3520
правок
Изменения
Перейти к навигации
Перейти к поиску
м
{{В процессе
|Сейчас = 26
|Всего = 28
}}
Нет описания правки
{{Книга
|Обложка =DarkImperiumPlagueWar.jpg
|Переводчик =Хелбрехт
|Издательство =Black Library
|Серия книг =[[Тёмный Империум / Dark Imperium(серия)|Тёмный Империум / Dark Imperium]]
|Предыдущая книга =Тёмный Империум / Dark Imperium
|Следующая книга =[[Тёмный_Империум:_Божья_болезнь_/_Dark_Imperium:_Godblight_(роман)|Тёмный Империум: Божья болезнь / Dark Imperium: Godblight]]
|Год издания =2018
}}
Он медленно выводил буквы, заполняя пустоты в каждой декоративными расцветками. Позже, если написанное выдержит его критический взгляд, он разовьёт эти художественные начинания и украсит рукопись прекрасными иллюстрациями. Сейчас же он просто сделал несколько набросков, совсем незаметных, чтобы затем их можно было легко стереть. Сделав это, он подумал, стоит ли назвать себя автором главы. Он колебался, но затем решил, что стоит, и быстро написал, пока не передумал.
''Рассказано милитант-апостолом братом фратером Матьё, монахом нищенствующего ордена Акронитов, послушником третьей степени, который лично принимал участие в кампании.''
Едва закончив предложение, он пожалел о своём тщеславии. Каждый раз, когда он брался за перо, начиналась эта бесплодная битва. Он слишком хорошо знал, насколько фрагментированными могли со временем становиться документы, поэтому ставил своё имя под заголовками всех глав. Хотя он лично находился на Эспандоре и собирался сослаться на события, которые видел собственными глазами, было мало необходимости в подобном упоминании и тем более в указании, кто он и кем он был. История была не о нём, а о примархе, и всё же он очень хотел, чтобы о его авторстве было известно. В подобной формулировке содержалась двойная гордыня: сначала он говорил о своём высоком положении, а затем убеждал в своём скромном происхождении, чтобы все знали, как высоко он поднялся.
'''ПРИЗЫВ КУ’ГАТА'''
– '''''Больше помоев! Больше запёкшейся крови! Больше гнили! Больше! Больше! ''''' – проревел Септик Седьмой, седьмой повелитель седьмого поместья, великий нечистый Нургла, и самый удачливый слуга Ку’гата Чумного Отца, третьего приближённого в милости Нургла.'''''
Или как Септик называл себя сам. Сегодня был не самый удачный день. Ку’гат – блистательный, напыщенный, возвышенный Ку’гат – и так никогда не отличавшийся жизнерадостностью, казался особенно разочарованным. Его настроение становилось ужасным.
– '''''Он идёт по этому пути слишком быстро. Он раскрыл тайны варп-часов намного быстрее, чем я хотел. Он изгнал Карамара, хранителя последних дней, в варп. Соединяющая миры корневая сеть уязвима без непрестанной стражи Карамара'''''.
– '''''Я почувствовал его переход. Он – пятый приближённый в милости Нургла. Шторм его возвращения в сад поднял дуновения, запах которых ещё витает в воздухе'''''.
– '''''Ты спокойно говоришь о его изгнании''''', – заметил Мортарион.
– '''''У меня очень уравновешенный характер. Я не последователь Кровавого бога, чтобы гневаться по каждому поводу или бесконечно проклятый изменитель, который предугадывает планы и заговоры и корчится от недовольства. Я вижу вещи такими, какие они есть. Вполне в силах Робаута Жиллимана навсегда покончить с подобными Карамару. Меч, который он несёт...''''' – Ку’гат задрожал.
– '''''Ты боишься его, третий приближённый в милости Нургла?'''''
– '''''Боюсь''''', – ответил Ку’гат, решив, что лучше быть честным. – '''''Меч, который он несёт, пылает ранящим огнём Анафемы. Смерть от него не позволит возродиться, только конец. Меч – творение сущности, имя которой я не хочу произносить вслух. Это оружие может убить меня. Оно может убить вас'''''.
Тиф склонил голову. Он узнал создание перед собой. В другие времена, когда варп был слаб, Тиф командовал им. В текущих обстоятельствах, когда открылся Великий Разлом и реальность пылала, их позиции полностью поменялись. Оно требовало уважение. И всё же он не встал на колени.
– Как смертный герольд Нургла, – произнёс Тиф, упомянув титул, который даровал Чумной бог, – я приветствую вас, лорд Моллукос, Возвеличенный Чумоносец, бессмертный герольд Нургла, триста сорок третий приближённый в милости великого Дедушки.
Моллукос прищурил единственный глаз:
– '''''Ты пренебрегаешь благословенной текучестью иерархии. Твои сведения устарели. Я – трёхсотый приближённыйв милости. Порядок распада всегда в движении, эпидемии вспыхивают и угасают, демоны возвышаются, демоны падают.'''''
– Вы получили священное число редкой ценности, – сказал Тиф. – Три раза по сто.
Мужчина выпрямился. Он повернулся к толпе.
– Меня зовут брат фратер Матьё, – произнёс он столь же чистым голосом, как и Иоланта. – Я – милитант-апостол примарха Робаута Жиллимана, последнего сына Императора, Мстящего Сына, лорда-командующего Империума и имперского регента.
Он глубоко вздохнул. Девор чувствовал его религиозный экстаз. Он хотел разделить его.
– Старшая сестра Иоланта, – не оборачиваясь произнёс он.
– Брат Фратер Матьё, – сказала она и встала рядом с ним. Она положила руки в красной броне на парапет. От наступавшей темноты цвет её доспехов потускнел, придав им кровавый оттенок. “Такие руки описывают в житиях мучеников”, – подумал Матьё. Близость к столь чистому инструменту воли Императора вызвала у него дрожь восхищения, что угрожало запустить карательные процедуры автобичевателя. Он постучал по грибовидной кнопке указательным пальцем, раздумывая о том не запустить ли его вручную, чтобы наказать себя за неподобающее удовольствие.
– Мне приятно, что вы используете мой скромный титул, – ответил Матьё. – Смирение – добродетель в глазах Владыки Терры.
– ''И какую они могут представлять угрозу?'' – спросил Ранштейн. Он не насмехался. Дюнкель чувствовал его неловкость по манифольду. Законы вселенной перевернулись с ног на голову. Они сражались с тварями, сотканными из кошмарных снов. Почему же тогда деревянная башня не могла быть столь же смертоносной?
– ''Будьте осторожны'', – сказал Урскейн. – ''Легио Оберон, вперёд. Равнение на'' “Гнев бога” ''и'' “Волю бога”“''Волю бога''”.
Титаны Атар и Фортис отреагировали на изменение обстановки, прижав титанов Мортис сконцентрированными залпами, пока Оберон покидал строй. Воспользовавшись временным отсутствием помех, между многочисленными уровнями командования заметались приказы.
Теперь замерцали все семь башен. Зелёные шары молний просвистели сквозь туман, разряжаясь и летя почти бесшумно.
– ''Пустотные щиты на максимум. Приготовиться к удару''¬, – сказал Урскейн. – ''Траектория…''
Это были его последние слова. Зелёные кометы падали мягко, словно дождь: четыре были нацелены на “''Возмездие''” и три на “''Волю бога''”.
Дюнкель кричал, пока машина умирала вокруг него. Затем, когда жидкость проела броню кабины и пролилась на его человеческую плоть, он закричал снова. “''Гнев бога''” выл за них обоих, пока они умирали, его последний крик был на полпути между громом и львиным рыком, когда кислота растворила последние соединения и “Разбойник” замолчал навсегда.
Оставшиеся Пагубные башни неумолимо катились к линии имперских титанов. За ними следовали легионы демонов. Они явились не какими-то смертными путями, а воплотили себя из тумана. Пары сгустились в демоническую форму и тысячи шли там, где раньше не было ни одного. Впереди шагали бесчисленные нурглинги, хотя это не мешало следовавшим за ними чумоносцам пытаться их сосчитать. Рои гигантских демонических мух спустились с грязных небес. Стаи бегущих в припрыжку зверей повизгивали от волнения в предчувствии веселья. Великие нечистые возвышались над своими слугами – огромные, раздутые холмы плоти, которые покачиваясь приближались к врагу. Они гордо выставляли напоказ всевозможные ужасающие болезни и уродства своих тел. Из зияющих ран на землю вываливались внутренности. Потоки личинок сыпались из дыр в коже. Вонь гниения неотступно цеплялась за всех и каждого. Но с покрытых оспинами лиц смотрели наполненные интеллектом и злобой глаза. Разложение и упадок сделали детей Нургла сильными. Острые разумы жили в мягкой плоти. На сегодня они отложили шутки и расчётливо изучали врага.
После появления демонов из головы построения в форме мухи выросли огромные глаза и длинный хоботок. Мощью Нерождённых Мортарион собирался сломить оборону врага.
В центре демонического воинства находилась Чумная Гвардия, кавалькада Ку’гата, один из сильнейших легионов Нургла. Семь его величайших демонов командовали Чумной Гвардией, которая была втрое многочисленнее любого легиона и в семь раз сильнее.
– Или мы благословлены, или сломя голову мчимся навстречу проклятью. Будем молиться, что мы сделали правильный выбор, – сказала она и шагнула внутрь.
“Носорог” ехал сквозь толпы солдат в железную бурю. Ливни снарядов обрушивались на уже и так изрытую воронками многострадальную землю. Лучи когерентного света разрывали небеса. Насилие приходило внезапно, и как всегда несло ужас. Выпущенные из далёких орудий мины убивали без разбора, забирая как тех, кто ожидал умереть именно сейчас, так и тех, кто думал, что встретит смерть через несколько часов на линии фронта.
Под аккомпанемент грозовой канонады примарх атаковал.
“Носорог” Иоланты направлялся к левиафану. Командный пункт примарха плыл сквозь туман, исчезая и вновь появляясь со сверхъестественным непостоянством. Хотя его гусеницы не двигались, местоположение постоянно менялось. Вот он в четырёхстах метрах, потом в двухстах, а затем в тысяче; то слева, то справа, а потом едва ли не за спиной.
– Их сила ограничена, и они слабеют, – устало сказала девочка. – Но худшее ещё впереди.
Робаут Жиллиман бросился в толпу зловонных существ. Их общепринятым названием было чумосносцычумоносцы, хотя встречалось и много других. Они царапали его скользкими руками, кожа на которых потрескалась под опухшей плотью. Они лязгали чёрными зубами и стонали его имя. Мечи кристаллизованной смерти, тёмно-зелёные и чёрные, замахивались на него, и пока они сражались, то непрерывно продолжали подсчёты, бормоча бессмысленные числа.
Снаряды погружались в орду, разрывая демонов в клочья, высоко подбрасывая в столбах пламени оторванные руки и ноги, которые прямо в воздухе растворялись в чёрную жижу. Оружие титанов пропахивало плоть и землю, смешивая их и добавляя к туману в виде перегретого пара.
И бой начался всерьёз.
== Двадцать седьмая глава ==
'''ПЛАН ИМПЕРАТОРА'''
Ку’гат старался не вступать в рукопашный бой. Он довольствовался тем, что швырял во врагов банки с культивированными болезнями, которые брал с полок своего паланкина. С его скользких пальцев срывались разряды варп-энергии, повергая воинов во вспышках колдовской энергии. Изо рта вылетали зловонные ветра, от которых трескался керамит и сползала плоть.
Остальные лорды Гвардии Смерти сражались когтями и мечами в рядах смертных. Долговязый пробивался сквозь группы космических десантников, опрокидывая их дико раскачивавшимися покалеченными ногами и разбрасывая худыми руками, пока их болты погружались в его тело, не причиняя никакого вреда. Пестус Тран забавлялся с полуротой воинов в ярких доспехах. Голод душил людей под своими широкими складками плоти. Смертные сражались слишком хорошо и упорно, чтобы Ку’гат чувствовал себя в полной безопасности. Их танки пробивались сквозь демоническую орду и почти окружили его позицию. Большие группы военных машин прорвались сквозь линию верных Нурглу титанов, устроили опустошение среди его воинов и направились к Пагубным башням. Артиллерийский огонь волновал туман. Облака мух и гудящих чумных трудней сохраняли небо свободным от машин, но это являлось мимолётным преимуществом. Множеству смертных воинов на стороне Ку’гата не хватало физической стойкости, и их безжалостно истребляли. Только сыновья распада Мортариона, Гвардия Смерти, сдерживали врага и в редких местах теснили.
– '''''Чёрт бы вас всех побрал''''', – проворчал Ку’гат. – '''''Такому существу, как я, здесь нечего делать'''''.
Он бросил грязную колбу в наступавшие танки. Стекло разбилось об щиток гусеницы и по ней растеклось липкое месиво. Танк проехал ещё несколько метров, прежде чем распространявшая со скоростью лесного пожара ржавчина разъела пластины брони и заклинила гусеницы. Орудия продолжали стрелять, но вскоре и они уступили коррозии. Застрявший в неисправном стволе снаряд взорвался, подбросив турель в приглушённом хлопке пламени. Другой великий нечистый пришёл бы в восторг от такого пожирающего металл вируса, но Ку’гат только вздохнул и апатично пронзил Ультрадесантнику голову деревянной щепкой, которую он наколдовал в воздухе.
– '''''Я должен быть на Иаксе и варить величайшее проклятье''''', – простонал он. – '''''Или я больше не буду улыбаться, никогда, клянусь. Почему у меня ничего не получается?'''''
Септик же напротив наслаждался. Недалеко от своего хозяина он, хихикая, сражался с примархом. Его гигантский меч со свистом рассекал воздух, встречая оружие Жиллимана в серии звонких столкновений, которые выбрасывали сгустки огня и яда. Там, где яд брызгал на доспехи судьбы, они покрывались пузырями. Там, где огонь касался Септика, из плоти поднимался чёрный дым, но веселье никогда не покидало его.
– '''''Почему я не могу получать такое же удовольствие от войны?''''' – проворчал Ку’гат. – '''''Почему?'''''
Мимо пролетели отряды чумных трутней, их рваные крылья казались размытыми пятнами, черепа дождём лились на слуг Трупа-Императора.
– '''''Я просто хочу, чтобы вы остановились. Разве вы не видите''''', – обратился Ку’гат к воинам Императора, – '''''вы все так заблуждаетесь'''''. – Он наклонился вперёд, заставив нурглингов нести его ближе к аудитории. – '''''Ваш бог – лжец, и при этом ещё и молчит. Он даже не говорит! За все ваши усилия во имя Него Он дарует вам только улыбку кадавра. Вы умираете, а затем ваши сущности отправляются угасать в диком и диком варпе. Но!''''' – объявил он. – '''''Если вы придёте в сад Нургла, вас ждёт иная судьба. Сад – рай для всех, где ничто никогда не умирает. Каждая душа, каждая жизненная сила, от мельчайшего вируса до величайшего зверя могут снова возродиться из жижи. Нет ни смерти, ни боли, а страдание – это сладкая и постоянная радость! Ваш бог не предлагает ни возрождения, ни надежды! Почему вы сражаетесь за Него?'''''
Его проповедь не возымела никакого эффекта. Космические десантники остались глухи к словам Ку’гата.
– '''''Хорошо''''', – обиделся он, – '''''вы сами напросились'''''. – И продолжил их убивать вместо увещеваний.
Толстозадого первым изгнали в варп. Его окружили с трёх сторон Кустодианская Гвардия и сыны-солдаты Жиллимана. Изрешечённый болтами так, что большинство внутренностей просто вывалились, он ослабел. Сёстры Тишины направились к нему, чтобы прикончить.
Встревоженный их приближением, грозившим истинной смертью, Толстозадый мощно пёрнул и отрубил себе голову своим же мечом. Ку’гат засопел, когда душа Толстозадого с воплем покинула смертное царство. Это было нехорошо, совсем нехорошо. Он погиб слишком легко. Поток варпа для демонов на Парменионе был ручейком, слишком слабым, чтобы поддерживать их без связи с часами Мортариона. Их время истекало.
– '''''Ох, лорд Мортарион, где вы?''''' – обратился Ку’гат к небесам. Он нервно наблюдал, как Долговязый сошёлся в поединке с предводителем кустодиев.
Ещё один взрыв душевной силы сотряс плоть мироздания. Невидимый для сражавшихся смертных, он являлся болезненным светом для глаз демонов, поскольку освещал поражение. Он сиял над бедствием. Ку’гат стал искать источник света и увидел Бубондубона, который лежал на спине, раскинув руки, его смеющийся рот замолчал, пока его труп растворялся в свернувшуюся слизь и множество корчащихся личинок.
– '''''Не может быть, ох, нет!''''' – произнёс Ку’гат. – '''''Бубондубон больше не улыбается!'''''
Изгнание двух великих нечистых дорого обошлось смертным, но армия Жиллимана всё равно ликовала и развивала полученное преимущество. Кустодии отправили сотни чумоносцев назад в палаты Дедушки, где они будут ожидать снисхождения своего бога. Им повезло. Сёстры Тишины убивали их соплеменников десятками, разрывая души в клочья и уничтожая навсегда.
Ку’гат нервно облизал губы. Успех полностью покоился на плечах Септика. “Ему может потребоваться помощь”, – подумал Ку’гат. Он осмотрелся. Долговязый продолжал сражаться с лордом в золоте. Пестус Тран вопил и бил атакующих безумно звеневшим ручным колоколом, от раскатов которого ближайшие демоны бросались в радостный пляс. Голод продолжал перекатываться, как сорвавшаяся мясная бочка в трюме попавшего в волю шторма корабля. Жиллимана отрезали от остальных, но он всё равно оставался очень могучим. Дела складывались не самым лучшим образом.
Ку’гат всплеснул руками. – '''''Сам я, конечно, помогать не могу''''', – пробормотал он. – '''''Я – слишком важный'''''. – Он боялся клинка примарха. – '''''Если я нападу, то могу умереть, навсегда! Давай, Септик, пусти кровь, всего капельку, это всё, что нам нужно для связывания'''''.
Его нос дёрнулся. Тревога ушла. Он почти улыбнулся. Кровь скоро прольётся. Он почувствовал её запах, приближавшийся по извилистым путям времени.
Жиллиман сражался с ужасающим мастерством. “Он, – подумал Ку’гат, – по-своему тоже бог, пусть и выращенный в колбе, самом безбожном месте творения даже в сравнении с его собственным недостойным рождением в котле Нургла”. Но он сражался как бог, неустанно, мощно, со скоростью, с которой не мог сравниться ни один смертный и мало кто из демонов, хотя и он совершал ошибки. Ку’гат был тесно связан с божественным. Он знал, что ни один бог не мог полностью избежать ошибок.
Жиллиман вырезал пылающую борозду в брюхе Септика. Хихиканье великого демона достигло ещё более высокой ноты, когда смех сменился криком, но он подавил боль, и пока примарх готовился нанести следующий удар, вытянул руку.
Крошечный просвет появился перед Септиком. Длинный чёрный коготь погладил руку примарха. Хотя он и покрылся пузырями в нечестивой ауре, окружавшей сына Анафемы, он сделал свою работу, зацепившись за мягкое уплотнение локтя Жиллимана и открыв место между наручем и наплечником.
Тело примарха закрылось. Его иммунная система приговорила лучшие болезни Септика к быстрому исчезновению. Доспехи выпустили герметизирующие гели, которые запечатали ребристый гиперпластек, но не раньше, чем единственная капля крови полубога выскользнула из раны и упала, искрясь, на землю.
Септик торжествующе завопил:
– '''''Пора, дорогой Ку’гат, пора!'''''
– '''''Ох-хо!''''' – воскликнул Ку’гат, почти испытав что-то похожее на счастье. Он высоко поднял левую руку и щёлкнул пальцами.
Произведённый шум был не телесным щелчком, а ревущим раскатом грома. Гниющие рога громко запели, а за ними и скрытые в туманах башни. Они обратили печи душ к новой цели. Грязные линзы на их вершинах со скрипом повернулись.
В тумане мелькнуло что-то зелёное. Извивавшиеся лучи энергии вырвались из мглы, по одному от каждой из невидимых башен. Первый обвил запястье Жиллимана, когда он поднял клинок, собираясь ударить Септика. Второй обернулся вокруг шеи. Третий – талии. Каждая петля хватала его и удерживала, пока полностью не обездвижили.
Септик злобно усмехнулся. Ку’гат торжествующе завопил:
– '''''Мы схватили его! Мы схватили примарха!'''''
По зову Ку’гата холодные нисходящие потоки воздуха разогнали туман. С небес спустился Повелитель Смерти, Мортарион, примарх Гвардии Смерти. Он приземлился, расправив крылья и сжимая Тишину. Земля задрожала.
Мортарион шумно вдохнул воздух сквозь респиратор. Клубы горчично-жёлтых паров вырвались из нижней половины маски.
– '''''Привет, брат''''', – произнёс он.
Жиллиман пытался освободиться от пут. Сражавшийся с ним демон отступил и злорадствовал. Битва продолжала идти своим чередом. Имперская бронетехника наступала на врага. Кольцюань и остальные по-прежнему сражались в своих схватках, не имея возможности помочь своему господину с оставшимися лордами Чумной Гвардии. Он не мог пошевелиться. Энергетический хлыст вокруг его руки с мечом был самым слабым, его варп-энергии истощались силой меча Императора. Возможно, со временем он сможет освободить её. Но у него не было времени.
Жиллиман посмотрел на лицо брата. Как и Фулгрим и Магнус, Мортарион больше не был созданием, сотворённым древней наукой, он стал чем-то б''о''льшим и меньшим: получеловеком, изменённым Хаосом.
Мортарион всегда был выше брата, но как демон он стал настолько больше, что сравнение в росте потеряло всякий смысл. Для Жиллимана Мортарион стал существом другого порядка: полубогом, переделанном в чудовище, как в детской сказке. Угрюмое лицо под капюшоном прогнило до кости. Глаза были белыми, кожа – серой, из видневшейся поверх респиратора бесплотной дыры на месте носа свисала слизь. Всё оставшееся в нём человеческое раздулось до нелепой степени и позолотилось безумием.
За его спиной развернулись два гигантских крыла, как у летучей мыши. Не избежало изменений и его военное снаряжение. Первоначально белые барбаранские доспехи поменяли цвет на водянисто-зелёный, покрылись блестящими язвами и увеличились в соответствии с новыми размерами своего хозяина. Вонючие кадильницы и безделушки свисали на цепях, демонстрируя верность Мортариона богу чумы. Боевая коса стала величиной с мачту связи и нарастила костяные оборки. Его ксенопистолет, Лампион шенлонги, изменился меньше всего и только увеличился.
Из-под мантии Мортариона изливалось свечение, стелясь по земле и заполняя туман призрачными лицами. Демонические мухи и клещи летали вокруг него торжественными кругами, неся символы ложной религии.
– Наконец-то мы встретились, брат мой, – произнёс Жиллиман.
Мортарион усмехнулся:
– '''''Ты говоришь так, словно поставил меня на колени и победил в бою! После десяти тысяч лет ты так и остался напыщенным. Оглянись вокруг. Ты мой. Я победил'''''.
– Ты ещё не победил.
– '''''Если это не победа''''', – сказал Мортарион, – '''''то мне, видимо, стоит обратиться к одному из твоих утомительных руководств, чтобы лучше ознакомиться со значением этого слова'''''.
– Ничего ещё не закончено.
Жиллиман продолжал пытаться освободить руку, пока говорил. Мортарион посмотрел на меч Императора.
– '''''Вижу отец дал тебе Свой клинок. Или ты забрал его с Его мёртвых колен? Полагаю, что это не важно. Ты не сможешь воспользоваться им против меня'''''.
– Сразись со мной, трус, – прорычал Жиллиман. Пламя меча Императора вспыхнуло ярче.
Мортарион рассмеялся:
– '''''Ты думаешь, что я опущусь до того, что стану сражаться с тобой, брат мой? Посмотри на меня!''''' – Он широко расправил крылья, обдув Жиллимана чумными ветрами. – '''''Ты настолько ниже меня. Я могущественнее, чем ты когда-либо сможешь стать. Почему я должен впустую тратить силы на то, чтобы раздавить такое насекомое, как ты?'''''
– Вместо этого ты приберегаешь свою порчу для моих людей, которые вообще не могут тебе сопротивляться, – произнёс Жиллиман. – Как благородно с твоей стороны.
– '''''Порчу?''''' – спросил Мортарион. – '''''Вот что ты видишь? Я приношу им спасение из созданного нашим отцом ада. Я приношу им радость бесконечного возрождения. Я приношу им жизнь'''''.
– Ты называешь себя полководцем-пророком. Но ты – раб. Мне жаль тебя, брат, ты обманываешь самого себя.
– '''''Это ты – раб!''''' – прошипел Мортарион. – '''''Раб нашего равнодушного отца, который создал нас выполнять Его приказы! Ты – кто шёл по проложенному Им пути без вопросов, абсолютно поверивший в сказанную Им ложь, слишком глупый и доверчивый, чтобы усомниться в услышанном. Ты никогда не видел, что Он сделал со мной. В первый раз, когда я встретил Его, Он украл борьбу всей моей жизни. Это ничего не значило для Него – просто ухаб на Его ровном пути к божественности. Он без колебаний взял то, ради чего я работал и страдал! Он назвал себя Императором! Какое создание имеет право претендовать на такой титул? Кто берёт и берёт привязанности Своих сыновей и даёт так мало в ответ? Он даже не соизволил назвать нам Своё имя! Ты проглотил всё это, отравленное молоко нашей машинной матери, Он создал машины, такие как мы. Я попробовал Его путь. Я никогда не должен был отказываться от своих принципов. Но я сделал это. Я был чемпионом простых людей. Я покинул их ради галактического деспота. Теперь я снова служу людям'''''.
Мортарион уставился на Жиллимана молочными глазами, словно бросая ему вызов возразить сказанному.
– Если я – марионетка равнодушного хозяина, тогда кто ты? – спросил Жиллиман. – Существо, которое буквально купается в силе варпа и кричит о ненависти к колдовству? Игрушка для порчи и болезни? Ты долго и упорно выступал против психических сил, заявлял о полном бесстрашии и неукротимости, с которыми никто не может сравниться, и всё же столкнувшись со смертью, с самым главным вызовом, ты потерпел неудачу.
Мортарион вздрогнул и поднялся в воздух, быстро замахав насекомоподобными крыльями.
– '''''Ты не знаешь, о чём говоришь! Ты не знаешь, как это было! Мне показали глубины таких страданий, которые ты никогда не сможешь понять, и когда смерть манила, мне дали силу противостоять им'''''.
– Я не знаю страдания? – холодно рассмеялся Жиллиман. – Я видел, как мои братья, многих из которых я любил и всех уважал, повернулись спиной к нашему создателю и погрузили галактику в войну. Я видел, как человечество потянулось к золотому моменту мира, коснулось его своими пальцами, и затем я увидел, как ты и остальные плюнули на него и разорвали. Я умер от руки своего брата. Я проснулся в галактике настолько далёкой от великолепного просвещения Императора, что она напоминает ад катериков. Ты повернулся спиной ко всему, что обещал отстаивать, малодушно и не задумываясь. Куда пропал мой брат, который мог выдержать любую бурю, тело которого отвергало любой яд, который никогда, никогда не сдавался? Что с ним случилось? Прежний Мортарион никогда не позволил бы этому произойти. Он умер бы с честью. Ты должен был видеть, как твои воины превращаются в этих неуклюжих чудовищ, и понимать, что тебя ждёт, если ты скажешь спасению “да”. Ты, называвший себя сильнейшим из нас, устрашающим, повелителем любой боли или недуга! Какими пустыми эти слова кажутся мне сейчас. Я, по крайней мере, знаю, кто я. Я смотрю на себя, и пускай я видел много неудач, я знаю с непоколебимой уверенностью, что исполняю долг, ради которого был создан. Я сражаюсь за сохранение человечества.
– '''''Другими словами ты не сражаешься за Императора?''''' – вкрадчиво спросил Мортарион.
– Я сражаюсь за то, во что Он верил.
– '''''Адвокатская отговорка. Ты сражаешься за себя'''''.
– Я остаюсь чемпионом человечества, тогда как ты – прислужник зла.
– '''''Я?''''' – переспросил Мортарион, мягко взмахнув крыльями. – '''''Тогда скажи мне, Робаут, если наш отец был таким хорошим, посмотри мне в глаза и скажи мне, что Он любил всех нас, как любой отец должен любить своих сыновей'''''.
Жиллиман смотрел на него, в гневе стиснув зубы.
Мортарион рассмеялся. Смех начался с хрипа в его забитых мокротой лёгких, поднялся по сухому горлу и щёлкнул зубами за дыхательной маской, прежде чем зашипеть в клубах жёлтого газа.
– '''''Ты же знаешь, не так ли, Робаут? Ты видел это'''''. – Он погрозил брату длинным костлявым пальцем. – '''''Я знал, что в тебе что-то изменилось'''''. – Он наклонился ближе. – '''''Ты говорил с Ним на Терре. Скажи мне, что Он сказал? Он молил об освобождении? Он просил тебя освободить Его с Золотого Трона?'''''
Жиллиман промолчал.
– '''''О, брат мой, этого не может быть''''', – произнёс Мортарион в притворном ужасе. – '''''Он ничего не сказал? Наш отец мёртв?''''' – Он отступил и покачал кадавровой головой. – '''''Конечно же Он не мёртв, не так ли? Не в реальном смысле. Такие сущности как Он находятся за пределами смертности. Ты так заблуждаешься. Он искал божественность и в известном смысле нашёл то, что хотел. Он – Бог-Труп, лорд смерти, более ужасный и мерзкий, чем принявший меня дедушка, который предлагает своим последователям дар бесконечного обновления!''''' – Мортарион взмахнул Тишиной. – '''''Ты смотришь на эту землю и видишь только разрушение. Ты должен стыдиться, что не видишь потенциал Нургла. Где ты видишь разрушение, я вижу одну из фаз цикла смерти, возрождения, плодородия и распада. Это великолепно, красочно, жизненно! Настолько больше, чем бледная ложь нашего отца. В варпе можно познать все тайны''''', – сказал Мортарион. – '''''Он вне времени и вечен. Всё происходящее здесь бесконечно отражается там. Каждый момент можно увидеть, каждую ложь – услышать, каждое нарушенное обещание – пережить вновь. Я был глубоко внутри, далеко от сада Нургла, куда тайны слетаются подобно трупным мухам. Там я нашёл много интересного. Знаешь, зачем Он создал нас?''''' – Он отвёл косу назад. – '''''Думаешь, что ради привязанности? Полагаю, что когда я покалечу тебя, и ты будешь лежать слепой и беспомощный в железной клетке, моля о смерти, то я смогу рассказать тебе, и тогда твои красивые слова будут гореть в твоём рту'''''. – Мортарион издал позади маски влажный сдавленный звук. Его внимательный взгляд скользнул по конечностям Жиллимана. – '''''Но это ещё впереди. Думаю, начну с ног''''', – сказал он. – '''''Больше они тебе не понадобятся. Не волнуйся, брат мой, коса острая и будет не слишком больно'''''.
Тишина опустилась.
Ослепительный свет остановил её в воздухе.
Малдовар Кольцюань, трибун Адептус Кустодес, стал первым, кто увидел приближение девочки.
Он сражался с длинноруким демоном с больными ногами, который прорывался сквозь имперские порядки, словно хромая обезьяна, пока трибун не встал у него на пути, не схватил за грязную истощённую руку и не притянул к себе. Их поединок продолжался до сих пор.
Болтер на копье вспыхнул, выпустив разрывные снаряды в упор, вырывая кратеры в плоти твари. По шкуре чудовища лилась чёрная кровь. Оно не сдавалось. Оно блокировало удары твёрдыми, как железо предплечьями, отбивая его клинок. Враг был безоружен. Он представлял собой немногим большее, чем обёрнутую разлагающейся плотью коллекцию костей, рёбра отчётливо виднелись сквозь его дряблые мышцы, но он был чудовищно силён, и опирался на одну руку, нанося удары другой. Мерзкие жидкости постоянно сочились из парализованной задней части его тела. Моча стекала между узловатыми бёдрами. Фекальные отходы брызгали на золотую броню Кольцюаня, пока он уклонялся и атаковал. Его доспехи не могли противостоять ударам грязных лап, только скорость позволяла трибуну оставаться в безопасности. Кустодианский Гвардеец был огромным в полных доспехах, но двигался с ангельским изяществом.
Кольцюань не доверял мотивам Жиллимана. Он был среди нескольких несогласных в рядах Десяти Тысяч, кто задавался вопросом об истинных намерениях вернувшегося к Трону примарха. Но Хаос он ненавидел сильнее. Когда Жиллимана поймали в ловушку и Мортарион приземлился перед примархом, он закричал, призывая кустодиев пробиваться к Жиллиману. Путь им преградила стена демонической плоти. Четыре великих демона всё ещё неистовствовали на поле битвы, игнорируя атаки, способные разрушить скальные утёсы. Бесчисленные меньшие демоны нападали со всех сторон. Двоих его воинов повергли, их золотые фигуры втоптали в грязь. Тварь, которую он не подпускал к последнему из живых верных сыновей Императора, зарычала и рыгнула от радости, и с удвоенной силой атаковала его своими длинными руками.
– К примарху! – закричал он. – К примарху!
Демонический смех заклокотал в опустошённом болезнью горле. Проклятая тварь похоже не имела собственного голоса, изъясняясь только с помощью насилия и веселья. Кольцюань нанёс быстрый колющий удар, оттесняя врага. Демон вертелся на
заскорузлых нижних конечностях, уклоняясь от каждой атаки.
И затем в самый отчаянный момент появилась она: девушка шагала сквозь толпу порождённого магией зла, словно прогуливалась по рыночной площади. Рядом шла Сестра Битвы, сопровождающая, ставшая герольдом. Девочка светилась золотом и ступала легко. Хотя землю размягчили до состояния грязи, её ноги не оставляли следов там, где её спутница поскальзывалась и боролась за каждый шаг.
– Святая Тироса, – прошептал он сам себе. Он не мог подобрать никакое другое слово. Время замедлилось. Звуки сражения отступили на неземное расстояние. Его копьё остановилось. Бой покинул его. Девочка затронула что-то внутри него, что заставило его забыть, где он находился.
Её глаза были пустыми, а кожу покрывали пятна. Волосы на голове торчали во все стороны. Лёгкое белое платье было в ожогах. Она казалась невероятно хрупкой, но вокруг неё распространялось мягкое сияние, которое росло, пока она приближалась к двум примархам, просачиваясь между сражавшимися, заставляя туман пылать, превращая его из чего-то грязного в сеть великолепного света. Кольцюань не мог отвести от неё взгляда. Разговор братьев-примархов исчез из его ушей. Противостоявшее ему существо перестало его интересовать. Он мог погибнуть, быть убитым демоном, но Нерождённый также был зачарован. Лишённая плоти перегородка его носа задрожала, когда девочка прошла мимо. Демон поднял дрожащий палец и заговорил шипящим и мычащим голосом, хрипя и задыхаясь могильной пылью:
– '''''А…на…фе…ма…'''''
Одно слово. Оно поплыло к девочке, мягкое, как шёлк на ветру.
Время остановилось. Атомы прекратили движение. Свет повис в неподвижном воздухе. Брызги крови образовали прочные арки над полем битвы, болты зависли в полёте, свечи их двигателей замерли. Вечный холод сковал Кольцюаня. Только он по непонятной причине мог свободно оглядываться. Все воины неподвижно застыли в живой картине. Жиллиман напрягся в путах живого света. Мортарион поднял косу над головой.
Но хотя всё прекратило двигаться, словно вселенная на мгновение попала в ловушку, столь же иллюзорного мгновения, как пикт из воды, девочка продолжала идти. Она повернула голову и посмотрела на Кольцюаня. На её лице светились древние, как само время золотые глаза, изо рта вырывалось звёздное сияние.
Под украшенным шлемом Кольцюань открыл рот.
– Милорд? – прошептал он.
Остановленное время прорвалось, запустив часовые механизмы реальности. Снова развитие событий катилось своим неостановимым курсом.
Всё остановившееся помчалось вперёд, восстанавливая упущенные секунды и произошло мгновенно.
Долговязый демон покачнулся на парализованных нижних конечностях, поражённый увиденным. Кольцюань первым пришёл в себя, и взмахнул копьём по широкой дуге. Клинок со свистом рассёк воздух, соединив Кольцюаня с шеей Нерождённого мостом энергии. Демон повернулся ударить в ответ. В этот момент его чудовищная голова слетела с плеч. Душа улетела в вихре мух, а тело превратилось в ничто.
Девочка шла по воздуху над рукопашной схваткой. Из земли появился купол света. Он расширялся со скоростью света, захватывая всё в своём сияющем радиусе. Люди и космические десантники пошатнулись. Нерождённые закричали. Оружие Мортариона было поймано за мгновение перед тем, как успело опуститься.
Подул сильный ветер, разогнав туман. Вокруг девочки он просто исчез. Дальше он быстро отступал, открывая поле битвы всё больше и больше, пока не остались скрытыми только самые дальнее пределы. Пробилось солнце и осветило истерзанную равнину. Меньшие Нерождённые испарялись, подобно льду в печи, с воплями изгнанные назад в имматериум. Большие шатались, их тела терзало сияние девочки. Их кожа покрывалась пузырями. Глаза запекались в головах. Они выли и кричали. Мортариона, который сейчас был больше демоном, чем человеком, отшвырнуло назад, его крылья свернулись вокруг тела. Сдерживавшие Жиллимана путы разлетелись на пылающие пылинки и примарх освободился.
Жиллиман не стал тратить время на размышления о странности своего освобождения, а сразу шагнул вперёд, взмахнув мечом отца.
– Хватит, Мортарион! Теперь ты встретишься со мной лицом к лицу и получишь по заслугам за предательство! – воскликнул Жиллиман.
Повелитель Смерти покачиваясь встал на ноги и поднял косу, но не повернулся, чтобы атаковать неиспорченного брата. Вместо этого он взмахнул за спиной Тишиной, её лезвие оставило разрез во времени и пространстве. Первым туда бросился демон Ку’гат. Его паланкин остался на поле битвы в виде объятых пламенем обломков, а его спина была охвачена огнём.
– '''''Я встречусь с тобой лицом к лицу, Робаут Жиллиман''''', – сказал Мортарион, – '''''на Иаксе. Следуй за мной туда, где произойдёт наша последняя битва. Мы закончим с этим, ты и я. Ты лишишься жизни, и я заберу твоё королевство себе. На Иаксе!'''''
– Стой, трус, будь ты проклят! Вернись и сразись со мной! – проревел Жиллиман.
Мортарион покачал головой и шагнул в разлом. Он закрылся позади него.
– Мортарион! – закричал Жиллиман. – Мортарион, ты – вероломный ублюдок! Вернись!
Примарх издал бессловесный рёв. Разочарование и гнев кипели в его теле. Он сорвал шлем доспехов судьбы и закричал в прояснявшееся небо. Его лицо было красным. Вены на шее вздулись. Кольцюань никогда не видел у Жиллимана такое выражение лица.
– Мортарион!
– К примарху! – снова воскликнул Кольцюань. – Защитите примарха!
На этот раз его воины смогли исполнить приказ.
Септик Седьмой оказался в ловушке. Кожа слезала обожжёнными полосами с его спины, пока он ковылял к разлому в варпе, и добрался до него прямо в тот момент, когда тот захлопнулся за спиной Мортариона. Он развернулся, смаргивая жир с глаз. Его контроль над реальностью слабел. Тело было ранено и распадалось. Земля дрожала от подземной лихорадки. Звёздная крепость приближалась.
Остальные пали, их связи с непостоянными телами перерубили, а души вышвырнули из мира назад в кипящую энергию варпа. В его течениях их рассеянные сущности преобразуются и робко потянутся назад к саду Нургла, где возродятся из стручков величественных искривлённых пастей, если Дедушка простит их неудачу. Долговязый присоединился к Толстозадому и Бубондубону в их путешествии сквозь завесу. Другие скоро последуют за ними. С жировой прослойки Пестуса Трана полностью содрали кожу, которая теперь лежал вокруг него, словно выброшенная одежда. Кожа на ногах сморщилась вокруг лодыжек, как брюки у удивлённого человека в момент одевания. Он ослеп, его великое чумное оружие валялось в грязи. Реальность сильно давила на всех них, пока энергии варпа мчались прочь с Пармениона.
Голод лежал в собственном наполовину расплавленном жире и не мог подняться. Меньших Чумных Гвардейцев уже изгнали или неудержимо приближали к этому. Прямо на глазах Септика чумные трутни в полёте рассыпались прямо в воздухе в ничто. Нурглинги лопались, как печальные воздушные шарики. Имперская армия неудержимо наступала. Трана окружили сорок космических десантников и разорвали в клочья тысячью болтов. Голод встал на ноги триумфальным смешком, но обнаружил, что смотрит прямо на главное орудие “Штормового молота” и разлетелся на мелкие куски. Их души уходили, воя от муки, но уверенные в возрождении.
Септик и сам проходил через подобное бесчисленное число раз, но он боялся, что этот станет самым последним.
Робаут Жиллиман набросился на него в бешенстве, достойном его брата Ангрона. За мечом тянулся полумесяц огня, который обжигал Септика, не касаясь его, изгибая края его чёрной души своим яростным жаром.
– '''''Перемирие! Предложение!''''' – закричал Септик, останавливая меч Императора своим клинком. Глубокие слои его сущности дрожали от звона металла о металл.
– Говорить? С тобой? Я уничтожу вас всех! – взревел Жиллиман. – Всех вас: демонов, чумных чудовищ, вестников изменения, почитателей крови. Я вышвырну тебя в ничто. Я сотру вашу порчу из существования. Я не буду знать покоя, – воскликнул он, снова вскинув оружие Императора одной рукой над головой и атакуя, но Септик отклонил удар, – пока каждый из вашего мерзкого вида, – Жиллиман нацелился Септику в живот, и снова великий нечистый парировал атаку и отступил, – не будет уничтожен, и галактика не будет освобождена от вашего присутствия!
– '''''Нас нельзя уничтожить!''''' – сказал Септик. – '''''Мы – часть варпа!'''''
Он замахнулся мечом на Жиллимана. Примарх отбил его перчаткой “Державная длань”. Септик не мог победить Мстящего Сына, не сейчас. Он мог только сдерживать примарха достаточно долго, пока его тело не распадётся и душа не сможет сбежать. Он чувствовал, как это происходило, чувствовал, как оковы телесности ослабевают вокруг его духа. Усилием воли он ускорил этот процесс, смеясь от предвкушения увидеть выражение лица примарха, когда он ускользнёт от него.
– '''''Тебе не победить! Галатан близко!''''' – Он указал потной рукой на небо. Когда туманы рассеялись, стало возможно различить очертания огромной крепости. – '''''Там Тиф. Ты можешь перерезать нас всех, как свиней, но с этим тебе не справиться! Мы – легион. Нас невозможно уничтожить'''''.
– Может и невозможно, – сказал Жиллиман. – Но я могу начать с тебя.
Меч Императора ярко вспыхнул. Септик отшатнулся от обжигающего рёва. Его глаза сморщились, их жидкости побежали густыми слезами по лицу. Он так и не увидел удар, который покончил с ним.
Пламя меча окутало его внутренности. Септик невидящим взглядом посмотрел на оружие, которое по рукоять погрузилось в его сердце.
– И когда тебя вышвырнут из нашей вселенной, – сказал Жиллиман, – я займусь и твоей, пока варп не будет очищен и спокойствие не вернётся в умы и души человечества, хотя ты этого никогда не увидишь.
Ни одна хроника не отметила бы последние слова Септика, как достойные.
– '''''Но…''''' – вот и всё, что он сказал.
С криком Жиллиман поднял меч Императора вверх, пронзив разлагающееся тело Септика, прорубив смягчившиеся рёбра, зажарив прогорклые органы, разрезав многочисленные подбородки и верблюжий череп, пока клинок не взорвался из макушки Септика в фонтане запёкшейся крови.
Чернота вырвалась из убитого демона. Меч Жиллимана снова ярко вспыхнул, изгнав её в тень и из существования.
Свет Императора сжёг Септика навсегда.
Свет солнца померк. Галатан двигался по небу, принеся ложный вечер на равнины. Жиллиман отошёл от зловонных остатков Септика Седьмого и осмотрелся. Он справился с гневом. Сражение ещё могло быть проиграно.
Центр вражеской армии был прорван. Трупы демонов превратились в прогорклые пятна чёрной липкой слизи. Чем больше их падало, тем быстрее остальные теряли контроль над реальностью. Легио Мортис отступали с поля боя, направив орудия на врага, но их боевой строй был окружён стягивавшимися стаями имперских титанов, и Жиллиман не сомневался в их неизбежном поражении. Он внимательно изучил равнину, зрение примарха позволяло ему видеть на километры, пока завеса боя и остатки тумана не скрыли расстояние с его точки обзора. Пагубные башни оставались проблемой, какими хрупкими не казались на вид. Они швыряли магию из своего оружия, нанося большие потери его армии.
– Мортарион, – произнёс он. – Мортарион.
К нему подошёл Кольцюань. Остальные кустодии окружили их. Земля снова задрожала, теперь сильнее, когда необъятность Галатана тянула ядро планеты.
– Враг отступает, – сказал он. – Галатан здесь.
– Значит скоро мы узнаем, кто победил, а кто проиграл, – ответил Жиллиман. Он искал источник освободившего его света. И видел только тела, лежавшие перед громадным левиафаном. Его орудия грохотали. Теперь, когда туман рассеялся, он казался огромным.
– Девочка, – произнёс Жиллиман. – Это девочка освободила меня.
– Да, милорд.
– Как она попала сюда? – спросил он.
– Разве это важно? – ответил Кольцюань. Он указал на звёздный форт, чёрный на фоне неба.
– Да, это важно, трибун. Это очень важно. Я должен найти её. Идёмте.
Они нашли девочку несколько минут спустя. Старшая Сестра Иоланта, бледная от потери крови, сидела рядом с ней. Тело девочки разрушило то, что захватило её, но она ещё дышала. Её грудь очень медленно поднималась и опускалась. Смерть пришла за ней. Губы вокруг зубов покрывали ожоги. Ни один смертный не мог долго удерживать так много силы. Она была не на своём месте на поле битвы, но в остальном выглядела также как бесчисленные невинные мёртвые, которых Жиллиман видел на планетах по всему Империуму. Он опустился рядом с ней на колени и взял её крошечную руку массивной перчаткой.
– Оставьте меня, – сказал Жиллиман.
Кольцюань отвернулся, махнув своим людям отойти.
– Она жива? – спросил Жиллиман Сестру Битвы.
– Пока, да, – ответила Иоланта.
– Как она попала сюда?
– Я доставила её, – сказала Иоланта.
– Мои приказы предписывали, чтобы она оставалась в Тиросе.
– Иногда Император велит принимать горькие решения.
– И теперь она умрёт, – сказал Жиллиман.
– Вас волнует её смерть?
– А вас нет?
– Разве вас больше не беспокоит, что она может оказаться вражеской хитростью или опасным псайкером, милорд? – Иоланта разозлилась и говорила, не заботясь о последствиях.
– Я вижу только умирающую девочку, – сказал Жиллиман. – Кем бы она ни была, в первую очередь она – дитя Терры. – Он посмотрел вверх на заполнявший небеса Галатан. Огни вспыхивали там, где истребители сражались друг с другом, уклоняясь, петляя, стреляя и взрываясь в безумных воздушных схватках. Они казались совершенно незначительными рядом с громадной звёздной крепостью. – Через несколько секунд мы или победим, или будем уничтожены, – продолжил он. – Скажите мне, Сестра, вы считаете, что это лучшее на что может надеяться человечество? Вы надеетесь, что мы сможем всё пережить и познать мир?
Иоланту удивил его вопрос.
Он внимательно смотрел на неё.
– У меня есть вера, милорд.
– Вера?
– Да, милорд. Вера в вашего отца.
Жиллиман кивнул:
– Иногда и мне хочется обрести веру.
Девочка застонала и повернула к нему ослепшее лицо.
– Вы – Император, снова обрётший плоть? – спросила она очень тихим голосом. Теперь, когда она очнулась, её раны выглядели ещё хуже. Слова были искажёнными и едва понятными.
– Я – не Он, – ответил Жиллиман. – Он создал меня. Я – Его творение. Я – Его сын, тринадцатый и единственный примарх, Робаут Жиллиман из Ультрамара.
– Вы похожи на Него, – сказала она, хотя и была слепой. Она вздохнула, на её лице появилась улыбка. – Я видела такие чудесные вещи.
– Кто ты? – спросил Жиллиман. – Магнус? – Он поколебался. – Отец?
Её голова обмякла. Последний выдох покинул рот.
– Кто ты? – требовательно спросил Жиллиман.
Девочка больше не могла ему ответить.
Подошла Иоланта, прижимая руку к раненому боку.
– Не отчаивайтесь, – сказала она. – Те, кто умирают в милосердии Императора, не теряются, а находят убежище в Его свете в бесконечных эмпиреях. О, милорд, как это прекрасно. – Она убрала прядь волос с лица девочки и улыбнулась окровавленной улыбкой. – Император защищает, – произнесла Иоланта. – Никогда не забывайте, что Император защищает.
Жиллиман посмотрел на искалеченное тело девочки.
– Я никогда не смогу поверить в это, – сказал он.
Растущий вой заряжавшегося мощного оружия разнёсся в небесах. Жиллиман посмотрел на Галатан:
– Но через секунду мы увидим, истинно ли это, Сестра.
Орудия Галатана заговорили. Горячие оболочки воздуха вспыхнули вокруг копий плазмы. Новые огни осветили лицо примарха.
Пагубная башня была сожжена в единственном взрыве, затем вторая. Залпы меньших пушек последовали за солнечным огнём и обрушились на отступающих титанов. Предательский “Владыка войны” закачался под обстрелом, пустотные щиты сорвало, и он рухнул пылающими обломками. Бомбы сыпались градом дальше в сторону гор, поглощая вражеские формирования расширявшимися волнами пульсирующего огня, столь же широкими и густыми, как туман.
Жиллиман некоторое время наблюдал, как Галатан принёс свой суд на Парменион, затем отпустил руку девочки, встал и ушёл, приказав генералам прислать ему отчёты в левиафан.
== Двадцать восьмая глава ==
'''СЕМЕЙНЫЕ УЗЫ'''
Черноту пронзила игла боли. Мягкий свет мерцал внутри шлема Юстиниана. Звучали сигналы предупреждений.
Свечение исходило от уменьшенной резервной пластины шлема. Юстиниан видел только размытое пятно сквозь покрывавшую глаза корку мукраноида. Он сморгнул её.
Экран треснул. Яркие жидкости сочились из стекла. Где он ещё работал, символы информировали о катастрофическом количестве повреждений и травм. Доспехи несколько дней функционировали в режиме минимального потребления энергии. Он впал в гибернацию. Глядя на перечень ран, представший перед ним, он не был удивлён. Если он выживет, то исцеление займёт немало времени.
В груди работало велизариево горнило, заставляя человеческие целительные системы трудиться в режиме перегрузки. Оно вело его по опасному пути. Оно поддерживало его, но опасно повысило температуру и потребляло ресурсы тела. Если его не спасут в ближайшее время, то горнило убьёт его. Сколько у него оставалось времени, пока это не произойдёт, находилось за пределами вычислительных способностей Юстиниана.
Но он был жив. Боль в спине являлась хорошим свидетельством этого. Он попытался пошевелиться, но сумел только повернуть голову. Металл поцарапал глазные линзы. Его тело под бронёй было окутано мукраноидным коконом, который мешал двигаться. Информационные руны предупреждающе замигали. Реактор доспехов работал плохо и не мог предоставить энергию для дополнительных мышечных волокон. Он был слаб. Оставалось только ждать. Он ужасно хотел пить. Он послал доспехам команду предоставить ему питание. Ничего не произошло.
Спустя несколько секунд броня успокоила его, и он снова погрузился в сон без сновидений.
Когда он проснулся в следующий раз, то почувствовал себя сильнее. Но по-прежнему не мог пошевелиться, и тихий писк в левом ухе подсказывал, что запас воздуха близок к истощению.
Над лицом звучал режущий вой силовых пил. Он прекратился, сменившись мучительным визгом металла. Затем снова раздался шум пилы, за которым последовало шипение пневматических ножниц и мягкий податливый звук перерезанной пластали. Кто-то копал в его сторону. Он задумался кто. Его ждало спасение или мучение? Он понял, что в прошлый раз, когда он по-настоящему думал о смерти, был тот день в схоле, когда за ним пришли вербовщики со строгими лицами и навсегда изменили его жизнь.
Почему-то это показалось забавным.
Он всё ещё смеялся, когда с него сняли последнюю тяжесть. Только тогда он понял, насколько тесно был зажат. Доспехи открыли дыхательную маску, чтобы пополнить запасы воздуха. Он выгнул спину и сделал глубокий хриплый вдох, но ещё не был свободен. Длинная пласталевая балка поперёк груди продолжала прочно удерживать его на месте.
Сервитор с безвольным ртом смотрел на него сверху, его бледно-серая голова размещалась межу парой массивных подъёмных клешней. Он наклонился, открыл захваты и потянулся к нему. Слабоумный мозг существа принял его за ещё одну часть обломков, которую надо убрать. Его спасли, чтобы раздавить.
– Подожди, остановись! – произнёс Юстиниан.
Сервитор нагнулся ближе.
– Стоять! – приказал голос. Сервитор выпрямился и повернулся в сторону. Лампочки на прикреплённом к его черепу устройстве выжидательно замигали. Послышались приближавшиеся по обломкам шаги. Наверху показался Новадесантник в ржаво-красных цветах Марсианского духовенства. Пара сервочерепов парила позади него, направляя сканирующие лучи на распростёртого космического десантника.
– У меня здесь один! – крикнул технодесантник кому-то, кого не видел Юстиниан. – Брат-апотекарий! Пожалуйста помоги, он жив. – Технодесантник обратился к нему. – Держись, брат. Помощь близко.
– Если освободишь меня, я сам смогу вылезти, – сказал Юстиниан. Его вокс-передатчик потрескивал. – Я хочу выбраться из этой дыры.
– Вы, десантники-примарис, сильны, – с восхищением произнёс технодесантник. Ещё один сканирующий луч пробежал по телу Юстиниана сверху вниз. – Ты ранен, но не смертельно, – продолжил технодесантник. – Я помогу тебе.
Его серворука распрямилась сбоку от силового ранца, и переместилась вперёд, открываясь. Плазменная горелка под захватами вспыхнула. Технодесантник начал перерезать пласталевую балку.
– Мы победили? – прохрипел Юстиниан.
– Победили, – ответил технодесантник. – Тиф отступил. Галатан вовремя вышел на орбиту, повернув ход сражения в пользу примарха. Последние враги изгнаны со станции переброшенными с поверхности армиями.
– Доваро, – он сглотнул. – Он выжил?
Плазменный факел прошёл сквозь металл. Он переломился с громким звоном. Ещё большая тяжесть ушла с Юстиниана. Наконец-то, он смог пошевелить руками.
– Магистр ордена мёртв, – печально произнёс технодесантник.
– Что с моими воинами? Неужели я – единственный выживший?
– Другими десантниками-примарис из этого бункера? – Технодесантник осторожно переместил серворуку на другую сторону обломков. Плазменная горелка снова вспыхнула. – Двое уцелели. Они в апотекарионе. Они должны выжить.
– Это хорошо. – Металл исчез. Юстиниан убрал его с тела. Обесточенные доспехи мешали ему и потребовалось две попытки, чтобы его сдвинуть.
Он попытался встать.
– Осторожнее! – приказал технодесантник. – Твои доспехи неисправны, и ты наполовину замурован.
– Я встану, – сказал Юстиниан.
– Ну, если ты настаиваешь. – Технодесантник спустился во временную могилу Юстиниана и протянул руку, показав сине-костяной наплечник красной брони. Юстиниан протянулся и схватил руку воина.
Технодесантник осторожно поднял Юстиниана. Тот вздрогнул от прострелившей ноги боли. Он облокотился на технодесантника для поддержки.
– Не спеши, – произнёс облачённый в красное брат. – Уверен, что не хочешь присесть?
– Уверен. – Юстиниан бросил вызов боли, чтобы стоять без посторонней помощи. Он позволил технодесантнику помочь ему.
– Где брат Локо? – позвал технодесантник. – Локо! Иди сюда, пока наш брат-примарис не ушёл на своих двоих.
Повсюду были сервиторы, копавшиеся в развалинах Crucius Portis II под руководством дюжины технодесантников. Апотекарий в белом спешил, вытирая окровавленный редуктор.
– Я иду. В отличие от твоих подопечных, мои истекут кровью и умрут, если я поспешу посмотреть на что-то новое, – сказал Локо.
– Теперь ты свободен и получишь помощь, – сказал технодесантник.
– Спасибо, – сказал Юстиниан технодесантнику. Он помолчал и добавил. – Брат.
На Парменионе наступило время безмолвной заупокойной службы. По тёмным улицам Тироса в собор несли свечи. Люди плакали, провожая тело святой. Возносились молитвы. Поющие голоса декларировали благодарности примарху и Императору.
На орбите в “''Чести Макрагга''” царила совсем другая атмосфера. На закрытом конклаве Жиллиман и его высшие должностные лица судили Иоланту; он сидел на троне, они – на чёрных стальных стульях, расположенных полукругом вокруг него. Иоланта была в простом платье, мало чем отличавшимся от одежды, в которой умерла Кайлия. Её руки и обнажённые ноги были закованы, но она гордо держала голову и бесстрашно смотрела Жиллиману в глаза.
– Ты признаёшь, что не подчинилась моим приказам? – спросил Жиллиман. – И что сделала это, чтобы освободить из заключения девочку Кайлию из Тироса?
– Признаю, милорд, – ответила Иоланта. – Только ради того, чтобы спасти вас.
– И твои воины убили моих слуг, совершая это преступление.
– Они сделали это по моему приказу, – сказала Иоланта.
– Кто-то ещё поощрял тебя к подобному плану действий? – спросил Жиллиман.
– Нет, милорд.
– Ты клянёшься?
– Клянусь.
– Императором Человечества?
– Да, милорд, – сказала она. – Я клянусь Тем, кто сидит на Золотом Троне.
– Очень хорошо, – Жиллиман повернул величественную голову и посмотрел на Матьё. На его лице застыла такая каменная враждебность, что у Матьё душа ушла в пятки.
– Лорд-арбитратор, пожалуйста, скажите суду, какое наказание полагается за измену. – Жиллиман продолжал сверлить милитант-апостола взглядом.
Старший судья Жиллимана встал со своего места. Это был старик, оставивший линию фронта много лет назад. Его ястребиный глаз безжалостно смотрел на Иоланту.
– Никто из тех, кто бросает вызов священной воле имперского регента не может быть оставлен в живых. За неповиновение вам она должна быть приговорена к смерти.
– А за нарушение клятв перед законом Министорума?
– Смерть через искупительную жертву.
– Смерть от огня?
– Таково наказание, милорд, – ответил старший судья.
Матьё почувствовал, как за спокойной внешностью Жиллимана растёт гнев. Он был готовым взорваться вулканом, но всё, что показывал примарх сводилось к подёргиванию верхней губы. Матьё обрадовался, когда Жиллиман вернул внимание к Иоланте.
– Ты раскаиваешься, Сестра Иоланта?
– Мне не в чём раскаиваться, милорд, – гордо ответила Иоланта. – Я не прошу вашего прощения. Я не подчинилась вам, но если бы случившееся повторилось, то не задумываясь поступила бы так снова, и даже если мне представились бы множество вариантов спасения моей жизни, ради моей души и любви Императора, и ради вас, милорд, я снова привела бы ребёнка на поле битвы.
– Да будет так, – произнёс Жиллиман. – Огласите моё решение.
– За преступное нарушение приказа примарха – смерть, – объявил главный судья. В зале наступила тишина. – За преступное убийство – смерть. За преступное создание угрозы жизни имперского регента – смерть. За преступное освобождение несанкционированного псайкера – смерть.
Жиллиман встал. Его присутствие ощущалось за пределами его роста, сжимая воздух в лёгких Матьё.
– К тебе отнесутся справедливо за твою прошлую службу, – сказал он и повернулся к паре Виктрикс Гвардейцев. – Уведите её. Пусть её смерть будет быстрой и чистой.
Космические десантники вывели Иоланту из помещения. Хотя впереди её ждала смерть, она высоко держала голову.
Жиллиман осмотрелся:
– Очистить зал.
Лорды и генералы штаба Жиллимана встали со своих мест, поклонились и вышли. Матьё собрался уйти вместе с ними.
– Не вы, милитант-апостол, – сказал Жиллиман.
– Я останусь, как вы приказываете, имперский регент, – сказал Матьё. Он вернулся, чтобы сесть снова.
– Вы останетесь стоять, жрец, – заявил гигант, Малдовар Кольцюань. На лице трибуна застыло жестокое выражение, что делало его благородные черты уродливыми. Один посреди зала, он был в доспехах и указывал золотым пальцем на место, освобождённое Сестрой Иолантой. – Там, – сказал он.
Тетрарх Феликс посмотрел на Жиллимана. Они обменялись взглядами. Феликс слегка кивнул. Матьё понятия не имел, что произошло между ними. Они уже приговорили его между собой? Его ждёт казнь? Он заставил себя отбросить подобную возможность. Не было более великой смерти, чем на этой службе. Он будет храбр.
– Тетрарх, проследите, чтобы меня не беспокоили, – сказал Жиллиман, – и что помещение защищено от всех форм наблюдения. Отключите вокс и пиктеры. Наш разговор не покинет эти стены. Кольцюань, вы должны остаться, как единственный свидетель. Вы напишете под присягой отчёт о том, что было сказано, сделаете копии, запечатаете и отправите Инквизиции Терры, верховным лордам и в мой архив, если Адептус Министорум решат использовать это событие в собственных целях.
– Милорд, – сказал Кольцюань.
Феликс ушёл. Двери зашипели, закрываясь.
Жиллиман ждал сигнала от Феликса. Когда перезвон объявил, что все протоколы конфиденциальности запущены, он снова посмотрел на жреца. Матьё вздрогнул от силы его враждебности.
– Вы что-нибудь можете сказать в своё оправдание, милитант-апостол?
– Сестра Иоланта действовала самостоятельно, милорд. Истинные слуги Императора признали девочку той, кем она и была, и поспешили вам на помощь.
Жиллиман подошёл ближе и навис над жрецом.
– Вы никогда больше не будете мне лгать, милитант-апостол, – ровным голосом произнёс он. – Сейчас вы лжёте мне. Вы даже убедили Сестру Иоланту солгать под присягой. Трон, человек, насколько же ты неискренен внутри.
– Милорд, если я могу…
– Вы не можете! – Крик Жиллимана был внезапным и ужасающим. – Это вы сделали, – снова спокойно сказал он. – Хороший человек погиб. Мои воины сражались друг против друга. Чемпион Императора тяжело ранена, другая – казнена, и всему виной ваше высокомерие. Вы считаете, что лучше информированы, чем я. Я хочу, чтобы вы теперь поняли, что это не так.
– Клянусь, что Иоланта не действовала по моим приказам, – сказал Матьё.
Глубоко в горле Жиллимана родился рык, нечеловеческий звук, который никогда не должен был исходить от такого совершенного создания. Это вселило страх в Матьё, который он не мог скрыть.
Жиллиман презрительно фыркнул.
– Вы снова не подчинились моим приказам. Вы лжёте. Признайтесь. Вы ответственны.
– Милорд-регент… – начал Матьё. Он посмотрел в глаза Жиллимана и увидел ярость, которая поглотит его, если он снова посмеет отрицать.
– Вы видели, что произошло, – сказал он вместо этого.
– Признайтесь, проповедник, – сказал Жиллиман. Жар его гнева врезался в Матьё. – Скажите мне, что вы сделали это. Я хочу услышать, как вы это скажете.
Матьё шагнул назад.
– Разве вы не видели! Ваш отец был на поле боя с нами, действуя через ребёнка, – сказал Матьё. – Она была сосудом для силы вашего отца, избранной Им. Его воля действовала через неё. – Он отступил ещё, потому что Жиллиман продолжал наступать. – Она изгнала демонов. Ни один ребёнок не мог этого сделать! От неё исходил золотой свет… Император был там, Он был с нами, среди нас. Он помог вам победить! Император с вами! – сбивчиво говорил Матьё.
– И где он теперь? – сказал Жиллиман. – Я видел высвобождение неограниченной психической способности. Она могла исходить из любого источника, не в последнюю очередь от богов, которые соперничают с покровителем моего брата. – Жиллиман наклонился вперёд. На его широком лбу пульсировала вена. – Вы говорите, вы жрецы, словно знаете моего так называемого отца, словно посвящены в Его волю и Его слова, словно Он говорит через вас! – Он сжал кулак. Без доспехов он казался ещё опаснее. – Вы никогда не говорили с Ним. Ни один из вас, мерзких фанатиков, никогда даже словом не обменялся с Императором. Я жил рядом с Ним. Я сражался вместе с Ним несколько веков. Я учился с Ним. Я узнал о Его мечтах о человечестве из Его собственных уст, и поднимал меч и проливал свою кровь, чтобы сделать их реальностью!
– Но видения…
– Они – ложь! – закричал Жиллиман. – Я – единственное живое создание, которое говорило с Императором за последние десять лет. Десять тысяч лет, Матьё, и всё же вы смеете полагать, что знаете Его мысли? Вы, священники, сжигаете, калечите и осуждаете на основании предположений. Вы исповедуете свою варварскую религию во имя человека, который презирал и хотел свергнуть всё это. Цель Императора состояла в том, чтобы вывести нас из тьмы. Вы, фратер Матьё, вы и подобные вам – ''тьма''. – Он с отвращением отвернулся. – Эти подвиги веры могут быть объяснены работой эмпиреев. Ни к какому богу не нужно взывать, и если он и есть, то вряд ли ответит. Есть сущности в варпе, которые прислушиваются к таким просьбам. И уверяю вас, что они – не боги, и Император – ни один из них. Ничему из того, во что вы верите, нельзя доверять. Ничему! – Его голос повысился до осуждающего крика, который эхом отразился от мраморных стен. Кольцюань выглядел потрясённым. Матьё рухнул на колени. Он склонил голову и сжался.
Жиллиман сдержал гнев, его голос опустился до резкого шёпота. – Вам нельзя доверять. – Он сглотнул и продолжил более размеренным тоном. – Человек, который создал меня, сделал Свою работу хорошо. Сражение было бы выиграно без вмешательства сил варпа. Эта девочка была псайкером с редкой способностью и только, присутствие которой на поле битвы могло причинить большой вред. Приказав Иоланте…
– Но, милорд, я ничего не приказывал!
– Не перебивайте меня! – произнёс Жиллиман. Он вытянул руки, словно собирался схватить Матьё за домотканую мантию, поднять в воздух и сокрушить его череп, но пальцы примарха не коснулись жреца, хотя и дрожали от гнева. – Приказав Иоланте, – повторил Жиллиман, – привести её на поле битвы, вы рисковали уничтожением всех наших сил. Если бы она не справилась со своей способностью, если бы стала проводником в варп… – Жиллиман обнажил зубы.
Матьё и представить не мог, что примарх может таить такие глубины гнева. Жиллиман всегда описывался, как вежливый собрат, компетентный гений, избавленный от недостатков, связанных с необузданным темпераментом. В священных писаниях теми, кто проявлял нечестивые черты гнева были его братья, в основном дьявольские предатели. Но примарх был в ярости, и это был первобытный гнев, родившийся в сердцах замученных планет и стремительно сгоревших звёзд. В центре его неистовства была ярость самого Бога-Императора.
Матьё испугался, и одновременно почувствовал, как внутри него растёт религиозный экстаз. Мысль о том, что его уничтожит Жиллиман, что он падёт о руки единственного живого сына Императора, почти обессилила его.
Жиллиман отступил от засиявшего в глазах Матьё обожания.
– Вы мне отвратительны. Я не убью вас. Я не могу. Я просчитался, выбрав вас. Я должен был назначить другого паразита на вашу должность, как Гисан и ему подобные. Вместо этого я решил, что лучше иметь рядом с собой вдохновляющего человека, сделать вашу религию добродетелью. И вот расплата, которую я получил за то, что придал вес вашей вере? Вы могли убить нас всех! Хаос пытался обмануть несколько раз меня – меня! Вы считаете себя ниже его внимания? Он пойдёт на всё, чтобы увидеть падение нашей расы. Смотрите, чтобы ваша вера не стала для него открытыми вратами в ваше сердце.
– Вы видели, милорд. Вы видели свет своего отца!
– Он мне не отец, – сказал Жиллиман. – Он создал меня, но уверяю вас, жрец, что Он им не был. Моим отцом был король Конор.
Матьё моргнул, глядя на него:
– Милорд, пожалуйста.
– Слушайте меня. Вы живы только по моей милости. Возможно, вы манипулировали тетрархом Феликсом. Возможно, вы даже одурачили меня. Наслаждайтесь своим успехом, больше такого не произойдёт. – Жиллиман вытянул вперёд кулак. Матьё снова подумал, что примарх собрался его задушить, но он указал единственным обвиняющим пальцем. – Ещё одно неповиновение, Матьё, букве ли моих приказов, духу ли моего лидерства, или вы хотя бы приукрасите одно из моих слов, и я предам вас очищающему пламени, которое так любит ваш культ, не важно к каким последствиям это приведёт. Вы можете желать привлечь меня на свою сторону, чтобы получить больше власти для вашей религии. Я говорю, что этого никогда, никогда не произойдёт. Я никогда не стану поклоняться Императору. Я не стану зависеть от вас, вас и всех остальных жрецов. Я терплю Адептус Министорум, как необходимое зло. Не вынуждайте меня изменить моё мнение.
Матьё растянулся на полу.
– Я стремлюсь только служить вам, милорд.
– Мы закончили. – Гнев примарха исчез. Жар покинул зал. Жиллиман снова казался меньше.
– Осторожнее, жрец, – произнёс Кольцюань. – Лорд Жиллиман, может и пожалеет тебя, но меня ничто не остановит.
– Кольцюань, – сказал Жиллиман. – Достаточно.
Кольцюань указал на Матьё:
– Я слежу за вами.
– Кольцюань! – Жиллиман направился к двери. – Охрана, я закончил. – Его голос охрип от гнева.
Двери открылись. Матьё поднялся с пола и крикнул ему вслед:
– Наступит день, – произнёс он. – Наступит день, когда вы увидите, милорд! Вы увидите правду! Это будет чудесный день, благодатный день. Я не оставлю попытки спасти вас! Я не могу! Ваш отец возложил эту цель на меня!
Капитан Сикарий стоял по стойке “смирно” и отдал честь выходившему Жиллиману, затем он и Виктрикс Гвардия встали позади Кольцюаня. Среди них изменилось соотношение десантников-примарис и космических десантников. Павших в бою заменило новое поколение.
– Вы увидите! – крикнул Матьё. Двери скользнули, закрываясь, оставив его одного.
– Император наблюдает за всеми нами, – прошептал он.
Он сложил руки и закрыл глаза в молитве.
– Слава, слава, – зашептал он. – Жиллиман видит! Он начинает видеть! Слава, слава.
Ночь и день на борту корабля – условные вещи. Выключите свет – и узрите! – наступила ночь. Снова щёлкните выключателем и наступит день. Некогда такая власть являлась уделом богов.
Робаут Жиллиман сидел один в выбранной им ночи. Скрипторий был пуст. Жизнь корабля продолжалась за закрытыми дверями, но внутри, в тишине, Жиллиман мог обманывать себя, что находился в одиночестве незадолго перед рассветом и звёзды снаружи сияли для него одного.
Он сидел за своим столом. Казалось, что ничего не изменилось с прошлого раза, когда он выкроил несколько минут, чтобы посидеть и подумать. Инфосписок продолжал бесконечно прокручиваться на экранах, но, если обычно он просматривал его во время работы и вмешивался, когда требовалось срочно принять решение, отвлекаясь от текущих дел, на этот раз примарх не обращал на него внимания. Строки данных появлялись зелёным текстом, прокручивались по экрану и незамеченными исчезали внизу во тьме.
Каждая мысль Жиллимана была направлена к стазисной шкатулке, переданной ему Яссилли Сулиманией, и книге, которая в ней хранилась. Сейчас контейнер был закрыт, ничего более зловещего, чем деревянная коробка с незатейливыми украшениями на крышке. Но он занимал главное место на столе примарха. Он вспомнил о коробке скорби из древней легенды, которую никто не помнил в этой эпохе.
Он обдумывал, стоит ли открыть её и прочитать книгу внутри.
– Ты не найдёшь там никакой надежды, – предупредил он себя.
Жиллиман никогда не читал лежавшую в шкатулке книгу. Он отказался от этого в те времена, когда она была впервые напечатана. Никогда не принимавший подобного решения в отношении любой другой книги, её он демонстративно игнорировал. Тогда в эпоху Просвещения Жиллиман всегда считал себя, одним из самых рассудительных примархов. Он был человеком познания, рациональность стала его первым и последним убежищем, и всё же он открыто порицал эту работу. Почему? Он сделал так, чтобы угодить Императору, как и всё, что он тогда делал, но это не было единственной причиной. Он должен был составить собственное мнение. Он должен был прочитать аргументы и рассмотреть их, а не отклонять. Кредо Имперской истины, которого он так упорно придерживался, было именно что кредо. Оно было испорченным и в значительной мере основано на лжи.
Его отказ представлял собой просчитанное оскорбление. Они с Лоргаром никогда не сходились во взглядах. Жиллиман был рационалистом, Лоргар – искателем метафизических истин. Вера была его способом мышления, и Жиллиман презирал её. Манера войны Несущих Слово раздражала его. Как мелочно с его стороны. Он знал, что, отвергая верования брата так резко, он ускорил конец всего, во что верил Император.
''Декларативно верил'', поправил себя Жиллиман. У него никогда не было возможности поговорить с Императором о правде. Война помешала этому, а когда она закончилась, Император оказался за пределами общения. Только один раз по возвращению на Терру Жиллиман находился в Его присутствии, и получил от создателя нечто большее, чем молчание.
Он вспомнил о встрече, как часто делал, всё ещё не способный примирить то, что, как ему казалось, он увидел, с тем, что должно было быть возможным.
“Возможно, – подумал он, – я не прочитал её, потому что боялся, что Лоргар прав”.
Как я могу знать, не прочитав её? Его беспокоило не то, что он обидел Лоргара, а то, что он отказался от своей интеллектуальной строгости. По-своему он был таким же фанатиком, как и Лоргар.
''Теоретически я должен это исправить. Практически я должен это прочитать''.
Жиллиман открыл крышку шкатулки. Книга была тонкой и лежала в неглубоком отделении, по-прежнему омываемая светом стазисного поля. Она была старой, почти такой же старой, как и он. Вместе они были реликвиями другой эпохи, потерянными во времени вещами.
Во внешнем виде книги не было ничего, что указывало бы на власть, которой она обладала. Но она обладала такой силой и влиянием, что Жиллиман лично запретил её после предательства Гора. Каждая найденная копия сжигалась, её слова считались испорченной ложью предателя. Она была вычеркнута из истории, вычищена из записей. Люди умирали, защищая её. Верующие называли их мучениками, но Имперский Культ тогда был маленьким и нелепым, и он игнорировал его. Но вред уже был нанесён. Мысли разлетались, миметический вирус распространялся от разума к разуму. У этого не было лечения. Написанные в этой книге мысли и верования архипредателя стали фундаментом Имперского Культа.
Он размышлял, знали ли первосвященники Экклезиархии об этом факте.
Большинство экземпляров были плохого качества, выпущенными на подпольных типографиях в тайных акциях самиздата. Эта была изготовлена хорошо, собственность богатого человека. Возможно, это объясняло, почему она уцелела. Одинокое название украшало обложку отслаивающимся сусальным золотом, оттиснутом на светло-коричневой коже. Не было имени автора. Масла для кожи её бывшего владельца испачкали нижний правый угол обложки. Единственный след человека, который умер десять тысячелетий назад; книгу читали много раз. Жиллиман задумался, что за люди это были. Воображение являлось бесплодным упражнением, которое давало бесконечное теоретизирование без практического результата. Пустая трата времени. Он прервал подобный ход мыслей.
Имперский готик развивался с тех пор, как была написана книга, даже самая высокая и окостеневшая форма оказалась размыта приливами изменения. Шрифт книги был невероятно древним. Его чтение вызвало у примарха внезапную волну воспоминаний. Они усилили чувство отрешения Жиллимана, и он почти отказался от идеи в пользу уничтожения книги и шкатулки.
Он не стал так делать. Его палец нажал на скрытую шляпку гвоздя, отключив стазисное поле. Он ещё немного посмотрел на книгу.
Он взял её. Кожа была сухой и отслаивалась. Бумага пахла, как и должна пахнуть старая бумага: затхлой резкостью, запахом скрытой мудрости и умирающих воспоминаний.
Спустя десять тысяч лет после того, как Лоргар Аврелиан коснулся пером бумаги, чтобы написать этот трактат, Жиллиман начал читать его.
''Возрадуйтесь, ибо я принёс вам славную весть''.
''Бог среди нас''.
Такими были первые две строки ''Lectitio Divinitatus''.
'''ОБ АВТОРЕ'''
'''Гай Хейли''' – автор романов Ереси Гора “''Волчья погибель''” и “''Фарос''”, романа серии Примархи “''Пертурабо: Молот Олимпии''” и романов Warhammer 40,000 “''Тёмный Империум''”, “''Опустошении Ваала''”, “''Данте''”, “''Гибельный клинок''”, “''Теневой меч''”, “''Валедор''” и “''Гибель Единства''”. Также он написал “''Тронный мир''” и “''Обезглавливание''” для цикла Возвышение Зверя. Энтузиазм на тему зелёнокожих также побудил написать его одноимённый роман Warhammer “''Скарсник''”, а также роман Конца времён “''Возвышение Рогатой Крысы''”. Ещё он написал несколько рассказов в Эпохе Зигмара, включая “''Военный шторм''”, “''Гхал Мараз''” и “''Зов Архаона''”. Он живёт в Йоркшире со своей женой и сыном.
[[Категория:Warhammer 40,000]]
[[Категория:Империум]]
[[Категория:Чумная война]]
[[Категория:Гай Хейли / Guy Haley]]
[[Категория:Романы]]
