Собиратель голов / Taker of Heads (аудиорассказ)
 | |
| Автор | Йен Сент-Мартин / Ian St. Martin |
| Переводчик | VodIS |
| Издательство | Black Library |
| Год издания | 2018 |
| Подписаться на обновления | Telegram-канал |
| Обсудить | Telegram-чат |
| Экспортировать | EPUB, FB2, MOBI |
| Поддержать проект
| |
| Следующая книга | Караул Смерти: Ветер мечей / Deathwatch: Swordwind |
Хочется есть. Воспоминания о прошлом блекнут, становятся расплывчатыми — таков замысел повелителей, которые вознесли меня.
С каждым прожитым днём моя прошлая жизнь таяла, пока вовсе не исчезла. Но голод всё же остался. Орден вычеркнет прошлое из памяти, но желудка это не коснётся. Возможно, так делают намеренно. Голод — настойчивое, тянущее ощущение в животе, когда плоть требует пищи. На Посуле оно столь же постоянно, как и сердцебиение. Чувство голода, истинного голода, никогда не покидает тебя.
Матриарх: Ток'ка, Адони!
Я смотрю на матриарха, пока мы ждём в темноте. Мы оба покрыты чёрной пылью Посула, будто восставшие из неё. Я вглядываюсь в её глаза — два белых ореола, сверкающих от охотничьего напряжения. Три ночи мы выслеживали добычу на равнинах, перед этим отделив её от племени и окружив. Приблизились — и отступили, давая понять, что мы потеряли след, что ей можно расслабиться и развести огонь. После трёх несытых ночей мы приближались к добыче, чтобы утолить голод, пока у нас ещё оставались силы. Я подумал о костном мозге жертвы, и в животе заурчало.
Матриарх: Во ша'нит, Адони!
Она обвела глаза кончиками пальцев — я сделал то же самое. Я вижу в темноте её, а она видит меня. Длинный осколок кости тяжёлый и скользит в моей крошечной руке. Мы готовимся напасть. Она приближается слева, а я, по широкой спирали, — справа. Я жду. Пока моя охотница не шевельнется, я — камень. Сейчас я вижу добычу отчётливей.
Он согнулся, позвонки двигались в такт прерывистому дыханию. Голова жертвы резко вскидывается от любого шороха — страх перед преследованием борется с желанием спать. Рядом, как раз в пределах досягаемости, лежит бесполезный кремниевый топорик. Добыча смотрит на пламя маленького костерка, который сам же и развёл, — костра, предрешившего его судьбу.
Свет затмевает ночное зрение, и он не замечает матриарха до тех пор, пока та не оказывается рядом.
(Матриарх и Адони бросаются на ничего не подозревающую жертву)
Я перескочил через камень, стоявший в тени равнины, и прыжками промчался к двум сцепившимся фигурам. На бегу я отвёл взгляд от пламени, уставившись на их покрытые тенями тела.
Добыча (кричит): АААА!
Я навалился со спины, заставив жертву потерять равновесие. Клинок нацелен на стык черепа и позвоночника. Как и учила матриарх. Меня переполняет дикое возбуждение, но ни один из нас и близко не дикарь, когда охота заканчивается. Мы бьём аккуратно, стараясь не задеть внутренние органы жертвы, тем самым исключая отравление мяса внутренними соками. Мы бы не посмели перерезать горло и позволить крови, поддерживающей жизнь, пролиться на землю.
Как только мой клинок погрузится в плоть, исход будет предрешён. Добыча отдаст нам всё без остатка, чтобы мы смогли выжить. Кончик моего клинка вошёл в промежуток между позвоночником и черепом, отсекая мозг жертвы от тела.
(Добыча стонет от боли)
Матриарх: Адони, ико'рога!
Мы действуем быстро, чтобы наконец покончить с ним. Не из милосердия. Как я позже узнал, оно никогда не было в моем характере. Скорее всего, наши поступки продиктованы прагматизмом — истинным королём Посула. Страдания портят мясо.
(Матриарх с хрустом ломает шею жертвы)
Прикосновение огня очистит плоть жертвы, уберегая нас от болезни, которая приходит, когда мы едим мясо сырым. Голод истощает моё терпение.
Я взял кусок мяса, протянув его в качестве подношения охотнице. Она приняла дар, это её право. С её губ срывается шёпот в честь человека, чью жизнь мы отняли, дабы продлить собственные.
Матриарх: Вадо билайс тиска йини алокот!
Я снова посмотрел вниз, и мои мысли опять вернулись к костному мозгу. Я планирую встретить свою судьбу с набитым животом.
В полуночном небе зарычало что-то огромное и чёрное. Оно так потрясло меня, что я запомнил только невероятные размеры пары огромных бритвенных крыльев. Мне никогда раньше не приходилось видеть ничего подобного, хоть я и слышал легенды, которые шёпотом рассказывали у костров старейшины племени.
(Рёв двигателя медленно приближается к ним)
Дракон. У меня не было других слов, чтобы описать это.
Матриарх (шёпотом): Держись ближе, ааааах.
Чудовищное нечто убило костёр нашей жертвы; угольки разлетелись, оставляя за собой собственные огоньки, от которых у меня горят глаза. Ослеплённому, мне не удалось рассмотреть маленькие фигуры, слетающие со зверя, будто тот стряхивал паразитов.
(Фигуры в доспехах приближаются к Адони)
Моё зрение восстановилось, и я увидел детёнышей дракона.
(Матриарх бормочет от страха)
Это гиганты с чёрной, как сланец, кожей, их глаза горят, словно жаровни.
Матриарх: Адони!!! До'са кик вайал!
Я слышал, как она кричит, чтобы я бежал. Но каждое движение великанов источало непостижимый ужас, который высасывал силу из моих ног, от него немело лицо. Глаза остановились на том, что покрывало их тела, и я смог разобрать лишь одну деталь. Человеческие кости… Они тянут ко мне чёрные когти. Я представляю, как они жаждут мою плоть, их голод кричит надо мной, будто дракон.
(Аппарель закрылась)
Матриарх (кричит): Адони!!!
(«Громовой ястреб» взлетает)
***
Я отвергаю прошлое ради будущего, открывающегося передо мной. Это безмятежная, безмолвная нефритовая сфера, парящая в пустоте, пышный мир, переполненный жизнью. Тому, кто знал лишь бесплодные скалы Посула и благословенную кость Базилики Мортис, она казалась не менее чуждой, чем те, кого меня послали убить.
Матиас (приближаясь): Он такой… зелёный.
Матиас был так же молод, как и я. Мы дрожали, стоя на смотровой площадке боевого корабля нашего капитула, «Бесконечная ночь». Наши шрамы всё ещё свежи, наши тела всё ещё продолжают расти и изменяться благодаря дарам наших повелителей. Мы взирали на этот новый мир с недоумением.
Матиас: Всё это… Эти деревья, ты когда-нибудь мог представить что-то подобное?
Я раньше никогда не видел деревьев. Казалось, будто мир, на который мы смотрим, так близко, что до него можно дотронуться. Я протянул руку, но она наткнулась на холод бронестекла, отделявшего нас от пустоты.
Адони: Нет, но вскоре нам предоставят возможность прикоснуться к этой мечте.
Золт: Почему бы им просто не сжечь всё это?
Справедливый вопрос. Золт был самым быстрым из нас, его лицо украшал гладкий череп эльдарского воина. Непревзойдённый мастер клинка: от него у меня осталось столько же шрамов, сколько и от трансформаций.
Золт: Выжечь всё! Если пришельцы используют джунгли как укрытие — просто отберите его.
Он пожал плечами, будто его слова что-то значили.
Бальтазар (приближаясь): Мы не сделаем этого.
Голос сержанта Бальтазара был подобен песку — ровный и спокойный, но его рвение и неистовость воодушевляли нас.
Лицо нашего наставника было скрыто за черепом орка, прикреплённого к керамитовому шлему. Это трофей, взятый из битвы, даровавшей ему место в Ордене. Он подчёркивает статус, в то время как мы с Матиасом, расходный материал, пойдём с непокрытой головой. У тех, кто идёт в бой с трофейной маской, есть имя в Ордене. У нас же с Матиасом — безликих — его нет.
Бальтазар: Так почему мы не сожжём этот мир?
Это должно было стать уроком.
Матиас: Окружающая среда имеет значение.
Матиас был отобран в ту же ночь, что и я. Мы вместе пережили первые испытания, во время которых многие угодили на перерабатывающие заводы, забытые из-за неудачи. На Посуле мы бы видели друг в друге либо добычу, либо хищника. Но здесь, как служители Ордена, мы были братьями.
Матиас: Этот мир — ресурс. Его нужно культивировать, а не тратить впустую.
Корнелл (перебивая): Пора!
Корнелл разговаривал сквозь раздробленные челюсти короля пиратов. Он был самым старшим неофитом — Обагрённым разведчиком, ближе всех к тому, чтобы покинуть ряды послушников и присоединиться к боевым ротам Ордена.
Корнелл: Если они запросили помощь, значит, у них нет средств на то, чтобы сровнять с землёй джунгли и при этом не погибнуть.
Я осознал, что теперь Бальтазар смотрит на меня, вглядываясь в мои мысли сквозь кости зеленокожего.
Бальтазар: а ты?
Мой пульс участился, когда всё отделение уставилось на меня.
Адони: Потому что здесь мы… Мы и есть огонь.
Бальтазар: Контролируемый пожар… Хорошо. Мы не станем сжигать мир, потому что эти ксеносы — зараза, а не фундаментальная угроза. Вы не сожжёте собственное жилище, чтобы истребить вредителей, нет, вы отыщете, где они прячутся, и избавитесь от них.
Я избегаю встречаться глазами с Золтом: опускаю взгляд, смотрю в сторону, чтобы не обращать внимания на немигающий взгляд эльдарского призрака.
Бальтазар: Мы найдём ксеносов, поразивших этот мир, и уничтожим их. Вот почему мы здесь.
Астадор: Именно, брат сержант.
Астадор последним ступил на смотровую площадку, затмив всё мощью своей брони. Его лицом был отполированный череп космического десантника: не трофей, добытый в бою, а символ должности капеллана.
Астадор: Вот они, джунгли Ацтлана. Смертные Империума воззвали о помощи, поэтому Магистр Ордена почтил древний Договор, который мы заключили с этим миром. Им противостоит враг, которого они не могут одолеть, а у нас есть молодые воины, только что сошедшие со столов апотекариона. Они нуждаются в крови. Сплочении.
Капеллан поднял прикованный к его руке крозиус арканум и провёл его золотыми лезвиями над каждым из нас.
Астадор: А теперь идите. Нас ждёт аудиенция у Императора.
***
Мы становимся на колени вокруг костра. В комнате для медитации ощущение пребывания на борту корабля полностью исчезает. Железно-пласталевые коридоры «Бесконечной ночи» сменились камнем, а вместо маломощных люменов — свет обычного открытого костра. Здесь нет ничего технологичного, за исключением наших доспехов. Ничего, что могло бы напомнить, что мы находимся не в логове шамана, не в диких землях. На мгновение мне показалось, что это Посул — дом, который я медленно забывал.
Астадор: Здесь мы прибегнем к древнему способу общения с Лучшими Воинами.
Капеллан произносит ритуальные слова, и отряд как один обнажает клинки.
Астадор: Как воины, мы приносим дань, чтобы умолять Его Сияние.
Я провожу лезвием ножа по ладони.
(Кровь начинает капать на пол)
Мы позволяем крови падать в погребальный костёр, пока запах кровавого дыма не заполняет комнату.
Астадор берёт щепотку порошка из пузырька на поясе, поднеся его к нашим ладоням. Смешавшись с кровью, воздух приобрёл едкий привкус — нечто похожее на ладан.
Астадор: Смотрите в пламя!
Я повинуюсь, хотя свет и режет глаза. Эта боль — не наказание, а необходимость. Война — это кровь и боль, и именно поэтому наше общение проходит через кровь и боль.
Я вдыхаю благовония, и по коже пробегают мурашки. Странное ощущение доходит до моих конечностей, превращаясь в мягкое онемение. Уголки глаз начинают дрожать, когда капеллан нараспев произносит ритуальные слова медитации на языке старого Посула.
Астадор (распевая): Корен вах ноладуне сар! Корен вах ноладуне сар!
Мгновение казалось бесконечным коридором тянущегося света.
(Адони впадает в транс)
Я больше не ощущаю своё тело. Оно будто утратило вес. Я смотрю на своё отделение, сидящее в круге. Каждый из них пылает светом, будто погребальные костры золотого величия. Это прикосновение Лучших Воинов, Повелителя человечества, преподносящего дар славы моим братьям. Я перевожу взгляд на свои руки и вижу только темноту. Мне не оказали милости. Есть только тьма, забвение и небытие. Я чувствую, как мне на грудь давит тяжесть, ощущение падения, падения, падения.…
(Адони приходит в себя)
Мгновение пролетело, вытягивая назад, словно резина. Чувства вернулись медленным приливом. Холод каменного пола, пряный запах благовоний. Я поднимаю голову, встречаясь взглядом с капелланом.
Астадор: Что ты видел?
Адони (восстанавливая дыхание): Я… я видел, как мои братья купались в свете Великих Воинов, но это сияние не коснулось меня.
Паника сковывала душу. Руки ещё не обрели чувствительность. Я посмотрел на Астадора; глаза щипало, мир уходил из-под ног.
Адони: Повелитель, неужели я попал под Его пристальный взор? Неужели я проклят?
Капеллан долго хранил молчание. Я чувствовал, как его глаза впивались в меня, рассматривая каждую мелочь, чтобы оценить по достоинству.
Астадор: Посмотрим, безликий. Посмотрим.
***
Наконец мы ступили на поверхность Ацтлана. Знакомые звуки армейской базы — грохот машин и солдатских сапог. Всё это теряется, затенённое окружающей нас природой. Высокая влажность, пышная растительность и миллиарды живых организмов потрясли меня. Судя по выражению лица Матиаса, он тоже сбит с толку.
Матиас: Теперь нам не нужно воображение, чтобы увидеть это всё.
Тело у меня преобразовано, чтобы легко адаптироваться к изменениям и успешно выживать в любой среде, но моему разуму требуется больше времени, чтобы приспособиться к миру, переполненному видами, звуками, запахами и светом. Но смятению не убить радость, которую я чувствую. Этот мир дорог мне, я заслужу имя в Ордене — либо погибну на Ацтлане.
(Рампа захлопнулась за Мортифакторами)
Нас ожидал смертный в мятой камуфляжной форме; он придерживал фуражку на голове, пока «Громовой Ястреб» не взлетел. Позади него, крепко прижимая оружие к груди, выстроился небольшой почётный караул. Наш сержант покосился на нас через плечо.
Бальтазар: Большинству смертных ни разу в жизни не доводилось видеть космических десантников. Скорее всего, мы не очень-то похожи на статуи и витражи, которые они почитали в детстве.
Он повернулся и шагнул вперёд; офицер сотворил знак аквилы.
Грин: Я майор Грин, 451-ый Ракотианский полк воздушной кавалерии. Именем Императора я приветствую вас на Ацтлане.
Бальтазар продолжил шагать по взлётной площадке. Свите Грина пришлось расступиться, а майору — бежать рядом, чтобы не отставать.
Грин: Признаться, я удивился, что вы прилетели. Когда командование отправило сигнал о помощи, я и представить не мог, что на него откликнутся космические десантники.
Бальтазар остановился, наклонившись, чтобы взглянуть человеку в глаза, и указал на нас.
Бальтазар: Они не космические десантники.
Человек заколебался, не зная, что на это ответить. Он не стал долго забивать голову словами Ангела Смерти Императора, вместо этого нервно улыбнулся и быстро кивнул.
Грин: Да, разумеется, как скажете… Э-э-э…
Бальтазар: Сержант.
Грин: Да. Сержант, мы благодарны за поддержку вашего ордена, в каком бы виде она ни предоставлялась.
Бальтазар: Расскажите мне о ксеносах.
Грин: Ох уж эти ублюдочные Тау... Джунгли кишат ими… Каждая разведгруппа докладывает об их сравнительно малом количестве. Но их методы ведения войны таковы, что не позволяют нам сблизиться с противником и уничтожить его.
Бальтазар: Тау по своей природе трусливы, майор, но трусость их не спасёт. Не в этот раз.
База представляла собой широкий квадратный островок обожжённого солнцем рокрита, расположенного среди моря деревьев. По одну сторону посадочной полосы тянулись казармы. Перед нами располагался парк техники и сортировочная площадка. Стены ощетинились наблюдательными вышками, снайперские команды просматривали выжженные в джунглях зоны. Подняв глаза, я увидел пару самолётов, рассекающих облака высоко над головой. Взгляд устремился к развернувшейся за главными воротами сцене.
Усталый, окровавленный и безоружный солдат ковылял к блокпосту, держась за живот. По его лицу и походке было понятно, что человек испытывает сильную боль.
Офицер (на расстоянии): Сюда!
Солдат упал, призывая на помощь стоящих на стене часовых и ближайших товарищей. Подоспевшие солдаты разрезали его камуфляж, обнажив сеть грубых швов на торсе.
Офицер (на расстоянии): Медике!!!
Медицинская «Химера» остановилась у ворот. Из нее высадились нагруженные снаряжением люди в белых халатах. Солдат забился в конвульсиях. Я почти видел то, что сейчас произойдёт, ещё до того, как это случилось.
(Раздался взрыв, раненые солдаты кричат)
Мощности взрыва хватило, чтобы разрушить корпус и воспламенить топливные баки «Химеры», превратив её броню в разлетевшуюся во все стороны шрапнель. В небо поднялся столб густого дыма. Вокруг кратера ковыляли искалеченные, кричащие женщины и мужчины.
Грим: Твари!
Прежде чем помчаться к месту взрыва, майор оглянулся на нас с лицом, перекосившимся от ярости.
Грим: Вот с какими тварями мы воюем!
(На базе завыли сирены)
Команды экстренного реагирования и медики спешили к месту взрыва. Они боролись с пожаром и вытаскивали товарищей. Бальтазар не шевелился, а мы следовали его примеру, словно тени.
Золт: Вот оно что. Ксеносы захватывают солдата, выводят его из строя, фаршируют взрывчаткой, а затем отпускают. Он думает, что сумел сбежать, и возвращается в часть, тем самым невольно доставляя бомбу. Умно.
Корнелл: Может, и так. Но с чего такая уверенность?
Золт: С того, что эти существа склонны к уловкам и саботажу, брат. К тому же на их месте я бы поступил так же.
Корнелл: Не смотри на мир глазами ксеноса, брат.
Золт постучал по черепу у себя на голове.
Золт: Это его взгляд.
Я шагнул вперёд; взгляд зацепился за шипящие тела, в нос ударил запах горелой плоти. Он омывает мой язык, глаза закрываются от знакомого, дразнящего чувства.
(Бальтазар толкает Адони на землю)
Я поднимаю глаза: череп зеленокожего смотрит прямо на меня.
Бальтазар (угрожающе): Возьми себя в руки, безликий.
Сержант уходит, и Матиас поднимает меня на ноги. Корнелл и Золт молчат, мы следуем за командиром.
Бальтазар: Майор!
Грин: Повелитель?
Движение сержанта было слишком быстрым, так что смертный бы не заметил, как его раздражает этот титул.
Бальтазар (сердито): Сержант… Этот заряд активировали дистанционно.
Грин: Значит, диверсанты всё ещё могут быть поблизости. Вокс!
К нам подбежал солдат с громоздким ящиком за спиной и протянул вокс Грину.
Грин: «Кило Фолл», это «Соколиный коготь». Запрашиваю огневую поддержку по всем каналам. Возможно, обнаружен противник! Широкая полоса огня от квадрата два-один до квадрата четыре-девять, непрерывный заградительный огонь! Я хочу, чтобы эта линия леса исчезла! Сейчас же!!!
Офицер (на расстоянии): Вы слышали…
Жаждущая мести база ожила. Все орудия направлены на покрытый джунглями склон холма. Офицеры артиллеристы приказывают сровнять всё с землёй артиллерийским огнем. В моем сознании всплыли термины из Кодекса благословенного Примарха.
Адони (шёпотом): Разведка боем.
Офицер (на расстоянии): Огонь!
(Гарнизонные орудия открывают огонь)
Астра Милитарум показала всю свою мощь, залив склон огнём, словно неоновым дождём. Они рассчитывали или выманить стрелков, или накрыть достаточно большую территорию, чтобы уничтожить невидимых ксеносов.
Я нахмурился. На месте врага я бы уже давно исчез из тех джунглей. Задолго до начала артобстрела.
Пара летящих ударных истребителей прерывает артобстрел пушечной очередью, ракетами и бомбами. Они стремились сровнять все с землёй. Почти квадратный километр некогда зелёных джунглей превратился в пылающий пустырь.
Золт: Впечатляюще.
Корнелл: Пустая трата времени, хотя и занимательная.
Бальтазар: Ладно. Пора начинать.
Адони: Брат-сержант?
Бальтазар: Если ксеносы не новички, то огонь их не уничтожил. Хотя для нас в этом и нет никакой необходимости.
Он указал на узкую область рядом с пепелищем, которое раньше было полосой джунглей.
Бальтазар: Чего они добились, так это перекрыли врагу любой другой путь для отступления, и заставили их войти в эту долину. Теперь это — наши охотничьи угодья.
***
«Валькирия» была меньше и теснее наших «Громовых ястребов». Более хрупкий транспорт для более хрупких солдат. За одним из них я и наблюдал — человек, стоящий за тяжёлым стаббером. Он нервничал, повторяя одно и то же движение — водил туда-сюда пальцами по пулемётной ленте. Глаза были широко раскрыты. От солдата разило низкосортными стимуляторами и страхом. Боялся он не от неопытности: о его опыте свидетельствовали насечки на висках помятого шлема — неровный ряд серебристых царапин, отмечавших убийства.
Возможно, его страх проистекал именно из знания жизни. Он знал, что я наблюдаю за ним. У меня красные глаза, это не редкость для Посула, но все же достаточно необычно, чтобы частенько вызывать дискомфорт у окружающих. Солдат отвернулся. Я больше не понимаю страха. Это чувство отняли у меня, заменили уверенностью и непреклонной целеустремленностью. Стрелок боится войны, я же создан для неё. «Валькирия» замедлила ход, солдат закашлялся, его прошибло потом. Дыша сквозь зубы, он быстро направил ствол в сторону джунглей.
Бортстрелок (испуганно): Выходите, синекожие! Выходите! Я тут приоделся специально для вас. Я уже заждался!
(Рампа «Валькирии» раскрывается)
Офицер: На выход! На выход! На выход! Пошли! Пошли! Пошли!
Один за другим солдаты начинают спускаться по верёвке, исчезая под пологом джунглей. Я вытаскиваю боевой дробовик из перевязи за спиной и выхожу из «Валькирии», мгновение полёта — и меня поглощает море деревьев.
(Отряд Адони уже ждал на земле)
Меня окружали джунгли, похожие на колышущиеся на ветру зелёные утесы. Верхушки заслоняли солнечный свет, погружая всё в сумерки и радуя глаз.
Присев на корточки, я взял горсть земли и вымазал ею лицо, попутно позволив себе насладиться моментом, когда новые для меня органы начали анализировать химические свойства зелёных гор Ацтлана.
Корнелл: Вверх, безликий!
Приклад дробовика уже прижат к плечу. Ещё один скаут прошёл мимо меня; присоединившись к отделению, он осмотрел верхушки деревьев на предмет угрозы. После быстрой проверки периметра смертные организовали патрули, выстроившись клином. Мы шли следом за ними.
Бальтазар: Безликие, вы оба, на точку.
Мы с Матиасом перебежали в авангард патруля и принялись прорубать путь ножами. Влажность собиралась в облака, клубящиеся высоко над землёй; землю скрывала дымка. Мы осторожно идём через подлесок, наблюдаем, при этом сохраняя приличный темп. Вдруг Матиас останавливается.
Матиас (шёпотом): Стой!
Я поднимаю кулак, и патруль останавливается.
Я напрягаю чувства, выискивая всё, что может представлять угрозу. Глаза рыщут, уши отсекают лишние звуки. Мышцы шеи напряглись.
(Тишина, только птицы щебечут над головой)
Через несколько мгновений Матиас кивает следопыту. На этот раз ничего. Солдат впереди меня машет патрулю рукой; мгновение, и он проваливается под землю.
(Гвардеец кричит от боли)
Грин: Ико!
Я наклонился, чтобы заглянуть вниз. Солдат лежал с пробитыми ногами на дне ямы метра два глубиной.
(Гвардеец плачет от мучительной боли)
Простая ловушка. Вереница деревянных колышков, они легко ломаются, а нанесённая на острия грязь ускоряет заражение.
Солдат (кричит): Трон! Трон Терры! Помогите мне! АААААААА!
Солдат тянется ко мне трясущимися, бледнеющими от потери крови руками. В его глазах — дикое, лихорадочное отчаяние; он думает, что я собираюсь его спасти. Нет. Я раздумываю, как поступить: протянуть ему руку или всадить пулю в голову? Вдруг я почувствовал на плече руку Бальтазара.
Бальтазар: Оставь его. Смертные настояли на том, чтобы нас сопровождать, но чем скорее они уйдут, тем быстрее мы продолжим. До тех пор они — ресурс, его можно расходовать, но далеко не каждый болт попадает в цель.
Грин: Постойте, погодите. Дайте медикам время, чтобы стабилизировать его состояние. А мы тем временем попытаемся выйти на связь с «птичкой», чтобы эвакуировать раненого.
Бальтазар: Подобные ловушки как раз и предназначены для того, чтобы задержать нас ради засады. Мы идём дальше.
Грин: Но нельзя же просто…
Матиас (вынимает нож из ножен и перебивает Грина): Замолчи, пока я тебя не заткнул.
Грин не ожидал увидеть собственное отражение в лезвии ножа Матиаса. Лицо солдата напряглось, но он уступил с угрюмым кивком. Бальтазар подал сигнал, и мы выдвинулись дальше.
Грин: Тише, Ико! Я тебя держу.
(Выстрел избавил Ико от страданий)
***
Шли часы, но мы ни разу не встретили противника. Единственным признаком пребывания тау в джунглях были расставленные ими ловушки. Каждая последующая ловушка или уловка была хитрее предыдущей, но после первой все были настороже. Мы сумели обойти и обезвредить все, что попадалось на пути.
Матиас: Почему они не выйдут и не сразятся с нами?
Я чувствую нарастающее разочарование в душе брата, потому что сам испытываю то же самое.
Адони: Мы сражаемся, брат, здесь и сейчас, чтобы определить, кто охотник, а кто добыча.
Когда мы углубились в джунгли, раздался почти беззвучный гул. Я скорее ощутил эту еле уловимую вибрацию внутренним ухом, нежели услышал. В ней было что-то механическое, неестественное. Но звук был не таким, как прометиевый рокот имперской техники, скорее тихим и каким-то стерильным, от него сводило зубы. Я мельком заметил, как широкие листья дерева замерцали и изогнулись, будто по ним стекала вода. Но воды не было. Я замечаю смутное мерцание красного круга секундой позже, чем следовало бы.
(Выстрел издали)
Голова Матиаса испарилась, но сердца продолжали качать кровь, пенящуюся на обожжённом обрубке шеи. Он упал мне под ноги; нервная система сгорела, и тело задергалось в бессмысленных конвульсиях.
Грин: Контакт! Огонь! Огонь!
Офицер (на расстоянии): Взрыв в небе!
Смертные отстреливались беспорядочно. Признаки былой дисциплины исчезли — солдаты палили во все стороны, смирившись с ролью добычи. Голубоватые раскаты грома разрывали деревья, стволы падали вокруг. Деревья валили, чтобы давить и разделять нас, сеять смятение и неразбериху. Так и вышло.
Теперь можно было разглядеть противника. Бледно-серые силуэты мелькали среди деревьев. Плазменный огонь их орудий прошивал плоть патрульных. Солдаты с горящей одеждой кричали от попаданий обжигающей плазмы.
Я бью одного из дронов дробовиком, он отлетает в гниющее дерево, взрываясь прозрачным, огненно-синим шаром. Ещё два заливают мою позицию плазмой. В перестрелку вмешались Бальтазар и Золт, разрывая дронов болтерными залпами.
Корнелл: На деревьях!
Появилось ещё больше пришельцев, но это уже не тау. Эти ксеносы — одна из подчинённых им рас. Отвратительный вид худых, двуногих птиц с пятнистой, зеленовато-коричневой плотью и широкими челюстями. На них была только кожаная одежда и костяные амулеты. Ксеносы прыгали с деревьев, размахивая дубинами с лезвием — их грубыми винтовками, извергающими огромные клубы чёрного дыма. Ещё больше диких пришельцев поднялось из тумана на расстоянии вытянутой руки от патруля.
Порядки рушились по мере того, как каждому солдату приходилось сражаться за собственную жизнь.
Один из крутов появился прямо передо мной. Я пробил ему висок ударом ножа, отбросил пинком в ребра и убил второго из дробовика. Даже столкнувшись с ними в ближнем бою, я понимал, что круты не представляют реальной угрозы. Атаки и крутов, и дронов были лишь уловкой. Они — гончая, загоняющая добычу к настоящим охотникам, прячущимся в дали.
(Выстрел из лазгана)
Выстрел отбрасывает ксеноса, и он кубарем летит вниз. Убедившись, что крут мёртв, я бросаюсь на звук выстрела. Трассирующие снаряды пролетают между деревьями, искажая солнечные лучи в тропической мгле.
Ещё больше машин ксеносов дали залп ярко-голубой плазмы и скрылись в деревьях. Я снова вижу мигающий вдалеке красный круг, загоревшийся над сержантом Бальтазаром.
Бальтазар: Безликий — на фланг… ААААА!
(Бальтазар открывает ответный огонь)
Сержант пошатнулся от попадания. Пульсирующий заряд пробил ему торс. Несмотря на это, разъярённый Бальтазар смог убить ещё двоих крутов, прежде чем врезавшийся в него дрон не сбил десантника с ног. Машина ксеносов мгновенно прижалась к его груди и перегрузила источник питания.
(Взрыв оборвал жизнь сержанта)
Я отвернулся, и останки Бальтазара посыпались мне на спину.
(Внезапная тишина)
Атака закончилась так же стремительно, как и началась. Они исчезли, растворились в джунглях.
Адони (тяжело дыша): Братья? Кто-нибудь? Где же вы?
***
Я нашёл Корнелла, согнувшегося над грудой мёртвых крутов. Он что-то рыл ножом. Корнелл откопал коллекцию имперских идентификационных меток, привязанных к одной из боевых дубин ксеноса.
Корнелл: Ксеноублюдки!
Он знает, что я стою там, глядя в небо, на череп на чёрном фоне.
Корнелл: А сержант? Его больше нет?
Адони: Да. Где Золт?
Корнелл: Погиб. Его раздавило упавшим деревом. Надеюсь, он не понял, что его убило. Думаю, ему бы не хотелось погибнуть именно так.
(Болтовня на расстоянии от десантников)
В живых осталась лишь горстка смертных солдат. Их бледные лица заливал пот. Они дёргались от каждого шороха, глаза были широко раскрыты. Корнелл толкнул ногой труп воина-крута.
Корнелл: Знали, что мы идём. Хорошую засаду устроили. Мы думали, что их будет много, но тау здесь нет.
Адони: В таком случае перевес не в нашу пользу. Особенно с учётом потерь. Снайпер тау, возглавлявший атаку, живой, а сержант и Матиас — погибли.
Корнелл наклонил голову; он не знал, как звали моего друга, но быстро догадался.
Корнелл: Ты прав, безликий. Наши сородичи взывают к великой мести, и мы с тобой взыщем её для них.
(Командует) Стройся! Соблюдаем строевую дисциплину, бросьте всё, что замедляет ход. С этого момента идём быстро и налегке.
Солдаты переглядываются, пот течёт по их грязным лицам в запекшейся крови. По крайней мере, у одного из них хватило смелости высказаться за остальных.
Солдат (испуганно): Повелители, пожалуйста… Можно же вернуться, перегруппироваться, выйти на вокс-связь и заставить авиацию выжечь джунгли, чтобы добраться до этих ксеносов…
Корнелл: Нет, в этом нет необходимости.
Сейчас он впервые посмотрел на меня как на равного, как на брата.
Корнелл: Потому, что мы и есть огонь.
Мы снова шли по следу, оставленному крутами. Из-за пара и влаги их отвратительный мускусный запах буквально прилип к джунглям. Запах направлял нас по тропе, по которой они шли к засаде. Корнелл пугающе тихо идёт впереди меня, траектория его движения постоянно меняется, его глаза изучают каждую вершину дерева и каждую тень.
Адони: Брат, что нам…
Старший скаут хватает меня за руку и толкает в канаву, скользнув следом. Смертные спешно разбегаются, укрываясь где придётся. Я хотел было расспросить Корнелла, но тот взглянул на меня и прижал палец к губам. Его глаза полны охотничьего азарта. Корнелл кивает на высокое дерево метрах в шестидесяти перед нами.
Корнелл (шёпотом): Видишь?
Я проследил за взглядом Корнелла, огибая окружающие нас зелёные стены, пока не увидел его… Почти идеальный камуфляж. Он искривлял свет, маскируя того, кто сидел на широких ветвях высокого, обвитого лозой дерева. Но я снова вижу его — не вписывающийся фрагмент. Неподвижный на фоне ветвей, раскачивающихся в первобытном ритме джунглей.
На мгновение система маскировки дала сбой, явив маленькую серую фигурку с длинноствольной снайперской винтовкой в руках. Его вытянутый назад шлем был разделён пополам красной полосой.
Корнелл (шёпотом): Брат, видишь?
Адони (шёпотом): Да.
Корнелл (шёпотом): Отлично. Их тактика хороша, но во второй раз она не сработает. Ксеносы хотят ещё раз устроить засаду. Но на этот раз нас врасплох уже не застать.
Он досылает патрон в болтер типа «Сталкер».
Корнелл (шёпотом): Мы пойдем вперёд. Ты тем временем тихо обойди ксеносов и направь их в нашу сторону.
Адони (шёпотом): Они опять хотят использовать ту же тактику? Если так, то в укрытии будут и другие. Они хотят выманить нас и взять на мушку...
Корнелл (перебивает): Безликий, сейчас мне нужно, чтобы ты сосредоточился. Двигайся вдоль фланга, быстро и тихо, а затем гони ксеносов на меня. Понял?
Адони (шёпотом): Понял.
Корнелл (перебивая): Мы возьмём его вместе, и этот череп будет твоим. А теперь — иди.
Я выскальзываю из канавы, поворачиваю направо и быстро двигаюсь от тени одного дерева к другому. Крадусь бесшумно, не сводя глаз с циклопически огромного ствола, на котором притаился ксенос на своём насесте.
Когда я приблизился, внутренности скрутило от беспокойства. Что, если Корнелл прав? Если тау собирались снова устроить засаду, и сейчас в игру войдут другие фигуры? Толпа мерзких ксеносов выбьет нас из укрытий и предоставит снайперу множество мишеней. В таком случае, где же они? Вопрос вспыхнул в голове вместе с пробежавшим по спине холодком. Я инстинктивно залёг на землю.
(Адони припадает к земле)
Над головой пронёсся шквал энергетических разрядов, достаточно близко, чтобы кожа головы покрылась волдырями. Дерево позади меня разнесло в щепки. Разорванный ствол, словно дубина, упал на меня со стоном раненого зверя. Я перекатился из его густеющей тени, прежде чем он ударился о землю, разбрасывая листья и комки переплетённых лоз.
На верхушку упавшего дерева спрыгнул гуманоидный ксенос. Его сгорбленный силуэт лишь отдалённо напоминал человеческий. Второй появляется справа, но слишком далеко, чтобы пустить в ход своё оружие. Чего не скажешь о ксеносе сверху! Я бросаюсь в сторону, увёртываясь от шквала энергетических разрядов, пылающих, как рой ослепительно-синих жуков. Выстрел отбрасывает тау назад, давая мне время сократить дистанцию. Бороться с их лазутчиками — всё равно, что пытаться поймать туман. Броня ксеноса — сплошь гладкая, ухватиться не за что. Я падаю на землю и слышу, как воздух вырывается из лёгких тау. Маскировочное поле чужака перегружается и обнажает грязно-серую броню. По инерции я проношусь над ксеносом, но всё же дотягиваюсь и хватаю врага за нагрудник, притягиваю к себе и резко всаживаю дробовик ему под челюсть.
(Адони уложил первого тау)
Земля блестела от крови и мозговой жидкости ксеноса. Я поднимаюсь с ещё вздрагивающего трупа и смотрю на второго лазутчика. Он спешит сократить дистанцию между нами.
(Адони делает несколько выстрелов)
Под вражеским плащом я стреляю в сторону, из которой доносится гул. Выстрел разрывает ветви и лианы вокруг. Напрягая глаза, замечаю марево между деревьями. Ещё один выстрел выбивает из противника сноп искр, маскировка спадает, и видно, как ксенос пошатнулся от скользящего удара. Я слышу, как скрежещет и шуршит броня тау. Приготовившись преследовать ксеноса, я останавливаюсь, прислушиваясь не к тому, что слышно, а к тому, чего не хватает. Болтера Корнелла. Я бегу к его позиции.
Адони: Корнелл? Брат?
Я делаю шаг, и что-то хрустит под моим ботинком. Посмотрев вниз, я вижу человеческие кости, фрагменты черепа. Какие-то старые, какие-то — нет. Корнелл сгорбился в подлеске. Сквозь аккуратную дыру у него в черепе видно землю. Его окружали тела последних смертных солдат, от которых остались груды обугленной плоти — работа предательской винтовки снайпера тау. Всплывают воспоминания о прошлом — желание передохнуть на минутку, пожрать жареного мяса, набраться сил. Но я не обращаю на них внимания: меня манит более великая цель, более справедливая награда.
Солнце клонилось к закату, дневной свет тускнел. Длинные тени расползались, грозя всё поглотить ещё до наступления темноты. Я проверяю боезапас дробовика — пусто. Выбросив оружие, я срываю с шеи вокс-бусину и избавляюсь от снаряжения и техники, которые мне выдали в Ордене. Я снял всё, кроме грубого железного цилиндра на пояснице и свежевального ножа.
Адони: Я закончу эту охоту путём, который знаю, — путём Посула.
В одном мой брат был прав. Череп тау будет моим.
***
К моменту, когда последние лучи солнца угасали, я нагнал раненого лазутчика, шедшего вдоль русла реки. Повреждённые стелс-системы костюма Тау мерцают, пытаясь функционировать, омывая то одну, то другую часть его тела короткими потоками невидимости. Повернувшись спиной к воде, он останавливается за поваленным деревом, ругаясь и прижимая четырехпалую руку к левому плечу, в которое пришёлся выстрел дробовика.
Тау (стонет): Тра'ма, тра'ма.
На поясе ксеноса прикреплён гладкий шлем без красной полосы. Я рассматриваю его лицо, выглядывающее из прорезиненного воротника брони. Широкая морда без носа, маслянисто-серая кожа. Тусклые бордово-чёрные глаза метались из стороны в сторону, пока он не нащупал что-то похожее на полевую перевязку из отвратительного желеобразного спрея. Тау наклонился, оторвал паразита от копыта, бросил его в реку и почесал место укуса. Я наблюдаю за пришельцем из-под воды. Это не тот чужак, который забрал жизни моих собратьев, но он всё равно умрёт. Я приближаюсь к нему без единого звука. У Тау нет времени, чтобы среагировать, прежде чем он беззвучно падает в реку вместе со мной. Я обхватываю ксеноса сзади, не давая ему вырваться на свободу, ноги обвивают его талию, наш общий вес тащит нас вниз. Я держу его цепкие руки подальше от шлема и систем жизнеобеспечения. Ему нужно дышать, а мне — нет. Не обязательно его топить — можно вскрыть ему глотку ножом или разорвать внутренние органы. Можно сломать ему шею, но перед глазами всплывает образ Бальтазара и других убитых собратьев, лежащих на земле, которую они вскармливают своей кровью. И я наслаждаюсь каждым мгновением, пока вода убивает его.
(Тау перестаёт двигаться).
На мгновение ксенос застыл, обессилев, но ненадолго. Он просто брыкается, пытаясь вдохнуть, но безуспешно. Тау знает, что умрёт, и осознание этого заставляет продолжать борьбу. Последний бой животного перед смертью. Я держу ксеноса до тех пор, пока по его телу не проходит последний спазм, пока окончательно не убеждаюсь, что он мёртв. Затем я отпускаю тело, и оно соскальзывает, опускаясь на дно реки.
(Адони выходит из воды)
Сейчас я задумался о том, что мог бы взять череп этого тау в качестве трофея. Приношение, необходимое, чтобы вернутся в Орден и объявить себя Обагрённым — полноценным членом Ордена. И всё же я не могу. Странное, не совсем понятное мне чувство заставляет остаться. Это зов чести? Мести? Я не знаю, но что-то внутри подсказывает: нельзя возвращаться с черепом ксеноса, лежащего на дне реки. Это не та голова, которая станет моим лицом в грядущих битвах. Я наблюдаю, как течение уносит тело прочь, и чувствую, как обретаю решимость. Она появилась во мне с того момента, как пал Матиас, а сейчас приняла окончательную форму. Я знаю, что должен сделать.
До меня донёсся тихий звук вражеского дрона. Я замечаю летающий диск, тяжело пробивающийся сквозь густую растительность, и бросаюсь за ним. Охотник где-то там, и я использую его собственную ищейку, чтобы выйти на след.
***
Поисковой дрон поднял меня высоко над землей, пролетая над почти непроходимой местностью; он взмывает над увитой зеленью горой. Второй дрон парил над тау, но он увешан антеннами и выступающими сенсорными кластерами, а не плазменными карабинами охотничьих машин ксеносов. Слышно, как снайпер переговаривается со своими отвратительными сородичами, и мерзкий скрипучий язык тау вырывается из-под шлема. Я наблюдаю за ним с расстояния всего в несколько шагов. Он ухаживает за своими машинами, а те оберегают его. Это низко и надменно. Он воображает, будто он в безопасности.
(Адони бежит к тау)
Я метнул нож; лезвие пробивает броню дрона, он издаёт пронзительный вой, тошнотворно похожий на вопль живого существа. Дрон падает, прорывая небольшую борозду в грязи.
Тау разворачивает дуло длинноствольной винтовки, тусклый свет красного перекрестья прицела отчётливо мигает во мраке. Технологии тау позволяют отследить противника по теплу тела, по сигнатурам силовой брони или электронного оборудования. У меня больше нет брони, я охладил тело в речной тине. Для противника остаётся лишь ничтожный след моего присутствия.
Я достал из поясной сумки незамысловатое оружие, которое смастерил на горной тропе. В руке у меня зажат плоский каменный диск, края которого заточены до состояния грубого, но эффективного лезвия. Тау поворачивается на шум, доносящийся из джунглей, тем самым показывая мне спину. Перед моим внутренним взором — черты женского лица, которые теряются в тени забытой жизни. Я целюсь в точку между черепом и позвоночником, руководствуясь чем-то большим, нежели инстинкты.
Выпад и точный удар. Тау отскакивает, когда силовая подпитка его брони оказывается перерезана; лишившись ночного зрения, ксенос срывает шлем.
Адони: Ну же, ксенос! Используй то, что дала тебе природа.
Охота, обернувшаяся в мою пользу, вызывает у меня восхищение. Я крадусь вокруг тау, всё туже и туже затягивая петлю.
Тау: Ши тау'ва!
(Тау открывает огонь)
Сейчас это пальба наугад. Без своего драгоценного шлема с прибором ночного видения он меня больше не видит. Тау, как и любое испуганное существо, гоняется за тенью.
Я наклоняюсь, вытаскивая нож из отключенного дрона, и бегу. Маятник наконец-то сдвинулся. Добыча становится охотником, а охотник — добычей. Я прыгаю с ножом наготове. Выстрел пролетел мимо лица, на мгновение озаряя меня ярко-синим светом. Но я зажмурился, и вспышка не ослепила меня.
Удар выбивает винтовку из рук ксеноса. Второй — сбивает с ног. Тау тянется к длинному ножу на поясе, но я быстрее. Взмах — и кисть отсечена. Я пинаю его в грудь так сильно, что округлый нагрудник раскалывается. Ксенос падает и замирает. Мой нож быстро обрывает болтовню сенсорного дрона. Наконец, я с торжеством стою над добычей, убийцей моих братьев.
Есть ли у него имя? Разве это имеет значение? Моей миссией здесь было вознесение, но сейчас — это месть. Это существо оплатит мой долг чести и станет головой, которую я должен взять.
Адони (тяжело дыша): Сегодня ты заслужил прикосновение моего ножа и станешь моим трофеем.
***
(Адони торжествующе рычит)
Адони: Ты все ещё жив? Ну, конечно. Я слышу, как ты дышишь. Вот и хорошо.
Шлем тау скользит у меня в руках; это изогнутая лицевая панель, из которой торчит гроздь темных сенсорных линз. Я барабаню по шлему пальцем вдоль красной полосы, разделяющей его пополам; предполагаю, что это знак ветерана, который обозначает старшинство ксеноса. Хитрость, которую проявило это существо, говорит в пользу такого предположения.
Я отбрасываю шлем и смотрю на существо, которое его носило.
Адони: Вы слишком полагаетесь на свои технологии. Я использовал только нож и глаза. Охотничьи инструменты — это хорошо, но если не можешь ничего добыть без них, ты не охотник. На Посуле ты бы не выжил.
Тау (рычит и стонет): Хх… Хх… Тау'в… Хх.
Я опускаюсь на корточки перед ксеносом, медленно качая головой.
Адони: Не стоит отвечать.
Момент настал, кристаллизовался во времени, словно янтарь. Момент, когда я перестану быть безликим и потребую то, что принадлежит мне по древнему закону охоты.
(Адони обнажает клинок)
Адони: Ты должен стать свидетелем этого.
(Адони вскрывает голову тау ножом)
***
Череп тоньше человеческого, но жировая прослойка не сильно отличается. Мой противник протянул в живых дольше, чем я предполагал, и прежде, чем окончательно сдаться, он злобно пялился на меня, осыпая мучительными проклятиями, пока я работал.
Адони: Я ненавижу тебя, как ненавижу всё, что противостоит Ордену и Императору. Но здесь, по крайней мере в эту ночь, ты заслужил моё уважение.
Взвешивая трофей в руках, я уже не испытываю прежних сомнений: их сменило удовлетворение.
Адони: Я добился перехода в Орден. Теперь я Обагрённый и названный. А ты, добыча, которая была охотником, — ты пал от моей руки. Души моих братьев могут спокойно идти навстречу своей судьбе.
По моим венам течет острая ярость. Чистый восторг врага, преданного забвению на охоте, — честь, оказанная Мортифакторам. Я вытягиваю железный цилиндр, который несу с собой, нажимая руну, которая пробуждает его дремлющий дух.
(Начинается дождь)
Маячок багровеет у меня в кулаке, отчего кровь на моем лице становится чёрной, как ночное небо над головой. Орден прислушается к его зову и скоро придёт за мной.
***
Я стою на том же месте, где был, когда «Бесконечная ночь» впервые прорвалась через море душ и вышла на высокую орбиту над Ацтаном.
Теперь зелёный шар выглядит блёклым, будто акт кровопролития высосал из него всю таинственность. Подобно потускневшему драгоценному камню, Ацтлан больше не пробудит во мне чувства, что я испытал, когда впервые увидел его. Планета будто бы изменилась. Хотя я и понимаю, что на самом деле изменилась призма, сквозь которую я смотрю, — как и я сам. Точно так же, как стали другими взгляды дикого ребенка с тёмного Посула. Моё мировоззрение безвозвратно изменилось, когда я стал Обагрённым.
Астадор: Теперь ты больше не безликий.
Я поворачиваюсь к капеллану; он подходит и становится рядом со мной. Я протягиваю ему посмертную маску, сделанную из черепа тау. Он берёт её; пальцы в латных перчатках пробегают по гребням пустых глазниц.
Астадор: Это будет твоим ликом в бою. Последнее, что увидит твоя добыча, пока ты не падёшь или возвысишься до боевых рот. Ты завоевал достойный трофей, Адони.
Адони: Если бы он не достался такой ценой.
Астадор: Не горюй о них, брат. Это наша судьба — умереть в битве. Их кости будут помазаны и с честью упокоятся в Базилике Морис. Каждый из твоих братьев теперь купается в свете Императора, они навечно пребывают с Ним в Зале победителей. Вот что показало твоё видение.
Адони: Моё видение? Ты… Ты понял, что оно значит?
Астадор: Я знал, что оно означает потенциал, возможности. Видения являются отражением души, и каждое из них отличается от предыдущего. У черноты не всегда есть только одно значение. Иногда она означает, что твоя судьба ещё не написана.
Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть вниз на Ацтлан; у меня сжимаются кулаки при мысли о тау, всё ещё наводняющих его джунгли. Я должен воздать им справедливое возмездие, расплатиться с ними истреблением.
Адони: Когда мы вернёмся?
Астадор: Не мы. Не сюда.
Адони: А куда же?
Я смягчаюсь, как лезвие, притупляющееся с каждым мгновением.
Адони: Когда?
Астадор: Скоро. Нас всегда будет ждать новая битва, Адони. Ты поймёшь, когда станешь Собирателем голов.
