Изменения

Тиббет содрогнулся, каждую его мышцу затрясло от напряжения. Он никто. Это ему внушали с рождения. Он никто, но он не бесполезен. Под грязью и лохмотьями, под хрупкой плотью и слабым разумом – он ''горел'', и был готов вверить этот святой огонь Нечистокровным, дому Кавдор, Повелителю. Он отдал бы его им, если бы только они его приняли.

– Я подвел тебя, как подвожу всегда, – Тиббет сунул искровик и теплую проволоку обратно в свой пояс с набором потрепанных инструментов и ржавых клинков, после чего выкатился из кишащей вшами полости ячейки размером с гроб. Вокруг него простиралось место, имевшее среди мусорщиков название «Гробница»: обширный грубо высеченный купол, своды которого были испещрены сотами зловонных ячеек наподобие той, что он только что покинул. Все они были вытесаны в рокрите. По стенам и поперек купола тянулись канаты и истлевшие сети, чтобы к каждой из ячеек мог добраться любой, кто пожелает там передохнуть. Пол огромного нефа был слишком занят для сна – там были громоздились громадные кучи отходов, каждую из которых тщательно сортировали мусорщики вроде Тиббета. Свободное место оставалось только посередине, где возвышалась неотделанная пласталевая башня, обмотанная ржавой колючей лентой и утыканная мерцающими факелами. Логово Нечистокровных. Тиббет уставился на нее и надавил большим пальцем на новое клеймо, чувствуя привычную боль.

– Да послужит мое скудное покаяние напоминанием о моей недостойности и сподвигнет меня подводить тебя немного меньше, – выдохнул Тиббет, заканчивая молитву.  Вокруг  Вокруг слышался шум, производимый тысячами людей, которые ели, спорили, сортировали мусор, храпели, но его глаза видели лишь пляску огней вокруг той башни.

Тиббета накрыла паника. Он понятия не имел, кто тут, но знал одно – если его обнаружат, то убьют. Он оглядел комнату в поисках укрытия, но в ней не было ничего, кроме потревоженной пыли и люменов над головой. Он мог бы попробовать зайти в один из коридоров, но не представлял, где находятся другие исследователи. Те могли прямо сейчас быть в одном из них, или в обоих. Но куда же тогда? Он не собирался пробираться обратно наружу, это место принадлежало ему. Тиббета привел сюда ''Он''.

– Благодарю тебя, – выдохнул он и склонил голову. Когда он вновь открыл глаза, то не смог взглянуть на статую. Она подавляла его. Вместо этого он посмотрел на черные стены, где были высечены простые угловатые письмена обычного текста – Тиббет не мог их прочесть, но он был уверен, что это слова молитв. 

Тиббет начал двигаться со всей осторожностью, какую позволяли сломанные ребра. Он извлек из своего пояса резак и рассек путы на лодыжках. Затем он заскользил к краулеру, следя за наемниками. Те наблюдали за Лу, которая поднимала увесистую пилу, осматривая острозубое лезвие. Ее необходимо было остановить до того, как она начнет осквернение. Духовные страдания заслонили муки тела, и Тиббет двигался вперед. Он добрался до аптечки и нашел в ней склянку со стимулятором. Прижав ее к шее, он ощутил слегка болезненный укус. Какое-то мгновение ничего не происходило, а потом вокруг места укола разгорелся жар. Жар, нараставший и распространявшийся, обращающийся в пламя, которое промчалось по телу, выжигая боль в пепел, а усталость  усталость – в дым, после чего унеслось прочь, и Тиббет почувствовал себя чистым. Горячим. Праведным.

''Император «Император подаст'', – сказал он себе. Лу шагнула к статуе, занося пилу. – ''И я не буду бесполезенбесполезен»''. С лязгом отпихнув кирку с дороги, он схватил огнемет.

– Как я вам и говорил. – Тиббет покачнулся, но устоял. Он прохромал всю обратную дорогу до нефа мусорщиков, вкалывая себе дозу стимулятора всякий раз, когда мир начинал меркнуть, или боль становилась слишком сильной. Добрался до башни в центре и предстал перед бандитами, которые до этого отвергли его. Но на сей раз… на сей раз они увидели огонь в его глазах.

– Мы скажем ему, что пути Императора неисповедимы, и что он может взять в арсенале огнемет. Это все, что ему на самом деле нужно для счастья.