Совет Истины / Council of Truth (рассказ)

Совет Истины / Council of Truth (рассказ)
Автор	Майк Брукс / Mike Brooks
Переводчик	Ulf Voss
Издательство	Black Library
Серия книг	Ересь Гора: Примархи / Horus Heresy: The Primarchs
Входит в сборник	Кровь Императора / Blood of the Emperor
Год издания	2021
Подписаться на обновления	Telegram-канал
Обсудить	Telegram-чат
Экспортировать	EPUB, FB2, MOBI
Поддержать проект

В холодной темноте космоса от покрытых шрамами и вмятинами корпусов могучих кораблей отражается тусклый свет далеких звезд. В пустоте завис экспедиционный флот Терры – воплощенная первобытная мощь колыбели человечества. Внутри металлических коконов с драгоценной атмосферой, которую вырвали техноколдовством из скудных элементов космоса, суетятся бесчисленные люди Имперского Флота и Имперской Армии: летописцы и трэллы, техножрецы Марса и – величайшие из всех – генетически улучшенные воины Легионес Астартес.

Но этот экспедиционный флот отличается от большинства других. В то время как его родичи могут кичиться своей природой и наследием при помощи огромных эмблем, украшающих борта их кораблей, бесконечных передач воксом и машинным кодом, оповещающих о славе Терры и ее Императора, или даже огромных пустотных знамен, этот флот движется незаметно и почти бесшумно. Только едва различимые обозначения указывают на разницу между кораблями, и даже они не соответствуют системе, признанной чужаками. Тем не менее, для тех, кто обладает определенной осведомленностью, именно отсутствие обозначений дает подсказку относительно природы этой силы, так как только XX Легион, Альфа-Легион, перемещается по галактике так анонимно.

Один фактор, который нельзя скрыть – это размер корабля, хотя даже он может не быть подлинным свидетельством его возможностей. Тем не менее, этот корабль, известный на данный момент под именем «Альфа», здесь первый среди равных: могучий линкор типа «Глориана», который действует, по крайней мере, иногда, в качестве флагмана примарха Альфария. Определенные свойства линкора нельзя с легкостью изменить – например, расположение двигателей, варп-двигатель, покои навигатора или мостик. Тем не менее, после спуска со стапеля внутреннее пространство «Альфы» по-прежнему подвергается незначительным изменениям. Обозначения коридоров и уровней более не следуют порядковому стандарту, или может оказаться, что они меняются на полпути. Поуровневые планы изменили, не только относительно изначальной схемы, но и палуб сверху и снизу. Тут и там, коридоры теперь разрезаются пополам переборками или шахты турболифтов больше не пересекают корабль по всей высоте. Если вражеские силы возьмут корабль на абордаж, их окружение окажется для них бессмысленным, а попытки координировать передвижение будут крайне затруднены.

В чем, конечно, и заключается смысл.

На корабле было много помещений: огромных, сильно освещенных аудиторий и строгих, функциональных командных центров, индивидуальных кают и темных, тесных камер, в которых можно пытать пленных, если подобные действия станут необходимыми для Легиона для выполнения текущего задания. Альфарий в данный момент не занимает ни одно из них, но, вместо этого, находится внутри небольшого зала, в котором полукруг немного возвышенных скамей окружают единственное кресло. Воинам Легионес Астартес нет необходимости сидеть, но в этой комнате они так поступают, потому что иногда присутствуют служащие Альфа-Легиону неаугментированные люди, которым не хватает подобной выносливости. Тем не менее, сегодня здесь находится только трое людей, за исключением Альфария, и все они носят доспехи лучших армий Императора.

Это Зал Истины. Здесь может провести допрос: не в качестве преддверия наказанию, но для внесения ясности. Здесь вопросы дознавателей могут не совпадать с их убеждениями. Здесь истина раскладывается и изучается, рассматривается в приближении и исследуется, чтобы каждый мог выйти отсюда с большим пониманием ее природы, чем до того, как войти.

Примарх XX Легиона сидит в кресле, великолепный в своем чешуйчатом шлеме с гребнем. Его дознаватели сидят на переднем ряду скамей, и каждый облачен в доспех, отмеченный эмблемой Легиона, но в остальном без символов, указывающих звание или имя. Они выглядят так же однообразно, анонимно и без половых признаков, как боевые автоматы Легио Кибернетика, и все же каждый является трансчеловеческим воином, порожденным геноколдовством Императора Человечества.

– Тесстра пала, – говорит первый дознаватель. – Тесстранская Консервация заключила Согласие и теперь вернется в лоно Империума Человека.

– Несомненно, – отвечает примарх, кивая.

– Вскоре после начала этой кампании, – заявляет второй дознаватель, – лорд Ультрадесанта Гиллиман публично раскритиковал вас на открытом совете. Он поставил под сомнение ваши тактические приемы, методы действий и, конечно, вашу ответственность.

– И многие могут счесть, что он был прав в своих оценках, – добавляет третий дознаватель. – На том этапе Ультрадесантники добились заметного прогресса в приведении к Согласию на внешних границах Консервации, и их окончательная победа уже казалась неминуемой. Наш Легион проводил рейды с незначительным эффектом.

– Лорд Гиллиман потребовал, чтобы вы следовали его методам ведения боевых действий, – продолжает второй дознаватель. – Он также потребовал, чтобы вы уступили командование вашим Легионом ему на время кампании для ее правильного проведения и достижения всеобщего Согласия в течение нескольких месяцев. Почему вы этого не сделали, в то время как он был более опытным имперским командующим на данном театре военных действий? Даже если вы решили не передавать командование, почему не следовали его стратегическим подходам, которые снова и снова доказывали свою эффективность на поле битвы? И если уж на то пошло, стратегическим подходам любых других Легионес Астартес?

Примарх слегка кивает, в знак признательности за вопрос.

– Робаут заявил, что мог привести к Согласию за несколько месяцев. Я привел за несколько недель.

– Восхитительное обоснование задним числом, – заявляет первый дознаватель. – Это не дает объяснение вашим действиям на тот момент, если только у вас нет дара предвидения.

Из шлема примарха раздается тончайший намек на тихий смех.

– Справедливое замечание. Я проигнорировал требования Робаута, потому что его видение войны, как и у остальных моих братьев – ограниченное. Они воспринимают войну, как исключительно воинское дело, противопоставление воина воину для установления господства.

Конечно, каждый из них проводит ее разными методами. Коракс и Хан стараются обескровить врага тысячей порезов. Рогал стремится, чтобы противник разбился о его силу, Пертурабо, наоборот, разбивает их силу. Ангрон сокрушает абсолютной мощью и яростью, Русс делает то же, пусть и с большей концентрацией. Робаут, Лев, Гор – все они используют свои таланты, а они потрясающи, чтобы принудить врага к битве на своих условиях, а затем взять вверх как ментально, так и физически, добиваясь победы.

– И они добиваются этого, – замечает третий дознаватель. – Империум продолжает расширяться, неся свой свет человечеству и искореняя встречающиеся ксеноугрозы, а ваши братья – наконечники этой экспансии.

– Верно и то, и другое, – соглашается примарх. – Мои братья, действительно, заслуживают восхищения за то, как они и их Легионы одолевают врагов на полях сражений. И все же они ограниченные.

При всех их талантах, умение вводить в заблуждение редко встречается среди них. Робаут никогда не задумается о том, что заявляя о себе, он дает врагу оружие. Он составляет свои тактические методы, распространяет их, трубит о них во всеуслышание. Не поймите неправильно – даже зная его методы действий, врагу все равно будет затруднительно одолеть его, но с каждой битвой и одержанной победой, его подходы все больше проясняются. Любая армия под командованием Робаута становится предсказуемой. Она по-прежнему может побеждать, но ее действия прогнозируемы. Точно так же любой враг знает, что Пожиратели Миров попытаются сокрушить его грубой силой. Этого знания может быть недостаточно для оказания сопротивления, но они знают, какой формы будет наступление.

Примарх разводит руки.

– Способность врага к сопротивлению сильно ограничена, если он не знает, с кем сражается и где находится его противник. И эта способность еще больше уменьшится, если он к тому же не знает, что вообще сражается.

Стены были горячими, а сильный летний ветер поднимал пыль и швырял ее на город. Прайм, столица Тесстры и пульсирующее сердце Тесстранской Консервации, распластался под солнцем, словно земноводное, забравшееся слишком далеко от освежающих объятий воды. Скоро придут сезонные дожди, когда нагретая земля материка впитает насыщенный влагой воздух из океана, но пока земля трескалась, пожелтевшие растения чахли, а солнце отражалось от каждого окна и участка обнаженной металлоконструкции, как будто стараясь пригвоздить неосторожные глаза к затылку.

Это была неподходящая погода для несения службы на стенах в полном боевом обмундировании, но у урожденного солдата Уссурила не было выбора. Строгая система евгено-касты Консервации означала, что его роль была предопределена еще до зачатия: он пришел из солдатского сословия, и таким образом солдатское сословие было тем, кем был он. В прошлом принадлежность к урожденным солдатам на самом деле не была такой уж плохой ролью, так как грабительские налеты на Консервацию враждебных ксеновидов случались довольно редко, как и крупные общественные беспорядки. Ты тренировался и ходил строем, спал в казармах и ел в столовой, а если не демонстрировал отклонений, тебе позволяли завести потомство. Это была простая жизнь, а если Уссурил и бросал тоскливые взгляды на высокие шпили и сияющие башни рожденных для более значимых ролей, то достаточно было посмотреть на истощенные тела выходцев из самых нижних слоев, чтобы напомнить себе, что ему выпали неплохие карты.

Все изменилось с прибытием так называемого Империума.

С внешних планет пришло сообщение о новом альянсе людей, которые тоже пережили века тьмы и теперь нашли путь к Консервации. Однако они были воинственными варварами, и когда Консервация отказалась подчиниться – атаковали. С момента объявления войны официальных докладов поступило немного, но в армию просочились слухи. Картина обретала ясность: о неумолимом размеренном продвижении Империума, методическом поглощении Консервации от внешних границ вглубь.

А затем снова все изменилось.

Молниеносные рейды на саму Тесстру, далеко за пределами активных боевых зон, привели планету, а особенно ее столицу, в полную боевую готовность. Первоочередные цели не попали под удар – их слишком хорошо защищали, а имперцы были слишком трусливы, но простой факт нападений был достаточно тревожным: как Империум смог проникнуть так далеко в Консервацию? И как согласовывалась новая неуловимая стратегия «бей-беги» с искусной кампанией на внешних рубежах?

А затем рейды прекратились.

– Ожидание доканывает, – сказала стоявшая рядом Барас. Они были из одного урожденного подразделения, их зачатие было рассчитано с десятками других, чтобы все они родились в одно время, росли и развивались с одинаковой скоростью, и знали друг друга с самого раннего детства. Подобные связи выковывали товарищество, которое, по утверждению гено-кузнецов, не могла превзойти ни одна другая боевая сила в галактике.

– Тебя доканывает оружие, – не согласился Хассар, стоявший с другой стороны. Он жевал лист буррила, из-за чего его зубы окрасились в пурпуровый цвет. – Я попытаю счастье с ожиданием.

– Меня доканывает солнце, – признался Уссурил. Он потел в боевом снаряжении, несмотря на то, что звезда клонилась к горизонту.

– Тогда тебе недолго терпеть, – сказал Хассар, кивнув на надвигающийся закат. – А вот Барас обречена ждать очередной день.

– Неделя без происшествий? – ответила Барас. – Ни крупной атаки? Ни даже новых рейдов? Налетчики Империума были здесь, так куда они подевались? Как это может не волновать тебя?

– Если бы мне предназначалось волноваться о подобных вещах, то родился бы генералом, – протяжно произнес Хассар, сплюнув пурпуровую слюну за бруствер пятисотметровой стены. – Мы стоим на стене и подстреливаем все, что не должно пройти рядом с нами. Чего еще ты хочешь?

Уссурил знал, что Хассар лжет. В конце концов, он знал его с младенчества. Хассар изображал безразличие, но он был на грани: он жевал буррил только когда хотел успокоить нервы. По правде говоря, Уссурил тоже был на грани. Он ненавидел жариться в боевом снаряжении под лучами солнца, но еще больше ненавидел ощущение незащищенности под открытым небом, словно стоял на виду у врага, которого не видел, не знал и не понимал. Голова раскалывалась, что обычно означало приближение грозы, но пора сезонных дождей еще не пришла. Он отчаянно хотел в кого-то выстрелить: кого мог видеть, с кем мог сражаться.

Солнце постепенно опускалось за горизонт, и температура снизилась от неприятной до более-менее сносной. От далекого горизонта по небу тянулись сумерки, преследуя солнце, которое убегало с этой стороны планеты, а огни Тесстра Прайм мигали, изгоняя тьму. Уссурил должно было стать комфортнее, но вопреки тому, что он больше не потел, нутро скручивало все сильнее и сильнее. У него было ощущение, что он может заглянуть в пустоту над головой, и что важнее, нечто оттуда могло заглянуть прямо в него.

– Так когда… – начала Барас.

Она так и не закончила фразу, так как ее заглушила серия глухих раскатов за спиной.

Весь гарнизон Уссурила бросился к заднему краю крепостной стены. Перед ними лежала зияющая бездна Кавенанской пропасти – полукилометровой ширины рва, выкопанного века назад для недопущения в город врагов, сумевших перебраться через стену, и усеянного минами и другими, более редкими ловушками. Седьмой мост, соединявший их казармы с основной частью города, дымился с обоих концов огромного пролета.

Затем, на глазах у перепуганного Уссурила громадный мост рухнул в пропасть. Полыхнули взрывы, когда удар привел в действие древние ловушки, установленные под ним.

– Диверсия! – завопил Хассар, указывая на клубы дыма – характерные следы подрывных зарядов. – Сержант, диверсия! Мост рухнул!

– Мы отрезаны! – закричала Барас, возвращаясь бегом к внешней стороне стены и снимая карабин, словно ожидая, что в любой момент нападающие перелезут через край. – Они наступают! Они наступают здесь!

– Седьмое отделение, назад к стене! – рявкнул урожденный сержант Херфа, и седьмое механически подчинилось, индоктринированное повиновение пересилило даже их страх и тревогу. – Остальные… – добавил сержант, затем замолчал и нервно облизал губы. Уссурил уставился на него. Офицер не знал, что делать. Как офицер мог не знать, что делать?

В темноте вспыхнули новые взрывы, сопровождаемые треском и грохотом, несвязанным с огнями, которые его породили, из-за расстояния, которое звуковые волны должны были преодолеть. Полыхнули второстепенные взрывы, и следом раздался грохот, когда другие мосты начали падать и также активировать мины внизу.

– Третий… Пятый… Восьмой… – бормотал Уссурил, его глаза находили названные местонахождения и увязывали их с сооружениями, которые должны там находиться.

– О, боги, – прошептал Хассар. – Они наступают повсюду.

– Нет, – возразил Уссурил, чувствуя хватку холодного страха в желудке. Страха и зарождающегося отчаяния. – Они не наступают повсюду.

Он указал на сверкающий массив Тесстра Прайм, города, от которого они теперь были отрезаны, за исключением длинного пути по стене в поисках не разрушенного моста. Целые районы города мигали и погружались в темноту. Аварии в энергосистеме, не были, конечно, неслыханным делом, но в этот самый момент?

– Они уже здесь.

– Ваши тактические приемы при захвате Тесстры Прайм были, мягко говоря, сложными, – заявляет третий дознаватель.

– Сверхсложными, по мнению лорда Гиллимана, – добавляет первый.

– И, тем не менее, мы уже убедились в их эффективности, – подчеркивает примарх XX Легиона.

– Мы ставим под сомнение не их эффективность, – говорит третий дознаватель, – а просто действенность. Легионес Астартес – самая могучая вооруженная сила в галактике. Зачем прибегать к такому сложному методу нападения, со многими взаимосвязанными частями, которые все должны функционировать согласно плану для достижения своих целей? Ваш Легион, несомненно, мог захватить город гораздо более прямолинейным способом, который располагал большим потенциалом к вариативности и адаптивности, окажись оборона крепче, чем ожидалось, или если бы проявились других непредвиденные факторы, например, имеющие отношение к недостоверным данным разведки.

– Так можно было поступить, – соглашается примарх. – Я мог использовать мой Легион, как мои братья, и положиться на способности этих величайших воинов, чтобы одержать победу. Это продемонстрировало бесцельное брожение Робаута на внешних границах Консервации. Но в этом и заключается слабость моего брата – он гордится собой, как искусным тактиком, но насколько его успехи зависят от инструментов, с которыми он работает? Легионер – один из лучших воинов в галактике…

– Один из? – перебивает первый дознаватель.

– Один из, – повторяет примарх, и в его голосе звучит намек на улыбку, хотя лица не видно. – Кустодии моего отца, по отдельности, равны почти любому из легионеров и превосходят большинство.

– Легио Кустодес не сражается, как единое целое, – замечает третий дознаватель. – Их тип мышления не подходит для этого.

– Образ мышления можно изменить, – отмечает примарх. – Процесс, который дает этим воинам их способности – нет. Или, нам так сказали, – добавляет он, взглянув на первого дознавателя. Я считаю, Робауту легко провозглашать себя могучим генералом, когда его солдаты быстро и неукоснительно исполняют его приказы, и всецело сведущи во всех аспектах открытых боевых действий. Он считает, что исходя из этого факта, он может создать наследие, которое сохранится, что он может сформулировать методику, которой может руководствоваться любой командир, добиваясь тех же успехов, что и он. Но он никогда не проходил испытание превосходящим противником.

Примарх вздыхает, как будто с сожалением.

– Однажды, Робаут может столкнуться с врагом, который не будет атаковать его в той форме боевых действий, которая ему известна. Его Ультрадесантники, его бледные копии, могут оказаться без его руководства или обнаружить, что оставленное им руководство неэффективно для этого задания. Что тогда они сделают, когда догма, которую они так лелеют, подведет их? Когда команды не поступят, или, возможно, они окажутся в более пугающей ситуации – их командиру нельзя будет доверять? Сломается их дух? Возможно, а, возможно, и нет, но адаптируются ли они? В этом я больше сомневаюсь. Им придется учиться новой войне с первых принципов, и пока они будут пробовать, их разорвут в клочья.

Примарх немного наклоняется вперед, и линзы шлема, кажется, фокусируются на третьем дознавателе.

– Мой Легион не окажется в такой ситуации. Мой Легион уже искусен в любом способе ведения войны, как явной, так и тайной, и мы сохраняем эти навыки, используя все инструменты так часто, как можем. Мы – не мечник, что мастерски овладел одним ударом. Мы обладаем мастерством многих ударов, все мы, так что враг не узнает, какой из них будет смертельным.

Завывающие сигналы тревоги разбудили урожденного генерала Юран Кодаврон, и она скатилась с кровати. В кровь уже поступали усиливающие внимание стимуляторы. Она поморщилась и сплюнула, избавляясь от излишней слюны, и схватила униформу. С тех пор, как Империум начал свою агрессию на внешних планетах, она позаботилась о том, чтобы после пробуждения один комплект всегда был под рукой. Ее лицо было хорошо известно, но все равно могла произойти короткая задержка при исполнении ее приказов без прямого визуального подтверждения цветов ее звания, а даже секундная задержка могла иметь решающее значение при передаче распоряжений вниз по командной вертикали.

– Тактические данные! – потребовала она, натянув рубашку. Ее левый глаз, замененный вскоре после рождения командным протезом, который увеличивали и усовершенствовали по мере ее взросления, тут же вспыхнул наложением на вид комнаты: расплывчатая паутина света изображала географические параметры установленной активности врага на текущий момент. У нее сжалось сердце, когда она увидела очертания всего города. Полномасштабный штурм, который они ожидали, к которому готовились, против которого укрепляли стены и размещали на них войска, начался без разумного объяснения задержки между первыми рейдами и этой атакой. Не было ни сообщений, ни угроз, ни требований капитуляции с набегами в качестве демонстрации последствий в случае несогласия. Война просто началась, без всякого объявления, за исключением ее первых проявлений.

Более того, как она поняла минуту спустя, все мигающие значки, обозначающие подтвержденные или предполагаемые действия противника, находились внутри стен, и, тем не менее, сами стены были целыми. Не было ни фронтального штурма, ни удара подавляющей силы, который прорвал бы первую линию обороны. Находившиеся там войска по-прежнему были в полном боевом составе.

Враг находился внутри города, словно стены не представляли для него никакого препятствия.

Кодаврон подавила дрожь, пробежавшую по телу от этого понимания, и заставила себя думать ясно. Она была одним из лучших военных умов во всей Консервации, происходившей из поколений командующих, и ее не сломит даже такая неблагоприятная ситуация. Видят боги, это был ее дом, и дикари Империума не осквернят его таким образом, не почувствовав ее ярости.

– Дай все подтвержденные случаи вражеской активности, – приказала она, и большая часть значков погасла, осталась только горстка. Это были местоположения, где заметили врага, а не просто был нанесен урон – Свидетельства, – приказала она, затягивая поясной ремень.

Перед глазами начали воспроизводиться пикт-данные, кадры с устройств наблюдения с привязкой к местоположению. Одновременно она слышала, через слуховой имплантат в правом ухе, панические сигналы бедствия, которые передавались инженерами электросети, медицинским персоналом, обслугой ретрансляционных станций связи.

Сообщения и изображения рисовали жестокую, хотя и вполне ожидаемую картину: тяжелобронированных трансчеловеческих штурмовых солдат Империума. Конечно, Консервация практиковала геноковку, чтобы лучше приспособить своих граждан к их ролям в жизни, но даже их улучшенные огрины, их лучшая пехота, не обладали таким количеством изменений, которые, по-видимому, провели с налетчиками Империума. Нескольких захватили и ни одного живого, но в них едва ли можно было распознать людей. Дело не только в размерах – представители некоторых каст Консервации не уступали по этому параметру, например, рабочие-грузчики или урожденная стража – но в полученных ими невероятных биологических изменениях, таких как второе сердце, странная черная экзокожа и, если верить докладам с линий фронта, ротовые железы с ядом. Как мог Империум даже позволять себе говорить от имени человечества, когда у них были такие эмиссары? И как они пробрались сюда, эти гиганты? Как проникли в наиболее защищенный город во всей Консервации?

В каком-то смысле, это не имело значения. Они были здесь, и они атаковали цели, и с ними придется разбираться. Детали их проникновения нужно будет выяснить позже.

– Включить подозреваемую вражескую активность, – приказала Кодаврон, направившись к двери, и дисплей снова обновился. Появился новый символ: очередная возможная атака с момента просмотра общей картин. Враги были по всему городу, и били по целям, предназначенным максимизировать замешательство, но, похоже, их было немного. Кодаврон поставила бы деньги на то, что многие атаки – заранее запланированные диверсии, не прямые штурмы, и скоординированы во времени, чтобы произвести впечатление об одновременных действиях гораздо больших сил.

Консервация уже убедилась, что транслюди Империума – грозные воины, и при их массированном применении немногое может остановить наступление. Но здесь, в глубине вражеской территории небольшое число…

Они не атаковали дворец. Она открыла дверь и вышла в коридор, а двое огромных урожденных стража заняли позиции по бокам от нее. Их лица скрывали зеркальные шлемы, что делало их еще более обезличенными и угрожающими для предполагаемых убийц. Враг атаковал по всему городу, но не смог проникнуть во Дворец Сияния, где находилась она, другие высокопоставленные офицеры и урожденные верховные, и где размещались резервы огринов.

Сработал сигнал коммуникатора, и мгновение спустя в ее ухе заговорил мелодичный голос верховного До’Хетты.

– Юран, что во имя богов, происходит?

Кодаврон впервые услышала, чтобы голос одного из верховных звучал даже в малейшей степени обеспокоенным, несмотря на то, что в них практически искоренили способность выражать чувства. Они были возвышенными, неприкасаемыми, невосприимчивыми к мелким заботам и переживаниям тех, кем правили, или, по крайней мере, производили такое впечатление. Кодаврон, будучи немного ближе к реальности, чем народные массы Прайма, прекрасно знала, что верховные не были постоянно невозмутимыми, какими казались; они просто обладали самыми бесстрастными лицами в галактике. В обычных обстоятельствах ее бы позабавило услышать даже малейшую дрожь в голосе верховного, но с учетом обстоятельств…

– Мы атакованы, верховный, – ответила она, стараясь изо всех сохранять уважение в голосе, вопреки тому факту, что ее правитель должен был сам разобраться. – Мой первоначальный анализ указывает на небольшую группу так называемых трансчеловеческих солдат Империума.

– И какие действия вы предпринимаете?

– Они попытались изолировать настенные гарнизоны от остальной части города, – сказала Кодаврон, перепроверяя дисплей. – Они взорвали большую часть мостов, но не все. Возможно, не сработали некоторые заряды, возможно, их оперативники были атакованы и убиты – это не имеет значения. Если мы отведем гарнизоны в город, то сможем затянуть сеть и раздавить их о дворец. Поднимем истребители, чтобы предотвратить любой шанс на эвакуацию по воздуху, и покончим с ними.

– Вы хотите оттеснить их ближе к нам?

– Дворец неприступен, ваше высочество, – напомнила ему Кодаврон. – Они могут либо атаковать наши войска на улицах, тогда мы сокрушим их численным превосходством, или отступить и дать последний бой за этими стенами. В обоих случаях, мы одолеем их, и сможем отправить послание Империуму о том, что происходит, когда они бьют в наше сердце.

– Я хочу удвоить урожденную стражу, – потребовал До’Хетта. – Удвоить всем верховным!

– Как пожелаете, ваше высочество, – сказала Кодаврон, подавив вздох. Она прервала связь, открыла другой канал с командиром урожденной стражи, и передала несколько кодовых слов для сообщения о вражеской активности и усиления охраны всего приоритетного персонала. – Синее Небо Встает.

– Рассвет Приближается, – пришел ответ. Через несколько минут огромные фигуры дополнительных урожденных стражей направятся к каждому верховному и высокопоставленному военному внутри дворца.

Покои Кодаврон находились недалеко от командного центра, и она добралась до него за девяносто секунд. От ее прикосновения дверь с шипением открылась, и она вошла внутрь со своей урожденной стражей. Ее встретил водоворот криков и близкая к панике обстановка.

– Генерал! – обратился, тяжело дыша, урожденный капитан Гурран, отдавая честь. Центр за его спиной немного стих, и Кодаврон увидел в лицах проблеск зарождающейся надежды. Генерал Юран Кодаврон знает, что делать.

Теперь она просто должна оправдать это доверие.

– Что вы на меня все смотрите? – резко спросила она. – Мы атакованы, все по местам! Капитан, я хочу полный тактический обзор, немедленно и сюда, – она постучала по оптическому имплантату, – можете без излишних подробностей. Дайте полный анализ ситуации, как вы ее видите, через двадцать секунд, отсчет пошел.

Гурран снова отдал честь и начал докладывать. Он был верным и надежным, и уже предпринял шаги для защиты других приоритетных целей, но он не обладал тактической проницательностью, чтобы самому атаковать врага. Кодаврон пришла на помощь.

– Обеспечили охрану оставшихся мостов? – спросила она.

– Максимально плотную, генерал, – ответил Гурран. – На всех тяжелая стража, проверяем для верности, нет ли спрятанных подрывных зарядов, которые еще не детонировали.

– Хорошо, – кивнула Кодаврон. – Я хочу, чтобы наши войска отвели со стен, каждый гарнизон оставляет на месте десять процентов солдат и использует ближайший действующий мост. Они будут участвовать в операции по прочесыванию и зачистке всего города, двигаясь в сторону дворца.

– Мадам? – выпалил Гурран, удивление взяло вверх над подготовкой.

– Всего города, капитан! – резко бросила Кодаврон. – Мне безразлично, насколько он большой, для этого солдат достаточно! Я хочу, чтобы не осталось ни одного неучтенного здания – мы найдем этих дикарей, и, так или иначе, убьем их.

– Да, генерал, – ответил Гурран. Кодаврон прослушала, как приказы передали настенным гарнизонам, и позволила себе слабую улыбку. Враг был агрессивен и эффективен, но одна деталь их плана не сработала. Для отвода войск Прайма осталось несколько мостов, а затем они раздавят диверсантов.

Звон двери командного центра привлек ее внимание, и она повернулась, увидев, как входят двое урожденных стражей. Ну конечно, приказ об удвоении охраны всего приоритетного персонала включал и ее саму. Ее две огромные тени повернулись, чтобы поприветствовать новоприбывших, когда дверь с шипением закрылась за ними.

– Синее Небо Встает, – сказал один из двух прибывших.

– Закат Садится, – раздался ответ.

Кодаврон моргнула. Ответ был неправильным…

Выстрелы. Воздух насытился вспышками снарядов, когда трое урожденных стражей вскинули оружие и наполнили командный центр насилием и смертью. Кодаврон увидела, как ретранслятор связи взорвал в ливне искр и искореженного металла, затем офицеров одного за другим срезали рассекающие дуги огня. Урожденная стража была вооружена самым разрушительным личным огнестрельным оружием, имеющимся в распоряжении Консервации, и человеческое тело не могло сопротивляться ему.

Кодаврон попыталась достать оружие, но последний урожденный страж уже потянулся к ней и его массивные руки обхватили ее железной хваткой. Она боролся с ней, а шок от предательства замедлил реакцию ровно настолько, чтобы телохранитель вырвал ее личный имплантат связи до того, как она позвала на помощь. Кодаврон закричала, когда устройство вырвали из плоти уха и кости черепа.

Оружие урожденной стражи замолчало. Через три секунды после начала бесчинства все закончилось. Двадцать офицеров Консервации были мертвы. Несколько успели достать личное оружие, но никому не удалось сделать выстрел.

– Благодарим за содействие, генерал, – произнес низкий голос. Это был тот, кто держал ее. – Вы избавили нас от труда отдавать ложный приказ отступить со стен.

Несмотря на панику и гнев, Юран Кодаврон уловила намеки на ошибки в произношении. Он говорил на ее языке, но без модуляции Тесстры.

– Кто вы? – спросила она, хотя боялась, что знала ответ. Но как они смогли проникнуть в урожденную стражу? Где они достали бронированные комбинезоны и зеркальные шлемы? И все же, присмотревшись к ним, она заметила, что форма слегка растянута и помята. Это подсказывало, что ее сшили для немного других тел, пусть и таких же массивных. Ее настоящие владельцы уже мертвы?

Ответ на заданный ею вопрос оказался для нее бессмысленным.

– Я – Альфарий.

Мир закружился, и шею Юран Кодаврон пронзила резкая короткая боль, а затем все быстро сменилось темнотой.

– Вы последний из братьев, найденный Императором, – говорит первый дознаватель. – К тому времени, как вы воссоединились с вашим Легионом, ваши братья-примархи уже были признанными и заслуженными генералами с множеством побед.

– Это верно, – соглашается примарх, кивая.

– Возможно ли, – продолжает первый дознаватель, наклонившись вперед, – что ваша привязанность к крайне сложным, многогранным формам войны – это всего лишь попытка превзойти своих братьев? Что из-за невозможности сравниться с их боевыми достижениями вследствие меньшего периода времени во главе своего Легиона, вы пытаетесь доказать свое превосходство в используемых методах ведения войны? Все сводится не к тактической доктрине, но к вашему эго?

– В конце концов, – добавляет второй дознаватель, – Ультрадесантники и лорд Гиллиман добились выдающихся результатов на службе Императору. Ваша неловкость от сравнения с ними было бы понятна, как и нежелание выглядеть в глазах других второстепенным, последним среди равных.

Примарх медлит, словно раздумывая. Затем тоже наклоняется вперед, сцепив пальцы в бронированных перчатках и положив локти на колени.

– Каких «выдающихся результатов» добились Ультрадесантники?

– Количество миров, которые они привели к Согласию…

– Вводит в заблуждение.

Наступает момент тишины.

– Ультрадесантник не добились ничего выдающегося, – утверждает примарх. – Они добивались того же самого, тем же способом, снова, и снова, и снова. Они очень умелые в этом, но они не испытывают себя. Они исполняют роль, для которой их создал Император, и не стремятся выйти из нее. Гиллиман такой же, как и другие – они либо не смогут признать свою слабость, либо предположат, что одного из нас можно вызвать для восполнения пробелов.

– Предположив, что сказанное вами – правда, – подает голос третий дознаватель, – почему ваши братья не должны так думать?

– Потому что это не всегда будет верно, – храбро заявляет примарх. – Нас создал наш отец, но совершенно очевидно, что для Него мы ни идеальны, ни незаменимы. Когда-то было двадцать Легионов, и еще два примарха помимо тех, кто сейчас управляет галактикой, облачившись в военные доспехи. Несмотря на то, что мои братья вызывают в разумах смертных воспоминания о мифах про полубогов, несмотря на то, что мы далеко превосходим смертных, были два случая, когда от негодных инструментов избавились. Кто может сказать, что подобное не повторится?

Если бы у тишины мог быть вкус, та, которая сейчас наполняет зал, имеет привкус шока.

– Когда мой отец нашел меня, не было смысла возвращать домой последнего члена семьи, – продолжает примарх. – Не в ту, которая соответствует представлениям смертных. Был смысл в… удовлетворенности. Завершенности. В том, что последняя деталь ребуса найдена и помещена на свое место. Я не провел много времени с отцом – не так много, как некоторые из моих братьев, которые находились подле Него десятилетиями, и делили с Ним несомненную радость от находки каждого нового брата. Тем не менее, за проведенное с Ним время я научился тому, что многие мои братья, кажется, упустили: мы – инструменты отца. Мои братья завоевывают миры и приводят их к Согласию, и считают, что это все, что от них требуется.

– Вы утверждаете, что это не так? – спрашивает первый дознаватель.

– Великий крестовый поход предназначен для большего, чем простого воссоединения человечества, – говорит примарх. – Это цель, но не главная. Мой отец создал эти инструменты, и теперь испытывает их, а крестовый поход – лучшая арена для этого испытания. Если Ему понадобится, Он будет испытывать нас до нашей гибели, с некоторыми из нас, Он уже так поступил. Замысел моего отца выходит за рамки крестового похода. Он знает, что должно произойти дальше, но не делится этим с нами. Он уже знает, на что способны Ультрадесантники – докажут они это в большей степени, завоевав очередную сотню миров тем же способом? Нет.

Вот почему мы сражаемся по-своему. Вот почему мы проводим свои приготовления, почему засеваем галактику нашими агентами, почему рекрутируем по-своему, и тренируем по-своему. Мы не знаем, что готовит будущее, и может наступить время, когда мы – все, что есть. Когда нет Железных Воинов, чтобы сокрушить врага, нет Гвардии Ворона, чтобы атаковать из теней, нет Ультрадесантников, чтобы провести идеальную военную кампанию. Если это случится, мы должны быть готовы для любой требуемой от нас роли. Мы – совершенный предохранитель Императора и должны доказать Ему, что это действительно так.

– Значит, ваша неприязнь к лорду Гиллиману не играет никакой роли? – спрашивает первый дознаватель с намеком на насмешливый смех в голосе.

– Я не испытываю ни обиды, ни ненависти к Робауту, – отвечает примарх. – Только жалость. Наступят изменения постепенно или внезапно, однажды он и его гений устареют, а все его планы будут всего лишь воспоминаниями. Боюсь, ему не хватает гибкости, чтобы справиться с этим. Я не совершу подобной ошибки. Я буду развиваться. Я всегда буду делать то, что необходимо, и мой Легион тоже.

Тесстра Прайм пылал.

Город выпотрошили взрывы. Целым гарнизонам тесстранских солдат их командиры приказали отступить со стен, только чтобы они оказались в «бутылочных горлышках» на нескольких оставшихся маршрутах, а затем были вырезаны, когда началась настоящая атака. Сами стены были пробиты в бесчисленных местах колоннами сверхтяжелых боевых машин, которые прошли сквозь город, как остро наточенный клинок. Большая часть командного состава была мертва, перебитая собственными телохранителями.

Но Прайм все равно сражался.

Налетчики Империума не воспользовались своим преимуществом. Из-за самонадеянности или лени они не уничтожили всех способных сопротивляться им. Роты генетически улучшенных огринов – единственные солдаты Консервации, способные противостоять налетчикам – были готовы начать контратаку. Для того, чтобы удар имел хоть какую-то надежду на успешное освобождение города, он должен начаться одновременно и обрушиться по врагу с полной синхронностью.

Урожденный капитан Симмун следил за отсчетом хронометра внутри бронетранспортера, из которого он будет координировать действия своей роты.

– Время! – сообщил его адъютант, сослуживец со шрамом на лице по имени Трав.

– Вперед! – рявкнул в коммуникатор Симмун. Перед ними начали подниматься гарнизонные двери. По всему Прайму восемнадцать других замаскированных ворот делают то же самое, когда последние скрытые резервы Прайма устремились вперед, чтобы отбить город. Каждой ротой огринов командует капитан, чья задача заключается в направлении своих сил против врага, так как огромные размеры, масса и отвага его солдат не соответствуют их интеллекту.

Внутрь проник свет, и гарнизон рванул наружу. Они двигались быстро, быстрее, чем могли бежать большинство людей, и с целеустремленностью и четкостью, которые противоречили их размерам. В их атаках присутствовала красота, подумал Симмун: дай им простое задание, и они выполнят его с неустанной эффективностью. «Поднимитесь на ту гору», «держитесь здесь в течение дня» или «сражайтесь пока вас не убьют» были единственными инструкциями, с которыми могли совладать их разумы, и за которые они ухватятся и выполнят. «Отбить город» было слишком сложно, для этого им нужен разум побольше. Такие умы, как у Симмуна, были защищены внутри бронетранспортеров, которые в свою очередь двигались между стенами генетически увеличенных мышц. Чтобы добраться до него, врагам в любом случае придется прорваться через его солдат.

– Встретили легкое сопротивление с левого фланга, – доложил Трав. – Стреляют одиночные снайперов.

– Дистанция и вектор? – спросил Симмун, глядя на тактический дисплей. Через считанные мгновения загорелся наилучший расчет местоположений снайперов. – Отправь четвертое отделение выкурить их и сообщи капитану Рувен, что они могут отступить в ее направлении.

– Так точно, – пришел ответ, и подразделение из двадцати огринов отделилось, отправляясь на охоту.

Меньше минуты спустя, главная колонна наткнулась на первое серьезное сопротивление.

– Впереди баррикада, – сообщил Трав, манипулируя системами управления так, чтобы видеоприборы машины передавали съемку прямо на тактические экраны.

– Защитники есть? – спросил Симмун.

На изображении показались проблески света: дульные вспышки.

– Есть, – ответил Трав с легкой ухмылкой, которая исчезла, когда он нахмурился при виде других данных. – Я получаю только тепловые сигнатуры от оружия, ничего от стрелков. Должно быть, они нашли способ замаскировать себя… Есть всего несколько показаний, но может быть намного больше, просто по каким-то причинам они не стреляют.

Симмун пожал плечами.

– Давай выясним. Сообщи солдатам прорываться через баррикаду, но быть готовым для быстрого маневра, если это ловушка.

– Сэр, – подтвердил Трав.

Коммуникатор Симмуна зазвенел, поступил приоритетный сигнал командования, и он открыл канал.

– Капитан Симмун.

– Повелитель. Кратер. Стремление. Небо. Вестибюль. Заклепка.

Симмун застыл. Сторонний наблюдатель сейчас бы увидел, что зрачки капитана расширились, а на лбу появился слабый блеск пота. Он расстегнул кобуру личного оружия: незначительное движение, даже внутри машины, и прошедшее незамеченным для Трава и других членов экипажа.

– Подтверждение? – прохрипел он.

– Полночь, – произнес низкий голос в ухе.

Никто в звании ниже полковника не знал, что весь офицерский корпус Консервации подвергся гипнокондиционированию для ответов на определенные ключевые фразы. Никто в звании ниже генерала не знал эти фразы. Поэтому капитан Симмун не знал, почему запросил подтверждение или что на самом деле значили только что сказанные слова. Не знал он и почему вынул свое оружие. Он понял, что сделал это только, когда собственной рукой прижал холодный металл ствола к виску, а слабый голос, кричащий в затылке, что это неправильно, был заглушен белым шумом, который промыл его разум, унося с собой все мысли и оставляя только импульсы.

Капитан Симмун нажал спусковой крючок в тот же момент, как Альфа-Легион активировал ловушку, и десятки болтеры со всех сторон открыли огонь по колонне. Огрины замерли, их действующие приказы наступать и атаковать противника перед ними боролись с глубинными инстинктами сражаться с теми, кто сейчас атаковал их с флангов. Они умирали пачками: могучие воины, не способные на самостоятельное мышление, и оставленные без руководства, чтобы взяться за дело.

Первый дознаватель смотрит на двух своих товарищей, а они на него.

– Полагаю, Совет Истины удовлетворен, – заявляет второй дознаватель.

– Я согласен, – добавляет третий.

– Как и я, – соглашается первый. – Истина изучена, и данной оценки достаточно. Высказывания субъекта заслуживают внимания.

– Тогда совет завершен, – говорит второй. Все четверо встают, включая примарха и склоняют головы: знак уважения среди равных, так как в этих обстоятельствах Альфа-Легион не делает разницы между легионером и примархом, или даже между примархом и агентом-смертным. Затем второй и третий дознаватели выходят, пройдя между скамьями к выходу, но первый остается, молча рассматривая примарха. Тот отвечает таким же взглядом, два шлема обращены друг к другу – один украшенный, второй – простой.

Альфарий снимает свой.

– Хорошо сказано, брат.

Омегон также снимает шлем с гребнем примарха Альфа-Легиона. Хитрая улыбка пересекает лицо: лицо, которое в каждом отношении идентично тому, кто только что обратился к нему.

– Ты слишком добр, брат. И позволь поблагодарить в свою очередь, за отличный последний вопрос? Он заставил меня подумать перед ответом.

– Какова цель Совета Истины, кроме как изучения наших собственных предположений? – спрашивает Альфарий с улыбкой, копирующую улыбку близнеца. – Но, полагаю, твои ответы, в самом деле, удовлетворили присутствующих товарищей.

– Это хорошо, – говорит Омегон. – Не годится Легиону таить сомнения в собственных методах. По крайней мере, в этом отношении мы также уязвимы, как приверженца догм из Тринадцатого Гиллимана.

– Нет идеальной силы, – отвечает Альфарий.

– Не все из наших братьев согласились бы с этой мыслью, – напоминает ему Омегон.

– Я не стану высказывать им ее, – говорит Альфарий со змеиной улыбкой. Он на миг задумывается.

– Твои ответы… были хороши. Но были ли правдивы?

Омегон надевает шлем с гребнем.

– Они настолько правдивы, насколько необходимо. Чтобы добиться того, что должно быть сделано.

Глоссарий

Tesstran Conservation – Тесстранская Консервация

Birth-Trooper Ussuril – урожденный солдат Уссурил

Baras – Барас

Hassar – Хассар

Kavenan Gulf – Кавенанская пропасть

Birth-Sergeant Herfa – урожденный сержант Херфа

Birth-General Juran Kodavron – урожденный генерал Юран Кодаврон

Supreme Do’Hetta – верховный До'Хетта

Birth-Captain Gurran – урожденный капитан Гурран

Birth-Captain Simmun – урожденный капитан Симмун