Суть охоты / The Shape of the Hunt (аудиорассказ)

Перевод коллектива "Warhammer: Чёрная Библиотека" Этот перевод был выполнен коллективом переводчиков "Warhammer: Чёрная Библиотека". Их канал в Telegram находится здесь.

WARPFROG Гильдия Переводчиков Warhammer Суть охоты / The Shape of the Hunt (аудиорассказ)
Автор	Джо Паррино / Joe Parrino
Переводчик	Valdez
Редактор	Vasiliy, Dark Apostle, Rи
Издательство	Black Library
Серия книг	Битвы Космического Десанта / Space Marine Battles
Год издания	2014
Подписаться на обновления	Telegram-канал
Обсудить	Telegram-чат
Скачать	EPUB, FB2, MOBI
Поддержать проект

Сюжетные связи
Следующая книга	На службе теней / In Service to Shadows

Акт первый

(Cлабые звуки барабанов; равномерное, четырёхтактное биение обоих сердец космодесантника.)

Меня зовут Чечег. Услышь это и познай истину моих слов и моей жизни. Я говорю от имени своего ордена. Я говорю голосом бури. Я говорю устами хана, чью жизнь оборвала моя же рука.

Меня зовут Чечег. У этого имени есть значение. Поищи его, если пожелаешь. Моя броня цвета выбеленной кости — цвет Чогориса.

Шрам, отличающий меня, тянется вниз по щеке. Я сын Великого Хана.

Я слышу зычный и низкий бой барабанов. Звук триумфа. Хамар мертвы. Мы их убили. Одержали победу. Мы разожгли огонь, в котором сгорят все хамар породы тау. И его пламя никогда не угаснет.

Барабанный бой, разносящийся по равнинам, отдается в моих ушах протяжным и низким эхом.

От этих звуков улыбка на моём обветренном лице становится шире.

Мы преследовали и выпотрошили вероломных хамар именно здесь. Мы преподали им урок Хана и, смеясь, изгнали во тьму.

(Рассерженные голоса, неразборчиво.)

Из встроенного в горжет брони вокса доносятся бормочущие голоса. Они пропитаны гневом. Я игнорирую их с улыбкой на лице. Они — ловушка. Они — сковывающие цепи.

Нам не нравится сидеть в клетке. Мы готовим ловушки, но сами их избегаем.

Нас не сдержать, поэтому голоса болтают без умолку.

Я знаю — ты слушаешь. Я знаю, ты слышишь мои слова и внимаешь правде, что я говорю. Твой смрад не отпускает Воронов, но тебе не обуздать Белых Шрамов.

Меня зовут Чечег. Внемли мне, и я поведаю тебе о земле, что зовётся Волторис, и о смерти, что постигла хамар.

Акт второй

(Порывы ветра и рёв мотоциклов.)

(Сигнал трубы.)

Первым ехал Йеке. Он поднёс к губам бронзовый карникс, посылая по равнинам громкий, раскатистый зов. Раструб имел форму степного скакуна, и его скорее выковали, чем отлили. Рог стал гласом Белых Шрамов, сообщая о их приближении сбегающей добыче.

Сульджук. Отрадно снова слышать зов рога. Хранить старые, истинные обычаи. Не прятаться в тени или тишине. Прошло слишком много времени с тех пор, как труба вещала за нас. Давно мы не ездили верхом.

Чечег подъехал сзади, его белые волосы развевал ветер.

Чечег. Да, мой хан. Излишне долго эта война держала нас в ловушке.

Сульджук. Здесь слишком много Воронов. Я не могу их понять.

Сульджук, хан братства Бегущей Звезды, изобразил рукой подобие птичьего клюва и каркнул мерзким вороньим криком.

(Человек каркает подобно ворону.)

Сульджук. Они всё болтают и болтают, а потом прячутся. Тени им к лицу. Было приятно оставить города Железных людей позади. Пусть сами надрываются в той тьме и духоте.

Зов рога Йеке прервал их беседу, оставив после себя приятное молчание. В сердцах воинов горела жажда скорости, дикая и свободная. Она несла их прочь от мёртвых городов. Прочь от стеснённых полей сражения. Прочь от смрада Железных людей, от Скрытых и от тёмных кузенов Шрамов.

(Рёв мотоциклов усиливается.)

Железный скакун Чечега нёсся сквозь бушующий полумрак заката. Солнце окрасило их броню оттенками буйства природы. Звёзды над головой вспыхивали яростным светом. Многие из братства устремили взгляды в небеса Волториса, на космическое сражение, терзавшее покров ночи.

Йеке. Они всё ещё сражаются. Даже сейчас. Даже после того, как мы сломили их здесь. Что за выдержка живёт в их сердцах.

Чечег. Брат Йеке, ты говоришь так, словно восхищаешься хамар.

Сульджук. Они свирепые противники. Хамар бьются разумно и напористо, даже с неким подобием чести. Позволительно уважать врага за такие качества.

Потеряв преимущество на земле, хамар проигрывали и в небе. Хамар. На хорчине — языке Мундус-Планус — это слово означало «нос». А ксенофилологи Империума называли чужаков «тау». Космический флот тау, некогда столь надменный, был загнан и разбит концентрированной яростью имперских орудий.

Волторис. Даже сейчас, пока Белые Шрамы мчали вперёд, этот мир уже провозгласили главной победой в войне. Писались истории, велась пропаганда. Волторис, рыцарский мир Железных людей, край равнин, культивированных джунглей и городов-ульев. Он сопротивлялся хамар.

Во все этих историях не было правды. В пропаганде нет правды. Операция на Волторисе проводилась в качестве временной меры, от которой прямо-таки смердело отчаянием. Хамар оказались коварным врагом; их поймали, сломили, но так и не уничтожили. Когда бдительность Империума ослабла, тау воспользовались моментом и нанесли удар в незащищённый бок.

Пали миры. Утрачены целые звёздные системы. Такие названия как Агреллан, Хальфус и Эрегост теперь разносятся эхом по высоким траурным залам Империума. Волторис почти разделил их судьбу. Однако именно тут враг впервые был остановлен.

Остановлен, но ещё не повержен.

Поэтому братство начало охоту. Они мчали по закопченной траве Волториса, представлявшей собой грязную пародию на степи их родного мира.

По всем законам, эта планета должна была сиять в лучах славы потомков Хана.

Но вместо этого славу украли и обглодали Вороны. Это их Повелитель Падальщиков составил план, сломивший хамар.

Йеке. Без устали.

Сульджук. Без устали.

Белые Шрамы. Без устали.

(Над головами пролетает воздушное судно. Белые Шрамы смеются.)

Над головами пронеслось звено истребителей «Молния» Имперского Флота и устремилось от ульев в небесную высь. Братство помахало вслед стремительным машинам, с губ космодесантников слетал смех.

Сульджук. Доброй охоты. Доброго полёта. Славных убийств.

Йеке протрубил в рог прощальную мелодию.

Йеке (смеясь). Добрый знак. Увидеть молнию во время охоты — хорошая примета.

Сульджук. Это слишком поверхностно. СШК-машины не являются предзнаменованиями. Молния должна быть настоящей. Она должна быть ясной и пронзающей небеса.

Чечег склонился к своему хану.

Чечег. Брат, а я и не знал, что ты стал одним из задын арга, чтобы так толковать предзнаменования. Не воспринимай всё слишком буквально, мой хан. Ты не распознал шутки в его словах. Разве мы варвары, что слепы к истине? Неужели мы везде ищем знаки? Или мы из тех, кто в полнолуние мечет кости, танцует и кривляется? Возможно, иной орден был бы для тебя более подходящим.

(Белые Шрамы смеются.)

Ближайшие всадники братства рассмеялись.

(Мотоциклы ревут.)

Железные скакуны громко и хрипло ревели под всадниками. Они — не кроткие создания. Никогда не были и никогда не будут. Это оружие, созданное с единственной целью, которая не имела ничего общего с тишиной.

(Звуки рога.)

Ветер трепал белые волосы Чечега. Поднесённый к обветренным губам, вновь затрубил карникс.

Сульджук подъехал и остановился рядом с Чечегом, его накидка из перьев хлопала за спиной словно крылья. Губы хана сжались в мрачную линию. Одну щёку делил бегущий вниз шрам в форме молнии. Воин указал на облако пыли на горизонте.

Йеке (смеясь). Вот и добыча. Враги не успели сбежать. Эта охота будет короткой.

Сульджук. Нет. Не думаю, что эта охота будет такой уж короткой или столь лёгкой. Хамар умны. Они изобретательны. Их командир, Тень Солнца, неуловима. Хотя, возможно, нам удалось её загнать, а? Впрочем, я могу ошибаться.

Всё ещё не было сообщений от скаутов. Они продвинулись далеко вперёд, затаившись в тылу хамар ещё до того, как начались сражения в ульях. Они следили за отступлением врагов и отмечали путь для охоты своих братьев. Их молчание заставляло Чечега нервничать настолько, насколько он вообще был способен испытывать столь человеческую эмоцию.

Облако пыли, хорошо различимое благодаря их улучшенному зрению, начало постепенно отдаляться. Всё выглядело как паника. Неизвестно, способны ли ксеносы испытывать подобные чувства, но доказательство этому было прямо перед ними. Губы Чечега растянулись в улыбке.

Сульджук хранил молчание. А что тут скажешь? Они узрели хамар.

Пыли было столь мало, что это едва можно было назвать облаком, особенно если сравнить с той огромной тучей пепла, что осталась позади Белых Шрамов.

Волторис ещё пылал.

В воксе резко прозвучал голос, грубый и неприятный. Это был Талоу, один из Воронов.

Талоу. Отступить. Перегруппироваться. Битва окончена. Пусть ксеносы бегут. Мы поймаем их на орбите.

Сульджук (поучая своих воинов). Подобные действия служат своей цели. Есть время и место для таких методов. Но командующий хамар сбежала. После всего, что они тут натворили, после осквернения этого места самим своим существованием — нельзя позволить ксеносам уйти из системы живыми.

Сульджук отклонил все запросы обратной связи. Хан проигнорировал карканье Воронов и требования Скрытых. Он взял с собой всех доступных воинов братства и помчался в погоню.

Сульджук (продолжая). Время — роскошь. Время — важная переменная. Вороны об этом забывают. Они бы позволили хамар жить, несмотря на их дерзость. Перегруппировка даст время врагу на побег. Командующую тау необходимо поставить на колени. Нужно отнять её жизнь. Важно продолжать на неё охоту.

Они мчались. Они охотились. Они поступали так уже тысячи лет, их стиль ведения войны был отточен до совершенства Великим Ханом.

Слова Кор’сарро продолжали эхом отдаваться в мыслях Чечега. Голос владыки охоты был скованным и напряжённым из-за огромного расстояния между ними.

Кор’сарро-хан (далёкое воспоминание). Охотьтесь. Убейте ту, кого хамар зовут Тень Солнца.

Владыка охоты с отвращением выплюнул последние слова. Сульджук ответил на это улыбкой. Братство ханов их объединяло, но положение оставалось непривычным.

Сульджук (далёкое воспоминание). Конечно, Кор’сарро. Хамар умрут. Мы завершим твою охоту.

Чечег всё ещё помнил хриплые голоса Воронов, каркающих на заднем фоне. Он знал, чего стоило Кор’сарро быть отлучённым от охоты, быть оторванным от священной атаки бременем долга. Не было утешения в том, что другой хан услышал его слова и начал действовать.

Перед их взором появилось облако пыли.

Космодесантники помрачнели. С лиц исчезли улыбки. Многие надели шлемы, закрывшись от терзающего ветра. В воксе раздался женский голос.

Её акцент представлял собой зеркальное отражение их собственного, в нём слышались те же резкие нотки чогорийской речи.

Сарангерель. Мой хан, Гвардия Ворона готовится к передислокации.

Сульджук. Мы знаем, командующая корабля. Мы их слышали. Раньше я соглашался с доводами кузенов. Я видел обоснованность. Но сейчас они ошибаются.

Сарангерель вела разговор со своего поста в небесах, с поста командующей корабля «Рубалхали», ударного крейсера, доставившего Белых Шрамов в этот мир. Корабль и его хозяйка, оба молодые, только что выкованные, получили первое задание. Хан отправил короткий сигнал, подтверждающий получение сообщения. Фоном их разговора стал гром орудий — битва за небеса Волториса продолжалась.

Сарангерель. Мой хан, я передам ваше приветствие и ваш отказ.

Сульджук. Всё тянется слишком долго. Они тратят время на слова. Пока хамар бегут, они болтают. Мы завершим дело здесь. Завершим прямо сейчас. С меня хватит ловушек. Мы выдвигаемся.

Чечег. Эта награда им не достанется. Тень Солнца не покинет этот мир. Мы загоним добычу. Это приказ самого владыки охоты.

Хан согласился.

Сульджук. Так и будет. Командующая кораблём, где сейчас скауты?

Его слова и формулировка вопроса исполнены почтения. Хан проявлял невероятную вежливость, тщательно перечислял все титулы и награды, по праву заслуженные его подчинёнными. Таков путь братства.

Сарангерель. Отслеживаю.

В голосе командующей корабля чувствовалось напряжение, но она сохраняла спокойствие.

Сарангерель (продолжая). Мой хан, сканеры ауспика показывают, что скауты идут нога в ногу с хамар.

Сульджук. Благодарю тебя, командующая корабля Сарангерель. За Великого Хана и Императора.

Сарангерель повторила слова хана.

Сарангерель. За Великого Хана и Императора. Доброй езды, мой хан.

Вокс больше не шумел и не трещал от смеха космодесантников. Теперь его наполняла тишина и почти неразличимое шипение статики.

(Сигнал трубы звучит дважды.)

Йеке ещё два раза протрубил, после чего надел свой шлем.

(Моторы ревут ещё громче. Постепенно звуки моторов сливаются в единый гул.)

Космодесантники разогнались до огромной скорости, желая покончить с этой охотой как можно быстрей. Им не хотелось медлить. Железные скакуны ревели, жадно поглощая прометий и пережигая его в чистую скорость. Они ворвались в пылевое облако. Впереди пульсировали синие огни, воздух наполнял странный гул. Новые голоса ворвались в ближний вокс. В них слышалась паника.

Йеке первым увидел, кто поднял это пылевое облако.

Йеке. Смертные. Предатели.

Он прошипел эти слова по воксу, прекрасно зная, что враги его услышат, но ему было всё равно.

(Цепные мечи набирают обороты.)

Йеке. Хамар больше не защищают своих рабов.

Пока Йеке говорил, в его руке звенел цепной меч. Хан засмеялся первым, издав странный, глубокий и рокочущий звук. В нём не ощущалось ни капли радости.

(Белые Шрамы смеются.)

Остальные воины Белых Шрамов присоединились к командиру. Некоторые смеялись искренне, другие лишь для вида.

Голубые сигнальные ракеты взмыли в небо из глубины пылевых облаков. Они звали подмогу, которая не могла или не хотела прийти.

Прислужники хамар пали в отчаяние. За ширмой Высшего Блага им открылась правда — в обществе ксеносов человечеству не было места.

Сульджук. Братья, настало время преподать урок. Покажите этим неверным собакам цену подобных союзов.

(Стреляют болтеры и ревут цепные мечи.)

Белые Шрамы хохотали сквозь вокс-решётки шлемов, смех летел впереди воинов, связывая и загоняя добычу в ловушку.

Глаза железных коней открылись, пронзив пыль и тьму ночи.

Все двадцать два воина Белых Шрамов разделились на две равные группы и взяли врага в кольцо. Сульджук первым открыл огонь.

Йеке. Ты по праву носишь имя Уничтожитель!

Заговорили болтеры, установленные в передней части его стального жеребца, их выстрелы пронзали пылевой покров. Остальные воины тоже поддержали атаку огнём. Цепные мечи ревели в нетерпеливых руках.

Чечег улыбался. А хан — нет.

В воксе все ещё раздавался смех воинов.

(Раздаются взрывы. Разбиваются летательные аппараты.)

Меткие выстрелы Йеке и Сульджука поразили топливные ячейки, и те, воспламенившись, раскололи ночной воздух во вспышках взрывов.

Парящие транспортники — наглядное свидетельство богохульной технологии хамар — застонали и рухнули в пыльную траву, оставляя за собой длинные борозды. Мимо пронесся Йеке, во мраке его загорелое лицо выглядело бледным и страшным. Кожа с одной стороны лица отсутствовала, обнажая челюсть и зубы, — этот вечный оскал служил напоминанием о встрече с тиранидской биоформой.

Сульджук. Йеке, как бы мне хотелось, чтобы ты прикрыл этот шрам.

Йеке. Ты снова за своё, мой хан?

(Космодесантники издают радостные возгласы.)

Конвой остановлен, транспорт сожжён и уничтожен. Высадившиеся из транспортов солдаты выглядели оцепеневшими и настороженными, с осунувшимися, бледными лицами. Им не дали ни передышки, ни шанса осознать свою судьбу. Космодесантники носились вокруг них, разрывая ночную тишину боевыми кличами. Они закрыли глаза скакунов, позволив тьме их скрыть. На несколько мгновений единственным источником света оставались мерцающие сигнальные ракеты, горящие транспорты и вспышки болтерных выстрелов.

(Импульсное оружие открывает огонь.)

Среди предателей зажглись факелы, крошечные точки света. Они не развеяли тьму, а превратили их в идеальные мишени.

Враги стреляли короткими вспышками синего света в окружающую пыль, пытаясь попасть в мечущиеся тени, что их преследовали и со смехом убивали. Предатели палили из чужацкого оружия, выкрикивая слова на языке ксеносов. Они пользовались технологиями тау, кощунственными и смертоносными.

(Цепные мечи разрывают плоть.)

(Крики умирающих. Прерывистый сигнал трубы.)

Братство скользило среди врагов, вырезая и загоняя их в западню. Йеке пронёсся сквозь толпу предателей, его цепной меч визжал и рычал в ночи.

Кровь вспыхивала в облаках пыли, когда тела разрывало на части.

Йеке. За Хана!

Йеке почти играючи оглушал смертных бронзовым карниксом. В его смехе звучал оттенок звериного безумия.

Чечег. Сосредоточься.

(Выстрел из импульсного оружия.)

Грохочущий выстрел из винтовки тау прервал слова грозового пророка. Заряд врезался в байк Йеке, бросив его вперед. Смех оборвался, сменившись гневным бычьим фырканьем. Вокруг упавшего столпились смертные, их лица, выкрашенные в синий цвет в подражание хозяевам, озарились усмешками.

Йеке. Ублюдки! Вероломные псы! Клянусь бурей и скакуном!

(Раздаётся гул расщепляющего поля силового оружия. Смех.)

Чечег, высоко подняв навершие гуань-дао, прорубился сквозь врагов одним стремительным движением. Золотые глаза заметили грязные мундиры, измученные, застывшие от страха лица и метки верности ксеносам.

Побелевшие пальцы сжимали импульсные винтовки хамарского производства. Гуань-дао, силовое поле которого потрескивало в пыльном воздухе, отсекал головы с плеч и конечности от тел. Он явился из ночи, словно смеющийся демон с развевающимися белыми волосами за спиной.

(Огонь болтеров.)

Сульджук ехал рядом, с глухим стуком ведя огонь из болтеров.

Сульджук. За Хана! За Братство! Сдохните, предатели!

Схватка окончилась, едва успев начаться. Выживших смертных выстроили в ряд и ритуально обезглавили. Людям, присягнувшим ксеносам, не было пощады. Космодесантники принялись тушить пожары, вспыхнувшие в ходе битвы. Их враг не заслуживал такой чести, как погребальный костер.

Прежде чем вновь оседлать байк, Йеке наклонился и поднял одну из брошенных винтовок. Он прицелился из чужеродного оружия, затем навёл прицел на Чечега. Йеке сделал вид, что стреляет, и рассмеялся. Остальные поддержали его смехом.

Хан подозвал Чечега к себе. Они замерли над грудой обезглавленных врагов. Земля скользила под ногами, покрытая влажной травой, в воздухе клубилась пыль. Спустя мгновение Сульджук заговорил.

Сульджук. Они сбежали.

Чечег согласно кивнул.

Сульджук (продолжая). Им не оказали поддержки.

Чечег задался вопросом, почему Сульджук продолжает говорить очевидные вещи, пытаясь уловить более глубокий смысл в словах вождя братства.

Сульджук. Здесь не подходящее место для последнего боя.

Сейчас он почти улыбался. Глаза Чечега расширились.

Чечег. Они — жертвы. Хамар их оставили, чтобы нас задержать.

Сульджук кивнул.

Сульджук. Едем.

Акт третий

(Сцена как в первом акте.)

Чечег. Братья?

Я зову своих братьев голосом, который звучит так, будто моё горло забито грязью.

Ответа нет. Некоторые должны были выжить, я это знаю. Я на это надеюсь. Урок, который мы преподали, не мог обойтись нам так дорого.

Сульджук. Хан. Мы потеряли хана.

Я потерял друга. Я потерял брата. Это великое горе. Редкая охота стоила столь дорого. Эта мысль пронзает мой разум. Я отталкиваю воспоминание. Слишком рано. Потеря слишком свежа. Вместо этого я взываю к тем братьям, которые, как я надеюсь, ещё живы.

Никто не отвечает. Мой голос охрип. Я ненавижу звучащую в нем слабость.

Я переключаю каналы, пытаясь связаться с кораблём.

Чечег. Командующая?

В моём голосе почти слышна мольба.

Чечег (продолжая). Сарангерель? Клянусь бурей и скакуном...

Всплеск статики заглушает ветер и звуки барабанов.

Сарангерель. Мой… повелитель… где?

Голос внезапно прерывается и, терзаемый помехами, растворяется в белом шуме.

(Голоса в воксе, неразборчиво.)

Внезапно воскресает надежда. Голоса бормочут из встроенного в горжет вокса. Но вскоре исчезают и они.

Это не голоса моих братьев.

Они не говорят на языке Чогориса.

(По мере возрастания громкости голосов, бой барабанов слабеет и теряет ритм.)

Голоса становятся громче, но барабаны звучат так, будто они отдаляются. Их ритм сбивается, как если бы барабанщики начали уставать.

(Барабанный бой ускоряется.)

Они наращивают темп. Всё быстрее, всё дальше. Этот лихорадочный ритм племенных барабанов — моё утешение. Я хочу, чтобы они приблизились. Я хочу, чтобы барабаны вернулись.

Они не подчиняются моим желаниям.

Мой разум тонет, теряясь в химическом тумане.

Горе и боль отступают.

Химический обман загнал их в клетку и удерживает там.

(Выстрелы болтеров и лазружей вдали.)

Я слышу, как рявкают болтеры и стреляют лазружья. Я рычу и пытаюсь подняться. Ноги меня подводят. Я смеюсь, стараясь подавить подступающий влажный кашель.

Сквозь статику и бормотание раздаётся голос.

Талоу. Братья.

Акцент звучит чужеродно. Моя улыбка меркнет. Это каркает Ворон.

Талоу (продолжая). Братья.

(Другие голоса, неразборчиво.)

Другие голоса вплетаются в общий хор.

Имперские акценты. Имперские голоса. Нет привычного уюта речей моих истинных братьев. Нет странных, чужеродных интонаций хамар. Внешне эти голоса знакомы. Я слышал их тысячи раз за три столетия своей жизни.

Инквизитор. Подтверждение?

Спокойный голос, изысканный акцент.

Я предполагаю, что это одна из Скрытых. Она могла бы так говорить о погоде.

Но нет. Нас выслеживают. Они хотят захлопнуть ловушку. Ответ не заставляет себя ждать.

Талоу. Никак нет, инквизитор.

Еще один вопрос, нежеланный словно вор, просачивается в вокс.

Инквизитор. Выжившие?

Мне не нравится ни этот голос, ни этот человек, задающий столь односложные вопросы. Я не знаю, какая власть у неё над Воронами.

(Шаги.)

Я слышу шаги, сопровождаемые звуком скрежещущих сервоприводов. Теперь я слышу ответ не по воксу, а сквозь густое рычание динамиков брони.

Талоу. Никак нет. Подождите…

Сапоги топчут пропитанную кровью траву.

Талоу (продолжая). Я нашёл ещё одного. Брат?

(Бой барабанов усиливается.)

Ворон пробует говорить успокаивающе. Он приглушает голос, как человек, обращающийся к испуганной лошади. Я снова пытаюсь встать. Барабаны бьют ещё громче. Я их игнорирую. Я игнорирую боль.

Моё зрение затуманивается. Передо мной высокий Ворон. Его шлем — череп с клювом, чёрный с белым. Линзы шлема пламенеют красным светом, а из дыхательной решётки вырывается пар.

Талоу (продолжая). Брат?

Он тянет ко мне руку, чтобы поддержать.

Талоу (продолжая). Ты в порядке?

Он явно видит, что нет, что моё тело изувечено. Его слова не имеют значения. Он так говорит, чтобы удержать мой разум в реальности. Я пытаюсь дотянуться до его мыслей, уловить вкус этого человека и его цели. Что-то мне мешает. Слабость. Мой разум слишком слаб, слишком потрясён. Он складывает руки в знаке аквилы на груди, затем кивает.

Талоу. Я — Талоу, сержант Шестой роты Гвардии Ворона. Как тебя зовут, сын Хана?

Я отвечаю вопросом на вопрос.

Чечег. Почему?

Талоу. Почему?

Он повторяет слово словно неразумная птица. Кажется, он не понимает моего вопроса.

Талоу (продолжая). Почему — что?

(Щелчки вокса Талоу.)

Он наклоняет голову и начинает кружить, напоминая мне птицу, что носит на своём плече. Щелчки вокса указывают на приватный разговор. Я могу лишь догадываться, с кем он говорит. С братьями-Воронами? Со Скрытыми? Я не слежу за ним глазами, когда он исчезает и появляется из тени. Пар, вырывающийся из решётки его шлема, несёт в себе отпечаток Скрытых, тёмный и зловещий.

Рука в чёрном доспехе ложится на моё белое плечо. Я снова улыбаюсь и чувствую, как жидкость стекает по моим губам. Раздаётся шипение, когда Ворон снимает шлем.

У него тёмные и сверкающие глаза, кожа — болезненно бледна. Это бледность смерти, белизна расколотого мрамора. Я замечаю торжество в его взгляде, спрятанное за маской заботы. Его лицо пересекает глубокий шрам, разделяя чёрную, как ночь, бороду. Этот шрам приносит мне странное утешение.

Талоу (продолжая). Белый Шрам, как тебя зовут?

Он изображает беспокойство.

Чечег. Меня зовут Чечег.

Я отвечаю на низком готике, хоть и плохо. Мои слова расплывчаты и медлительны, угнетены химическими препаратами. Колени подкашиваются, и земля бросается мне навстречу. Я слышу крик Ворона.

Талоу. Апотекарий!

Барабаны уносят меня во тьму.

Акт четвёртый

(Сцена: звуки джунглей, шорох листьев, крики зверей и птиц..)

(Рёв мотоциклов.)

Они оставили позади равнины Волториса и углубились в ухоженные джунгли — охотничьи угодья волторианской знати.

Йеке. Знаки скаутов! Путь обозначен.

Зарубки в форме молний, вырезанные в древесине мономолекулярными лезвиями, указывали им направление.

Этот знак означал: гони. Мчи. Путь безопасен.

Шрам в виде молнии — зеркальное отражение бледного следа, что рассекал его собственную щёку, — вызвал улыбку на губах Чечега. Грозовой пророк подал знак Сульджуку и указал вперёд.

Чечег. Вот твой знак. Доверься ему, а не случайным символам в небе.

По сторонам проносились деревья. Ветви хлестали по броне. Лианы цеплялись за скакунов. Хан насмехался над демонстрацией богатства и влияния волторианских аристократов.

Подобные вещи не находили отклика в чогорийской душе. Чечег чувствовал волны презрения, исходящие от братства.

Йеке. Дикое нельзя приручать. Эти Железные люди — глупцы.

Чечег. Их пути — не наши пути.

Они ехали клином, снова выстроившись боевым построением после казни предателей.

Белые Шрамы ликовали, ибо племенные узоры на их броне омылись кровью.

Такая погоня находила отклик в их душах. Эта война, прежде лишённая чести, закованная в рамки и ограничения братьями-Воронами, вновь стала им по вкусу.

С небес спустился голос Сарангерель. Сопровождавший его грохот орудий — отражение небесной битвы — стал тише. Напряжение ушло из её голоса, словно дурная кровь, выпущенная из загноившейся раны.

Сарангерель. Мой хан, Гвардия Ворона собирается на войну. Они созывают всех на совет. Требуют вашего присутствия.

От этих слов Сульджук напрягся.

Сульджук. Требуют? Никто не смеет требовать что-либо от хана, кроме тех, в ком течёт кровь Чогориса.

Его голос угрожающе тих и остёр, словно клинок.

Сарангерель. Мой хан, таковы слова их магистра ордена.

Сульджук. Вас понял, командующая кораблём.

Сульджук (продолжая). Мы не позволим Воронам определять за нас суть охоты. Мы едем. Мы преследуем. Передай им это.

Он отправил очень краткое последнее сообщение, но в самом отказе не таилось намерения оскорбить.

Сульджук (продолжая). Требуют?

Чечег. Мой хан, их пути — не наши пути.

Сульджук отмахнулся от слов грозового пророка.

Сульджук. Я сыт по горло этим оправданием. Вежливость ничего не стоит. Мы не прислужники Воронов, и они не могут требовать, чтобы мы мчали по первому их зову.

Силуэты деревьев во тьме стремительно проносились по обеим сторонам. Смутные тени завывали в кронах, возмущённые непрошеными гостями. Космодесантники держались настороже.

Чечегу не нравилось это место. Не нравилась клетка из деревьев, скрывающая сияние открытого неба над головой.

Вновь затрубил карникс, сотрясая ветви деревьев.

Мёртвые листья и насекомые попадали вниз. Ночные птицы с криками разлетались прочь. Деревья нарушали их строй, тот идеальный клин, которым они двигались.

(Начинается дождь.)

На них обрушился шквал с дождём, крупные капли падали сквозь гущу ветвей.

(Раздаётся птичий клёкот.)

Странные, похожие на птичьи крики доносились из глубины джунглей, куда направлялись воины Белых Шрамов. Строй братства нарушился. Чечег ехал рядом с ханом.

Сульджук. Не нравятся мне эти крики.

Йеке согласился.

Йеке. Звучит знакомо. Подобные звуки мы уже слышали, когда продвигались вглубь родных миров хамар.

Когда Йеке говорил, сквозь ужасную дыру на щеке проглядывали сияющие белизной зубы.

Сульджук. Йеке, почему бы тебе не залатать эту дыру?

Этот разговор повторялся между двумя воинами на протяжении десятилетия.

Йеке. Почему это так сильно тебя беспокоит? Это лишь шрам, и он придаёт мне некий… удалой вид.

Он использовал слово из низкого готика, произнеся его с большим трудом.

Сульджук вздохнул.

Сульджук. Брат, ты хоть знаешь, что означает слово «удаль»?

Йеке. Оно значит «привлекательней остальных надоедливых братьев».

(Чечег смеётся.)

Шутливая перепалка вызвала смех у Чечега.

(Звук трубы. Крики в лесу становятся громче, но потом замолкают.)

Впереди вновь затрубил карникс. Вокруг из темноты прорисовывались высокие, покрытые мхом деревья. Птичий гомон усилился, а затем резко стих. Воздух наполнился зловонием, растекающимся в ночи. Пахло влажной серой и сладким цитрусом.

Вспышка озарила тьму впереди.

Вокруг начали падать деревья, раскиданные взрывной волной.

Йеке закричал в вокс.

Йеке. Засада!

(Байк с визгом уклоняется в сторону.)

Чечег видел, как Йеке чуть не обезглавили. Тот выпустил из рук бронзовый карникс и вильнул байком в сторону, сокрушив ксеноса массивными колёсами железного скакуна.

(Болтеры стреляют, круты визжат.)

Белые Шрамы мгновенно отреагировали на угрозу.

Болтеры выстрелили во тьму, тут же с крон обрушились длинные худые тени. Их уродливые пасти издавали странные, схожие с птичьими, крики. Воздух стал приторно-удушливым от смрада серы и цитруса.

Белые Шрамы вступили в бой и огонь болтеров разорвал ночную тьму. Лесная чаща и проведённая сверху засада нарушили слаженность строя, братство сражалось группами по двое и трое.

(Вспышка молнии.)

Чечег простёр руку с раскрытой ладонью и вызвал бурю.

Карабкающегося ксеноса задело молнией и тут же испепелило. Йеке и Сульджук поравнялись с пророком, их болтеры рявкали во тьму, провозглашая превосходство человечества.

Ксенос упал со сдавленным криком. Глаза Чечега мерцали грозовым светом.

(Крут приземляется на доспех Чечега.)

Нечто массивное приземлилось сзади на ранец, и нож скользнул к шее воина.

В ушах раздавалось прерывистое дыхание твари. Вблизи смрад гнилых яиц и приторная вонь перезрелых цитрусов оказался почти невыносимым даже для трансчеловеческой физиологии Чечега.

Грозовой пророк выгнулся, пытаясь достать крута, но на таком близком расстоянии громоздкий гуань-дао становился бесполезен. Йеке открыл огонь и брызнула кровь — выстрел разворотил грудь ксеноса.

Йеке. Ты у меня в долгу.

(Крут прыгает на байк, когти впиваются в металл.)

Не успел Йеке договорить, как другой чужак вскочил с земли и с глухим стуком запрыгнул на переднюю часть его железного коня, заскрежетав когтями по металлу. Белый Шрам выстрелил, но тварь увернулась.

Йеке (продолжая). Клянусь Ханом!

Винтовка в руках ксеноса завершалась лезвием, и чужак крутанул оружием в воздухе. В ночи разнеслась странная пронзительная нота. Крут клюнул Йеке в лицо, с хрустом захлопнув птичий клюв.

(Ветер усиливается. Крут раздавлен о дерево.)

Йеке попытался ударить ксеноса прикладом болтера, но тот снова ловко увернулся. Словно из ниоткуда возник сильный ветер, поднял ксеноса и размозжил о дерево. Тварь рухнула замертво со сломанным позвоночником. Грозовой пророк улыбнулся.

Чечег. Я тебе ничего не должен.

Йеке. Я бы и без тебя справился.

Чечег рассмеялся, превозмогая боль.

Чечег. Вполне. У тебя хватало дыхания принести клятвы.

(Крики, рёв цепных мечей, разрывающих плоть.)

Вдалеке погибали братья. Их крики сопровождались грохочущим рёвом цепных мечей и воплями птицеподобных чудовищ.

Раздавался треск, перекрывающий лай болтеров. Винтовки ксеносов оказались смертоносными, пало уже трое Белых Шрамов, и их изломанные тела истекали кровью.

(Выстрелы винтовок крутов.)

Пули ксеносов градом барабанили по деревьям, байкам и броне.

Чечег захрипел, когда пуля пробила горло. Кровь залила грудь, и в глазах померкло. Он начал падать, глаза закрывались. Подоспевший Йеке положил руку ему на плечо и удержал брата.

Йеке. Без устали. Оставайся в сознании. Если ты умрёшь, кто же спасёт меня?

Чечег. Без устали.

От хлынувших в организм стимуляторов голос Чечега стал хриплым и невнятным.

Грозовой пророк возблагодарил почтенного духа своей брони, хотя покачнулся в седле от боли. Рана была болезненной, но он переживал и худшее — переживёт и это.

Сульджук. Нас не посадить в клетку!

Всадники услышали слова своего хана.

Чечег понимал, что эта засада — не более чем тактический манёвр, призванный замедлить их продвижение. Ради этой цели хамар принесли в жертву ещё больше жизней своих последователей. Белые Шрамы знали, как теперь пойдёт охота.

Их добыче не ускользнуть из петли.

(Взрываются гранаты, стреляют болтеры.)

Гранаты летели в темноту, тем самым предоставляя пространство для манёвра с каждым разлётом осколков и щепок. Глаза железных скакунов вновь раскрылись, ошеломляя и ослепляя яркостью.

(Байки ревут ещё громче, крики крутов усиливаются.)

Строй братства рассыпался, они отступали. Не для них ледяная ярость Железных Рук или стойкое упрямство Тёмных Ангелов. Их не запереть в клетке. Их не удержать здесь. Их не замедлить. Ничто не могло остановить Белого Шрама, когда он желал уйти. Ксеносы бросились в погоню, проносясь между деревьями размашистыми прыжками. Их режущие слух птичьи крики разносились по джунглям.

(Поднимается сильный ветер.)

Чечег втянул воздух полной грудью. С его выдохом в мир ворвались ветра Алтака и дух Великого Хана.

(Двигатели байков снова ревут. Крики крутов угасают вдали.)

Железные скакуны взревели и рванули вперёд, их скорость умножилась яростными ветрами Чогориса. Белые Шрамы улюлюкали и смеялись, сердца воинов тянулись в домашние степи. В душах братьев плясала дикость, а в глазах вспыхивал огонёк, подобный молнии.

Ветер нёс их всё быстрее, прочь от засады и чужаков. Деревья мелькали размытыми тенями. Пронзительные вопли коварных птицеподобных тварей сменились злобными, наполненными досадой криками.

Охотничий зов, летевший перед отрядом, больше не вёл воинов вперёд. Карникс остался позади, раздавленный колесами байка. Будет выкован новый.

Павших Белых Шрамов можно заменить, скауты уже возвысились и готовы стать братьями. Будут сложены новые песни. Будут рассказаны новые истории о воинском мастерстве и радости.

Космодесантники мчались с дыханием Алтака, наполняющим их сердца и конечности, подгоняющим в спины. Джунгли проносились мимо, деревья стояли словно часовые во тьме.

Ветер казался Чечегу кислым, напитанным кровью и смрадом ксеносов.

Он был заперт среди деревьев, лишён открытого неба, но всё же пел для них.

Он пел сынам Чогориса.

Акт пятый

(Сцена как в первом акте.)

(Сбивчивое дыхание и мучительный крик.)

Мои сабатоны вминают траву в пропитанную кровью грязь. Глубокий, сбивчивый вдох обжигает горло и наполняет лёгкие. Я знаю, они скоро откажут.

С моих губ срывается крик, он дрожит как заточённая в клетке птица.

Жалобно-насмешливый крик вороны отражается эхом меж высоких гор и разносится по степям в Пустых землях.

Мы рассказываем множество историй о вороне, сидя у угасающих костров Алтака.

Одна из них стоит особняком и не приносит мне утешения.

Ворона — это воровка небес.

Она крадёт души почитаемых мёртвых. Она их переделывает, превращает в тёмные орудия по воле своих скрытых хозяев. Она — порождение теней и мрака.

Усилием воли я контролирую свои движения. Тяжесть давит мне на грудь, а в ушах стучат барабаны. Они всё ещё звучат как победа.

Я открываю глаза. Ворон удерживает меня. Я дёргаюсь назад и сдерживаю порыв плюнуть ему в лицо. Вместо этого я улыбаюсь, и эта улыбка проникает прямо в его душу.

Талоу. Почему ты улыбаешься?

Мой ответ невнятен и наполнен болью, которой я не чувствую.

Чечег. Я улыбаюсь, потому что я сын Великого Хана. Я улыбаюсь, потому что мы победили. Я улыбаюсь, потому что я свободен. Ни одна клетка больше не держит меня в плену.

У него быстрое, неглубокое дыхание. Впервые я замечаю кровь на его доспехе. Ворон даёт ответ на вопрос, застывший в моих глазах.

Талоу. «Подарок» от одного из инопланетных наёмников, состояние ухудшилось во время битвы за улей.

Он качает головой.

Талоу (продолжая). Апотекарий?

Он говорит это по воксу. Его внимание направлено на нечто иное, не на меня. Ему отвечает новый, незнакомый голос.

Астандер. Выдвигаюсь, сержант. Не давайте умереть Белому Шраму.

Талоу. Принято.

Я цепляюсь за его ворот.

Чечег. Скрытые…

В его чёрных глазах рождается вопрос, сменяющийся пониманием. Он кивает.

Талоу. Инквизиция.

Чечег. Они манипулировали и помыкали тобой. В своих руках они держат контроль над этой военной кампанией.

Язык заплетается всё сильнее, а в конечностях ощущается покалывание.

Проходит эффект химических препаратов, текущих в моих венах. Мой организм отказывает. Я вижу отрицание в его глазах.

Чечег (продолжая). Я слышал её.

(Раздаётся смех.)

Он смеётся, из его груди поднимается низкий рокот. Ворон пожимает плечами.

Талоу. Мы все служим Империуму. Они зовут — мы вылетаем. Инквизитор настаивала на объединении усилий. Кодекс и наша собственная тактическая доктрина этому не противоречат. Почему вы не подождали?

Я тотчас отвечаю.

Чечег. Чтобы преподать урок.

Этот Ворон, Талоу, всё ещё стоит надо мной.

Я не вижу триумфа в его позе и тем более в глазах. Я осознаю, что вообразил это, ослеплённый предрассудками. Я смеюсь. Никакой иной жест мне недоступен. Я был слеп, скован ловушкой восприятия.

Веки тяжелеют. Взор застилает тьма. Голос Талоу, наполненный тревогой, звучит вдалеке.

Талоу (продолжая). Какой урок?

Чечег. Нас не удержать в клетке.

В момент, когда я шепчу эти слова, небеса вытягивают мою душу.

Я закрываю глаза.

Акт шестой

(Сцена как во втором акте.)

(Байки снижают скорость и останавливаются, двигатели работают вхолостую.)

Скрывавшиеся на равнине скауты поднялись в полный рост. Они сбросили камуфляж, словно линяющие ястребы.

Братство ревело моторами вокруг них, колёса их железных скакунов вздымали ветер и пыль. Твердо стоя на земле и сохраняя бесстрастные лица, скауты стойко держались, встретив космодесантников.

Ни один из Белых Шрамов не спешился.

Сульджук не сводил глаз с облака пыли на горизонте, даже когда он обращался к Унэгену — предводителю скаутов. Он наклонил голову, локоны белых волос трепетали, костяные амулеты дребезжали на ветру.

Сульджук. Джунгли не были зачищены.

Унэген молча стоял с суровым, измученным лицом.

Сульджук (продолжая). Сколько их?

Хан кивнул в сторону облака.

Унэген. Тридцать хамар на машинах. С ними движутся четыре шагателя. Остальной эскорт они потеряли.

Боескафандры. Неприятно, но ожидаемо. Услышав это, Сульджук подъехал ближе.

Хан снял украшенный гребнем шлем. На его лице держалась улыбка, когда он достал саблю и указал на восходящее солнце.

Сульджук. Мы едем.

Акт седьмой

(Сцена как во втором акте, но присутствует шум летающих аппаратов.)

Тау выстроились в каре.

Они остановились под кругом горящих огней. Из центра строя ввысь взметнулись сигнальные ракеты, призывая флот наверху. Зловонным облаком от них исходила паника. Их транспорты стояли между рядов воинов.

Машины тау походили на рыб, с расширяющейся носовой частью.

Они парили в метре над землёй, наполняя воздух тревожным и навязчивым гулом.

Железные люди говорили, что хамар предпочитают равнинные миры — вероятно, они эволюционировали на одном из таких. Они знали равнины, но не повелевали ими.

В отличие от Белых Шрамов.

Почерневшая трава мелькала под несущимися железными конями. В пейзаже не было ни малейшего разнообразия с тех самых пор, как позади остались кошмарные джунгли. Плоско и пусто. Идеально.

Здесь мысли человека устремлялись вдаль, нескончаемо и неукротимо. Их наполняла радость, изгоняя печаль. Братья снова выстроились плотным строем, находя утешение в близком присутствии друг друга.

Ксеносы держались на ногах, хотя многих ранило. Их боескафандры искрили, скрежетали и лязгали. Точность и плавность работы исчезли, из повреждений на броне вырывался дым.

Сульджук. Хамар заплатили за осквернение этого мира. Они заплатили за своё бегство.

Чечег. Похоже, им надоело бежать. Добыча развернулась, чтобы встретить охотника.

Тау напоминали первобытных существ, только открывших для себя чёрный порох.

Йеке (смеясь). Они думают, что смогут выдержать нашу атаку!

Сдержать натиск кавалерии. Это было разумное тактическое решение, которое приносило успех армиям древнего Чогориса в сражениях против конницы и мародёров. Но тау столкнулись с братством. Они противостояли Белым Шрамам, свирепым сынам Джагатай-хана. Их настигла буря. Их настигла смерть.

Белые Шрамы смеялись в лицо их дерзости.

Сульджук. Смерть едет с нами!

Чечег. За Великого Хана!

Всё братство, все кто остался в живых, выкрикнули последнюю часть, швыряя свои слова и смех навстречу ждущим хамар.

Белые Шрамы. За Императора! За Хана ханов!

(Ревут байки и стреляют болтеры.)

Железные скакуны взревели, и болтеры открыли огонь. В рядах ксеносов начали появляться бреши, когда точные попадания масс-реактивных болтов находили свои цели. Нападающие рассредоточились, выстроившись широким фронтом и вынуждая хамар растянуть построение.

Всё это время они стреляли. Всё это время они убивали. Всё это время они смеялись.

Белые Шрамы сблизились, затем рассеялись в стороны. Они вырывались из построения, уходя прочь друг от друга.

(Тау открывают огонь.)

Хамар не стали ждать, пока космодесантники подойдут на дистанцию рукопашного боя. Вспышки синего пламени вырвались с ближайшей стороны каре. Столбы земли взметнулись в небо, когда самый крупный боескафандр обрушил снаряды на несущихся Белых Шрамов. Благородный Бурилги исчез, испарённый огнём.

Юный Сал’дин стал следующим, винтовка хамар снесла ему голову.

Йеке. Брат!

Чечег промчался мимо, шепча молитвы небесам, Великому Хану и Императору.

Сульджук. Быстрее, Чечег! Мы должны ехать быстрее! Призови бурю.

Он взмолился о большей скорости, и небеса ответили. Сульджук вырвался вперёд братства. Закреплённый на байке болтер извергал смерть. Ему вторил болт-пистолет в руке.

Братство перестроилось, сформировав клин.

Всадники бросились в атаку.

Акт восьмой

(Сцена как в первом акте.)

В моё поле зрения попал ещё один Ворон.

Его лицо бледное и измождённое. В чёрных глазах таится печаль. Он пытается улыбнуться.

Я приветствую его нерешительным поднятием руки. На Алтаке это означает приглашение к костру.

Здесь, на равнинах Волториса, я не знаю его смысла, но всё равно его делаю.

Неловкая улыбка на бледном лице Ворона обнажает белые зубы.

Чечег. Слышны ли тебе барабаны?

Я нарушаю правила вежливости. Я не называю апотекария по имени. Я не произношу его титула. Он слишком невежественен, чтобы заметить это упущение. Ворон в задумчивости наклоняет голову, но не отвечает на вопрос.

Астандер. Что случилось?

Его голос — гортанный рык, наполненный наречиями племён его мира. Я смеюсь — быстро, резко, с надрывным хриплым кашлем.

Чечег. Мы победили. Твой брат спрашивал меня о том же. И я дал ему тот же ответ. Мы победили. Мы преподали урок хамар и Скрытым.

Акт девятый

(Сцена: идёт бой, байки ревут, оружие стреляет, вокруг разбиваются гигантские механические шагатели.)

(Стреляет оружие тау, байк издает нехарактерный вой.)

За пятьсот метров от строя тау пало ещё пятеро из братства, скошенные огнём ксеносов. Из железного коня Чечега валил дым. Из его горла вырвался сдавленный стон.

Грозовой пророк видел суть хамар. Они были решительными, дисциплинированными созданиями, низкими и коренастыми, находившими уверенность в присутствии своих машин.

Чечег призвал бурю.

И она откликнулась.

(Тишина, затем внезапный удар грома, постепенно затихающий по ходу повествования.)

(Начинается дождь, он идёт в течении всего акта.)

Солнечные блики танцевали в золотистых глазах Чечега. Он убрал болтер в кобуру и коленями направил железного скакуна. Обнажил гуань-дао. Кровь текла из вновь раскрывшейся раны в горле.

Пророкотал гром. Рассвет померк, когда тучи закружили и закипели в небесах над головой.

(Бьёт молния.)

Гремели барабаны. Молния сорвалась с кончика гуань-дао и ударила в одну из машин тау. Та взорвалась, обломки разлетелись, впиваясь в тела ближайших ксеносов, калеча и убивая. Брызги чужацкой крови окропили поле битвы. В строю врагов разверзлась брешь.

(Смех.)

Братство устремилось к ней, с их уст срывался смех.

Они нырнули в разрыв со скоростью и мастерством атакующего хищника.

Охота завершена. Осталось нанести смертельный удар.

Гуань-дао Чечега разрубил винтовку тау и её владельца. Ксенос с хрипом умер. Братство ворвалось в ряды врага, они рубили и смеялись, убивали и умирали. Пал ещё один брат, сокрушённый шквальным огнём.

Затем ещё один. И ещё.

Разведчики вносили свой вклад в битву, атакуя издалека.

Снайперский огонь убивал хамар так же верно, как и болтерный. В поле зрения Чечега появился Унэген, следом шли разведчики с поднятыми ножами. Когда скауты настигли хамар, их ножи засверкали с быстротой молнии, поражая противников, отвлечённых на мчащееся братство.

Разведчики тоже погибали. Им не хватало защиты, которую обеспечивала броня истинного брата. Вражеский огонь разрывал плоть, оставляя за собой обожжённые дыры. Каждая жизнь, каждый отнятый воин ослаблял братство. Но ни одна охота не обходится без шрамов.

Братство таяло, пожираемое огнём хамар, вырванное из объятий жизни и разбросанное на траве изломанными телами.

Сила дальнобойных атак ксеносов была жестокой и смертоносной. Братья умирали в движении, так и не добравшись до рядов ксеносов. Но теперь они дотянулись. Теперь они убивали болтером и клинком.

Сульджук ехал в центре с развевающейся за плечами накидкой. Казалось, само солнце сияло на его челе.

Свет блеснул на сабле, которую он сжимал в руке.

С небес обрушились ракеты, выпущенные с плеч боескафандра.

Огонь поглотил железного скакуна, и хан пал.

Он поднялся секунду спустя. Сорванный с головы шлем разбило силой вражеской атаки.

Огонь пожирал вплетённые в волосы перья, оставляя за собой едкий запах. Лицо хана являло собой окровавленную маску, в которую, словно гвозди в доску, вонзились железные осколки.

Сульджук-хан улыбался. Он улыбался сквозь кровь и боль, которая, несомненно, терзала его трансчеловеческий организм. Хан начал смеяться. Сабля ожила, и от неё разлился свет.

Чечег. Сульджук!

Чечег пытался добраться до Сульджука. Его железный скакун тоже пал, поверженный градом выстрелов тау.

Чечег (продолжая). Клятва хана!

Чечег спрыгнул с умирающей машины и побежал. Он оказался слишком далеко от брата и слишком медленным. Его белоснежную броню испещрили раны, из отверстий сочились кровь и дым. Но грозовой пророк не обращал на них внимания.

Самый крупный из чужацких боескафандров развернулся к ним кабиной, свет отражался от линз, служивших ему глазами. Тяжеловесная машина, впервые замеченная на полях сражений Агреллана. Между трещинами и сочленениям брони проскакивали искры.

Из оружейных установок струился дым. Скафандр осел на землю.

(Шипение гидравлики.)

Сульджук. За Хана!

Белые Шрамы. За Хана!

С губ Сульджука сорвался древний боевой клич, подхваченный всеми оставшимися братьями.

Шагатель попытался встать между братством и оставшимися хамар. Он не колеблясь пожертвовал бы собой, чтобы его командир и товарищи выжили. Внутри машины что-то треснуло. Раздался звук, похожий на раскат грома, словно рухнул целый мир, и боескафандр перестал существовать.

(Мощный взрыв.)

Мир вспыхнул белым. Оглушительный взрыв поглотил всё вокруг. Он украл мысль. Он украл восприятие Чечега.

Выл ветер, горячий и влажный, пропитанный запахом горелого металла. Чечег моргнул.

Он ослеп. Звук исчез, унесённый взрывом. Боль пронзила бок Чечега, горячая и ослепительно белая, как тот свет, что лишил его зрения.

Его руки нащупали рану и нашли осколок чужеродного металла, пробившего фибросвязки вокруг пояса.

От боескафандра ничего не осталось.

На несколько метров вокруг землю усеивали мёртвые тела — тау и Белых Шрамов. Хан лежал искалеченным — ноги и правая рука отсутствовали. Нагрудник, защищавший его спереди, сожгло дотла. Сульджук превратился в блестящий комок плоти, полностью разрушенный, но каким-то образом всё ещё живой.

С ужасом Чечег ощутил, как сознание хана цепляется за жизнь, отказываясь покинуть тело, пока охота не будет доведена до конца.

Чечег. Сульджук… Мой хан…

Сульджук. Вур… ха…

То была клятва мести племён Пустых земель. То был призыв и конец всякому милосердию. Хан произнёс эти слова.

Чечег. Вур ха!

Оставшиеся Белые Шрамы подхватили клятву, позволив ей гореть глубоко в сердцах. Вспыхнул гнев, яростный и обжигающий.

Белые Шрамы. Вур ха!

Трансчеловеческие инстинкты определяли их реакцию. Братья сделали то, ради чего были созданы, ради чего были рождены. Они бросились в атаку.

(Тау ведут огонь, слышны звуки цепных мечей и болтеров.)

Тау кричали на своём странном языке.

Белых Шрамов охватило безумие. Их хан пал. Их братья пали. Охота — вот всё, что осталось.

Цепные мечи и болтеры рычали, воплощая их гнев. Боевые кличи, древние слова чогорийских степей, слетали с губ охотников, что смеялись и улыбались, убивая врагов. Они снова стали гордыми и свободными.

(Взрывы гранат.)

Крак-гранаты обездвижили и уничтожили оставшиеся машины тау. Чечег бросился вперёд с именем хана на устах.

Чечег. За Сульджука!

(Выстрелы энергетического и снайперского оружия.)

Против него выступили три боескафандра. Когда они открыли огонь, из оружейных установок вырвался синий свет. Выстрелы скаутов прикрывали Чечега, и один из шагателей содрогнулся, когда перебило силовые кабели.

(Гром и молния сливаются с оружейным огнём.)

Второй шагнул вперёд. Чечег призвал бурю. Мороз сковал текущую из ран кровь. Из ладони вырвался электрический разряд, преодолевший считанные метры до вражеского боескафандра.

Шагатель остановился, задрожал и рухнул, извергая дым. Выстрелил последний из трёх. Заряд пробил дыру в теле Чечега, и грозовой пророк едва не споткнулся. Получив рану, Чечег осознал, что она смертельна. Ему не пережить эту битву, но смерти придётся подождать.

Инерция и кровавая воля гнали его вперёд.

Чечег стремительно взбежал по дымящемуся шагателю и прыгнул. Ветра подхватили его, взметнув в воздух вместе с выставленным вперёд гуань-дао. В глазах горел грозовой свет, кристаллы замёрзшей крови осыпались за спиной. Его остриё вонзилось в грудь машины хамар, та содрогнулась и повалилась вперёд. На гладком корпусе погасли огни. Стихли инопланетные звуки.

Чечег призвал бурю в последний раз. Молнии извивались вокруг его перчатки, которую он вонзил в щель пробитой кабины, и сорвал люк с петель. Пилот ещё дышал, захлёбываясь собственной кровью.

Чечег потянулся внутрь и вытащил вяло отбивающегося ксеноса из колыбели.

Он поднял пилота над головой и сжал кулак; сервомускулы взвыли, сокрушая тау шею.

(Ломается кость.)

Командир хамар, легендарная Тень Солнца, умерла, убитая праведной рукой братства. Цена оказалась велика, но они победили.

Чечег (шёпотом). Охота завершена.

Грозовой пророк упал на колени и погрузился во тьму.

Акт десятый

(Сцена как в первом акте, барабаны хаотично грохочут, сбиваясь с ритма.)

Мы оба игнорируем алые брызги, пятнающие мою броню и сверкающие на белизне его доспехов. Барабаны всё ещё грохочут в ушах.

Теперь они сбиваются с ритма, нарушают гармонию и темп. Мне сложно фокусироваться на лице, поэтому я скольжу по небесам его разума.

Там прежде всего царит долг, но есть и другие мысли. Я нахожу там тревогу — что кажется мне любопытным — но есть и злорадство. Что-то в его сознании обрело подтверждение.

Есть и образы. Вот стоит женщина, сложив руки в перчатках; её тёмные глаза сияют. Я думаю, она одна из Скрытых. Вот поле битвы. Мёртвые тау усеяли землю, но местами возвышаются белые холмы, словно ледяные торосы, изломанные и изорванные.

Мои братья. Есть и другие, те, что уже гниют в джунглях. Вороны их ещё не нашли. Я тянусь вперёд, хочу вложить в его разум это воспоминание, заставить Ворона увидеть. Он это игнорирует, и видения сменяют друг друга.

Йеке. Из всех братьев именно его я надеялся увидеть живым. Я не видел его смерти. Я не был свидетелем.

Возможно, он выжил. А может быть лежит, павший, засыпанный и забытый под грудой мёртвых ксеносов, всё ещё улыбаясь своей несносной улыбкой.

Вот хан, увиденный глазами Ворона, в чьём образе проступают отголоски варварства. Его некогда благородный лик украл огонь, изуродовала смерть. Осколки металла усеяли останки лица, а глаза остекленели. Мне хочется плакать, но на это больше нет сил.

В то же время тело содрогается от глубоких судорожных вдохов. Каждый выдох жжёт грудь огнём. Теперь приходит боль, которую так долго сдерживал мой изломанный доспех. Это… ужасает. Моё единственное утешение в том, что мы здесь победили и что я скоро умру. Химические препараты покидают усиленное тело, отступая перед столь глубокой травмой.

Повинуясь сигналам пылающих нервов, мускулы сводит судорогой. Хрустит колено. Мои пальцы барабанят по грязи, они настойчиво стучат, зовут, извиваются и чертят знаки. Я не могу открыть рот. Не могу говорить. В шее натянуты все жилы.

Талоу возвращается и держит меня, не давая причинить себе ещё больший вред. Апотекарий вне моего поля зрения. Что-то щёлкает в шее, и агония теряет свою остроту.

Мои мысли расплетаются, пульсируя в такт боли. Трудно ухватиться за разум Ворона. Зрение сужается в туннель, и я вновь вижу смерть хана. Отталкиваю образы прочь.

«Сосредоточься на апотекарии. Узри то, что видит он», — твержу я себе и цепляюсь за эти мысли. Это отвлекает от боли.

Талоу смотрит на брата. Между ними что-то проскальзывает, некая безмолвная беседа двух Воронов. Сержант выглядит мрачно.

Бледное, осунувшееся лицо, чёрные глаза без радужной оболочки. Странно видеть столь сильно отмеченного человека.

Сержант встречается со мной глазами.

У него улыбка призрака, она натягивает пересекающий бороду шрам. Присутствие Ворона меня отвлекает. Я больше не вижу глазами апотекария. Он говорит, губы формируют слова, которых я не слышу. Кажется, что я почти могу прочесть их в эфире, но язык мне незнаком. Он гортанный и грубый, язык повстанцев и бывших рабов.

Я пытаюсь отогнать Воронов. Моя рука падает от слабости.

Чечег. Оставьте меня. Дайте умереть. Пусть моя душа воссоединится с примархом.

Они не уходят. Я концентрируюсь на апотекарии и замечаю ещё кое-что.

Акт одиннадцатый

(Сцена: затишье после битвы.)

(Стучат барабаны как в первой сцене.)

Спустя несколько часов Чечег очнулся под лучами утреннего солнца. Пар и дым сплетались в небе, поднимаясь от тел и машин. Он смотрел ввысь и находил утешение в том, что звёзды больше не танцевали. Битва за небеса окончена. Битва за Волторис завершилась, её завершила охота. Чечег пополз; его искалеченное тело истекало кровью и не подлежало исцелению.

Он слышал, как в воздухе гремели барабаны победы.

Его улыбка оставалась широкой и искренней, растягивая крупные черты лица.

Каждый метр, каждое усилие сопровождалось стоном и помутнением зрения. Он остановился.

Чечег. Брат. Мой хан.

Слова давались с трудом, искажённые болью и химическими препаратами, поддерживающими жизнедеятельность тела.

Никто не ответил. Впрочем, он этого и не ждал.

Искалеченная оболочка Сульджука, хана Белых Шрамов и победителя тысячи битв, истекала кровью в траве. Тело дёргалось, из искажённой улыбки на обожжённом лице с трудом вырывались рваные вздохи. В других орденах его могли бы спасти, даровав хану существование пребывать между жизнью и смертью через погребение в корпус дредноута.

Белые Шрамы презирали подобную судьбу.

В этом они видели худшее из возможных пленений. Своим героям они позволяли умереть, а не прозябать в таком существовании не-жизни. Чечег не стал касаться разума хана. Из уважения и желания остаться в стороне от той агонии, что наверняка терзала его брата, Чечег не стал вторгаться в небеса, куда так стремилась душа Сульджука.

Чечег. Мы победили, мой хан. Тень Солнца мертва. Охота окончена.

Эти слова скорее предназначались для самого Чечега, чем для Сульджука. Хан уже ничего не слышал. Жизнь покидала его.

Его душа рвалась в небеса, а боль держала прикованным к бренной оболочке.

Ему необходим брат, который проводит его к Великому Хану. Чечег потянулся к Сульджуку, в золотых глазах сквозила мольба о прощении.

(Хруст кости.)

С тошнотворным треском сломанной кости дух Сульджука воспарил к упокоению. Барабаны стали слышны ближе и тише, более триумфально.

Чечег откинулся назад. Он начал спокойно говорить в вокс, зная, что его слышат.

Чечег. Меня зовут Чечег…

Акт двенадцатый

(Сцена как в десятом акте.)

Последний образ проплывает перед глазами, и, узнав себя, я улыбаюсь. Красное стекает по моим посиневшим губам. Шрам, что украшает лицо — мертвенно-бледный, искажённый болью. Тело искалечено. Я вижу себя глазами Ворона: мёртвый обломок, увешанный амулетами и перьями.

В моих глазах сверкает грозовой свет. На губах держится улыбка, но не та теплая, какой она была всегда, а застывший оскал.

Я так же слышу его ушами. Слышу барабаны. Разум Ворона наделяет их смыслом. Ему знакомы барабаны. Это ритм моих сердец, слабый и далёкий, но уловленный нашим общим острым слухом.

Выходя из разума, я краду его имя.

Чечег. Астандер.

С хрипом произношу это слово. Мне не нравится слабость моего голоса.

Чечег. Мы победили.

Ворон моргает и опускается на колени. Он не спрашивает, откуда мне известно имя. Я уважаю его за это. Он качает головой.

Астандер. На кого вы охотились?

Чечег. На Тень Солнца. Мы охотились на ту, кого хамар зовут Тень Солнца.

На его лице появляется горькое выражение.

Астандер. Ваша охота провалилась.

Барабаны — мои сердца, внезапно замирают.

Чечег. Нет. Мы. Я…

Слова рвутся наружу, путаясь друг с другом.

Астандер. Вы потерпели неудачу.

Чечег. Я убил её.

Талоу. Тень Солнца…

Губы Талоу кривятся от этого имени.

Талоу. …покинула этот мир вскоре после полного разгрома ксеносов. Вы никогда на неё не охотились.

В его словах нет злобы. Гвардеец Ворона просто излагает факты, произнося слова без осуждения. Голос печален, но он не пытается утешить. Его не требуется.

Астандер. Мне жаль.

Талоу. Мне жаль.

Воронам жаль. А мне хочется рассмеяться.

(Слышен механический треск.)

Устройство на наруче Астандера звякнуло, затем с тихим щелчком выдвинулось вперед. Я встречаю чёрный взгляд своими золотыми глазами. Моя улыбка угасает.

Чечег. Огонь. Сожгите нас. Тела братьев надо предать огню.

Он кивает, затем говорит в вокс, общаясь с голосами, что бормочут ему и заключают в клетку. Устройство, символ его предназначения, щёлкает и лязгает, готовясь исполнить свою функцию. Геносемя уцелеет. Единственное утешение в этой неудачной охоте.

(Барабанная дробь усиливается и ускоряется, затем останавливается.)

Удары барабанов ускоряются, набирают силу, но только лишь на мгновение. Один из них замирает. Меня окутывает боль, но вместе с ней приходит и покой.

Я не знаю, произношу ли последние слова вслух, но понимание всё же вспыхивает в глазах Ворона.

Меня зовут Чечег.