33
правки
Изменения
Перейти к навигации
Перейти к поиску
Нет описания правки
Бросив последний взгляд на Сетеха, Обирон последовал за хозяином. Придётся подождать, чтобы получить желаемые ответы. Но ничего, он умел ждать.
== Глава 4 ==
Любого смертного, несомненно, расплющило бы при ускорении ковчега духов, отплывшего с ''«Хорактиса»'' к запретному красному миру. Однако ввиду проклятия вечной жизни Обирон немигающим взором просто смотрел перед собой в проносящуюся пустоту, до самого ядра пронизанный холодом бездны. Именно в эти моменты ему открывалась невыносимая жестокость биопереноса, поскольку некронтир хоть и приобрели возможность противостоять немыслимым нагрузкам, у них не появились новые реакции на прежние раздражители. Как следствие, разум Обирона навязчиво подсказывал ему, что нужно дышать, но, во-первых, у него не было лёгких, а, во-вторых, воздух здесь отсутствовал. Поэтому варгард подавил кричащие инстинкты и сосредоточился на предстоящей битве.
— Обирон, старина, — пробормотал немесор. — Я… они... они как мы.
== Глава 5 ==
— Конечно, как мы, милорд, — сказал Обирон, застигнутый врасплох. — Они сепаратисты. — Напоминать Зандреху о его же заблуждениях казалось непривычным, но за все годы Обирон никогда не слышал ничего похожего на неуверенность в голосе немесора.
— Но ведь... у них нет ''души'', Обирон. Они похожи на нас, выглядят как мы, но что-то отняло их сущность. Они... ''отделены'' от нас.
Варгард молчал, но в этот раз не по привычке, а будучи совершенно ошеломлён тем, что сказал Зандрех. В этот раз старый полководец видел реальность как есть.
Отделённые миры — а Доахт, несомненно, к ним относился — представлялись мерзостью худшего толка. С началом Великого сна каждая из бесчисленных планет-гробниц некронтир погрузилась в состояние длительной гибернации под присмотром искусственного интеллекта, известного как автономный дух. И пока по всей Галактике правители династий спали без сновидений, их глубоко спрятанные усыпальницы охранялись самоотверженными сущностями.
Когда же наступало время просыпаться, именно этот дух начинал процесс. Каноптековые стаи, ранее патрулировавшие катакомбы в поисках незваных гостей, получали задание подготовить залы восстающих лордов, а пробуждающиеся рядовые солдаты временно переходили под руководство главной программы, пока их хозяева не возвращали командование.
Однако даже в идеальных условиях, и несмотря на гениальное техноколдовство криптеков, шестьдесят миллионов лет энтропии — дело нешуточное. Ибо тогда как тела, полученные некронтир в ходе биопереноса, функционально признавались неувядающими, того же нельзя было сказать об их разумах. Малейшая деструкция энграммных матриц в течение эонов могла непоправимо изменить психику, и сам Зандрех служил горьким примером того, что могло случиться с благородным дворянином за период долгого стазиса.
Однако ему ещё повезло. По любой из тысячи причин гибернационные системы мира-гробницы могли выйти из строя и полностью расстроить высшие мозговые функции каждого обитателя. В подобных случаях автономный дух всё равно старался оживить династию, находящуюся под его опекой, но, не найдя лордов, способных взять бразды правления в свои руки, начинал пытаться управлять целой гробницей в соответствии с заложенными в него ограниченными инстинктами.
Архитекторам некрополей и в голову не приходило, что их чары могут развеяться из-за грубого вмешательства самого времени, и потому никто не разработал меры предосторожности в случае возникновения такого кошмара. Как следствие, в силу вступал единственный наказ, который они давали автономным духам, — прогонять всех захватчиков до тех пор, пока законные хозяева не пробудятся ото сна. К сожалению, учитывая феодальные неурядицы, характерные для династического общества, духи отделённых миров принимали солдат других знатных семейств за врагов и, соответственно, сражались с ними так же яростно, как и с чужеродными расами.
Если верить страшным байкам, которые доходили до Обирона с галактического северо-запада, в некоторых случаях коронные миры с отделёнными некронами даже развязывали бессмысленные завоевательные войны, посылая легионы на другие планеты-гробницы и захватывая их в бездумном подражании фаэронской доктрине. Название одного из таких миров, Саркон, обрело печальную известность среди воскресших династий. И если подозрения варгарда были верны, и Доахт являлся коронным миром, то здесь Саутехи столкнулись с такой же опасностью.
Пятнадцать часов спустя, когда кровавый закат клонился к долгой ночи, Отделённые по-прежнему лезли из входа в гробницу, нисколько не сокращаясь в численности. Более того, с каждым часом поток спотыкающихся автоматонов как будто становился плотнее, и к настоящему времени стрелковая цепь Саутехов, даже подкреплённая сераптеками с их генераторами сингулярности, не справлялась с натиском. Вот уже несколько часов лич-стража Обирона вели почти непрерывный бой у подножия рампы. И хотя жертв было немного, среди них числился Сабни, без единого слова скрывшийся под грудой ржавых царапающихся упырей.
— И как же нам пробиться туда? — выплюнул Обирон, созвав личную фалангу во время короткой передышки в стычке. Его соратники, конечно, знали ответ не больше него самого, но их приглушённое рычание говорило о том, что они расстроены не меньше.
Если Доахт действительно являлся коронным миром — а исследования, проведённые Обироном с орбиты, указывали, что так оно и есть, — то в его недрах могли находиться ещё миллиарды солдат, прямо сейчас медленно ползущих к свету. И с каждым дезинтегрированным легионом главная программа осознавала происходящее лучше и гневалась только сильнее, применяя всё более мощные ресурсы и открывая новые врата на поверхность.
До тех пор, пока Саутехи не прорвутся внутрь и не захватят один из ретрансляторов гробницы, чтобы справиться с глушением междоузлий, отзывать смертельно раненые войска на флот для последующего ремонта не представлялось возможным. И утрата Сабни виделась лишь началом. И если их окружат до того, как они проникнут в катакомбы, кампания может завершиться на удивление быстро, и всё, чего они добьются, так это полного пробуждения коронного мира Отделённых. Прямо сейчас Обирон получал сообщения о том, что из других гор среди дюн Доахта хлынули вражеские воины и Сетех дал указание начать обстрел этих входов из корабельной артиллерии, надеясь запечатать их и сдержать прилив.
— Просто держите строй, — рявкнул он членам своей фаланги, когда они снова перешли в наступление, и кивнул, скорее чтобы приободрить себя, чем их. — Держите оборону, будьте начеку и верьте в наших командиров. Немесор Зандрех обязательно найдёт нам дорогу внутрь.
По правде говоря, варгард не был так уж уверен, что его господин совершит нечто подобное. Хотя Обирону не хотелось этого признавать, но Сетех, несмотря на его вероломный характер, взял руководство операцией на себя. С момента появления Отделённых Зандрех почти не говорил, лишь иногда отпуская неуверенные реплики для поднятия боевого духа войск. Немесора явно подкосило увиденное, и теперь за его приказами не стояло никакого стратегического планирования. Хотя Обирону было больно говорить об этом, армия лишилась лидера.
Где-то за полночь связь с Зандрехом полностью прекратилась, и Обирон забеспокоился. На мгновение отвлёкшись от боя, он удалённо заглянул на мостик ''«Хорактиса»'' и на долю секунды испугался, что может найти там своего хозяина, безжизненно лежащим у ног Сетеха. Однако ему предстала картина едва ли не хуже, отвлёкшая его до такой степени, что штык неприятельского воина оказался на расстоянии вытянутой руки от его тела, прежде чем варгард наконец зарубил противника.
Зандрех выглядел морально сломленным. Опёршись на перила, он стоял, понурив плечи и склонив голову. Посох валялся на палубе, а рядом с ним — пустой кубок, который немесор всегда считал переполненным. И пока воины, подключённые к пультам управления на мостике, рассеянно наблюдали за происходящим, Обирон горевал.
Без вечной уверенности своего военачальника, какой бы необоснованной она ни казалась порой, Обирон не знал, что ему делать. Сейчас он был слугой без хозяина, мечом без владельца. В отсутствие Зандреха управление саутехскими войсками фактически переходило к нему, и эта мысль наполнила его острой горечью. Но, в конце концов, разве у него был выбор, кроме как вести армию за собой? Даже если они не потеряют все силы вторжения здесь, у входа в гробницу, — что подготовило бы почву для покушения Сетеха, не говоря уже о кошмарном исходе с полностью пробуждённым Доахтом, — Обирон понимал, что честь его немесора будет висеть на волоске. А он поклялся защищать репутацию Зандреха так же истово, как и его физическую оболочку.
Но что же делать? Как поступил бы Зандрех? Сдерживая едва слышный стон, Обирон в миг догадался, где найдёт ответ. Сократив своё мысленное присутствие на поле боя до минимума, необходимого для отражения вражеских клинков, варгард собрал каждый клочок записей, относящихся к лекциям Зандреха, и предался воспоминаниям. Обирон не смел называть себя стратегом, но если за все годы ему не передалась хотя бы толика сумрачного гения немесора, то он мог считать себя никчёмным заместителем.
Ответ на вопрос, как выйти из этого затруднительного положения, таился среди миллионов часов бессвязной болтовни его господина, ведь тактические алгоритмы программы Доахта основывались на тех же самых древних руководствах, за изучением которых Зандрех провёл бесконечную жизнь. Судя по упоминанию Гидрима, некоторые из них написал лично немесор. А если что ему и нравилось, как за многие годы службы узнал варгард, так это разглагольствовать о своих любимых пособиях по тактике.
В итоге решение пришло к Обирону в совершенно неожиданной форме.
— Обирон, дружище, я когда-нибудь показывал тебе, как работает ловушка для пальцев?
Зандрех действительно не показывал, но варгард не думал, что для этого подходящее время, так как большую часть внимания сейчас уделял наставлению охранников снаружи пиршественного зала, которые боролись с каноптековыми призраками одного знатного выскочки. Тем не менее у него складывалось впечатление, будто он всё равно узнает эту «очень важную информацию», поэтому ответил с напускным интересом.
— Всё очень просто, — заверил Зандрех, с манерностью иллюзиониста извлекая маленький цилиндр, сплетённый из тростника. — На самом деле это всего лишь игрушка, маленький трюк, которым развлекают царских отпрысков. И, конечно же, призванный хоть чуточку научить их военному ремеслу. — Обирон кивнул, пока что нисколько не удивлённый, ведь мало что в детском окружении у некронтир хотя бы отчасти не касалось темы войны.
— Протяни руки, Обирон, и приставь кончики указательных пальцев. Отлично. Дальше всё сложится само. А теперь попробуй освободи свои пальцы. — Когда клинок лич-стража отбросил очередную извивающуюся конструкцию за дверь, Обирон постарался вытащить пальцы. С его мощью, проистекающей из ядра маленькой звезды на месте сердца, Обирон мог бы разорвать эту безделушку на части и превратить в облако пыли, но он подозревал, что от него ждут совсем другого.
— Не получается, мой немесор.
— Ага! Это потому, что ты тянешь ловушку, о бестолковый слуга! Чем сильнее тянешь, тем плотнее она сжимается, видишь? Чтобы выпутаться, нужно изменить угол атаки. Надави внутрь и посмотри, что произойдёт.
— Я впечатлён, мой лорд, — бросил Обирон, когда ловушка упала на пол, а вместе с ней и последний каноптековый призрак.
— Чудесная штука. Знаю, глупый урок, но, возможно, когда-нибудь он пригодится.
«Классический Зандрех», — подумал Обирон, с немой радостью вонзая острие косы в череп воина. Концепция немесора пришлась как нельзя кстати: чем дольше они будут сопротивляться здесь на поверхности, тем крепче будет затягиваться вражеская петля. Им нужно было протиснуться внутрь. Но как? Ответ на этот вопрос находился у него прямо за спиной — мантия призрачного прохода могла прорваться через межузельные помехи, как сквозь мокрую бумагу. Подавив страхи под бременем долга, Обирон принял решение и передал запрос на выделение частной несущий волны до мостика ''«Серкехта»'', флагмана Сетеха. К удивлению Обирона, ответ последовал незамедлительно.
— Варгард, — произнёс Сетех с ноткой весёлого удивления в голосе.
— Надеюсь, вы простите мне мою дерзость говорить с вами напрямую, но ...
— Прощаю, варгард. Но хочу полюбопытствовать, почему твой немесор не в состоянии выслушать просьбу...
— Проблемы с сигналом, — коротко солгал Обирон, будучи не в настроении отталкиваться от правды, хотя и прекрасно знал, что Сетех был бы в курсе озвученной неисправности.
— Хм. Ладно. Итак, в его... отсутствие, о чём ты отважился просить меня?
— Разрешите идти вперёд, милорд. Чем дольше мы стоим у входа в гробницу, тем больше рискуем потерпеть неудачу.
Сетех задумался, прежде чем ответить лукавым голосом:
— И какая же требуется помощь с моей стороны, чтобы осуществить этот архигениальный тактический ход?
— Никакая, господин. Только разрешите мне идти вперёд с моей собственной фалангой лич-стражи. — На линии связи наступила тишина, и Обирон почувствовал мимолётный укол гордости за то, что заставил Сетеха замолчать.
— Ступай, — наконец протянул тот, словно соглашаясь поставить какую-то ничтожную ставку на скарабейные бои. — Это как минимум занимательно. Счастливой охоты, Обирон.
Едкое подражание его истинному повелителю заставило Обирона ощетиниться, но сейчас было не время говорить необдуманно. Немесор одобрил по крайней мере часть задуманного Обироном плана, а этого вполне было достаточно, чтобы сохранить свою честь. Дальнейший разговор не имел смысла, поэтому, оборвав соединение, варгард оттянул фалангу с линии фронта и собрал в тесное кольцо вокруг себя.
— Братья, — начал он с некоторой неуверенностью, ибо, в отличие от Зандреха, никогда не был хорошим оратором. К тому же трудно было придумать, что говорить, когда не знал, способна ли аудитория вообще понять тебя. Тем не менее он чувствовал, что должен что-то сказать.
— Вы служили долго и весьма хорошо. Вы исполняли всё, что требовали повелители, а значит, вы прожили достойно. Вам следует знать, что, скорее всего, в следующие часы вы умрёте, но после смерти вас будут хвалить, и вы наконец обретёте покой. Подозреваю, именно этого вы и хотите, пусть даже не вполне осознаёте почему. Так что идёмте со мной, и вы обретёте желаемое.
Мрачные лица в круге кивнули, и, к удивлению Обирона, по позам солдат не угадывалось замешательство. На каком-то глубинном уровне они всё поняли. Обирон кивнул в ответ, но прежде, чем повысить голос, дабы обратиться к остальным войскам, посчитал, что должен сказать ещё кое-что.
— Неб, не забудь остаться со мной.
— Да, — ответил страж.
Отвернувшись от него, Обирон обратился ко всему легиону перед воротами:
— Как только я перемещусь, начинайте наступление в гробницу и не останавливайтесь, пока от меня не поступит сигнал или пока не падёт последний воин. От имени немесора Зандреха я приказываю вам. — Это, конечно, выходило за рамки полученного им дозволения, но, если он доживёт до того, как столкнётся с последствиями, это уже не будет иметь значения.
При активации мантии рябящее поле чёрной энергии поглотило лич-стражей, и Обирон устремился с ними вперёд, в пасть чудовищу.
Юность Обирона прошла совсем иначе, чем у Зандреха: на песчаном дворе под палящим солнцем, вместе с тысячами других солдат, он тренировался под надзором жестокого ублюдка, который нещадно лупил его розгами, ибо предпочёл бы увидеть своих подопечных мёртвыми, нежели бездельничающими. В отличие от аристократов, которые являлись в этот мир, зная, что остальные некронтир обязаны выражать им почтение, солдаты рождались безымянными, и ради обретения личности им приходилось бороться.
У дворян, равных своим подданным лишь по безжалостно короткому сроку, отведённому им на этом свете, цель жизни заключалась в приготовлении к её концу. Вложении всех сил в создание наследия, чтобы потомки хотя бы помнили их по размерам гробниц. Солдаты же знали, лучшее, на что они могут рассчитывать, — это неглубокая яма в пустыне и, возможно, упоминание в чьей-то походной песне. Поэтому для таких, как Обирон, жизнь сводилась к тому, чтобы жить.
А жить хорошо для солдата — значит стать безупречным орудием чужой воли. Смерть была неизбежна, и её не боялись, тогда как жизнь надлежало продать как можно дороже. Достичь славы — самое плёвое дело, как любил повторять его сволочной инструктор по строевой подготовке: для этого требовалось лишь продолжать сражаться и не умирать. Вот и весь секрет.
Обирон очутился вместе со своей фалангой в эпицентре кошмара. За плечами лич-стражей во все стороны во тьме простиралось море зловещих красных огоньков — тысячи не обременённых умом лиц слепо обращались к незваным гостям. В тот же миг клинки фаланги вспыхнули и вонзились в массу ржавых конечностей. Каждый удар рассчитывался так, чтобы искалечить как можно больше противников. Саутехи реагировали намного быстрее духа гробницы, но против столь ужасающего количества врагов даже они не продержались бы долго. Впрочем, в этом не было необходимости. От лич-стражей требовалось потратить свои жизни на то, чтобы дать Обирону малейшую, но критически важную фору.
Когда толпа изъеденных коррозией некронских воинов навалилась и началась сущая бойня, Обирон дал товарищам старое солдатское благословение, напоследок пожелав удачи. Может, они и не понимали, что это, но она всё равно им пригодится, ведь теперь им предстояло полагаться лишь на остатки собственного разума, поскольку он более не мог поддерживать нужную пропускную способность.
Задав себе направление в сторону недр гробницы, Обирон до предела замедлил собственное хроновосприятие и привёл в действие ряд тайных чувств, в том числе мощный алгоритм, до определённой степени наделявший даром предвидения. С такими улучшениями он мог драться, как бог, пусть и недолго, потому что каждое мгновение в подобном состоянии выжигало энграммные пути, навсегда истощая возможности его разума. Каждая секунда, проползающая в реальном времени, уничтожала его воспоминания, привычки и прочие индивидуальные черты, пока он не превратился бы в одного из окружающих его вурдалаков.
«Но какой смысл беречь себя?» — вдруг пришло в голову Обирону. Что значит быть некронтир, если не тратить отмеренный судьбою короткий век? Затем он отложил напрасные думы, ведь даже здесь, в глубинной прослойке времени, это была пустая трата драгоценных минут, купленных ему старыми друзьями.
Варгард резко пришёл в движение, перепрыгнув через плечо Неба как раз в тот момент, когда первые штыки вонзились тому в грудь. Инерция понесла Обирона вглубь толпы, и, приземлившись, он с неимоверной точностью взмахнул косой и срубил дюжину Отделённых, прежде чем первые отсечённые конечности упали на пол. Он пробивался сквозь доахтскую орду, словно отмахиваясь от паутины. Его клинок мелькал полоской света, каждый выпад совершался по оптимальной траектории, о чём не смели и мечтать смертные фехтовальщики.
Пробираясь всё дальше через толпу, он боролся с неизбывным искушением затеряться в ударах своей косы, поверить нашёптанному обещанию об исступлённом восторге от битвы и позволить иллюзорным часам пролететь мимо, пока время не поглотит его целиком. Его удерживала только мысль об отчаянии Зандреха — старый генерал нуждался в этой победе больше, чем когда-либо, и её не добиться, если его варгард поддастся безумию. Ему необходимо было сосредоточиться.
За тот период на Гидриме, что он провёл в одиночестве, пока гробница оживала, Обирон хорошо узнал протоколы, согласно которым автономный дух командовал солдатами. После завершения проверки наличных ресурсов главная программа наделяла ограниченной способностью принимать решения одну из боевых единиц на каждом участке и передавала в подчинение этому командному узлу каждое подразделение более низкого ранга. Если бы Обирону удалось проникнуть дальше, найти локальный узел и ликвидировать его, то воины в этом районе некрополя пришли бы в полное смятение. Беспорядок продлился бы лишь до тех пор, пока искусственный интеллект не подобрал бы новое командное звено, но с учётом вялости его мышления после сна легион у входа в гробницу, вероятно, успел бы воспользоваться преимуществом.
И вот впереди показалось искомое. В конце коридора, где он расширялся и переходил в погребальный зал, толпу воинов сверху озаряло мерцающее красное свечение. Его испускала сфера воскрешения, удерживаемая созданием, что некогда являлось лордом, а теперь было не более чем куклой, богохульной пародией на своё прежнее «я». Тощее существо, как марионетка, подвешенное в воздухе благодаря загадочной техномагии, повернулось к Обирону с неспешностью зёрен, падающих в песочных часах. И что-то совершенное иное, нежели некронтир, посмотрело на него через окуляры. Это нечто нужно было уничтожить во что бы то ни стало.
Но Обирон уже чувствовал, что он на пределе, ибо больше не мог действовать в режиме обострённых рефлексов. Враги уже начали давить на него, утягивая вниз. Руки цеплялись за края его доспехов и в конце концов замедлили бы его почти до полной остановки, что привело бы к мучительно долгой и позорной кончине. Пока Обирон оценивал оставшиеся у него ничтожные возможности, в памяти всплыли слова — на этот раз сказанные на тренировочных площадках. ''«Требуется лишь продолжать сражаться и не умирать. Вот и весь секрет».''
Не обращая внимания на дюжину вопящих отказоустойчивых программ, Обирон обратился к своему ядру и приказал центральному реактору преобразовать половину оставшейся энергии в массу. Это был отчаянный, катастрофически опасный шаг, со всеми шансами превратиться в лужу расплавленного шлака, но даже это казалось предпочтительнее, чем быть разорванным в темноте на куски. И как оказалось, рискованный план сработал.
Благодаря тоннам гиперплотной массы, временно распределённым по его некродермису, варгарду был придан неудержимый импульс, как будто позади него загорелся двигатель факельного корабля. Из его кожи били струи газа, что явилось результатом сублимации диковинных металлоидов, сброшенных реактором. Едва получив мощный толчок, он начал сметать воинов, как молодые деревца, и уже вскоре двигался с оглушительной скоростью. Каждый пехотинец, к которому он прикасался, отлетал в темноту, и вскоре между Обироном и лордом-марионеткой не осталось никого.
Вызывающе выкрикнув имя Зандреха, Обирон совершил мощный прыжок, оттолкнувшись от черепа ползущего некрона, и вонзил клинок боевой косы в грудь лорда с силой удара небольшого астероида. После воцарилась кромешная чернота.
==ОБ АВТОРЕ==
