719
правок
Изменения
Перейти к навигации
Перейти к поиску
Нет описания правки
— Он даровал вам мессию.
=== ПЯТЬ – БЕССМЕРТИЕ ЧЕРЕЗ УНИЧТОЖЕНИЕ ===
''Ангрон''
Боль способна сокрушать людей. Страдания могут быть настолько сильными, что любая личность просто перестанет существовать в том вместилище, которое бы осталось. Такого рода мучения довольно часто встречаются среди умирающих, хотя они и не присущи только лишь тем, кто обречён и находится на пороге смерти. Боль может заставить человека вопить так, что он лишится рассудка, может оказаться настолько чудовищной, что подавит всё, кроме способности тела испытывать агонию.
Как узнало создание, некогда бывшее Ангроном, – то же самое способна сотворить и ярость.
Если же говорить о том, оставался ли он до сих пор вообще ''собой'', то теперь Ангрон представлял из себя всего лишь клокочущий клубок синапсов. Из-за бушующего в голове вихря, который не позволял ощущениям и воспоминаниям развиться в мысли, он потерял способность размышлять. Вместо мозгов у Ангрона была ядовитая жижа да искрящиеся кабели, а вместо разума с многоуровневым строением – гнев столь чистый и глубокий, что граничил с самозабвенным восторгом.
Без высших мыслительных процессов Ангрон действовал инстинктивно, всё было красным и выцветшим, всё противодействовало самому себе.
Самым ужасным было то, что от личности Ангрона осталось слишком мало, отчего он даже не мог оплакать собственную судьбу. В основе иллюзий, коими тешились его обманутые братья-примархи, всё еще лежали зёрна истязуемой эмпатии. Неважно, какую ложь им предложили и какие выдумки они себе скармливали, ведь внутри них оставалась толика осознавания, которое еще сильнее подпитывало их мощь потоком скорбного горя. Но вот Ангрону, тому брату, что громче всех кричал о свободе, не позволили даже увидеть, каким рабом он стал.
У вкуса бессмертия было множество оттенков, но не все их них оказались такими же сладкими, как казались.
Вероятно, Ангрону было бы больнее, если бы ему позволили оставить толику самосознания достаточную, чтобы это знание причиняло ему страдание. Другое божество-покровитель могло допустить существование такого пробуждённого осколка внутри марионетки и лакомиться бессильным сопротивлением души в своей хватке.
Однако Кровавый бог был Отцом Побоищ и Властелином Войны, а потому, космическая ирония его не занимала. Мучения слуг ничего не значили, ибо значение имела лишь кровь, которую они проливали… и мало кто из рабов служил этой цели так же хорошо, как и создание, бывшее когда-то Ангронием с Нуцерии.
Ангрон двигался впереди скандировавших его имя армий. Паря над ними, он летел сквозь густой пепельный туман, коим стала атмосфера Терры. Некоторые из тех, кто оставался позади и снизу, были его сыновьями и дочерями по вознесению и проклятью, другие же в принципе никогда не рождались с телами из плоти, крови или кости. Свою форму они брали из царства за пределами реальности, и теперь Ангрон походил на них. Он не жил так, как жили смертные люди. Он был воплощён, привязан к этому плану бытия одним лишь кровопролитием. Каждую секунду Ангрона тянула к себе завывающая пустота, угрожающая его существованию на Терре, поэтому он убивал и уничтожал всё подряд, держась за свою материальность только при помощи резни.
Под ним лежал Авалон – один из последних, до сих пор уцелевших бастионов. Осознавал это Ангрон лишь в самой абстрактной форме, и для него Авалон был не крепостью с защитниками, ибо такая логическая связность осталась в прошлом, а, скорее, воспоминанием о намерении, за которым он гнался. В Авалоне кто-то находился, и об этом Ангрон тоже знал без всякой сознательной мысли. Подобное осознание в его разуме ощущалось как страх раба перед поцелуем хлыста, что не отпускал даже во сне.
Кто-то должен был быть там. Кто-то, чью горячую, испускающую пар кровь Ангрон жадно зальёт себе в глотку. Кто-то, чья смерть станет его якорем в этой жизни, освободив от боли затягивающей пустоты.
И тем не менее.
Авалон был бескровным полем боя. Враг забросил его, эвакуировал перед наступлением орды. Паря над безмолвными зубчатыми стенами, Ангрон чувствовал абсолютное отсутствие жизни. Он ничего не знал о том, что это значит в тактическом или логическом плане, и понимал только одно – убивать там нечего. Нет того создания, которое должно умереть. Вообще никого.
И вот тогда кислота за глазами его вновь захлюпала. В эти мгновения без крови и войны к нему пришло видение: единственный образ, бурлящий в молотилке чувств. Он был как бьющее по остаткам разума стрекало, которое еще сильнее стимулировало и пришпоривало Ангрона.
''Крылья''.
Белые крылья, испещрённые пятнами крови. Крылья, выдающиеся из золотого доспеха. Крылья, которые он, пуская слюни, желал сломать своими когтистыми руками. Крылья, которые он выдернет из суставных ямок, разорвав мышцы и кости.
Возникшая в голове белизна заставила Ангрона взреветь, побудив того излить бессловесный гнев. Здесь нечего уничтожать, некого убивать. Мёртвый камень. Холодный метал. Пустое, всё пустое.
''Крылья''. Ангельские крылья. Крылья с белыми перьями, принадлежащие золотому ангелу.
Вокруг черепных имплантов, которые словно паразит вгрызались в его мозги, заискрили разряды. Их укус оказался столь свиреп, что Ангрон едва не рухнул с неба.
''Крылья''. Крылья его брата. Его брата, ангела, чья кровь зальётся в глотку Ангрона и придаст сил, станет временным избавлением от боли.
Его брата, которого тут не было.
Небеса сотряс очередной рёв, похожий на вопль карнозавра. Так Ангрон, словно животное, пытался облегчить свои страдания, но, как и всегда, ничего не вышло. В подобные моменты даже те жалкие обрывки личности, которыми он всё ещё обладал, заглушались песнью Ратного Бога, что ныне образовывала каждый атом его существа. И всё же, где-то там внизу, в пыли, Ангрон ощутил тепло жизни. Этого хватило, чтобы привлечь внимание ущерблённого мозга и примитивных желаний. Всего лишь короткая вспышка, не более того, но достаточно.
Оставляя за собой пламенный след, Ангрон вслепую нырнул вниз: тяжеловесно, как горгулья, и стремительно, как падающая звезда. Всё-таки, здесь была добыча.
Смерть титана ''«Конкламатус»'' не внесли ни в один из имперских архивов, по крайней мере, ни в один из тех, что пережили Осаду Терры, а потому для защитников Дворца гибель машины прошла незамеченной. В число павших её включили за несколько дней до фактической гибели, и титан уже был оплакан теми, у кого еще оставался для этого рассудок.
Когда все остальные покинули бастион, принцепс и члены экипажа машины добровольно вызвались удерживать позиции в Авалоне, хотя особого выбора у них и не было. Война покалечила ''«Конкламатус»'', и теперь она едва могла двигаться. Вместо того, чтобы хромать по ничейной земле и неминуемо пострадать от паралича реактора на полпути к Санктуму, машина осталась в бастионе Авалон и опустилась на одно колено за пределами возвышающихся стен. Там, в пыли и пепле, ''«Конкламатус»'' неподвижно ждала.
Её стабилизаторы были прострелены, а работа движителей нарушена за месяцы боестолкновений во Внешнем Дворце. Машина отступала для проведения ремонтных работ, но прежде, чем хоть один адепт успел поднести паяльную горелку к её изломанному остову, ''«Конкламатус»'' заставили вернуться обратно на военную службу, и поэтому она стояла в пыли на одном колене, но не из-за какого-то символизма, а ради устойчивости, чтобы укрепить полуразрушенную конструкцию и подготовить её к ведению огня с максимальной интенсивностью.
У «Конкламатус» имелось то, что можно с большой натяжкой назвать планом, хотя, если рассуждать здраво, это было скорее простым намерением. Когда на неё обрушится орда, она пустит в ход весь оставшийся боезапас, хотя его практически и не осталось после того, как машина передала большую часть своих запасов отступающим сёстрам-титанам. ''«Конкламатус»'' была «Владыкой войны», и пусть машину вынудили опуститься на одно колено, а её реактор страдал от ран, она намеревалась умереть так, как и жила – повелительницей войны. Она держала руки на уровне горизонта, ну или на том уровне, где, как думал экипаж, тот находился. В её правой руке размещалась «Беликоза», гудящая от накопленного слабого заряда, который, тем не менее, мог разрушить целый городской блок. Левая же представляла из себя когтистую лапу, чьи когти деформировались от постоянного использования, но всё еще поворачивались, могли сжиматься и разжиматься. На спине титан нёс жалкое количество полнотелых снарядов, уходящих прямиком в наплечные орудия – гатлинг-макробластеры. Когда придёт время, они начнут с визгом прокручиваться и вращаться, исполняя одну-единственную, последнюю и, хотелось надеяться, великую симфонию.
Однако же, планам ''«Конкламатус»'' не было суждено сбыться. Можно лишь строить догадки касательно того, о чем размышляли принцепс и члены экипажа. Истина же, возможно жестокая, а может и простая, заключалась в том, что последний рубеж ''«Конкламатус»'' был лишь одним из десятков миллионов подобных в этой войне, так почему именно её экипаж следовало увековечить, в то время как столь многие другие сгинули незримо для всех, в беззвестности или обречённые на предание забвению? Хлынувшая орда плевать хотела на уникальность человеческих жизней, защищённых бронёй, а уж убийца титана и подавно. Учитывая всё вышесказанное, запись о последнем бое ''«Конкламатус»'' сводится лишь к этому.
Добыча Ангрона была заключена в оболочку из неудовлетворяющего железа, поэтому он бил не с целью убить, а с намерением расколоть.
О скольких же вещах Ангрон в тот момент даже не догадывался. Он не знал, что его мощный удар по ''«Конкламатус»'' между лопатками разбил механизмы главной опоры и разорвал десятки клапанов позвоночного столба. Он не знал, что своим близким присутствием выжег зрение принцепсу титана, который на протяжении сорока шести лет службы в Легион Игнатум стяжал почести и сохранял нерушимую верность. Он не знал, что еще до того, как принцепс перестал вопить, его вырванная из своего плотяного приюта душа уже варилась в варпе.
И даже если бы Ангрон знал хоть что-то из этого, ему было бы всё равно. Для создания, коим он стал, подобные истины не имели никакого смысла.
Ангрон ведал лишь то, что внутри тела титана были жизни, с которыми он мог покончить, и кровь, которая потечёт. Он выдрал сердце-реактор ''«Конкламатус»'', ничуть не заботясь о ядре и выбрасываемом пламени, порождённом искусственной термоядерной реакцией и обжигающим плоть. Его тело состояло из варп-субстанции, благодаря чему физическая форма регенерировала даже после своего распада. Именно так Ангрон и выживал, процветая за счёт учиняемых разрушений. Он достиг этой самой неоднозначной из вершин и теперь делал последние шаги на Пути к Славе. Ангрон добился бессмертия через уничтожение.
Ослеплённый яростью, он швырнул свою пылающую ношу в стены бастиона Авалон, после чего ненадолго вспыхнуло ложное солнце: очередной взрыв среди миллионов других на поверхности этой покрытой шрамами планеты. Затем в мире рушащихся стен обрушилась еще одна стена, и Ангрон проревел единственное слово, которое все ещё мог произнести.
Он выкрикнул имя своего брата.
