Сыны Селенара / Sons of the Selenar (новелла)
 | Перевод в процессе: 3/12 Перевод произведения не окончен. В данный момент переведены 3 части из 12. |
 | |
| Автор | Грэм Макнилл / Graham McNeill |
| Переводчик | Ulf Voss |
| Издательство | Black Library |
| Серия книг | Ересь Гора / Horus Heresy |
| Предыдущая книга | The First Wall |
| Следующая книга | Saturnine |
| Год издания | 2020 |
| Подписаться на обновления | Telegram-канал |
| Обсудить | Telegram-чат |
| Экспортировать | EPUB, FB2, MOBI |
| Поддержать проект
| |
Содержание
Действующие лица
«Сизифей»
Ульрах Брантан, капитан, 65-я клановая рота Железных Рук
Кадм Тиро, исполняющий обязанности капитана «Сизифея»
Фратер Таматика, Железнорожденный, ветеран Авернии
Игнаций Нумен, боевой брат
Сабик Велунд, железный отец
Гаруда, орел-конструкт Ульраха Брантана
Никона Шарроукин, 66-я рота Гвардии Ворона
Атеш Тарса, апотекарий, 24-я рота Саламандр
Селенар
Гелиоса-54, Верховная матриарх Селенарских культов Луны
Та’лаб Вита-37, геноведьма Селенара
Сыны Гора
Трастевере, юстаэринец, капитан Стражи Ока
Ворнак, юстаэринец-терминатор
Ургав, юстаэринец-терминатор
– Я знаю, нет милей для глаз картины, чем край родной…
– Омер, Слепой бард Ионии
– Лидер, в конечном счете, ответственен за все.
– примарх Гиллиман
– Лоялист, изменник…? Различие не важно. Все они – сыны Селенара.
– Та’лаб Вита-37
Пролог
– Не клянись луной, ведь она меняется постоянно
Поверхность Терры пылала.
Ее атмосфера светилась огнями Единства.
Под токсичными небесами бушевали грозы мировой войны, напоминая собранные в кучу угли.
Они омывали поверхность Луны красным светом.
Война разрывала колыбель человечества, сколько себя помнил Селенар. Конфликты росли в масштабах с каждой прошедшей эпохой и каждой неконтролируемой эволюцией технологий.
– Война переделывает этот мир по своему образу, – сказала Гелиоса-54. Красноватый свет объединения Терры отражался от литой поверхности ее хромированной маски.
– Так было всегда, почтенная матриарх, – прошипела Та’лаб Вита-37. Ее многорукая форма наклонилась над инфосветом командного пульта. – Уничтожение заложено в природе муж…людей.
Матриарх Селенара повернулась к своей самой доверенной генодеве, обратив внимание на оговорку.
– Возможно, и так, – согласилась Гелиоса-54, – но мы тоже ветвь этого общего корня. Да, мы извлекаем суть из уникальных генетических линий в поисках безупречных аспектов наших видов, но проследи достаточно далеко по нитям истории, и окажется, что мы не сильно отличаемся.
Она почувствовала желание Та’лаб Виты-37 оспорить это утверждение. Ее натура, осознанно развитая в качестве инакомыслящей и сомневающейся, боролась с уважением к легендарному архетипу Гелиосы-54.
– Ты не согласна?
– Я бы не осмелилась, почтенная матриарх. Не сейчас.
– Конечно, осмелилась бы, этот архетип ты повторяешь с каждым этапом эволюции. Говори откровенно.
– Хорошо, почтенная матриарх, – ответила Та’лаб Вита-37. Она указала на зловещую картину, разворачивающуюся перед ними. – Трансчеловеческие воины Императора созданы исключительно для кровавых разрушений. Ни на что другое они не годятся. Но мы, представители Селенарских культов, многократно повторяя двойные таинства спирали ДНК, совершаем акты творения. Генетические мастера Императора занимаются только наукой смерти, и для них слишком поздно менять свой подход.
– А наша наука? Разве мы не создаем машины для убийства из стали и плоти?
– Да, но для защиты наших владений, – уступила Та’лаб Вита-37. – Дианические ритуалы приближают нас к истинному потенциалу человечества. В конечном итоге, они уведут нас от жажды разрушения.
– Я надеюсь, что однажды так и случится, – сказала Гелиоса-54. – Но не торопись осуждать наших терранских братьев. В прошлые времена были моменты, когда лучшие ангелы человеческой природы стремились отвратить наш вид от кровавых алтарей войны. Принять Мир.
– Такие моменты случались редко, – отметила Та’лаб Вита-37. – И никогда долго не длились.
Словно подчеркивая ее точку зрения, помещение с изогнутыми стенами в сердце спутника Терры содрогнулось от удара близких взрывов. Из трещин в потолке посыпалась серая пыль. Она заплясала на суспензорных полях, окружавших парящую форму с изогнутым хребтом Гелиосы-54. Фрактальные частицы пыли блестели в актиническом свете, отбрасываемом мягко вращающимися геностанками, встроенными в каменные стены.
Пневмотрубки вдоль шеи Гелиосы-54 пульсировали в такт с ее морозным дыханием, образуя скручивающуюся спираль на ее горле.
– Почему Император стремится уничтожить нас? – спросила Та’лаб Вита-37.
– Император не стремиться уничтожить нас.
Та’лаб Вита-37 вытянула изогнутый, похожий на коготь кончик пальца, зацепив диск ноосферического света из глянцевой черноты командного пульта и подняла его между ними.
Стремительно сужающаяся петля красного света сходилась на их местонахождении – серебристом значке лунного серпа. Ранее безмолвные вокс-каналы захлестнули крики обреченных и умирающих. Безошибочный грохот болтерного огня и визжащие плазменные взрывы создавали оглушительную какофонию бойни.
– Все доступные данные говорят об обратном, – сказала она. – Воины Седьмого и Шестнадцатого Легионов убивают все на своем пути. Наши культы умирают в эти самые мгновения.
Рев нападавших скрипучим гулом скреб по спине. Дикие воинственные вопли людей, рожденных в темноте и выросших на убийствах. Подобные люди не смирятся ни с чем, кроме полного уничтожения любого, кто осмелился пойти против них.
– Император не стремится уничтожить нас, – повторила Гелиоса-54. – Он стремится нас принудить к участию в Его великой работе. Он надеется, не без обоснования, что мы боимся уничтожения больше рабства. Его высокомерие нуждается в нашей науке, наших станках и наших таинствах. Он знает многое, но не знает всего.
– Вот почему вы привели меня сюда? – спросила Та’лаб Вита-37. – И поэтому все еще здесь?
– Да. Если убийцы Императора не найдут меня здесь, они разорвут Луну на части, пока не добьются своего. Они сломают меня, и я буду вынуждена отдать им Магна Матер.
Та’лаб Вита-37 вздрогнула от этой мысли.
– Что вы требуете от меня? – спросила она.
Гелиоса-54 вытянула проворную, иглоподобную руку, чьи кончики пальцев создавали последовательности генов такой ошеломляющей сложности, что, казалось, несомненной их принадлежность какой-нибудь древней богине-созидательнице.
– Покинуть меня, – сказала Гелиоса-54.
– Не понимаю.
Между ними потекли потоки данных. Спирали света несли последовательности генов, маркерные коды и пласты настолько сложной информации, что у Та’лаб Виты-37 перехватило дыхание от концентрации загруженных данных.
– Спустись в Эргодическое хранилище. Разорви соединения с Лунным манифольдом, забери Магна Матер и исчезни. Я не смогу раскрыть то, чего не знаю. Для уничтожения Магна Матер в живых осталось слишком мало верховных жриц, так что ты должна скрыть ее от Императора. Понимаешь?
– Я понимаю, – ответила Та’лаб Вита-37.
Гелиоса-54 увидела, как поникли плечи Та’лаб Виты-37 под бременем ужасного обязательства, которое она на нее возложила.
– А если они, в конце концов, найдут меня?
– Тогда молись, чтобы у того, кто заберет Магна Матер, оказалась более мудрая душа и более возвышенные замыслы, чем у нового повелителя Терры.
Тал’лаб Вита-37 поклонилась, прижав руки к груди.
– Ваше поручение будет исполнено, почтенная матриарх, – сказала она. – Я не подведу вас.
Гелиоса-54 не стала смотреть, как она уходит, уже начав мнемоническое очищение. Она почувствовала грусть, когда ее драгоценные воспоминания сгорали в огнях синаптического стирания. Матриарх любила Та’лаб Виту-37, как дочь, но не могла позволить, чтобы в ее нейронной сети нашелся хоть какой-то след генодевы.
Гелиоса-54 повернулась к пульту управления.
С начала внезапного ошеломительного штурма грубо созданных генетических воинов с Терры прошло едва ли шесть часов.
Каждый фронт на Луне передавал одну и ту же картину поражения.
С тяжелым сердцем из-за страха за будущее Верховная матриарх Луны открыла вокс-канал с широким диапазоном частот.
Она знала, что Император услышит ее.
Она надеялась, что услышат Его воины.
– Отзовите своих волков, – попросила матриарх.
КНИГА 1 / ДЕВА
Она – дикая чаща с сокрытыми в ней храмами и сокровищами
1 Перекроенный капитан / Минимальный экипаж / Забойщик
Как воину лучше всего умереть?
На протяжении многих лет он долго думал об этом. Будучи неофитом, он представлял, что смерть придет к нему в страшной войне против каких-нибудь омерзительных ксеноформ, когда он будет биться бок о бок со своими братьями ради благородной и героической цели. О его последних мгновениях в бою будут с благоговением рассказывать воины будущих поколений.
В последующие тысячелетия уроки, полученные из его кончины, будут изучаться в каждой военной академии и станут обязательными к прочтению молодежью этой новой эпохи.
О том кровавом времени будут написаны целые библиотеки.
Но войне безразличны амбициозные мечты юношей.
Ее уроки кровавы и беспристрастны.
Да, герои куются в горниле битвы, а наследие горстки живет в воспоминаниях выживших. Но на каждого героя, чьи деяния затмевают его смерть, приходятся десятки тысяч забытых и никому не известных воинов.
Их отвага остается незапечатленной.
Их истории никогда не рассказываются.
Никона Шарроукин больше не был неофитом, и с тех пор, как Сабик Велунд вытащил его изувеченное тело с Исствана V, он знал, что умрет в темноте, одинокий и забытый.
Подходящая смерть для воина Гвардии Ворона.
Как воину лучше всего умереть?
Через каких-нибудь пару минут он, возможно, узнает.
На охровой сфере Юпитера, заполнившей обзорный экран «Сизифея» мерцали точки света, напоминая сбои ауспика. Но на самом деле это были пылающие оружейные платформы, сбитые со своих орбитальных якорей и притягиваемые на свою погибель гравитацией огромной планеты. На переднем плане пирохимические молнии и пепельные штормы искажали серый эллипс Ганимеда – это сгорали в ярости бомбардировки предателей огромные гидрохранилища спутника.
Жарко и ярко пылала Солнечная война, неумолимо приближаясь от внешних планет к Терре. Магистр войны затягивал свою петлю, но каждая минута, которую лоялисты удерживали изменников от сияния Тронного мира, была победой.
На высокой орбите Юпитера пылали умирающие корабли – освещенные изнутри остовы из почерневшего металла. За ними бушевали атомные грозы – это рвались подобно далеким сверхновым мегатонны убийственных залпов.
Не такие далекие, как хотелось бы Никоне Шарроукину.
В пустоте мчались рои торпед. Макроснаряды освещали космос ослепительными разрывами. Батареи лазеров мерцали коллимированными линиями актинической яркости.
Что-то взорвалось рядом с вентральной осью. Шарроукин понятия не имел, что это могло быть. Боеголовка торпеды? Детонация корабля? Противокорабельная мина?
Триста шестьдесят семь кораблей агрессивно маневрировали в юпитерианской зоне боевых действий. В основном, эскортные корабли и эсминцы. И, по крайней мере, семьдесят кораблей капитального класса. Шарроукин обладал незначительными навыками по координации пустотных боев или управления звездолетом, но после провальной миссии на Леме Два-Двенадцать и опустошительных потерь экипажа «Сизифея», ему пришлось кое-чему научиться.
Из вопящей статики и волн помех, пульсирующих в гололитическом образе пустотной драки, появился вращающийся силуэт.
Огромный и идущий прямо на них.
Мигнув, появились указатели дистанции и идентификационные метки.
– Прямо по курсу остов крейсера типа «Лунный»! – выкрикнул Шарроукин.
– Вижу, – ответил Сабик Велунд, соединенный со сложными системами управления «Сизифея» с помощью нейровспомогательных устройств, созданных Фратером Таматикой. – Маневрирую.
Велунд говорил сухим тоном, но Шарроукин сражался рядом с воином Железных Рук достаточно давно, чтобы услышать за внешним спокойствием напряжение.
Палуба мостика резко накренилась, когда железный отец бросил «Сизифей» в резкий поворот. Сильно модифицированный ударный крейсер содрогнулся. Его обшивка вспучилась, а усиленные переборки протестующее застонали, когда многокилометровый киль изогнулся.
Резкий маневр изменил гравитацию. Заревели сигналы опасного сближения. Мостик наполнился диссонирующим визгом столкнувшихся пустотных полей. Подключенные кабелями сервиторы, которые поддерживали целостность щитов, забились в конвульсиях, когда электрическая обратная связь сожгла их заживо. Шарроукин поперхнулся от запаха горелого машинного масла и плоти.
Невообразимая громада выпотрошенного корабля типа «Лунный» заполнила обзорный экран. Шарроукин почувствовал, что пригнулся, когда над ними прошла пылающая надстройка. Она была такой огромной, что, казалось, никогда не закончится.
Корабль прошел так близко, что у Никоны возникло ощущение, будто он мог допрыгнуть до его мостика одним могучим прыжком.
– Даже не рядом, – сказал Велунд, завершая поворот и оставляя обреченный корабль за кормой, а затем возвращаясь обратно в битву.
– Этот чертов сигнал тревоги сработал слишком поздно, Шарроукин! – проревел Ульрах Брантан, вновь воскрешенный капитан «Сизифея». Его голос звучал отвратительной смесью разорванных голосовых связок человека и импровизированной аугметики. – Ты должен отслеживать ход битвы.
– Разве я похож на магистра сюрвейеров? – огрызнулся Шарроукин.
– Тогда уйди с поста и найди того, кто сможет читать проклятый ауспик! – сказал Брантан. Его высокая фигура спустилась с командной платформы тяжелой поступью ассиметричных ног.
Тело капитана представляло кошмарный сплав плоти и машины, но оно имело лишь мимолетное сходство с почтенным шасси дредноута, из частей которого его собрали. Скорее Брантан был сейчас существом биомеханического кошмара, созданным Атешом Тарсой в момент безумия и отчаяния. Саламандр поместил древнюю реликвию под названием Железное Сердце на обнаженное тело капитана, отчего та напоминала хромированного паука. Шарроукин едва переносил вид этой пульсирующей мерзости.
Вонь протухшего мяса от тела Брантана и токсичных химикатов, поддерживающих жизнь в его прогнившей плоти напомнила Шарроукину о временах его молодости, когда он находил молочно-белые раздувшиеся тела, плавающие в глубоких соляных водоемах Ликея.
На плече капитана сидел сделанный из тусклой стали и меди кибер-орел. Железные Руки назвали его Гарудой, в честь древнего медузийского мифа, и, как и экипаж «Сизифея», он получил серьезные увечья, но выжил. На Йидрисе его подстрелил мечник Люций, но Таматика и Велунд вернули механическую жизнь орлу.
Станцию сюрвейера наводнили мерцающие ложные сигналы битвы, протекающей на абсурдно близкой дистанции. Велунд обогнул содрогающиеся руины «Славной гончей» – корабля типа «Марс» – пылающей от носа до кормы.
Надстройку «Сизифея» сотрясли глухие металлические звуки. Перепрофилированные ремонтные сервиторы за пультом борьбы за живучесть корабля выпалили потоки бинарной тарабарщины.
– Что это было? – спросил Брантан.
– Не знаю, – ответил Шарроукин. – Бомбардировщики или истребители-самоубийцы, чей корабль-носитель погиб? Может быть дрейфующие обломки, слишком небольшие для обнаружения ауспиком.
– Так не годится, Гвардеец Ворона!
Шарроукин сдержал раздраженный ответ, когда на светящейся поверхности экрана загорелись предупреждения об угрозе.
– С кормы приближается капитальный корабль, – доложил он. – Полагаю, типа «Оберон».
– «Завет истины». Корабль-охотник Семнадцатого Легиона, – резко ответил Велунд. – Но он идет не на нас.
На обзорном экране замигала дюжина рун угрозы.
– Откуда такая уверенность? – рявкнул Брантан.
– Криптос, – сказал Велунд, уводя «Сизифей» от спутного следа более крупного корабля. – Он подключил меня к кодированному воксу «Завета». Его капитан переговаривается с двумя другими кораблями. Они берут в клещи «Гнев Европы».
Шарроукин попытался отсортировать противоречивые данные ауспика и соотнести то, что видел с тем, что говорил Велунд.
– Ты уверен? – спросил он, – по мне так «Завет» маневрирует для залпа с короткой дистанции по нашему двигателю.
– Мне не нравятся корабли у меня на хвосте! – сказал Брантан. Гаруда расправил крылья и сердито заклекотал.
– Он заходит не на нас, – настаивал Велунд.
– Он в идеальной позиции для открытия огня, – сказал Шарроукин.
– Удерживаю курс, – ответил Велунд.
– Трон тебя подери, Сабик Велунд! – выкрикнул Брантан, с грохотом направляясь к железному отцу. На миг Шарроукин подумал, что он собирается вышвырнуть Велунда с поста управления.
Дистанция до цели начала расти.
Шарроукин выдохнул.
– Он удаляется.
– Я же тебе говорил, что «Завет» жаждет прикончить «Гнев Европы».
Обзорный экран залило светом, когда «Завет истины» дал ошеломляющий залп по своей жертве. Два других корабля изменников отрезали путь отступления имперскому космолету, и ему пришлось держаться под этим сильным огнем, сдирающим его щиты.
Торпедные катера и бомбардировочные крылья сблизились с «Гневом Европы», и их залпы волна за волной обрушились на корпус титанического корабля. Вспомогательные двигатели загоняли боеголовки еще глубже в корабль, после чего запалы замедленного действия подрывали их в его жизненно важных участках.
По всей длине корабля прокатилась волна сотрясающих внутренние отсеки взрывов, разрывая его изнутри. Из многочисленных ран «Гнева» вырывались клубы огня, ярко пылая чистым кислородом и химическим огнем крови корабля. У Шарроукина от вида гибели великолепного корабля сердца сжало, словно ледяным кулаком. Подобно последнему представителю вымирающего вида, он боролся до конца, но его судьба была предопределена. Радиационный поток гибнущего «Гнева Европы» искажал показания каждого сенсора, но Шарроукин разглядел яростные каскады высокочастотного атомного пламени, пылающего в глубинах его инжинариума.
Это могло означать только одно.
– Корабль в критическом состоянии, – выкрикнул Шарроукин. – Уводи нас, Велунд.
– Отставить! – приказ Брантан! – Сближайся!
– Что? – закричал Шарроукин. – Нет! Ты убьешь нас всех!
Он сделал полшага к Брантану.
– Оставайся на своем посту! – рявкнул чудовищный капитан Железных Рук.
– Велунд, нет! – выкрикнул Шарроукин. – Сближение с этим кораблем – это самоубийство.
– Возвращайся, – приказал Брантан. – Щиты «Завета истины» опущены. Курс на его мостик. Шарроукин, дай мне расчет данных для стрельбы. Сейчас же!
– Велунд, уводи нас отсюда, – взмолился Гвардеец Ворона. – Ради мести он убьет нас всех.
Брантан развернулся, убийственно быстро для такого гиганта. Силовой кулак, снятый с шасси павшего брата Бомбаста, врезался в грудь Шарроукина.
Воин отлетел назад. Развернувшись в воздухе, он приземлился на согнутые ноги и заскользил по палубе. Мышечная память метнула руку к бедру, где в ножнах покоился его гладий с черным лезвием.
Он поднял голову и увидел, что Гаруда сидит на краю стола ауспика, наклонив голову в бок и рассматривая его немигающими глазами.
Ему показалось или птица покачала головой? Шарроукин выдохнул, когда Гаруда взлетел и вернулся на плечо Брантана. Палуба содрогнулась, когда «Сизифей» выстрелил из носового бомбардировочного орудия с минимальной дистанции. Оборонительные системы ближнего действия «Завета истины» не успели среагировать, и залп, способный равнять с землей города, обрушился на командную палубу с опустошительным эффектом.
Линкор типа «Оберон» был чудовищно мощным кораблем, сильно бронированным и ощетинившимся оружейными системами, но без щитов оказался уязвим. Снаряды «Сизифея» проникли глубоко в ядро командного центра, нанося смертельные раны его мозгу. В космос выбросило шлейфы пламени и растущие облака расплавленной стали.
«Сизифей» пролетел через расширяющиеся клубы перегретого пара и потоки обломков. За ним устремился ураган второпях наведенного лазерного огня и разрывных снарядов из антиторпедных пусковых устройств.
Брантан отвернулся от Шарроукина. Гаруда снова сел на его плечо.
– Разворот на обратный курс, – приказал Брантан. – Я хочу прикончить этого ублюдка.
– Он уже вышел из строя, – возразил Шарроукин.
– Я не хочу, чтобы он вышел из строя, – огрызнулся Брантан. – Я хочу, чтобы он подох.
«Сизифей» содрогнулся, когда Велунд положил корабль в крутой разворот на правый борт. Он наклонил нос, чтобы скрыть их курс в ярко пылающем плазменном следе раненного линкора.
– Таматика! – рявкнул Велунд в вокс. – Мне нужно, чтобы эти реакторы выжали больше.
Вокс затрещал очередью раздраженного бинарного кода, прежде чем Таматика ответил с инжинариума.
– Уверяю тебя, железный отец, я делаю все, что в моих силах, чтобы реакторы не перегрузились и не убили нас всех. И все это с помощью всего горстки сервиторов.
– Сделай, что сможешь, Железнорожденный, – сказал Велунд, отключив вокс. – Никона?
Шарроукин не ответил, он не сводил глаз со спины Ульраха Брантана. Гвардеец Ворона выпустил задержанный в груди в воздух, почувствовав резкую боль в ребрах. Разжал побелевшие от напряжения пальцы на рукояти гладия, осознав, что был на грани от того, чтобы наброситься на товарища-легионера.
Да, безумного товарища-легионера, но чья верность все еще принадлежала Императору.
– Никона, – обратился Велунд спокойным, но властным голосом. – Мне нужны глаза в этом бою. Возвращайся на свой пост, брат.
Шарроукин медленно кивнул и вложил меч в ножны.
Пустота пылала неисчислимыми атомными вспышками-бурями, пульсировала цунами электромагнитных импульсов и отголосками взрывов в артиллерийских погребах «Завета».
Обеспечить ситуационную осведомленность было практически невозможно.
Даже ауспик-специалист или офицер с многолетним опытом вряд ли бы что-то разобрал в этом сенсорном хаосе.
– Разворот, – сухо сообщил Велунд, словно объявляя обычный орбитальный маневр. – Орудийная палуба. Сколько времени до боевой готовности бомбардировочного орудия?
На мостике раздался огорченный голос Атеша Тарсы, апотекария Саламандр.
– Нумен работает над этим, но понадобиться не меньше семи минут, прежде чем орудие будет готово к стрельбе. Каждая часть процесса перезарядки должна проводиться вручную. Велунд прервал связь.
– Тогда бортовые батареи.
Вокс-частоты пронзил диссонирующий вой, и Шарроукин поморщился от муки, которую услышал в этих кошмарных завываниях.
Частично бинарный код, частично демонический кант.
Механикум назвали его чистейшую форму мусорным кодом.
Это был Криптос, вопящий из своей камеры на нижних палубах.
Не предупреждение, а вопль ужаса…
– Держитесь, держитесь, держитесь! – закричал Велунд.
Шарроукин увидел его секунду спустя.
Пустоту прорезал клиновидный нос, направленный под идеальным убийственным углом. Торпеды уже выпущены, а колющие лазеры сдирают последние щиты «Сизифея».
Корабль вопил по воксу, разорвав протоколы безопасности «Сизифея» жутким ударом своего имени.
Забойщик! Забойщик! Забойщик!
Раскаленные добела лучи света прожгли множество палуб ударного крейсера. Из-за относительного движения двух кораблей лазеры впились в усиленную надстройку «Сизифея». Сотни метров обшивки содрало, словно мясо с костей ножом мясника.
Энергия, с которой целые секции мгновенно выбросило в глубокий вакуум, вызвала крен корабля, словно тот был отброшенным назад боксером.
Ауспик вопил о приближающемся залпе.
Мостик залило кроваво-красным светом смертельной раны. Он окрасил Брантана демоническим сиянием.
– Ты нас всех убил, – прошипел Шарроукин.
Затем мир вывернулся наизнанку.
А красный свет сменился белым.
2 Путь открыт / Отголоски прошлого / Возвращение из мертвых
Застывший момент времени.
Растянутый, беззвучный и безмятежный.
Первое о чем подумал Шарроукин: если это смерть, тогда значит все, что старожилы на Ликее говорили ему, еще юному мятежнику, было ложью.
Они говорили о смерти, как о пожирающем тебя пламени.
«Она будет болезненной», – утверждали они.
В рассказах старожилов смерть всегда была болезненной и всегда не простой. Хорошая смерть будет внезапной и, если повезет, ты ее не увидишь.
Но этот момент? Этот бесконечный момент умиротворял.
Тем самым объяснив Шарроукину: это не смерть.
Это было нечто иное.
Холодное и невесомое. Живот Шарроукина вздуло от тошноты, как и при самом худшем переходе из варпа. Его глаза горели, словно в зрачки медленно вгоняли микроскопические иглы.
Гвардеец Ворона ничего не видел, кроме слепящего обжигающего света.
Чувства обретали и теряли связность.
Вопящие голоса, крики ужаса, необузданная радость.
Эти голоса были ему незнакомы, так как принадлежали мужчинам, женщинам и детям, кричащим имена, которые он никогда не слышал.
Тысячи голосов, десятки тысяч.
Он узнал языки Терры, как и диалекты, которые пустили корни за века, что прошли с тех пор, как человечество впервые покинуло свой мир. В них были вплетены слова, которые никогда не должны были звучать: демоническое лязганье бритвенно-острых зубов и отвратительная жажда плоти.
Шарроукин почувствовал во рту привкус металла, а череп разрывался от яростного урагана эмоций, только немногие из которых принадлежали ему.
Страх, вина, надежда на искупление и всепоглощающий ужас. И только железная дисциплина не позволяла им превратиться в неистовую бурю саморазрушения.
Слишком много. Слишком быстро.
Он почувствовал, как распадаются в мозгу синапсы, поток эмоций разрушал их, подобно волне, ломающей опоры моста.
Пустая белизна в глазах рассеялась, и он снова увидел холодную сталь усиленных платформ и клепаные стальные плиты мостика.
«Сизифей» кружился, как лист на ветру. Каждую частицу Шарроукина наполнило жуткое ощущение головокружения. От костного мозга до самой души он ощущал, будто его выворачивают наизнанку, словно каждая грань его сущности оказалась вдруг хрупкой конструкцией.
Ревуны не работали, на мостике было слышно только аварийное шипение статики, напоминавшее жужжание мух, кишащих над трупами павших в бою. На периферии зрения мигал свет, и воин перевернулся на бок, закрыв глаза, когда новый приступ тошноты скрутил желудок. Ощущение было настолько неестественным для его трансчеловеческой физиологии, что он почти не распознал его.
Оно прошло, и Шарроукин схватился за край ближайшего пульта, чтобы выпрямиться. Он чувствовал себя таким слабым, будто только родился. Гвардеец Ворона моргнул, наконец, избавившись от жгучей боли в глазах, и увидел, что остальной экипаж мостика приходит в себя от произошедшего.
– Велунд, что, во имя Медузы, это было? – спросил Брантан. Его механизированное тело сочилось охлаждающими жидкостями и потрескивало чем-то напоминающим варп-свечение. Гаруда лежал на палубе, лапы дергались, а глаза мигали машинным светом.
Сабик не ответил, его глаза были широко открыты, а губы беззвучно двигались, как у сервитора при очистке разума. Пристегнутый к командному трону, Сабик не упал, как остальные, но соединенный с системами «Сизифея», почувствовал все, что перенес корабль.
– Что это было? – повторил Брантан.
Шарроукин хотел проверить своего друга, но знал, что сначала должен разобраться с более важной проблемой, прежде чем перейти к следующей.
Определить приоритеты и действовать.
Станцию сюрвейера затопил сверкающий хаос из помех и искажений, путаницы сигналов, координаты и навигационные маяки не имели ничего общего с данными из района Юпитера.
– Я не знаю, – ответил Шарроукин. – В показаниях ауспика нет никакого смысла.
– Сделай так, чтобы он появился, – приказал Брантан, как будто реальность окружающей обстановки можно было прояснить одной лишь силой воли. – «Забойщик» может быть готов прикончить нас!
Шарроукин покачал головой.
– Нет, – сказал он. – Я не вижу ни одной корабельной сигнатуры или двигательного факела в пустоте. Мы здесь одни.
– И где именно это «здесь»? Мы не можем эффективно сражаться, если не знаем, где находимся.
– Если те несколько координат, которые я установил, верны, то, похоже…
– Похоже что? – спросил Брантан, когда Шарроукин замолчал.
– Что мы совершили варп-прыжок, – завершил мысль Гвардеец Ворона, пытаясь найти смысл в той немногой информации, которую он мог подтвердить. – Все, что я вижу, указывает на то, что мы больше не в юпитерианской боевой сфере. Мы где-то над солнечным диском, на внешних границах трансмарсианского космоса. Приблизительно в трети астрономической единицы от Терры…
– Это невозможно, – резко сказал Брантан. – Варп-прыжок так близко к солнцу разорвал бы нас на части.
– Я не знаю, как еще это объяснить, – сказал Шарроукин. Его слова становились более уверенными, когда новая информация подтвердила его гипотезу.
– Он прав, капитан, – сказал Велунд, глотая слова из-за системного шока. – Я почувствовал огромный скачок в варп-спектрах сразу после попадания «Забойщика». Я не знаю точно, что это было, но это произошло поблизости от Кометы-святилища. Похоже на то, что я ожидал увидеть в момент перехода боевых флотов, только на много порядков больше.
– Варп-разлом? Так глубоко в Солнечной системе? Как? – засыпал вопросами Брантан, и каждый из присутствующих понимал, что мог быть только один творец настолько сильной раны в реальности.
– Гор Луперкаль, – озвучил общую мысль Шарроукин.
– Вот как он собирается действовать, как всегда собирался действовать, – сказал Велунд, не в силах скрыть мимолетное восхищение абсолютной дерзостью исполнения настолько смелого плана. – Сражение вокруг Хтонических и Елисейских врат велось только, чтобы растянуть наши силы по солнечному периметру. Мы полагали, что врата единственный путь, которым Гор мог войти в систему, но если масштаб этих данных даже в общих чертах точен, тогда предатели могли провести сотню флотов через этот разлом. Практически на орбиту Терры…
– Значит, у нас новая цель, – сказал Брантан.
– Новая цель? – переспросил Шарроукин, с трудом сдерживая гнев.
– Мы – покойники в пустоте. Лазеры «Забойщика» почти выпотрошили нас. Все палубы ниже ватерлинии повреждены. Наш двигатель не работает, а один из реакторов излучает радиацию в космос, словно чертова сигнальная ракета.
– Значит, мы найдем, где провести ремонт, – сказал Брантан.
– Где? – спросил Шарроукин. – Вокруг ничего нет.
– Старая промежуточная станция, заброшенная верфь, забытый исследовательский пост, что-нибудь, – сказал Брантан. – Здесь должны быть следы первого исхода с Терры.
– Говорю тебе: ничего нет, – повторил Шарроукин.
Велунд повернулся в своем гравитационном кресле и впился в Гвардейца Ворона пронзительным взглядом.
– Никона, – обратился он, удерживая взгляд Шарроукина. – Если и есть человек, которому я бы доверил найти что-то потерянное в темноте – то это ты. Найди, где нам залатать раны, нанесенные «Сизифею» и мы продолжим сражаться. Что говорят твои братья? «Из темноты мы наносим удар – быстрый и смертельный. И к тому времени, как наши враги среагируют…»
Шарроукин усмехнулся.
… – Останется темнота и ничего более.
Шарроукину понадобилось двадцать пять часов, чтобы обнаружить что-то пригодное для проведения ремонта «Сизифея». Это была безымянная пустая пещера из железа, почти невидимая и стоящая на якоре в пустоте. На ней имелось лишь примитивное стыковочное оборудование и частичная система жизнеобеспечения.
В эпоху боевых кораблей, бороздящих океаны Старой Земли, такие места назывались угольными станциями, портами, которые позволяли флотам великих держав расширять дальность действия и влияние.
Это сооружение было спроектировано с целью позволить первым наблюдательным кораблям оставаться на позиции при дальнем патрулировании внутрисистемных заливов. Так как Старая Земля тысячелетиями была изолирована, а многие из внешних рубежей Солнечной системы находились в руках ксеносов, тонкая линия, защищавшая Терру, пока Император собирался Свои силы, поддерживалась исключительно храбростью пограничных флотов и подобными заправочными станциями.
Поиски безопасной гавани также открыли многое о шокирующем варп-явлении, которое разорвало ткань Солнечной системы. С каждым прошедшим мгновением все больше открывался ужасающий размер армады, проходящей через открывшийся вблизи Терры разлом.
Флоты такой численности не видели с ранних лет Империума, и теперь они переходили в реальное пространство нескончаемым потоком. Блудные сыновья вернулись в породившую их систему с обнаженными клинками и единственной целью – убить своего отца.
Бомбы уже падали на Терру, но «Сизифей» ничем не мог помочь.
Пока Железные Руки и их моноспециализированные сервиторы вели ремонтные работы на «Сизифее», Шарроукин проводил целые дни, блуждая по огромным залам безымянной заправочной станции. Прошли столетия с тех пор, как здесь в последний раз пристыковались корабли, но титанические хранилища все еще смердели застывшим прометием и затвердевшими остатками летучей двигательной плазмы.
Темнота внутри была домом для Шарроукина.
Отсеки «Сизифея» были темным местом, так как трансчеловеческие воины мало нуждались в свете, и на корабле не осталось сервов, которым требовалось освещение. За исключение горстки космодесантников, только сервиторы рыскали по пустым помещениям, и им было безразлична окружающая их обстановка.
Но мрак на станции был абсолютным, в этом месте свет не выживал. Темнота была настолько полной, словно Шарроукин вернулся во времена обучения с повелителями теней, в ходе которого он два года жил без света и зрения. Ужасающая для молодежи, даже для того, кто вырос в темноте Ликея, затем – терпимая, пока, наконец, не становится настолько крепко привязанной к нему, что он становится частью нее.
Шарроукин принял темноту, как напоминание о более простых временах.
Повсюду были напоминания о боевых кораблях, возможно, настолько же изувеченных, которые стыковались здесь на заре Империума.
На стенах были выгравированы имена гордых судов. Имена, которые звучали до нелепости странно для Шарроукина. «Черная шутка», «Божественная губа», «Искусный гладиатор» и «Горькое воссоединение».
Экипажи этих кораблей также оставили здесь свои отметки. Так много имен, выгравированных одно поверх другого, что стали неразборчивыми. Десятки тысяч имен, больше. Шарроукин понял, что это не просто утилитарная реликвия ушедшей эпохи.
Это был мемориал умершим, огромный документ о тех, кто завоевал Солнечную систему.
Никона не был настолько тщеславен, чтобы допускать, будто кто-то оставит подобный мемориал в честь него и миллионов погибших в огне предательства Магистра войны. Нет, он умрет во тьме, забытый и никому не нужный.
Предположив, что армии Императора разобьют предателей, можно сказать, что эту войну Империум захочет предать забвению, так как она будет служить только напоминанием о временах, когда стремления человечества потерпели крах. Только если Терру захватят изменники, ее будут прославлять, как начало новой эры, начало правления Императора Луперкаля.
Гвардеец Ворона остановился и провел пальцами по резьбе, изображающей матроса в громоздком скафандре, вероятно, умирающего от радиации, когда он врезался в металл кончиком сверла, чтобы сохранить свою частицу бессмертия.
Шарроукина отделяли века от этого давно умершего матроса. Но в этот момент, стоя в одиночестве на границе темноты, он ощутил сильную связь сквозь эпохи.
Никона пошел дальше, время от времени останавливаясь, когда видел имя, достаточно разборчивое, чтобы его прочесть. Никто, за исключением Гвардейца Ворона, не прочтет их, но он чувствовал значимость в том, что хоть один человек во всей галактике помнит о существовании этих мужчин и женщин.
Он хотел знать название этого места, чтобы точно отметить его на их пути.
В ухе Шарроукина застрекотал вокс.
– Никона? – обратился безошибочно грубый голос из пепла и дыма, принадлежавший Атешу Тарсе. Апотекарий Легиона Саламандр не давал им умереть долгие годы на переднем краю этой войны, и каждый на борту «Сизифея» был обязан ему своей жизнью.
Но Шарроукин хотел, чтобы Тарса позволил одному из них умереть.
– Где ты? – спросил апотекарий.
– Во тьме. Чего ты хочешь, Атеш?
– Кадм Тиро.
– Что с ним?
– Он очнулся и хочет поговорить с тобой.
Апотекарион «Сизифея» когда-то был таким же местом смерти, как безымянная заправочная станция. После резни на черных песках Исствана V, Ульрах Брантан лежал погребенным во льду. Его тело выглядело жалкой кучей разорванного мяса и костей, которая не распадалась благодаря сухожилиям и силе воле.
Только Железное Сердце сохраняло жизнь капитану, пока он корчился в стазисе. Технологии Темной Эры одновременно пересплетала плоть и кровь, в то время как разум Брантана закалялся в исключительный клинок мести.
И там бы он оставался до самой смерти, если бы не эта проклятая птица.
По причинам, известным только его непостижимому машинному сознанию, Гаруда решил полностью вывести из строя стазисное управление криокамеры Брантана, не оставив Тарсе другого варианта, кроме как прибегнуть к отчаянным мерам ради спасения своего пациента.
– Тебе следовало позволить ему умереть, – сказал Шарроукин апотекарию после возрождения капитана. – Его жажда мести погубит всех нас.
– Если бы я позволил ему умереть, то нарушил бы мою клятву апотекария, – ответил Тарса. – Я бы закончил работу предателей.
Шарроукин хотел оспорить его точку зрения, но эта галактика видела слишком много предательства, чтобы Гвардеец Ворона пожелал космосу еще одной нарушенной клятвы.
Он прошел через герметизированный вестибюль и его туман антисептических дезинфицирующих агентов.
За спиной с шипением закрылся шлюз, и Шарроукин оказался в стерильной обстановке апотекариона. Он нашел Тарсу, склонившимся над вращающейся центрифугой. В стеклянных пробирках бурлили образцы крови, а все пространство заполнял гул медицинской аппаратуры. У воздуха был вкус олова, над головой мигали люмены, шипя из-за плохого соединения с основной сетью корабля.
– Вижу электропитание по-прежнему работает с перебоями, – сказал Шарроукин. Тарса поднял голову, его черно-эбеновое лицо было полной противоположностью бледным чертам Гвардейца Ворона. На грубом лице тускло светились красные глаза, в глубинах которых Шарроукин увидел печаль долгих лет жизни. Саламандр посмотрел на Шарроукина и слабо улыбнулся.
– Никона, – поздоровался он и протянул руку. – С возвращением на свет.
Шарроукин пожал руку товарища.
– Приношу извинения, брат. В последнее время я редко появлялся.
Тарса кивнул.
– Сыны Повелителя Воронов понимают ценность уединения. Я восхищаюсь этой чертой. Некоторых из наших более… буйных братьев-легионеров предпочитают шумные собрания и открытую демонстрацию братских уз, но, как и ты, я нахожу подобные проявления утомительными.
Шарроукин улыбнулся.
– В обоих подходах есть свои достоинства. Я не отшельник, но после Эйрении Септимус мне было нужно немного времени, чтобы прийти в себя. Переоценить свои ощущения.
– Ты не виноват в том, что случилось, – сказал Тарса.
– Я знал! – ответил Шарроукин. – Знал и все равно согласился с планом Медузона.
– Альфарий одурачил нас всех, брат, – сказал Тарса. – И не ты командовал.
– Тебе… следует… прислушаться к нему, – сказал голос из-за хирургической занавески.
Тарса отодвинул ее и поманил Шарроукина.
Кадм Тиро лежал на стальной каталке в окружении пульсирующих механизмов: кровяных насосов, усилителей иммунитета и дюжины контролирующих устройств, подключенных непосредственно к введенным в тело разъемам.
Его раны были страшными, почти смертельными – сломанные кости, неконтролируемое внутреннее кровотечение, масс-реактивная травма и полная гибель множества органов. То, что он все еще дышал, было чудом. Немногие могли сразиться с примархом и выжить.
Тарса использовал все умения апотекария, чтобы сохранить ему жизнь, но бывший капитан «Сизифея» впал в похожее на смерть забытье, из которой никто не ожидал, что он выйдет.
И, тем не менее, это был он – в сознании и ясным взглядом. Глаза Шарроукина пробежались по обвитому синтетиком телу капитана. Раны в его грудине были тампонированы и перевязаны, а пустоты заполняла новая плоть. Костяные сращивания стимулировали их рост, хотя большая часть ребер еще не сформировалась. Окровавленные стальные прутья скрепляли ноги и левую руку, но сейчас их вытягивали пара парящих сервочерепов.
Мучительная боль процедуры отпечаталась на лице Тиро. Как и все Железнорукие он переносил ее стоически. Поступить иначе было слабостью, и восхищение Шарроукина Кадмом Тиро поднялось на новый уровень.
– Вина на том, что произошло на Эйрене Септимус лежит на мне, – сказал Тиро. – Так как командовал – я.
– Я мог бы остановить тебя.
Тиро покачал головой. Движение вызвало заметный приступ боли, от которой он дернулся. В ответ на его движение черепа застрекотали, как рассерженные насекомые.
– Столько времени на корабле Десятого Легиона и все еще не понимаешь нас.
Шарроукин кивнул, соглашаясь с ним.
– Ты выглядишь неплохо для человека, который, по словам Тарсы, умрет, – сказал Шарроукин.
– Нет, я сказал: весьма вероятно, что он умрет, – поправил апотекарий.
– Я выгляжу так, будто подрался с титаном и проиграл, – сказал Тиро. – А чувствую себя и того хуже.
– Ты сражался с примархом, – сказал Шарроукин. – Твое состояние намного лучше, чем я ожидал.
Тиро кивнул и посмотрел вниз, когда очередной стальной прут толщиной с его палец покинул его плоть. Капли крови упали на пол из матовой стали, прежде чем рана закрылась.
– Тарса говорит, мы вернулись в Солнечную систему?
– Да. Что еще он сказал тебе?
– Немногое, за исключением того, что корабль при смерти, и ты нашел место для его ремонта.
– Что-то еще?
– Ульрах Брантан, – сказал Тиро. – Он снова командует, так?
– Да, – подтвердил Гвардеец Ворона.
– И как… как он?
Шарроукин взглянул на Тарсу. Апотекарий явно уклонялся от разговора о безумии Брантана. У Шарроукина было мало времени на дипломатию. Тиро потребует прямого ответа, но как он отреагирует на правду о своем командире?
– Брантан спятил, – сказал Шарроукин.
Ушло девять дней на то, чтобы «Сизифей» снова мог отправиться в космос.
Ремонтный док был титаническим комплексом массивных механизмов с нулевой гравитацией. Чтобы вернуть его в функциональное состояние понадобился объединенный гений Таматики и Велунда. Подъемные краны со скрежетом транспортировали огромные листы многослойной стали на нужные места, где строительные машины сваривали их в ливне синих искр. Подключенные кабелями дроны древнего громоздкого типа ползали по поврежденному корпусу корабля, закрывая пробоины паутиной-герметиком и восстанавливая разорванную обшивку надстройки.
Сервиторы и Железные Руки творили чудеса, чтобы отремонтировать корабль до состояния, пригодного к путешествию в пустоте.
«Сизифей» снова будет летать по космосу, но первый серьезный бой, скорее всего, станет для корабля последним.
Шарроукин нашел Таматику, Нумена и Велунда, спорящими в тени сильно забронированного носа корабля. Он наблюдал за ними с затененной площадки над платформой, подвешенной на бойницах «Сизифея».
– Носовое орудие. Это единственный разумный ответ, – сказал Нумен. Его зычный голос трещал в воксе. – Нам нужно, чтобы наш самый сильный кулак был готов ударить.
– Он определенно ударит сильнее всего, – согласился Таматика. – Но контакты между ударным механизмом и системой управления вооружением на мостике пришли в негодное состояние. Практически невозможно гарантировать попадание, если только мы не подойдем на минимальную дистанцию. Уверяю тебя, Игнаций, для нас будет лучше использовать батареи. В том смысле, что у них больше зона поражения.
– Батареи левого борта разбиты, а конденсаторы правого борта не функционируют, – проворчал Нумен. – Возможно, мы дадим один залп, потом они замолчат. Говорю тебе, носовое орудие – это то, что нам нужно.
Велунд посмотрел вверх и спросил:
– Что ты думаешь, Никона?
Шарроукин прошел по площадке и спрыгнул на железную палубу. Он легко приземлился и активировал магнитные зажимы на сапогах. На самом деле он не старался прятаться, а Сабик знал его достаточно хорошо, что понять, где он притаился.
– Забудьте про орудия, – сказал он. – Они нам больше не нужны. Используйте их энергию для более эффективного применения.
– Типичный Гвардеец Ворона, – сказал Нумен слишком громко. Грубый ветеран почти лишился слуха в битве против Детей Императора и решил терпеть это увечье до конца войны. – Что за боевой корабль идет в битву безоружным?
Шарроукин окинул взглядом корпус ударного крейсера. По всей длине его усеивали пробоины и вмятины. Корабль отчаянно нуждался в покое, он гордо нес свои многочисленные раны, как профессиональный боец, готовящийся к последней схватке, которую не мог выиграть.
«Как и все мы».
– Война «Сизифея» завершена, – сказал Шарроукин. – Один резкий поворот разорвет его пополам.
– Тогда мы заберем с собой столько предательских ублюдков, сколько сможем, – сказал Нумен. – Один последний укол в сердце Магистра войны.
– Так говорит Брантан, – заметил Шарроукин.
– Капитан Брантан, – поправил Нумен. – Ты будешь проявлять к нему уважение, Гвардеец Ворона.
– Я не хотел проявлять неуважение к его званию, – заверил его Шарроукин. – И все вы знаете меня достаточно, чтобы понимать – я не боюсь смерти в бою. Но мы прорывались с боями с Исствана V не для того, чтобы просто выбросить свои жизни в пределах видимости Терры.
– Мы все еще можем сражаться, – сказал Таматика. – Можем наносить урон.
Шарроукин покачал головой.
– В тебе говорит высокомерие, – сказал он. – Вы все видели размеры флота, который прошел через разлом у Кометы-святилища. Даже самый сильный урон, который мы можем нанести, будет обычным плевком на ветер.
– Так что ты предлагаешь? – фыркнул Нумен с нескрываемым презрением. – Спрятаться? Ждать, пока война не решится, а затем выскочить на свет?
Шарроукин проигнорировал колкость.
– Мы годами сражались, как братья, но все кончено. Пришло время вернуться нам к своим Легионам.
– Капитан Брантан никогда этого не позволит, – возразил Велунд.
– Капитан Тиро считает это правильным, – ответил Шарроукин. Его неожиданные слова поразили их, как он и рассчитывал.
– Капитан вышел из комы? – спросил Таматика.
Шарроукин указал на «Сизифея».
– Да, и он командовал этим кораблем дольше Брантана.
Смысл слов Шарроукина был настолько прямым, что трем Железноруким понадобилась целая секунда, чтобы осознать его предложение.
– Ты смеешь предлагать поднять бунт против моего капитана? – разъярился Нумен, положив руку на болтер.
– Брантан – безумец, – ответил Шарроукин. – Ради своего безумия он погубит всех нас. Вы все знаете это.
– Ты заходишь слишком далеко, Шарроукин, – сказал Таматика, встав между воинами. – Ты не из Железноруких, ты не видишь ситуации, как мы.
– Ты прав, Фратер, – сказал Шарроукин. – Точно так же я видел ее иначе, когда Альфарий разгуливал среди нас с лицом Шадрака Медузона. Тогда вам следовало прислушаться ко мне, и вам нужно прислушаться ко мне сейчас. Ульрах Брантан сражается исключительно ради своей мести. Боль сломала его, и он приговорит нас всех в огне своего безумия.
Нумен выхватил болтер, но Велунд увидел кипящую в нем ярость и удержал его руку. Ветеран чуть повернулся к Велунд с яростным недоверием.
– Ты станешь защищать эти слова, Сабик? – спросил он.
– Я думаю, что мы должны, по крайней мере, выслушать его.
– Я услышал достаточно, – отрезал Нумен. – Это бунт.
– Тиро согласен со мной, – сказал Шарроукин. – Как и Тарса. И ты, Сабик.
– Это правда, Велунд? – спросил Таматика.
Таматика был известен своим колким юмором, но Шарроукин услышал напряжение в его тоне, напоминающее натянутый кабель на грани разрыва.
Велунд тоже услышал и поднял взгляд. Шарроукин почувствовал разочарование друга от того, что он загнал его в угол, но какой у него был выбор?
Велунд отпустил руку Нумена и отступил на шаг.
– Да поможет мне Трон, но да, я согласен с Никоной, – сказал он, – хотя это идет вопреки всему, во что меня учили верить. Командная вертикаль должна быть нерушимой, но кузня учит нас, что когда клинок закаляется, он становится твердым и хрупким. Чтобы избавиться от хрупкости, кузнец должен использовать точную температуру, прежде чем позволить металлу постепенно остыть. Душа капитана Брантана вышла из топки его воскрешения, и если мы участвуем в разработке плана действий, который ошибочен, тогда мы точно также ответственны за последствия его провала.
Нумен медленно примагнитил болтер к доспеху и с отвращением покачал головой.
– К этому должно было прийти, – сказал ветеран с неподдельным раскаянием. – Мы стоим перед гибелью Империума и продолжаем искать поводы обратиться друг против друга.
– Я не иду против тебя, брат, – сказал Велунд.
– Ты говоришь об узурпации власти капитана этого корабля! – бросил Нумен. – Воина, назначенного самим Великим Феррусом. Как еще понять твои слова?
Ветеран развернулся и ушел.
Таматика вздохнул.
– Он пойдет прямиком к Брантану.
– Нам всем следует, – сказал Велунд.
Глоссарий
Heliosa-54, High Matriarch of Luna's Selenar cults - Гелиоса-54, Верховная матриарх Селенарских культов Луны
Ta'lab Vita-37, Gene-witch of the Selenar - Та'лаб Вита-37, геноведьма Селенара
Trastevere, captain of the Eye's Watch – Трастевере, капитан Стражи Ока
Vornak – Ворнак
Urgave – Ургав
Dianic rites – Дианические ритуалы
Ergodic Vault – Эргодическое хранилище
Magna Mater – Магна Матер
Lema Two-Twelve – Лема Два-Двенадцать
Glory Hound – Славная гончая
The Covenant of Truth – Завет истины
Europa's Wrath – Гнев Европы
Carnager – Забойщик
Black Joke – Черная шутка
Divine Lip – Божественная губа
Dextrous Gladiator – Искусный гладиатор
Bittersweet Reunion – Горькое воссоединение
