827
правок
Изменения
Перейти к навигации
Перейти к поиску
Нет описания правки
{{В процессе
|Сейчас= 1214
|Всего = 43
}}
– Ты больше не мой советник, Феликс, пусть Одос занимается своей работой, – сказал Жиллиман. – Ты будешь сопровождать меня и трибуна на рыночную площадь. Я хочу послушать, что говорит Матьё. Тебе тоже стоит это услышать.
== Тринадцатая глава ==
'''МОЛИТВА ЗА ПРИМАРХА'''
Илиос приказал своим людям расчистить путь по крытой лестнице на рыночную площадь, чтобы Жиллимана никто не увидел. Когда он спустился к выходу, толпа его не увидела. Кольцюань и Феликс встали рядом с ним. Виктрикс Гвардия рассредоточилась, Сикарий, как всегда, сохранял бдительность в ожидании угроз своему лорду. В любом случае у Феликса сложилось впечатление, что Жиллиману пришлось бы выйти на середину площади и объявить о себе, настолько восторженной казалась толпа.
– Что теперь? – спросил Феликс.
– Мы слушаем, – ответил Жиллиман.
Они не могли видеть отсюда Матьё, но они видели лица слушавшей его толпы, глаза людей горели благочестием и надеждой.
– ... ибо разве это не правда, что Император пришёл к человеческой расе и спас нас от тирании ксеносов и военачальников? – произнёс Матьё. – Разве не Он отправился в Свой Великий крестовый поход и не прогнал мучителей человечества, и когда Ему бросил вызов ереси архидьявол Гор, разве не Он низверг его и отправил вместе с его восемью демонами в огненные ямы проклятия? Даже смертельно раненный, разве не Он возложил на Себя бремя человеческих страданий и не взошёл на Золотой Трон, где Он несёт за нас грехи вселенной, наблюдает за нами и поддерживает великий маяк, который связывает воедино Его владения? Разве не Его армии неустанно стремятся к тому, чтобы все дети Терры могли жить и умереть в Его свете? Разве не Он защищает нас от тройного ужаса ксеносов, мутантов и ведьм?
– Да! Да! – раздался голос в толпе. – Он! – сказал другой, и ещё один: – Он наш повелитель! – Эти заверения в вере смешивались со звуками плача, кашля и другими признаками болезни, но ни голод, ни недуги не могли ослабить пыл толпы. Феликс почти чувствовал его, сливавшийся над ними во что-то материальное.
– Таковы истины веры, – продолжал Матьё. – Они всегда были такими. Десять тысяч лет Император наблюдал за нами и защищал нас.
– Император защищает! – Этот крик донёсся с нескольких сторон.
– Да, мои братья и сёстры, Император защищает. Он защищает нас, потому что такова Его воля, чтобы человечество выжило. Теперь Он возвращает к нам Своего последнего сына! Какие ещё доказательства нам нужны? И всё же, не все верят! В нашем Империуме есть недовольные люди.
Раздался горький смех.
– Да, да, я знаю! – сказал Матьё, разделяя иронию толпы. – Они говорят, что мы обречены, что наступил конец времён. Они говорят, что мы потерпели поражение. Что Император потерпел поражение. Это богохульство.
– Сжечь их! – крикнул кто-то под хор: – Да! В огонь их!
– Нет, мои братья и сёстры. Мы должны быть милосердными. Прошло много времени с тех пор, как Император ходил среди нас. Стоит ли удивляться, что сомнение проникло в сердца людей? Лучше всего убедить их. Будьте носителями благой вести, ибо настала новая истина. – Он сделал драматическую паузу. – Дни молчания Императора подходят к концу. Император действует среди нас, да, даже сейчас!
Теперь в толпе раздался ропот недоверия и надежды. Несколько возгласов: – Слава Ему! – вызвали такую же рябь.
– Слава Ему!
– Новый Великий крестовый поход очищает звезды, ведомый Жиллиманом, Его единственным живым сыном, возвращённым нам волей и милостью Императора. Думаете, что Император всё это время бездельничал на Своём Троне? Я говорю вам всем, что это не так! У Него есть план. У Него есть план для тебя, и для тебя, и для тебя!
Феликс представил, как он указывает на членов толпы. Закричал ребёнок.
– Да, даже для тебя, малыш, особенно для тебя, – радостно сказал Матьё.
К изумлению Феликса, по толпе прокатился смех. Матьё совершил боевую высадку с орбиты, участвовал в битве, пересёк эту умирающую землю и теперь читал проповедь. Какие бы недостатки ни были у его веры, она делала его сильным.
– Через нас Он творит Свою волю. Я видел это своими собственными глазами. Через Жиллимана, Своего святого сына, Он приводит Свой план в действие.
Кольцюань резко шагнул вперёд:
– Это продолжалось достаточно долго.
Жиллиман положил руку на наплечник кустодия:
– Пусть говорит.
– Вы слышите, что он говорит?
– Слышу, и хочу услышать остальное. Это не больше и не хуже того, что говорят в этот самый момент сто тысяч проповедников по всему Империуму. Я опровергну его мнение, когда он закончит.
– Вы избрали опасный путь, милорд, – сказал Кольцюань, но вернулся. – Он не внял вашему предупреждению. Вы должны действовать.
– Я не буду и не могу. Поэтому мы позволим ему закончить.
Феликс отправил Кольцюаню запрос на личную беседу:
– Что между ними произошло?
– Ты помнишь тот день, когда Жиллиман говорил с Матьё после битвы в Гекатоне?
– Помню. Меня поставили охранять снаружи. Я помню, как он в гневе вышел из зала. Вскоре после этого я отправился на восток. Он никогда не рассказывал мне, что случилось.
– У примарха состоялся разговор с добрым фратером, – сказал Кольцюань. – Я не предам доверия лорда Жиллимана, но скажу, что его предупреждали, и что он, похоже, не внял этому предупреждению. С тех пор они не разговаривали. Матьё собрал орду фанатиков-единомышленников, в том числе кадианский четыре тысячи двадцать первый бронетанковый полк. Это опасное развитие событий. Матьё почти проповедует божественность Жиллимана, и Жиллиман ничего не может сделать, чтобы остановить его. Это иронично, но дилемма примарха укрепила моё доверие к нему.
– Вы ему не доверяете? – спросил Феликс.
– Феликс, я знаю, что ты не наивный человек. О моём неодобрении видеть примарха во главе крестового похода известно, и я ничего не сделал, чтобы скрыть это, хотя я служу ему настолько хорошо, насколько могу. Но в последнее время я нахожу, что моё отношение меняется. Он верит в то, что делает, и если окажется на пути к Трону, то не по своей воле. Его вера в старые истины непоколебима.
– Свет и слава сияют над всеми нами! – говорил теперь Матьё. – Кроме меня, есть и другие, кто смотрел прямо на свет Императора, те, кому больше не нужна вера в Него, потому что мы ''знаем'' о Нём. Теперь они идут со мной на священную войну Императора. Мы делаем всё, что в наших силах, потому что, несмотря на всё могущество и власть, которые Император даровал лорду имперскому регенту, он всего лишь один человек, и он не может выиграть все войны Императора в одиночку! Настало время, мои братья и сестры, подняться и искать служения Ему и Его святому сыну. Который даже сейчас присматривает за вами. Узрите его, как я узрел его отца!
Матьё, очевидно, указал рукой, потому что толпа одновременно повернулась, чтобы посмотреть на затенённую лестницу.
– Ожидаемо, – сказал Жиллиман и вышел к толпе, которая, увидев его, зашептала и начала кричать ему. Ауксилия Илиоса последовала за ним, настороженно направив оружие на людей.
– Примарх! Ультрадесантники! Стражи Императора! Мы спасены!
Крики прекратились внезапно, без предупреждения. Послышался шорох, и наступила глубокая тишина. Снова двигаясь как один, люди в толпе опустились на колени и простёрлись ниц перед своим спасителем.
Перед рыночной площадью располагалась импровизированная сцена, на которой стоял Матьё, три большие связанные вместе бочки поднимали его высоко над уровнем толпы. Три крестоносца Экклезиархии стояли вокруг него, охраняя своего пророка.
Жиллиман обвёл взглядом людей Первой Высадки. Его лицо было суровым, но он не казался осуждающим.
– Встаньте, – приказал он. Толпа не двигалась, оставаясь на коленях, прижавшись лбами к земле и бормоча молитвы.
– Встаньте, – повторил он и стал пробираться сквозь них. Его ботинки были размером с мужскую спину, и он очень старался не раздавить людей, которые, увидев его приближение, расступились, продолжая стоять на коленях, по-прежнему молясь и тихонько всхлипывая от ужаса.
– Дайте мне свою преданность, – сказал Жиллиман. – Дайте мне свою службу. Сражайтесь за Империум, за Императора и за меня. – Он двинулся к Матьё. – Дайте мне свои жизни, свою кровь, свою смерть. Дайте мне всё, как я отдаю всё, чтобы защитить Ультрамар и Империум. Я прошу вас об этом и о большем.
Феликс видел, как он взвешивает слова, видел бесконечную борьбу. Адептус Министорум провозгласил его божественным, и он ненавидел это. В неподходящем настроении это вызвало бы гневное отрицание, но когда он оглядел толпу, его взгляд смягчился. Эти люди были в отчаянии. Им требовалось, чтобы он был больше, чем человеком, больше, чем примархом. Они нуждались в сыне своего Бога-Императора, и Жиллиман не мог пошатнуть их моральный дух.
– Но я никогда не попрошу вашего поклонения, – тихо сказал он. – Взгляните на меня, и вы увидите, что я не бог. А теперь встаньте! Встаньте и займитесь своими жизнями. Я хочу поговорить со своим милитант-апостолом.
Приказы Жиллимана не допускали неповиновения. Толпа ошеломлённо поднялась на ноги. Большинство разошлись, и рынок зашипел от сотен тихих разговоров. Было много питавших надежду взглядов и желания поговорить с ним, но те немногие, кто осмелился приблизиться к Жиллиману, теряли решимость при виде ауксилии Илиоса и Виктрикс Гвардии.
– Перекройте площадь, – приказал Жиллиман.
– Сию минуту, – ответил Илиос.
Примарх приблизился к Матьё. Даже с учётом дополнительного роста, который придавали ему бочки, фратер всё равно был ниже Жиллимана, поэтому он выглядел как ребёнок, пытавшийся смотреть в глаза огрину.
Феликс не видел Матьё несколько месяцев. Его мантия была такой же поношенной и залатанной, как и раньше, если не больше, если такое вообще было возможно: фратер подчёркивал бедность. Но его лицо изменилось. Всегда ревностный в вере, он казался теперь исполненным ещё большей цели. Неудивительно, что люди следовали за ним.
Его решимость была не совсем его собственной. Он свободно заимствовал власть у примарха, и когда они встретились, он посмотрел на Жиллимана с нескрываемым обожанием. Выражение его лица сильно обеспокоило Феликса.
Крестоносцы, охранявшие Матьё, протянули к примарху свои щиты и мечи, создав у Феликса безумное впечатление, что они приветствовали его, прежде чем напасть, и он почувствовал, как пальцы в перчатке дёрнулись, но вместо этого они резко развернулись и отступили, позволяя примарху приблизиться к жрецу.
– Милорд примарх, – сказал Матьё и склонил голову.
– Милитант-апостол, – произнёс Жиллиман. Он взглянул на молчаливых крестоносцев. – Ты завёл охрану.
– Однажды ночью они пришли ко мне без приглашения. Это подарок Императора, – ответил Матьё.
– Насколько я помню, раньше они служили Гистану, – заметил Жиллиман. Матьё не смутился.
– Понимаю. Вы думаете, что я слишком театральный, но люди Багровых Кардиналов служат только тем, кого считают достойными, – возразил Матьё. – Я не звал их, они искали меня.
Феликсу стало интересно, какими достоинствами обладало такое сухое старое ископаемое, каким был Гистан.
– Это правда? – спросил Жиллиман у крестоносцев. Они стояли, как статуи, и не отвечали.
– Они дали обет молчания, милорд, – объяснил Матьё. – Они не будут говорить, пока Сам Император не прикажет.
– Я также видел боевой поезд паствы в барбакане. Он тоже принадлежал Гистану. Когда-то ты отверг атрибуты своей должности, теперь ты их используешь. Что изменилось?
– Ничего не изменилось, милорд Жиллиман, – ответил Матьё. – Как вы сказали, милитант-апостол Гистан располагал множеством ресурсов. Император прошептал мне на ухо и сказал, что отказываться от такого арсенала из принципа было глупо. Такое оружие не должно оставаться неиспользованным.
– Значит, ты нашёл себе занятие.
– Адептус Министорум ведёт войну на вашей стороне, милорд. У Императора для меня много работы. Я не могу оставаться в стороне. Вы не хотите, чтобы я служил вам напрямую, я должен уважать это, – сказал он, как будто Жиллиман был молодым человеком, утверждавшим свою первую власть. – Но позже Император явил Себя в битве в Гекатоне, и верующие приходили ко мне во всё большем количестве с каждым днём. Им нужно руководство.
– Получается, теперь у тебя есть армия.
– У меня крестовый поход, милорд! Крестовый поход Свидетелей. Каждого из этих людей касалась рука Императора. Некоторые из них видели Его.
– Невозможно, – сказал Жиллиман.
– Нет, милорд, это правда! – сказал Матьё и шагнул вперёд с лихорадочным блеском в глазах. – Он везде. Он работает среди нас. Человечество пробуждается к Его славе. Враг думал покалечить Его империю, открыв реальность варпу, и теперь они пожинают Его гнев. Они называют Его трупом. Они называют Его падалью. Но Он жив, и Он повсюду вокруг нас. Он действует, лорд Жиллиман. О, Он действует!
Жиллиман пристально посмотрел на него. Матьё выдержал его взгляд с выражением восторга на лице.
– Ты никогда не видел Императора и не разговаривал с Ним, – сказал Жиллиман. – Только я.
– Вы говорили мне об этом раньше, но сейчас вы ошибаетесь, милорд. Я общаюсь с Ним каждый день. Я видел Его проявления своими собственными глазами. Как вы думаете, кто послал меня к вам? Кто охранял меня, когда была захвачена “''Честь Макрагга''”, кто руководил вами, чтобы вы выбрали меня своим милитант-апостолом? Это был Он, это был ваш отец. Он сказал мне, что я должен открыть вам глаза, и они открываются, я знаю.
– Хватит, – произнёс Жиллиман. – Ты говоришь о вещах, о которых ничего не знаешь.
– Неужели? Я заблуждаюсь, или вы цепляетесь за своё мировоззрение, когда все доказательства указывают на обратное?
– Ты фанатик, – сказал Кольцюань.
Матьё посмотрел на воина:
– Фанатик? Ваши собственные кустодии говорят, что что-то изменилось. Говорят, что Император снова общается во снах и видениях, после стольких лет. Каково это, когда Он касается вашего разума?
– Я повторяю вопрос лорда-регента. Откуда ты это знаешь?
– Потому что Император сказал мне! – прошипел Матьё.
– Мы должны убить его, лорд-регент, – сказал Кольцюань. – Его предупреждали. Он зашёл слишком далеко. Он привлёк на свою сторону целый полк. Как далеко должно распространиться это безумие?
– Вы будете стрелять в своих? Как вы думаете, воины и население этого мира будут рады увидеть убитыми мужчин и женщин, которые хотят только сражаться на стороне Императора? – обратился Матьё к Жиллиману. – Вы Его сын. Вы помешаете Его слугам выполнять Его приказы, убив их. Сколькими ещё языками вы хотите пошевелить, чтобы они говорили, что сын узурпирует трон отца?
– Не угрожай мне, милитант-апостол, – сказал примарх.
– Я пытаюсь помочь вам, милорд, – сказал Матьё, в отчаянии протягивая руки. – Когда вы увидите, что ваш отец – бог? Когда вы увидите, что Он действует через меня, через вас, через всех. Император с нами. Он стоит по правую руку от нас. Вы – Его сын. Примите истинную природу своего отца в сердце. Признайте свою божественность, свою силу, и все ваши враги обратятся в прах перед вами. Вы – бог, милорд, живое воплощение того, кто восседает на Золотом Троне!
– Я предупреждал тебя не проповедовать этого.
– Я дал слово и не проповедую, хотя это официальное кредо Адептус Министорум.
– Значит, ты тоже лицемер, – заметил Кольцюань.
– Я – нет. Я не смогу служить, если умру, – сказал Матьё. – Какая от меня тогда будет польза? Я не проповедую то, что вы запретили мне проповедовать.
– Тогда зачем ты сейчас говоришь это мне? – спросил Жиллиман.
– Потому что мы с вами должны быть честны друг с другом, если вы когда-нибудь будете честны с самим собой.
Матьё и Жиллиман смотрели друг другу в глаза в течение полуминуты: нищенствующий жрец, покрытый грязью бедной жизни, чьи зубы почернели, а волосы поредели, и живой сын Императора, высокий, царственный и нечеловеческий. Ангел и нищий. К огромному удивлению Феликса, лорд Жиллиман первым отвёл взгляд.
– Я услышал достаточно. Прощай, милитант-апостол.
– Мы будем молиться за вас! – крикнул Матьё вслед Жиллиману, когда тот покидал площадь. – Мы будем молиться, чтобы вы увидели свет!
– Милорд, – обратился к нему Феликс по воксу на личной частоте. – Боюсь, лорд Кольцюань прав. С ним нужно что-то делать.
– Кольцюань прав, и ты прав, но, к сожалению, брат Матьё тоже прав, – ответил Жиллиман, и его голос был холоден. – Его слова не были пустой угрозой.
== Четырнадцатая глава ==
'''НАПАДЕНИЕ НА ГЕРУ'''
Дожди не прекращались.
День за днём они омывали камни крепости Геры. Сначала чистые, серо-железные и холодные, как моря Макрагга, по прошествии времени они становились всё грязнее. Это был постепенный процесс, сначала едва заметный. Странный запах, иногда некоторая маслянистость луж, песчинки или необычная извивавшаяся личинка, которая быстро умирала, достаточно редкая, чтобы её можно было не принимать во внимание. В некоторые дни эти явления исчезали, и дожди снова становились чистыми, но каждый раз, когда грязь возвращалась, она становилась немного сильнее, и её последствия сохранялись немного дольше, пока небо, наконец, не заплакало отравленной слизью, а чистая, холодная вода не стала воспоминанием.
Фабиан лежал в постели и не мог уснуть. Он плохо спал уже несколько недель. Хотя за последнее десятилетие он немного привык к звукам войны, крепко спал в окопах под обстрелами и храпел во время космических сражений, это было скорее исключение, чем правило, времена, когда истощение угрожало убить его раньше, чем враг. Фабиан по-прежнему нервничал в глубине души, и осада только усугубляла его состояние.
Было бесконечное ожидание того, что случится что-то исключительно плохое. Фабиан предпочёл бы битву. Всё закончилось и завершилось бы в считанные мгновения, так или иначе. Либо мёртв, либо нет. Осада – это подвешенное состояние. Он мог справиться с ужасом и кровопролитием боя. Он не мог смириться с его ожиданием.
И ещё была непредсказуемость. Казалось бы, случайные моменты, когда огромные настенные пушки Геры открывали огонь, или враг предпринимал очередную обречённую попытку разрушить стены, и орудия лаяли и лаяли всю ночь, как стаи голодных собак. Затем внезапно наступала тишина, не было ничего, кроме дождя, но он не спал, потому что его уши напрягались, силясь услышать звуки надвигавшейся на него гибели.
Калгар неохотно объяснил ему ситуацию. Противник был слаб, и Ультрадесантники могли легко контратаковать, даже с тем небольшим количеством, которое у них было на Макрагге, и стереть врагов, как грязь с ветрового стекла автомобиля. Но на следующий день они вернутся, и процесс придётся повторить, и, возможно, один или двое из людей Калгара погибнут. Не так много, но если то же самое произойдёт на следующий день и на следующий, то в конце концов никого не останется, и они проиграют по умолчанию. То же самое было верно и в космосе. Каждый сбитый вражеский корабль заменялся. Ультрадесантники могли покинуть города или планету, но они не могли долго оставаться за пределами оборонительных позиций, поскольку рисковали быть сокрушёнными количеством, в то время как войска противника были многочисленны, но слишком низкого качества, чтобы пробить любую стену.
И поэтому космические десантники сидели в крепостях, а враг сидел снаружи, и все ждали, чем закончится война в другом месте.
Это была пытка. Это сказывалось и на Калгаре; Фабиан провёл с ним достаточно времени на дальней стороне Разлома, чтобы заметить признаки. Они с Калгаром не ладили, что сильно огорчало Фабиана, потому что у них с Жиллиманом, как он думал, были хорошие отношения. Он даже не мог винить в их взаимной неприязни недовольство тем, что за ним наблюдают. Калгар прекрасно понимал задание Фабиана и поначалу приветствовал его. Что их разделяло, так это личность Фабиана. Калгару он просто не нравился: он находил его нетерпеливым, склонным жаловаться, слишком быстрым на гнев, и, несмотря на стоическое, макраггское поведение, которое они все здесь демонстрировали, магистр ордена был близок к тому, чтобы сказать Фабиану это в лицо.
Или, по крайней мере, так полагал Фабиан поздно ночью, лёжа в постели, которая была слишком жёсткой и слишком мягкой, слишком горячей и слишком холодной, с подушкой вокруг головы, чтобы заглушить бесконечный, сводивший с ума шум воды за окнами. Фабиан никак не мог устроиться поудобнее. Он не мог успокоиться и был слишком взволнован, чтобы сосредоточиться. Каждый раскат грома заставлял его думать, что снова началась битва. Каждая позитивная мысль, которая появлялась, быстро улетучивалась, и в лучшем случае наносила ущерб его более чёрным идеям, которые кружились вокруг головы.
Фабиан застонал.
– Я ненавижу эту планету, – пожаловался он. – Даже Вигилус был лучше.
Он перевернулся, нашёл новое положение столь же неудобным, затем перекатился обратно на то место, где только что был. Это его тоже не устроило.
– Будь оно всё проклято! – воскликнул он и отбросил подушку в сторону. Он сел на край кровати, прижал ладони к глазам, затем встал с излишней резкостью. – Хорошо, – сказал он. – Надо работать, – и он направился к столу, ожидавшему его в другом конце комнаты. Первое, что он сделал, взял стоявший там всегда полный кувшин с вином.
Фабиану пришлось признать, что Ультрадесантники относились к нему хорошо. Его покои были такими большими и роскошными, что раньше он и представить себе не мог, хотя и были обставлены в строгом макраггском стиле. Каменный пол покрывали мягкие меховые ковры. Мебель была великолепной. Но всё это было похоже на вино Макрагга: хорошо приготовленное, но острое и холодное; как планета, как сами Ультрадесантники.
Тем не менее он налил и выпил вино. Ему ещё предстояло включить люмены. Свет от настенных ламп крепости пробивался сквозь стекавшие по высоким окнам струи дождя. Сверкнула молния, осветив статуи, колоннады и башни, которые скрывались в темноте, и временно ослепила его.
Он что-то проворчал, открыл письменный столик, выдвинул стул, зажёг люмен, сел, осторожно поставил вино на круглый камень, чтобы поберечь дерево, и достал последний блокнот.
Ему было трудно сосредоточиться на своих записях. Это была скучная штука. Истории Макрагга и окружавших его миров были записаны в скрупулёзных, сухих деталях в архивах ордена. Его судорожная рука сжала их до общих заметок, которые, как он думал, превратятся в трактат, если у него когда-нибудь будет время.
У него никогда не будет времени.
Он захлопнул книгу, мысленно отругал себя и сказал себе, что всё это было бы очень интересно, если бы он не знал, что всего в нескольких сотнях ярдов от того места, где он сидел, находилась закрытая библиотека, полная всевозможных чудес. Он представлял, что в библиотеке Птолемея таятся поистине древние произведения. Кодексы из Тёмной эры технологий. История заселения этого региона космоса. Труды вымерших чуждых рас. Роль Ультрадесанта в Великой войне Ереси. Дразнящие намёки на то, что случилось с первым звёздным доменом человечества – ещё одно невероятное откровение, что Империум не был первой человеческой империей, история, настолько секретная, что людей убивали за знания о ней, всё было усвоено и обдумано Фабианом, пока не стало обыденным. Фабиан знал так много из того, что знали столь немногие, и всё же всегда оставалось что узнать. Человеческая история была долгой и полна тайн.
– И библиотека Птолемея забита ими, – простонал он.
Ночь грохотала. Он внимательно прислушался, убеждая себя, что это всего лишь гром, а не орудия снова открыли огонь. Зеленоватые молнии вспыхивали сквозь облака, освещая их бурлившую изнанку. Хлестал дождь, плотный, как облако дротиков. Мрачные лица героев космических десантников древних времён ярко вспыхнули, а затем снова погрузились во тьму.
Снова громыхнул гром, прерывистый, сердитый, рыскавший в небесах зверь, готовый нанести удар.
Немного нервничая, Фабиан отхлебнул кислого вина и вернулся к своим записям. Некоторое время он был поглощён этим занятием.
''Стук-стук-стук''. Какой-то шум за окном. ''Стук-стук-стук''.
Волосы на шее Фабиана встали дыбом, коснувшись ночной рубашки, и он очень медленно повернулся к источнику шума. Всё, что он увидел, было его собственное белое, испуганное лицо, отражённое в чёрном стекле.
''Стук-стук-стук''.
Дрожащими руками он потянулся за канделябром и коснулся руны, которая включала искусственные свечи. Пламя вырвалось из фитилей. Он подошёл к окну, преследуемый собственным отражением: лицо осунулось от недосыпа, глаза ввалились. В них плясали мерцавшие огоньки. Он вгляделся в ночь, но ничего не увидел.
''Стук-стук-стук''.
Шум доносился от основания окна. Он низко наклонился, ища источник. По-прежнему всё, что он видел, было его собственное лицо и отблески пламени свечи в стекле. На стенах было много источников света, и там, куда падали их лучи, виднелись украшения крепости. Но комната Фабиана находилась в треугольнике тени, темнее из-за того, что она контрастировала со светом.
Он осмотрел нижнюю часть окна. Пальцы коснулись холодного стекла.
''Стук-стук-стук''.
Вспышка молнии разогнала темноту, и Фабиан оказался лицом к лицу с маленьким круглым существом, заглядывавшим внутрь через нижнюю часть стекла. У него были большие рога и широкая ухмылявшаяся пасть, полная грязных зубов. Он был размером всего с человеческого младенца, хотя при этом такой тучный, что, вероятно, весил втрое больше. Привлекая его внимание, он поднял тощую руку и помахал ему.
Фабиан отшатнулся, уронив канделябр.
Это был чумной бесёнок. Он видел их раньше, но не так близко. Только одна толщина стекла отделяла его от болезней, которые убьют его тысячу раз.
– Демоны. Демоны в крепости. – Он выпрямился. Маленькая тварь прижалась толстой мордочкой к стеклу, измазав его отвратительной грязью. Он разглядел бесёнка получше. На нём был капюшон. В правой руке он держал короткий деревянный посох с тремя ветвями, свёрнутыми в кольца. Его левая рука обладала множеством вспомогательных щупалец и второй разинутой пастью. Третья ухмылялась на животе.
Он с интересом наблюдал за ним. Он снова постучал в окно. Главное лицо усмехнулось, рассыпая личинок.
Фабиан не сводил с него взгляда и пятился назад, его рука искала вокс-браслет, лежавший на столе вместе с остальными вещами. Он нашёл его, поднёс ко рту и нажал на руну тревоги, которая должна заставить прибежать его охрану.
– Расей, у нас серьёзная проблема. – Он только наполовину ожидал ответа и не удивился, когда его не последовало. Часто проявления такого рода сопровождались всевозможными нарушениями в работе вещей. Духи-машины любили сверхъестественное не больше человеческих душ, и отшатывались от него.
Он обдумывал, что делать. Должен ли он бежать за помощью? Покои Расея Люцерна находились в ста ярдах дальше по коридору. В этой части монастыря ордена поблизости больше никого не было. Крепость Геры была огромной, и Ультрадесантники, даже в полном составе, не могли её заполнить. Возможно, ему повезёт, и он наткнётся на кого-нибудь из Преценталианской гвардии, ауксилии или других смертных слуг в патруле, но они тоже были очень сильно рассредоточены. Он рисковал потерять существо, если отведёт от него взгляд, тогда оно сможет ускользнуть и нанести любой ущерб.
Они не были беспечными. Сбой вокса будет зарегистрирован. Причина обнаружена. Поднимут тревогу. Но сколько это займёт времени? Вот в чём вопрос.
– Император, – произнёс Фабиан. Бесёнок по-прежнему с любопытством наблюдал за ним, как будто он был образцом в ксенологическом саду. Теперь он знал, где тот находится, мог определить его положение по мерцанию злобных глаз. Они моргнули, и на мгновение исчезли, затем вернулись.
– Не двигайся, – сказал он скорее себе, чем ему. – Просто жди там.
Он схватил одежду, брюки и ботинки. Он не стал снимать нательное бельё и надевать носки, заправил ночную рубашку в брюки, натянул подтяжки и застегнул ботинки.
– Оставайся там, оставайся там, – сказал Фабиан. – Просто оставайся там, побери тебя Трон!
Маленький бесёнок не выказывал никаких признаков того, что собирается куда-то идти, только наклонил голову без шеи и наблюдал.
Фабиан замедлил шаг, потому что потянулся за поясом с оружием, висевшим на спинке стула, и не хотел напугать нежданного посетителя. Его лазерный пистолет покоился в кобуре на поясе. Силовой меч в ножнах лежал горизонтально на деревянной раме неподалёку.
Он туго затянул пояс, медленно вытащил пистолет и направил его на крошечного демона.
– Попался, дружок, – сказал он.
Если бы кто-нибудь сказал Фабиану во времена в Администратуме, что он станет хорошим стрелком, он бы рассмеялся им в лицо при мысли о том, что даже прикоснётся к оружию. Но он был хорошим стрелком. Нагретый воздух треснул, и вспышка когерентного синего света пробила аккуратную круглую дыру в стекле.
Он сморгнул остаточные изображения и увидел, что края стекла стали остывающего оранжевого цвета. Из дыры поднималась струйка дыма. Маленький нурглинг посмотрел на свой живот, где уже затягивалась полученная рана. Он разочарованно надул губы, покачал головой и скрылся в темноте. Фабиан подбежал к окну и прижался к стеклу лицом, пытаясь заглянуть за угол. Вспышка молнии осветила бесёнка, скакавшего по лужам прочь от комнаты Фабиана на широкую площадь.
– Дерьмо! – выругался он. Ему потребуется по меньшей мере две минуты, чтобы добраться до ближайшего выхода. Две минуты слишком долго.
– Расей! – крикнул он, потянулся за силовым мечом, выхватил богато украшенное оружие и отбросил ножны в сторону. – Расей! – Он нажал на активатор генератора. Миниатюрные витки молний затрещали над лезвием. – Калгару это не понравится, – сказал он и выпрыгнул в окно.
Меч пробил стекло насквозь. Шипящие кусочки растворявшейся материи разлетелись по коврам, поджигая их. Фабиан не замедлил шага, последовал за лезвием меча сквозь оконную створку в вихре стеклянных осколков и оказался снаружи под дождём. Спину лизнули языки пламени. Он проигнорировал их и бросился под ливень.
Маленькое существо было в пятидесяти ярдах впереди и двигалось быстро, несмотря на большой живот и короткие ноги.
– Тревога! Тревога! Демоны в крепости! – крикнул Фабиан.
Буря поглотила его голос. Дождь стекал в рот, солёный, как жидкость из лопнувшего волдыря, с сильным и едким привкусом. Он сплюнул и снова выстрелил в существо. Оно отскочило в сторону от лазерного луча, и выстрел пробил мостовую, выпустив струю пара в дождь.
– Варп побери, – выругался Фабиан. – Демоны! – крикнул он так громко, как только мог. – Демоны в крепости! – Он дважды выстрелил из пистолета в воздух. Треск нагревшего воздух луча был слабой имитацией грома. – Демоны!
Бесёнок оглянулся, хихикнул, помахал Фабиану и побежал за угол монументального подиума.
Фабиан помчался за ним, дождь промочил его и потрескивал на силовом поле вокруг меча.
– Демоны! – крикнул он и снова выстрелил над головой. Тонкий вой охранной сирены раздался где-то дальше на стенах, за ним последовали другие. Гигантские поисковые люмены начали включаться с резкими звуками, одновременно щёлкали затворы орудий.
– О, хвала Трону, – произнёс Фабиан. Он едва не поскользнулся, поворачивая за угол, подняв поток воды, и побежал прямо навстречу опасности.
Долговязое существо ждало наполовину в тени, склонив рогатую голову, чёрный меч свисал из его руки и острие упиралось в землю. Там, где его освещали огни крепости, Фабиан рассмотрел блестящую кожу, разорванную открытыми ранами. Меч сверкал тёмно-зелёными бликами, и молочная жидкость стекала с клинка, смешиваясь с дождём.
Нурглинг протопал мимо своего более крупного кузена. Фабиан неуверенно остановился.
– Чумоносец, – прошептал он.
Услышав своё имя, существо подняло голову. Длинные, жидкие, клочковатые волосы струились вместе с ливнем. Огромный глаз, белый и выпученный, как очищенное яйцо, уставился на него. Демон зашипел и хрипло выдохнул, сложив звуки в одно слово.
– '''''Один''''', – сказал он.
Справа от него по камням пузырилась струйка воды. Из неё показался рог и голова, а затем плечи с опухшей как у утопленника кожей. Первый чумоносец указал на второго парализованным пальцем.
– '''''Два''''', – сосчитал он и неумолимо посмотрел налево, где ещё один его сородич поднимался из земли.
– '''''Три''''', – сказал он и шагнул вперёд.
Фабиан издал бессловесный крик, поднял пистолет и открыл огонь.
Чумоносец приближался, его мягкие ноги шлёпали по воде. Фабиан поражал его каждым выстрелом, пробивая шипевшие и прижжённые дыры в вонючей шкуре, но он принимал их без жалоб и, не сводя с него глаз, шёл вперёд, один тяжёлый шаг за другим. Он был достаточно близко, чтобы Фабиан разглядел лениво круживших вокруг головы мух, личинки в ранах, нити червей, извивавшихся на чёрных дёснах. Его собратья последовали за ним, окружив его с флангов, считая попадания из лазерного пистолета Фабиана по плоти их лидера.
– '''''Один, два, три''''', – говорили они, спеша за первым.
Выстрелы Фабиана испарили ухо, выпустили жидкость из распухших кишок, свисавших из вскрытого живота, разрушили локоть.
– '''''Четыре, пять, шесть''''', – бубнили они.
Новые раны накладывались на старые. Личинки зажарились в плачущей язве. Попадание в лицо разрушило щёку, разбросав чёрные зубы по площади.
– '''''Семь'''''…
Фабиан тщательно прицелился, вдохнул и нажал на спусковой крючок. Выстрел выбил чумоносцу глаз. Тот пошатнулся вперёд, и он выстрелил второй раз в то же место, выбив гнилые мозги твари из задней части черепа. Демон упал замертво, чёрный дым поднимался от трупа, пока колдовская плоть развалилась. К несчастью для Фабиана, их осталось ещё двое.
– '''''Восемь'''''...
Они были в пятнадцати футах от него. Они тащились вперёд в одном и том же, безумно медленном темпе. Его восьмой выстрел пришёлся в плечо ближайшему. Затем его пистолет замолчал. У него не было запасной силовой ячейки.
– '''''Восемь? Восемь''''', – пробурчали чумоносцы, подтверждая количество выстрелов. Они подняли мечи.
– Расей! – снова крикнул Фабиан. Он посмотрел на небеса. – О Император, если у тебя когда-либо было хоть малейшее подозрение, что я существую, я молюсь, чтобы ты посмотрел на меня сейчас и защитил меня, потому что мне понадобится твоя помощь.
Он убрал пистолет в кобуру. Оружие было подарком Жиллимана, и он не собирался выкидывать его, даже если собирался умереть. Он поднял меч, приготовившись защищаться. Проливной дождь заставил клинок вспыхнуть и взрывать капли разлетавшимися молекулами. Водород, выделившийся из воды, поднялся крошечными вспышками пламени.
– О Трон, – произнёс он. – О Трон.
Вместе, как автоматы, чумоносцы подняли чёрные мечи и бросились на него с удивительной скоростью.
– '''''Один''''', – сказал первый, опуская меч.
Фабиан парировал удар.
Второй взмахнул мечом в пространство, оставшееся после того, как Фабиан отклонил первый клинок.
– '''''Два''''', – сказал он.
– '''''Три''''', – сказал другой, занося меч для второго удара.
Фабиан парировал атаки одну за другой, его клинок сверкал в воздухе с такой точностью, что заставил бы его тренера одарить его одной из своих редких кривых улыбок.
Его заставили отступать. Демоны атаковали механически, каждый удар отсчитывался тем, кто его наносил. Клинок Фабиана был длиннее, и сам Фабиан был быстрее, и блокировал их все. Но они победят. Хотя демоны обладали телосложением жертв голода, они были выше его на голову и свирепо сильны. Их удары сотрясали руку. Им даже не нужно было серьёзно ранить его, чтобы убить; одно прикосновение когтей или лезвий, и он мертвец. Вероятно, он уже заразился, находясь так близко к ним. Он не мог не думать об этом высшими частями разума, в то время как подсознание взяло на себя заботу о выживании. Годы тренировок диктовали удары и контратаки, так что Фабиану казалось, что клинком владеет другой человек.
Наконец он увидел возможность и нанёс удар. Силовой меч вонзился сбоку в шею чумоносца, словно топор в мокрое дерево. Оружие, казалось, было возмущено контактом: излучение разрушающего поля уменьшилось, а пласталь клинка потускнела. Горячая боль пронеслась по оружию, пронзив руку Фабиана лихорадочной мукой. Он стиснул зубы, но, хотя он крепко сжимал рукоять, пальцы ослабли, и когда существо зашипело и отпрянуло, сверхъестественная сила демона вырвала подарок Жиллимана из его руки.
Фабиан стоял перед чудовищем без оружия, сжимая руку и уклоняясь от ударов второго существа.
– '''''Девятнадцать''''', – прошипело оно. – '''''Двадцать'''''. – Взмах меча окатил его ядом, и кожа Фабиана запылала.
Он шагнул назад. Они последовали за ним. Он услышал выстрелы с парапета, крики и отдалённые голоса. По всей крепости завыли сигналы тревоги.
Чумоносцы подняли мечи.
– '''''Двадцать один'''''... – сказали они.
Их оружие так и не опустилось. Из ночи донёсся усиленный воксом голос:
– Фабиан, прочь с дороги, прочь с дороги!
Фабиан отшатнулся, когда три болта пронеслись по воздуху, оставляя огненный след, и с глухим стуком вонзились в чумоносца с мечом. Они взорвались почти одновременно, разбросав повсюду вонючие внутренности, большое количество которых выплеснулось на Фабиана. Невероятно, но демон по-прежнему стоял, хотя его туловище было опустошено, а рука с мечом дёргалась на земле.
Брат меча Расей Люцерн появился из ночи, подобно неуправляемому тяжеловозу, сбив с ног шатавшегося чумоносца. Тот взлетел в воздух и тяжело приземлился в двадцати футах. Потроха выскользнули из открытого туловища. Рукоять меча Фабиана ударилась о землю, и вес приземлившегося на него демона перевернул клинок, аккуратно отрезав голову существа, как будто это была верхушка испорченного плода.
В то время как Люцерн отшвырнул первого назад, его собственный силовой меч пронзил второго насквозь. Больше оружия Фабиана настолько, что оно выглядело нелепо, меч Люцерна не столько рассёк демона пополам, сколько уничтожил его. Грохот разрушения вонзился в уши Фабиана. Верхняя половина существа поднялась в воздух. Оно тоже было мертво и снова растворилось в ничто к тому времени, когда Люцерн остановился и подошёл к своему товарищу.
– Ты в порядке, друг Фабиан? – спросил Люцерн. Он позволил пистолету свисать с цепи, удерживавшей его на запястье, и протянул чёрную, как ночь, руку, чтобы помочь историтору подняться. Дождь прилепил табард к ногам. Отличительные кресты Храмовников блестели на мокром фоне.
– Рад тебя видеть, – ответил Фабиан. Люцерн даже не пошевелился, когда Фабиан перенёс весь свой вес на его руку. – Идём, – продолжил Фабиан. Он поднял свой клинок из пузырившегося месива мёртвого чумоносца. Затем чихнул и выругался.
– Тебе стоит показаться врачам, – сказал Люцерн. – Эти нечестивые Нерождённые переносят всевозможные болезни.
– Позволим Императору решить, поддадимся мы или нет, не так ли? – сказал Фабиан.
– Не насмехайся над моей верой, – сказал Люцерн.
– Я не насмехаюсь, – сказал Фабиан. Он высматривал под проливным дождём сбежавшего нурглинга. – Послушай, эти твари не имеют большого влияния на реальность. Их тела уже растворяются. Если бы я собирался умереть от их болезней, я бы уже был мёртв.
– Ты не можешь полагаться на ...
– Всё в порядке! Я сам доберусь до врачей, – сказал он. – Просто сначала помоги мне. Я ищу ...
– Это? – спросил Люцерн. Фонарь его боевых доспехов включился, окутав нурглинга резким кругом света. Тот демонстративно крался и замер.
Не испугавшись, он повернулся и посмотрел на них. Он поднёс палец к губам, щупальца вокруг его левой руки извивались, и указал правой рукой сквозь бурю на горный склон. Фабиан вгляделся в темноту, пытаясь разглядеть, на что именно он указывает.
– Я обрекаю тебя на огонь Императора, нечестивая тварь, – произнёс Расей, наводя болт-пистолет.
– '''''О-о-о''''', – пропищал нурглинг.
Люцерн выстрелил. Нурглинг лопнул, как сдавленная киста, забрызгав всю мостовую.
– На что он указывал? – пробормотал Фабиан. Он вздрогнул. Его кожа была невыносимо горячей.
Неподалёку прогремели выстрелы. Приблизились три Ультрадесантника, выкрикивая вопрошающие литании очищения. Двое из них были ветеранами первой роты в белых шлемах. Их вёл Тигурий.
– Брат меча Люцерн, – произнёс старший библиарий.
– Демоны, – сказал Люцерн. – Я думаю, что эта секция очищена.
Тигурий кивнул:
– Ты правильно говоришь. Они ушли. На данный момент мы сдержали прорыв. Но они придут снова. Это только начало. Всё дело в дожде. – Он посмотрел вверх, на ливень, затем вниз, его глаза мягко светились психической силой. Его взгляд остановился на пузырившихся останках нурглинга, и он наклонился, чтобы взять жезл существа между большим и указательным пальцами.
– Одинокий нурглинг, милорд, – сказал Люцерн.
Тигурий смотрел на маленький посох, который оказался устойчивым к попыткам реальности изгнать его, оставаясь твёрдым, только слегка дымился.
– Кое-что хуже, гораздо хуже. Похоже, один из любимых слуг Чумного бога обратил на нас внимание. – Его глаза сверкнули, и маленький посох исчез с миниатюрным раскатом грома. – Это было малое воплощение Гнилиуса. Я чувствую его прикосновение повсюду в этом месте.
– Кого? – спросил Люцерн.
– Великого демона, – ответил Тигурий. – Согласно нашим книгам знаний, один из самых возвышенных Чумного бога.
Фабиан слушал сверхлюдей лишь вполуха. Он пошёл в том направлении, куда указывал нурглинг. Он что-то увидел. Врата в скале.
Его мышцы свело судорогой, и он упал, меч Жиллимана со звоном выпал из руки. Удар твёрдого камня о колени заставил его задохнуться, но он не мог подняться. Он икнул, у него перехватило дыхание, голова закружилась.
– Он был без защиты, – сказал Люцерн.
– Вызовите апотекариев, – велел Тигурий своим людям.
– Фабиан? – спросил Люцерн.
Историтор посмотрел на своего хранителя, но не смог его увидеть.
– Я ничего не вижу, – сказал он, и его голос прозвучал каким-то далёким.
– Нам нужно отнести его внутрь, – сказал Тигурий. Он продолжал говорить, но всё, что слышал Фабиан, было рёвом в ушах, и он почувствовал давление в груди. Он попытался заговорить, рассказать им о том, что видел, но слова застряли у него в голове.
Бесёнок указывал на запасной вход в библиотеку Птолемея.
[[Категория:Warhammer 40,000]]
[[Категория:Империум]]
