827
правок
Изменения
Перейти к навигации
Перейти к поиску
Новая страница: «{{Книга |Обложка =ScionsOfTheEmperor.jpg |Описание обложки = |Автор =Джеймс Сваллоу / James Sw...»
{{Книга
|Обложка =ScionsOfTheEmperor.jpg
|Описание обложки =
|Автор =Джеймс Сваллоу / James Swallow
|Переводчик =Хелбрехт
|Издательство =Black Library
|Серия книг =The Horus Heresy: The Primarchs
|Сборник = Scions of the Emperor
|Предыдущая книга =
|Следующая книга =
|Год издания =2019
}}
Ночи больше не было места над владениями Императорского Дворца.
Когда солнце Терры садилось за зазубренными горными пиками древней Гималазийской гряды, вспыхивала тысяча меньших звёзд, омывая огромные районы резким белым светом, благодаря которому армии дронов-илотов, кузнецов и каменотёсов могли продолжать трудиться. Паря высоко над залом Побед и спускаясь к агломерации Магнификан, флот автономных аэронефов перемещал огромные люминесцентные матрицы, чтобы день никогда не заканчивался, и освещение простиралось до Нисходящих склонов и внешних пределов города Просителей.
Золотое военное снаряжение сияло в нескончаемом свете, пока примарх Рогал Дорн наблюдал за ходом грандиозных фортификационных работ, автором которых он являлся. Всегда бескомпромиссный, мрачный и бдительный, он стоял на напоминавшей диск антигравитационной платформе.
Единственным спутником Дорна был механический слуга. Устройство напоминало птицу, кого-то из семейства ястребиных, и несло на спине похожую на зеркало вертикальную овальную раму. В оправе не было стекла, вместо этого она пульсировала сияющим синим светом, проецируя гололитические панели перед Дорном, пока тот перемещался по краю платформы. Время от времени Имперский Кулак притягивал руку к гололитическому изображению и вносил корректировки или изменял точки координат. Даже на этой поздней стадии всегда находились детали, которые требовали его личного внимания.
Мельчайшая ошибка в зазоре между двумя каменными плитами могла вызвать трещину, которая приведёт к обрушению защитной стены. Одна пропущенная в неправильном месте десятичная дробь способна привести к тому, что макропушка окажется без боеприпасов в самый разгар штурма.
''Ничего нельзя оставлять на волю случая''. Для Дорна эти слова стали мантрой. ''Все места будут защищены. Все двери заперты''. Пока он в силах, неудача невозможна. Он поклялся в этом и обновлял принесённый обет с каждым новым вечером, пока вторжение его заблудшего брата неумолимо приближалось.
Гор Луперкаль, да будет он навечно проклят, скоро придёт в Императорский Дворец, чтобы бросить открытый вызов их отцу, Императору. Дорн знал, что час этот близится, он чувствовал это генетически улучшенной кровью и костями. Когда пагубные корабли Гора затмят небеса Терры и спустят с привязи предателей и ставших их союзниками существ, стены под бронированными ботинками Дорна отразят их. Ни одна цитадель во всём Империуме, даже могучая “''Фаланга''”, ставшая звёздным домом для Кулаков, не была так укреплена, как бастион Императорского Дворца.
''По крайней мере, если мои работы будут закончены вовремя. Я могу только надеяться, что этого окажется достаточно''. Дорн мрачно лелеял эту мысль, когда направил платформу на север в сторону Аквиланской башни. Механический слуга последовал за примархом и уселся на перила диска. Дорн сделал ещё несколько примечаний, перенаправив легион каменщиков и сталеваров с работ во Внутренних садах на усиление полосы противотитановых укреплений в Западном квадранте.
Слишком много процессов отставало от графика. Слишком многое срывалось. Разумеется, без происшествий обойтись не могло, но Дорн знал разницу между несчастным случаем, ошибкой и саботажем.
В первые месяцы предпринимались открытые попытки сорвать строительство, нападения на оборудование и людей со стороны обманутых последователей заблудшего брата Дорна. С тех пор Имперские Кулаки и Кустодианская Гвардия преуспели в пресечении подобных наглых вылазок, но для того, чтобы разрушить работу вовсе не обязательно направлять на стройплощадку загруженный прометием танкер. Почти незаметные вмешательства и маленькие дела в правильных местах могли привести к значительным последствиям. Ошибочная отгрузка металлов. Недоедание в легионе илотов. Расчёт в чертеже, отличавшийся на несколько градусов от правильного. В строительном проекте такого эпического масштаба, каким являлось укрепление столицы Терры, всё это могло оказаться фатальными.
Дорн медленно и недовольно выдохнул, когда нашёл и исправил несогласованное значение. Порыв белого пара от выдоха на мгновение окутал его и рассеялся.
Он мог бы работать в световом проекционном зале одного из командных ярусов бастиона Бхаб, но предпочитал более прямое участие: находиться над городской панорамой в полярном холодном разреженном воздухе, грозившим заморозить смертного. Дорн испытывал потребность видеть всё собственными глазами, а не из вторых рук через гололит.
Так всё было по-настоящему. Здесь, наверху, Имперский Кулак слышал непрерывный грохот пневматических молотов и скрежет камня. Он чувствовал запахи пыли и выхлопных газов машин, работавших под помещённым сюда по его воле вечным дневным светом.
Тьма опустится достаточно скоро, когда придёт Гор, и все простые люди, что живут в стенах Императорского Дворца, взмолятся о свете.
Дорн посмотрел вниз, когда платформа неспешно остановилась. Он находился над Инвестиарием, и нахмурился, осматривая огромное здание. Это был прекрасный пример злодеяний, которые он совершил над великолепным трудом людей, над этим дворцом дворцов.
Некогда Инвестиарий представлял собой огромный амфитеатр шириной в добрых два километра, красивейшую арену для бережного хранения чудес, возвращённых со всех концов галактики. Дорн пролил на ней несколько капель пота, сражаясь в спортивных поединках со своими родственниками, под пристальными взорами высоких статуй, похожих на его братьев.
Но теперь это стало огромным хранилищем боеприпасов, переоборудованным в колоссальный склад взрывчатых веществ, в котором размещались мегатонны обычных снарядов, парабатареи и бочки прометия. Дорн пошёл на это, потому что удачно выбранное центральное положение арены позволяло ей находиться в пределах досягаемости для огневых позиций всего сектора, а углублённая конструкция была крепкой и прочной. Раньше её вид вызывал восхищение. Имперский Кулак перестроил её во что-то грубое и некрасивое.
– Когда я перестал обращать на это внимание? – Его слова потрескивали на холоде. В какой-то момент Дорн забыл о красоте, забыл, что оскверняет то, что делало это место настолько потрясающим. Красота потерялась в бесчисленных потребностях войны, исчезла под бременем долга; как некогда великолепный вид искусно украшенных стен Инвестиария скрылся под бременем нового камня бруталистических защит.
''Вы готовы снести их все?''
Вопрос всплыл в памяти. Малкадор сказал ему эти слова там, внизу, в амфитеатре. Сигиллит и он, в те лучшие времена, когда подозрения между ними ещё не стали такими явными и горькими.
“''Ещё одна жертва конфликта'', – подумал он. – ''Что ещё потеряется – или найдётся – в хаосе грядущей осады''”.
Его размышления прервал предупреждающий крик киберястреба и долю секунды спустя ушей Дорна достиг раскат грома.
Повернувшись в направлении звука, он заметил кольцо чёрного облака, которое поднималось над небольшой главной башней в центре бастиона Индомитор. В этой зоне находилась инспекционная бригада, проверявшая заброшенные здания на возможность сноса, чтобы использовать их гранитные фундаменты в качестве опор в других местах.
Но, насколько он помнил, там не размещалось ничего важного, ничего, что могло взорваться с такой силой, только художественные галереи и тому подобное. Дорн вспомнил, что Малкадор попросил его не трогать этот сектор, ссылаясь на неоценимую ценность сохранения хрупкой эзотерики. На что он возразил, что такие вещи ничего не будут значить, если защищавшие Дворец стены окажутся непрочными.
– Потребности войны, – пробормотал он, взяв управление платформы в свои гигантские руки. Спасательные флаеры, предупреждённые тем же сигналом тревоги, что всполошил ястреба, уже были в пути, чтобы изучить место взрыва, но Дорн находился близко и мог попасть туда первым. Он резко опустил диск и направил его к источнику дыма.
Это был минарет-депозитарий, одно из тысяч подобных зданий, которые располагались по всему Императорскому Дворцу. Уродливый шрам от ожога обезобразил одну из его сторон, и чёрный дым уже рассеивался сквозь дыру в конструкции.
Дорн сошёл с гравитационной платформы и увидел, что инспекционная бригада оставила во внутреннем дворе свой наземный транспорт. Большая шестиколёсная машина стояла тихо, и ноздри примарха задёргались, когда он приблизился к ней.
Внутри кровь. Он чувствовал хорошо знакомый ему запах человеческой смерти, без тяжёлого смешанного аромата жизненной составляющей легионера или резкости чего-то ксенорождённого. Он наткнулся на мертвеца, наполовину лежавшего на водительском сидении. Тело рабочего было расслабленным и ещё тёплым. Глаза налились кровью, и тёмная жидкость медленно сочилась из ушей и рта.
''Смерть от ударной волны''. Дорн классифицировал причину гибели мужчины с бесстрастием воина. Катастрофическое сверхдавление или оружие, использовавшее пульсирующие волны, могло убить таким способом, но вторичные повреждения не подтверждали подобный вывод.
Примарх достал оружие, внушительный искусно сделанный болтер, названный “''Голос Терры''”, и подаренный ему Адептус Кустодес в день, когда он был помазан, как Преторианец Терры. Сиявшее золотом, как и его силовая броня, оружие замерцало при искусственном дневном свете, когда Дорн направился в разрушенный минарет. Он двигался осторожно, если мятежники Гора снова осмелели – если они стояли за этим – то угроза могла быть серьёзной.
В башне он заметил любопытную архитектурную аномалию. Здание скрывало длинный коридор, ложную галерею, усеянную хитроумными арками, предназначенными для обмана невнимательного взгляда. Множество убитых покрывали пол, все погибли во время бегства. Дорн остановился осмотреть ближайшее тело и обнаружил ту же причину смерти, что и у рабочего в транспорте. Кроваво-красные глаза с невидящим взглядом смотрели с искажённого от боли лица.
Что-то тонкое и отдалённое шевельнулось в мыслях Дорна, вынуждая не идти дальше. И по правде говоря, ему следовало так и сделать, дождаться прибытия арбитров, подождать врачей и медицинских сервиторов. Это место оставалось опасной зоной, пока кто-то не разберётся, что здесь произошло, и многие сказали бы, что Рогал Дорн слишком важен, чтобы заниматься таким пустяком.
Но Рогал Дорн никогда не был из тех, кто соглашался с мыслью о том, что он не мог что-то сделать сам. Он шагнул вперёд. Двигался по галерее, осматривая каждый затенённый угол и тёмный альков в поиске любого намёка на угрозу.
Чем дальше он шёл, тем хуже становились смерти. Примарх видел мгновенно убитых гидростатическим импульсом рабочих, руки и ноги которых, словно взорвались изнутри. Другие тела заканчивались у шеи, обрубки окружал ореол измельчённого мозгового вещества и костей. А дальше встречались мёртвые, в которых невозможно было узнать людей, чьи трупы превратились в тёмно-красную жижу, забрызгавшую изысканно украшенные мраморные столбы и бледный оуслитовый потолок.
С каждым шагом запретное давление в мыслях Дорна обретало форму и силу. Создавалось впечатление, словно сам коридор не хотел, чтобы он шёл по нему, словно сами стены пытались оттолкнуть его. Дорн непроизвольно остановился, и крепче сжал рукоять "''Голоса" рукой'' в бронированной перчатке.
Конец коридора теперь находился в пределах видимости, и примарх мог различить, что он заканчивался вестибюлем, большую часть которого занимали две большие двери размером для сверхлюдей. Даже с такого расстояния Дорн мог догадаться, что произошло.
Он видел затухавшее плазменное пламя режущего инструмента, лежавшего на плиточном полу. От его владельца осталось только красное месиво, возможно, он и был тем незадачливым глупцом, который разрезал разбитую печать, ранее отгораживавшую вестибюль от остального мира.
''Что они активировали здесь? Какую черту невольно пересекли?''
На дверях были символы. Дорн сделал осторожный шаг и прищурился, чтобы лучше рассмотреть их.
И как только он сделал это, но прежде чем успел осознать всю полноту своего открытия, в воздух просочился едкий кислотный запах. Дорн узнал след колдовства. Он шёл в ловушку.
Сверхъестественный огонь вырвался из колонн, стен и пола. Таинственные символы вспыхнули, показав себя, среди обычных узоров плитки и каменной кладки были тщательно скрыты обереги. Псионические убийственные формы, вопящие сгустки сформированной из варп-материи эктоплазмы, напали на примарха со всех сторон.
Он отбросил их прочь и поднял болтер, взрывая тех, что находились вне пределов досягаемости. Каждый рассеивался с оглушительным воем силы, поражая его ударными волнами, достаточно мощными, чтобы пошатнулся даже Каменный Человек.
Дорн отступил на несколько шагов, собираясь с силами, и эфемерные нападавшие вернулись к породившим их психическим чарам. Сжав челюсти, примарх прицелился и направил огромные массреактивные снаряды в каждую исходную точку, из которой они появились. Когда выстрелы взорвали камень, потекли тонкие струйки органической жидкости, и он увидел то, что напоминало капли искусственно выращенного и скрытого в стенах мозгового вещества.
Он понял, что перед ним псионические автоматические мины. Варп-оружие, которое бездействовало, пока рабочая бригада невольно не потревожила его. Эти защитные устройства охраняли то, что лежало за пределами покоев в конце коридора. Но им нечего было здесь защищать. Дорн снова впился взглядом в далёкие двери, а затем направился назад во внутренний двор.
Когда он снова вернулся в искусственный день, группа арбитров и спасателей, которые прилетели на флаерах, выстроились в линию и отдали честь символом аквилы. Дорн не вернул приветствие и остановился только чтобы приказать старшему дежурному офицеру не входить в коридор.
Он бросил взгляд на ночное небо за пределами горящих огней на борту аэронефов, затем Дорн нажал на вокс-бусинку в горжете доспехов, открыв приоритетный канал связи с “''Фалангой''” на орбите.
– Слушайте меня, – обратился он к своим воинам. – Вы пойдёте в Секлюзиум в недрах нашей крепости. Моей властью вы откроете ворота и приведёте одного из братьев внутри. – Дорн бросил взгляд на пролом в стене минарета, когда вся тяжесть решения, которое он собирался принять, опустилась на его плечи. – Мне нужен библиарий.
– ''Как прикажете, милорд'', – раздался ответ.
Примарх не стал отвечать, его мысли остановились на том, что он видел в вестибюле в конце коридора. Пара гигантских дверей, созданных не для людей и даже не для легионеров, а для обладателей более крупного телосложения.
На этих входах лазером по металлу были выгравированы числовые символы: ''два'' и ''одиннадцать''.
Йоред Массак вышел из десантного отсека “Грозовой птицы” и нахмурился от резкого разнонаправленного света над головой. Как и любой родившийся на Инвите сын его легиона он не стал задумываться, почему его внезапно оторвали от медитации в глубоких пространствах “''Фаланги''”, понимая, что это было сделано по повелению его генетического предка, и поэтому являлось столь же непреложным, как если приказ был бы высечен в граните.
Но сейчас, когда Имперский Кулак ступил на Терру – ни много ни мало в пределах самого Императорского Дворца – ему было трудно сдержать поток хлынувших в мысли вопросов.
С тех пор как Никейский эдикт запретил использование псайкеров, таких как он, в рядах Легионес Астартес, брат Массак добровольно отказался от своего статуса воина либрариума и, следуя декрету лорда Дорна, согласился на изоляцию в огромном антипсайкерском Секлюзиуме вместе с товарищами-практиками и стал ''ждать''.
Эдикт освобождал их от обязательств перед легионами, как потенциальных проводников, через которых опасности инфернального варпа могли войти в материальное царство. Массак не мог отрицать истинность подобной угрозы, но он всегда полагал, что сыновья VII легиона были выше этого. Они были Имперскими Кулаками, бронированной перчаткой Императора. Не существовало испытания, способного их сломить.
Некоторые – слабые души, пойманные в моменты отчаяния – осмеливались думать, что лорд Дорн оставил своих библиариев, когда восстание магистра войны росло и ширилось, грозя сокрушить всё, но Массак избегал подобных эмоций. Примарх повиновался слову своего отца, а Кулаки повиновались их слову. Когда наступит подходящее время, Дорн призовёт их назад. Когда они понадобятся ему, они будут готовы.
“''Этот момент настал?''” – задумался Массак. Перед ним стоял его сеньор, высокий позолоченный страж, положивший одну ладонь на рукоять вычурного цепного меча, а другую в раздумьях прижав к подбородку. Библиарий склонил голову и ударил кулаком по нагруднику в приветствии:
– Я ответил на ваш вызов, милорд.
– Брат Массак, – размеренно произнёс Дорн, оценивающе посмотрев на него. – Мне нужны твои уникальные умения.
– Я готов.
Его генетический отец надолго замолчал. Он казался обеспокоенным.
– При других обстоятельствах тебя здесь не было бы. Но здесь есть опасность… Её происхождение для меня неясно, но твоё понимание не будет таким туманным. – Примарх рассказал ему о взрыве, погибшей инспекционной бригаде и спрятанном в стенах коридора оружии.
Массак слегка кивнул, поняв это, и библиарий не смог сдержаться и не показать на бездействующий психический капюшон, прикреплённый к силовой броне, и на вложенный в ножны меч на бедре.
– Признаюсь, сир, что не ожидал этого и не подготовил оружие и военное снаряжение.
Дорн поднял руку.
– Сегодня не тот день, – сказал примарх, предвосхищая вопрос Массака, прежде чем тот произнёс его. Надежды легионера разбились, пока его господин продолжал. – Время, о котором ты надеешься, ещё не настало, сын мой. Но здесь, в этом месте, есть опасность. Ты и такие как ты лучше всего могут понять её.
Дорн показал на минарет:
– Ты пойдёшь со мной. Ты расскажешь мне обо всём, что твои сверхъестественные чувства покажут тебе. Знай, что это решение я принял не сразу и тяжёлым сердцем. Для меня подобное неповиновение приказам отца – вынужденный шаг. – Затем примарх произнёс слова, которые одновременно наполнили Массака ликованием и страхом. – На этот день я приостанавливаю для тебя Никейский эдикт. Снова направь свои таланты на мою службу.
– Как прикажете, – прошептал Массак, и волна призрачной энергии пронзила его. Кристаллические матрицы психического капюшона загудели, и воин почувствовал себя обновлённым, живым, ''вооружённым''. Он стал прозревшим слепцом, эфирные таланты пробудились от бездействия, в котором томились так долго. Массак глубоко вздохнул и сосредоточился.
Мгновенно поток психических остаточных изображений хлынул в сенсориум библиария. Он почувствовал страх и благоговение в стоявших во внутреннем дворе людях, пока пылинки их ничем не примечательных жизненных сил вращались вокруг пламенного и могучего Дорна. Массак направился мимо этих поверхностных волнений к резонирующему эху предсмертных воплей, которые всё ещё гудели в местах гибели инспекционной бригады.
Дорн вошёл в коридор, Массак шагал рядом. В любое другое время воин был бы горд этим, но не сейчас и не здесь. Воздух наполнял не только запах убийства, но и дурные предчувствия.
Он внимательно осматривал тела и кровь, видя их очертания сквозь завесу реальности и в царстве теней имматериума, который бурлил невидимым океаном под материальным миром.
Люди рабочей бригады погибли быстро – или точнее их материальные оболочки погибли быстро. Псионические сущности, идолопоклонники могли бы назвать их душами, ещё продолжали медленно распадаться. Психическое оружие, которое содрало их энергию от грубой материи, было жестоким и мощным. Массака поразило, что устройства предназначались для таких простых целей как обычные люди, и он с тяжёлым сердцем рассказал об этом своему генетическому отцу.
Дорн согласно проворчал:
– Остались и другие?
Массак чувствовал их, пока шагал по коридору:
– Так точно, повелитель. И боюсь, что, пожалуй, они мощнее, чем уже использованные. Ожидают, когда их активируют. – И было что-то ещё, особенный телепатический след, который Массак знал, но не мог вспомнить.
''Подпись'', решил он. ''Психический почерк того, кто разместил здесь оружие''.
– Активируй их, – приказал Дорн, приготовив болтер и цепной меч.
Массак достал меч и вызвал внутри себя спящую молнию, которая, как он знал, таилась в его костях. Кристаллы психического капюшона вспыхнули белым светом, и библиарий резко вытянул вперёд руку, выпустив заряд энергии вдоль коридора.
Мерцающая молния отскочила от стены в пол, затем в потолок, и в каждом месте, которого она касалась, камень сгорал, открывая новые кипевшие таинственной энергией скрытые обереги. Рой визжащих многосторонних сфер чистого безумия вырвался из укрытий и устремился к ним.
– Вперёд! – прорычал Дорн и бросился в толпу, встретив атаку с невероятной сфокусированной свирепостью.
Массак подавил желание просто стоять в стороне и любоваться воинским мастерством примарха и сражался рядом с ним в короткой схватке. Мечи визжали, болты грохотали, и воины повергали лишённые разума убийственные формы, уничтожая их одну за другой.
Когда всё закончилось Дорн направился дальше, но Массак задержался. Библиарий подходил к каждой исходной точке пси-форм и проводил силовым мечом по вырезанным иероглифам, чтобы они не смогли восстановиться. Догнав своего господина, Массак услышал рокот его слов, прорубавших воздух.
– Я знаю эти покои, – размышлял примарх, когда они дошли до палаты перед двумя большими дверями. – Я помню их… Они были в другой части Дворца.
– Как это возможно? – спросил Массак. – Как…?
Его слова превратились в пепел, когда ужасающая тишина стиснула его. На библиария обрушились психические ощущения. Не только муки недавно погибших и пытки, которые претерпевали их духи, не только ненавистные отголоски пси-форм, но и тень гигантского психического присутствия. Разум хитроумного смертоносного великолепия, поступь которого невидимо окрашивала стены, и только такие, как Массак могли почувствовать её.
Вся мощь была сконцентрирована на дверях. Справа на медном портике красовалась вырезанная на старый манер цифра ''II''. Слева на точно таком же входе в стали была выгравирована цифра ''XI''. Массак не мог оторвать взгляда от этих злосчастных символов, и генетически изменённая кровь в его венах застыла.
– Второй и Одиннадцатый, – еле сумел произнести он. Говорить о них было запрещено осуждением самого Повелителя Человечества. Каждый сын каждого легиона, верный или предатель, знал слухи о двойной трагедии потерянных титанов, правда же об их утрате была навечно скрыта и непостижима.
Некогда Император создал двадцать сыновей, аспектов своей сущности, Рогал Дорн был одним из самых могучих среди них. Но двух примархов вычеркнули из списков чести задолго до восстания магистра войны, каждого поглотила катастрофа такого масштаба, что мало кто знал её подлинные размеры. Массак мог добавить только слухи и полуправду к своим знаниям, но глядя на лицо генетического отца, он понял, что Дорн глубоко в своих сердцах хранил суровую память об этой катастрофе.
– Мои братья… – примарх убрал оружие и направился к дверям. Дорн протянул обе руки и коснулся металла пальцами в бронированных перчатках. Псайкер редко видел такое почтение, такое сомнение в действиях Кулака.
– Если вы были бы сейчас здесь, что изменилось бы? – спросил Дорн холодный кисловатый воздух, словно забыл, что Массак ещё рядом. – Как изменился бы ход этой войны, если вы были бы вместе с нами? Или с ''ними?'' – Он покачал головой. – Хотел бы я знать.
Наконец Дорн убрал руки и оглянулся на сына-воина:
– Хотел бы я знать, что скажут о них в далёком будущем. Их будут помнить, Массак? Мы будем их помнить?
Вопрос казалось причинял Дорну физическое неудобство, и Массак видел, как мышцы напряглись на запавших щеках его повелителя.
– Что это за место? – осмелился спросить библиарий. – Сам воздух насыщен псионической силой.
– Это покои моих утраченных родственников, – ответил Дорн. – У меня есть такие же покои во владениях Дворца, как и у всех сыновей моего отца. Они редко используются, но поддерживаются в хорошем состоянии на случай необходимости. Принадлежавшие предателям закрыли с началом мятежа… – Он замолчал и нахмурился, когда оглянулся на двери. – Но эти… они должны находиться в другом месте.
Медленно и неумолимо поднимались мысли в разуме Массака, когда воспоминания связали здешний психический след с исходной точкой. Он вспомнил. Он узнал телепатическую подпись. Он ''знал'', кому она принадлежала.
Много лет назад Массак стоял в присутствии автора этих хитроумных ловушек во время Улланорского триумфа. Психическая аура была такой же сильной и различимой, как и тогда, задержавшись в эфире шёпотами неземной мощи.
– Сигиллит, – прошептал Массак. – Это – его работа. Ловушки, дверь, печати. Милорд, это настолько очевидно, как если он вырезал бы своё имя на стенах!
– Ты прав, – произнёс Малкадор, его одежды шелестели, когда он вошёл в приёмную из коридора позади них. Чёрный металлический посох звенел об испачканные кровью плиты пола. Ледяная иссушающая ярость сверкала в глазах старика, и Массак почувствовал, как колоссальное давление разума Сигиллита сдавило его. – Вы не должны находиться здесь, Рогал.
– Я знаю это место, – возразил Дорн. – Или нет? Воспоминания туманны. Они нечёткие. ''Как такое возможно!'' – прокричал последние слова примарх, его голос гремел. – Отец создал нас с идеальной памятью! Мы ''ничего'' не забываем! И всё же… – Он взмахнул рукой.
Малкадор посмотрел на Массака и кивнул дальше по коридору:
– Оставь нас. Ты не должен слышать о чём мы будем говорить.
Библиарий попытался открыть рот, чтобы возразить, но не смог. Двигаясь без сознательного контроля – борясь, но ''не'' в силах управлять собственным телом – Массак повернулся и направился по коридору к далёкому свету.
– Как ты посмел, Сигиллит. – В другое время Дорн соблюдал бы приличия и не позволил бы себе показать ярость, которая текла в нём, словно расплавленная сталь. Но наедине со стариком не было никакого смысла в подобном проявлении вежливости. – Мои сыновья не игрушки, чтобы ты играл с ними из прихоти!
– Ему нельзя позволить вспомнить то, что он увидел здесь. Ради общего блага он должен забыть.
Гнев Дорна вспыхнул:
– Вы непочтительно относитесь к моему легиону. Вы непочтительно относитесь ко мне!
– А Имперские Кулаки всегда почтительно относятся к регенту Терры, – язвительно возразил Малкадор.
– Я глубоко уважаю занимаемую вами должность, – не согласился Дорн.
– Но не занимающего её человека? – Горько усмехнулся Малкадор, но мгновение спустя смех исчез. – Вам не следовало входить в коридор, Рогал. Я говорил вам держаться подальше от этих зданий! – Он мрачно посмотрел на кровь на стенах. – Теперь вы понимаете почему. Это вторжение необходимо исправить. Оно будет вычеркнуто из истории, словно никогда не происходило… Я позабочусь об этом.
– Вы солгали мне об этом месте, – ответил Дорн, разочарование читалось на его лице. – Вы по-другому не можете, Малкадор? Даже в самых простых ваших словах всегда должна присутствовать ложь? – Он кивнул на обгоревшие останки. – Смерти эти верных имперских граждан на вашей совести, а не на моей. Но сомневаюсь, что вы даже заметили их.
Если в старике и было сожаление, то Дорн не увидел его. Сигиллит не стал отвечать на его высказывание, а вместо этого произнёс собственное:
– Могу представить, что вы сейчас думаете. Мне не нужно даже читать ваши мысли. Вы думаете о том, предатель ли я… Ни такой, как ваш брат Гор, хватающийся за голую власть и черпающий силы из злобы, а человек, который сам за себя. Интриган и игрок.
– Вы считаете себя верным, – прорычал Дорн. – Не сомневаюсь, что вы можете оправдать каждый свой кровавый поступок. Но ''кое-что'' из этого в вас есть. – Он отвёл взгляд. – Сигиллит играет галактикой, словно доской для регицида. Это место? Ваш очередной запутанный гамбит, очередная похороненная тайна. Я знаю это.
– Я делаю то же что и вы! – не сдержался Малкадор, и плазматическое пламя в железной корзинке на конце его посоха яростно вспыхнуло. – Я всегда делал только то, что мне поручили делать!
– Ещё одна ложь? – Дорн посмотрел на двойные двери, словно мог увидеть сквозь них силой воли. – В лучшем случае полуправда?
Что он нашёл в этих покоях, если бы вошёл? Какие ответы получит, какие наставления могут быть сокрыты внутри? Говорили, что трагедии утраченных примархов стали предвестниками раскола, с которым сейчас столкнулся Империум. Неужели это правда?
– Я никогда не лгал вам, – упорствовал Малкадор. – Скрывал кое-что от вас? Да. Переключал ваше внимание на что-то другое? И это так. Но в наших отношениях всегда была правда. Можете не верить мне, но знайте это. Из всех ваших родственников, Рогал, вы тот, кем я восхищаюсь сильнее всего.
– Не льстите мне, – резко ответил он. – Меня не волнуют такие вещи. Мне нужны ответы, старик! Вы отослали Массака, остались только мы двое. Говорите!
– Это место сокрыто по серьёзной причине. Наследие потерянных хранит в себе слишком много сомнений, слишком много горьких истин, которые только пошатнут равновесие нашего драгоценного Империума. Сейчас не время тянуть за эти нити. Сын Инвита!
– Если не сейчас, то, когда? – не уступал Дорн. – Что если там есть ответ, способ…
– Способ закончить войну? – Малкадор покачал головой. – Это слова человека, проклятого надеждой! Я говорю вам: за этими барьерами нет ничего кроме горя, – вздохнул он. – Возможно, когда весы снова обретут равновесие и Гора поставят на колени, эти вопросы можно будет задать. Но только тогда!
– Я знал их, – Дорн сделал ещё шаг к дверям, молча пытаясь погрузиться в воспоминания о двух братьях. Не все примархи могли сказать, что дышали одним воздухом с утраченными сыновьями, но Дорн был одним из немногих. Он был с ними, пусть и не долго.
– Вы когда-нибудь задумывались, почему никто не говорит о них? – спросил Сигиллит. – Конечно, всем, кто знает о потерянных, запрещено открыто говорить об их существовании. Однако при отсутствии фактов люди всегда начинают строить предположения. Но не вы. Примархи никогда не говорят о своих потерянных родственниках иначе, чем в самых расплывчатых выражениях. Вы когда-нибудь задумывались почему?
– Как вы уже сказали, нам запретили говорить.
– Даже когда вы вдали от взора вашего отца? Даже когда никто не узнал бы о таком разговоре? Спросите себя, почему ваши мысли всегда соскальзывают и проходят мимо. – Малкадор наклонил голову. – Как их звали, Рогал? – Сигиллит казался почти печальным, когда спросил его. – Ваших исчезнувших братьев. Назовите их имена и титулы.
Дорн попытался ухватиться за смутное воспоминание, сформулировать мучившие его вопросы, но снова совершенная эйдетическая память ''подвела'' его. Он видел только фантомы тех моментов. Удержать их было всё равно что пытаться схватить пальцами дым.
– Их звали… – его могучий голос дрогнул. Он разочаровано нахмурился. – Они…
К своему ужасу Дорн понял, что он ''не знает''. Осведомлённость была: он почти видел очертания знания на далёком горизонте своих мыслей. Но оно отступало ото всех попыток рассмотреть его тщательнее. Каждый раз, когда он пытался создать воспоминание о потерянном, это было похоже на борьбу с приливной волной. ''Всё остальное ясно, но они – призраки в моём разуме''.
Имперский Кулак испытывал невозможное. Каждое известное событие его жизни было открыто для него, словно страницы огромной книги.
''Но не эти события''.
– Со мной что-то сделали. – В груди снова зародилась ярость, вскипая от осознания подобного оскорбления. – Вы стоите за этим! – Дорн повернулся, и взмахнул цепным мечом, устремив сияющую дугу смертоносного металла в сгорбленную и прикрытую плащом фигуру Малкадора. – Вы окутали мою память! Вы вторглись в мой разум… Я должен зарубить вас за это!
Сигиллит никак не отреагировал на угрозу.
– Не только в ваш. Жиллимана и остальных, кто встречал их. – Он дал время осознать свои слова. – Воспоминания чрезвычайно трудно извлечь, – продолжил Малкадор. – Даже у обычного человека. Для мозга же настолько сложного и отлично спроектированного, как у примарха, задача становится во истину титанической. Представьте дерево в земле, растущее из паутины корней. Как можно удалить его, не потревожив ни единого атома почвы? Память нельзя вырезать и исправить, как мнемоническую катушку. Она существует, как голографическая проекция, во множестве измерений. Но её можно ''подправить''.
– Отец позволил это? – Меч Дорна не дрогнул.
– Он не стал останавливать вас.
– Останавливать ''меня?'' – прищурился примарх.
Малкадор медленно попятился, подальше от смертоносной дуги искусно украшенного меча.
– Потеря Второго и Одиннадцатого стала тяжёлой раной для нас и угрожала идеалам, лежавшим в основе Великого крестового похода. Она разрушила бы всё, что мы построили в стремлении воссоединить человечество и изгнать врагов. Необходимо было что-то предпринять. – Он встретил пристальный взгляд Дорна. – Оставленные ими легионеры, лишившиеся лидеров и покинутые, являлись слишком ценным ресурсом, чтобы от него отказаться. Они не разделили судьбу своих отцов. Вы и Робаут выступили на их стороне, но не помните этого. – Малкадор кивнул сам себе. – Мне выпал жребий наблюдать, как они приспосабливаются к новым обстоятельствам.
– Вы отняли у них воспоминания.
– Я даровал им милосердие! – оскорбился Малкадор. – Второй шанс!
– Какое милосердие может быть во лжи? – громко возразил Дорн.
– Спросите себя! – Сигиллит ткнул горящим навершием посоха в сторону примарха. – Хотите знать правду, Рогал? ''Вы'' приказали окутать вас! Вы сказали мне сделать это. Вы с Робаутом придумали этот план и дали мне разрешение!
Дорн нахмурился ещё сильнее:
– Я никогда не одобрил бы подобного.
– Неправда! – Малкадор ударил основанием посоха в пол, лязгом металла подчёркивая сказанное. – Судьба потерянных была такой, что вы охотно позволили это. Вы стремились спрятать подобное знание.
Новое опровержение сформировалось в горле Дорна, но он сдержал его. Он отбросил гнев и изучил возможность отрешённым холодным взглядом Преторианца.
''Мог ли я пойти на такое? Если дело было достаточно серьёзным, стал бы я настолько прагматичным и бесчувственным, чтобы отдать такой приказ?''
Дорн инстинктивно знал ответ. Безусловно, да.
Если Империум окажется под угрозой, он отдаст за него жизнь. Стоимость некоторых воспоминаний, кусочек его чести, являлись той ценой, которую он вполне готов заплатить.
Малкадор подошёл к нему, оставив посох на месте. Костлявая рука с длинными пальцами показалась из широкого рукава его монашеских одежд, и Сигиллит протянул её, остановив перед лицом Дорна. Вспыхнули искры сверхъестественного света.
– Я покажу вам, – сказал псайкер. – Ненадолго я позволю вам вспомнить. Вы узнаете, почему потерянное должно оставаться тайной.
Дорн закрыл глаза и ледяной огонь вспыхнул позади них. У него перехватило дыхание, когда глубоко внутри на мгновение рассеялась тень.
Он шёл по запачканному кровью коридору и с каждым шагом вновь пробуждённая память отступала всё глубже во мрак.
Дорн чувствовал, как она исчезала. Он знал, что к тому времени, как достигнет выхода, от неё не останется ничего. Правда, которую он мельком увидел, скрытая, показанная, а теперь скрытая снова, становилась преходящей и эфемерной.
Он не сомневался в показанном Малкадором. Дорн достаточно хорошо знал собственный разум и был вполне уверен, что Сигиллит не спроецировал какую-то колдовскую иллюзию в его мысли. Примарх пробудился от навеянного забытья считанные секунды спустя, но он чувствовал на себе бремя нескольких дней. Когда он открыл глаза, то не увидел ни малейших следов присутствия Сигиллита.
Имперский Кулак не принимал многое из того, что говорил и делал псайкер, и несмотря на утверждение Малкадора, что тот был искренен с ним, у Дорна оставались сомнения, которые никогда не развеются.
''Но не в этом случае''. В этом он был уверен.
Потерянных больше не было и хорошо, что их больше не было. Постигшие их великие неудачи разрушились в уме Дорна, но оставили после себя уверенность.
''Произошедшее могло бросить тень на всё. Теперь Дорн знал это. Кровоточащая и ненавистная правда ясна для меня. Если они сейчас были бы с нами… Мы уже проиграли бы эту войну.''
Он вышел под искусственный дневной свет и обнаружил ожидавшего его Массака. Позади легионера на расстоянии держались спасательные бригады и арбитры, зная, что произошедшее в башне не являлось их делом. К завтрашнему дню никто из них не вспомнит о том, что увидел.
– Милорд… – начал Массак. – Простите, меня вынудили…
Дорн отклонил извинения:
– Ты исполнил свой долг, Йоред.
Массак принял сказанное, склонив голову, и затем посмотрел на зиявшую в стене минарета трещину:
– Что с покоями? Какие ваши приказы?
Примарх на мгновение задумался, ища в своих мыслях вопросы, на которые не получил ответов. Воспоминания о разговоре внутри минарета уже поблекли, превратились в ничто. Он нашёл только твёрдую, как гранит решительность в том, что должно было быть сделано.
– Похороните это место, – сказал он Массаку. – Теперь это только гробница. Оно будет забыто.
[[Категория:Warhammer 40,000]]
[[Категория:Империум]]
[[Категория:Космический Десант]]
[[Категория:Имперские Кулаки]]
[[Категория:Ересь Гора / Horus Heresy]]
[[Категория:Джеймс Сваллоу / James Swallow]]
|Обложка =ScionsOfTheEmperor.jpg
|Описание обложки =
|Автор =Джеймс Сваллоу / James Swallow
|Переводчик =Хелбрехт
|Издательство =Black Library
|Серия книг =The Horus Heresy: The Primarchs
|Сборник = Scions of the Emperor
|Предыдущая книга =
|Следующая книга =
|Год издания =2019
}}
Ночи больше не было места над владениями Императорского Дворца.
Когда солнце Терры садилось за зазубренными горными пиками древней Гималазийской гряды, вспыхивала тысяча меньших звёзд, омывая огромные районы резким белым светом, благодаря которому армии дронов-илотов, кузнецов и каменотёсов могли продолжать трудиться. Паря высоко над залом Побед и спускаясь к агломерации Магнификан, флот автономных аэронефов перемещал огромные люминесцентные матрицы, чтобы день никогда не заканчивался, и освещение простиралось до Нисходящих склонов и внешних пределов города Просителей.
Золотое военное снаряжение сияло в нескончаемом свете, пока примарх Рогал Дорн наблюдал за ходом грандиозных фортификационных работ, автором которых он являлся. Всегда бескомпромиссный, мрачный и бдительный, он стоял на напоминавшей диск антигравитационной платформе.
Единственным спутником Дорна был механический слуга. Устройство напоминало птицу, кого-то из семейства ястребиных, и несло на спине похожую на зеркало вертикальную овальную раму. В оправе не было стекла, вместо этого она пульсировала сияющим синим светом, проецируя гололитические панели перед Дорном, пока тот перемещался по краю платформы. Время от времени Имперский Кулак притягивал руку к гололитическому изображению и вносил корректировки или изменял точки координат. Даже на этой поздней стадии всегда находились детали, которые требовали его личного внимания.
Мельчайшая ошибка в зазоре между двумя каменными плитами могла вызвать трещину, которая приведёт к обрушению защитной стены. Одна пропущенная в неправильном месте десятичная дробь способна привести к тому, что макропушка окажется без боеприпасов в самый разгар штурма.
''Ничего нельзя оставлять на волю случая''. Для Дорна эти слова стали мантрой. ''Все места будут защищены. Все двери заперты''. Пока он в силах, неудача невозможна. Он поклялся в этом и обновлял принесённый обет с каждым новым вечером, пока вторжение его заблудшего брата неумолимо приближалось.
Гор Луперкаль, да будет он навечно проклят, скоро придёт в Императорский Дворец, чтобы бросить открытый вызов их отцу, Императору. Дорн знал, что час этот близится, он чувствовал это генетически улучшенной кровью и костями. Когда пагубные корабли Гора затмят небеса Терры и спустят с привязи предателей и ставших их союзниками существ, стены под бронированными ботинками Дорна отразят их. Ни одна цитадель во всём Империуме, даже могучая “''Фаланга''”, ставшая звёздным домом для Кулаков, не была так укреплена, как бастион Императорского Дворца.
''По крайней мере, если мои работы будут закончены вовремя. Я могу только надеяться, что этого окажется достаточно''. Дорн мрачно лелеял эту мысль, когда направил платформу на север в сторону Аквиланской башни. Механический слуга последовал за примархом и уселся на перила диска. Дорн сделал ещё несколько примечаний, перенаправив легион каменщиков и сталеваров с работ во Внутренних садах на усиление полосы противотитановых укреплений в Западном квадранте.
Слишком много процессов отставало от графика. Слишком многое срывалось. Разумеется, без происшествий обойтись не могло, но Дорн знал разницу между несчастным случаем, ошибкой и саботажем.
В первые месяцы предпринимались открытые попытки сорвать строительство, нападения на оборудование и людей со стороны обманутых последователей заблудшего брата Дорна. С тех пор Имперские Кулаки и Кустодианская Гвардия преуспели в пресечении подобных наглых вылазок, но для того, чтобы разрушить работу вовсе не обязательно направлять на стройплощадку загруженный прометием танкер. Почти незаметные вмешательства и маленькие дела в правильных местах могли привести к значительным последствиям. Ошибочная отгрузка металлов. Недоедание в легионе илотов. Расчёт в чертеже, отличавшийся на несколько градусов от правильного. В строительном проекте такого эпического масштаба, каким являлось укрепление столицы Терры, всё это могло оказаться фатальными.
Дорн медленно и недовольно выдохнул, когда нашёл и исправил несогласованное значение. Порыв белого пара от выдоха на мгновение окутал его и рассеялся.
Он мог бы работать в световом проекционном зале одного из командных ярусов бастиона Бхаб, но предпочитал более прямое участие: находиться над городской панорамой в полярном холодном разреженном воздухе, грозившим заморозить смертного. Дорн испытывал потребность видеть всё собственными глазами, а не из вторых рук через гололит.
Так всё было по-настоящему. Здесь, наверху, Имперский Кулак слышал непрерывный грохот пневматических молотов и скрежет камня. Он чувствовал запахи пыли и выхлопных газов машин, работавших под помещённым сюда по его воле вечным дневным светом.
Тьма опустится достаточно скоро, когда придёт Гор, и все простые люди, что живут в стенах Императорского Дворца, взмолятся о свете.
Дорн посмотрел вниз, когда платформа неспешно остановилась. Он находился над Инвестиарием, и нахмурился, осматривая огромное здание. Это был прекрасный пример злодеяний, которые он совершил над великолепным трудом людей, над этим дворцом дворцов.
Некогда Инвестиарий представлял собой огромный амфитеатр шириной в добрых два километра, красивейшую арену для бережного хранения чудес, возвращённых со всех концов галактики. Дорн пролил на ней несколько капель пота, сражаясь в спортивных поединках со своими родственниками, под пристальными взорами высоких статуй, похожих на его братьев.
Но теперь это стало огромным хранилищем боеприпасов, переоборудованным в колоссальный склад взрывчатых веществ, в котором размещались мегатонны обычных снарядов, парабатареи и бочки прометия. Дорн пошёл на это, потому что удачно выбранное центральное положение арены позволяло ей находиться в пределах досягаемости для огневых позиций всего сектора, а углублённая конструкция была крепкой и прочной. Раньше её вид вызывал восхищение. Имперский Кулак перестроил её во что-то грубое и некрасивое.
– Когда я перестал обращать на это внимание? – Его слова потрескивали на холоде. В какой-то момент Дорн забыл о красоте, забыл, что оскверняет то, что делало это место настолько потрясающим. Красота потерялась в бесчисленных потребностях войны, исчезла под бременем долга; как некогда великолепный вид искусно украшенных стен Инвестиария скрылся под бременем нового камня бруталистических защит.
''Вы готовы снести их все?''
Вопрос всплыл в памяти. Малкадор сказал ему эти слова там, внизу, в амфитеатре. Сигиллит и он, в те лучшие времена, когда подозрения между ними ещё не стали такими явными и горькими.
“''Ещё одна жертва конфликта'', – подумал он. – ''Что ещё потеряется – или найдётся – в хаосе грядущей осады''”.
Его размышления прервал предупреждающий крик киберястреба и долю секунды спустя ушей Дорна достиг раскат грома.
Повернувшись в направлении звука, он заметил кольцо чёрного облака, которое поднималось над небольшой главной башней в центре бастиона Индомитор. В этой зоне находилась инспекционная бригада, проверявшая заброшенные здания на возможность сноса, чтобы использовать их гранитные фундаменты в качестве опор в других местах.
Но, насколько он помнил, там не размещалось ничего важного, ничего, что могло взорваться с такой силой, только художественные галереи и тому подобное. Дорн вспомнил, что Малкадор попросил его не трогать этот сектор, ссылаясь на неоценимую ценность сохранения хрупкой эзотерики. На что он возразил, что такие вещи ничего не будут значить, если защищавшие Дворец стены окажутся непрочными.
– Потребности войны, – пробормотал он, взяв управление платформы в свои гигантские руки. Спасательные флаеры, предупреждённые тем же сигналом тревоги, что всполошил ястреба, уже были в пути, чтобы изучить место взрыва, но Дорн находился близко и мог попасть туда первым. Он резко опустил диск и направил его к источнику дыма.
Это был минарет-депозитарий, одно из тысяч подобных зданий, которые располагались по всему Императорскому Дворцу. Уродливый шрам от ожога обезобразил одну из его сторон, и чёрный дым уже рассеивался сквозь дыру в конструкции.
Дорн сошёл с гравитационной платформы и увидел, что инспекционная бригада оставила во внутреннем дворе свой наземный транспорт. Большая шестиколёсная машина стояла тихо, и ноздри примарха задёргались, когда он приблизился к ней.
Внутри кровь. Он чувствовал хорошо знакомый ему запах человеческой смерти, без тяжёлого смешанного аромата жизненной составляющей легионера или резкости чего-то ксенорождённого. Он наткнулся на мертвеца, наполовину лежавшего на водительском сидении. Тело рабочего было расслабленным и ещё тёплым. Глаза налились кровью, и тёмная жидкость медленно сочилась из ушей и рта.
''Смерть от ударной волны''. Дорн классифицировал причину гибели мужчины с бесстрастием воина. Катастрофическое сверхдавление или оружие, использовавшее пульсирующие волны, могло убить таким способом, но вторичные повреждения не подтверждали подобный вывод.
Примарх достал оружие, внушительный искусно сделанный болтер, названный “''Голос Терры''”, и подаренный ему Адептус Кустодес в день, когда он был помазан, как Преторианец Терры. Сиявшее золотом, как и его силовая броня, оружие замерцало при искусственном дневном свете, когда Дорн направился в разрушенный минарет. Он двигался осторожно, если мятежники Гора снова осмелели – если они стояли за этим – то угроза могла быть серьёзной.
В башне он заметил любопытную архитектурную аномалию. Здание скрывало длинный коридор, ложную галерею, усеянную хитроумными арками, предназначенными для обмана невнимательного взгляда. Множество убитых покрывали пол, все погибли во время бегства. Дорн остановился осмотреть ближайшее тело и обнаружил ту же причину смерти, что и у рабочего в транспорте. Кроваво-красные глаза с невидящим взглядом смотрели с искажённого от боли лица.
Что-то тонкое и отдалённое шевельнулось в мыслях Дорна, вынуждая не идти дальше. И по правде говоря, ему следовало так и сделать, дождаться прибытия арбитров, подождать врачей и медицинских сервиторов. Это место оставалось опасной зоной, пока кто-то не разберётся, что здесь произошло, и многие сказали бы, что Рогал Дорн слишком важен, чтобы заниматься таким пустяком.
Но Рогал Дорн никогда не был из тех, кто соглашался с мыслью о том, что он не мог что-то сделать сам. Он шагнул вперёд. Двигался по галерее, осматривая каждый затенённый угол и тёмный альков в поиске любого намёка на угрозу.
Чем дальше он шёл, тем хуже становились смерти. Примарх видел мгновенно убитых гидростатическим импульсом рабочих, руки и ноги которых, словно взорвались изнутри. Другие тела заканчивались у шеи, обрубки окружал ореол измельчённого мозгового вещества и костей. А дальше встречались мёртвые, в которых невозможно было узнать людей, чьи трупы превратились в тёмно-красную жижу, забрызгавшую изысканно украшенные мраморные столбы и бледный оуслитовый потолок.
С каждым шагом запретное давление в мыслях Дорна обретало форму и силу. Создавалось впечатление, словно сам коридор не хотел, чтобы он шёл по нему, словно сами стены пытались оттолкнуть его. Дорн непроизвольно остановился, и крепче сжал рукоять "''Голоса" рукой'' в бронированной перчатке.
Конец коридора теперь находился в пределах видимости, и примарх мог различить, что он заканчивался вестибюлем, большую часть которого занимали две большие двери размером для сверхлюдей. Даже с такого расстояния Дорн мог догадаться, что произошло.
Он видел затухавшее плазменное пламя режущего инструмента, лежавшего на плиточном полу. От его владельца осталось только красное месиво, возможно, он и был тем незадачливым глупцом, который разрезал разбитую печать, ранее отгораживавшую вестибюль от остального мира.
''Что они активировали здесь? Какую черту невольно пересекли?''
На дверях были символы. Дорн сделал осторожный шаг и прищурился, чтобы лучше рассмотреть их.
И как только он сделал это, но прежде чем успел осознать всю полноту своего открытия, в воздух просочился едкий кислотный запах. Дорн узнал след колдовства. Он шёл в ловушку.
Сверхъестественный огонь вырвался из колонн, стен и пола. Таинственные символы вспыхнули, показав себя, среди обычных узоров плитки и каменной кладки были тщательно скрыты обереги. Псионические убийственные формы, вопящие сгустки сформированной из варп-материи эктоплазмы, напали на примарха со всех сторон.
Он отбросил их прочь и поднял болтер, взрывая тех, что находились вне пределов досягаемости. Каждый рассеивался с оглушительным воем силы, поражая его ударными волнами, достаточно мощными, чтобы пошатнулся даже Каменный Человек.
Дорн отступил на несколько шагов, собираясь с силами, и эфемерные нападавшие вернулись к породившим их психическим чарам. Сжав челюсти, примарх прицелился и направил огромные массреактивные снаряды в каждую исходную точку, из которой они появились. Когда выстрелы взорвали камень, потекли тонкие струйки органической жидкости, и он увидел то, что напоминало капли искусственно выращенного и скрытого в стенах мозгового вещества.
Он понял, что перед ним псионические автоматические мины. Варп-оружие, которое бездействовало, пока рабочая бригада невольно не потревожила его. Эти защитные устройства охраняли то, что лежало за пределами покоев в конце коридора. Но им нечего было здесь защищать. Дорн снова впился взглядом в далёкие двери, а затем направился назад во внутренний двор.
Когда он снова вернулся в искусственный день, группа арбитров и спасателей, которые прилетели на флаерах, выстроились в линию и отдали честь символом аквилы. Дорн не вернул приветствие и остановился только чтобы приказать старшему дежурному офицеру не входить в коридор.
Он бросил взгляд на ночное небо за пределами горящих огней на борту аэронефов, затем Дорн нажал на вокс-бусинку в горжете доспехов, открыв приоритетный канал связи с “''Фалангой''” на орбите.
– Слушайте меня, – обратился он к своим воинам. – Вы пойдёте в Секлюзиум в недрах нашей крепости. Моей властью вы откроете ворота и приведёте одного из братьев внутри. – Дорн бросил взгляд на пролом в стене минарета, когда вся тяжесть решения, которое он собирался принять, опустилась на его плечи. – Мне нужен библиарий.
– ''Как прикажете, милорд'', – раздался ответ.
Примарх не стал отвечать, его мысли остановились на том, что он видел в вестибюле в конце коридора. Пара гигантских дверей, созданных не для людей и даже не для легионеров, а для обладателей более крупного телосложения.
На этих входах лазером по металлу были выгравированы числовые символы: ''два'' и ''одиннадцать''.
Йоред Массак вышел из десантного отсека “Грозовой птицы” и нахмурился от резкого разнонаправленного света над головой. Как и любой родившийся на Инвите сын его легиона он не стал задумываться, почему его внезапно оторвали от медитации в глубоких пространствах “''Фаланги''”, понимая, что это было сделано по повелению его генетического предка, и поэтому являлось столь же непреложным, как если приказ был бы высечен в граните.
Но сейчас, когда Имперский Кулак ступил на Терру – ни много ни мало в пределах самого Императорского Дворца – ему было трудно сдержать поток хлынувших в мысли вопросов.
С тех пор как Никейский эдикт запретил использование псайкеров, таких как он, в рядах Легионес Астартес, брат Массак добровольно отказался от своего статуса воина либрариума и, следуя декрету лорда Дорна, согласился на изоляцию в огромном антипсайкерском Секлюзиуме вместе с товарищами-практиками и стал ''ждать''.
Эдикт освобождал их от обязательств перед легионами, как потенциальных проводников, через которых опасности инфернального варпа могли войти в материальное царство. Массак не мог отрицать истинность подобной угрозы, но он всегда полагал, что сыновья VII легиона были выше этого. Они были Имперскими Кулаками, бронированной перчаткой Императора. Не существовало испытания, способного их сломить.
Некоторые – слабые души, пойманные в моменты отчаяния – осмеливались думать, что лорд Дорн оставил своих библиариев, когда восстание магистра войны росло и ширилось, грозя сокрушить всё, но Массак избегал подобных эмоций. Примарх повиновался слову своего отца, а Кулаки повиновались их слову. Когда наступит подходящее время, Дорн призовёт их назад. Когда они понадобятся ему, они будут готовы.
“''Этот момент настал?''” – задумался Массак. Перед ним стоял его сеньор, высокий позолоченный страж, положивший одну ладонь на рукоять вычурного цепного меча, а другую в раздумьях прижав к подбородку. Библиарий склонил голову и ударил кулаком по нагруднику в приветствии:
– Я ответил на ваш вызов, милорд.
– Брат Массак, – размеренно произнёс Дорн, оценивающе посмотрев на него. – Мне нужны твои уникальные умения.
– Я готов.
Его генетический отец надолго замолчал. Он казался обеспокоенным.
– При других обстоятельствах тебя здесь не было бы. Но здесь есть опасность… Её происхождение для меня неясно, но твоё понимание не будет таким туманным. – Примарх рассказал ему о взрыве, погибшей инспекционной бригаде и спрятанном в стенах коридора оружии.
Массак слегка кивнул, поняв это, и библиарий не смог сдержаться и не показать на бездействующий психический капюшон, прикреплённый к силовой броне, и на вложенный в ножны меч на бедре.
– Признаюсь, сир, что не ожидал этого и не подготовил оружие и военное снаряжение.
Дорн поднял руку.
– Сегодня не тот день, – сказал примарх, предвосхищая вопрос Массака, прежде чем тот произнёс его. Надежды легионера разбились, пока его господин продолжал. – Время, о котором ты надеешься, ещё не настало, сын мой. Но здесь, в этом месте, есть опасность. Ты и такие как ты лучше всего могут понять её.
Дорн показал на минарет:
– Ты пойдёшь со мной. Ты расскажешь мне обо всём, что твои сверхъестественные чувства покажут тебе. Знай, что это решение я принял не сразу и тяжёлым сердцем. Для меня подобное неповиновение приказам отца – вынужденный шаг. – Затем примарх произнёс слова, которые одновременно наполнили Массака ликованием и страхом. – На этот день я приостанавливаю для тебя Никейский эдикт. Снова направь свои таланты на мою службу.
– Как прикажете, – прошептал Массак, и волна призрачной энергии пронзила его. Кристаллические матрицы психического капюшона загудели, и воин почувствовал себя обновлённым, живым, ''вооружённым''. Он стал прозревшим слепцом, эфирные таланты пробудились от бездействия, в котором томились так долго. Массак глубоко вздохнул и сосредоточился.
Мгновенно поток психических остаточных изображений хлынул в сенсориум библиария. Он почувствовал страх и благоговение в стоявших во внутреннем дворе людях, пока пылинки их ничем не примечательных жизненных сил вращались вокруг пламенного и могучего Дорна. Массак направился мимо этих поверхностных волнений к резонирующему эху предсмертных воплей, которые всё ещё гудели в местах гибели инспекционной бригады.
Дорн вошёл в коридор, Массак шагал рядом. В любое другое время воин был бы горд этим, но не сейчас и не здесь. Воздух наполнял не только запах убийства, но и дурные предчувствия.
Он внимательно осматривал тела и кровь, видя их очертания сквозь завесу реальности и в царстве теней имматериума, который бурлил невидимым океаном под материальным миром.
Люди рабочей бригады погибли быстро – или точнее их материальные оболочки погибли быстро. Псионические сущности, идолопоклонники могли бы назвать их душами, ещё продолжали медленно распадаться. Психическое оружие, которое содрало их энергию от грубой материи, было жестоким и мощным. Массака поразило, что устройства предназначались для таких простых целей как обычные люди, и он с тяжёлым сердцем рассказал об этом своему генетическому отцу.
Дорн согласно проворчал:
– Остались и другие?
Массак чувствовал их, пока шагал по коридору:
– Так точно, повелитель. И боюсь, что, пожалуй, они мощнее, чем уже использованные. Ожидают, когда их активируют. – И было что-то ещё, особенный телепатический след, который Массак знал, но не мог вспомнить.
''Подпись'', решил он. ''Психический почерк того, кто разместил здесь оружие''.
– Активируй их, – приказал Дорн, приготовив болтер и цепной меч.
Массак достал меч и вызвал внутри себя спящую молнию, которая, как он знал, таилась в его костях. Кристаллы психического капюшона вспыхнули белым светом, и библиарий резко вытянул вперёд руку, выпустив заряд энергии вдоль коридора.
Мерцающая молния отскочила от стены в пол, затем в потолок, и в каждом месте, которого она касалась, камень сгорал, открывая новые кипевшие таинственной энергией скрытые обереги. Рой визжащих многосторонних сфер чистого безумия вырвался из укрытий и устремился к ним.
– Вперёд! – прорычал Дорн и бросился в толпу, встретив атаку с невероятной сфокусированной свирепостью.
Массак подавил желание просто стоять в стороне и любоваться воинским мастерством примарха и сражался рядом с ним в короткой схватке. Мечи визжали, болты грохотали, и воины повергали лишённые разума убийственные формы, уничтожая их одну за другой.
Когда всё закончилось Дорн направился дальше, но Массак задержался. Библиарий подходил к каждой исходной точке пси-форм и проводил силовым мечом по вырезанным иероглифам, чтобы они не смогли восстановиться. Догнав своего господина, Массак услышал рокот его слов, прорубавших воздух.
– Я знаю эти покои, – размышлял примарх, когда они дошли до палаты перед двумя большими дверями. – Я помню их… Они были в другой части Дворца.
– Как это возможно? – спросил Массак. – Как…?
Его слова превратились в пепел, когда ужасающая тишина стиснула его. На библиария обрушились психические ощущения. Не только муки недавно погибших и пытки, которые претерпевали их духи, не только ненавистные отголоски пси-форм, но и тень гигантского психического присутствия. Разум хитроумного смертоносного великолепия, поступь которого невидимо окрашивала стены, и только такие, как Массак могли почувствовать её.
Вся мощь была сконцентрирована на дверях. Справа на медном портике красовалась вырезанная на старый манер цифра ''II''. Слева на точно таком же входе в стали была выгравирована цифра ''XI''. Массак не мог оторвать взгляда от этих злосчастных символов, и генетически изменённая кровь в его венах застыла.
– Второй и Одиннадцатый, – еле сумел произнести он. Говорить о них было запрещено осуждением самого Повелителя Человечества. Каждый сын каждого легиона, верный или предатель, знал слухи о двойной трагедии потерянных титанов, правда же об их утрате была навечно скрыта и непостижима.
Некогда Император создал двадцать сыновей, аспектов своей сущности, Рогал Дорн был одним из самых могучих среди них. Но двух примархов вычеркнули из списков чести задолго до восстания магистра войны, каждого поглотила катастрофа такого масштаба, что мало кто знал её подлинные размеры. Массак мог добавить только слухи и полуправду к своим знаниям, но глядя на лицо генетического отца, он понял, что Дорн глубоко в своих сердцах хранил суровую память об этой катастрофе.
– Мои братья… – примарх убрал оружие и направился к дверям. Дорн протянул обе руки и коснулся металла пальцами в бронированных перчатках. Псайкер редко видел такое почтение, такое сомнение в действиях Кулака.
– Если вы были бы сейчас здесь, что изменилось бы? – спросил Дорн холодный кисловатый воздух, словно забыл, что Массак ещё рядом. – Как изменился бы ход этой войны, если вы были бы вместе с нами? Или с ''ними?'' – Он покачал головой. – Хотел бы я знать.
Наконец Дорн убрал руки и оглянулся на сына-воина:
– Хотел бы я знать, что скажут о них в далёком будущем. Их будут помнить, Массак? Мы будем их помнить?
Вопрос казалось причинял Дорну физическое неудобство, и Массак видел, как мышцы напряглись на запавших щеках его повелителя.
– Что это за место? – осмелился спросить библиарий. – Сам воздух насыщен псионической силой.
– Это покои моих утраченных родственников, – ответил Дорн. – У меня есть такие же покои во владениях Дворца, как и у всех сыновей моего отца. Они редко используются, но поддерживаются в хорошем состоянии на случай необходимости. Принадлежавшие предателям закрыли с началом мятежа… – Он замолчал и нахмурился, когда оглянулся на двери. – Но эти… они должны находиться в другом месте.
Медленно и неумолимо поднимались мысли в разуме Массака, когда воспоминания связали здешний психический след с исходной точкой. Он вспомнил. Он узнал телепатическую подпись. Он ''знал'', кому она принадлежала.
Много лет назад Массак стоял в присутствии автора этих хитроумных ловушек во время Улланорского триумфа. Психическая аура была такой же сильной и различимой, как и тогда, задержавшись в эфире шёпотами неземной мощи.
– Сигиллит, – прошептал Массак. – Это – его работа. Ловушки, дверь, печати. Милорд, это настолько очевидно, как если он вырезал бы своё имя на стенах!
– Ты прав, – произнёс Малкадор, его одежды шелестели, когда он вошёл в приёмную из коридора позади них. Чёрный металлический посох звенел об испачканные кровью плиты пола. Ледяная иссушающая ярость сверкала в глазах старика, и Массак почувствовал, как колоссальное давление разума Сигиллита сдавило его. – Вы не должны находиться здесь, Рогал.
– Я знаю это место, – возразил Дорн. – Или нет? Воспоминания туманны. Они нечёткие. ''Как такое возможно!'' – прокричал последние слова примарх, его голос гремел. – Отец создал нас с идеальной памятью! Мы ''ничего'' не забываем! И всё же… – Он взмахнул рукой.
Малкадор посмотрел на Массака и кивнул дальше по коридору:
– Оставь нас. Ты не должен слышать о чём мы будем говорить.
Библиарий попытался открыть рот, чтобы возразить, но не смог. Двигаясь без сознательного контроля – борясь, но ''не'' в силах управлять собственным телом – Массак повернулся и направился по коридору к далёкому свету.
– Как ты посмел, Сигиллит. – В другое время Дорн соблюдал бы приличия и не позволил бы себе показать ярость, которая текла в нём, словно расплавленная сталь. Но наедине со стариком не было никакого смысла в подобном проявлении вежливости. – Мои сыновья не игрушки, чтобы ты играл с ними из прихоти!
– Ему нельзя позволить вспомнить то, что он увидел здесь. Ради общего блага он должен забыть.
Гнев Дорна вспыхнул:
– Вы непочтительно относитесь к моему легиону. Вы непочтительно относитесь ко мне!
– А Имперские Кулаки всегда почтительно относятся к регенту Терры, – язвительно возразил Малкадор.
– Я глубоко уважаю занимаемую вами должность, – не согласился Дорн.
– Но не занимающего её человека? – Горько усмехнулся Малкадор, но мгновение спустя смех исчез. – Вам не следовало входить в коридор, Рогал. Я говорил вам держаться подальше от этих зданий! – Он мрачно посмотрел на кровь на стенах. – Теперь вы понимаете почему. Это вторжение необходимо исправить. Оно будет вычеркнуто из истории, словно никогда не происходило… Я позабочусь об этом.
– Вы солгали мне об этом месте, – ответил Дорн, разочарование читалось на его лице. – Вы по-другому не можете, Малкадор? Даже в самых простых ваших словах всегда должна присутствовать ложь? – Он кивнул на обгоревшие останки. – Смерти эти верных имперских граждан на вашей совести, а не на моей. Но сомневаюсь, что вы даже заметили их.
Если в старике и было сожаление, то Дорн не увидел его. Сигиллит не стал отвечать на его высказывание, а вместо этого произнёс собственное:
– Могу представить, что вы сейчас думаете. Мне не нужно даже читать ваши мысли. Вы думаете о том, предатель ли я… Ни такой, как ваш брат Гор, хватающийся за голую власть и черпающий силы из злобы, а человек, который сам за себя. Интриган и игрок.
– Вы считаете себя верным, – прорычал Дорн. – Не сомневаюсь, что вы можете оправдать каждый свой кровавый поступок. Но ''кое-что'' из этого в вас есть. – Он отвёл взгляд. – Сигиллит играет галактикой, словно доской для регицида. Это место? Ваш очередной запутанный гамбит, очередная похороненная тайна. Я знаю это.
– Я делаю то же что и вы! – не сдержался Малкадор, и плазматическое пламя в железной корзинке на конце его посоха яростно вспыхнуло. – Я всегда делал только то, что мне поручили делать!
– Ещё одна ложь? – Дорн посмотрел на двойные двери, словно мог увидеть сквозь них силой воли. – В лучшем случае полуправда?
Что он нашёл в этих покоях, если бы вошёл? Какие ответы получит, какие наставления могут быть сокрыты внутри? Говорили, что трагедии утраченных примархов стали предвестниками раскола, с которым сейчас столкнулся Империум. Неужели это правда?
– Я никогда не лгал вам, – упорствовал Малкадор. – Скрывал кое-что от вас? Да. Переключал ваше внимание на что-то другое? И это так. Но в наших отношениях всегда была правда. Можете не верить мне, но знайте это. Из всех ваших родственников, Рогал, вы тот, кем я восхищаюсь сильнее всего.
– Не льстите мне, – резко ответил он. – Меня не волнуют такие вещи. Мне нужны ответы, старик! Вы отослали Массака, остались только мы двое. Говорите!
– Это место сокрыто по серьёзной причине. Наследие потерянных хранит в себе слишком много сомнений, слишком много горьких истин, которые только пошатнут равновесие нашего драгоценного Империума. Сейчас не время тянуть за эти нити. Сын Инвита!
– Если не сейчас, то, когда? – не уступал Дорн. – Что если там есть ответ, способ…
– Способ закончить войну? – Малкадор покачал головой. – Это слова человека, проклятого надеждой! Я говорю вам: за этими барьерами нет ничего кроме горя, – вздохнул он. – Возможно, когда весы снова обретут равновесие и Гора поставят на колени, эти вопросы можно будет задать. Но только тогда!
– Я знал их, – Дорн сделал ещё шаг к дверям, молча пытаясь погрузиться в воспоминания о двух братьях. Не все примархи могли сказать, что дышали одним воздухом с утраченными сыновьями, но Дорн был одним из немногих. Он был с ними, пусть и не долго.
– Вы когда-нибудь задумывались, почему никто не говорит о них? – спросил Сигиллит. – Конечно, всем, кто знает о потерянных, запрещено открыто говорить об их существовании. Однако при отсутствии фактов люди всегда начинают строить предположения. Но не вы. Примархи никогда не говорят о своих потерянных родственниках иначе, чем в самых расплывчатых выражениях. Вы когда-нибудь задумывались почему?
– Как вы уже сказали, нам запретили говорить.
– Даже когда вы вдали от взора вашего отца? Даже когда никто не узнал бы о таком разговоре? Спросите себя, почему ваши мысли всегда соскальзывают и проходят мимо. – Малкадор наклонил голову. – Как их звали, Рогал? – Сигиллит казался почти печальным, когда спросил его. – Ваших исчезнувших братьев. Назовите их имена и титулы.
Дорн попытался ухватиться за смутное воспоминание, сформулировать мучившие его вопросы, но снова совершенная эйдетическая память ''подвела'' его. Он видел только фантомы тех моментов. Удержать их было всё равно что пытаться схватить пальцами дым.
– Их звали… – его могучий голос дрогнул. Он разочаровано нахмурился. – Они…
К своему ужасу Дорн понял, что он ''не знает''. Осведомлённость была: он почти видел очертания знания на далёком горизонте своих мыслей. Но оно отступало ото всех попыток рассмотреть его тщательнее. Каждый раз, когда он пытался создать воспоминание о потерянном, это было похоже на борьбу с приливной волной. ''Всё остальное ясно, но они – призраки в моём разуме''.
Имперский Кулак испытывал невозможное. Каждое известное событие его жизни было открыто для него, словно страницы огромной книги.
''Но не эти события''.
– Со мной что-то сделали. – В груди снова зародилась ярость, вскипая от осознания подобного оскорбления. – Вы стоите за этим! – Дорн повернулся, и взмахнул цепным мечом, устремив сияющую дугу смертоносного металла в сгорбленную и прикрытую плащом фигуру Малкадора. – Вы окутали мою память! Вы вторглись в мой разум… Я должен зарубить вас за это!
Сигиллит никак не отреагировал на угрозу.
– Не только в ваш. Жиллимана и остальных, кто встречал их. – Он дал время осознать свои слова. – Воспоминания чрезвычайно трудно извлечь, – продолжил Малкадор. – Даже у обычного человека. Для мозга же настолько сложного и отлично спроектированного, как у примарха, задача становится во истину титанической. Представьте дерево в земле, растущее из паутины корней. Как можно удалить его, не потревожив ни единого атома почвы? Память нельзя вырезать и исправить, как мнемоническую катушку. Она существует, как голографическая проекция, во множестве измерений. Но её можно ''подправить''.
– Отец позволил это? – Меч Дорна не дрогнул.
– Он не стал останавливать вас.
– Останавливать ''меня?'' – прищурился примарх.
Малкадор медленно попятился, подальше от смертоносной дуги искусно украшенного меча.
– Потеря Второго и Одиннадцатого стала тяжёлой раной для нас и угрожала идеалам, лежавшим в основе Великого крестового похода. Она разрушила бы всё, что мы построили в стремлении воссоединить человечество и изгнать врагов. Необходимо было что-то предпринять. – Он встретил пристальный взгляд Дорна. – Оставленные ими легионеры, лишившиеся лидеров и покинутые, являлись слишком ценным ресурсом, чтобы от него отказаться. Они не разделили судьбу своих отцов. Вы и Робаут выступили на их стороне, но не помните этого. – Малкадор кивнул сам себе. – Мне выпал жребий наблюдать, как они приспосабливаются к новым обстоятельствам.
– Вы отняли у них воспоминания.
– Я даровал им милосердие! – оскорбился Малкадор. – Второй шанс!
– Какое милосердие может быть во лжи? – громко возразил Дорн.
– Спросите себя! – Сигиллит ткнул горящим навершием посоха в сторону примарха. – Хотите знать правду, Рогал? ''Вы'' приказали окутать вас! Вы сказали мне сделать это. Вы с Робаутом придумали этот план и дали мне разрешение!
Дорн нахмурился ещё сильнее:
– Я никогда не одобрил бы подобного.
– Неправда! – Малкадор ударил основанием посоха в пол, лязгом металла подчёркивая сказанное. – Судьба потерянных была такой, что вы охотно позволили это. Вы стремились спрятать подобное знание.
Новое опровержение сформировалось в горле Дорна, но он сдержал его. Он отбросил гнев и изучил возможность отрешённым холодным взглядом Преторианца.
''Мог ли я пойти на такое? Если дело было достаточно серьёзным, стал бы я настолько прагматичным и бесчувственным, чтобы отдать такой приказ?''
Дорн инстинктивно знал ответ. Безусловно, да.
Если Империум окажется под угрозой, он отдаст за него жизнь. Стоимость некоторых воспоминаний, кусочек его чести, являлись той ценой, которую он вполне готов заплатить.
Малкадор подошёл к нему, оставив посох на месте. Костлявая рука с длинными пальцами показалась из широкого рукава его монашеских одежд, и Сигиллит протянул её, остановив перед лицом Дорна. Вспыхнули искры сверхъестественного света.
– Я покажу вам, – сказал псайкер. – Ненадолго я позволю вам вспомнить. Вы узнаете, почему потерянное должно оставаться тайной.
Дорн закрыл глаза и ледяной огонь вспыхнул позади них. У него перехватило дыхание, когда глубоко внутри на мгновение рассеялась тень.
Он шёл по запачканному кровью коридору и с каждым шагом вновь пробуждённая память отступала всё глубже во мрак.
Дорн чувствовал, как она исчезала. Он знал, что к тому времени, как достигнет выхода, от неё не останется ничего. Правда, которую он мельком увидел, скрытая, показанная, а теперь скрытая снова, становилась преходящей и эфемерной.
Он не сомневался в показанном Малкадором. Дорн достаточно хорошо знал собственный разум и был вполне уверен, что Сигиллит не спроецировал какую-то колдовскую иллюзию в его мысли. Примарх пробудился от навеянного забытья считанные секунды спустя, но он чувствовал на себе бремя нескольких дней. Когда он открыл глаза, то не увидел ни малейших следов присутствия Сигиллита.
Имперский Кулак не принимал многое из того, что говорил и делал псайкер, и несмотря на утверждение Малкадора, что тот был искренен с ним, у Дорна оставались сомнения, которые никогда не развеются.
''Но не в этом случае''. В этом он был уверен.
Потерянных больше не было и хорошо, что их больше не было. Постигшие их великие неудачи разрушились в уме Дорна, но оставили после себя уверенность.
''Произошедшее могло бросить тень на всё. Теперь Дорн знал это. Кровоточащая и ненавистная правда ясна для меня. Если они сейчас были бы с нами… Мы уже проиграли бы эту войну.''
Он вышел под искусственный дневной свет и обнаружил ожидавшего его Массака. Позади легионера на расстоянии держались спасательные бригады и арбитры, зная, что произошедшее в башне не являлось их делом. К завтрашнему дню никто из них не вспомнит о том, что увидел.
– Милорд… – начал Массак. – Простите, меня вынудили…
Дорн отклонил извинения:
– Ты исполнил свой долг, Йоред.
Массак принял сказанное, склонив голову, и затем посмотрел на зиявшую в стене минарета трещину:
– Что с покоями? Какие ваши приказы?
Примарх на мгновение задумался, ища в своих мыслях вопросы, на которые не получил ответов. Воспоминания о разговоре внутри минарета уже поблекли, превратились в ничто. Он нашёл только твёрдую, как гранит решительность в том, что должно было быть сделано.
– Похороните это место, – сказал он Массаку. – Теперь это только гробница. Оно будет забыто.
[[Категория:Warhammer 40,000]]
[[Категория:Империум]]
[[Категория:Космический Десант]]
[[Категория:Имперские Кулаки]]
[[Категория:Ересь Гора / Horus Heresy]]
[[Категория:Джеймс Сваллоу / James Swallow]]
