3879
правок
Изменения
Перейти к навигации
Перейти к поиску
м
Нет описания правки
Он прижался к двери и сквозь приоткрытую полудюймовую щель услышал дыхание.
''Проклятый «Проклятый ублюдок прямо за дверьюдверью»''.
Ефрем отступил на шаг и ударил ногой. Дверь качнулась внутрь и врезалась во что-то твердое. Судя по звуку, это было мясо, и ему на ум пришли замороженные туши гроксов на рынках кусковой продажи. Еще он услышал рычание и звук пары шагов назад. Отборное ругательство, которое прошипели, скривив губы. Ворвавшись в проем, Ефрем описал пистолетом широкую дугу, выискивая цель. Было темно, незваному гостю хватило здравого смысла погасить люмены, однако внешнего света от мерцающей натриевой лампы в коридоре оказалось достаточно, чтобы очертить силуэт.
Следующее, что осознал Ефрем – он не мог дышать, его пушка была на полу, а зрение застилали чернильно-черные пятна.
– Дееерь…– Дееерь… – выдавил он – это был не его звездный час – и потянулся за служебной дубинкой, которую носил в кармане. Та вылетела наружу, словно кнут, раскрывшись и зафиксировавшись от одного рывка запястьем. Судя по небольшому изменению позиции нападавшего, тот заметил, что в схватке возник новый фактор, и двигался на опережение, но Ефрем хлестнул дубинкой по запястью человека в маске, а когда тот разжал удушающий захват – врезал ему по левому колену, чтобы обездвижить.
Ошеломленный вскрик мужчины, пробившийся сквозь помутнение кислородного голодания и наползающую темноту, сообщил Ефрему, что удар оказал эффект. Он отпрянул назад, предостерегающе выставив дубинку перед собой.
– Если цена подходящая.
''– Костыль сообщит время и место, чтобы мы смогли переговорить лично, и я сообщила детали.''
– Я не сказал, свободен ли я.
– Засранец… – пробормотал он и вернулся внутрь.
Он бросил взгляд на умывальную, раздумывая, утруждаться ли погружением тела в низкощелочную среду, или нет. Сбросив плащ и понюхав у себя под мышками, он решил, что еще на одну ночь сойдет, и вместо этого запустил свой когитатор. Это было дешевое устройство, из помойки, но усовершенствованное старым другом-техносавантом, который был обязан ему за оказанные услуги. Так что оно довольно неплохо работало вне сети и имело скрытое подключение к инфо-облакуинфооблаку, закрытой информационной вокс-сети, используемой городскими пробаторами. Он не мог получить доступ к файлам или коммуникации по конкретному делу пробатора, однако мог отслеживать вокс-траффик в целом и сигналы тревоги. Гораздо полезнее этого было инфохранилище в ведении Бастиона Г, где содержались данные по бандам, торговым комбинатам и заслуживающим внимания персонам.
Громоздкий прибор ожил, шумно дернув сервомеханизмами. Из пластекового корпуса когитатора донеслось тихое гудение модифицированных конденсаторов, и одновременно с этим видеоплата экрана загорелась приглушенным натриевым светом.
Он зашел в инфо-облакоинфооблако, ввел параметры поиска и сходил налить себе выпить. Аристократка она или нет, но Вельена Калик вторглась в его квартиру ночью при посредстве своего мускулистого фактотума, без запроса и пояснений. Он хотел знать, почему.
Поиск заработал, просеивая данные. Ефрем уселся на свою убогую кровать, крутя в бокале темно-янтарную жидкость. Он сделал глоток, скривился от кислятины, затем сделал еще один. Поиск прекратился, вспыхнула череда загружаемых данных.
– Расскажи мне все, – произнес он, и налил себе еще выпивки.
Яростно уставившись на него сквозь щели визоров, разрешители крепче стиснули свои шокерные палицы, но сверх этого ничего не могли поделать. ''Если бы хмурые взгляды могли убивать…''
Когда они зашли на частный подъемник, и ворота с лязгом закрылись за ними, Ефрем слегка пихнул локтем своего глыбообразного спутника. Это было все равно что пихнуть рокрит.
– У тебя мрачное лицо вышло лучше, – сказал он, подмигнув. – И никогда не позволяй никому говорить иначе.
Она снова кивнула.
– Чем она он занимался… – Ефрем торопливо поправился. – ''Занимается.'' Простите. Чем он ''занимается''? Податью?
Еще один кивок. Ее лицо выглядело как каменная маска.
– Да, но он им практически не пользуется. У него есть приватное жилье ближе к докам и силосным башням.
''Приватное«Приватное, интересноинтересно».''
– Полагаю, он не может по какой-либо причине все еще находиться там?
– Я не боюсь…
– Когда вы в последний раз покидали эту крепость? Я видел электрозащиту, управляемых оружейных сервиторов и небольшую частную армию, которая патрулирует территорию. Чтобы попасть в эту комнату, мне пришлось пройти через три слоя охраны. Мой пистолет лежит в сейфе у одного из ваших привратников. С момента входа в эту галерею меня шесть раз подвергли авто-провидениюавтопровидению. Мне нужно продолжать?
Она слегка качнула головой, а затем пристально поглядела ему в глаза , принимая решение.
– Мне нужно, чтобы вы кое-что увидели.
''А«А, ложь была и раньше…раньше…»''
Отрывистый жест рукой – Ефрем только теперь заметил, что она носила кольца-активаторы – и посреди комнаты возник гололит, создаваемый скрытой проекционной призмой. Это был Байрон Калик, не иначе. Старше нее, но что скажешь наверняка в случае с богачами и их очевидным потреблением омолодителей? Он мог быть ''намного'' старше. В любом случае, у него были короткие темные волосы, хоть и поседевшие на висках. Крепкие скулы формировали слегка повидавшее виды, но красивое лицо. Элегантно ухожен, хорошо одет в дорогой синий костюм с высоким воротником с золотой отделкой. На левой руке блестело серебряное кольцо, на металлической печатке которого было изображено подобие счетов-абака – видимо, символ верности и власти в «Карридине».
Лоснящийся черный «корвейр» плавно въехал на закрытую парковку перед жилым анклавом. Ефрем воспользовался отсеком, отведенным для Байрона Калика, отметив, что там пусто. Если у того и имелось собственное средство передвижения, оно осталось не здесь. Ефрему редко доводилось пользоваться тем, что в его понимании являлось настоящей роскошью. Галерея в крепости Вельены Калик позволила ему прицениться, и теперь он мог насладиться этим филигранным изделием инженеров «Димаксиона». Контракты «Холдингов Димаксиона» были более чем прибыльны. Адепты Механикус, с которыми они вели дела, пользовались в Департаменто Муниторум превосходной репутацией. Как следствие, «Димаксион» не только поставлял высококлассные машины верхушке общества Варангантюа, но еще и торговал серийными деталями для командных машин «Саламандра», транспортеров «Химера» и всего прочего, что имело в основе этот самый распространенный стандартный шаблон Милитарума.
''Грязь «Грязь и стальсталь»'', – подумалось Ефрему. Два столпа промышленности, подпирающие торговые комбинаты.
Задержавшись в плюшевом салоне чуть дольше строго необходимого, Ефрем выбрался из «корвейра».
Внутрь вел коридор, а за тускло освещенным вестибюлем Ефрем обнаружил винтовую лестницу, наверху которой располагалось приватное жилище Байрона Калика. Медальон снова отпер перед ним все двери, и он начал задумываться, что еще может открыть этот неприметный талисман. Такое называли «правом прохода» – разновидность валюты, которой золоченые пользовались, чтобы более свободно перемещаться по городу. Пока что Ефрем решил удовольствоваться квартирой.
Основную часть восточной стороны там занимало большое окно. Экранированное стекло пропускало много света, но не давало пытливым глазам увидеть, что творится внутри. Из главного холла можно было попасть в три других другие комнаты. Слева спальня, кровать в ней утилитарная, однако дорогая и не убраннаянеубранная. В предкамере размещается умывальная – опять же функциональная, но не дешевая, несмотря на внешнюю безыскусность. Справа столовая – простая, но хорошо обставленная. Похоже, Байрон Калик имел склонность к сдержанности, но в остальном по его домашним привычкам было мало что видно, если не считать одного обстоятельства: смятые простыни, следы парового обогрева в умывальной и скоропортящиеся продукты в столовой – все это указывало на то, что здесь недавно жили. Тут кто-то был. Либо Костыль солгал своей госпоже, либо жилец не хотел, чтобы его увидели. Как бы то ни было, декор сильно отличался от той роскоши, которую Ефрем видел в крепости Каликов, и он задумался, не являлось ли это камнем преткновения между мужем и женой. Если Байрон ''все-таки'' был жив, возможно, требовалось вернуться к теории о неверности. А кто-то точно ''был'' жив и пользовался этим местом.
Комната прямо впереди оказалась еще интереснее. Она была больше двух других, и именно в ней явно и работал Байрон. Главную роль в помещении теплых красновато-коричневых тонов с толстыми коврами и массивными шторами играл большой стол. Не роскошный сам по себе, но в плане составляющих – потрясающего качества. Ефрем приблизил нос к темному лаку, провел рукой по поверхности и так и не смог понять, не ''настоящее'' ли это дерево. Если так и было, то стоимость стола выходила за рамки неприличной. Он подумал об изнуренных массах, о тех несчастных долбаных подонках, растираемых каблуком города, и решил, что Байрон Калик стал нравиться ему чуть меньше.
Стол был устлан бумагами, кальками и пергаментами. Графики и фискальные расчеты, столбцы обведены красными чернилами, непонятные пометки на полях; Ефрем слабо понимал, что за учет вел этот человек. Однако Байрон Калик явно искал в своих цифрах некий коррелирующий фактор. Документы в запертом ящике под столешницей, доступ к которым дал солнечный медальон, оказались более информативными.
Особенно выделялся инфослиток. Он выглядел многообещающе, так что Ефрем убрал его в карман вместе с отдельным планшетом, который Байрон оставил внутри. Также он обнаружил контракт с печатью Адептус Алекто на собственность в Драге – скорее всего, силосная башня или склад, поскольку большинство коммерческих строений в этом дерьмовом районе попадали либо в первую, либо во вторую категорию. Другой документ относился к кибернетической мастерской низкого уровня: дешевая аугметика, инфо-шунты инфошунты и обслуживание сервиторов, судя по записи чернилами, небрежно начирканной поверх сервисной декларации продавца. Почерк был тем же, что на фискальных расчетах, то есть, видимо, принадлежал Байрону Калику. Бросалась в глаза отметка об авторизации, проштампованная на пергаменте. Она отличалась от рисунка на кольце, которое Ефрем видел у Байрона Калика на гололите, поэтому он задался вопросом, кому же она принадлежит. Оставалось неясным, что в подобном заведении могло заинтересовать фискала-саванта. Адрес в грубо напечатанной рамке был подчеркнут. Возможно, план визита? И напоследок, стопка грузовых деклараций. Пустотные суда, судя по пунктам отправления, ни один из которых Ефрем не узнавал. Приняв во внимание приблизительный тоннаж указанного груза, он решил, что это грузовой корабль или что-то более крупное. Основную часть составляли минералы, специи и прочее сырье, но также среди содержимого трюмов упоминалось нечто под названием ''«гедж».'' Снова не владея информацией на этот счет, Ефрем предположил, что речь идет о всякой мелочи, и как раз запихивал значимые документы в карман, чтобы обдумать их позже, когда его глаз уловил стремительное движение.
Старые инстинкты и обостренные после приема клэя чувства заставили его пригнуться за секунду до того, как стол изрешетили пули. Дождем посыпались щепки, и он прикрыл голову. Крошечные деревянные иглы впились в незащищенную кожу рук.
«Фермы Карридина» представляли собой готический монолит, суровой громадой проступавший сквозь слои полевого тумана. Его обслуживали стаи сервочерепов, а также бледнокожих кибер-херувимовкиберхерувимов, курильницы которых очищали воздух от большей части летучих спор, сохраняя сверкающее великолепие. Как и все большие торговые комбинаты Геновски, здание напоминало копье из стекла и металла, вонзившееся в панораму Варангантюа. Крепости и поскромнее этой когда-то осаждали целыми армиями, а народы устраивали войны за богатства меньше тех, что хранились внутри.
Основание исполинского сооружения, находившееся ниже мглистой полосы аэрозольной мульчи и грязевых частиц, было усилено опорами с контрфорсами. Именно здесь «Карридин» держал свои промышленные обрабатывающие машины, которые изрыгали дым и химические загрязнители, превращая мясо с зерном в прокат и углеводные пайки. Поддерживать Милитарум в сытости, поддерживать военную машину на ходу – таков был девиз компании. Пусть другие торговые гильдии поставляют танки и пушки, агробароны же набьют голодное солдатское брюхо. Уровнем выше располагались бригады нарезчиков и упаковщиков: мясники-учетчики, деление проката, дозирование зерна, подготовка к отправке груза на Ниву. Лишь немногим чище этих низовых подразделений были оффициумы, крошечные выгородки со смотровыми щелями вместо окон, похожие на клетки, где размещались сотни людей: фискалы-саванты, писцы и контролеры, которые вели измерения и поддерживали баланс доходов склоненным в пользу комбината. Там, где грязный утилитарный рокрит сменялся стеклом и хромом, появлялась еще более высокая каста. В шпилях обитали агробароны и их избранные вассалы: мужчины и женщины, выступавшие посредниками в делах власти и в буквальном смысле являвшиеся разделительной линией между слугой и господином. А вершину шпилей венчал сверкающий, бесстыдно богатый обелиск – роскошные владения самого лорда Карридина. Так обеспечивалась работа промышленности «Карридина» и тонко поддерживалась в равновесии опора его доходов.
Клэй уже и впрямь отпустил, и без него пришли вялость и раздражение. Ефрем пообещал себе постараться, чтобы из-за этого его не убили. Мысли кувыркались у него в голове, а он тем временем шел по первоклассно обставленному, но напрочь лишенному шарма коридору, который вел к покоям Охрама Варра. Он чувствовал себя не в своей тарелке, и дело было не только в охранниках с летальным вооружением. Женщина, стрелявшая в него, оставалась неизвестной. Судя по всему, он застал ее врасплох, и она открыла огонь инстинктивно. Она прижала его, но предпочла не драться, а сбежать. Следовательно, она либо была напугана, либо же не желала раскрывать свою личность. Это не объясняло, каким образом она связана с Байроном Каликом, хотя у Ефрема и имелись свои подозрения. Также он обдумал, почему солгал Сераф. Самому себе он сказал, что пока еще ничего не знает – по крайней мере, ничего важного. По правде говоря, он задавался вопросом, не заключалась ли подлинная причина в том, что он ей не доверял, не вполне. Дни, проведенные ими в полку, никогда еще не казались настолько далекими. В Милитаруме легко доверять, ведь врагами как правило являются те, кто пытается тебя убить. В Варангантюа же, между подонками из низов и золочеными верхами, такой прямолинейности и близко не было. Вместе с отвращением Ефрем испытывал и тоску по тем военным временам, когда драки были честнее, пусть и гораздо кровавее. Он похлопал себя по аугметике и осознал, что добрался до конца коридора.
Дорогу преградила пара бронзовых дверей. Художник изваял в металле стилизованное подобие двух тружеников Империума: мужчина и женщина, одна с граблями, другой с молотом, головы горделиво подняты к изображению Золотого Трона, окруженного яркими солнечными лучами. Славная работа, честный труд – все для Него на Терре… величайшая ложь Имперского кредоКредо.
Сервочереп, отделившийся от гнезда над дверью, скользнул вниз на гудящих суспензорных полях и обдал Ефрема зернистым красным светом сенсориума. Через несколько секунд цвет с красного сменился на зеленый, и смертоносные игольники, установленные на обоих висках, втянулись назад под черепной свод.
Ефрем оглядел пространство позади стола. Сверху нависал портрет мужчины. Тот царственно восседал в студии какого-то художника, облаченный в тот же самый костюм, но вдобавок с плащом из алой шерсти, перекинутым через одно плечо, и рельефным серебряным щитом поверх другого. Альков позади стола и прямо под надменным портретом был погружен в глубокий сумрак, но Ефрем уловил очертания статуи.
''Тщеславие«Тщеславие, имя тебе – Охрам ВаррВарр»'', – подумал он, присоединившись к мужчине возле величественного стеклянного окна.
– Похоже, вы удивлены, господин?..
Ночь наползла на район, словно плащ палача. За пределами верхних уровней владений «Карридина» жара вернулась, причем с процентами. Спина рубашки Ефрема промокла от пота, воздух был липким и насыщенным полевыми спорами. Респиратор, отфильтровывавший худшую их часть, лежал в плаще – под рукой на случай, когда станет особенно паршиво. Чашечка затуманилась от дыхания, а Ефрем направился через полупустую парковку туда, где оставил свой «корвейр», уже не в первый раз за день жалея, что у него нет кусочка клэя, чтобы снять напряжение. Ногу начинало подклинивать, контакт с загрязненной атмосферой вредил сочленениям, несмотря на керамическую оболочку. Снова и снова прокручивая в голове мысли об Охраме Варре и том, разумно ли было сознательно идти с ним на конфликт, Ефрем уже почти добрался до «корвейра», когда ощутил, как ему в бок ткнули пистолетом.
''Должно «Должно быть, похмелье делает меня беспечным…беспечным…»''
– Рана в живот с близкого расстояния убьет тебя медленно, – прошипела женщина. Он чувствовал на шее тепло ее дыхания. – Ты не сможешь двигаться. Ты умрешь здесь, в этом грязном дворе, и это будет очень, очень больно.
– Стало быть, ''знала''.
''Это интересно«Это интересно».''
Еще один тычок, посильнее. Ефрем почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы.
– Садись, – сказала похитительница. Она уселась напротив, пистолет исчез под столом. Женщина откинула капюшон, и Ефрем впервые смог ее как следует рассмотреть.
Молодая, как он и предположил изначально, с темными волосами до плеч. У нее не было видимых шрамов, но телосложение и самообладание говорили о жесткой физической подготовке. Один глаз у нее был зеленым, а второй цвета янтаря, и Ефрем сперва принял это за гетерохромию, но потом сообразил, что это какая-то ретинальная линза, скорее всего – инфо-облакоинфооблако. Однако она не была похожа ни на одного из тех пробаторов, которых ему случалось видеть прежде.
– Вероника Каулдер, – представилась она и протянула руку в перчатке. В полумраке слегка блеснули гаптические имплантаты на пальцах.
– Эта штука считает мой идентификационный след и вывалит информацию на имплантат с инфо-облакоминфооблаком, который ты носишь?
– Хороший глаз, – неохотно признала она, но так и продолжала протягивать ладонь.
– Или так.
Ефрем оглядел ее, бескомпромиссную на манер офицеров или комиссаров Милитарума: продукт обучения в схоле прогениумСхоле Прогениум. Несомненно, крутая, но идти против торговых комбинатов, против зерна… Ему не нравились ее шансы. Впрочем, он признавал, что у него они еще хуже.
– Мне это как-то компенсируют?
Больная голова и крайне уязвленная гордость после афронта, полученного от Каулдер, не способствовали улучшению настроения Ефрема. Он снова сидел в галерее, перед своей бывшей нанимательницей.
На Вельене Калик был надет длинный свободный халат – настолько прозрачный, что когда сквозь него проходил тусклый свет, становилось видно омоложенное тело. В воздухе вокруг нее вилось лиловое облако обскуры, исходившее из трубки кальяна, который она курила. Ефрем не знал, действительно ли она играет с ним, или же просто так всегда и живет. В любом случае, она выглядела рассеяннее обычного, однако заняла то же место у окна, что и раньше, словно высматривала что-то.
Конечно же, так и было.
– Нет, не здесь. – Она сделала жест в направлении окна, оставляя в воздухе лиловый след обскуры. – Там. Сегодня.
Ефрем подошел к окну, пристально глядя на Вельену Калик и пытаясь определить, честна ли она с ним, или же это какая-то игра из тех, что богачи забавы ради ведут с простонародьем. Он не увидел никаких следов фальши. Равно как не увидел на далеких улицах внизу никаких следов Байрона Калика.
– Вы уверены? – спросил он, продолжая всматриваться.
Вельена Калик слишком долго пробыла в этом доме и впала либо в безумие, либо в отчаяние. Или и то, и другое. Или же она и впрямь говорила правду, видела Байрона Калика, и этот человек был жив вопреки всем прогнозам и уликам. Ефрему было сложно с этим согласиться.
Он восстановил в памяти детали, касавшиеся склада в Драге и корабельных деклараций, взятых им в приватном жилище Байрона. И геджа, что бы это ни было. Инфо-слиток Инфослиток мог все прояснить, или же запутать еще сильнее. Как бы то ни было, ему требовалось узнать, что там. Это вело к Веронике Каулдер. Не подчиниться Адептус Арбитес означало подписать себе смертный приговор, но Каулдер работала одна, и у нее ничего не было, в противном случае бы она уже начала действовать. Ефрем рискнул предположить, что она могла не видеть содержимого сейфа, спрятанного под столом Байрона. Почему иначе она не велела это отдать? Разве что ей было все равно? И как во все это вписывался фискал-савант? Независимо от того, существовала ли между ними связь, до его исчезновения они явно какое-то время поддерживали контакт. А потом он возвращается, чтобы помучить свою жену издали… Фрагменты не складывались. Как следствие, общая картина оставалась запутанной.
Ефрем не заметил, как вернулся в свое жилище – он шел на автомате, одолеваемый плохо согласующимися раздумьями. «Корвейр» ждал его. Когда машину задевали крупные частицы полевой пыли, становилось видимым едва заметное мерцание защитного поля. Ефрем предположил, что ее вернул Костыль, или кто-то еще из прислуги. Вельена Калик ожидала, что он продолжит работу. Его грызла мысль о том, насколько он предсказуем. Он сказал себе, что им не манипулируют, однако эта уверенность казалась пустой.
Как его кости.
''Земля сотряслась, и по джунглям прошла дрожь. Ефрема это почти не встревожило. Бомбардировка шла в нескольких милях от него. Удары наносились по раздробленным равнинам Рочу на востоке, где по зеленым молотили всеми имевшимися боеприпасами до последнего.''
''– Подъем. , – скомандовал он. – Подтянуться.''
''Люди повиновались без комментариев, образовав патрульное построение. Гантро занял позицию впереди, во мраке мерцало дуло огнемета. За ним Чекка и Пруст, непринужденно опустившие свои лазерные карабины. К выкладке Чекки была пристегнута аптечка. Он расстегнул шлем, чтобы утереть со лба полосу пота.''
''– Орки! – взревел Ефрем, и ложная ночь джунглей озарилась шквалом лазеров.''
''Кожа горела, конечности оделялись от тел, глаза выжигало дочерна, но зеленые продолжали приближаться. Их ответный огонь был скудным, однако у орков имелись тяжелые тесаки,'' ''клинки и зубастые цепные топоры. В ближнем бою они бы прошлись по взводу Гвардии, словно лесной пожар.''
''– Откуда они на хрен взялись?''
Сопровождавшая пробуждение муть пристала к Ефрему, словно тяжелый погребальный саван. Он нетвердо поднялся, в горле саднило от клэя. И от криков. Тело покрывала тонкая влажная пленка горячечного пота. Он налил себе питья – жара теперь как будто била его бронированным кулаком. Красный дымчатый свет прожигал себе дорогу сквозь грязные облака и струился в окно. Солнце встало. Был уже день.
Еще слегка находясь под воздействием клэя, Ефрем направился прямиком к когитатору и уговорил его машинный дух ожить. Сперва машина затрещала, но затем загудела и включилась. Отыскав в кармане плаща инфо-слитокинфослиток, он засунул его в загрузочный порт, а потом, когда когитатор начал разбирать информацию, взял остальные собранные улики и разложил их на нечищеном полу.
В приватном жилье Байрона Калика он вел поиски второпях, опасаясь быть обнаруженным. Сейчас можно было не спешить и как следует все проанализировать.
Сам по себе адрес склада в Драге практически ничего не значил, так что Ефрем переключился на декларации и обнаружил интересное совпадение. В каждом из документов о грузах руководителем значился один и тот же дом вольных торговцев. Все корабли были разными и прибыли на суборбитальные станции Варангантюа из различных регионов и субсекторов, но получение их содержимого контролировалось одним семейным предприятием. Правомочность владения каждым фрахтовым контрактом подтверждал выцветший штамп: трезубец поверх мореходного компаса. Согласно мелкому тексту на пергаментах, это была династическая эмблема дома Мермидиан.
''Какая «Какая связь может быть между «Карридином» и компанией вольного торговца, и с чего, черт побери, фискалу-саванту интересоваться ей?»''
Он еще мог бы понять, будь это экспорт. Для торговых комбинатов не являлось чем-то необычным использовать капитанов-контрактеров всех мастей для перевозки их товаров из наземного дока в пустоту, но декларации касались имущества, которое ''поступало'' в город. Причем в больших количествах.
Ефрем провел рукой по волосам, надеясь сподвигнуть какие-нибудь клетки мозга на внезапную деятельность, чтобы достичь откровения, но у него ничего не было. Следовало отступиться, нарушить контракт, как ему велела Каулдер, но что-то в этом деле донимало его, будто заусенец, который никак не отгрызть.
От когитатора донесся мелодичный звон, сигнализировавший о том, что инфо-слиток инфослиток полностью загружен. Ефрем подошел к видеопланшету и принялся перебирать собрание плохо обработанных пикт-файлов, выскочивших на экран.
Первые несколько изображений были темными и малопонятными, но по мере движения вперед он различил тусклое помещение склада или силосного хранилища. На одной из картинок присутствовало большое криохранилище, откуда вились облака белого газа, в которых Ефрем разобрал вереницу рядов туш, подвешенных на цепях с крючьями к невидимой верхней балке.
Следующее изображение было сделано с большего расстояния, и стало видно, что криохранилища – это какие-то грузовые контейнеры, снова набитые кусками замороженного мяса. Было невозможно определить, сколько именно их там, и сколько контейнеров находится на складе, но по прикидкам Ефрема объем был значительным. На боку одного из контейнеров бросалось в глаза клеймо, сообщавшее о частной собственности.
Это была эмблема дома Мермидиан.
Ефрем проехал ее насквозь, не сбавляя хода, и порадовался избавлению от переполненных пристаней и запущенных пирсов, когда район начал утрачивать людность и превратился в конгломерат складов и огромных ангаров.
Он отыскал двор, где располагался указанный в контракте склад, и загнал туда свой «корвейр», позаботившись включить защитное поле машины после того, как вылез наружу. Толпа здесь уже поредела, но Ефрем заметил немало алчных взглядов, устремленных в его направлении. Туда-сюда расхаживали сервиторы с тусклыми глазами, нагруженные бочками с горючим для челноков или переносившие в своих пневматических лапах-клешнях упаковочные ящики. Одного-двух кибер-органических киберорганических рабов снабдили бионической оптикой, которая выделялась в уже начавшем меркнуть свете, словно крошечные пылающие рубины.
Двигаясь между складами и силосными хранилищами, Ефрем заметил скопления предприятий поменьше: свалки и продавцы машин, занимающиеся металлоломом; немногим лучше беспринципных падальщиков. Среди мусора выделялась часть корпуса старой машины, и Ефрем, привлеченный знакомым видом, подошел поближе и отдернул грязный, заляпанный маслом брезент, который кто-то положил сверху.
Когда барахольщик увидел оружие, его глаза расширились, а пальцы затряслись. Он коротко подал знак своим головорезам, и все трое снова растворились в тени, оставив Ефрема в покое.
В таком состоянии он вполне мог их и убить. Машина была спидером. Видавшая виды сколотая красная краска. Раскладная крыша. Ее плохо спрятали , и она, бесспорно, принадлежала Веронике Каулдер.
''Если «Если они готовы в открытую пойти против «Лекса»„Лекса”…»''… Следовало повернуть назад, забыть о том, что он вообще когда-либо встречал Каулдер или ездил в ее дерьмовом спидере. Он развернулся, сделал три шага, громко выругался и вернулся к спидеру. Ему вечно не удавалось оставить все как есть. Или принимать хорошие решения. Можно сказать, изъян личности.
Он обыскал машину, но ту ободрали догола. Это обстоятельство, а также ее появление на свалке не предвещали ничего хорошего в отношении судьбы арбитратора. Несмотря на тот факт, что Каулдер в него стреляла, Ефрему она понравилась, и ее присутствие здесь означало: он подбирается к чему-то важному. Он лишь надеялся, что это еще не перестало быть значимым.
Склад был пуст.
Внизу раскинулось громадное темное пространство, куда можно было попасть по лесенке, ведущей с мостика на землю. Здесь подчистили, но второпях. Ефрем пристегнул к своему «вульперу» люмен и повел им по сторонам. В зернистом свете бросались в глаза следы волочения и подстертые отпечатки ног. Никаких грузовых контейнеров, но свидетельства их присутствия сохранились. Едва заметный едкий запах криозаморозки в воздухе и блеск инея на цепях, свисавших с балок наверху. От контейнеров остались большие вмятины в мягкой почве под ногами. Вокруг одной из них витал свиной дух. Люмен высветил глубокие узкие пустоты в грунте неподалеку. Вместе они ограничивали кусок земли площадью около шести квадратных футов. Ефрем принялся рыться в плаще, пока не нашел потрепанный ауспик, который держал в одном из карманов. Сканеру потребовалось несколько секунд, чтобы прогреться, его машинный дух был старым и норовистым. Маленький квадратный экран осветился, и Ефрем опустился на колени возле участка земли, плавно водя ауспиком вперед-назад. Пронзительное ''«дзинь»'' заставило его выйти за невидимые границы и привело к кусочку металла, погребенному в грязи. Он принялся скрести, копая голыми руками, пока не показалось достаточно, чтобы удалось подцепить.
Ефрем поднес металлический фрагмент к свету.
Выбравшись со склада, Ефрем побежал к «корвейру». Выход только один. Правда. Все вело к нему, к Байрону Калику. Живому или мертвому.
''Я «Я сам у него спрошуспрошу»''.
Остывающий двигатель пощелкивал, и это был единственный шум помимо неспешного стука дождя снаружи машины. Пронесшись через Драгу в Геновску, а затем с визгом остановившись в нависшей тени элитного анклава, Ефрем забеспокоился, не приехал ли слишком поздно. Но потом он увидел томящуюся возле окна Вельену Калик, позади которой мрачно маячил ее слуга. Она подняла экранированное стекло – возможно, чтобы муж смог ее увидеть, если это и впрямь был он, а не какой-нибудь жестокий мучитель. Вельена ни на секунду не обратила внимания на Ефрема, однако Костыль неотрывно смотрел на «корвейр» с того момента, как тот подъехал. Его взгляд мог прорезать бронежилет.
''Засранец«Засранец»'', – проартикулировал Ефрем, надеясь, что у слуги есть глазные имплантаты, и он может читать по губам издалека.
Вельена Калик вдруг приблизилась к окну, распластав пальцы по стеклу, и Ефрем перевел взгляд обратно на улицу. На свет подвесного люмена выступила фигура. Она была сильно закутана, что вкупе с дождем не давало увидеть подробностей. От полевого грунта с Нивы воздух превратился в похожий на суп туман, делавший задачу опознания издалека практически невозможной, поэтому Ефрем вылез из «корвейра» и зашагал пешком.
Хотят тот и исчез в муравейнике узких улочек, Ефрем решил, что все еще может его настичь. Однако когда он приблизился к концу переулка, его уронил на колени неожиданный удар в живот. Второй удар попал в плечо, и от сотрясшей кости силы по руке как будто пробежал электрический разряд. Ефрем откатился от нападавших, смутно различимых среди дождя и тумана, и сумел подняться на ноги. Дышать становилось трудно, на языке чувствовался привкус плесени. Он насчитал троих, все при оружии, перекрывают проход вперед. Их лица были скрыты масками – орлиными масками из дешевого пластека, по жестким чертам которых, словно холодные слезы, стекали ручейки воды. А еще на них была надета форма. Высокие сапоги и бронежилеты образца Муниторума.
''Милитарум«Милитарум?»''
Он не узнавал полк, и экипировка была не похожа на ту, что в Гвардии. А Гвардию он ''знал''.
''Значит«Значит, ФлотФлот».''
Нет, это тоже было не так. У людей в форме везде было написано, что они каперы. Не буквально, разумеется, но когда Ефрем уворачивался от выпада ножом, то успел разглядеть на руке атакующего служебную татуировку.
Трезубец и компас. Мермидиан.
''Ну обосраться…«Ну обосраться…»''
Шагнув навстречу нападавшему и уйдя от удара, Ефрем зажал нож сгибом локтя и при помощи другой руки сломал корабельному бойцу запястье. У противника вырвался страдальческий всхлип, а Ефрем получил по предплечью утяжеленной дубинкой, что заставило его стиснуть зубы от боли. Отбросив ногой еще терзаемого мукой бывшего обладателя ножа, он сосредоточился на том, что был с дубинкой. Парировал второй замах, выбросил удар, не попавший в цель, и в этот момент третий нападавший врезал ему по ребрам латунным кастетом. Ефрем издал стон и подавил тошноту. От быстрого джеба в подбородок Кастет покачнулся, но дубинка попала Ефрему по плечу, и то онемело. Яростный кросс в боковую часть головы, раскаленная добела боль – и он снова оказался на коленях, глядя на троих людей сквозь дождь. Ефрем осознал, что медленно задыхается и хрипит, словно сидящий на обскуре наркоман.
Третий из убийц атаковал в ответ и сумел удачно попасть железной палицей. От полученного разряда погрузчик отдернулся назад, вот только это был совсем не погрузчик. Это был человек – человек, который врезался в стену переулка, и с него слетела маска.
Костыль кипел от ярости. Дождь струйками стекал по его лицу, его ''настоящему'' лицу, обезображенному шрамами. Жуткие ожоги сделали кожу похожей на пожеванное мясо, губы кривились в постоянном оскале. Старые раны, редко выставляемые напоказ. Он двинулся на последнего головореза. Широкоплечий гигант шел в атаку со свирепостью и самоуверенностью профессионального кулачного бойца. Бешеный взмах шокерной палицы пришелся не по телу, а по воздухе воздуху – Костыль уклонился и яростно ответил градом ударов. Он замахивался и бил с размеренностью метронома, чередуя лицо и корпус, лево и право, устраивая своими кулаками разгромное избиение.
Двое остальных лежали мертвыми или умирали, этому тоже оставалось недолго, и Ефрем закричал, насколько ему еще хватало духу:
– Один нужен мне живым…
Костыль остановился. Просто остановился, словно вдруг попал в стазис. Его противникили, или скорее , мешок для битья, отшатнулся к стене, сполз по ней и остался сидеть неподвижно.
– Тебе нужно поторопиться… – прорычал Костыль. Он был взбешен, но все же обуздал свою досаду и наклонился за одной из орлиных масок. Разрывая пластек, он выдрал спрятанный под маской респиратор и бросил Ефрему; тот поймал его, надвинул на нос и рот и сделал несколько вдохов, пока снова не задышал более-менее ровно. Костыль пошел подобрать собственную маску, и Ефрем заметил, что у него в носу затычки, а на мускулистой шее выжжен серийный номер, который был виден всего мгновение, а затем опять скрылся под керамикой.
Люмены не горели нигде, если не считать лучи фонарей, прочесывавших внешние вехи территорий и владений торговой гильдии. А затем Ефрем увидел один, который все-таки горел. Едва заметный свет вдали, верный признак жилья и деятельности.
Он двинулся туда – «корвейр» плохо подходил для таких условий, но кое-как справлялся – и когда подъехал на дистанцию видимости, с удовлетворением заметил на стене огромного хранилища массивную табличку машинной штамповки. Трафаретные цифры гласили: «44».
Замедлив «корвейр» до хода ползком, Ефрем притормозил на расстоянии от хранилища, где его точно не мог увидеть никто из охранников «Карридина». Остановив машину, он нашел ту тряпку, которой пользовался в переулке. Разворачивая ее, он искренне пробормотал слова извинения.
Варр изначально планировал сделать из Байрона киборга. Должно быть, он узнал, что Калик раскрыл его секрет, и про Каулдер тоже. Он заманил Каулдер, убил ее, а затем оставил след, чтобы по нему пришел Ефрем…
Начало разгораться дурное предчувствие. Байрон Калик, или, вернее, Пес привел его в переулок. Вне зависимости от того, остались ли в частично лоботомированном мозгу какие-то воспоминания, побуждавшие того искать свой бывший жилой анклав, или же это был просто акт жестокости, чтобы помучить вдову – Пес завел его в опасную ситуацию. После вмешательства Костыля Ефрем решил, будто опасность миновала, но это могло быть вовсе не так. Подтверждением стало холодное дуло оружия, упершееся ему в висок.
– Ты охренеть как ошибся, придя сюда, – произнес незнакомый Ефрему голос. Внизу Варр насмешливо кивнул в направлении мостика, где он сидел.
– Так что да, – произнес Варр. – Я король ''настоящего'' дерьма, но вот поесть его предстоит вам.
Ефрем лихорадочно огляделся, отчаянно ища выход. В воздухе над ямой покачивались блоки с цепями – слишком высоко, чтобы дотянуться. У него забрали «вульпер» и дубинку, но оставили однозарядник, однако не было возможности достать оружие, прежде не оказавшись подстреленным одним из бойцов. Он попытался отыскать в мертвом взгляде сервитора Байрона Калика, какой-нибудь остаток прежнего человека. Это было все равно что смотреть в дуло лазгана.
– Байрон!..
– Байрон Калик, – взревел Ефрем, и сервитор повернул голову, оглядывая его. – Там твоя жена. Она любит тебя и сделает что угодно, чтобы тебя спасти.
Бойцы продолжали пальбу, в ответ глухо трещали выстрелы Костыля, так что Варр, понукавший своих наемников убить и слугу , и его хозяйку, держался позади. Лишь когда он обернулся посмотреть, почему его живой щит не с ним, то заметил, что Ефрем все еще висит.
– Ты еще не умер? – произнес он и попытался наступить Ефрему на пальцы.
– Байрон! – заорал Ефрем, увернувшись от первого удара ботинком, . – Она умрет, если ты ничего не сделаешь.
Бионический глаз Пса засветился чуть ярче, а затем он пришел в движение, с мрачной решимостью направляясь вперед… Первого из корабельных бойцов он застал врасплох, отрубив тому руки и бросив остальное истекать кровью на полу. Вопли привлекли внимание прочих, и половина из них направила оружие на сервитора, а другая половина двинулась вглубь ангара в поисках других незваных гостей. Лучи лазеров опалили плоть Пса, но не замедлили его.
– Нет, видимо нет.
[[Категория:Warhammer 40,000]]
[[Категория:Warhammer Crime]]
[[Категория:Империум]]
