6263
правки
Изменения
Перейти к навигации
Перейти к поиску
Нет описания правки
{{В процессе
|Сейчас =3537
|Всего =56}}
{{Книга
— Схожу с ним поговорю. Всё будет в порядке. Честное слово.
=== Глава четырнадцатая ===
Исповедник Питт скомандовал остановку через час после захода солнца.
Грузовики съехали в глубокий, по колено, снег. Кавалеры принялись протаптывать его, пока машины строились в ряд. Каркал слышал в лесу вой. Он понятия не имел, что за зверь мог издавать подобный звук. И никогда он ещё так не радовался солдатским ботинкам и плотным камуфляжным штанам.
— Еда! — крикнул духовник. Последний грузовик вёз бочки с кашей. Кавалеры растянулись очередью, пока повара выдавали отштампованные металлические миски с горячим густым варевом. Каркал встал в круг вместе с несколькими братьями неподалёку от машины, жадно проглотив пищу прежде чем та остынет, после чего они передали миски обратно для других.
— Собраться! — крикнул Питт.
Стежки, державшие его веки открытыми, натянулись ещё сильнее. Щёки исповедника покрывали капли крови, с носа и бороды свисали сосульки. Задувающий из-под машины ветер сёк им ноги. Он поочередно обвёл каждого взглядом.
— Империум Человека слишком долго страдал в руках нечестивцев. Колокол звонит по их несметным грехам. Даже сейчас враги человечества стучат в двери наших родных миров. Те, кто лишён веры, обращаются к ереси. Открытый разум легко совратить. Наши же умы заперты. Наша вера сильна. Мы отвергаем их лжесвидетельства, ибо нас — мало. Мы — святы. Мы — искра, из коей возгорится пламя.
Дыхание исповедника Питта клубилось перед ним облачком пара.
— Мы, члены Храма Святого Императора, суть Истина Императора. Вы — пехотинцы, что восстановят Его власть над Империумом Человека. Мы свергнем богохульников, что оскверняют Тронный мир. Мы сожжём грешников и неверующих. Ты! — вдруг резко сказал он.
Каркал понял, что пастырь обращался к нему.
— Во что ты веришь?
Юноша испытал одновременно ужас и восторг.
— Я верю в одного истинного Императора! — прокричал он кредо. — Я верю в Его Святую Церковь и право Его Братства быть Его сильной десницей!
Немигающие глаза исповедника уставились на следующего человека.
— Брат, во что веришь ты?
Мужчина повторил те же слова. Третий оцепенел от холода.
— Я, — стуча зубами, начал он. — Я… Я…
Питт растолкал кавалеров в стороны.
— Говори, во что веришь!
Зубы мужчины стучали так громко, что он едва мог говорить.
— В тебе есть вера? — громко спросил исповедник. — Покажи нам свою отвагу. Покажи свою веру.
Он попытался снова, но когда исповедник подступил к нему вплотную, то выронил лазвинтовку.
Духовник оглядел его с внезапным отвращением.
— Ты отказываешься сражаться?
— Н-н-нет! — взмолился мужчина и упал на колени, непослушными руками отчаянно силясь подобрать оружие.
Исповедник встал над ним и уставился сверху дёргающимися глазами, стежки над которыми натянулись уже до предела. Затем повернулся к остальному собранию.
— Братья. Один из нас оказался слаб верой.
Каркал посмотрел на человека на земле. То был выходец с Маркизы. Башин.
Башин протянул к нему руку, и парень отступил назад, когда исповедник Питт достал лазпистолет.
— Слабым среди нас не место. Мы — избранные. Мы — будущее. Мы — искра, что распалит Империум. Ты! Накажи его!
Один из братьев — грузный мужчина с покрытым щетиной скальпом и неряшливой чёрной бородой, — шагнул вперёд. Он поднял свою лазвинтовку обеими руками и врезал прикладом по спине Башина. Питт стал поочередно приказывать каждому из них нанести удар. Второй припечатал обмёрзшую руку мужчины сапогом. Третий с силой наступил каблуком ему на предплечье. Раздался громкий хруст ломающейся кости, и Башин застонал.
— Я верю, — начал он, так, словно боль вернула его замерзшему мозгу ясность мысли. — Я верю в одного истинного Императора. — Башин с болезненным всхлипом рухнул на живот. — Я… Я… Я верю в Его Святую Церковь. — Обрушился ещё один удар. Когда он заговорил снова, его голос превратился в едва различимый шёпот. — … И право Фратерис Милиции быть Его сильной десницей…
Каркал уже собирался сказать, что тот произнёс положенные слова, однако братья больше не слушали. Исповедник Питт жаждал крови. Он нашёл предателя в их рядах. На Башина продолжали градом сыпаться удары. Прикладами. Кулаками. Ногами. Коленями.
Кто-то взял его за плечо. Юноша обернулся и увидел побагровевшие глаза исповедника, из уголков которых текли струйки крови.
— Ты один не нанёс удар. Ты боишься убить во имя истины?
Каркал вспомнил, как выдавливал жизнь из других людей в тёмных недрах транспортника. Он покачал головой и снова закричал: — Я верю в одного истинного Императора! Я верю в Его Святую Церковь и право Фратерис Милиции быть Его сильной десницей!
Исповедник Питт уставился на него неверящим взглядом.
— Почему ты не ударил?
— Я вспоминал свои грехи! — пролепетал Каркал. — До того как вступить в Братство, я не был плохим человеком, но я делал вещи, которых стыжусь. Я грешил.
Исповедник опустил руку на лицо юноши. Теперь в его глазах появилось понимание.
— А кто не грешил? Оглянись вокруг. Братья, вы разве безгрешны?
— Нет, — отозвались те.
Исповедник Питт прижал ладонь к своей груди.
— А я безгрешен?
— Нет, — раздался ответ, ещё громче прежнего.
— Нет. Мы все грешим, — продолжил духовник, — потому что мы люди. Мы подводим Святого Императора каждый день. Но есть лишь один способ исправить наши прегрешения. Хочешь узнать какой?
Парень кивнул. У него застучали зубы, и внезапно Каркал испугался того, что следующей жертвой станет он. Всё, чего он хотел — это жить, есть и снова оказаться в тепле.
— Путь к спасению лежит через кровь неверующих.
Каркал кивнул. Это он понимал.
— Вот! — воскликнул Питт, указав на валяющегося в снегу человека.— Вот неверующий. Тот, кто бродит во тьме. Тот, кто не ведает истины.
— Но он же сказал слова… — начал Каркал, однако исповедник лишь покачал головой.
— Ты думаешь, что он сказал слова. Но ты ошибаешься. Он выучил их, но в них не верит. Вера сделала бы его сильным. Вера бы сделала его твёрдым. Но взгляни на него. Он слаб и окровавлен. Он при смерти, и его душа будет скитаться в пустоте, потерянная и одинокая, отторгнутая светом Святого Императора. Этого ты хочешь для себя?
— Нет, — произнёс Каркал.
— Ты не кажешься уверенным.
— Я уверен, — заявил парень.
Левый глаз исповедника Питта задёргался.
— Так докажи мне. Этот еретик виновен. Убей его одним ударом. Ты сможешь. Ты должен, ибо иначе Император откажется от твоей службы, и ты также станешь недостойным.
Каркал взглянул на остальных. Те походили на волков, что окружили умирающее животное, и теперь ждали, накинется на них сторожевой пёс или нет. Юноша опустил глаза. Башин стал подниматься на колени. Одну руку мужчина прижимал к телу. У него был сломан нос. Глаз заплыл. Из обеих ноздрей и пореза на голове текла кровь. На льду под ним алели замёрзшие брызги.
— Простите меня, — взмолился Башин. — Я верю. Я верю… в право Фратерис Милиции быть Его сильной десницей. Я иду в истине.
Голос исповедника Питта раздался у самого уха Каркала.
— Убей его, — прошипел он.
Юноша поднял лазвинтовку.
— Ты еретик! — крикнул он. — И я низвергаю тебя во тьму пустоты, прочь от света Святого Императора.
Каркал закрыл глаза, резко опустил приклад и услышал хруст раскалывающегося черепа.
=== Глава пятнадцатая ===
Внутри казарм было тихо и пусто, в комнатах царил мрак.
Минка окликнула Лаптева по имени. Её голос эхом разнёсся по залам, пока она шла мимо рядов заправленных коек. Она позвала его ещё раз.
Мужские казармы имели характерный запах — пота, смешанного с ароматами кожаных ботинок, сырых носков, навощённых разгрузок, затхлых тряпок. Девушка достигла конца крыла и повернула обратно. Лаптева нигде не было. Она слышала лишь собственные шаги и дыхание. С верхнего этажа донеслось тихое бульканье из труб.
Что-то здесь было не так. Она дождалась, пока бульканье не прекратится, и прислушалась.
В помещении было двадцать коек. Ранцы. Ботинки. Разложенная на одеялах полевая форма. Выцветший пейзаж Кадукада. Плакат с Урсаркаром И. Кридом, прибитый высоко на стене. Берет, заполненный кокардами Красных Черепов, по ниткам на которых можно было понять, что их срезали. Минка вдруг задумалась, каково должно было быть бойцам после такого разделения. Они походили на сирот войны, которых разлучили с братьями и сёстрами и передали в новые семьи.
Она прижалась затылком к холодному металлу койки.
Затем услышала глухой всхлип и огляделась. Никого.
— Эй? — крикнула она. Тишина неуловимо изменилась, так, словно кто-то затаил дыхание.
Минку пробрал озноб. У неё появилось жуткое чувство, будто она вновь очутилась в тёмных ямах улья Маркграаф.
Раздался звук. Девушка бесшумно двинулась к двери в туалет. Неизвестность всегда пугала сильнее всего, так ей когда-то говорила мать. С тех пор Минка поняла, что та ошибалась, поскольку самые кошмарные зрелища Галактики она наблюдала своими глазами.
И всё равно, ей потребовалась вся смелость, чтобы взяться за круглую медную ручку и отворить дверь. На неё что-то начало падать, и кадийка живо отскочила назад.
Это оказалась ручка метлы.
Девушка тихо выругалась, и уже собиралась закрыть дверь, как вдруг заметила ботинки, ноги, и согнутые колени.
В помещении витал приторный аромат. Она оттолкнула стеллаж с тряпками и мётлами в сторону.
— Лаптев, это ты?
Раздался неразборчивый ответ.
Голос принадлежал Лаптеву. Капрал валялся на полу, словно покойник, с закатившимися глазами и измазанным соплями и слюной лицом.
Минка опустилась на колени и хлестнула его по щеке.
— Лаптев! Что ты наделал, тупой ублюдок?
В ответ он что-то пробулькал.
Девушка снова ударила его лицу. Минка знала немало кадийцев, покончивших с жизнью за последние два года. Иногда, в моменты отчаяния, её саму посещали подобные мысли. Она подтянула его к себе, взяла за голову и приподняла с пола.
— Лаптев! — прошипела Минка, после чего опустилась рядом с ним и ещё раз шлёпнула по щеке. — Какого фрекка ты натворил?
Она осмотрела его запястья. Крови не было. Проверила пульс. Оглядела шею. Во рту чисто. Ладони оказались потными. Внезапно её накрыл страх. Что случится, если он умрёт? Она станет сержантом проклятого отделения.
В левой руке бойца обнаружился стеклянный пузырёк, на дне которого осталось несколько капель синего сиропа. Минка понюхала горлышко. — Ох фрекк, — ругнулась она и в злости заехала Лаптеву кулаком.
Она знала, что ей следовало сделать. Доложить крыланам.
Но ещё Минка понимала, чем это закончится. Его труп засунут в чёрный мешок и сбросят с утёса. Она снова выругалась, вложила пузырёк обратно ему в руку, поднялась.
Капрал что-то промычал.
Она нагнулась.
— Лаптев? Повтори, что сказал.
Он попытался заговорить. Минка тряхнула его.
— Если я тебя не услышу, то не смогу помочь.
На секунду Лаптев приоткрыл глаза, и девушка решила, что он пришёл в себя.
— Не убивай меня, — пробормотал он.
Она похлопала его по щекам. Капрал схватил её за руки и крепко сжал.
— Это ты? — спросил он.
Его глаза вернулись на положенное место, и Минка увидела тёмные, расширенные зрачки.
Кадиец моргнул.
— Сержант. Это ты?
— О чём это ты?
— Это ты?
— Да. Это я. Сержант Леск. Что ты принял?
Повисла долгая пауза, и Минка уже решила, что потеряла его снова.
— Лекарство, — наконец просипел он.
— Лаптев. Что ты принял?
Его пальцы обхватили руки девушки подобно лозам.
— Красный гигант, — прошипел он. — Кровавый воин! — Минку захлестнула волна ужаса. Она вспомнила момент своего наибольшего ужаса, и у неё перехватило горло. Девушка поняла, что не может выдавить из себя ни слова. — Не дай им застрелить меня, — сказал капрал. — Только не из-за красного гиганта. Мы не можем с ним бороться. Мы не можем сделать ничего.
Минка крепко зажмурилась. Она не могла вернуться в то воспоминание. Оно было слишком страшным. Вместо этого девушка стряхнула с себя его руки.
— Слушай сюда, Лаптев. Этого больше не должно повториться. Понятно? Ты — капрал Сто Первого кадийского ударного полка. Это должно для тебя что-то значить.
Его глаза утратили фокус.
— Слушай. Я была на твоём месте. Я была там, и оттуда есть путь. Император прощает. Но Ему нужно, чтобы ты поднялся сам. Мне нужно. Я хочу, чтобы ты взял себя в руки. Пойми. Не нужно больше этой дряни. Понял?
Лаптев вздрогнул, а затем поднял руку, попытавшись отдать ей честь.
Когда она вернулась в столовую, веселье было в самом разгаре. Бойцы сидели и стояли, разбившись на группки. Она натолкнулась на фигуру.
— Леск, — произнёс комиссар Шанд. — Торопишься куда-то?
— Да, — быстро сказала она. — Слабый мочевой пузырь.
— Где твоё отделение?
— На плацу. Не хотели мешать семейному празднику, — произнесла девушка, кивнув туда, где сидел Бендикт, смеявшийся вместе со старейшими бойцами полка. — Я выходила к ним выпить.
— Как Лаптев?
— Не знаю, — отозвалась она.
Из-за освещения в столовой чёрты лица Шанда скрывались в резких тенях.
— Нет?
— Нет, сэр.
— Уверена?
— Да.
— Я хочу, чтобы ты не спускала с него глаз, Леск. Со всех Красных Черепов. Ты понимаешь?
Минка вежливо кивнула.
— Заметишь что-нибудь странное, дай знать.
Она отсалютовала.
— Да, сэр.
