Изменения

Перейти к навигации Перейти к поиску

Сепультурум / Sepulturum (роман)

35 232 байта добавлено, 18:37, 19 апреля 2020
Нет описания правки
{{В процессе
|Сейчас =810
|Всего =30
}}
Они снова вошли в туман, смирившись с обитавшими в нем чудовищами.
 
 
== '''Глава IX. Выхода нет''' ==
 
 
Первым погиб привратник, Гюнтер. Бледные быстро до него добрались, и он с криком исчез в черноте, оставив на половицах процарапанные следы ногтей. На щеку Моргравии брызнула горячая артериальная кровь. Судя по воплю, она принадлежала дорожному смотрителю. Следом раздались и другие звуки – пережевывание, раздирание. Отключившись от них, она уже двигалась, нащупывая дверь, пока глаза привыкали к темноте, и жалея, что ее оружие пусто.
 
Следопыт щелкнула фонарем, прикрепленным к ее арбалету, и яростно замахала им, пытаясь сориентироваться. Зернистый луч наткнулся на мертвенные лица, голодные и злобные, перемазанные красным и покрытые волокнами мяса. Она отпрянула, оступилась и упала. Они набросились на нее, словно стая падальщиков. Она кричала и отбивалась, но потом ее крики стали выше и отчаяннее – она осознала, что с ней происходит, как ее ''разделывают'' и поглощают. А затем все кончилось, осталось только фырканье, раздирание и исступленное пиршество.
 
Часть баррикады обрушилась на портового рабочего, практически похоронив того под собой. Он пробивался на свободу, отрывистые проблески луча упавшего фонаря высвечивали его борьбу. Он уже почти успел выбраться, когда скрюченная рука схватила его за лицо. Ногти вспороли щеку, выдрав из нее кусок, и он завопил. Страх явно выдал, насколько он молод. Несмотря на хлещущую из него красную жидкость, он продолжал двигаться, пока другая рука не вцепилась ему в ухо и не оторвала его. Еще одна сомкнулась на лбу, оставляя борозды на скальпе и частично снимая его. Еще одна впилась в другую щеку и потянула. Плоть разорвалась, будто влажная бумага. Затем шея. Зубы вгрызлись в плечо, в мякоть предплечья. К концу он был настолько изуродован, что его уже едва ли можно было назвать человеком.
 
Увидев, как его пожирают, Моргравия стиснула зубы и отвернулась – теперь он стал просто мясом. Раздавленный ногой фонарь зашипел и потух, скрывшись под массой бледных.
 
Еле успев, о чем свидетельствовали полученные порезы, она пролезла в дверь. Арум Перегонщик захлопнул ту за ней, задвинул массивный засов и быстро отступил назад – к нему потянулось множество жадных скрюченных когтей. Бледные навалились на клетку, и сетка впилась в кожу тем, кто находился на переднем краю орды, пустив им кровь.
 
Они с Перегонщиком быстро переглянулись, и тот ответил легким кивком. Моргравия решила, что он невыносимый засранец, но, возможно, не совсем бесполезен и не лишен мужества.
 
– Здесь есть черный ход? Подвал? Что-нибудь?
 
Бармен, к которому она обращалась, покачал головой:
 
– Замуровал много лет назад. Чем меньше входов, тем легче охранять заведение от банд.
 
– Меньше входов, меньше выходов… – горестно заметил Перегонщик. Он занял позицию рядом с Маклером, явно выполняя свой контракт по ее защите. Сомелье тоже стоял рядом, и Моргравия опять задумалась, насколько далеко простираются умения сервитора сверх разливания вина для состоятельной хозяйки. Даже среди всего этого омерзительного бардака Маклер выглядела спокойной, плотно скрестив руки на груди и спрятав кисти в рукавах одеяния.
 
В комнате позади бара размещалось спартанское жилое помещение, а также склад. В нишах ожидала своего часа пара отключенных сервиторов с пустыми глазами. Руки-вилы для подъема грузов свисали по бокам. Они были не такими, как сомелье. Примитивнее. Неопрятнее. Их киберорганическая природа была очевидна. Собраны по кусочкам.
 
– Ты можешь их запустить? – спросила она бармена.
 
– Понадобится время.
 
– У нас его нет.
 
– Значит, нет.
 
Моргравия мысленно нахмурилась. Она еще раз осмотрелась. Немного света проникало снаружи через вентиляционные щели, но те были слишком узкими, чтобы через них пролезть. По чуть более светлому оттенку кирпичей было видно, где когда-то находилась задняя дверь. Вдоль стен тянулись стеллажи. По углам были свалены бочки, ящики, странная отдельная бутыль или бочонок. Никакого оружия. Ничего полезного, кроме собственно пространства. Жалкий писарь выжил. Он сбежал сюда и съежился во мраке, стараясь не слушать и не думать. Ее подмывало вышвырнуть его наружу и заставить заслужить себе место, но учитывая то, как решетка уже прогибалась внутрь, вскоре это, видимо, утратило бы всякое значение. Фаркум также обосновался здесь, но он сидел в одиночестве, предоставив сражение с мертвецами своему наемнику, а сам рылся в ящике с дорогими напитками.
 
– Сделай что-нибудь… – произнес он, утирая со рта пролитую жидкость. – Или ты не такая могущественная, как утверждаешь?
 
Моргравия тосковала по недавнему времени, когда он еще не говорил на ее языке. Слушать жирного ублюдка и так было неприятно, но теперь она его еще и понимала.
 
Тот глумливо улыбнулся.
 
– Ты же из Инквизиции. Твои воины… приведи их.
 
– Нет никаких воинов, – мрачно отозвалась Моргравия. – Только я.
 
Ухмылочка стала шире, и к ней добавилась толика угрозы:
 
– Значит, у тебя нет никакой силы.
 
– У меня есть полномочия, данные Императором. Есть Его воля и замысел. У меня ''есть'' сила, – резко заявила она и метнула взгляд на Харату, как бы предупреждая того не делать ничего, что сократит его, вероятно, и без того весьма невеликий жизненный срок. Он подошел к дверному проему, когда услышал разговор. – У меня просто нет силы, чтобы спасти тебя.
 
Решетка опять прогнулась. Из-за давящей на нее огромной массы тел она искривилась и стала напоминать опухоль на металле. Один из уголков сорвался с креплений. Писец зарыдал и продолжал плакать, пока Фаркум не наклонился к нему и не заставил замолчать пощечиной.
 
– Ни звука больше, ничтожество. – Он яростно воззрился на Харату. Вопреки его поведению, в его глазах был виден страх. – ''Ты''. Сделай что-нибудь.
 
Наемник кивнул и выпустил очередь флешетт по тянущимся к пробоине бледным, но преуспел лишь в том, что частично посек сетку. В рваные прорехи просунулись руки, обдирая с себя плоть до побуревших костей.
 
Моргравия наградила его уничтожающим взглядом, в ответ на который он принял максимально надменный вид.
 
– Не делай так больше, – предупредила она.
 
Харате хватило здравого смысла воздержаться от встречных выпадов.
 
Свободного места становилось все меньше: бледные начали напирать, и люди за барной стойкой отходили назад. Существа вели себя исступленно, одержимо, практически отчаянно. Что-то сделало их такими – чума, противоестественная или рукотворная. Моргравия чувствовала, что именно это ей наверняка и поручали предотвратить. Должно быть, создатели находились неподалеку: в Блекгейсте, а возможно даже и в Нижнем Стоке. Фрагменты скрытых воспоминаний начали понемногу заново обретать четкость, как будто завитки тумана медленно отступали перед светом.
 
Слишком медленно. Ничего из этого не будет иметь значения, если она не сумеет выбраться. Запертая в улье, преследуемая врагами, которых не знает и которым не способна эффективно противостоять… Фаркум был прав. У нее не было силы. Такой силы, которую она могла бы пустить в ход.
 
Клетка накренилась – еще несколько крепежных болтов вылетели из гнезд.
 
– Сейчас упадет… – предостерег Перегонщик, впервые по-настоящему проявив свое беспокойство по поводу их вероятной участи.
 
Повинуясь его тихой просьбе, Маклер в сопровождении сомелье удалилась в складское помещение. Следом за ней на испуганные вопли своего господина двинулся Харата.
 
Когда он проходил мимо Моргравии, та придержала его за руку.
 
– Отказываешься от боя?
 
Харата попытался спрятать испуг под маской презрения.
 
– Не будет никакого боя, – негромко произнес он и попытался пройти дальше, но она его не отпускала.
 
– Тогда тебе не понадобятся две пушки.
 
Он опустил взгляд на закинутый за плечо дробовик, ствол которого торчал сбоку, и без особого сопротивления отдал оружие.
 
– Забирай.
 
Она так и сделала, после чего отпустила его. Харата попятился прочь и скрылся в темноте вместе со своим господином.
 
– Я уже чувствую себя в большей безопасности, – заметил Перегонщик, и Моргравия скривилась.
 
Оставались только бармен и певица в черном, а также пара куртизанок и Перегонщик.
 
– Ее можно перенести? – указала Моргравия на певицу.
 
– Яна, моя жена… – проговорил бармен.
 
– Ее можно перенести?
 
Он покачал головой.
 
– Нога. Она ранена.
 
– Я останусь, – сказала одна из куртизанок. Моргравия заметила, что вторая неотрывно смотрит в темноту, и поняла, что та в шоке.
 
– Тогда не высовывайтесь и надейтесь, что они бросятся на нас.
 
Клетка снова прогнулась. Она тряслась, дергаясь туда-сюда, скрипя и перекашиваясь – тонкий металлический барьер между жизнью и кое-чем похуже смерти.
 
– Не знаю, как ты, – сказала она Перегонщику, – но я лучше умру стоя.
 
– Я бы предпочел вообще не умирать, – отозвался тот, – но раз уж этого нет в меню…
 
Бармен тоже встал. Он достал из потайной ниши или еще откуда-то увесистого вида булаву. Она выглядела служебной.
 
– Шокерная палица, – произнесла Моргравия, когда они втроем заняли свою позицию, стоя почти плечом к плечу и глядя, где клетка не выдержит раньше. – Ты был законником?
 
– Барак, – сказал бармен. – Я бывший надзиратель, – он кивнул на дробовик. – Это тоже с тех времен.
 
Моргравия печально улыбнулась ему.
 
– Да здравствует «Лекс».
 
Барак стукнул себя кулаком в грудь, отдавая старинный салют. Активированная шокерная палица вспыхнула, распространяя приглушенное свечение.
 
Перегонщик посмотрел на свой тычковый кинжал.
 
– Не стану отрицать, происходящее сейчас кажется мне серьезно неадекватным.
 
– Не бойся… – отозвалась Моргравия, глядя на орду толкающихся и тянущих руки бледных, – Император защищает.
 
Цветастое ругательство Перегонщика потонуло в шуме от прогибающейся и ломающейся клетки, и внутрь посыпалась мешанина тел.
 
Громко, как выстрел артиллерии, грохнул дробовик. Он дернулся у Моргравии в руках, отдача будто кулаком ударила в плечо. Из дула полыхнуло пламя, яркое, словно магниевая вспышка. Лица и тела разлетелись на части, превратившись в дымку и требуху. Что-то загорелось – волосы одного из бледных вспыхнули, он поджаривался в собственной мерзкой шкуре. Запах озона и жар усилились, когда Барак поджег еще одного. Его палица стояла на максимальном уровне разряда. Это был практически пылающий факел.
 
В промежутках между громовыми выстрелами дробовика Моргравия видела Перегонщика. Тот дрался за стеной тел, убивая с яростью гладиатора. Его лицо представляло собой кровавую маску.
 
Недостаточно, подумалось Моргравии. Бледные все прибывали, им не было конца. Недостаточно, ведь дробовик дослал в патронник последний заряд. Врукопашную их быстро сомнут. Чувства замедлились, финальные секунды растягивались, словно время размазалось по плоскости бытия. Звуки исказились, утратив отчетливость. Она почувствовала привкус крови и резкий запах фотохимии из какого-то другого места. Красный сон явился вновь, не заботясь о том, как неуместен сейчас. Колющая иголками боль взяла свое, и Моргравия упала, глядя между стропил, откуда спускалась паукообразная фигура, сверкающая серебряными клыками и изготовившаяся для убийства…
 
А затем сон овладел ей.
 
''горячие клинки отделяют счищают препарируют органы свалены на столе щелканье стрекот инструменты опускаются кости подаются трещат ломаются вонь гари сращивание слияние сделана и разобрана металл и стержни и сухожилия и мышцы кожа горит холодно темно тепло светло пульсация машины гудение чириканье длинный звонок тянется как будто вечно стихает стихает бесконечно неразрывная петля два красных солнца нависают красное красное красное''
 
Ее вернул назад проблеск серебра. Бар частично обрушился, решетку сорвали, и она уставилась во мрак сквозь ущелье из расколотой древесины. То, что она заметила, оказалось мечом. Его держала тень, тьма на фоне света. К первому присоединился второй. Два длинных изогнутых клинка, вылетающие с быстротой змеи, работающие в паре, косящие и пожинающие урожай. Они отсекали кисти и скальпы, отделяли ноги от тел. Пронзали, рубили и разрезали.
 
Хел во всех смыслах пришла за бледными, и это выглядело словно сама смерть.
 
Она прыгала как заведенная игрушка, но с грациозностью танцовщицы, совершая одновременно плавные и рубленые движения. Поворот на пятке, пируэт. Никто из бледных не мог даже прикоснуться к ней, но она шла сквозь их зловонные ряды, будто механическая молотилка, черная как ночь и смертоносная. Она перемещалась по полу, по стенам, по потолку, словно законы физики и гравитации были к ней неприменимы, полосуя и петляя. Ее мечи казались серебристыми молниями.
 
– Как всегда, опоздала, – простонала Моргравия и почувствовала, что ее онемевшей руки касается мягкая ладонь. Она обернулась и увидела одну из куртизанок, с бледным лицом, но розово-алыми тонами вокруг глаз. Моргравия отпустила ее, попробовала встать, пошатнулась, зарычала, что ей не нужна помощь, после чего со второй попытки поднялась на ноги.
 
Содранная с креплений решетка упала и болталась, будто сломанная челюсть. Придавленные тела лежали под ней и в ''ней'', застряв при попытке пролезть сквозь сетку. Все они были неподвижны, расчлененные или обезглавленные.
 
Барак в изнеможении привалился к барной стойке.
 
Перегонщик вытирал свой тычковый кинжал о грязную штанину. В его глазах было дикое, отсутствующее выражение, и он не сразу встретился с Моргравией взглядом. Когда же это произошло, он просто уставился на нее.  Кровь так забрызгала его лицо, что казалась боевой раскраской.
 
Живы были и остальные – певица в черном и вторая куртизанка, хотя та продолжала горбиться под стойкой, не отрывая глаз от теней. Моргравия задалась вопросом, много ли от нее осталось помимо внешней оболочки.
 
Бледные были перебиты все до единого. Разобраны на части. Все пропиталось смрадом бойни, жуткий разгром было невозможно не заметить. Посреди всего стояла изящная фигура – действительно, девушка, хотя она уже какое-то время и перестала таковой являться, если вообще когда-либо была ею.
 
Глядя на нее – на облаченную в кожу убийцу, такую же окровавленную, как и любой из трупов, и пристально взирающую в ответ из-за пустых глазниц ухмыляющегося черепа – Моргравия почувствовала боль некой утраты.
 
Хел убрала клинки обратно в ножны.
 
– Здравствуй, мама, – любезно произнесла она, – соскучилась по мне?
<br />
 
== '''Глава X. Упорный''' ==
 
Они устало тащились по Меагру. Поначалу Кристо настаивал на том, чтобы держаться боковых переулков и более узких улиц, по которым меньше ходят. Ему не стоило беспокоиться. Город был покинут, в районах царила зловещая тишина, а коммерческие и жилые строения стояли пустыми, словно их все бросили одновременно. Как будто прозвучал неведомый сигнал, и теперь все попросту ''исчезли''.
 
По главной улице носились обрывки пергамента, трепещущие полоски драной ткани и пропагандистские листовки, гонимые и подхватываемые ветерком. Где-то крутился рециркуляционный вентилятор. Его неспешное вращение создавало жутковатый гул, действовавший Кристо на нервы. Он бросил взгляд на Селестию. Та сжимала меч, глядя на высокие здания, на грязь и обветшание. С тех пор, как они покинули сельскохозяйственные поля, она молчала. Молчал и он, на краю его сознания так и держалось воспоминание о машине.
 
Прежде он уже видел сервиторов – кибернетические организмы, выполнявшие на патронном заводе ту работу, которую не выдержал бы ни один смертный. Но эта длинноногая тварь с зондирующими красными глазами… Ее создали для охоты, и она бы убила их обоих, если бы ее не отозвали.
 
– Очень грязное место, – заметила Селестия, вырвав его из раздумий.
 
– Не могу спорить, – отозвался Кристо, радуясь возможности отвлечься. – Обычно тут не так тихо. Ты никогда не видела Меагр?
 
Она покачала головой.
 
– Я никогда не покидала приорат.
 
– Вообще? Как же ты попала в Церковь?
 
– Мои сестры… – она запнулась и прикусила губу, чтобы сдержать горе. – Они приняли меня ребенком. И воспитали в своих традициях и вере. У меня есть склонность к целительству, поэтому они меня также учили.
 
– Мне жаль.
 
– Я ни о чем не жалею. Мне ничего так не хотелось, как возможности послужить Ему. И лечить других.
 
– Нет, – сказал Кристо, сообразив, что она не так его поняла. – Я имею в виду, мне жаль, что ты их потеряла. Своих сестер.
 
Лицо Селестии помрачнело, и она понизила голос:
 
– Мне тоже, – она подняла на него взгляд. Глаза были полны слез, но она сдерживала эмоции. – Спасибо тебе. За эти слова. Ты хороший человек.
 
Кристо невесело усмехнулся.
 
– У меня грехов на две жизни хватит. Если бы ты знала, что я натворил, не думала бы обо мне так хорошо. – Он помедлил, подбирая нужные слова. – Я ''хочу'' это искупить. Хочу стать лучше.
 
Селестия указала на Карину.
 
– Ради твоей дочери.
 
Кристо кивнул, бросив в сторону той опасливый взгляд.
 
– Она – это все, что сейчас имеет значение.
 
Селестия улыбнулась, на мгновение показавшись старше своих лет, как будто учения ее ордена прибавляли ей возраста.
 
– Я не знаю, что ты совершил Кристо, и о каких грехах говоришь. Я вижу лишь то, что передо мной, и это не нечестивый человек.
 
Кристо склонил голову, ощущая себя недостойным данного ею отпущения грехов.
 
Его место было здесь, среди грязи и гнили. Он знал это. Люди пропали, но вонь осталась навсегда – липнущий к одежде неотступный смрад стоков, от которого слезились глаза. Теперь к воздуху примешивался и запах крови, настолько насыщенный, что ее должно было пролиться огромное количество, однако Кристо не видел ни одного тела. Тут и там он видел немногочисленное оружие, брошенный штурмовой щит. Но никого живого. И мертвого.
 
Он как раз гадал о причинах этого, когда услышал какой-то низкий пульсирующий шум, от которого у него заболели уши. Затем пришел в движение воздух, слегка зашелестевший от далекого возмущения. Селестия тоже это услышала и обернулась к нему. Ее глаза были широко раскрыты и напоминали серебряные монетки.
 
Схватив ее за запястье, он втащил ее в пергаментную лавку. По тускло освещенному помещению были разбросаны товары, неряшливо торчавшие в открытую дверь. На некоторых страницах были кровавые отпечатки ног, смешивавшиеся с размазанными чернилами и грязью. Кристо задумался, куда же делся человек, которому они принадлежали.
 
Они присели. Продолжая держать Карину, Кристо прислушивался, пытаясь определить, откуда доносился звук.
 
– Что это? – прошипела сестра-послушница, но Кристо прижал палец к губам, показывая, что они должны сохранять тишину.
 
Ему снова вспомнились смертоносные лезвия и тот холодный взгляд. Если та машина, которую они повстречали раньше, бродила по городу… Кристо вдруг пожалел, что не задержался поднять с земли какое-нибудь виденное им оружие. Затем он быстро отбросил эту мысль. Против чего-то такого не повоюешь. Их единственный шанс заключался в том, чтобы продолжать прятаться.
 
Однако это была не машина. Это было нечто иное. Возможно, нечто хуже. Он осознал это со сводящей живот уверенностью человека, которому не уйти от судьбы и который обречен получить положенную ему кару. В этот момент он едва не осел на колени, готовый смириться, наконец-то отступиться.
 
А потом он закрыл глаза, крепко зажмурившись, и подумал о Карине в минувшие дни; о дочери, перед которой все еще оставался в долгу, и о присевшей рядом с ним девушке, защищать которую он поклялся перед самим собой.
 
Я хочу это ''искупить''. Собственные слова вернулись, осуждая его.
 
Они не остановятся. У них нет жалости. Нет совести. Кристо открыл глаза, вновь готовый нести свое бремя.
 
''Найди силы. Будь как они. Не сдавайся, пока она не будет в безопасности. Пока они обе не будут в безопасности. Тогда можешь остановиться. Тогда ты закончишь''.
 
Он встретил испуганный взгляд Селестии, протянул руку и сжал ее маленькую ладонь.
 
– Надо бежать.
 
Мертвецы вернулись.
 
И они приближались.
[[Категория:Warhammer 40,000]]
[[Категория:Warhammer Horror]]
[[Категория:Инквизиция]]
[[Категория:Перевод в процессе]]

Навигация