827
правок
Изменения
Нет описания правки
{{В процессе
|Сейчас = 2022
|Всего = 22
}}
– Атакующая скорость, – произнёс Сигизмунд. – Все орудия и клинки к бою. Вперёд.
== ДВАДЦАТЬ ОДИН ==
'''Теперь ты видишь'''
'''Когда мечи не рубят'''
'''У тебя имеется история'''
“Фаланга”, ''Внутренний системный залив''
– '''''Теперь ты видишь''''', – произнёс голос за спиной Мерсади. – '''''Выхода нет'''''.
И она видела. Она видела застывшее мгновение, когда Рогал Дорн взмахнул клинком, чтобы во второй раз встретить когти демона. Она видела, как предатели приближались к “''Фаланге''” и несколько раненых кораблей флота Сигизмунда набросились на них, обстреливая и атакуя с отчаянной яростью. Она видела, как демоны проникают в глубокие трюмы и машинные отделения “''Фаланги''”, а Имперские Кулаки повергают их болтерами и клинками.
И она видела, что ничего из этого не имело смысла. Это был конец. Дорн может выиграть битву, но Самус всё равно останется там, вокруг них, тень, которую невозможно изгнать. Варп вливался в него, поддерживая и бесконечно переделывая. Демоны продолжат наступать, сколько бы их не пало, а Имперские Кулаки будут умирать один за другим в схватке с врагом, которого невозможно победить.
– '''''Вот в чём истина…''''' – сказал голос за её спиной. – '''''Человечество может быть нашими рабами и только. Мы созданы тобой и пока ты живёшь, мы идём рядом с тобой. Смертные не могут выиграть войну с тем, что вечно. То, что ты помогла воплотить здесь, Мерсади Олитон, лишь пример этой истины.'''''
– Что… – начала она, слыша, как её голос эхом отдаётся в царстве мыслей. – Что тебе от меня нужно? Почему ты показываешь мне… это?
Сухой смех.
– '''''Ты – наши врата, но врата – это всего лишь идея, твой разум – наш путь в реальность. Твои воспоминания, летописец, – это наша форма и сила. Разве не справедливо, когда ты видишь то, что создала?'''''
Она снова увидела чередовавшиеся видения и насмешливое лицо Игнация Каркази в ухмылке существа, вонзившего ржавый меч в шею матроса; увидела обрывки пылающих пиктов Киилер в огненном смерче, когда в машинном отделении вспыхнул топливопровод.
– Всё я… – сказала она.
– '''''Да, всё ты…''''' – сказал голос. – '''''А теперь… ещё одна реликвия прошлого приближается показать тебе своё истинное лицо.'''''
Видения исчезли и Мерсади увидела, где она находится на самом деле.
Массак чувствовал, как варп вливался на мостик, раскалённый горн и чернильная чернота. Трещины протянулись в воздухе, когда мелькавшее между фигурами существо, исчезло из поля зрения. Висевшие в воздухе трупы ярко вспыхнули. Расплавленный жир и горящая кровь выплёскивались из них, падая и формируя руки, щупальца, глаза, хитин, мех и перья. Массак напряг волю, но он ощущал, как потоки варпа обвиваются вокруг него, сжимают, выдавливают из лёгких воздух, даже когда он пытается изменить его своими мыслями.
Он видел, как Дорн поднял меч, окровавленный, но несломленный.
Самус посмотрел на примарха глазами, в которых светились скопления умирающих звёзд. И бросился вперёд, и мир шептал его имя, когда он потянулся к Преторианцу.
– Нет… – закричал Массак. – Нет, лорд! – И он, спотыкаясь, двинулся вперёд с топором в руке. – Лорд Дорн!
Архам стоял у него за плечом, стреляя без перерыва. Сотканные из варпа силуэты взрывались.
– Он не может победить это, – выдохнул Массак, посмотрев на хускарла. Архам мельком взглянул на него. Передняя и боковая части его шлема представляли собой обломки раскрошенного керамита.
– Мы не можем…
– Это только часть, – крикнул Массак в ответ. – Одна рука из многих. Он повсюду вокруг нас.
Вспыхнула полоса молнии. Массак на мгновение ослеп, а моргнув увидел, как примарх вонзил лезвие меча в грудь зверя. Демон сморщился и уменьшился, когда Дорн рванул окутанный молнией клинок вверх. Массак почувствовал всплеск силы во внешнем царстве. Красные пятна крови мешали ему видеть. Демон выпрямлялся и рос, даже когда Рогал Дорн рубил его. Он схватил Преторианца за плечо, когти вспыхнули, коснувшись золота. Он придвинулся ближе, клинок исчез в его плоти, другой коготь поднялся.
Локен замедлил шаг. Кожу покалывало, в горле першило. В реакторных отсеках не было ни малейших следов движения. На башнях оборудования лежала сажа. Белые зубы скалились из обугленных кусков плоти. Никаких признаков живого экипажа. Зал гудел от потоков энергии, поступавшей по топливопроводам к двигателям летевшей в пустоте“''Фаланги''”. Здесь должна была находиться рота воинов, которые преградили бы ему путь в этот зал, и множество техножрецов и сервиторов, обслуживавших системы. Он никого из них не видел, только кучи пепла. И всё же он был не один. Оно было здесь. Он ощущал его сейчас на краю чувств.
Он моргнул. Впереди был свет. Далёкое мерцание за углом, синяя плазма.
Он направился вперёд, собираясь заглянуть за гору оборудования, закрывавшего обзор.
На протянувшейся над краем ярко светившейся шахты платформе стояла фигура. Внизу сияла сфера раскалённой синей плазмы, удерживаемая гудящими полями. Дуги энергии вырывались из сферы и исчезали в топливопроводах, окружённых магнитными катушками. Локен знал, что это такое, хотя и не разбирался в тайнах его работы. Это был плазменный узел, где первичная энергия реактора объединялась и затем втягивалась в изголодавшиеся системы. Женщина на платформе смотрела вниз, свет играл на её лице. С её пальцев медленно капала кровь.
– Кто вы? – спросил он, шагнув вперёд. Звук, похожий на завывание ветра в трещинах скал, проскользнул в тишину. Он крепче сжал меч в одной руке, а болтер в другой.
В мыслях он почувствовал холодное дыхание безумия. Он был Цербером – гончей преисподней, местью и смертью.
– Капитан Локен, – произнесла фигура. – У тебя имеется история, которая представляет особый интерес?
Он не услышал, а сделал ещё один шаг вперёд, держа палец на спусковом крючке, а большим пальцем упираясь в силовой переключатель клинка.
– Я вижу это. Я всё вижу. Вот оно, смотри, в падающей воде… – сказала она, подняв руку, и когда она прочертила дугу в воздухе, мир изменился.
Локен замер. Реакторный зал исчез, огромные машины заменила наклонная пещера природного происхождения с видом на глубокую пропасть. Из темноты внизу выступала каменная коса. Сверху падала вода, разбрызгиваясь по камням. Он знал это место. Даже сквозь туман безумия он всегда будет знать это место. Здесь всё началось, и здесь он увидел первый признак грядущего: Шепчущие Вершины. Шестьдесят три – девятнадцать. Начало конца. Всё снова, здесь и сейчас.
– Мерсади? – спросил он. Инстинкт убийства угас. Он больше не был Цербером. Он был Локеном, капитаном Лунных Волков.
Мерсади показала на водопад:
– Видишь свою историю? Она там, просто посмотри.
Он почувствовал, что начинает смотреть... Он остановился. Его разум прояснился.
Самус. Это был Самус. Он рванулся вперёд, меч вспыхнул, рука поднялась, Цербер зарычал от ярости и мести.
Мерсади повернулась. Кровь капала из её глаз и заливала щёки.
– Локен! – закричала она, широко раскрыв глаза от ужаса. – Локен!
Его рука дрогнула.
– Мерсади?
Она шагнула к нему. Руки подняты, пальцы трясутся.
– '''''Ох ты, бедный дурачок…''''' – сказала она. – '''''Нет'''''. – И она улыбнулась, когда её руки сомкнулись на его запястьях со звуком крошащегося керамита и треснувшей кости.
''Фрегат'' “Персефона”, ''Внутренний системный залив''
– ''Лорд Сигизмунд, мы приближаемся к стыковочной дистанции с'' “Фалангой”. “Офелия” ''и'' “Сын звёзд” ''замыкают строй вместе с нами. Подходим к пристани.''
– За наши клятвы, братья, – произнёс Сигизмунд, перекрыв шум корабля, когда вскинул меч и прижал клинок плоской стороной ко лбу.
– Приготовиться! – взревел Ранн, ударив кулаком по щиту.
Они стояли перед дверьми стыковочной платформы. Позади него, рассредоточившись по залам, стояли все воины под его командованием, которые ещё могли держать клинок. Они принесли единственную клятву момента – найти Рогала Дорна. Примарх был ещё жив, Сигизмунд не сомневался в этом. Внутри шлема он наблюдал как руны расстояния уменьшаются к нулю.
Медленно… слишком медленно…
Вся “''Персефона''” задрожала, выпуская последние боеприпасы в приближавшихся к “''Фаланге''” врагов. Флот Сигизмунда оставил свои более медленные корабли растянутыми по тонкой дуге между собой и наступавшими предателями.
Палуба вокруг них затряслась, когда огромные платформы протянулись от борта “''Персефоны''”. Цепи гремели на валах размером с танк. Лампы мигали то янтарным светом, то красным, то снова янтарным. По залу прокатился металлический раскат грома.
– ''Уже рядом'', – раздался голос офицера мостика в шлеме Сигизмунда. – ''Стыковочные платформы соприкоснулись с корпусом.''
Сигизмунд закрыл глаза, чувствуя, как его воля заставляет сердца биться медленнее, в низком спокойном ритме.
– ''Лорд!'' – Раздался в его ушах крик. Палуба и стены снова задрожали. – ''Лорд, зафиксировано… искажение вокруг'' “Фаланги”, ''лорд. Твари в космосе…''
Что-то врезалось в корабль, перевернув его, словно брошенную ребёнком игрушку. Взревели сигналы тревоги, пока мир вращался всё снова и снова. Металл дверей перед ним начал резко ржаветь, когда существа ворвались внутрь волной широких пастей и тянущихся когтей.
“Фаланга”, ''Внутренний системный залив''
– '''''Посмотри на него''''', – произнёс голос позади Мерсади. Окружавшая её картина реакторного отсека “''Фаланги''” замерцала и расплылась, сменившись изображением родного дома на Терре, затем камеры, где она провела последние семь лет, потом пришла очередь тёмной пещеры, наполненной звуком падающей воды. Во всех них перед ней стоял застывший Локен, он пошатнулся назад, меч из его руки выпал. Но его глаза были живыми и светились болью. – '''''Знаешь ли, слабость – это привычка''''', – продолжил голос. – '''''Ты возвращаешься к ней, как собака к своей блевотине'''''.
Она поняла, что движется вперёд и хватает падавший меч. Она пнула Локена, столкновение и удар должны были сломать её ногу, но двигавшая ею сила принадлежала не ей. Застывший Локен упал. Сценой вокруг них оставалась пещера. Чёрная бездна разверзлась под скалой, на краю которой они стояли.
Она почувствовала, как двигается шея, и посмотрела вниз. Меч в руке казался лёгким, как пёрышко.
– ''Наши мечты не могут изменить звёзды. Но иногда наши дела могут изменить вселенную, пусть и случайно''. – Она услышала воспоминание о своих собственных словах и ожидала, что голос за спиной прокомментирует или рассмеётся, но тот молчал, сосредоточившись на лежавшем возле пропасти Локене.
– '''''Ты сделал то же самое с Джубалом''''', – сказал голос, который исходил из её рта, но принадлежал не ей. – '''''Затем с ложами и дальше с Гором… Даже после всего увиденного и сделанного тобой, Локен, ты отказываешься верить, что происходит самое худшее. И поэтому у тебя есть надежда и жалость, и ты страдаешь за свою слабость.''''' – Меч в её руке поднялся, острие прижалось к горлу Локена чуть выше горжета доспехов.
– ''И этого достаточно?'' – спросила память голосом Века.
По-прежнему никакой реакции.
– '''''Мы можем позволить ему задохнуться''''', – продолжал голос за спиной Мерсади. – '''''Остановить мышцы в его лёгких. Давить по чуть-чуть…'''''
– ''Это всё, что у нас есть…''
– '''''Но я думаю, что так лучше. Всё имеет смысл и будет символично, если этот последний заблудший сын волков умрёт от собственного меча'''''.
– Нет, – сказала Мерсади. Она услышала это слово в своём сознании и почувствовала, как оно слетело с губ. Присутствие в её сознании, тень в её разуме, отпрянула. – Думаю, что у этой истории будет другой конец.
И медленно, со всей волей и гневом, которые накопились в ней, и голосами мёртвых, кричавших из воспоминаний, она повернулась и посмотрела назад.
Чернота…
Звёзды…
Луна поднимается над голыми деревьями…
Холодный свет падает на воду чёрного пруда. Похожий на человека силуэт, мех и содранная кожа, тень и кровь. Человек в её тени.
– Конец, – сказала она. Тварь зарычала, её неровные очертания закрыли небеса. – И смерть.
Меч вонзился демону в горло и вышел из спины. Жёлтые глаза широко раскрылись. Тени упали.
Она подалась назад, вытащила клинок и повернулась. Картина пещеры и лунной ночи размылась. Реальность стала полупрозрачной и на секунду её поле зрения стало не узким, а широким и бесконечным, и она смогла видеть вдоль всех нитей к частям присутствия Самуса. Она увидела Рогала Дорна, чей клинок был заблокирован тварью с когтями и пламенем; она увидела пытавшиеся пристыковаться к “''Фаланге''” корабли, пока кольца тьмы сжимали их.
Затем видение исчезло, и она увидела пытавшегося встать Локена. Зал вокруг них гудел энергией, исходившей из реакторов в корабль. Земля, на которой они стояли, оказалась не камнем, а платформой, а пропасть – светившимся плазменным узлом.
Тяжёлый груз тянул её руку к палубе. Она посмотрела вниз и увидела, что всё ещё сжимает меч Локена. Она отпустила его. Клинок с лязгом ударился о пол. Глаза Локена открылись.
– Локен, – произнесла она. Он посмотрел на неё с подозрением и яростью в глазах. Он уже наполовину поднялся. Свежая кровь брызнула из пробитых доспехов.
– Всё в порядке, – сказала она. Она чувствовала, как в глубине её мыслей нарастает чужое пылающее присутствие, которое неслось навстречу настоящему, словно грозовой фронт по неподвижной равнине.
– Это ты сейчас, – сказал он, и в его голосе прозвучал вопрос. Она выглядела, как обычно, окровавленная, но как обычно. Но это, конечно, ничего не значило.
Она кивнула.
– Это я. Он… демон сейчас не здесь, но он вернётся. И это нужно закончить до его возвращения. Если он не сможет захватить корабль силой, то разрушит реакторы и сожжёт его дотла. Он хочет превратить его в гнездо, но если не сможет, то превратит его в погребальный костёр.
Локен встал, его доспехи скрипели, кровь сочилась из трещин и суставов.
Она шагнула назад, покачав головой. Кожу спины покалывало от статических разрядов.
В её глазах появились чёрные сферы, и она услышала голос, зовущий её из глубин разума и приближавшийся всё ближе, как звук поршней, мчавшихся по туннелю.
– Всё будет в порядке, – сказала она. – Понимаешь… тварь, что я привела сюда, нуждается во мне. Ей нужна дверь, открытая дверь. И пока эта дверь открыта – её нельзя победить. Это как воспоминание или история – она жива до тех пор, пока её рассказывают. Но всё будет в порядке.
Она увидела, как тень упала на его лицо. Увидела вспышку в ночной глубине глаз.
– Мне жаль, – сказала она, опередив его. – Прости, но сомневаюсь, что кто-нибудь когда-нибудь узнает твою историю. – Она рассмеялась. – Может это и к лучшему – это хорошая история, но я всегда думала, что вряд ли сумею сделать её былью. Игнаций справился бы лучше. Она прекрасно выглядела бы в стихах. Создание и разрушение мечты существами более великими, чем люди, но более слабыми, чем боги.
Она видела, как он вздрогнул и закашлял. Изо рта показалась кровь. Он сплюнул и покачал головой.
– Поэзия всегда давалась мне тяжело, – сказал он. Он посмотрел на меч, лежавший на палубе между ними.
Прошёл удар сердца. Он не двигался. Меч по-прежнему лежал на металлической платформе.
Мерсади улыбнулась в последний раз.
– Спасибо, старый друг, – сказала она.
И упала в сияние плазменного узла.
Яростный вой ворвался в её голову, когда подобное ночи присутствие вернулось в её душу.
Она падала, и голоса из её прошлого говорили в последний раз.
– ''Как я понимаю, у тебя имеется история... Я бы хотела её запомнить и передать следующим поколениям.''
– ''Какая история?''
Забвение поглотило её и прошлое замолчало.
== ДВАДЦАТЬ ДВА ==
'''И пали стены небес'''
'''Тринадцатое секундуса'''
“Фаланга”, ''Внутренний системный залив''
Су-Кассен почувствовала, как мир вокруг неё расширяется. Пронзительная боль прошла сквозь кожу. Заполнявшие мостик “''Фаланги''” огонь и тень превратились в плоский лист, туго растянутый над миром. Она глубоко вдохнула. Сера и зловоние палёного металла заполнили лёгкие. Она ощутила, как желчь подступает к языку. Голова кружилась, в ней звучало эхо шепчущих голосов, которые, казалось, отступали вдаль. Её вырвало. Шкипер Сора лежал на командном возвышении, он превратился в кучи сложенных вместе частей. На приборных панелях мигали красные лампочки. Некоторые из людей, членов экипажа, вокруг неё рыдали, некоторые не двигались. Некоторые никогда больше не смогут двигаться.
Но демоны исчезли. Пропали, как ночные кошмары после пробуждения.
Она сосредоточилась на своём дыхании, а затем на том, чтобы встать. Рёв сирен по-прежнему разносился по мостику, но не было звуков стрельбы и лязга клинков. У неё в руке всё ещё был пистолет. Она проверила обойму. Та оказалась пустой, она потянулась за запасной к поясу, но ничего не нашла. Она посмотрела на свою руку. Ладонь покрывала засохшая кровь.
– Адмирал. – Голос заставил её поднять голову.
Рогал Дорн поднимался по лестнице на возвышение.
С другой стороны разорванных громоздких дверей донеслись крики, лязг бронированных ног, вой заряжавшегося оружия выживших хускарлов. Затем на мостик вошли новые Имперские Кулаки. У некоторых воинов была эмблема двойных топоров элитной штурмовой группы, у других – чёрно-белая геральдика Храмовников. Гололитические проекции снова замигали и активировались, рисуя в насыщенном серой воздухе историю крови и катастрофы.
– Адмирал, – повторил Рогал Дорн. Она сосредоточилась на нём, его лицо было испачкано сажей и кровью. Золото брони было опалено почти до чёрного цвета. Но что-то в его присутствии успокоило ураган её мыслей.
– Что случилось с…
– Стены небес пали, адмирал. – Она посмотрела на него. – И поэтому я должен отослать вас.
Локен хромал по палубе серого корабля. Корабль оказался нетронутым, словно волна Нерождённых прошла мимо, не заметив его.
Сломанная рука покоилась на рукояти убранного в ножны меча.
Доспехи рычали при каждом шаге.
– Отстыковываемся, – произнёс он члену экипажа в капюшоне, который вышел ему навстречу. – Направляемся к Терре на полной скорости.
Фигура поклонилась в знак подтверждения, но промолчала. Он продолжил ковылять вперёд. Освещение менялось в коридорах, по которым он проходил. Корпус звенел, пока разжимались стыковочные захваты, а двигатели пробуждались, набирая мощность. Он шёл дальше, молчаливый и опустошённый.
Наконец он добрался до святилища.
Широко раскрытые глаза посмотрели на него, когда он открыл дверь.
Свернувшийся на коленях Мори Нун встал. Девочка просто смотрела на него со страхом в глазах. Мальчик шагнул к Локену и посмотрел на него.
– Где Мерсади?
Локен понял, что не может ответить.
Сигизмунд поднял голову, когда “''Фаланга''” превратилась в золотое пятнышко в темноте иллюминатора “''Персефоны''”. Перед ним сияла Терра. В ночи вокруг них взрывались снаряды. Изображение затуманилось. Это будет короткая гонка к Тронному Миру, последнее путешествие к финальной войне.
Он повернулся и увидел стоявшего рядом Рогала Дорна. Преторианец отправил свой флагман в битву, которая всё ещё пылала среди планет, но сам возвращался на Терру, хозяин цитадели вернулся к своим стенам. “''Персефона''” доставит его туда, обогнав накатывавшийся прилив.
Сигизмунд шагнул в сторону, склонив голову, ожидая, когда отец заговорит. Примарх не смотрел на него и молчал, не отводя взгляда от света Терры.
Су-Кассен изучала окружавшую её разрушенную командную палубу. Вокруг двигались Имперские Кулаки, сервиторы и техножрецы, охраняя повреждённый мостик и ремонтируя его изо всех сил. Мёртвых убрали, но их кровь осталась.
– Отправьте сигналы, как только мы окажемся в непосредственной близости от главной боевой сферы, – сказала она, ответом стали отдание чести и слова подтверждения.
Она осмотрелась, когда один из комплексов гололитических проекторов активировался и в воздухе появился лист синего света. Это было увеличенное изображение с визуальных датчиков, вид Терры, одинокой на фоне звёзд.
– ''Ступайте, – сказал ей Рогал Дорн. – Именно об этом мы и говорили, адмирал. Теперь кровь прольётся на земле, а не в космосе, но ещё есть, где воевать, сражаться на границе солнечного круга. И бремя этого сражения я должен возложить на вас.''
– ''Лорд Дорн, это корабль вашего легиона, – сказала она.''
– ''И теперь флагман под вашим командованием, адмирал. – Он кивнул, не сводя с неё внимательного взгляда. – Всё всегда шло к этому. Не важно, что мы планировали и рассчитывали. – Он положил руку ей на плечо. Золотые пальцы казались тяжёлыми. Вы знаете, что нужно делать и когда возвращаться.''
– ''Да, лорд-Преторианец.''
– Адмирал, – произнёс офицер связи, – мы получили сигнал в ответ на наше сообщение.
– Подлинный?
– Кодовые шифры соответствуют предписанным для чрезвычайных протоколов, – ответил офицер. – Это корабль Пятого легиона.
Она кивнула сама себе. Началось.
Тьма расползалась под светом солнца. Корабли непрерывно выходили из разлома, рассечённого в коже космоса: корабли, затронутые варпом и руками Тёмных богов, суда войны и исследования, ставшие железными соборами, которые рыдали в ночи криками.
В тронном зале Гор стоял перед огромным иллюминатором позади своего трона и смотрел в космос. Он видел, как последние выжившие из флота Камба-Диаса отошли от Марса. Он видел, как огромные плитоподобные корабли спускались на поверхность Красной планеты, и девять главных учеников Хала, от Нула до Окта, опустились в пыли на колени перед генерал-фабрикатором.
Он видел, как замолчала оборона Луны, шаг за шагом, а Абаддон – верный и преданный Абаддон, первый и лучший из его сыновей – остановился у пруда с водой в глубоком пещерном зале, пока эхо далёкой перестрелки доносилось до его ушей. Он видел, как Абаддон повернул голову, чтобы взглянуть сквозь шахту на потолке, и увидел не солнце, а Терру, смотревшую на него отражённым светом. Он видел, как Лайак с последней угасающей душой наблюдал за Абаддоном и слушал далёкую песню пророчества, которую не слышал Гор.
Взгляд магистра войны скользнул дальше.
Он видел, как отступала “''Фаланга''”, её золотой корпус кровоточил от ран. Корабли отходили от её флангов и активировали двигатели, устремляясь назад через залив к Терре.
Двигатели “''Фаланги''” сияли, пока она по дуге уходила от Терры в глубины космоса над орбитальным диском системы. Там её ждали корабли: разрозненные суда V легиона и остатки кораблей, замедлявших продвижение Пертурабо от Урана к Юпитеру. “''Фаланга''” найдёт своих дочерей и кузин и прольёт ещё не мало крови, прежде чем всё будет закончено.
Мелочь, как и выживание Рогала Дорна, теперь спешившего к стенам Терры, – мелочь, которая мало что значила в грядущих событиях.
– Я достиг всех целей, – сказал он свету снаружи. И в космосе его армада приближалась к Тронному Миру Империума.
''Терра''
Наступило тринадцатое секундуса, но солнцу ещё только предстояло взойти над восточными укреплениями Дворца. В ночном небе преследуемые врагами серый корабль и “''Персефона''” с “''Офелией''” прошли сквозь кордоны атмосферной обороны. Орудия Терры открыли огонь. Сгущавшаяся атмосфера задрожала и закричала. Развернулись наземные батареи. По всей поверхности Терры ракеты устремлялись в небеса из подземных бункеров.
Один из авангардных кораблей предателей влетел в минное поле на границе высокой орбитальной обороны. Плазма разорвала его корпус. Взрывалось всё больше мин. Позади него всё больше и больше кораблей выходило на орбиту.
Корабли, ранее атаковавшие “''Фалангу''” или преодолевшие всю систему после падения Плутона, активировали манёвровые двигатели, когда прорывались сквозь атмосферу Терры. Десантные суда рассеивались с их бортов и устремлялись вниз к Дворцу, их крылья были охвачены огнём. Вместе с ними спускались истребители сопровождения.
Свет нового дня упал на восточные стены Дворца и превратился в тени, когда огромные корабли затмили солнце. По всей поверхности планеты, от всё ещё скрытых в ночи ульев до южных полярных крепостей, грохотали орудия. И далеко внизу, под устремлявшимися в небеса столбами энергии, люди цеплялись друг за друга в темноте или сжимали в руках оружие, с которым едва умели обращаться.
Десантно-штурмовые корабли приземлились среди башен Дворца. Двери с шипением открылись. Воины в жёлтых и чёрных доспехах выбежали наружу. С ними шагал Рогал Дорн. Он остановился на посадочной платформе, когда высоко над ней скопление мин детонировало цепочкой последовательных взрывов. Обломки полетели вниз подобно падающим звёздам. Огонь распространился по тёмному от кораблей небу. Самолёты кишели и кружили на высокой орбите, распространяя и преследуя пламя в горящем воздухе.
Это было тринадцатое секундуса и звучавшие последние шесть недель сирены предупреждения взвыли ещё громче, когда с неба упали первые снаряды.
== ВАРП ==
'''∞'''
– А вот и мы… Наконец мы здесь…
Мужчина не отреагировал, продолжив смотреть на костёр. Тот почти потух, превратившись в тлеющие угли. Свечение, удерживаемое каждой расщепленной веткой, постепенно тускнеет от жёлтого до красного, пока он наблюдает за ним. На противоположной стороне пламени стоит незнакомец, высокий и широкоплечий, с лицом, сотканным из образов королей и завоевателей минувших эпох. Он был в чёрном, как и сидевший у костра, но его одежда была тяжёлой и величественной там, где плащ и одежда сидевшего были изорваны и изношены. На плечи стоявшего была накинута толстая шкура, и голова зверя свисала с одного из них. На пальцах в перчатках блестели кольца, в каждом был драгоценный камень, в котором отражался тусклый свет горевших дров: аметист, рубин, изумруд, сапфир.
– Ты и сейчас не станешь разговаривать, отец? – говорит Гор. – Не скажешь мне правду? – Он присаживается на корточки, в его глазах отражается свет, как в кольцах на пальцах. – Я здесь. Я один.
Мужчина у костра медленно поднимает голову. Он выглядит старым. Его кожа покрыта морщинами и сморщилась от времени, Его волосы белые, но глаза чёрные от края до края, словно дыры, оставшиеся для глаз в бронзовых статуях мёртвых эпох.
– Ты больше никогда не бываешь один, – отвечает Он и смотрит на тени деревьев. – Я вижу тебя, – говорит Он темноте. На мгновение пламя костра ярко вспыхнуло. Искры взметнулись вверх и свет стал не тусклым, а ослепительным. Сияние вспыхивает в пространстве между голыми ветвями и стволами. Твари с перьями и мехом, чешуёй и костями сжимаются и рычат. Но они не отступают и после того, как свет гаснет, тени текут обратно, всё теснее окружая затухающее пламя.
– Лицемерие и высокомерие, отец, – произносит Гор. – Не знаю, почему никогда не замечал это до того, как оно открылось мне. Ты – деспот, не лучше тех, кого низверг, чтобы создать своё царство… Король с фальшивой короной, построивший Свой трон на лжи и резне, и удерживавший его силой. Высокое предназначение, величайшие цели, чтобы оправдать любой поступок – всё это просто окрашенная кожа на гниющем черепе… Я знаю, отец. Я видел…
Мужчина рядом с костром не шевелится и продолжает смотреть бездонным немигающим взглядом.
– Просвещение… – говорит Гор. – Именно это ты называл своей целью. Истина и свет… Ну, я увидел это отец. Я просвещён. Всё открыто моему взору, и нет завесы между мною и пламенем истины.
Гор перемещается, и на секунду он кажется не человеком, а тенью чего-то огромного, горбатого и покрытого мехом, пойманной в свете пламени, гораздо более ярком, чем угасающие угли перед ними.
– У тебя ещё осталась сила, – говорит Гор и поднимает руку с кольцами. Медленно он протягивает её в огонь и сжимает горящий кусок дерева. Он поднимает его, дым появляется там, где его кожа обугливается. Гор держит тлеющую головешку, и красное пламя освещает его лицо. Жар угасает, становится холодным и чёрным, затем рассыпается пеплом. Гор долгую секунду смотрит на Императора и затем встаёт, его присутствие простирается до голых ветвей и ночного неба. – Но недостаточно силён. И никогда не был.
Император снова смотрит на потухший пепел костра перед Собой. Затем Он закрывает глаза, и образы леса, огня и лица Его ложного сына уносятся вдаль, и остаётся только голос Гора, холодный и смеющийся, звучащий словно эхо:
– Беги, – кричит голос. – Беги, отец, и знай, что я близко. Беги!
== ПОСЛЕСЛОВИЕ ==
– ''Я помню и годами пыталась удержать эти воспоминания.''
– ''Что? Почему?''
– ''Потому что это важно''.
Потому что это важно… Эта мысль не оставляла меня, пока я работал над “''Солнечной войной''”. Часть меня не могла поверить, что мы здесь, занимаемся Осадой Терры, а другая часть, конечно же, считала это неизбежным. Но одно мне было совершенно ясно: эта история важнее всего, написанного мною для Black Library.
Но почему?
Ответ кажется очевидным, не так ли? Я имею в виду, первая книга в самой ожидаемой части самой большой серии научной фантастики является важной, разве нет?
Да, но когда я начал долгий процесс исследований и планирования, то обнаружил, что причина не в том, почему это важно для меня, или почему я считаю, что это важно для вселенной, в которой происходит. Найденные мною ответы на эти вопросы стали кровью и костями книги, которую вы держите в руке.
''Космический и вечный конфликт''
''Он ждал. Он всегда ждал. В этом месте не было ни времени, ни истины, если только силы в его течениях не вызвали их в бытие своим снами. Здесь истиной была вечность.''
Осада Терры – это не просто битва, которую ведут оружием и мечами; это битва, которая находит отклик в разных измерениях. Это не просто последняя битва между верными сыновьями Императора и теми, кто восстал против него. Это история о Хаосе, который пытается поглотить человечество. Когда Гор встретится с Императором клинком к клинку – это станет битвой, которая имеет огромное символическое значение во вселенной Warhammer 40,000. Она важная не только из-за того, кто в ней участвует, но и из-за своего значения. И значит она всё.
Это чувство мифического веса было тем, о чём я много думал в преддверии написания “''Солнечной войны''”, и тем, о чём писатели Осады Терры долгое рассуждали между собой. Осада состоит из двух битв: первая происходит в варпе, битва символизма, магии и мифов; и ещё одна битва по эту сторону от теней, битва крови и стали.
Эти две стороны битвы нужно было показать с самого начала Осады, и не только потому, что они представляются определяющими, но и потому, что они повышают ценность поставленного на карту: речь идёт не о Империуме, Императоре или Терре, а о человечестве, теле и душе.
Этот космический конфликт является настолько важным, что я решил начать “''Солнечную войну''” и, следовательно, всю серию Осады Терры с Гором и богами Хаоса, которые противостоят Императору в варпе.
''Темнота стала лесом, тёмные стволы тянулись к недостижимым небесам, корни выползали и падали в разверзшуюся внизу бездну. Человек на троне сидел на заснеженной земле, перед Ним горел огонь. Тень вышла из мрака между деревьями. Огромная, с соболиным мехом и серебряными глазами. Приближаясь, она тянула за собой свою собственную тень. Она остановилась на краю света.''
В этой сцене, как и в других сценах в варпе, что содержатся в книге, и Гор и Император превращаются в символические фигуры. Император специально показан обычным человеком. Он – не фигура в золотых доспехах, а сидящий на троне мужчина. В этот момент Он – каждый человек, факт, который подчёркивается, когда мы видим в нём проблески других образов.
''[…] мгновение с хромового трона на Него смотрела железная фигура с подобными печным горнилам глазами. Затем она исчезла, и отражение превратилось в размытое пятно сменявших друг друга изображений: золотой воин с обнажённым мечом перед вратами исполинской крепости; фигура пред зевом горной пещеры; мальчик с палкой и страхом в глазах; королева с копьём на вершине утёса; орёл с десятью крыльями, вздымавшимися в расколотых громом небесах – дальше и дальше, изображения падали друг на друга, как падают рубашкой вверх подброшенные в воздух карты''.
Император поставил себя на место всего человечества – одинокий, сильный, дерзкий, высокомерный и столкнувшийся с неодолимым врагом. Гор и силы Хаоса приняли форму волка, образ, который повторяется в “''Солнечной войне''” в сценах в варпе, снах и моментах, когда космический конфликт выплёскивается в реальность.
''Он заставил себя выпрямиться.''
''За спиной он услышал вой волков. Он остановился и обернулся. Свет горящего факела в его руке слегка дрожал на ветру.''
''– Сынок. – Он повернулся. Там, у открытой двери, стояла его мать. Позади неё он увидел белый снег и чёрное небо. Силуэты, напоминавшие растянутые тени колонн, цеплялись за серебряный круг луны. Это были деревья? Так выглядел лес?''
''На этот раз раздался смех, громкий и высокий смех, который мог принадлежать Нилу, или Киилер, или Локену, или вою волков в снежном лесу''.
Это старые идеи и символы, которые являются ключом к очень примитивным понятиям угрозы и выживания: холоду, голоду, тьме, одиночеству и знанию, что есть что-то, что хочет сорвать плоть с наших костей, что-то, что мы не можем увидеть. Ночной лес и вой волков снова и снова встречаются в мифах, сказках, искусстве и художественных произведениях. Всё дело в страхе. Самых древних страхах, которые преследовали людей до того, как мы обрели знание и сумели отбросить тени как всего лишь тени. Считается, что в Warhammer 40,000 боги Хаоса выросли из страхов и желаний разумных существ. Они существуют, потому что люди смотрят в темноту и верят в кошмары. Они – наши страхи в крике на холодном ветру.
Я показал этот образ в каждой из трёх интерлюдий в варпе: лес, темнота и волки возвращаются каждый раз, но каждый раз отбрасывавший их свет становится меньше и слабее. Этот огонь, как мы надеемся, очевидно, является психической силой Императора. Его душа буквально удерживает богов Хаоса, но шаг за шагом она сжимается, становится всё меньше, и тьма подступает ближе.
''Мужчина у костра медленно поднимает голову. Он выглядит старым. Его кожа покрыта морщинами и сморщилась от времени, Его волосы белые, но глаза чёрные от края до края, словно дыры, оставшиеся для глаз в бронзовых статуях мёртвых эпох.''
– ''Ты больше никогда не бываешь один, – отвечает Он и смотрит на тени деревьев. – Я вижу тебя, – говорит Он темноте. На мгновение пламя костра ярко вспыхнуло. Искры взметнулись вверх и свет стал не тусклым, а ослепительным. Сияние вспыхивает в пространстве между голыми ветвями и стволами. Твари с перьями и мехом, чешуёй и костями сжимаются и рычат. Но они не отступают и после того, как свет гаснет, тени текут обратно, всё теснее окружая затухающее пламя.
– Лицемерие и высокомерие, отец, – произносит Гор''.
Теперь стоит кое-что сказать об Императоре в этой картине. Он – неповиновение человечества перед лицом страхов и тьмой. Но, приготовьтесь, это не делает его “хорошим парнем” – это просто делает его личностью. Слова, сказанные Императором богам Хаоса, и слова, сказанные Гором Императору, содержат в себе больше, чем зерно истины. Император – деспот и тиран, и тут мало в чём можно сомневаться. Он совершил ужасные поступки в погоне за тем, что считает окончательной победой – триумфом над эпохой былой тьмы, которая преследует человечество. И что важно – он один. Даже в сцене, где мы видим, как он психически встречается с Малкадором, возникает ощущение расстояния и изоляции. В основном говорил Малкадор, а Император сказал очень мало.
''Мужчина в золоте поднял свою миску и делал маленькие глотки, не отрывая взгляда от собеседника.''
– ''Мне жаль, что пришлось позвать вас сюда, – сказал человек в золоте, когда в миске старика остались только крошки, – но нам нужно поговорить. – Мужчина в чёрном вытер рот тыльной стороной ладони. Его глаза на обветренной коже лица казались чёрными глубинами. – События всё ускоряются и ускоряются, – продолжил молодой человек. – До сих пор атака идёт так, как мы и ожидали. Но есть что-то ещё, что за пределами этого…''
Он взвалил на себя бремя и не включил других в этот круг света. Он один в темноте смотрит на возможность того, что он не спас человечество, а поставил его на грань уничтожения. Он – несовершенный. Он – человек. Его ошибки – это ошибки человека, обладающего силой бога.
''Кровь и жертвы''
В этой истории всегда было много разрушений и много смертей, они неотъемлемая часть вселенной Warhammer 40,000. Но я не хотел, чтобы они выглядели поверхностными. Я хотел, чтобы ход войны и её цена в жизнях шокировали и вызывали эмоции. “''Солнечная война''” – это история о том, насколько быстрой и жестокой может быть смерть и как много и как мало она имеет значения в событиях такого масштаба. Я хотел, чтобы цена этой войны была мрачной и правдивой. Героизм и выдающиеся поступки никуда не делись, но я хотел создать ощущение, что они были просто вспышками в море огня.
Поэтому, чтобы показать эту безжалостную смерть, я намеренно приложил усилия к включению и созданию персонажей, которые не доживут до конца книги, и чьи смерти наступят не в момент героизма или злодеяний, а просто наступят. Садуран, Джубал-хан, Век, Борей, Аксинья: все они могли остаться в живых, следуя извилистым путям перемен и откровений, но вместо этого их жизни закончились там, где закончились, оборванные, потому что такая война и такая история.
Возможно, я никогда не думал об этом больше, чем в тот момент, когда Век умирал с молитвой о защите на губах:
– Тебе нужно только доверять…
''Век мысленно увидел лица Мори и Нуна, более чёткие, чем двигавшиеся рядом красные тени.''
– ''Этот жив, – раздался совсем рядом голос. Век неожиданно понял, как вокруг тихо. Лампы по-прежнему мигали, но не было никаких сигналов тревоги и криков…''
– Просто доверять? – спросил он. – Не так уж и много.
– Это всё, – ответила она. – Это – всё, любимый.
– ''Император… – сумел выдавить он, услышав булькающие звуки и скрежет в своих словах. Ствол оружия заслонил всё остальное. Он смотрел на опалённую внутреннюю часть ствола. – Император за…''
Он должен был выжить, не так ли? Это было бы хорошо, обнадёживающей историей, но наша история о том, где подобной надежды и веры недостаточно, и реальность такова, что она закончится кровью, жертвами и потерями.
В противоположность этому, Борей умирает так, что можно было бы назвать смертью героя, но в конечном счёте, всё что осталось, чтобы придать смысл этому моменту, – связь между ним и его боевыми братьями.
– ''Вы… искупите… прожив… до… до последнего… удара… меча. – Что-то в обломках мяса и искорёженной брони пошевелилось. Возможно, рука попыталась вытянуть и сжать пальцы, или просто дрожь жизни, убегающей от удерживавшей её воли. – До… последнего удара… меча… Поклянитесь мне.''
''– Я клянусь тебе, – сказал Сигизмунд.''
''Машины остановились. Высокий вой сменил булькающее шипение и стук.''
– ''И вы… мой… мой брат… – произнёс Борей. Его глаз на мгновение прояснился, взгляд стал таким же твёрдым, как и смотревшего на него Сигизмунда. – Навсегда.''
''За каменными стенами помещения, за корпусом мчавшегося сквозь вакуум корабля, за следовавшими за ним кораблями флота вращалась Солнечная система, безмолвная и равнодушная.''
Война не остановилась из-за этих смертей, а продолжила идти вперёд, не оглядываясь.
''Всё возвращается к началу''
''– Вот так я поступаю с тиранами и обманщиками, – пророкотал низкий голос.''
''Локен поднял взгляд на возвышавшегося над ним бога.''
''– Луперкаль... – только и смог он пробормотать.''
''Божество улыбнулось.''
''– Можно опустить формальности, капитан, – прошептал Гор.''
Почти полтора десятилетия и более 5000000 слов прошли с тех пор, как Гор впервые произнёс эти слова на страницах “''Возвышения Гора''”. С тех пор многое произошло. Поэтому первым моим решением, когда я взялся за написание этой книги, было сделать одним из центральных персонажей человека, который вместе с Гарвелем Локеном начал всё это: Мерсади Олитон. Она, почти буквально, воплощает в себе дух тех ранних историй, совершающих последнее путешествие через эти страницы. И разумеется её первое появление в “''Солнечной войне''” было намеренным повторением её первой встречи с Локеном в “''Возвышении Гора''”:
– Как я понимаю, у тебя имеется история, – сказала она. Перед нею стоял волк, мех на его спине серебрился под лунным светом. – История, которая представляет особый интерес. Я бы хотела её запомнить и передать следующим поколениям.
Волк повернулся, на его губах появилась грустная улыбка.
– Какая история?
– О Горе, убившем Императора.
''Мерсади Олитон проснулась от сна-памяти, по её лицу тёк пот''.
Мерсади удерживает нити сердца “''Солнечной войны''”, как это было в первых книгах Ереси Гора. Она видит темы истории и вселенную, которые переплетаются в книге. Она, в некотором смысле, читатель, как и мы: человек, который смотрит на огромную вселенную и обращает внимание на те моменты, где она касается жизни обычных людей.
''[…] – Поскольку есть архипредатели и святые, то надежда – это их царство, царство космических перемен, резни и горя. Именно они те, кто определяет завтрашний день и наступит ли этот “завтрашний день” вообще. Мы – люди, господин Век. Наши жизни имеют значение только количеством. Нам остаётся только мечтать, отчаиваться и цепляться за то, что у нас есть, но всё это живёт только в нас. Наша надежда – принадлежит только нам, и если вселенная отвечает, то делает это случайно. Вот почему люди молятся Императору и называют мою давнюю подругу святой. Потому что в глубине души они знают, что никак не могут повлиять на великий ход событий.''
– ''У вас очень безрадостный взгляд для человека, который утверждает, что хочет помочь сохранить последний бастион человечества.''
Этот человеческий взгляд, субъективный и ограниченный, является одной из отличительных черт Ереси Гора с самых ранних рассказов. Мерсади не может увидеть всего происходящего. Она проходит сквозь огромный и ужасный конфликт, который растёт, а не уменьшается, и мы видим его из глаз того, кто смотрит на полубогов, разрывающих на части само существование.
''Прибытия и окончания''
Итак, мы всё ещё здесь, и есть ещё немного, что можно рассказать об Ереси Гора, немного, если сравнивать с уже написанным, но много, если взвесить на весах. Если позволите, у меня остался ещё один момент, которым я хочу поделиться, несколько личный, но такой он и есть.
Я годами жил историями Ереси Гора, написал несколько из них, говорил о них, спорил о них, и за это время завёл отличных друзей. Порой я не верил, что мы её закончим, и один из нас так и не увидел, что мы сделали.
Всё это прошлое создаёт силу, которая давит на последний цикл историй грузом времени и прожитых жизней, воспоминаний и надежд, которые сработали лучше, чем осмеливались думать, или остались непрожитыми. И эти воспоминания и жизни не только мои или тех авторов, которые их написали; это ваши жизни и ваши воспоминания.
Эти последние несколько историй важны, потому что все мы прошли через годы и бесчисленные слова, и вот наконец мы здесь, и это было такое путешествие, которое можно пройти только один раз.
Поэтому, когда Мерсади разговаривает с Локеном в последний раз, я должен признаться, что часть меня думает, что она говорит правду и я буду скучать по этому великому и чудесному зверю истории, когда всё закончится.
– ''Мне жаль, – сказала она, опередив его. – Прости, но сомневаюсь, что кто-нибудь когда-нибудь узнает твою историю. – Она рассмеялась. – Может это и к лучшему – это хорошая история, но я всегда думала, что вряд ли сумею сделать её былью. Игнаций справился бы лучше. Она прекрасно выглядела бы в стихах. Создание и разрушение мечты существами более великими, чем люди, но более слабыми, чем боги.''
''Она видела, как он вздрогнул и закашлял. Изо рта показалась кровь. Он сплюнул и покачал головой.''
– ''Поэзия всегда давалась мне тяжело, – сказал он. Он посмотрел на меч, лежавший на палубе между ними.''
''Прошёл удар сердца. Он не двигался. Меч по-прежнему лежал на металлической платформе.''
''Мерсади улыбнулась в последний раз.''
– ''Спасибо, старый друг, – сказала она.''
''И упала в сияние плазменного узла.''
''Яростный вой ворвался в её голову, когда подобное ночи присутствие вернулось в её душу.''
''Она падала, и голоса из её прошлого говорили в последний раз.''
– Как я понимаю, у тебя имеется история... Я бы хотела её запомнить и передать следующим поколениям.
– Какая история?
''Джон Френч''
''Ноттингем''
''Октябрь 2018''
== ОСОБЫЕ БЛАГОДАРНОСТИ ==
Слишком много людей заслуживают благодарности, но отдельное спасибо Лиз Френч за её любовь и понимание; Эду Брауну за его дружбу и постоянное присутствие; Лори Голдингу за те ранние беседы; Алану Блаю за все оставшиеся в памяти идеи; Аарону Дембски-Боудену за понимание и ясность, полученные в самый нужный момент; Линдси Присли за заметки и мысли; Рейчел Харрисон за удивительное художественное руководство; Карен Микце и Абигейл Харви за то, что мои ошибки исчезли, словно их и не было; Нилу Робертсу за эту обложку.
И последним, но самым важным в моих глазах, я благодарю Ника Кайма за шанс, за его веру в меня и за помощь пересечь финишную черту. Спасибо, мой друг.
[[Категория:Джон Френч / John French]]
[[Категория:Ересь Гора: Осада Терры / Horus Heresy: Siege of Terra]]