3519
правок
Изменения
Перейти к навигации
Перейти к поиску
Нет описания правки
— Вот, — говорит Фо. — И совсем не больно. Ты только что сделал шаг к бессмертию, Избранник. Твой повелитель гордился бы тобой. И если тебя спросят, то ты абсолютно честно сможешь сказать: «Да, я действительно чемпион Императора».
== 6:xxiv. Чемпион Императора ==Сигизмунд. Теперь это имя не важно. Император назвал его своим Чемпионом, и это всё, что имеет значение. Все остальные подробности и детали его жизни отброшены в сторону ради этого единственного хирургического долга. На Виа Аквила предатели из Десятой роты Сынов Гора замирают при виде него и при виде своего капитана Доргаддона, лежащего в крови у его ног. Сигизмунд не даёт им времени подготовиться. Они думают, что перед ними человек. Но это не так. Чемпион больше не носит жёлтые доспехи преторианцев. Он больше не провозглашает себя Имперским Кулаком и даже не носит суровое боевое облачение Братства храмовников. Он больше не считает себя Сигизмундом. Он облачён в мастерски сделанные доспехи палаческого чёрного цвета и несёт огромный чёрный клинок потусторонней закалки — всё это почётные дары Императора, вручённые Избранниками Сигиллита. Чёрный меч прикреплен к его запястью цепью преданности. Это единственное напоминание о его прошлом. Он слышит, как за спиной огромная толпа оборванцев перестаёт дышать. Он слышит, как Эуфратия Киилер выкрикивает его имя. Она полагает, что он присоединится к её группе группы и теперь, когда он спас её, попытается отступить. Он один против целой роты. Шансы безумно малы. Несомненно, он отступится, ибо один человек не сможет противостоять... Он слышит её вздох, когда начинает движение. Эта женщина необычная, особенная, как и он, ведь оба они были избраны ради какой-то цели против своей воли. За годы ереси его встречи с ней были недолгими, но всегда оставляли в нём отпечаток. Он слышит её вздох, потому что движется навстречу врагу. К тому моменту, когда Сыны Хоруса начинают реагировать, выплёскивая свой гнев, он уже оказывается среди их, и их кровь также выплёскивается из них. Один человек против целой роты. Шансы идиотски малы. Но они не меньше, чем во время испытания нового магистра храмовников, когда претендент должен противостоять двумстам бойцам. Он прошёл это испытание, став чемпионом клятв. Бой одного против ста, двухсот, одного против тысячи... Всё равно в каждый момент времени это бой ''один на один''. Атака толпой не сработает, даже если они нападут все разом. Он — лишь одна цель, а их много, они будут мешают друг другу. Бой один на один, снова и снова. Его оружие — ярость, мастерство и выносливость. Его враги — усталость и сомнение в себе. Отнюдь не Сыны Хоруса, сколько бы их ни было против него. Когда он вступает в схватку, его клинок, неостановимый, рассекает двоих из них — размашистый боковой удар валит обоих с ног. Они всего лишь оказались у него на пути. Чёрный меч отсекает руки сержанту, пытающемуся парировать удар, затем затем проходит сквозь внутренности легионера, замахнувшегося для удара по голове. Сигизмунд поворачивается, пронзает одного предателя, затем бъёт в сторону с такой силой, что другой нападающий кубарем летит прочь. Он блокирует, держа меч почти горизонтально, а затем превращает блок в обратный выпад, убивающий ещё двоих. Когда они падают, меч возвращается к Сыну Хоруса, чей удар он блокировал, и отсекает тому голову. Она отскакивает от выщербленного скалобетонного покрытия. Сигизмунд уже разворачивается, парирует удар клинком и отпинывает его носителя прочь. Он ныряет под цепной топор, перерубает руки, держащие его, вместе с горлом за этими руками. Он вращается, разрубая ещё одного, а затем рассекает своим клинком громадную тушу воющего катафракта. Монстр разделяется по вертикали на две части. Пока они опадают, он оставляет их позади, наносит прямой колющий удар в лицо, обратным движением позвоночник, а затем вонзает клинок в грудь Сына Хоруса, которому почти удалось найти брешь в его защите. Он выдёргивает чёрный меч, рассекая изнутри предателя, в котором тот находился, уклоняется, парирует, проходит кончиком клинка мимо запоздалого защитного приёма и пронзает грудину. Затем он резко разворачивается, чтобы нанести параллельный удар, перпендикулярный его телу, что пронзает стоящего за спиной Сына Хоруса. За десять секунд он убил пятнадцать человек. Они не являются его основными целями, но нельзя напасть на офицеров и чемпионов без последствий. Его атака была шоковым ударом, целью которого было потрясти их и нанести как можно большие потери, пока они не собрались с силами. Иногда этого достаточно, и даже крупные силы рассеиваются пред лицом подобной жестокости. Но только не Сыны Хоруса. Но его шоковый удар был также и предисловием. Он позволил его когортам сформировать порядки. Сигизмунд воюет в одиночку. Его схватки с вражескими чемпионами происходят один на один. Но на покрытых шрамами равнинах Терры, среди беспорядка войны Хаоса, никто не соблюдает приличий дуэли. Если одинокий чемпион будет ожидать соблюдения турнирных правил, он быстро погибнет. Сигизмунд — чемпион, но он не дурак. За время своей кровавой миссии по всем Дворцовым доминионам он обзавелся своими когортами. Своими секундантами. Стоя позади, они прикрывают его и позволяют провести крайне важный первый бой один на один. Затем они приблизятся, чтобы преследовать оставшихся, когда одиночный бой станет массовым. И этот момент настал. Сигизмунду не нужно отдавать приказы. Танковые снаряды врезаются в Десятую роту, поднимая огромные столбы дыма и грязи на Виа Аквила. Предателей сшибает на замлю и подбрасывает в воздух. С левой стороны дороги показываются стрелявшие: два боевых танка «Сикаран»<ref>«Сикаран» — основной боевой танк Легионес Астартес.</ref>, «Арквитор»<ref>«Арквитор» — артиллерийский танк Легионес Астартес.</ref> и штурмовой «Спартанец»<ref>«Спартанец» – усиленная штурмовая разновидность Лендрейдера.</ref>, с правой — три «Карнодона» и «Хищник» модели Деймоса<ref>«Хищник» — основной боевой танк Легионес Астартес. Одной из самых распространённых его разновидностей в годы Ереси является модель мира-кузницы Деймос.</ref>. Все они наспех выкрашены в черно-белые цвета Храма. Они выныривают из придорожных развалин, давя разрушенные стены и осыпающиеся кирпичи, вздымая ореолы пыли вокруг грохочущих гусениц и дрожащих корпусов. Их основные орудия рассчитаны на стрельбу издалека, поэтому при сближении они переходят на вспомогательное вооружение. Спонсоны и второстепенные турельные орудия яростно гремят, выплёвывая копья лазерного огня и трассирующих снарядов в потрясённых предателей. Но всё же Сыны Хоруса — это сыны Луперкаля. Уже униженные одним лишь Сигизмундом, сейчас они лишены поддержки, бронетехники и укрытия. Но они не бегут. Они медленно и непоколебимо отступают, ведя неприцельный огонь, не обращая внимания на братьев, что измолотыми падают вокруг. Их выстрелы, каждый из которых способен прикончить человека, вспыхивают и детонируют на наступающих бронемашинах, испуская огонь и клубы дыма. Они не сравнятся с летящими в них ослепительными копьями и снарядами света. Ряды Сынов Хоруса стремительно редеют, мёртвым грузом они падают оземь и превращаются в ошмётки от прямых попаданий. Непокорные, ошеломлённые, не осознающие своего истребления, монстры Десятой роты нехотя отступают, оставляя за собой ковёр из тел, по которому с хрустом двигаются танки. Когда танки проносятся по обе стороны от Сигизмунда, тот опускает клинок. На мгновение он чувствует уважение к стойкости врага. Они не дрогнули и не побежали. Яростный огонь не разделил их ряды, и они остались непоколебимы. Какой-то своей частью они всё ещё остаются Астартес. Затем он мысленно поправляет себя. Это не храбрость Астартес. Это глупость. Упрямая надменность войска, что слишком привыкло к превосходству над всем и вся на поле боя. После гибели Доргаддона Десятая рота обезглавлена, она не способна думать, не способна принимать решения, не способна осознать приближающуюся гибель и выработать подходящий ответ. Это безмозглое тело, реагирующее на нервные команды отсечённой головы. Наконец Десятая ломается. Три четверти её бойцов мертвы, и она распадается на части. Сигизмунд почти что видит, как очнулись отдельные воины, осознавая, что смерть наконец пришла за ними, понимая, что их триумфальная бойня, которой, как они верили, никто не сможет помешать, внезапно окончилась. Они бросаются врассыпную. Они бегут к обочинам дороги, к укрытию в руинах. Но смерть ждёт и там. Братья-храмовники в полностью чёрно-белых доспехах. Астартес из других легионов, что, в суматохе войны отбившись от своих сил, встали под знамя Сигизмунда. Солдаты Экзертус и Палатинской горты, Девятого Грависского и дюжины других армий, присоединившихся к нему. Они стали его секундантами. Они ждут в руинах. Они плотными колоннами идут по дороге за танками, используя их корпуса как прикрытие. Потрясая оружием и воздевая знамёна Чемпиона, они прибывают, разделяются и атакуют превзойдённую и пытающуюся бежать Десятую. Зажатые на дороге, которую якобы контролировали, воины Десятой роты терпят поражение. Когда храмовники врезаются в перемалываемых Сынов Хоруса и сокрушают их мечами и молотами, танки приостанавливают огонь. Пехотные снайперы Стратакского 20-го полка Экзертус и Гено пять-два Хилиад<ref>Этот полк служил вместе с Альфа-легионом во время событий книги «Легион»</ref> высокоэнергетическими выстрелами в голову выщёлкивают тех, кто добрался до придорожных развалин. Изгоняемые из чрезмерно изувеченных тел, эмпирейные духи кричат в небеса. В воздухе висит тончайшая дымка крови. Сигизмунд идёт туда, где стоит Киилер. Она широко раскрытыми глазами смотрит на происходящую позади него резню. — Госпожа Киилер, — говорит он и салютует ей мечом. — Милорд, — отвечает она, собираясь с силами. — Судьба снова свела нас вместе. Он никак не реагирует. Она всегда с большим уважением относилась к нему. Когда она видела его в последний раз, то восхищалась его благодатью, веря, что он как никогда воплощает в себе волю Императора. Но теперь ей понятно, насколько холодными могут быть проявления этой воли. Его чёрный доспех кажется зловещим. А строгая эбеновая геральдика похожа на траур. Или на угрозу. — Вы... Сигизмунд? — спрашивает она. Ведь он так изменился внешне. Если он облачён в траурные цвета, то, несомненно, она задается вопросом, кого же он оплакивает? Прежнего Сигизмунда, который ныне мёртв, и на замену которому пришёл этот молчаливый палач? — Я — Чемпион Императора, госпожа, — отвечает он, — но когда-то я был тем, кого вы знали. — Вы... командующий, сир? — спрашивает она. — «Чемпион» означает, что вы — командующий? — Нет, госпожа, — говорит он. Дорн даровал ему командование на поле боя, но, хотя Сигизмунд и был великим тактиком, он торжественно передал это право Великому Архаму, доказавшему свой несомненный полководческий гений. Масштаб войны Великого Архама широк и велик, а Сигизмунда — узок и прям, как клинок. — Моя цель, — говорит он, — обезглавить воинство предателей. Выследить и по возможности убить их офицеров, капитанов, полководцев и лучших бойцов, мастеров битвы, обращающих в бегство, и владык, от которых исходят приказы и стратегии. — Как... много вы должны убить? — спрашивает она. — Так много, как смогу, одного за другим, пока смерть не остановит меня, — отвечает он. Похоже что она не знает, как ответить на это. Позади него на Виа Аквила звучат последние взрывы и звуки уничтожения Десятой роты. Ветер проносит мимо них чёрный дым, заставляя её прикрыть глаза. — Я благодарна вам за вмешательство, — говорит она. Он снова никак не реагирует на это. Вместо этого он говорит: — Я слышал голос. — Я тоже, сир. — Я слышу его до сих пор. — Как и я. — Император поручил мне убивать врагов, — говорит Сигизмунд. — Но я чувствую, что должен отложить это занятие до тех пор, пока буду защищать вас. — Защищать до какого момента, сир? — Защищать, пока бы будете добираться до цели, — отвечает он. Затем он делает паузу. — Вы знаете, куда направляетесь? — спрашивает он. Она хочет сказать, что на север. Вместо этого она говорит: — Да. Он кивает. Затем он расстёгивает шлем и снимает его. Его лицо серьёзно и бесстрастно. — Значит, вам знаком этот голос, — спрашивает она, — и вы доверяете ему? — Да. А вы узнали его? — Я знаю, что голос знает меня. Он хмурится. — Путём слов и сигилов, которые я не стал отрицать, он привел меня к вам. Теперь вы под защитой моего знамени. — Все мы, сир? Сигизмунд хмурится. — Сколько вас? — спрашивает он. — Все, — говорит она. — Все, кто ещё жив. — Да будет так, — отвечает Чемпион Императора.<br /> == 6:xxv. Второй и третий уроки ==— Ты лучше умрёшь, брат? — спрашивает Феррус. — Ну, так и будет. Ты умрёшь. — Он ненадолго умолкает. — Прости. Но ты уже знаешь об этом, не так ли? — Да, — говорит Сангвиний. Ни одно слово, произнесённое Феррусом Манусом, не сопровождалось движениями рта. Более того, кажется, что его губы сжаты, а челюсти стиснуты, словно бы он пытается выдержать нестерпимую боль. — Ты знаешь, как это случится? — спрашивает он, и его слова кажутся пустыми, словно бы доносятся с огромного расстояния. — Да. — Но ты всё равно пришёл сюда? — И снова да, — отвечает Сангвиний. — Потому что то, как я умру, не имеет значения, не так ли? Важно то, почему. Кажется, Феррус улыбается, хотя улыбка появляется и исчезает в мгновение ока. — Я знал, что мы можем на тебя рассчитывать, Сангвиний, — доносится откуда-то его голос. — Ты понимаешь. — Понимаю, — говорит Сангвиний. — Но понимает ли он? Понимает ли... Хорус? — Отнюдь нет, — шипит Феррус. Из тьмы за ним раздается далёкий стон боли. Меч Сангвиния стремительно взлетает, готовый к бою. — Кто здесь? спрашивает Сангвиний. — Чья эта боль? — Всех, — отвечает Феррус. Его губы артикулируют это слово через секунду после звука. — Твоя. Моя. Боль — присуща жизни, но смерть не приносит избавления. Ты должен это усвоить второй урок. После того, что мы считаем смертью, боль становится лишь сильнее. Она пожирает тебя. Они будут пожирать тебя вечность, рвать твою душу... — Кто ты? — говорит Сангвиний. — Я думаю, что ты вовсе не мой потерянный брат. Феррус молчит, и тьму наполняет долгий и ужасный вздох. За тягучим вздохом вновь следует его голос. — Но это я, — говорит он. Его губы в противовес произносят другие слова, а затем кривятся. — В своём безумии Хорус забавы ради призвал меня сюда. Но раз я здесь, то я выдержу эти муки и буду оставаться тут. Если бы не ты, меня бы тут не было. Я хочу направить тебя. — Направить меня? спрашивает Сангвиний. — Или заманить? Сквозь тьму издалека доносятся пронзительные крики. Сангвиний не может представить себе, какие муки могли бы породить их. Он не обращает внимания на чувство, что крики ему знакомы. — Направить, — настаивает Феррус. — Я мёртв. Потерян. Проклят. Я был самоуверен и глуп, но я могу наставить тебя, а ты сможешь научиться на моих ошибках. Всё же мы с тобой братья. Мы — начало и конец всего этого. Я был смертью в начале, ты — жизнью в конце. Он жестом приглашает Сангвиния следовать за ним и идёт вглубь крипты во мрак. Сангвиний колеблется. — Причиной, по которой семья собирается вместе, может быть смерть или рождение, — бормочет Феррус. — Это может быть и то, и другое. — Подожди, — говорит Сангвиний. Он на несколько шагов отступает от брата-гиганта, проходя между рядами безмолвных каменных гробов. — Я пришёл именно оттуда. Феррус приостанавливается и оглядывается. — Я пришел этим путем, — повторяет Сангвиний, сжимая рукоять меча. — Ты ведёшь меня назад... — Нет, — говорит Феррус. — Но тогда куда? — спрашивает Сангвиний. — Ты сказал, что направишь меня, но идёшь туда, откуда я пришёл. Ты ведёшь меня наз... — Нет, — говорит Горгон. В его словах чувствуется нетерпение, словно гнев, заключенный в некродермальную оболочку его силы воли, нельзя подавлять ещё дольше. В его взгляде видно разочарование тем фактом, что его брат не понимает смысла сказанного. — Я говорил тебе, что Хорус скрутил материю в клубок. Направление движения не имеет смысла. Брат, этот корабль, Тронный мир, Дворец, царства Варпа и Хаоса... все они сплавлены и переплетены. Не ищи смысла или логики. Их нет. Урок третий. Ничто здесь не имеет смысла. Если ты хочешь добраться до него, то ты доберёшься. И неважно, каким путем ты пойдёшь. Феррус отворачивается и смотрит в непроницаемые тени. — Твоя встреча с ним неизбежна, — говорит он. Горгон поднимает сверкающие железные руки и, кажется, ухватывается за сам мрак. Когда он начинает раздвигать тьму, его плечи и спина содрогаются от усилий. Он словно разрывает ночь пополам. Сангвиний делает осторожный шаг вперёд. Подобно обгоревшей бумаге, мимо него проносятся клочья и обрывки разорванной тени. Феррус Манус проделывает проход в темноте, его серебристые руки обрабатывают и сгибают материю ночи словно раскалённый металл в кузнице. Впереди мелькают сумерки, бледные, как закаленная сталь. Сангвиний видит погнутые балки, искорёженные переборки, повреждённые дверные люки. Мрачное нутро искалеченного корабля. — Он здесь? — спрашивает Сангвиний. — Если ты желаешь, то он будет здесь, — отвечает Феррус, раздвигая темноту. — Зависит от тебя. Но если он здесь, то ты должен быть готов.<br /> == 6:xxvi. Ветеранская сталь ==Похожий на ствол дерева придаток бъёт, словно плеть, и швыряет его в сторону. Тейна отбрасывает, он врезается в открытую дверей, срывает её с петель и падает на пол. Тварь приближается. Чтобы лишь поместиться в туннеле, ей пришлось согнуться. Рога, как у гигантского оленя, скребут и скрипят о потолок. Её глаза — это яркие янтарные полосы, похожие на тошнотворные неоновые лампы. Вытянутыми вперёд огромными, похожими на стволы деревьев, лапами, она протаскивает себя вперёд словно застряла в пещере. Её восьмипалые руки размером со взрослого человека. Огромная козлиная морда хрипит, источая слюну и клубы пара. Там, где расходятся толстые пурпурные губы и грязные зубы-резцы расходятся, обнажаются другие ряды зубов, а за ними — ещё и ещё: зазубренные рыбьи челюсти, крокодильи клыки, полупрозрачные зубы глубоководных хищников. Её язык — это блестящий голубой кусок мяса толщиной с погрузочную рампу. Тейн откатывается от проёма за полсекунды до того, как в неё начинает протискиваться нерождённый. Обе двери, одна из которых уже пострадала от удара Тейна, вылетают из своих рам, сминаясь, словно золотая фольга. Зацепившись за острия рогов, часть наличника обваливается. Огромная голова и плечи просовываются в проход. Руки рвутся вперед, ударяются о пол, а затем тянутся назад в поисках зацепки. Грязные потрескавшиеся когти огромных конечностей пробиваются сквозь полированную поверхность, а затем проделывают в сияющем оуслите глубокие параллельные борозды. Молв и Демени, спотыкаясь, отступают назад. Но не Берендол. Он идёт на тварь, лицом к лицу с ней, как будто медленно и лениво размахивая мечом. На вытянутых предплечьях нерождённого он оставляет длинные глубокие раны, которые мгновенно наполняются кровью, забрызгивая пол и покрывая шерсть и паучьи лапы твари. Нерождённый вновь хрипит. Он пытается ухватить него. Берендол обходит гигантскую неуклюжую руку, наносит первый удар по пальцу, вторым ещё глубже рассекает бицепс, затем сближается с ревущей мордой твари и рассекает щёку и лоб. Они должны убить нерождённого до того, как он втащит себя в атриум. Его огромное тело зажато в узком служебном туннеле. Если тварь прорвётся дальше, то в просторном атриуме оно сможет подняться, встать во весь рост и... Двуручный меч Берендола оставляет больше глубоких ран на морде и лбу. Ослеплённый своей же текущей кровью, нерождённый вытягивает огромную голову вперёд и хватает Берендола своей пастью.<br /> == 6:xxvii. Книга ==— Я работаю здесь уже много лет, — говорит архивариус. — Но я никогда не думал, что все эти работы — нечто большее, чем аллегория. — Никто из нас не думал о таком, — говорит Зиндерманн. — Совсем никто, сэр? — кротко спрашивает архивариус. — Разве что пара людей, — говорит Зиндерманн. — Несколько мельком узревших. — Вы подразумеваете Киилер, — говорит Мауэр. Зиндерманн кивает. — И кто же послушал её? Мы заключили её под стражу как сумасшедшего пророка, распространяющего опасные идеи. — Но развы вы пришли сюда не из-за опасных идей? — спрашивает архивариус. — Да! — восклицает Зиндерманн и поднимается на ноги. — Идёмте, друзья мои. Мы можем либо сидеть здесь и медленно замёрзнуть до смерти, либо сделать что-то полезное. — Выбраться отсюда? — предлагает Мауэр. — Предупредить кого-нибудь? Позвать на помощь? — Кого предупредить? И где искать помощи? — спрашивает Зиндерманн. — Вы же слышали горны, прозвучавшие после ухода Гарвеля. Да, они их слышали. Даже в недрах зала Ленг сигнальные горны звучали оглушительно. Разнёсшийся по Дворцу рёв возвещал о том, что Дворец больше не является дворцом, не безопасен, не неприкосновенен и не защищён. — Здесь хотя бы тихо, — говорит Зиндерманн. — Пока мы ждём возвращения Гарвеля, давайте займемся работой. Втроём они поднимаются и идут вдоль стеллажей. Усиливающийся холод, кажется, высасывает свет из светильников и даже приглушает звук их голосов. Названия на корешках книг стало сложнее прочесть, а над некоторыми экспонатами лампы вовсе отказали. — Слишком холодно, — говорит Мауэр, и её слова сопровождаются паром изо рта. — Я могу попробовать отрегулировать климатическую систему, — говорит архивариус. — Или же мы можем разжечь огонь? предлагает Мауэр. Архивариус смотрит на неё с негодованием и ужасом. Мауэр саркастически пожимает плечами и жестом указывает на полки вокруг. — Здесь полно сухого горючего, — говорит она. — Не хотел бы я быть частью общества, сжигающего книги, — говорит Зиндерманн<ref>Какая ирония. Кирилл Зиндерманн станет одним из основателей Инквизиции.</ref>. — Но вас устраивает то, что эти книги запрещены и спрятаны? — усмехается Мауэр. — Эти экземпляры сохранились на протяжении удивительно долгого времени, — спокойно говорит архивариус. — Зачастую они являются единственными сохранившимися копиями конкретных трудов. Попытаетесь сжечь их, мадам, и я убью вас. Мауэр удивлённо смотрит на архивариуса. Это самая смелая реплика девушки с момента их прихода сюда. Мауэр на голову выше и вооружена пистолетом. Архивариус ведёт себя довольно вызывающе. — Я пошутила, — говорит Мауэр. — Но в этом и заключается людской дух, — говорит Зиндерманн. — Неповиновение перед лицом беспричинного осквернения. Пока в таких людях, как эта молодая женщина, есть хоть капля сопротивления, надежда жива. Он смотрит на названия на полках поблизости. — И, конечно, она права. Да, эти экземпляры имеют историческую ценность, но они могут стать и нашим спасением. Если они спасут хотя бы одну жизнь, то уже этим докажут свою ценность. Он достаёт несколько томов. Диахронические штудии, «Собрание Мафематики<ref>искаж. математика</ref>», учебники по изосефии<ref>Изопсефия — нумерологический приём, при котором подсчитывается сумма чисел, соответствующих буквам слова</ref> и альманахи геметрии<ref>искаж. геометрия</ref>, труд по критофазии<ref>В данном случае под словом «криптофазия» подразумевается скрытный способ общения</ref>... Внезапно он останавливается. Он смотрит на маленькую книгу в кожаном переплете, размером не больше молитвенника. Другие книги выскальзывают из его рук и падают на пол, словно оглушённые птицы. — Что это? — спрашивает Мауэр. — Это... — начинает он. Но не может произнести слова. На обложке вытиснено название. ''«Книга Самуса»''.<br /> == 6:xxviii. Тот, кто идёт позади тебя ==Локен не медлит. Он не пытается сражаться. Он не ждёт, пока отвратительный гигант полностью появится из реки крови. Он разворачивается и бежит. Он движется так быстро, как только может, пробираясь сквозь густую вязкую жидкость, покрывая себя каплями крови. Позади него раздаётся хихиканье, эхом разносящееся по служебному туннелю. '''''— Моё имя — Самус. Ты знаешь его. Оно знает тебя. Ты всегда знал его.''''' Голос знаком ему. Это тот самый влажный как болото и сухой как кость клёкот, что он слышал в Шепчущих Вершинах. Это скрежет демона. Но в нём слышны и многие другие голоса, переплетенные вместе словно пряди каната. Голоса Джубала, Сигиллита, Мерсади, сотни голосов, тысячи. Он отчётливо различает тембр Мерсади. В мрачное время Солнечной войны демон вселился в неё, использовал её голос и тело, а затем уничтожил её. С тех пор она преследует Локена в виде призрака, что больше не может рассказать свою историю. Её голос преследует его и сейчас. Он хочет развернуться и сразиться с ним. Убить его. Убить за то, что она сделала с Мерсади Олитон и всем Солнечным царством. Но Локен продолжает без оглядки двигаться прочь. Ему ясно, что мрачный, залитый кровью служебный туннель не подходит для сражения с подобной тварью лицом к лицу, не уступая ни пяди земли. Ему нужно как-то извлечь преимущество из корабля. Как-то. Он прекрасно помнит план корабля, если только тот не слишком изменился или исказился. И ему известно, что один взгляд через плечо погубит его. Один взгляд на эту тварь — и ему конец. '''''— Я тот, кто идёт позади тебя,''''' — смеётся голос. «''Тогда оставайся позади»''. Борясь с сопротивляющейся его усилиям пенящейся волной, он бежит с максимальной скоростью, на которую способно его тело. Он не оглядывается, когда слышит плеск от огромной фигуры, начавшей двигаться за ним. Он не смотрит назад, когда слышит лязг, вызванный ударами головы и плеч преследующего его чудовища о потолочные трубы. Он не разворачивается, когда волна от громады за ним настигает и проносится мимо него. Эта волна едва не сбивает его с ног. Он удерживает равновесие и продолжает бежать, красная жидкость вокруг бурлит и клокочет. '''''— Самус. Это единственное имя, которое ты услышишь,''''' — раздаётся многоголосое эхо. Был ли призрак Сигиллита, увиденный перед появлением демона, настоящим? Или это очередная ложь? Тридцать метров. Если эйдетическую память Локена ничто не обманывает, то до слива остаётся ещё тридцать метров. Двадцать. Он чувствует появление течения, прилив вокруг своих ног. Десять. Волны, гонимые движением монстра, бьются о стены туннеля и разбиваются о его бедра. '''''— Оглянись! Самус здесь!''''' Там. Слева. Наполовину скрытая водой решётка сливного отверстия, захлёбывающаяся от огромного количества жидкости в туннеле, забитая сгустками крови и тканей. Он не оглядывается. Он кромсает решётку цепным мечом. Зубья с жужжанием рассекают металл и поднимают в воздух струи крови. Меч начинает работать с перебоями и дымиться, когда ему приходится погрузить его, чтобы резать под поверхностью жидкости. Он чувствует, как кровь варится и пригорает, источая отвратительный коричневый дым... Решётка падает. Мгновенно Локен чувствует, что поток резко усилился и тянет его. Он отпускает решётку и погружается в кровь. Кровь несёт его. Возможно, она принадлежит его потерянным и проклятым братьям. Засасывая и булькая, поток с силой увлекает его вперёд. Когда его несёт вперёд, конечности и броня скрежещут и визжат, ударяясь о стенки стока. Что-то огромное — когтистая рука размером со взрослого человека — с секундным опозданием врывается в пасть водостока, сминая металл и оставляя вмятину на стене туннеля. Всё вокруг становится красным, а затем чернеет. Утопая в крови и грохоча, словно медальон ложи в банке, оглушённый шумом потока, он несётся прочь подобно сорванной ветке в водостоке. Поток выплёвывает его в затопленный отстойник. Молотя конечностями, он поднимается на поверхность, карабкается и упирается ногами, и наконец выбирается на дорожку. С него капает кровь. Каким-то образом он всё ещё сжимает цепной меч. Кровь, вытекающая из служебного туннеля позади, льётся из сливного отверстия, поднимая розовый туман. Скользкий и с ног до головы покрытый кровью, он начинается двигаться. Отстойник представляет собой огромное помещение, дно глубокой, пересекающей несколько палуб инженерной шахты. Он возвышается над ним, через определённые промежутки перекинуты мостики трубопроводов и воздуховодов. Далеко вверху виден бледный нездоровый свет. Он крепит цепной меч к броне и начинает карабкаться по настенной служебной лестнице. Уровень крови в резервуаре внизу быстро поднимается, она начинает бурлить и пениться, вскипая. Что-то вырывается из водоворота, словно всплывающее на поверхность огромное морское создание. '''''— Это единственное имя, которое ты услышишь!''''' — кричит голос.[[Файл:EndAndDeath-II-6xxviii.jpeg|альт=Самус преследует Локена сквозь недра "Мстительного Духа"|без|мини|''Самус преследует Локена сквозь недра «Мстительного Духа»'']]<references />
[[Категория:Warhammer 40,000]]
