3878
правок
Изменения
Перейти к навигации
Перейти к поиску
м
Вараамис Варамис скривился и покачал головой.
Нет описания правки
|Переводчик =Brenner
|Издательство =Black Library
|Серия книг =Warhammer Horror
|Сборник =[[Анафемы / Anathemas (сборник)|Анафемы / Anathemas]]
|Источник =
– Поджег себя. Наворотил дел. Я видел такое уже множество раз. Мы не ожидали, что он выживет.
Морфран поднялся с такой вальяжностью, что казалось, будто он всплыл с кресла.
– Я взращиваю в нем веру, – ответил доктор Морфран.
Морфран неспешно вошел в комнату и постучал по рунической панели на стене. Шум генератора стих, и Колчев обмяк в своих путах – электричество покинуло его тело. Затем Морфран взялсо взял со стола шприц и всадил его Колчеву в бедро.
Взгляд Колчева прояснился, и он недоуменно осмотрелся по сторонам.
После этого он удалился, захлопнув и заперев дверь за собой.
На мгновение Варамис позабыл о Колчеве, и его наполнила паника. Он был заперт в палате лечебницы Морфрана. Что , если Морфран не вернется? Что , если доктор о нем забудет? Или сочтет, что ему не стоит уходить?
– Варамис? – послышался шепот Колчева.
– Разумеется, старый друг. Я с радостью выслушаю.
– Ты все еще пытаешься меня умаслить, но мне кажется, что когда я закончу, ты поймешь. Помнишь ту ночь в театре Валгааст? Первое исполнение тренодии<ref>Тренодия - печальное музыкальное произведение, песнь-плач. Термин введен композитором Ф.Листом.</ref> Цельтера.
В речах Колчева отсутствовала логика развития, но Варамис был не намерен расстраивать друга снова и потому подыграл:
– В этих местах джентльмену не безопасно, Йоханн. Вам следовало позволить мне сопроводить вас обратно в имение Февос.
– Не безопасно? – горько рассмеялся Колчев. – Нет, не безопасно. – он Он оглядел грязную палату. – Таких мест и нет.
– Так что с вами произошло в ту ночь? Это была ночь пожара? Нет, не может быть. Я услышал о пожаре сразу же, как он случился. Это было несколькими неделями позже тренодии Цельтера.
– Нет, в ту ночь не было пожара. Я все пил и пил, пока едва не ослеп, и ковылял среди развалин и жилых кварталов. Чудо, что меня не убили. Нет, – он снова рассмеялся. – ''Трагедия'', что меня не убили. Прежде, чем я натворил… – он Он сбился и уставился в пол.
– Что случилось? – спросил Варамис. Ему все еще казалось, что Колчев пребывает в иллюзиях, однако история звучала странно захватывающе. В ней слышалась такая убежденность, такой страх.
– Так вы ушли?
– Я пытался, Варамис, но , думаю, моя участь была решена еще до того, как я туда вошел. Подходя к двери, я увидел самый прекрасный инструмент из всех, что мне когда-либо встречались. Шестиструнный дульцимер<ref>Дульцимер — струнный инструмент, родственный цитре. Чаще всего имеет 3-4 струны, гриф поделен на лады. Известен примерно с 1900 года.</ref>, небольшой, резной и целиком выполненный из серебра. Корпус был изогнут, словно змея, и покрыт тонкими филигранными узорами. Мне никогда не доводилось видеть ничего подобного. Он как будто звал меня. Когда я коснулся его, у меня буквально слюнки потекли. Я был словно изголодавшийся человек, которому предложили пир. А потом случилось самое странное. Не обращая никакого внимания на стоявшего у меня за спиной незнакомца, я принялся играть. О, Варамис, если бы ты только слышал музыку, что полилась с тех струн. Несмотря на ступор, в котором я пребывал, мне удалось создать мелодию, более остроумную и глубокую, чем все, чего я достиг прежде.
Я сказал продавцу, что хочу купить этот инструмент, и он назвал какую-то нелепую цену, малую долю настоящей стоимости. Мне захотелось отпрянуть от него. Он играл со мной. Вел игру, которую я не понимал. Он сердечно улыбался, но в его глазах как будто была пустота.
Я закончил произведение и послал одного из моих сервиторов к нему с сообщением. Затем помылся и заставил себя поесть. Я уже утратил всякий интерес к телесным потребностям, однако был настроен предстать перед ним с определенным достоинством, а не потерять сознание от изнеможения, не успев сыграть ни единой ноты.
Цельтер принял мое приглашение , и, три дня спустя, я встретился с ним в огромном вестибюле Февоса. Было очевидно, что его встревожил мой внешний вид. Я сделал все, что мог, чтобы придать себе презентабельную наружность, но был истощен и экзальтирован, словно паломник, который стремится к Вратам Вечности. Кроме того, ему, должно быть, показалось странным отсутствие слуг и вообще каких-либо людей помимо меня. Однако он скрыл свои сомнения и поприветствовал меня, прикрывшись спокойствием и изящными манерами. Он льстил мне, делая вид, будто восхищается моей работой, и впервые эта ложь не причинила мне боли, ведь я знал, что вот-вот продемонстрирую ему, на что в действительности способен. Я смаковал момент, подавая ему вино и собственноручно приготовленные блюда, праздно болтал как ни в чем не бывало. Он пристально глядел на меня, несомненно чувствуя мое возбуждение и пытаясь понять, зачем же его позвали в этот странный дом. Когда я в конце концов упомянул, что хотел бы исполнить ему свое новое произведение, Цельтер не смог полностью скрыть веселье. У него все лишь чуть дрогнули губы, но я знал – он смеется надо мной. И я блаженствовал, наслаждаясь мыслью о том, что он скажет, услышав мою композицию.
Я принес дульцимер из подвала и поставил его в своем концертном зале. Предложил Цельтеру сесть и подошел к сверкающему инструменту. После нескольких часов, проведенных за развлечением гостя, я был слегка навеселе, но это не имело значения. Я репетировал это произведение столько раз и так часто пьяным, что знал – я с легкостью его сыграю. По правде говоря, как и все великие произведения, оно было невероятно простым. Созвучия представлялись настолько очевидными, что казалось, будто это наверняка старинная популярная мелодия, однако я перерыл все записи и убедился в ее новизне.
Пока я играл, музыка настолько поглотила меня, что по окончании мне потребовалась секунда, чтобы вспомнить, что я не один. Отойдя от дульцимера, я успокоил нервы еще одним бокалом вина. Какое-то мгновение мне было страшно взглянуть на Цельтера. Что , если он не впечатлен? Что , если я вообразил собственную гениальность? Что , если вдохновенная простота мелодии – на самом деле инфантильный примитив?
По концертному залу разнеслись медленные аплодисменты. Цельтер встал со своего места и рукоплескал, ошеломленно глядел на меня. «Мой дорогой Йоханн», – произнес он, и несколько секунд не мог выговорить более ничего.
Даже когда он спросил меня, действительно ли я сам написал это произведение, я не ощутил никакой уязвленной гордости, лишь удовольствие от его пораженного лица и слез, что блестели у него в глазах. Я никогда не испытывал подобной радости, Варамис. Ничто прежде не заставляло меня чувствовать себя настолько живым, как наблюдение за Цельтером, пытавшимся понять, как же возможна такая красота. Я пребывал в таком восторге, что даже смог обуздать ревность и панику, когда Цельтер попросил разрешения взглянуть на дульцимер.
Колчев снова забился в оковах, брызжа слюной и рыча, силясь освободиться. Варамису потребовалось несколько секунд, чтобы вновь успокоить его и убедить продолжать.
– Первое преступление я совершил сам, – сказал Колчев, когда вновь обрел способность говорить. – Не стану перекладывать с себя вину. Я был пьян и еле жив от голода, у меня не было человеческого общества уже несколько недель, однако я должен принять содеянное. Пусть даже я и не хотел, чтобы все закончилось так. Я оттолкнул Цельтера и вцепился в дульцимер, стеная и плача, терзаемый ощущением предательства. Мне казалось, будто мы с инструментом связаны, и лишь я один могу творить на нем подобные чудеса. Цельтер устремился ко мне, извиняясь, но я поднялся с дульцимером на вершину лестницы и швырнул его вниз.
К моему ужасу, Цельтер бросился его поймать и упал, полетев по винтовой лестнице.
Варамис посмотрел на покрытое волдырями лицо друга, воображая себе эту сцену: Колчев, убежденный в том, что его безумие порождено дульцимером, сражается с огнем, в котором горят его жертвы. Это было ужасно, в особенности поскольку он начинал верить, что Колчев и впрямь убил этих бедолаг. Навязчивая тяга к совершенству и величию довела его до полного безумия. Это оказалась еще большая трагедия, чем ожидал Варамис. Теперь он подозревал, что вместо одной загубленной жизни мир лишился трех великих умов.
– Ты должен отправиться туда вместо меня, – произнес Колчев. – Мне никогда не покинуть этого места, но ты можешь отправиться в имение и зайти в подвалы. Я могу рассказать тебе, как попасть в потайную комнату. Найди его, Варамис, и уничтожь. Эта вещь – абсолютное зло. Если ты ее не уничтожишь, найдутся и другие глупцы вроде меня, которые пожелают исполнять ее ужасную волю.
Варамис покачал головой.
