомого. Она была тёмно-синего цвета и покрыта символами, которые как будто плясали у меня на глазах.
Рядом с ним в поле зрения проступила ещё одна фигура. От формы остались лохмотья, правая сторона лица была покрыта волдырями и изодрана. Человек был без сознания, его голова свешивалась вперёд, но её всё так же украшала фуражка.
Комиссар Шард.
– ''Твой любимый брат Тобия. Когда я спас его, он был едва жив. Однако я решил, что это следует сделать, хотя бы для демонстрации моих благородных намерений''.
Он глянул на комиссара, и в его глазах промелькнуло отвращение.
– ''Честно говоря, я собирался удерживать его дольше, но мне не нравится запах. Я мог бы избавиться от него, или ты предпочтёшь, чтобы я вернул его вашей семье? Но с одним маленьким условием''.
Он встретился взглядом со зрителем. Его лицо казалось безмятежной маской, черты которой были высечены с изысканной симметрией. Однако глаза горели ужасным холодом – злобой, порождённой не ненавистью или страхом, а предельным презрением.
– ''Через три дня ты должна согласиться сразиться со мной. Одна, на кону твоя честь. В свою очередь, я предоставлю детали того, где и как ты сможешь забрать своего брата. Радуйся возможности, которую я даю, ведь это твой шанс доказать мою неправоту. Доказать, что ты способна сравниться с противником моего уровня. Знай, я летаю на протяжении веков, посвятив десятки лет каждому аспекту войны. Нет испытания выше этого. Я раскрою правду о тебе и освобожу Дейтон от твоей тирании!''
Он мрачно склонил голову, свет померк.
Я ожидал, что передача закончится. Однако на его лице вдруг появилась насмешливая улыбка, ярко блеснули безупречные зубы.
– ''Я боялся, что не выдержу этого'', – произнёс он, снова повернувшись и глядя как будто прямо на меня. – ''Просто так сложно воспринимать вас всерьёз. Мне дальше объявить войну муравейнику? Вы знаете, что такое муравейники? Порой трудно оценить, насколько примитивная система образов будет вам доступна''.
Он приблизился на шаг и присел на корточки, пока его лицо не оказалось на одном уровне с моим.
– ''Ваш язык так ограничен, так беден на нюансы. У вас есть термин для этого чувства сожаления о необходимости действия? Не сожаления о действии, которое необходимо, а о проистекающем из него удовольствии? Потому что оно недостойно тебя и отражает твои изъяны. А одна капля столь сладкого яда способна извратить твои намерения. Подточить решимость. Ведь за этой искрой удовольствия таится жажда большего. Жажда, удовлетворять которую губительно, но как же приятно ей потакать. Однако ты должен исполнять свой долг. Поэтому изо всех сил стараешься не насыщать этот голод, но обнаруживаешь, что твои победы пусты. Чтобы извлечь то же самое удовлетворение, нужно что-то ещё. И ты думаешь, что остаёшься на правильной стороне, так как продолжаешь страшиться того, чем можешь стать. Но, возможно, поначалу они все страшатся. Возможно, это первый шаг. У вас есть слово для такого?''
Он пристально смотрел на меня.
– Если это поможет, можно также сделать отсылку к балладе, которую поют со злобой к любимому. Или к отмене временного обещания. Или к ребёнку, узнающему о собственной смертности.
Я поймал себя на том, что качаю головой.
– ''Я так и думал''. – сказал он, вставая и отворачиваясь. – ''Чудо, что у вас вообще есть язык. К слову, я тебя не вижу, вовсе нет. Просто вы предсказуемы, даже для того, кто никогда не ходил Путём Провидца. Легко знать, где вы сядете. Что подумаете. Как отреагируете. Всё это уже видели прежде. И всё-таки я надеюсь, что моя маленькая речь спровоцирует ваше муравьиное гнездо на активность. Кстати, если ты не слыхал об этих насекомых, то тебе действительно следует поработать над этим. Поразительные создания, каждое стоит дюжины из вас.''
Он оглянулся через плечо на что-то, невидимое для меня, после чего напоследок вновь повернулся ко мне.
– ''И последнее. Прошу, передай своей музе, пусть не мучит себя. Несмотря на риторику, мои ожидания от нашей схватки невысоки, ведь провидцы моего народа, увы, уже раскрыли итог. Просто скажи ей постараться изо всех сил, и я обещаю сделать всё быстро.''